Глава первая
Новый сосед
Полина оглянулась, и сердце ее от страха подпрыгнуло в груди: два зловещих всадника неотвратимо приближались. Их лошади скакали быстрей, чем ее молодая кобылка Фанни. «Спаси, ну спаси меня, милая», — обратилась Полина к лошадке, и та внезапно помчалась с головокружительной быстротой. Преследователи отстали, но девушка вдруг с ужасом поняла, что радоваться ей рано: впереди, подобно зеву огромного дракона, открылась скалистая пропасть. Лошадь, оказавшись на краю обрыва, не смогла удержаться и вместе с всадницей сорвалась вниз. Полина испытала томительно-жуткое чувство падения в бездну. Через миг она разобьется, погибнет, исчезнет… «Бабушка, бедная бабушка, что будет с тобой?..» — пронеслось у нее в голове, и в следующее мгновение Полина проснулась.
Первые несколько секунд она еще приходила в себя после испытанного во сне ужаса, а потом, сев на кровати, стала размышлять, к чему бы привиделся ей этот мрачный и, вместе с тем, романтический сон. Будучи барышней, начитавшейся французских и английских романов, Полина ценила все необычайное, даже если оно было пережито лишь во сне.
Впрочем, на этот раз сонное видение ее по-настоящему испугало, — может быть, потому, что Полина вдруг отчетливо представила, каким непереносимым горем будет для Анастасии Михайловны потеря любимой внучки.
После смерти родителей и деда бабушка осталась для Полины самым близким и родным человеком, и, заботясь о ее здоровье, девушка старалась ограждать Анастасию Михайловну от лишних тревог. А потому, стряхнув ночное наваждение, Полина решила не посвящать в него бабушку, хотя обычно рассказывала ей о своих снах и даже просила их истолковать.
Но, когда она вышла к завтраку, Анастасия Михайловна тут же заметила грустную задумчивость внучки и спросила:
— Наверное, Поленька, ты скучаешь в деревне? Какое тут для тебя общество: старая бабка да ее соседи — такие же скучные старые помещики.
— Ну что ты, бабушка, ты совсем не старая и не скучная! — заверила Полина, целуя ее. — Я не знала людей интересней, чем ты и дедушка Денис.
При воспоминании о покойном муже лицо Анастасии Михайловны омрачилось, словно Денис Андреевич умер не три года назад, а совсем недавно.
— Если б дедушка был жив, то, может, все у нас теперь бы складывалось по-другому, — вздохнула она. — Он был такой человек, рядом с которым всегда чувствуешь себя под защитой.
— Да ты ведь, бабушка, тоже сильная и храбрая — настоящая казачка! — улыбнулась Полина. — Хотела бы я быть похожей на тебя.
— Разве воспитанным барышням пристало быть похожими на казачек? — шутливо погрозила пальцем Анастасия Михайловна. — В нашем кругу ценятся скромность и благонравие.
— Ну да, конечно, для того чтобы удачно выйти замуж, — усмехнулась Полина. — Это же мечта всех уездных барышень: найти богатого, знатного мужа и умчаться с ним в Петербург, а еще лучше — в Париж.
— А ты разве не мечтаешь блистать в столицах? — спросила Анастасия Михайловна с легкой лукавинкой в глазах. — Твои родители любили светскую жизнь.
— А я с этой жизнью не знакома и не очень-то к ней стремлюсь. Мне нравится в деревне: природа, простор, чистый воздух. А книг в нашем доме поболее, чем в иных столичных домах. И потом, даже если б у нас были средства для выездов в свет, мне все равно в эту зиму нельзя было выезжать из-за траура по отцу.
— Да, траур… хотя твой отец, считай, с десяти лет тебя не видел, — пробормотала Анастасия Михайловна, которая недолюбливала покойного зятя.
Но Полина сделала вид, что не услышала бабушкиной реплики, и продолжала бодрым тоном:
— А теперь уж дело идет к лету, какие могут быть столицы? На лето, наоборот, все в деревню съезжаются. Вот и к Шубиным приехала внучка, и мы с ней быстро подружились.
— Да, теперь тебе будет веселей. Наташа славная девушка. Она мне нравится, а я в людях редко ошибаюсь.
— Жаль, что она скоро уезжает. Родители повезут ее на воды в Германию.
— А я тебя пока никуда не могу повезти, — вздохнула бабушка. — Ну ничего, осенью непременно отправимся в Петербург, к дядюшке твоему Дмитрию. Если, конечно, здоровье меня не подведет.
— Веселей, бабушка! — воскликнула Полина, схватив Анастасию Михайловну за руки и закружив ее по комнате. — Ты у меня очень бодрая и красивая! Мы еще с тобой попутешествуем.
Анастасия Михайловна Томская и впрямь старилась красиво: в свои семьдесят лет она имела прямую осанку, стройный стан, живые черные глаза и звучный голос. Темно-серое платье с простыми кружевами и без единого украшения придавало благородную строгость ее облику. Овдовев, она перестала носить нарядную одежду, но обещала надеть светлое платье в день свадьбы Полины.
В былые годы, когда Денис Андреевич еще служил в Академии, супруги Томские приезжали в свои родовые поместья лишь на лето. В подмосковной деревне Лучистое хозяйкой была мать Дениса Елена Никитична, а в полтавском селе Кринички — мать Анастасии Татьяна Степановна. Но после смерти Елены Никитичны Денис Андреевич и Анастасия Михайловна обосновались в Лучистом на постоянное жительство. В Криничках же поселился их старший сын Владимир Денисович, ушедший в отставку с военной службы после тяжелого ранения.
Восемь лет назад случилось у Томских большое несчастье: умерла в родах их дочь Нина, мать Полины, и ребенок родился мертвым. Муж Нины, гвардейский капитан Евгений Ромин, погоревав несколько месяцев, утешился с одной молодой вдовой, на которой вскоре и женился. Полина не поладила с мачехой и, проявив редкую для десятилетнего ребенка самостоятельность, сбежала от отца к бабушке с дедушкой. С тех пор и жила она вместе с ними в Лучистом, а отец ее, Евгений Гаврилович, уехал с молодой женой в Петербург, потом, выйдя в отставку, поселился в ее богатом имении близ северной столицы. Анастасия Михайловна всячески ограждала внучку от свиданий с отцом, а он не проявлял в этом вопросе особой настойчивости. Видимо, новая жена успела основательно прибрать его к рукам. Лишь из писем Полина узнала, что у Евгения Гавриловича родился сын; девушке так ни разу и не пришлось увидеть своего сводного брата. После смерти отца, случившейся год назад, мачеха вместе с сыном уехала за границу.
Глядя на обожаемую бабушку, Полина внезапно почувствовала какую-то подспудную обиду за то, что судьба не без помощи Анастасии Михайловны так жестоко развела ее с родным отцом. Конечно, Полина никогда и слова упрека не произнесла, но в глубине души порою горько раскаивалась, что не смогла убедить властную бабушку простить отцу его слабости, которые та считала пороками. И, словно искупая свой невольный грех перед покойником, Полина упорно выдержала год траура по отцу, отклонив приглашение поехать в Петербург к Дмитрию Денисовичу — младшему сыну Анастасии Михайловны.
После завтрака Полина собиралась выйти с книгой в сад, но тут увидела в окно подъехавшую к воротам открытую коляску и радостно сообщила бабушке:
— Наталья Шубина приехала! Вот хорошо! Я как раз собиралась сегодня показать ей наши окрестности.
Гостья легким шагом впорхнула в комнату, быстро огляделась по сторонам и, почтительно поприветствовав Анастасию Михайловну, с улыбкой подошла к Полине. Чмокнув друг дружку в щечки, девушки тут же принялись обсуждать лежавшую на столике книгу, а Анастасия Михайловна, отойдя в сторону, окинула собеседниц внимательным: взглядом.
Стройная, тонкая в талии Полина была чуть выше среднего роста и своей гибкой фигуркой, кошачьей грацией движений неуловимо напоминала бабушке себя самое в юности. Большие серые глаза девушки сверкали темным серебром, но в минуту гнева или печали могли наливаться свинцом грозовых туч. Светло-каштановые волосы ее на извивах отсвечивали золотыми искрами и при резком повороте головы взлетали легкими пушистыми локонами. Глядя на внучку, Анастасия Михайловна невольно вспоминала стремительную казацкую дочку Настю, бегавшую по лугам и рощам, скакавшую верхом через степь, бесстрашно пробиравшуюся в ночи к зловещему лесному озеру… Полина росла и воспитывалась в другой обстановке, но и в ней полыхал живой огонек свободы, сообщавший хрупкой девушке неуловимую внутреннюю силу.
Полину нельзя было назвать особенной красавицей, но, любуясь девушками со стороны, Анастасия Михайловна с гордостью отмечала, что ее скромно одетая внучка ничуть не хуже, а, напротив, даже милее и изящней столичной модницы Наташи. Впрочем, молодая гостья тоже была недурна собой и вовсе не кичлива, а потому Анастасия Михайловна и о ней подумала вполне одобрительно.
— Тебе нравятся «Удольфские тайны»? — спросила Наташа, взяв в руки книгу с закладкой посередине, и, не дожидаясь ответа, сообщила: — Что до меня, то мне больше по душе «Замок Отранто». Когда его читаешь, так действительно замираешь от ужаса. Особенно, помнишь, эти сцены, где портрет выходит из рамы, а из статуи Альфонсо капает кровь. Да и то место на кладбище, когда Манфред по ошибке убивает собственную дочь. Это в самом деле необычно, таинственно. А в «Удольфо» все тайны и ужасы оказываются развенчанными, когда открывается, что их подстроил Монтони, чтобы завладеть состоянием Эмилии. Такая житейская проза, ничего возвышенного! Все тайны связаны с борьбой за имущество, а возлюбленные в конце концов соединяются в законном браке. Разве это романтично?
— А мне, наоборот, больше нравятся романы Энн Рэдклиф, потому что в них все леденящие ужасы находят реальное объяснение. Я, мой друг, почему-то совсем не люблю мистику.
— Ах нет, Полина, ты не понимаешь! Ведь это же модно! И это куда интересней, чем всякие нравоучительные житейские истории вроде «Тома Джонса» или «Тристрама Шенди». Может быть, и они тебе нравятся?
— А почему бы и нет? — улыбнулась Полина. — Моды меняются, а нравы человеческие остаются неизменны.
— Ну, тут мы с тобой не сойдемся во мнениях! — взмахнула руками Наташа и потянула подругу за собой. — Ладно, не будем спорить, пойдем лучше погуляем по парку.
Сады и рощи вокруг любого поместья Наташа на английский манер называла парками. Родители ее были англоманами, не любили «корсиканского выскочку» Буонапарте, воевавшего с Англией, и восхищались победой доблестного адмирала Нельсона, уничтожившего в прошлом году у мыса Трафальгар флот «узурпатора».
Перед фасадом дома открывался весьма живописный вид. Невысокие, поросшие лесом холмы с двух сторон огибали долину, между ними виднелись поля и приютившаяся у склона деревушка, а вдали — купола приходской церкви. Был конец апреля, и земля затравенела нарядным ковром, а деревья окутались зелеными облачками свежих листьев.
Миновав дубовую аллею, девушки вышли к пруду, погуляли по берегу, полюбовались полянкой первоцветов. Слева шелестела роща, справа место было открытое и виднелся длинный участок почтового тракта.
На некотором возвышении над дорогой, под сенью ив, стояла широкая деревянная скамейка, на которой подруги с удовольствием расположились. Обозрение здесь оказалось самое удобное: можно было видеть пруд, рощу, долину между холмами и одновременно наблюдать за почтовым трактом.
— Как здесь хорошо, прелестный уголок! — восторженно заметила Наташа.
— Да, нам с бабушкой здесь тоже очень нравится. Она давно распорядилась поставить эту скамейку, потому что место тут весьма удобное для обозрения.
— Не только это место, мне весь ваш парк очень понравился.
— Ты из любезности так говоришь, Наташа. Ведь у твоих родных поместье обширней нашего, и сад устроен на английский манер.
— Нет, поверь, я не льщу: у вас все очень мило, просто очаровательно! Да и ваши поселяне не такие угрюмые и неряшливые, как у нас. А нам с этим народцем не повезло — сплошь лентяи или злобные бродяги.
— Наверное, от барина тоже многое зависит, — заметила Полина. — Бабушка сумела поставить дело так, что крестьяне не бедствуют и не озлобляются. Она всегда следовала советам покойного дедушки, а он читал труды ученых экономов и говорил, что надо установить крестьянину твердый оброк, а остальное пусть оставляет себе, тогда ему выгодно будет хорошо работать.
— Мой дедушка тоже старается воспитывать поселян, но они все равно не меняются. Да, а твоя бабушка — совершенно замечательная женщина. Такая просвещенность, как у нее, редко встречается среди старых людей. И в усадьбе она умеет соблюдать порядок, и слуги выполняют ее распоряжения без всякой угрюмости, а даже вроде бы с охотой. И наверное, в молодости она была очень красива. У нее и сейчас такой величественный вид. Вот только одевается она мрачновато. Неужели до сих пор носит траур по дедушке?
— Да, хотя уже прошло три года. Они с дедушкой были замечательной парой. Они для меня — образец любви и верности. Вот уже мои родители были далеко не так счастливы в супружестве.
— Жаль, что мне не довелось видеть твоего дедушку. Но я слыхала, что он был очень достойным человеком, занимался науками в Петербургской академии.
— Да, дедушка был ученым, но при этом — отнюдь не книжным червем, а мужчиной весьма отважным. Ему немало в своей жизни пришлось повоевать — в том числе и с оружием в руках. Но больше всего он любил историческую науку. Они и познакомились с бабушкой, когда он приехал в казацкий край изучать древности.
— Наверное, это под его влиянием Анастасия Михайловна так полюбила книги.
— Нет, она смолоду была образованной барышней. А вот из троих детей бабушки и дедушки только дядя Дмитрий стал ученым и продолжает дело отца в Академии. Моя мама не слишком любила читать, ей больше нравились театры и балы, а дядя Владимир стал военным, дослужился до полковника, но после ранения ушел в отставку.
— А есть у тебя двоюродные братья, сестры?
— У дяди Дмитрия — два сына. А дядя Владимир много лет вел бивачную жизнь и женился только недавно, его дочери нет еще и двух лет.
— А вот у меня полно кузин и кузенов. Надо обязательно познакомить тебя с некоторыми из них. Когда ты будешь в Петербурге, то…
Наташа собиралась продолжить разговор о своих родственниках, но тут ее внимание отвлеклось на дорогу. Там как раз проезжала открытая коляска, в которой сидел элегантный молодой мужчина. Он, видимо, еще издали заметил собеседниц на скамейке и, поравнявшись с ними, велел вознице замедлить ход, приподнял шляпу, кивнул и улыбнулся девушкам. Даже на расстоянии нетрудно было разглядеть, что проезжий весьма недурен собой, а взгляд, который он бросил на барышень, мог показаться слишком пристальным и дерзким. Останавливаться и вступать в разговор незнакомец не стал, но, проехав немного вперед, еще раз с улыбкой оглянулся.
— Вот нахал! — фыркнула Наталья. — Он нам даже не представлен, а ведет себя с такой развязностью, словно мы его давние знакомые.
— То, что он издали нас поприветствовал, не кажется мне особой развязностью, — заметила Полина, невольно проводив взглядом проезжего. — Может быть, у этого господина сегодня просто очень веселое настроение и он не может его сдержать.
— А хочешь знать, куда он поехал? — спросила Наташа, когда коляска скрылась за купой придорожных деревьев. — Могу сказать совершенно точно: этот джентльмен едет в Худояровку.
— В Худояровку? А я думала, что там после смерти старика Худоярского никто не живет.
— Так оно и было. Но на днях там поселился племянник старика Худоярского. Видимо, он рассчитывал на дядюшкино наследство, а наследства-то, говорят, никакого и нет, у старика под конец дела пошли плохо, он болел, к тому же управляющий его обворовывал. Но, скорее всего, молодой Худоярский здесь надолго не задержится, продаст имение, расплатится с долгами — да и уедет.
— А может, наоборот, поселится тут и будет обустраивать Худояровку.
— Не думаю. Об этом поместье ходят дурные слухи, и вряд ли кому-то захочется здесь жить. Тем более что молодой Худоярский, говорят, привык к столицам.
— А я вот не верю дурным слухам о Худояровке. Что может быть там такого страшного? Это же не замок Удольфо или Отранто.
— Полина, ты живешь в этих краях уже несколько лет и не знаешь, что Худояровка — проклятое поместье? — Наташа удивленно подняла брови и посмотрела на подругу с легкой улыбкой. — Похоже, я осведомлена куда лучше твоего, хоть никогда не жила в деревне больше двух недель кряду.
— Нет, я, конечно, слыхала что-то такое о Худояровке, но не очень верю во всякие проклятия и прочую мистику.
— Очень жаль, что твои суждения столь прозаичны. Ну так вот, слушай. Рассказывают, что когда-то в этом поместье один свирепый предок Худоярских, застав свою жену с любовником, замуровал их обоих в подвале. И случилось это в ночь полнолуния. С тех пор тени несчастных любовников выходят в лунные ночи и своими стонами и проклятиями пугают людей.
— Какая душещипательная история! — фыркнула Полина. — Прямо «Франческа да Римини».
— Напрасно ты смеешься. А вот я этому верю. Говорят, даже фамилия Худоярских произошла от имени разбойника Кудеяра, который был их предком.
— Да неужели? А я думала, что от слов «худой яр» — то есть плохой овраг.
— Нет, с тобой решительно невозможно говорить! — сердито усмехнулась Наташа. — Ты надо всем иронизируешь. Неужели в тебе нет никакого романтизма? Может, это потому, что ты еще никогда не влюблялась? Впрочем, способна ли ты вообще влюбиться?
— Право, не знаю. — Полина пожала плечами и улыбнулась. — Наверное, способна, но пока не встретила предмета, достойного любви. В деревне выбор невелик. Это вы, столичные барышни, вращаетесь в вихре света. Ты, наверное, не раз уже влюблялась, а еще больше влюблялись в тебя.
— Ах, не говори! — махнула рукой Наташа. — Все это в прошлом, теперь у меня есть жених, и я не должна думать ни о ком, кроме него.
— Ты обручена? Я и не знала.
— Свадьба должна состояться осенью, после того как я съезжу с родителями в Европу.
— И ты любишь своего жениха? Он достойный человек?
— Разумеется. Он молод, недурен собой, одевается у лучшего портного, у него превосходный дом в Петербурге, он единственный наследник своих родителей, у которых имения в Саратовской и Тульской губерниях с годовым доходом…
Полине вдруг стало очень скучно слушать свою подругу. Ей казалось, что Наташа, с ее романтически-мистическими вкусами, должна была бы обращать внимание на душевные и умственные качества своего избранника, а не рассуждать о годовом доходе. Полина, при всей ее внешней ироничности, в душе была уверена, что с истинной любовью плохо вяжется расчет и практицизм.
Переменив тему разговора, Полина спросила подругу, не встречала ли та молодого Худоярского в гостиных Москвы или Петербурга и не знает ли, из какой он семьи.
— Нет, нашего нового соседа мне раньше не приходилось встречать, — живо откликнулась Наташа. — Говорят, он много путешествовал и никогда не задерживался на одном месте. Вообще же о нем и его покойном отце ходят темные слухи. У старика Худоярского была воспитанница, которая ему почти заменила дочь. Потом приехал его младший брат — отец нашего нового соседа — и соблазнил девушку. Бедняжка забеременела, не вынесла позора и отравилась. А старик Худоярский проклял и прогнал своего брата. Да и племянника много лет не хотел признавать.
— Почему? Ведь молодой Худоярский не виноват в грехах отца.
— Да, но старому вояке не нравилось, что племянник не пошел на военную службу, да еще, вроде бы, любил покутить. Старик называл его гулякой и бродягой. Но под конец жизни все-таки смягчился и отписал имение своему единственному наследнику. А почему бы и не отписать, если имение уже почти ничего не стоит?
— До чего же скучны эти наследственные распри, — с видимой небрежностью заметила Полина, хотя на самом деле ее заинтересовал рассказ Наташи о новом хозяине Худояровки.
Впрочем, Наташе, кажется, больше нечего было добавить в продолжение этой темы, и она перешла на другую. Блестя глазами и слегка понижая голос, подруга доверительным тоном сообщила:
— Ты знаешь ли, Полина, какую книгу я недавно прочла тайком от родителей? Если бы они узнали, то непременно отобрали бы ее, заботясь о моей нравственности, да еще и выбранили бы меня как следует.
— Что же это за опасная книга? — спросила Полина, сдерживая улыбку. — Уж не посчитали ли они таковой «Тома Джонса»? Там есть несколько щекотливых моментов, но…
— Нет, ты вряд ли ее читала. Это французский роман «Опасные связи», он у нас пока еще мало известен.
— Сочинение Шодерло де Лакло? В нашей домашней библиотеке есть этот роман, его недавно прислали нам вместе с другими, бабушка следит за новинками.
— И бабушка позволила тебе его читать? — удивилась Наташа.
— Отчего же нет? Бабушка считает, что осведомленность о разных сторонах жизни никогда не помешает молодой особе.
— Да? Ну, твоя бабушка и впрямь необычная женщина. Такие свободные и оригинальные взгляды, как у нее, редкость среди наших помещиков.
— Она ведь из вольтерьянского поколения. Но люди ее склада, при всей их вольнодумное, очень нравственны.
— Она и тебя так воспитала?
— Она мне никогда ничего не навязывала, но стремилась, чтобы я сама до всего дошла.
— Наверное, это правильно. Но вернемся к «Опасным связям», мне интересно узнать твое мнение.
Рассуждая о героях французского романа, девушки неторопливым шагом вернулись к дому, где Анастасия Михайловна усадила их выпить чаю со свежеиспеченными булочками.
Полина не возобновляла разговор о Худоярских, да и Наташа об этом словно бы забыла, и только перед самым своим отъездом, уже стоя на крыльце, вдруг сообщила Анастасии Михайловне:
— Знаете, а мы с Полиной сегодня увидели нового хозяина Худояровки, он проезжал по дороге.
— Это племянник покойного Якова Валерьяновича? — уточнила Томская. — Поздновато он приехал. Дядю без него похоронили. Ну, да Бог ему судья.
Взяв с Полины обещание приехать в имение Шубиных не позже чем через два дня, Наташа легким мотыльком вспорхнула на подножку своего экипажа, приказала кучеру трогать и уже на ходу помахала рукой подруге и ее бабушке.
Когда коляска, увозившая Наташу, скрылась за поворотом аллеи, Полина с иронической небрежностью заметила:
— Сегодня я узнала, что Худояровка — проклятое поместье, основанное разбойником Кудеяром.
— Это Наташа тебе рассказала? — улыбнулась бабушка.
— Да. И, по-моему, она очень гордится своей осведомленностью. Я, конечно, сделала вид, что ни о чем подобном раньше не слыхала, и Наташа почувствовала себя просветительницей. Знаешь, она всерьез верит этим слухам о старинном проклятии и привидениях.
— Многие молодые девушки охотно верят во все таинственное и романтичное. Ты ведь тоже начиталась романов и, наверное, хочешь найти в нашем прозаическом окружении что- нибудь этакое…
— Нет, бабушка, меня если что и интересует в этой истории, так только та реальная основа, на которой зародились слухи. Как ты думаешь, случалось что-нибудь плохое в этой Худояровке? Может, среди ее обитателей и вправду были злодеи?
— У каждого в роду могут случиться лихие люди, — вздохнула Анастасия Михайловна и, пройдя немного вперед, опустилась на скамейку под старым дубом.
Полина села рядом с бабушкой и, погладив ее по руке, сказала:
— Наверное, ты вспомнила сейчас своего кузена Боровича и его жену. Так, может, и в имении Худоярских произошло нечто подобное?
— Ну, насчет того, что их предком был разбойник Кудеяр, я сильно сомневаюсь, а вот о недавних обитателях этой деревни могу рассказать. Яков Валерьянович был человек неплохой, хотя немного угрюмый и с солдафонскими манерами, — нуда неудивительно, он ведь много лет провел на военной службе. Семьи у него так и не образовалось, но взял он на воспитание Варю, девочку-сиротку. Поговаривали, что Варя его незаконная дочь.
А еще у Якова Валерьяновича был младший брат Ульян. После смерти их отца братья сильно разругались и разъехались в разные места. Якову досталось отцовское имение Худояровка, а Ульяну — имение матери в Тверской губернии. А через много лет, когда Яков уже вышел в отставку и его воспитанница выросла, в Худояровку вдруг вернулся Ульян, вздумавший помириться с братом. Ходили слухи, что он пристрастился к игре, залез в долги и, возможно, хотел занять денег у Якова. Не знаю, так ли это, врать не буду. А Яков Валерьяныч, хоть и угрюм был с виду, но отходчив в душе и братца своего не стал выгонять, проявил гостеприимство. А Ульян в благодарность соблазнил Варю.
— Она потом покончила с собой, а брата старик Худоярский проклял и прогнал. Наташа мне рассказывала. Значит, это правда? И что, потом Ульян и его семья никогда не появлялись в Худояровке?
— Нет, не появлялись. Говорят, что Ульян Худоярский кого-то убил на дуэли — причем нечестно, с подменой пистолетов, за что был сослан в Сибирь. Оттуда он пытался бежать и погиб в лесу во время драки.
— Темная история. Выходит, из-за беспутства этого Ульяна пятно легло и на его семью, хоть жена и дети ни в чем не виноваты. А что о них известно?
— Жену Ульяна здесь так никто и не увидел; говорят, она давно умерла. А сынок его, похоже, немногим лучше отца: ни разу не навестил родного дядю, а за наследством вот приехал.
— Но, может быть, Яков Валерьяныч сам не хотел видеть своего племянника, обижался на него из-за отца.
— Ну да Бог с ними, какое нам дело до этих Худоярских? Мы ведь не собираемся их поместье покупать.
Разговор перешел на другие темы, потом Анастасия Михайловна занялась хозяйственными хлопотами, а внучке велела заканчивать вышивку алтарного покрова к празднику Троицы.
Но у Полины не шел из ума разговор о проклятом поместье, да и впечатление от мимолетной встречи с молодым Худоярским ее не покидало. Девушке почему-то казалось, что его лицо уже когда-то мелькало перед ней. А ближе к вечеру она вдруг вспомнила свой романтически-страшный сон и даже застыла на миг от удивления, мысленно сказав сама себе: «Да, определенно в лице этого человека есть что-то роковое. Он похож на одного из тех всадников, что преследовали меня во сне». Ей даже захотелось, чтобы сон еще раз повторился, дабы убедиться, что призрачный всадник действительно напоминает нового соседа. Однако наступившей ночью Полине ничего подобного не привиделось, и наутро она проснулась бодрой, спокойной, хотя и несколько разочарованной.
Почему-то ей захотелось непременно поехать на прогулку верхом в одиночестве. Девушка с легкой досадой сознавала, что ее влечет из дому любопытство: вдруг где-то в окрестностях повстречается этот загадочный новый сосед.
Бабушка неохотно отпускала Полину одну на дальние прогулки, опасаясь, что внучка, любившая быструю езду, может упасть с лошади или, отъехав слишком далеко, встретить на дороге каких-нибудь лихих людей. Наверное, и в этот раз бабушка стала бы возражать против одинокой прогулки, но тут Полине помог случай: в гости к Анастасии Михайловне неожиданно заехали жившие по соседству супруги Воронковы. Эта пожилая чета старинных деревенских помещиков отличалась редкой назойливостью, и для Полины их визиты были сущим наказанием. Ее раздражало бесконечное покашливание и покряхтывание Ивана Харлампиевича Воронкова и выводило из себя бестактное любопытство его жены Улиты Гурьевны. Поэтому, едва завидев у крыльца коляску с незваными гостями, Полина громким шепотом обратилась к Анастасии Михайловне:
— Бабушка, Воронковы пожаловали! Общаться с ними — выше моих сил, и я отправляюсь на прогулку. И пожалуйста, не возражай!
— Ладно уж, я тебя понимаю, — улыбнулась Анастасия Михайловна. — Хотя ты недооцениваешь Улиту Гурьевну: она всегда знает все новости и может дать много советов по хозяйству.
— Это уж, бабушка, твой крест — выслушивать ее новости и советы, а меня уволь!
— Ишь ты, птица какая! Смотри только, не носись галопом и не улетай слишком далеко.
Полина рассмеялась, чмокнула бабушку в щеку и умчалась через заднее крыльцо во двор, где старый конюх Ермолай подал ей оседланную кобылку Фанни.
Разгорался ясный солнечный день, располагавший и к прогулке, и к бодрым мыслям, и к приятному созерцанию нарядной весенней природы. Первые несколько минут Полина бездумно ехала куда-то вперед по проселочной дороге, поглядывая по сторонам и просто радуясь хорошему дню и ощущению собственной свободы.
Но потом какое-то смутное беспокойство прокралось ей в душу, и она вдруг поняла, что невольно сворачивает с дороги в сторону имения Худоярских. Девушка не стала таиться от самой себя и решила, что, раз уж ее неизвестно почему заинтересовал новый сосед, то не следует подавлять этот интерес, а лучше пойти ему навстречу. Ибо, лишь узнав Худоярского поближе, она сможет понять, действительно ли в нем есть что-то загадочно-роковое или это всего лишь игра воображения уездной барышни, начитавшейся романов, но не имеющей возможности вращаться в светском обществе.
Худояровка находилась от Лучистого на порядочном расстоянии, и Полина пустила Фанни резвой рысью, желая поскорее достичь цели своего маленького путешествия. Впрочем, девушка отнюдь не была уверена, что встретит нового соседа где- нибудь на границе его владений, а приблизиться прямо к его дому она бы не решилась.
Когда Полина заехала в рощу, примыкавшую к Худояровке, солнце вдруг скрылось за тучами, и погода, столь ясная с утра, начала стремительно портиться. Подул резкий ветер, зашумели кроны деревьев, а у Полины с головы слетела шляпка. Соскочив с лошади, чтобы поднять легковесный головной убор, готовый катиться вслед за порывами ветра, девушка попала каблуком на замшелый камень, поскользнулась, подвернула ногу и, вскрикнув от боли, упала прямо в сырую от росы траву.
Фанни испуганно заржала, и ей тут же ответила ржанием другая лошадь. Полина подняла голову и увидела выехавшую из-за кустов на дорогу открытую коляску, в которой сидел не кто иной, как новый хозяин Худояровки.
Девушка невольно смутилась, хотела встать, но при первом же движении скривилась от боли и прикусила губу, чтобы не застонать.
Худоярский велел кучеру остановиться, выпрыгнул из коляски и, подбежав к Полине, спросил:
— Что с вами, сударыня?
Девушка взглянула в его блестящие оливково-зеленые глаза и сдавленным голосом ответила:
— Я подвернула ногу. Надеюсь, это не вывих и не перелом.
— Попробуйте опереться на мою руку и встать, — предложил Худоярский.
С его помощью Полина поднялась с земли, даже сделала пару шагов, но тут же снова скривилась и застонала от боли. Худоярский обнял ее за талию и слегка прижал к себе.
— Пожалуйста, помогите мне сесть на лошадь, я доеду домой, мне здесь недалеко, — сказала девушка, отводя взгляд в сторону.
— Вам ни в коем случае нельзя сейчас ехать верхом, — возразил Худоярский, продолжая ее обнимать.
— Ничего, я доберусь; моя Фанни — смирная лошадка, она объезжена под дамское седло и хорошо знает дорогу домой.
— Нет, сударыня, я не могу допустить, чтобы вы подвергались такой опасности, — заявил Худоярский и вдруг, подняв Полину на руки, отнес ее к своей коляске и осторожно опустил на сиденье.
— Что вы, сударь, зачем, — пробовала протестовать Полина, но у нее это получалось довольно вяло.
— Наверное, вас смущает, что мы с вами не представлены друг другу? — спросил новый сосед и, щелкнув каблуками, слегка поклонившись, объявил: — Позвольте отрекомендоваться: Киприан Юлианович Худоярский, дворянин, новый владелец сего заброшенного поместья. А вы, вероятно, обитаете где-то по соседству?
— Да, в Лучистом. Моя бабушка — Анастасия Михайловна Томская.
— О, я слыхал об этой почтенной даме. Но позвольте узнать ваше имя?
— Полина Евгеньевна Ромина.
— Значит, мы с вами соседи и, стало быть, должны помогать друг другу, — улыбнулся Худоярский. — До Лучистого вам ехать далековато, а мой дом тут рядом, за рощицей, и в нем хозяйничает экономка Василиса — старая знахарка, она осмотрит вашу ногу и сразу определит, нет ли трещины в кости. А уж потом я отвезу вас на коляске домой, а мой кучер Федот позаботится о вашей лошади. Уверяю вас, мадемуазель, другого выхода все равно нет.
— Подайте, пожалуйста, мою шляпу, — вместо ответа сказала Полина. — Это из-за нее я спрыгнула с лошади и поскользнулась.
— Вот она — виновница всех бед, — пошутил Худоярский, отряхивая шляпку и галантным жестом протягивая ее Полине. — Впрочем, я даже рад, что этот внезапный случай позволил мне познакомиться с вами.
Полина ничего не ответила, только бросила быстрый, внимательный взгляд на соседа, успев отметить его стройную фигуру и красивое лицо. «Киприан… какое редкое и звучное имя», — пронеслось у нее в голове.
Киприан велел Федоту отвести во двор лошадь Полины, а сам занял место возницы и, оглянувшись на девушку, тронул поводья. Коляска плавно покатила к имению Худоярских. Скоро из-за деревьев показался дом — двухэтажный, довольно обширный, с полуготическими башенками по краям, но старый и запущенный, окруженный бурьяном. Остановившись у крыльца, Худоярский снова поднял девушку на руки и, тяжело ступая, пронес ее по скрипучим ступеням, войдя в такую же скрипучую дверь, услужливо распахнутую перед ним Федотом.
Внутри дом оказался не менее запущенным, чем снаружи. Облезлые стены, старая мебель, выщербленный пол, покривившиеся рамы на окнах — все свидетельствовало о бедности и безразличии прежнего хозяина, доживавшего здесь последние дни.
Киприан усадил Полину в кресло и, заметив, что она обводит взглядом комнату, со вздохом кивнул:
— Да, вы правы, здесь все очень убого.
— Я этого не говорила! — живо откликнулась девушка.
— Но вы так подумали, я заметил это по вашему критическому взгляду. Мне и самому этот дом не нравится. Мой дядя в последние годы своей жизни запустил все хозяйство, а выжига-управляющий ограбил его и сбежал. Ну, ничего, скоро я приведу это поместье в порядок, чтобы можно было его продать хотя бы с некоторой выгодой.
— Вы собираетесь продать Худояровку? — не удержалась от вопроса Полина.
— Да, у меня было такое намерение. — Киприан бросил на собеседницу пристальный взгляд и слегка улыбнулся. — Но, знаете ли, сейчас я заколебался в этом решении. Все-таки Худояровка — мое родовое поместье. Хоть о нем и ходят зловещие слухи, но, может быть, стоит здесь пожить какое-то время? Тем более что вокруг обитают весьма приятные соседи.
Полина не нашлась что ответить на это утверждение и невольно отвела взгляд от смеющихся глаз Киприана, которые словно пронизывали ее насквозь.
В комнату вошла пожилая, опрятно одетая толстуха, и Худоярский тотчас представил ее своей гостье:
— Вот и Василиса — наша знатная лекарка. Посмотри-ка, Василиса Лукинична, что у барышни с ногой, нет ли серьезных повреждений.
Василиса вопросительно уставилась на несколько смущенную Полину, и та поспешила пояснить:
— Я неловко спрыгнула с лошади и сильно подвернула ногу.
Молчаливая Василиса присела возле барышни, приподняла ей юбку и стала своими сильными, но осторожными пальцами ощупывать распухшую стопу девушки. В этот момент Полина заметила, что Киприан не сводит глаз с ее обнаженной ноги; перехватив взгляд девушки, он с улыбкой отвернулся и вышел в соседнюю комнату.
— Слава Богу, кость цела, только растяжка и сильный ушиб, — объявила Василиса. — Сейчас перевяжу, ходить будет легче. А ногу несколько дней надо поберечь.
Лекарка намазала пострадавшую стопу девушки прохладным бальзамом и крепко перевязала лентой тугого полотна.
Тут же в комнате вновь появился Киприан и бодрым голосом спросил:
— Ну что, приговор благоприятный? Василиса в таких делах не ошибается, у нее отец был костоправом.
— Благодарю вас, сударь, и знахарке вашей спасибо. Бабушка пришлет ей материи для перевязок.
— Какие пустяки, даже слушать не хочу о благодарности, — запротестовал Худоярский. — Это я должен благодарить за удовольствие видеть в своем доме такую гостью. Сейчас нам подадут чай.
Но Полина, взглянув в окно, тотчас возразила:
— Нет, благодарю, но не могу задерживаться у вас. Собирается гроза, и, если я не вернусь домой до ее начала, бабушка будет волноваться. Она и так не хотела отпускать меня на эту прогулку, а уж если я еще и задержусь…
— Я вижу, бабушка воспитывает вас в строгости, — заметил Киприан с тонкой улыбкой. — Наверное, она настоящая суровая барыня старых времен.
— Нет, моя бабушка просвещенная женщина, а не какая-нибудь барыня-самодурка, — немедленно возразила Полина. — Бабушка — мой лучший друг. Но я не хочу, чтобы она волновалась: это повредит ее здоровью. Поэтому мне надо вернуться домой как можно быстрее.
— Что ж, не смею вам возражать, — слегка наклонил голову Худоярский. — Но хочу быть уверен, что вы доедете благополучно, а потому сам отвезу вас до дома.
Он снова хотел поднять Полину на руки, но тут уж она решительным образом воспротивилась, заявив, что с обвязанной стопой вполне может передвигаться и сама. Но все-таки идти ей пришлось, опираясь на руку Киприана. Он усадил ее в коляску, на этот раз крытую, сам сел рядом и велел кучеру Федоту ехать побыстрей, а груму приказал доставить в Лучистое лошадь Полины.
Дорога прошла в непрерывных разговорах. Прежде всего Киприан спросил Полину:
— Вы гостите у бабушки или живете здесь постоянно?
— Живу постоянно уже восемь лет.
— А ваши родители?
— Умерли.
— Простите. Мои тоже умерли, так что у нас с вами похожие судьбы. А не скучно вам жить в деревне?
— Нет, мне даже нравится такая жизнь. Здесь очень красивые места.
— Да, я это заметил. Вот только, увы, наше родовое поместье имеет такую дурную славу, что и селиться в нем не хочется.
— А вы верите слухам о старинном проклятии?
— А вы не верите? — Он слегка улыбнулся, заглядывая ей в глаза.
— Нет, я не хочу уподобляться суеверным кумушкам.
— Это похвально. Я, пожалуй, тоже не суеверен, но с Худояровкой у меня связаны плохие воспоминания. Прежде всего там навеки рассорились мои отец и дядя. Потом, когда я вырос, дядюшке наговорили на меня, будто бы я веду разгульную жизнь, вместо того чтобы нести военную службу. Мне, правда, не нравится тупая казарменная жизнь, но, даю слово, я служил отечеству не менее преданно, чем какой-нибудь недалекий вояка, который только и умеет, что маршировать и муштровать.
— Вы были… вы выполняли секретные поручения? — быстро спросила Полина.
— Гм… я не хотел бы об этом говорить… да и не могу, не должен. Но, поверьте, дядюшка зря на меня обижался. Я стал жертвой клеветы злопыхателей, которых всегда немало найдется у честного человека. Но потом, в конце жизни, дядя все-таки поверил мне и простил.
— Вот видите, значит, Яков Валерьянович завещал вам Худояровку не с озлобленным сердцем, а потому… — Полина не докончила фразы, опасаясь, что Киприан усмотрит в ее словах желание отговорить его от отъезда из Худояровки.
— Да, вы правы. Прощение дяди даже обязывает меня не покидать поместье, а, напротив, обустроить его. Именно этим я и займусь в ближайшее время. Скоро вы не узнаете наш старый дом. А после того как я его обновлю, мне уже не стыдно будет пригласить вас в гости.
Коляску сильно качнуло на ухабе, и Киприан, прижавшись к Полине, словно ненароком обнял девушку за плечи, а у нее не было никакой возможности отодвинуться. Она чуть подалась вперед и кивнула на дорогу, ведущую прямо к ее дому:
— Кажется, мы успели вовремя, дождь польет с минуты на минуту.
Худоярский выглянул из экипажа и огорченно заметил:
— Увы, дождя не будет: туча прошла стороной.
— Почему «увы»?
— Потому что, если бы хлынул дождь, я мог бы рассчитывать на гостеприимство вашей бабушки… на время дождя, — с улыбкой пояснил Киприан.
Полина замешкалась с ответом, но тут коляска остановилась у крыльца и Худоярский, ловко спрыгнув с подножки, подал руку своей спутнице. Она вышла из экипажа, в некотором смущении оглядываясь вокруг. Ей сразу же бросилось в глаза строгое и встревоженное лицо бабушки, стоявшей на крыльце.
— Что это значит, милая? — спросила Анастасия Михайловна, недовольно поджимая губы. — Уехала на своей лошади, а возвращаешься в чужом экипаже? Да ты, кажется, хромаешь! Что с ногой?
Бабушка кинулась навстречу внучке, переводя беспокойный взгляд с нее на Киприана.
— Здравствуйте, сударыня, — с учтивым поклоном обратился к ней Худоярский. — Мадемуазель Полина подвернула ногу и не могла вернуться домой верхом.
— Да, я неловко спрыгнула с лошади, — пробормотала Полина, чувствуя на себе строгие взоры бабушки и любопытные поглядывания конюха Ермолая, который вышел принять лошадь у грума. — К счастью, поблизости оказался наш новый сосед Киприан Юлианович Худоярский.
— Вот как? — Анастасия Михайловна посмотрела на Худоярского внимательно и, как показалось Полине, немного скептически. — Значит, вы племянник покойного Якова Валерьяновича? Благодарю вас за помощь, оказанную моей внучке. Пожалуйте к нам в дом выпить чаю.
— Охотно, — тут же согласился Киприан. — Тем более что Полине Евгеньевне сейчас трудно подняться по ступеням одной, и я помогу ей.
Томская неодобрительно смотрела, как внучка входит в дом, опираясь на руку нового соседа. Пожилой даме что-то не понравилось в этом красивом и любезном молодом человеке.
— Воронковы уже уехали? — быстро спросила Полина, которой вовсе не хотелось, чтобы старые сплетники увидели ее в обществе нового соседа.
— Уехали, слава Богу, не задержались, — вполголоса ответила бабушка, понимавшая опасения внучки.
В гостиной Полина при поддержке Киприана уселась в кресло. Гостю же Анастасия Михайловна указала на стул возле стола, сама села напротив него и велела горничной Глаше принести чаю с булками. Полина чувствовала, что бабушку отнюдь не обрадовало появление нежданного гостя, и, чтобы сгладить неловкость ее холодноватого приема, девушка стала с преувеличенной бодростью рассказывать о своем маленьком приключении, которое закончилось благополучно благодаря любезности соседа и лекарским навыкам Василисы.
— Значит, Василиса никуда не уехала, осталась в Худояровке? — вдруг спросила Томская, обращаясь к Киприану.
— Да. А почему же ей не остаться? — Он пожал плечами. — Думаю, она уедет только после того, как я продам имение.
— Вы собираетесь продать Худояровку? — уточнила Анастасия Михайловна. — Пожалуй, это правильное решение: ведь вы не привыкли жить в деревне и заниматься хозяйством.
— Да, я склоняюсь к решению о продаже, — заявил Худоярский, бросив быстрый взгляд на Полину. — Только, боюсь, не просто будет найти покупателя на поместье, о котором ходят дурные слухи.
— Покупателя можно найти на любой товар, — возразила Томская. — А Худояровка — обширное поместье с хорошей землей и лесом. Если вы к тому же еще и обновите запущенный дом, то, я уверена, покупатели найдутся.
Полине почему-то стало досадно, что бабушка настраивает Худоярского на продажу имения, но вмешиваться в этот разговор она не стала.
Подали чай, и Киприан тут же придвинул к столу кресло, в котором сидела Полина. Гость был сама любезность, но Анастасия Михайловна все равно невольно хмурилась, глядя на него.
За чаепитием велись общие разговоры: о погоде, о хозяйстве, о военных кампаниях. Полина не столько говорила, сколько слушала, украдкой бросая пристальные взгляды на соседа. «И отчего мне вчера почудилось в нем что-то роковое, словно из зловещего сна? — мысленно задавала она вопрос самой себе. — Право, ни в его характере, ни в наружности нет ничего демонического. Разве что эти иссиня-черные волосы и нос с горбинкой… да еще взгляд такой пронзительный…»
Киприан быстро повернул голову к Полине и встретился с ней глазами. Девушка, невольно смутившись, тут же отвела взгляд в сторону окна. Худоярский посмотрел туда же и обратил внимание на стоявшее у окна фортепьяно. Это был, правда, не рояль, но хороших размеров пианино, изящно отделанное.
— У вас прекрасный инструмент, — заметил Худоярский. — Я уверен, мадемуазель, что вы отличная музыкантша.
— Отличной меня нельзя назвать, но музыку я люблю, — ответила Полина.
— Мне бы очень хотелось вас послушать, — сказал гость.
Полина сделала движение в сторону фортепьяно, но бабушка тут же накрыла ее руку своей и строго объявила:
— Только не сегодня. Какая может быть игра с больной ногой?
— Но я надеюсь, что еще буду иметь удовольствие услышать игру мадемуазель Полины, — тонко намекнул на приглашение Киприан. — Я и сам очень люблю музыку, но Бог не дал мне особого таланта. Правда, я немного пою. Могу принести вам ноты модных романсов.
Анастасия Михайловна ничего не сказала, а Полина, натолкнувшись на ее строгий взгляд, не взяла на себя смелость пригласить Киприана еще раз посетить их дом, чтобы вместе помузицировать. Она лишь пробормотала что-то невнятное и, глотнув чая, закашлялась.
Разговор явно затухал, и гость, почувствовав неловкость, встал, чтобы откланяться. Томская простилась с ним любезно, но несколько церемонно. Киприан перед уходом поцеловал руки ей и Полине. Взгляд, который он, прощаясь, бросил на девушку, показался ей загадочным и еще более усилил впечатление, произведенное на нее новым знакомцем.
После ухода нежданного гостя Анастасия Михайловна, ни к кому не обращаясь, проворчала:
— Ворон в павлиньих перьях.
— Бабушка, ну зачем ты так? — упрекнула ее Полина. — Киприан Юлианович помог мне и показался таким учтивым джентльменом…
— «Киприан Юлианович»! — передразнила Томская. — Скажите, как претенциозно звучит! Да Куприян Ульянович он! С виду, конечно, весьма любезный барин, но чувствуется фальшь в блестящей упаковке.
— По-моему, ты ошибаешься. — Полина слегка улыбнулась. — Помнится, ты рассказывала, что и дедушка тебе при первой встрече не понравился, показался чуть ли не злодеем.
— Это неподходящее сравнение, — покачала головой Анастасия Михайловна. — Твой дедушка мне как раз потому сразу не понравился, что очень даже понравился, а я упрямая была и не хотела сама себе признаться, что он покорил меня с первого взгляда. А вот Худоярский — совсем другое дело. Не знаю почему, но я не верю этому человеку.
— Просто ты, бабушка, решила, что Худоярский мне понравился, и в тебе заговорила ревность, потому что старшие всегда невольно ревнуют своих детей и внуков.
— Ишь, какой ты знаток душевных тонкостей! — усмехнулась Анастасия Михайловна. — Нет, дружочек, дело не в моей стариковской ревности, а в моем природном чутье. Оно мне почему-то подсказывает не доверять Куприяну. Впрочем, будем надеяться, что первое впечатление оказалось обманчивым и этот джентльмен совсем не плох. Наружность у него недурная, обхождение учтивое… Кстати, а он действительно тебе понравился?
— Да, но не в том смысле, в котором ты, наверное, подумала, — ответила Полина, чувствуя, что краснеет. — Просто мне показалось, что Киприан Ульянович — порядочный человек. Он рассказывал, что злопыхатели оклеветали его перед дядей, и потому он долгое время не приезжал в Худояровку. И знаешь, его рассказ звучит вполне убедительно.
Анастасия Михайловна молча прошлась по комнате, потом села рядом с Полиной, осмотрела ее перевязанную ногу и спросила:
— Значит, Василиса Лукинична уверена, что это не перелом?
— Да. А ты разве знаешь худояровскую лекарку? — слегка удивилась Полина.
— И ты бы ее могла знать, если бы имела привычку внимательнее смотреть на простых людей.
— Вообще-то я припоминаю, что, кажется, пару раз видела эту Василису в церкви. Но странно, что к такой знахарке не ходит лечиться вся округа.
— Василиса живет в Худояровке не так давно — лет пять, не более. Яков Валерьяныч тогда серьезно заболел, дали себя знать старые раны, и он позвал в имение своего давнего знакомого — бывшего полкового лекаря. Тот приехал вместе с сестрой, и они скоро поставили Худоярского на ноги. Но лекарь надолго остаться не мог, он служил у одного знатного барина, а вот его вдовая сестра Василиса с тех пор и поселилась в Худояровке. Яков Валерьяныч ее жаловал, она у него была вроде невенчанной жены. За пределы имения Василиса редко выезжала, а вот к ней туда многие захаживали, когда узнали ее таланты. Говорят, она и травница, и костоправ, и повивальная бабка.
— Странно, что я о ней никогда раньше не слышала.
— Может, и слышала, да пропускала мимо ушей, не вникала. Ты ведь, внученька, пока еще живешь не на земле, а в своем выдуманном мире красивых фантазий.
— Удивительно, как вы с Наташей совершенно по-разному оцениваете мою скромную персону, — усмехнулась Полина. — Наташа считает меня слишком прозаичной, а ты, напротив, — оторванной от жизни глупой фантазеркой.
— Я вовсе не считаю тебя глупой. Просто мне хочется, чтобы ты познала счастье не только в мечтах, но и в жизни, чтобы ты не оказалась разочарованной. А для этого тебе нужно внимательнее приглядываться к людям, разбираться в них.
Анастасия Михайловна погладила каштановую головку внучки, прижала ее к своему плечу. Полине показалось, что бабушка, говоря о возможном разочаровании, имеет в виду Худоярского. Девушка решила вслух не возражать и не защищать своего нового знакомца, но про себя была совершенно не согласна с бабушкиным мнением о Киприане.