ГЛАВА 1

Терпеть не могу бранчи — эту непонятную смесь завтрака и ленча. И, кстати говоря, в своей ненависти я совсем не одинока. По крайней мере, среди работников общепита. Джеймс Бирд, к примеру, считает идею второго завтрака (прошу заметить, не заменяющего обед) довольно глупой: ведь не бывает же у нас второго обеда.

Но если по правде, вся беда в том, что из-за бранчей приходится неприлично рано вставать.

Третьего июня я легла в 4:45 с убийственной мыслью: через несколько жалких часов мне предстоит накормить шестьдесят человек. Горы ненарезанных фруктов, кексы и хлеб сгрудились в готовности прыгнуть в духовку. Ломти бекона взывали: «Зажарь нас!» Смиренней всех ждала запеканка: томиться в жару ей придется долго, пока слои горячего сыра чеддер не расплавятся поверх нежного заварного крема. И надо еще успеть помолоть и сварить кофе. В моем случае — литры кофе, в котором я с удовольствием бы утонула.

Не разлепляя век, я вообразила себя безмятежно дрейфующей в теплом озере капуччино. Простыни и стеганое одеяло подкупающе убеждали: отрешись от всего, забудь ты про предстоящий бранч…

Да, как же! Забудь! Кофейное озеро моего подсознания тревожно вспенилось. Бранч в школе Элк-Парк — ежегодное и весьма популярное сборище, на которое доктор Джон Ричард Корман, мой бывший муж, наверняка уже исхитрился раздобыть себе пригласительный. Так что весельем тут и не пахнет.

Я машинально ощупала большой палец правой руки, тот самый, что он за месяц до развода сломал молотком в трех местах. С тех пор минуло четыре года. Любой бы сказал, что ни одного синяка за все это время — восхитительный результат, повод для гордости, и я уже могу чувствовать себя в безопасности.

Но я никогда не чувствовала себя в безопасности. А уж теперь — и подавно.

В последний месяц Джон Ричард начал вести себя странно. Вернее сказать — более странно, чем обычно. Он завел практику вечерами медленно проезжать на своем авто мимо моего дома. Довольно часто звонил и бросал трубку. А однажды со мной связался его адвокат и пригрозил снизить алименты на нашего одиннадцатилетнего сына Арча. В тот вечер Джон Ричард ехал мимо моих окон особенно медленно.

Зная характер бывшего мужа, я решила: нам с Арчем надо на какое-то время уехать. И согласилась на летнюю подработку. Генерал Бо и Адель Фаркуары только что переехали из пригорода Вашингтона в предместье нашего городка Аспен-Мидоу. На участке, которым владела Адель, они отстроили особняк в викторианском стиле. Там-то я и пребывала теперь: на хлопковых простынях, которые до того видела только в рекламе, под одеялом, о котором могла только мечтать. Мы с Арчем заняли две спальни на верхнем этаже огромной тортообразной резиденции. Не знаю, зачем бездетной чете Фаркуаров такой гигантский домина. Впрочем, им всего лишь по пятьдесят. Но это меня совершенно не касалось. Меня интересовало лишь то, что оба они терпеть не могли готовить.

Адель сказала, что кому-то нужно распоряжаться на их громадной кухне, обустроенной по последнему слову техники — так у меня появился шанс стать на время семейным поваром с проживанием в практически райских условиях. Столь радостное стечение обстоятельств оказалось вдвойне удачным, поскольку летом мне частенько приходится организовывать банкеты именно в этом районе — в предместье — моя скромная компания «Голдилокс» по обслуживанию трапез любого вида и самого широкого назначения пользуется здесь особенным спросом. К счастью для меня, доходов от собственного бизнеса и от работы на Фаркуаров было достаточно, чтобы на все лето устроить Арча в школу Элк-Парк, где тем утром я и готовилась к бранчу…

А самое большое мое счастье состояло в том, что сигнализация в доме Фаркуаров не уступала сигнализации в Британском Королевском монетном дворе.

Открыв наконец глаза, я принялась внимательно изучать скошенный потолок моей новой спальни. Серый утренний свет вкрадчиво сочился сквозь бельгийское кружево занавесок. Снизу не доносилось ни звука — Адель и ее генерал почивали.

Настроенный по-боевому июньский ветер напористо бился о стены дома. Со стороны комнаты Арча о водосточную трубу скреблись ветки. Но сын тоже спал. Прежде он пробуждался от любого скрипа, а теперь вот, извольте слышать, храпит — и в жуткий ветер, и в град, и даже когда дом наполняется таинственными шорохами и звуками.

Арч сюда не хотел. Но я поклялась, что это всего на два месяца, пока у нас дома не установят новые двери, окна и сигнализацию. Настолько, насколько это возможно, я старалась держать Джерка подальше как от своих мыслей, так и от своей жизни. К сожалению, я не была уверена в том, что он не появится на школьном бранче.

Но была и другая проблема: мужчина, с которым я встречалась, тоже собирался там быть. Возобновление отношений с Филипом Миллером, психотерапевтом в Аспен-Мидоу, было похоже на серебряный рудник, который у нас в Колорадо открывают лишь тогда, когда подскакивает цена на серебро. Несомненно, большие голубые глаза Филипа и его лучезарная улыбка в стиле всегда-счастлив-вас-видеть разнообразили мою жизнь в местном обществе. И я очень хотела увидеть его, но только боялась, вдруг Джерк устроит какой-нибудь скандал…

Ветер в очередной раз вознамерился сокрушить дом, застонавший и взвывший всеми своими трещинами и зазорами. Ветка, сорванная порывом ветра, гулко стукнув по крыше, с шумом съехала вниз… Подобное бывает часто на исходе весны — предвестники холодного фронта, налетают такие вот вихри ледяного воздуха с Кордильер.

Ветер, просвистев в оконных проемах, затих. И воздух пронзил бесстрашный призыв малиновки.

Я несколько раз от души потянулась и посмотрела на термометр на подоконнике: два градуса выше нуля плюс не сулящие ничего хорошего облака. Милая июньская погодка. Я сползла на пол, чтобы расслабить тело — поза кобры, потом звезды, потом саранчи. Моя духовная жизнь — это смесь йоги, трансцендентной медитации и Епископальной Церкви. Но кого это могло волновать? Думаю, только епископалов.

Далее мысли мои обратились к Филипу Миллеру.

Как тридцатиоднолетняя одинокая мать, я твердо усвоила: неважно, насколько постарело тело, чувства — молоды всегда. В любой момент жизни можно внезапно стать объектом безрассудной подростковой страсти. Еще одна особенность такой «юношеской» любви — чувства к двум мужчинам сразу.

Семь месяцев я встречалась с Томом Шульцем, полицейским. Он очень помог мне, когда после двух случаев отравления мой бизнес оказался под угрозой закрытия. Сложенный как бог, Том Шульц имел аппетит настоящего горца. В нас с Арчем души не чаял, с ним я была как за каменной стеной.

Но несколько недель назад в мои мысли снова тайком прокрался Филип Миллер. Мы встречались лет сто назад, когда я еще училась в университете. Ну, не то чтобы встречались…

При любых обстоятельствах Филип всегда отлично выглядел, производил впечатление состоятельного и интеллигентного мужчины, одевался как профессиональный игрок в гольф и с большим интересом слушал все, что я ему рассказывала. Ну, может быть, не с интересом, но явно с долей демонстрируемого внимания. С начала мая мы с ним заладили ходить в походы. Каждую субботу набивали едой рюкзаки и тащились куда-то.

А однажды он послал мне полсотни воздушных шаров золотого цвета. Просто так. Я привязала их на террасе к перилам и каждое утро в течение двух недель любовалась ими, пока пила кофе. Сидела и смотрела, как прохладный утренний ветерок лениво колышет их в воздухе, сталкивая друг с другом, слушала, как они скрипят один о другой, и думала: меня кто-то любит.

Чтобы спокойно поразмышлять о Филипе, я выкинула Джона Ричарда из головы, а Шульца поставила в режим эмоционального ожидания. Я даже придумала множество оправданий нашим с Филипом походам. Но все равно чувствовала себя виноватой. Чуть-чуть.

Сейчас мне предстояли нешуточные сражения с мускусной дыней, клубникой и киви. Опять буду вся липкая, в мерзкой фруктовой жиже. Вся моя жизнь — сплошное месиво, ничего твердого и устойчивого. Хотя фруктовое пюре из Филипа Миллера и Тома Шульца хоть было и липковатым, но зато таким сладким… Да что там пюре! Они были для меня двойной дозой десерта. Куда уж лучше, чем вечные треволнения из-за Джерка. Но теперь, когда я пережила самый кризисный период своей жизни, мне грозила самая настоящая болезнь Шульца-Миллера. Только представьте: после стольких лет диетического воздержания обжора набрасывается на чизкейк, заедая его мороженым под горячим шоколадно-карамельным сиропом… И почему я всегда ассоциирую мужиков с едой?

Приняв душ, я обрядилась в свою униформу и строго назидала себе: обжорство — один из семи смертных грехов. Не говоря уж о плотском соблазне.

Разметала расческой светлые кудри, чуть подрумянилась, скрывая веснушки — еще бы туфельки для чечетки и улыбку пошире. Ну, щечки не впалые; ну, временами обжора… Зато в отношении других недуховных желаний я была абсолютно невинна целых четыре года после развода. Рассказы друзей убедили меня: случайный секс может оказаться каким угодно. То есть непонятно, чего ожидать. К сожалению, никто не тестировал меня на предмет распущенности. А ведь тема животрепещущая.

По дальней лестнице я проскользнула вниз, медленно проплыла через холл, минуя хозяйские фотографии в выразительных рамках: генерал Фаркуар и Джимми Картер, генерал Фаркуар и Рональд Рейган, генерал Фаркуар и Маргарет Тэтчер… На цыпочках просеменила к парадному входу. В мои обязанности входило также отключение системы безопасности на первом этаже. Точными движениями сапера я уверенно нажала несколько кнопок — датчики отключились, и я распахнула двери огромной кухни. По делу бы тут, конечно, играть в футбол! Ну, может быть, женский.

Кухня была роскошной — фотография с разворота глянцевого журнала про интерьеры. С подоконников яркими огоньками горят бутоны герани. Плита — в шесть конфорок. Гриль, две духовки. Разделочный стол — торжество итальянского кафеля: желто-зеленые плитки отражают лучи медной люстры в стеклянных подвесках. С потолка свисали начищенные до блеска сковородки, а стройные ряды дубовых шкафчиков, сделанных по особому заказу хозяев, сияли своей первозданной чистотой. Царство безупречного совершенства. Картинка, вполне типичная для домов, в каких не ступали детские ножки.

Этакое безбрежное кулинарное море и кафельный островок с Антарктикой посередине. Готова поспорить: дизайнеры и не думают про уборку, когда проектируют свои шедевры на тему древнего очага. Слава богу, мытье полов было возложено на другого помощника Фаркуаров, тинейджера. Он недавно поселился у них в подвале. Моим же делом было печь кексы и хлеб, хладнокровно растаптывая ногами случайно упавшие на пол кусочки фруктов.

Я вытащила из холодильника гладкое тесто для булочек, сунула в печку (пришло их время, так сказать, воспарять духом) и взяла в руки нож. «Вот вам! Получайте!» — прошептала я и принялась прорубать себе дорогу сквозь сочную зелень киви, мясистость ядрено-красной клубники и такую нестерпимую сладость ананасов, что удивительно, как это их еще не запретили вывозить с Гавайев… Залог успеха в моем ремесле — высокое качество продуктов. А таких в ближайших магазинах обычно нет. Но если у вас дельный поставщик, деликатесы можно получить и в самый последний момент.

Мускусная дыня была просто изумительна. Ее сочная темно-оранжевая серединка держала в себе семечки так плотно, так любовно, а сама была такой мягкой… И как я на нее с ножом? К половине седьмого утра я нарезала десять таких дынь, выложила в корзинки и с помощью специального ножа декорировала каждый кусок зубчиками. Затем достала из печки булочки и успела разложить их на подставки прежде, чем они наполнили кухню густым запахом свежего хлеба. Оставалось только разлить по формам сметанное тесто, начиненное черникой, и испечь кексы. Вся остальная еда была уже в школе. И как только я накрою шведский стол и разолью по бокалам шампанское, бывшие выпускники смогут угоститься вдоволь, пока их директор срывает куш на благотворительности.

Зазвонил телефон. Хотя нет, это был не обычный звонок, а противное нудное пиканье. Оно вырывалось из замысловатой штуковины, оснащенной тремя линиями, внутренней связью и еще целой кучей полезных, но не известных мне функций. С двумя линиями в своем домашнем телефоне я еще как-то справлялась. Но это адское новшество генерала — уверена, военный след Пентагона — стал для меня сущей головной болью. Телефон поставили два дня назад, и он очень напоминал сигнализацию — тоже напрашивался на отключение.

Я уставилась на горящую лампочку, соображая, в какую ткнуть кнопку. И кто бы это мог быть в такой час? Какой-нибудь тип с восточного побережья, думающий при этом: «Летом светает рано, так что они, должно быть, уже встали».

Я подняла трубку и тронула пальцем кнопку, надеясь, что она окажется верной.

— Дом Фаркуаров, — нерешительно отозвалась я, молясь, что говорю не по внутренней связи.

— Голди. — Голос Филипа Миллера.

У меня чуть ноги не подкосились от желания, облегчения и всех остальных «подростковых» чувств…

— У тебя все хорошо? — Что еще я могла спросить?

— До бранча у меня назначена встреча с доктором, так что я опоздаю.

— Ты забыл, где мы встречаемся? Знаешь, что делают с теми, кто опаздывает в школу?

— Меня это не беспокоит, наоборот. — Я уловила его улыбку. — Слушай, а мы можем потом, после бранча, пообщаться? Мне надо обсудить с тобой кое-что по поводу еды.

— Конечно! — осторожно произнесла я, заглядывая тем временем в свой календарь, где у меня отмечены все запланированные дела. Третьего июня после наспех накарябанного «бранч» шла пометка о подготовке ужина с афродизиаками для Харрингтонов. Празднование годовщины их свадьбы намечалось на субботу. Но какой бы виртуозной ни была моя поставщица, привезти продукты вовремя она не успела и отбыла в свой долгожданный отпуск. Так что позже мне предстояло закупать все необходимое самой, а потом еще и готовить.

— Без проблем, — добавила я, убеждая скорее себя, чем его. Филип говорил странно, в его голосе слышалась какая-то настороженность. — Если хочешь, мы можем увидеться перед твоей встречей с доктором. Мне все равно надо ехать в твою сторону, в магазин. Можно было бы выпить кофе… — Вести беседу было неудобно: мешали хлесткие удары тополиных веток об окна кухни. Ветер не унимался. — Ты уверен, что не хочешь поговорить прямо сейчас?

— Не по телефону.

— Не надо делать из меня параноика, мистер Психиатр.

— Не играй с психологическими терминами, кулинарша.

— Не играть?

Но не успела я ответить, как раздался звонок по второй линии. Сквозь надсадное пиканье я попросила Филипа подождать, набрала в грудь побольше воздуха и нажала еще какие-то кнопки.

— Дом Фаркуаров.

— Мисс Голди. — Том Шульц!

На часах 6:40. Что это с ними со всеми?

— Не рановато ли, Том?

— До тебя не просто дозвониться… — Я промолчала, но почувствовала себя виноватой: он еще ничего не сказал, а я уже его упрекаю. — Кроме того, иногда ты бываешь ранней пташкой.

Я представила себе его грузное тело, как он пытается уместиться на одном из двух небольших стульев, что стоят в офисе его полицейского участка. Видела внутренним взором, как он наклоняет голову, заглядывая в чашку с кофе, будто эта темная жидкость могла дать ему ответы на все вопросы.

— Ты готовишь? — спросил он.

— Да, извини. Готовлю. — Раздражение мгновенно отключило мне совесть: линия, на которой висел Филип, истерично мигала.

— Я не стану тебя задерживать. Просто у меня тут свежий номер «Маунтен джорнал». Думаю, мы получили его самыми первыми в городе…

— И?

— Ну, мне кажется, это как раз тот номер, который ты рада была бы пропустить.

— И ты звонишь в такую рань, чтобы поделиться со мной этим соображением?

— Только не раздражайся, мисс Голди. Я просто хотел попросить тебя не читать сегодняшнюю газету, чтобы избежать неприятных сюрпризов.

— О чем ты?

Он прокашлялся и убедительно повторил:

— Не читай этой газеты, Голди. Он просто псих… Ты же знаешь, я считаю тебя первоклассным мастером. Самым лучшим.

— Ближе к сути. Том. У меня еще фрукты не нарезаны.

Вздох.

— Наша местная газетенка восстала в лице самопровозглашенного кулинарного критика по имени Пьер. Француз, должно быть. — Он сделал глоток (уверена, это был кофе) и добавил: — Ты ему не нравишься.

Линия Филипа все еще мигала. Струйка пота текла у меня по лбу.

— Прочти-ка…

— Не стоит, мисс Голди. И вообще я надеялся избежать такого поворота событий.

— Читай, или не есть тебе больше моего пирога с клубникой!

Он жалобно простонал — обидно: клубника в это время года была особенно хороша — и начал:

— «Королева кулинарного искусства города Аспен-Мидоу, к несчастью, нареченная Голди Беар взошла на свой трон незаконно…», — он запнулся. — Ты уверена, что хочешь это слышать?

— Да, — сквозь зубы пробормотала я.

— Ну, ладно… «Празднество началось бодро — с яиц под обильным соусом на hors d’oeuvres; продолжалось довольно активно — крем-супом из авокадо, бефстрогановом, фетучини Альфредо и салатом с майонезом; а завершилось помпезно — шоколадным фондю. Напрашивается вопрос: где эта женщина училась готовить? Может быть, в Государственном Институте Холестерина?..» — Шульц замолчал на мгновение и подытожил: — Я никогда о таком не слышал. Что, есть такой институт?

— Да ради всего святого! Конечно, нет! — прокричала я. Ощущения были такие, будто меня избили. Дрожащим голосом я уточнила: — И это был не бефстроганов, а лондонское жаркое. С яичной лапшой. Там что-то еще, в этой заметке?

— Боюсь, что да, но осталось немного… «Кого-нибудь стошнило по возвращении домой? Меня — да». И подпись: «Пьер». Идиот!

Я на секунду зависла, остановив взгляд на блестящем ноже рядом с дынями:

— Еще какие-нибудь столь же увлекательные новости?

— Я по тебе скучаю…

— В самом деле?

— Да! Сейчас такие теплые вечера. А какие закаты красивые… Я подумал, может, вы с Арчем заглянете? Устроим какой-нибудь пикник.

— Дай-ка подумаю… С гамбургерами! Прямиком из Государственного Института Холестерина, или как там его?..

— Подумай. Я хотел еще кое-что спросить…

Но тут включилась третья линия.

— Том, ты не мог бы пока повисеть на трубке? — Я начала лихорадочно нажимать новые кнопки в уверенности, что теперь это точно мерзавец с восточного побережья, и потому гаркнула: — Дом Фаркуаров!

— Голди, не пора ли уменьшить суточную норму кофеина?

Этот хрипловатый голос принадлежал моей лучшей подруге, Марле Корман. Хотя мы обе когда-то (в разное время, конечно) были замужем за Джоном Ричардом, это не помешало нам стать настоящими союзницами после второго из двух разводов. Фаркуары наняли меня именно благодаря Марле. Адель доводилась ей старшей сестрой.

— Точно, давно пора, Марла! А что ты хотела узнать от меня в такой… час?

— Ты занята?

— Если это насчет газетной статьи, то нет.

— Какой статьи? Я оставила тебе два сообщения.

На меня накатил новый приступ вины. Но, в конце концов, я не секретарша, чтобы ловко жонглировать тремя линиями, когда на часах еще нет и семи. Перезвоню ей позже.

— Я не могу говорить, — безжизненно выдохнула я. — У меня Филип Миллер на первой линии и Том Шульц на второй.

— Ого! Да ты просто развратница!

— Что ты хотела?

— Ты просила меня отвезти Арча на вводные занятия в ту пафосную школу. Ты там еще бранч сегодня устраиваешь… Я звоню, чтобы узнать, во сколько мне заехать?

Совсем забыла! Нет, не о летней школе, а о сегодняшних уроках. Арч все еще мирно спал. Возможно, просто забыл, а может быть, решил наплевать. Уроки начинались (пришлось покопаться в памяти, ибо это не значилось в моем календаре) около девяти часов. Кажется.

— Прости, пожалуйста! В восемь тридцать нормально?

Марла дала отбой, а я попыталась вернуться к Тому Шульцу и Филипу Миллеру. Но на обеих линиях царила мертвая тишина.

 

ГЛАВА 2

Я прокралась обратно на третий этаж, пробралась в комнату Арча и осторожно тронула его за плечо. Никакой реакции. Тогда я начала будить его чуть более настойчиво. В знак протеста он высунул из-под одеяла сначала кулак, затем руку — в голубом рукаве своего любимого спортивного костюма. Я вздохнула. Через секунду рука Арча снова исчезла под теплым одеялом, прямо как голова черепахи — в панцире.

Спортивный костюм для Арча — неотъемлемая часть образа. Он не вылезал из него ни днем, ни ночью. Мой родительский долг и желание оправдать наличие обширного гардероба временами принуждали его переодеваться. Например, сменить грязный после игры зеленый костюм — на чистый, серый. После вчерашнего купания в бассейне с подогревом мне удалось убедить его надеть голубой. Не скрою — я сделала это для того, чтобы избежать споров об одежде в первый же день летней школы. Хотя, кажется, мне давно уже пора привыкнуть к тому, что мой ребенок проводит весь день в пижаме.

— Пора вставать, малыш!

— Ну, зачем, зачем, зачем? — стонал Арч, глубже зарываясь под одеяло. — Зачем мне надо вставать?

— Тебе пора в школу.

— Я не пойду, — глухо прозвучало из-под подушки. — Арч…

— Нет, нет и нет! Не пойду! Ненавижу я эту школу. И вообще, у меня должны быть каникулы. Уходи, мама.

— Ты ведь совсем ничего не знаешь об этой школе!

Он огрызнулся. Когда живешь в чужом доме, единственная трудно решаемая проблема — невозможность повысить при необходимости голос. Особенно если все спят. Я нагнулась ближе к подушке, туда, где, по моему ощущению, должно было быть его ухо.

— Арч, — мягко начала я. — Ты же сказал, что хочешь пойти.

Несколько секунд прошли в тишине. Я достаточно хорошо его знала, чтобы понять: он пересматривает стратегию. Но неожиданно я услышала у себя за спиной его голос:

— Пожалуйста, мам! Не заставляй меня!

Я резко повернулась — Арч радостно захихикал. Его движения были так незаметны, что я даже не уловила момента, когда он выбрался из кровати.

— Надеюсь, ты не исчезнешь снова, пока я тут с тобой разговариваю, — назидательно произнесла я.

Он посмотрел на меня исподлобья — белое в веснушках лицо, короткая, почти армейская стрижка (влияние генерала Фаркуара). Только Арч был таким бледным и худым, что напоминал скорее военнопленного. Я подала ему очки.

— Ты жестокая, — заключил он, водружая очки на нос и пронзая меня магнетическим взглядом карих глаз. — Никто из этих ребят и не подумает дружить со мной! Они играют в теннис, устраивают эти свои роскошные вечеринки… Но они никогда не приглашают к себе таких, как я.

— Это каких — таких?

Он отвел печальный взгляд в сторону:

— Не крутых. Вот каких… — Арч повернулся ко мне, но глаз так и не поднял. — Мне опять снились кошмары, — тем же тихим голосом сообщил он.

Прежде чем я нашлась, что ответить, он скрылся в ванной. Я вытаращилась на стену. Пышные розы веселеньких в цветочек обоев вытаращились на меня. По полочкам комнаты были разложены вещи, которые напоминали о доме: новенький инвентарь для фокусов Арча, его школьный рисунок и стеклянный стаканчик с игровыми костями.

Кошмары.

Я вспомнила одну ночь три года назад. Тогда Джон Ричард проколол шины моего фургона, разгромил мой почтовый ящик и забил им гол — воротами была моя входная дверь. Он был пьян в стельку. Арч спал, когда я ворвалась к нему в комнату, захлопнула дверь и подперла ее комодом, а потом громко орала до тех пор, пока Джон Ричард не ушел. Он никогда не причинял сыну никакого вреда. Однако Арч до сих пор видит ночные кошмары, в которых я умираю. Простота нашего дома в сравнении с неделей, проведенной во дворце Фаркуаров, показала нам с Арчем, что значит быть не богатыми и не крутыми. Тем не менее я совершенно уверена: у нас всё будет хорошо. Как только «Охранные системы Аспен-Мидоу» закончат работы в нашем стареньком доме, плохим снам придет конец.

— Послушай, Арч, — тихо начала я, когда он вышел из ванной. — Я собираюсь в Элк-Парк на бранч, а после встречаюсь с Филипом… — Я умолкла, чтобы поймать выражение его лица. Он закатил глаза — так скромно Арч выражал свое мнение относительно Филипа Миллера. — На кухне для тебя свежие черничные кексы. Марла уже скоро будет, минут через сорок.

Наконец-то он посмотрел мне прямо в лицо, и я смогла насладиться взглядом его больших карих глаз. За толстыми стеклами очков они смотрелись очень трогательно.

— Со мной все будет в порядке, — заверил Арч. — Не волнуйся.

Как только я повернула на Элк-Парк, по лобовому стеклу заколотили капли дождя. «Форд» я взяла у Адели, так как моему фургончику «фольксваген» до самого понедельника меняли сцепление. Всего двадцать минут, и я уже неслась по шоссе номер 203. А вы знаете, что это шоссе значительно возвышается над Аспен-Мидоу, а над уровнем моря — еще больше? Его широкие прямые полосы пролагают свой путь по косогору среди крутых обрывов. Вокруг — удивительной красоты холмы.

Я осторожно вела машину вдоль горных склонов, а потом, прибавив скорость, спустилась к долине, где пышной травой и кустами золотарника распустились луга. Они напомнили мне большую тарелку горячего сливочного масла, в котором тает молодой зеленый лук…

Я стиснула зубы. Топленое масло. Подается в соответствии со стандартами Государственного Института Холестерина. Как вообще можно было написать такое? Этот Пьер даже в меню не разобрался. Тогда я делала яйца со специями, а вовсе не под обильным соусом, как он выразился. И суп был — украшенный авокадо гаспачо. А лондонское жаркое я подавала с разными гарнирами, одним из которых был хрен со сметаной. И он даже не упомянул про зеленые бобы, приготовленные на пару…

Раззява и верхогляд! Возле одного из самых опасных обрывов я сбросила скорость. Нет, я разыщу этого Пьера, кем бы он ни был, даже если мне придется неделю пикетировать офис «Маунтен джорнал»!

Я заставляла себя смотреть на горы и наслаждаться пейзажем. В такие минуты полезно вспомнить, что люди специально едут сюда избавляться от стресса.

Горы, луга, Аспен-Мидоу, Элк-Парк — некогда прохладная летняя гавань для богатых жителей Денвера, до того как тут появилось шоссе, конечно. Именно сюда мы с Филипом ходили в поход на прошлой неделе. Мы дошли до самой школы Элк-Парк. Ее здание, отделанное лепниной, с неповторимой черепичной крышей, построили еще в начале века. Тогда это был элегантный отель. Как идиллически выглядела школа после короткого снегопада в тот беззаботный субботний день… Автоматические ворота, ограждающие зеленую территорию от прожорливых оленей, были открыты. Мы с Филипом безмолвно тащились вдоль грязной извилистой дороги и вдыхали свежий воздух. От таявшего на красной черепичной крыше снега валил пар, и это как-то смутно напоминало мне о пяти годах, проведенных в школе-пансионе на юге. Вплоть до прошлого года Элк-Парк тоже предлагал проживание учащихся. Филип спрашивал, почему бы мне не отдать туда Арча на дневное обучение, без ночевки, чтобы избавить его от огромных неуютных классных комнат средней общеобразовательной школы. Отличная идея! Почему бы и нет?.. Да я годами об этом мечтаю! Если б только Джон Ричард взял на себя оплату за обучение. Но мой бывший заявил, что я хочу отдать туда Арча лишь потому, что в душе я сноб. Тогда я не без уныния сказала Филипу, что частные школы похожи на деньги: начинаешь ценить их только тогда, когда теряешь. Он не мог не быть психотерапевтом даже в такой ситуации, и потому спросил, что я чувствую по этому поводу. «Ну а как ты думаешь, что я чувствую?» — ответила я.

Въехав в открытые ворота, мимо высокой каменной стены с резным знаком «Начальная школа Элк-Парк», я почувствовала, как мурашки побежали у меня по телу. Словно невидимая камера снимала мое появление, и люди в тысячу глаз наблюдали за моими движениями, приговаривая: «Пусть эта обслуга убирается отсюда», «Она не одна из нас. Она бедная, ей тут не место». Путь от ворот до корпуса отдела снабжения показался мне чудовищно долгим.

В школьной кухне суетились мои сегодняшние помощники, телефонный оператор и сотрудник пропускного пункта. С закрытием пансиона на территории школы от большой команды, что трудилась на кухне все прошлые годы, почти никого не осталось. Собственно, восемнадцатилетнему Джулиану Теллеру (тому другому помощнику Фаркуаров) тоже досталось. Он был одним из последних учеников, проживающих в пансионе, а теперь попал под благотворительную программу Адели. С тех пор как мы с Арчем перебрались жить к Фаркуарам, Джулиан, под строгим контролем генерала, был постоянно занят сборкой какого-то ультрасовременного оборудования для сада и прочими нехитрыми делами. За все время Джулиан только один раз обедал вместе с нами, однако Арч не забывал ежедневно напоминать мне, что тот «никогда ничего подобного не пробовал». К сожалению, у меня не было шанса получше узнать этого мальчика. Зато у Арча была такая возможность.

Он обожал Джулиана. Все, что делал Джулиан, хотел делать и Арч; что носил Джулиан, Арч полагал верхом совершенства. Конечно, я думала обратить внимание сына на то, что Джулиан хоть и крут, но не богат, потому и должен работать с проживанием в семье, и все ради последнего года обучения. Но мне не хотелось читать сыну нравоучения. Джулиан учил Арча нырять (у Фаркуаров был прекрасный бассейн), и в отсутствие старых приятелей по двору мог вполне стать другом моему сыну.

Я надела фартук и сосредоточилась. Ресторан, где сначала было запланировано проведение ежегодного бранча, всего за день до назначенной даты отказался обслуживать школу. И директор в панике позвонил мне. А я, знаете ли, никогда не отказываюсь от работы. Помню, как без всякой суеты вынула из морозилки мясные пироги, быстро приготовила сырную запеканку и понесла все это в школу. А чуть позже я позвонила Элизабет Миллер (это сестра Филипа и по совместительству первоклассный пекарь). Я попросила ее сделать полдюжины божественных кофейных кексов с орехом киндаль.

К моему счастью, двое моих сегодняшних подручных не забыли поставить запеканку в духовку. Было приятно видеть, как нежные яично-сливочные слои пузырились вокруг расплавленного английского чеддера. Мы разложили толстые ломтики бекона, сварили кофе, поставили подогреваться хлеб и мясные пироги. Я уже собиралась перейти к фруктам, как вдруг кто-то сказал, что в столовой меня ожидают.

Я выложила первую партию корзинок с мускусной дыней на большой поднос и понесла в столовую. Огромная столовая была так ярко освещена, что пасмурная темень по ту сторону высоких рифленых окон казалась глубокой и необъятной. Три ряда хрустальных люстр пускали на кремовые стены и гладкие столы вишневого дерева длинные желтые лучи. Как это было не похоже на кафетерий в школе Арча. Там, где предполагалась благотворительная встреча со сбором средств в чью-то пользу, буквально с каждого свободного дециметра стены громко кричали школьные плакаты: «Мы можем это сделать!» Здесь все было изящно. Я заметила проектор для слайдов и экран, из-за которого торчала голова Элизабет Миллер. Она указала рукой на груду приготовленных ею кексов.

— Спасибо, что пораньше приехала, — кивнула я ее золотоволосой головке — такой курчавой, что Лиз напоминала мультяшного героя, засунувшего пальцы в розетку.

Элизабет поздоровалась со мной легкой улыбкой и кивком головы в завитушках, между которых виднелись длинные, в тринадцать сантиметров, серебряные сережки. Она подошла ко мне широким шагом с носка — излюбленная походка женщин, которые в основном носят только балетки. Ее обычный наряд, состоящий из черного трико, колготок и юбки от Данскин до середины икры, не вязался с официальной обстановкой зала. Хотя это было для нее так типично… Элизабет Миллер была похожа на фею Динь-Динь из «Питера Пэна» — которой, правда, уже стукнуло тридцать.

— Я приготовила их с душой, — ее улыбка приоткрыла слегка неровные зубы.

— Не волнуйся, я никому не скажу.

Элизабет держала последний оставшийся в Аспен-Мидоу магазинчик полезных продуктов и была помешана на здоровом питании. Она даже белую муку не продавала.

— А у нас будет возможность уйти пораньше? Мечтаю убраться отсюда еще до того, как директор начнет свои денежные поборы.

— Уверена на все сто.

В последнее время дела в магазинчике Элизабет шли не так хорошо, как хотелось бы. Недавно я заезжала к ней, чтобы купить сушеную папайю, и Элизабет пыталась продать мне двадцатикилограммовую упаковку пшена. А когда я намекнула, что ей пора обратить внимание на деликатесы и, может быть, заняться ими, она посмотрела на меня так, будто я предложила ей что-то неприличное.

— Серьезно, — сказала она, вытянув вперед носок правой ноги. — Мне не хочется платить за блюда, которые я все равно не буду есть. Извини, Голди, это не к тебе. Понимаешь, я абсолютная вегетарианка. К тому же шампанское разрушает клетки мозга… И вообще, я пришла, чтобы повидать друзей, и не собираюсь выслушивать речи о том, как заполучить еще больше денег для школы, только потому что она опять в чем-то нуждается. Пусть делают, что хотят, а я покончила с чувством несуществующей вины. И никому ничего не должна. Разве что себе — в ближайшие два дня снять стресс ромашковым чаем и отваром из листьев колеуса.

— Ты всегда можешь дать им фальшивый чек, — предложила я, пристроив на столе последнюю корзинку с дыней.

— Неплохая идея! — Она посмотрела на меня в упор. Ее большие голубые глаза напомнили мне Филипа. — Филип звонил?

— Да, он опоздает немного. Я могу тебе чем-то помочь?

— Нет, — без уверенности ответила она.

— Все нормально?

— Нормально.

Она попыталась переключить мое внимание на корзинки с дыней:

— Тебе много пришлось готовить?

— Множество разных вкусностей. Попробуй запеканку. В ней абсолютно вегетарианский чеддер.

Она не отреагировала на мою шутку. А у меня было еще полно работы. Нельзя прохлаждаться, когда вот-вот нагрянет толпа гостей. Не знаю, к чему клонила Элизабет, но мне ужасно хотелось, чтобы она скорее перешла к сути.

— Голди, — наклонила свое эльфийское личико Элизабет и внезапно умолкла, поджав губы.

Что-то подсказывало мне — говорить она собирается не о еде, не о школе и даже не о подлеце-директоре. И я предложила:

— Может, присядем?

— Нет уж, — ответила она, наклонившись еще ближе к корзинке с дыней и делая вид, что внимательно ее изучает. С кухни призывно шел запах бекона и кофе. Мы обе знали: пора туда. — Просто…

— Просто?..

— Ох, — тяжело вздохнула она. — Я переживаю за Филипа. Мне кажется, что-то он чересчур усердствует с некоторыми из своих пациентов. Ну, знаешь, вы ведь достаточно близки, чтобы обсуждать такие вещи.

Люди всегда говорят «знаешь», чтобы не отягощать себя объяснениями, словно они пытаются переложить на тебя ответственность, мол, ты знаешь, о чем я. Вот мое любимое: «Знаете, вам надо заполнить бланк». А Элизабет имела в виду: «Знаешь, я не стану ничего говорить, ты лучше сама догадайся».

Общаться в такой просторной столовой было неловко, поэтому я наклонилась к ней ближе и в очень доверительной манере уточнила:

— Ты имеешь в виду, рассказывает ли он мне о своих пациентах, или ты хочешь знать, спим ли мы с ним? В любом случае, ответ на оба вопроса «нет».

Она пожала плечами:

— Нет, знаешь, я совсем не это имела в виду.

Я все еще «не знала».

— Тогда ты, наверное, имеешь в виду, достаточно ли мы близки, чтобы думать о свадьбе? Тоже нет. Удовлетворена?

Она, похоже, успокоилась и даже прикрыла на секунду глаза.

— Понимаешь ли… — начала она, еще больше колеблясь, и остановилась. А я подумала: «Давай, давай, говори же!» Но Элизабет с трудом удавалось раскрывать рот: — Мне просто надо поговорить с тобой… то есть, с ним. Но я не знаю о его планах…

— Мне также неизвестны его планы, кроме, разве что, того, что он собирался на бранч. Если ты хочешь поговорить с ним о здоровой пище, я буду рядом. Если ты хочешь поговорить о здоровой пище со мной, сегодня я буду у тебя в магазине, чтобы закупить все для завтрашнего ужина. А теперь будь хорошей вегетарианкой, пойдем со мной на кухню и проверим, готов ли бекон.

Она наморщила нос:

— Бекон? Я даже запаха его не выношу…

Но ее прервала первая группка гостей: в проеме резных дверей неожиданно появились родители учеников (некогда сами выпускники). Они шумно ввалились в столовую, заливаясь неестественным смехом. Это был тот смех, сквозь который слышалось: «Видите? Не надо быть молодым, чтобы уметь веселиться». И вдруг стало поздно проверять бекон или что-нибудь еще. Я вынула изо льда первую бутылку шампанского и начала ее открывать.

— Сделай мне одолжение, — шепнула я Элизабет. — Беги быстрей на кухню и приведи кого-нибудь. Мне тут нужна помощь. А потом дефилируй прямиком к своим корешам и отвлеки их, пока они не начали уничтожать фрукты. Я помогу с шампанским.

— Конечно, — смущенно проговорила она, встряхнув волосами. Серьги в ее ушах закачались, как елочные украшения на елке. — Только, пожалуйста, дай мне самой поговорить с Филипом.

— Элизабет, это твой брат! И только ты одна можешь разобраться с ним, что бы там тебя ни беспокоило. Знаешь?

 

ГЛАВА 3

— …И когда мы проведем водопровод вот сюда… — говорил директор, водя стрелочкой по экрану, — мы приступим ко второй фазе нашего плана…

Сидящая за директорским столом Адель Фаркуар тронула подкрученный темный локон строгой стрижки. К сожалению, я не видела, как генерал привез ее на своем «рейнджровере». Было почти одиннадцать часов, и бывшие выпускники уже ерзали на стульях, посматривая на свои «ролексы». Даже болван понял бы, что «фаза два» означала «больше денег». От стола к столу бродил гул всеобщего недоумения. Все переглядывались с немым вопросом: сколько это еще будет продолжаться? Мой ответ: вечность.

От долгого стояния у меня жутко заныли ноги. Шведский стол выглядел отвратительно. Еды почти совсем не осталось, за исключением того, что я припасла для Филипа. Но его все не было. «Если он вот-вот не появится, то останется голодным», — думала я.

И он вошел… Копна светлых волос, черный блейзер, белые брюки — парень-модель из модных журналов. Держался Филип по-хозяйски. Из-под очков «Рей Бен» он внимательно осмотрел зал. Женская часть присутствующих отозвалась восторженным аханьем. Я набрала в грудь побольше воздуху — выдохнула. За всю свою жизнь лишь один-единственный раз я услышала женский одобрительный возглас в свой адрес. Это был комплимент по поводу замороженного салата.

— Как поживает мой любимый повар? — низким голосом произнес Филип, приблизив к сервировочному столу стройное тело. Он наклонился ко мне так близко, что я даже смогла прочитать на его значке надпись «Защитим наши горы». Политкорректный психотерапевт одарил меня широкой зазывной улыбкой.

Я кивнула его очкам и обратилась к аристократическому носу:

— Хорошо. А как мой любимый психолог? Голоден?

— Как волк, — отозвался нос. Филип извлек из портфеля конверт манильской бумаги и едва слышно продолжил: — Мой вклад. У них закончились наклейки для участников. Пришлось привезти еще. — Он подал знак директору, помахав конвертом, и спросил меня: — Все уже почти закончилось? Так мы едем?

Я кивнула — на оба вопроса. Филип вышел вперед и передал конверт директору, который даже и не пытался скрыть своего удовольствия. Элизабет поймала мой взгляд и помахала рукой, словно в ней была дирижерская палочка. Пока Филип возвращался обратно, Элизабет внимательно за ним наблюдала.

Директор все еще говорил — о деньгах, но уже словами, вовсе с ними не связанными. Он оставил в покое стрелку на экране и бубнил про капиталовложения. В этом году самым важным из капиталовложений и крайне необходимым усовершенствованием оказался открытый подогреваемый бассейн олимпийских размеров. Последний месяц родители учеников и друзья школы обхаживали (ладно, у них это называется «обходить») местных предпринимателей, рассказывая, как важно построить бассейн. Если кто-то соглашался вложить энную сумму денег, ему дарили специальную наклейку участника «Построим бассейн вместе».

Когда Филип заговорщицки ухмыльнулся, мне показалось, что все происходящее выглядит как-то туманно и, я бы даже сказала, имеет душок незаконности. Подав ему еду, я осторожно опустошила кувшины и очистила от остатков еды тарелки. Филип подвинулся ближе к стене, чтобы лучше видеть директора, а я наблюдала, как он, пока ел, поднимал тарелку под самый подбородок…

Прежде чем поставить на стол последнее блюдо, я держала его в руках непозволительно долго. Казалось, вокруг не было никого, кроме Филипа. Да, он все еще тот, с кем я сбежала тогда, на втором курсе, с тусовки. Я как раз перевелась из женского колледжа и еще никого не знала. Этот красивый блондин подошел ко мне и спросил: «Хочешь, уйдем отсюда?» И я сказала: «Конечно». Мы пошли гулять. В прохладном вечернем воздухе витал запах смога: леса были охвачены пожарами. Филип указал мне на птиц, перепархивающих с дерева на дерево: «Орегонские юнко возвращаются в свои зимние гнезда». И купил нам шаурму. Мы прогуливались вдоль Боулдер-Крик, и на наши бумажные салфетки капал соус от шаурмы и мятного йогурта. Я вспомнила, как Филип держал свою салфетку точно под подбородком и был больше похож на хорошо вымуштрованного четырехлетнего ребенка, чем на крутого второкурсника. Он коротко поцеловал меня — остался привкус мяты. Но наша связь была случайной и продлилась недолго. Даже не помню, говорила ли я ему, что бросила учиться, чтобы выйти замуж. Я просто отпустила его. Как воздушный шарик в небо.

«Не вовремя», — думала я. Тогда было еще рано. А теперь он здесь, снова держит тарелку у подбородка и хочет, чтобы мы были вместе. Но ведь еще был Шульц и мои чувства к нему. И если опустить подробности моей любовной амбивалентности, я и сейчас не была уверена, что время пришло.

Элизабет протиснулась ко мне сквозь нагромождение стульев и человеческих тел.

— Еда восхитительна, и большинство моих друзей тут! — прошептала она с улыбкой, чтобы загладить утренний инцидент.

Надо было попросить ее позвонить в «Маунтен джорнал» и дать им отчет о сегодняшнем бранче. Но перебивать самого скучного в мире директора почему-то мне не хотелось. Я заметила, что Филип смотрит на сестру, и сказала ей:

— Твой брат здесь.

— И что?

Я улыбнулась:

— Пока никаких новостей. С такими вещами торопиться не стоит, знаешь ли…

— Я полагаюсь на тебя. Последи за ним.

Филип неспешно подошел ко мне и произнес давно забытую фразу:

— Хочешь, уйдем отсюда?

— Конечно.

Элизабет предложила ему кусочек мясного пирога:

— Тебе, конечно, это не очень-то полезно, но пекла Голди, так что вкус просто необычайный! Вы сейчас уезжаете?

Прожевав, он подмигнул мне и кивнул на ее вопрос.

— Позвонить тебе? — улыбнулся ей Филип и взглядом дал мне понять, что пора уходить: — Если мы не поторопимся, застрянем в толпе на выходе.

Я взглянула на часы — 11:30. По высоким окнам столовой все еще струился дождь. Директор заканчивал речь: он уже перешел от темы сбора средств к обсуждению того, как принципиально Элк-Парк относится к наркотикам, вечеринкам с алкоголем и случайному сексу. Казалось, бывшие выпускники особенно заинтересовались последним принципом. Нам удалось за один раз отнести в машину все коробки с подносами. Школьный персонал обещал помыть посуду, так что причин оставаться у меня не было. Мы с Филипом подхватили последние кувшины — и весь мой инвентарь нам пришлось тащить по грязи под проливным дождем.

Филип водил «БМВ» цвета ванильного пудинга. Прежде чем завестись, он помахал мне рукой. Наверное, в сотый раз я подумала, что надо было стать психотерапевтом, а не поваром.

На крыши наших машин безжалостно обрушивался холодный весенний дождь, а когда на парковке мы наезжали на лужи, во все стороны летели грязные брызги. Мимо автобусов и машин, которые привезли учеников на занятия, мы выехали к месту возведения шикарного бассейна. Котлован был окружен двухметровым ограждением из проволочной сетки.

Директор только что сообщил нам, что трубы уже установлены, а бетон будут заливать в ближайшие дней пять. Школьный совет попечителей очень старался построить этот бассейн, даже не оглядываясь на то, сколько у них собрано денег. Не роскошь, говорили они, а необходимость. Ох, уж эти богатеи!

Мы проехали стройку, и я помигала Филипу. Он не ответил, но просигналил у поворота на шоссе номер 203. Как только мы съехали на узкую двухполосную дорогу, дождевые капли превратились в белые хлопья. Я вздохнула — ведь так я и знала: пойдет снег. Июньский снег в Колорадо вовсе не похож на те сухие снежинки, что укрывают горнолыжные склоны зимой. Это были большие мокрые хлопья, и они шлепались сверху комками картофельного пюре. Под таким грузом дворники скользили по лобовому стеклу еле-еле. Для нашей высоты над уровнем моря (мою родню из Нью-Джерси это всегда приводило в ужас) такая погода — климатическая норма в это время года. Когда мы пошли на спуск, я вдруг задумалась: а резина на «форде» Адели — зимняя ли?

«БМВ» изверг облако черного дыма, я плавно ускорилась. Если бы снег начал липнуть, искривленный спуск к Аспен-Мидоу в полтораста метров был бы еще более коварным. Красная черепичная крыша школы позади нас уже совсем стала белой. Дворники со скрипом сметали упорные хлопья. Я включила стеклообогреватель и на мгновение потеряла Филипа из виду. Он скрылся за поворотом.

— Мачо, — простонала я вслух и поднажала на газ.

Из-за кустов на обочине дороги выскочила красная лисица (странно, ведь это скорее ночное животное). Испугавшись, я резко вывернула руль в сторону. Хотя это было необязательно: при виде машины лиса поспешно вернулась в свое логово. Даже представитель дикой природы знал, что лучше держаться подальше от всей этой вакханалии.

Повернув, я снова увидела свет габаритов «БМВ» на расстоянии примерно в четыреста метров, и нажала на газ. Так мы проехали еще несколько минут, как вдруг машина Филипа внезапно отклонилась вправо. Из-под колес взметнулась волна грязи. Часть дороги рядом с обочиной начинала замерзать, и я думала, поскользнулся ли он — или тоже увидел животное. Снег был неумолим. Машина Филипа на секунду замедлила ход и вильнула через разделительную полосу влево. Он с трудом смог выровняться. Я посигналила. Неужели с его «БМВ» что-то не так? Или ему так мешает снег? Может быть, у него не работают дворники? Я снова нажала на клаксон. Ответа не последовало. Уверена, он знал, как опасна эта дорога. Если Филип не мог справиться с управлением, надо было срочно останавливаться.

Но вместо этого он ускорил езду. Мы промчались мимо высокой каменной насыпи и крутого обрыва, куда совсем недавно свалилась чья-то машина, снеся большую часть дорожного ограждения. Участок, где произошла авария, все еще был опечатан желтой полицейской лентой. «БМВ» опять завиляла влево. От страха у меня вспотели ладони: чтобы успешно преодолеть следующий обрыв, пришлось быть максимально внимательной и осторожной. В какой-то момент единственное, что я видела перед собой, это воздух. Внутри все замирало. После завершения маневра я набрала скорость, хотела подобраться ближе к квадратным габаритным огням, что робко светили из всеобъемлющей серости. Нащупав рычаг, я помигала фарами.

И снова без ответа.

Теперь мы оказались в восточной части наших «американских горок», у въезда на шоссе номер 27. Вторая по величине дорога, соединяющая север и юг, пролегала между автострадой номер 70 и Аспен-Мидоу. Как только мы прошли еще один опасный поворот, я зацепила взглядом вереницу машин, едущих из города на север к автостраде. На моих дворниках собирались мягкие комочки снега. Впереди мне, кажется, удалось рассмотреть Филипа. По-моему, он тряс головой. А мое сердце билось в такт мотающимся туда-сюда дворникам. Я опять надавила на газ и в этот раз решила, что непременно его догоню и заставлю остановиться. Но как только я начала приближаться, он набрал скорость. Тонкая полоса земли и заграждение из колючей проволоки справа было единственным, что отделяло нас от падения с высоты двенадцати метров прямо в сияющую белизну. Я немного опустила окно. Со стороны шоссе номер 24 чей-то сигнал и скрежет шин при торможении перемежался со звуком осыпающегося снега.

Еще двадцать минут назад с Филипом все было хорошо. А теперь у него был сердечный приступ, или он хотел довести до него меня. Последний кусок восточной части шоссе номер 203 уходил прямо вниз. Филип снова вел машину прямо по разделительной полосе. Перед ним я увидела тягач с прицепом и грузовик с провиантом, пыхтящие по направлению к северу. В конце шоссе Филип продолжительно просигналил, чтобы его пропустила машина бледно-желтого цвета. Я пыталась рассчитать, можно ли обогнать его, но ехал он слишком быстро.

Сквозь снегопад, затуманенные желтые квадратики электронных часов показывали 12:00. Мы были в минуте езды от офиса Филипа возле автотрассы. Скоро конец этой муке. Когда мы подъезжали к знаку «стоп» на перекрестке, я включила левый поворотник.

— Нет! — заорала я во все горло, потому что «БМВ» шумно пролетела мимо знака и повернула направо, к шоссе номер 24, а вовсе не к офису Филипа. Я остановилась, посмотрела налево, вдавила педаль в пол и рванула руль вправо. Снег был похож теперь на овсяные хлопья. Филип несся по левой стороне, против движения, до тех пор, пока один из встречных грузовиков не просигналил, чтобы он убирался с их полосы. В последний момент он резво скакнул вправо. С грохотом грузовики пронеслись и мимо меня. Филип включил дальний свет и, кажется, начал сбрасывать скорость. Я устремилась к «БМВ» и наконец-то поравнялась с ней с правой стороны. Обочина была жутко грязной, но я не отставала, и только, не переставая, сигналила… Сквозь тонированные стекла рассмотреть лицо водителя было невозможно. Филип вел автомобиль так, словно не видел и не слышал меня. Неожиданно он прибавил скорость, будто собирался оторваться. В клубах грязного снега мой «форд» потерял скорость и заглох. Я изо всех сил надавила на клаксон и полностью опустила окно. Ледяной снег колол мне лицо.

— Филип! — заорала я. — Вернись!

Еще быстрее прежнего «БМВ» понесся вниз по шоссе номер 24. На правой полосе я заметила «порше», обгоняющий серебристый автобус. Я глубоко вздохнула и повернула ключ зажигания. Может быть, если я врежусь в него сзади, тогда он остановится?

Но «форд» не «БМВ». Моя машина рванула толчками и правой фарой задела столб. За всем этим снегом я его даже не заметила. У меня начала ныть спина. Посмотрев на дорогу, я увидела: Филип мчится по левой стороне прямо навстречу автобусу. Отстегнув ремень, я выскочила из машины.

— Стой! — кричала я сквозь стену снега. — Остановись!

Но он не остановился. «Порше» и автобус наперебой засигналили. Завизжав тормозами и подняв в воздух облако снега, водитель «порше» свернул к обочине. А «БМВ» все мчался вперед. Водитель автобуса гудел и гудел. Видимо, Филип наконец-то расслышал гудок и затормозил, но налетел на булыжник на обочине слева. Машину занесло в сторону, и автобус врезался в нее со стороны водителя. Звон стекла, взвизгнули шины. Я слышала, как кричат пассажиры в автобусе. Из его кабины выкарабкивался водитель. «Так не бывает, — думала я, пока бежала. — Так не бывает!» Ноги скользили по мокрому снегу. Впереди дымились автобус и машина Филиппа, и не было признаков, что в машине кто-то живой. Мое тело ударилось о капот «БМВ». Слева вся передняя часть была изувечена. Я заглянула в разбитое окно, отчаянно надеясь, что увижу хоть какое-то движение… Верхняя часть тела Филипа находилась в поврежденном углу — его отбросило при столкновении. Лицо и грудь были залиты кровью и в стеклянных осколках. Солнечных очков больше не было. Вместо них — красные широко открытые глаза. Нижняя половина тела исчезла где-то среди искореженного металла.

— Звоните в «скорую»! — завопила я водителю автобуса.

Но я уже знала. Все поздно. И не могла принять. Не могла смотреть на него, не могла ни видеть ничего, ни слышать. Не могла ни о чем думать, потому что знала…

Филип был мертв.

 

ГЛАВА 4

Замедленная съемка. Быстрая перемотка. Время раскололось.

Перемотка: люди двигаются вперед-назад. Вперед и назад. Они постоянно звонят и задают мне вопросы, а я как будто на дне самого глубокого в мире колодца. Пыталась открыть дверь «БМВ» — меня оттащил какой-то мужчина. Вырывалась, пытаясь сбежать. Чьи-то заботливые руки увели меня в сторону, набросили на волосы и плечи одеяло, чтобы защитить от снега. Какие-то люди принесли световые отражатели. Направляют движение. Показывают на полицейскую машину.

Замедленно: падет снег, «БМВ» дымится. Позади темного стекла машины — бездыханное тело.

«Все мы смертны…»

Полицейский назвал мое имя. Его голос был далеко. Я смотрела на него так, словно все это мне лишь приснилось. Положила ладони одну на одну и подула на них. Он сказал:

— Всего несколько вопросов, если вы в состоянии…

«Ты знаешь, Боже, тайны всех сердец…»

Я кивнула и последовала за ним. Я оставляла Филипа незнакомцам. Чужакам в костюмах. Теперь распоряжаются они. Это было невыносимо.

Снова звучит мое имя. Да. Села в патрульную машину. Пыталась сосредоточиться на полицейском. Но мой разум заполняло лицо Филипа. Вы можете описать, что увидели? Да. Даже теперь внутри что-то говорило: да, я могу описать. Чего я не могу, так это объяснить.

Снежные хлопья все падали, как мягкие перья, прилипали в одном месте, таяли в другом. Когда пыталась сообразить, что буду делать с «фордом» Адели, я видела перед собой заднюю часть машины Филипа, видела черные клубы дыма, видела его лоб и щеки, истекающие кровью.

Приехала «скорая». Врачи шлепали по грязи. Кто-то принес мне стаканчик с кофе и сказал копу, что ребята из «скорой» подключили к жертве измерительное устройство, чтобы передать данные телеметрии в денверский госпиталь. Доктор подтвердил смерть. Судмедэксперт был в пути. Еще один патрульный полицейский спросил мое имя, местоположение моего транспортного средства и ехала ли я в противоположном направлении, когда стала свидетелем несчастного случая. Пока я отвечала на вопросы, он передал мне блокнот и просил записать все, что я видела. Я все написала и вернула ему блокнот. Он просматривал записи, как вдруг кто-то постучал в окно патрульной машины. Полицейский Лори (так было написано на его нагрудном значке) вышел из машины, затем, ворча что-то себе под нос, вернулся. В голове стучало.

— Теперь можно идти? — спросила я. Меня охватила паника, как когда один из одноклассников Арча погиб в автокатастрофе два года назад — тогда перевернулся школьный автобус Я хотела видеть Арча, быть с ним, удостовериться, что он цел и невредим: — Мне надо домой, к сыну.

Лори хотел знать, где находился мой сын, и мне пришлось нырнуть в мутное болото своего сознания. Где был Арч? В школе. Как же он сам вернется к Фаркуарам? Лори пообещал, что Арч позвонит им домой.

Дом. Это слово что-то переломило внутри меня, потекли слезы. Словно упоминание дома, которого я недавно лишилась, заставило меня наконец понять важность новой потери.

Элизабет. Элизабет Миллер. Мой голос дрожал, когда я произносила ее имя. Кто-то должен найти Элизабет, кто-то должен сказать ей. Сквозь мои всхлипывания Лори снова задавал вопросы и, получив нужную информацию, обещал обо всем позаботиться.

— Ваш друг из департамента шерифа был здесь рядом, именно он ответил на звонок о несчастном случае. Том Шульц, следователь… Он спрашивал, как вы.

— Он ответил на звонок?..

— Он думал, что вы тоже были в той машине. Он уже здесь. Хотите его увидеть или нет?

— Да, — ответила я, и из глаз с новой силой полились слезы. — Я хочу его видеть.

— Хорошо. Мы уже почти закончили…

Я выглянула в окно, но Тома Шульца в толпе не увидела. Снег косо сыпался на горную долину, будто миллионы стрел впивались в землю.

— Как быстро ехал пострадавший? — спрашивал Лори.

Согласно знаку, здесь было ограничение скорости. Но, конечно, Филип не соблюдал ее.

— Видите ли, — продолжила я, — дело больше в том, как он вел машину, а не в скорости.

— И как же он вел ее?

— Зигзагом. Как будто он потерял контроль над управлением.

— У вас есть предположения по этому поводу? — Он сощурил глаза, вонзая взгляд в мое лицо.

— Не знаю, — пробормотала я, — возможно, с машиной было что-то не так.

— Почему он не остановился?

— Не знаю. Просто не понимаю…

Мы снова вернулись к началу: как я накрывала бранч, куда Филип был приглашен и куда опоздал.

— А почему опоздал, вы знаете?

— Он был на встрече, вроде бы медицинского характера.

— У него были проблемы со здоровьем? — Он все еще смотрел на меня. Я пожала плечами. — Он упоминал свою машину?

— Нет.

— Вы не заметили, что от него чем-то пахло? Алкоголем, например.

— Нет.

— Было ли что-то странное в его поведении?

— Ну, он… — я подвинулась на неудобном сиденье его машины, — он не позавтракал утром… и был голоден. Он хотел увидеться со мной, поэтому мы и ехали вместе… Собирались попить кофе у него в офисе.

— А что он ел на бранче?

Я ответила и спросила:

— Вы не знаете, они дозвонились до его сестры?

— В школу уже едут. Ей скажут, вы не волнуйтесь.

Меня уже тошнило от его лосьона после бритья, от пахнущего камфорой одеяла, накинутого на мои плечи, от скрипа переднего сиденья, пронзающего мой слух всякий раз, когда Лори поворачивался, чтобы посмотреть мне в лицо. Все это выворачивало меня наизнанку. Я хотела быть там, где люди и обстановка знакомы и привычны. Хотела знать, как там Арч.

Впереди нас по шоссе номер 24 машина судмедэкспертизы медленно увозила извлеченного из груды металла Филипа Миллера. Никаких проблесковых маячков. Никакой сирены.

— Вы сказали мне, что он ел, — не унимался Лори, — скажите также, что пил.

— Я описала все, что видела у него в руках. Может быть, он пил сок или кофе, я не знаю.

— Он жаловался на желудок или головную боль, озноб, головокружение, боль в груди?..

— Нет.

Он спросил, как со мной связаться, и предупредил, что, возможно, мне позвонят. Я дала ему адрес дома Фаркуаров на Сэм-Снид-лейн, в предместье Аспен-Мидоу. Когда я вылезала из машины, меня словно охватил приступ раскаяния:

— Боюсь, я не смогла донести до вас, какой странной была вся эта авария. Всего час назад он был в норме. Но вел машину он как маньяк, и теперь мертв. Не кажется ли все это очень странным?

— Когда с организмом что-то не так, допустим, в состоянии алкогольного опьянения, люди обычно превышают скорость. Они упрямо не останавливаются, пока не доедут, куда им надо, уверенные, что с ними все хорошо, им лишь бы скорее добраться.

— Но все было так… необычно.

Лори замотал головой, и его толстые щеки заколыхались:

— Леди, все автокатастрофы выглядят странно.

Следователь Том Шульц, когда я подошла к нему, говорил с каким-то маленьким рыжеволосым пузатиком. Том сочувствующе посмотрел на меня:

— С тобой все в порядке? — Я кивнула. Широкой ладонью он указал на пузатика: — Сотрудник отдела по расследованию убийств.

— Я только что приехал, — пробормотал рыжеволосый. — Этот парень нариком, что ли, был?

Я уставилась на коротышку, а потом неожиданно бросилась на него, и кто-то внутри меня заорал:

— Ах ты ублюдок!

— Эй-эй! Голди! Погоди! — проворно обхватил меня руками Шульц. — Он ничего такого не имел в виду.

Рыжеволосый в оцепенении смотрел на Шульца, который безмолвно просил его уйти подобру-поздорову. Рыжик пробормотал, что подойдет позже и ускользнул. Шульц нежно привлек меня к себе и прижал к своему большому телу. Накинув одеяло мне на голову, внимательно посмотрел в лицо, чтобы удостовериться, что со мной все в порядке. Своими гигантскими размерами Том мог напугать кого угодно, и он часто пользовался этим в отношении тех людей, которым не доверял. Он без проблем умел в одну секунду превратить свое широкое красивое лицо в хмурую пугающую маску, опасную гримасу самодовольства или напустить на себя апатично-скучающее выражение. Но сейчас его зеленые глаза были полны тревоги, а изящные пшеничные брови беспокойно приподняты. Он снова обнял меня, и я закрыла глаза, позволяя его теплу обволакивать мое тело.

— Я думал, с тобой действительно все в порядке, — проговорил он.

— Да, только когда мне не приходится выслушивать всяких идиотов.

— Мне жаль, что так получилось. Но в случае со следователями лучше соблюдать дистанцию.

Мы сели в машину, ничем не примечательный «крайслер», что обычно водят копы. Я посмотрела на заляпанную грязью обувь — она вся промокла от снега.

— Только что умер мой друг, — надтреснутым голосом произнесла я.

Шульц ласково посмотрел на меня и протянул руку, которую я взяла и больше не отпускала. Она была мягкой и теплой и полностью укрывала в себе мою. Через некоторое время он отнял ее и наклонился, чтобы пристегнуть мой ремень безопасности.

— Ладно, мисс Голди, давай отвезем тебя в твое новое пристанище. Ты должна показать мне дорогу, поскольку я никогда там не бывал.

Я сказала, куда надо ехать. Когда мы медленно проезжали мимо искореженной «БМВ», я застыла, чтобы случайно не посмотреть туда. Ехали мы в полной тишине. Снег закончился так же внезапно, как начался. Июнь в горах всегда таков. Низкие облака начали подниматься и собираться клочками над Аспен-Мидоу и Элк-Парк. Солнечные лучи проникали там и здесь, озаряя ярким блеском всю низину.

— Наконец-то нормальный дневной свет, — заметил Шульц. — Сейчас около часу дня. — Из-под тугого ремня безопасности я с трудом вытащила сумочку, которую умудрилась не забыть во всем этом ужасе, и покопалась в ней, чтобы найти солнечные очки. В процессе поисков я уже не помнила, что ищу. Глубоко вздохнув, я бросила сумочку на пол.

— Может быть, поговорим об аварии? — спросил Шульц, и я дала ему краткое описание случившегося. — Ты сказала, что он был тебе другом.

— Мы вместе учились.

Еще какое-то время мы ехали молча, затем я добавила:

— Мы встречались.

— Есть новости от бывшего мужа? — спросил он после паузы.

— Последний месяц… — шмыгнула я носом, уставившись в окно, — он преследовал меня и довольно активно. Постоянно ездил туда-сюда под самыми окнами, звонил и бросал трубку, пытался создать мне всякие проблемы с алиментами. Я боялась, он как-нибудь напьется, приедет и устроит кошмар. Поэтому я и взялась за работу у Фаркуаров. Их дом напичкан сигнализацией.

— Он все еще видится с Арчем?

Я кивнула и посмотрела на свои руки. Мне хотелось сменить тему:

— Мои ногти… Ужаснее и не вообразить!

— Просто скажи мне, — не поддавался уловкам Том, — Корман знал, куда ты собиралась сегодня утром?

— Не знаю. На бранче его не было, хотя я думала, что появится…

Снова молчание. Мыслить связно было весьма затруднительно. Мы проехали каменную стену с резным деревянным знаком — стрелкой и надписью «Аспен-Мидоу». Я подумала: телефонные провода над нашими головами уже раскалились до крайней точки, ведь Филип Миллер живет здесь. Жил… Состояние потрясения цеплялось за меня, как дурацкое одеяло за плечи. Сцены последнего часа не оставляли сознание: извилистая дорога, ощущение скорости… Филип.

— Мне позвонил некий тип, — опять заговорил Шульц, и я сделала невероятное усилие, чтобы повернуться к нему и слушать. — Потому я и приехал. Он произнес всего пару фраз, прежде чем бросить трубку. Он сказал: «Ты должен помочь мне. Я живу возле Аспен-Мидоу, в поселке. Приезжай, помоги. Моя жизнь в опасности». И все. Гудки.

 

ГЛАВА 5

Я вздохнула:

— Просто отлично! Ты выяснил, что это за номер?

— Все звонки на номер 911 автоматически записываются, но проблема того поселка в предместье, откуда он позвонил, состоит в том, что у них один общий номер — и добавочные, которые у нас не отображаются. Он мог звонить из любого дома. Мы послали машину, но ничего подозрительного не заметили. В любом случае, я собираюсь сам проверить, что к чему, как только довезу тебя. Кстати, там, куда мы едем, кто-нибудь дома?

— Не знаю. Возможно.

— А ключи у тебя есть?

Я была настолько не в себе, что даже не могла понять, о чем он говорит. Были ли у меня ключи? Они в «форде». А с собой у меня нет никаких ключей.

— Значит, я правильно сделал, что развернулся? — Том улыбнулся.

Я не ответила. Территория гольф-клуба, которую мы проезжали, была похожа на месиво мокро-зеленого цвета. Тут и там лежали островки тающего снега. Как большие жуки, гольф-мобили осторожно ползли по мощеным дорожкам. Почему-то эта картинка привлекла мое внимание и совершенно сумасшедшим образом не покидала мои мысли. Как они могут играть в гольф в такой день? Как они вообще могут просто жить, словно ничего не случилось?

Я застонала. Шульц крепко сжал мою руку и спросил, не остановиться ли нам. Я кивнула. И как только открылась дверь машины, меня вырвало. Я вытерла рот салфетками, которые он осторожно протянул мне, и сказала:

— Прости. Мне так стыдно…

— Не переживай, все нормально. Мы уже почти добрались.

Захлопнув дверь, я откинулась на спинку кресла и, закрыв глаза, объяснила, что ехать надо к Сэм-Снид-лейн. Почувствовав себя немного лучше, я снова выглянула в окно. Но потом передумала: лучше было ненадолго сконцентрироваться на чем-то в салоне.

— Интересно, когда дают название улице, надо ли получать специальное разрешение на использование чужого имени? — спросил Шульц, поморщив нос.

Я рискнула выглянуть за окно: мы ехали вниз по Арнольд-Палмер-авеню. Я ответила ему голосом, который все еще казался мне чужим, что это была идея застройщика: компенсировать потерю еще восемнадцати дырок улицами, названными в честь известных игроков в гольф. Шульц замотал головой: скорее, потерю сухопутного яхт-клуба. Дома в предместье были похожи на лодки. Он сравнивал их с огромными яхтами, воткнутыми глубоко в траву. Действительно, мимо проплывали бледно-серые и желто-коричневые дома. Палитра здесь была в основном светлой, тогда как большее число домов в Аспен-Мидоу были выкрашены в темные деревенские оттенки зеленого и коричневого. Роскошные жилища и в самом деле смотрелись как корабли из стекла и светлого дерева. Окруженные высокими холмами, они величественно возвышались над волнами зеленой травы.

Шульц сощурился и свернул на Сэм-Снид-лейн, далее в тупик к дому Фаркуаров. На самой высокой из зеленых травяных волн сиял высокий викторианский особняк серо-жемчужного цвета. Его белая отделка переливалась и играла на солнце.

— Какой код, мисс Голди? — спросил Шульц, когда мы подъехали к железным воротам, замыкавшим почти целый гектар земли.

Я уставилась на камеру слежения и панель с кнопками, вспоминая последовательность цифр. Уже на крыльце он позвонил в дверь, и я услышала, как звон печальным эхом разливается по всему дому. По внутренней связи голос генерала прогремел низкое «да…».

— Генерал, это Голди. Произошел несчастный случай. Я с полицейским. У меня нет с собой ключей.

— Одну секунду, — проскрипел голос.

— Отличная охранная система, — отметил Шульц. — Ты живешь в отдельной части дома?

— Практически. У нас две комнаты на третьем этаже. Там отдельная лестница вниз на кухню и выход к бассейну.

— Бассейн при нашем-то климате? Удивительно!

— Он подогревается. У Адели грыжа межпозвоночного диска, в поясничном отделе, и еще остеоартрит. Она даже ходит с тростью. Ей надо плавать каждый день.

— Или кататься на коньках.

За дверью послышались шорохи: генерал Бо Фаркуар готовился к встрече с Миром.

— Да? — При виде Шульца его точеное лицо выразило некое замешательство. Но, узнав меня, хозяин дома сразу же открыл дверь шире и пригласил: — Пожалуйста, проходите.

— Я помню этого генерала, его показывали в новостях, — прошептал мне Шульц.

Я поймала его взгляд и укоризненно покачала головой: мол, не сейчас.

— С тобой все в порядке, Голди? — рявкнул генерал.

Под требовательным взглядом светло-голубых глаз отставного военного я кивнула, глубоко вздохнув. Глаза Бо Фаркуара не были просто бледно-голубыми, они были почти такими же бесцветными, как его белая кожа и коротко подстриженные седые волосы. Он возвышался надо мной, точно непобедимая крепость, и держал себя так же подтянуто, как когда-то в Военной академии США. Генерал Бо Фаркуар не был красив: слишком тонкие губы, слишком выступающий подбородок, слишком длинный нос. Но он обладал такой сумасшедшей притягательностью, которой люди обычно учатся за бешеные деньги на тренингах по формированию имиджа. Я думаю, он и сам это знал.

— У вас здесь целая система безопасности, — сказал Шульц после процедуры знакомства.

— Все, что потребовалось для приобретения такой системы, это одно единственное внезапное нападение, — объяснил генерал с мрачной ухмылкой. — Так что случилось?

Я указала в сторону гостиной, а генерал, зашагав было к креслам и диванам, вдруг остановился и повернулся к нам:

— Вы усаживайтесь, а я принесу кофе. С бренди.

Он качнулся в сторону и, пройдя по большому персидскому ковру сиренево-лососевой расцветки, скрылся. Мы остались одни в огромной розово-зеленой столовой, примыкающей к холлу. Я присела на один из двух розовых диванов, Шульц неудобно пристроился в бледно-зеленом узорчатом кресле. Под ногами распластался еще один персидский ковер, тоже в розово-зеленых тонах. На стенах зеленые и розовые веера и высушенные цветочные венки пытались конкурировать с масляной живописью в стиле Ренуара. У меня все плыло перед глазами.

— Для генерала этот малый выглядит довольно молодо, — шепнул Шульц.

— Он был армейским старшим по званию в вопросах терроризма. Методы и средства, — тихо ответила я. — Никто не просил его делиться своими исследованиями с представителями Афганистана… Потом ему пришлось уйти на пенсию. Такой как бы компромисс. Генерал все еще исследует этот вопрос и много пишет о терроризме. Готова поспорить, пытается вернуть уважение Пентагона. Странноват немного…

— Угу, — согласился Шульц, уставившись на полки возле камина. — Посмотри, — и он указал на стереосистему Фаркуаров. — Датчик движения.

Я увидела лишь маленькую красную лампочку на одной из колонок. Зато знала, как отключить все четыре узла системы безопасности. Такова была степень моих познаний. Но вскоре Шульц прекратил свою визуальную инспекцию, ибо на кофейном столике было кое-что поинтереснее. Он подцепил пальцами сливочную помадку:

— Ничего, если я возьму одну?

— Конечно, — ответила я, не глядя в его сторону. Еда была последним, о чем я могла теперь думать. — Их не я делала.

И тут меня пронзила боль: я вспомнила про золотые шарики, подаренные Филипом. Он принес их вместе с коробкой «Ферреро Роше».

Шульц внимательно изучил помадку и не без доли скепсиса поинтересовался:

— Означает ли это, что они недостаточно хороши?

— Это значит только то, что не я их готовила, а Джулиан Теллер. Мальчик, который живет здесь. Его отец держит один магазинчик, где продаются весьма сомнительные товары, если вы понимаете, о чем я говорю. Джулиан — один из благотворительных проектов миссис Фаркуар, как и мы с Арчем.

Шульц прожевал помадку.

— Неплохо… Не так хороши, как твои, конечно.

Я безразлично кивнула. От усталости ноги сводило сильнее, чем если бы их внезапно окатили ведром ледяной воды. В горле стоял ком. Образ Филипа возвращался ко мне снова и снова.

— У меня голова кружится, — прошептала я Шульцу. Тот сочувствующе кивнул.

— А вот и я, — послышался голос генерала Бо, бодро шагающего к нам с серебряным подносом в руках. — Бренди и кофе.

— Генерал Фаркуар… — Я прокашлялась. — Я пыталась помочь человеку, который погиб. Его звали… Филип Миллер. Мне жаль, я… задела столб вашим «фордом»…

— Филип Миллер? — Генерал посмотрел на меня с недоверием. — Психотерапевт Джулиана?

— Да, — ответила я, хотя и не знала этого. — Также мой друг.

— Боже мой! — Генерал нахмурился, передавая мне бокал с бренди. — Невероятно. Как это случилось?

Пока я рассказывала про эту ужасную катастрофу, генерал тряс головой, все сильнее с каждой новой деталью, как будто я была вторым командующим, который упустил контроль над ходом сражения. Когда я дошла до той части рассказа, где упоминался «форд», он спросил его точное местонахождение, чтобы он мог позвонить и попросить привезти его. Он поинтересовался также, где ключи, и решил позаботиться о них самолично, так как в связке были еще и ключи от дома.

— Арч звонил? — наконец выдохнула я.

Он поднял вверх одну бровь:

— Да, он сказал, что ему не с кем добраться домой. Про аварию он ничего не знает. — Генерал наклонил голову, и я почувствовала, что не падаю в обморок только потому, что еще цепляюсь глазами за глубокие морщины на его лбу. Посмотрев на меня своими бледными глазами, он сказал: — Ни о чем не волнуйся, Голди. Мне тут надо еще поработать. Но я достану ключи и позабочусь о машине, когда поеду в школу. Адель подписала меня волонтером на работу в бассейне. — Его взгляд стал вдруг отцовским. — Иди наверх и отдохни. Один из нас обязательно привезет твоего сына домой.

И он встал, показывая, что уже готов отпустить нас. Я осушила бокал, хотя вовсе не хотела спиртного. Мне хотелось спать. Но мы все не двигались с места, и тогда генерал Бо, со всем сожалением, на какое был способен, сказал:

— Сегодня я закладываю в саду.

Он произнес это так, словно ему вот-вот надо бежать на собрание объединенного комитета начальников штабов. Он подкатился ко мне на роликах своих новых кроссовок и уставился, широко открыв глаза.

О, Господи! Я аж подпрыгнула на месте. Закладывает в саду!

— Тебе пора. Тебе пора, — повторяла я Шульцу. Но тот не двигался с места. Сидя на довольно высоком и до абсурда непрочном бледно-зеленом кресле, он смотрел то на меня, то на генерала.

— Я думал, люди на пенсии отдыхают, — услужливо проговорил Шульц.

Я подергала его за руку:

— Ты не понимаешь, это действительно важное дело, он работает над…

— Вообще, — очень серьезным голосом прервал меня генерал и взглянул на часы, — над чем я сейчас работаю, это попытка убить одним ударом двух зайцев.

— Следователь Шульц, — взмолилась я. — Это приказ. Мы должны уйти. Немедленно. Прямо сейчас.

Шульц взглянул на меня как на сумасшедшую, ничего не сказал и не шелохнулся.

— Видите ли, — вежливо пояснил генерал, — область моей деятельности — техника терроризма.

Шульц помычал, словно генерал смотрел на его часы, а не на свои.

— Сколько времени? Сколько времени? — настойчиво вопрошала я.

— Боюсь, осталось меньше минуты, — насупился генерал и неожиданно повернулся к Шульцу: — Мне придется просить вас уйти.

Генерал вовсе не пытался привлечь внимание Шульца к своей персоне, было не до того. Но я достаточно хорошо знала следователя по убийствам, чтобы заметить, как он изящно выпрямляет позвоночник, как щурит глаза. «В другой раз», — мысленно молила я Шульца. — «Как-нибудь в другой раз». Мои глаза блуждали по зелено-розовой гостиной. Белые подушки дырявили ее цветочный пейзаж, как случайно брошенные кусочки зефира. Я пыталась сосредоточиться. Осталось меньше минуты… И куда мы должны идти?

— Вставай, — резко бросила я Шульцу, потянув его сразу за обе руки. — Вставай, тебе пора уходить. Нам обоим пора.

Наконец-то Шульц поднял себя с кресла. Я взглянула на генерала. Тот беспокойно поглядывал в окно, наморщив лоб, на этот раз — в смятении.

И тут весь дом сотряс взрыв.

— Дьявол! — крикнул генерал, чуть не отлетев в сторону.

Я потеряла равновесие и упала на колени. Шульц схватился за кресло. За окнами гостиной поднялись клубы пыли и дым. Уотерфордская ваза покачнулась и упала с каминной полки. Грохот стоял у меня в ушах.

— Какого черта? Что это было? — выкрикнул Шульц.

Я, как могла, выпрямилась, глядя на него снизу вверх:

— Я пыталась предупредить тебя! Но ты не стал слушать. Генерал заложил в саду! Техника терроризма…

 

ГЛАВА 6

— Та-а-ак… — протянул Шульц, оглядев столовую и пыль за окнами. Затем покачал головой и помог мне встать с пола. — Интересные вокруг тебя люди. Почти такие же нескучные, как твой бывший муж. Не хочешь рассказать мне о хозяевах дома чуть поподробнее?

Я потерла ушибленный локоть и что-то проворчала. Шульц пожал плечами и отвернулся.

Медленно проводив его до входной двери, я все еще не была готова отпустить ни его самого, ни теплое море душевного спокойствия, которое он дарил мне своим присутствием. Обращаясь к нему, я убеждала себя:

— Здесь со мной все будет в порядке.

— Сейчас в доме есть кто-нибудь? — вздохнул он. — Или все помчались убирать последствия взрыва?

Не успев ответить, я услышала, как на кухне зазвонил телефон. Я попросила Шульца подождать и отправилась выяснить, кто из соседей решил пожаловаться первым. Идеально справляясь с ролью жизнерадостного волонтера, Адель помогала с организацией церковной музыкальной конференции, что планировалась в Аспен-Мидоу в июле. Это звонил из Солт-Лейк-Сити органист и хормейстер Епископальной церкви. Гнусавым голосом он поинтересовался, когда возвращается Адель.

К моему большому удивлению, я сумела поставить его на ожидание и даже включить внутреннюю связь, чтобы найти генерала. Но его не было в доме, и я вернулась к хормейстеру.

— Не могу сказать, когда она вернется, — ответила я и неосмотрительно добавила: — Я не знала, что в Юте есть Епископальные церкви.

— Послушайте! — закричал хормейстер. — Мне надо знать, будет ли у нее пятьдесят копий «Хвалебных песен»!

— К сожалению, я ничего об этом не знаю, — невозмутимо ответила я.

Я не знала также, почему я надеялась, что служащий церкви окажется если уж не добрым христианином, то хотя бы просто вежливым человеком.

— А вы кто? — спросил он, не меняя тона.

— Повар.

Последовало молчание, затем оханье. Не могла бы Адель перезвонить им как можно скорее? Еще бы! Именно так я и ответила и дала отбой.

Шульц все еще стоял в коридоре, внимательно изучая панель управления системы безопасности, каждую кнопочку.

— Соседи? — спросил он, не глядя на меня.

— Если бы. Спрашивали Адель, жену генерала.

— Я ее знаю?

— Не думаю. Помнишь мою подругу Марлу? Это ее сестра.

Шульц посмотрел на лестничный проем, потом опять опустил взгляд на панель управления.

— У вас тут четыре узла системы безопасности, — сказал он. — Какие? Пожарная, периметр, задняя дверь и датчики движения на первом этаже?

— Молодец, — устало ответила я. — Я ужасно себя чувствую.

Он положил руку мне на плечо и отвел обратно на кухню.

— Я правильно тебя расслышал? — спросил он со своей обычной полуулыбкой, которую, к сожалению, уже запатентовал Санта Клаус, иначе она стала бы визитной карточкой Шульца. — Помню ли я Марлу? Как я могу забыть. Мои уши до сих пор не пришли в себя. Почему бы нам не вызвать сюда эту мисс Хохотушку, чтобы она побыла с тобой?

Я как-то неуверенно согласилась, и он начал шарить по кухонному столу, пока не нашел справочник. Еле слышно бормоча себе под нос, он уставился на телефонный аппарат, нахмурил брови и принялся нажимать кнопки. Его голос зажужжал в трубку, отражаясь от начищенных кастрюль и сковородок, разбиваясь о кафель разделочного стола. Я посмотрела по сторонам и закрыла глаза, пытаясь заглянуть в себя. Что я чувствовала? Ничего. Абсолютно ничего.

— Двадцать минут, — произнес Шульц после того, как повесил трубку.

Без спроса он начал бродить по кухне, открывая все подряд шкафчики, пока не нашел чай. Затем вскипятил воду и, заварив горячий ароматный напиток, налил его в изящные фарфоровые чашки. Кухню наполнил утешительный запах «Эрл Грея». Я поблагодарила Шульца, в моем голосе звучала уловка.

Он уселся на высокий табурет, и мы пили в тишине. Но сколько бы мы ни старались, эта картина лишь отдаленно напоминала тихие посиделки генерала Бо и Адели.

— Голди, — испортил картину Шульц своей полуулыбкой. — Расскажи мне еще про своего генерала.

Я цокнула языком и вздохнула:

— Он был в Афганистане в качестве наблюдателя или кого-то там вроде. До этого занимался подрывными работами.

— О, ко мне начинает возвращаться память! — Шульц тихо присвистнул. — Это тот малый, который научил афганцев взрывать советские танки реактивными гранатами, которые они захватили. Это точно тот самый малый! Так и знал, что видел его по телевизору.

Я вернулась к своему чаю.

— Никто не мог понять, откуда афганцы взяли эти безоткатные гранатометы и бомбы С4, что используют террористы, — улыбнулся Шульц.

— Благодарю, я знаю, что такое С4, — передернула я плечами. — В любом случае, генерал Бо ничего никому не рассказывал. Возможно, военные просто не хотели, чтобы он вдавался в специфику. Марла сказала, Бо якобы был вовлечен в черный рынок взрывчатки. А сейчас он — гражданское лицо, консультирует, экспериментирует. Если он выживает после эксперимента, то пишет об этом… — Я остановилась, изнуренная такой длинной речью.

— Не уверен, что захотел бы жить на последнем этаже дома, который принадлежит бывшему подрывнику. Здесь надо сделать упор на слово «бывший».

— Спасибо огромное.

— А теперь расскажи мне о Джоне Ричарде Кормане.

Я глотнула чаю, раздумывая, как бы выставить все так, чтоб это не показалось чем-то значительным. Ни Филипу Миллеру, ни Тому Шульцу — до этого самого дня — я ничего не рассказывала о поведении Джерка и как он меня напугал за последний месяц. Зачем говорить о поведении Джона Ричарда? Филип попытался бы объяснить его, Том Шульц — остановить подонка.

Филип. Это имя принесло мне новую боль.

— Я же уже сказала… Джон Ричард разъезжал перед моими окнами ночи напролет, надоедал угрозами по поводу алиментов и Арча. Около месяца.

— Ты обращалась в полицию?

Я покачала головой.

— Ты хоть что-нибудь сделала? — давил на меня Шульц.

— Я развелась с ним, этого мало? — Я отвечала гораздо жестче, чем мне бы хотелось. — Я переехала, разве нет? И сейчас устанавливаю дома сигнализацию. Что-то не так?

— Послушай. Мы имеем: один странный телефонный звонок, труп человека, которого ты знала, и жестокого бывшего мужа с плохими генами. Просто позволь мне быть рядом с тобой. Одна ты не в безопасности, это ты понимаешь?

Я кивнула. Сказать было нечего.

Возвещая приезд Марлы, прогремели ворота. (Слава Богу!) Я посмотрела на часы — 14:30 (поверить не могу). Казалось, события этого дня и разговоры сплелись в бесконечный клубок, который невозможно распутать.

На пороге викторианского особняка в одном из своих ужасных костюмов, расшитых блестками и перьями, появилась Марла. Тут и там блестящие заколки придерживали пряди ее пышных каштановых волос. Она выглядела как откормленная экзотическая птичка. В руках у нее были пакеты. Скорее всего, там скрывались наспех купленные и упакованные фастфудные деликатесы. И все для того, чтобы облегчить мою нагруженную готовкой жизнь. При виде этой милой картины мое сердце растаяло.

— Ах! Боже мой! Голди! Не могу поверить! — заворковала она, опуская пакеты на пол. И обвила меня своими большими руками. Я положила голову ей на плечо.

— Где Адель? — спросила она.

— На встрече.

Из-за спины я услышала голос Шульца:

— Я ухожу.

— Нет, подожди! — Я высвободилась из объятий Марлы и потянула его за руку.

Марла почуяла в воздухе напряженность и, собрав пакеты с полу и пробормотав что-то про «отнести их на кухню», удалилась. А мы с Шульцем вышли на крыльцо.

Порхая между соснами, пели птицы. Припекало солнце. В ярком свете лучей животики птичек казались невероятно белыми. День уже вступил в свою вторую фазу. Снег быстро и с шумом таял под нашими ногами, пока мы шли до машины. Вода стекала с веток деревьев на землю, которая жадно ее впитывала и распухала, как губка. Все вокруг было влажным. На лужайках и даже на новых цветочных клумбах генерала лежали комки грязи — их сдуло взрывной волной с крыши.

Мы сели в машину Шульца, и я сказала: «Спасибо, что привез меня домой». Избегая его взгляда, отметила, что он был очень добр ко мне. Он ждал, не скажу ли я еще чего-нибудь вроде «когда увидимся» и «не могу дождаться». Но я молчала. Тогда он выдавил:

— Голди.

— Да?

— Позвони мне, если захочешь поговорить о том, что случилось. Или о чем-то другом…

— Тебе надо домой! — выпалила кому-то Марла, затем повесила трубку и, закатывая глаза, объяснила, что это была Адель. — Она удивилась, почему я отвечаю на звонки у нее в доме, и мне пришлось рассказать ей про тебя, Филипа и аварию. Она ошарашена. Аж язык проглотила.

— А где она сейчас?

— Все еще в Элк-Парке. Моя сестра прямо-таки штурмовик по сбору средств. Думаю, она так же опасна, как генерал Бо на поле игры в пейнтбол. Боже, храни школу! — Она выдержала паузу и достала из пакета пластиковый контейнер с салатом. — Говоря о Бо… Я купила кое-какие овощи… Они все такие ровные, одинаковые, настоящего защитного цвета. Как ты думаешь, можно ли их продать на черном рынке?.. Интересно, кто-нибудь задумывался о написании работы на тему терроризма и еды?

Я уставилась на нее с открытым ртом:

— Защитного цвета?

Мне сложно было уловить связь. Однако внезапно абсурдность всего происходящего, и особенно ее слов, захлестнула меня с головой. Я закрыла рот, а Марла подошла и обняла меня:

— Все хорошо.

Она усадила меня на стул и удостоверилась, что я держусь крепко и не упаду на пол. Со своей обычной расторопностью, которой я всегда восхищалась, она приготовила эспрессо. Марла знала, как я люблю его, и даже не забыла, что его нельзя портить лимоном и сахаром. Кофе мне нравился больше, чем чай (без намеков). Она осушила маленькую чашечку, аккуратно поставила ее на стол и выглянула в окно:

— А что поделывает генерал? Ищет сокровища? Или зарывает их?

— Нет, минирует сад.

Она надула щеки:

— Жаль, что он никогда не сталкивался нос к носу с Джерком, — хихикнуло облако перьев с блестками и опало рядом со мной. — Придется многим звонить и рассказывать про Филипа.

Я согласилась. В Аспен-Мидоу принято звонить друг другу, когда настают тяжелые времена. Ты должен показывать, что нуждаешься в людях. Она отыскала бумагу и карандаш и записала номера, которые я диктовала ей из нашего городского справочника. У Элизабет дома срабатывал автоответчик, поэтому Марла позвонила ее соседям, в надежде, что там кто-то будет. Они бы поддержали бедную сестру Филипа. Но там никого не оказалось. Тогда Марла попробовала дозвониться в ее магазин, рассказала продавцу, что произошло, просила повесить на дверь знак «закрыто» на ближайшие несколько дней и оставила наши номера телефонов для связи.

После кофе мы разобрали пакеты с едой — провизии хватило бы на неделю. Марла осведомилась по поводу ужина. Я сказала, что в морозилке есть курица. Но я даже представить себе не могла, как буду есть. Меня волновало только одно: где Арч?

— Голди, — Марла тронула меня за плечо. — Что такое?

— Узнай, где Арч, — прошептала я.

Она решительно подошла к аппарату и позвонила в школу. Там ее поставили на ожидание, потом взволновали, закадрили и в конце концов дали ответ. Марла прикрыла рукой трубку и сказала:

— Адель хотела забрать его домой, поскольку генерал все еще не приехал, но ей не разрешили. Ну, ты знаешь, как там все строго. Так что Арч все еще в школе, а Адель едет домой с кем-то еще. Хочешь, я съезжу за ним?

Я молча покачала головой, взяла у нее трубку и объяснила маленькому человеку с большими бюрократическими амбициями, что за Арчем приедет генерал Фаркуар и что я даю на это свое особое разрешение.

Марла предложила еще кофе, но я отказалась, и тогда она вытащила кружевные салфетки под приборы и английский фарфор, предназначенный для вечерней трапезы. После она принялась разыскивать генерала. Я хотела, чтобы Арч скорее вернулся домой. Я хотела, чтобы этот день поскорее закончился. Марла начала бегать между кухней и столовой, накрывая ужин. Чтобы быть хоть чем-то полезной, я стала неистово мыть чашки. Работа всегда была отличным лекарством от срывов. А также хорошим противоядием для…

С внезапной острой болью передо мной опять возникло лицо Филипа, улыбающегося, как в день нашего последнего свидания. Помню, я рассказала ему, что Арч купил «Поваренную книгу анархиста» и отказался дать ее мне, когда я потребовала. Филип нашел это забавным. «Цензура, — сказал он тогда. — Даже если это касается поварского дела». А я сказала ему: «Это книга учит готовить бомбы». И потом еще: «Не уверена, что влияние генерала ему полезно». А Филип на это разразился довольно длинной речью:

«Ты знаешь не хуже меня, что чем больше ты расстраиваешься по этому поводу, тем больше Арч будет хотеть его общения. Просто поговори с ним. Не теряй хладнокровия. Генерал уже проходил терапию, и в любой момент снова может оказаться в больнице. А у тебя есть я».

Чашка выскользнула из моих пальцев и, упав, разбилась на множество мелких осколков. Марла тотчас поспешила ко мне и велела сесть. Она сказала, что генерал поехал разбираться с «фордом» и забрать Арча. Моя спасительница постоянно твердила, что я должна расслабиться и что все будет хорошо.

Я выглянула в окно кухни, то, что выходит на запад. Серые облака снова вздымались над горами. Ниже на холмах сосны уже окутала внезапная темнота. Белокожие тонкие тельца осин торчали из нее, как скелеты. Но их зеленые кроны все еще удерживали свет, переливаясь ярким лаймовым оттенком, по мере того как сгущался вечер.

— Голди! — послышался голос Адель из холла. — Марла! Где вы?

По деревянному полу послышались ее шаги: цок-цок, цок-цок. Я мысленно проследовала за ней к кухне, пока она наконец не появилась в дверном проеме. Ее накрашенное тонкое лицо было искажено тревогой. Раньше у нее были соломенные волосы. Теперь она красила их в черный, чтобы скрыть седину, и носила строгую стрижку «под пажа». Волосы чудесно оттеняли ее темно-синее шелковое платье. Адель подошла, чтобы обнять меня. Ее голос звучал надломлено:

— Слава Богу, ты жива!

— Это было ужасно, — бормотала я, уткнувшись ей в плечо.

Адель пахла цветами, деликатно смешанными с чем-то сладким. Ее волосы щекотали мне щеку, жемчужная серьга воткнулась в шею. Я чувствовала ее хрупкие плечи под слоем шелка — сплошные кости.

— В школе рассказали, что произошло, — она мотала головой в знак неверия тому, что это правда. В ее карих глазах я читала множество вопросов. — Он был хорошим человеком и отличным психиатром. Поверить не могу! Он так помогал Джулиану… Не знаю. Господи, эта погода так непредсказуема.

Я посмотрела на нее: Адель показалась мне более высокой, более худой и более взрослой версией Марлы. Она смущенно оглядывалась по сторонам, словно в идеально чистой кухне искала что-то, что могло оправдать или улучшить эту погоду. Потом она увидела сестру и воскликнула:

— Марла!

— Это я, — откликнулась Марла, подходя к ней и целуя ее в щеку. Блестки засверкали, отражая темно-синий шелк платья. Марла продолжила извинительным тоном: — Я не останусь надолго. Просто пыталась помочь Голди.

— Ну что ты! Оставайся. А где Бо?

Наши с Марлой голоса зазвенели, перебивая друг друга, пока мы рассказывали про взрыв в саду и что генерал поехал за Арчем.

— Господи, Боже мой! — заключила Адель и вся вытянулась, как струна, встряхивая волосами. — Давайте выйдем на террасу, на воздух. У вас столько потрясений сегодня.

— Я пойду, пожалуй, — ответила Марла.

— Уходить совсем не обязательно, — снова повторила Адель с равнодушным протестом.

Я смотрела то на одну, то на другую: впервые я видела обеих сестер вместе, с тех пор как Марла познакомила нас с Аделью неделю назад. Я чувствовала какую-то недосказанность, даже дискомфорт, но пыталась не придавать этому значения. Марла всегда была полна новостей и самой разной информации, такая ходячая радиостанция в необычных дизайнерских костюмах. Тогда как Адель — постоянно занята, элегантно одета и ухожена. В ее гардеробе было место только для одежды из натуральных тканей: шелк, хлопок, лен, кашемир. Казалось, между ними было больше десяти лет разницы. Моя внутренняя эмоциональная антенна уловила какую-то неразрешимую обиду и боль. Я спрошу об этом Марлу, но не сейчас.

— Всем пока, — кивнула Марла и юркнула за дверь — так быстро, что я едва успела нажать на кнопку, чтобы открыть железные ворота. Заревел мотор ее «ягуара», и уже через мгновение она неслась по Сэм-Снид-лейн.

— Пойдем подышим, — повторила Адель и резво зашагала впереди меня на террасу, которую генерал называл верандой. — Бедный мой Бо! Не знаю, что он там еще придумал с этим садом. И не хочу знать, что подумают соседи…

Ее голос дрогнул. Я кинулась на кухню взять кувшин с водой и пару стаканов, потом порылась в кухонных шкафах в поисках успокоительного для Адели. Если б я не захватила их с собой, она обязательно спросила бы про них. Лекарства нашлись за жестяной банкой с помадкой Джулиана, которую я тоже поставила на флорентийский расписной деревянный поднос вместе с таблетками, водой и стаканами. Как и множество дорогих безделушек в гостиной, поднос был привезен из очередного путешествия в качестве сувенира. Пока у Адели не начались проблемы со спиной, они много куда ездили.

На крытой веранде было довольно холодно. Тучи все еще грозились заслонить солнце. Адель одарила меня бледной улыбкой и оглядела верхушки гор, где снег на фоне окружающей зелени смотрелся так же неестественно, как лед в джунглях. Возле террасы громко причитали малиновки, сойки и синицы, видимо, из-за погоды, помешавшей им вить гнезда. Очаровательные колибри зависали в воздухе у кормушки, отлетали от нее спиной и снова возвращались.

— Воды? — спросила я Адель. Она благодарно кивнула и потянулась за таблетками.

Я поставила поднос на плетеный кофейный столик, а сама уселась в такое же плетеное кресло. И снова подкралась усталость, вместе с холодным воздухом она поднималась по ногам, заполняя все мое бедное тело. Я глотнула воды, пытаясь взбодриться.

— Адель, мне надо кое-что сказать тебе, — начала я. — Про твою машину. «Форд». Прости! Понимаешь, я пыталась спасти Филипа.

— Не беспокойся, — ответила она, описывая своей тростью круги на полу.

Зазвонил телефон, и она жестом велела мне не двигаться. Затем тяжело встала — казалось, она едва справляется с болью в спине — и пошла ответить на звонок. Это был снова хормейстер из Юты. Я слушала односторонний диалог и думала: от некоторых людей невозможно избавиться.

На плетеном диване покоилась аккуратно расстеленная фиолетово-голубая шаль. Было невозможно не заметить, как чудесно она сочеталась с диванными подушками. Адель украсила дом так же, как украшает свое тело: дорого и со вкусом. Все традиционно, но без излишней вычурности.

Укрыв шалью колени, я посмотрела вдаль, где туман запускал свои длинные змееподобные пальцы в близлежащие ущелья. Клубы пара, как приведения, медленно опускались к долине. Кусты дикого ириса торчали из зеленой травы низких холмов и издалека казались бледно-лиловыми флажками, отмеряющими пространство. Повсюду буйствовали оттенки зеленого: мокрая трава, темно-зеленые сосны, голубые ели, яркие листья молодых осин. Мои наблюдения прервала очередная колибри. Она издала каскад таких душераздирающих трелей, словно ее подстрелили. Адель процокала обратно на веранду.

— Я включила автоответчик, — сообщила она, извиняясь. И уже через секунду раздался второй звонок, автоответчик сработал как надо. — Порядок!

Она опустилась в кресло и поймала мой взгляд. Не дожидаясь вопросов, я рассказала ей, что произошло:

— Мы ехали в город, я позади него на твоем «форде». Мне надо было купить кое-что для завтрашней вечеринки у Харрингтонов. — Я запнулась: в голове моментально возникла накренившаяся «БМВ».

Адель скривила лицо при упоминании Харрингтонов:

— Не думаю, что Визи отменит такое событие, даже несмотря на то, что она… ну, я так думаю… встречалась с ним. Извини, ты говорила, что…

— Да. Это было ужасно. Я пыталась помочь ему, но…

— Пыталась помочь?.. Какой кошмар. Бедняжка.

Ее голос, как и у Марлы, был полон тепла и заботы. Комок в горле начал постепенно таять.

— Все произошло очень быстро. И машину он вел как сумасшедший, будто он был в стельку пьян.

— Ужас.

Я не была голодна, но все равно потянулась за помадкой Джулиана. Масляная, насыщенная конфетка мгновенно растворилась во рту.

— Надеюсь, с Джулианом все будет в порядке? — спросила я. — Насколько близки они были с Филипом?

— Бедный Джулиан, — Адель поджала губы. — Он только начал по-настоящему доверять Филипу. Думаю, ему будет очень тяжело.

Она потеребила нитку жемчуга на тонкой шее. Большой бриллиант ее значка из военного училища Вест-Пойнт поймал мимолетный луч солнца. Я попросила ее извинить меня, удалилась в ванную и уткнулась лицом в полотенце.

Когда я вышла, Адель заверила меня, что позаботится об Арче, когда генерал привезет его. Она уговорила меня подняться наверх и прилечь. Смесь бренди, чая и эспрессо возымела надо мной эффект просто ошеломляющий: я отключилась на пять часов. Когда я проснулась, были уже сумерки. Мне показалось сначала, что я проспала до следующего утра. Но мягкий свет, проникающий сквозь окно спальни и обволакивающий скошенный потолок и стены, четко дал мне понять, что сейчас ранний июньский вечер, около восьми часов. Надеюсь, Фаркуары сумели поужинать сами. В голове все еще витал образ Филипа, его лицо. Я потрясла головой, чтобы прогнать наваждение.

Арч копошился в соседней комнате. С унынием я представила, сколько всего мне предстоит сделать завтра. Обычно я организовываю все заранее. Но директор школы Элк-Парк так пылко молил меня спасти бранч, что весь мой рабочий график полетел в тартарары. Затем я вспомнила про полицейского, который, может быть, придет и станет задавать разные вопросы. Что ж, замечательное было бы дополнение к сегодняшнему дню. Мне хотелось поговорить с Арчем.

— Арч, — позвала я через закрытую дверь его спальни. — Ты слышал про Филипа Миллера?

— Да, слышал, — прозвучал его приглушенный голос. — Отстой! Ты знаешь, где мои плавки? Я собираюсь купаться.

Я поймала себя на том, что пытаюсь издать какой-то беззвучный стон. Мне с трудом удалось подавить этот внутренний крик. В бассейне Фаркуара Джулиан учил Арча делать сальто вперед и назад и прыгать в воду, согнувшись. В детстве постоянная ушная инфекция и приступы астмы не давали Арчу учиться плавать вместе с остальными детьми. И до сих пор он мало что умел, кроме как плавать по-собачьи. Поэтому все эти ныряния заставляли меня сильно переживать за него.

— Как первый день в школе? — спросила я.

Тут из-за приоткрытой двери появилась его голова. Сквозь щель я увидела разбросанную по комнате отвергнутую им одежду. В куче барахла он нашел голубые плавки, которые я купила со скидкой в каком-то дорогом денверском универмаге.

— Ммм? — вопросительно промычал он, и мне пришлось повторить вопрос. — Нормально. Уроки начинаются в понедельник. Давай потом поболтаем, ладно? Мне уже пора.

Я сдерживала себя изо всех сил. Он ненавидел, когда я проявляла чрезмерную заботу, пыталась защитить его от всего на свете, когда говорила, как сильно я за него беспокоюсь, особенно в такие вот неприятные моменты. Я держалась, ибо с ним все было хорошо. А это самое главное.

— Что вы будете проходить?

Арч отодвинул меня от дверцы гардероба, чтобы достать пляжное полотенце:

— Начнем с Эдгара Аллана По.

— Может быть, хочешь мне рассказать?

Он не хотел и просто вытащил полотенце из шкафа.

— Не сейчас, мам. Я хочу купаться. Давай позже. — Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: — Ведь теперь ты не будешь ходить на свидания с Филипом Миллером.

— Нет. Не буду.

Как и большинство детей разведенных родителей, Арч лелеял надежду, что мы с его отцом воссоединимся. И это — исключая тот факт, что мне дважды приходилось бежать из дома через заднюю дверь, неся на себе Арча, и скрываться у знакомых, только чтобы избежать побоев доктора Джона Ричарда Кормана. Не ради Арча, а ради себя самой, но как я могла убежать, не взяв с собой своего ребенка?

— О, понятно. Думаю, тебе будет не хватать его. Я имею в виду Филипа Миллера.

Я попыталась отразить его взгляд, бередящий мне душу:

— Да. Будет.

 

ГЛАВА 7

Сон мой был рваный: я то просыпалась, то засыпала.

И мне ничего не снилось. Совсем ничего. Наступило утро, но, казалось, меня пригвоздили к кровати. Я пыталась освободиться от мыслей о Филипе Миллере, однако безрезультатно.

Пока я растягивалась и делала дыхательные упражнения (все по правилам йоги), в комнату лился яркий солнечный свет. Со стороны бассейна и сада слышались голоса Джулиана и генерала Бо. Видимо, они издали по-дружески перебрасывались фразами. Такой словесный пинг-понг. Я встала с пола и подошла к окну, чтобы проверить свои предположения. Джулиан пылесосил бассейн специальным инструментом со шлангом и длинной ручкой. На краю обстрелянной и уже разровненной территории, что когда-то была садом, генерал Бо отдавал распоряжения относительно посадки цветов. Ряды растений были такими же ровными и аккуратными, как шеренги хорошо обученных солдат.

Я не могла удержать улыбки: обеспеченная бездетная пара с востока «закладывала» сад с особым оптимизмом. В цветущие дважды в год бегонии, фиалки, анютины глазки и кусты сирени вбухана куча денег. И никаких тебе переживаний за детей — что они вдруг схватятся ручками за ядовитые растения. Плюс невероятно жизнеутверждающие мысли: для правильного роста гортензий почва достаточно удобрена.

Наблюдая, как увлеченно они работают, я подумала, что и мне неплохо бы заняться каждодневным своим ремеслом. Авралы с закупкой продуктов, готовкой, выпечкой, организацией, обслуживанием — все это не способствует цветущему виду банкетчиков: обычно они усталые и худые. Увы, зеркало в ванной мне говорило, что вовсе я не худа… В нем отражалась невысокого роста блондинка, все еще щеголявшая россыпью упрямых веснушек — в пансионате девчонки дразнили меня конопатой.

Веснушки напомнили мне еще кое о чем.

Я вышла из ванной и тихо постучала в дверь Арча. Была суббота, и я, как обычно, чувствовала себя ужасно. Надо было напомнить сыну, что за ним скоро заедет его отец и что все полетит к чертям собачим, если он не будет готов вовремя. А еще мне хотелось выяснить, не дразнили ли случайно его в первый день летней школы.

— Арч! — позвала я.

К моему удивлению, он открыл дверь: один из его универсальных спортивных костюмов, сумка с инвентарем для фокусов в руке, очки на носу — хороший знак.

— Твой отец приедет днем. — Я сделала маленькую паузу и, не давая ему опомниться, добавила: — Ты не закончил свой рассказ о первом дне. Ребята тебе понравились?

Лицо Арча вытянулось:

— Честно говоря, они оказались не такими уж плохими, как я ожидал. — Он замолчал, замявшись. — Погоди, мам. У меня кое-что для тебя есть.

Он достал что-то с полки и торжественно вручил мне. Это была коробка моих любимых мятных конфет. Я почувствовала тепло в сердце: мой сын помнит, что я люблю шоколад с мятой. Он все время был в поиске новых комбинаций этих двух ингредиентов.

— Большое спасибо! — сказала я, потрогав серебряную с зеленым фольгу.

Так Арч выражал свои соболезнования по поводу Филипа Миллера.

— Мам, не хочешь попробовать?

— Не раньше, чем в восемь утра. Но я съем все до единой. Ты же знаешь, это мои любимые.

Но он не слушал, что я ему говорю, а рылся в своих вещах:

— Подожди, вот еще… Записка тебе от Адели… то есть… миссис Фаркуар.

Он сунул мне помятую бумажку.

Нельсоны отменяются. Визи Харрингтон вне себя. Она позвонила утром и пригласила Джулиана +1 сегодня вечером. Я сказала ей, что ты уже купила продукты. Вряд ли Визи знает, что Джулиан вегетарианец. Мне жаль, если все это некстати.

А.

Я снова посмотрела на Арча:

— Так что там с первым днем в школе?

— Ну я же сказал, ребята не так уж плохи… Смотри!

Он повернулся ко мне спиной, достал откуда-то одну… две… три! веревки и начал крутить ими в воздухе. Потом, глядя мне прямо в глаза, со своей обычной скромной улыбкой — протянул: «А тепеееерь!» И в его руке вместо трех коротких веревок закрутилась одна длинная.

Я захлопала в ладоши.

— Это я показал ребятам в школе. Им понравилось. Ладно… — Он засобирался уходить. — Что-нибудь еще?

— Где ты раздобыл конфеты?

— Джулиан возил меня в магазин… на машине генерала. Я рассказал ему, что мои родители развелись, а у мамы только что погиб бойфренд, и мне просто необходимо что-то ей привезти.

— Он не был моим бойфрендом.

— Хорошо, мам. Мне давно пора. Дети в школе меня не доставали. Так что не волнуйся.

Я вернулась назад в ванную. Затем включила горячую воду. У Фаркуаров даже ванны особенные: под старину, на ножках. На свой счет я почти уверена, что никогда никого не дразнила. Бедные никогда не задираются. Но как бывшая жена доктора, я вкусила все, что касается дразнилок. После развода мое материальное положение стремительно ухудшилось, и друзья, за исключением Марлы и еще кое-кого, стали испаряться так же быстро, как пар от горячей воды в этой ванне. Когда бывшие знакомые встречали меня на разных мероприятиях, где я работала, то изображали искреннее удивление. Как, например, жена хирурга на последнем бранче. Я по локти была в сырной запеканке и мясном пироге, а миссис У-меня-платиновые-волосы-и-обычно-я-ношу-теннисные-платья кричала мне: «О, Голди!» (словно она неделями отчаянно пыталась мне дозвониться) и «Как дела?!!» (будто я только что оправилась от неудачной попытки суицида), «Ты сейчас работаешь? В смысле, помимо этого?»

«Вот уж правда так правда, — думала я, погружаясь в горячую воду. — Только это. И ничего помимо». Я дотянулась до пачки желтой бумаги на табуретке. Арч использовал ее для своих магических трюков, которые он находил в журнале для волшебников. Ну, по крайней мере, это был не «Плейбой». В уголке верхнего листка я написала: «Ужин на шестерых».

Хозяйка вечера Визи Харрингтон описала мне, какую еду она хотела бы видеть на столе. Сплошные афродизиаки. Я заказала мясо и морепродукты. Но вегетарианец Джулиан и его «+1» могли оказаться большой проблемой.

«Гостей должно быть шестеро, — сказала Визи. — Это создаст нужную психологическую энергетику». Придется придумать еще что-то специально для Джулиана и найти продукты. Вдруг вспомнилось, как Визи поднимала одну бровь, говоря: «И шоколад на десерт. Когда-то церковь запретила шоколад, ибо считалось, что он возбуждает. Так что придай ему декадентский стиль».

Я написала крупными буквами «декадент» и задумалась: зачем Визи и Брайану Харрингтонам афродизиаки после шести лет брака? Ему под пятьдесят, энергичный мужчина. Ей — сорок пять, стройная и элегантная, этакая греческая богиня среднего возраста. Поговаривают, чтобы добраться до ее огромных владений к северу от трассы, на выезде из Аспен-Мидоу, он очень щедро за ней ухаживал. Добившись успеха, как гласит молва, Брайан тот час же приступил к новым свершениям в мире не только недвижимого имущества (земля), но и имущества движимого (женщины). А Визи, в свою очередь и к огромному удовольствию всего нашего предместья, погрузилась в исследования действия афродизиаков и прочих возбуждающих веществ. Отвоюет ли она назад Брайана с помощью своих чар, во многом, несомненно, зависит от того, кто будет готовить эти ее чары и как подавать.

Я уткнулась взглядом в пачку желтой бумаги. Брайан, Визи, Адель и Бо, Джулиан Теллер и подружка. Поинтересовавшись относительно аллергических реакций гостей на какие-либо продукты, я едва сдержалась, чтобы не улыбнуться: Визи объяснила, что Брайану нельзя есть орехи. Со времен потопа мы всегда начинали ужины с морепродуктов. Все, кроме Джулиана.

Так как библиотека до десяти утра закрыта (провинция есть провинция), мне предстояло докупить все необходимое буквально за считанные минуты. А в одиннадцать я уже должна была вовсю жарить и парить, иначе не успею. Возможно, у Фаркуаров есть какая-нибудь полезная энциклопедия, откуда можно почерпнуть необходимую информацию. Должны же в этом доме быть книги не только про безоткатные гранатометы и бомбы С4.

Я вытащила из ванны пробку и самым убедительным тоном внушила себе, что отлично себя чувствую. Однажды на курсах по кулинарии преподаватель сказал мне: «Готовь с душой, ешь с удовольствием». Или вот еще: «Действуй быстро, удивляй своих гостей». И мое самое любимое: «Веди себя естественно, и гости будут довольны». Как именно я должна была вести себя на ужине с афродизиаками и что в данном контексте считать естественным, я не знала.

Стоило мне потянуться за полотенцем, из глаз полились слезы, такие крупные, будто кто-то повернул кран. Веди себя естественно.

Не теряя ни минуты, я оделась и устремилась в кабинет-библиотеку в задней части дома. С улицы доносились привычные всплески воды. Через окно было видно, как Джулиан сонно взбаламучивает утренние волны. Он давно очистил бассейн от грязи после взрыва в саду, но вода была мутновата, вокруг царил хаос. Генерал Бо трудился над очередным рядом анютиных глазок. Пора и мне за работу.

Я раскрыла энциклопедию, ее первый том, посвященный букве «А», и сразу же нашла «афродизиаки». Вспомнила Визи, поминутно встряхивающую львиной гривой платиновых волос, во время нашей встречи. «Шпанская мушка, — сказала она мне. — Это высушенное жесткокрылое насекомое. Мертвее не бывает, зато какой эффект!»

Статья энциклопедии рассказывала о коре любовного дерева из Африки. Но пользы в этом было мало: я была почти уверена, что в Аспен-Мидоу любовные деревья не растут. Кроме того, там было еще предупреждение: шпанка очень токсична и прием ее внутрь вызывает воспаление нижней части брюшной полости и области гениталий. Воспаление сопровождается жгучей болью и может иметь летальный исход. Звучит устрашающе. Мне не казалось, что игра стоит свеч.

Визи говорила, что эффект от подобных продуктов едва уловим: «Надо говорить людям, что должно случиться». Помню, как не сразу поняла ее: «Сказать что? Все сработает, только если ты будешь думать, что сработает?»

Энциклопедия разделяла эту позицию. Идея стимулирования вожделения по большей части состояла во внушении. Еще я выяснила, что носороги часто терпят нападки из-за сходства их рога с мужским половым членом.

Мне совершенно определенно стоило подумать на предмет внушения. Я закрыла книгу. Из кухни доносился звон стаканов и кувшинов.

— Привет, — обратилась я, войдя, к голой спине Джулиана. Его бедра были обмотаны полотенцем. Он вздрогнул от неожиданности и повернулся ко мне, захлопал ресницами и прищурил глаза, чтобы лучше меня рассмотреть. Я мало знала о нем, только то, что после закрытия пансионата в конце учебного года Адель вызвалась поселить мальчика у себя. Он выиграл научную стипендию в десятом классе, а этим летом посещал подготовительные курсы по биологии. Планировалось, что как только утрясется его расписание, он будет отвозить Арча на уроки по американской литературе и привозить обратно. Родители Джулиана жили в Фор-Корнерс, регионе, расположенном на пересечении границ штатов Колорадо, Нью-Мехико, Юта и Аризона. Вот и все мое досье на него. О, и еще он делает отличные конфеты! Ну, и кроме всего прочего раньше числился пациентом Филипа Миллера. Джулиан поставил руку на пояс. В свои восемнадцать он уже был похож на пловца: низкорослый, коренастый, мускулистый. Я старалась не смотреть на полоску обесцвеченных волос на его голове (он носил ирокез). Эти вытянутые полтора сантиметра торчали, как нескошенная трава на лужайке.

— Что ты тут делаешь? — осведомился он, даже и не пытаясь скрыть враждебность.

— Хочу кофе, можно? — Я сделала себе эспрессо и постаралась унять внезапный всплеск гнева. Из-за чего он так? Из-за аварии Филипа?

— Джулиан, — начала я. Из эспрессо-машинки в чашку полилась ароматная струя кофе. — Наверное, ты уже слышал ужасную новость.

— Слышал. Все знаю. — Он присел на стул и запустил пальцы в то, что подразумевало его волосы. — Бо сказал, ты была там.

Его голос звучал как обвинение, но я старалась не думать об этом. Джулиан скрестил на груди руки и поднял густые темные брови — его красивое квадратное лицо замерло в ожидании ответа.

— Была. Я ехала прямо за ним.

Уголки его рта поползли вниз. Полотенце упало на пол — Джулиан остался в одних мокрых плавках, но даже не заметил этого.

— А что ты делала там, за ним?

Я глубоко вздохнула и отпила кофейную пенку из чашки:

— Я вела машину Адели, мы с Филипом ехали в город. Выпить кофе. Потом я собиралась закупить продукты на сегодняшнюю вечеринку Визи.

Джулиан отвернулся. Тишина наполнила кухню. Потом он сказал с презрением:

— А я гость на замену.

— Повезло тебе. Попробуешь мою еду. Хотя я вчерашним бранчем сыта по горло. Еще миссис Харрингтон дала мне инструкции насчет еды. Но ты — вегетарианец, и мне надо придумать какой-то десерт…

— Почему бы тебе не взять помадки с вяленой вишней? На десерт, я имею в виду. Когда я переехал сюда пару недель назад, то сделал партию таких, и Адель взяла немного с собой к Харрингтонам. Брайану понравилось. Он поверить не мог, что их сделал я.

— Спасибо, конечно. Но клиент платит деньги мне и ожидает увидеть мою еду, а не чужую, — улыбнулась я. — У нас с тобой есть что-то общее, и это — кулинария.

Как-никак, следующие несколько месяцев нам предстояло делить дом Фаркуаров и Арча. Так что я взяла курс на сближение. Но он без церемоний засмеялся.

— Не думаю, что между нами может быть что-то общее. — Он замолчал, и я не стала нарушать тишину. — Так кофе остался? — спросил он.

Я кивнула, выкинула остатки кофейной гущи и принялась за новую порцию. Он поднял полотенце, снова замотался в него и присел на стул. Я все еще заставляла себя не пялиться на него, пока накладывала четыре ложки сахара и наливала четверть стакана молока в свой безупречный напиток:

— Может, ты хочешь поговорить о Филипе Миллере?

— Да не особо. — Не поднимая глаз, Джулиан громко прихлебывал кофе маленькими глотками: — Он был хорошим парнем.

— Когда ты видел его в последний раз?

— Не помню.

— На этой неделе? На той?

— Я же сказал! — повысил он голос. — Не помню.

— Прости, — искренне ответила я.

Джулиан отодвинул стул и уже стоя допил эспрессо:

— Слушай, мне надо переодеться. Если хочешь разузнать про необычные продукты, иди в библиотеку и спроси Сисси Стоун. Она, типа, помогала миссис Харрингтон в ее поисках. Она знает тебя. Сисси тоже была финалисткой конкурса «Юная мисс Колорадо». Круто, да? Сегодня она идет со мной на ужин к Харрингтонам. Она мой «+1», как говорит Адель… — На несколько секунд он замолчал, возможно, обдумывая, зачем так много говорит со мной. — Я не верю, что афродизиаки работают.

— Правда?

— M-да, правда.

— Ты веришь в силу каких-то других средств, чтобы завоевать девушку? — спросила я, изобразив на лице то, что, я надеялась, было похоже на дружественную улыбку.

Он развязал полотенце, перекинул его через плечо и пошел к выходу. У двери он остановился:

— Не думаю, что это тебя касается.

Не могла дождаться, когда же наконец-то встречусь с Сисси Стоун. Я хотела увидеть ее так же сильно, как, скажем, простуду на верхней губе. Но когда деревянные двери городской библиотеки распахнулись в 9:58, на пороге я увидела молодую женщину моего роста и телосложения. Она одарила меня улыбкой из рекламы зубной пасты — что-то среднее между гимнасткой и танцовщицей из команды поддержки. Полагаю, и в том, и в другом она была невероятно хороша. Рукава великоватого ей свитера с эмблемой школы Элк-Парк были закатаны до локтя (думаю, это был свитер Джулиана). На коже оливкового оттенка ровным слоем лежал кремово-бежевый тональный крем. Волосы ниспадали густыми темными волнами и напоминали ленты гимнасток, какими они крутят в воздухе.

— Я ищу Сисси Стоун, — проговорила я с самой дружелюбной улыбкой. — Вы не знаете, где она?

— А зачем вы ее ищете?

— Это вы, Сисси?

— Ну да.

И она снова улыбнулась — так, словно только что предстала перед камерами центрального телевидения. Я сделала рукой знак в сторону библиотеки, приглашая ее пройти, чтобы мы могли поговорить там в спокойной обстановке.

— Джулиан Теллер посоветовал мне обратиться к вам. Моя компания «Голдилокс»… То есть… собственно, Джулиан говорил, что вы знаете… — По ее кивку, полному энтузиазма, я поняла: она знает. — Этим летом я работаю у Фаркуаров поваром с проживанием. А сегодня вечером вы идете на ужин к Визи Харрингтон… — Снова кивок. — Мне очень нужна ваша помощь в области продуктов. Примерно такая же, что вы оказали Визи. Если, конечно, это вас не затруднит.

— Визи Харрингтон, — повторила она, оглядываясь по сторонам. Она была уверена на все сто, что на нее постоянно смотрят и ее слушают. — Надо проверить.

Мои надежды на диалог растаяли как дым. Пространство вокруг нас неожиданно заполонили молодые мамаши. Они тащили за собой упирающихся малышей. На столе выдачи зашумели компьютеры: это ранние посетители начали брать книги. Одни требовали бумагу для ксерокопирования, другие швыряли на стол тяжелые тома, в сердцах, что их собираются оштрафовать за просрочку.

Я пошла за Сисси. Походка ее была легкой, держала она себя уверенно. На пути к компьютеру она то и дело озиралась по сторонам, словно искала для разговора кого-то более важного, чем я. Прибыв на место, Сисси набрала что-то на клавиатуре и объявила, не отрывая взгляда от экрана:

— «Абсолютный эротизм» уже забрали. Проверим статьи… — Она быстро добралась до другого компьютера и снова что-то напечатала. Компьютер отозвался непонятным жужжанием, и она спросила: — Думаю, вы не сможете ждать до понедельника?

— Нет, — замотала я головой. — Мы можем выйти на улицу на несколько минут? Пожалуйста.

И прежде чем она успела ответить, я направилась в библиотечный сад, за которым бережно и скрупулезно ухаживал Клуб садоводов Аспен-Мидоу. На легком утреннем ветерке покачивались цветы льна на длинных стеблях, фиалки, петунии и горные колокольчики. Я присела на лавочку и жестом предложила Сисси сесть рядом.

— Послушайте, мне нужна всего пара идей, — начала я. — Джулиан — вегетарианец. Может быть, вы помните что-то из тех статей, которые давали миссис Харрингтон.

— О, смотрите! Фиалка, — воскликнула Сисси так, словно я вообще ничего не говорила до этого. Она указала на цветок рядом с нами: — А знаете, почему ее сок использовали как любовный эликсир в «Сне в летнюю ночь»?

— Не имею ни малейшего представления.

— Купидон попал стрелой любви в однотонный цветок. Это был чистый цвет без примесей. Видите? — Она нагнулась, чтобы коснуться фиалки кончиками пальцев. — Он пустил ей кровь.

Я посмотрела на часы — 10:10. Было совершенно ясно, что у мисс Жеманницы нет намерения помочь мне хоть чем-то. Я положила на этот разговор еще пять минут и совершенно четко решила покинуть волшебный сад в пользу продуктового магазина.

— Если бы Купидон готовил для вегетарианца, что бы он выбрал? — спросила я, кашлянув.

— Хм, — она рассеянно уставилась на какое-то хвойное растение. — Ничего тяжелого… Яйца… Символ плодородия… Вы можете приготовить это? Сыр… чтобы был похож на крем. Это для чувствительности… А еще потому, что его легко переварить. Расстройство желудка это так неприятно, особенно в самое неподходящее время.

Я уставилась на нее. Сисси драматично закрыла глаза и повела одним плечом. Что ж, по крайней мере, мы до чего-то договорились.

— Сыр, — повторила я, чтобы подтолкнуть ход ее рассуждений.

— Что-нибудь со специями, скажем, чеснок или перец, какие-нибудь сорта лука, — отозвалась она, словно очнулась после глубокого размышления.

— Поняла. Теперь я еще знаю, что на десерт обязательно должен быть шоколад. — Она кивнула. — Значит, остался только салат. Намекните, на какие овощи мне стоит обратить внимание, и я буду у цели.

Но она не слушала — смотрела, как кто-то входит в библиотеку. Моя голова закружилась вместе с головками цветов на июньском ветру. Я перешла в наступление:

— Сисси, какие овощи подстегивают либидо?

Ответа не было. Я опять взглянула на часы — 10:20. Я встала и зашагала к машине. А в спину мне понеслось:

— Фенхель, цикорий, спаржа, морковь и грибы.

В продуктовом я взяла все необходимое, чтобы приготовить креветочный суп с клецками, пирог с перцем чили и сыром, а еще авокадо, грибы и зелень для салата. Вернувшись к Фаркуарам, я вывалила все это на стол и начала доставать сковородки. Упорная сосредоточенность на работе подхлестнула меня к активным действиям — так порой у спортсменов на первых метрах пробежки подскакивает адреналин. Запищали ворота. Кто бы это мог быть? Пиканье было настойчивым. Доподлинно: карьера моя не обрывалась здесь должностью оператора на телефоне! Далее следовали: дворецкий и, наконец, личный секретарь генерала.

— Да! — отрапортовала я в трубку, видя на мониторе темный седан и в нем двух парней.

— Голди Беар? Нам необходимо поговорить с вами.

Полицейские!

— Я ужас как занята…

— Несколько вопросов, не больше.

— А я могу готовить, пока вы их задаете?

— Лучше, если бы вы отвечали в спокойной обстановке.

— Тогда вам лучше заехать завтра.

Пауза. Они переглянулись.

— Ну, готовьте тогда, раз иначе никак, — с согласием ответил мне тот же голос.

Я нажала на кнопку, ворота открылись, и через минуту я уже стояла у кухонной двери, всем своим видом показывая, как некстати сейчас их появление:

— Мой бизнес не под угрозой?

— Если бы мы могли поговорить с вами, мисс Беар, то прояснили бы ситуацию.

— Действительно. — Я устремилась к плите. — Итак…

 

ГЛАВА 8

Копы представились и присели за стол из дуба. Я подготовила рецепт для пирога с чили. Если бы я обслуживала каждого индивидуально, все захотели бы по кусочку, тогда Джулиан остался бы без основного блюда. В любом случае, когда подаешь мужчинам главное блюдо без мяса, очень важно приготовить его побольше, чтобы не обидеть ничье мужское достоинство. А то начнешь убирать формочки из-под острой закуски, и какой-нибудь из парней вдруг непременно заноет: «Это было так замечательно! А что у нас на горячее?»

— Мисс Беар, — заговорил полицейский с черным ежиком на голове. Он представился Бойдом и очень напоминал собой бочку. Его стрижку можно было бы назвать модной, если б она была не на его голове. В толстых коротких пальцах он вертел шариковую ручку. Блокнот, в котором он намеревался что-то записывать, был неопрятный, весь в неясного происхождения пятнах.

— Вы были последней, кто говорил с мистером Миллером до того, как он сел в машину?

— Думаю, да. — Я по счету вынула яйца из холодильника.

— В школе Элк-Парк? — уточнил другой коп, коренастый, по имени Армстронг.

Его прическа нравилась мне еще меньше: Армстронг тщетно пытался замаскировать лысину тонкими прядями светло-русых волос. Его лицо имело нездоровый вид человека, проводящего слишком много времени в закрытом помещении.

Я кивнула.

— Вам не показалось, что ему… плохо? — спросил Бойд.

— Плохо? — Я взглянула на него с прищуром. — Физически или душевно?

— Филип Миллер опоздал на мероприятие, потому что, согласно показаниям его сестры, был на приеме у своего врача. Мы, конечно, поговорим с его доктором, но пока хотелось бы выяснить, не показался ли он вам больным?

Больным? Тем мрачным холодным июньским утром Филип выглядел как никогда превосходно — в своей черно-белой одежде и очках «Рей Бен». И через всю толпу он, при полном параде, шел не к кому-нибудь, а ко мне! Все еще чувствую на себе эти возмущенные женские взгляды и шепот, что я не заслуживаю такого красавца.

Погодите минутку. «Рей Бен»?

— А к какому доктору он ходил? — быстро спросила я.

— Мы не в праве вам говорить…

— Ой, да ладно вам! Офтальмолог? — с нетерпением прервала я его.

Копы переглянулись.

— Просто плановое посещение, — нейтрально отозвался Бойд. — А откуда… вы…

— Солнечные очки…

Я почувствовала пустоту внутри. Впрочем, подумаешь, очки! И при чем тут они? Он ведь видел меня с другого конца зала, он подошел ко мне, говорил, без проблем вернулся обратно к машине…

— А что он ел на завтрак?

Я в сотый раз рассказала, добавив:

— Его сестра предложила ему мясной пирог. Он только откусил его. Я видела. Ничего вредного или подозрительного.

— Пирог готовили вы?

Я кивнула.

— Они с сестрой ладили?

— Конечно. Он очень помог ей с ее магазином.

— Да, он помог, — повторил Бойд.

— И что? — Вопрос мой повис без ответа. — Слушайте, а не могла бы я быть более вам полезной, если бы вы рассказали мне все, что знаете? Мы тут не дела государственной важности обсуждаем. Я знаю, что Филип помогал сестре финансово, правда, не знаю, в какой мере.

Бойд записал что-то в блокнотик и, прикусив щеку, задумался. Потом сказал:

— Пять лет назад два других магазинчика здоровой еды выпали из бизнеса. Выкарабкался только этот. Ее богатенький братец уладил все проблемы ссудой с пятью нулями.

— Элизабет была ему предана, она о нем беспокоилась. Вы когда-нибудь встречали сестру и брата, которые бы так же друг о друге заботились — в возрасте тридцати лет?

Он шмыгнул носом:

— Ну, дала она ему пирога. А сама-то она его ела?

— Она вегетарианка. — «Абсолютная» я опустила. — Судебная патология не моя область. Что показала аутопсия? Что было в его желудке?

— А кто готовил остальную еду? — вступил Армстронг.

— За исключением ореховых кексов все сделала я. Но никому, включая Филипа, не было плохо. — В моем голосе слышалось раздражение. — Мне непонятны ваши намеки.

Они все это проигнорировали, зато обрушили на меня шквал вопросов. Не поссорился ли Филип с кем-нибудь на бранче? Был ли еще кто-то на парковке? Нормально ли завелась его машина? Не было ли что-то прикреплено к ее днищу? Были ли исправны тормоза? Я ответила на все так спокойно, как только могла: не было ничего подозрительного ни с машиной, ни с ним самим.

— Вы ведь встречались с Филипом, так? — спросил Армстронг.

Во второй раз за день меня атаковали неожиданные слезы. Расклеиться на глазах у этих двух было последним, чего я хотела. Я кашлянула, чтобы собраться, и четко произнесла:

— Он мне очень нравился.

— Кто-нибудь мог вас ревновать? — давил Армстронг. — Ваш бывший муж? Бывшая жена Миллера живет на Гавайях, но, может быть, вы что-то знаете о его бывших девушках?

— Я ничего не знаю о его бывших девушках, — еще более отчетливо ответила я. Единственное, что я знала о его бывшей жене, это то, что она вообще была. И, слава богу, встречались мы всего лишь один месяц. Кажется, слезный приступ отступил. Я уже совсем собралась с духом и продолжила: — Я стараюсь как можно реже пересекаться со своим бывшим мужем.

— У нас есть несколько заявлений, мисс Беар, и они все от вас.

— На бранче его не было, — ровно ответила я.

— А Филип пил что-нибудь? — спросил Бойд, уставившись на меня. — Кофе? Сок? Шампанское?

— Я не видела, чтобы он что-то пил.

— Но уже спустя двадцать минут он вел машину так, словно был пьян.

Я положила обе руки на стол и наклонилась ближе к их ничего не выражающим физиономиям:

— Тогда почему он не остановился?

— Мачо не останавливаются, чтобы попросить женщину о помощи. Наверное, — отозвался Бойд.

— Слушайте, почему бы вам не послушать офтальмолога? — тряхнула я головой. — Возможно, он сделал Филипу какие-то назначения, а у лекарств бывают побочные действия… ну, я не знаю…

— Спасибо, мисс Беар, — прервал меня Бойд, кивая Армстронгу в знак того, что опрос завершен. — Если нам что-то еще от вас понадобится, мы позвоним.

Я натерла сыры, разбила яйца, всыпала муку, влила сливки, отжала чилийский перец. Засыпала сыр в форму для выпекания, а когда вылила на него тесто, блюдо приятно забулькало. Выложив сверху перец, я осторожно залила каждый перчик пикантным соусом. Стоило мне сунуть пироги в духовку, снова запищали ворота. Неужели опять полицейские? Нет уж, буду готовить, независимо от того, понравится им это или нет.

Но это были не полицейские.

Это был мой бывший муж.

Он широко улыбнулся мне в монитор и поднял вверх обе руки: дескать, он без оружия.

Я впустила его машину и почувствовала себя дурно. Все еще в потрясении после аварии и совершенно умаявшись с этой готовкой на ужин, я забыла позвонить Арчу и убедиться, что он готов. Я не сводила глаз с монитора и думала: если уж я справилась с последней моделью кухонного комбайна, то с этим — точно смогу. В надежде на чудесное избавление я позвонила по внутренним телефонам. Никто не ответил. Я метнулась к парадному входу. Впускать я его не намерена!

— Я слышал, с твоим бойфрендом что-то произошло…

Тщетно я искала глазами хоть кого-нибудь: соседей, генерала, Джулиана. Но поблизости никого не было. Только мраморные и глиняные горшки, куда генерал собирался посадить герань и бальзамин.

— Худая молва на крыльях летит, — ответила я, переминаясь с ноги на ногу.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Слушаю. — Я повернулась боком, чуть отодвинув рассаду в сторону, и неловко присела.

— Я не сказал, что хочу прилечь с тобой рядом. Я сказал, что хочу поговорить.

— Я отлично слышала, что ты сказал. И если ты собираешься говорить со мной, выбирай выражения.

Поиграв глазами, он качнул головой и снисходительно мне улыбнулся. Из-за его невероятной красоты — мальчишески нежное лицо, каштановые волосы, светло-голубой взгляд — я теряла голову даже теперь. К тому же он пускал в ход эти свои профессиональные штучки: изображал положительность. Всегда, не только со мной, но и всеми другими женщинами. Я узнала об этом уже после замужества. Джон Ричард Корман принадлежал к тому типу, что имел в виду Генри Киссинджер, когда говорил: власть — самый сильный афродизиак.

Это был мужчина, которого я когда-то любила. Мужчина, который бил меня, когда бывал пьян. Мужчина, который меня не любил. Я знала: чтобы выстоять против его обезоруживающей «доброты», надо сделать этот наш разговор как можно короче. Кстати, не о себе ли говорил Киссинджер?

Я опустила пальцы в почву рассады с геранью. Сухая. Из фартука я вытащила маленький ножик, которым обычно чистила овощи, и положила рядом с растением — так, чтобы Джон Ричард не видел. На всякий случай.

— Моя подруга хочет научить Арча нескольким фокусам.

— Умоляю. В прошлый раз твоя подружка пыталась объяснить ему что-то по геометрии, и он схватил двойку.

— Может быть, это все потому, что кое-кто слишком занят готовкой и не успевает помогать сыну с домашним заданием?

Я закрыла глаза — мне не хотелось этих разборок, — а когда открыла, он улыбался. Улыбался щедро, простецки, своей любимой невинной улыбкой.

— Ну и где же сестра Марлы и ее знаменитый муж? Как там его? Роммель?

— Не начинай.

Он посмотрел в небо:

— Ладно, скажи мне вот что. Для кого ты сегодня готовишь?

— Для Харрингтонов.

Он разразился отчаянным смехом. Я не собиралась подыгрывать ему вопросом, в чем заключалась причина его веселья. Но ему, кажется, было все равно:

— Это самый черный прикол, какой я когда-либо слышал, — выдохнул он между накатами хохота.

— Почему это? — Разговор наш был странным, но до боли знакомым. Одна тема, потом другая, смех в течение целой минуты, затем… Затем его руки как-то неожиданно оказываются на моей шее. Ох, нет. Сегодня не выйдет.

Джон Ричард с досады схватил горшок и шарахнул его о входную дверь. Второй горшок полетел туда же, усилив эхо от первого.

— Прекрати! Прекрати! — завопила я, закрывая лицо руками. У меня перехватило дыхание, как бывает во время кошмаров, когда пытаешься позвать на помощь, но не можешь выдавить из себя ни звука. Я отняла руки от лица как раз, когда он кинул третий горшок, и осколки полетели вниз по ступенькам.

— Хорошо! Хорошо! — взмолилась я, беспомощно поглядывая на припрятанный ножик. Да чем он поможет мне? И о чем я думала? — Я сделаю все, что скажешь! Только перестань. Арч уже идет.

Джерк смерил меня свирепым взглядом:

— Ты разрушила мою жизнь, — отчеканил он неприязненно. — У меня нет семьи, нет нормальной работы. И это — твоя вина. Твоя, сучка! Так что слушай: если я хочу, чтобы мой сын научился фокусам, он научится!

— Хорошо! Только успокойся, ради Бога! Мне надо работать, я не хочу никаких проблем.

Он поднял новый горшок… Сердце у меня бешено колотилось.

— Не хочешь проблем? — передразнил он меня, повысив голос до моего тона. — Не хочешь проблем?!

Но прежде чем я успела что-то ответить, за его спиной возник генерал Бо. Он схватился руками за шею Джерка, и тот, как тряпичная кукла, упал на колени. Горшок выпал из его рук и откатился в сторону.

— Нет, не надо! — кричала я, чуть не подпрыгивая. Мне стало дурно.

Но генерал словно не замечал меня. Он говорил с головой Джона Ричарда, которую резко повернул к себе, чтобы смотреть ему прямо в глаза.

— А теперь ты послушай меня! Ты, сучоныш! — Он говорил с такой жестокостью, что меня бросило в жар. — Ты слыхал про здешний закон? Закон «Порадуй меня»? И если ты хотя бы еще раз ступишь своей паршивой ногой на мою частную собственность, я воспользуюсь этим законом. Я покажу тебе, как бесшумно спецназ убивает. Тебе все ясно?

Из горла Джона Ричарда вырвался сдавленный хрип. Распахнулась входная дверь. Генерал оттащил неугодного гостя как раз в тот момент, когда вышел Арч. Он молча посмотрел на всех нас и поглубже надвинул на нос очки:

— Мам, мне уйти?

Джон Ричард отирал с лица грязь. Я хотела сказать: «Да, да, иди в дом!» Но не могла проронить ни звука. Джон Ричард едва заметно кивнул. И я указала Арчу на дверь. Но он медленно подошел к отцу.

— Голди, я хочу, чтобы ты ушла, — тихо проговорил генерал.

Я кивнула, но не могла оторвать взгляд от Джона Ричарда. Тот медленно шел к своему джипу, и рядом с ним шагал Арч. Джон Ричард обернулся. Я сжалась в комок. И тут он крикнул мне:

— Филип Миллер спал с Визи Харрингтон!

Пирог с перцем чили и сыром

250 г тертого сыра чеддер

250 г тертого полутвердого сыра

5 яиц

1/3 стакана муки

1 и 2/3 стакана полужирных питьевых сливок

1 банка (около 120 г) нарезанного на кусочки зеленого чилийского перца, отжатого

1/4 банки пикантного соуса

Разогреть духовку до 190°. Смешать тертые сыры и распределить их равномерно на смазанной сливочным маслом форме для выпекания. В отдельную посуду разбить яйца, добавить муку и сливки. Размешать до исчезновения комочков. Вылить полученную массу в форму. Аккуратно выложить сверху перец чили и пикантный соус. Запекать 45 минут. Центр не должен остаться сырым.

Из этого объема продуктов получается 8-10 порций

 

ГЛАВА 9

Джип громыхал по дороге, а я тяжело шла вверх по ступенькам. Генерал, плотно сжав губы, осмотрел остатки горшков и велел мне идти в дом. Дверь за нами захлопнулась.

«В лучшем случае мне прочитают лекцию, в худшем — уволят», — подумала я. Он смерил меня внимательным взглядом.

— Больше никогда не пропускай этого мужчину в мои ворота. Когда он приезжает за Арчем, — он произнес его имя с нежностью, будто Арч был его собственным сыном, — я сам буду провожать его до машины. А еще… — он достал из шкафа короткий металлический жезл, — хочу показать тебе вот это. Портативный блокиратор дверей. Если этот мужчина… — мне показалось, сначала он хотел сказать «враг», — каким-либо образом сумеет прорваться через ворота и будет пытаться проникнуть дальше, ты раздвигаешь его вот так… — Он нажал на кнопку, и в его мощных руках жезл превратился в довольно длинный шест. На секунду я представила, как Арч показывает очередной фокус… — И подпираешь ручку двери, под небольшим наклоном.

Резиновый наконечник жезла противно скрипнул о плиточный пол, как мелок о грифельную доску. Генерал, установив железяку, предложил мне открыть дверь. Разумеется, я не смогла сдвинуть ручку ни на миллиметр.

— Спасибо за… — начала я дрожащим голосом и осеклась. За что?

— Ты часть моей семьи, — торжественно провозгласил генерал. — Только когда будешь пользоваться этим, — он выразительно взвесил на руке механизм, — убедись, что дверь, которую ты подпираешь, открывается внутрь, а не наружу.

На этом урок был закончен. Никаких сантиментов. Никаких «ты уверена, что с тобой все в порядке?». Широким пружинящим шагом генерал пересек холл. Это была походка, какой обычно преодолевают большие расстояния. Как он оказался с той стороны дома, не попавшись мне на глаза? Как можно убить кого-то бесшумно? Как Филип мог крутить с Визи Харрингтон?

Что ж. Мне надо было готовить. Я вернулась на кухню и занялась соусом. Представляя, что это голова Джерка, я энергично его взболтала. Потом я пыталась сфокусироваться на том, что Сисси сказала мне о возбуждающих желание луке, чесноке и перце. Я приказывала себе думать только о них.

Но я не могла рассуждать здраво, не могла перевести дыхание. С Арчем все будет хорошо, Джон Ричард никогда и пальцем его не трогал. А завтра вечером сын снова будет дома.

Авокадо не поддавалось: невозможно было его очистить, не испачкав рук. Я посмотрела на свои зеленые пальцы. Неужели в отношениях я всегда буду такой неудачницей? Прикосновение Филипа, его серьезный взгляд… Все это снова вернулось. Неужели я так плоха? Мы с Филипом были ровесниками, тогда как Визи — старше. Но дело, конечно, было совсем не в разнице в возрасте. И все же было трудно поверить, что у нее с ним был интим, а у меня — нет.

Зазвонил телефон. После этого ужаса с Джерком мне ни с кем не хотелось беседовать. Но телефон звонил и звонил, а автоответчик не срабатывал. Было здорово, что Фаркуары разрешили мне использовать третью линию для своего бизнеса. На две я отвечала «Дом Фаркуаров», а на третью — «Компания „Голдилокс“». Обычно я не успевала сообразить, какая именно звонит линия, и отвечала просто: «Дом Фаркуаров». Хотя мои клиенты и так всегда узнавали меня по голосу.

Прихватив полотенце, чтобы не запачкать телефон, я подняла трубку:

— Дом Фаркуаров.

В трубке сначала была тишина. Затем возникло какое-то смущенное покашливание, словно там небыли уверены, что набрали правильный номер.

— Компания «Голдилокс»?

— Да. Чем могу вам помочь?

— Это Голди Беар?

— Ну, эээ, да.

В своем имени я не виновата. Родители назвали меня Гертрудой. Голди — это детское прозвище, которое дали мне за светлые волосы. Когда я выросла, то получила еще и новую фамилию — Корман. Ее я не любила еще больше. Но возвращение к девичьей фамилии Беар, да еще в сочетании с Голди превратили меня в героиню из детской сказки.

— Это Джордж Петтигрю из Денвера. Компания «Фри беарс». У нас тот же бизнес, что и у вас.

Очень кстати. В ушах навязчиво зазвучало глумливое издевательство Джона Ричарда: «Не хочешь проблем?..» Так я и знала: проблемы не заставят себя ждать. И предстоящий разговор с абонентом из Денвера дал мне понять: они у меня точно будут.

Этот денверский Джордж и его жена уже пять лет занимались тем же, чем я: готовили еду для банкетов и прочих застолий. Грубо говоря, они только начинали, и о них мало кто знал. Я никогда о них даже не слышала. Зато они обо мне узнали, прочитав статью в «Маунтен джорнал». И теперь прицепились к «Беар». Я не шучу, Джордж кричал о нарушении авторских прав. Не стыдно ли мне использовать имя их компании? Это они «Фри беарс»! «Вообще-то это моя фамилия», — ответила я. Но он настаивал: я развелась позже, чем они начали бизнес, и поэтому это их имя, а не мое. На что я ответила: «А почему бы вам не назвать вашу компанию “Петтигрю”»? «Встретимся в суде», бросил оскорбленный денверец и повесил трубку.

Я долго еще смотрела на телефон. Зазвонит? Еще один подобный разговор я бы выдержать уже не смогла, да и, скорее всего, моего адвоката на месте сегодня, в субботу, не было. Я приготовила креветочные кнели и разморозила куриный бульон, который привезла с собой при переезде. Это будет первое блюдо. И, наконец, я потратила еще два часа на приготовление огромного торта с шоколадным муссом. Начала с трех шоколадных коржей. Пока они охлаждались, сделала нежный мусс из белого шоколада для первой прослойки — и мусс с добавлением малиновой наливки и черного шоколада для второй. Аккуратно, лучше любого скульптора, слепила коржи, промазав их толстыми слоями муссов. И в довершение намазала торт целиком тонким слоем нежного шоколада. Упаковав все как следует, я двинулась в путь. Пришло время накрывать стол к вечеринке у Визи Харрингтон.

Харрингтоны жили по соседству. В Нью-Джерси к соседям принято ходить пешком. Спускаешься по дорожке от своего дома, идешь по улице — и вверх по дорожке к дому соседей. Но мы в Колорадо. А это означает, что в моем случае до соседей мне придется добираться по крутой дороге от ворот владений Фаркуаров вниз под откос и затем снова в гору, к дому Харрингтонов. Без колес это чистое безумие. Но… Я решила воспользоваться черным ходом, там были вторые ворота с тем же самым кодом, что и парадные. Подняв два тяжеленных короба, я потащилась через заднюю дверь гаража мимо сверхукрепленного бункера генерала, где он хранил взрывчатку. Аккуратно обогнула сад и попала прямо на длинный газон между двумя домами.

С деревьев и кустов неслись крики пернатых. Пожалуй, я хотела бы знать больше о птицах. Филип состоял в местном Обществе имени Джона Джеймса Одюбона и как-то даже спрашивал, не могла ли бы я организовать им выездной пикник во время одной из их познавательных экскурсий. Интересно, стали бы они есть курицу?

Я присела отдохнуть у ворот на камень, в тени ясеней. Их бледно-зеленые листья ласково шевелил теплый полуденный ветер. Над головой трепетала колибри в сине-зеленом оперении. Внезапно тишину пронзил женский вопль:

— Не понимаю!

Я попыталась разглядеть, что происходит за густой зеленью у соседей, но видела лишь необъятных размеров террасу. Это был подвесной балкон-патио с перилами и изысканной кованой белой мебелью — сплошь романтичные завитки и спирали. На балконе стояли две женщины, и по их позам и интонации я поняла: они крупно ссорятся. Я подалась вперед, чтобы лучше видеть и слышать.

— Не могу поверить, что ты так поступаешь! — возмущался первый голос, высокий, резкий, сердитый. Я поднялась с камня и подобралась к голубой ели. Я вовсе не подслушивала и не совала свой нос в чужие дела (так я сказала себе), просто мне не хотелось смущать воинственных дам своим случайным появлением с начиненными афродизиаками коробами… — Не могу поверить, что ты так бестактно спросила, не оставил ли он тебе что-то!

— Да успокойся же ты! — увещевал второй голос.

Я выглянула сквозь ветки колючей, сладко пахнущей хвои. Элизабет Миллер, скрестив руки на узкой груди, стояла спиной к Визи Харрингтон. Я не видела Элизабет после аварии. Почему она с Визи? И о чем у них спор?

— Прошу тебя! — закричала Визи. — Послушай, пожалуйста! Мы кое над чем работали вместе, и он сказал, что оставит…

— Это ты послушай! — взорвалась Элизабет. — Он завещал свое тело науке, если это именно то, что ты хотела узнать!

Наступила тишина. Я почувствовала себя лишней, хотя и была уверена, что они не видят меня. Одна из них плакала. Я вернулась к камню, подняла короба и поволокла их через кусты и газон обратно к дому Фаркуаров. К тому времени как я наконец оказалась на пороге парадного входа Харрингтонов, я уже начала считать часы до момента, когда мне вернут мой фургончик — этот счастливый миг был назначен на понедельник. Голоса смолкли.

Дом Харрингтонов — смесь штукатурки и стекла с черепичной крышей — представлял собой гибрид испанского колониального и французского провинциального стилей, от чего еще пятнадцать лет назад все здесь приходили в экстаз. Хотя городок в тридцать пять тысяч жителей от любого необычного явления весь как есть приходит в экстаз.

Стук медного дверного молоточка с набалдашником в виде головы койота гулким эхом раскатился по тихой прихожей. На мгновение снова послышались женские вопли. Мою грудь словно зажали в тиски…

Иной раз на вечеринке начинают пить раньше времени, чтобы снять напряжение. Да пожалуйста, начинайте, когда хотите! Только порой вследствие этого я оказываюсь не у дел. И в итоге у меня остается жалкий депозит, полная котомка еды и ожидание суда по моему мелкому иску, которые мне приходится подавать время от времени. Я очень надеялась, что Визи и Элизабет не стали заливать ссору алкоголем. Визг прекратился так же внезапно, как начался. Я постучала снова.

Никто не ответил. Я перегнулась через перила крыльца и заглянула сквозь двойное оконное стекло (в горах такие окна устанавливают почти во всех зданиях). Стекло было мутным — так часто случается, когда стекло стареет. Массивная грубо обтесанная дверь (еще одна отличительная черта старых домов предместья) распахнулась, и на пороге возник Брайан Харрингтон.

— Извините, мистер Харрингтон, — зачастила я взволнованно-извинительным тоном, неловко отодвигаясь от окна. — Я из…

Он остановил меня жестом руки и закрыл глаза. Седая поросль выглядывала из выреза бирюзовой футболки. Мускулистые ноги тоже были покрыты серой растительностью. Как и все, я периодически встречала Брайана, мистера Элегантность, в центре города в компании банкиров или раскатывающего по улицам на «кадиллаке» вместе с нефтяными воротилами из Далласа. Но я никогда не видела это лицо так близко. Я глубоко вздохнула. Он был великолепен. Такой большой дикий зверь в человечьем обличье. Если бы я была Визи, и я бы подсела на афродизиаки.

— Я из… — Я снова запнулась.

— Послушайте, — опять перебил он меня. — Тут у нас небольшая проблема…

И он поерошил пятерней шевелюру, отбрасывая ее назад.

— Проблема… — повторила я, с усилием поднимая один короб. И продолжила со всем мужеством, на какое только была способна: — Мистер Харрингтон, мне необходимо пройти на кухню, если вы рассчитываете на вечеринку.

— Ах да, конечно! — Он рассеянно распахнул передо мной дверь, не замечая моего багажа. — Следуйте за мной.

Повернулся и быстро зашагал вперед. Ублюдок. Мог бы и помочь. Выдающиеся внешние данные и ноль рыцарства. Кухня у них была угловая, обычно на таких невозможно понять, где и как все разложить. Оставив меня одну, Харрингтон так и не появился. Минут через пять, когда я искала поднос для торта, я увидела его — затаившегося у балконной двери.

— Надо же, — пробормотал он. — Они все еще вздорят!

Заметив меня, он в замешательстве оглянулся. Возможно, он был столь озадачен, поскольку одной из ссорящихся была его жена. Он потряс головой и снова прислушался, пытаясь разобрать, что это они так бурно там обсуждают, но потом перешел на кухню и резко захлопнул за собой дверь.

— Я был бы не против, чтобы две молодые женщины боролись за мое тело! — Он подмигнул мне. — Но только если я не был бы мертв, конечно.

— Вы случайно не знаете, где можно найти поднос под торт, мистер Харрингтон?

— Нет. Но, пожалуй, самое время принять занятой вид. Они идут, слышите?

Брайан начал открывать шкафчики и греметь посудой, будто он и в самом деле хотел отыскать поднос, стакан или что-то еще. Когда Визи и Элизабет ввалились на кухню, я стояла, окаменев, с тортом в руках и чувствовала себя полной дурой.

Элизабет все еще была на взводе и не сдавала позиций:

— Сама ты вульгарна донельзя!

Поймав наши с Брайаном внимательные взоры, обе застыли. Брайан ухватился за керамическую кастрюлю, перевернутую вверх дном, а я еле удерживала в руках торт. Визи повернула точеное, чуть прихваченное загаром личико к Брайану. Ее блондинистая грива, длинные с красным лаком ногти и мятый брючный костюм желто-коричневого оттенка придавали ей отважно-бойцовский вид.

— Какого черта тут происходит? — завопила она.

— Солнышко, это…

— Миссис Харрингтон…

— Ах, молчите, — прервал нас яростный голос Элизабет. Она резко мотнула облаком белых завитушек в сторону Визи. У нее был вид конченой вегетарианки, страдающей от недостатка витаминов. Я хотела подойти к ней, сказать что-то о Филипе, что мне жаль и все прочее, но их схватка с Визи полностью меня парализовала. Элизабет, не отрываясь, смотрела на Визи и колебала в воздухе тонким пальцем: — Не звони, не пиши и не подсылай ко мне своих друзей! Оставь в покое меня и светлую память о моем брате. Ты все уяснила?

— Почему ты меня не слушаешь? — напустилась на нее Визи, но Элизабет резко развернулась и пулей вылетела из кухни.

И пока мы втроем оцепенело торчали на опустевшем без нее поле брани, сама она со свистом уже неслась по Сэм-Снид-лейн на своем грузовичке с надписью «Здоровая пища Аспен-Мидоу».

— Солнышко, — прервал молчание Брайан. — Как насчет того, чтобы выпить?

— Нет, спасибо. У меня есть маленький сюрприз для Голди. — Один из ее наманикюренных ноготков указал на меня. Визи говорила твердо, но не поднимая глаз ни на меня, ни на мужа. И перед тем как выпорхнуть из кухни, добавила: — Дай знать, когда закончишь приготовления.

Она почти бесшумно поднялась наверх, и только после этого Брайан посмотрел на меня. В его глазах читалось сочувствие.

— А ты хочешь выпить?

— Нет, спасибо. — Мне было жаль его. Но я знала наверняка: после одной — даже самой крошечной — рюмки, с учетом замечания моего бывшего мужа о Визи и Филипе, да еще в ожидании надвигающихся дебатов с парочкой Петтигрю я не смогу отказать себе в попытке утопить свои переживания и во второй рюмке, и в третьей… А там уж и бутылке конец. Это казалось единственно верным решением, и я осторожно добавила (с гораздо большим расположением, чем намеревалась): — Может быть, позже. После вечеринки.

— О! — Он посмотрел на меня, вскинув брови и слегка улыбнувшись. — Ты остаешься?

Во что он пытается меня втянуть? Я наслышана о Брайане Харрингтоне, видела, как он подкатывал к моей инструкторше по аэробике: «А где именно находятся косые мышцы живота, вы не покажете? Прямо на мне, пока я качаю пресс». И: «Ох, я не уверен, что напрягаю именно задние мышцы бедра… Не могли бы вы проверить это руками?»

Остаюсь ли я после вечеринки? Ха. Я не ответила, а только осторожно опустила торт на столешницу. Руки ныли. Пошарив в шкафчиках, я нашла чудесное хрустальное блюдо. На меня накатила волна раздражения. Казалось, он вторгается в мое личное пространство, и не важно, что это была его кухня, а не моя. Чтобы работать, мне нужно быть здесь одной.

— Ну да, я останусь, чтобы прибраться, — невозмутимо ответила я. — У миссис Харрингтон есть какая-нибудь особенная салатница? Мне, и правда, надо работать…

— Ах, конечно! Возможно, она где-то тут. Салатница. — Он не сдвинулся с места и продолжал безотрывно смотреть на меня с многозначительной улыбкой.

Я встала в позу учительницы, недовольной распоясавшимся учеником.

Брайан снова вскинул брови:

— Меня прогоняют?

— Прошу прощения, но работать я предпочитаю в одиночестве.

Он оставался неподвижным, и я начала поиск салатницы.

— Ты ведь встречалась с Филипом Миллером? — Я захлопнула дверцы ящика и коротко кивнула. — Ты не слышала, его сестра говорила, что собирается отдать его тело на благо науки?

Салатница оказалась на холодильнике. Я достала ее и принялась обкладывать бумажным полотенцем:

— Он не говорил мне, что хочет стать донором органов. Если не возражаете, я бы не стала продолжать разговор.

Сказав это, я кинулась выдвигать ящики в поисках столовых приборов.

— Ааа, — протянул он.

Да что с этим парнем? Я испустила выразительный вздох, чтобы дать ему понять: терпение мое на исходе:

— Ну, а теперь что?

— А Сисси Стоун сегодня будет? — улыбнулся он.

— Если я отвечу, вы позволите мне сосредоточиться на работе?

— Разумеется, прелесть моя.

Я подняла торт и быстро подошла к холодильнику:

— Сисси придет.

Я почувствовала, что он приблизился ко мне:

— Торт выглядит безумно аппетитно.

— Кхм… — Я не стала придумывать, что ответить, и локтем открыла холодильник.

Если б я не была так напряжена и сосредоточена, то поняла бы, насколько близко он ко мне подошел. Внезапно я ощутила легкое прикосновение его прохладных губ на своей шее.

Он целовал меня.

Торт выскользнул из моих ослабевших рук на пол.

С оглушительным звоном разбилось хрустальное блюдо. Брызги мусса заляпали пол, а мой торт… Мой восхитительно-безупречный десерт был уничтожен, растоптан, размазан…

— Идиот! — закричала я, дав волю чувствам.

С невозмутимым видом Брайан изучал натюрморт на полу.

— Извини, дорогая, — мягко проговорил он. — Тебе следовало быть осторожнее.

Через мгновение он испарился из кухни. Я огляделась — кажется, в поисках веревки, толстой, которой обычно душат людей. И крикнула ему вслед:

— И что мне теперь подавать на сладкое?

 

ГЛАВА 10

Через двадцать минут от осколков хрусталя и шоколадного месива на полу не было и следа. Я потащилась обратно к Фаркуарам. Надо было срочно приготовить еще что-то.

Надо ли говорить, как я была зла! И вспомнила об Андрэ, моем наставнике в вопросах кулинарии. Когда я практиковалась у него в Денвере, полки в ресторане ломились под тяжестью коробок с бельгийским шоколадом «Кальбо» и африканскими стручками ванили. В начале рабочего дня каждый из его поваров получал по двухкилограммовой пачке масла. Все, что он говорил при этом: «Израсходуйте его». Андрэ настаивал, чтобы с каждой новой партией помадки мы делали также итальянское безе. «Непременно!» — пытался перекричать он рев миксера. А во время обеденного перерыва объяснял: «Позвольте тем, кто сидит на диете, самим отвечать за свою силу воли. Их здоровье не ваша забота, а ваш доход не их проблема». Еще он говорил: «Вы знаете, в чем состоит значение последнего блюда? В том, чтобы его вкус остался как можно дольше и в памяти, и на языке».

Что лучше всего подходит для этого?

Шоколад. Несмотря на свою ярость, я улыбнулась воспоминаниям. Земля под ногами была сырой и холодной. Под пятками хлюпала мокрая трава. Я зашла через ворота и неуклюже пошлепала по подъездной дорожке, неловко перескакивая через лужи растаявшего снега. И думала о самом главном.

Шоколад отлично поднимает настроение. Я знала это и до того, как Визи настояла на нем. В одной статье говорилось, что когда человека оставляет любовник, супруг или начальник, он просто тоскует без шоколада, а получив его, объедается. Визи рассказала мне, что вкушение пищи богов (так ацтеки называли шоколад), провоцирует выработку организмом энзимов, которые вызывают ощущения, близкие по свойствам к сексуальному удовлетворению. Трудно поверить, что от Брайана Визи доставались только эти «ощущения, близкие по свойствам».

Я ворвалась в дом Фаркуаров, чувствуя себя одним из мультяшных героев, у которого из ушей валит пар. Намочив полотенце, я взобралась на дубовый кухонный стул. «Компромиссы», — подумалось мне, пока я настойчиво скребла на шее то место, которое Брайан Харрингтон только что осквернил своими дрянными губами. Я бросила полотенце, встала и попыталась настроиться на хорошее.

Робко и нерешительно я зашла в кабинет, где все еще лежали помадки, предложенные мне Джулианом. На приготовление нового шоколадного торта ушло бы около двух часов, которых у меня, конечно же, не было. Подать десерт, который готовила не я, — компромисс, пойти на который я не могла. Но уж лучше пойти на компромисс, чем быть скомпрометированной.

И я была благодарна Джулиану за его знания и опыт. Если б только не его нрав… Я попробовала помадку. Насыщенный вкус не слишком сладкого шоколада сочился сквозь сушеные вишенки. Это сочетание вязких вишен и текучего сладкого шоколада было точно не из этого мира… В голову пришла идея: можно было сделать за раз еще два десерта. Помадка отлично пойдет с шоколадными пирожными, и еще можно было испечь какое-нибудь печенье с шоколадной крошкой.

Я шарила по кухне в поисках нужных продуктов — и вдруг подпрыгнула, чуть ли не до потолка: между моих ног прошмыгнул кот. Мало мне других встрясок…

За несколько недель до моего переезда Адель, добрая душа, услышала мяуканье за оградой возле бассейна. Она взяла этого доходягу к себе, а генерал дал ему имя — Скаут. Теперь Скаут, чей белый с темными и светло-коричневыми пятнами окрас говорил, что его предки были из Сиама и Бирмы, запрыгнул на столешницу посмотреть, что там творится. Он был дружелюбным созданием. Но владелец его так и не нашелся, даже после объявлений в газете и звонков ветеринару и в Общество защиты животных Аспен-Мидоу. Кот все еще очень боялся соседских собак и почти не выходил на улицу и был таким милым, что неизменно завоевывал симпатию всех, с кем встречался.

Скаут был полон решимости разузнать, что я делаю, а я с удовольствием позволила ему быть зрителем, по крайней мере, до тех пор, пока не обнаружу случайно кошачью шерсть в одном из блюд. Я сделала коржик, из которого потом выйдет печенье, и поставила его в духовку.

Кот стал моим вдохновителем. Я использовала шоколад для трех разных блюд — то, что надо, когда наступают трудные времена. Мы с котом были в чужом доме. Под рукой не было обычного набора нужных ингредиентов. А Скаут, возможно, лелеял воспоминания о любимой диванной подушке, которую он больше никогда не увидит. И вот мы оба гордо смотрели в лицо невзгодам…

Пирожные получились пористыми и нежными. Я представила себе Луну и ее шоколадную поверхность — мечта сладкоежек. Конечно, все следовало бы охладить, но как? Отрезав маленький уголочек, я отправила его в рот. Стряпня с тройным шоколадом, которую я придумала под неусыпным надзором кота, получилась невероятно вкусной. Поздравив нас обоих, я окрестила сладкое совершенство «Скаут». Но не успела я насладиться божественным трепетом, какой вызывала эта восхитительная наркота, как зазвонил телефон.

— Ммм? — промычала я в трубку с набитым ртом.

— Мисс Голди? — отозвался Том Шульц. — Ты что-то жуешь? Должно быть, что-то особенное, раз ты не прожевала и не проглотила прежде, чем отвечать на звонок.

— Угу, — подтвердила я.

— Дай знать, когда сможешь говорить.

Я проглотила пирожное, но тут же потянулась за вторым, успев сказать Шульцу:

— Уже могу, спасибо. Что тебе нужно?

— Боже мой, она постепенно опять становится собой.

— Может быть, ты лучше напишешь и все отправишь письмом?

— Нет, нет, — поспешно проговорил Шульц. Я услышала, как он отодвигается от телефона, пытаясь поймать что-то дрейфующее в бумажном море на своем столе. — Ты знаешь Сисси Стоун? Она учится в школе Элк-Парк, выпускница будущего года. Летом работает в библиотеке. — Я промычала в знак того, что слушаю, и он продолжил: — Ее наставником был Филип Миллер. Ну, в первый год обучения они рассказывают своим подопечным о возможностях разных карьер и прочую ерунду. — Он хмыкнул. — Парень, что говорил с ней, сказал, она немного «с приветом».

— Полная чушь. Я думаю, она придуривается. Она просто не хочет разговаривать, когда понимает, что неожиданно может появиться кто-то более значимый.

— Так вот, — продолжал Шульц. — Она рассказала, по секрету, что встречается с тем пареньком, который живет с тобой у Фаркуаров. Возможно, тебе было бы интересно расспросить ее про психотерапевта. Ну, знаешь, по дружбе, так сказать…

— Не понимаю, зачем это мне?

— Эй, сбавь обороты, Голди. Ты ведь утверждала, что катастрофа показалась тебе очень странной. Так задай пару вопросов, ну же! Или расспроси меня! Знаешь, ребята сейчас проверяют его тело на наличие наркотиков… — Я вздрогнула. — Но помимо официальных заключений, порой остается кое-что еще — информация частного характера, которую можно узнать только из надежных источников. Ты вне подозрений, — в этот раз ему не пришлось добавлять «в этот раз». — Ты же мой друг, и я говорю с тобой конфиденциальным образом. И, знаешь, кроме того, этот звонок по номеру 911 все еще беспокоит меня…

Я не знала, как и всегда.

— Так что ты готовишь? — наконец спросил он.

Я дала ему краткое описание событий на кухне Харрингтонов, о похотливом подонке Брайане и о безвременной кончине шоколадного торта. Сказала, что только что приготовила шоколадные пирожные, которые назвала в честь кота, и что одновременно остужаю печенье.

— Почему бы тебе не назвать что-нибудь и в мою честь? — взмолился Шульц. Голос его звучал так невинно и так по-детски, что я даже выставила вперед нижнюю губу, не зная, что и ответить. — Только ничего, связанного со свиньями, а?

— Обещаю и клянусь.

— Рад, что тебе уже лучше, мисс Голди.

После разговора с улыбкой окрестила печенье с шоколадной крошкой «Смертельными коржиками».

Наконец я сложила вместе пышные пирожные, золотистые «Смертельные коржики» и темные помадки Джулиана (в творческом беспорядке, так сказать) и накрыла их одним из итальянских деревянных подносов Адели.

Итак, вопрос десерта был снят. Но оставался еще один: что мне надеть? Времени на переодевание не было. И я потащила еще две коробки с едой к Харрингтонам. Что там Визи сказала про сюрприз для меня? Это, случайно, не ее муж? Очень на это надеюсь…

Слава Богу, сюрпризом был вовсе не муж, но короткая (до середины бедра) черно-белая кружевная блузка, которую Визи безмолвно вручила мне в качестве формы. Этакое облачение, какое превратило бы меня во французскую горничную в белье… И если я рискну нагнуться над столом, дабы подать кому-то тарелку, чаши мои точно будут преисполнены…

Я замотала головой, произнося одними губами: «нет».

Визи надула губки, заныв:

— Но я даже специально уточнила твой размер!

— Миссис Харрингтон! — Я перевела дух. — Мне платят, чтобы я готовила, подавала и убирала.

Она сощурила глаза и в момент сделалась много старше своих лет.

— Я думала, что объяснила тебе, как важны намеки в афродизиаках.

— Но не с помощью моей одежды, — ответила я ровным голосом. — Когда буду рассказывать о блюде, я буду делать намеки вербально.

Я чуть не оговорилась — «орально».

— Ну, хорошо. — Она удалилась.

А я все еще мотала головой в знак своего несогласия. Когда я выходила из кухни, из-за угла неожиданно нарисовался Брайан. Неужели он все слышал? Впрочем, что мне за дело? Он недвусмысленно подмигнул мне. Я ответила безразличием. Вид у меня, без сомнения, был неавантажный.

Пирожное «Скаут»

200 г сливочного масла

100 г горького шоколада

3 столовые ложки какао-порошка

1,5 стакана муки (чтобы добиться большей пышности, добавьте еще 2 столовые ложки)

1/2 чайной ложки разрыхлителя

1 чайная ложка соли

4 яйца

2 стакана сахарного песка

1 чайная ложка ванильного порошка

1 стакан шоколадной крошки

Разогреть духовку до 175° (для большей пышности — 190°). В верхнем отсеке пароварки растопите масло вместе с шоколадом, периодически помешивая. Остудите. Смешайте какао, муку, разрыхлитель и соль, разбейте яйца и размешайте все до однородной массы. Медленно всыпьте сахар, постоянно помешивая. Добавьте ванильный порошок и охлажденную шоколадную смесь с маслом. Еще раз тщательно перемешайте. Распределите тесто на смазанном маслом противне. Посыпьте поверхность шоколадной крошкой. Выпекать 30–35 минут, пока не пропечется середина. Остудите. Разрежьте на кусочки.

Из этого объема продуктов получается 32 порции.

«Смертельные коржики»

100 г сливочного масла

1 и 1/2 стакана коричневого сахара

1 стакан муки

1 стакан орехов пекан

2 яйца

1 чайная ложка ванильного порошка

1/2 чайной ложки соли

1 чайная ложка разрыхлителя

1 стакан шоколадной крошки

Разогреть духовку до 190°. В кухонном комбайне с помощью металлического лезвия смешивать первые три ингредиента до тех пор, пока смесь не станет рассыпчатой (также можно воспользоваться двумя ножами или ножом для резки теста). Выложить получившуюся массу на смазанный маслом противень. Выпекать 10 минут. Остудить.

Когда все остынет, равномерно распределить орехи по всей поверхности.

Разбить яйца и смешать с полным стаканом коричневого сахара до получения однородной смеси. Добавить ванильный порошок. Насыпать соль и разрыхлитель в мерный стаканчик и дополнить его мукой до отметки 60 мл. Влить в стаканчик смесь из яиц и сахара. Вылить все на охлажденное тесто с орехами. Посыпать шоколадной крошкой. Выпекать при 190° еще 20 минут, пока не пропечется серединка. Остудить. Разрезать на кусочки.

Из этого объема продуктов получается 32 порции.

 

ГЛАВА 11

«Весь день отдан в жертву компромиссам», — подумала я, разогревая бульон для кнелей. — «Никакой униформы. Никакой реакции на Харрингтонов. Зато теперь я смогу оплатить первые две недели обучения Арча в летней школе».

Передо мной возникло лицо Филипа. «Голоден?» — спросила я. «Как волк!» — ответил он.

Я прогнала навязчивый образ. Меню было почти готово.

Остались только цветы. Я перемешала суп, и воздух наполнил тонкий аромат кипящего бульона. Аромат. Да, точно! В списке Визи значилось несколько цветов, отобранных ею по форме или по запаху (я предпочла не расспрашивать об их значении), которые можно было бы поставить на стол. Я помнила только парочку. Но выслушивать сейчас еще одну пламенную речь о намеках мне совсем не хотелось. Библиотека уже была закрыта. Да и не рвалась я заводить беседы с Сисси, несмотря на уговоры Шульца разузнать о Филипе. Я просто позвонила флористу. Однако из трубки на меня обрушился только шквал неудержимого смеха.

И снова я в одиночестве вернулась в Фаркуарам. Приняла душ, оделась в свою скучную белую формочку с фартуком, в какой обычно работала. По мере того как тускнело солнце, в мою комнату просачивалась неожиданная волна грусти. Не занимая работой руки и ум, мне трудно было противостоять боли. Я прилегла на кровать и стала смотреть на тени гор, укрывающих Денвер.

Может быть, мне вообще не стоило встречаться с Филипом Миллером. Я скучала даже больше не по нему, а по самодостаточности, какую приобрела за годы одиноких вечеров. Столько всего мне открылось! Я постоянно чем-то себя занимала: помогала Арчу с домашней работой, болтала с Марлой, пробовала новые рецепты, слушала джаз… Но уже через месяц столь желанное присутствие Филипа, воплощенные в нем мечты и надежды, которые волновали меня лет пятнадцать назад, оттеснили мои сложившиеся занятия. Темная лошадка Шульц тоже отступил на второй план. А теперь будущее представлялось мне чередой бесконечных одиноких вечеров, таких же пустых, как в первое время после развода.

Я надела последнюю необходимую часть моего рабочего облачения, полуботинки на толстой подошве, и поспешила опять к Харрингтонам. Вечеринка с афродизиаками не лучшее время размазывать сопли и предаваться сердечным недугам. «Настроение должно соответствовать пище. Будь весел и бодр. Всегда!»

Брайан и Визи оставили дверь открытой. Но их самих нигде не было. Со второго этажа доносился шум воды и открывающихся и закрывающихся шкафов. Между комнатами летали случайные фразы. Не могу дождаться, когда наконец увижу, в чем появится Визи. Я разогрела духовку для пирогов и поставила на медленный огонь суп. Повезло, что получилось достать устриц. Я уже представляла себе, как страстно гости наполняют ложки, с наслаждением жуют, жадно глотают, а потом чувственно облизывают пальцы…

Визи определила подавать еду с буфета рядом с обеденным столом. Для патио и столовой я собрала подносы и ведерки со льдом, потом организовала напитки: шампанское, шардоне к закускам и каберне совиньон к ягненку. Я деликатно намекнула Визи, что кофе поможет с послеобеденным любовным интересом, так сказать, даст людям дозреть. Иногда я сама в потрясении от своей тактичности…

Неожиданно стук медного дверного молоточка эхом разнесся по дому — Сисси и Джулиан! Оба подростка, видимо, чувствовали себя очень неуютно. Их лица горели румянцем, то ли от солнца, то ли от злости. Блики вечернего солнца путались в волосах Сисси. Ирокез Джулиана сиял, как новенькая скребковая щетка. Возможно, им было не по себе, ибо пришлось надеть вечерние наряды. А может быть, я прервала их ссору, когда открыла им дверь. Без лишних объяснений я проводила гостей на балкон и сказала, что, как только все соберутся, подадут шампанское. А пока предложила им безалкогольное пиво или вино (помимо всего прочего они были несовершеннолетними). Оба ответили, что достаточно опытны и натренированы в отношении алкоголя, большое спасибо. M-да… Но меня ждали устрицы.

Когда я появилась с подносом овощного салата, мне показалось, что юная парочка уже урегулировала свои разногласия. Сисси оценивающе рассматривала на свет хрустальный бокал. Я попыталась вспомнить, чего мне недоставало, когда я была в их возрасте. По-моему, я совершенно точно ощущала нехватку комплиментов.

— Чудесно выглядишь! — сказала я Сисси, когда та протянула руку к тарелке с золотой каймой, чтобы рассмотреть получше. — Букингемская коллекция от «Минтон». Очень дорогой английский фарфор.

— А хрусталь?

— Ты что, исследование проводишь?

В выражении ее лица не было никакого удивления:

— Просто интересуюсь. Бокалы показались мне дорогими.

— Это из коллекции шотландского хрусталя. Как ни странно, такой же — на закрытых вечеринках на яхте Белого дома. И нет, он не дешевый. — Я улыбнулась. — Подобает обстановке.

Сисси пожала плечами. В библиотеке она показалась мне нестерпимо загадочной. А здесь, возможно, ее смущала вся эта сексуальная атрибутика. Но если в ее планах не было пункта вызвать к себе интерес, тогда и не стоило так одеваться! Гофрированный лиф без бретелек демонстрировал ее прекрасные загорелые плечи и ложбинку между грудей. Черная юбка выше колена плотно облегала бедра.

— Спасибо, — только и ответила Сисси.

Джулиан молчал. Я на секунду задумалась: а могут ли те, кто носит ирокез, заливаться румянцем?

И тут вплыла Визи. На ней было вечернее платье из прозрачного красного шифона. При каждом ее шаге он волнующе развевался…

— О! Привет-привет! — пропела она. Заметив Сисси, она замерла в неподвижности, но, быстро придя в себя, не теряя певучести, произнесла, нарочито отделяя один звук от другого: — Милое платье!

— Это мисс Стоун, — слегка запинаясь, представила я. — Ээм… подруга Джулиана. Она работает в библиотеке, а стажировалась у…

— Я знаю, у кого она стажировалась, — задвинула меня Визи.

— Как насчет того, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного? — поспешно ухватилась я за этикет, дабы сгладить неловкость.

— Почему бы и нет? — отозвалась Визи все тем же холодным тоном. — «Черный Джонни Уокер», не смешивать.

Не думаю, что после такого напитка можно прочувствовать все нюансы предстоящего ужина. Я налила скотч в стакан, под завязку набитый льдом, и подала его Визи. Из дома послышались голоса. Это Брайан Харрингтон провожал генерала и Адель на террасу. Бо выглядел весьма элегантно в своем темно-синем костюме, похожем на униформу. Меня он одарил фирменной улыбкой, упрятанной в фирменные морщины. Под руку с Брайаном легкой поступью за мужем следовала Адель: цок-цок, цок-цок. Она была в бледно-желтом льняном платье-сафари на пуговицах.

— Так, что у нас здесь? — подходя к бару, прогудел генерал Фаркуар. И стал поднимать одну за другой бутылки и изучать этикетки. Откручивал пробки и вдыхал аромат.

— Генерал, вы изобрели новый способ пьянеть? — не пропустил этого момента Джулиан.

— Ты тоже должен быть осторожным, сынок. Никогда не знаешь, где наткнешься на подделку, — серьезно ответствовал подрывник.

Джулиан изобразил самодовольную ухмылку, подразумевавшую (или нет?) дружелюбие. А я схватила закуски и поспешила сделать еще один круг по террасе.

Брайан блистательно исполнял роль радушного хозяина. Он шумно откупорил шампанское и принялся заботливо облетать гостей этакой пчелой от цветка к цветку. Голос Визи становился все громче, безжалостно вонзаясь в прохладный вечерний воздух. Когда шампанское было роздано, хозяева и четыре их гостя разбились на группки. Брайану достались Сисси и Джулиан, тогда как Визи завладела Фаркуарами. В определенный момент она мне кивнула, что означало: пора начинать. Я не могла не заметить, что Визи периодически бросала незаметные взгляды в сторону своего красавца супруга, и всякий раз, когда он приближался к Сисси, ее голос становился насыщенней, сочнее, звонче.

Я вынесла подогретый пирог и подготовила для пассеровки грибы. Положила в духовку завернутые в фольгу кусочки мяса. Гости сами развернут их уже за столом. Зажгла свечи и звоном маленького колокольчика пригласила высшее общество к ужину.

— Намек, — шепнула Визи, проплывая в облаке красного шифона и сладких духов.

— Так точно, капитан! — бодро откликнулась я.

— Давай обойдемся без военных штучек, — подмигнул мне генерал.

— Сисси, дорогая, — протянула Визи, — подойди и сядь со мной рядом.

Я хотела было заметить, что рассадка предполагалась другая… Но отпустила командование во власть Визи. Встряхнув пепельно-светлой гривой, она усадила Сисси от себя слева, а генерала — справа. Таким образом Адель оказалась справа от Брайана, напротив Джулиана, что, в принципе, было правильно. Но дело вовсе не в этикете: цель Визи — держать Сисси подальше от мужа.

— Дорогая, какие чудесные эти цветы! — похвалила Адель (не меня, а Визи, конечно). И наклонилась, чтобы полюбоваться букетом из плотно закрытых белых роз, розоватых тюльпанов и благоухающих лиловых гиацинтов. — Бесконечно, бесконечно восхитительные! Напоминают о любви.

— Ну что ж, спасибо! — отозвалась Визи. Признаний, кто заказал цветы, не последовало. Она подняла голову и одарила меня еще одним испепеляющим взглядом, который между тем означал: пора приступать к намекам.

— Пища для любви, — начала я, — обладает долгой и яркой историей. — Все глаза устремились на меня. Я взяла шардоне и обошла стол, наполняя хрустальные бокалы. — В самом начале пятнадцатого века арабский шейх Нафзави написал первый из известных историкам трактат по данному предмету. Помимо многочисленных рекомендаций, он упомянул ряд некоторых продуктов, — я сделала маленькую паузу, когда горлышко бутылки склонилось над бокалом Адели, — которые рождают страстное желание любви.

Общий шумный вздох. Гости с нетерпением ждали подтверждения моих слов, и я подала устрицы — всем, кроме Джулиана, который хмуро вгрызался в морковку.

— А теперь суп с кнелями из креветок, — объявила я, наполняя белые с золотым пиалы. Когда все получили суп, я продолжила повествование:

— Миф о рождении Афродиты гласит, что она явилась из моря и была выброшена на сушу на гребне волны. Слово «афрос» означает «пена». В основном, любой морепродукт обладает качествами афродизиака. В сыром виде они содержат много йода. Вот, например, устрицы. Считают, что йод стимулирует либидо.

— Да уж, — протянула Визи, проглотив первую ложку. — Несомненно, чувственно. N’est-ce pas?

Брайан даже и не взглянул на жену, зато подмигнул Сисси. Он наклонил тарелку, вылавливая последнюю кнелю, шумно ее всосал и через мгновенье заговорил:

— Слышал я об этом Нафзави. Мне кажется, это он сказал ту фразу, что так заводит мужчин: «разные лица женщин». Надо купить себе этот его трактат.

Сисси ничего не ответила. Она вертела в пальцах изысканную серебряную вилку, высматривая имя производителя.

— Когда мужчина стареет, — решительно вступил Джулиан, покончив с морковкой, — может быть, чтобы завести его, действительно требуются разные женщины.

Визи бросила на меня ледяной взгляд. Ну не моя же это вина, хотелось мне прокричать ей!

— А теперь позвольте мне рассказать кое-что об устрицах, — подхватил мужскую линию генерал. — Видите ли, все дело в жемчужинах. Вы знаете, что любовница Муссолини отказалась носить жемчуг, когда узнала о нацистском эксперименте? Они покрывали вещи ядовитыми химикатами, которые проникали в кожу.

Адель кашлянула. Это означало: «Заткнись».

— Я говорю серьезно! — закричал генерал. — А Чаушеску каждый день носил новую пару туфель, когда узнал, что ЦРУ могло пропитать ядом подошву. Его жена перестала обесцвечивать волосы — этот препарат использовали в качестве дешевого средства для пыток. Он влияет на нервные клетки. Чистая правда!

— Генерал Бо, — восхитился Джулиан. — Вы неподражаемы.

Он протянул руку и нежно просунул пальцы между мягкими пальцами Сисси. Взгляд Брайана скользнул по сцепленным рукам тинейджеров. Визи напряглась, и это было заметно.

Я начала убирать тарелки.

— Муссолини и Чаушеску, возможно, не знали, что любовный напиток на латыни звучит как «venenum». Второе значение этого слова — яд. Так что вот так вот!

Но они не хотели больше говорить ни про какой яд. И пока я управлялась с пирогом, разрезая его на куски, тема разговора не самым легким образом переметнулась к местной политике. Намечалось заседание окружной комиссии, где на окончательное рассмотрение выдвигались все одобренные градостроительным комитетом проекты. Их могли принять или отклонить. Сисси сказала, что проект по защите гор будет «слушаться» несколько раз. Адель наградила ее лучезарной улыбкой. Я вспомнила, что организация по охране природы «Защитим наши горы», которая проводила несколько кампаний против застройки местности, была еще одним излюбленным ответвлением ее благотворительной деятельности.

Визи жестом попросила еще вина:

— По поводу защиты гор… Я так расстроена из-за Филипа Миллера. Не могу понять, почему он так неосторожно вел машину. Он казался таким рассудительным. Интересно, были ли у него какие-либо проблемы?

Я застыла с ножом в руке. Гости не могли заметить, как внимательно я их слушала, поскольку стояла спиной к ним. И все же…

— Проблемы? — переспросила Сисси. — У доктора Миллера не было никаких проблем. Проблемы были только у его пациентов.

— А он говорил с тобой о своих пациентах? — живо вступил в разговор Брайан.

Хозяин дома был определенно персоной со странностями, — подумала я, жестоко откромсав от пирога последние два куска. — Как связаны пациенты Филипа с Сисси? Ее-то что спрашивать? По крайней мере, я думала, что он обращается к Сисси. Но когда повернулась, то обнаружила, что вопрос обращен ко мне. Брайан его повторил:

— Он рассказывал тебе секреты своих пациентов?

Я замерла, прикрыв глаза:

— Даже если и говорил, я не помню. Он не был болтлив.

— Так ужасно, что бедная Голди стала свидетелем катастрофы, — пробубнил генерал. — Ужасное потрясение.

— Да, — коротко ответила я. — Кому кусок?

Испускающий пар горячий пирог пошел по кругу.

— По мнению ученых, — опять затянула я положенную волынку, — яйца и сыр тоже обладают свойствами афродизиаков, потому как их ассоциируют с плодородием. Чили пришло к нам из южных стран, где…

— Где, мы сами знаем, что они делают во время сиесты, — перебил меня и закончил фразу Брайан.

Повисло молчание. Сисси озиралась. Визи бессмысленно теребила шифон рукава.

— Почему бы вам не рассказать, что именно совершают в нас афродизиаки, если вы знаете? — испытующе предложил Джулиан.

Адель потянулась через стол и мягко похлопала Джулиана по свободной руке. А Брайан все еще не сводил глаз с его второй руки, которая накрывала ладонь Сисси.

— Какая интересная стрижка, — заметил он Джулиану. — Наверное, зимой тебе холодновато.

— Ох, Брай, — выдохнула Визи. — Когда мы познакомились, у тебя были ужасно длинные волосы, и ты все время жаловался, что они мешают тебе плавать.

— Брайан, ты все еще плаваешь? — оживилась Адель.

— Разумеется! — ответил Брайан, глазами скользя по пальцам тинейджеров, расцепленных и вновь тесно сплетенных. — Внутри пирога замечательная яичница или как это там называется… Мне съесть побольше, или ожидается настоящее горячее блюдо?

— Не дразни Голди! — остро пригрозила ему Адель. — Этот пирог просто великолепен!

Было еще несколько неловких и смущенных «ммм» и «ааа», и я поспешила принести следующее блюдо — отбивные из ягненка. Гости разворачивали фольгу с некоей бережливой торжественностью. Все, кроме тинейджеров, старательно лакали каберне. Но что бы там ни предполагалось, все равно ничего не произошло. Сисси вскоре закончила изучение всех стоящих в поле ее зрения предметов. Адель погрузилась в длинное рассуждение об общественной кампании по сбору средств в школе Элк-Парк. Джулиан молчал. Генерал, под впечатлением упрека Адели, тоже не раскрывал рта (ну разве что для еды). Визи сморило. Движение наблюдалось только со стороны Брайана, который продолжил бомбардировать Сисси вниманием и липучими замечаниями. Но та обращала на него примерно так же мало внимания, как на еду.

Пришло время финала.

— А теперь шоколад! — победно объявила я, вынося поднос. — Шоколад имеет самую греховную репутацию из всех продуктов, ибо фенилэтиламин, содержащийся в нем, симулирует ощущение эйфории, какое мы получаем при… ээ сексуальном удовлетворении.

— Симулирует или стимулирует? — озадаченно уточнил генерал.

— Симулирует? — Это Джулиан. — И как же так происходит?

— Ты — особа ученая, мой дорогой, — льстиво проворковала Адель. — Почему бы тебе не рассказать как?

— Нет уж, спасибо.

— Почему бы тебе не рассказать нам? — высоким голосом поддразнивал Джулиана Брайан.

Мое сердце сжалось при мысли о том, что Джулиана это смутит. Это напомнило мне случай, когда я пыталась убедить родителей тех детей, которые учились с Арчем в воскресной школе, отменить урок, чтобы помочь в денверской бесплатной столовой. Их глумливый смех все еще звенит у меня в ушах.

Но я знала: если броситься защищать Джулиана, это лишь усугубит обстановку. И я занялась раскладыванием по тарелкам печенья, затем разлила по бокалам вино. Визи подняла помадку, шепнув Джулиану:

— Надеюсь, Адель рассказала тебе, как Брайан их обожает…

Но Джулиан проигнорировал и ее, и ее замечание.

Когда наконец агония кончилась и все пошли на террасу пить кофе, я отправилась мыть посуду — и мыла ее так тихо, как только могла. Спустя время из холла донесся шум: Сисси и Джулиан уходили. Я поспешила к ним.

— Спасибо, что вы пришли, — автоматически произнес мой голос на тихих нотах. Они уже были у входной двери. — Было здорово…

Но прежде чем я успела договорить, Джулиан, не глядя на меня, захлопнул дверь — да с такой силой, что подскочил дверной молоток.

— …что пришли, — я закончила в пустоту.

Еще чуть позже я провожала Фаркуаров, сказав им, что вернусь через полчаса. Когда я вышла забрать последние чашки, на софе в гостиной уже вовсю похрапывал Брайан.

— Оставь его, — мрачно попросила Визи. — Пусть проснется с болью в спине. Мне все равно. Поплавает, все пройдет.

— Мне жаль, что так получилось сегодня, — ответила я. — Может быть, в следующий раз…

— В следующий раз мы устроим ужин на двоих, — процедила сквозь зубы Визи. — И попробуем более сильный «venenum».

 

ГЛАВА 12

В воскресенье весь день я не могла выкинуть из головы события прошлого вечера. Мне сильно не хватало Филипа, и я до сих пор не знала, когда будут похороны. Почувствовав мое паршивое настроение, Фаркуары пригласили меня поехать с ними в церковь и потом в клуб. Я согласилась на церковь и вежливо отказалась от клуба. Мой календарь оповестил меня о надвигающихся двух крупных банкетах. Завтра, в понедельник, шестого числа меня ждало барбекю в стиле вестерн на сорок персон. И еще годовщина свадьбы Фаркуаров — пикник на тридцать человек во вторник четырнадцатого. Во всей этой суматохе я совершенно ничего не успела приготовить для первого и спланировать меню для второго. Так что мне предстояла куча работы. Вот так. Вперед и вверх.

До поездки в церковь я начала варить фасоль, поставила в духовку ребрышки в большом количестве соуса барбекю домашнего приготовления (все в стиле кантри) и полила жиром кур перед тем, как насадить на вертел для первой жарки. А завтра я быстренько доведу их на гриле. Когда Фаркуары высадили меня после церкви, по кухне витал горячий запах жареного мяса. Я месила тесто для булочек и думала, почему вчера вечером все пошло не так. Ужин походил на одну свадьбу, которую я как-то делала. Три четверти членов семьи не разговаривали друг с другом. Чтобы избежать визуальных и вербальных контактов, они довольно четко маневрировали при танцах и у шведского стола. А в конце я и вовсе растеряла все силы.

И еще эта нервозность Брайана Харрингтона, когда он спросил у меня, не рассказывал ли мне Филип о пациентах. Я сильно давила на тесто, отпускала, тянула его на себя и снова давила. Возможно, он сказал так просто лишь потому, что ему захотелось опустить меня при первой же удобной возможности: его попытки пофлиртовать потерпели крах.

Когда тесто приняло нужную форму и консистенцию, я вываляла его в намазанной маслом чаше и оставила подниматься. Поставила вариться молодой красный картофель для салата и нарезала горы капусты, моркови и луку в салат коул-слоу. Когда оба салата были готовы, я спешно обтянула их пленкой и поставила в холодильник. Желание немедленно съесть их зашкаливало. Пока я придумывала меню на годовщину, на меня почему-то напала тоска. Посмотрела на часы: пять вечера.

Для большинства людей во всем мире это время коктейлей. Отголоски вчерашнего вечера все еще кошками скреблись в душе. Чувство такое, будто это я с чем-то не справилась. Как же мне не хватало Филипа! Я скучала по Арчу… Что за черт, я даже по Шульцу скучала!

Закончив с готовкой и меню, я выползла в гостиную. Взгляд упал на хрустальное блюдо Адели, наполненное конфетами. Настроение было ужасное. Адель много раз говорила мне, чтобы я чувствовала себя как дома. Так что я расселась на диване и потянулась к блюду.

Разворачивать заморскую конфетку — все равно, что открывать подарок на Рождество. Слюнки текут. Волнует каждый тоненький фантик, каждая серебряная обертка. И зам кажется, что если в течение следующих пяти секунд вы не положите эту шоколадочку в рот, то непременно умрете. Первая раздетая мной конфетка оказалась гладким темным шариком неподдельного удовольствия. Я медленно откусила часть. Пока шоколад таял во рту, я закрыла глаза и приготовилась к наступлению нирваны.

И вот она пришла… Если повертеть конфетку на языке, темная нежная сладость овладеет всеми твоими чувствами, проникнет в самую твою суть. Потом — звон в ушах, и ты говоришь: «ммм», потому что просто не можешь больше терпеть. Некоторые считают, что шоколад идет на втором месте после секса. А я думаю, что второе место это как-то сомнительно. Тут явно должно быть первое.

Я съела еще два «Моцарта», затем парочку «Линдоров» и закончила несколькими «Лондон Минт», такими мягкими, что описать невозможно. Пожалуй, достаточно для ужина. Арчи и Фаркуары будут поздно. Джулиан на рок-концерте. Выкинув ворох фантиков, я решила пойти спать, потому что уже валилась с ног, а когда уютно устроилась под одеялом, то поймала себя на мысли, что радуюсь: ведь шоколад не вызывает похмелья.

Мне снился Моцарт. В понедельник я проснулась с первыми лучами солнца. Горизонт укрывали облака цвета выцветшей от многочисленных стирок розовой ткани. За окном птицы давали роскошный концерт. Красиво, только очень уж рано. Несмотря на птичью филармонию, я смогла проспать еще до семи, пока не позвонил Шульц.

На мое сонное приветствие он изрек:

— Лень — один из семи смертных грехов.

— А убийство есть в списке? Потому что именно это я сделаю в следующий раз, если ты еще раз позвонишь мне так рано.

— Хочешь, я перезвоню позже?

Я объявила ему, что пока не выпью кофе, вообще не могу ничего делать. Так что перезвоню через пять минут (надеюсь, не позже), когда буду пить что-нибудь темное и крепкое. Я прокралась вниз и загрузила в машинку двойную порцию эспрессо, как вдруг пронзительно завизжал датчик движения.

Быстрая проверка показала, что датчик реагирует на меня. Без кофеина я совсем невменяема: забыла отключить систему безопасности. Так может, у меня все-таки было похмелье? Я громко извинилась перед домашними по внутренней связи и позвонила в охранное предприятие Аспен-Мидоу, чтобы предупредить об ошибке. В конце концов я отключила систему. С трясущимися руками уселась за кухонный стол и отпила кофе. Подождала немного, пока включится мозг, и набрала Шульца.

— Тебе уже лучше? — Его голос звучал отдаленнее. Или я оглохла от рева сигнализации?

— Нет, — честно призналась я. Представляешь, в субботу я устраивала свой первый в жизни ужин с афродизиаками и потерпела фиаско. А о Сисси я разузнала только то, что пятидесятилетний и женатый Брайан Харрингтон к ней явно неравнодушен.

— Погоди! Не пропускай самого интересного. Как сам ужин? Афродизиаки сработали? Я имею в виду не тебя, конечно, а твою профессиональную вовлеченность в предмет, и…

Я вздохнула и начала вертеть телефонный провод, раздумывая, не смогу ли я тем самым снова активизировать сигнализацию.

— Я рассказала им, каким образом еда должна на них действовать. Но это не помогло. Эффект был полностью противоположным. Когда я уходила, Брайан Харрингтон храпел на диване.

— Один, я полагаю.

— Один.

— M-да, похоже, твои афродизиаки вовсе и не волшебные.

— Ох, знаешь, я никогда не разделяла мнения ученых по этому вопросу. Разве что намек сам по себе имеет какую-то силу.

— То же самое, что и с психологами. Они многое советуют, кроме того, как вести себя в суде.

Я помолчала, а потом рассказала Шульцу о скандале, который произошел между Визи и сестрой Филипа:

— Визи Харрингтон знала, что Сисси проходила стажировку Филипа. И возможно, они встречались. С Визи.

Шульц заговорил громче:

— И вел двойную игру еще и с тобой. Я знаю, что у него были контакты с Харрингтонами, и необязательно дружеские. В городе явно что-то происходит. Но все еще недостает деталей. Я не слышал ничего конкретного о Визи и Филипе, но я проверю. Он рассказывал тебе что-нибудь?

— Кто? Филип? Рассказывал что?

— Что-нибудь необычное, странное.

— Да нет, не думаю.

— Подумай, возможно, ты знаешь больше, чем предполагаешь сама. Позвони мне на неделе.

Когда он повесил трубку, я услышала в ней еще какой-то щелчок и подумала, не следит ли ЦРУ за генералом. Я начала суетиться на кухне, чтобы приготовить завтрак. В холод всегда хочется горячего хлеба. Когда-то я придумала рецепт для детского сада Арча, и потом этот рецепт стал любимым для многих моих клиентов. Возможно, сама идея есть выпечку, которая называется «Мария Монтессори», заставляла людей думать, что они чему-то учатся. Еда может заменить столько вещей!

Я вытащила цельнозерновую муку, патоку и начала резать сливы. Думаю, Шульц правильно сделал, что повесил трубку, не прощаясь. Прошлой осенью, когда мой бизнес был на грани коллапса, мы стали встречаться. Но не надолго.

Я разбила яйцо и смешала его с подсолнечным маслом и молоком.

Господь свидетель, Шульц был очень внимательным. На мой день рождения, на день рождения Арча и даже на день рождения Джулии Чайлд он посылал открытки с мышками, уплетающими печенье, кроликами, вгрызающимися в морковный пирог, французскими пуделями, танцующими среди картошки-фри. На день Святого Валентина я получила самую красивую коробку конфет в своей жизни. В ответ я написала ему благодарственную записку. Когда он позвонил, я сказала, что Арч каждый день берет на ленч по одной аккуратно завернутой конфетке. «А ты? — спросил он. — Тебе-то нравится?» Я ответила: «Конечно! Они чудесные!» И наконец он задал вопрос, который я так боялась услышать: «Думаешь, у наших отношений есть будущее?» Как я могла ответить, что не знаю? Как я могла сказать, чтобы он перестал быть таким милым? Как я могла заставить себя преодолеть стереотип, которого так боятся женщины?

«Есть множество печальных исходов в отношениях, думала я, смешивая сухое и жидкое. — Смерть. Развод». — О последнем я знала многое. Я преднамеренно прервала наши с Шульцем отношения, пока они не угасли сами собой. Мы с ним были как горячий шоколад, который продают на лыжных курортах. Всего за полтора доллара машина сначала выплевывает в чашку темный густой сироп. Он постепенно превращается в смесь шоколада и горячей воды. Вскоре это уже просто струя горячей воды, через мгновенье — только капли. Тебе хочется, чтобы шоколадная струя текла вечно, но так не бывает.

Надо было сказать это Шульцу на день Святого Валентина. Но такая задача была мне не по плечу. Потом прошла неделя, месяц, три месяца. Он стал реже звонить, а я услышала призыв сирен к более таинственным отношениям, с Филипом Миллером.

Загрузила кексы в духовку. Когда устанавливала таймер, слышала, как плещется в бассейне Джулиан. Я сварила ему кофе к моменту, когда он закончит. Разумеется, он не будет благодарить меня, уверена в этом.

Арч завалился в кухню с огромным пакетом продуктов в руках. Он выглядел сонным, как обычно после выходных с Джерком. Очки были низко спущены на нос. Но я заметила, костюм на нем был чистый и немятый. Всего два дня не виделись, а в груди у меня все сжималось, когда я смотрела на него.

Он поднял голову, поправил очки и пристально посмотрел на меня.

— Мам, ты выглядишь усталой.

— Ты проецируешь.

— Ой, я не знаю, что это значит, — спокойно ответил он, копаясь в пакете.

— Извини. Это значит только то, что тебе кажется, что я устала, потому что ты сам устал.

Он ничего не сказал и вытащил из пакета газету.

— Что это? — спросила я.

— Увидишь.

Я разрезала пополам апельсины и стала выжимать сок. Уже скоро кувшин, чудом выживший после взрыва в саду, был полон густого сладкого нектара. Прозвонила духовка: кексы готовы. Я вытащила их, чтобы остыли, а когда повернулась, увидела: Арч аккуратно льет апельсиновый сок прямо на газету. От изумления я раскрыла рот. Еле сдерживалась, чтобы не утратить над собой контроль, а тем временем последние капли сока падали на сложенную газету.

— Ради бога, что ты делаешь?

— Экспериментирую, — ответил он, не глядя на меня.

А потом Арч поднял глаза, широким жестом развернул газету, аккуратно перебрал страницы, чтобы показать, что это всего лишь газета. Ни следа жидкости, ни пятнышка. С самоуверенным и довольным видом он снова сложил ее, задрал подбородок и многозначительно посмотрел на меня поверх очков. А затем снова вылил сок с газеты обратно в кувшин.

— Отлично, — подал голос Джулиан. Видимо, он подошел уже давно, а я не заметила, как он стоит у двери и наблюдает. Джулиан перекинул полотенце через руку и одобрительно зааплодировал.

Я улыбнулась:

— Давайте выпьем этот сок. Я сделаю еще для Бо и Адели.

Когда оба осушили стаканы, Джулиан сказал Арчу:

— Ты собираешься показать этот фокус своей подружке?

— Она не моя подружка! — последовал горячий протест Арча.

— Что, простите?

Джулиан сочувственно посмотрел на Арча, засунул в рот кекс и быстро пошел к выходу, по пути бросив, что пора ехать в школу и что Арчу надо быть готовым через тридцать минут.

— Подружка? — повторила я.

Арч глубоко вздохнул, надкусил кекс и пожал плечами.

— Помнишь, мам, я говорил тебе, что Джулиану очень нравится, как ты готовишь? Он мне еще сказал, что хочет взять у тебя несколько уроков.

— Пожалуйста, не меняй тему. Ты никогда не упоминал ни о какой подружке.

— Она не моя подружка! Все, мне надо одеваться.

— Ты уже одет.

Еще один вздох. Я попробовала по-другому:

— Ты не обязан рассказывать мне, если не хочешь.

— Хорошо, потому что я не хочу, чтобы ты задавала мне тысячи вопросов.

— А как насчет двух?

Он снова пожал плечами.

— Отец хорошо с тобой обращался?

Он кивнул.

— А как в школе?

Его щеки порозовели.

— Хорошо. — Он засунул остатки кекса в рот и снова полез в пакет. Не переставая жевать, он сказал: — Это для тебя.

И подал мне толстый конверт. К моему разочарованию, на нем была наклейка «Родительский пакет» — с указанием: прочесть немедленно.

— Определенно, платить за обучение недостаточно, — пробормотала я, ни к кому не обращаясь.

Отдаленное цоканье оповестило о приходе Адели. Я убрала неприятный конверт, накрыла на дубовом столе завтрак и принялась выжимать сок.

— Лучше иди собирайся, — быстро сказала я Арчу.

— Хорошо, только мне надо спросить кое-что у Адели.

— Что?

— Погоди…

Какой смышленый! Арч улавливал самый удачный момент, чтобы получить желаемое. Это когда я в цейтноте и занята готовкой. Я схватила лекарство Адели (то, что расслабляет мышцы) и поспешила закончить с соком. Она появилась как раз, когда я перелила последнюю порцию сока в кувшин. Ее лицо было искажено болью — утром у нее всегда сильно болела спина.

— Доброе утро, миссис Фаркуар, — подкатился к ней Арч. — У вас очень красивый халат.

Уму непостижимо. Похоже, Арч не только учился фокусам, но еще и взял у Джерка урок обаяния. Даже Адель была в удивлении. Я заметила, что темно-синий шелковый халат с красно-зеленой вышивкой был действительно просто роскошным.

— Спасибо большое, — ответила она с улыбкой, которая расслабила морщинки боли на ее лице. — У кексов такой невероятный запах!

Она осторожно усадила себя на стул. Арч последовал ее примеру и сел напротив.

— Миссис Фаркуар, — начал он, пока она грациозно запивала таблетки маленькими глотками сока.

Она взглянула на него, подняв брови. Я подошла ближе, чтобы предложить свою помощь, но Арч остановил меня взглядом. Я замерла.

— Миссис Фаркуар, — начал он снова. — Я хотел спросить, не будете ли вы против, если я приглашу кое-кого из ребят в один из ближайших дней.

И снова моя работодательница озарила все вокруг лучезарной улыбкой. Я плотно сжала губы. Не хотела бы я, чтобы Арч увидел сейчас мое лицо.

— Вечеринка у бассейна! — с энтузиазмом воскликнула Адель. — Здорово. Сделаем ее частью празднования нашей годовщины. Как вам идея?

— Не знаю по поводу вечеринки у бассейна, — медлительно «размышлял» Арч. — Не хочу, чтобы они плавали. Я думаю устроить представление.

— Представление? — недоверчиво включилась я. И это я слышу от ребенка, последние шесть лет ненавидящего игру «Покажи и скажи»?

— Что за представление? — заинтересовалась Адель. — То есть, конечно, я вовсе не против… Но что именно ты будешь делать?

Арч встал, взял пакет и торжественно подошел к Адели. Достав пятьдесят центов, он показал их нам и сделал так, чтобы они исчезли. Другой рукой он щелкнул за ухом у Адели, и монетка оказалась в его руке. Он выразительно посмотрел на нас, изящно нам поклонился, и, выпрямившись, провозгласил:

— Магическое шоу Арчибальда Великолепного!

Салат из молодого картофеля

12 молодых красных картофелин, сваренных в кожуре

3/4 стакана майонеза

взбитые сливки

1/2 чайной ложки соли

перец по вкусу

2 чайные ложки мелко нарезанного укропа

2 мелко порезанных зубчика чеснока

Остудите картофель и разрежьте на четыре части. Разведите майонез взбитыми сливками. Добавьте соль, белый перец, укроп и чеснок. Самостоятельно регулируйте количество приправ. Остудите.

Из этого объема продуктов получается 4 порции.

Кексы «Мария Монтессори»

2 стакана цельнозерновой муки

2 чайные ложки разрыхлителя

1/2 чайной ложки соли

1 стакан нарезанных слив

1 яйцо

1/4 стакана растительного масла

1/2 стакана патоки

1,5 стакана молока

Разогреть духовку до 200°. Смешать муку, разрыхлитель, соль и сливы. В другой посуде смешать яйцо, масло, патоку и молоко. Затем соединить смеси и вылить в формочки для кексов. Выпекать 20–25 минут. Готовность проверять зубочисткой, проткнув каждый кекс посередине.

Из этого объема продуктов получается 12 порций.

 

ГЛАВА 13

— Не по годам умный ребенок, — заключила Адель, вернувшись к кексам и кружке чая, которые я поставила перед ней на стол.

Я не могла понять ее тона. И как обычно, когда я уже была поглощена работой, зазвонил телефон. Я подняла трубку и ответила мягким голосом:

— Дом Фаркуаров!

— Ээ, это компания «Голдилокс»?

— Слушаю вас.

— Вас беспокоит газета «Маунтен джорнал». В пятничном номере планируется еще одна статья, освещающая вашу деятельность, и, эээ, редактор попросил меня сообщить вам, что вы могли бы написать опровержение на следующую неделю. Если хотите. Самый поздний срок на ваш материал — в среду в полдень. Все.

— Кто это? Соедините меня с этим редакторам, или я никогда больше не буду давать свою рекламу в вашу газету.

Но негодяй отключился. Наверное, подумал, что с меня хватит. Я повесила трубку. Был понедельник, так что у меня было еще целых четыре дня, чтобы побеспокоиться о новой статье, которая совершенно точно не предвещала мне доброй славы, и почти полторы недели, чтобы подумать, что им ответить. На самом деле у меня не хватало времени даже готовить, а на беспокойства его вообще не было. В этом доме постоянно трезвонили телефоны.

В этот раз я ответила не так мило, как в предыдущий:

— Дом Фаркуаров.

— Мне нужна Адель Фаркуар. Это Джоан Расмуссен из комитета школы Элк-Парк по поводу бассейна. Очень срочно!

— Ааа! — ответила я, приподняв брови. И, повернувшись к Адели, повторила: — Джоан Расмуссен из комитета по поводу бассейна.

Адель помахала в воздухе половинкой кекса в знак своего нежелания с кем-либо разговаривать.

— Миссис Фаркуар сейчас нет. Она плавает.

— У кого-то уже есть бассейн! — выпалила немилосердная госпожа Расмуссен. — А с кем я разговариваю, можно узнать?

Я изобразила деловой тон:

— Меня зовут Голди. У меня свой бизнес. Но в данный момент я личный повар Фаркуаров. Мой сын, Арч Корман, учится в школе Элк-Парк. Должна ли я попросить Адель перезвонить вам?

— Да, вы должны это сделать. Но я могу также поговорить и с вами. Как родитель нашего ученика, вы должны появиться на родительском собрании, посвященном сбору денежных средств на строительство бассейна.

— О, нет…

— Вы уже ознакомились с содержанием пакета, доставленного вам?

— Ну… нет, мадам. Я только что получила его, пару минут назад.

— Тогда вы должны сделать это как можно скорее. Когда закончите, вам надо обойти местные компании, чтобы попросить их сделать свой вклад, а потом необходимо дать им наклейки об участии, на витрины.

— Послушайте, Джоан, дорогая. Единственное, что я должна сделать сейчас, это положить трубку.

Так я и сделала. Честное слово, некоторые люди меня просто поражают.

— Не говори ничего, — поспешила Адель. — Я только что потеряла мадам Расмуссен как сопредседателя.

— Доверься мне. Так лучше.

Я начала шарить по холодильнику в поисках еды, которую приготовила вчера для барбекю. Когда я вышла с последним подносом, Адель запивала еще одну таблетку — как мне показалось, насильно.

— Голди, — наконец сказала она. — Я знаю, что у тебя есть свои причины. Но я просто выбиваюсь из сил, пытаясь найти деньги в этом городишке. Даже в Вашингтоне нам приходилось много работать, но тут… — Она сделала знак своей чашкой. — Там были комитеты по организации благотворительных балов, модных показов, официальных обедов, да всего! Все работали! Директор сказал, что выпускники помогут. Но они не помогают. Так же как и их родители. Я в тупике.

Я поставила поднос на стол и села рядом с ней:

— Прости.

Она пожала плечами:

— Я знаю, дорогая, у тебя и так полно забот. И знаю, что ты расстроена из-за этого парня Миллера. И еще Арч, конечно, и твой бизнес. Просто когда я чем-то занимаюсь, то отдаюсь этому полностью. Я знаю наверняка, что здесь у людей есть деньги! Ты думаешь, я могу заставить их работать на комитет в течение июня, июля и августа? Нет. И единственный человек, который готов взяться за любую работу, это Джоан Расмуссен. Она по головам пройдется. Директор говорит, что сейчас очень неподходящее время года. Трудно заставить людей работать. Но почему? Я не понимаю, почему?

Она покачала головой и отхлебнула из чашки.

— Ох, дорогая моя Адель! — ответила я с улыбкой. — Это все потому, что всем надо работать над своими летними знаками отличия.

Она поперхнулась чаем:

— Всем надо что?

Я взяла чашку, налила еще чаю и поставила рядом с ней.

— Если коротко, то все происходит примерно так. У тебя есть деньги, и ты живешь в Колорадо. Каждые летние каникулы ты обязана работать над своими значками. Бывает, что удается заполучить даже звезду.

— Извини, это реальные знаки отличия?

— Конечно, нет! — замотала я головой. — Иногда ты получаешь просто футболку. — Но она все еще не понимала ни слова. — Как только наступит осень, жители Колорадо начнут хвастаться перед тобой своими летними достижениями. Ты спросишь: «Как прошло лето?» Они закатят глаза: «Мы ходили в поход с десятью четырнадцатилетками». Ага! Значок за поход. Выдается только если походы осуществлялись неоднократно и обязательно на значительной высоте. «Потом мы взобрались на гору и чуть не потеряли двоих детей, когда спускались вниз по канату». Это уже значок за скалолазание. «Делали привал в самой отдаленной части национального парка Скалистых гор». Значок за кемпинг. «А по возвращении преодолели десятикилометровый забег в городе Вэйл и шестидесятикилометровую велогонку по горам». Знаки отличия за бег и велоспорт. Последний — со звездочкой.

Она широко улыбнулась:

— А как насчет значка за любительскую орнитологию, ну, за наблюдение за птицами, или… за рыбалку?

— Ну, — слегка озабоченно ответила я, — у меня пока таких нет. Хотя конечно же, единственный вид рыбалки, за который можно получить знак отличия в Колорадо, это ловля нахлыстом. Только новички и неумехи используют реальную приманку.

— Так вот почему я не могу никого заставить работать в комитете… Я думала, что родители и выпускники где-то в отпусках, но я вижу, что они в городе.

— Дорогая Адель. Ты же никогда не расспрашивала их о летнем досуге! Ты только спроси, и тебе точно понадобится еще какой-нибудь мышечный релаксант.

Она приложила палец к губам, но тут же вся засветилась от радости:

— Поняла! Благотворительный пикник орнитологов! И угадай, кто организует его? Назначим на ближайшую субботу! Пусть это будет импровизированное мероприятие.

— Ты ведь несерьезно, — вздохнула я.

— Сможешь внести в свое банкетное расписание? Утрой стоимость провианта, я потом удвою полученную сумму и отдам половину школе. Сможешь?

Я уставилась на итальянский кафель, вычисляя в уме. Оплата за обучение Арча в летней школе наносила огромный урон моему бюджету. И я все еще до конца не оплатила свою новую сигнализацию. Так что такая работа была бы исключительно выгодной для меня.

— Конечно.

— Великолепно! Ты заработаешь. Школа заработает. Мы можем пригласить Джулиана и Арча, Харрингтонов и всех-всех. Это будет сенсация! Ах, Голди! Ты просто чудо! Я бы никогда не додумалась, если б ты не рассказала мне о значках. — Она снова приложила палец к губам: плохой знак. — А насчет Джоан… Она просто хочет, чтобы о ней кто-нибудь пекся… — В точку! Яйцо, запеченное по-расмуссеновски. Предварительно сварить вкрутую… — Постоянно был рядом, знаешь… — Как всегда, я не знала. — Думаю, стоит пригласить ее сегодня на ленч.

Я пыталась создать Адели комфортную обстановку, быть ей родственной душой, как и Марле. Но неожиданно все пошло не так.

Она продолжила:

— Ты не могла бы сделать простой суп и салат? Пожалуйста! Я знаю, что тебе надо забрать свой грузовичок, но мы с Бо можем это сделать.

Карие глаза Адель смотрели умоляюще.

Конечно, с этой леди Расмуссен получился небольшой перебор. А тут еще Адель, новенькая в этом обществе, ходит, опираясь на трость, пытается завести друзей, в летнее время, когда она не может заставить людей делать взносы, бросает все свое свободное время и деньги на то, чтобы быть полезной. И ее повариха только что отфутболила сопредседателя. Но я должна была это сделать.

Я сглотнула и ответила:

— Конечно. С ленчем никаких проблем. Булочки, фруктовый салат и фирменный суп со шпинатом от «Голдилокс»? — Она кивнула. Хорошо, у меня как раз был контейнер с замороженным супом, что я привезла из дома. — Я все успею.

Адель с облегчением улыбнулась, поднялась со стула (очень по-королевски, как с трона) и сняла трубку, чтобы позвонить Джоан по поводу ленча и птичьей вылазки. Та, должно быть, подумала, что идея отличная, потому что после Адель вызвала по внутренней связи Бо и попросила его позвонить своему партнеру по гольфу, чья жена состояла в Обществе Одюбона. Подмигнув, она взяла у меня ключи от фургончика и процокала к выходу из кухни.

Адель была похожа и одновременно не похожа на свою сестру, думала я, вливая патоку в бурлящую кастрюлю фасоли. Как и Марла, Адель привыкла к богатству и власти, что обычно шла в комплекте. И совсем не как Марла, она привыкла держать свои проблемы при себе, ни с кем их не обсуждая. Вся боль Адели выплескивалась в энергичность и энтузиазм, с какими она творила добрые дела. Марла же, напротив, старалась кричать о своих несчастьях на каждом углу, а благородные поступки оставлять на совести Рокфеллеров.

В дверном проеме снова появился Арч.

— Мам, мне нужно двести долларов на шелковый плащ и цилиндр, — объявил он, широко улыбаясь.

— Прости, что?

— Если это слишком дорого для тебя, я спрошу папу.

— Даже не думай, Арч. Ты же знаешь, он откажет. Скажет, что деньги можно взять из алиментов. Да ладно, дорогой! Без них ты не справишься?

Он посмотрел на меня. На детском веснушчатом лице появилось совсем взрослое разочарование.

— Ну, мне они просто необходимы. Для моего магического шоу, — настаивал он. — Может быть, папа все-таки согласится. Ведь он заплатил за ту фигню, что я у него попросил.

— Какую фигню? Ты газету имеешь в виду?

Арч залез в сумку и вытащил пару наручников и китайские ручные кандалы. Это был его любимый фокус со времен наших походов на выступления иллюзионистов, когда он был еще малышом. Но что предпочесть: кандалы или наручники? Казалось, он все еще не мог выбрать. Наконец он вытянул вперед наручники и приподнял брови.

— Защелкни их у меня за спиной, пожалуйста.

Утро обещало быть тяжелым. Но я не стала сопротивляться. С закованными руками он слегка наклонился вперед и выдержал паузу. А через мгновенье его руки уже были свободны.

— Как ты это сделал? — изумилась я.

— Маг никогда не раскрывает своих секретов. В любом случае, погоди, пока не увидишь, как я делаю то же самое под водой.

— Под водой! Да ты едва по-собачьи умеешь плавать! Помнишь, что сказал врач? Ты должен быть осторожен, ведь в феврале у тебя был бронхит и приступ астмы.

Арч отвернулся. Как только я открыла рот, чтобы извиниться, с улицы засигналил Джулиан.

— Пора идти. О, — сказал он, снова вытаскивая что-то из сумки, — еще кое-что.

Это был тон, к которому он прибегал, когда хотел сказать что-то, что явно мне не понравится. Такие вещи он всегда оставлял на самый последний момент, уже когда подъезжал школьный автобус, чтобы у нас не оставалось времени на препирания. Очевидно, он не собирался менять своих привычек на лето.

— Надеюсь, это «кое-что» все же даст мне закончить готовку не в следующем году, а сегодня.

— Вот, — он протянул мне полное собрание сочинений Эдгара Аллана По. — Все родители должны прочитать это, чтобы потом помочь с итоговым заданием. Там записка внутри. — Он показал мне скопированный листок. — Там все написано. Учительница такая милая! Если хочешь, она расскажет тебе и про другие проекты.

Джулиан снова посигналил, и Арч помчался на улицу. Через открытую входную дверь я увидела генерала Бо и Адель в «рейнджровере». Они помахали мне. Я развернула записку. В ней детально разъяснялось, в чем состоит моя домашняя работа по данному автору:

Прочитайте два коротких рассказа. Обсудите их со своим ребенком. Разработайте идеи для создания новых проектов. Можно сконструировать модель золотого жука или записать на пленку стук сердца-обличителя [11] .

Мне стало интересно, не захочет ли учительница организовать парочку-другую банкетов, пока я буду делать за нее всю эту работу. За что я, в конце концов, им плачу? Ах, да! За то, что они милые…

На кухне зазвонил телефон. Это был кто-то из Общества Одюбона. Не могла бы я попросить генерала перезвонить по поводу пикника? Хотел ли он запланировать его на эту субботу, одиннадцатого? Не сомневайтесь, я все ему передам. Еще я хотела добавить: «У вас с генералом Фаркуаром нет ничего общего», но воздержалась. Вместо этого я раскрошила замороженный суп, чтобы он быстрее подогрелся. У меня оставался всего час, а потом я помчусь устраивать барбекю для работников ранчо Джорджа Рамслингера.

Включила автоответчик и занялась йогой. Арч встречается с девушкой, и ему нужно двести долларов на костюм мага. Адель хочет ленч на две персоны прежде, чем я устрою пикник на сорок персон. А в «Маунтен джорнал» скоро появится еще одна отвратительная статья об мне. Еще мне надо позвонить своему юристу, чтобы сменить имя, спланировать птичью вылазку и пикник, в то время как меня ожидает домашнее задание по Эдгару Аллану По. Я закусила щеку и подумала: может ли все быть еще хуже, чем есть сейчас?

Опять зазвонил телефон, и я прослушала оставленное сообщение. Это была Марла. Похороны Филипа Миллера завтра в два часа дня.

Чудесным образом я все-таки закончила готовить и накрыла стол на террасе. Изгнав печальные мысли о похоронах Филипа, отправилась в гараж, где рядом с походным снаряжением я отыскала небольшие садовые ножницы. Недолго думая, я принесла в жертву едва распустившиеся цветы, которые генерал Бо и Джулиан посадили в свежеразровненную почву, чтобы скрыть следы взрыва. Молодая поросль покорилась безмолвно, и все ради ленча с Сумасбродкой Расмуссен. Позже под конвоем генерала и Адели прибыл мой фургончик.

Мой фургончик! Уверена, он был рад меня видеть так же, как и я его. Даже решетка радиатора улыбалась мне во весь свой железный рот. Я запрыгнула внутрь, проверила тросы, которые должны удерживать еду на полках, залезла в бардачок, удостовериться, что моя аптечка все еще на месте. Бинты, солнцезащитное средство, инструкция по применению метода Геймлиха (на случай, если кто-то подавится) и даже моя маленькая бутылочка с настойкой рвотного корня были на месте (если вдруг, не дай бог, кто-то съест то, что ему нельзя).

Пока я ехала на ранчо Рамслингера, старалась рассуждать позитивно. Совершенно точно, мне повезло с этим барбекю. Джордж Рамслингер был звездой кантри-музыки. Переехав в Аспен-Мидоу, он потратил сотни тысяч долларов на устройство своей скотоводческой фермы. Рабочие любили его не только за щедрую оплату их труда, но также за вечеринки с хорошей американской едой и сердечными песнями в его исполнении. Они усердно опустошали бочонок пива «Курс», разгребали горы зажаренной курицы и свиных ребрышек, корзинки с булочками и миски с салатами, не забывая, конечно, про потрясающие шоколадные пирожные «Скаут». А гвоздем программы стал перепетый Рамслингером хит «Я просто жертва на дороге любви».

Предводитель ковбоев заплатил наличными и оставил мне чаевые в пятьдесят долларов. Ему было так хорошо, что он даже поболтал со мной: спросил, какая из благотворительных организаций моя любимая. Пытаясь убить двух зайцев, я упомянула проект по постройке бассейна в школе Элк-Парк и заметила, что их специальная наклейка участника смотрелась бы просто восхитительно на заднем стекле его пикапа.

— Не слишком ли шикарная школа для сына повара? — сказал он.

Я убрала деньги в кошелек, застегнула молнию и промолчала. В конце концов, если он захочет получить наклейку, может и сам ее достать.

Во вторник меня разбудила печальная песня черноголовой синицы. Это было утро дня, на который были назначены похороны Филипа. Адель дала мне выходной: я не должна была сегодня ни отвечать на звонки, ни готовить. Так здорово было быть свободной. Во вчерашнем сообщении Марлы говорилось, что мы собираемся у Элизабет. Когда я приехала, сестра Филипа намекнула, что нам надо бы встретиться и куда-нибудь вместе сходить. Я кивнула. Затем мы отправились в Епископальную церковь. Даже новоявленная хипповщица Элизабет, наблюдая похороны собственного брата, казалось, снова обратилась в веру, которую исповедовала еще ребенком.

«В твои руки, Господи, передаем усопшего брата нашего Филипа».

Марла пожала мне руку. Вокруг была прорва народу — все завсегдатаи загородного клуба. Пришли и Фаркуары, и Джулиан, Сисси с красными глазами, Визи Харрингтон и Брайан Харрингтон, у которого во время мессы то и дело пиликал пейджер.

«Не дай смерти отвратить нас от лика Твоего в последний наш час…»

Элизабет Миллер уговорила священника позволить друзьям Филипа произнести короткую речь о том, как полезен он был обществу. Многие зависели от него: пациенты, друзья, сподвижники Общества Одюбона и организации «Защитим наши горы». Когда они рассказывали о нем всякие забавные случаи, слышались приглушенные всхлипывания. Было спокойно. И что было особенно замечательно, не было никаких рассуждений на тему того, как странно погиб Филип.

«Пусть вера станет нашим утешением, а жизнь наша будет полна надежды…»

Я чувствовала присутствие Филипа. Может быть, он парил где-то над нами, не знаю. Я подумала: «Ты сказал мне что-то, что могло бы объяснить мне произошедшее тем утром?»

Ответа не было.

После того, как мы собрались помянуть Филипа в доме Элизабет, я вернулась к Фаркуарам и долго принимала ванну. Арч сообщил, что будет учиться нырять в бассейне, а потом репетировать фокусы. Я спросила его про домашнее задание, и он ответил, что не может его выполнить до тех пор, пока я не прочитаю По, и в свою очередь поинтересовался, не дам ли я ему денег на новый костюм. В ответ он услышал мое угрюмое «нет». Выбравшись из ванной, я залегла в кровать с томиком Эдгара По. Я была на пике усталости, поэтому прочитать больше страницы или двух не рассчитывала. Это я тоже сказала Арчу.

Однако прогнозы не оправдались. Постепенно утихли всплески воды и копошение Арча в бассейне. Проскрипел дощатый пол со стороны его комнаты, он лег спать. А я все еще не могла оторваться от книги. Весь дом затих, и где-то в отдаленном уголке своего сознания я услышала сердце-обличителя, которое страстно билось в желании, чтобы его отыскали. Оно билось и билось…

— А? — неожиданно вскрикнула я: мне послышался всплеск.

Окна были закрыты — воздух ночью был холоден. Медленно я приоткрыла восточное окно и прислушалась — никаких движений в воде. Залаяла собака соседей, но вскоре резко умолкла. Свет возле бассейна был уже весь погашен, и я совершенно ничего не видела, всматриваясь в темноту. Мне казалось, я слышу шепот.

— Кто там? — позвала я, дрожа всем телом.

Но кругом было тихо.

Суп со шпинатом «Голдилокс»

5 столовых ложек растопленного сливочного масла

100 г свежих грибов (вымытых, высушенных, очищенных и нарезанных)

1 лук-порей (нарезанный)

5 столовых ложек муки

2 стакана куриного бульона

2 стакана молока

1/2 чайной ложки соли

черный перец (желательно свежемолотый)

молотый мускатный орех

100 г крем-сыра (нарезанного кубиками)

1 стакан тертого швейцарского сыра

30 г свежего шпината (вымытого и нарезанного)

В большом сотейнике растопить сливочное масло, добавить грибы и лук, тушить, пока они не размякнут. Всыпать муку и тушить, помешивая, еще две минуты до готовности муки. Затем последовательно влить куриный бульон и молоко. Постоянно помешивать суп, пока он не начнет густеть. Посолить (по вкусу), поперчить, добавить мускатный орех (необязательно), крем-сыр и тертый сыр. Помешивать, пока сыр не расплавится. Положить в суп шпинат. Довести до кипения и снова аккуратно перемешать. Супу необходимо дать отстояться. Подавать горячим.

Из этого объема продуктов получается 4–6 порций.

 

ГЛАВА 14

После Джона Ричарда я стала настоящей трусихой. Ни за что на свете не вышла бы сейчас на улицу. Глупо: как можно называть все эти сигнализации системой безопасности, если ты не чувствуешь себя в безопасности? Датчики движения по периметру сработают, если кто-то пересечет границу владений. Я прокралась обратно к постели и потушила свет.

Утром я отключила сигнализацию и вышла осмотреться и позвать кота Скаута. На ветру шевелились светло-зеленые листочки ясеней, как будто похлопывали сотни крошечных ладошек. Но это не было похоже на всплеск воды.

У меня было такое чувство, будто за мной следят. Вокруг не наблюдалось ничего подозрительного. Никаких следов кого-то или чего-то, что могло быть возле бассейна после того, как Арч зашел в дом. Глазами я нашла Скаута. Он сидел очень тихо, наблюдая за мной из-за французских дверей патио.

— От тебя никакого толку, — сказала я ему.

Кот укоризненно посмотрел на меня своими бледными кошачьими глазами. Скаут все еще продолжал бояться собак, с которыми ему довелось иметь дело за недолгий период бродяжничества. Он точно не мог быть причиной ночной возни.

«Выходить на улицу — это такой риск! — отвечала его безмятежная морда. — Там слишком опасно».

Адель радостно объявила о пикнике Общества Одюбона. В среду и четверг я полностью закончила меню и заказала все необходимые продукты для этого события, а также для годовщины свадьбы Фаркуаров четырнадцатого числа. Пустоту, образовавшуюся во мне с уходом Филипа, нужно было заполнить работой. Горе утихнет, только если постоянно быть чем-то занятой.

Бо и Адель тоже много хлопотали — все эти звонки, собрания комитета, покупка и высадка садовых цветов… Генерал был одним из тех редких мужчин, кто обожает шопинг. В четверг во второй половине дня он удивил меня тем, что принес пакет свежего филе морского языка и спросил, могу ли я что-нибудь из него приготовить на ужин. Затем долго рассказывал мне, как стал епископалом после женитьбы на Адели. Однако стать бывшим католиком невозможно, поэтому он спросил, не можем ли мы начать готовить по пятницам рыбу. На случай, если Второй Ватиканский сбор ошибался в своих суждениях.

Я очень серьезно заметила, что все мы едим по каким-то причинам и что причины эти разнятся. Так что рыба вообще не проблема.

В пятницу я проснулась с тяжестью на душе. Это не был день похорон (самый трудный), и даже не следующий за ними, и даже не второй после них. Я сделала свои упражнения, отключила систему безопасности и пошла на кухню. И все же в первые дни отчетливо вспоминается церковная похоронная месса, поминки, разговоры с друзьями об умершем. А еще через пару дней накрывает ощущение реальности утраты. Его больше нет. И никогда не будет.

Я начала готовить на вечер рыбу, выбрав рецепт Джулии Чайлд. Адель и генерал отрешились от всех своих дел и отправились на день в Вэйл. Со стороны бассейна слышались ритмичные гребки Джулиана.

Отварив филе и приготовив соус (осталось только положить масло), я поставила все охлаждаться. Оглядев кухню, подумала, что бы еще сделать. Было слишком рано, чтобы готовить домашним завтрак.

Налила двойной эспрессо, набрала Шульца. Но его на месте не оказалось, и я оставила сообщение. Я ни о чем не думала, ничего нового не узнала, но я по нему скучала. Отпила кофе — «Лавацца», мой любимый. Генерал купил его для меня, вместе с морским языком. Однако кофеин не возымел надо мной оживляющего эффекта. Сердце словно было зажато в тиски. Позвонила Марле:

— Хочешь пообедать вместе?

— Ушам своим не верю! В такую-то рань!

Договорились встретиться в кафе, недалеко от офиса Филипа. В конце концов, когда-то все равно придется бывать в той части города. Как только я повесила трубку, перезвонил Шульц.

— Быстро ты!

— Ты в хорошем настроении или в плохом?

— В хорошем, конечно. А почему спрашиваешь?

— Значит, ты еще не читала газету. Погоди, я возьму ее.

Я совсем забыла!

— Нет, не читай! — резко вскинулась я.

Он шумно выдохнул, сочувствуя мне, полагаю.

— Я не буду тебе ее читать, мисс Голди, риск того, что ты снесешь мне голову, слишком велик. — Его голос звучал словно бы в отдалении. — Почему бы тебе с Арчем не заглянуть ко мне сегодня вечером, поедим на воздухе.

Я согласилась. Конечно, я люблю морской язык, но не так чтоб уж очень.

— Да, с удовольствием придем.

— Знаю, что ты чувствуешь себя неважно… из-за того погибшего парня, с которым ты встречалась.

— Мне надо просто перестать думать об этой аварии. Мы с Филипом встречались всего один месяц. И это не было серьезно… — Совершенно не думая, я добавила: — Возможно, я вообразила себе нечто большее, чем было на самом деле.

Шульц помолчал.

— Ну, похоже, мне надо поговорить с тобой о нашем друге докторе Миллере.

— Говори.

— Только между нами, как ты понимаешь. Ты была его подругой.

— Я уже сказала все, что знаю. А теперь начинаю думать, что на самом деле вообще ничего не знала о нем. А в чем вопрос?

— Мы нашли кое-что в его чемоданчике. Сначала думали, что это наркотики, и отправили на экспертизу.

— И?

— Ты когда-нибудь слышала о кантаридине?

— Еще бы! Шпанская мушка. Мертвее не бывает. При вскрытии что-нибудь обнаружили?

— Нет, и в этом вся странность. У тебя нет идей, зачем он носил ее с собой?

Всего на какую-то долю секунды мне показалось, что на линии есть кто-то еще. Казалось, в трубку кто-то дышал. Внутри у меня все похолодело. Три ночи тому назад эти странные звуки, а теперь кто-то подслушивает мои разговоры! Это научит меня правильно воспринимать Эдгара Аллана По.

— Совершенно никаких странностей, но поговорим об этом при встрече, — ответила я, пытаясь голосом дать ему понять, что мне надо срочно повесить трубку.

— Прежде чем ты побежишь дальше, тебе, возможно, будет интересно узнать, что теперь, когда мы нашли это вещество, руководство дало указание рассматривать его смерть как подозрительную.

Я молчала. Так слышала я что-либо в трубке, кроме голоса Шульца, или нет?

— Сейчас я не могу больше разговаривать, — быстро пробормотала я. — С нетерпением жду вечера.

Я еще немного послушала, после того как Шульц отключился. Возможно, кто-то аккуратно повесил трубку. Сложно сказать, но мне так казалось. Что же сказал мне Филип, когда мы с ним говорили в последний раз? «Не по телефону».

Просто здорово.

Домочадцы разъехались — кто в школу, кто в Вэйл. Я быстро покрошила орехи, влила взбитые сливки в крем-сыр, выложила на корж и сверху рядами уложила клубнику. Зашлифовала дырочки свежим клубничным пюре — и вот клубничный пирог для Тома Шульца готов! Убравшись на кухне, я отправилась на встречу с Марлой. По пути я заметила, что Арч забыл сделать кое-что по дому: откатить мусорный бачок к воротам. Жаль, что он не может применить свои магические способности к домашним обязанностям.

Кафе «Аспен-Мидоу» пыталось привнести в нашу провинциальность немного континентальной кухни. Изначально там располагался офис по продаже недвижимости, который закрылся в 1985 году из-за кризиса. Ходили слухи, что место перестроят на манер французского бистро. Ожидая Марлу, я ощупала свой кошелек, набитый деньгами от барбекю. Было невероятно приятно ощущать его тяжесть в руке. Большое окно кафе манило скорее оказаться за столиком. Полки с корзинками, наполненными разнообразным хлебом, заполняли пространство стеклянной витрины: плетенки, круглые булки с маком и кунжутом, багеты, кексы с орехами и большие батоны цельнозернового хлеба лежали все вперемешку. В углу на стекле прилеплена наклейка школы Элк-Парк — «Построим бассейн вместе!»

Я приоткрыла входную дверь. Над головой приветливо звякнул колокольчик. В воздухе витали запахи жареной курицы и свежеиспеченных пирожных. Над стеклянной витриной с вкусностями, которые можно было купить и взять с собой, висела черная доска. На ней мелом было расписано специальное предложение на день: пирог с красным луком и базиликом, курица на гриле и креветки с грибами. Рядом с витриной слева расставлены столики. Я прошлась туда и обратно: ни за одним из столов Марлы не оказалось, зато на каждом была белая скатерть и стояла вазочка со свежими маргаритками. Было время ленча, весьма оживленно. По залу сновали официантки. Одна из них мне шепнула, что через секунду поможет мне сделать заказ, и извинилась, что сегодня у них маловато рабочих рук. Я медленно вернулась к витрине у кассы и снова обратилась к специальному предложению на доске. Я выбрала пирог. Но тут кто-то сильно толкнул меня в спину.

Я не видела кто. Представьте: я упала грудью на витрину с выпечкой, перегнувшись почти пополам. Под моей тяжестью витрина треснула — на торты и пироги полетели осколки. Я тоже была в битом стекле. Ударившись головой о металлическую часть хлебной полки, я пыталась схватиться руками за корзинки, батоны, хоть что-нибудь, лишь бы не грохнуться на плиточный пол. Но нападавший снова пошел в атаку: на этот раз я отлетела на маленький мраморный столик. Он упал на пол и раскололся. Резкая боль охватила все мое тело. Я ничего не видела, только слышала собственный крик. Внезапно прямо возле уха я услышала хрипловатый голос. Он произнес:

— Позволь Филипу Миллеру покоиться с миром.

И затем резкий звук колокольчика над входной дверью, которую преступник рванул, чтоб успеть скрыться.

Я стала очищать хлебные крошки с волос и одежды. В голове шумело. Грудь и спина ныли.

— Ой! Ой! — Где-то надо мной и как бы издалека послышался голос Марлы. — Что тут случилось?

Чьи-то руки обхватили меня и подняли на ноги. Я открыла глаза и подумала, что вижу звезды. Но это был всего лишь брючный костюм, украшенный галактическим принтом — Марла явилась мне в летней звездной плеяде. Рядом с ней топтались официантка и повар. Все трое уставились на меня. Посыпались вопросы: что случилось? нужен ли доктор? На последний вопрос я даже засмеялась, что лишь усилило боль. По разодранной руке текла кровь, и было такое чувство, что мне проломили грудную клетку. В остальном (к счастью или несчастью) — одни синяки. Я пыталась вздохнуть, но в груди что-то мешало.

Пока Марла ходила смочить полотенце, чтобы приложить к порезу, я рассказала случайным свидетелям, что меня дважды толкнули. Кто-нибудь видел его? На лицах присутствующих отразилось искреннее удивление. Официантка сказала, что видела, как кто-то поспешно вышел, но подумала, что я просто потеряла равновесие, пытаясь освободить ему дорогу. Самое точное описание, какое мне удалось получить: темные длинные волосы (это мог быть парик), черная рубашка и брюки. Но посетительница не могла даже сказать, был ли это мужчина или женщина. Рост? Не очень высокий.

— Может быть, позвонить твоему дружку-копу? — предложила Марла.

— Позже, — замотала я головой. — В любом случае, без четкого описания, номера машины или хоть какого-нибудь отличительного признака это будет лишь запись в блокноте.

— Все еще хочешь здесь пообедать? — тихим голосом спросила Марла.

— Дай мне минутку собраться с мыслями.

Двое с кухни убирали разбросанный хлеб и мраморные развалины. Повсюду были осколки стекла. Я обмотала руку полотенцем. Посетители, выходя из кафе, таращились на меня, и Марла заметила, что своим промедлением я только подогреваю интерес публики. Я ответила, что если она поможет мне добраться до обеденной зоны, мы сможем, в конце концов, сесть.

— Я так надеялась не попасть в толпу сбежавших с родео ребят, — пробубнила она, осторожно усаживая меня на стул.

Моя старинная добрейшая подруга! Гораздо приятнее было улыбаться ее жалобам, чем думать о своей боли. Когда Марла приехала из Коннектикута, ей сложно было привыкнуть к мужской толпе, которую она встречала каждый божий день, в каждом чертовом кафе. Были ли они банкирами, агентами по продаже недвижимости или инженерами, все сплошь и рядом щеголяли в высоких ковбойских шляпах, кожаных сапогах, куртках с бахромой и украшениях из бирюзы. Сегодняшний день не был исключением, хотя я и не могла взять в толк, каким образом шмотки в стиле вестерн сочетались с бельгийским цикорным салатом.

— Ты уверена, что с тобой в порядке? — снова уточнила подруга, а когда я кивнула, продолжила: — Похоже, нам стоит возобновить встречи нашего общества анонимных любвиголиков.

В обществе этом было все, как и у анонимных алкоголиков, только его членами были те, кто пристрастился к любовным отношениям и любовным романам. К сожалению, на данный момент единственными его членами были мы с Марлой, но в любом случае каждый разговор с ней подспудно или открытым образом всегда был связан с нашими сердечными проблемами.

— Зачем? — спросила я.

— Потомушшшто! — шикнула она. — Я понятия не имею, что творится в твоей жизни, а потом вдруг ррраз! — и происходит такая вот ерунда.

— Я обязательно сообщу тебе время и место следующего нападения.

Слова она пропустила мимо ушей, но посмотрела на меня озабоченно:

— А Джерк не досаждал тебе в последнее время?

И я рассказала ей про метание горшков с цветами и как вовремя тогда подошел генерал Бо.

— Думаешь, сейчас это Джерк? — тихо спросила она.

— Трудно сказать. Обычно на публике он ведет себя благопристойно. К тому же я понятия не имею, чем могла вывести его из себя.

Неожиданно я почувствовала легкое головокружение — наверное, нападение спровоцировало выброс адреналина в кровь. Интересно, а я когда-нибудь вообще знала, из-за чего бесится Джерк?

Марла отломила большой кусок французского хлеба, который лежал в корзинке на нашем столе, и щедро намазала его маслом. Подала мне, и я взяла, хотя есть еще не была готова.

— Должна сказать, — продолжала Марла, жуя, — то есть, если ты не против, чтобы мы говорили об этом… Когда я услышала, что Филипа, возможно, убили, то сразу начала подозревать нашего бывшего…

Меня бросило в пот:

— Ты шутишь.

— Нет. Я звонила Джерку в офис утром в понедельник (ответил секретарь), назвалась именем одной из его клиенток и сказала, что потеряла свою записную книжку и мне необходимо вспомнить, когда я приходила к нему на прием. Может быть, утром в пятницу? Она ответила, что такого быть не могло: доктор был в больнице по вызову в восемь утра. — Она выдержала паузу. — Затем я позвонила одной знакомой медсестре в больницу и подтвердила свои предположения…

Я откусила кусок намазанного маслом багета. Он был теплый и чуть влажный, должно быть, его вынули из печи не более двадцати минут назад. Из масла выглядывали кусочки свежего порубленного базилика. Еда заставляет отступить всякую боль.

— Почему ты думаешь, что Джону Ричарду было дело до Филипа?

— О, прошу тебя! — Она приподняла брови. — Ты не можешь быть настолько наивной.

— Ревность? Но с чего бы ему ревновать? Мы развелись четыре года назад.

Марла намазывала мягкое масло с травами на новый кусок багета.

— А подумай. Ты ведь начала встречаться с Миллером. А Джерк принялся разъезжать под твоими окнами, названивать, по-всякому приставать. Это ревность, говорю тебе!

— Дамы, вы готовы сделать заказ? — произнесла официантка над нашими головами, та, которая помогла мне подняться. — Или вам требуется еще немного времени? Ужасно, что такое произошло. Просто не верится…

Пока она щебетала над нами, подошел также менеджер, хотел удостовериться, что все в порядке. Тоном, который я не хотела рассматривать как обвинительный, он объявил, что ребята уже заканчивают ликвидировать беспорядок что я натворила. Мы быстренько заказали пирог, зелень с винегретом и кофе.

Когда кофе прибыл, я все еще прокручивала в голове слова Марлы. На вкус кофе был попросту грязь. Дождавшись ухода официантки, я доверительно заметила:

— С Томом Шульцем я встречалась четыре месяца.

Марла отмахнулась от этого комментария обеими руками:

— Умоляю, Джерку не может угрожать коп, который выглядит так, слово только что вышел из леса: в камуфляжном костюме, с мощной винтовкой в одной руке и упаковкой пива в другой. А вот роскошный парень, профи в своем деле, богатый психотерапевт — это совсем другое дело.

Она подала знак официантке.

— Никогда не думала, что из-за свиданий мне придется установить в доме систему безопасности, которая стоит бешеных денег, — ответила я.

Подошла официантка.

— Дорогуша, — сказала ей Марла. — В вашем заведении кто-то только что напал на мою подругу. Думаю, ей нужен кофе получше, чем этот. Его сварили из лежалых зерен? Сделай нам, пожалуйста, одолжение, свари свежий. Очень просим.

В довершение просьбы она натянула на лицо улыбку, которая уже никого не могла одурачить.

— Мы подаем стопроцентный колумбийский кофе, — засопела официантка.

— Неужели? — округлила глаза Марла. — Но ни я, ни моя подруга не можем его пить. Так что либо сделай новый, либо принеси чай. На свой выбор.

— Простите, — сказала девушка, хотя в ее голосе не звучало ни капли сожаления. — Какой-то кошмар творится. Когда на вас… напали, посетители вон за тем столом, — она показала рукой, — кинули нас на двадцать два доллара. Их вычтут из моей зарплаты.

Прежде чем мы успели что-либо ответить, она удалилась.

— Бедная девушка. Не будь к ней слишком строга, Марла.

— Обещаю. Надеюсь, тот тупица критик заглянет в эту дыру.

— Ты напомнила мне…

— Потом. Нечего там читать. Сначала поешь.

— Замечательно. Пусть мне станет плохо на полный желудок.

Марла прищелкнула языком.

— До того, как нас прервали, да еще и таким отвратительным кофе, мы собирались устроить мини-собрание нашего общества анонимных любвиголиков и поговорить об отношениях.

— Помимо напряженной дружбы с Томом Шульцем, на данный момент у меня нет никаких отношений.

— Но были.

Подали салаты. Я подумала о Филипе, о воздушных шариках и шоколаде, о том, как приветливо он мне улыбался. Вспомнила, как каждое утро сидела на террасе своего старого дома. «Кто-то любит меня». Потом вспомнила о слухах по поводу Филипа и Визи Харрингтон.

— Я переживала за него. И думала, что он переживает за меня.

— Но ты не была в этом уверена. — Я ничего не ответила, и Марла продолжала, приступив к салату: — Хотя на что-то надеялась. Ты, Филип и Арч ходили куда-нибудь втроем? В поход там, в кино?

Я почувствовала прилив стыда. Меня обличали.

— На меня только что совершили нападение! Ради бога! — бросила я, но замолчала. — Нет, мы никуда не ходили втроем. Филип обычно говорил что-то вроде «мне нравится, что ты только моя». И кроме того, мы были вместе всего один месяц. Мне казалось, ему хотелось знать обо мне все. Я просто надеялась, что…

Марла наклонилась ко мне через стол и взяла мою ладонь в свои ласковые руки.

— Надеялась на большее, чем было на самом деле? Забудь об этом, Голди. Лучше даже переключись на копа.

Я отняла руку:

— Может, сменим тему?

— Расскажи мне, как ты ладишь с моей сестрой?

Я посмотрела на Марлу, мою лучшую подругу. Ее расспросы меня совсем не раздражали. Я знала, они не праздные. Но за годы, проведенные с жестоким мужем, я развила в себе умение отклонять нежелательные вопросы. Особенно, если они касались мужчин.

— Вы уживаетесь с ней? — переспросила Марла.

— Вполне.

— А с генералом?

— Тоже. Он эксцентричный, но милый.

— Я не понимаю, чем они так притягивают людей, — покачала головой Марла. — Хотя, конечно, я не знаю их обоих достаточно хорошо, чтобы судить.

— Не знаешь собственную сестру?

Тут поспел пирог с красным луком. Яркий запах базилика преобладал. Неожиданно мне вспомнилось, что из-за высокой концентрации эфирных масел базилик тоже получил звание афродизиака. Марла промямлила официантке свое «извините» (за невкусный кофе и общую суматоху), та приняла ее слова сдержанным кивком и водрузила на столик чайничек с чаем.

— Взять хотя бы эту ее больную спину, к примеру, — продолжила подруга, втыкая вилку в горячий пирог. В ее голосе зазвучала озлобленность: — Пятидесятилетние не ходят с палочкой.

— Чепуха! Все могут ходить, если придется.

— Я полагаю, это все из-за сдерживаемых эмоций. — Она помахала в воздухе вилкой.

— А это что значит? Психологическое объяснение заболевания? Все — перерыв.

Снова появилась официантка, хотела узнать, не требуется ли нам что-то еще. И Марла заказала два бокала шабли. Не знаю, о чем она хотела со мной поговорить, но ей явно для этого нужно было вино (психологическое объяснение алкоголизма). Она не раскрыла более рта до момента появления на нашем столе бокалов.

— Когда мы были маленькими, мы с Аделью были очень близки, — начала она после нескольких глотков. — Ну, конечно, мы и дрались, как и положено, и она была много старше меня. Но мы заботились друг о друге и переживали одна за другую, так что, когда она поступила в колледж, было просто море слез, прощальных объятий, а потом ежедневных писем. Как-то вот так…

— А когда выросли?

Она повела плечом:

— Каждый пошел своей дорогой. Ее первый муж был доктор. — Она коротко засмеялась. — Паршивая овца в семье.

— Развелись?

Марла отпила еще и покачала головой:

— Он умер. На коктейле у него случился обширный сердечный приступ. В одну секунду доктор Маркус Кили беседует со своей обворожительной женушкой Аделью, в другую — умирает у нее на руках.

— Господи Боже! Сколько ей тогда было?

В ответ Марла поджала губы:

— Девятнадцать лет назад… ей был тридцать один год.

— А ему?

— Под сорок. Наследственное сердечно-сосудистое заболевание. Повышенное кровяное давление. Что-то серьезное.

К моему удивлению, на ее глазах выступили слезы.

— Я думала, ты не знала его.

Она отпила еще и опять замотала головой:

— Нет.

— Тогда почему ты плачешь?

Она поставила бокал на стол и наклонилась ближе:

— Голди, если б у тебя была сестра, с которой ты выросла, и если б ты плакала каждый раз, когда вас разлучали, которой ты рассказывала все, даже как впервые поцеловалась с мальчиком, не думаешь ли ты, что случись с ней такое вот горе, сестре понадобилась бы твоя поддержка?

— А ей не понадобилась?

Марла зашмыгала носом и аккуратно промокнула глаза салфеткой:

— Она приехала, только чтоб навестить родителей, когда те вышли на пенсию. Доктор оставил ей кучу денег. Тратя их, она мирилась со своим горем. Она купила дом в Сан-Вэйли и кондоминиум в Аспене. Наверное, он влетел ей в крупную сумму. Думаю, ей надо продать его. В Аспене все катаются на лыжах, а она ходит с тростью.

Я кивнула. Хотя обычно все происходит как раз наоборот. Чтобы начать ходить с тростью, надо сначала в Аспене покататься на лыжах.

— Она провела со мной какое-то время. Даже купила тут землю, где теперь стоит их дом. Думаешь, она хоть раз поговорила со мной о своих переживаниях?

— Ну, — произнесла я медленно, — может быть, она перестала быть такой откровенной с тех пор, как ты выросла.

— Я хотела помочь ей… — Глаза Марлы снова покраснели и заслезились.

Мне вдруг вспомнилось осуждение в глазах Адели, когда в прошлую пятницу сестра неожиданно появилась у нее в доме. Марле было стыдно, она опускала голову, безмолвно принимая это осуждение. Казалось, Марла боялась, что стройная, одетая с иголочки старшая сестра увидела ее такой: рассеянной, непричесанной и легкомысленной.

— Адели не нравится, когда кто-то ей помогает, даже Бо, — ответила я. — Ну разве что для какой-то высшей цели, например, для благотворительности. Думаю, она не хочет казаться зависимой от кого бы то ни было.

— Это не то же самое.

— Ты просто хочешь, чтобы она любила тебя.

— Не говори так! — Марла зажмурила глаза, раздувая ноздри.

Так мы закончили наш ленч. Трудный разговор был окончен. Наша официантка принесла лимонный мусс, за счет заведения, чтобы загладить неприятность с кофе. Марла настояла на том, чтобы самой оплатить счет. Когда мы уже выходили, я сказала ей, что оставила кое-что на столе. Я подошла к официантке и дала ей двадцать два доллара чаевых.

Клубничный пирог

Основа:

150 г растопленного сливочного масла

1,5 стакана муки

1 столовая ложка сахарной пудры

3/4 стакана порубленных орехов пекан

Верхушка:

1 кг нарезанной клубники

1/2 стакана воды

1 стакан сахара

3 столовые ложки кукурузного крахмала

Начинка:

1 1/4 стакана взбитых сливок

100 г крем-сыра, размягченного

3/4 чайной ложки ванильного порошка

1/2 стакана сахарной пудры

Разогреть духовку до 190°. Чтобы тесто получилось хрустящим, смешайте масло с мукой, сахарной пудрой и орехом пекан. Выложить массу на смазанную сливочным маслом форму для выпекания. Выпекать 25 минут (тесто должно стать светло-коричневым). Дать блюду полностью остыть.

Начинайте делать верхушку. Разомните клубнику (ее должно быть столько, чтобы уместилась в 1 стакан). Отрезанные верхушки клубники отложите в сторону, но не выбрасывайте. Выложите клубничное пюре в сотейник и добавьте воды. Смешайте сахар и кукурузный крахмал, всыпьте смесь в клубничное пюре. Доведите смесь до кипения, периодически перемешивая. Смесь должна кипеть около минуты, пока не начнет густеть. Поставьте охлаждаться.

Для начинки взбейте сливки до образования густой пены. В отдельной посуде взбейте крем-сыр вместе с ванилью и сахарной пудрой. Аккуратно влейте взбитые сливки в крем-сыр. Полученную начинку равномерно распределите на остывшем корже. Охладите.

Поверх начинки выложите половинки клубники, отрезанной стороной вниз (или целиковые ягоды, если хотите), плотно друг к другу. Когда клубничное пюре остынет, можно аккуратно выложить его ложкой на пирог между ягодами. Начинка не должна проглядывать сквозь клубнику. Когда все щели закрыты, не выливайте остатки клубничного пюре на пирог, они будут стекать по бокам. Его можно использовать на тост или кекс.

Из этого объема продуктов получается 8-10 порций.

 

ГЛАВА 15

Марла хотела, чтобы я оставила фургончик возле кафе, и объявила, что сама отвезет меня домой. Но я вежливо отказалась. Помимо ненависти к ковбоям, Марла испытывала неприязнь также к летнему наплыву туристов в нашем городке. Если бы вы оказались с ней на горной дороге позади какой-нибудь плетущейся на скорости двадцать километров в час машины из Канзаса, Техаса или Небраски, то увидели бы, как она опускает окно своего «ягуара» и вопит: «Признайтесь! Вы потерялись!»

И все же она поехала вслед за мной к Фаркуарам, опасаясь, что я не смогу нормально вести машину. И правда, задача была не из легких. Мало того, что рука болела, так еще и затекала из-за бинта. Но я стиснула зубы и терпела. В гараже я увидела разбитый «форд» Адели, и в груди у меня что-то щелкнуло. Я предложила Марле зайти, но та отказалась:

— Адель и Бо ни разу не пригласили меня с момента своего переезда сюда. Не хочу быть незваной гостьей. Однако если в следующий раз твоя соседка опять устроит ужин с афродизиаками, почему бы тебе не захватить и меня? Приведу с собой какого-нибудь парня. Поверь, Голди, я сделаю так, что еда сработает.

— Как ты узнала об ужине?

Она сердито надула щеки:

— Держу пари, теперь знает весь город.

Марла неохотно залезла рукой в свою просторную сумку, пошарила, извлекла из нее свежий номер «Маунтен джорнал» и с суровым видом протянула мне:

— Только не делай резких движений.

Развернув «ягуар», она укатила. Я засунула газету под мышку и поспешила к дому, мне срочно нужен был аспирин и новый бинт. Вино не заглушило боли. Ушибленные места распухли. Вдруг что-то привлекло мое внимание. Боковая дверь гаража, где располагался чулан, была приоткрыта. На первый взгляд — ничего особенного. Там кто-то был, или дверь просто забыли плотно закрыть.

Я зашла в гараж, стараясь произвести побольше шуму. Всматриваясь в темный угол чулана, я увидела там генерала. Он оглядывал ряды оружия над огромным столом. Я постучала, чтобы обратить на себя внимание. В ответ генерал кивнул.

— Не говори мне, что этот ублюдок опять… — начал он, глядя, как я придерживаю больную руку.

— Нет, нет. Это не он. Хотя наверняка я не знаю.

— Что случилось?

— Пожалуй, несчастный случай.

— Еще один?

Пришлось рассказать ему, что кто-то напал на меня в кафе, однако о последних словах нападавшего я умолчала.

— Все будет в порядке. Кафе пострадало больше, чем я. Что вы тут делаете? — спросила я, указывая на оружие.

— Полирую, — ответил Бо. — После этих цветов и шопинга в Вэйле мне захотелось заняться чем-то конструктивным.

Я не понимала, что конструктивного может быть в полировке оружия, но возражать не стала.

— Можно присесть? — спросила я робко. — Или меня засечет датчик движения?

— Они отключены, — заверил генерал и перестал смотреть в мою сторону. В помещении без окон глаза его казались темнее. Неоновая прямоугольная лампа на потолке освещала картонные коробки, подпирающие цементную стену. Там были знаки с перечеркнутыми сигаретой, огнем, спичками и еще постер национальной ружейной ассоциации. На дальней стене висел старинный оружейный шкаф со стеклянной дверцей — настоящее произведение искусства (должно быть, красное дерево). Но шкаф противоречил традиционному интерьеру, какой предпочитала Адель. Так что ему, бедному, приходилось скрываться в чулане. Я огляделась: куда бы присесть? Подошел генерал и помог мне устроиться на довольно крепком деревянном ящике.

— Из каких стран вы привезли все это?

— Отовсюду. Это часть моих исследований. Не волнуйся, это вот не заряжено. Автомат Калашникова, сорок седьмого года. Китайцы сделали. Любимое оружие террористов. Здесь его стало невозможно достать, привез из Марокко.

— Зачем?

Генерал сдвинул брови:

— Я — один из немногих в этой стране, кто сознает опасность, с которой нам приходится иметь дело. Нужно продолжать исследовать этот вопрос, может быть, однажды люди начнут меня слушать.

«Вместо того чтобы относиться как к изгою», — подумала я, а вслух спросила:

— Но зачем пересекать весь земной шар в поисках оружия? Ведь это не рецепты или мебель, допустим. Оружие нельзя обменять или отнести на рынок.

Он отвечал очень терпеливо, слово я была несмышленым ребенком:

— Мир, в котором мы живем, очень опасен, Голди. Объясняю на случай, если после общения со своим мужем ты еще не поняла этого. — И твердо добавил: — Он из тех, с кем хочется быть настороже.

— С бывшим мужем…

— Вот, например, Адель, — продолжил генерал, словно не слышал моего замечания. — Я полюбил ее и был полон решимости заполучить во что бы то ни стало. Мне казалось, в Вашингтоне нас будут ценить. Но они не ценили. Поэтому я построил дом здесь и организовал этот склад. Своими исследованиями я несу людям правду.

Я подавила в себе желание спросить, какую именно. Более чем уверена: у нас с генералом совершенно разные взгляды на мир. И все же он мне нравился. Пусть он эксцентричен, зато у него сердце на правильном месте. Не знаю, в каком месте находится его ум. В любом случае мне сейчас не до политических дискуссий. Я попросту кивнула и огляделась. Из-за приоткрытой двери лился яркий свет, и рассмотреть что-то в помещении с неоновыми лампами было довольно сложно. Какие-то штампы на ящиках, над дверью — множество напоминаний о том, что необходимо запираться.

— А! Генерал Бо, — начала я. А как еще мне было его называть? Собственно, мы никогда не проясняли этот вопрос. — Я хотела поговорить с вами о Джулиане…

Не переставая чистить автомат, он покосился:

— А что с ним?

Я поняла, что жалуюсь. Но, может быть, он поможет мне прозреть. Они с Джулианом казались такими отличными друзьями.

— Расскажите мне о нем, — попросила я. Меня беспокоила не только враждебность Джулиана, но и то, что на вечеринке в субботу он явно чувствовал себя дискомфортно. И еще потому, что на меня напали. Кто-то очень сильный, возможно, в парике. — Он не очень похож на ребенка, который вырос среди… — Я не хотела говорить «среди денег» или «роскоши», но никак не могла подобрать верного слова.

— Не похож на того, кто знает толк во всех этих маленьких вилках? — перенаправил мою мысль генерал, поворачиваясь спиной и убирая оружие.

— Не только. Он такой враждебный.

— С тобой, может быть.

— Но почему?

— Из-за еды! Джулиан помогает мне в саду, как ты знаешь. Но сначала он хотел быть у нас поваром. Однако Адели понадобился профессионал. Поэтому-то он так себя и ведет.

— Понимаю. Но думаю, есть и другая причина. Кажется, ему очень неуютно рядом с… деньгами.

— Совершенно очевидно, Голди. Если бы не наша стипендия, которую мы выплачиваем студентам, Джулиан все еще лепил бы конфеты и пек бы хлеб где-нибудь в богом забытом Блаффе.

— Поясните.

Уголки его рта опустились, генерал пожал плечами:

— Ты знаешь, что Адель преследует навязчивая идея. Координация конференции церковной музыки. Сбор средств для бассейна Элк-Парка… Мы продали дом в Вашингтоне и разрабатывали план строительства нового здесь, а потом она прочитала длинную печальную статью в газете «Пост» об одном парне из резервации. Его посадили за воровство. В статье было расписано, какой он на самом деле замечательный, просто бедный. Адель воскликнула: «Вот оно! Мы положим стипендию какому-нибудь парнишке».

Я неудобно заерзала на своем ящике, но не хотела прерывать разговор.

— Конечно, мне лично хотелось дать ему спорт-стипендию, — продолжал генерал, — чтобы он начал готовиться в военное училище и поступил в Вест-Пойнт. Но Адель была другого мнения. Ей хотелось видеть того, кто выиграл стипендию, наблюдать за его прогрессом.

Я представила себе богатого клиента, заходящего на кухню понаблюдать за моим прогрессом над говяжьим жарким. Я бы никогда этого не позволила. Что и говорить, подростки были всего лишь очередной игрой. Их противостояние контролю обычно проявляло себя в несогласии с властью. Или в недовольстве более опытным поваром. Враждебность Джулиана теперь показалась мне еще более непонятной.

— Адель окрестила себя сестрой милосердия. И начала спрашивать про школу Элк-Парк, так как она находилась недалеко от будущего дома. У меня была только одна-единственная просьба, поскольку это были и мои деньги: мальчик должен быть в хорошей физической форме, — генерал ухмыльнулся. — Я все еще мечтал о Вест-Пойнте в качестве возможного будущего для паренька.

— Конечно, понимаю, — поддакнула я излишне вежливым тоном.

— Она позвонила в школу и предложила стипендию. Ха! Уверен, они думали не более десяти секунд, хотя и устроили целое представление с вынесением этого предложения на попечительский совет. — Он засмеялся, вспоминая подробности. — Когда Адель объявила, что переезжает сюда, у них как раз, совершенно случайно, появилось свободное место в совете попечителей. Потом началась вся эта возня со сбором средств для бассейна.

— Как они могут предлагать бассейн, но не предлагать пансион? — спросила я. Генерал вернулся к шкафу и достал что-то довольно крупное. — Господи, генерал Бо, такие штуки только в кино можно увидеть!

— Гранатомет, — ответил он по-деловому. — Ты что-то спросила про школу?

— Про бассейн. Зачем строить бассейн, если они не предлагают проживание?

— Это привлечет больше местных. Элк-Парк понял, что не может конкурировать с западными школами-пансионами. За последние годы многие ученики уехали учиться в другие города. Удивительно, что Элк-Парк вообще еще работает. Думаю, Адель не знала, что пансион закроют, как только мы сюда переедем.

— И что она вскоре обретет стипендиата в стенах вашего дома.

— Да, — задумчиво отозвался он. — И это тоже.

Неожиданно в бункере стало темнее. Генерал пробормотал что-то себе под нос, выглядывая наружу. Я подошла посмотреть: большие темные облака, они спускались с гор и двигались на запад.

— Не переживайте, — успокоила я, снова усаживаясь на ящик. — Это значит, наступило лето. Каждый день тающий на нашей высоте снег образует облака, которые движутся на запад, проливаясь дождями. Подобное может быть опасно, только если начнется гроза, а вы в этот момент в воде или влезли на гору.

— Чистая правда, — хрипло ответил генерал. — Гроза опасна, если ты сидишь на ручной противовоздушной ракете.

Я незаметно опустила глаза на свой ящик. Что в нем?

— Не буквально, Голди. Тут везде серьезное оружие! — Генерал указал на стену со шкафом. А я по своей глупости об этом и не подумала. Еще я не заметила, что на шкафу висит большой замок. — Но все-таки мне было бы спокойнее с закрытой дверью. Здание заземлено, но тем не менее рисковать незачем.

Я скользнула с ящика на пол:

— Мне все равно уже пора. Арч забыл выкатить мусорный бак.

— Я сам откачу, — ответил он. — Ты не в состоянии сейчас выполнять работу по дому.

Спорить было невозможно. Я подождала, пока он спрячет оружие.

— Как зовут того полицейского, что помог тебе в день несчастного случая? — спросил генерал, стоя спиной ко мне.

— Шульц, — ответила я, соображая, не показался ли мне его тон чуть более безразличным, чем обычно.

— Он что-нибудь упоминал еще о взрыве в саду?

— Нет, — неуверенно отозвалась я. — Он просто просил меня быть поосторожнее.

Генерал сдвинул брови и прикусил верхнюю губу (обычно он так выражал всю серьезность ситуации):

— Ты ведь не рассказывала ему про бункер?

— Нет, — быстро ответила я, но подумала: обязательно расскажу. — Почему вы спрашиваете? Ведь вы занимаетесь этим на законном основании, так?

Он поднял оставшиеся ружья и убрал в шкаф.

— Ну, разумеется! Просто правоохранительные органы страшно завистливы. И, знаешь ли, я не хочу, чтобы кто-то из местных тут шуровал.

Опять я «не знала».

— В любом случае, — генерал запер шкаф, — я предпочел бы, чтоб ты не упоминала об этом помещении при вашей следующей встрече. Вдруг он посчитает меня чокнутым психом, а вовсе не добросовестным исследователем.

Насколько я знаю, суд присяжных до сих пор задается вопросом, не является ли генерал чокнутым психом. Но говорить вслух я это не стала.

— Начинается дождь. Если выносить мусор, то прямо сейчас.

Генерал запер чулан и подергал дверную ручку.

— Слишком тяжелый для такого юнца, — сказал он про бачок. Я попыталась помочь, но бачок накренился и, с гулким стуком ударившись о пол гаража, перевернулся. Остатки кофе, апельсиновая кожура, письма, счета, упаковки из-под мяса и пищевая пленка, консервные банки, бутылки — все разлетелось и раскатилось, брызжа остатками жидкости.

«Две катастрофы за один день. Ну почему за учинение бедлама не дают премию Гиннеса», — думала я, собирая промокшие письма из Юты, гильзы, пустые баночки из-под крема «Эсте Лаудэр», коробочки из-под краски, какой Джулиан красил свой ирокез, вкупе с кусками порванной веревки и пустыми пакетами из-под удобрений.

— Как вы думаете, почему Джулиан красит волосы? — спросила я.

— Возможно, чтобы подчеркнуть свою избранность среди индейцев, — ответил генерал раздраженно. — Ты думаешь, он мог бы избрать другой стиль? — Он сгребал в кучу фруктовые очистки, приправленные остатками кофе и клочками старой газеты, и складывал пустые коробки из-под конфет. Подняв одну вверх, он изрек: — Иногда трудно поверить, что в первую очередь съедается эта вот ерунда.

Когда он наконец довез бачок до ворот, с неба западали большие капли дождя. Мы поспешили в дом, а дождь начал усиливаться. Неожиданно я задумалась: как генерал узнал, что я собираюсь снова увидеться с Шульцем?

 

ГЛАВА 16

Генерал Бо любезно предложил мне принять душ первой.

Одной из самых безумных идей этого роскошного дома было то, что два человека не могли пользоваться горячей водой одновременно. Я сказала, чтобы первым шел он, а я поднимусь позже, как проверю свои кухонные владения. Вымыв руки в ванной холла, я пошла на кухню.

Там сидела Адель, погруженная в телефонный разговор. Я сразу не поняла, с кем она говорит, зато легко различала каждое слово. Бедная Адель! На нее свалился очередной кризис. Срывалось новое благотворительное мероприятие, намеченное на август. Это был показ фильма: полсотни долларов за билет, в мужской роли второго плана — Джордж Рамслингер.

— Неужели в этой школе его никто не знает? — вопрошала она в трубку. В сине-белом шелковом платье спортивного кроя и чудесных лодочках она выглядела по-королевски. Хотя наряд ее более подходил для ленча в яхт-клубе, чем для еще одного дня в Вэйле. Одной рукой Адель держала трубку, второй слегка опиралась на трость, будто в любой момент готова была использовать ее как оружие. Я хихикнула, искренне надеясь, что это была Джоан Расмуссен и что Адель устраивает ей допрос с пристрастием.

Я написала записку: «Я знаю этого предводителя ковбоев». Адель кивнула с улыбкой и подняла палец в знак того, что освободится через минутку. Я написала еще: «У тебя есть бинты?» Она сложила губы в удивленное «О» и покачала головой.

— Тебе нужна помощь? — прошептала она.

Теперь покачала головой я и, съежившись, выскочила под проливной дождь. Добежав до грузовичка, я вытащила из аптечки эластичный бинт, обмотала больную руку, вынула газету, которую дала мне Марла, и отправилась на террасу. Обезболивающее принимать не стала. Пока. Не успела я развернуть газету, в глаза бросился заголовок:

Никакой любви с первой ложки

Своим последним кулинарным приключением мисс Голди Беар (да, друзья, вы все правильно поняли), разведенная владелица компании «Голдилокс» (кроме шуток), провозгласила себя Богиней Любви. Наша незамужняя Венера притязает на царствование в кухне, где она якобы готовит кушанья с афродизиаками.

Но широко разрекламированного эротического эффекта, то есть яркой вспышки любви на субботнем ужине для шестерых в элегантном доме Брайана и Визи Харрингтонов замечено не было. Скорее, наоборот. Враждебность между хозяином и хозяйкой вечера проявилась уже где-то между мидиями и кишем, а силу набрала вместе с плохо прожаренными свиными медальонами и сухими шоколадными печеньями.

Сколько еще Аспен-Мидоу должен выносить эту боль на своем твердом нёбе? Представьте, если бы Голди Беар обслуживала конференцию по вопросам мира! Соединенные Штаты были бы уничтожены гораздо быстрее, чем лимонный пирог с меренгой. Очевидно, что у мисс Беар нет явных навыков в искусстве кулинарии, также как и успешного опыта на любовном поприще. Поэтому мы пытаемся призвать ее заняться чем-то, в чем она действительно хороша. Например, подвозить людей, куда им надо.

А сейчас я прощаюсь с вами до следующего раза.

Навеки ваш разоблачитель застолий,

Пьер

Мидии? Киш? Свиные медальоны? «Подвозить»?

Зачем он это делает? Почему он так жесток? Мои мучения можно было сравнить только со страданиями рыбы, которую чистят живьем. Острая боль рвала мою бедную душу. Пронзить вот так публично и так бесчестно… Даже не верилось. Обида обратилась в яростный гнев. Каковы были мои шансы на подачу иска по делу о клевете? Каждый раз, когда я звонила своему адвокату, приходилось спускать сотни долларов, только чтобы получить ответ: что бы ни было у меня в голове, это — плохая идея.

На террасу вышла Адель. Дождь перешел в град; за его частыми ударами я не услышала ее трости. Она увидела у меня в руках газету, и взгляд ее преисполнился сочувствия:

— Как жаль, что ты увидела это.

— Мне тоже. Кто бы мог это быть? Кто-то, кто был на ужине? Кто-то, кто услышал о нем и неправильно понял меню?

Зазвонил телефон, и я поднялась, чтобы ответить. Я бы сделала что угодно, лишь бы отойти подальше от этой чертовой газетенки.

— Миссис Фаркуар, пожалуйста. Это директор школы Элк-Парк.

Очевидно, он не узнал голос человека, который всего неделю назад помог ему с трудным бранчем. Я попросила подождать и отнесла трубку Адели. Потом закрыла глаза и стала слушать, как яростно лупит по крыше град. Мне хотелось, чтобы этот Пьер, кто б он там ни был, оказался сейчас на улице: голый, изможденный, забитый градом до полусметри, а потом чтоб его ударило молнией!

Я тяжело вздохнула. Воздух был совсем холодным. Каждая градина била мне прямо в сердце. Вы думаете, что, будучи замужем за жестоким мужем, можно научиться принимать оскорбление как должное? Да, но пока ты не научишься отстраняться, пока не перестанешь принимать его близко к сердцу, будет больно. Я собиралась отстраниться, и как можно дальше. А еще собиралась узнать, что это за чудовище пытается загнать меня в угол.

— Не понимаю, почему в этом городе все вечно идет не так? — вопрошала Адель в телефонную трубку.

Действительно.

Я шмыгнула в прихожую за парочкой конфет, а когда вернулась, подхватила фиолетово-белый вязаный плед и, закутавшись, уселась в плетеное кресло. Развернула конфетку, отправила ее в рот. Когда немилосердно нежный, отчаянно сладкий черный шоколад начал обволакивать язык и нёбо, я наконец почувствовала себя лучше. Через мгновение я набрала в легкие побольше холодного воздуха и открыла глаза — град завесил равнину непроходимой стеной. Тут и там белые брызги мешались с сочной зеленой травой. Бытует мнение, что как только ты переедешь в горы, твоя жизнь изменится. Многие ошибочно полагают, что в окружении этой великолепной природы не будет ни гула машин, ни разговоров за твоей спиной, ни жестокости в целом. Я съела еще конфетку и оглянулась: на Адель, качающую головой в ответ на жалобы директора, на стол с ненавистной газетой, на панель управления системой безопасности, что может защитить лишь от физического вторжения, не больше…

На террасу заглянул Арч и подозвал меня кивком головы. Шум града был таким сильным, что я не слышала даже, как подъезжал Джулиан и как мальчики заходили в дом. Уже в кухне я автоматически принялась за горячий шоколад, любимый напиток Арча в снежную непогоду.

— Мам! Сейчас не снег! Алло? — Арч взглянул на ковш с молоком и уставился на меня: — Что с тобой?

Я смотрела на него: веснушки, встревоженный взгляд за стеклами очков, мокрые волосы (под дождем и без шапки, негодник). Я заверила, что все в порядке, просто поскользнулась в кафе и неудачно упала. В буквальном смысле — отмахнулась от подробностей. Поверив, Арч сложил губы в улыбку, широко открыл глаза и поднял брови.

Выглядел он как-то не так. Я с минуту рассматривала его, чтобы понять, в чем дело. Сегодня утром я не видела, чтобы он облачался в мешковатые черные штаны и белую рубашку, размера на четыре больше, чем нужно. Пока я созерцала этот экстравагантный стиль, молоко убежало.

— Что это на тебе? — спросила я, беря губку.

— Одежда.

— Чья?

Он взглянул на штаны, а потом — совершенно невинными глазами — на меня:

— Джулиан дал. Ему это все стало мало.

Я вылила горячее молоко и стала скрести плиту, повторяя про себя: «Пускай! Оставь их в покое!»

— Слушай, — продолжил он. — Мы с Джулианом хотим пойти поплавать под градом. Будет круто.

— Хочешь заработать себе пневмонию?

— Нет. Просто хочу показать ему, как я снимаю наручники под водой.

— Забудь об этом. На твое предыдущее высказывание я тоже говорю: нет!

— Боже, мам! — разозлился Арч. — Ты никогда и ничего мне не разрешаешь! Не даешь денег на костюм, не даешь плавать, хотя бассейн подогревается, если ты в курсе! Ты все время думаешь, что мне что-то угрожает! Но кто из нас двоих сейчас перебинтован, а? Могу я вообще хоть что-нибудь делать?

И прежде чем я успела что-то ответить, он развернулся и, чуть не столкнувшись с Аделью, вылетел вон из кухни. Адель терла лоб:

— Директор говорит, нам надо показать другой фильм. Они не могут достать копию с Рамслингером. А мы уже билеты продали… Разумеется, он не знает, что предложить взамен!

Отмывая ковш, я издала невнятный сочувственный звук.

Она вздохнула:

— Пойду в кабинет. Надеюсь, там я смогу наконец расслышать свои собственные мысли. И позвоню в Парамаунт.

Думаю, если есть деньги, ты можешь делать, что тебе вздумается. Я последний человек, чтобы пытаться отговорить ее от войны с Голливудом. Да я даже горячий шоколад не могу приготовить.

— А что с Арчем? — спросила Адель.

— Он хочет поплавать. Говорит, бассейн подогревается, так почему нет? А теперь злится, что я не разрешила. — Я сполоснула ковш и вытерла его насухо. — Ненавижу, когда он сердится на меня. Арч — все, что у меня есть.

— Ну, — мягко откликнулась Адель, — ты же знаешь, что говорят психологи. Не важно, что ты делаешь для своих детей, они этого все равно не ценят.

Ни в одной из прочитанных мною книг для родителей я не встречала подобной фразы.

— Какой психолог это сказал? — поинтересовалась я.

— Тот, которому пришлось растить детей.

Я повесила полотенце и на минуту задумалась.

— Ну, если честно, — рассмеялась я саркастически, — никогда не встречала психолога, которому надо было сидеть дома и воспитывать детей.

— Именно об этом я и говорю, Голди! — заключила Адель и процокала к выходу.

На следующий день из-за перебинтованной руки подготовка к пикнику продвигалась медленно. К сожалению, град закончился. Серебряное покрывало облаков выглядело теперь как рваная сетка. Около четырех часов, когда я нарезала киви, дыню и клубнику на фруктовый салат (в дополнение к рыбному филе для Фаркуаров), все пространство кухни залил яркий солнечный свет. У Джулиана было свидание с Сисси, так что на ужине его не будет. Арч выкрикнул из-за закрытой двери, что он не намерен идти к Тому Шульцу, но не собирается также есть рыбу, которая «могла бы до сих пор плавать где-то в океане».

— Чего же тогда ты хочешь? — крикнула я через дверь.

— Чтобы ты оставила меня в покое! Я поджарю себе сыр.

— Арч, — взмолилась я. — Не злись. Я просто не хочу, чтобы ты заболел, плавая в такую погоду.

— Отстань!

— Дай знать, если передумаешь насчет Шульца.

— Я не собираюсь передумывать.

«Везде крах», — подумала я, перекладывая клубничный пирог в контейнер и выходя к фургону. Я пристегнула контейнер к полке, открыла ворота и медленно пошла к машине. С забинтованной рукой переключать передачи было неудобно. Задним ходом выкатилась на дорогу и закрыла за собой ворота. А потом — педаль в пол. Несмотря на то, что обедала я не дома, мне хотелось поскорее покинуть этот дурацкий поселок.

Не думаю, что можно найти менее привлекательную окрестность, чем длинная грязная дорога, ведущая к дому Тома Шульца. Он жил в просторном деревянном доме с тремя спальнями в десяти километрах к западу от Аспен-Мидоу. Так как Аспен-Мидоу все еще не получил статус города (и ужасно этим гордился), вся территория дальше трех километров от центральной улицы уже считалось пригородом. В отсутствие узаконенного правительства географические границы устанавливали агенты по продаже недвижимости.

Уходящее солнце поблескивало сквозь влажные листья ясеней. Деревья были словно обвешаны изумрудами. Тающий град оставлял сияющие следы на грязи, по которой мчалась моя машина. С тяжелых веток деревьев на ветровое стекло падали маленькие кусочки льда. Я включила дворники. Когда я подъехала, Том Шульц заканчивал сгребать град с дорожки у дома. Последнюю кучку он перекинул через серый камень, который был похож на спящего слона. Я отстегнула пирог и аккуратно пошла к дому, стараясь не угодить в грязные лужи. В прохладном вечернем воздухе витал аромат цветущей виргинской черемухи.

Опершись на лопату, Щульц спросил:

— Что-то случилось? Что у тебя с рукой?

— Все случилось.

Он подошел ко мне.

— На меня напали, в кафе, — сказала я и кратко изложила инцидент, упомянув и последние слова про Филипа.

— Не могу поверить. Что ты не позвонила мне? — Он взял из моих рук пирог и водрузил его на камень. — Просто не могу поверить, мисс Голди!

Он нежно обнял меня, осторожно, чтобы не задеть больную руку. Мне нравились его жесткие джинсы и как они прикасались к моим ногам, нравился запах его свежевыглаженной рубашки, которая некогда была желтой. Когда мы наконец разомкнули объятия, его лицо было удивленным:

— А где Арч?

— Дома. Обиделся, что я не дала ему поплавать во время града.

Шульц снова взял в руки контейнер с пирогом и понимающе помычал. Затем, обняв меня одной рукой за плечи, повел к дому.

— Голди, если б ты заботилась больше о себе, чем об Арче, всем было бы много лучше, — проговорил он, смотря на меня сверху вниз и примирительно улыбаясь. — Без обид.

— Ты хочешь съесть этот пирог, — спросила я, протягивая руку к контейнеру, — или мне надеть его тебе на голову?

— Съесть, спасибо! — быстро отозвался Шульц, отводя руку с пирогом в сторону. — Давай заходи. Нам надо поговорить до того, как мы перейдем к вкусным делам.

На деревянной двери дома красовалась тщательно вырезанная обнаженная женщина, вовлеченная в какой-то танец. Это была муза ваятеля, что построил этот дом. Давно ушедшего из жизни архитектора поймали за невыплату налогов. Дом продали с молотка за ничтожную сумму. А Шульцу повезло его купить. Я всегда радовалась тому, что он живет именно здесь. В конце трудного рабочего дня следователю нужно удаленное место с большим камином и подвесной верандой с видом на горы. С заднего двора поднимался дым от барбекю. Я толкнула резную дверь, и мы вошли.

Сколько же времени прошло с момента, когда я последний раз была здесь! Узорчатый абажур проливал теплый свет на кедровую облицовку стен и каменный двухъярусный камин, заросший мхом. Шульц довольно неплохо разбирался в антиквариате, поэтому обставил жилище бесчисленным количеством дорогих предметов искусства (был даже буфет с раковиной). Он начал было рассказывать мне о каждом, но я уклонилась, ибо все еще при слове Чиппендейл первым делом воображала себе двух бурундучков из любимого мультика Арча.

Я восхищалась прихожей, а Шульц был уже на кухне и звал меня:

— Я подумал, что после всех этих затейливых блюд, что ты готовишь для Фаркуаров, тебе не помешает хороший стейк.

— А когда он мне мешал?

Он подал мне бутылку моего любимого безалкогольного пива, одну взял себе.

— Ты купил его специально для меня? — опять спросила я, хотя знала, что да. — Господи, как мне хочется, чтобы люди были ко мне добрее!

— Ты прочитала статью?

— Сменим тему, пожалуйста! Мы будем есть стейк? Кстати, я думала, тебе нравятся затейливые блюда.

— Мне много что нравится, ты даже не подозреваешь, — откликнулся он, подмигивая. — Давай сядем.

Мы вышли на террасу, и я осторожно присела на качели. Они были старинные, с подлокотниками.

— Подожди тут секунду! — Шульц забрал у меня бутылку и поставил на перила.

Он вернулся с шерстяным пледом и бережно укутал меня.

— Спасибо, папочка! — шепнула я.

— Заткнись и пей эту дрянь, чтоб я не переживал, как ты поедешь обратно.

Он подал мне мое псевдопиво, а сам присел рядом.

— Ты и вправду потрясающий, — сказала я, не глядя на него. Пиво было холодным и казалось сильно газированным. В груди разливалось тепло. В кусачем пледе было очень уютно, и я наконец почувствовала себя в безопасности.

— Да уж, во мне точно что-то есть! Голди, ты должна подать заявление о нападении независимо от того, видел кто этого парня или нет.

— Подам.

— И можешь быть уверена, что ни одна деталь этого дела не «упокоится с миром».

Я кивнула. Солнце исчезло за горами, и мы умолкли. Из-за тающего града воздух был идеально прозрачным.

— Тебе все еще плохо из-за этого парня, Филипа Миллера.

Это не был вопрос. Под моими ноющими ребрами все вдруг сжалось.

— Иногда мне кажется, эта потеря просто невыносима.

— Ну, будет тебе…

— Тебе-то откуда знать? — Я глотнула и посмотрела на горы.

— Ну, мисс Голди. Может быть, тебе трудно будет поверить, но однажды у меня была девушка. Мы вместе учились в старших классах, все такое. Ее убили во Вьетнаме.

Я была ошарашена:

— Не думала, что женщины…

— Она была медсестрой. Попала под артобстрел.

— О, боже мой! Мне так жаль…

— Спасибо, но я к тому, что любовь потерять невозможно.

— Думаешь? За семь лет с Джерком я ее совершенно утратила, а насчет Филипа — не уверена, что была в него влюблена.

Он промолчал, а через несколько минут спросил:

— Хочешь поговорить о нем? Без эмоций. В эту историю замешаны люди, которых ты знаешь гораздо лучше, чем я.

Я взболтала бутылку, чтобы пиво снова запенилось.

— Конечно. Давай.

— На закуску будет Филип Миллер и твои соседи.

— Я не в курсе, была ли у него интрижка с Визи Харрингтон, — безжизненно ответила я.

— Этот слух до меня дошел от четверых. Если уж она такая любительница афродизиаков, думаешь, она могла бы использовать шпанскую мушку? Ведь ее нашли у Филипа. Все бы сразу объяснилось.

— Я же сказала. До меня дошел слух — и только.

— Вообще-то, я хотел спросить, не знаешь ли ты, в каких отношениях был наш добрый доктор с Брайаном Харрингтоном?

— О, умоляю тебя.

— Не то чтобы отношения. Просто бизнес. Конкурирующий. Филип Миллер, образчик политкорректности, активист движения «Защитим наши горы», президент местного Общества Одюбона, противник стройки в экологически чувствительной среде. Строительная компания, кстати, принадлежит мистеру Харрингтону.

— Покажи мне хоть один камешек в Колорадо, который люди не считают экологически чувствительным.

Я поднялась, чтобы взять еще одно пиво.

— Ладно, ладно, — бормотал он, выходя за мной следом в свою компактную кухню. Шульц взял у меня пустую бутылку и полез в холодильник за новой. — Дай-ка я сам. Я же хозяин… Просто хотел уточнить, вдруг ты что-нибудь знаешь.

— Про Общество Одюбона я точно ничего не знаю, кроме, разве что, того, что устраиваю им завтра пикник вместе с Фаркуарами. А что до всяких специфических подробностей — могу рассказать только про одну птицу, ту, которую мы употребляем в пищу.

— Не думаю, что ты виновата в этом. — Шульц протянул мне холодную бутылку. — Бери, сейчас пойдем есть стейки. Я все равно хотел поговорить с тобой о здоровой пище.

— Одна из моих любимых тем.

Он улыбнулся:

— Солнце село. Тебе нужен свитер или что-нибудь?

Мой тонкий жакет казался ему подозрительным. Я сказала, что возьму плед и вернусь.

К моменту моего появления в патио на гриле как раз начали шипеть стейки. Было невозможно скрыться от соблазнительного запаха мяса. Я посмотрела вверх, где в темном небе исчезал дым. Завернувшись плотнее в плед, я присела на лавочку.

— Все хорошо, — сказал Шульц, пролив несколько капель воды, чтобы унять огонь.

Зашипели угли. Он развернул свое большое тело, чтобы посмотреть мне прямо в лицо. А я почувствовала тепло, которое точно не было связано ни с пивом, ни с пледом.

— Сестра. Элизабет, — начал он снова. — Она держит магазин здоровых продуктов. У нее были проблемы с выплатами по кредиту до тех пор, пока Филип все не уладил.

Я покачала головой:

— Не думаю, что она могла такое сотворить. Она странная, но не убийца. Хотя у них с Визи недавно вышла жуткая ссора по поводу того, не завещал ли Филип что-нибудь Визи.

— Завещал — что? Деньги?

— Не знаю. Элизабет хотела увидеться со мной. Может быть, я спрошу у нее.

— Это твоя задача, мисс Голди, выяснить, из-за чего они ссорились и не оставил ли Филип Визи хоть что-то.

— Так отвратительно… А он не был донором органов или что-то вроде того? Помню, как Элизабет кричала, что он завещал свое тело науке. Возможно, именно это он и собирался оставить?

Шульц перевернул стейки, и из-под них вырвался дразнящий обоняние дым.

— Уже проверил. Он действительно был донором. Но доктора сказали, что после такой катастрофы ни сердце, ни почки нельзя было пересаживать. Взяли только то, что смогли: кожу и роговицу глаза. Они значились в списке Миллера. — Шульц бросил еще несколько капель. — Кстати, вскрытие не показало присутствия ядовитых веществ в теле. Я уже говорил, с наркотиками у Миллера все было чисто. До сих пор не могу понять, зачем ему нужен был кантаридин. И на теле никаких следов от уколов.

— Давай больше не будем об этом.

— Прости. — Он потыкал стейки и подошел присесть рядом на качели. Положив ногу на ногу, Шульц спросил: — Хорошо себя чувствуешь? Что-нибудь хочешь? У меня на кухне много салата и немного печеной картошки. А еще клубничный пирог от моего любимого повара.

Я улыбнулась:

— Не говоря о стейках, приготовленных самым лучшим копом.

Он обхватил меня вместе с пледом и притянул к себе. Мое сердце оттаяло. Лицо его было прохладным, волосы пахли дымом и вкусным мясом. Я слышала, как стучит мое сердце.

— Я за тебя волнуюсь, — прошептал он мне в ухо. — И по тебе скучаю.

Освободив руки из тенет пледа, я обняла его за широкую талию.

— Кто-то подъезжает, — тихо сказал он.

Как раз, когда все стало так хорошо!

— Мам! — послышался в отдалении голос Арча. — Мам! Я передумал! — Его заглушал звук колес, тормозивших по грязи. — Мам! Меня привез генерал! Я даже смог вспомнить дорогу! Ты где? За домом?

Мы с Шульцем как по команде отсели друг от друга на приличное расстояние. Задрав голову, он сказал:

— Продолжение следует.

В патио ворвался Арч.

— Ух ты! Как классно пахнет! Ничего, что я так поздно?

 

ГЛАВА 17

Еда всегда вкуснее, если ее готовит кто-то другой.

А когда этот кто-то другой — Том Шульц, ваш желудок в хороших руках. Сочные стейки пахли чесночно-бургундским маринадом, по облупленному печеному картофелю медленно стекало топленое масло, и даже каждый листик зеленого салата самым вызывающим образом был обмазан соусом гуакамоле. Шульц выпытывал у Арча, какой шоколад мне нравится больше всего. Тот сказал, что с мятой. Так что вместе с клубничным пирогом на десерт Шульц подал знаменитый шоколадно-мятный чизкейк. Даже для Государственного Института Холестерина это был перехлест.

В компании Тома Арч был счастлив. Он чувствовал, что его принимают. Так оно и было. Арч даже называл его по имени. Вначале он был несколько нерешительным, но потом уплетал за обе щеки, а к концу визита разговорился — не остановишь. Не знает ли случайно Том, что он может позвонить магу, чтобы тот назвал, какая карта у него сейчас в руке? Нет, не знает. Арч достал колоду карт и предложил Тому выбрать одну. Затем позвонил своему другу-магу, передал трубку Тому, и маг огласил карту. Том изумился.

— Это шифр, — объяснил Арч. — Как, например, тот, что был у нас с мамой, когда я был маленьким. Если я хотел, чтоб она забрала меня от друзей, или когда у меня была какая-нибудь проблема в школе, я просто звонил ей и говорил: «Семерка пик». Она знала, что надо скорее приехать, а мне не приходилось ничего объяснять и чувствовать себя неловко. Звонок магу, — продолжал он, — это тоже шифр. Им пользуются многие. Тот, кто звонит, знает карту. А маг это любой из друзей, кто понимает суть трюка, — он лучезарно мне улыбнулся. Давно не видела его таким. — Даже мама понимает.

— Научишь меня? — спросил Шульц. — Пожалуйста.

Арч замялся, но потом сказал, что в любом случае может использовать разных помощников. Наш волшебник объяснил, что когда он звонит другу, то спрашивает у него: «Можно поговорить с магом?», и тот начинает медленно перебирать масти до тех пор, пока звонящий его не останавливает какими-нибудь словами, типа «Алло, маг?» В этот момент все думают, что маг только что ответил на звонок, хотя он уже давно на линии. Потом маг по убывающей перебирает значение карт, начиная с туза, и звонящий снова его прерывает: «Минуточку, маг».

Фокус впечатлил Шульца:

— А мне ты когда-нибудь позвонишь? Только не в полицейский участок, а сюда, домой. Если, конечно, ты не будешь слишком занят в своей крутой школе.

Арч сказал, что обязательно позвонит, а потом признался, что на самом деле ему не очень нравится летняя школа, кроме, пожалуй, уроков французского. Он ходил на него вместо физкультуры. «Теннис», — произнес он с таким отвращением, с каким о нем говорят люди, изучающие, например, муравьев. Арч хотел знать, не читал ли Том Эдгара По. Да, но лет сто назад. У нас в Аспен-Мидоу тоже водятся вороны. Том спросил, был ли По модником. Арч не был в курсе. Просто Тому показалось, что кто-то повлиял на стиль Арча. Тот ответил: не По, а парень один, Джулиан.

Я не могла вспомнить, чтоб видела Арча таким счастливым. Он даже подпевал, когда Шульц исполнял на гитаре «Любовь — роза», сразу после чизкейка. Потом мы втроем мыли посуду, и Шульц учил его песне «Мама, не давай своим детям вырасти и стать ковбоями». И даже по дороге домой Арч все еще пел то одну, то другую.

Подъезжая к дому Фаркуаров с его многочисленными прожекторами, я вспомнила, что забыла рассказать Шульцу о потайном чулане. Пришлось сделать в голове виртуальную пометку: обязательно рассказать, когда буду благодарить его за прекрасный вечер. Остановившись у ворот, я вытащила из ящика почту. Там были письма из Центра исследования ядовитых веществ и департамента вооружения для генерала Бо, одно — из какого-то государственного учреждения — для Джулиана и записка мне от Элизабет, в которой она благодарила за цветы, что я послала после похорон. Фаркуары пригласили ее на пикник Общества Одюбона, где мы обязательно договоримся о новой встрече.

Еще одно послание ожидало меня на кухне. Его написала Адель своим неразборчивым артрогенным почерком. На птичью экспедицию надо выезжать в 8:30 утра. Общество Одюбона взяло на себя звонки потенциальным участникам: будет двадцать человек (по шестьдесят долларов с носа). Хорошо, что я приготовила еды на тридцать. Далее она писала, что птичница из денверского зоопарка будет нашим гидом, а Джулиан — ассистентом: он много знает о биологии и о птицах в частности! Мне вдруг стало больно. Почему все, кроме меня, так восторгаются Джулианом? Арч тоже приглашен. «Спасибо, что согласилась сделать пикник вегетарианским. Надеюсь, это не доставило тебе особых проблем. Но ты же знаешь, как Джулиан и Элизабет Миллер относятся к мясу».

Как скажешь, дорогая! Кто посмеет тебе возразить?

Заканчивала она тем, что рыба была изумительной, и что бы там ни написал в своей дурацкой статье этот тип из газеты, он — дурак и не отличает паштета от банки с горошком. Или, добавила я про себя, свинину от ягненка. Но у меня еще будет шанс опровергнуть обвинения. Я поставила будильник, забралась в постель и принялась читать «Убийство на улице Морг». В комнату прокрался Скаут. Подобравшись ближе, кот сначала уставился на меня, а потом мягко запрыгнул на край кровати и там и остался — наверное, чтобы я случайно не свалилась на пол среди ночи. Но заснула я легко, и мне снился шоколадно-мятный чизкейк.

Следующее утро принесло один из тех удивительных рассветов, из-за которых понимаешь, как же хорошо жить в Колорадо. По мере того как поднималось солнце, пушистые облака на горизонте светились нежно-розовым и блестящим золотым. Перебирая листья ясеней и иглы сосен, в комнату поддувал тихий ветерок. Я смотрела на темную струйку эспрессо, наполняющую чашечку, и пришла к мысли, что впервые за всю неделю чувствую себя счастливой. Перед тем как упаковать еду для пикника, я позволила себе насладиться кофе на роскошной террасе Фаркуаров. По зеленой долине рассыпались одуванчики. В общем хоре каждая птичка пыталась выделиться своим божественным пением.

Общество Одюбона будет в потрясении, если узнает, что я не испытываю особенной любви к птицам. Мне нравились цветы, что растут на западе. Я старалась выучить их названия и запомнить, когда какой цветет. С птицами сложнее. Во-первых, они постоянно перемещаются и улетают прежде, чем ты сможешь их распознать. Я же не отличала дятла от зяблика. И несмотря на то, что живу в этом штате уже двенадцать лет, никогда не была птичницей и очень тому рада. Многие жители Колорадо всю жизнь хранили бумажки, подтверждающие их участие в подсчетах какого-нибудь вида, а исследованием новых особей они занимались с чуть ли не религиозным экстазом. Для меня же все птички Божьи были сродни современному искусству: и то и другое я ценила, не разбираясь.

Но о чем мне было тревожиться? Все, что мне нужно сделать, это накрыть им пикник. Упаковала контейнеры с супом вишиуаз, круассаны с сыром Ярлсберг и цикорным салатом, охлажденную пасту капеллини с песто и томатами, зеленый салат и, отдельно, винегрет с бальзамином для него, сметанно-шоколадные пирожные, шардоне, пиво, термосы с холодным чаем и горячим кофе. Даже если гостям не повезет на почве пернатых, они хотя бы досыта наедятся.

В список гостей включены Элизабет Миллер, Джулиан Теллер, Харрингтоны, Фаркуары, Арч, я, молодая женщина из зоопарка плюс одиннадцать смелых седеющих натуралистов в панамах и удобной обуви с тяжелыми биноклями в руках. К девяти часам в назначенное место должны были одновременно подъехать мой фургончик, «рейнджровер» генерала и еще несколько машин. Джулиан помог погрузить коробки на полки в фургоне. Он был в отвратительном настроении. Но мои попытки его поднять не увенчались успехом. Недавно Джулиан снова осветлил и выбрил по бокам волосы, «освежив» ирокез.

— Ты совсем не похож на навахо, — сказала я.

Он посмотрел на меня исподлобья:

— Ты тоже не похожа на медведя.

Сдаюсь. Но когда мы все вместе тряслись по неровной дороге, которая больше напоминала непроходимую тропу, я поняла: он нервничает. И хотя совершенно очевидно, что именно нервозность заставляет его злиться, я порядком устала постоянно делать на это скидку.

Когда мы уже приехали, я с удовольствием начала распаковывать скатерти. Расстелив, я клала на них камушки, чтобы ветер их не сдувал. Птичники расселись кружочком на лавочках и открыли — о ужас! — блокноты. Господи, какое счастье, что я не одна из них.

— Голди, — позвал меня генерал Фаркуар. — Что, по-твоему, ты делаешь?

— В смысле? — с удивлением посмотрела я на него и показала на скатерть. — Готовлюсь к пикнику, что же еще?

— Ты же часть семьи. И я хочу, чтобы ты приняла участие в нашей экспедиции. Нет причин оставлять кого-то за бортом.

— Но я и вправду очень-очень хочу приготовить все к пикнику. — Это была чистейшая правда. Наклонившись к самому его уху, я почувствовала запах мыла «Диал» и доверительным тоном прошептала: — Я думаю, что птицы не очень-то умны.

Белые щеки генерала стали красными:

— Будет здорово! Я хочу, чтобы ты веселилась вместе со всеми. Никаких исключений.

Арч прошептал нараспев «Ты пожалешь», только я не поняла, относилось это к генералу или ко мне. Пришлось сдаться живьем, и когда мне выдали блокнот с ручкой, я прокляла находчивость Общества Одюбона.

— На Передовом хребте популяция орлов значительно сократилась, — произнесла птичница из зоопарка, глядя в свои записи и потом на нас. Я поднесла ручку к блокноту и набросала: «Поп. орлов сокр». Потом выжидательно посмотрела на нее. — Это из-за засухи. Сусликов и полевок, которых они ловят, стало меньше. Орлам нечем питаться.

После этой фразы она потеряла меня окончательно. Но, хоть я не желала нарваться еще на один выговор генерала, еще написала: «Что такое полевка?» Наверное, какая-то птица. Что за песня была у Доменико Модуньо про полет? Там еще слова: «Летать… о-о-о, о-о-о! Петь… о-о-о, о-о-о!»

Я улыбнулась тем, кто сидел рядом, и встала налить кофе. Слушать, смотреть, поднимать — таковы были правила слежки с биноклем. Звучало как инструкция по применению гантелей. А затем леди из зоопарка в течение аж десяти минут оглашала «краткий список птиц, которых нам, возможно, посчастливится сегодня наблюдать». Первым шел красноголовый дятел.

А что в нем такого особенного? В Нью-Джерси его можно увидеть по сто раз на день.

Похоже, остальные моего мнения не разделяли, так что мы пустились в путь. Генерал бежал впереди: он знал, где найти гнездо дятла, и хотел скорее установить штатив и прибор наблюдения. Так как настоящей военной операции не намечалось, кр. гол.д. моментально стал его врагом.

Адель хромала по грязной тропинке позади стада престарелых птичников. Визи, элегантная в дизайнерских джинсах и индейской кожаной куртке, шла подле нее, оживленно болтая. Рядом была Элизабет Миллер в черной водолазке и длинной свободной юбке. Визи старательно ее игнорировала. Арч пытался не отставать от Джулиана. За ними шли Брайан и леди из зоопарка. Нос ее немного напоминал клюв, на голове красовалась шляпка с нереальным количеством перьев. Даже не знаю, смогут ли птицы отличить ее от собратьев. Возможно, когда мы установим прибор наблюдения, нам стоит рассмотреть сначала ее?

— Вот он! — прошептал генерал, обнаружив дятла. И тоном, какой больше бы подошел к ситуации обнаружения истребителя МИГ-29, добавил: — Гляньте!

По очереди мы посмотрели в прибор. Ну да. Дятел. Я дождалась, пока все смогут насладиться обыкновенным дятлом, и только потом с тревогой оглядела группу:

— Мы закончили?

Джулиан громко и с недовольством выдохнул и повернул в сторону тропинки. Птичница из зоопарка объявила, что теперь мы поднимемся немного выше, чтобы посмотреть на сумеречную мухоловку.

Генерал Бо водрузил оборудование на плечи — побрели дальше. Дойдя до места, мы разошлись в стороны, прислушиваясь, причем очень старательно. Хотела бы я знать, что именно мы пытались услышать.

— Серый юнко. Первая сосна прямо на два часа.

К моему ужасу, абсолютно все, даже Арч, поняли, что сказал Джулиан. Они выхватили бинокли и уставились на дерево. Я боком подкралась к Арчу:

— Что происходит?

Он приложил палец к губам и передал мне бинокль. Я пыталась рассмотреть в него что-то, настраивая резкость, и увидела птицу: через мгновение та упорхнула. Все опустили бинокли и вытаращились друг на друга с таким видом, словно только что испытали групповой оргазм.

— Ух, ты! — выдохнула леди из зоопарка. — Невероятно!

Мы снова напряженно прислушались. Джулиан опять по-шпионски стал разглядывать деревья в бинокль.

— Сине-зеленая виреоновая. Третья орегонская сосна на одиннадцать часов.

— Звучит, как воздушный налет, — пробормотала я, поднимая одолженный у кого-то бинокль. Однако мне пришлось сразу же опустить его, чтобы посчитать одну, вторую, третью сосну. А подняв снова, надо было еще сообразить: если дерево это часы, какая ветка должна быть той, что перед полуднем. Пока я проделывала все это, поймала на секунду краешек чего-то бирюзового, быстро улетевшего прочь. На ветке одиннадцать никого не было. Когда я опустила бинокль, все снисходительно смотрели на меня.

— Может быть, в следующий раз повезет, — виновато произнесла я.

Птичница объявила, что раз мы не смогли найти мухоловку, давайте посмотрим гнездо черного дрозда, которое Джулиан нашел на той неделе. Мы стали спускаться к ручью, по обоим берегам которого красовались насаждения молодых тополей. Из-за облаков выглянуло солнце, посеребрив их листочки. Легкий ветерок шепотом пронесся сквозь ветки. Перемещение облаков и этот ветер означали, что полуденный ливень не за горами. Слава Богу!

— Только посмотри на этого трупиала! Вон, за теми кустами, — обратила мое внимание Адель, когда мы подошли к ручью.

Я посмотрела, куда она показывала, и на ветке кустарника в самом деле увидела черную птичку. Другая, ее не было видно, сидела неподалеку и неистово щебетала. Несмотря на этот ор, трупиал спокойно восседал на ветке и не двигался.

— Что происходит? — прошептала я Адели. Но прежде чем она успела что-либо ответить, Джулиан поднял вверх руку, чтобы остановить группу, и показал на куст, где сидела птица. Группа обратила свои взоры, куда было велено. Вспорхнула вторая птица, она все еще щебетала. Не отрывая глаз, все смотрели, как она кружила над кустами.

Мы толпились вокруг леди из зоопарка, которая повернулась к нам и сказала:

— Трупиалы не строят собственных гнезд и подкладывают свои яйца в гнезда других птиц. Грустно, не правда ли?

Ужасно грустно. Тем не менее я была рада, что мы получили такую обширную информацию. Какое счастье: добавить тут было нечего. Мы подождали еще немного, пока птица наконец не упорхнула. Тогда пришло время переправляться через ручей. Генерал был таким рыцарем, прямо тронул меня до глубины души. Он положил все оборудование на землю, осторожно взял Адель на руки и понес на другую сторону, а опустив ее, нежно поцеловал в щеку. Но Адель не выглядела счастливой: она опустила голову, словно ей было стыдно. Взглянула на Харрингтонов, не заметили ли они, а когда поняла, что заметили, закрыла глаза и грустно скривила рот. Адель повернулась и пошла по берегу такая несчастная, что даже трость, на которую она опиралась, дрожала.

Я не могла дождаться ленча.

Мы перешагивали через мяту, которую я с удовольствием бы собрала и взяла с собой. Но только одним этим действием я нарушила бы как минимум шестнадцать законов штата о дикой природе.

— Мы приближаемся к гнезду дрозда, — прошептал Джулиан.

Не успел он закрыть рот, как птица принялась довольно низко кружить над нами. Мне казалось, ее крик может разбудить даже мертвого.

— А мы тут в безопасности? — робко спросила я.

Джулиан сердито посмотрел на меня:

— Дрозд может начать клевать нас в головы, когда мы приблизимся к гнезду. И только.

— А это больно?

— Не очень, — еще больше нахмурился он.

Я закрыла голову руками и пошла к Арчу сказать, чтобы он сделал то же самое.

— Нет, — ответил он. — Это выглядит глупо.

Спотыкаясь, мы все ближе подбирались к гнезду, где все громче вопила птица-мать. Наконец Джулиан собрал нас в маленький кружок и хотел что-то сказать, но Арч перебил его:

— Смотрите! Гнездо полевок!

Я вытянула шею посмотреть, на стаю каких летающих созданий мы наткнулись. Что-то слегка щекотало мои ноги, но я не обращала внимания, ибо твердо решила на этот раз не пропустить ни единой пернатой.

— Я не вижу никаких полевок, — призналась я.

— Ну, мам, — отозвался Арч, — ты стоишь прямо над ними.

Все смотрели под ноги, и я тоже опустила голову. Грызуны! Они сновали прямо по моим ногам. В ужасе я пронзительно закричала.

Когда мои вопли растворились в воздухе, я услышала слова Джулиана:

— Просто отлично!

Я прекратила скакать и возблагодарила Бога, что осталась жива.

— В радиусе трех километров не осталось ни одной птицы, — заключила леди из зоопарка.

До этого момента я не замечала, что глаза у нее — как маленькие черные бусинки.

— Давайте есть! — подал голос Брайан Харрингтон. Это были его первые слова с начала вылазки, и я была благодарна ему за это заклинание.

Мы опять пересекли ручей и побрели в молчании назад к столам. Я открыла фургончик и достала все необходимое. В помощники никто не вызвался. Как только взрослые добрались до шардоне, общее настроение начало подниматься. Пока я выкладывала круассаны, генерал с какими-то своими приспособлениями скрылся за валуном. Затем вернулся к столу, не говоря ни слова о том, что он там делал. Все приступили к ленчу. После сметанно-шоколадных пирожных, съеденных до крошки, генерал поднялся на ноги и, прокашлявшись, произнес:

— Я хочу кое-что продемонстрировать вам.

Адель испуганно посмотрела на мужа. Очевидно, он не поделился с ней планами.

— Не волнуйтесь, — продолжил генерал. — Я только хочу продемонстрировать, как террорист может активизировать взрывчатку с расстояния в тысячу шагов.

Он показал на валун, и мы послушно обратили на него свои взоры: на выступе генерал установил коричневый портфельчик. Я сползла на край лавочки ближе к Арчу и притянула его за плечи.

— Господи Боже, — пробормотала Визи.

— Окружающая среда не ответит ничем хорошим… — подхватила Элизабет Миллер.

— Бо, немедленно прекрати это! — тихо прошипела Адель. Она кидала на него свирепые взгляды, не зная, что еще сказать.

— Вы не можете, — вступила леди из зоопарка. — Вы расстроите каждую…

Ее слова заглушил неожиданный взрыв.

Открыв глаза, я прежде всего убедилась: с Арчем все в порядке. Он с восхищением посмотрел на ликующего генерала Бо:

— Этот чувак такой крутой!

Салат с гуакамоле

1 пучок салата айсберг

1/4 стакана дробленого кедрового ореха

8 томатов-черри, разрезанных пополам

1/4 стакана тертого сыра Монтерей Джек

1 стакан дробленых кукурузных чипсов

1/2 стакана нарезанного зеленого лука

Заправка:

1 очищенное авокадо (пюре)

1 столовая ложка выжатого лимонного сока

1/2 стакана сметаны

1 столовая ложка пикантного соуса

1/3 стакана кукурузного масла

Мелко нарезать салатные листья, смешать с сыром, луком и томатами. Убрать в холодильник до момента подачи к столу. Все ингредиенты для заправки положить вместе и хорошо перемешать. Заправить салат, а сверху высыпать дробленые кукурузные чипсы.

Из этого объема продуктов получается 4–6 порций.

 

ГЛАВА 18

Мы начали собираться домой. Многие изображали какую-то серьезность, остальные — радостно молчали. Как только начался дождь (сразу же после взрыва), мне стало очень хорошо. Эксперимент генерала словно пробудил грозу. Вспышки молнии, небесные раскаты и большие холодные капли дождя разогнали нас по машинам. Больше никаких птиц! Невозможно выразить, какое облегчение испытала моя душа.

Укладывая пожитки в мой фургончик, генерал Бо, Арч и Брайан Харрингтон молча радовались. Генерал и Арч прямо светились от счастья, что взрыв удался. Мое же молчание напоминало безмолвное недоверие со стороны фанатов, когда денверская футбольная команда «Бронкос» забила свой решающий мяч.

Но был еще Брайан Харрингтон, который сам себе улыбался. Сначала мне было непонятно, отчего, но потом я вспомнила. Горный хребет принадлежал Визи, вернее принадлежал ей до того, как они поженились. «Маунтен джорнал» вовсю раструбил их чересчур уж публичный обмен свадебными подарками: он подарил жене дом в Вэйле, она ему — хребет. Теперь Брайан планировал отдать землю под застройку и, согласно «Маунтен джорнал», втайне от всех ожидал первичного разрешения от местной градостроительной комиссии. Пикник у горного хребта, экология которого будет вскоре уничтожена строительством, делал его полным засранцем, вот он и веселился. По крайней мере, такова была моя догадка. А может быть, он просто назначил свидание птичнице.

Адель, Визи, Элизабет и новая подружка Брайана сгребли столовое серебро и сложили строптивые на ветру скатерти. Женщины выглядели угрюмыми и озабоченными. Принцип изучения наших пернатых друзей, видимо, очаровал и поразил их. Я безуспешно пыталась подавить смех. Когда наш передовой отряд вернулся на Сэм-Снид-лейн, у ворот Фаркуаров парковался неизвестный мне «фольксваген» белого цвета. Генерал Бо, Адель и Джулиан остановились у автобусной остановки, чтобы проводить леди из зоопарка, сказали, что скоро будут. Так как это не была машина Джерка, я совершенно спокойно отправилась домой одна. В любом случае, волноваться было не о чем: «рейнджровер» Фаркуаров поравнялся с «гольфом» как раз, когда я вводила код, чтобы открыть ворота. Окна опущены — собаки спущены. Это была Сисси.

В конце концов, мы все собрались возле дома Фаркуаров. Поставив фургончик в гараж, я заняла себя разбором остатков от пикника. В чем бы ни состоял их конфликт, быть его свидетелем я больше не хотела. Отношения — все равно, что маленькие пикники, решила я, вытряхивая крошки от круассанов и последние ложки салата. Тебе кажется, что они непременно будут замечательными, — только посмотрите на этих счастливых людей в рекламе, они весело болтают и едят в окружении красивой природы, — но в итоге мы имеем одно сплошное недоразумение. Тот, кто сказал, что жизнь это вам не пикник, совершенно точно никогда на них не был.

Я занесла корзинки в дом. Адель, безупречно одетая — в бежевом кашемировом свитере и широких брюках с идеальными стрелками, — медленно проковыляла мимо меня. Ее сгорбленные плечи и потупленный взор разрывали мне сердце. Я спросила, довольна ли она собранной для бассейна суммой. Она пожала плечами и ответила усталым дрожащим голосом, что эта поездка ее измучила. Она шла прилечь, пока генерал работает над своими трудами. Я очень надеялась, что он отключит все телефоны, и я смогу спокойно приготовить ужин. Арч пошел со мной на кухню.

— Ты не против, если я попрактикуюсь над трюками, пока ты готовишь? — спросил он.

— Конечно, нет.

Я внимательно изучила содержимое холодильника. У меня было все необходимое, чтобы приготовить треску по-китайски. Ею я и занялась, пытаясь выбросить из головы образ скитальцев с палочками в руках.

— Только не рыба! Опять! — простонал Арч, увидев продукты. Он раскладывал инвентарь.

— Но ведь ты не ел ее в последний раз, — напомнила я. Но потом решила сменить тон: — Заказать тебе пиццу?

Я пыталась быть снисходительной. В конце концов, я никогда не разрешала своему ребенку иметь ни мышку, ни песчанку, ни хомячка, ни морскую свинку, ни любого другого домашнего грызуна. К тому же я испортила его последнюю встречу с полевками.

Он достал из сумки какие-то стаканчики:

— Давай спросим Джулиана.

Именно в этот момент в дверях кухни появился кулинарный арбитр собственной персоной. Он обожал появляться сразу после того, как его имя произносилось вслух. С ним была Сисси, вся в белом: топ с перекрученными завязками на шее, шорты, гольфы и туфли. Ее кудрявые волосы были собраны на одну сторону и перевязаны белой лентой. Как обычно, Джулиан тоже не выглядел счастливым.

— Творишь волшебство? — спросил он Арча.

— Просто тренируюсь.

Без лишних объяснений Джулиан и Сисси двинулись на террасу, где торжественно закрыли за собой французские двери. Почему-то люди считают, что ты обязательно сунешь везде свой нос, даже когда вовсе не собираешься этого делать.

— Ладно, мам. Следи за шариком.

Я переключила внимание на Арча. Он ловко спрятал шарик под одним из трех стаканчиков и начал их двигать, меняя местами. Когда я указала на неверный стаканчик, думая, что именно под ним скрывается шарик, он поднял его, накрыл им соседний, потом третий. Постучав по ним, Арч триумфально поднял всю стопку, там и был злополучный шарик.

— Отлично! — признала я. — Просто великолепно! Когда покажем остальным? До или после того, как я накрою ужин?

Он не успел ответить, потому как с террасы послышались голоса. Они становились все громче и уже перешли в крик. Арч нахмурился и скривил рот:

— Спорим, они дерутся.

Бедный Арч! Единственная модель отношений между мужчиной и женщиной, какую он знал, состояла в затяжном конфликте. Через мгновение Джулиан быстрыми шагами прошел мимо кухни, даже не взглянув в нашу сторону.

— Эй, Джулиан! — позвал его Арч и выбежал за ним: — Подожди!

Хотел Джулиан или нет, но Арч помчался по лестнице к нему в подвал. Не уверена, что он будет рад видеть одиннадцатилетнего мальчика сразу после ссоры с девушкой. Но я вернулась к треске, решив не лезть не в свое дело.

— Голди? — напугал меня голос Сисси. Я повернулась. Сделав усилие, она одарила меня натянутой улыбкой. Ее напряженная поза явно не сочеталась с таким картинно-невинным нарядом. — Ты работаешь?

Нет, я тут просто так мою рыбу, чисто для забавы. Но вслух я, конечно, произнесла:

— Почти закончила. Треска, запеченная с китайскими специями. Низкокалорийная, нежирная, зато полная энергии и витаминов.

Закончив резать зеленый лук, я отмотала нужное количество фольги и разделила ее на квадратики. Обваляв в специях рыбные филе, завернула каждое отдельно и положила в холодильник. Потом достала две бутылочки лимонада. И быстро взглянула на ее лицо.

— Хочешь, пойдем на террасу?

Ее лицо сказало: «Можно». Мы вышли. После ливня запах мокрой хвои был таким же прекрасным, как когда я ездила к Шульцу. Я глубоко вздохнула, пытаясь воскресить в памяти ощущения того вечера. Но мои грезы прервал срывающийся голос Сисси.

— Где вы все были утром? — вопрошала она, вытянув физиономию со смешным бантиком сбоку.

— Я… мы ездили смотреть птиц на горном хребте.

Ее голос был таким раздраженным, что я даже сразу не подумала, ей-то что за дело до того, где мы были.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась я.

Она ничего не ответила и глотнула лимонада. Потом сжала губы и укоризненно посмотрела на меня:

— Ну, а вчера вечером? Где вы были?

— Ты меня, конечно, извини, Сисси. Но тебя это совершенно не касается. Мы с Арчем ездили в гости. На ужин. Теперь скажи, что случилось?

— А Джулиан был с вами?

— Вы из-за этого поссорились? — спросила я, вспоминая, что у Джулиана вчера намечалось свидание. Только я думала, что он встречается с Сисси. Я сменила тон и продолжила уже мягче: — Вы ведь не женаты, пойми. Мужчинам не нравятся властные женщины.

Кажется, мягкость мне не удалась. Она закрыла глаза и прислонила голову к спинке плетеного кресла. У нее был вид гвоздики недельной свежести.

— Хочешь поговорить об этом? — спросила я.

— Когда я нашла Джулиана, — отвечала она, не открывая глаз, — я подумала, что он самый умный парень из всех, что мне довелось встретить.

— Как ты нашла… встретила его?

— В Элк-Парке есть специальная «теневая» программа по выбору специальности. Ну, знаешь, в течение семестра ты, как тень, преследуешь повсюду какого-нибудь юриста, например, или кого-нибудь еще, чтобы понять суть его работы. — Она откинула назад волосы. — Конечно, мы посещали одни и те же занятия, только он был «тенью» доктора О’Нила. Тот говорил, что Джулиан — самый одаренный ученик из всех, кого он когда-либо видел. Хотел даже написать ему рекомендации для Колумбийского университета.

— Это очень мило. — Мне вовсе не хотелось судить ее, но я не раз встречала таких молодых женщин. У них прямо на лице написано: «Ищу мужа. Если вы не студент медицинского колледжа — просьба не беспокоить».

— Я просто пытаюсь помочь ему! — горячо продолжала Сисси. — Он такой умный, но совершенно не пользуется этим.

— В смысле?..

Она посмотрела на меня и беспардонно заявила:

— Он хочет готовить. Сказал, что ему следовало бы пойти на практику в кафе Аспен-Мидоу.

Ну и ну! Я хотела спросить ее, почему она сама не стала доктором. Но отпив немного лимонада, решила: пусть кто-нибудь другой консультирует Сисси по вопросам ее карьеры. Так что я вернулась к главной теме:

— И как это связано с вчерашним вечером и сегодняшним утром?

— Я решила разузнать, где он был, потому что мне он сказал, что будет здесь. Это — единственная причина. Он собирался писать что-то. Я звонила, звонила, но все время включался автоответчик.

Я выглянула за окно: равнина была похожа на большую пиалу с молоком в виде густого тумана, из которого, точно кукурузные хлопья, торчали верхушки сосен.

— Ну, ты же не его мама.

Повисло молчание. Сисси отвернулась:

— Да, может быть, в этом вся проблема.

Я постаралась выглядеть беззаботной.

— Только давай не будем сейчас про эдипов комплекс.

Снова молчание. Сисси прикусила щеку.

— Пойми, он только что лишился своего духовного наставника. Представь, как это тяжело. Похоже, Филип Миллер очень помогал Джулиану. Возможно, ты хочешь слишком многого?

— Но я все равно ему не мать, — проворчала Сисси.

— И что?

Еще несколько минут мы сидели тихо.

— Это все из-за сеансов с доктором Миллером, — наконец сказала она. Было странно слышать, что Филипа называют доктором, по профессии. — Джулиана усыновили. И теперь он считает, что не может строить серьезных планов на будущее, пока не отыщет своих биологических родителей.

— Ох, Сисси! Ради всего святого! Дай ему сделать это. Сейчас многие ищут своих родителей: это самое популярное занятие десятилетия.

Она наклонилась ко мне и продолжала возбужденным голосом так, что даже кудряшки на ее голове затряслись:

— Если хочешь знать, это — самое глупое и неблагодарное занятие. Просто потеря времени! Ты узнаешь, что твой отец — страховой агент где-нибудь в Далласе, мать — учительница младших классов в Орегоне. Но эти люди вообще не хотели твоего рождения, понимаешь? Теперь они живут с другими семьями, у них свои дети, которые оказываются тебе братьями или сестрами и ужасно возмущаются твоему появлению. Гораздо важнее жить своей жизнью. Идти вперед.

— Ну, это — твое мнение.

Сисси негодовала. Не знаю, может быть, она не хотела делить Джулиана с пока неизвестными никому родственниками, но выглядела дико рассерженной и ревнивой. Но ведь тогда на ужине у Харрингтонов мне казалось, что она внимательно изучает хозяев и их образ жизни. А в библиотеке она искала кого-то поважнее меня… Тинейджер, одним словом. Я содрогнулась при мысли, что Арч станет таким же.

— Так что ты думаешь? — спросила она. — Ему стоит мне врать? Или не говорить, куда собирается, чтобы я переживала?

Я посмотрела на нее: серьезные темно-карие глаза, длинные вьющиеся волосы, красивое, но полное тревоги лицо. Передо мной была девушка, которая прошла через множество не самых простых конкурсов красоты, чтобы добраться до финала «Юной мисс Колорадо», девушка, которая стала «тенью» Филипа Миллера, потому что решила, что ей интересна психология, а при всем этом еще и работала в библиотеке, чтобы скопить денег на колледж. Полная решимости во всем, за что бы она ни взялась, включая Джулиана. Но несмотря на свое честолюбие и амбиции на поприще последнего, сейчас Сисси просила моего совета. Моего! Это было уж слишком.

— Я не даю советов безнадежно влюбленным. Все равно ты поступишь так, как считаешь нужным. Скажу тебе только одно… — заключила я. Сисси вся обратилась в слух. — Люди не меняются. Можешь пробовать что угодно, но он не станет делать то, чего хочешь ты.

Девушка глубоко вздохнула и шумно выдохнула через ноздри.

— Думаю, что буду, — начала она, но внезапно замолкла, встала и пошла в дом. Последние слова она произнесла, уже выходя: — Спасибо, что попыталась помочь.

Мне было весело и вместе с тем грустно. Как будто я хотела рассказать кому-то о рождении ребенка. Чтобы понять, надо просто пережить это. И никакие советы не смогут облегчить тебе участь или подготовить к такому событию. А туман поднимался все выше. Перед тем как сесть, солнце еще раз решило напомнить о себе. Я вернулась на кухню и сварила рис, потом вымыла и почистила спаржу.

— Она ушла?

Это был Джулиан. Я кивнула:

— А Арч?

— У бассейна. Не волнуйся, за ним смотрит Адель. Он тренируется делать сальто вперед. У него неплохо получается.

Я скрестила руки и облокотилась на столешницу. Впервые Джулиан искал моего внимания. Его взгляд блуждал по кухне:

— Уже решила, что будет на десерт?

— Шербет.

— Может, я выберу?

Он достал дорогую кулинарную книгу с шоколадными десертами. Когда я ее листала, то нашла рецепты достаточно сложными, но при этом ненадежными.

— Филбертины, — прочел он, выпятив подбородок. — Отлично пойдут с мороженым. Хочешь, я сделаю?

— Решай сам. Почему бы тебе просто не сказать, зачем пришел?

Он принялся выдвигать ящики, достал французский шоколад, дорогущий сахар и муку:

— Она рассказала тебе, что у нас проблемы?

— Да, — сухо ответила я и подумала: «Можно ли еще спасти эти отношения?»

Джулиан полез в холодильник за яйцами и маслом.

— Кто научил тебя готовить филбертины? — спросила я, пытаясь сменить тему.

— Моя… — он замялся и повернул голову, чтобы посмотреть на меня. — Ты ведь говорила с Сисси.

— Скорее, я ее слушала.

— M-да. Ну, это ведь мое дело.

Я налила себе лимонада и, отхлебнув, произнесла:

— Да… Конечно…

— Но в любом случае, это не проблема для наших отношений.

— Что не проблема?

— То, что я пытаюсь делать.

— Ты имеешь в виду поиск родителей, желание стать доктором или учиться на повара? Что?

— Нет, не это. Проблема наших отношений — в том, что… в резервации никто не учит тебя быть крутым.

— Не учит быть крутым, — повторила я за ним.

— Всякой фигне, типа сексуальной привлекательности, ну, знаешь?

Он разбил яйца в медную чашку и начал их взбивать. «Сексуальная привлекательность, ну, знаешь…» Нет, я не знала.

— Я скажу, что знаю, Джулиан, — ответила я, наполняя новый стакан и глядя, как пенится мой лимонад. — Ты очень нравишься Сисси. И она очень за тебя волнуется.

Он фыркнул. А я продолжала:

— Это как у нас с Арчем, или даже как у Арча с его отцом. Некоторые люди проявляют заботу очень странным образом.

Он посмотрел на меня недоверчиво:

— Тебе ли не знать.

В ответ на его комментарий запищали ворота. Я кинулась к экрану видеонаблюдения. Ах, да! Сегодня суббота! Как я могла забыть! Мы же ждем Джерка!

 

ГЛАВА 19

По внутреннему телефону я дозвонилась до генерала.

Он появился на кухне внезапно и, как всегда, беззвучно, чем испугал меня до смерти. Как это он всегда перемещается так тихо? Конечно, я сразу вспомнила о том, какие еще вещи он мог делать без лишнего шума.

— Он здесь, — сказала я.

— Хорошо. Зови Арча. Встретимся в холле.

Приказам генерала я повиновалась. Я чувствовала себя попеременно то глупо, то испытывала леденящий душу страх. Неужели все эти тщательно спланированные действия действительно необходимы? Через пять минут мы встретились в фойе. Генерал нацепил на себя кобуру.

— Ого! Круто! — восхищался Арч.

Мне идея не нравилась:

— О, прошу вас! Только не оружие!

— Сдерживающий фактор, — сощурил глаза генерал.

— Но мы в Аспен-Мидоу, а не в Бейруте! В самом деле!

Неприятно засигналил джип Джерка. Бип! Бип! Генерал наклонился к самому моему уху:

— Позволь кое-что сказать тебе. В Вашингтоне думали, что я псих. Здесь, может, тоже кто-то так думает. Но я точно знаю: везде одно и то же, Голди. По всему миру. Нужно быть готовым.

— Мы можем идти? Я уже готов, — торопил нас Арч.

И мы медленно пошли до самых ворот. При виде Джона Ричарда мое сердце невольно затрепетало. На нем были белые шорты, белая рубашка, белые носки и кроссовки «Найк». Он стоял, просунув длинные пальцы в решетку забора. Солнце поблескивало в его волосах. На заднем сиденье машины виднелась теннисная ракетка. Раньше мы немного играли в теннис. Он опять играет? С кем, интересно? Или уже играл сегодня утром? И почему меня это волнует?

— Демонстрация силы обязательна? — спросил он.

Ни я, ни генерал не ответили. Бо с каменным лицом проводил взглядом Арча. Сын уселся в машину, а Джон Ричард немного помедлил. Расставание с Арчем всегда было болезненным для меня.

— Меня даже рядом с этим чертовым кафе не было, ты, сучка, — крикнул мне Джерк. — Только вообрази, сколько клиентов я потерял после того, как твои дружки-копы завалились ко мне, и как это повлияло на мое финансовое положение. И на твое с Арчем, между прочим. Теперь ты прекратишь цепляться ко мне?

— Не отвечай, — остановил меня генерал еле слышно. — Медленно уходи. Я останусь, пока он не уедет.

Я повиновалась. Значит, Шульц не стал дожидаться, пока я подам заявление в полицию. Только меня это совершенно не радовало. Я чувствовала невероятную тяжесть в теле. Боль в руках и груди усилилась. Будто голос Джерка ее пробудил. Мы не в Бейруте, напомнила я себе.

Переступив порог дома, я услышала, что звонит телефон. К моему удивлению, это была Элизабет Миллер — с предложением пообедать вместе в понедельник. Совершенно искренне я ответила, что с удовольствием. В горе человеку необходимо быть с кем-то. К сожалению, в моем голосе зазвучал неожиданный скептицизм. Только зачем ленч? У этого нововведения свои проблемы. Платит обычно — приглашающий? Тогда в кафе за обед заплатила Марла, но она сама настояла, я мало что соображала тогда. Ну и у нее были деньги. Я почувствовала, что мне придется угощать Элизабет.

Мое молчание в трубке навело ее на новую мысль:

— Давай устроим пикник!

Еще один?

— Опять смотреть на птиц? — тоскливо ответила я.

— Ах, это Филип был экспертом по части птичек. Но я-то же нет. Послушай, я принесу табуле и тассаярский хлеб. А ты — что хочешь, что нетрудно соорудить.

Следующим утром, после ранней церковной службы нетрудно было соорудить томатный винегрет и кекс. Когда я начала взбивать яйца, сквозь утренний безмятежный воздух прорвался телефонный звонок. Внутри все упало. Боже мой! Сегодня воскресенье! Для некоторых этот день явно ничем не отличался от остальных. Но я была, так сказать, ответственной за ответы. Генерал и Джулиан уехали за оборудованием для нового эксперимента. Адель была в бассейне: только-только начала медленно грести (по словам докторов, это укрепляет спину). Так что она долго еще не сможет подойти к телефону. Если б пришлось сравнивать Адель с рыбой, она была бы самым медленным морским коньком в мире.

— Дом Фаркуаров, — прощебетала я в трубку.

— Это Джоан Расмуссен.

Бессознательно я уставилась на яйца, лежащие на столе. Что Адель про нее сказала? Что о ней нужно печься!

— Да! — не меняя тона, отозвалась я. — Как поживаете? Это Голди.

В трубке была тишина.

— Как я понимаю, у вашего сына будет какая-то вечеринка, — наконец-то прорезался ее голос.

— Да, мы планируем ее на вторник, на вечер. Это будет четырнадцатое. Он хочет продемонстрировать свои фокусы. — Я покашляла. — Эээ… волшебные трюки.

Мне называть ее Джоан? Все-таки мы обе — матери учеников. Или госпожа Расмуссен, потому что я повар Фаркуаров?

— Арч пригласил мою дочь.

— Чудесно! — живо отреагировала я, хотя на самом деле ничего подобного не испытывала.

— Во время нашего последнего разговора, — продолжала она, тоже не зная, как меня называть, — вы не проявили особенного энтузиазма в отношении сбора средств для строительства бассейна.

— Ааа…

— Хотя я знаю, что ваш сын довольно серьезно учится плавать, — закончив мысль, она шмыгнула носом. — А наша дочь три года состояла в команде пловцов поселка.

Связь между предметами нашего разговора была налицо. А Джоан явно прошла курс по манипуляции сознанием. Арч учился плавать. Дочь Расмуссен была отличной пловчихой. Школе нужен бассейн. Если я помогу в сборе средств, Арч научится плавать, спасет школу и получит девчонку.

Я прикусила щеку. В конце концов, какие отношения у Арча с женским полом — это его личное дело. А у меня не было денег.

— Очень рада за вашу дочь, — сказала я.

Джоан нетерпеливо выпалила:

— Вы сможете завтра забрать свои наклейки? Вы один из немногих родителей, которые практически ни в чем не принимают активного участия.

У психолога выдался бы отличный денек с этой женщиной. Или со мной? Меня накрыло разрушительное чувство вины:

— Буду счастлива завтра забрать наклейки. Хотите поговорить с Аделью?

— В это время дня она плавает?

— Ну, да. Но завтра собирается в школу на собрание по поводу бассейна…

Но Джоан Расмуссен уже повесила трубку. Я спокойно повесила свою, уверенная, что тем, кто избирает агрессивный тип поведения, обычно воздается по заслугам.

Утром в понедельник после йоги я проводила домашних по их делам, а сама отправилась в заповедник «Аспен-Мидоу» (который следовало бы назвать пооригинальнее. К чему городишке тезка?) Ничто так не избавляет от мыслей о неприятностях, как быстрая езда по чистым дорогам.

Сейчас я возблагодарила защитников окружающей среды за их верность своим убеждениям даже во времена экономического спада. Союз между натуралистами старой закалки и молодыми гринписовцами и членами Общества Одюбона хоть и был шатким, но все отважно боролись против общего врага — глобальной застройки окружающих мест. Филип Миллер совершенно точно был одним из птичников, хотя никогда не говорил со мной о своей вовлеченности в этот процесс. В нашем возрасте активная позиция в защите среды — это нормально.

Я спускалась к долине мимо роскошных лугов, леса и ручья Коттонвуд-Крик, спрятанного за пышными кронами деревьев. Помню, как яростно десять лет назад мои друзья-защитники природы пытались помешать правительству построить здесь дорогу. А еще раньше активисты прямо-таки свернули горы, чтобы не дать устроить здесь зимние олимпийские игры. Большинство городов готовы биться за такую возможность, но только не Аспен-Мидоу. Вообразите наши несчастные холмики, изуродованные чьими-то лыжами! Нет уж! Спасибо! За одним из плакатов тогда даже охотились коллекционеры: «Спасем хребет от горнолыжных бед!»

Июньские цветы, казалось, склоняют теперь свои разноцветные головки в знак признательности. У самой дороги пышные кусты черемухи принарядились в белый наряд, а по полянам рассыпались желтоголовые одуванчики, будто кто-то взял кисть и набрызгал краской поверх зеленого слоя.

У въезда в заповедник мой фургончик, замедляя ход, вплыл колесами прямо в грязь. Если мне когда-нибудь повезет на финансовом поприще, я обязательно подумаю над тем, чтобы обзавестись новеньким внедорожником. Тогда я смогу доставлять еду в самые непроходимые места в любую погоду. Ну, а пока мне остается лишь уговаривать моего скакуна смиренно переносить на дороге ухабы и не требовать слишком многого.

Мы с Элизабет договорились встретиться около десяти, чтобы у нас было время на случай, если опять пойдет дождь. Она, пожалуй, опаздывала. Я тем временем нашла нам местечко — старенький стол для пикников у ручья. Рядом за забором в деревянном доме когда-то жил пасечник, мой друг. Но он уже давно умер. Я залезла на лавочку и заглянула через забор. Мне удалось рассмотреть один улей. Неужели пчелы все еще там? И скучают ли по хозяину?

— Как ты думаешь, что происходит с людьми, когда они умирают? — Элизабет неожиданно возникла рядом со мной. Ее черные балетки делали походку совершенно бесшумной.

— Господи! — вздрогнула я. — Не знаю.

Если говорить о реинкарнации, то я предпочла бы переродиться в кекс. Но все равно, в тот момент я не была готова думать о Филипе как о бабочке, замершей возле нас в диких ирисах.

— Я много думала об этом, — продолжала Элизабет. — Что Филип говорил о жизни? Что было для него важно? Мне известно его отношение к витаминам В, Е и С и к нашим родителям. Но верил ли он в жизнь после смерти?

— Давай сядем, — предложила я.

Мы подошли к столу. Совсем рядом по камням журчал мутный от талого снега ручей. Я расстелила скатерть в зеленую с белым клетку, и мы выставили на стол корзинки.

— Что я думаю по этому поводу… — Я раскладывала винегрет по двум бумажным тарелкам и рассуждала: — Если ты видела, как человек проводил свое свободное время, ты знаешь, что было для него важно.

— Ага, — ответила она, глядя на свои контейнеры.

Большой ложкой Элизабет принялась вычерпывать свое табуле. Оно выглядело как что-то среднее между птичьим кормом и той гадостью, что кладут в клетки диким кошкам в денверском зоопарке. Из вежливости я попробовала немного и продолжила:

— Так вот, для него была важна его практика и деятельность, например, в Обществе Одюбона. — Глубокий вдох. — Что еще? Завещать свое тело науке?

Она потрясла головой (рядом с ее завитушками жужжала пчела) и тактично ответила:

— Да, он был донором органов.

— Я слышала, как ты ссорилась по этому поводу с Визи.

Элизабет сморщила носик:

— Она — та еще сучка!

— Ооо! Не знаю, могу ли я ее так назвать…

Я пыталась разговорить ее, и, кажется, мне это удалось:

— Знаешь, чего она хотела в тот день? На следующий день после смерти моего брата! Ты не поверишь! — Элизабет принялась изображать Визи на самом высшем уровне актерского мастерства: — «Он что-нибудь мне оставил?» Конечно, я подумала, что она имеет в виду деньги. А на пикнике она подошла ко мне и спросила: «Ты не находишь этот хребет очаровательным?» Я ответила, что — разумеется, а она: «А где лежат стратегические планы Филипа по экологии? В прошлый четверг он сказал мне, что уже готов представить их на суд окружной администрации».

Я помотала головой. В прошлый четверг? За день до смерти.

— У меня есть друг — полицейский в отделении шерифа. Ты не против, если я расскажу ему? Может быть, это покажется ему интересным.

— Мне все равно, — пожала она плечами. — Думаю, Визи совсем выжила из ума. Не знаю, была ли у них с моим братом… интрижка, как все говорят. Лично я сомневаюсь. Кроме того, она была владелицей хребта. И если она не хотела, чтоб Брайан начинал застраивать его, зачем они тогда пошли в администрацию и сказали, что собираются развернуть стройку? Ведь, знаешь, администрация не станет накладывать вето после того, как планы уже одобрены.

— Не знаю, — ответила я. — Возможно, она раскаялась, сообразив, как важно это было для Филипа.

Элизабет посмотрела в ручей:

— Для него важна была ты.

— Да, знаю.

Она вздохнула:

— Я не очень-то в курсе его практики. Он ведь не мог всего рассказывать. Но мне казалось, вам хорошо вместе.

— Ну, да.

Она наморщила лоб:

— Помнишь утро перед бранчем? У меня никогда не складывалась полной картины того, что происходит в его жизни. Знаешь, он просто не делился. Но я хотела поговорить с ним тогда, потому что знала: у него настоящий стресс.

— Из-за чего?

— Из-за парочки пациентов, думаю.

— Правда?

— Да. Один был одержим мыслями об убийстве. Можешь себе представить?.. Это все, что я знаю. Он сказал: «Кажется, повсюду одни сумасшедшие».

Я была потрясена. Уверена, Шульц не нашел никаких записей, никаких упоминаний о таком пациенте.

— Это все, что он сказал тебе?

— Да. Он проводил исследования на эту тему и как-то раз просто выплеснул свои переживания. И еще у него была пациентка, с которой очень жестоко обращался муж.

— Прости, что?

— Я не знаю, кто это. Она ходила к нему на приемы около месяца.

Около месяца? Я почувствовала себя так, словно мне врезали прямо в солнечное сплетение. Уверена, Элизабет понятия не имела, из-за чего распался мой брак.

— Правда? — только и смогла выговорить я.

— Да. Он сказал, что еще не докопался до самой сути, но пациентка ставила его в тупик. Случай был не из легких, потому что он знал ее давным-давно. Она была сильной женщиной, так он думал, по крайней мере. Но почему-то она оставалась со своим жестоким мужем целых семь лет. Филип не мог понять, как человек, добившийся неплохих результатов в разных областях, может заниматься таким саморазрушением.

— Значит, он не мог понять, да? А она была его пациенткой?

— Ну, я предполагаю, что пациенткой, — отвечала Элизабет, накладывая себе еще табуле. — Думаю, она что-то для него значила. О! Я не хочу заставлять тебя ревновать или что-то такое. Полагаю, он просто хотел хорошенько ее изучить. Хотел помочь, понимаешь?

— Нет, — ответила я осторожно. — Кажется, не понимаю.

Когда собрался дождь, мы с Элизабет попрощались. А я — хорошая актриса! Мои слова текли так же легко, как дождевые капли с неба: «с нетерпением жду следующей встречи»; «все, что ты принесла, было так вкусно»; «звони в любое время».

В ушах звенело. Я не осознавала, что плачу, и не могла сообразить, почему у меня влажные щеки. Смахнула слезы. Люди плачут сознательно. Следовательно, я вовсе не плакала.

Он, видите ли, не знал, как можно быть такой успешной во всем и потерпеть неудачу в отношениях! В этой школе для психов его хоть чему-нибудь научили?

Странно было чувствовать себя преданной тем, кто уже умер. Если и вправду все так и было, — а я сомневаюсь, что у него была пациентка с такой же историей, как у меня, и которая представляла собой такую же интересную задачку для решения ее нашим психогением, — то я была полной идиоткой. Как будто месяц назад в меня выпустили целую обойму, а пули достигли цели вот только что. А я думала, что нравлюсь ему.

Целых семь лет я терпела жестокого мужа, потому что боялась потерять Арча. Целых семь лет я терпела, потому что боялась, что не выживу. Но позволь мне кое-что спросить о наших отношениях, Филип, между тобой и мной. В наших отношениях — кто с кем обошелся жестоко?

До Аспен-Мидоу я добиралась около получаса, снова свернув на дорогу, ведущую в школу Элк-Парк. Я лучше всех знала, как опасно шоссе номер 203, особенно в дождь. Но тем не менее я принялась выписывать крутые виражи, бросая вызов смерти.

Не доехав тридцати метров до въезда в школу, я напоролась на лежачего полицейского. Машина подпрыгнула и, пролетев около метра, шумно бухнулась на асфальт. Я сбавила скорость. В знак протеста захрипел двигатель. Ну да, я действительно не вела машину, как следовало бы добропорядочной родительнице одного из учеников Элк-Парка. Но я была вне себя…

Я проехала мимо очаровательной клумбы с полевыми цветами. Вдоль разбитой ограды, что тянулась по всей дороге, вразбивку были высажены цветущие холмики, смешное подобие садиков девятнадцатого века. И только ради этого они воздвигли электрический забор, чтобы не пускать прожорливых оленей. Повсюду играли красками сумасшедшее количество астр, маргариток, колокольчиков, маков. Интересно, хотели ли они всем этим богатством сказать: «Да, мы можем приручить дикую природу!» Бесспорно, точно так же они поступали и с учениками-тинейджерами. Но в нашем штате годовые осадки достигают всего тридцати сантиметров. Даже мать-природа не могла так густо растить цветы. Словно в ответ на это, один из спрятанных разбрызгивателей начал извергать на цветы струи воды. Справа от меня, за забором и старыми голубыми елями за ограждениями (их посадили, еще когда здесь была гостиница) тоже включились разбрызгиватели, чтобы оросить коротко подстриженные и ненатурально зеленые поля для футбола и хоккея на траве. Воздух наполнил водяной влажный звук — «шшшш». Я потрясла головой. Если Филип и правда беспокоился о состоянии экологии в штате, ему следовало начинать с его альма матер, потому как школа бессовестно растрачивала наши запасы воды.

Я медленно подъехала к территории возведения бассейна. Предупреждающих знаков «идет стройка» и «не входить» было достаточно, чтобы резко развернуться и дать деру прочь от металлической сетки забора. Но вместо этого я надавила на газ, весело думая: «Никаких больше лежачих полицейских!»

— Боже, осторожней, мам! — заорал Арч, когда я завернула прямо в грязь между паркингом и стройкой.

Я вылезла из грузовичка и хлопнула дверцей. Обведя недобрым взглядом парковку, я остановила взгляд на лице сына. Он с удивлением посмотрел на меня и поправил очки:

— Что ты тут делаешь?

И правда, что я тут делаю? Я все еще смотрела на него, словно его лицо могло напомнить мне о причине визита. Ах, да! Наклейки!

— Я приехала не за тобой, — ответила я.

— А я жду Джулиана, — объявил Арч взрослым всезнающим голосом. — Он отвезет меня, когда закончит дела в лаборатории.

В этот момент на грязном холме за бассейном я заметила двух девочек того же возраста, что и Арч. Развалившись на траве, они наблюдали за нами.

— Арч, что это за девочки? — спросила я, указывая на холм.

— Неважно, мам. Давай я провожу тебя.

— Отлично.

Мы уже заходили, когда за спиной я услышала девичьи голоса:

— Эй! Ты — милашка!

— Арч, это они тебе? — спросила я, обернувшись.

Он залился краской. Не поднимая глаз, сын промолвил:

— Просто иди.

— Школа Элк-Парк, оставайтесь, пожалуйста, на линии, — прощебетала телефонный оператор пять раз подряд, отвечая на бесконечные звонки, пока я ждала удобного момента спросить ее про свои дурацкие наклейки.

Арч испарился. Я присела на лавочку, обшитую дерматином, и заполнила сознание пустотой. Не успела я начать мантру, как меня заметила Джоан Расмуссен и, пыхтя, устремилась в мою сторону. Я застонала, кажется, даже вслух.

— Извините, повар Голди, так? — обратилась она самым властным тоном. — Вы что-то сказали? Мне послышался какой-то стон. Я усердно работаю над проектом нашего бассейна, гораздо усерднее остальных родителей, должна сказать, а вы…

— Это не был стон, — прервала я ее, поднимаясь с места. Моя голова оказалась где-то на уровне ее почтенной груди, на которую я очень старалась не смотреть: — Я делала «оммм»… Гортанный звук, идущий из глубин души.

— Я знаю, что вы работаете в сфере обслуживания, мисс Беар. И для нас действительно очень важна ваша помощь, поэтому я прошу вас не пропускать ни одной двери…

— Доктора и юристы тоже работают в сфере обслуживания, — снова грубо прервала ее я. — Им тоже приходится слоняться туда-сюда, размахивая наклейками?

— Конечно, нет! — обиделась она. — Но только потому, что они могут себе позволить…

— А, все поняла! — повысила я голос. — То есть если у тебя есть определенная сумма денег, ты счастливым образом избавляешься от всякой тяжелой работы? Скажите, Джоан, сколько я должна заплатить за свою свободу?

В этот момент за спиной оператора возник директор школы. Так близко я его еще никогда не видела. Это был парень с детским лицом. Круглые очки делали его похожим на молодого филина. Несмотря на то, что на дворе середина июня, на нем был твидовый костюм. Директор посмотрел на нас и нахмурился.

— Вот ваши наклейки! — Джоан передала мне пакет. — Спасибо, что так великодушно жертвуете свое время.

Из самого моего горла вырвался довольно громкий звук:

— Оммм.

А потом я услышала, как Джоан и директор, не сговариваясь, сделали одновременный вдох, посмотрев куда-то чуть выше моего плеча. Обернувшись, я увидела старшего члена семьи Курс, владельца крупной пивоваренной компании. Он только что вошел в здание. Слишком поздно я осознала, что была единственным камнем преткновения между директором и миллионами пивных долларов.

— Ой! — вскрикнула я, когда директор направился прямиком в мою сторону.

Качнувшись назад, я упала на лавочку. Пакет выпал из рук. Спиной я приложилась к стене и неловко съехала на пол. Из пакета, точно конфетти, посыпались наклейки.

Джоан Расмуссен кинулась к телефону, тогда как оператор все еще продолжала напевать свою песенку всякому звонящему. Собирая с полу наклейки, я смотрела, как директор совершает обычную процедуру лицемерного приветствия слишком уж любезного мистера Курса.

— Что тут произошло? — донесся сверху голос Сисси Стоун.

Я посмотрела вверх и попыталась широко улыбнуться. Последний раз, когда мы виделись, она не была в прекрасном расположении духа.

— Убираю свои наклейки. Еще вопросы?

Она чуть не свернула себе шею, крутясь во все стороны — нет ли поблизости кого-нибудь действительно значимого.

— Так, так. Только посмотрите, кто здесь! — сказала она еле слышно.

— Думаю, ты не очень хочешь помочь мне собрать все это, да?

— Прости, — Сисси драматично вздохнула. — Я жду Джулиана и не могу ползать по полу, а то испачкаю брюки.

Мне оставалось только ворчать себе под нос. Засунув последние наклейки в конверт, я забралась на лавочку и стала думать об Элизабет и о том, что она рассказала о проблемных пациентах Филипа. Мой взгляд остановился на Сисси: идеальный макияж, идеальная прическа, идеальные отполированные ногти, идеальная розовая с голубым блузка и голубые с розовым брюки. Мисс Идеальность работала на Филипа. Я подумала: интересовался ли он когда-нибудь идеальностью ее психики?

— Пойдем выпьем кока-колы, — предложила я ей. — Я упустила Арча из виду. В горле пересохло, и мне надо с тобой поговорить кое о чем. В этой школе есть кола?

Ее красивое личико помрачнело:

— Раньше в подвале у нас стояли автоматы. Но родители запротестовали против чипсов, печенья и лимонадов. Теперь остался только сок, батончики мюсли и всякая дребедень из магазинчика Элизабет Миллер. Хотя они все еще называют это местом перекуса, а я бы переименовала его в кормушку.

— Все равно пойдем, — я заставила себя улыбнуться. — Будем заправляться здоровой пищей.

Я бросила быстрый взгляд в сторону директора и его богатой жертвы, и мы с Сисси стали спускаться вниз. В конце концов, может быть, иметь деньги не так уж и сладко. К счастью, мы избежали новой встречи с Джоан Расмуссен и через несколько минут уже жевали кокосовые батончики с арахисовым маслом, запивая клубнично-гуавовым соком. Трудно думать, как правильно задать вопрос, когда к твоему нёбу пристает арахисовое масло, но я попыталась.

— Я скучаю по Филипу Миллеру, — сказала я, отхлебнув ужасно сладкого соку.

— Да, он был хорошим парнем.

— Ты ведь была его «тенью» почти целый год.

Я старалась изобразить тоскливый тон.

— Между нами не было никаких чувств, — уголки ее губ опустились. — Никаких личных отношений.

— Точно. — Я потрясла волосами. — Абсолютно никаких. Я знаю, как строг он был в вопросах морали и всего такого.

Стараясь не показывать зубы, я откусила маленький кусочек батончика мюсли.

— А что ты для него вообще делала? — непринужденно спросила я.

— Обычно — его расписание, — что-то улаживала. Он говорил, какие занятия мне необходимо посещать, иногда давал проекты по исследованиям отдельных тем. Потом какое-то время я его не видела. А в последнюю неделю, пока он был… — она замялась и покашляла, — ну, знаешь, жив, он попросил меня поработать над одной вещью. Мне казалось, он прямо нервничал из-за этого. Хотя такие случаи уже встречались, ему нужны были детали, а времени на самостоятельные изыскания не было. — Она допила сок и, поставив стаканчик на пол, покрытый линолеумом, уставилась на стену. Далеким голосом Сисси произнесла: — Тарасофф против Калифорнии.

— Не поняла?

Она задумчиво поджала губы:

— Это было подсудное дело. Я просматривала библиотечный каталог в поисках статей, какие могли бы ему помочь.

— Все равно ничего не понимаю…

— Была одна женщина из Калифорнии по фамилии Тарасофф. Она встречалась с парнем, который ходил на терапию в психиатрическую клинику при калифорнийском университете, не помню уж, при каком. Неважно. Женщина бросила того парня. Тот пришел к психиатру. Просто ужас какой-то! Говорил, что хочет убить ее. Психиатр решил, что парень нестабилен, понимаешь?

Как ни странно, теперь понимала.

— Доктор пытался поместить его в психушку, ведь парень терял над собой контроль. Но потом он вдруг перестал ходить к нему на приемы. Психиатр позвонил в полицию. Он беспокоился, что нарушает конфиденциальность своего пациента, но еще больше волновался за женщину. Не говоря копам, зачем, он попросил организовать охрану возле ее дома.

— И они сделали это?

— Да, сделали. Но этого было недостаточно, — голос ее задрожал. — Парень убил ее.

— Черт! — Мне надо было собраться с мыслями. — А кто подал заявление?

Сисси потерла шею и скрестила ноги:

— Ее родственники. Они подали иск на университет, потому что парень, убийца, ходил к их психиатру. Суд объявил, что психиатр был просто обязан спасти женщину, даже если тем самым нарушил бы конфиденциальность своего пациента.

— Это как же так?

Она посмотрела на меня долгим взглядом:

— Идея в том, что лечащий душу доктор должен предупредить человека, если его жизнь в опасности.

— И кто выиграл?

— Семья Тарасофф. Я рассказала об этом Филипу за день до смерти. Если он знал, что кто-то хочет кого-то убить, то должен был предупредить будущую жертву. По закону обязан.

— Боже правый! Ты не знаешь, он предупредил?

Она помотала головой:

— Думаю, он собирался сказать кому-то о возможной опасности. Чтобы тот позвонил в полицию. Но я не уверена.

Я задержала дыхание. Звонок, который Шульц принял как раз перед аварией. Из поселка в предместье Аспен-Мидоу.

«Приезжай помоги. Моя жизнь в опасности».

 

ГЛАВА 20

В этот момент по лестнице, шаркая, спустился Джулиан. Как долго он нас слушал?

— Эй, что делаете?

Я ничего не ответила. Джулиан посмотрел на Сисси, затем на меня, пытаясь уловить наше настроение.

— Ты уже закончил в лаборатории? — спросила Сисси.

— Да. Ты расстроена?

Она изобразила надутую девочку:

— Джулиан, не могу поверить, что ты оказался таким ответственным! Тебе уже пора возвращаться в поселок, а я опаздываю в библиотеку. Ты бы на моем месте не расстроился?

— Ну-ну! — вздохнула я, но тут же пожалела, что раскрыла рот. Оба подростка посмотрели на меня так, словно я лезла не в свое дело. — Я сама отвезу Арча, если это ускорит процесс Правда. Нет никаких причин для конфликта.

— Когда это ты стала экспертом по улаживанию дел? — съязвила Сисси.

Мне хотелось сказать что-то гадкое, но потом я вспомнила совет, который дала Арчу, когда его дразнили на детской площадке: «Не опускайся до их уровня, солнышко, просто отойди в сторону». Наверное, первый раз в жизни я сама себя послушала.

— Эй! Подожди! — крикнул Джулиан, когда я уже выходила на улицу.

— Я поищу Арча, — не оглядываясь, ответила я.

Было прохладно, с гор дул ледяной ветер. Тучи сгущались. Куда же он подевался?

— Послушай, прости, что так вышло, — догнал меня Джулиан. Он стыдливо потупил взор.

Я остановилась у пыльной «акуры легенд». Это довольно дорогая машина, и водил ее, скорее всего, кто-то семнадцатилетний.

— Ты не должен отвечать за ее поведение, понимаешь? Даже если б она была твоей женой, ты все равно не нес бы за нее никакой ответственности. И, знаешь, на твоем месте я бы пересмотрела свое отношение к этой девушке.

Он слегка улыбнулся:

— Советчик-повар.

— Ох, пощади меня!

Я покричала Арча и потащилась к бассейну. Капли дождя прибивали пыль к земле. Джулиан шел рядом. На каблуках я была почти одного роста с ним. Внезапно я поймала себя на том, что беспокоюсь за его прическу. Вдруг она намокнет и испортится под дождем? А те места, что выбриты, могут простудиться, и у мальчика будет бронхит. Но я не могу быть ответственной за его поступки, напомнила я себе, не могу. Вообще-то, я скорее согласилась бы отправиться в ад и подавать там пирожные твинки, чем просить его прикрыть голову.

— Послушай, — начал он чуть громче обычного, чтобы его было слышно сквозь шум дождя. — Сисси просто…

— Не стоит придумывать ей оправдания.

Мы подошли к бассейну, окруженному двухметровой железной сеткой. Ее поставили на случай, если вдруг забудут закрыть ворота. В воде с закрытыми глазами медленно двигался Арч. Он кричал: «Марко!» Двое детских голосов отвечали: «Поло!»

Я позвала его. Услышав меня, ребята выскочили из бассейна и дали деру. Неужели тут никто ни за чем не следит? Я продолжала кричать, свирепо поглядывая на Джулиана, который все еще говорил так, словно ему не мешал ни дождь, ни то, что я пыталась вытащить из воды Арча: — Сисси, типа, собственница…

А, ну это все объясняет, конечно!

Я скрестила на груди руки и постаралась не обращать внимания на дождь. До Арча наконец-то дошло, что приятели его просто сбежали, и он открыл глаза. Заметив меня, он поплыл к краю бассейна:

— Я через минуту!

— Ну, правда! — не унимался Джулиан. Чтобы смахнуть с волос капли, он затряс головой, как это делают собаки. — Она всегда волнуется за меня.

— А вот это ты верно подметил.

— Но я не уверен, что она… хочет меня.

Он переминался с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам. Я хотела сказать, что, может быть, ему стоит сменить прическу, как вдруг он подошел ко мне совсем близко.

— Что это такое?! — разбушевалась я и сразу же вспомнила о Брайане Харрингтоне. Почему вдруг мужчины начали оказывать мне столько внимания? Может быть, я похудела?

— В чем секрет? — спросил он тихо.

— Какой секрет?

— Афродизиаков?

— Господи, ты же ребенок!

Позади нас кто-то кашлянул. Я обернулась. Рядом стоял Том Шульц — задрав голову, вскинув брови. Тут как раз пришлепал и Арч — в одном полотенце, дрожа от холода.

— Что ты делал? — накинулась я на сына.

На мой повелительный тон Арч недовольно повел плечом.

— Я хотел задать тот же вопрос тебе, мисс Голди, — проворчал Том.

В этот момент появилась Сисси. Джулиан медленно побрел в ее сторону, и они молча зашагали к машине.

— Эй! — крикнул им Арч. — Я думал, вы меня заберете.

— Планы изменились, — вмешалась я. — Ты едешь со мной. После того, как все объяснишь, конечно.

У него были синие губы, он старался говорить не стуча зубами:

— Это не афишируется, но воду в бассейн уже залили. Мы просто веселились, а потом начался дождь.

— Хватит веселья, — сказала я, стряхивая с лица и рук капли. — Залезай, пожалуйста, в фургон.

Я протянула ему ключи. Он знал, как завести машину и включить обогреватель. А еще лучше он знал, что сейчас не стоит со мной препираться.

— Сядем на минутку ко мне в машину? — попросил Шульц. — Я знаю, когда ты не в лучшем расположении духа.

— А с чего мне быть в хорошем расположении?

Дождь перешел в ливень. Дорога исчезла за толстой стеной воды и тумана прямо как тогда, после бранча. Темное небо отражалось в воде бассейна.

— Я волнуюсь за Арча, — продолжала я. — Не хочу далеко отходить, чтобы видеть его.

— Кстати, мне кажется, Джулиан Теллер слишком для тебя молод.

Я шумно выдохнула, он засмеялся — его широкое мокрое лицо засветилось.

— Ты что, не видел, что он…

— Да, да, да.

Арч завел машину. Надеюсь, он включил и обогреватель…

— Слушай, генерал сказал, что ты будешь здесь заниматься сбором средств, причем не для себя… — Шульц замялся.

— Извини, а как он узнал об этом? Я — единственная, кто говорил с этой владычицей морской, то есть бассейновой.

— Ну, ты же живешь с бывшим разведчиком, могла бы уже догадаться, что он — знаток своего дела.

— Отлично…

Если он хотел узнать, кто звонит, почему сам не ответил на звонок?

— Впрочем, ладно. По делу Миллера кое-что выяснилось, — Том замолчал, озираясь по сторонам. — Ты сказала, что он странно вел машину. Мне захотелось еще раз позвонить судмедэксперту. Роговицу его глаза они проверяли очень быстро, потому как Миллер был донором. Слышала, наверное, эта процедура должна быть проведена в течение первых часов, иначе смысла уже не будет. Так что я позвонил в глазной банк. Ты не поверишь! — Шульц глубоко вздохнул, его лицо стало очень серьезным. — Роговицу не приняли.

— Что?

— Они не вытащили ему контактные линзы. Помнишь, в то утро он ходил к офтальмологу? Согласно словам врача из глазного банка, линзы Миллера обрабатывали пероксидом. И просто сожгли ему эпителий, верхний слой роговицы. Он ничего не видел.

Я отнеслась к его словам скептически:

— Ничего не видел? Но он прекрасно видел меня на бранче. И в начале пути даже нормально вел машину. Как такое могло случиться?

— Голди, понятия не имею. Я звонил его офтальмологу. Говорит, Филип Миллер был совершенно здоров, когда покидал кабинет. Он явно нормально видел, поскольку смог добраться до школы. И еще кое-что. Доктор сказал: этот самый пероксид вызвал бы дикую боль при соприкосновении с глазом. Такую боль можно вынести только в течение нескольких секунд.

Я бессмысленно провела пальцами по волосам и потрясла глупой головой.

— Пора идти, — сказал Шульц, взглянув на мой фургончик. — Работы полно. Не возражаешь, если я попрощаюсь с Арчем?

— Конечно.

Он открыл дверь и сказал сыну пару слов — я, к сожалению, не расслышала. Оба рассмеялись, Шульц захлопнул дверцу и подошел обнять меня.

— Я хочу только одного, — услышала я над самым ухом.

— Чего же?

— Наверное, того же, что и Джулиан Теллер.

Когда мы ехали обратно к Фаркуарам, Арч объяснил, что ужасно устал от уроков и ему просто необходим был перерыв в бассейне.

— Это не причина. Нельзя плавать в бассейне, который еще не полностью достроен. Слишком опасно.

— Mais la piscine est finie!

Что ж. Я впечатлена: он знает, как сказать по-французски, что бассейн закончен. Но я не думала вестись на его уловки.

— Тогда зачем вокруг него забор?

— Ох, мам! Ну, правда. Вчера они налили туда ужасно-преужасно хлорированную воду. Это, типа, как шоковая терапия для бактерий. Учитель по физре сказал, что через пару дней вода вообще станет прозрачной.

Арч достал из своей магической сумки веревку и бамбуковую трость и сунул их мне прямо в лицо:

— Мам, ты только подожди чуть-чуть. Ты будешь в восторге! Смотри, какие крутые китайские наручники!

В ответ я только улыбнулась: сейчас было не время спорить по поводу опасных трюков — коварная дорога требовала моего полного внимания.

— Я всегда от тебя в восторге, — произнесла я спокойным голосом. — Если мы не отменяем магическое шоу, то надо как можно скорее обзвонить твоих приятелей. Ты говорил с Аделью?

— Да, а она не сказала тебе? — Он вертел головой перед струей горячего воздуха. Его волосы были похожи на свалянную мочалку: где-то висели сырыми пучками, где-то торчал совершенно сухой пушок. — По идее, на завтрашнюю годовщину с барбекю ты сама должна была пригласить моих друзей. Список гостей я вложил в твою книгу Эдгара Аллана По. И неприятно снова говорить об этом, но мне все еще нужен плащ и цилиндр.

— Арч! Я никому не звонила!

— Мам!

— Позвоню, когда доберемся до дома, — вздохнула я. — Узнай, сколько будут стоить цилиндр и плащ из искусственного шелка.

— Ура! Мам, спасибо!

— Я не сказала, что непременно куплю их.

— M-да, когда ты просишь меня узнать цену, это значит, ты собираешься покупать.

Я высадила Арча у дома Фаркуаров, а сама поплелась в офис Филипа. Между автострадой номер 70 и центром города располагался бизнес-центр, выполненный сплошь из горизонтальных панелей темного дерева, с перилами и отделкой бирюзового цвета. Такая смесь горного стиля с деловым пространством Санта-Фе. Помимо офиса Филипа рядом находилось кафе Аспен-Мидоу, магазинчик Элизабет, а также медицинские центры и агентства по продаже недвижимости в ассортименте. Все это великолепие местные привыкли называть севером города. В Аспен-Мидоу на квадратный метр было больше мануальщиков, чем в любом другом месте (за пределами северной Калифорнии, конечно). Вот, и в этом комплексе, который изначально развивал Харрингтон с партнерами, двое новеньких хиропрактиков открыли очередной магазинчик. Когда я въезжала, заметила также кабинет окулиста.

Припарковавшись, я вытащила пакет с наклейками (мое прикрытие, как я потом объясняла Шульцу). Элизабет на месте еще не было. К моему удивлению, наклейки на ее витрине тоже почему-то не было. Продавец подумала, что давать на пожертвование из кассы в отсутствие босса вряд ли похвально. «Ничего страшного!» — ответила я и купила немного сушеных ананасов.

Никто из мануальщиков также не захотел поучаствовать. Я поинтересовалась, могу ли я каким-то образом повлиять на их решение. Но они только окинули меня отсутствующим взглядом и молвили: «Нет». У кафе Аспен-Мидоу уже была наклейка. На занавешенном окне офиса Филипа наклейки не было. Я решила приступить к ловле настоящей добычи.

Проклятье! У окулиста наклейка уже была. Но все равно я зашла.

— Мне нужны контактные линзы, — объявила я на рецепции.

Мы начали обсуждать мои глаза. Когда я в последний раз проходила осмотр? Не помню. В середине дня есть окно, она могла бы записать меня, только надо спросить доктора. Конечно!

Когда девица исчезла за дверью, я заглянула в регистрационную книгу — мне нужна была пятница, третье июня.

Вот оно! 9:30 утра — Филип Миллер. Перевернула страницы обратно.

Девушка вернулась с победой:

— Доктор сможет принять вас через полчаса.

Думаю, это подходит. Пока я заполняла необходимые формы, она на меня неотрывно смотрела, я это чувствовала.

— А мы не знакомы с вами случайно?

Я всегда так гордилась, когда меня узнавали. Значит, не зря я рекламирую свою компанию в газете.

— Я владею в Аспен-Мидоу компанией «Голдилокс», она такая единственная в городке.

— Нет, — покачала головой девица. — Я вас не поэтому знаю… А! Вспомнила, вы бывшая жена доктора Джона Ричарда Кормана.

— Одна из бывших жен.

— Боже, — она закатила глаза и захихикала. — Он такой красавец!

В дверях появилась медсестра, а через пять минут я жалела, что не умерла до начала осмотра. Нижней строки букв я вообще не видела. Очень старалась, но ничего не вышло. Чувствовала себя полной неудачницей. Почему, когда я получала водительские права, мои глаза были в порядке, а теперь нет?

В какой из двух линз я вижу лучше, номер один или номер два? Ни в одной. Окулиста звали X. Д. Картвил. Веснушек на его лице было больше, чем у любого представителя нашей планеты. Если честно, я и не предполагала, что люди физически могут иметь столько конопушек. Он перекинул свои рыжие, пахнущие чем-то сладким волосы на одну сторону. А я прикусила язык, чтобы случайно не ляпнуть, не расшифровывается ли Х.Д., как Хауди Дуди… Предполагалось, что я буду интересоваться контактными линзами. Но думать о чем-либо, кроме адской боли, которая вот-вот наступит, было невозможно. Картвил оттянул мое веко и капнул чем-то на глаз, то же самое проделал со вторым. Доктор объяснил, что это — анестетик для глаукомного теста. Он снова погасил свет. Боль была жуткая, как будто по моей голове кто-то стучал деревянным молотком.

— Пожалуйста, прекратите, — сказала я, не удержавшись.

— Не волнуйтесь и не бойтесь, — откликнулся доктор родительским тоном.

— Нет, я не могу больше терпеть это.

— Ну, что вы! Думаю, можете.

— Прошу вас! Включите свет!

Доктор включил свет, наморщил лоб и заморгал:

— Но я еще не закончил тест. Еще надо…

— Простите, просто сегодня как-то все навалилось…

Он отодвинулся. Подбежала сестра:

— Проблема?

— Да, — начала я тихо. — Проблема в том, что мне всего лишь нужны линзы.

— Простите? Что? — в один голос переспросили они.

— Вы должны дать мне закончить тест, — пытался отстоять свое доктор.

— Я ничего вам не должна, — прервала я его и обратилась к сестре: — Если б я носила линзы, где бы они сейчас были? У меня в глазах?

Картвил встал и вышел из кабинета.

— Доктор очень расстроен, — покачала головой сестра.

— Какая жалость. Так, где были бы контактные линзы?

— Не в ваших глазах, — теперь голова ее затряслась. — Пока пациента осматривают, мы обычно удаляем белковый нарост с линз в ультразвуковом аппарате.

— Этот аппарат дезинфицирует?

— Нет, дезинфицируют от бактерий. А тут другая… — она посмотрела на меня сочувствующе, — другая штука, которая образуется на линзах. Из-за нее они могут быть затуманенными, неудобными для ношения… Каждую неделю пациенты приходят на отдельную процедуру, чтобы удалить этот белковый нарост. А на осмотре мы дополнительно пропускаем их линзы через ультразвуковой аппарат, — она слабо улыбнулась. — Позвать доктора?

— Нет, спасибо. Я бы хотела взглянуть на этот аппарат. Сегодня с меня хватит осмотров и тестов.

— Ну, жаль, ведь доктор почти закончил, — отвечала сестра, провожая меня к аппарату. Ткнув пальцем в железный ящичек на полке, она выдохнула: — Вот он.

— А что внутри, помимо ультразвука?

— Раствор пероксида.

Я заглянула ей в лицо:

— Раствор пероксида удаляет нарост?

— Да, как бы выжигает его. Но не волнуйтесь, мы очищаем линзы от раствора до того, как возвращаем их пациенту.

— Чем вы их очищаете?

Она достала с полки бутылочку солевого раствора и протянула мне:

— Поверьте, даже если малейшая частица пероксида останется на линзе, пациент заорет от нестерпимой боли. Обычно в такие дни пациенты носят прописанные им очки, потому что после осмотра и процедур, — ее взгляд стал суровым, — зрачки расширены, и снова надевать линзы им не хочется.

Мне надо было поразмыслить. Сестра опять предложила закончить тест, но я твердо решила отказаться.

— Тогда мне придется просить вас уйти, так как мы ожидаем еще пациентов.

Я закрыла дверь, чтобы поговорить с ней один на один:

— Прошу вас. Мне нужна ваша помощь.

— Если вы хотите контактные линзы, придется закончить тест.

— Нет, не хочу. Я должна спросить вас о пациенте, который носил их. — Я умоляюще на нее посмотрела. — Его звали Филип Миллер.

 

ГЛАВА 21

Сестра покачала головой.

— Но вы же знаете, я не могу говорить с вами о пациентах. К тому же… — для эффекта она выдержала паузу, словно я была преступницей, — полиция уже была здесь.

— Знаю, знаю. Но просто выслушайте. Филип Миллер был моим другом. Хорошим другом. — Я говорила искренне. — Я не прошу рассказать о нем лично, и мне не нужна история его болезни. Позвольте только пару вопросов о его визите.

Она заколебалась. Ее опыт с нестандартными пациентами был явно не столь обширен.

— Видите ли, — торопливо продолжила я. — Я ехала позади него во время аварии и теперь… возможно, это помогло бы полиции…

Она смягчилась:

— Что вы хотите узнать?

Я подняла бутылочку солевого раствора.

— Вот, — сказала я, помолчав. — Вы помните, в его последний визит этот раствор использовали?

— Я уже говорила это полиции. Миллер был первым посетителем в то утро.

— Первым посетителем, — повторила я, используя психологический метод.

Она потрясла бутылочку.

— Я всегда так делаю перед тем как начинать процедуру… Когда приходил Миллер, в бутылочке было совсем немного раствора. А после я ее выкинула. Там уже ничего не было. Вот и все.

— И он надел линзы?

— Да, — кивнула сестра. — Сама видела, как он их надевает.

Не знаю, что там было на самом деле, но точно имела место замедленная реакция. Так я думала по дороге к дому Фаркуаров. Филип никуда не отлучался с бранча, не оставлял меня ни на минуту. Не думаю, что он мог что-то сделать со своими линзами или вообще что-либо сделать, и чтобы я этого не заметила. Я все время за ним следила. И все же если с момента посещения доктора прошел один час: получасовая дорога до Элк-Парк и потом еще дорога до Аспен-Мидоу, почему Филип не чувствовал боли? Почему он сразу же не ослеп?

Как обычно, кулинария оказалась отличным лекарством от всех бед. Дождь очистил воздух и наполнил его сладким влажным ароматом травы и хвои. Отключив сигнализацию, которая защищала окна первого этажа, я открыла их настежь. В бассейне плескались и визжали Арч и Джулиан. Так как Джулиан собирался остаться дома на ужин, я решила приготовить киш с сыром без корочки, салат из зелени, которую купил генерал в один из своих недавних шопингов, и булочки «Клевер», что я притащила замороженными из дома. Потерла сыр и высыпала его на крем. К моему удивлению, телефон звонил всего один раз. Это был мой адвокат по поводу «Фри беарс». Сказал, что они правы и что сменить мое имя будет недорого. Ну конечно, для него все недорого. Ответила, что подумаю.

Включив автоответчик, я заставила себя вспомнить, что Элизабет рассказывала мне про несчастную пациентку Филипа. Я заметила: когда неудачно выходишь замуж, то удваиваешь проблему еще и тем, что тратишь огромное количество энергии и эмоций, раздумывая, почему ты совершила эту ошибку, даже если исправила ее разводом. Кроме того, если Филипа так интересовало, почему я оставалась с Джоном Ричардом целых семь лет, почему он сам меня не спросил об этом?

Я растопила масло и всыпала в него муку. Этот кремообразный соус и будет основой киша. Выливая молоко, я представила себя и Филипа в походе и что я заставляю его спросить меня прямо: «Почему ты оставалась с ним?»

«Потому что, — отвечаю я ему, — потому что я игнорировала факты. Верила, что Джон Ричард изменится. Потому что я хотела верить, прямо как те несчастные тупицы, которые пытались доказать, что земля плоская. И неважно, насколько ты сильная личность. Если ты хочешь цепляться за ложь, ты веришь в нее. По той же самой причине я твердо знала, что настанет день, и я выберусь из этого ужаса. Эта вера, точнее — понимание, заставляли меня систематически изучать кулинарию и свой будущий бизнес. Если б я выучилась нормально готовить и вести бизнес, я бы смогла содержать Арча сама и жить дальше».

Перед глазами стояло лицо Филипа: он вопросительно смотрел на меня. Примерно таким же взглядом наградил меня социальный работник на собрании в Национальной организации женщин (мужчина, кстати). Это был первый и последний раз, когда я ходила туда. Работник говорил о домашнем насилии.

— Слушайте, — сказала я ему во время перерыва. Неожиданные слезы комом встали у меня в горле. — Иногда уйти трудно.

И в этот момент он посмотрел на меня тем вопросительным взглядом.

— Кажется, мне надо к психологу, — прошептала я. — Можно к вам записаться?

Он, видать, был мужчина ученый, поскольку сказал, что мне необходимо работать с женщиной. Я последовала его совету. Трудно было перестать придумывать себе оправдания и признать наконец, что я нахожусь в ненормальной ситуации. «Вы такая отличная пара», — говорили мне. «Как вы смотритесь вместе!» И никто не сказал: «Какие вы психи!» До этого собрания я даже и не предполагала, что, возможно, теряю рассудок.

— Я знаю, что значит сойти с ума, — сообщил мне однажды Арч, когда я отвозила его в школу. Тогда он еще учился в первом классе.

— Знаешь?

— Это — как когда не можешь вспомнить чье-нибудь имя. И пока не вспомнишь, всего на одну минуту, ты теряешь рассудок. Потом он возвращается.

— Ааа…

Он вернулся, мой рассудок. Духовный наставник был на высоте. Кулинария — отличный способ отвлечься. Андрэ, мой гуру в кулинарии и бизнесе, был мне еще и другом. На его большой денверской кухне вокруг меня все вертелось и крутилось, а я старалась не ронять слезы в тесто, которое мешала.

— Знаешь, соль замедляет действие дрожжей, — сказал как-то Андрэ, заглянув мне через плечо. Он не раз видел, что я плачу, но никогда не спрашивал, почему, просто одаривал всякими вкусностями: велел забирать их домой Арчу. А спрашивал только, как прошел ужин у миссис Суини. Пирог с чили и сыром не остыл? Андрэ всегда был там и верил в меня. Все это ускоряло процесс выздоровления. Готовка очень помогала и до, и после того, как я сказала мужу, что развожусь с ним.

Вот что сказала бы я Филипу, решила я, переливая смесь в две формы. Кулинария — как анестезия, замораживала мои чувства. Я могла вся отдаться какому-нибудь сложному рецепту и целый час чувствовать себя прекрасно.

Погодите.

Мне становилось хорошо к моменту завершения блюда.

Готовка забирала боль.

Анестетик. Именно он.

Филип Миллер не чувствовал боли в глазах целых тридцать минут, потому что ему делали глаукомный тест и впрыскивали анестетик. Он мог видеть и не почувствовал, какой губительный вред был нанесен его глазам, пока не стало слишком поздно.

Я потянулась за телефоном. Тома Шульца на месте не было, и я оставила ему сообщение. Закончила готовить ужин. Киши получились отличные — пышные, золотистые. Арч съел два куска, Джулиан — четыре. После ужина генерал удивил нас кувшинчиком соуса из ореха макадамия для кекса. Позже я зашла укрыть Арча, несмотря на его протесты, что он уже слишком взрослый для этого. Я спросила его, помнит ли он, что говорил мне в свои шесть про сумасшествие.

— Почему ты спрашиваешь? Забыла позвонить насчет моей вечеринки?

А ведь я обещала позвонить, как только доберусь до дома! Пришлось поклясться, что утром первым делом достану список из книги По и всех обзвоню.

— Дети часто импровизируют, так?

— Думаю, да, — обняв меня, отозвался он.

Я пошла к себе и дождалась, пока стихнет весь дом. Я задумала улизнуть. Потихоньку. Не хотелось бы, чтоб кто-нибудь из домашних услышал.

Десять часов. Адель процокала в спальню, на двадцать минут включила воду, принимая расслабляющую ванну.

Одиннадцать часов. Генерал поворчал в телефонную трубку, потом прекратил. Открывалась и закрывалась дверь его кабинета. Потом звук воды. И тишина.

Полночь. С первого этажа наконец прекратилось слабое «бум-бум» Джулиана. Затем ни звука, кроме легкого ветерка, вздыхающего между сосен. Я специально оставила фургончик на улице. И теперь мне осталось лишь не наделать шуму, выбираясь из дома.

Генерал Фаркуар закрыл окна и перезапустил систему безопасности. Если я ее отключу и не прерву автоматический набор, к дому тотчас подкатит уполномоченный сотрудник охраны. Он будет сидеть, затаившись, в ожидании, пока кто-нибудь не выйдет и не произнесет условный пароль типа «все чисто». А если никто не выйдет, охранник позвонит в полицию. Нашим паролем был «шоколад». Джулиан предложил.

Не думаю, что у меня возникнут проблемы. Я спустилась на цыпочках по лестнице, нажала кнопки и скользнула за дверь. Надо мной сверкали тысячи летних звезд. Как и в большинство безлунных ночей в горах, в чернильном небе широкой лентой светился Млечный Путь. Ворота, заслоняющие дорогу, с нетерпением ждали, когда я вобью код доступа. И вот, я свободна!

Как-то раз я уже врывалась в офис. Это был кабинет акушера-гинеколога Фрица Кормана, моего бывшего свекра. Мгновенно сработала сигнализация. Но в тот раз я знала, что ищу, а в этот — не уверена. Я переключилась на третью скорость и понеслась на север Аспен-Мидоу, к офису Филипа Миллера. Это безумие, думала я. Даже если я и распутаю дело Филипа, мне никто за то не заплатит. И вообще, это был несчастный случай с пероксидом. Несчастный случай с мужчиной, который, как мне казалось, любит меня. Казалось! Но на самом деле он всего лишь изучал меня. Вдруг я снова почувствовала, что меня предали. Интересно, кого еще, кроме меня, в своей жизни он так кидал?

Если кто-то убил Филипа Миллера, как удалось ему это? Что для этого потребовалось? Вдобавок к мотиву, которого я все еще не знала, надо иметь доступ к графику, то есть к времени, когда Филип отправится к офтальмологу. Необходимо тщательно все спланировать. И еще, мне было очень трудно об этом думать — пришлось найти способ убийства, чтобы все выглядело несчастным случаем.

Для этого надобны недюжинные мозги.

Парковка в бизнес-центре была пуста. На асфальте неоновые огоньки горели, как флуоресцентные цветы. Не хотелось, чтоб меня заметили, поэтому я оставила машину в самом углу парковки, под большой старой сосной. Под ее широкими ветвями мой фургончик был, как в укрытии. Днем каждый уголок здания бизнесцентра казался безобидным, но теперь отовсюду на меня смотрели длинные черные тени. Выбралась из машины… Что это за странный шум?.. Это была всего лишь электрическая лампа. Я очень старалась не расценивать ее как предупреждающий знак.

По поводу сигнализаций: генерал научил меня кое-чему. Большинство грабителей постараются сделать так, чтобы она не выглядела взломанной. Это запутывает правоохранительные органы. Размышляя над своими дальнейшими действиями, я поднималась по лестнице в офис Филипа Миллера. Под ногой скрипнула ступенька, и вдруг позади деревьев кто-то зашевелился. Я застыла, уставившись туда, откуда донесся шум. Но разглядеть хоть что-то в безлунную ночь было невозможно. Я постояла еще, пока не привыкли глаза. Через несколько минут из-за деревьев осторожной поступью вышел лось. Заметив меня, он рысью пустился к кустам позади здания. Добро пожаловать в горы!

До офиса доктора Миллера я добралась в два счета. Думала, получится ли открыть дверь, если засунуть кредитку в щель между замком и дверной коробкой. Я видела такое по телику. Моя кредитка все равно давно просрочена.

Безрезультатно. Пришлось сильно толкнуть дверь. Два, три, четыре раза. Наконец-то она распахнулась. Сигнализация не сработала. Нужно было быть осторожнее, Филип.

Шульц сказал, что департамент шерифа уже забрал отсюда все документы, чтобы просмотреть его клиентов. Интересно, говорила ли ему Элизабет, что одного из клиентов Филип считал убийцей? Кто теперь знает… Расписание. Я должна посмотреть его расписание. Кто приходил к нему на той неделе?

Я поискала календарь на столах секретаря и самого доктора. Ничего. Потом открыла шкаф в его кабинете и включила свет. Вуаля! На дверце висел большой месячный календарь.

На той неделе Филип встречался с генералом Фаркуаром, Аделью Фаркуар и Джулианом Теллером. А за день до смерти обедал с Визи Харрингтон.

Киш с сыром ярлсберг

50 г сливочного масла

1/2 стакана муки

1 и 1/2 стакана молока

1 чайная ложка разрыхлителя

1 чайная ложка соли

2 и 1/2 стакана зерненого домашнего творога

1 чайная ложка дижонской горчицы

9 яиц

350 мл крем-сыра, размягченного

350 г сыра ярлсберг, тертого

1/3 стакана сыра пармезан, тертого

Разогрейте духовку до 175° (высший класс — 190°). На среднем огне растопите в сотейнике масло. Добавьте муку и помешивайте, пока соус не закипит. Медленно влейте молоко, постоянно помешивая. Когда смесь начнет густеть, поставьте ее охлаждаться. Смешайте домашний сыр с разрыхлителем и горчицей. Посолите. Разбейте яйца, влейте в домашний сыр, добавьте крем-сыр и хорошо все перемешайте. Медленно влейте остывший сливочный соус, всыпьте ярлсберг и пармезан. Снова тщательно перемешайте. Выложите массу в две смазанные сливочным маслом формы для выпекания. Выпекайте в течение 45 минут, пока тесто не поднимется и не станет золотистым. Разрежьте каждый киш на восемь кусков.

Из этого объема продуктов получается 16 порций.

 

ГЛАВА 22

Заснуть я не могла. В сотый раз прокручивала в голове безумные виражи «БМВ» Филипа и всю ту кошмарную гонку. Только теперь в картинку добавлялись детали: он потерял зрение. Это все объясняло.

Ну, почти все. Причина? Из-за неочищенных от пероксида линз? Могли ли линзы быть неочищенными случайно? Разум подсказывал, нет. А тут еще пациент-убийца! Или не пациент? Элизабет же только предполагала…

Кто ослепил Филипа? Переживания заставляли Джулиана проявлять враждебность. На встрече с доктором генерал и Адель, должно быть, пытались помочь бедному тинейджеру. У Визи есть своя нелегкая задача: защитить землю и вернуть заблудшего муженька. И, разумеется, был еще Брайан Харрингтон — передовой застройщик и, возможно, также ревнивый супруг.

Как все связать? Психотерапевты хранят о своих пациентах записи. Но Шульц забрал все бумаги Филипа, так что их содержание — тайна. Арч тоже ходил к врачу, когда пытался уйти от реальности, подменяя ее ролевыми играми. Во время наших встреч (мы с сыном посещаем доктора вместе раз в месяц), психотерапевт постоянно заглядывает в свои записи. Но что они там пишут? На что учат обращать внимание в этих школах для мозговедов?

В дополнение (как любят говорить профессора) стоит отметить невозможность подойти к проблеме с другой стороны. Да, я залезла в офис к Филипу. Да, я там все обыскала и нашла календарь. Уверена, полиция тоже его видела. Но Шульц никогда не разрешит мне заглянуть в бумаги. Конечно, я его подруга, доверенное лицо… Но ведь есть границы.

Когда я упала на кровать, перед глазами встали картины: Филип и Адель, Филип и Элизабет, Филип и Джулиан, Филип и Визи. Особенно последняя… Как они разрабатывают план действий по заключению сделки с окружной администрацией. Или, возможно, играют еще в какие-нибудь игры? Об этом размышлять не хотелось.

Только чтобы заснуть, вопреки всем трансцендентным учениям, я начала повторять мантру. Плюс ранний рассвет с его усыпляющим эффектом, и я впала в глубокое забытье, облако которого рассеялось, лишь когда в семь утра включилось радио.

Пришлось нажать на все подряд, чтобы выключить битловские рок-н-ролльные крики. Арч все еще спал. Я отключила датчик движения. Спотыкаясь, добрела до телефона в кухне и, повиснув на трубке, задумалась, можно ли употреблять чистый кофеин. А потом, не глядя, с усилием вдавливала кнопки, чтобы дозвониться до ранней птички Шульца.

— Наконец-то! — выдохнула я в трубку.

— Ну, — ответил он после паузы. — Я не хотел будить тебя.

— Прости, у меня была ужасная ночь. Есть возможность сегодня увидеться?

— Давай посмотрим. До обеда? Часов в десять?

В этот момент, я почти уверена, кто-то еще поднял трубку. Паранойя то или нет, но я не стала отвечать Шульцу.

— Алло? — одновременно зазвучали голоса Шульца и генерала Фаркуара.

— Это генерал на проводе, Голди, — сказал Бо.

— Мне освободить телефон? — поспешно спросила я. Однако с чего? В доме еще две свободные линии.

— Нет, нет. Извини, что побеспокоил тебя, просто хотел уточнить кое-что по поводу специального десерта на сегодняшний вечер.

Я пригласила его спуститься и услышала отдаленный щелчок — это он вешал трубку. Вернувшись к Шульцу, я поинтересовалась, не встретит ли он меня в продуктовом магазине Аспен-Мидоу.

— В продуктовом?.. Повиси, мне надо проверить, что у меня сегодня… Днем надо быть в суде. Могу подъехать, но ненадолго. Знаешь, я обычно не провожу встреч в супермаркетах. Ты, кажется, прочитала слишком много шпионских романов.

— Да вся моя жизнь — чертов шпионский роман!

В кухню бесшумно проник генерал Фаркуар и начал мерить шагами пространство, точно Наполеон. Я закончила разговор, приготовила эспрессо и достала кулинарные книги. Долгожданный глоток кофе поставил мозги на место.

Генерал монотонно ворчал на картинки десертов с миллионами калорий, затем поднял на меня глаза, полные удивления:

— Ты уже на сто процентов решила, что готовить на вечер?

В голове колокольчиком раздавалось слово «допрос». Вместо имени, звания и номера части я отрапортовала:

— Креветки на гриле, французские гамбургеры и что-нибудь вегетарианское для Джулиана, салат из ротини со сливочной дижонской заправкой, охлажденная вареная спаржа с лимоном и то, что вы выберете на десерт.

— Прекрасно, прекрасно! — с нетерпением закивал Бо.

Захлопнув книгу, он встал и прошелся своими гигантскими шагами. Остановившись возле разделочного стола, он снова обратился ко мне:

— Послушай, у меня есть сюрприз для Адели. Роскошное ювелирное украшение, которое, я уж думал, мне никогда не посчастливится и достать. Она увидела его однажды во Флоренции и глаз не могла отвести. Так что десерт мне нужен действительно очень особенный.

— Морковный торт?

Он выгнул шею, чтобы устремить глаза в потолок.

— Она так восхищалась этим кольцом… Это было на мосту через Арно. Потом мы ели жесткое итальянское печенье с орехами… На некоторых была шоколадная крошка. Понимаешь, к чему я клоню? — как обычно, покосился он на меня.

— Бискотт? — уточнила я.

— Точно! — Он хлопнул в ладоши. — Сможешь сделать немного? Вместо торта? Она догадается. Черт! Ей будет приятно!

Никаких проблем, мой генерал. Я хотела сказать, что на пятнадцатый год празднуют хрустальную свадьбу и что Адели, наверное, было бы приятно получить новую вазу взамен разбитой взрывом уотерфордской, ну да ладно. Пара Фаркуаров отлично ладила в браке вот уже четырнадцать лет. Не проведут ли они со мной инструктаж?

Потом генерал пространно порассуждал на тему того, что он уже заказал все цветы и мне не стоит о них беспокоиться. Я похлопала его по спине, благодаря за неоценимую помощь, а после прогнала с кухни, чтобы спокойно сверить рецепты и составить список продуктов. На этот раз будет тридцать персон: все те же, что и на вечеринке у Харрингтонов, друзья из школы, из клуба, всякие попечители плюс Арч и я.

А еще друзья Арча!

Господи!

Я была уже на пути в продуктовый магазин, когда вспомнила, что не позвонила им, как обещала. Последний шанс — позвонить их родителям, как только вернусь домой после встречи с Шульцем. Может быть, Арч уже сам пригласил всех сегодня в школе? «Как-то слишком о многом мне приходится беспокоиться», — думала я, паркуя фургончик рядом с машиной Шульца на автостоянке.

Он выбирал артишоки и не видел, как я подхожу. Я наклонилась к его уху и тихо, как настоящая шпионка, произнесла:

— Ты должен прекратить звонить мне на номер Фаркуаров. Это опасно.

— Да, 007? Это почему?

— Давай серьезно. Я раскрыла идеальное преступление.

— Артишоки: два за доллар, — только и ответил он.

— Ты закончил?

— Нет. Я тут, возле овощей, жду единственную банкетчицу нашего города, чтобы она объяснила, как мне делать мою работу.

Я поведала ему свою теорию насчет пероксида на неочищенных линзах и о действии анестетика, которое отдалило процесс сожжения роговицы:

— Все, что надо было сделать убийце, это проникнуть в кабинет врача, подменить солевой раствор и потом просто ждать, когда пероксид начнет свое действие. Правда, для этого необходимо было заранее знать расписание Филипа.

Я выбрала и подала ему два отличных артишока.

— Без обид, мисс Голди. Звучит неубедительно. Если бы это был реальный убийца, он воспользовался бы более простыми способами. — Шульц положил артишоки и взял сельдерей. — Оружием.

— Но тогда это не выглядело бы несчастным случаем.

— Если парень умер…

— Он погиб на опасной дороге, будучи совершенно слепым! Послушай, сделай мне одолжение. Сегодня вечером я собираюсь увидеться с Визи Харрингтон, хочу разузнать побольше. Но когда я нашла календарь…

Шульц облокотился на ящик с сельдереем и прикрыл глаза:

— Даже спрашивать страшно.

— Ну… Только не злись, а? — медлила я, и Шульц расслабил плечи. — Я была в офисе Филипа и заглядывала в его расписание.

— Мы тоже заглядывали, мисс Голди.

— Да, но ведь тогда ты еще не знал, что Джулиан Теллер красит волосы пероксидом! А на той неделе он как раз с ним встречался, а еще — с Фаркуарами. Наверное, они говорили с ним о поведении Джулиана. Раз в месяц мы с Арчем ходим к психологу, из-за его фантазий о ролевых играх. Не странно ли, что Филип встречался с ними тремя как раз за несколько дней до смерти? А за день до смерти обедал с Визи Харрингтон.

— Потрясающе! Ты взломала его офис, рылась у него на столе, нашла расписание. Ты не в курсе, что в нашем штате частным детективам требуется лицензия, мисс всезнайка? — Я плотно сжала губы. — Ты сама только что совершила преступление.

— Джулиан обесцвечивает волосы. Это новая улика, или как это вы называете? Не мог бы ты просто его проверить?

— Мне пора, — процедил Шульц, легонько похлопав меня по плечу.

— Тебе все равно?

— А тебе?

— Нет, — промолвила я, отступив на пару шагов. — Думаю, не все равно.

— У меня на работе запарка, мисс Голди. Но я сделаю все возможное, чтобы разузнать о Джулиане.

Я скорчила смешную гримасу.

— Но только потому, — продолжил он, ставя на место пустую тележку, — что ты иначе не выкинешь этого Филипа из головы. — Он остановился и посмотрел на меня: — Я прав?

Мне оставалось лишь отвести взгляд.

Через полчаса моя тележка наполнилась пакетами свежих ротини, пучками тонкой спаржи и пушистого укропа, лимонами, миндалем и семенами аниса, а также сливочным маслом. Потом я забрала то, что заказала еще на той неделе: тонны креветок, говяжий фарш, который продавцы педантично завернули в плотную бумагу. Люблю тратить чужие деньги.

Когда я повернула ключ, фургончик жалобно всхлипнул. Я шептала ему, задабривала, ругалась. В конце концов мотор смилостивился, и мы с продуктами помчались в поселок. Я добралась бы за десять минут, если б не увидела, как вдоль грязной дороги решительным шагом идет мой Арч. Тотчас же свернула к обочине, где грузовичок закряхтел и умер.

— Арч! Ты куда? Почему ты не в школе? Идти вот так по дороге опасно! Что…

— Отстань от меня! Уезжай! Тебе все равно!

Я уронила голову на руль. Вот почему женщины всегда плетутся за мужчинами! Потому что, как только ты оказываешься у цели, у твоего ребенка начинается кризис. Включив аварийку, я спрыгнула на землю.

— Арч! — повторила я, догоняя его по пыльной обочине. — Пожалуйста, поговори со мной. Мне не все равно. Давай забирайся в машину, поедем к Фаркуарам. Все обсудим, пока я готовлю…

Он резко развернулся и пристально посмотрел мне в глаза:

— Я иду в город за вещами для шоу, а потом буду ходить по домам друзей и спрашивать у их родителей, отпустят ли они их на мою вечеринку.

— Ну, прости меня! Почему же ты им просто не позвонишь?

— Ты сама должна была им позвонить!

— Я не нашла список…

— Он в книжке По! Ты всегда говорила мне: «Не приглашай друзей сам! Это работа мамы!»

Я ссутулилась:

— Прости, милый, у меня не было времени прочитать…

Но он не дослушал: развернулся и пошел прочь.

— Хорошо! Погоди! — крикнула я. — Залезай в машину, поедем домой и вместе всем позвоним. Так будет гораздо быстрее.

Арч остановился:

— А плащ и цилиндр?

— Хорошо! Я постараюсь достать плащ. С цилиндром придется подождать до следующей поездки в Денвер.

Он подошел ко мне, видимо, частично удовлетворенный таким компромиссом.

— Где ты достанешь плащ? — спросил он, когда мы сели в фургончик.

Я повернула ключ. Машина молчала.

— Думаю, в церкви, — ответила я, глядя ему в глаза.

Арч дотянулся до ручки дверцы с таким лицом, будто я снова его обманула, и постарался как можно скорее вылезти из машины.

— Мне не нужна риза! — грубо бросил он.

И как он только помнил названия церковных одеяний? В его словарном запасе скрывалось столько слов, которых я ни разу в жизни не произносила. И это была еще одна удивительная его черта. Но в сложившейся ситуации, когда еще и фургон уперся, меня это только злило. Почему бы моему сыну не заинтересоваться машинами, скажем, вместо фокусов, дурацких ролевых игр или нарядов священников?

— Тогда поедем в магазин! У них есть все.

Фургон, видимо, согласился с моим предложением, потому что сразу же завелся. В магазине мы долго рылись на полках, но тщетно. Пока я еще раз обегала глазами витрины, Арч заметил одного из своих друзей, что должен был сегодня прийти. Тот только что вышел от врача: проверял уши. Какая удача! Ведь я смогла лично пригласить его на вечеринку сына… Пока детки болтали, я крутила головой во все стороны, чтобы выискать продавца. «Притаскивай плавки», — сказал другу Арч, что вызвало крайнее удивление матери: дама недвусмысленно уставилась на меня, мол, как у такой, как я, мог быть бассейн. Подоспела молоденькая продавщица. Она была такой толстой, что у меня сердце из груди рванулось от жалости. Хотя, скорей, от стыда, ибо я предложила ей дюжину пирожных «Скаут», если она прочешет склад наверху: вдруг там завалялся не проданный на Хэллоуин плащ. У нее загорелись глаза. Толстушка пулей помчалась наверх и после пятиминутного отсутствия принесла черный атласный плащ размером на взрослого. Он был даже не распакован. Пятьдесят долларов. Тысячу раз поблагодарив спасительницу, я записала ее имя, чтобы потом оставить пирожные.

— Мы снова в деле, малыш! — крикнула я Арчу, приподнимая пакет над головой. Не терпелось скорее вернуться к машине, я переживала, как там продукты. Уже полчаса прошло, надеюсь, они выжили. Но волноваться надо было совсем о другом… Фургон не заводился. Арч нетерпеливо смотрел в мою сторону, а я закричала:

— Я тут ни при чем!

К моему величайшему изумлению, сын только спокойно спросил:

— Почему бы тебе просто не воспользоваться проводами для прикуривания?

Я кивнула своей тупой головой, не зная, что и ответить, и принялась искать провода среди старых газет, пустых железных банок и прочего хлама, что я собиралась выкинуть. Арч вылез из машины и побежал искать мать своего приятеля, попросить ее дать нам прикурить. Она согласилась, только была маленькая проблемка: женщина не помнила, какой провод к чему подключается. У меня тоже не было ни малейшего понятия, тем более я была так измотана. Спасение пришло в лице Арча: взяв из моих рук провода, сын скомандовал даме заводить мотор.

— Мам, неужели ты не знаешь, как это делать?

— Знаю, просто забыла. Это так же, как менять шину. Понимаешь? Проколешь шину, и вроде бы пустяк ее поменять, но требуется минут пятнадцать, чтобы сначала прийти в себя.

— Надо представить, что ты — часть электроцепи, — объяснял Арч, совершая нужные действия. — Провода просто замыкают цепь. — Он помолчал немного и с триумфом заявил: — Вот теперь попробуй!

Завелась, как песня! Арч отсоединил ненужные теперь провода и бросил их куда-то в машину (кажется, туда, где лежали креветки). Мне стало стыдно, что я считала, будто Арч не смыслит в автомобилях. Я выглянула из окна и крикнула «спасибо» даме и ее сыну.

Хотя мы и вернулись к Фаркуарам довольно быстро и без происшествий, дела все равно шли наперекосяк. Непрерывно звонил телефон. Флорист. Действительно ли генерал Фаркуар хочет браслет на руку с тремя редкими орхидеями? По пятнадцать долларов за штуку? Я ответила, да. Хуже не будет. Потом звонил Брайан Харрингтон. Придет ли на годовщину милашка Сисси? А его какое дело, думала я, но ответила — да. Затем был щелчок, но гудка я не услышала. Либо у Фаркуаров проблемы с телефоном, либо нас и правда кто-то подслушивает.

— Черт! Черт! Черт! — трижды стукнула я трубкой по стенке. Кто бы ни был этот урод, его уху такое явно не на пользу.

— А теперь что не так? — процедил Арч.

— Телефон не работает, — сердито бросила я. Пришлось еще несколько раз понажимать на сброс, пока вновь не послышался длинный гудок. Тут же набрала четверых друзей из списка Арча. На три звонка никто не ответил, у четвертого было занято.

— Прости, Арч. Я еще раз позвоню, когда приготовлю пасту для салата. Никого нет дома. Я не вино…

— Ты никогда не виновата! А кто тогда виноват? — бросил он и побежал вон из кухни. Уже в холле он крикнул: — Иногда мне хочется уехать и остаться жить с папой!

Я налила холодной воды в кастрюлю, поставила на огонь. В довершение своих нехитрых действий сильно стиснула зубы, аж до боли. Все мои материнские заботы — псу под хвост! Иди и живи со своим отцом, хотелось мне крикнуть вслед сыну. Но я не стала. Засыпала помолоть миндаль. Комбайн издавал отвратительные звуки, будто перемалывал гравий. Неожиданно наступило чувство облегчения. Я не собиралась сердиться или расстраиваться. И уж точно не собиралась произносить правду, которую знала наверняка: «Не нужен ты своему отцу…»

Волшебные бургеры

2 яйца

2 столовые ложки взбитых сливок

2 столовые ложки молока

2 кусочка хлеба

1 чайная ложка высушенного порубленного лука

1 и 1/2 чайной ложки соли

2 чайные ложки хрена

1/2 чайной ложки черного перца (желательно свежемолотого)

1/4 чайной ложки сушеного тимьяна

50 г сливочного масла

1/2 чайной ложки сухой горчицы

900 г постного говяжьего фарша

1/2 стакана кетчупа

Разжечь уголь. Смешать яйца со сливками и молоком, покрошить хлеб, добавить лук, соль, хрен, перец, тимьян и сухую горчицу. Хорошо перемешать и дать отстояться десять минут, затем перемешать снова. Удостоверьтесь, что масса однородная и хлеб растворился. Влить массу в фарш и еще раз перемешать.

Растопите масло вместе с кетчупом, поддерживайте томатный соус теплым.

Отмерьте 1/2 стакана фарша и слепите из нее котлету. Жарить на гриле (на раскаленных углях) с одной стороны. Затем перевернуть, намазать томатным соусом и жарить с другой стороны. Подавать горячим.

Из этого объема продуктов получается 9 порций.

Дижонский салат из пасты

500 г трехцветной пасты фузилли или ротини

2/3 стакана кукурузного масла

2 столовые ложки яблочного уксуса

2 чайные ложки дижонской горчицы

2/3 стакана майонеза

2 больших пучка порубленного сельдерея

6 толстых ломтей бекона, готовых и мелко нарезанных

2 яйца, сваренных вкрутую и нарезанных

несколько перьев зеленого лука, нарезанных

1/2 или 1 чайная ложка соли

паприка

Сварить пасту в подсоленной воде до готовности (11–13 минут). Промыть в холодной воде, чтобы паста полностью остыла.

В большой салатнице смешать вместе масло, уксус, горчицу и майонез. Добавить пасту и остальные ингредиенты в соус, аккуратно перемешать. Специи добавить по вкусу. Перед подачей на стол остудить.

Из этого объема продуктов получается 8-10 порций.

 

ГЛАВА 23

В кухню зашли Адель и генерал. Они были слишком тихи и почему-то избегали моего взгляда. Я сообразила, что сейчас меня либо пожалеют, либо уволят. К моему удивлению, пара пожаловала с первой из двух предполагаемых миссий.

— Пойдем на веранду? — спросил Бо тоном, каким обычно созывают персонал на летучку. — Мы случайно услышали вас.

Я что-то промямлила. Но не успели мы двинуться к выходу, как на кухню заглянул Джулиан. Не обращая внимания на Фаркуаров, он подошел к столу и потрогал свои помадки. Они были приготовлены утром, перед тем как он поехал в школу и, между прочим, один, без Арча. Язык чесался сказать ему это, но настроения услышать очередную грубость не было. Конфетки уже остыли. Джулиан сунул нос в комбайн с миндалем. Удовлетворенный, он двинулся к холодильнику, открыл его, случайно задел кувшины — те приветливо звякнули. Засунув под мышку пару банок лимонада, он сказал нам:

— Когда придет Визи, попросите ее спуститься вниз. Я помогаю Арчу устанавливать сцену.

— Ты что-то рано сегодня, — с прохладцей заметила я.

— Ага, я не пошел в лабораторию, подумал, вдруг Арчу потребуется помощь.

Я объявила, что как только Визи прибудет, я непременно попрошу ее спуститься. Прижав пальцы к вискам, я проследовала за Фаркуарами на террасу. Все, кто хочет помочь Арчу, — мои лучшие друзья на веки вечные.

— Голди, — начал генерал, усевшись в кресло и взяв меня на мушку своих ледяных голубых глаз. — Сейчас ты под обстрелом множества забот. Позволь нам протянуть тебе руку помощи.

Тогда я пояснила, что пыталась помочь Арчу с вечеринкой, которая будет проходить в то же время, что и их soirée. При взгляде на Адель меня так и тянуло сказать, что это была ее идиотская идея, но я не стала, конечно, этого говорить.

— Ох, — закудахтала она. — А я так надеялась, что вечеринка его порадует… — Помолчав немного, Адель заключила: — Всем подросткам приходится пройти через этот неблагоприятный период жизни. Помню, как тяжело было Марле в таком же возрасте.

Мне все время хотелось смотреть на небо. Воздух был словно наполнен голубой жидкостью. Холмы, деревья и белоснежные шапки гор казались поэтому невероятно четкими.

— Не хочу, чтобы мой Арч выходил из себя, — продолжала я. — Не представляете, какая это была ужасная картина, когда я увидела его на дороге в город. Думала, он сбежал из дома. А закончилось все тем, что я потратила кучу денег на экстравагантную шмотку, которая ему даже не нужна.

Генерал покашлял и заговорщицки произнес:

— Если ты и правда не хочешь, чтобы Арч самовольно отлучался куда бы то ни было, я могу включать сигнализацию по периметру всякий раз, когда он дома. Если вдруг он попытается сбежать, мы сразу узнаем об этом.

— Нет. Я никогда бы… Спасибо большое! Правда, спасибо! — сказала я им обоим: точнее, паре их склоненных голов и двум парам сочувствующих глаз.

— Держать его здесь как преступника — это не выход. Пожалуй, позвоню его друзьям, пока буду готовить. А вам двоим, может быть, стоит пригласить его сейчас поплавать?

Фаркуары заулыбались. Им так важно было оказать кому-то поддержку!

Адель улеглась на шезлонг, а Бо с Арчем начали плескаться в воде, выкрикивая друг другу «марко» и «поло». Я же принялась усердно трудиться над предстоящим ужином. Весело забурлили разноцветные макарошки. Они смутно напоминали мне выцветший итальянский флаг. Наверное, создатели пасты именно на то и надеялись. Позже, промывая их под струей холодной воды, я вспомнила предостережение Андрэ: никогда не добавлять соус в горячую пасту, если конечной целью вы имеете подачу блюда в холодном виде. Горячие макароны — как губка, впитывают соус, превращаясь в мокрую массу чего-то грязного.

— Только не на этом soirée! — бормотала я себе под нос, откидывая спаржу и заливая ее ледяной водой, дабы сохранить цвет.

Как только я начала месить тесто для бискотти, в дверях появилась Адель со своей тростью. На ней был синий купальник, улыбка застыла от боли.

— Таблетки, — утвердительно попросила она. — Буду знать, как пытаться плавать кролем. Этот стиль просто убивает мою спину. Я бы попросила Бо, но ему срочно надо проверить свое секретное убежище.

— О, Боже мой! — заворковала я. — Скорее присядь, я поищу их.

Но шанс побыть великодушной спасительницей растаял как дым: в дверном проеме вырос генерал, свирепый боец в тяжелом халате, подаренном ему однокашниками по Вест-Пойнту, когда он вышел на пенсию. Вышивка на спине его одеяния гласила: «Всем, кто за АСЗГС, — публичная казнь».

— Не могу найти детонатор, — бурчал Бо, раздвигая канистры на полках.

— Не думаю, что он может быть там… — тихо предупредила я, но оба супруга проигнорировали меня. Адель решила сама поискать таблетки. В итоге парочка начала активно копаться в кухонных шкафах, отодвигая утварь и горшки с цветами, выгребая посуду и съестные припасы. Когда искомое обнаружено не было, сыщики приступили к выдвижным ящикам.

— А где Джулиан? — наконец спросил генерал.

— Кажется, внизу… В гараже вы смотрели?

— Что это? — поинтересовалась Адель, приблизив красивое лицо к тесту для бискотти.

У нас с генералом чуть сердце не прихватило. Мы промолчали, и Адель посмотрела мне прямо в глаза. Ответили мы с генералом вместе:

— Десерт!

— Пойду наверх. Таблетки, наверное, там, — ответила хозяйка и, хромая, покинула кухню.

— Вы и вправду потеряли детонатор или итальянское кольцо перепрятали?

— Ничего я не перепрятал, — голос его звучал глухо, словно он наелся песку. — Кольцо есть, детонатора нет.

Герой удалился.

— Наконец-то одна, — молвила я чуть слышно. Все это напоминало театральное представление. Закончив раскатывать тесто, я сделала печенье и поставила его в духовку. Пока готовила заправку для салата, звонила друзьям Арча.

На первом месте значилась девочка Андреа Кобёрн. Против ее имени Арч поставил звездочку. Она жила на Арнольд-Палмер-авеню.

Отец маленькой Андреа показался мне чересчур уж милым:

— О! Арч! Да, он был у нас! Мы обожаем его фокусы! Он сделал так, что бриллиантовые серьги моей жены исчезли! — На этом моменте он разразился безудержным смехом. Ну, по крайней мере, раз он так веселится, я могу быть уверена, что Арч вернул серьги на место. В итоге отец согласился привезти Андреа к нам, а потом забрать ее. Один есть! Осталось еще пять.

Солнце начало медленно опускаться за горы. Я достала из холода браслет с орхидеями, поставила в вазы шесть букетов от местного флориста, а потом… у ворот остановилась машина Сисси. Никогда не угадаешь, в каком она настроении. Так что я нацепила счастливую маску в надежде, что она отразит ее. Как ни странно, сработало. Она улыбалась, глядя, как я работаю в поте лица, немножко постояла у меня над душой и спустилась вниз к Джулиану. Арча я не видела уже… сколько? Я оценила плоды своего труда: два салата для взрослых, лаймовая смесь с ананасами и пастила для детей, спаржа, бискотти, гамбургеры… Да, я отчетливо помню, как засовывала пальцы в фарш, а он забежал за очередным лимонадом. Я сообщила, что все-таки дозвонилась до его друзей и что все в силе.

— О, нет! — завизжал Арч. — Мне же надо готовиться!

И был таков. Больше я его не видела.

Зазвонили в дверь: прибыли Харрингтоны. С сожалением я поняла, что Визи уже приняла на грудь бурбон. Глянула на часы — 17:30. Кажется, вечер будет долгим. А я даже еще не развела огонь. Пришлось попросить о помощи Брайана.

— Разжигать огонь, — промурлыкал он, приблизив ко мне лицо, — мое любимое занятие.

— Какое счастье! — без смущения ответила я, впечатывая в его грудь флакон с жидкостью для разжигания. — Мужчины не могут устоять перед угольками. Ведь открытый огонь напоминает им о естественной среде обитания — о пещере.

Пока подъезжали Расмуссены и другие важные лица из Элк-Парк, партнеры по гольфу и приятели Арча, я то и дело сообщала генералу по внутренней связи имена вошедших гостей. Бо рапортовал о последних новостях Адели, которой перед приемом так и не удалось подремать. Могла бы я, пожалуйста, развлечь их гостей?

И еще надо закончить готовить, да? Это Арч у нас волшебник, не я. Но естественно, я ответила: «Без проблем».

Выйдя на кирпичную террасу, я увидела, как Брайан Харрингтон исступленно раздувает огонь. Визи наливала себе выпить в открытом баре. Мне даже думать не хотелось, какой пьяной она будет к моменту подачи креветок и бургеров. Арч с друзьями были в бассейне и, видимо, чувствовали себя немного неловко. Все, кроме Андреа. Вид у нее был серьезный, и прямые каштановые волосы со спадающей на нос челкой, его подчеркивали. Она давала Брайану советы по разведению огня, в которых он не нуждался.

Я поскакала на кухню — собрать поднос с лимонадом и попкорном для самых юных гостей. Многие почему-то решили, что это день рождения Арча, и пришли с подарками. Мы еще немного понаслаждались эдакой антрепризой, а потом явились хозяева приема, и все пели «С юбилеем». Это был волшебный момент, правда, немного подпорченный противным смехом Визи, когда огонь снова потух.

Генерал Фаркуар решил сам заняться огнем, а я поспешила на кухню, начинать парад кулинарных шедевров. На большой поднос я поставила креветки и бургеры и, умоляя себя не уронить ничего, понесла.

Сисси и Джулиан уже были там. Бо, Адель, Визи и большинство взрослых нашли себе место в белых деревянных креслах, мило болтая. Джулиан сел в сторонке, один. Визи потихоньку бросала испепеляющие взгляды в сторону Брайана и Сисси. Джулиан был более прямолинеен: он прямо-таки поедал глазами парочку. Я проследила за его взглядом и поймала момент, когда большой Брай наклонился к самому уху девушки, якобы сказать ей что-то очень важное, хотя на самом деле он заглядывал в вырез ее платья.

— Брайан! — крикнула Визи. — Иди сюда! Мы беседуем о Филипе Миллере.

Мое сердце остановилось. Так хотелось узнать, что они говорили там о Филипе, но мне надо было выносить салаты и спаржу. Когда я была уже возле стеклянных дверей, меня догнал генерал. Бо остановил меня, легонько взяв за локоток.

— Это же вечеринка! — страстно начал он. — Насладись ею!

— Есть сэр, так точно! То есть… точно, как на пикнике.

Он снова запел, что я — часть семьи.

За нашими спинами враждебные голоса Брайана и Визи переросли в крики.

— Да уж, конечно! Давайте я просто принесу еду, как и собиралась? — улыбнулась я своей обычной и, надеюсь, достаточно дружелюбной улыбкой. — Так вы нашли детонатор?

— Нет. А бискотти получились?

— Да, вышли превосходно!

В кухне на меня нахлынуло чувство пустоты, какое обычно приходит вместе с сумерками. Я постаралась отмахнуться от него, когда ставила на поднос закрытые салатницы. Вот бы Шульц был здесь… Арч — с друзьями. Я же среди взрослых — явно лишняя. Почему я его не пригласила?.. Пора бы мне было уже привыкнуть к одиночеству. Шульца я видела только утром, потом он весь день был в суде. Может быть, на вторничный вечер его уже кто-нибудь ангажировал?.. Поставив поднос, я схватилась за телефонную трубку и набрала номер Шульца в офисе.

— Говорите! — грубо ответил он. Но все равно его голос наполнил меня теплом.

— Привет, это я! У Фаркуаров сегодня гости к ужину, и я подумала, может быть, ты захочешь присоединиться? Извини, что предлагаю так поздно.

К концу речи мне уже не хватало воздуха, так что я еле договорила.

— Тебе одиноко, да?

Я рассердилась, но удержала себя, чтоб не съязвить:

— Нет, просто пытаюсь быть любезной.

— Ты очень любезна. И я тоже по тебе скучаю.

Какие чудесные слова. Чего мне расстраиваться, ведь он читает мои мысли? Джон Ричард всегда говорил, что я ожидала, чтобы он читал мои мысли.

— Ужасно жаль, но не смогу, — ответил Шульц. — Жду два звонка по поводу темной биографии одного типа.

Мы договорились во что бы то ни стало увидеться завтра и закончили разговор. Теперь состояние мое было много лучше, по крайней мере, до того момента, как я с тяжелым подносом в руках снова вышла на террасу. Брайан и Визи еще ругались. Настроение должно соответствовать еде! Я старалась мыслить позитивно. Однако скандал разразился нешуточный, и даже Арч с друзьями наблюдали за ним из-за кустов.

— Хребет принадлежит моей семье! — твердила Визи. — Я привнесла его в наше семейное… имущество! — Последнее слово она прямо-таки отчеканила.

— Кто-нибудь будет салат? — беззаботно поинтересовалась я, демонстрируя поднос. — Тогда я просто поставлю его на стол, вот сюда…

Даже договорить не успела: меня перебил все еще ядовитый голос Визи:

— Филип Миллер и организация «Защитим наши горы» были при деле, не так ли, Брай? У него был свой стратегический план, как спасти хребет и его чудесную экологию. Незадолго до смерти он даже говорил об этом со мной! Но кажется, Филип не оставил после себя последователей. Какая неожиданная радость для Брайана Харринтона и его партнеров!

Адель повернула ко мне несчастное лицо. Вечеринка в разгаре.

— Давайте есть! — крикнула я.

Удачный ход — все сразу поспешили к буфету. Я сконцентрировалась на гриле, и уже скоро от креветок и мясных котлет для бургеров повалил ароматный дым. Пока гости ели, зачинщики скандала попритихли.

Когда я набрала второй поднос креветок и мяса, Арч прошептал мне:

— Спасибо, мам! Это так круто!

Я велела ему приготовиться к шоу, потому что оно начнется сразу, как закончится еда.

Гости по третьему кругу подошли к буфету, а потом начали озираться в ожидании десерта. Тогда я громко спросила:

— Вы готовы для магического представления?

Все лица были обращены ко мне. Я оглянулась на Арча, который еще около минуты колебался, но затем принял деловой вид. Он попросил товарища помочь ему вытащить сцену, которую они с Джулианом смастерили из фанеры. На переднем крае было краской выведено: «Арчибальд Великолепный». Джулиан вставил кассету в магнитофон, и в воздухе загремели фанфары. Заскрипели стулья зрителей — все обратили свое внимание на сцену. Я нервно оглянулась. Арч никогда не выступал на людях, и мне не хотелось, чтобы его кто-то прервал. Визи все еще метала убийственные взгляды на Брайана, который подмигивал Сисси, как бы говоря: «Я все еще держу ситуацию под контролем». Хотя, должна признаться, я видела, что он дрожит.

Арч поклонился на слабые аплодисменты зала, накинул на плечи атласный плащ и достал волшебную палочку, которую Джон Ричард купил ему в Денвере. Он начал с фокусов, которые я уже видела: жидкость на газете, веревки, исчезновение и появление шариков под стаканчиками. После каждого трюка слышались одобрительные хлопки. Я так гордилась им и наслаждалась моментом, что почти забыла про десерт.

Окунула бискотти в густую шоколадную глазурь, которая обволакивала печенье, точно укрывала его нежной сладостью. Потом прикрепила безе к трем большим пенопластовым конусам, воткнув в каждый бенгальский огонь. Искусство проведения первоклассных банкетов требовало появления сладких конусов под конец выступления.

Предоставив магическому шоу возможность идти своим чередом, я поспешно удалилась на кухню. И не заметила, как Брайан Харрингтон оказался прямо за моей спиной. Пока я доставала посуду для мороженого, которое будет подаваться к бискотти, он известил меня о своем присутствии легким покашливанием. Я резко повернулась и наградила его самым ненавидящим в мире взглядом.

— Не подходи ко мне. Не пытайся ничего предпринимать. Если ты снова испортишь мой десерт, я позвоню по номеру 911.

— Этот звонок не принесет тебе ничего хорошего.

Я намеренно повысила голос:

— Ничего смешного, мистер Харрингтон. Я не шучу. Соблюдайте дистанцию. Я занята.

— А ну-ка потише, — зашипел он. — Я хочу поговорить с тобой о Филипе Миллере.

— Тогда быстро, — ответила я, параллельно ища миндальное мороженое.

— Посмотри же на меня, Голди. Пожалуйста! У меня такое чувство, которое только ты сможешь понять.

Я поставила упаковки мороженого на стол, плотно сжала губы и наконец удостоила его вниманием:

— У тебя две минуты.

— Слушай, — поспешно начал он. — Я не всегда поступал правильно. То есть, я хочу сказать, что признаю это.

— По-твоему, я похожа на священника?

— Я пытаюсь сказать тебе, что… конечно, мне он не нравился. Он был настоящей головной болью с этим его благотворительным либерализмом и пытался оставить трудяг-строителей без работы.

— Алё! Давай обойдемся без лекций по экономическим взглядам правых сил! Ладно?

— Хорошо, хорошо! До меня также дошли слухи о нем и моей жене. Не уверен, что это правда. А ты?

Он посмотрел на меня вопросительно.

— Не знаю. Я сама не слишком хорошо его знала, — честно ответила я, бездумно перекладывая с места на место мороженое на столе. — Хотя думала, что знаю.

— Точно. — Брайан понимал, что его время заканчивается. — Вот в чем дело. Да, мне он не нравился. Миллер подрывал мой проект. И может быть, был в интимной связи с моей женой, но… двенадцать дней назад он позвонил мне. Странно. Он сказал, что моя жизнь в опасности. Я спросил: «Это что? Угроза? Ты, гринписовец чертов!»

— Две минуты истекли, — громко объявила я.

Его взгляд сделался серьезным:

— Я бросил трубку, а потом всю ночь ворочался, метался по комнате. На следующий день я катался по поселку, не знаю зачем. Думал, заеду к каким-нибудь знакомым, выпью «Кровавой Мэри». Хотя и озирался по сторонам, потому что не хотел, чтоб кто-нибудь увидел меня. Уже думал, что спятил! Потом наткнулся на телефон и запаниковал. Позвонил по 911 и сказал, что моя жизнь в опасности, и они должны приехать и помочь мне.

Я уставилась на него.

— Я струхнул, понимаешь? — продолжал он. — У меня прямо паранойя началась! Мне даже казалось, что копы с ними заодно. Поэтому я свалил оттуда. А потом я узнал, что Филип Миллер мертв.

 

ГЛАВА 24

Анонимный телефонный звонок.

— Ты рассказал полиции? — спросила я Брайана.

— Пытался один раз. Но никак не мог собраться с мыслями. Миллер теперь мертв, и что они могут сделать?

— Гораздо больше, чем я. Слушай, я работаю.

Он опустил голову и ссутулил плечи — расстроился. Ну, а чего он ждал от меня? Я взяла ручку и бумажную салфетку.

— Вот, номер моего друга из департамента шерифа, — сказала я, написав номер Шульца. — Позвони ему и расскажи, что произошло. Это следователь по делу Филипа Миллера.

— Я просто хотел, чтобы ты поняла одно: я не имею никакого отношения к его аварии. — Он снова смотрел на меня серьезно.

— Какая тебе разница, что я думаю?

— Ну, заключения, которые делает моя жена… всякие намеки… Город-то у нас маленький. Знаешь, с моими проектами застройки, все считают меня эдаким сукиным сыном. — Он приподнял брови.

— С твоими деньгами, тебя это вообще не должно волновать.

— О! Но меня это очень волнует, прелесть моя! Если бы ты только знала! Иногда я задумываюсь, сколько еще я должен выносить эту боль на своей душе?

— Такую боль на своей?.. — Мои ногти впились в пенопластовый конус, и он заскрипел, как мел на грифельной доске. — Сколько еще ты должен выносить?..

Брайан закрыл глаза и пожал плечами.

«Сколько еще Аспен-Мидоу должен выносить эту боль на своем твердом небе?»

— Сукин сын! — заорала я.

Он открыл глаза и отпрянул:

— А теперь что? Я же сказал: я не имею никакого отношения к смерти твоего бойфренда… О! Только не говори, что ты все еще злишься на меня из-за торта!

— Полагаю, второе твое имя — Питер, да? Пьер?

— Не знаю, что ты пила, пока готовила, но ты, кажется, неправильно меня поняла…

В приоткрытую дверь просунулась голова Джулиана.

— Привет вам! Меня послал генерал. Может, вы двое остынете, и мы поедим десерт?

— Сам остынь, Джулиан! Я только что отыскала своего анонимного критика. — Мое лицо горело негодованием.

Джулиан переводил взгляд с меня на Брайана и обратно.

— Кто? Он? — Джулиан надул щеки и, выпустив струю воздуха в сторону Брайана, нахмурился: — Что у тебя есть против Голди?

— Ничего! Ничего! Почему люди всегда судят меня по поступкам, которых я не совершал?

Брайан Харрингтон развернулся и вышел вон.

— Уф! Кажется, ты больше не будешь работать на Харрингтонов, — заключил Джулиан.

Я поставила конусы на поднос:

— Ничто не принесет мне большего удовольствия. А теперь, Джулиан, если ты действительно хочешь помочь, не мог бы ты взять спички и поджечь бенгальские огни. Только не так, как Брайан Харрингтон разжигал угли.

Когда мы подошли к стеклянным дверям террасы, из магнитофона доносилась барабанная дробь. Все взгляды были обращены к бассейну. На трамплине стоял Арч, отражаясь в водной поверхности. Я чуть не уронила поднос. Его руки были сзади и были закованы.

— Открой дверь. Открой эту чертову дверь! — не помня себя, в страхе взмолилась я.

— Но я еще не зажег…

— Открывай!

Джулиан повиновался. Я скользнула на террасу, быстро подошла к столу и поставила поднос. Безмолвно я посылала Арчу мольбы: «Не прыгай с бортика с завязанными руками. Не прыгай. Не прыгай…»

Его тело приподнялось и с громким всплеском шлепнулось в воду. Я считала: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Арча не было видно.

Я бросилась к бассейну и прыгнула. Одежда намокла и потянула меня вниз. Сбросив туфли, я набрала полную грудь воздуха. Нырнула. Арч стоял на дне, пытаясь освободиться от наручников. Я отчаянно рванулась к нему и схватила его под мышку как раз в тот момент, когда расстегнулись наручники. Всплывая, я подталкивала его вперед.

Едва мы достигли поверхности, он, поперхнувшись водой, закашлялся.

— Прекрати! — закричал он. — Перестань! Что ты делаешь? Мам! Господи! Ты все испортила!

Он оттолкнул меня и по-собачьи доплыл до бортика.

— Я пыталась помочь тебе, — бормотала я, хотя вовсе не помогла.

Когда мы карабкались по лестнице, послышались хлопки аплодисментов. Арч одарил меня взглядом, полным ненависти.

— Ты разрушила мое шоу! Почему ты всегда позоришь меня?

— Прости меня. Прости.

Я больше не могла выносить его взгляд и опустила глаза. С меня стекала вода, ноги стояли в луже.

— Ты так и планировал? — радостно завизжала Визи. — Целое представление!

Арч скрылся в доме. Я последовала за ним и потащилась наверх, переодеться. С каждой новой ступенькой ком в горле становился все больше. За соседней дверью метался Арч в поисках сухой одежды. Я нашла кусок ткани и, вытерев лицо, откашлялась.

Все, чего я когда-либо хотела в жизни, это быть хорошей матерью. Но я и не представляла себе, как это трудно. Я изучала книги, водила ребенка к педиатру, в парк и на детскую площадку. Читала ему, проводила с ним время и помогала с домашним заданием. У меня даже никогда не было нормальной работы, хотя я очень нуждалась в ней. Я просто хотела о нем заботиться. И думала, что все мои действия сопряжены с любовью. Я думала, что сделаю все, что в моих силах, чтобы он был здоров и в безопасности, он же — в ответ — будет хорошо воспитан, счастлив и признателен мне.

Да уж.

Солнце закатилось за горы. Воздух стал вдруг холодным. Только я успела надеть спортивный костюм и сухие кроссовки, в мою дверь постучали.

— Мам. Это я.

Арч пытался не смотреть на меня. Его голос дрожал:

— Мам, я знаю, ты хотела помочь. Но так нельзя.

— Ох, милый, прошу тебя! Я думала, ты тонешь.

— Ну… Я хотел сказать тебе… Я совершенно точно решил: я попрошу папу разрешить мне немного пожить у него.

Кто-то однажды сказал мне: «Если приходят трудные времена, лучше ничего не предпринимай». Жаль, что я не вспомнила этой фразы перед тем, как нырнула на самое дно.

— Давай завтра об этом, — ответила я. — Тебя гости ждут.

Шоу продолжалось. Бискотти и бенгальские огни стали хитами программы. Теперь, когда страсти утихли и взрослые и дети мирно беседовали, я чувствовала себя подавленной. Хотелось ли мне съесть дюжину бискотти? Или ни одного? Я остановилась на трех. Они были божественны: тонкий слой черного шоколада изысканно сочетался с анисовым ароматом и хрустящим миндалем. Тая, они оставляли во рту привкус французского кофе и лесного ореха. На западе, прямо над горизонтом, в облаке яркого света плыла Венера. Благоухающий ветерок заставил гостей умолкнуть. Перед тем как насладиться вкусом бискотти, они окунали их в кофе. И каждый выражал восхищение.

Днем генерал установил на террасе лампы. И теперь зажег их. Сев возле Адели, он достал из кармана коробочку.

— Для моей невесты, — произнес он с улыбкой и таким проникновеным голосом, что у меня перехватило дыхание. Адель открыла коробочку и надела кольцо. В свете вечерних огней заиграли сапфиры и бриллианты. Но улыбка Адели была натянутой. Взгляда мужа она избегала. У нее снова ныла спина? Или она огорчилась, что сама не догадалась приготовить ему подарок? Или вечеринка вышла не слишком удачной?

Я разделяла ее состояние — я тоже не чувствовала себя счастливой. Мне не хотелось думать об Арче, о том, что он поселится с Джоном Ричардом — и как тот будет игнорировать сына.

Гости тем временем начали расходиться. В воздухе разлетались слова благодарности. Я убрала и помыла посуду и поползла наверх, совершенно измученная. Кот Скаут, почуяв грусть, свернулся клубочком в углу моей кровати. Сердечно поблагодарив его за компанию, я занялась самолечением — вытащила плитку шоколада «Тоблерон», что я хранила на непредвиденный случай, и стала размышлять о событиях минувшего вечера.

Перемены, случившиеся с Брайаном Харрингтоном, были просто невероятны. Кажется — я даже надеялась, — он позвонит Шульцу, хотя в целом меня это не волновало. Политические и социальные разногласия, переросшие в нешуточный конфликт между Харрингтоном и Миллером, в нашем маленькой городке могли стать причиной ужасающих сплетен. Хорошо. Так Брайану и надо, особенно если он и есть этот Пьер.

Я закрыла глаза и постаралась не думать о «Маунтен джорнал», сосредоточившись на шоколаде, на том, как он таял на языке. Те же самые люди, минус дети, плюс кое-кто из других приятелей Визи были на ее вечеринке. Тот ужин и стал темой последнего издевательского памфлета. Где я еще могла так порадовать критика Пьера в лице Брайана Харрингтона? Наверное, теперь он опишет страсти в домашнем бассейне и интерпретирует их как попытку самоотверженной матери спасти сына от землетрясения.

Говорят, шоколад — релаксант. Вряд ли. На меня его утешительные силы перестали действовать сразу же, как во рту не осталось ни крошки. Заснуть я не могла. Вспомнила, что уже завтра сдавать опровержение в газету. Но если это не Брайан, тогда кто строчит про меня все эти гадости? Джулиан и Сисси еще ходят в школу, и они слишком молоды, чтобы быть такими злыми. Генерал и Адель, кажется, мне сочувствуют. Визи? Может быть, она и впрямь спала с Филипом Миллером? В этом случае пасквили были бы отличной местью. Однако теория эта — сомнительная. Никогда не знаешь, кто тебе друг, а кто — враг.

Включив свет, я достала ручку и лист бумаги.

Моему анонимному, ошибающемуся, никому не известному Пьеру…

Нет, не «ошибающемуся». Он действительно питает ко мне антипатию. А после моей словесной лоботомии у него зачахнут и самые слабые зародыши вкуса.

Дорогой введенный в заблуждение сукин сын…

И так не надо. Я отложила ручку. За все неполезные для здоровья вещи, какие я совершала, пока была замужем за Джоном Ричардом, за то, что истерически отвергала, забивала, подавляла в себе, я заплатила дикими пароксизмами гнева во время бракоразводного процесса. Сначала надо освободиться. Я прошла в ванную, скрутила в жгут полотенце, прикусила его зубами и прокричалась. Порядок. Плеснула в лицо холодной водой и распахнула в ванной окно. Мне снова послышались всплески воды в бассейне… Джулиан? В любом случае, лучше пусть я умру, чем буду пытаться спасать по парочке утопающих за один вечер. Запрыгнув обратно в кровать, я взяла листок и нахмурилась. А в чем, собственно, состоит мое переживание по поводу этой персоны? Неужели меня так волнуют его узколобые мыслишки? Да нет… Я опасалась за свой бизнес. Этот болван не стоит того, чтобы я ему отвечала, и я не доставлю ему удовольствия.

Дорогие друзья и клиенты, поддерживающие меня!

Большое спасибо вам за то, что вы навещали меня, звонили и писали мне письма в ответ на нелицеприятные отзывы о моей кулинарной деятельности, напечатанные на страницах этой газеты.

Благодарю всех, кто отметил фактические ошибки в меню, а также трусость писавшего, побоявшегося подписаться своим именем. Особую признательность хочу выразить клиентам, которые остаются верными мне и с энтузиазмом предлагают новую работу.

Навсегда ваш повар,

Голди

Я еще не уладила проблемы с именем, но пока это меньшая из всех неприятностей. Было отрадно излить свои чувства бумаге. Я оглядела комнату в поиске еще каких-нибудь незавершенных дел. Что за черт! Я была на коне. С бюро на меня поглядывала (кажется, даже с упреком) книга Эдгара Аллана По. Мысль о начале работы над школьным заданием предательски нагнала на меня сон. Уютно устроившись под одеялом, я вспомнила, как Арч рассказывал, что трое ребят из класса записали на пленку стук сердца-обличителя. А отец одного из ребят — со всем доверием проинформировал меня сын — и вовсе был настоящим кардиологом, так что на пленке были еще и голоса. Ах, как было бы здорово, если бы Эдгар По написал что-нибудь на кулинарную тему, например «Зверство в пекарне Балтимор». Но сразу все получить невозможно.

Опять встав с кровати, я достала книгу и открыла «Похищенное письмо». Ровно через главу По окончательно завладел моим мозгом, а может быть, и всем остальным. В рассказе речь шла о проницательности: чтобы противостоять врагу, надо думать как он. Нужно следовать за ним шаг за шагом, по цепочке его мыслей, от конца до момента, когда еще не было совершено преступление. Это если не вдаваться в психологические подробности. История зачаровывала. Уснула я удовлетворенная, как будто сам факт прочтения рассказа возвращал мне статус хорошей матери. Теперь все, что оставалось, это поделки, к которым, надо будет не забыть сказать это Арчу, у его отца не возникнет ни малейшего интереса.

Когда читаешь По перед сном, сновидения заполняют персонажи с именами, начинающимися на буквы «Д» и «Г», а события разворачиваются в 18… году. И все же наутро я проснулась свежей и отдохнувшей, готовой голыми руками схватиться за совершение родительских обязанностей.

Замяукал Скаут, чтобы я его выпустила. На цыпочках я преодолела один пролет вниз, отключила сигнализацию, тихо скользнула ниже и открыла коту дверь на улицу. Дверь в комнату Джулиана была закрыта, но задерживаться возле нее я не стала — еще чего не хватало! — и проследовала за котом…

Раннее солнце пятнами высвечивало горизонт. Вершины далеких гор загорались бледно-розовым, подножье их было темно-зеленым, похожим на тихие холмы возле лагуны.

Я развела руки пошире, потянулась и глотнула холодного воздуха, напоенного свежим запахом стройных сосен. Арч просто не ценит меня, подумала я в тысячный раз. Это время дня напоминало мне одну из моих волонтерских работ в школе Монтессори. Моими обязанностями было пополнять бумаги, смешивать краски с утра пораньше и вывешивать специальные проекты на день. Учителя просили всех «утренних мам» (так они нас называли), прежде всего, проверять клетки животных, на случай, если за ночь умер кто-то из наших пернатых или грызущих друзей. Моему отвращению к грызунам не было предела, поэтому я выполняла это поручение с определенной тревогой. Слава богу, участь хоронить животных меня миновала. Зато помню, как одна из «утренних мамаш» мучилась с трупиком песчанки у меня в машине. Чувство, скажу я вам, было не из приятных.

Я вздрогнула. В бассейне… Я оглянулась в поисках Скаута. Возможно, если б он сейчас вернулся и потерся о мои ноги, я бы не испытывала этих страхов «утренней мамочки», таких неприятных, сумрачных… Я подошла ближе к бассейну. В воде лицом вниз там плавало тело. Брайан Харрингтон!

 

ГЛАВА 25

Я узнала его по волосам. Седые завитки вокруг головы напоминали русалочьи. Я узнала одежду и нисколько не сомневалась — он мертв. Кто-то внезапно закричал. На террасе появился генерал в халате. Подбежав, он схватил меня и, не прекращая трясти, вопрошал:

— Что такое? Что такое?

Кричала я.

Потом я громко потребовала, чтобы он позвонил в 911 и еще — напрямую Шульцу. А сама побежала в дом. Где Арч? В комнате его не было. У меня началась паника, я снова помчалась на первый этаж. Сын был на кухне. Склонившись над пиалой с кукурузными хлопьями, он прислушивался, как они, растворяясь в молоке, похрустывают, издавая такой характерный звук…

— Не выходи на улицу, — прерывисто выдохнула я. — Там кое-что случилось.

Он поднял голову и поправил очки.

— Ты жутко выглядишь, мам. А что случилось?

Я не успела ответить, зазвонил телефон. Полиция? Визи? Кто? Что мне говорить? Лампочка второй линии почему-то горела. Возможно, генерал уже говорил с кем-то.

— Это Джордж Петтигрю из компании «Фри беарс»…

— Перезвоните позже. У нас тут серьезные проблемы.

— Юная леди, а у нас проблема с нарушением авторских прав…

Я шлепнула трубку. Но телефон не унимался.

— Что? — крикнула я, подняв ее снова рывком.

— Сохраняй спокойствие. — Это был Шульц. — Генерал Фаркуар только что позвонил мне и все сказал. Слушай, ни с кем не разговаривай. Я хочу, чтобы ты что-нибудь придумала и приехала сегодня днем к нам в отделение. Будем разговаривать о людях, с кем ты живешь под одной крышей.

— Да-да, найду кого-нибудь, кто позаботится об Арче, и обязательно приеду.

— Мам! Что происходит?

И снова я не успела ответить — завизжали сирены. Самые быстрые в этом городе — пожарные. Они всегда здесь приезжают, если есть подозрение на утопление. Но сейчас было поздно. Со стороны ворот доносился гул.

На кухню зашел заспанный Джулиан.

— Я проспал, а когда пошел поплавать, генерал велел мне не приближаться к террасе. Что…

— Дайте мне сначала открыть ворота! А потом я вам все объясню.

Мальчики обменялись взглядами. Я нажала кнопку и впустила пожарный наряд. Как это могло произойти? Где-то в глубине сознания у меня шевельнулась мысль: мне опять учинят допрос…

Но я ничего не видела! Я просто вышла, и он был там. Даже не знаю, почему он полез одетым в бассейн.

— Мы едем завтракать в город, — объявила я Арчу.

Ребята снова переглянулись.

— Мам, я уже доедаю, — ответил сын своим взрослым тоном.

— Тебе придется поехать со мной в город.

— Да мне все равно.

— Кажется, ночью в нашем бассейне утонул Брайан Харрингтон, — произнесла наконец я и повернулась к Джулиану, добавляя чуть слышно: — Можешь поехать с нами, если хочешь.

Джулиан понимал: я не очень-то жажду его компании, поэтому промямлил свои сожаления и удалился, так ничего и не съев.

Арч быстро покончил с хлопьями: совал в рот ложку за ложкой и сучил под столом ногами. Что он чувствовал? Я пыталась представить, что почувствовала бы сама, если бы утонул мой сосед, а мне — всего одиннадцать. Арч долго озирался по сторонам, а потом остановил взгляд на мне. Я видела — ему было страшно.

— Мне надо поговорить с полицией, а ты одевайся.

На часах было восемь. Быстро соображать не получалось. Во сколько в школу прибывает начальство?

— Я позвоню в школу и скажу, что не приду сегодня, — ответил он на не заданный мною вопрос. — Только завтра тебе придется написать записку.

Арч встал, сполоснул пиалу и подошел ко мне. Его большие карие глаза пристально вглядывались в мое лицо. К моему огромному удивлению, он обнял меня.

— Мне жаль мистера Харрингтона. Мам, и доктора Миллера мне тоже жаль. Прости, что в последнее время я не очень хорошо себя вел.

Я прижала сына к себе. Мне захотелось, чтобы он снова стал маленьким, чтоб взять его на руки и качать…

— Ты хорошо себя ведешь, — ответила я. — Если ты хочешь жить с папой, ничего страшного.

Последние слова были ложью, но я хотела, чтобы он был свободен.

— Я люблю тебя, мам! — проскулил Арч.

— Я знаю.

После того как меня опросили, оставаться жить в доме было никак невозможно. Но куда ехать, я понятия не имела. В итоге я решила оставить записку, что забрала Арча в церковь. Из-за Брайана я чувствовала себя просто ужасно. Когда внезапно видишь мертвое тело, потом приходится долго восстанавливаться. В церкви мы с Арчем сели на последнюю скамью и начали перешептываться.

— Я хотела еще раз извиниться за то, что вытащила тебя из бассейна, — прошептала я. — Мысль о тебе в наручниках на дне была сильнее меня.

— Просто… это было так стыдно! — Голос его задрожал. Тема была опасная. — И прямо перед этим мы слышали, как вы с Брайаном Харрингтоном ругались.

— Мы не ругались!

— Но звучало именно так.

У меня внутри все упало. Еще не хватало быть под подозрением в убийстве. Надо срочно подумать о чем-то другом.

— Вчера ночью я прочитала один из рассказов По… — И только я начала излагать сюжет «Похищенного письма», как церковь наводнила толпа прихожан. В ожидании утренней мессы они стали рассаживаться по скамейкам.

— Ну, а какую поделку можно сделать с этим рассказом? — шепнул Арч. — Это не будет так же круто, как стук сердца или золотой жук.

— Мы подумаем, — пообещала я, открывая молитвенник и делая знак рукой, что начинается служба.

После случившегося с Филипом, а теперь вот и с Брайаном, я была очень подавлена. Откуда-то надо было получить покой и комфорт. Так что месса казалась спасительной.

Я перестала ходить в церковь, когда мой муж завел свою собственную песню с хорошенькой церковной хористкой. Интересен тот факт, что наш священник-епископал не видел ничего предосудительного в прелюбодеяниях Джерка и мисс Лучший Голос Церкви. Еще у меня была циничная мысль, что Джерк может позволить себе жертвовать денег больше, чем я. Но, в конечном счете, священник отправился на пастбище позеленее, и прелюбодеяния с хористкой сменились неудачной помолвкой с учительницей геометрии старших классов. Новая подружка Джона Ричарда, по рассказам Арча, была пресвитерианкой или вообще неверующей. Так что я снова начала ходить в свой приход. Новый священник приветствовал меня как полагается и, к моему удовольствию, в отличие от своего предшественника, не просил накрывать бесплатные обеды на собрания духовенства.

Когда служба закончилась и все разошлись, мы с Арчем тихо зажгли свечку за упокой души Брайана Харрингтона.

Выйдя из церкви, я позвонила Марле. Она не ответила. Дозвонилась до двух друзей Арча, которые не учились в летней школе. Мне сказали, что они уехали в лагерь. Тогда мне ничего не оставалось, как позвонить в офис Джерка и спросить дежурную, не может ли Арч побыть с отцом в течение дня. Сам он к телефону не подошел, а только передал через девушку, что собирается уехать из офиса во время обеда. Я получила от нее инструкцию отвезти Арча обратно к Фаркуарам и ждать доктора через час.

Скрепя сердце, я повезла сына назад. Сэм-Снид-лейн была заполнена машинами. Я оставила Арча в его комнате, строго наказав не уезжать ни с кем, кроме отца. А прежде чем помчаться к Шульцу по автостраде номер 70, я еще быстро заскочила в редакцию «Маунтен джорнал» отдать им свое письмо. Катясь по парковке, мой грузовичок поднимал нешуточные клубы пыли. Заметив Шульца на переднем сиденье его «крайслера», я испытала невероятное облегчение. Мы одновременно выбрались из своих машин.

— Нашла кого-нибудь, чтобы присмотрели за Арчем?

— Он у Фаркуаров, в окружении копов всех рангов. Скоро его заберет отец.

— Голди, знаю, что я уже говорил тебе, но мне не нравится, что ты живешь в их доме.

— Брайан Харрингтон жил по соседству.

— Ага. Ребята нашли у него в кармане записку. Там мое имя и номер моего телефона. Но ты, конечно, не знаешь, откуда они у него?

— Вчера вечером Брайан открыл мне душу… — И я описала детали вечерних событий: гнев Визи, оборонительное поведение Брайана, загадочное предсмертное предупреждение Филипа, что Брайан в опасности, звонок в 911. Запинаясь, я добавила также про свое подозрение, что Брайан, возможно, был моим анонимным критиком-оппонентом из «Маунтен джорнал».

Когда мой рассказ был закончен, Шульц сказал:

— У нас набралась уйма народу, кто слышал, как вы ругались на кухне.

— Ругались. Но только сначала. Я думала, он будет ко мне приставать… А когда он рассказал о предостережении Филипа…

— Где ты была между полуночью и пятью утра? — с профессиональной живостью спросил Шульц.

— В кровати. Читала, писала, потом — спала. — Чувства мои были противоречивыми.

— Знаешь, я должен еще спросить… Это ты толкнула Брайана Харрингтона в бассейн?

— Нет, не я. — О, Господи!

Он обвил меня руками:

— Ты выглядишь ужасно усталой, мисс Голди. Ты что-нибудь ела сегодня?

Я засмеялась. Ну и логика! Нет, не ела. Какая еда? Шульц спросил, не принести ли мне что-нибудь из автомата? Чипсы? Крекеры? Я попросила воды.

Молча мы зашли в здание. У воды из фонтанчика для питья был привкус металла. Но именно благодаря ей затуманенная часть моего мозга прояснилась. Когда мы присели на диванчик у входа, Шульц спросил, чувствую ли я себя лучше. Кивнув утвердительно, я уставилась за окно. Липкая дымка туманила небо. После долгого молчания Шульц наконец сказал:

— Я хочу поговорить с тобой о Джулиане Теллере… — Он опять замолчал. Я вопросительно повернула к нему лицо. — Его настоящее имя Джулиан Харрингтон.

Мое сердце вдруг перестало биться.

— Филип Миллер, — начал Шульц повествование, — был очень интересным парнем. Обеспеченный, аккуратный, работящий. Хотел знать подноготную человеческого поведения. Бедный парень… — Шульц вздохнул и поджал губы, приподнимая пушистые брови. — В его документах указано, что Джулиану в этом году исполнилось восемнадцать.

— Ну и?

— Джулиан был приемышем.

— Том, это не новость.

— Мисс Голди, дай мне возможность все объяснить. В некоторых штатах ты можешь выяснить, кто твои биологические родители, только когда тебе исполнится двадцать один. В других штатах, таких, как Юта, — это можно сделать и в восемнадцать лет. В соответствии с записями Миллера, проблема Джулиана состояла в его желании найти своих биологических родителей.

— Я знаю. Сисси мне рассказывала, — спокойно ответила я, хотя и была обескуражена. Брайан Харрингтон не проявлял никакого интереса к Джулиану, а тот был открыто агрессивен по отношению к бывшему агенту по продаже недвижимости, причем я наблюдала это не раз. — Но усыновившие Джулиана люди проживают в Юте.

— И из записей Миллера следует, что они были против его идеи.

— Ну?

Шульц поднял клапан пиджака и достал из кармана сложенный листочек мелованной бумаги:

— Взгляни-ка на это. Мне прислали по факсу.

Я развернула листок. Это был документ из ЗАГСа штата Юта. Буквы и цифры поплыли у меня перед глазами.

— Кто еще знает об этом? — тихо спросила я.

— Не знаю, кто знает и кто не знает… — Шульц устало провел рукой по затылку.

В факсе значилось: восемнадцать лет назад в Солт-Лейк-Сити у Харрингтонов родился малыш. В графе «Родители» были вписаны имена: Брайан Харрингтон и Адель Луиз Килли, так звали Адель до того, как она вышла замуж за генерала Фаркуара.

 

ГЛАВА 26

Назовите это интуицией. Назовите проецированием на других.

Назовите страхом.

Но мне жутко захотелось увидеть Арча. Немедленно. Какая же я дура, что оставила его там — одного. Слишком много всего случилось. Слишком многое было еще впереди. Ведь и до появления Джона Ричарда кто-нибудь из тех, кому Арч доверяет, может его обидеть. Он был в такой опасности среди всех этих людей! — Джулиана, Визи, Адели, генерала… — кто бы там из них ни убил Брайана Харрингтона.

— Мне надо срочно забрать Арча! — лихорадочно проговорила я, возвращая документ Шульцу.

— Но ты сказала, твой бывший его заберет… Не хочу, чтобы ты оставалась один на один с Джоном Ричардом Корманом.

Я размышляла около минуты. О чем там сказал Джон Ричард про свой обед? На моих часах было два. В меня мгновенно впились тысячи опасений. Как-то это все ненадежно. Я кинулась к фургону. Шульц помчался сначала к своей машине, потом к моей. Протянув мне баллончик со слезоточивым газом и ключи от своего дома, он сказал:

— Забери Арча и поезжай ко мне. Потом позвонишь.

Я спрятала ключи и баллончик и приготовилась давить на газ:

— А ты что будешь делать?

— Позвоню судмедэксперту. Вдруг он уже выяснил причину смерти Харрингтона.

Подняв новое облако пыли, я отбыла. Ужас охватил мое сердце так, что, когда я съезжала с автострады в сторону Аспен-Мидоу, уже не помнила, куда я еду. После нашего развода Джон Ричард переехал в старую часть поселка. Туда я и ринулась, впервые серьезно превысив скорость.

Дверь мне открыла его подружка. Зажав воротник халата рукой, она смотрела на меня с безразличием.

— Что вам нужно?

— Мой сын. Арч. Здесь?

Она нетерпеливо вздохнула.

— Я не знаю, ни где он, ни где Джон Ричард. Его секретарша сказала, что он уехал из офиса двадцать минут назад, чтобы забрать сына. А что происходит?

Я ушла, ничего не ответив.

У ворот Фаркуаров, когда я туда домчалась, я сразу увидела джип Джона Ричарда. Других машин возле дома не было. Арча тоже не было видно. Ужасно представить, в каком настроении сейчас мой бывший муж, если он ждет здесь хотя бы минут десять. Дверь джипа открылась, и я тут же вытащила баллончик.

Конечно, выходить из машины не стоило. Подняв окно, я заблокировала двери.

— Вылезай из своей раздолбайки! — заорал на меня Джерк.

И заколотил по стеклу. Его побагровевшее вмиг лицо исказила ярость, столь мне знакомая.

— Чего ты хочешь? — крикнула я в ответ.

— Арча здесь нет! Никто не отвечает! Я торчу тут пятнадцать минут! Если б был хоть кто-нибудь, думаешь они бы мне не открыли ворота? Ты, сука! Не дала мне чертов код! Ты хочешь, чтобы я забрал Арча — или не хочешь? У меня есть дела поважнее…

Я убрала баллончик и больше о Джерке не думала. Заведя машину, я стала медленно подъезжать к воротам. Я даже выждала, пока он отойдет от моего окна. Конечно, я очень хотела проехаться по его ногам, но это лишь усложнило бы ситуацию. Когда я набирала код, пальцы дрожали. Джон Ричард сказал, что звонил? Но где все?

Хорошо было только одно: Арч знал — я за него беспокоюсь. С тех пор как он научился писать, я долбила ему и долбила: всегда оставляй маме записку. Даже если ты собираешься пойти играть во двор или объехать вокруг дома на велосипеде. Всегда дай маме знать!

Я молилась, что он так и сделал.

Со скрипом отворились ворота. Просто магия. К фургону подбежал Джон Ричард, и я осторожно приоткрыла окно.

— Мне остаться? — проорал он. Его лицо от жары и гнева было в испарине.

— Нет, спасибо! — пропела я и вдавила педаль газа в пол. Не знаю, почему я позвонила ему первому. В любой ситуации Джерк никогда не был решением, а скорее — новой проблемой.

Открыв гараж, я увидела «рейнджровер» генерала и припарковала рядом фургон. Мое внимание привлекли стены: чего-то на них не хватало. Огляделась: лопата для снега была на месте, как и мусорный бачок, полки с инструментами и прочее оборудование. Машинка для рыхления почвы, удобрение, садовая утварь — абсолютно все на своих местах. Но еще была брешь, маленький пустой островок, в котором обычно находилось… Я закрыла глаза и представила себе гараж, каким я его помнила, со всеми деталями.

Снаряжение для походов! Открыв глаза, я сразу же глянула на левую стену. Ни палатки, ни рюкзака, ни котелка. Я шумно вздохнула. Даже если он собирался сбежать, он никогда бы не взял с собой сразу все. Арч ненавидел походы.

Вытащив из машины баллончик, я устремилась на кухню. Дрожащей рукой я включила внутреннюю связь и услышала, как по дому раздается мой надтреснутый голос: «Кто-нибудь здесь есть?»

Иногда ты просто чувствуешь чье-то присутствие. В доме кто-то был! Я начала заглядывать подряд во все комнаты. На крытой террасе сидел генерал Фаркуар. Он смотрел на горы, подле него стояла бутылка скотча. В наполненном до половины стакане дрожали кусочки льда, как колокольчики, которые только что перестали звонить. Я поставила баллончик на стол и подергала его за плечо:

— Генерал Бо! Вы в порядке? Где все?

Он медленно покачал головой.

— Ушли, — ответил он тихим голосом. — Все ушли.

Я подошла к нему с другой стороны и опустилась рядом на колени. Мне был необходим визуальный контакт. Лицо генерала было ужасно. Круги под глазами — темнее обычного. Подавленное настроение делало его очень старым.

— Где Арч?

— Ушел.

— Куда?

Бо закрыл глаза, чтобы не смотреть на меня или чтобы заглянуть в свое сознание — точно сказать было трудно.

— Где Арч? — громче спросила я. Положила свою руку на его и продолжила: — А где Джулиан? Где Адель?

Он вздрогнул, мое сердце кричало: «Говори! Говори! Пожалуйста!»

Бо открыл глаза, они были полны слез:

— Ушли. Ушли. Ушли.

— Ушли — куда?

Он вздохнул, потянулся за бутылкой и дрожащей рукой плеснул себе еще.

— Забрали походное снаряжение, — он отхлебнул и сделал шумный глоток, — и не оставили никакой записки, куда собрались. На магнитофоне нет никаких записей. Приезжал твой бывший муж, но я не открыл ему. Я видел в телескоп, что он не застал Арча.

Я встала: колени мои затекли. Изо всех сил я пыталась не потерять самообладание.

— Не могли бы вы рассказать мне, — начала я ровным голосом, — что произошло, когда уехала полиция. Они отправились на шопинг?

— Они отправились не на шопинг! Адель сказала, что у нее ноет спина и что она пойдет прилечь. А я пошел в чулан, поискать этот чертов детонатор. Открыв дверь, я заметил Джулиана с походным снаряжением в руках. Он уходил. Я крикнул ему, но он даже не оглянулся. — Морщины на лбу генерала стали выпуклыми, Бо затряс головой. — Не знаю, было похоже, что он либо не слышит меня, либо попросту игнорирует. Я продолжил искать детонатор среди ящиков… — Он махом осушил стакан. — Позже я услышал, как кто-то завел машину. Выглянул — Адель и Сисси. Они сидели в «форде».

— А Арч? Вы его видели?

Генерал наморщил лоб и посмотрел на меня рассеянным взглядом:

— Нет. Звал ли я? Да. Спрашивал ли я, куда они едут и когда вернутся? Да. Ответили ли они? Нет. Все произошло очень быстро.

— Я не понимаю.

Генерал снова наполнил стакан, глотнул скотча и посмотрел на горы.

— Говорите как есть! — взмолилась я. — Вы с Аделью поссорились? Зачем ей куда-то ехать с Сисси?

Бо поднял стакан и, осушив его, мягко спросил:

— Где детонатор?

— Не знаю, — твердо ответила я, забрала с собой бутылку скотча и пошла на кухню. Там я решила снова попробовать позвать Арча по внутренней связи.

— Арч! Арч! — раздавался мой зов в пустом доме. Ни на столе, ни на холодильнике записки не было. Тогда я побежала вверх по лестнице. Вверх и еще вверх на третий этаж. Сердце толкало грудь изнутри. В комнате Арча все было вверх дном. Ничего необычного, конечно. До этого года он был очень аккуратным ребенком. Зашла в ванную — записки не было. Его плавки не висели, как обычно, на шторке душа. Мне это показалось странным.

Позвонила домой Андреа. Вдруг Арч там? Может быть, он звонил? Может быть, они его видели? Но «нет, «нет» и «нет». А чего я волновалась? Он всегда уходил без спросу. Но только не в день чьей-то гибели и не когда я особенно просила его никуда не уезжать! Куда же он делся?

Я осмотрела свою комнату. На зеркале записки не было. На кровати тоже. Я позволила себе рухнуть на покрывало. Прошло три часа с момента, как я оставила Арча. Я пыталась настроить свое сознание на него: «Где же ты, Арч, где?»

Взгляд скользнул по коврику возле кровати. На нем красовались пасхальные яйца всевозможной окраски: лиловой, розовой, зеленой. Рядом валялась какая-то картинка. Я наклонилась взглянуть — игральная карта! При переезде я не брала с собой колоду. Откуда она тут? Я долго на нее смотрела, соображая… Кто-то был с Арчем! Кто-то следил за ним. Кто-то не дал ему написать мне записку. Но как настоящий маг, использующий ловкость рук, чтобы отвлечь зрителя, Арч незаметно уронил карту.

Записка. Карта. Крик о помощи. На полу валялась семерка пик!

 

ГЛАВА 27

Я немедленно позвонила Шульцу.

— Арч пропал. — Мой голос звучал безжизненно. — Не могу его нигде найти. Я с ума схожу.

— Начинай сначала. С момента, как ты покинула парковку.

— Джон Ричард не смог забрать его, потому что ворота были закрыты, а генерал не пустил его. Он сказал, что видел в телескоп: Арча с ним не было. Это правда. Том. Я знаю, он в беде. Он оставил мне наш старый шифр.

Шульц был спокоен. Задавал вопросы: о карте, о Бо, о том, когда все исчезли, куда мог уйти Джулиан, Сисси.

Он сказал, что позвонит ее родителям:

— Если до вечера мы его не найдем, я дам сигнал всем постам. А ты звони друзьям Арча и друзьям Адели, посмотрим, может быть, что-нибудь выяснишь. — Он замялся. — Ты должна кое-что знать. Прошло уже шесть часов с того момента, как они вытащили тело Харрингтона из бассейна. Я попросил судмедэксперта сделать предварительный тест, чтобы проверить мои подозрения. Похоже, они оправдались.

Я пыталась стереть из сознания плавающее на поверхности тело Брайана.

— Что?

— Он не утонул. Воды в его легких не было. Я сразу подозревал кантаридин.

Я оцепенела.

— Позвоню всем и поеду, поищу Арча. Думаешь, мне надо поговорить с Визи?

— Мы уже поговорили с ней. Она сказала, что прошлой ночью он не ложился, объявив, что пойдет прогуляться, посмотреть на звезды.

— И?

— Это был последний раз, когда они виделись. Так она говорит. Ребята поверили ей.

— А ты что думаешь?

— Я думаю, тебе надо быть очень осторожной, мисс Голди.

Я набрала Визи. Ответила одна из женщин, что пришли побыть с ней сейчас. Они передадут Визи мои соболезнования. По моей просьбе она спросила собравшихся про Арча. Нет, никто не знал, где он, и никто не встречал его сегодня на улице. Я спросила, могу ли я сама прийти и поговорить с Визи? Женщина ответила, можно.

Еще звонок Марле. Адели у нее не было, сестра не знала, где она может быть.

— Я должна переживать за нее? Она-то обо мне никогда не беспокоится.

— Не знаю, зачем ей было уезжать с Сисси, этой грубиянкой. И на самом деле, я сама не знаю, что происходит, — ответила я. — Если захочешь о ком-нибудь попереживать, поволнуйся об Арче.

Марла объявила, что будет обзванивать его друзей. И я дала ей список имен, попросив проехать мимо нашего старого дома: вдруг кто-то из соседей видел его там.

— Я знаю наверняка, что он любит тебя, Голди. Он не сбежал бы.

В горле образовался комок.

— Конечно, — хрипло шепнула я и повесила трубку.

Собравшись с духом, набрала номер Джона Ричарда.

— А теперь что?

— Арч пропал. Мне придется снова просить тебя о помощи.

— И кто здесь виноват?

Я нажала на рычаг.

Когда я сказала генералу, что собираюсь задать Визи несколько вопросов и поискать Арча, он только кивнул. Еще раз спросила, не знал ли он случайно, где мог бы находиться мой сын. Но он покачал головой. Взяв в руки баллончик, я услышала его слова:

— В засаде.

Фургон всю дорогу стонал. По пути я решила прочесать все улицы одну за другой. Над землей повисла жемчужная дымка уходящего дня. Она поднималась выше, смешиваясь с темными облаками, влажные пучки которых тут и там высились над горами. Если Арч с Джулианом, они оба скоро вымокнут под дождем. Если Арч с Сисси… А с чего это ему быть с Сисси?

Я опустила окно. Как по команде, по лобовому стеклу заколотили капли. Раскаты грома звучали, точно отдаленные выстрелы. Плетясь на первой скорости, я выкрикивала имя Арча на Сэм-Снид-лейн, Арнольд-Палмер-авеню и Гэри-Плейер-парквей…

Никого. Даже дети нигде не играли, и спросить было некого. Всех разогнал дождь. Пришлось закончить поиски и ехать прямиком к Визи. Я оставила машину рядом с «ауди», «бьюиком» и «линкольном», что стояли вдоль дороги возле ее дома. Все машины принадлежали женщинам, как я выяснила потом. Это были те, кто знал Харрингтонов по фитнесу и загородному клубу. Женщины обнимали, ворковали и шептали что-то Визи и друг другу. Они были рады меня видеть, хотя на их лицах читалось удивление. Одна спросила:

— Вы подруга Визи?

Я проглотила резкий ответ, вертевшийся у меня на языке. В кожаном глубоком кресле напротив Визи сидела стройная брюнетка. Она поинтересовалась, не принести ли чего-нибудь. Я попросила кофе, но только чтобы избавиться от нее. Быстренько захватив освободившееся место, промямлила свои соболезнования.

Визи подняла на меня красные глаза. Грива ее светлых волос была в беспорядке.

— Спасибо, — ответила она. — Ты нашла Арча?

— Нет, но его ищут. Я тоже буду искать. Ты уверена, что не видела его днем?

— Ни разу. Это был кошмар. Я должна верить… — ее голос оборвался. — Я должна верить, что у него была причина, чтобы жить. Он был хорошим человеком, — ее взгляд искал мой, — ведь так?

— Да, — сказала я без раздумий. — Он сделал много всего хорошего для общества. И я знаю, что он обожал тебя. Очень.

Не знаю, думала ли она, что я говорю неискренне, но расплакалась. Из-за дверей кухни выглянуло чье-то напуганное лицо: что я такого сказала, что снова ее расстроила? Я перестала смотреть в сторону кухни и пересела ближе к Визи.

— Все хорошо, — говорила я, тихонько похлопывая ее по спине.

— Он не любил меня, — хлюпала носом Визи.

— Любил. Да, любил, он сам мне говорил это.

— Он говорил? — Она громко шмыгнула и широко раскрыла на меня глаза с покрасневшими веками. — Когда?

Я на секунду заткнулась:

— Дай мне подумать… Смотри… Когда он сказал мне, что любит тебя… Ах, ну что ж я! Вчера на вечеринке, когда помогал мне с десертом.

— Мне казалось, я слышала, вы там ругались.

— Ох, нет. Это так… из-за десерта.

Ложь во спасение звучала не так омерзительно. Визи снова захлюпала:

— Он не говорил тебе, куда собирается после того, как все лягут? Он не говорил, что хочет встретиться с кем-то?

— Господи, нет. Не припомню. Нет, точно нет. Визи, может быть, у него случилась бессонница. Как у меня, например.

— И ты тоже купаешься, чтобы избавиться от нее?

— Ну, нет. Со мной такого не бывало…

Она снова разразилась рыданиями.

— Он ревновал, — проронила она между всхлипами. Визи сузила взгляд, который вдруг стал обвиняющим: — Он думал, что я встречаюсь с Филипом Миллером, — тут она понизила голос, — думал, что я спала с ним. Но это ложь. Просто раздутый слушок.

— У нас маленький город, — ответила я, стараясь говорить утешительно. — Ты же знаешь, как люди любят болтать всякое.

Но Визи меня не слушала. Она обхватила руками голову:

— Я только хотела, чтоб он любил меня. И это все, что мне было нужно.

Внезапно я почувствовала, как мельчайшие частицы рук и всего тела начали от нее отстраняться, мозг мой забуксовал. Из рассказа Эдгара По про письмо я узнала: возможности человеческого организма ограничены, не знаю, с какого момента, но сделано это было определенно задолго до моего появления на свет. Я промямлила что-то вроде «мне пора искать Арча» и направилась к выходу.

Филип знал: жизнь Брайана в опасности. Он хотел рассказать мне об этом, ему нужна была моя помощь. Поэтому он и звонил мне перед бранчем. И кто-то слышал наш разговор по телефону и потом устроил погром в кафе Аспен-Мидоу.

«Я хочу поговорить с тобой о еде», — сказал мне Филип.

Но почему? Потому что я искала ответ на вопрос: «Можно ли заставить кого-то полюбить тебя?»

После аварии они нашли шпанскую мушку в его чемоданчике. После аварии, которая была неслучайной.

Я вернулась к Фаркуарам, не выпуская из рук баллончика. Я должна была найти что-то. Что-то, что я видела всего один раз. Преодолев ворота, прокралась в дом. Генерал уснул с открытым ртом на террасе. Его громкий пьяный храп раздавался в холодном после дождя воздухе. Я укрыла его пледом и на цыпочках двинулась к кабинету.

Где же оно? Я рылась по ящикам. Часы в кабинете отсчитывали минуты. Вытащила пачку бумаги и просмотрела каждый лист. Ничего. Следующим был шкафчик генерала. В первом ящике лежало все от «Армии» до «Взрывчатки»: «Штатное», «История», «Новое», и еще «Разведка», «Внутригосударственное», «Зарубежье». В первой папке следующего ящика было все об Ирландской республиканской армии, в последней (довольно толстой) — информация на Муамара Каддафи. Третий ящик начинался с «Радикалов» и заканчивался «Войной». Вот теперь мне срочно нужна была здравая мысль. Захлопнув ящики, я поразмыслила, но только секунду. Кажется, догадалась! «Разведка», «Внутригосударственное»… папка практически сама упала мне в руки. А через минуту я уже держала в руках искомое письмо. Положив конверт сверху стопки, которую вытащила из ящика, я присела.

Письмо было адресовано Джулиану.

Внутри лежало его свидетельство о рождении.

Почему оно было здесь, да еще и спрятано среди документов? Засунув свидетельство снова в конверт, я аккуратно закрыла его одним пальцем. Так надо. Потому что ни ЗАГС, ни Джулиан не знали, кто нашел его первым.

Вдруг за спиной послышался какой-то звук. Я оглянулась, машинально прикрывав на письме адрес. Кажется, даже чернила отпечатались у меня на кончиках пальцев. На меня внимательно и учтиво смотрела Адель:

— Ты нашла, что искала?

 

ГЛАВА 28

Я соврала.

— В общем-то, нет, — ответила я с обычный (надеюсь) улыбкой, как бы извиняющейся. Надо было вытащить из нее всю информацию, разузнать о прошлом Джулиана и ее самой — и что знали обо всем этом другие, например, генерал. Я должна была отвлечь ее, пока Бо не проснется. Еще я знала, что в такой потенциально опасной ситуации надо срочно позвонить Шульцу.

— Арч пропал, — сказала я. — Ты его не видела?

Адель покачала головой и сложила губы в удивленное «О»:

— Нет… Где он может быть?

— Я обыскала все вокруг. Повсюду была. Теперь Марла обзванивает его друзей. Ты не видела, может быть, он ушел с Джулианом? Похоже, что генерал не в курсе.

— Ну, я тоже. Не видела, чтобы он уходил с Джулианом, но я должна тебе кое-что сказать. А ты знаешь, когда Арч ушел? Это было после того, как уехала полиция? Я пошла прилечь ненадолго. Так измоталась… — Она выразительно посмотрела на меня, широко раскрыв глаза: — Полиция задавала довольно много вопросов о твоей ссоре с Брайаном Харрингтоном.

— Я его не убивала, — ответила я и глубоко вздохнула. — Меня сейчас волнует только, где Арч.

— А что в кабинете Бо может подсказать тебе о его местонахождении?

Она застала меня врасплох.

— Ну… я ищу карты. Карты Арча. Он иногда разыгрывает меня… ты же знаешь, какой он. Так что если это розыгрыш, я должна подыгрывать. Понимаешь?

Вставая с места, я намеренно задела левой рукой стаканчик с карандашами. Одновременно правой рукой я вытащила несколько листков снизу стопки и переложила их незаметно наверх, потом кинула все в ящик и наклонилась собрать карандаши.

— Карты? — переспросила Адель. — Я не знаю. Возможно, он оставил их на кухне. Давай посмотрим?

— Конечно, — тотчас откликнулась я.

Я теребила семерку пик в своем правом кармане. Это был мой единственный шанс тайно позвонить Шульцу. Надо было придумать, как вытащить ее незаметно. Ситуацию усложнял тот факт, что я не понимала толком, что происходит. Или кто здесь враг.

— Боюсь, тут нет. — Она просматривала стопки счетов, перебирала каталоги и плотные конверты в ящиках стола.

Незаметно я подкинула карту в подставку для ножей:

— О, Боже мой! Только посмотри! Он хотел оставить карту там, где я точно смогу ее найти. Теперь надо позвонить магу.

— Прости, что ты сказала? — спросила Адель, глядя на карту в моих руках.

— Извини меня, Адель. Может быть, все дело в этом. Я обещала Арчу тренироваться, возможно, это поможет. — Еще не договорив, я начала набирать номер Шульца, моля Бога, чтоб он был на месте.

— Шульц, — прозвучал его голос.

— Могу я поинтересоваться, кому ты звонишь? — вмешалась Адель. — Ты звонишь Визи? Пожалуйста, дай мне телефон!

Я подняла вверх один палец, чтобы она подождала секунду, и произнесла в трубку:

— Можно поговорить с магом?

— О, Господи! Голди, не дурачь меня. Что, черт возьми, происходит? Ты нашла Арча?

Пришлось повторить еще раз, теперь более воодушевленно:

— Я могу поговорить с магом?

Шульц вздохнул и начал считать:

— Крести, бубны, пики…

— Так маг может подойти к телефону?

— Итак, значит, пики, — продолжал Шульц. — А дальше что? Так, давай посмотрим… Туз, король, королева, валет, десятка, девятка, восьмерка, семерка…

— Минутку, подождите, пожалуйста!

Но прежде чем я успела что-либо сделать, Адель выхватила у меня трубку. Приложив ее к уху, она посмотрела на карту и быстро сказала:

— Нет, спасибо.

Затем, передернув плечами, она процокала через кухню и повесила трубку на место.

— Ну? — спросила я. — Он знал, что это была семерка пик?

— Понятия не имею. Это был мужчина, он спросил, не хочу ли я, чтобы он приехал. Я ответила — нет. Вот и все.

Она выпрямилась и оторвала ворсинку с кашемирового свитера, затем еще одну — с брюк.

— Я так устала. Давай присядем, — объявила она, цокая по желтой плитке в сторону гостиной. — Я хотела сказать тебе кое-что о Джулиане. Он забрал походное обмундирование и куда-то ушел. — Адель остановилась у розового диванчика и в явном замешательстве осмотрелась вокруг: — А где Бо?

«Наверное, попав в болото, чувствуешь себя так же, — подумала я. — Не за что ухватиться и знаешь, что через минуту утонешь». Но мне нужно было заставить ее говорить, причем неважно что.

— Заснул на террасе. Думаю, он много выпил.

Адель покачала головой и устало склонилась над спинкой дивана.

— Боже! Что происходит? Брайан утонул, и теперь… одному Богу известно. — Она взглянула на меня, и я подошла ближе. Мы постояли немного в молчании, не желая говорить друг с другом открыто и еще меньше — садиться. — Ты выглядишь измученной, — наконец молвила она. — Ела что-нибудь сегодня?

Они с Шульцем сговорились, что ли?

— Нет.

— Ох, Голди. Ты же человек, как и все. Надо подзаряжать себя хоть чем-то.

От усталости я чувствовала какую-то дрожь. Сегодня со всеми событиями я пропустила даже свою обязательную дозу эспрессо.

Надо было заставить ее говорить, говорить, говорить и дать ей понять, что я кое-что знаю, но, возможно, не все.

— Хочешь кофе? — предложила я. Адель отказалась. — Тогда я сейчас вернусь.

Я сделала себе двойной эспрессо и вернулась в гостиную, Адель сидела в зеленом кресле. Устроившись на диване, я отпила долгожданного кофе. С террасы донесся прерывистый храп генерала.

— Мы с Сисси ездили искать Джулиана, — сказала она наконец. — Он так расстроился, когда прибыла полиция. Долго говорил с Арчем. Я подумала, они ушли вместе. — Она вздохнула. — Боюсь, Джулиан мог найти одно неприятное письмо и спрашивал о нем у Визи Харрингтон. Если так, то это приведет к ужасным последствиям.

— Как ты думаешь, куда он мог пойти после того, как прочитал это письмо?

— Возможно, к Харрингтонам. Ох, это такая долгая история!

— Почему к Харрингтонам?

Мы одновременно замолчали. И долго смотрели одна на другую.

— Хочешь поговорить? — спросила я.

Кто-то позвонил в ворота.

— Джулиан! — воскликнула я с деланным энтузиазмом и бросилась нажать на кнопку, чтобы открыть ворота. По дорожке к дому подъезжала машина Шульца. Я ринулась посмотреть, спит ли еще генерал. Он все еще спал. Но баллончика на столе уже не было. Он пропал.

— С тобой все в порядке? — спросил меня Шульц, едва пересек порог. — Семь пик — это шутка?

— Мы с Аделью просто болтаем. А генерал, кажется, заснул, — ответила я с напускным оживлением, которое, надеюсь, звучало как «будь осторожен!»

Затем я представила его Адели. Она приняла королевскую позу, прихрамывая, подошла к Шульцу и протянула руку:

— Могу я предложить вам что-нибудь?

Том посмотрел на меня, безмолвно вопрошая: «Это что? Какая-то игра?»

— Вы с Аделью присядьте, а я принесу тебе кофе, — распорядилась я и пошла за двойным эспрессо. Сделала его крепким: хотела, чтобы Шульц взбодрился и помог мне найти Арча. Кроме того, никаким припасам в этом доме я больше не доверяла.

Подав ему чашечку, я продолжила:

— Адель только что сказала мне, что Джулиан, возможно, увидел письмо, которое могло бы угрожать Брайану Харрингтону.

Взгляд Шульца бродил по комнате:

— Да? А что за письмо?

Адель смотрела то на него, то на меня:

— Вернуться назад невозможно. Можно думать, что это реально, но на самом деле — нельзя. Так думал генерал с этими его экспериментами. А Филип Миллер думал, что Джулиан сумасшедший. Но я знала, что на самом деле это неправда, и он так хотел вернуться назад.

— Вернуться — куда? — уточнил Шульц, подняв медные брови.

Адель ничего не ответила, но продолжала смотреть на него, словно ожидая, что он сам ответит на свой вопрос. Том пил кофе. Я слышала тиканье часов: минуты текли и текли… Тревога за Арча не уходила, и дрожь моя только усиливалась. Если генерал как-то навредил Филипу Миллеру, тогда зачем Филип предупредил Брайана Харрингтона? Видимо, кофе нисколько не прояснил моего сознания. Наконец я сама нарушила молчание:

— Может быть, ты так же тревожишься за своего сына, как я — за своего?

Удивившись вопросу, Адель захлопала ресницами:

— Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти.

Я кивнула. Шульц взирал на нас молча, потом спросил:

— Почему ты не расскажешь нам? Особенно про последние две недели.

Адель проигнорировала его.

— Знаешь, — начала она, обращаясь ко мне, — смерть во многом похожа на развод. Тебя оставляют одну, нравится тебе это или нет. При разводе сложно выразить свою грусть. Овдовев, неприемлемо выражать… гнев, так считается. В обоих случаях финансовые потери чудовищны.

— Кажется, проблемы с финансами ты пережила удачно.

— О! Ты так думаешь? — Она приподняла тонкие брови и снова принялась обрывать со свитера скатавшиеся пушинки. — Я видела, как мужчины смотрят на Сисси, на ее тело. А меня оценивают по состоянию моего кошелька. — Она слегка покашляла. — По крайней мере, в случае с Сисси, когда ей говорят, что она красивая, это — правда.

— Брайан Харрингтон говорил тебе, что ты — красивая?

Она выдержала паузу:

— Много раз.

Я взглянула на Шульца: его лицо побледнело, на нем выступила испарина. Он тихо попросил позволения отлучиться, и Адель отпустила его легким взмахом руки.

— До или после того, как он женился на Визи?

Она посмотрела на меня, уголки ее губ поползли вниз. Из ванной холла послышался шум воды.

— И до, и после.

— А Брайан знал, что Джулиан его сын?

Лицо ее исказилось: она теряла самообладание. Вздрогнув, Адель потерла щеки и попыталась собраться:

— Он мало что знал. Были вещи, каких он предпочитал не знать. У Брайана была лишь одна цель: заполучить землю или женщину при деньгах. Так он поступил с Визи и со мной.

На глазах ее выступили слезы — Адель смахнула их указательным пальцем.

— Вовсе не обязательно говорить об этом, — сказала я. Зачем она все это мне рассказывает? Где Шульц? Неужели генерал что-то с ним сотворил?

— Обязательно, — продолжала она. — Это была ужасная ошибка. Ошибка! Бог мой! Звучит так, как мы обычно говорили в юности. Мне было тридцать один, когда я встретила Брайана. Казалось, с ним рассеялось мое горе, вся моя злость. Потом я начала узнавать о его интрижках, думала: подумаешь, тайный секс… — Она взглянула на меня с отвращением. — Случайный секс… — Ее взгляд стал тоскливым. Адель смотрела на каминную полку, на которой до взрыва стояла ваза. — Мы все хотим быть любимыми, — чуть ли не со стоном вздохнула она. — Брайан любил меня. Он окутал меня любовью так, что не осталось ни горя, ни гнева после смерти моего первого мужа. И знаешь что? Я совершенно не чувствовала себя виноватой. Мне иногда даже казалось, что у Маркуса Килли случился сердечный приступ только для того, чтобы я встретила Брайана. Свою настоящую любовь. Ха!

Она усмехнулась.

У меня сводило живот. Не стоило пить кофе на голодный желудок. Но я все еще хотела разобраться во всем: распутать старую историю и понять, что происходит теперь.

— Ты забеременела, — подсказала я.

— Да, после того, как вложилась здесь в кусок земли. Я была первой, кто купил участок в два акра. Брайан тоже приобрел землю, рядом с моей. Он говорил: «Чтобы всегда быть вместе». Хотел заняться бизнесом. Брайану очень нравилась одна фраза, ему хотелось иметь возможность произносить ее как можно чаще: «Многое мы уже продали, хотя есть еще пара участков». Я думала, он вот-вот сделает мне предложение… Но он сказал, что не готов… На четвертом месяце я уже не могла скрывать свою беременность и уехала в Юту, коллекционировать керамическую посуду и всякую ерунду… — Ей опять хотелось засмеяться, но на этот раз Адель сдержалась. — Я уехала, чтобы родить ребенка и договориться о его усыновлении в Блаффе. Я нашла одну женщину из Навахо, она была замужем за американцем английского происхождения, который в тот момент открывал кондитерский магазин. Пара была бесплодна. Когда у тебя есть деньги, — она неэстетично шмыгнула, — можно устроить ребенка в любую семью.

Я кивнула, оглядываясь по сторонам. Шульц все не возвращался, и я беспокоилась. Может быть, генерал проснулся, и Шульц при нем? А я не хотела, чтобы Адель замолкала, так что продолжила:

— Если ты сама устроила сына в семью, почему же потом забрала его?

— Просто все встало на свое место. Ведь тогда, отдавая сына, я по глупости думала, что этому есть причина. Меня ужасно смущало, что Бо так мною восхищается. Я ненавидела Вашингтон, а когда Пентагон заставил Бо уйти на пенсию, была ужасно рада переехать сюда. Земля была, я не продала ее. И потом мне так хотелось снова увидеть Брайана, жить с ним по соседству… Мне казалось, что если у меня получится привести сюда Джулиана, то мы… — Она вдруг замолчала, устыдившись своих грез.

— Ты же сама сказала: вернуться назад невозможно.

— Я знаю, — ответила Адель дрожащим голосом. — Мне ли не знать? Столько работы, столько приготовлений. Когда я узнала, что скоро в Элк-Парке не будет пансиона, я организовала Джулиану стипендию. Потом мы строили дом рядом с Брайаном и этой пустышкой Визи, — брезгливо произнесла она имя соседки, но снова смягчилась: — И Джулиан, Боже! Джулиан!

Адель умолкла и подошла к камину, что, наверное, означало конец разговора. Я вспомнила ее слова: что бы ты ни делала для своих детей, они этого не ценят.

Действительно, все встало на свои места. Меня окатило ледяной волной страха. Я нашла врага. А я-то думала, получу от нее информацию, которая выведет меня на Визи, на генерала — или даже на Сисси. Но все не так.

— Ты пыталась снова соблазнить Брайана, да? В бассейне. Я слышала всплески воды ночью. Но вместо этого он только демонстрировал нездоровый сексуальный интерес к Сисси. Должно быть, ты была в бешенстве из-за этого. Конечно, генерал любит тебя, но этого недостаточно… И ты сама распустила слух о Визи и Филипе Миллере. Так?

Адель всхлипнула и поджала губы. Взглянув на меня красными глазами, она кивнула. «Гордая», — подумала я. И тут я осознала всю чудовищность совершенных ею поступков. Вспомнила календарь в офисе Филипа. Адель была одной из последних, с кем он встречался.

— Ты ходила в офис Филипа Миллера, — сказала я. — Потому что теперь Джулиан жил с тобой и у него были проблемы. Филип звонил тебе — наверное, хотел увидеть тебя и генерала вместе. — Она не двигалась с места. Мне даже казалось, она не слушает. — Но ты пошла одна, поскольку боялась, что все раскроется. Филип рассказал тебе, что Джулиан собирается искать своих биологических родителей. И тогда ты сказала ему правду.

Глаза ее загорелись.

— Да, я сказала Филипу правду, — решительно ответила Адель. — Я не хотела, но он засыпал меня вопросами, прямо как ты сейчас. Он хотел знать, как нам удалось привезти домой Джулиана. Спрашивал, какие у нас с ним отношения. А какие, он думал, у меня отношения с собственным сыном, которого я не видела с самого его рождения? — Ее лицо исказила боль. — Я сказала ему, что биологический отец — Брайан Харрингтон — не проявил особенного интереса к сыну. Сказала, что хочу убить Брайана. От Бо я узнала, что можно достать на черном рынке шпанскую мушку, и хотела воспользоваться ею, потому что столько женщин хотели Брайана. Она была ему как раз то самое!

— Но Филип забрал ее…

— Да, забрал! Сказал, что позвонит в полицию, если я не отдам, что мне требуется психологическая помощь и что он предупредит Брайана Харрингтона о том, что его жизнь под угрозой. — Адель улыбнулась. — Но он забрал не все. И черный рынок не единственная вещь, о которой я узнала от Бо. После того как я встретилась с Филипом, днем я снова вернулась в его офис и сказала, что забыла там трость. Когда дежурная пошла посмотреть в кабинете, я заглянула в его расписание. Надо было действовать быстро, до того, как он меня сдаст. Прием у офтальмолога был идеальным решением.

Боль у меня в животе перешла в спазмы. Меня бросило в жар. Так хотелось, чтобы этот разговор скорее закончился, хотелось, чтобы вернулся Шульц, а больше всего — хотелось знать, где мой Арч, цел ли он…

Адель все еще говорила, и я пыталась сконцентрироваться на ее голосе.

— Мне самой только что делали глаукомный тест, так что я знала: они делают анестезию. А Бо много рассказывал мне о действии пероксида, когда исследовал диверсии. В глазах находится больше нервных окончаний, чем во всем остальном теле. Больше окончаний — больше боли. Капни пероксид в глаза, и он немедленно начнет их разрушать.

— Как ты это сделала? — прошептала я. Голос мне больше не повиновался.

— Выяснив, когда он идет к врачу, я сразу же отправилась к офтальмологу. Сказала, что собираю пожертвования на строительство бассейна. А сама забрала солевой раствор. Прямо у них под носом! Дома я залила в их бутылочку пероксид Джулиана. Потом позвонила директору школы и сказала, что именно Филип Миллер должен привезти дополнительные наклейки, и никто больше, особенно если они надеются получить от меня последние двадцать тысяч долларов на бассейн. — Адель снова рассмеялась. — Чтобы сразу же после врача ему пришлось ехать в школу, а потом опять в город. Я надеялась, что он попадет в аварию. Нельзя было позволить ему говорить с кем бы то ни было, особенно с Брайаном или с тобой. Видишь ли, он хотел сказать тебе, что тут оставаться опасно. Поэтому он так рано и позвонил. Ему казалось, он поступил осторожно, когда сказал тебе: «Не по телефону».

— Так это ты подслушивала мои звонки? И потом рассказывала генералу, что у меня происходит в жизни? — спросила я. Но она не ответила. — Ты никогда не забывала Брайана.

Адель засопела и нервно задергала руками, глядя на меня так, будто что-то во мне искала:

— О, нет! Забыла. На праздновании моей годовщины, когда он постоянно лип к Сисси, я поняла, что все кончено.

— Как ты заставила его принять шпанскую мушку?

Она вздохнула и снова вся затрепетала:

— Я попросила его возвратиться после вечеринки, сказала, что хочу инвестировать деньги в его строительство. И подсыпала кантаридин на помадку. Он умер за шоколад! — Адель рассмеялась. Меня затошнило. — Твой сын — последний, кто видел нас вместе. Поэтому, прости, мне трудно это говорить, но ему тоже придется утонуть.

— Где Арч? — заорала я.

— Там, где на этот раз ты не сможешь его спасти…

Я не могла больше сдерживать тошноту и бросилась в ванную в холле. Но там был Шульц, я слышала, как его рвало. Это было невыносимо. Я собрала все силы в кулак и вернулась в гостиную.

— Что ты с нами наделала? — наступательно закричала я на Адель.

— Единственное, что ты наверняка стала бы есть или пить в этом доме сейчас, это эспрессо, — спокойно ответила та. — Так что я подсыпала шпанскую мушку в банку с кофе. Прости, Голди. Ты и твой полицейский должны умереть через час.

 

ГЛАВА 29

Я кинулась к ней:

— Ах ты, дрянь! Где мой сын?

Но прежде чем мои руки дотянулись до ее шеи, Адель схватила трость и ткнула мне ею в живот. Боль в желудке удвоилась. Потом был удар по спине. Комната покачнулась, и я грохнулась на пол, где меня вырвало на их красивый восточный ковер.

Адель подошла ко мне и, прижав мою руку тростью, прохрипела:

— Вставай.

Но это было трудно, все нестерпимо болело: спина, желудок, внутренности.

— Пошла! — подталкивала она меня своей палкой. — Давай, быстро в ванную!

— Том! — пыталась кричать я слабым голосом, еле передвигая ноги. — Том! Бо! Помогите!

— Заткнись! — тыкала она меня палкой. — Бо тебя не услышит, я положила валиум в его скотч. А твой друг коп, наверное, уже мертв. Я надеюсь.

Я резко развернулась к ней, пытаясь атаковать. Но она остановила меня тростью, прижав ее к моим плечам. Боль сразила меня, и я сползла по стене на пол. Адель толкнула дверь ванны, я заглянула туда и увидела на полу Шульца в позе зародыша — так скрючилось его огромное тело. Она потыкала его тростью, и он застонал. Затем перевернулся, и я увидела его изжелта-бледное лицо, он пытался остановить на меня взгляд.

— Давай сюда! — кричала Адель, ударяя меня по лодыжкам. Ее побои были такими сильными, что я потеряла равновесие и упала на плиточный пол, едва успев выставить вперед руки, чтобы не удариться головой. Она нависла надо мной, лицо ее казалось мне расплывчатым.

— Ничего ты не понимаешь, — пробормотала она, закрывая дверь.

Я слышала, как она подперла чем-то дверную ручку и удалилась.

Повернувшись в Шульцу, я наткнулась взглядом на его полные боли глаза.

— Кажется, я умираю, — прошептал он.

— Ты не умираешь, — ответила я с напускной твердостью. Внутри у меня все жгло. Нужно было срочно разбавить яд водой. Я знала это. Подставляя ладони под кран, я наливала ее в рот Шульцу, потом пила и пила сама… Десять глотков, двадцать, тридцать… Еще и еще… Себе… Ему… Ядовитый огонь в теле не остывал. Краем сознания я отметила, что Адель захлопнула входную дверь. Она уезжала, оставляла нас подыхать тут вдвоем. Кого обвинят? Генерала? Меня? У критика Пьера целый день бы ушел на осмысление этого таинственного вопроса.

Я глотнула еще воды и зажмурилась. Мысленно нарисовала образ Арча. Я должна его отыскать! Должна. Отыскать. Найти. Найти. Найти. Повторяя эту мантру, я встала на четвереньки и заглянула в щелку под дверью. Ванную закрыть снаружи нельзя. Чтобы запереть нас, Адель подперла ее портативным блокиратором, который мне как-то показывал генерал. Я видела его резиновый наконечник на деревянном полу. Думать о том, что на самом жезле остались отпечатки пальцев Адели, мне было некогда.

Я закрыла глаза, и передо мной предстал Арч. Я пыталась вспомнить, что сказал мне о блокираторе генерал. Один конец жезла не дает открыть дверь, а второй упирается в пол. Только это не срабатывает с дверьми, открывающимися внутрь, так сказал генерал.

Я отодвинулась в сторону, даже не задев двери. Она открывалась внутрь, чтобы случайно не задеть ею того, кто проходит мимо по холлу.

— Я не понимаю, да? — слабо выговорила я, аккуратно поворачивая ручку двери и открывая ее. Блокиратор упал на пол. — Разумеется.

На локтях я подползла к Шульцу и объяснила ему, что мне нужно ненадолго его оставить. Но он только слабо стонал. Я еле держалась на ногах, когда вышла в холл. На меня постоянно накатывали приступы тошноты. Я поползла в гараж. Дважды пришлось останавливаться: меня рвало и рвало.

А я думала, Адель мне подруга. Мне хотелось, чтобы так было. Думала, мы доверяем друг другу. Я жестоко поплатилась за самообман: случайно приняла яд, наркотик, которым люди пытаются заставить других любить их. Пока ползла, я пыталась повыше держать голову. Представляла лед, холод, что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о том, что происходит у меня в желудке. Представляла Арча.

Дверь гаража была открыта. Теперь пришлось ползти по полу, который весь был в песке. Каждое движение давалось мне с боем: забраться в фургон, выпрямиться, открыть бардачок. Я шарила в аптечке, пока не нашла (слава богу!) рвотный корень, и тут же проглотила его. Пройдя тот же мучительный путь назад в ванную, я попросила Шульца приподняться на локтях. Я держала руками его голову — на лице у него выступили крупные капли пота. Перед тем как глотать лекарство, что я принесла, он промямлил:

— Если я умру, я хочу, чтобы ты знала о моих чувствах к тебе…

— Я знаю о твоих чувствах ко мне. Глотай.

Шульц повиновался, и нас по очереди стало тошнить, благо, что удобных мест для этого было достаточно. Я держала его за талию, чтобы он не свалился от слабости. Много времени все это не заняло, но было ужасно. Если Шульц и я это перенесем, мы переживем все, что угодно. Я поднялась на ноги. Они немилосердно дрожали. Помогла подняться и Шульцу.

Вытерев рот, я хрипло мяукнула:

— Еду искать Арча.

— Бредишь? — слабо отозвался он, схватившись за край раковины и пытаясь устоять на ногах. — Я звоню в отделение. Чтобы они задержали Адель Фаркуар… и привезли всем лекарства…

Я ничего не ответила. Меня трясло, но в целом я приходила в себя. И звонить в департамент шерифа, ждать, пока они доберутся, не было времени. Мне нужно было выпить еще воды и ехать, понравится это Шульцу или нет.

Дрожа, я добралась до террасы. Лицо Бо было невероятно бледным. Его храп звучал так, словно у него внутри был маленький пропеллер. Потрясла его за плечи. Ничего. У бассейна загорелась автоматическая подсветка. Было уже девять часов вечера. Темные фосфорные полусферы на стенках бассейна отбрасывали в сторону террасы тусклый свет. Я слышала, как Шульц побрел на кухню, как звонил там по телефону. Медленно дойдя до гостиной, я вытащила из бара бутылку перье. Оружия у меня не было, так что я бросила в фургон ящичек с инструментами генерала. Гаечные ключи и перье — вот защита тридцатилетней американки. Я выехала к воротам.

Где он мог быть? Почему Адель была такой уверенной в том, что Арч сегодня погибнет? «Где на этот раз ты не сможешь его спасти…»

Бассейн! толкнулось в мозгу… Школьный бассейн!

Я уже так изучила эту дорогу, что могла спокойно выписывать виражи на ее крутых поворотах и одновременно пить из бутылочки воду. Когда я читала о шпанской мушке, то узнала, что на одних людей она действует сильнее, чем на других, и это не зависит от дозировки — что объясняет, почему Шульцу первому стало плохо. Я потрясла головой, она кружилась. Все мои духовные силы были обращены на спасение Арча.

К счастью для меня, внутренняя сосредоточенность подсказала мне резко дать по тормозам, чтобы не впечататься в электрический забор, когда я преодолела последний крутой поворот перед въездом в школу. Я выругалась и осторожно сползла из машины. Забор был под напряжением, а стена была слишком высокой, чтобы по ней вскарабкаться. Да чтоб каждый их цветочек, что они пытаются спасти от оленей, сгорел в адском пламене! Или лучше — был съеден разрушительным нашествием диких животных! Я уставилась на забор. Касаться его было рискованно: я уже слышала столько историй о том, как удар током отбрасывал невинных людей метров на девять. Но я должна была прорваться! Я вернулась к фургончику, чтобы вытащить провода для прикуривания и плоскогубцы генерала. Подойдя к воротам, я начала присоединять провода к кабелю и думала, что отдала бы свой годовой запас масла за присутствие здесь сейчас какого-нибудь знатока. А если б тут был электрик, то и вовсе запас лет на десять вперед…

Я перерезала кабель и не погибла! Аллилуйя! Затем сделала в заборе дырку, пролезла в нее и помчалась к школе. Я не хотела, чтобы они — кто бы они ни были — меня слышали. Никаких инфракрасных лучей на случай нежелательных посетителей не было. Да и как они могли тут быть? У них ведь здесь такое электричество, чтобы никто и близко не подойдет. Деревья отбрасывали на дорогу длинные тени, которые заставляли мое сердце трепетать от ужаса. Со стороны бассейна слышались голоса. Через каждые пятнадцать метров на дороге светились желтые круги от фонарей. В клумбах на ночном ветре, точно сказочные охранники, качались маки и колокольчики. Я принялась смотреть только прямо и ускорила шаг, пока наконец не подошла к сетке вокруг бассейна.

Еще один дурацкий забор!

Я знала, что в высоту он ровно два метра и что его установили в соответствии со строительными нормами: бассейн еще не достроили, и на проход требовался код. Самый легкий способ — пройти сквозь ворота, которые сейчас закрыты и заперты. Видимо, Адель узнала код у рабочих, потому как Арч был там. Я видела его и слышала, как он плещется в воде, зовет кого-то, кто стоит рядом у ворот, держит фонарик и одновременно пишет что-то или читает. Кто это с Арчем? Машин на парковке не было. А голос был женским. Если Адель и была здесь, я ее не видела. Я прислушалась — и узнала: Сисси!

Арч ведь знал, что что-то не так. Почему он играл как ни в чем не бывало? Или он не играл?

В дальней части бассейна, позади только что установленного трамплина, бетонный настил окружала груда обломков и грязи. За грудой проходила сетка забора, по ту сторону которого ничего не было видно. Там-то я и могла спрятаться. Но что в этом хорошего? Арч начал бы подавать сигналы помощи, а у Сисси, возможно, было оружие. Не хотелось бы проверять это в деле…

Я осмотрела школьный двор. Темные очертания здания бывшей гостиницы зловеще нависали над парковкой. Тут и там темноту разрезали широкие лучи прожекторов. Хвойные деревья по всем владениям школы качались на ветру как пьяные. Я прокралась к забору. Арча из своего укрытия я больше не видела. Вытащив плоскогубцы, я принялась кромсать сетку. Наверное, Арч подплыл ближе к Сисси. Их голоса стали звучать отдаленнее. Они препирались:

— Ты… Ты… — Это Арч.

Больше я ничего не разобрала.

А Сисси ответила очень резко и четко:

— Забудь об этом! Ты должен сделать этот трюк. Адель не хочет, чтобы ты снова опозорился в ее бассейне.

— Не хочу! — завопил Арч. — Моя мама не хочет, чтобы я…

— Замолчи, трусишка! Кроме того, если ты этого не сделаешь, Адель уволит твою мать. Ты этого хочешь?

Я перебежала в новое укрытие — за кучу мусора, откуда могла их видеть.

От ближайшего фонаря шел тусклый свет. Сисси была в одежде. Наклонившись, она рылась в сумке. Рядом на земле валялся блокнот, из него выглядывали помятые листки бумаги. Арч повернулся к ней спиной и заложил руки за спину. Сисси достала из сумки палочку и две веревки. Боже.

Китайские наручники! Любимый трюк Арча. Веревками, просунутыми сквозь бамбуковую трубку, туго связывают руки фокусника у него за спиной. Для этого иногда даже требуется помощь двух ассистентов. Трюк заключается в том, что веревки внутри трубки соединены одной лишь ниточкой, которую ассистент, надевающий наручники, незаметно разрывает. Сейчас, заковав Арча, Сисси помогла ему влезть на трамплин.

Кровь застучала у меня в висках. Я поползла обратно к забору и принялась резать сетку так быстро, как только могла. Господи, помоги мне! Не знаю, что, но Адель точно сделала что-то с его наручниками.

— Думаю, пока я исполняю трюк, ты должна быть тут рядом, неподалеку, — послышался голос Арча, совсем близко. Наверное, он был уже на краю трамплина.

Сиси что-то сказала, я не расслышала.

— Хорошо, — ответил Арч. — Ты затягиваешь, и я прыгаю. И ты увидишь, как я снимаю их под водой.

— О, хорошо, — ответила Сисси.

Я отрезала последние куски проволоки и прорвалась как раз в тот момент, когда послышался всплеск. Счет шел на секунды: одна, две, три, четыре, пять… Я подобралась к куче земли возле самого трамплина, на котором все еще стояла Сисси. Сделав скачок вперед, я с силой толкнула ее в спину. Пронзительно закричав, она полетела с бортика вниз.

Тут я услышала Арча, он кашлял, захлебываясь, и кричал:

— У меня не получается снять их!

Его голос был полон ужаса. Я прыгнула в чернильно темную воду — прыгнула наугад, ничего не видя вокруг: свет от фонарика не доставал сюда, мешали борта бассейна. Арч трепыхался где-то совсем рядом. Сисси кричала:

— Кто это?

Я молча устремилась туда, где, мне казалось, был Арч. Выставив вперед руки, нырнула. Я надеялась нащупать его, но вместо этого просто коснулась дна. Оттолкнувшись, я всплыла вверх. Сиси, кажется, уже выбралась из бассейна. Я не видела ее, но слышала ее голос. В нескольких шагах от меня вынырнул Арч, он стонал. Я бросилась к нему.

— Это я, я! — кричала я, схватывая его руки и притягивая его к себе.

— Мама, — всхлипывал Арч. — Я не могу их снять!

Подхватив сына под грудь, я силилась приподнять его над водой и пыталась грести к краю бассейна. Но тело Арча было тяжелым, а в наручниках он не мог нормально двигаться. К тому же, он резко дышал и отплевывался водой.

— Держись спокойно! — прикрикнула я на него. — Прекрати двигаться!

Из-за нашей возни вода была неспокойной. Мои мокрые волосы липли к лицу, я ничего не видела. Мы оба стали тонуть. Внезапно я вспомнила, как однажды на побережье Джерси меня накрыло волной прибоя. Темная вода утаскивала меня за собой, словно тысячи сильных рук. И тогда, в одиннадцать лет, у меня была совершенно ясная мысль: я умру.

Подхватив сына под мышки, я стала молить его: «Давай, милый, давай! Нам надо выбраться! Потерпи пять минут!» Я молилась так же отчаянно, как в детстве. Его скользкое тело затихло. Он перестал биться и не пытался бороться с водой. Одной рукой я гребла к краю. Медленно, медленно я продвигалась вперед, отталкиваясь ногами, загребая рукой… Глаза щипало, в легких горело: я наглоталась хлорной воды. Мозг атаковала проклятая паника, я отмахивалась от нее, как могла. Стенки бассейна я не увидела, и меньше чем через минуту ткнулась в нее головой.

— Хорошо, хорошо, осторожно… — приговаривала я, помогая Арчу перевалиться наверх из воды. Он отполз и, качаясь, сделал несколько шатких шагов. Его руки все еще были связаны.

— Голди! Это ты!? — вскрикнула мокрая, изумленная, дрожащая Сисси. — Что случилось? Это ты толкнула меня? Что с Арчем?

Я не сводила глаз с сына. Они уже привыкли к темноте. Он согнулся, чтобы освободиться от пут через ноги: свирепо топтал бамбук, пытаясь сломать трубку, одновременно выкручивая запястья. Через мгновение бамбук треснул — и Арч был свободен…

У Сисси в руках ничего не было. Никакого оружия.

— Возьми полотенце, — предложила я, не желая сейчас обвинять ее в покушении на убийство или хотя бы в соучастии в нем.

В ее лице все еще читалось изумление. Она тихо подала мне два маленьких полотенца. Я завернула в них Арча, который все еще кашлял и хлюпал носом.

— Мам, я пытался отделаться от нее. Я думал, что если смогу быстро расстегнуть наручники, то получится сбежать.

— Все хорошо, Арч. Все хорошо.

Я отвернула брезент, под которым лежали железные трубки, подняла одну и огляделась в поисках Сисси. Она тихо сидела в сторонке, мирная и безоружная. Рядом — ничего, кроме сумки, фонарика и блокнота.

— Давайте сядем в машину, — скомандовала я. Мне удалось завладеть длинным фонариком прежде, чем Сисси успела до него дотянуться. — Если Адель вернется, я не хочу быть здесь. И не трогай ни меня, ни Арча, — очень серьезно предупредила я Сисси, выразительно приподняв трубку. Она разинула рот…

— Но, мам! Ты должна посмотреть ее блокнот, ты должна…

— Что нам надо, так это выбраться отсюда, — резко бросила я.

Сисси угрюмо брела впереди. Когда мы были уже в машине, я включила печку на полную мощность и отдала трубку и фонарь Арчу. Он знал, как использовать их, в случае надобности… Из печки подул прохладный воздух. Я не стала ждать, пока разогреется двигатель, и рванула машину вперед. Как только мы тронулись, я повернулась к Сисси:

— Не объяснишь ли, почему ты сейчас здесь?

— Смотреть за Арчем, — заныла она. — Пока Адель не привезет тебя. Я не знаю, что с ней случилось. Она заплатила, чтоб я побыла здесь с Арчем.

— И в стоимость включено, чтобы Арч утонул?

— Нет! — вскричала она. — Конечно, нет! Адель дала мне сумку с магическими штуками и попросила проследить, как он будет тренироваться с китайскими наручниками. Вот и все.

— А как насчет моего падения на витрину в кафе «Аспен-Мидоу»? Она тебе и за то заплатила, маленькая ты дрянь?

— Я не хотела сделать тебе больно, — запыхтела Сисси. — Я только должна была предостеречь тебя. Она — мать Джулиана! Она попросила меня! Она ведь могла так много сделать для него финансово, для его будущего, для всего. Она сказала, что ты все испортишь.

Когда Сисси упомянула мать Джулиана, Арч изумленно вздохнул и снова закашлялся.

— И — да! — продолжала Сисси. — Она заплатила, чтобы я тебя толкнула. Она сказала, это убережет тебя от еще больших неприятностей.

Я не захотела говорить с ней дальше, мне все стало ясно.

— Арч? — спросила я. — Ты вчера ночью видел Адель и Брайана Харрингтона возле бассейна?

Сисси переводила дух. Арч сопел и откашливался.

— Да, кажется… Ну и что? Я думал, она заругается, что я отключил сигнализацию и полез так поздно купаться. Но она ничего не сказала, ну, и я промолчал.

О! Мораль с детской площадки.

— Ты знаешь, что она испортила твои наручники? Поэтому ты и не смог их снять. Надо было сказать мне, что ты ее видел! — В моем голосе зазвенели нотки упрека, но я тут же прикусила язык. Надо же! Я была так счастлива, что с Арчем все обошлось! Как же это я так легко обрушиваюсь на него с выговором!

Я вырулила на Мейн-стрит. Арч никак не мог прокашляться, а в недолгие секунды затишья дрожал и сморкался. Куда мне его везти? Я волновалась за Шульца. Надо было вернуться к Фаркуарам — проверить, как он. Там же была и чистая, сухая одежда для Арча. Но я зайду только, если весь департамент шерифа полным составом подтвердит, что там безопасно.

— Maman, — начал Арч, сопя носом. — Comment s’appelle t’elle?

Ох, Арч! Я не в настроении…

— Это нечестно! — вступила Сисси. — В моей семье отец — единственный, кто говорит по-французски.

— Comment s’appelle t’elle? — борясь с кашлем, настаивал сын.

Как зовут Сисси? Это что еще за вопрос? Я глубоко вздохнула и ответила:

— Elle s’appelle Sissy.

— Et le surnom? — уточнил Арч. — En français, s’il vous plait.

Я потрясла головой. Для сегодняшнего вечера и так было слишком много событий. На французский у меня точно не было настроения… не было…

Но медленно мой мозг переключился на французский. Я свернула к узкой обочине и с большой осторожностью, не спеша, повернулась к Сисси.

— Как по-французски Стоун?

И, взглянув на подростка, сидящего рядом со мной, сама и ответила:

— Пьер.

 

ГЛАВА 30

— Скажи, Сисси, — спросила я, не поворачивая к ней головы. — А псевдоним был идеей твоего отца?

— Нет, — надулась она. — Я воспользовалась словарем. Я чувствовала, что закипаю.

— А теперь скажи, — завопила я во все горло, — что такого я тебе сделала?

Сисси в негодовании раздувала ноздри:

— Джулиан заявил, что хочет стать шеф-поваром! Сказал, что хочет напроситься к тебе в ученики! И это вместо того, чтобы быть доктором! Конечно, я хотела выставить тебя в дурном свете!

Могла бы догадаться сама. «К несчастью, нареченная Голди Беар»… Грубая, «введенная в заблуждение» — мечта Джулиана, языковедка со словарем.

— Сисси, если ты хоть чего-нибудь стоишь, в чем лично я сомневаюсь, я засужу тебя, — заключила я уже спокойнее. — А теперь, будь добра, заткнись, пока мы не добрались до Фаркуаров.

Подъезжая к концу переулка Сэм-Снид, я увидела несколько полицейских машин, все с зажженными фарами. Столько света, будто они устроили карнавал. Остановившись у кордона, я спросила про Тома Шульца. Полицейские немного посовещались, и на дорожке появился Том.

— Где ты была? — Цвет лица его по-прежнему был ужасен, но глаза горели уже не болью, а гневом.

— В школе, — ответила я. — Забирала Арча.

— Слава Богу! — Шульц тут же смягчился. — Где он?

— В фургоне. Он все еще мерзнет и кашляет. Ты нашел Адель?

Потерев лоб, Том ответил:

— И да, и нет… Она выскочила на шоссе и выключила фары. А на середине пути развернулась и на всех парах примчалась сюда. Она в этом чертовом чулане, кричит что-то про детонатор. Ребята пытаются поговорить с ней, но…

Мое сердце щемило от страха за Бо.

— А что с генералом?

— С ним все в порядке. Его везут на «скорой» в Денвер. Как только ему станет лучше, мы собираемся оштрафовать его.

— Мило. За что?

— За нарушение каждого из когда-либо принятых законов о хранении взрывчатки. Большое тебе спасибо.

Со стороны дома вдруг послышались крики, и оттуда к машинам хлынула толпа копов. «Освободить территорию!» И тут — вспышка и взрыв. Всех разбросало по сторонам, я впечаталась лицом в кладку дороги. Еще взрыв. Шипение. И снова взрывы. Закрыв голову руками, я горячо надеялась, что фургон не снесет какая-нибудь граната. Ежесекундно нас ослепляло вспышками света. Казалось, взрывам не будет конца. И вот чудовищный грохот — загорелся гараж. Полетели обломки — все, что осталось от того чулана с оружием. И еще был один, финальный каскад, после которого — тишина. Ее нарушал лишь треск пламени и мое прерывистое дыхание.

— Арч! — крикнула я. Шульц пытался схватить меня, но не успел — я уже мчалась к фургону. Машина была цела. Дергая ручку дверцы, я услыхала мяуканье и почувствовала что-то мягкое у своих ног. Скаут! Я взяла кота на руки и влезла в фургон.

Широко открыв глаза, на меня смотрела Сисси. Ее волосы были взъерошены, лицо — бледно и искажено страхом.

— Адель? — тихо спросила она.

— Прости… — Я подала ей кота.

Сисси молча открыла дверцу, спрыгнула со ступеньки фургона и, не спуская Скаута с рук, пошагала прочь.

Арч задыхался и кашлял.

— Дыши, дыши, ради меня дыши! — просила я Арча. — Дыши глубоко.

Он хрипло вдохнул и закашлялся. Я знаю, Арч помнил про свою детскую астму и потому был напуган вдвойне. Ему срочно надо было откачать воду из легких. Я мысленно терзала себя за случившееся. Это как сплав по реке, когда на крутых порогах лодки переворачиваются и спортсмены захлебываются водой. Их спасают, сначала они кашляют, отхаркивают воду, и кажется — все в порядке, они — живы. Но вода может попасть в легкие и остаться на стенках, и через час после того, как человека вытащили из воды, он умирает.

Теперь Арч хрипел постоянно и уже совсем не мог дышать. Он хватал воздух ртом и через пару мгновений потерял сознание. Я бросилась вон из фургона и понеслась к Шульцу, зовя на помощь. После секундного замешательства врач вытащил Арча на воздух и уложил на асфальт. Он прочищал ему дыхательные пути, пока второй медик звонил в госпиталь, получить разрешение интубировать. После этого он ввел ему в гортань ларингоскоп и трубку. Дыши, только дыши, молила я. Затем они надели на него кислородную маску и подключили к дыхательному аппарату. Меня отогнали в сторону, чтоб не мешала.

Я попросила кого-то позвонить доктору Джону Ричарду Корману. Сев на колени у края дороги, я вдруг почувствовала, что одежда на мне мокрая и липнет к телу. Вокруг были люди, но я не обращала на них внимания. Подошел Шульц, присел рядом и положил мне на руки два сухих спортивных костюма.

— Я ужасная мать, — всхлипнула я.

— Ты прекрасная мать, — отозвался Шульц. — Я только что рисковал жизнью, чтобы достать вам с Арчем сухую одежду. Почему бы тебе не поискать место, где можно переодеться?

Мои руки потянулись к его большому телу. Через секунду моя голова уже уютно устроилась у него на плече, и он промычал:

— Смотри, кто здесь.

Я обернулась. Джулиан Теллер. Облаченный в камуфляж, он шел ко мне:

— Я уже был на обратном пути — и тут взрывы.

Что сказать? Я дрожала. В этот момент подошел врач. Он выглядел очень серьезным, я приготовила себя к худшему…

— Ваш сын пришел в сознание и дышит нормально. Но нам необходимо понаблюдать его в течение суток, так что мы едем в больницу, — доложил медик.

Меня хватило только на то, чтобы кивнуть ему и отдать сухой спортивный костюм.

— Поехали, — сказал Шульц.

Еще надо было попросить главного копа позвонить Марле Корман и передать ей печальные вести о ее сестре. Я спросила Шульца, в состоянии ли он вести машину. Тот улыбнулся и проскрипел что-то насчет мачо… Я пошла переодеваться. Сисси куда-то пропала, и мы с Джулианом и Томом отправились вслед за «скорой».

В больнице было обычное оживление. Несмотря на сухую одежду, Арч дрожал. Пришлось попросить для него пару шерстяных одеял. В «скорой» его подсоединили к капельнице, на случай, если врачи решат прокапать ему антибиотик, лекарства от хрипа в легких или сосудосужающее, если вдруг у него разовьется шок. Я знаю, что должна была позвонить Джону Ричарду, но пока не могла отойти от Арча ни на секунду. После рентгена грудной клетки и анализа крови они наконец поместили его в отдельную палату в педиатрическом отделении. Пожалуй, я позволю Джону Ричарду заплатить по счетам больницы.

Несмотря на протесты Арча, Джулиан и я укутали его поплотнее одеялами. Шульц принес нам стулья, а сам пошел искать автомат с едой и напитками. Через десять минут он вернулся с четырьмя стаканчиками в картонной подставке: в одном была вода, в трех других — горячий шоколад. Шульц извинился перед Арчем, потому что медсестра сказала: «Только прозрачная чистая жидкость». Сын улыбнулся и сказал, что Тому придется купить ему молочный коктейль, когда он выйдет из больницы. Затем Арч отбросил одеяла и уселся, чтобы аккуратно взять из рук Тома стаканчик.

— Тебе и самому не мешало бы лечь в отдельную палату и пролечиться активированным углем, чтобы полностью вывести кантаридин, — пожурила я Шульца.

Он поднял свои замечательные пышные брови, полез в карман и достал какие-то таблетки.

— Кстати, об угле. Медсестра снабдила меня, когда я рассказал ей, что случилось. Можем принять вместе.

Мне не очень-то хотелось, но я повиновалась. На вкус все приятно, если запивать шоколадом. Затем Шульц подал стаканчик Джулиану:

— Что с тобой случилось?

Подросток шмыгнул носом:

— Когда я помогал генералу с подшивкой документов, нашел письмо из Юты, из ЗАГСа. Я был потрясен… Ну и убежал, подумать.

Джулиан коротко рассказал нам, что видел взрывы, когда уходил с хребта, где он тренировался разбивать лагерь. Генерал научил его всем премудростям кемпинга в ту ночь, когда у Джулиана должно было быть свидание с Сисси.

— Мне не хотелось, чтоб кто-то знал про мой уход, — объяснил он. — Но я решил вернуться. А когда увидел взрывы, то понял: они могут быть только в одном месте…

Я сообщила ему, что Адель погибла, сказала, что мне жаль его родителей, Брайана и Адель.

— Мои родители в Юте, — спокойно ответил Джулиан. Вдоль его ирокеза засохла грязь. Он выглядел изможденным. Арч по возможности выказывал ему самое доброе расположение.

— Где Бо? — спросил Джулиан.

На мой ответ он устало вздохнул:

— Генерал мне очень нравится. Я бы хотел помочь ему. Знаете, быть его опорой, когда ему придется пройти через испытания. Доктор Миллер всегда говорил мне: поддержка нужна всем.

Мне нечего было ответить. Я всегда старалась поддержать Джулиана, но почему-то это не срабатывало. А Филип Миллер, может быть, пытался поддерживать меня. Это тоже не сработало, несмотря на все его добрые намерения. Воскресив в памяти лицо Филипа и приложив немного усилий, чтобы отбросить свою гордость, я попросила у него прощения.

Через мгновение ко мне повернулся Джулиан:

— Моя стипендия в Элк-Парке будет действовать до следующего года. И я хотел бы закончить год, только мне негде жить, и нужна работа.

Он выжидательно смотрел на меня. Под глазами у него залегли круги. Я взглянула на Шульца, тот снова приподнял брови.

— У вас уже был жилец, — продолжал Джулиан. — Жиличка. Сисси рассказала. Я знаю, я не очень-то… образованный.

— Джулиан…

— Дай мне закончить. Я хочу спросить, не сможешь ли ты нанять меня в качестве помощника на банкеты? Обучить меня… Разреши мне снять комнату в твоем доме. Пожалуйста! — Я не успела ответить, а Джулиан широко улыбнулся: — Еще я могу помогать с Арчем. Я ему нравлюсь.

Все замолчали. Через несколько мгновений Шульц нарушил тишину:

— Если она откажет, можешь пожить у меня.

Арч жестами объяснил, что ему нужно в туалет, и Джулиан бросился к его кровати. Взглянув на часы, я поняла: теперь точно пришло время звонить Джону Ричарду. Я была почти так же удивлена тем, что застала его дома, как и он тем, что я звоню из больницы. Я сказала ему, что с Арчем уже все в порядке, правда, дом Фаркуаров практически уничтожен. Он не захотел знать, что там произошло, потом начал сыпать вопросами, какого черта ему названивали с истериками, что Арч то пропал, то без сознания, и почему, черт подери, я…

— Ты должен мне, — перебила я его. — Ты можешь отплатить мне деньгами, либо ждать момента, когда я потащу твою толстую задницу в суд за то, что ты перебил чужие горшки с цветами. Это сделает замечательную рекламу твоей чудесной медицинской практике.

Джерк заткнулся. Я чувствовала, как от его бешенства накаляются телефонные провода.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

Для уточнения вопроса мне даже не потребовалась помощь бухгалтера.

— Мне нужны деньги на две вещи, — ответила я. — Первое: я уже заплатила часть за охранную систему, ты можешь внести второй взнос. Второе: мне нужно сменить имя.

— Опять?

Пришлось коротко рассказать ему о Джордже Петтигрю и «Фри беарс». Деньги требовались на юридические услуги.

— Сколько?

— Я пришлю тебе счет, — ответила я и повесила трубку.

Из туалета вернулся Арч. Джулиан помог ему снова лечь и подключил капельницу. Потом они подняли молчаливый тост друг за друга — вода и какао. Шульц взял мою руку и не хотел отпускать. Когда я спросила, хорошо ли он себя чувствует, тот ответил: «Теперь да».

— Скажи мне, — начал вдруг Том, — почему твой бывший муж не ревнует тебя ко мне?

Услышав этот вопрос, я не могла удержаться от смеха.

— И на какое имя ты собираешься поменять свое? Делаю предложение — Шульц. Подумай?

Господи Боже! Джулиан аж поперхнулся своим шоколадом, а Арч наклонил голову и одарил меня блаженной улыбкой. Я была ошарашена. Даже на пару секунд онемела.

— Не могу ответить прямо сейчас. Дай мне время подумать. Спасибо. Черт, я не знаю, что и сказать.

— Ну, тогда, — продолжал Шульц, — как насчет Баер? Звучит похоже и без всяких намеков на медведей. Конечно, ты можешь предпочесть Бэар, но это явно смутит окружающих. Они могут понять тебя превратно. Так что Шульц, по-моему, в самый раз.

Я улыбнулась.

— Я не собираюсь подталкивать тебя к краю пропасти, — заключил он речь.

Я рассматривала людей, которые стали мне такими близкими за последний месяц. Вот, чего все хотят, — столкнуть тебя в пропасть любви. Адель и Визи замкнуло на Брайане, и они пытались добиться от него обратного восхищения. Я лелеяла мечту, что Адель была мне другом и близким человеком. Джулиан был без ума от Сисси. А последнюю точила навязчивая идея выйти замуж за доктора. Еще я хотела, чтобы меня любил Арч, чтобы он остался жить со мной, а не со своим отцом.

— Мам, — заговорил вдруг Арч, словно прочтя мои мысли. — Прости, что я сказал, что буду жить с папой. Я хочу остаться с тобой. То есть, если ты не против, конечно.

Я встала обнять его. К нам подскочил Шульц. Джулиан сначала держался в сторонке, но потом решил не выбиваться из нашей сплоченной группы и положил одну руку на мое плечо, другую — на плечо Арча.

Когда мы наконец разомкнули объятия, Арч спросил:

— А можно Джулиан будет жить в моей комнате?

 

ОТ АВТОРА

Я хотела бы поблагодарить за помощь в создании этой книги Джима Дэвидсона, Джеффри Дэвидсона, Д. З. Дэвидсона, Джоуи Дэвидсона, Сандру Дейкстра, Кэтрин Гудвин, Кейт Мисияк, Карен Джонсон, Джона Уильяма Шенка, Джея Уильяма и его замечательную фирму. Огромное спасибо Робу Эстербуку из компании «Респонд секьюрити», сотрудникам филиала публичной библиотеки округа Джефферсон в городе Эвергрин, докторам Тэду Нингу, Томасу Кэмпбеллу, Джону Альстону и Эмерсону Харви. Выражаю свою признательность Хитер Пэшли, Мелинде Томпсон, доктору исторических наук Ричарду Дрейку из университета Монтаны, Дейдре Элиот, Карен Сброки и Элизабет Грин. Хотелось бы также сказать спасибо преподобному Конни Делзеллу, Ли Карр и всем, кто собирался у нее дома, заместителю младшего судмедэксперта округа Джефферсон Триене Харпер, а также следователю Ричарду Милсапсу из города Голден, штат Колорадо.

 

Диана Мотт Дэвидсон — популярная американская писательница и лауреат литературной премии «Энтони». Ее перу принадлежит множество произведений, в том числе серия кулинарных детективов, получивших хорошие отзывы в зарубежной прессе и вошедших в рейтинги самых популярных книг «New York Times».

Владелица небольшого ресторанного бизнеса Голди знает цену деньгам.

Когда на счету остается всего пара долларов, а экс-супруг, преуспевающий врач-гинеколог, выплачивает мизерные алименты на содержание их сына Арча с неохотой, рассчитывать приходится только на саму себя.

Голди берется за любую работу, которую только можно найти, даже если это предложение организовать бранч в частной школе для отпрысков самых богатых и влиятельных жителей города Аспен-Мидоу.

Однако, планируя это торжественное мероприятие, она даже представить не могла, что так удачно начавшийся для ее маленького бизнеса день закончится настоящей трагедией. Согласившись после праздника встретиться со своим приятелем Филипом, Голди неожиданно становится главной свидетельницей ужасной автокатастрофы — на опасной горной дороге его машина врезается в ехавший навстречу автобус.

Несчастный случай?

Голди так не считает — слишком уж странным все это выглядело со стороны. К тому же в тот злополучный день Филип хотел сообщить ей какую-то важную информацию. Информацию, которая, возможно, стоила ему жизни…

Диана Мотт Дэвидсон — это Мэри Хиггинс Кларк кулинарного детектива.

«The Sun»

Великолепная книга. Настоящее литературное пиршество для истинных гурманов.

«Daily News»

Потрясающе увлекательный роман!

Сью Графтон

ОЛМА МЕДИА ГРУПП

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.