– Мне больше нравится перина.

Она повернулась, чтобы устроиться поудобнее, ее нога легла на его бедро, щека устроилась там, где медленно и ровно билось его сердце.

Рука Джона остановила свое движение по ее спине. Затем, посмеиваясь, он возобновил свое еженощное занятие, доставлявшее ему огромное удовольствие.

– Как ты думаешь, Джон, сколько еще доктор Холмс будет заставлять тебя делать это? – Она зевнула, потягиваясь.

Он пожал плечами, продолжая массировать ее.

– Может быть, всю жизнь, – проговорил он страдальческим голосом.

– Конечно нет, – прошептала она.

– Гм-м-м… – Его рука на секунду замерла, затем уверенно обхватила округлость ее ягодицы.

– Это не то место, – пробормотала она, ерзая под его ладонью.

– Как раз то, – прорычал он.

– Гм-м… ну, может, ты и прав. – Она удовлетворенно улыбнулась, прильнув к его горячей груди.

– Лотти…

– М-м-м…

– Ты собираешься засыпать?

– Нет, просто думаю.

– Да?.. Я тоже.

– Джон, – она помедлила и подняла голову от его груди, чтобы лучше видеть его лицо в тусклом свете, – знаешь, сегодня я распаковала свои вещи.

– Да… – Его улыбка стала шире, когда он увидел ее обеспокоенное лицо.

– Ну, в общем, у меня есть такие фланелевые тряпочки, которыми я периодически пользуюсь.

– Гм-м-м.

– Ты понимаешь, что я имею в виду, Джон? – В ее голосе слышалось разочарование – она надеялась, что ей не придется объяснять в подробностях то, что занимало ее мысли весь вечер.

– Возможно, – негромко сказал он.

– Я пользовалась ими только один раз с тех пор, как мы поженились, Джон, – тихо сказала она.

– Я знаю, – ответил он.

– Но откуда? – удивленно и смущенно прошептала она.

– А кто о тебе заботился шесть недель, Лотти?

Она зарылась носом в островок волос на его широкой груди и глубоко втянула в себя воздух.

– Ты.

– Нам не пришлось выкапывать из твоих вещей ни одной из этих тряпочек, не так ли?

– Нет, – кротко сказала она.

– Ты знаешь, что это означает, дорогая? – Его низкое рычание было полно удовольствия.

– Это хорошо? – Ее голос был тонким, как будто она искала утешения.

– Это самая хорошая вещь, какую я только могу себе представить, – заверил он ее и нежно обнял, затем осторожным движением перевернул ее на спину. – Вопрос в том, насколько это устраивает тебя, Лотти?

– О да, – прошептала она с радостным возбуждением, сказавшим ему все, что он хотел знать.

– К середине июля, как ты думаешь? – спросил он, приникая ртом к ее шее и вдыхая свежий аромат – аромат его единственной Лотти О'Мэлли Тиллмэн.

– М-м-м… думаю, да. – Она склонила голову набок, наслаждаясь его лаской. – Как ты думаешь, мисс Эгги удивится?

– Почему-то, любимая, я не думаю, что мисс Эгги будет удивлена чем-нибудь из того, что ты делала.

– Ну, в конце концов, я последовала ее наставлениям, – сказала Лотти.

– Как это? – пробормотал он, трудясь над пуговицами ее новой ночной сорочки.

Ее вздох выразил удовлетворение, когда ей удалось удержать его, пока она излагала мудрости Эгги Конклин.

– Мисс Эгги всегда говорила: «Все, за что ты берешься, девочка, надо делать хорошо. И если ты постараешься, то тебе обязательно воздастся».

Он преодолел барьер пуговиц и нашел то, что искал. Его голос походил на рык, приглушенный ее пышной плотью, когда он посмеивался над ее чопорной речью.

– Значит, ты не думаешь, что я все делала хорошо? – спросила она возмущенно, и ее хихиканье почти затухло в его волосах.

– Ну, – сказал он глухим басом, от которого у нее по спине побежали мурашки, – я не знаю, достигла ли ты предела своих возможностей, дорогая, но я, несомненно, дам тебе возможность попрактиковаться. Мой отец говорил, что совершенство достигается опытом, и я думаю, что потребуется лет пятьдесят, чтобы достигнуть его.