ОЧНУЛСЯ я от боли во всем теле и с удивлением обнаружил, что нахожусь в пещере, в благословенном тепле.

Просторная и сухая, пещера не просто служила кому-то убежищем от непогоды, она была превращена во вполне уютное подобие нормального человеческого жилища. На стенах было укреплено несколько факелов, которые заливали все помещение светом и, кроме того, его согревали.

Я возлежал на высокой охапке соломы, тонкий слой которой покрывал весь земляной пол насколько хватал глаз. Справа от меня на таком же соломенном ложе распростерлась принцесса. Она казалась спящей.

Но тут что-то мелькнуло в глубине пещеры, там, куда не доставал свет факелов и где сгущались тени. Приглядевшись, я понял, что в дальнем углу сидит, прислонясь к стене, какой-то человек, вероятней всего мужчина, и не отрываясь глядит на меня. Я сел на своей постели из соломы, морщась от боли в суставах и мышцах, и стал пристально всматриваться в темный угол, где расположился незнакомец. Но лицо его оставалось в тени.

— Кто вы? — спросил я.

Тот медленно поднялся на ноги. Мне со страху даже почудилось, что он не просто встал, а будто бы развернулся, вытянувшись вверх, словно змея. И сделал шаг вперед. Потом еще один и еще, пока не очутился в круге света от ближайшего факела.

У меня перехватило дыхание.

Тэсит уставился на меня не мигая единственным своим глазом.

Я испустил пронзительный вопль и вздрогнул всем телом, словно пробуждаясь от кошмарного сна. Но, снова оглядевшись по сторонам, к ужасу своему обнаружил, что по-прежнему нахожусь в пещере и что это жуткое видение предстало передо мной не во сне, а наяву. Вот и ложе из соломы, факелы, вон там недвижимая Энтипи, а вот он, Тэсит, собственной персоной. Эхо моего крика замерло в вышине под сводами пещеры. Тэсит молча продолжал сверлить меня взглядом. Я покосился на принцессу. Она слегка шевельнулась, но так и не пробудилась от сна.

Справа от меня лежал мой меч, слева — посох. Он поместил оружие на расстоянии вытянутой руки от моей постели. Но Тэсит был не из тех, кто легко прощает такие обиды, как та, которую я ему причинил. Он оставил мне посох и меч только потому, что не сомневался в своей способности рассчитаться со мной независимо от того, буду ли я вооружен или безоружен. Да уж, уверенности в себе ему по-прежнему не занимать. Чего никак нельзя было сказать о вашем покорном слуге.

Он по-прежнему молчал. Я тоже не говорил ни слова. Несмотря на животный ужас, который меня буквально парализовал, мне было любопытно, кто же из нас первым произнесет хоть слово.

Разумеется, это сделал он.

— Как ты мог? — были первые его слова. Вернее, я попросту догадался, что он именно это хотел сказать, тогда как в действительности изо рта его вырвалось нечто невнятное вроде: «Катымо». Я нахмурился.

— Что?

Он с выражением досады закатил свой единственный глаз и повторил вопрос медленно, по слогам, и почти отчетливо. А я снова переспросил:

— Как я мог — что?

Тэсит покачал головой, недоумевая и досадуя, почему это я делаю вид, что мне непонятен его вопрос, да и сама суть происходящего. Он спрашивал, как я мог столь коварно и подло предать его, проявить такую черную неблагодарность после всего, что он для меня сделал. Он прекрасно понял, что я отдаю себе отчет в тогдашнем своем поступке и лишь разыгрываю непонимание, чтобы потянуть время, и потому больше не стал повторять свой вопрос.

Теперь только, увидев его вблизи, я смог вполне оценить ущерб, который причинил его внешности несколько месяцев тому назад. На лбу у него остался глубокий шрам от раны, нанесенной моим посохом. Кожа срослась неровно, зигзагом, и это нисколько не красило моего бывшего друга. К этому следовало добавить слегка покривившийся нос и свернутую вбок челюсть. Я успел заметить зияющие провалы у него во рту, в тех местах, где прежде были зубы. Вдобавок к утрате внятности и четкости речи он еще и издавал сквозь эти щербины какой-то свистящий звук, когда произносил некоторые согласные. Его свалявшиеся и растрепанные волосы лоснились от жира, не в лучшем виде пребывала и борода. Он теперь даже отдаленно не походил на героя.

Скорей выглядел как безумец.

— Мне пришлось самому вправлять себе челюсть и стягивать ее лубком, чтобы срослась, — заявил он таким непринужденным тоном, как если бы наш разговор происходил за столиком в трактире, где мы, потягивая эль, делились бы воспоминаниями о былых невзгодах. — Здорово ты тогда постарался, По. — Помедлив, он все же снова спросил: — Как ты мог?

Мне пришлось напрячь воображение. Я понимал, что должен, обязан дать ему хоть какой-то ответ. Но ничего путного на ум не приходило. Тогда, пожав плечами, я пробормотал:

— Так надо было.

Он кивнул. Как ни странно, вид у него при этом был такой, словно иного он от меня и не ожидал.

— Мы все совершаем то, что нам предназначено. — Это философское изречение было совершенно в его духе. — И с этим ничего не поделаешь. Вот и теперь: мне придется тебя убить, По. Иначе просто нельзя. Надеюсь, ты понимаешь. И не держишь на меня обиды.

— Нет, конечно, — заверил его я. — С чего бы? — И, помолчав, осторожно спросил: — Ты прямо сейчас… этим займешься?

— О нет, что ты, что ты! — возразил он с необыкновенной горячностью. — Нет, как же бы я мог это сделать, пока Энтипи не пришла в себя? Нет, По. Нет… Сперва мы дождемся ее пробуждения от обморочного забытья. Потом ты должен будешь унижаться, валяться у меня в ногах, вымаливая пощаду. Это очень важный момент. Она должна видеть, как ты это будешь проделывать.

— Почему ей непременно нужно это видеть?

— Потому что Энтипи успела за столь долгий срок в тебя влюбиться. Верно ведь? Скажи правду, я не стану принимать это близко к сердцу. Честное слово. Обещаю.

— Не станешь принимать к сердцу? Обещаешь? — возопил я. — А меня убить собрался?! Да как у тебя только язык поворачивается?..

Тэсит приблизился ко мне и опустился на колени в нескольких футах от моего ложа. Он уставился на меня своим единственным глазом и заговорил, как прежде, тщательно выговаривая слова, и мне казалось, что-то в его душе умерло, перестало существовать, навсегда покинуло тело вместе со способностью внятно произносить звуки.

— Да, я собираюсь тебя убить, но при этом не питаю к тебе никакой вражды, не чувствую досады и злости. Все это было, но теперь исчезло без следа. Мне приятно поделиться с тобой тем, что как настоящий, подлинный герой я сумел стать выше любых мелочных соображений, любых личных счетов. Ярость, чувство мести мне не свойственны. Вот когда ты на меня напал и оставил лежать на поляне покалеченного, истекающего кровью, я испытывал жгучее желание тебя убить. Оно было горячее тысячи солнц.

— Это… было сильное чувство, — промямлил я, лишь бы хоть что-то сказать.

— И после, когда мне пришлось самому вправлять себе челюсть, когда меня стала мучить нестерпимая боль от ран, что ты мне нанес, моя злость распалилась еще пуще. Тысяча солнц? Нет, вся сотня тысяч, это будет ближе к истине. Но знаешь что, По?

— Нет. Не знаю. Что?

— На то, чтобы поддерживать в себе ярость такого высокого накала, требуется очень много сил. И если тебе одновременно надо их тратить на лечение, на то, чтобы оправиться от ран… приходится выбирать, что важней. Я счел более важным для себя… выживание, восстановление здоровья… в надежде на то, что когда-нибудь мы с тобой встретимся вновь. Мне было совсем нетрудно отыскать твой след. Феникс ведь только-только родился, а потому в полете он оставлял за собой огненный след. Верхушки деревьев там, где он пролетал, оказались немного опалены. Этот след мало кто кроме меня сумел бы заметить. Но для меня это было проще простого. Ты ведь знаешь, на что я способен, Невпопад.

Я кивнул. Мои члены вдруг ожили — онемение прошло, к ним вернулись былые силы, подвижность. Вероятно, на тело воздействовало само сознание того, что я остался жив. Но я по-прежнему не двигался, чтобы ненароком не обозлить Тэсита. Я был на его территории и в полной его власти.

— Возможно, мое выздоровление длилось бы гораздо дольше… или вовсе не наступило бы, не встреть я друга.

— Друга?

Тэсит вытянул губы трубкой и пронзительно свистнул. Снаружи послышался топот копыт, и я приготовился к новой встрече с единорогами. Во мне все так и замерло от ужаса. И тут в пещеру протиснулось нечто громадное, темное… Я не верил своим глазам.

— Титан! — Ибо это и впрямь был он, могучий, роскошный жеребец, некогда принадлежавший покойному сэру Умбрежу. Ошибиться я не мог — сколько раз любовно проходился щеткой по этой блестящей шкуре, на которой теперь, как раз посередине груди, виднелся небольшой шрам, сколько раз седлал и расседлывал его. Я узнал бы этого жеребца, даже ослепнув на оба глаза, просто на ощупь.

Тэсит выглядел слегка удивленным, так, самую малость.

— Привет, Улисс, как я тебя нарек… или Титан, как называли тебя прежние хозяева… — Он задумчиво посмотрел на лошадь, потом перевел взгляд на меня. — Значит, ты его и в самом деле узнал. Смотри, смотри на него повнимательней, Невпопад. Во все глаза, благо они у тебя оба на месте. Этот красавец, вероятно, единственное живое существо на земле, питающее к тебе привязанность.

— Но… с чего ты это взял?..

— Я нашел жеребца в лесу, вскоре после нападения на ваш отряд ублюдков-гарпов. О, в самом деле, Невпопад. — Он кивнул, усмехаясь. Его позабавило выражение недоумения, мелькнувшее на моем лице. — Учуяв запахи, которыми полнился лес на несколько ярдов вокруг той поляны, обнаружив поломанные ветки и тела погибших… я без труда мысленно воспроизвел картину случившегося. Улисс… прошу прощения… Титан был серьезно ранен. Я стал за ним ходить, врачевал его рану, пока он не поправился. Благодаря следу, который оставил феникс на верхушках деревьев, я представлял себе, пусть только приблизительно, куда ты направился. Титан слишком хороший конь, чтобы я рискнул оставить его на сомнительную милость леса. И я выходил его.

Конь, словно поняв, что речь идет о нем, слегка изогнул благородную шею и негромко заржал.

Этот звук услыхала и Энтипи. Она с едва слышным стоном повернула голову набок. Но глаза ее все еще оставались закрытыми. Тэсит скользнул взглядом по ее лицу и неторопливо продолжил:

— А потом мы двинулись по твоим следам и остановились там, где нас застигла зима. К сожалению, мы не могли развить большую скорость. Ведь у нас не было феникса. А все благодаря вмешательству в ситуацию моего разъединственного друга, Невпопада. Мы обосновались здесь, чтобы переждать холода. Все это время я истово молился о том, чтобы встретиться с тобой, По. Чтобы наши пути где-нибудь да пересеклись. Но вдруг… — Он мечтательно вздохнул. — Вдруг я почуял запах сирени… Запах единорогов. Мое обоняние теперь уже не то, каким было прежде… благодаря усилиям моего бывшего доброго друга, Невпопада. Но даже несмотря на это, я уловил в воздухе божественный запах и понял, что стадо обосновалось неподалеку. Я как раз собирался идти к ним, когда почувствовал, что их что-то встревожило. Но тут с гор сошли лавины, отрезавшие мне путь к единорогам, к их пастбищу, туда, где царит вечная весна. Я в который уже раз проклял судьбу. И вдруг… Титан начал беспокоиться. Он так себя повел, словно тоже учуял в воздухе что-то знакомое. Он настойчиво стремился к одному ему известной цели сквозь рыхлый глубокий снег. Мне ничего не оставалось кроме как за ним последовать. И конь вывел меня к тебе. Он тебя отыскал на дне ущелья, По. И нисколько не противился, когда я взгромоздил на него тебя и Энтипи, чтобы привезти вас обоих сюда. Видишь, выходит, его преданность тебе не знает границ. Согласись, такая привязанность весьма трогательна… И чрезвычайно редка…

— Ты все болтаешь без умолку, — мрачно проговорил я. — Не слишком ли это утомительно для твоей кривой челюсти? — Мне надоело слышать его ехидные намеки, оскорбительные замечания. — Коли собрался меня убить, так действуй, чего же ты медлишь?

— Я же тебе уже сказал, — терпеливо возразил Тэсит. — Она должна это видеть… Понять, осознать, что…

Энтипи сидела на своем соломенном ложе, взгляд ее затуманенных глаз блуждал по сторонам, ни на чем не останавливаясь и не фокусируясь. Принцесса еще не вполне пришла в себя…

— Невпопад!.. — хрипло произнесла она.

— Он здесь, где ж ему еще быть, девочка моя милая! — радостно отозвался Тэсит.

Она, конечно же, узнала этот голос. И вполне осмысленно взглянула на него.

— Тэсит!

— Да, я все тот же, моя милая, я предстал перед тобой, как и обещал…

Он приблизился к ней, но Энтипи в ужасе от него отшатнулась.

— Ты ужасно выглядишь!

— Что ж, признаю, прежде я был намного краше, но…

— Не понимаю, что ты такое бормочешь? «Пежже ябыв нанодо каши», — передразнила она его. — Что это означает?!

Душа моя преисполнилась злорадства. До чего ж приятно было видеть замешательство, растерянность, смущение моего бывшего друга, который прежде являл собой само совершенство. Энтипи вовсе не собиралась пасть в объятия своего долгожданного героя. Напротив! Она глядела на него как на полураздавленное насекомое, поверьте! Лицо ее выражало недоумение, я без труда прочитал в ее глазах мысль, которую она пока еще не облекла в слова: «Что здесь понадобилось этому персонажу из прошлого? В настоящем и в будущем он совершенно неуместен». Я себя чувствовал все лучше, все бодрее и увереннее. Жаль только, что недолго придется радоваться победе, мой бывший друг слов на ветер не бросает…

Тэсит сделал нетерпеливый жест, но, вздохнув, взял себя в руки и вернулся к своей прежней манере разговора — стал произносить слова медленно, буквально по слогам. И отступил от принцессы в сторону. Повторив фразу, которую Энтипи не расслышала, он столь же неторопливо продолжил:

— Энтипи… Мне известна твоя способность проникать глубоко в суть предметов и явлений, не судить о людях по их внешности. Когда мы с тобой только познакомились, тебя не смутило мое прошлое лесного разбойника и мятежника… и твоя вера придала мне сил для свершения героических деяний… Ты, ты одна была моей путеводной звездой, моим идеалом, моей…

Энтипи прервала его на полуслове, возвращаясь к прежней теме, словно он и не пытался разливаться перед ней соловьем:

— Нет, ты меня не понял, ты в самом деле выглядишь хуже некуда. Ты утратил всю свою былую привлекательность. Растолстел, не следишь за собой.

— Но ведь то, что у человека внутри, куда важ…

— И вдобавок от тебя воняет!

— А с этим-то что я могу поделать?! Прикажешь мне в снегу купаться?! — выпалил он. — Все вокруг замерзло, застыло. Я с трудом растапливал понемногу снега, чтобы напиться… И то не вдоволь. А ты хочешь…

— Не ори на меня. Я принцесса. Никто не смеет повышать на меня голос.

— Прости, — смиренно пробормотал он, наклонив голову. Я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. — Ты, конечно же, права. Но пойми: ты одна вдохновила меня на все, что я совершил значительного, все до единого мои подвиги были посвящены тебе! Я выполнил три, целых три задания Старого великана. Ради тебя. И ради тебя одной я отыскал кольцо Посейдона, которое дало мне власть над наядами… и они меня спасли от верной смерти, когда я упал в реку, сброшенный с высокого берега ублюдками-гарпами…

— Это очень мило, — кисло улыбнулась Энтипи, но все то время, пока ты так геройствовал, я находилась в рабстве у благочестивых жен, пережила нападение гарпов, побывала у них в плену, а после прислуживала в одном из трактиров Приграничного царства Произвола. Ты полагаешь, это приличествовало принцессе, наследнице престола? Ты думаешь, мне легко было такое пережить? И если бы не он, Невпопад…

— Если бы не он, Невпопад?! — Физиономия Тэсита, и без того несимметричная, еще больше перекосилась от злости. Я думал, его вот-вот удар хватит. — Энтипи… — снова кротко воззвал он к принцессе, взяв себя в руки. — Обо мне слагали песни… Эпические поэмы! И у тебя язык повернулся сравнить его со мной? Что же такое поют о нем, прославляя его «великие подвиги», хотел бы я знать?!

Наклонившись вперед, я со смешком ответил:

— Как же, один оруженосец сочинил про меня пару лимериков… не совсем приличного содержания.

— Заткнись! — рявкнул Тэсит. — Это вопрос риторический! Так неужто же ты, Энтипи, предпочтешь его мне? Одаришь его своим расположением… Его?! Того, по чьей вине ты претерпела все несчастья, о которых сейчас говорила?

— О чем это ты? — строго спросила она.

Я не рискнул вмешаться в ход их беседы, как мне ни хотелось вставить хоть несколько слов… Судя по виду Тэсита, он вполне способен был отсечь мне голову одним взмахом меча, если б я на свое несчастье привлек сейчас его внимание к моей скромной персоне. И он все ей рассказал. Как череда эпических подвигов в конечном итоге привела его к месту возрождения из пепла легендарного феникса. С каким восторгом он наблюдал за самовозгоранием прежней особи и появлением на свет новой. Как он собрался было совершить самое великое из своих деяний… но был остановлен подлым и коварным Невпопадом. Как его феникс оказался похищен, а сам он был повержен и покалечен мной, его бывшим другом, напавшим на него, безоружного, когда он меньше всего этого ожидал…

Короче, он рассказал ей всю правду.

Энтипи слушала его с напряженным вниманием. Она ловила каждое его слово, изредка кивая. Когда Тэсит умолк, она некоторое время сидела, не произнося ни одного звука, с непроницаемым выражением на лице, и искоса поглядывала то на меня, то на него, потом снова на меня… А после вздохнула и мягко проговорила:

— Тэсит…

— Да, любовь моя.

— То, что ты здесь нам рассказал, — тут в голосе ее зазвучал металл, — самая бессовестная клевета, какую я когда-либо слыхала.

— К-клевета?! — Тэсит отказывался верить своим ушам. Нет, в самом деле, он решил, что слух его подводит.

— Как ты смеешь, — продолжала отчитывать его принцесса, — пытаться переложить собственную вину, собственную несостоятельность на плечи отважного и честного Невпопада?

— Несостоятельность?! Переложить вину?! — Не помня себя от злости, взревел Тэсит. Ярость настолько затмила его разум, что он способен был лишь тупо повторять ее слова, не находя собственных.

— Невпопад сумел разыскать феникса, которого ты, без сомнения, упустил… а потом он, рискуя собой, спас меня от гарпов, заботился обо мне все эти долгие месяцы… И после всего этого у тебя повернулся язык обвинить доблестного оруженосца…

«О боги, мне все же удалось… У меня получилось… перетянуть одеяло на себя».

— … в том, что он коварно напал на тебя, чтобы заступить твое место и похитить твою славу!

— Но именно это он и сделал! В точности так все и было!

— А тебе не приходило в голову, Тэсит, что, быть может, не стоило придавать этой твоей славе такое уж большое значение? И действовать следовало не ради нее как таковой, а во имя каких-то других целей?

Губы его дрогнули. При этом до меня долетел странноватый звук — негромкий щелчок. Это он челюстью двинул, чтобы придать ей более или менее нормальное положение. Я так думаю, клацающий звук издали соприкоснувшиеся между собой верхние и нижние зубы. Только так он был способен худо-бедно произносить звуки и складывать их в слова.

— Не ради… моей славы? — В голосе его слышалось искреннее изумление. — Но что же может быть превыше нее? Я ее заслужил! Я столько лишений претерпел, столько раз рисковал жизнью, столького в итоге достиг! А чего мне стоило выследить феникса, который собирался самовозгореться и возродиться из пепла? Он непременно должен был стать участником моего самого грандиозного, самого героического деяния! Но его у меня украл этот… этот урод проклятый! Это ничтожество! Ты хочешь, чтобы я существовал в мире, где нет признания заслугам, самопожертвованию, где не существует веры в героический идеал, но где двуличие и коварство бывают вознаграждены самой щедрой мерой, а в выигрыше неизменно оказывается тот, кто проворнее всех гонится за собственной выгодой. Это мир несправедливости! Я отказываюсь жить в нем!

— Ты всего лишь дал схематичное описание реальной жизни в человеческом сообществе, — подал голос я.

Челюсть Тэсита съехала на сторону, что наверняка причинило ему боль. Подвигав ею, чтобы придать нужное положение, он напыщенно произнес:

— Я отказываюсь принимать этот мир. По… скажи ей. Расскажи все как было. Тебе она поверит.

— Ты, никак, хочешь, чтобы Невпопад признал, будто разделяет твой искаженный взгляд на вещи? — презрительно скривившись, спросила Энтипи.

— Напротив, это единственно верный взгляд на мир, — устало возразил Тэсит. — Невпопад! — Он повернулся ко мне с побелевшим от злости лицом. Его глаз метал молнии. Вид у Тэсита был просто безумный, клянусь. — Скажи ей… Если тебе дорога жизнь, скажи ей правду!

«Как бы не так, — подумал я. — Моя игра еще отнюдь не кончена, нет. Если как следует все обдумать, бросить кости хитроумным манером, они лягут так, как мне нужно».

Видите ли, я постепенно пришел к убеждению, что Тэсит вовсе не собирался меня убивать. Это было не в его духе. Попугать, пригрозив расправой, заставить меня поступить так, как ему хотелось, вывести на чистую воду, выставить трусом и негодяем в глазах Энтипи — вот к чему он, собственно говоря, стремился. Нет, тот Тэсит, который был мне очень знаком, просто не смог бы хладнокровно зарезать человека. А ведь Тэсит, несмотря на все его занудство, был и остался настоящим героем. Герои же только врагов побеждают, они не совершают злодейских убийств…

А это означало, что за свою шкуру я мог не беспокоиться. Из чего, в свою очередь, следовало, что я вполне могу не играть по его правилам, если мне этого не захочется.

Но для начала я решил повести себя дипломатично.

— Мне искренне жаль, — я это произнес с притворным смирением, — что взгляды Тэсита на жизнь… таковы, какой эта жизнь ему представляется. — Высказав столь глубокомысленное замечание, я откинулся на свое соломенное ложе и затих.

— Какого черта это, по-твоему, должно означать?! — взорвался Тэсит. Именно на такую реакцию с его стороны я и рассчитывал. Мне прежде всего хотелось вывести его из себя. — Тебя послушать, так я просто умалишенный какой-то!

— Не представляю, кому могла бы прийти в голову такая вздорная мысль? — насмешливо вставила принцесса.

Тэсит снова повернулся ко мне и произнес с надрывом и мольбой:

— Невпопад, в конце концов, оставим в стороне твою жизнь…

Я поспешно его перебил:

— Вот уж к чему я никогда не был склонен!

Но Тэсит продолжал, словно не слыша меня:

— Главное в том, что мы оба знаем правду. Лгать принцессе — значит оказывать ей скверную услугу. Неужто же ты на это пойдешь ради своих сиюминутных мелочных интересов? Она заслуживает того, чтобы знать правду. Она заслуживает, чтобы рядом находился тот, кто назначен для этого судьбой. Она заслуживает…

— Тебя, вот куда ты клонишь. Она заслуживает тебя и никого другого.

— Ты более или менее прав, — признал он.

— Скорей менее, чем более, — фыркнула принцесса. — А подумал ли ты о том, Тэсит, что я сама в состоянии решить, кого я заслуживаю, а кого нет?

Она уставилась на него с таким вызовом во взгляде, что Тэсит только головой помотал. Он никак не мог заставить себя примириться со сложившимся положением вещей, ему все еще казалось, что Энтипи можно переубедить, воззвав к ее чувству справедливости, поведав ей всю правду обо мне.

— Это невероятно, этого просто быть не может, — только и повторял он без конца, не находя других слов.

Я-то хорошо понимал, почему происходящее не укладывалось у него в голове. Он слишком долго мечтал о нашей встрече, рисуя в воображении все ее подробности, все мельчайшие детали. Возможно, именно ожидание этой встречи, надежда на то, что рано или поздно она состоится, и уверенность в том, что все пойдет так, как он рассчитывал, помогали ему жить все то время, которое миновало с момента нашей последней разлуки. Он ни минуты не сомневался, что Энтипи поверит ему, ведь герой-то он. Ведь он не кто иной, как сам прославленный в балладах и легендах Тэсит. Попробуй он при всех его совершенствах хоть разок поступиться правдой, солгать, и голова его, того и гляди, разлетится на мелкие кусочки. Словом, она ему поверит, а меня сочтет презренным ублюдком, каким я и был в действительности, что уж тут скромничать.

Но все обернулось совсем иначе.

Вслушиваясь в его бормотание, я понадеялся было, что он окончательно спятил. В таком случае все, что нам с Энтипи осталось бы, — это тихонько выскользнуть из пещеры. Он, поди, даже не заметил бы нашего ухода. Но это было бы слишком легко и просто. А жизнь моя, если вы обратили внимание, легкостью никогда не отличалась.

Внезапно Тэсит оборвал свои причитания и уставился на меня не мигая. Он заговорил со мной низким, грубым голосом, это чтобы я знал: он не собирается давать мне спуску:

— По… скажи же ей. Немедленно!

— Не понимаю, о чем ты, — сочувственно произнес я и помотал головой.

— Немедленно расскажи ей, как все было.

— Я искренне желал бы тебе помочь, дружище, но боюсь, что это выше моих…

И вот тогда он метнулся ко мне, схватил за руку и так ее рванул, что еще немного, и плечо мое оказалось бы вывихнуто. Он меня тащил к выходу из пещеры. Я упирался как мог, но у Тэсита, даже теперь, когда он находился отнюдь не в лучшей форме, хватка осталась железной.

— Так давай же обсудим это недора… — промямлил я, чтобы оттянуть момент расправы, но он уже меня не слушал.

— Вперед, оруженосец! — подбодрила меня Энтипи. — Задай ему! Пусть знает, как порочить твое доброе имя!

Вы наверняка догадались, что слова ее достигли эффекта прямо противоположного тому, какого она ждала.

Тэсит выволок меня под открытое небо, на залитую солнцем поляну. После теплой пещеры здесь было ужасно холодно и неуютно. Жаркие дуновения с пастбища единорогов не достигали этого глухого, нехоженого участка леса. Тэсит крутанул меня за руку, словно партнершу в танце, и отступил в сторону. Наконец-то мое запястье высвободилось из его проклятых пальцев. Я стоял, припав на негодную ногу, и щурился от яркого света.

— Твой меч! — процедил Тэсит. Оказывается, сдернув меня с соломенного ложа, он успел прихватить и меч, лежавший рядом. Он швырнул его мне, и я без труда поймал свое испытанное оружие за рукоятку. Тэсит закинул руку за спину и вытащил из ножен свой меч. Острое лезвие сверкнуло, рассекая воздух, и, как мне почудилось, издало приятный, ласкающий слух мелодичный звук. Может, это было легендарное оружие, наделенное именем, обладающее голосом и вошедшее в баллады и саги. Черт возьми, все, что окружает этого человека, неизбежно попадает в эпические произведения.

— Действуй, Невпопад.

— Что я должен с ним делать? Бороду подровнять?

— Постарайся меня убить, а коли тебе это не удастся, бог мне свидетель, тогда я тебя постараюсь убить. И непременно в этом преуспею.

Я по-прежнему не сомневался, что он блефует. Тэситу никогда бы в голову не пришло кому-то угрожать, а после совершить убийство. Тем более если речь шла обо мне. Тот Тэсит, которого я знал, свято верил, что в каждом есть что-то хорошее и оно непременно рано или поздно проявится, надо только этого дождаться. Он был гуманистом с душой, преисполненной веры в величие человеческой расы.

— Единственное, в чем ты преуспеешь, так это в демонстрации своего жалкого идиотизма, — проинформировал его я. — Признай, что проиграл. Оглянись вокруг и пойми…

Но Тэсит не потрудился последовать моему совету. Вместо этого бросился на меня в атаку.

Он даже не подозревал о том, сколько ночей кряду благодаря щедрости сэра Умбрежа я обучался тонкостям ведения поединков. Во мне уже ничего не осталось от того малорослого, хлипкого юнца, каким помнил меня Тэсит. Мне было вполне по силам защитить себя при помощи меча. И, между прочим, нельзя было исключать, что я стал владеть благородным оружием рыцарей даже искусней, чем он. Да, наше сражение вполне могло закончиться моей победой.

Впрочем, мне выпало лишь несколько секунд, чтобы потешить себя этой надеждой: именно столько потребовалось Тэситу, чтобы преодолеть разделявшее нас расстояние и замахнуться мечом. Клинок снова издал мелодичный звон, а я едва успел выставить ему навстречу свое оружие. Тэсит так сильно по нему ударил, что у меня завибрировала не только рука, но и все тело.

Тэсит снова двинулся в наступление, и опять я отразил его удар. Боюсь, по чистой случайности. Но в третий раз, наступая, он уже имел представление о слабых сторонах моей защиты и изловчился нанести удар мечом плашмя мне по скуле. Перед глазами у меня заплясали звезды, и я покачнулся. Тут Тэсит ударил меня по макушке, и снова плашмя. Этот второй мощный удар меня свалил. Я упал на землю.

— Расскажи ей, — потребовал он.

Но я не собирался так легко ему уступать. Вскочил на ноги и перешел в контратаку, пытаясь нанести ему рубящий удар, но Тэсит его легко парировал. Он вообще сражался с удивительной легкостью, так, словно не мечом орудовал, а помахивал тросточкой. Наши мечи скрестились, Тэсит наступал, и мне пришлось сделать несколько шагов назад. Споткнувшись, я едва снова не упал, но в последний момент мне удалось воткнуть в мерзлую землю острие меча. Я схватился за его рукоятку и благодаря этому устоял на ногах.

— В память о нашей былой дружбе… и в знак уважения к твоей надвигающейся смерти… я позволю тебе продемонстрировать твое умение сражаться во всей его полноте. — Из пещеры, щурясь от яркого солнечного света, вышла Энтипи. — Но ты ей расскажешь правду. Иначе мне придется отсечь тебе руки и ноги. Как дровосеки обрубают сучья на стволе.

— Отвяжись ты от него! — крикнула Энтипи и сделала несколько шагов в нашу сторону. Но я поднял вверх руку и ответил ей как настоящий герой:

— Нет, это мой поединок, принцесса. И если вы меня хоть немного уважаете, позвольте мне довести его до конца.

К моему немалому удивлению, она остановилась и согласно кивнула. Принцесса очень волновалась, глядя на нас, но глаза ее при этом заблестели как-то хищно, кровожадно. Ей хотелось дождаться того момента, когда герой, сражающийся с негодяем, одержит полную и безоговорочную победу. Но разобраться, кто из нас есть кто, по-моему, было не так-то легко. Во всяком случае, себя я затруднился бы отнести к любой из этих категорий.

Тэсита озадачила эта моя просьба. Он нахмурился, не понимая, почему я отослал Энтипи подальше от нас, но через пару секунд лицо его прояснилось.

— А-а-а, я понял, понял, почему ты ее просил не вмешиваться в поединок и держаться от нас на расстоянии. Чтобы она не услышала тех слов, которыми мы будем обмениваться во время сражения.

Я ничего ему на это не ответил. Мы оба понимали, что он прав.

— Не ожидал этого от тебя, По. Тебе и впрямь небезразлично, что принцесса о тебе подумает, узнав правду. Прежде тебе было плевать на мнение окружающих. Ты изменился, Невпопад.

— Ты тоже, — съехидничал я. — Но лишь один из нас двоих изменился к лучшему. Угадай, кто?

Поджав губы, он стал наступать на меня.

Я пытался припомнить все, чему меня учили, и стал наблюдать не столько за клинком Тэсита, сколько за движениями его тела — поднятием руки, поворотом шеи, — что могло служить для меня разгадкой маневров, которые он замышлял. Поначалу я неплохо справлялся, мне удавалось отражать его атаки одну за другой и даже переходить в наступление. Но когда я в очередной раз попытался предпринять атаку, его меч неожиданно царапнул меня по левому бедру. Шесть его выпадов я отразил, но седьмой достиг цели. И хотя рана оказалась пустяковой, по ноге у меня побежала струйка крови.

— Правду, Невпопад. Скажи ей правду.

— Сам ей все объясни. Если уверен, что справишься. С твоей-то дикцией.

Он опять сделал выпад, но я увернулся и своим клинком отвел его меч в сторону. Но после целой серии отраженных мной атак ему все же удалось слегка меня ранить в правую ногу. Рана была глубже, чем первая, и кровоточила сильней. Он меня все время теснил, и я был принужден отступать. И вот уже острие его меча оставило глубокий порез на моей руке.

И вдруг я понял: он наносит мне раны во время каждого седьмого выпада. Действует как заведенная машина, как часы, которые бьют через определенные промежутки времени. Из этого следовало, что моя защита никуда не годится. Он просто со мной играет, позволяя отразить шесть атак подряд и нанося порезы во время седьмой. Он все это время мне поддавался, пока сам этого хотел. По-видимому, он по глазам моим прочитал, что я догадался о его уловках, и с ухмылкой кивнул мне. Клянусь, никогда ни у кого я не видел такого свирепого выражения лица, с каким он на меня при этом смотрел, этот Одноглазый Тэсит.

— Ну что, готов ей рассказать? — прошептал он. И мне стало ясно, что ему скоро надоест шутить и притворяться. — Похоже, ты так до конца меня и не понял, По. Я в любом случае тебя убью. После того, что ты со мной проделал, тебе нет места на земле.

«Да блефует он все», — подумал я.

— Но ты можешь выторговать у меня легкую смерть, мгновенную, от удара клинком. При этом все твои конечности останутся целы… В противном случае я их отрублю и оставлю тебя умирать от потери крови. Ты будешь тщетно молить меня об ударе в сердце мечом или кинжалом. Но я не снизойду к твоим мольбам, так и знай. Мое решение, как тебя умертвить, будет зависеть от того, скажешь ли ты принцессе правду.

Нет, он просто-напросто блефует.

— Итак, что ты решил, Невпопад? Что скажешь?

— Задай ему, Невпопад! — крикнула Энтипи.

— Идите к черту, — вырвалось у меня.

Лицо принцессы омрачилось.

— Только после вас, — сердито парировала она.

Тэсит выбрал именно этот миг для новой атаки. Теперь он действовал совершенно иначе — теснил меня все дальше и дальше, пока я наконец не уперся спиной в скалу. Отступать было некуда. Тэсит замахнулся мечом, но я вовремя пригнул голову, и удар пришелся по камню, из которого клинок вышиб искры. Думаю, именно тогда я впервые за все время нашего поединка по-настоящему спасся от его удара. Тэсит пребывал в ярости, и это не могло не сказаться на координации его движений. Если бы он лучше владел собой, моя голова была бы уже отделена от туловища. Я попытался было отступить в сторону, но он не позволил мне этого сделать, несколько раз устрашающе взмахнув мечом. Сквозь звон железа и топот наших с Тэситом ног до меня порой доносились ржание Титана и крики Энтипи, которая настаивала на том, чтобы я наконец перестал валять дурака и стал бы драться с Тэситом в полную силу. Я горько усмехнулся. Вот ведь попала пальцем в небо. И как, скажите на милость, убедить ее, что она заблуждается на мой счет?

Я подныривал под клинок, уворачивался, метался из стороны в сторону. Несмотря на холод, у меня со лба каплями катился пот. Дышал я тяжело, грудь саднило. Вдобавок ко всему раны, нанесенные Тэситом, продолжали кровоточить. Я уже начинал чувствовать легкую дурноту. Мои силы стремительно убывали, Тэсит же не знал устали. Вот он без особых усилий пробил брешь в моей обороне, и я громко вскрикнул, почувствовав, как клинок полоснул меня по ребрам. Я судорожно зажал ладонью рану, из которой обильно текла кровь.

Он на несколько секунд остановил свой натиск и вперил взгляд в мою свежую рану. И я решился на атаку. Вознес меч над головой и бросился на него сломя голову. Мне хотелось все силы, всего себя вложить в этот выпад.

Но Тэсит перехватил мой клинок в воздухе затянутой в перчатку рукой и что было сил оттолкнул его. Я потерял равновесие и упал на снег. Он замахнулся на меня своим мечом, и я едва успел откатиться в сторону, прежде чем клинок вонзился в землю в том месте, где я только что лежал. Тэсит быстро подскочил ко мне и поставил ступню на мою раненую грудь. Он приставил к ней острие меча, а другой ногой прижал к земле мою руку, в которой я сжимал рукоятку меча.

— Расскажи ей все, — в который уже раз повторил он. — Иначе, богом клянусь, я тебя прикончу.

Я вгляделся в его единственный глаз. Нет, представьте себе, он не блефовал.

— Ну хорошо, — сказал, вернее, прорыдал я. — Ладно, я все ей расскажу.

— Подробно!

— Разумеется… только… ты меня, пожалуйста, не убивай, Тэсит. — По моим щекам заструились слезы. Ну и жалкое зрелище я, поди, собой являл! — Не убивай… пожалуйста, не надо…

— Не могу этого обещать. Сказал, что убью, значит, так и будет…

— Тэсит, пожалуйста… Так нечестно…

— Нечестно? — взревел он. — И это ты мне говоришь? После того, что со мной сделал?

Принцесса, к счастью, находилась довольно далеко и не слыхала наших слов.

— Да, это нечестно! Ты, Тэсит, появился на свет красивым, стройным, отважным, справедливым. Тебя вырастили единороги, ты в любом лесу как у себя дома. Рожденный быть героем! А взгляни на меня, ублюдочного сына шлюхи, хромоногого калеку! Я хотел совершить в жизни хоть что-то значительное. Но мне так мало было для этого дано. А ты… тебе все легко доставалось…

— Легко? Да ты просто не представляешь себе, через какие испытания мне довелось пройти за последние несколько лет! Неужто ты и впрямь полагаешь, что я отправлялся на подвиги, не сомневаясь в своей победе? Ошибаешься! Мне знакомо чувство страха. И я оказываюсь в его власти всякий раз, как только мне выпадает биться с каким-нибудь чудовищем или когда мифический зверь требует, чтобы я разгадал его загадку. Но я научился преодолевать малодушие.

— Я тоже, представь себе! Просто ты не одобряешь способ, каким я этого добился. — Я вскрикнул, потому что его башмак еще глубже вдавился в мою грудь.

— Расскажи ей все… всю правду… И тогда, быть может, я оставлю тебе жизнь.

— Но принцесса может мне не поверить…

— Так убеди ее. Иначе умрешь.

— Хорошо-хорошо, я уж найду способ. — Никогда еще я так не презирал себя за трусость и слабость характера, как в те минуты. — Позови ее, скажи, чтобы подошла ко мне.

Кивнув, Тэсит обернулся, чтобы позвать Энтипи. А я внутренне готовился к тому, чтобы рассказать ей всю правду без утайки. Уж мне-то она точно поверит, хотя и придется приложить определенные усилия к тому, чтобы ее убедить, и я это, безусловно, сделаю ради спасения собственной шкуры. Энтипи тогда узнает, что я — презренный трус, ударяющийся в слезы перед лицом реальной опасности, а вовсе никакой не герой. Она поймет, что человек, пустившийся на такие авантюры, чтобы только шкуру свою спасти, не кто иной, как жалкий позер, не стоящий внимания самой распоследней служанки из королевской крепости и уж тем более — принцессы крови. Мне удалось выдать малодушие, с каким я молил гарпов меня пощадить, за притворство с целью спасения ее высочества. Но у меня тогда был великолепный козырь, который я и вытащил из рукава, — птица феникс. Но даже несмотря на это, Энтипи долго сомневалась в правдивости моих слов. А на сей раз мне уже нипочем не выкрутиться. Энтипи узнает всю неприглядную правду обо мне и станет меня презирать с полным на то основанием. Это меня безумно огорчало, прямо-таки в отчаяние приводило, сам не знаю почему.

Но тут я услыхал какой-то странный звук — не то пение, не то свист. Тэсит открыл рот, чтобы позвать Энтипи, и едва не захлебнулся собственной кровью. Он наклонил голову и изумленно уставился на древко стрелы, которая торчала у него из груди. И пока он недоумевал, откуда она могла прилететь, невидимый лучник снова спустил тетиву. Вторая стрела угодила ему в шею.

Тэсит потерял равновесие и упал. Мне стало гораздо легче дышать, когда его ступня соскользнула с моей груди. Но вставать я не торопился. Не хотелось сделаться очередной мишенью меткого стрелка. Не знаю, может, мне это только почудилось, но издали раздался едва слышный протяжный стон. Потом к нему присоединились завывания и горестные вопли. Может, это наигрывали на своих инструментах спятившие музыканты какого-то оркестра. Но, скорее, тоскливые и жалобные звуки вырывались из глоток единорогов, оплакивавших своего приемного сына.

Из ран в груди и на шее Тэсита широкой волной струилась кровь. Он поднялся на колени, с силой вырвал стрелы из своего тела и помотал головой, силясь понять, кто и откуда в него стрелял. Он бросил взгляд и на меня, проверяя, нет ли у меня, часом, в руках лука. Но тут еще одна стрела вонзилась ему в спину, а после они посыпались на него дождем. Он вздрагивал всем телом всякий раз, как очередной выстрел достигал цели, но не падал. Только головой мотал. Лицо его сделалось белее снега — вся кровь отлила от него и вытекала наружу из ран на груди и шее.

— Тэсит, — прошептал я, и перед моим мысленным взором за короткий миг пронеслись, сменяя друг друга, бесчисленные картины нашего с ним детства и отрочества. Это их я стану оплакивать, горюя о Тэсите. Он был и теперь навсегда останется самым дорогим моим другом. Оглядевшись по сторонам, я увидел нескольких солдат, которые подходили к нам с разных сторон. Они были легко вооружены и одеты в форму воинов короля Истерии — серебристо-черную. Двое или трое держали в руках луки с натянутыми тетивами. Солдаты короля.

Я снова перевел взгляд на Тэсита. Лицо его выражало целую гамму чувств, но в первую очередь — недоумение. Он заговорил, и, хотя во рту у него булькала кровь, что делало речь еще более невнятной, я все же разобрал его последние слова:

— Но… но… Все равно герой — это я.

И тут последняя стрела поразила его в самое сердце, и Тэсит упал на снег, окрасив его своей кровью. А из-за горного перевала по-прежнему доносились отчаянные, тоскливые вопли единорогов.