Подвешенная на золотистых веревках, закрепленных под потолком, в позе эмбриона, Кэтлин ощущала необыкновенное умиротворение и полную раскрепощенность. Она целиком отдалась на волю окруживших ее людей и совершенно ни о чем не думала. Колени ее были прижаты к груди, распущенные волосы свисали к полу, а промежность и ягодицы радовали горящие взоры возбужденных до крайности наблюдателей.

Вот уже двое суток она находилась в загородном доме, ставшем закрытым клубом извращенцев, стремящихся избавиться от скуки и сексуальной пресыщенности, и за это время привыкла обходиться без одежды. Поначалу она еще беспокоилась, что ее хватятся в отеле «Хай тайдс», но, поговорив с Беллой по мобильному телефону, естественно, с разрешения Гая, совершенно успокоилась: директриса заверила ее, что все и без нее идет своим чередом, и пожелала ей приятного отдыха. Кэтлин восприняла ее слова как руководство к действию и с головой погрузилась в мир наслаждений, искусно созданный двумя прирожденными сибаритами — Гаем и Порцией. Напитки и блюда, которыми они потчевали своих гостей, напрочь лишали последних стыда и чувства меры. Постоянно пьяные, полуголые и возбужденные биостимуляторами, подмешанными в их коктейли и пищу, члены клуба без устали предавались изощренному разврату. Глядя на них, Кэтлин тоже растормозилась и дала волю всем своим подспудным темным желаниям.

Их у нее оказалось, как очень скоро выяснилось, бесчисленное множество. Не успевала Кэтлин утолить какую-нибудь одну свою пламенную страсть, как в ней тот час же пробуждалась новая вычурная прихоть. Порой ей начинало казаться, что причудам ее не будет конца, что она вся соткана из крохотных настоятельных потребностей, каждую из которых необходимо как можно скорее удовлетворить. И чем энергичнее она предавалась этому захватывающему процессу, тем ярче и соблазнительнее становились его постоянно обновляющиеся элементы.

Сейчас бурный поток экстаза снова занес ее в подземелье, где она моментально очутилась в весьма импозантном положении, чем-то напоминающем позу фаршированной утиной тушки, подвешенной над пламенем. И десятки жадных рук бесстыдных сластолюбцев стали ощупывать ее «грудку» и «гузку», ковырять пальчиками в ее отверстиях, обгрызать ее лобок и сосать ей клитор. Кэтлин беспрерывно содрогалась в оргазме, впав в полуобморочное состояние.

Кто-то повредил шкив, и Кэтлин опустилась чуточку пониже. Теперь до нее смогли дотянуться и низкорослые содомиты. Один из этих коротышек немедленно укусил ее за ягодицу, а его приятель присосался к ее соску, словно пиявка. Вконец обнаглевшая приземистая нимфоманка расцарапала ей до крови ляжку своими длинными ногтями, покрытыми фиолетовым лаком. Вскрикнув от резкой боли, Кэтлин открыла глаза и увидела, как стоящая на четвереньках на диване Порция, высасывает последние капли спермы из пениса корчащегося Тодда, в то время как Саския вылизывает языком ей передок, млея от манипуляций темнокожего красавца с ее похотником.

В угасающем сознании Кэтлин промелькнула мысль, что им с подругой пора оправиться от затянувшегося сексуального похмелья и покинуть этой рай для сладколюбцев. Однако благие намерения покинули ее, так как в ее рот проскользнул чей-то фаллос. Другой пенис, размером поменьше, она принялась отчаянно дрочить, а третий радостно приняла своим влагалищем. Не остался без внимания и задний проход — кто-то просунул туда палец и стал им двигать взад и вперед. Это было подлинно райским наслаждением.

Один из участников оргии стал фотографировать происходящее, но Кэтлин никак на это не отреагировала, охваченная небывалым шквалом эмоций. Из исступленного экстаза ее вывел болезненный удар хлыстом по ягодицам, от которого у нее свело живот, а нектар из лона хлынул бурным потоком.

— Скажи, что ты бесстыдная блудница! — громовым голосом потребовал Гай.

— Да, я блудница, — выдохнула Кэтлин и залилась слезами от жалости к себе. — Я падшая женщина, мне суждено гореть в адском огне! Бей меня больнее, мой повелитель! Не щади меня! Мне нет прощения, я погрязла в грехах!

Гай исполосовал ее плетью и наставительно сказал:

— Пусть рубцы от этих ударов напоминают тебе, грешница, что я твой господин! И ты обязана всегда беспрекословно исполнять все мои приказы.

Он вполне мог бы и не говорить этого, так как ее воля уже была сломлена многочасовым сексуальным марафоном, в котором она оказалась искусно втянута соблазнами и обманом. Но если Гаю удалось совершить лишь небольшой сдвиг в ее психике, то Порция полностью изменила всю ее личность, превратив ее из робкой заблудшей овечки в искушенную блудницу, жадную до плотских удовольствий и неразборчивую в средствах утоления своей ненасытной похоти.

Гай велел слугам опустить Кэтлин на пол и освободить ее от пут. Однако перевести дух ей не удалось.

— Вставай! — приказал ей он. — Ляг на кушетку и займись мастурбацией.

Усталая и подавленная, Кэтлин подчинилась и покорно легла на освобожденное для нее место. Истерзанная вагина ее хлюпала, измочаленный клитор трепетал. Гай внимательно наблюдал за ее действиями, прочие зрители затаили дыхание. Когда она, проведя ладонью по своим влажным половым губам, понюхала пальцы и с блаженной улыбкой принялась тереть ими свою кнопочку удовольствия, Порция обернулась и воскликнула:

— Давай, милочка! Покажи им, как это нужно делать! Пусть поучатся!

Она расхохоталась и, стиснув бедрами бока Тодда, понеслась галопом на его натруженном пенисе к очередному упоительному оргазму. Вдохновленная напутствием королевы разврата, Кэтлин ощутила прилив свежих сил и новых сексуальных желаний. Внутри нее словно бы забил волшебный родник ярких эмоций, испив из которого живительной влаги, она с удвоенным рвением начала мастурбировать свой похотник, дразнить его головку и поглаживать основание. Время от времени Кэтлин изменяла тактику рукоблудия и переключалась на свои набухшие соски. Не оставляла она без внимания и влагалище, с благодарностью сжимавшее стенками желанного гостя и щедро угощавшее его нектаром. Миг облегчения был уже близок, и Кэтлин начала беспокойно елозить по дивану, предчувствуя, что Гай не преминет опробовать на ней какую-нибудь свою очередную вычурную фантазию, испортив тем самым ей весь кайф. Интуиция не подвела ее и на этот раз: он внезапно приказал ей убрать руку с лобка.

С трудом поборов желание воспротивиться его воле и довести начатое до конца, Кэтлин неохотно подчинилась.

— Мне показалось, что в тебе проснулся бунтарский дух, — холодно промолвил Гай.

— Вам померещилось, мой господин! — невинно взглянув на него, ответила Кэтлин.

— Я знаю коварную женскую натуру и вижу тебя насквозь! — погрозив ей пальцем, сказал он. — Ты будешь наказана за свое коварство!

Не дав ей возразить, Гай поставил ее на четвереньки, развел в стороны ее ноги и вогнал в расселину между ягодицами свой обтянутый презервативом фаллос. Громко охнув, она уронила голову и уперлась лбом в матрац. Гай принялся мощно и размеренно овладевать ею, одновременно массируя ее чувствительный бутончик. Сладострастный пронзительный вопль Кэтлин раздался лишь на мгновение раньше львиного рыка, который издал Гай, исторгнув струю семени.

Внезапно заверещал мобильный телефон. Тодд взял его со столика и передал Гаю. Тот внимательно выслушал сообщение, не вынимая член из заднего прохода Кэтлин, повеселел, о чем она догадалась по возникшему в головке напряжению, и бодро ответил:

— Молодец, Роберт! Ты поступил правильно. До скорой встречи!

— Что случилось? — поводя бедрами, спросила Кэтлин.

Гай хохотнул, ущипнул ее за ягодицу и сказал:

— Скоро узнаешь. А пока отдыхай. И Тодд приведет в порядок твою скверно общипанную киску, он парикмахер экстра-класса! Пожалуй, тебе пора подумать и о пирсинге. Как ты смотришь на то, чтобы украсить свое основное достоинство колечком с бриллиантиком?

Парадная дверь особняка отворилась, лишь только Тристан постучался в нее, и долговязый худосочный субъект неопределенного пола промолвил:

— Я дворецкий Эш, проходите, сэр, вас ожидают.

У Тристана екнуло сердце: откуда мерзавцу Гаю стало известно, что он собирается нанести ему визит? Не здесь ли удерживают бедную Кэтлин? Удастся ли ему увидеть Порцию? Ах, с каким наслаждением он задушил бы собственными руками эту похотливую стерву, а заодно и прибил бы ее развратного кузена, позорящего человеческий род.

Эш кивком подал гостю знак следовать за ним и быстро пошел по длинному коридору дома, в котором когда-то жил сельский священник, а теперь обосновался тайный притон. Лакей привел его ко входу в подземелье, и мрачное предчувствие, вселившееся в сердце Тристана, окрепло: из-за двери слышались звуки эротической музыки и дурманные запахи восточных благовоний. А когда лакей услужливо распахнул дверь чертога порока, Тристан совершенно оторопел и застыл на пороге. Увиденное в подвальном помещении многократно превзошло все его худшие опасения. Атмосфера, царившая здесь, насквозь пропиталась приторным запахом разврата, а вдоль стен были разложены всевозможные приспособления для удовлетворения самых гнусных и низменных плотских желаний. Когда-то Порция настойчиво просила его приобрести их, но он ей решительно отказал, что и послужило одной из причин, побудивших ее к побегу.

Прямо напротив входа на диване возлежала Кэтлин, абсолютно голая, с распущенными волосами и начисто лишенным волос передком. Во всем ее облике ощущалась разительная перемена, несомненно, она стала более раскованной и искушенной.

Не успел Тристан оправиться от первого потрясения, обусловленного происшедшей с его любовницей метаморфозой, как испытал новый шок: из-за ширмы величественно вышла Порция, облаченная в причудливый наряд заморской жрицы — затейливое сочетание перьев, шелков и драгоценных украшений. Ее лицо было сильно загримировано, на губах играла блудливая улыбочка.

— Ты в своем старом репертуаре, Порция? — оправившись от потрясения, язвительно воскликнул Тристан. — Все еще строишь из себя ненасытную вакханку? Когда же ты наконец уймешься, бесстыдница?

Гневно сверкнув глазами, Порция расправила плечи и, выпятив полную грудь, воскликнула:

— Ты тоже совершенно не изменился, муженек, остался все таким же лицемером! Но я давно раскусила твою двуличную сущность и поняла, что нам не ужиться под одной крышей.

— Ты сбежала от меня, потому что знала, что я не позволю тебе устраивать гнусные оргии в моем родовом гнезде! — вскричал Тристан. — Ты внушаешь мне отвращение, мерзкая распутница, и все твои приятели мне глубоко противны!

— А как насчет твоей новой пассии? — ехидно поинтересовалась Порция, присаживаясь на диван рядом с Кэтлин и по-свойски обнимая ее за плечи. — Она тоже тебе противна?

— Попридержи свой ядовитый язычок! — крикнул с угрозой в голосе Тристан.

— Почему бы тебе не спросить у нее самой, находит ли она все это гнусным? Ну, что же ты замолчал? Язык проглотил или испугался, что ее ответ придется тебе не по вкусу? — не унималась Порция.

— Кэтлин не проронит ни слова, не получив моего разрешения, — сурово промолвил вышедший из ниши Гай, одетый в атласную римскую тогу, украшенную золотым шитьем, из-под распахнутых пол которой воинственно топорщился грозный фаллос с вживленным в головку колечком с бриллиантом. — Я поимел ее всеми вообразимыми способами, хорошенько выпорол розгами и плетью, а потом ее отодрали хором все мои гости, во все ее отверстия. Ну, и что ты на это скажешь, мой славный онанист?

Шквал яростного гнева захлестнул Тристана Тревельяна, пробудив в нем желание прикончить этого негодяя, отнявшего у него сперва его любимую супругу, а потом вдобавок еще и растлившего Кэтлин. Теперь Порция вызывала у него только отвращение и ярость. Гая же он презирал и ненавидел. Но отказаться от Кэтлин ему было трудно, он успел привязаться к ней и даже был готов простить ей плотский грех, поскольку верил, что душа ее пока не тронута пагубной плесенью порока.

— Он сказал правду, Кэтлин? — тихо спросил он, борясь с желанием схватить ее в охапку и унести из этого притона.

Кэтлин залилась густым румянцем, спустила с дивана ноги и ответила, глядя ему в глаза:

— Да, Тристан!

Пронзенный этим честным ответом, словно стрелой, Тристан пошатнулся и чуть слышно прошептал:

— Но почему ты так поступила?

— Не надо было меня бросать! — с вызовом воскликнула она. — Он воспользовался твоим отсутствием и обманом вовлек меня в разврат. В этом доме я испытала нечто такое, чего не испытывала даже с тобой. Встреча с Порцией сделала меня совершенно другой… — Она умолкла, охваченная жутким волнением.

— Это так, — подтвердила Порция. — И не принимай случившееся чересчур близко к сердцу, моя дорогая! Нечто похожее произошло в свое время и со мной. Тристан, конечно, хорош собой, богат и влиятелен, однако для настоящего счастья мне всего этого мало! Послушай, Тристан, нам с тобой необходимо серьезно поговорить. — Она махнула рукой своим рабам, веля им удалиться.

— Да, ты права, нам есть что обсудить, — саркастически ухмыльнувшись, сказал Тристан. — Покидая мой дом, ты прихватила с собой немало ценных сувениров, не говоря уже о кредитных карточках и наличных деньгах. Ты даже умудрилась снять деньги с нашего семейного счета в банке и очистить сейфовую ячейку, в которой лежали мои фамильные драгоценности. Но и этого тебе показалось мало! Ты распространила нелепые слухи, будто бы я тебя убил, и в результате твоих подлых интриг на меня ополчились газетчики и полицейские. Ты превратила меня во всеобщее посмешище, наклеила на меня ярлык женоубийцы и психопата! Почему ты так поступила? Что я тебе плохого сделал? За что ты меня опозорила и оклеветала?

— Ты чуть было не уморил меня своим занудством! — невозмутимо ответила Порция, картинно подбоченившись. — С тобой я едва не померла от скуки. Должна же я была после этого слегка развлечься? Вот я и позволила себе маленький розыгрыш.

— Значит, ты меня никогда не любила? — помрачнев, как грозовая туча, осевшим голосом спросил Тристан.

Порция беспечно хохотнула, томно потянулась и сказала:

— Нет, отчего же, поначалу ты меня возбуждал. К тому же ты мог обеспечить мне комфорт и уют, к которым я всегда стремилась. Я посоветовалась со своим любезным кузеном и приняла твое предложение. Мы с Гаем всегда делали все вместе, не так ли, милый?

— Разумеется, дорогая Порция, ведь иначе просто и быть не может, — промолвил Гай и, наклонившись к ней, смачно поцеловал ее в губы.

— Ты наглая авантюристка и подлая обманщица! Я презираю тебя, жадная, беспринципная нимфоманка! — в сердцах воскликнул Тристан. — Я требую развода!

— Неужели? Забавно! А что я получу взамен? — спросила Порция.

— Если ты дашь согласие на развод, я не стану поднимать шум из-за похищения тобой ценностей. Но тебе все равно придется объяснить полицейским, почему ты распустила обо мне клеветнические слухи. Я могу порекомендовать тебе опытного адвоката на случай, если тебя все-таки обвинят в злонамеренном введении полиции в заблуждение, подделке банковских документов и организации тайного притона.

— Я не стану дожидаться, пока меня упрячут за решетку! — рассмеявшись, воскликнула Порция. — Я уеду за границу, пусть ловят меня по всему миру! Ты можешь забыть о своих деньгах и драгоценностях, они уже давным-давно проданы. Между прочим, этот домик я купила вполне законно, хотя и на твои деньги. Ведь официально мы до сих пор еще супруги, так что выдвинуть против меня обвинение тебе не удастся. А за уклонение от супружеских обязанностей в Англии пока еще не судят. Так что лучше убирайся поскорее отсюда восвояси!

— Зачем ты выдумала всю эту хитроумную комбинацию? — недоуменно пожав плечами, спросил Тристан. — Ведь, живя со мной, ты ни в чем не нуждалась! Чем тебя не устраивала такая жизнь?

— Это слишком долго объяснять, тебе все равно этого не понять, — махнув рукой, промолвила Порция. — Тебе следовало бы благодарить меня за то, что я вывела тебя из летаргического сна и вернула тебе вкус к жизни. Ведь если бы не я, ты бы так и остался угрюмым затворником и нелюдимым до конца своих дней. Теперь, надеюсь, ты прозрел.

— Меня вполне устраивает мой образ жизни, — сухо заметил Тристан. — Нельзя же вечно оставаться бесшабашным юнцом, — когда-то надо и остепениться! Иначе для чего вообще жениться?

— Ну вот, опять ты заладил свое! — со вздохом воскликнула Порция. — Тебе, как я вижу, никогда не избавиться от своих предрассудков! Жена нужна тебе лишь как породистая кобыла, да еще, пожалуй, добропорядочная матрона, которая поддерживала бы твою репутацию, участвуя в общественных мероприятиях и благотворительности. Но я не хочу жить в золотой клетке и состариться раньше времени от тоски. У тебя был шанс удержать меня, но ты его упустил. Я бы осталась с тобой, если бы ты позволил мне устроить в подвале своего замка салон экзекуции, где я смогла бы развлекаться, как привыкла. Но ты не внял моим уговорам, и я от тебя упорхнула. Зато теперь я стала владелицей настоящего дворца экзекуции! Он приносит мне приличный доход, не говоря уже об огромном сексуальном удовлетворении. Не так ли, милочка? — спросила она, обернувшись к Кэтлин и потрепала ее рукой по щечке.

— Мне претят твои убогие рассуждения! — в сердцах вскричал Тристан, вновь свирепея. — Так может думать только законченная развратница. Да как ты могла вообразить, что я позволю тебе превратить мой дом в бордель!

Порция запрокинула голову с огненно-рыжей гривой шелковистых волос и развратно расхохоталась.

— Снова ты уселся на своего любимого конька! О каком борделе ты все время твердишь? У меня вовсе не притон, а клуб для избранных! Если бы ты только знал, какие здесь бывают люди…

— С меня довольно этих бессмысленных споров! — резко оборвал ее Тристан. — Ты дашь согласие на развод или нет?

Порция поморщилась, демонстрируя всем своим видом, что этот вопрос уже набил ей оскомину, и внезапно согласилась.

— Хорошо, — лениво промолвила она, — мне и самой не помешает обрести наконец полную свободу. Сейчас ко мне сватается один забавный престарелый герцог, обожающий переодеваться в платья своей покойной мамочки и мастурбировать, пока я хлещу его по заднице мокрыми листьями латука. В его «карандаше» осталось еще много «графита», а я давно мечтаю стать герцогиней. — И она вновь залилась рассыпчатым смехом.

Тристан с трудом удержался, чтобы не плюнуть ей в нахальную физиономию, повернулся лицом к Кэтлин и спросил:

— Ты хочешь вернуться вместе со мной в Корнуолл?

— Да! — ответила она, не столько из-за него, сколько из-за своего отеля.

— А мне пора возвращаться в Лондон, — добавила Саския. — Но я непременно навещу вас снова, Порция!

— А ты, Кэтлин? — спросила Порция. — Ты хочешь еще разок поучаствовать в наших забавах?

— Даже и не знаю, — пожала она плечами, собирая с пола одежду.

Наблюдавший за ней Тристан вдруг усомнился, что ему следует думать об их общем будущем.

Заметив, как помрачнело его лицо, Порция взяла Кэтлин под руку и проворковала:

— Не вздумай выйти за него, Кэтлин! Он тебе не пара! Ты слишком чувствительна и сексуальна, чтобы влачить жалкое существование с этим занудой. Ты сойдешь с ума от скуки! Опомнись, пока еще не поздно!

— Я немедленно свяжусь со своим адвокатом и попрошу его приступить к исполнению всех связанных с разводом формальностей, — холодно произнес Тристан.

— Я буду только благодарна тебе за это, милый! — сказала Порция. — А теперь, пожалуйста, избавь нас от своего назойливого присутствия. Нас ожидают наши гости!

С трудом поборов желание влепить ей на прощание оплеуху, Тристан бросился вон из этого вертепа, проклиная свою коварную и развратную женушку, разрушившую всю его жизнь и лишившую его надежды вновь обрести семейное счастье с Кэтлин. Схватив одежду в охапку, подружки устремились следом и едва успели забраться в автомобиль прежде, чем угрюмо молчавший Тристан рванул его с места. Он не проронил ни слова на протяжении всего пути до отеля «Хай тайдс» и, высадив там попутчиц, укатил в свой замок.

Наступило бабье лето — и в Корнуолле вновь установилась хорошая погода. Не воспользоваться этим даром небес было грешно, и Кэтлин решила устроить себе короткие каникулы, чтобы отдохнуть от ежедневной рабочей суеты и на свежую голову поразмыслить о своем житье-бытье.

Минуло уже два месяца с тех пор, как Тристан запер свой дом и, поручив присматривать за ним сторожу, отбыл в дальние края и неизведанные веси залечивать душевные раны.

— Я отправляюсь путешествовать, — сообщил он перед отъездом Кэтлин. — Говорят, что странствия просветляют ум и укрепляют сердце. Похоже, мне пора прибегнуть к этому испытанному средству. Я пришел попрощаться.

— Но куда же ты уезжаешь? Что с нами будет? — взволнованно воскликнула она, огорошенная услышанным. Тристан избегал встреч с ней с тех самых пор, как они вернулись из Гемпшира. Разговаривая с ней теперь, он держался отчужденно и холодно. Кэтлин понимала, что обидела его тогда, но не просила прощения, зная наперед, что слова ничего не исправят. Сама она совершенно не жалела о содеянном и не ощущала потребности в покаянии. В конце концов, тот случай помог внести ясность в их странные отношения. И раз уж у Тристана возникло желание расстаться с ней на продолжительное время, значит, это судьба. Молчание затягивалось, и она спросила:

— Скажи хотя бы, когда ты намерен вернуться?

— Не раньше чем на следующее лето, — ответил он. — Сейчас я хочу уехать в Америку и пожить там несколько месяцев. Мы непременно встретимся, когда я вернусь, и поговорим по душам. Может статься, что к тому времени мы решим, что нам лучше оставаться просто добрыми друзьями. Не будем загадывать, все равно теперь я должен отдохнуть и постараться понять самого себя. Удачи тебе, Кэтлин!

Вскоре он отбыл в продолжительный вояж, а она горько плакала и долго не находила себе места. Но потом все-таки успокоилась и вернулась к нормальной жизни: занялась насущными делами в своей гостинице, поменяла прическу, стала тщательнее следить за своей внешностью и манерами. Они с Беллой, ставшей теперь совладелицей отеля, разработали программу оптимизации использования пустующих зимой номеров, заключили ряд выгодных договоров и теперь предвкушали существенную прибыль. Бэнан уехал со своими картинами в Лондон и, кажется, надолго задержался там в гостях у Саскии. Кэтлин увлеклась кулинарией и брала уроки этого искусства у Раффа. Занятия обычно затягивались до полуночи и завершались совместной дегустацией аппетитных частей их тел. Рафф определенно был виртуозным мастером своего дела.

В это чудесное осеннее утро Кэтлин, однако, направлялась к причалу на свидание с Джоном. Они договорились покататься на его яхте и провести вместе целый день. До сих пор это им как-то не удавалось, они встречались часто, но эти свидания проходили впопыхах и оставляли в душе смутный след неудовлетворенности. Ускоряя шаг, Кэтлин лелеяла в сердце надежду, что путешествие на Птичий остров внесет определенность в их с Джоном отношения и поможет им лучше понять друг друга.

Джон уже поджидал ее в условленном месте в бухте, абсолютно безлюдной, несмотря на прекрасную погоду. Отдыхающие уже давно разъехались по своим городам, дети начали ходить в школу. Одни лишь беззаботные чайки галдели над пустынным пляжем, ссорясь с другими птицами из-за гниющих на берегу крабов и остатков пищи. Джон улыбнулся Кэтлин и повел ее к своей красавице «Ариадне», стоявшей на якоре у причала.

Они прошли по шаткому трапу на палубу, Джон обнял Кэтлин за талию и, поцеловав ее, предложил ей осмотреть каюту. Первое, на что она обратила внимание, была двуспальная кровать, убранная в строгом мужском стиле. Едва лишь она взглянула на нее, как пожалела, что Джона нет в этот миг рядом. Ей не терпелось ощутить спиной упругий матрац этого ложа и отдаться наконец Джону в спокойной обстановке.

Он завел двигатель, корпус яхты задрожал, и она стала плавно отходить от причала. Кэтлин осмотрела камбуз, душевую и туалет и вернулась в рулевую рубку.

Джон, стоявший у штурвала, лукаво подмигнул ей и сказал:

— Я взял с собой корзиночку для пикника, перекусим на свежем воздухе на острове. Он сейчас абсолютно безлюден.

— На острове, принадлежащем Тристану, — добавила она с лукавой улыбкой.

— С него не убудет, ему и так принадлежат здесь наиболее живописные места, — промолвил Джон, глядя на скалистый берег видневшегося вдалеке островка. — Но ты принадлежишь пока только мне.

Вскоре они пришвартовались к деревянной пристани и, прихватив одеяло и корзиночку со снедью, отправились на экскурсию по птичьему заповеднику. Однако продолжалась она не долго: как только они очутились в относительно безветренном уголке, Джон расстелил на песке одеяло, обнял Кэтлин и стал ее жарко лобзать. Ноги у нее стали словно ватные, и ей пришлось повиснуть у него на шее, чтобы не упасть. Джон понимающе улыбнулся и сам уложил ее на плед. Она непроизвольно раздвинула бедра, он упал на колени и, задрав ей на голову майку, принялся снимать с нее лифчик. Кэтлин ахнула, ощутив во всем теле дрожь, и принялась тереться об его бедро лобком. Джон впился ртом в ее сосок. Ее промежность стала горячей и влажной, глаза подернулись мечтательной поволокой, а сердце затрепетало. Джон помог ей раздеться и, с восхищением поедая взглядом ее обнаженное тело, спросил:

— А когда же ты успела сделать пирсинг своей киске? В прошлый раз там не было этого золотого колечка!

— На днях я навестила своих друзей в Гемпшире, и они сделали мне этот подарок, — тихо ответила она, ощупывая его эрегированный пенис.

— Но я вижу колечко, украшенное бриллиантиками, и в твоем пупочке! — сказал Джон, теребя пальчиком ее чувствительный бутончик.

— Этот сувенир мне подарил на память Гай, один из моих лучших друзей, — прошептала Кэтлин, изнемогая от вожделения.

— Ты непременно должна познакомить меня с такими хорошими людьми, — задумчиво произнес Джон и принялся языком ласкать ее нежный цветок между ног. Оргазм у Кэтлин наступил в считаные мгновения и потряс ее с головы до пят. Обменявшись счастливыми улыбками, они продолжили свою любовную игру. И вскоре Кэтлин ощутила истинное блаженство. Нежные пальцы Джона творили чудеса с ее податливым телом, пробуждая в нем все новые и новые оттенки чувств. Взор ее был устремлен в лазурное небо, по которому проплывали пушистые белые облачка. Солнечные лучи ласкали ее бархатистую кожу, легкий ветерок трепал ее локоны. Она шире раздвинула ноги, желая освежить морским воздухом свои интимные места, и Джон, не мешкая, ввел во влагалище два сжатых пальца. Изогнувшись дугой, Кэтлин начала умолять его подольше не вынимать их оттуда, и он, как истинный джентльмен, удовлетворил ее просьбу.

Но и этого ей оказалось мало. Разогретая основательным мануальным массажем ее вагина настоятельно требовала проникновения в нее чего-то более объемного и твердого. Угадав ее желание, Джон скинул туфли, стянул с себя штаны, накатал на пенис презерватив и, прыгнув на Кэтлин, вогнал в нее член по самый корешок, так что затрещала лобковая кость. Она обхватила его ногами и руками, и он стал овладевать ею с нечеловеческой страстью. Они кричали и стонали в полный голос до тех пор, пока он не излил ей в лоно свое семя.

Кэтлин захлестнула почти материнская нежность к только что овладевшему ею мужчине. Она плотнее прижалась к нему всем своим разгоряченным телом и устремила взгляд на острые вершины скал, пронзающие голубое небо. Неутомимый прибой тихо лизал волнами берег, оставшиеся зимовать на острове птички что-то весело щебетали, как бы благодаря природу за хорошую погоду. И, созерцая все это, Кэтлин вдруг отчетливо ощутила себя полновластной хозяйкой не только фаллоса, продолжающего подергиваться в ее тесном жарком влагалище, но и всего того, что было вокруг нее, — и моря, и острова, и едва заметного берега той части территории Корнуолла, которая формально принадлежала пока Тристану Тревельяну. В том, что он женится на ней, вернувшись в свое родовое поместье Лайонз-Корт, она уже не сомневалась. Как и в том, что превратит его замок в настоящий дворец экзекуции…