Когда капитан Харрингтон возвращалась обратно в рубку, адреналин в крови и нервах все еще кипел. Мелочная, отталкивающая ограниченность, скрывающаяся за дорогим фасадом, всегда вызывает раздражение, и, возможно, она поступила не лучшим образом — но, по крайней мере, свои намерения высказала довольно ясно. Слово в слово. Более того, они оба прекрасно понимали, что репутация, служащая магнату предметом поклонения, вынудит его принять вызов без всяких условий.

Лифт остановился, дверь открылась. Хонор, глубоко вдохнув, шагнула в рубку. Пановский встретил ее встревоженным взглядом. Видимо, ужасное напряжение противостояния частично просочилось сквозь закрытый люк центрального. Или членам экипажа передалась мрачность их капитана, когда она вместе с Гауптманом приходила мимо них к шлюзу. Это не имело значения. Лейтенант знал о происходящем. Его обеспокоенное лицо выдавало его реакцию, и Хонор видела то же выражение на лицах большинства своих подчиненных.

Она заставила себя улыбнуться и перейти на спокойный шаг. Озабоченность не покинула Пановского, но он заметно расслабился. Харрингтон направилась к центру рубки, где огляделась в поисках МакКеона. Его не было видно. Люк в центральный оказался закрыт.

Она прошла туда. Когда створка скользнула в сторону, старший помощник поднял на нее глаза. Ей не хотелось заходить в отсек прямо сейчас. Слишком много холодной ненависти прокатилось по его переборкам, и Хонор чувствовала исходящие от МакКеона искры остаточной ярости, сталкивающиеся и резонирующие с ее собственными. Старпом выдавил натянутую улыбку и собрался покинуть помещение.

Капитан сделала знак остаться, подошла к собственному креслу, села и повернулась к нему.

— Вы рисковали, Алистер, — произнесла она. Харрингтон впервые назвала его по имени, но он, похоже, даже не заметил этого.

— Я… — МакКеон передернул плечами. — Он просто вывел меня из себя, мэм. Явился сюда, словно господь бог, спустившийся покарать грешников! А этот последний его грязный трюк… — Старпом стиснул зубы и помотал головой.

— Он не забудет, как вы поставили его на место.

МакКеон кивнул, и Хонор вдруг с горькой иронией припомнила его собственное предостережение, произнесенное им в тот день, когда Тремэйн впервые обнаружил у Гауптмана нелегальный груз.

— Вам не следовало этого делать, — продолжала она. — Это была моя битва и моя ответственность, но… спасибо вам.

МакКеон покраснел.

— Это не только ваша битва, мэм. И Флота тоже. Черт, и «Бесстрашного», а значит, и моя. — Румянец у него на лице стал еще гуще, и он уставился на свои сплетенные пальцы. — Я был не очень-то хорошим старпомом, мэм, верно?

Хонор начала было отвечать, но остановилась, глядя на его склоненную голову. Этот человек ради нее только что поставил себя под очень серьезный удар. Он вступил в схватку с одним из самых могущественных людей в Королевстве. И думать не хотелось, чем могло закончиться ее противоборство с Гауптманом, не вмешайся МакКеон. Ей и в голову не пришло бы использовать историю с коллектором для обращения махинаций Гауптмана против него самого. В тот момент Хонор занимало совсем другое. Она удерживала себя от того, чтобы не вцепиться врагу в горло, ведь это погубило бы всю ее дальнейшую карьеру.

МакКеон успел остановить капитана, прежде чем она совершила непоправимую ошибку. Он увидел брешь, воспользовался ею — и заставил Гауптмана защищаться, выиграв время, чтобы Хонор смогла хоть немного взять себя в руки. Она перед ним в долгу. В глубоком личном долгу. И вряд ли когда-нибудь сможет его отдать. А раз так, ей хотелось успокоить Алистера, умалить его промахи как старшего помощника.

Но для капитана военного корабля личные чувства и благодарность, как бы глубоки и заслуженны они ни были, должны отступить на второе место после выполнения профессионального долга. Хонор откашлялась и произнесла мягким, безличным тоном:

— Верно, мистер МакКеон, не были.

Она заметила, как он вздрогнул, как напряглись его плечи, и ей захотелось протянуть ему руку. Но капитан этого не сделала. Она просто сидела и ждала.

Молчание тянулось, напряженное и болезненное. МакКеон сжимал стиснутые колени. Хонор слышала его дыхание, биение собственного пульса, и терпеливо ждала. Старпом, вне всякого сомнения, хотел сказать что-то еще, просто ему требовалось некоторое время, чтобы облечь мысли в слова, а уж времени-то Харрингтон готова была предоставить сколько угодно.

— Я знаю, мэм, — произнес он наконец. — И… сожалею. — Алистер дернул плечом и поднял глаза. — Это немного, но больше мне сказать нечего. Я подвел вас, подвел корабль. И я сожалею.

— О чем, мистер МакКеон?

Он поморщился от сочувствия в ее голосе, но вопрос понял. На мгновение Хонор показалось, что старпом сейчас вскочит и убежит, но он остался.

— Ну… — МакКеон сглотнул и обвел отсек невидящим взглядом. — О том, что я позволил своим личным переживаниям взять верх над чувством долга, мэм.

Он заставил себя посмотреть в глаза капитану, и в этот момент они словно поменялись возрастом. Высокий, сильный старший помощник, при всем своем многолетнем опыте, внезапно показался юным и ранимым. В его взгляде почти сквозили отчаяние и мольба о понимании.

— Вы поднялись на борт… и выглядели такой чертовски юной, — продолжал он с мучительным отвращением к самому себе. — Я знал, что вы заслужили командование. Черт, достаточно взглянуть на ваш послужной список! Но мне самому так хотелось… а у меня и выслуги для этого не хватает… — старпом хрипло рассмеялся. — И вероятно, никогда не хватит. Я ломовая лошадь, капитан. Работяга. Из тех, кто работает с восьми до пяти. Но, черт, как я хотел этот корабль. Больше, чем признавался сам себе. И вот вы — пятью годами младше меня, с опытом командования гиперкораблем за плечами, входите из шлюза на палубу. В белом берете.

Он сжал кулаки, вскочил и заметался по тесному помещению центрального поста, словно зверь по клетке. Хонор чувствовала его боль и презрение к самому себе. Ей казалось, что страдания окутали старпома ядовитым облаком, но она подавила внезапное желание прервать его монолог, остановить и защитить от самого себя. Она не могла. Ему нужно было выговориться, а ей — выслушать, если она надеялась, что барьеры между ними действительно исчезнут.

— Я ненавидел вас, — его глухой голос отскакивал от переборок. — Я пытался что-то сделать с собой, но все равно ненавидел. И лучше не становилось. Только хуже с каждым днем. Хуже с каждым разом, когда я видел, как вы все делаете правильно, а я понимал, что хочу, чтобы вы сделали неправильно. Тогда я бы смог оправдать свои чувства. А потом начались учения. Проклятье, я понимал, насколько идиотскую задачу перед вами поставили. Я видел, что она невыполнима, — и вместо того, чтобы включиться и помочь, свалил все на вас, потому что в глубине души хотел, чтобы вы провалились. Капитан, я ведь артиллерист по специальности. Каждый раз, когда что-то шло не так, каждый раз, когда кто-нибудь из этих чертовых Нападающих «уничтожал» нас, мне все время казалось, будто я могу сделать лучше. Я знал, что это не так, но это не имело значения — потому что я так чувствовал. Я старался исполнять свой долг, несмотря ни на что, но не мог. Не так, как следовало….

Он подошел к столу и оперся на дальний его конец.

— А потом это, — старпом обвел рукой помещение. — Станция «Василиск». — Он уставился на свои руки. — Я говорил себе, что это ваша вина, что нас услали сюда из-за вас, — и снова лгал сам себе. И каждый раз для оправдания предыдущей лжи мне приходилось выдумывать новую ложь. Убеждать себя, будто мое бездействие — ваша вина и следование долгу — чушь, вздор, розовые сопли, идеалистическая кадетская чушь, а не реальный мир… — МакКеон снова поднял глаза на Хонор. — Но ведь все было не так, мэм? — спросил он тихо. — В смысле — для вас. Я не знаю, почему Юнг свалил это на вас. Неважно, почему он это сделал. Важно то, что вы не стонали и не плакали, не опускали руки. Вы просто включились и… Вы пинали нас, капитан. Вы теребили нас снова и снова, пока мы не выползли из своих углов, где жалели себя, и не стали снова действовать, как офицеры Королевы. Я прекрасно видел все ваши приемы и хитрости, видел, что вы делали и почему вы это делали, — все время, — и я ненавидел это. Потому что каждый раз, когда вы делали что-то правильное, это в очередной раз доказывало, что вы заслужили пост, которого жаждал я.

Он упал в кресло, глядя на нее через стол, и поднял руку в почти умоляющем жесте.

— Капитан, вы были правы, а я нет. То, что происходит сейчас в этой системе, доказывает вашу правоту, и если вы хотите, чтобы я покинул корабль, я не могу вас винить.

Он наконец умолк, ссутулившись в отчаянии, и Хонор подалась вперед.

— Я не хочу, чтобы вы покидали мой корабль, коммандер, — тихо произнесла она. Он вздернул голову, но она жестом остановила его. — Вы сказали всю правду. Вы свалили на меня дела. Я хотела, чтобы вы пошли мне навстречу, — я так нуждалась в этом! — а вы этого не делали. Казалось, на меня ополчилась одновременно вся галактика, а вы просто сидели в своей раковине, предоставив все мне. Да, коммандер. Бывали дни, когда я с радостью отправила бы вас паковать вещи, с характеристикой, которая навеки приковала бы вас к земле, — если бы у меня не было такой острой нехватки рук и голов, чтобы заменить вас хоть кем-нибудь… — Она выдержала паузу, затем чуть заметно кивнула. — Но, мистер МакКеон, я оказалась бы не права, сделав это. — Он заморгал в изумлении, и она еле уловимо улыбнулась. — Порой мне хотелось вас ударить, или задушить, или откусить вам голову на глазах у всего экипажа, но затем я поняла, что вы стараетесь. Я не знала, в чем ваша проблема, вы делали все не по-моему, но вы старались. Я наблюдала, как вы бились с Рафом над этой программой для модулей, — и вы все сделали прекрасно. Я видела, как вы возитесь с Пановским, как вы вникаете и во все остальные дела корабля — пока это не касалось меня. И я кое-что поняла, мистер МакКеон. Кем бы вы ни были, вы не ломовая лошадь. И не простой работяга…

Она откинулась на спинку кресла.

— Вы тогда здорово прокололись. Вы действительно подвели меня, корабль, и это могло обернуться катастрофой для всех нас. Но у всех когда-нибудь бывают проколы, мистер МакКеон. Это еще не конец света.

МакКеон долгое молчаливое мгновение смотрел на нее, затем шумно выдохнул и покачал головой.

— Я не могу… — Он остановился и откашлялся. — Вот этого я всегда боялся: я скажу вам, вы узнаете, что я чувствую, и отреагируете именно так, — хрипло произнес он. — Не надерете мне уши, не плюнете в лицо. И это… это пугало меня. Это было бы окончательным доказательством того, что вы по-настоящему заслужили этот пост, а я — нет. Вы понимаете, что я хочу сказать, мэм?

Хонор кивнула, и он кивнул в ответ.

— Глупо, правда? Мне бы и в голову не пришло… ну, я же знаю, что если пацан вроде Кардонеса или Тремэйна сделает ошибку, но осознает, что это ошибка, исправит ее сам, спросит совета, — что он в этом случае молодец, а не дурак… Но я оказался не в состоянии признаться, что проблемы у меня самого. И кто я после этого?

— Ну, мистер МакКеон… Это очень-очень по-человечески.

— Может быть, — устало прошептал МакКеон и снова уставился на свои руки.

Хонор позволила молчанию повисеть несколько секунд, затем прочистила горло.

— Что было, то прошло, — сказала она более твердо. — Не так ли, мистер МакКеон?

— Да, мэм. — Старший помощник выпрямился в своем кресле и кивнул с ответной твердостью. — Да, мэм, прошло.

— Хорошо. — Хонор встала и улыбнулась ему через стол. — Потому что коль скоро это так, мистер старпом, берегитесь! В следующий раз, когда я решу, что вы сачкуете, я дам вам такого пенделя, что вы полетите отсюда до Контроля Василиска в брызгах и копоти! Это ясно, мистер МакКеон?

— Да, мэм.

Он поднялся из своего кресла с улыбкой. Она выглядела неестественно и неуместно на лице, которое так долго было маской, но при этом казалась совершенно правильной.

— Хорошо, — повторила Хонор мягче. Она колебалась всего секунду, потом протянула руку через стол. — В таком случае, коммандер МакКеон, добро пожаловать на борт. С возвращением.

— Спасибо. — Он принял руку и крепко пожал ее. — Как хорошо вернуться… шкипер.