Услышав его голос, Кэтлин от волнения чуть было не выронила трубку. Сердце затрепетало у нее в груди, словно птичка в клетке, а в сосках возникло приятное покалывание, отдававшееся эхом в клиторе. Она не ожидала, что он позвонит ей так скоро, и не была морально готова к разговору с ним после изнурительной мастурбации, которой она скрашивала свое одиночество.

— Мне в голову пришла одна оригинальная идея, — сказал Тристан, и она, уловив дрожь в его голосе, разволновалась еще сильнее. — Хочу пригласить вас в один уникальный театр, устроенный в пещере в скале над морем.

— Звучит заманчиво, — пролепетала Кэтлин, — я даже не слыхала ни о чем подобном. И как далеко находится это место? — спросила она, желая узнать, как долго ей придется находиться рядом с желанным мужчиной и не вынудят ли непредвиденные обстоятельства заночевать в придорожной гостинице.

— Этот театр находится в пяти милях от местечка Лэндс-Энд, — ответил Тристан. — Мы отправимся туда пораньше на моем автомобиле, чтобы успеть поужинать до представления. Ну, что скажете, Кэтлин? До полуночи мы вернемся.

— Я согласна! — выдохнула она, чувствуя, как ее спина покрывается мурашками. Все получалось словно в сказке о Золушке! Она возвратится с бала, сохранив свою честь и не потеряв трусиков. А Принц пусть помучается…

— Вот и прекрасно! — обрадованно воскликнул Тристан. — Вы получите колоссальное удовольствие! Мне никогда не забыть ощущения, которые я испытал там, когда смотрел драму Шекспира «Буря». За моей спиной бушевали волны, а зрительный зал напоминал волшебную пещеру. Уверен, что вы не пожалеете об этой поездке! Я закажу для нас билеты на пьесу «Антоний и Клеопатра» заранее. Спектакли начинаются в восемь. Так на какой именно день недели заказывать билеты?

— Скажите мне номер вашего телефона, я уточню свою рабочую программу у моей директрисы миссис Годвин и вам перезвоню, — ответила Кэтлин, пытаясь придать своему голосу деловитости и озабоченности.

— Да, разумеется, дело превыше всего, — понимающим тоном произнес он. — Записывайте!

Закончив разговор, Кэтлин пошла разыскивать Беллу.

Умиротворенная официантом Барри, та встретила ее почти как родную, долго расхваливала открытый театр «Минак», основанный Ровеной Кэдам, одобрила ее намерение посетить этот самобытный храм сценического искусства, но изменилась в лице, лишь только узнала, что сопровождать ее туда вызвался не кто иной, как Тристан Тревельян. Кэтлин быстренько закончила разговор, не желая выслушивать очередную нотацию о необходимости держаться подальше от владельца замка Лайонз-Корт, и побежала обратно в свой номер.

Он поднял трубку после первого же звонка, вероятно, ожидая его возле аппарата, и они условились встретиться через день. Положив трубку, Кэтлин закружилась по комнате в быстром вальсе, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Однако быстро опомнилась, сообразив, что ведет себя глупо и несолидно, как девчонка. Новый статус обязывал ее держать в узде свои эмоции и не строить иллюзий в отношении малознакомого мужчины, особенно подозреваемого в убийстве своей жены. Что, собственно, случилось? Он всего лишь пригласил ее в театр! Кэтлин решила завтра же возобновить позирование перед Бэнаном, а после полудня обязательно заглянуть в паб «Пиво и раки». Отныне только так ей и следует поступать, чтобы всегда выглядеть умиротворенной и солидной, как Белла, а не трепать себе нервы из-за пустяков на почве сексуальной неудовлетворенности.

Тем не менее возбуждение ее не спадало, поэтому она решила не ходить на ужин с Беллой, а спокойно прогуляться перед сном вдоль берега моря в одиночестве. Ей претила даже мысль о том, что за ужином Белла станет расспрашивать ее об их с Тристаном отношениях. Внутренний голос подсказывал ей, что нужно осмыслить открывавшиеся перед ней возможности и выбрать какой-то один путь. В одном лишь Кэтлин была уверена — в том, что она не покинет Корнуолл.

Ноги сами принесли ее к площадке над обрывом скалы, с которой открывалась величественная панорама залива. Порывистый бриз хлестал ее по лицу, трепал ей волосы и нахально поднимал подол юбки. Внизу рокотали свинцовые волны, завывал в камнях и пещерах ветер, шуршал песок. И казалось, что из-за холма вот-вот вылетит Тристан, верхом на своем черном коне, и помчится по пенистым гребням водяных валов, как мрачный одинокий демон.

В отель она возвращалась другой дорогой, пролегавшей через пустырь, на котором возвышались горы старых жестяных банок и прочего хлама. Смеркалось, тишину изредка нарушали жутковатые резкие крики сов, охотящихся на крыс и мышей. Кэтлин ускорила шаг, подобрав подол юбки, чтобы не зацепиться им за чертополох или колючий куст. Ей вдруг стало одиноко и страшно. Мерцавший вдали каменный истукан, похожий на перст, указующий в небо, напоминал о том, что в прошлом обитатели этих диких мест были язычниками. Но высеченное на скале распятие и любовно обложенный камнями источник свидетельствовали об их раннем обращении в христианскую веру. И все же в атмосфере этого древнего края ощущалась некая темная магическая сила, непознанная таинственная аура, неподвластная слабому человеческому уму. Сумерки стремительно сгущались, охватившая Кэтлин смутная тревога усилилась, и она побежала без оглядки в направлении отеля «Хай тайдс», в котором уже зажглись почти все окна.

Ей долго не удавалось уснуть, а задремав, она вскоре проснулась и поняла, что до утра ее будет терзать бессонница. Стрелки наручных часиков показывали час ночи, до рассвета оставалась целая вечность. «Это наказание свыше за грехи», — подумала Кэтлин и, тяжело вздохнув, встала с кровати.

Нужно было придумать, как убить эти томительные ночные часы. Обычно ей помогали скоротать время увлекательная книжка и чашечка горячего шоколада с хрустящим печеньем. Она надела махровый халатик, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор. Отель спал, и только тиканье старинных напольных часов нарушало воцарившуюся в нем тишину. Их маятник размеренно покачивался в течение вот уже сотни лет, ведя отсчет уходящих секунд, подумала Кэтлин, и будет продолжать отмечать движение времени, когда все теперешние постояльцы гостиницы переселятся в иной мир.

Эта мысль так болезненно сказалась на ее натянутых до предела нервах, что она пожалела, что вышла в коридор. Ей вдруг вспомнились ужасные эпизоды романа Стивена Кинга «Сияние», в котором в отеле хозяйничали кровожадные призраки героев событий минувших времен, и подумалось, что и в отеле «Хай тайдс» обитают загадочные привидения.

Но голод оказался сильнее глупых предрассудков, он вынудил ее расправить плечи, собраться с мужеством и решительно направиться на кухню. В главном рабочем помещении горел свет. Кэтлин распахнула половинки створчатых дверей и смело вошла в помещение. То, что она там увидела, привело ее в шок и заставило оцепенеть.

Одетый в белую манишку, шеф-повар сидел за одним из столов и, сосредоточенно орудуя ножом и вилкой, поедал огромный бифштекс. Его форменная куртка висела на спинке стула, обнаженные мускулистые руки и плечи были сплошь покрыты черными курчавыми волосами, растительность на шее торчала клочьями и напоминала собачью шерсть. Наверняка волосяным покровом были покрыты его спина и грудь. Поварской колпак Рафф снял, его волнистые волосы блестели, то ли от геля, то ли от пота: в кухне было очень жарко. В этот вечер в зале ресторана были заняты все места, и блюда на столики, очевидно, подавались беспрерывно до самого его закрытия.

Рафф заметил Кэтлин и, приветливо улыбнувшись ей, сказал:

— Я всегда ужинаю поздно, когда клиенты разойдутся. Вы не желаете ко мне присоединиться? Ведь вас сюда привел, как я полагаю, голод?

— Да, но нет… То есть не совсем, я не могу уснуть… И вот решила разжиться здесь чашечкой горячего шоколада… — запинаясь, ответила Кэтлин.

— У вас бессонница? Тогда вам лучше выпить рюмку коньяка. — Он жестом указал на огромный шарообразный пустой бокал и початую бутылку арманьяка.

Кэтлин кивнула в знак согласия, хотя и не имела опыта употребления крепких спиртных напитков без закуски и не разбавленных водой или льдом. Рафф наполнил ее бокал наполовину, и она стала мелкими глоточками смаковать коньяк. Было нечто романтическое в этом совместном сидении поздно ночью вдвоем за кухонным столом, хотя бы уже потому, что наедине они встретились впервые. Сейчас их не нервировали ни Белла, ни суетящиеся с подносами официанты, ни голоса посетителей. Обычно угрюмый и суровый, Рафф теперь выглядел иначе: он был искренне рад, что владелица отеля составила ему компанию, излучал всем своим обликом радушие и постоянно улыбался.

— Вы не забыли наш первый разговор, мисс Колберт? — интимным тоном спросил он, когда она выпила приличную порцию алкоголя.

— Вы рассказали мне столько любопытных вещей, всего и не упомнишь! — опустив глаза, ответила Кэтлин, хотя ничего не забыла.

— Ах, не кокетничайте, дорогая мисс Колберт! Я уверен, вы не забыли, что я сгорал от желания слизать крем с ваших укромных местечек. Мне и сейчас хочется ими полакомиться. Умоляю вас, будьте моим десертом!

— Но ведь это, должно быть, очень щекотно! — игриво воскликнула Кэтлин, рассматривая бугор в ширинке его белых штанов со все возрастающим интересом. Она едва не теряла сознание от фрустрации, мастурбация не принесла ей облегчения. Помочь ей могло только основательное, размеренное и продолжительное совокупление с настоящим мужчиной, а не с воображаемым героем вроде Тристана.

Рафф гортанно рассмеялся, вскочил из-за стола и, подойдя к ней, отобрал у нее бокал и поставил его на стол. Кэтлин ахнула, и он с аппетитом поцеловал ее в полураскрытый рот, просунул в него свой мясистый язык, пропитанный специями и привкусом говяжьего бифштекса с кровью.

— Вы прекрасны на вкус, я хочу еще! — оторвавшись от ее губ, заявил он и стал развязывать узел на поясе махрового халата, в который она была одета. Кэтлин попыталась выскользнуть из его цепкой хватки, но Рафф ловко раздел ее и, окинув масленым взглядом ее груди, животик, пушок на лобке и темную прорезь между половыми губами, расстелил халат на металлическом столе и, приподняв Кэтлин, уложил ее на него спиной.

— Пожалуйста, не надо… — пролепетала она, не очень убедительно, пытаясь отползти от Раффа подальше.

— Не надо останавливаться или не надо продолжать? — рассмеявшись, переспросил он, сверкая глазами, и, не дожидаясь ответа, потеребил кончиком пальца ее трепещущий клитор.

— Прекратите это сейчас же! — выдохнула она и, упершись локтями в столешницу, приподнялась. Ступни ее при этом заскользили по гладкой стальной поверхности, и ноги сами собой раздвинулись, явив взору повара все ее аппетитные женские секреты. Такой доступной и незащищенной она себя еще никогда не чувствовала, а потому утратила на миг дар речи, осознав в полной мере всю фатальность ситуации.

— Но вы же на самом деле этого не хотели, — поддразнил ее повар, продолжая пялиться на нее самым нахальным образом. — Мне кажется, что вам самой не терпится испытать те удовольствия, которые я способен вам доставить. Разве я не прав, мисс Колберт? Вы смотритесь очень соблазнительно в этой непринужденной позе, и киска у вас такая аппетитная, такая мокренькая! Я вижу капельки соков на волосках, они сверкают, словно бриллианты.

С этим доводом трудно было спорить, и она это понимала, как, впрочем, и то, что Рафф не мог не обратить внимания на пульсацию в ее клиторе, увеличение сосков и легкое трепетание ноздрей. Шеф-повар отлично изучил женскую натуру и, несомненно, обожал вкушать дамский нектар на десерт. Она шире раздвинула ноги, выпятив низ живота, он задумчиво уставился на розоватую мякоть ее запретного плода, и Кэтлин зажмурилась, ожидая, что вот сейчас он введет в ее росистую расселину свой язык или палец.

Однако Рафф поступил иначе: встав у нее между ног, он расстегнул ширинку и извлек из нее свой внушительный пенис. Кэтлин машинально протянула к нему руку и сжала его пальчиками, млея от ощущения твердости и основательности этого мужского причиндала, густо покрытого вздувшимися кровеносными сосудами, горячего и с бархатистой на ощупь лиловой головкой. Влагалище ее начало конвульсивно сжиматься, клитор увеличился и задрожал, требуя срочной стимуляции.

— Минуточку, мисс Колберт! — сказал шеф-повар и, высвободив член из ее кулака, направился к столу, за которым он ужинал. Кэтлин с недоумением наблюдала, как он обмакивает пальцы в растительное масло, возвращается к ней и начинает мазать маслом ее бюст. Едва лишь он прикоснулся к ее соскам, она ощутила неописуемое вожделение и, охнув, покосилась на головку его пениса. На ней сверкала как алмаз большая капля маслянистой прозрачной жидкости, и Кэтлин так захотелось ее слизнуть, что она даже застонала и заерзала на столешнице. Ее умащенные груди заблестели, чувствительность кожи обострилась, словно бы ее прогрели солнечные лучи, и все ее тело наполнилось нестерпимым жаром сладострастия. Но отчего же шеф-повар медлит? Почему не дегустирует ее трепетную вагину? Зачем он мучает ее ожиданием?

Рафф взял со стола кусок шнура и строго произнес:

— Согните ноги в коленях! — Взгляд его при этом вновь стал суровым.

— Зачем? — испуганно вытаращив глаза, спросила Кэтлин. — Что вы задумали? Уж не хотите ли вы засунуть меня в печь?

— Делайте, что вам говорят! Я нафарширую вас, как молодую уточку, а потом съем! — ответил он, сверля ее своими темными глазами.

Кожа Кэтлин покрылась пупырышками, она вскричала:

— Не валяйте дурака! Зачем вы перепачкали меня оливковым маслом! Хотите испортить мой халатик?

— Ой-ой-ой! Да вы, похоже, испугались, что на нем останутся свидетельства ваших невинных шалостей, мисс Колберт? Не дай Бог, проживающие узнают, что владелица их гостиницы развлекается со своим шеф-поваром! Ах, какой тогда случится скандал! Успокойтесь, дорогая Кэтлин, и расслабьтесь. Распустите свои прекрасные золотистые волосы и наслаждайтесь всем, что у меня для вас имеется, включая вот эту штуковину. — Он помахал в воздухе своим огромным пенисом, похожим на колбасу, наклонился и принялся сосать ее соски. Кэтлин ахнула.

Проворный язычок шеф-повара провел влажную дорожку по ложбинке между ее грудями, лизнул ей пупок и принялся за крутые бока. Кэтлин затрясла головой и застонала, и тогда Рафф наклонился и впился ртом в клитор. Однако ей не удалось поднатужиться и ощутить оргазм, хитрый шеф-повар сжал ей руками бедра и начал быстро-быстро просовывать язычок во влагалище. Кэтлин задрала повыше ноги, плотнее прижав их коленями к грудям, и тотчас же ощутила прикосновение разбухшей головки члена к своему беззащитному анусу. Ее сковал страх — ведь это местечко было у нее еще девственным!

— Нет, только не туда! — простонала она. — Так я еще не пробовала…

— А хочется, не правда ли? Что ж, я к вашим услугам в любое время, мисс Колберт, но только не сегодня. На этот раз я не расположен к садомии, меня устроит и легкий десерт. Поэтому расслабьтесь и продолжайте получать удовольствие!

Она раскинула в стороны руки и расслабилась окончательно, доверив свое грешное тело фантазии шеф-повара, хотя вовсе и не была уверена, что он не склонен к каннибализму. Он окинул ее любовным взглядом, завел ей руки за голову, прижал ей к груди ноги под острым углом и, стянув петлями щиколотки, принялся фаршировать ее, как утиную тушку. Кэтлин с ужасом чувствовала, как все шире и шире раскрываются ее вагина и анус, видела свое непристойное отражение в отполированной поверхности дверцы духового шкафа и все отчетливее понимала, что отныне уже не имеет никаких интимных секретов от своего кулинара. Розовое влагалище напоминало семгу, сочащуюся жиром, мясистые ягодицы и ляжки — копченые окорока, анус — куриную гузку, способную сделать бойцовым даже старого петуха. Кэтлин вздохнула и приготовилась к любому повороту событий, рассудив, что хуже ей все равно не будет.

Пенис Раффа продолжал воинственно покачивать своей красной блестящей головкой, как бы присматриваясь к соблазнительным естественным отверстиям Кэтлин и выбирая, куда ему сперва нырнуть. Его самодовольный обладатель тем временем раскладывал кусочки жареной дичи на ее животе, поливал их майонезом и украшал зеленью.

— Желаете попробовать? — спросил он и, взяв пригоршню лакомств поднес к ее рту. Она отведала этого оригинального кушанья и осталась им очень довольна.

Рафф рассмеялся и пошел за другими компонентами начинки — ягодами земляники и взбитыми сливками. Принеся их в глубоких тарелках, он сказал:

— Сперва я должен сделать так, чтобы ваши очаровательные соски встали торчком, как пики двух башен.

Он достал из ведерка несколько кубиков льда и положил их на ее груди.

Громко охнув, Кэтлин на миг замерла, осваиваясь с незнакомыми приятными ощущениями, вызванными быстрым охлаждением ее горячей кожи, и расплылась в радостной улыбке, почувствовав, как пальцы повара размазывают по ней сливки. Насыпав сверху ягод, он принялся жадно есть это лакомство, между делом посасывая и полизывая соски. Стоны Кэтлин переросли в истошные крики, она изнемогала от неудовлетворенности, лоно ее плавилось и сочилось ароматным нектаром. И лишь только Рафф, прожевав сочную ягоду, наклонился над ее многострадальной половой расщелиной, сердце Кэтлин замерло, охваченное приятным предчувствием.

Шеф-повар осторожно ввел в ее скользкое влагалище свой палец, натруженный, твердый и многоопытный в самых разнообразных манипуляциях, немного повертел им там, вынул, облизнул и, прищелкнув от удовольствия языком, всунул его обратно, уже вместе с другим пальцем. Сердце Кэтлин радостно застучало, и Рафф вогнал ей в лоно третий палец. Животный стон вырвался из ее чрева, она заелозила на столешнице, как на раскаленной жаровне, и шеф-повар стал совершать рукой ритмичные возвратно-поступательные движения. Кэтлин впала в экстаз, предвкушая бурный оргазм, который вознесет ее из кухни в райские кущи.

Но когда до чудного мгновения оставалась лишь доля секунды, Рафф резко вынул свою ладонь из ее пещеры наслаждений и строго произнес:

— Еще не время, наберитесь терпения, мисс Колберт!

Она взвыла от негодования и заскрежетала зубами.

Рафф зачерпнул из вазы пригоршню красных ягод и стал запихивать их по одной в сердцевинку ее женской сущности. Потом он налил туда же сливок, полюбовался произведением своей творческой фантазии, наклонился и начал с аппетитом поедать начинку, между делом посасывая клитор и покусывая срамные губы. По его подбородку стекала красно-белая жижа, он причмокивал от удовольствия и легонько пощипывал Кэтлин за ягодицы и ляжки. Такого блаженства она еще не знала. Глаза у нее лезли на лоб, и она в полный голос завизжала и застонала, купаясь в пенных волнах головокружительного экстаза. А когда Рафф принялся деловито тереть ее самый чувствительный орган своим большим пальцем, она поняла, что теперь ее точно разнесет внутренним взрывов эмоций на мелкие кусочки. Как только оргазм сотряс ее до основания, она крикнула:

— Возьми же меня! Только не мешкай!

Но надежда на то, что он введет ей в лоно свой прибор, не оправдалась. Рафф подождал, пока она успокоится, развязал ей ноги и стал старательно втирать масло и клубничный крем в ее груди. Ничего не соображая, Кэтлин моча наблюдала, как шеф-повар сдавливает полушария ее бюста и вставляет в образовавшийся тоннель пенис. Измазанная алым сиропом, головка стала то высовываться из этой тесной норки, то вновь юркать в нее, оставляя за собой пенистый след. Но это продолжалось недолго, неожиданно пенис шеф-повара задрожал и выплюнул ей на шею и лицо густое кремовое желе. Кэтлин вспомнила, как ее сокурсницы по университету иногда употребляли жаргонное выражение «жемчужное ожерелье», рассказывая друг другу о своих амурных приключениях, и сообразила, что именно они имели в виду. Часть спермы попала ей в волосы, одна капелька — в глаз, и ей вдруг стало это неприятно, и захотелось поскорее вернуться в свой номер и вымыться. Этот урок секса почему-то пришелся ей не по нутру, очевидно, она втайне ждала от Раффа чего-то большего и была раздосадована те, что он так и не дал ей полакомиться своей фаршированной колбаской. Впрочем, подумалось ей, на сон грядущий переедать вредно, у нее еще будет возможность наесться этим мясным деликатесом досыта.

Раскаленный солнечный шар готовился скрыться за горизонтом, а пурпурный небосвод кое-где уже обрел лиловый оттенок, когда в театре «Минак» вспыхнули огни рампы и началось красочное драматическое действо. Однако происходившее на сцене совершенно не волновало Кэтлин, она думала только о пригласившем ее сюда Тристане, одно лишь соседство с которым приводило ее в трепет, граничащий с благоговением.

— Скучный, банальный спектакль, пожалуй, даже хуже некоторых современных телевизионных сериалов, — с брезгливой миной промолвил он в антракте, пожевал губами и насупился.

— Вот уж никогда бы не подумала, что вы разбираетесь в «мыльных операх», — с улыбкой заметила Кэтлин, всматриваясь в его аристократическое лицо, осененное задумчивостью и легкой печалью. Ветер с залива трепал его шелковистые черные локоны и вынуждал то и дело их приглаживать.

— В них разбирается мой лакей Роберт, я же вынужден его терпеливо выслушивать и притворяться, что эта чушь действительно занятна. А вы тоже смотрите сериалы?

Под его пытливым взглядом Кэтлин созналась, что иногда грешит этим.

— И какие же из них вам понравились? — спросил Тристан, вскинув кустистые брови. — Я имею в виду, разумеется, только британские.

— «Истэндеры», «Улица Коронации», «Эммердейл», — смущенно ответила Кэтлин, борясь с желанием ухватить его за ширинку. Щечки ее стали пунцовыми от греховных мыслей, и она принялась обмахиваться программкой.

— Однако у вас оригинальные пристрастия, — промолвил Тристан и улыбнулся уголками губ.

Она почувствовала, что он считает ее недалекой обывательницей с узким кругозором, и, словно бы оправдываясь, с жаром возразила:

— Я также увлекаюсь музыкой разных жанров, начиная с фольклорной и заканчивая классической. Мне в равной степени нравятся произведения Гершвина, Кола Портера, Пуччини и Верди. А вот почитательницей Моцарта я не являюсь. Другое дело — творения композиторов романтического стиля двадцатого столетия: Равеля, Дебюсси, Стравинского, Листа, Шопена. Из модернистов я предпочитаю Белу Бартока и Бенджамина Бриттена…

— Это впечатляет, — изрек, выдержав паузу, ее собеседник. — Знаете, вы непременно должны ознакомиться с моей фонотекой! Давайте заедем ко мне после спектакля и послушаем классическую музыку. Ну, что скажете?

Разумеется, Кэтлин с радостью приняла это приглашение, поскольку слишком долго его ждала, чтобы отказаться, и принесла слишком много жертв, чтобы унять свои сексуальные фантазии. После яркого, хотя и недостаточно содержательного интимного рандеву с Раффом на кухне, она встретилась на другой день с Бэнаном и Джоном. Проницательный художник угадал, что она чем-то взволнована, и проявил джентльменскую сдержанность. Кэтлин сама рассказала ему о предстоящем свидании с Тристаном, умолчав, однако, о легком флирте с Раффом и Джоном. Художник закончил ее портрет и, отложив в сторону кисти, многозначительно произнес:

— Будьте с ним осмотрительны! От него можно ожидать любого сюрприза.

Кэтлин вскочила, нервно прошлась по помосту и, опершись локтем на треснутый столбик, в сердцах выпалила:

— Об этом же постоянно твердит мне Белла! Что он всем вам такого сделал, что вы так на него ополчились?

Бэнан снисходительно улыбнулся и наставительно промолвил:

— Он загадочен и непредсказуем, и это раздражает местную публику. Хотя, если говорить честно, здесь все себе на уме. Ненависть к лордам всегда была в крови у сервов, их потомки продолжают недолюбливать аристократов и в душе завидуют им. А разве это для вас новость?

— Мне странно это слышать, — ответила Кэтлин, наморщив лоб. — Признаться, я не слышала, что подобные предрассудки бытуют в наше время! Во всяком случае, в студенческой среде Гранчестерского университета никакой классовой неприязни уж точно нет, все представители разных сословий там равны.

— Осмелюсь предположить, что это не так, просто вы не обращали должного внимания на эту проблему, — сказал Бэнан.

— Вполне возможно, однако в театр «Минак» я с ним все равно пойду, что бы вы мне ни говорили! — воскликнула Кэтлин, вздернув подбородок.

— Воля ваша, мисс Колберт, я все равно останусь вашим доброжелателем и всегда поддержу вас в трудную минуту. Так что не стесняйтесь и заглядывайте в мою мастерскую в любое время, я позволю вам поплакаться мне в жилетку, — сказал художник и принялся обтирать об фартук свои кисти.

Кэтлин сбежала с помоста и подошла к нему, чтобы взглянуть на картину. Полотно так потрясло ее, что она захлопала от восторга в ладоши и спросила, не продаст ли он его ей.

— Сперва этот шедевр будет выставлен на продажу в Лондоне, за весьма высокую цену, — ответил Бэнан, по-свойски обняв ее за талию. — Но если там продать его мне почему-то не удастся, тогда мы с вами сможем поторговаться. Но я сомневаюсь, что у вас хватит духу выставить свои голые груди на всеобщее обозрение, мисс Колберт.

— Отчего же, ведь я здесь необыкновенно прекрасна, — проворковала она, прижимаясь к нему плотнее…

Несколько позже Кэтлин нанесла визит в паб «Пиво и раки», однако Джон оказался занят с покупательницами и не смог уделить ей ни минутки. Отчасти по этой причине она и отправилась на свидание с Тристаном взвинченной и неудовлетворенной.

И вот теперь Тристан наконец-то был с ней рядом. Он заехал за ней на своем «бентли», унаследованном от отца, и по дороге в театр они заскочили в уютный маленький ресторанчик, где отведали изысканных блюд, предназначенных для истинных гурманов. Атмосфера, царившая в оригинально спроектированном театре, да и сама пьеса, поставленная в лучших английских драматических традициях, привели Кэтлин в чудесное настроение, и она охотно поехала с Тристаном в его родовое гнездо.

Луна, зависшая над их головами, залила шоссе вдоль берега моря мистическим серебристым светом. Оставаясь под впечатлением увиденной средневековой трагедии, Кэтлин чувствовала себя рядом с потомком аристократов настоящей леди, решившейся на опасное приключение. Тристан рисовался ей страстным одиноким бароном, способным на любое преступление, даже убийство, однако это ее не смущало, а распаляло.

Он не прикасался к ней в автомобиле, но его проникновенный голос достигал сердцевины ее чувственности, что приводило ее в неописуемое смятение. Временами у нее даже начинала кружиться голова, так же, как это с ней случалось во время совокупления.

Шоссе пролегало мимо каменных истуканов, именуемых группой «танцующих принцесс», и Тристан, остановив автомобиль, распахнул дверцу и предложил Кэтлин прогуляться.

Она зябко передернула плечами, однако молча подчинилась, все сильнее проникаясь смутными предчувствиями чего-то неординарного, подобного чему она еще не знала.

Ветер гнал на скалистый берег один водяной вал за другим, они с шумом разбивались о каменную твердь и рассыпались на миллионы брызг. Огромный таинственный круг изваяний был погружен во мрак. Опираясь на руку Тристана, Кэтлин приблизилась к этому таинственному месту и почувствовала, что силы ее покидают. Тристан обнял ее рукой за талию, взглянул на ее побледневшее лицо и произнес:

— Легенда утверждает, что сюда опасно приходить с человеком, которого ты не любишь. Зато настоящим влюбленным эти древние камни приносят удачу и счастье.

— Вы верите в это? — с дрожью в голосе спросила Кэтлин. — Неужели вы настолько суеверны? — Ноги ее стали ватными.

Он порывисто прижал ее к груди, и она затрепетала, ощутив давление его мужского естества на низ своего живота. Жар, возникший в лоне, стремительно распространялся по телу, мысли путались, вожделение нарастало пропорционально усилению натиска на клитор члена Тристана. Затаив дыхание, она ожидала ответа.

— Как вы наверняка помните, я родился в этих краях, как, впрочем, и все мои предки по отцовской линии. Уроженцу этих мест очень трудно избавиться от суеверий, — глухо произнес он, гипнотизируя ее взглядом.

— А Порция? Ведь она родом из другой части Англии, не так ли? Это вы привезли ее сюда? Вы ее любили? — спросила она.

— Да, но все это теперь в далеком прошлом, и мне бы не хотелось его ворошить, — промолвил Тристан и впился ртом в ее податливые теплые губы. Его магнетизм был так велик, что она позабыла обо всех предупреждениях своих доброжелателей и прижалась к нему еще плотнее. Кровь словно закипела в ее жилах, а сердце застучало оглушительно громко. Тристан прижал ее спиной к валуну, холодному, как гранитное надгробье, и с еще большей страстностью продолжил ее лобзать и тискать ее груди. И Кэтлин почти поверила тому, что после исчезновения Порции он уже не знал женской ласки.

— Раздевайтесь! — приказал он, и она безропотно исполнила его приказ, не опасаясь продрогнуть: так велик был пыл ее страсти.

Он облизнул свои пересохшие губы и погладил ладонью бугор, образовавшийся у него в штанах. Кэтлин быстренько освободилась от пут одежды, расставила ноги пошире и выпятила груди. Он стал теребить пальцами ее набухшие соски и ощупывать влажную промежность. Она застонала, он ввел во влагалище два сжатых пальца, склонил голову и начал сосать сосок. С губ Кэтлин сорвался томный вздох, она переполнилась бурей эмоций, и он, все поняв, стал ритмично тереть большим пальцем ее неугомонный клитор. Оргазм наступил незамедлительно, она запрокинула голову и, припав спиной к изваянию, часто и судорожно задышала.

Тристан окинул ее полубезумным взглядом и прохрипел:

— А теперь я тебя трахну!

Он расстегнул брюки, подхватил ее руками под ягодицы, приподнял, словно пушинку, и насадил на свой причиндал, словно кусок вырезки на шампур.

Твердый, горячий и толстый его член проскользнул в ее росистое лоно без труда по самую мошонку. Кэтлин дико завопила и повисла у него на шее, обхватив ногами его бедра. Тристан принялся двигать ее вниз и вверх по своему мужскому прибору. Она громко охала, мотая головой со всклокоченными волосами, и стонала, до тех пор пока, собрав всю волю в кулак, он не извлек из влагалища пенис и не натянул на него презерватив. Кэтлин отдышалась и мысленно приготовилась к новому штурму. Тристан не заставил ее долго мучиться ожиданиями, он вновь напялил ее на своего разъяренного дракончика и начал драить так, что она взвыла и вцепилась пальцами ему в волосы. Он запечатал ей рот поцелуем и продолжил экзекуцию с такой страстностью, что Кэтлин едва не потеряла сознание. Казалось, что он наказывает ее за прегрешения другой женщины, когда-то обманувшей его наиподлейшим и жесточайшим образом.

Все быстрее и быстрее работая торсом, Тристан слегка присел, поднатужился и, оторвавшись от губ Кэтлин, зарычал, словно раненый зверь, содрогаясь в пароксизме эякуляции. Она засучила ногами в воздухе и пронзительно, истошно завизжала. Эхо далеко разнесло этот нечеловеческий звук, и бушующее море откликнулось на него зловещим грохотом.

Тристан остыл и, медленно отстранившись, опустил Кэтлин на землю. Они оба молча оделись и привели себя в порядок. Она украдкой взглянула на него, пытаясь угадать по выражению его лица, не раскаялся ли он в своем поступке, совершенном, очевидно, в момент временного умопомрачения, однако полумрак помог ему скрыть свои подлинные чувства и мысли. Кэтлин огорченно вздохнула и переступила с ноги на ногу, не решаясь выйти из тени «танцующих принцесс» на дорожку, залитую лунным светом.

Он взял ее за руки и произнес:

— Эту ночь мы должны провести вместе в моем поместье. Умоляю вас, Кэтлин, останьтесь со мной! Для меня это чрезвычайно важно. Ну, вы согласны?

Она сглотнула подступивший к горлу ком и молча кивнула.

* * *

Роберт увидел свет фар приближавшегося к дому лимузина из окна своей спальни, находившейся на верхнем этаже, и, удовлетворенно хмыкнув, радостно потер ладони. Машина заехала в гараж, и слуга, на цыпочках покинув свою комнату, застыл в ожидании в коридоре. Наконец снизу раздался звук шагов Тристана и его гостьи, в которой Роберт узнал Кэтлин Колберт, и глаза лакея похотливо заблестели. Дождавшись, пока в спальне хозяина заиграет музыка, он вернулся в свою комнату и торопливо набрал чей-то номер на своем мобильном телефоне, чувствуя, как с каждой секундой все сильнее нарастает его сексуальное возбуждение.

Тот, которому он звонил в столь поздний час, долго не отвечал. Внизу, в хозяйской спальне все надрывнее рыдало фортепьяно, под аккомпанемент которого бархатистый тенор признавался в любви к чувственному сопрано. Роберт терпеливо ждал ответа, улыбаясь, словно злой гений интриг Макиавелли, которого он боготворил. Как и его кумир, он был напрочь лишен каких-либо принципов и всем другим наслаждениям предпочитал манипуляцию людьми, плетение козней и устройство заговоров. Человек, ответивший наконец-то на его ночной звонок, тоже был отпетый негодяй и законченный мерзавец. Однако между двумя этими коварными и опасными субъектами наладилось полное взаимное понимание и плодотворное сотрудничество.

— Кто это был? — поинтересовалась у блондина, разговаривавшего с кем-то довольно долго по телефону, шикарная шатенка, величественно восседавшая на троноподобном стуле в кожаном наряде для занятий садомазохизмом — черном бюстгальтере, короткой черной юбочке, едва прикрывавшей верхнюю часть ее бедер. Ее стройные длинные ноги в ажурных чулочках на подвязках были раздвинуты достаточно широко для того, чтобы молодой мужчина, стоявший между ними на коленях, мог легко маневрировать, вылизывая своим языком ее начисто лишенную волосиков киску.

— Это Роберт, он доложил мне обстановку в замке, — ответил блондин, приблизившись к ней и устремив взгляд своих бесстыжих васильковых глаз на великолепную вагину своей собеседницы. — Тристан привез туда свою новую пассию, заперся с ней в спальне и теперь ублажает ее записью сцены любовного дуэта «Мадам Баттерфляй».

— Это скверный признак, — нахмурив лоб, промолвила властная дама и впилась своими пурпурными ноготками в голову молодого человека, сосавшего ей клитор. — Отдохни пока, Тодд! — приказала ему она, когда он, подняв голову, вопросительно посмотрел на нее. — Я не хочу, чтобы что-то омрачило мой оргазм. Но следи за тем, чтобы твой петушок оставался резвым и готовым к бою, иначе отведаешь плетки! — Для пущей убедительности она хлестнула его треххвосткой, которую держала в другой руке, по голой спине. Юный мазохист вздрогнул и радостно заржал, как жеребец, его эрегированный член задрожал и побагровел, из щелки на головке выступила прозрачная капелька.

Одетый в костюм Адама, этот извращенец, с сияющими от сладострастного возбуждения глазами, имел на шее кожаный ошейник с цепочками, которые были соединены с колечками, пропущенными через его соски. Одна цепочка тянулась ниже, к кольцу, вделанному в его крайнюю плоть. По обе стороны от стула-трона стояли богоподобные мускулистые красавцы, тоже совершенно голые, с великолепными членами и увесистыми мошонками. Их умащенные смуглые тела излучали золотистое свечение, отражая свет хрустальной люстры и свечей в подсвечниках, что выглядело очень эффектно на фоне красных портьер и черных обоев. Один из рабов был негр, второй — кавказец, оба они обладали неуемным сексуальным аппетитом и завидным темпераментом. Однако их лица оставались суровыми и непроницаемыми.

На полках и крюках, прикрепленных к стенам, лежали и висели разнообразные приспособления для терзания плоти приверженцев садомазохизма, как то: хлысты, плетки, палки, розги и трости, иглы, щипцы и резиновые дубинки. Особняком стояли распятие и дыбы, рядом с ними — гимнастический снаряд «конь», на котором поблескивали стальные наручники, кандалы и цепи. На столике в углу возвышалась груда темных повязок для глаз, затычек для рта и ануса, вибраторов и фаллоимитаторов. Все эти штуковины наглядно свидетельствовали, что в этой комнате собрались люди неординарного склада ума, пресыщенные развратом настолько, что уже не способны были испытать оргазм, не ощутив либо не причинив другому боль во время совокупления.

Блондин сглотнул слюну, наклонился к шатенке, ущипнул ее за торчащий сосок и с аристократическим произношением промолвил:

— Не тревожься, мой ангелок, он по закону не сможет жениться вновь еще семь лет, и никакая хитрая бестия в юбке не сможет прибрать к рукам его состояние.

Шатенка злодейски усмехнулась и вновь уткнула Тодда лицом в свою гладко выбритую промежность. Он с голодным урчанием принялся ее облизывать, она же самодовольно произнесла:

— Вот уж эта наглая кошка взбесится, если я вдруг объявлюсь в имении!

Ее партнер по криминальным интригам улыбнулся и сладострастно взглянул на аппетитный оттопыренный зад юноши, усердно услаждавшего шатенку. При этом пенис гомосексуалиста увеличился, что было заметно по вздутию в брючине его облегающих бархатных штанов, а масленый взгляд стал задумчивым: очевидно, воображение нарисовало ему картину бурного совокупления с Тоддом в мельчайших выразительных деталях. Естественно, его партнерша будет наблюдать, как он яростно драит задний проход ее пажа, возбуждаясь перед тем, как побаловать и ее отменным анальным сексом.

Словно бы прочитав его заветные мысли, шатенка ухватила его за мошонку и, расстегнув молнию на ширинке, извлекла оттуда пенис. Спустя мгновение она уже с вдохновением делала ему минет, ощупывая языком золотое колечко с бриллиантом, пропущенное через головку. Старательный Тодд быстро довел ее до экстаза, и она стала сосать окольцованный член с самозабвенным восторгом, заглатывая его целиком. Такого испытания блондин мог и не вытерпеть, в любой момент его сперма могла исторгнуться в глотку шаловливой красотки, что не входило в его планы. Он запустил пальцы в ее шикарные шелковистые локоны и не без труда извлек свой пенис из ее оральной полости. Дама попыталась было выразить свое недовольство тем, что ее лишили игрушки, но именно в этот миг зубки юноши прикусили ей клитор, и она тотчас же ослепла, замерла и оцепенела, чтобы в следующую секунду издать удовлетворенный стон и откинуться на спинку своего трона.

Тодд отпрянул и покосился на пенис блондина, уже обтянутый латексовым презервативом черного цвета. Шатенка пришла в чувство, открыла глаза и промолвила:

— Можешь взять моего раба, если хочешь.

— Сейчас я буду драить твой зад, — лаконично сказал юноше блондин.

— Этому я буду только рад, — с угодливой улыбкой ответил Тодд, лихорадочно дроча при этом свой член. — Пожалуйста, трахните меня, мой господин! — взмолился он, виляя бедрами.

Дама окончательно собралась с мыслями и, подавшись вперед, стала с любопытством наблюдать процесс мастурбации. Вот кулак юноши на миг замер — и тотчас же из отверстия в багровой головке пениса полетели сгустки кремового цвета. Стоявший над ним блондин ухмыльнулся, ловко поймал один из них пригоршней и стал смазывать этой густой ароматной жидкостью анальное отверстие Тодда. Юноша пошире расставил ноги, блондин просунул в его зад палец, пошевелил им там, вынул и вогнал вместо него свой могучий инструмент в черной оболочке. Тодд сдавленно захрипел, выпучив глаза. И, уронив голову, уперся лбом в паркет. Пенис вошел в него до упора, и Тодд радостно зарычал. Блондин вцепился пальцами в его бедра и принялся с энтузиазмом совершать извращенный половой акт.

— Поддай жару, Гай! — подбадривала его шатенка. — Продрай ему очко до блеска, а потом я отшлепаю его по ягодицам за такое гнусное поведение. — Она залилась бесстыжим смехом.

Гай Марлоу заржал, как породистый конь, излил в зад юноши свое семя, вытянул наружу свой причиндал и, дав Тодду хорошего пинка, хрипло сказал:

— Забирай его, он мне больше не нужен.

Стянув с члена презерватив и зашвырнув его в мусорную корзинку, он застегнул ширинку и вновь обрел невозмутимый и властный облик хозяина дома.

Дама, в распоряжение которой отполз на коленях Тодд, вскочила со своего трона и несколько раз громко хлопнула в ладоши. На ее зов прибежала симпатичная служанка с обнаженной округлой попкой, в кружевном переднике и шелковых чулочках на подтяжках, черных туфельках на шпильках и в бархатном корсете, делавшем ее бюст и талию особенно соблазнительными.

— Подай в мою спальню напитки и располагайся там на ночь, — властно сказала ей хозяйка. — И вы, рабы, тоже отправляйтесь туда, я собираюсь сегодня хорошенько порезвиться, и вы, возможно, мне понадобитесь. Надеюсь, что и Гай присоединится к нам попозже, после того как позвонит Роберту и поблагодарит его от моего имени за хорошую работу. Пусть он сделает все, чтобы Тристан в мое отсутствие не вообразил, что ему удастся устроить себе уютный домашний рай со своей новой пассией.

Гай улыбнулся, окинул ее любовным взглядом своих васильковых глаз и промолвил:

— Я все устрою, можешь не сомневаться, мой ангел. Мы вволю позабавимся над этим наивным фантазером. Ступай в свою опочивальню и развлекайся, как тебе вздумается, моя дорогая Порция.