НАСПЕХ одевшись, я выскочил во двор. С неба крупными хлопьями падал снег. Поежившись, я в сердцах воскликнул:

— Эта погода меня просто с ума сводит!

Энтипи, ожидавшая меня у дверей гостевой комнаты, бодрым голосом отозвалась:

— Вам вряд ли грозит помешательство: король Меандр вас обезглавит гораздо прежде, чем вы успеете спятить.

— Как это так — форт остался без всякой защиты?! Куда ж подевались гарнизон и рыцари, которые прибыли с его величеством из Истерии?

Мы направлялись к лестнице, что вела на дозорную башню. Энтипи так быстро шла по заснеженному двору, что я едва за ней поспевал. При мне, как всегда, были мой посох и меч. От которых, впрочем, не будет никакого толку, вздумай Безумный Меандр со своими скитальцами захватить форт Терракоту.

— Понятия не имею, в каком направлении они удалились, — кисло ответила Энтипи. — Я выглянула в окно, как только проснулась, и увидела, что ворота отворены. Ну, поднялась на стену, осмотрелась и вдалеке заметила скитальцев.

— Вы уверены, что это именно они?

— Войско движется под флагом Меандра. — Принцесса пожала плечами. — Во всяком случае, так мне шут сказал.

Я остановился.

— Шут?! Вы никак его слова на веру принимаете? Этого слабоумного, который только и знает, что кривляется и несет всякий вздор?

Энтипи сердито нахмурилась:

— Лучше уж поверить, что там и вправду Меандр, и постараться себя обезопасить, чем отмахнуться от слов Одклея и угодить в плен.

Я не стал с ней спорить.

Ворота крепости и впрямь были распахнуты настежь. Ничего удивительного: чтобы их затворить, потребовались бы усилия как минимум десятка человек. Дезертиры не затруднились этим заняться, нам же такая задача была попросту не под силу. Таким образом, все, кто находился в форте, были отданы в буквальном смысле слова на поругание врагу. Задрав голову, я заметил на парапете рядом с шутом самого короля Рунсибела. Они о чем-то оживленно рассуждали. Шут указывал рукой в сторону приближавшегося неприятеля и, пританцовывая на месте, что-то быстро говорил монарху. Тот с сосредоточенным видом ему кивал.

— Но… Как же так? — растерянно спросил я, все еще не веря в возможность такого гнусного предательства со стороны гарнизона крепости и рыцарей короля. — Может, солдаты где-то здесь, вы просто их не заметили?

— Как же! — усмехнулась Энтипи. — Все казармы обошла, даже в подвал заглянула: пусто.

Снег валил густыми хлопьями, которые укрыли белым ковром двор крепости и ступени лестниц, что вели на стены и дозорные вышки. Я поскользнулся и чуть было не упал с самого верха одной из них. Король с вершины стены наблюдал, как мы с Энтипи карабкаемся наверх. Лицо его было мрачнее тучи.

— К сожалению, не могу вам пожелать доброго утра, оруженосец, — сухо проговорил он. — День обещает быть для нас нелегким.

Я приблизился к монарху и стал смотреть в том направлении, куда он мне молча указал. И сперва решил было, что зрение меня обманывает.

Представьте себе, слева от Королевской дороги сплошной стеной валил снег, и вся земля была им укрыта, деревья в лесу тоже сплошь побелели. Подобное же происходило и с правой стороны, но над самой дорогой во всю ее ширину и во всю длину, насколько хватал глаз, кружилось разве что несколько случайных снежинок. Снегопад предупредительно расступался перед войском Меандра, которое находилось на марше и двигалось к Терракоте по Королевской дороге.

Ибо это действительно были они — скитальцы. Я хорошо запомнил цвета их военной формы — черный с белым. И герб королевства, которым правил Безумец, — глобус, опоясанный цепочкой следов. Люди Меандра были еще слишком далеко, чтобы можно было разглядеть эти изображения на боевых щитах, как мне случилось когда-то давным-давно в Элдервуде, но над войском реяли знамена, украшенные этим символом. Значит, ошибки тут быть не могло… Маршируя по гладкой и чистой дороге между двух снежных вихрей, Меандр, казалось, вел за собой не только армию скитальцев, но и весь свой Холодный Север с его морозами и снежными бурями.

— Как хотите, — уверенно заявила Энтипи, — а в этом есть что-то неестественное, нарочитое. Можно подумать, он вступил в какой-то сговор со снегом, чтобы…

— О боги! — вскричал я. Меня осенила догадка. — Конечно же! Конечно!

— Что вы имеете в виду?

— В этом есть определенный смысл. Все очень логично, хотя это и извращенная логика Безумца…

— Есть смысл, есть смысл, — заверещал шут. — Осмыслить умыслы смышленого и замыслы бессмысленного…

— Заткнись! — рявкнул я.

— Говори, оруженосец. Что тебя так взволновало? — сощурившись, спросил его величество.

Король держался так непринужденно и невозмутимо, словно мы взобрались на стену просто поболтать и ничто нам не угрожало. А между тем в каком-нибудь часе пути от распахнутых ворот нашего форта находилась многочисленная армия короля Безумца.

— Это все плетельщики колдуют. Они самые, об заклад готов побиться. И давно уже такое проделывают. Погода ведь в последнее время только и знает, что меняется. А проклятый Меандр, убравшись из Истерии, все время находился где-то неподалеку. Плетельщики на любой территории воссоздают для него климат Холодного Севера, как только он этого пожелает. Когда его, к примеру, ностальгия одолеет или если он идет на кого-то в наступление. Снег и морозы — его союзники.

— Знаю я нескольких монархов, — задумчиво проговорил Рунсибел, — которые отважились вступить с ним в сражение. — Король покачал головой. — Хотя я им категорически не советовал этого делать… Объяснял, сколь пагубными окажутся…

— А игнорировать его, выходит, достойно правителя?! — сердито обратилась к нему Энтипи. Вокруг было ужасно холодно, но девчонка так распалилась гневом, что, казалось, снежинки, которые кружились над ее головой, стали испаряться и таять на лету. — По-твоему, мудрый монарх должен сидеть на своем троне, засунув свой августейший палец в свою августейшую задницу, и не пытаться препятствовать грабежам и насилию, которые чужеземное войско творит в его стране?! Невпопад мне рассказывал, что люди Меандра забавы ради убили его мать. И преспокойно удалились куда пожелали. Никто даже не подумал их остановить и заставить держать ответ за их преступления.

Тут Одклей загнусавил, подпрыгивая на месте, чтобы согреться:

— Да уймись ты! — хором напустились на него мы с Энтипи.

— Мы все делаем то, что велит нам совесть и чувство долга, ведь любовь к своему отечеству и забота о его благе превыше всего для монарха, — назидательно произнес король, глядя в глаза Энтипи. — Ты еще слишком молода, чтобы судить о таких вещах. Всему свое время, дитя мое. Запомни это.

— А сейчас, в нынешнем нашем положении, чему время? — с горечью спросила она и кивком указала на приближавшихся скитальцев. — Тебя предали и бросили в этом форте, раскрыв перед неприятелем ворота. Меандр уже совсем близко, и мы совершенно перед ним беззащитны…

— У меня есть хитроумный план, как нам из этого выпутаться! — заблеял шут. Я подавил возглас досады, рвавшийся наружу, а Энтипи не стала церемониться с кривляющимся идиотом и буквально взвыла от злости. В такую минуту этот болван не мог удержаться от своих дурацких выходок! — Не менее хитроумный, чем блестящий отвлекающий маневр нашего короля в битве при Ралдербаше! Выдающийся, как уловка, при помощи которой был посрамлен злобный Коллозийский грифон. Мудрый, как…

— Так это план или подведение итогов? — с издевкой спросил я.

Но короля слова шута заинтересовали всерьез.

— Что у тебя там, Одклей? Не тяни, рассказывай!

— Я останусь тут, во дворе, у всех на виду и отвлеку неприятеля, а вы трое уносите-ка ноги подобру-поздорову. Когда Меандр сюда заявится, вы будете уже далеко.

— Нам, королевской семье, не пристало бежать от опасности, — напыщенно заявила Энтипи.

— Черта с два! — выпалил я и поспешно добавил: — Ради сохранения жизней августейших особ еще и не на такое можно пойти! Не уронив, между прочим, своего достоинства. Беда лишь в том, что бежать нам попросту некуда. Направившись на север, мы снова окажемся в Приграничном царстве Произвола. На востоке арьергард армии скитальцев сможет запросто нас засечь, да вдобавок там местность слишком неровная, мы по ней далеко не продвинемся… На западе глубокая пропасть, а непосредственно с юга марширует Меандр.

— А я и не говорил, что у меня безупречный план, — насупился шут. — Просто хитроумный. Это не одно и то же.

Тем временем неприятель маршевым шагом двигался к форту. Люди Меандра не торопились, зная, что нам некуда от них деваться.

— Мы все же не можем быть до конца уверены в полной своей беззащитности, — глубокомысленно изрек Рунсибел. — Ведь неизвестно, куда удалились войска и гарнизон и не придут ли они в последнюю минуту нам на выручку?.. Что, если они схоронились где-то поблизости, в засаде, и ждут подхода неприятельской армии, чтобы выступить против нее?

— На твоем месте я не стала бы на это рассчитывать, — твердо заявила Энтипи. — Надо нам самим о себе позаботиться, пока не поздно… Если еще не поздно.

И тут меня осенило.

— Нет, ваше величество, — проникновенно произнес я, — мы не можем этого знать. Как, впрочем, и они. Наши противники. — На лицах короля, принцессы и шута появилось озадаченное выражение. — Ваше величество, что вы можете сказать насчет осады? Ну, когда крепость, подобную этой, атакует неприятель, а защитники затворяются внутри? Что в подобном случае происходит?

— Значит, так… — неторопливо отвечал король, — чтобы приготовиться к осаде, следует заложить ворота на засовы и опустить решетку, если таковая имеется. Приказать воинам подняться на стены и башни. Смолу вскипятить или, на худой конец, воду, чтобы лить на головы осаждающих из навесных бойниц, когда крепость таковыми оснащена. Выставить лучников по всему периметру стены да велеть им, чтобы хоронились за зубцами от вражеских стрел…

— Верно, верно. — Я закивал головой. — Но и они обо всем этом знают.

— Разумеется. Это всякому известно.

— Хорошо. Значит, вот что мы предпримем… — Моя мысль стремительно возносилась вверх по спирали чистейшего безумия. Я сам это прекрасно осознавал, но ничего здравого в тот момент предложить не мог. А мешкать было нельзя… — Ваше величество, переоденьтесь…

Король растерянно пожал плечами. Энтипи и шут уставились на меня во все глаза. Во взглядах их читались недоверие и насмешка.

— Ты находишь мой нынешний наряд неподобающим для пленника? — усмехнулся Рунсибел.

— Да не в вашу парадную одежду, — поморщился я. — Поменяйтесь платьем с Одклеем.

И я кивнул в сторону шута.

— Вы спятили, — с сожалением произнесла Энтипи. — Наступление Меандра оказалось последней каплей…

— Да нет, со мной все в порядке, — поспешил я ее успокоить. — А вот насчет вашего родителя Меандр и его люди как раз-то и должны подумать, что он того… Свихнулся с катушек…

И я подробно, хотя и весьма торопливо, время ведь поджимало, поведал им о своем плане. Когда я закончил, у всех троих был такой изумленный вид, будто, ей-богу, у меня выросла еще одна голова…

— Ничего из этого не выйдет, — заявила Энтипи.

— У вас есть идея получше? — устало спросил я.

— Принцесса права, — кивнул Одклей. — Как только они его тут увидят, в него полетят тучи стрел из их проклятых луков!

— Ничего подобного! Он им нужней живой! Королей не убивают, слишком они ценны как пленники!

— Вы так в этом уверены? — с сомнением спросил его величество.

— Абсолютно уверен.

— «Абсолютно уверен», — повторил король с непередаваемым выражением.

— Послушайте, — принялся я их убеждать, все более воодушевляясь, — если они решат вас умертвить, то нам в любом случае крышка. Но коли Меандр предпочтет заполучить ваше величество в качестве пленника, то ничего лучшего, чем мой план, просто не придумать. Но решать следует немедленно. Мне ведь потребуется время, чтобы добраться до леса и привести в действие мою часть плана. Давайте же начнем, пока не поздно…

Энтипи и шут выжидательно взглянули на короля, а тот на меня смотрел с таким видом, словно ждал, что вот сию минуту я превращусь в волшебника, произнесу заклинание, и мы все очутимся в истерийской крепости. Снежные хлопья, кружившиеся над нашими головами, стали еще крупнее и гуще.

— Решено! — твердо заявил король. — Всем нам придется положиться на план оруженосца.

— Отец!..

— Успокойся, Энтипи! Подумай: если из этого ничего не выйдет, ты хоть полюбуешься на идиота, которого станет корчить из себя твой отец в последние свои минуты… Вряд ли это компенсирует тебе годы, которые ты по моей вине потеряла в обители благочестивых жен. Ведь именно таково твое мнение о времени учения у монахинь… Но зато это зрелище хоть немного тебя развлечет и позабавит. Итак, к делу, дружище Одклей… Невпопад, — и он похлопал меня по плечу августейшей ладонью, — удачи тебе!

«Да, она бы мне не помешала», — подумал я.

— И вот еще что, Невпопад…

— Слушаю, ваше величество!

Рунсибел многообещающе улыбнулся.

— Если твой план сработает и мы невредимыми вернемся в Истерию… Я тебя произведу в рыцари. Будешь сэром Невпопадом.

Король и Одклей начали спускаться по лестнице, и я собрался было за ними последовать, но меня остановила Энтипи. Она схватила меня за руку, развернула лицом к себе и стала всматриваться мне в глаза в надежде увидеть… увидеть то, что придало бы ей сил, помогло бы выдержать новое испытание.

А потом она меня обняла и поцеловала в губы. Страстно и нежно. В ту минуту принцесса вовсе не казалась мне умалишенной. Отстранившись от меня, она прошептала:

— Я верю вам. Верю.

Что я мог на это ответить? «Ну и дура! Я сейчас отсюда смотаюсь, только вы меня и видели. Потому как этот идиотский план нипочем не сработает, я в этом железно уверен, хотя он и мной самим составлен»?

— Благодарю вас, — произнес я с поклоном.

Понимаете, когда я начал им излагать этот самый план, мне и самому верилось, что он вполне осуществим. Но чем дальше я в него углублялся, чем больше детализировал его, тем крепче делалась в моей душе уверенность, что все это — чистой воды идиотизм. И если б король с этой своей покровительственной улыбкой изрек: «Пожалуй, лучше будет, если мы все же предпримем что-нибудь иное, оруженосец», — я б только кивнул ему в ответ и за всех нас порадовался. Признаться, я стал так горячо отстаивать свою правоту единственно потому, что Энтипи отнеслась к моему предложению с недоверием и едва ли не с насмешкой.

И вот теперь они увязли во всем этом по уши.

Они, но никак не я.

Лично я собирался попросту унести ноги из Терракоты.

Стоило мне увидеть вдалеке людей Меандра, как я тотчас же принялся лихорадочно соображать, как от них спастись. Уточню: не всем нам, а мне одному. При желании я мог бы по крайней мере попытаться это сделать.

Я был почти уверен, что успею до подхода авангарда армии Безумца добраться до леса и раствориться под его густой сенью, сделаться невидимым, словно лесной дух, и брести сквозь чащу совершенно бесшумно. Несмотря на хромоту, я все это очень хорошо умел. И мог бы пройти сквозь весь этот необъятный и незнакомый мне массив никем не замеченным и не пойманным, но при одном условии — если б пустился в путь один. Без спутников. Без короля, принцессы и придворного шута. Ну вот разве что Рунсибела мог бы с собой прихватить. Его величество как-никак мужчина, и воин, и охотник. Разве что его я мог бы взять в спутники. Но не принцессу, которая имеет обыкновение ломиться сквозь чащу напролом, с невероятным шумом и треском, словно испуганная корова, и не Одклея, этого придурка, способного в любой, самой неподходящей обстановке затянуть какую-нибудь дурацкую песню. Например, все восемнадцать куплетов «Как у моей милашки…». С него станется… Подобным образом этот идиот выдал бы наше местонахождение не только солдатам Меандра, но и любому из дозорных отрядов диктатора Шенка, случившемуся поблизости. Но навряд ли его величество согласился бы составить мне компанию, бросив на произвол судьбы этих двоих.

Единственным, на что я мог уповать, чтобы остаться в живых, был точный расчет, предвидение грядущих событий. С этим же трио ни о каком расчете, ни о каком предвидении даже речи быть не могло. По крайней мере двое из них были совершенно непредсказуемы…

Ну а кроме того, я был уверен, что встреча с Меандром не поставит их жизни под угрозу. С чего бы королю-скитальцу умерщвлять своего коллегу с дочерью и шутом? Рунсибела и Энтипи возьмут в плен, а шута оставят при себе, чтобы тот их развлекал. А надоест — тогда, может, и прикончат. Невелика потеря. С августейшими пленниками принято хорошо обращаться. Это я твердо усвоил. Тем более Рунсибел никогда не объявлял войну Меандру, напротив, дозволял тому весьма вольготно себя чувствовать в Истерии. Уверен, нашему монарху это зачтется.

Иное дело я, хромоногий оруженосец. Кто со мной станет церемониться? Прихлопнут как муху, просто так, от нечего делать, как в свое время несчастную Маделайн. Мне, поверьте, вовсе не хотелось разделить ее участь. Вот потому-то я решил устремиться прочь с максимальной скоростью, какую мог развить при своей хромоте.

В крепостной кладовой я отыскал поясную сумку, в таких воины, отправлявшиеся в дозор, носили запасы еды. Я набил все ее отделения драгоценностями и монетами из своей седельной сумы и крепко затянул ремни. Немного золотых спрятал также в секретное отделение, выдолбленное в посохе. Потом как следует потряс и сумку и посох, проверяя, не зазвенят ли монеты и украшения. Нет, никакого бренчания я не услыхал. Очень туго набил все карманы. Обернув ремень сумки вокруг талии, я его застегнул, сверху прикрыл подолом туники, набросил на плечи плащ, завернулся в него и пояс затянул, чтобы не цепляться полами за ветки, когда придется крадучись брести сквозь лес. Меч, как всегда, висел в ножнах у меня за спиной, посох я держал в правой руке.

Набрав полную грудь воздуха, я направился к воротам крепости. Король меня не видел, его величество в костюме шута как раз взбирался на парапетную стену с бойницами. Да. Безумный мой план выполнялся неукоснительно. Благодарение богам, меня не будет в форте, когда он с треском провалится. Энтипи затворилась в казарме, но я не сомневался, что она станет оттуда тайком подглядывать за папашей. Да и кто б мог на ее месте от этого удержаться? От того, чтобы полюбоваться его величеством, разыгрывающим из себя умалишенного? Кто, спросите вы. Да я, к примеру. Ваш покорный слуга. И то лишь потому, что у меня были дела поважней.

Пройдя сквозь растворенные ворота, я устремился к лесу. Передовые части Меандра находились еще довольно далеко от Терракоты, так что я преодолел открытое пространство между фортом и кромкой леса, не будучи никем замеченным.

В сравнении с идеей, которую я подбросил королю, принцессе и шуту и за которую его величество с жадностью ухватился, мой индивидуальный план, как спасти собственную шкуру, был чрезвычайно прост: все, что мне следовало делать, так это убраться подальше с Меандрова пути.

Все сомнения, какие меня с самого утра одолевали, рассеялись без следа, стоило мне только ступить под сень леса. Я очутился в своей родной стихии, которая приняла меня с удивительным дружелюбием и готовностью помочь… Именно здесь мне следовало оставаться до конца моих дней. Здесь, а не в замках и дворцах, где я пытался выдать себя за кого-то другого, влезть в чужую шкуру, которая не была мне впору… Мне надлежало жить под этой густой сенью, наслаждаясь свободой, отсутствием каких-либо обязательств перед августейшими особами, вне всяких условностей, не подвергаясь угрозам с чьей-либо стороны. Мне казалось, что все деревья шепчут хором и поодиночке: «С возвращением! Мы рады тебе!» — хотя прежде мне ни разу не случалось здесь бывать.

Но тут я вспомнил, что у меня при себе кроме меча и посоха имеется еще и преизрядная сумма денег, не говоря уже о драгоценностях. Зачем непременно хорониться всю жизнь в лесной чащобе? Я мог бы купить себе хороший дом, торговлей заняться… Или все же поселиться в лесной пещере и лишь изредка объявляться в ближайших поселках, чтобы купить одежду и лакомства и тотчас же снова исчезнуть… Никто не стал бы меня за это высмеивать. Если человек бедный ведет себя иначе, чем принято, его готовы обозвать умалишенным, но когда подобное позволяет себе богач, все почтительно именуют его «эксцентричным». Не будучи никому ничем обязан, никому ничего не задолжав, я приобретал бы что душа пожелает и возвращался в лес. И плевать мне было бы на всех, на весь мир…

Оглянувшись, я с радостью удостоверился, что деревья скрыли от меня форт Терракоту. Землю устилал снег, но отпечатков своих ног я на нем не разглядел. Вот как ловко я научился ступать! Я себя чувствовал как рыба, которой удалось, ненадолго очутившись на суше, вновь возвратиться в родную стихию, в свой безбрежный океан. Я себя чувствовал как душа, освободившаяся от земных оков. Я себя чувствовал…

… Я чувствовал себя…

… Чувствовал… ее теплые губы, прильнувшие к моим. И вспомнил, с какой искренностью, глядя мне в глаза, она произнесла: «Я вам верю. Верю».

Тэсит тоже мне верил. И вот чем это для него обернулось.

И тут, при воспоминании о том, какие ощущения я испытал, когда она это произнесла, у меня неистово заколотилось сердце. Я вспомнил также, как возгордился собой, пусть всего лишь на мгновение, когда Рунсибел сообщил, что готов действовать по моему плану. Доверился мне. Доверил не только свою особу, но вдобавок и жизни принцессы и шута.

«Ты не станешь рисковать собой из-за них! Ни в коем случае! Что это ты раскис, как пряник, который в воду уронили?!» — так завопило на меня мое внутреннее "я", тот самый голос, который в свое время настойчиво мне советовал сграбастать деньги, предложенные Юстусом в качестве компенсации за смерть Маделайн, и с поклоном удалиться. И я ведь его послушался. Не раскашляйся я тогда, не урони случайно монеты на пол, что выглядело со стороны как дерзкий и презрительный жест, и скольких бедствий мне удалось бы избежать! Жил бы себе сейчас припеваючи, выкупив у Строкера его трактир…

«Не забывай ни на миг, кто ты и кто они! Те рыцари, которые надругались над твоей матерью, верой и правдой служат Рунсибелу, а он ими гордится и превозносит их до небес. Девчонка — та еще штучка. Ее ведь даже собственный отец держит за умалишенную. А шут… Шут, пожалуй, единственный из всей компании, кого следовало бы спасти от верной гибели, но не станешь же ты в самом деле ради него рисковать своей шкурой? Никогда тебе не стать сэром Невпопадом Хоть-Откуда-Нибудь. Об этом даже не мечтай! Ах, тебе, значит, понравился вкус ее лобзаний?! Женские губы, между прочим, дешево стоят: по дюжине за соверен в ярмарочный день. И ты достаточно богат, чтобы купить ласки сотен женщин, куда более искушенных в любви и покладистых, чем эта Энтипи».

Я замедлил шаги.

«Послушай меня, Невпопад! Не лезь ты в чужую шкуру, не пытайся занять чужое место! Настоящим героем был Тэсит, но даже это его не спасло от безвременной кончины. Представь, насколько хуже все обернется для тебя, самозванца. Ты ничего им не должен. Ничегошеньки…»

Я зашагал еще медленней.

«Слышишь? Если кто кому и обязан, так это они тебе. За то, что передал Энтипи, живую и невредимую, с рук на руки родителю. И довольно с них. Оботри-ка лучше рот, чтобы скорей позабыть вкус ее поцелуя. И беги, беги отсюда поживей! Ты ведь этого совсем не хочешь! Не хочешь ты бросить свою жизнь им под ноги! Не можешь этого хотеть!»

Она мне поверила.

"Черт бы тебя побрал, Невпопад! Будь же, наконец, верен собственной неверности!"

Я остановился.

И оглянулся.

Позади меня тянулась цепочка следов. Вот как тяжело и неуверенно я стал шагать. Бремя забот, споры с самим собой сделали мою походку неуклюжей и неловкой.

И это позволило скитальцу без труда меня выследить.

Он, подобно мне, был с лесом на «ты» — здорово умел красться сквозь чащу, не производя ни малейшего шума, хоронился за стволами, практически с ними сливаясь… И вдобавок держался от меня с подветренной стороны, иначе я бы учуял его приближение. Но я так был занят оживленным спором с самим собой, что обнаружил преследователя буквально в самый последний момент, когда он неосторожно задел полой плаща ветку дерева…

Он был отнюдь не великаном, этот солдат Меандра, но все же превосходил меня ростом и сложением был крепче. Я растерянно воззрился на его низкий лоб, переносицу, вдавленную в череп — не иначе как чьим-то железным кулаком… Остальную часть лица воина скрывал кольчужный подшлемник. Шлем он предусмотрительно надевать не стал, чтобы тот не звякал о металлическую кольчугу. Судя по кожаной амуниции — черной, с белой оторочкой, — то был пехотинец. С плеч его свисал шерстяной плащ в точности такой же расцветки.

Услыхав шорох, с каким выпрямилась ветка, которая зацепилась за его плащ, я резко обернулся и выбросил вперед руку с зажатым в ней посохом. Но воин Меандра успел уже обнажить меч и нацелил его острие мне в грудь.

— Погоди! — крикнул я и примирительно поднял левую руку. Пехотинец замер. Губы его растянулись в хищной ухмылке. — Зачем тебе меня убивать? Меандр охотно принимает к себе на службу целые полки солдат. Я… тоже поступлю в его армию. Отведи меня к своему королю. Станем вместе странствовать.

Он изучающе взглянул на меня, склонив голову набок:

— Ты, часом, не Невпопад?

Я опешил от неожиданности. Откуда этому незнакомцу может быть известно мое имя?

— Ну… Вообще-то, да…

Солдат протяжно вздохнул:

— Тогда извини. Ничем не могу помочь: должен тебя убить.

И с этими словами, еще более меня озадачившими, он стал надвигаться на меня, размахивая мечом, словно мясник — топором.

Он не дал мне возможности вытащить меч из ножен, да я, по правде говоря, вовсе и не собирался этого делать. Чтобы отразить нападение, достаточно было и посоха. Отпрыгнув назад, я быстро раскрутил его посередине, разъединив на две половины. Одну из них я круговым движением воздел кверху, чтобы отразить удар его меча. Лезвие плашмя опустилось на твердую, как сталь, деревяшку. Я налег на свою здоровую ногу, чтобы удержать равновесие, и одновременно нажал на кнопку, расположенную у края другой половины-посоха. Из желоба выскользнуло острое лезвие, которое я, бросившись на своего противника, вонзил ударом снизу вверх сквозь глазницу прямо ему в мозг.

Уцелевший глаз солдата расширился от изумления, рука разжалась, и меч скользнул на запорошенную снегом землю. Он раскрыл рот, чтобы испустить крик, который наверняка выдал бы мое присутствие его товарищам, и тогда я, оттолкнувшись от земли, подпрыгнул, прижав ладонь к нижней части его лица, и рухнул вниз, увлекая его за собой. Мне кажется, он так и не понял, что произошло и как мне удалось взять над ним верх. Я изо всех сил зажимал рукой его рот, из которого готовы были вырваться вопли ужаса и боли. Солдат судорожно дергался, и я, лежа на нем, ощущал себя всадником, усмиряющим норовистую лошадь. Кровь струилась из его пробитой глазницы широкой волной, которая заливала мою перчатку.

Но постепенно судороги, сотрясавшие его тело, сделались слабее… И вот он затих, и голова его свесилась набок. А я во второй раз за истекшие двое суток со страхом наблюдал, как кровь заливает снег вокруг бездыханного тела. Однако теперь не кто иной, как я сам, лишил человека жизни.

При мысли об этом мне сделалось зябко. Я пытался и не мог в полной мере осознать все значение этого события. Вытащил из неподвижного тела глубоко увязнувший в глазнице посох и с боязливым недоверием принялся рассматривать алый от крови клинок. И все твердил себе, что убил человека, только что лишил жизни себе подобного. Прежние случаи были не в счет: Грэнитц сам напоролся на лезвие меча, гарп, которого я прикончил, не принадлежал к роду людскому, а Тэсита изрешетили стрелами королевские лучники. На сей же раз я одержал победу над противником, над солдатом чужеземной армии в честном бою, в схватке один на один. Он собирался убить меня, а я, защищаясь, нанес ему смертельную рану. И совершил первое в жизни убийство.

Я даже имени его не знал.

Взглянув еще раз на его лицо, поймав выражение безразличия в его уцелевшем глазу, который неподвижно уставился в пространство, я всхлипнул и… меня вырвало. Просто-таки наружу вывернуло. И на душе стало муторно, как никогда. Я все твердил себе, что этот человек первым поднял против меня меч. И я его победил в честном поединке. Если только применение тайного, неизвестного противнику оружия можно отнести к числу честных приемов. И все же… Все же я остался жив, а этот незнакомец мертв. Потому что я лишил его жизни.

Словом, все мои попытки подбодрить себя, настроиться на боевой лад ни к чему не привели. Я ощущал внутри холод и пустоту. И внезапно осознал всю иронию ситуации. Потому что убийство этого солдата, на которого я наткнулся по чистой случайности, идеально соответствовало начальной части моего плана. План этот, который, по моему глубокому убеждению, был совершенно неосуществим, предусматривал, что в лесу я подстерегу одного из людей Меандра, отбившегося от своих товарищей, и прикончу его.

Итак, сам того не желая, я сделал первый шаг по намеченному мною самим идиотскому пути, который не мог никого из нас никуда привести. И все же я не находил убедительных причин, чтобы не двинуться дальше в том же направлении.

«Ты на верную смерть себя обрекаешь! Это просто западня! Не смей этого делать, слышишь? Это…»

Позвольте мне уточнить: я просто не желал искать причины уклониться от этого шага номер два…

Мне хватило нескольких минут, чтобы снять с бедняги его амуницию. Самым противным было стаскивать с головы кольчужный подшлемник. Он был весь в крови. Но мне надо было выглядеть как можно более похожим на солдата армии Меандра, поэтому я не долго думая вывалял чертов подшлемник в снегу, очищая его от крови, и натянул на голову. Неподалеку росло дерево со сгнившей сердцевиной, и я засунул в широкое дупло тело воина, после чего меня снова вырвало. Мертвеца, оставшегося в одном исподнем, я, кстати говоря, завернул в свой плащ. Решил, что это будет справедливо по отношению к нему, ведь его плащ я без колебаний присвоил, а он оказался намного новей и добротней моего.

«Это безумие, безумие!» — неистовствовал мой внутренний голос.

Но я перестал к нему прислушиваться. Просто игнорировал, потому как знал, что он абсолютно прав и что поэтому спорить с ним бессмысленно.

Крадучись, совершенно бесшумно я двинулся сквозь лес к Королевской дороге. Но, по правде говоря, особой необходимости в предпринимаемых мной предосторожностях не было: люди Меандра шумно, не таясь маршировали по дороге, и мне ничего не стоило незаметно к ним приблизиться и влиться в их ряды. То обстоятельство, что состав армии короля-скитальца был скорее переменным, нежели постоянным, поскольку солдаты поодиночке и целыми группами покидали ее ряды, а новобранцы в них то и дело вливались, было мне на руку. Вообще-то, слово «солдаты» вряд ли вполне подходило для этого сброда, поскольку оно как-никак обозначает личный состав регулярных войск, где царит дисциплина, где существует определенная иерархия, где принято подчиняться приказам. Что же касалось Меандра, то Безумец являлся живым воплощением идеи анархии, полного отсутствия какой-либо организации, элементарного понятия о порядке и дисциплине. Нет, подчинения он требовал, и еще как! Но — лишь себе одному. А во всем, что не касалось выполнения его собственных приказов, вернее прихотей и капризов, был более чем лоялен к окружающим. Весь тот сброд, который следовал за ним из страны в страну, уместней было бы назвать просто воинами-наемниками, искателями приключений. Которые, кстати, дело свое знали неплохо… Но то, что их состав постоянно обновлялся, давало мне надежду незаметно к ним примкнуть.

Спрятавшись за толстым стволом дерева у самой дороги, я наблюдал за воинами, которые неспешно маршировали мимо. Голова колонны была далеко впереди. Именно там, по моим предположениям, находился Меандр. До меня долетали обрывки разговоров: воины обменивались нелестными замечаниями в адрес Рунсибела и грубо шутили на его счет. Из их высказываний мне стало ясно, что Меандр рассчитывает овладеть фортом и захватить истерийского властителя в плен и не сомневается, что тот станет для него легкой добычей. Дождавшись удобного момента, я выскользнул из-за дерева и с самым невозмутимым видом занял место в колонне. Воины, шедшие впереди меня, были заняты разговором, те же, что находились сзади, казались погруженными в глубокую задумчивость и ни на что не обращали внимания. Мое появление было воспринято теми и другими как нечто само собой разумеющееся. Но даже если бы кому-то из них пришло в голову меня спросить, откуда я взялся, у меня был готов ответ. Я сказал бы им, что покинул свое место в передней части колонны по зову природы и теперь вернулся в строй.

Стараясь держать шаг наравне с остальными, я с любопытством взглянул по сторонам. Забавно было очутиться на гладкой и ровной каменистой дороге между двух почти сплошь белых стен снегопада. Никогда в жизни я еще не испытывал ничего подобного. Несколько секунд тому назад, пока я еще стоял у кромки леса, меня с ног до головы засыпало крупными, пушистыми хлопьями, теперь же я их старательно стряхнул с головы и плеч, и больше за все время пути на меня не опустилась ни одна снежинка.

Несколько воинов, шедших впереди меня, с издевательским хохотом обсуждали Рунсибела. Я приблизился к ним, чтобы не упустить ни одного слова.

— … и пикнуть не успеет! — веселился один из них, дюжий толстяк с крошечными глазками. — Тоже мне, Рунсибел Сильный! Видали мы таких силачей!

Чтобы осуществить задуманное, мне следовало вклиниться в разговор. И я не замедлил это сделать, весело воскликнув:

— Да-а, плохи его дела. На сей раз тепленьким угодит нам в руки!

Мое замечание было встречено дружным хохотом.

— Хорошо сказано! — одобрительно кивнул толстяк, которого нисколько не удивило мое внезапное появление в строю.

Я же, собравшись с духом, неуверенно прибавил:

— Хотя… — И после некоторой паузы небрежно бросил: — Впрочем, нет, вряд ли.

— Что — вряд ли? Что ты хотел сказать, хромец? — Толстяк был явно заинтригован.

Чего я, собственно, и добивался. Он подозрительно уставился на меня своими маленькими, заплывшими жиром глазками и потребовал:

— Ты уж давай договаривай, коли начал!

Пятеро или шестеро скитальцев, шедших справа и слева от меня, как по команде повернулись в нашу сторону и устремили на меня взгляды, горевшие любопытством.

— Да вот, слыхал я тут… Что какая-то армия, уж и не упомню чья именно — бравые ребята вроде нас с вами, — в точности так же собралась взять этого Рунсибела в плен. Тепленьким. А оказалось, что он не так прост: ловушку для них приготовил. Откуда ни возьмись со всех сторон налетели его воины, лучники принялись осыпать тех ребят стрелами со стен крепости, ну и перебили почти всех. Некоторым, правда, удалось прорваться… Но все это только слухи. — Я пренебрежительно махнул рукой. — Мало ли что люди болтают… Так вот и складываются легенды. Поди потом разберись, что в них правда, а что ложь…

— Верно подмечено, приятель, — задумчиво произнес толстяк с маленькими глазками. По тону, каким он это сказал, я с радостью убедился, что мне удалось посеять в его душе сомнение.

Именно на этом и строился мой расчет.

Кивнув своим спутникам, я ускорил шаги. Мне нужно было пройти вперед, чтобы попотчевать своей выдумкой еще полтора-два десятка воинов Меандра. И так по всей длине колонны. Бесцеремонно расталкивая наемников, которые, на мое счастье, шагали к Терракоте без особой спешки, я улавливал в воздухе ароматы эля и меда, чесночный перегар. Люди Меандра в большинстве своем отнюдь не являлись трезвенниками. Но численность этого войска, каким бы разгульным и недисциплинированным оно ни было, весьма впечатляла: приподнявшись на цыпочки и бросив взгляды вперед и назад, я не смог разглядеть начала и хвоста процессии. Я еще прибавил шагу. Обогнав с полсотни лениво маршировавших воинов, останавливался и повторял свой рассказ о хитрости и коварстве, с какими Рунсибел заманил в западню некую чужеземную армию. Дав своим новым спутникам пищу для размышлений и опасений, торопился вперед, неуклонно приближаясь к авангарду колонны.

Мне непременно нужно было повстречаться с самим Меандром или по крайней мере очутиться в непосредственной близости от него. Внутренний голос давно уже перестал донимать меня своими советами. Думаю, ему надоело попусту тратить на меня время и он вселился в кого-нибудь другого, кто, в отличие от меня, принялся с благодарной готовностью к ним прислушиваться.

— Смотри, куда прешь! — раздраженно напускались на меня некоторые из наемников, кого я без церемоний толкал и пинал, пробираясь вперед. Я ничего им не отвечал, чтобы не тратить время на перебранки, и торопился дальше, пока наконец не очутился почти у самой головы колонны. Теперь до слуха моего то и дело долетало:

— Есть, ваше величество! Как вам будет угодно, ваше величество!

Те, кто меня теперь окружал, были все как один трезвы и подтянуты и являли собой образцы предупредительности и деловитости.

«Сколько же людей, — подумал я, — готовы ползать на брюхе перед сильными мира сего, вылизывать до блеска августейшие задницы, чтобы занять теплое местечко при монаршей особе, добиться богатства и почестей. Даже когда угождать приходится такому мерзкому чудовищу, как Безумный Меандр».

Мне хотелось сплюнуть от презрения и досады. Но пришлось от этого удержаться, чтобы прежде времени не привлечь к себе внимания.

Голоса Меандра я почти не слышал. Зато его приближенные трещали как сороки, каждый старался перекричать остальных, чтобы добиться благосклонности монарха, пусть всего лишь минутной.

— Хм-м-м, — отвечал им Безумец. Или: — Да. Ясно.

Этим он мне немного напомнил нашего немногословного Рунсибела. Но если последний маскировал таким образом собственное скудоумие, то с Меандром, я в этом не сомневался ни минуты, дело обстояло иначе. Уж его-то можно было в чем угодно упрекнуть, но только не в отсутствии ума. Напротив, король-скиталец был, как мне казалось, по-своему гениален. Кому еще, скажите на милость, пришла бы в голову идея создания передвижного королевства, в котором царит нескончаемый праздник?

За некрутым поворотом я опять прибавил шагу, по-прежнему стараясь не привлекать излишнего внимания к себе и своему посоху. У меня из головы не выходил разговор с воином, павшим от моей руки. Откуда этот незнакомец мог знать мое имя? Почему, удостоверившись, что перед ним именно я, он тотчас же попытался меня убить? Мысли об этом не покидали меня ни на минуту. Ведь приказ разыскать меня и умертвить мог быть отдан не ему одному, а многим. Выходило, что я здорово рисковал, представая перед взорами все новых и новых воинов и заводя с ними многозначительные разговоры.

Впереди, совсем недалеко от меня замаячила наконец спина легендарного Меандра. Вокруг него так и роились советники, министры и прочие прихлебатели. Его величество едва удостаивал их своего милостивого внимания, продвигаясь к форту Терракота… на троне. Да-да, он восседал на массивном, роскошном сиденье, которое было установлено на носилках, и четверо крепких и рослых воинов их тащили — двое спереди, двое сзади.

«Великолепный способ передвижения», — подумал я.

Меандру наконец-таки надоела болтовня советников и министров, которые, перебивая друг друга и не умолкая ни на миг, пытались что-то ему втолковать. И при этом, насколько я мог судить, здорово противоречили один другому. Безумный король зажал уши ладонями и гаркнул:

— Довольно!

Все голоса тотчас же стихли.

«Хотя бы ради одного этого стоит быть королем, — пронеслось у меня в голове. — Чтобы можно было велеть надоедливым болтунам умолкнуть, и они без промедления подчинялись бы».

Я еще немного продвинулся вперед, ровно настолько, чтобы поравняться с носилками, на которых восседал его величество, и с любопытством на него покосился.

Голова у Меандра была совершенно седая, волосы походили на снежную шапку, хотя он вовсе не казался старым. Только взгляд — потухший, безрадостный, какой-то устало-безжизненный — уподоблял его старику. Черные как смоль брови и такая же бородка странно контрастировали с сединой волос. А по левой щеке змеились четыре длинных шрама… Такие могли оставить когти хищника, с которым королю случилось схватиться врукопашную… или ногти женщины, бившейся в смертельной агонии.