Анна дотронулась рукой до оберега и ощутила что-то похожее на укол в груди. Некое таинственное чувство подсказывало ей близость несчастья.

Она посмотрела на окружающих. Интересно, а чувствует ли хоть кто-то из них подобную тревогу? Кажется, нет. Рядом с Анной спокойно шли Евпраксия и Феофан; по другой стороне улицы шагали, без конца пересмеиваясь и обнимаясь, Глеб и Берислава; впереди важно шествовали Тимофей и Завида. На слуг, идущих сзади, Анна не посмотрела. И так было ясно, что все, кроме нее, чувствуют себя спокойно, а то и весело.

И вдруг раздался громкий крик Завиды. Она, идя впереди, первая увидела то, что в следующую секунду испугало и других. Между двумя широкими кустарниками в пожухлой осенней траве ярким пятном алел роскошный плащ Глеба. Только надет он был на другого человека, да еще продырявлен ножом и запачкан кровью.

Рядом с убитым неподвижно лежала девушка, сжимавшая в руке окровавленный нож. Анна вскрикнула, узнав Надежду: в первую секунду ей показалось, что гончаровна тоже мертва. Такой же испуганный крик вырвался из груди Феофана. Только Евпраксия, умевшая держать себя в руках, не закричала, а, наклонившись над Надеждой, приподняла ей веки. Девушка была жива, но в обмороке.

Убитого перевернули с живота на спину. Это оказался молодой и по-своему привлекательный мужчина, который никому из присутствующих не был знаком.

— Вот что случилось с вором, укравшим мой плащ! — присвистнул от удивления Глеб.

Надежда вдруг застонала, схватившись за голову. Берислава выступила вперед и, указывая пальцем на убитого незнакомца и Надежду, принялась кричать:

— Все ясно, люди добрые! Мерзавка увидела красный плащ и со спины приняла этого человека за Глеба! Она еще вчера на рынке грозилась отплатить моему мужу за то, что он ее не полюбил! Вот и отплатила, да не тому! А когда поняла свою ошибку, то хлопнулась в обморок от досады. Убийца! Требую для нее княжеского суда!

— Справедливо, — подтвердила Завида. — Убийцу, который покушался на жизнь столь знатного человека, должен судить княжеский суд.

— В темницу ее, в темницу! — громче всех вопили Олбырь и Хвороща. Анне показалось, что эти двое выросли словно из-под земли, но ей некогда было о них задумываться.

Над головой Надежды нависла нешуточная опасность. Все улики были налицо. Даже Анна в первую минуту поверила в ее вину, решив, что ревность и отчаяние могли толкнуть бедную девушку на этот шаг.

Громогласные обвинения Бериславы и вопли холопов были слышны далеко, а потому очень скоро вокруг собралась толпа. Надежда, пришедшая в сознание, недоуменно оглядывалась по сторонам. Когда наконец до девушки дошло, в чем ее обвиняют, она со слезами принялась клясться и божиться, что ни в чем не виновата, что убитого видит впервые в жизни и не знает, кто вложил нож в ее руку. Берислава приказала двум холопам схватить девушку и отвести ее в темницу до княжеского суда. Но тут Евпраксия, заслонив собой Надежду, повелительным голосом объявила:

— Нельзя бросать в темницу человека, если его вина не доказана! Вначале выслушайте оправдания этой девушки!

К требованиям выслушать Надежду присоединилась Анна, а затем Тимофей и многие люди из толпы.

— Я сидела дома, — дрожащим голосом заговорила обвиняемая, — сидела и даже не думала никуда выходить. Но потом ко мне явилась какая-то монахиня и сказала, что сама матушка Фекла зовет меня на исповедь. Я не посмела ослушаться и пошла вслед за монахиней. Мы дошли до этого самого места, — а дальше я ничего не помню. Очень болит голова. Может, меня ударили, чтоб я лишилась чувств?..

— Успокойся, дитя, — Евпраксия пощупала ей голову. — Да, у тебя действительно здесь шишка.

— Она могла набить шишку, когда упала, — вмешалась Завида.

— Скажи, Надежда, — продолжала Евпраксия, не обращая внимания на слова Завиды, — а раньше ты когда-нибудь видела эту монахиню? Она никого тебе не напомнила?

— Нет, госпожа. Да ее и разглядеть-то было трудно, она все время куталась в платок.

— Одно могу сказать с уверенностью: матушка Фекла за тобой никого не посылала, — заявила Евпраксия. — Стало быть, та женщина была не монашка, а чья-то холопка, которая получила задание выманить тебя из дому и привести сюда, на это самое место.

— Что ты хочешь сказать, сударыня? — возмутилась Завида. — На чьих холопов ты намекаешь? Неужели мы с дочерью затеяли бы такое сложное и кровавое дело только ради того, чтобы навредить какой-то жалкой горшечнице? Сама-то ты в это веришь?

Даже Анне доводы мачехи показались достаточно убедительными. Но и в виновность Надежды она не верила. Подняв вверх руку гончаровны, боярышня громко сказала:

— Посмотрите, люди, какие у Надежды маленькие руки! Да она и оружия никогда в руках не держала! Не могла она зарезать, не под силу ей это. Подумайте, разве легко убить человека ножом с одного раза и наповал? Ведь это не каждому мужчине удастся, тут опыт нужен.

Евпраксия одобрительно кивнула, раздались сочувственные возгласы и в толпе. Но тут громко прозвучал голос Бериславы:

— Известно, что когда девка во злобе, во гневе, то и сила неизвестно откуда берется. Должно быть, дьявол помогает.

— И потом, этот нож — не охотничий. Я уверена, что он кухонный и взят из Вышатиной избы, — добавила Завида.

Надежда тупо посмотрела на орудие убийства и не нашла в себе сил отрицать очевидное: это действительно был нож из ее родного дома.

Настроение толпы переменилось не в пользу обвиняемой. Анна, с тревогой наблюдая за всеми участниками действа, заметила, что Феофан, пользуясь всеобщим замешательством, что-то торопливо рисует на клочке пергамента. Она догадалась, что художник пытается запечатлеть черты убитого незнакомца.

Надежда, увидев, что ей мало кто верит, в отчаянии крикнула:

— Я не знаю, как получилось, что этот человек убит нашим ножом! Но, клянусь, я не убивала!

Глеб, очевидно, почувствовав каплю жалости к своей бывшей возлюбленной, неуверенно заметил:

— Этот человек — явно вор. Может, его убили собственные дружки, такие же воры.

Из толпы вышел молодой священник и, наклонившись над убитым, сказал:

— Погодите, а вдруг этот человек еще жив?

Он расстегнул рубашку незнакомца и, послушав сердце, хмуро покачал головой. Потом, взглянув на мертвеца еще раз, священник вдруг побледнел и содрогнулся. Анна догадалась, чем вызван его испуг: на груди покойника вместо креста висел на шнурке странный предмет, напоминавший козье копытце. Священник начал часто креститься, приговаривая что-то о слугах сатаны, а Евпраксия, рассмотрев зловещий амулет, тихо сказала:

— Да, это сатанинский знак. Похоже, здесь дело еще сложнее, чем я думала.

В этот момент расступившаяся толпа пропустила вперед Вышату и Орину. Кто-то из слуг Завиды позвал гончара и по дороге представил ему дело так, что Вышата уже почти не сомневался в виновности дочери. Орина горько рыдала, а Вышата кричал на сжавшуюся в комок Надежду:

— Мало тебе было одного греха, так ты теперь еще более тяжкий совершила? Если докажут, что убийца — ты, запомни: я от тебя отрекусь и дочерью считать не буду!

Завида тронула Вышату за плечо и почти ласковым голосом сказала:

— Честный гончар, все знают твою богобоязненность. Ты не виноват, что дьявол попутал несчастную девицу. Не бойся, князь милостив. Но до княжеского суда пусть Надежда побудет у нас в доме, там за ней хорошо присмотрят.

Гончар отшатнулся от Завиды и твердо заявил:

— Нет, до тех пор, пока вина Надежды не доказана, она еще моя дочь и будет жить в родительском доме. Я крепко ее запру и теперь уж никуда не выпущу.

— Так не годится! — закричала Берислава. — Отец может тайком увезти ее из Киева. Преступницу надо взять под стражу! Эй, Олбырь!

Но на пути холопа стали Евпраксия и Анна. С повелительным жестом дочь великого князя приказала:

— Никто не смеет тронуть эту девушку до суда! Она находится под покровительством нашего монастыря и настоятельницы матушки Феклы. Именем Феклы, а также именем моей покойной сестры святой Анны Всеволодовны я беру девушку под защиту и увожу в монастырь, где она будет находиться до княжеского суда. А я буду просить князя дать мне срок, чтобы собрать доказательства невиновности Надежды.

В эти минуты у бывшей императрицы был поистине царственный вид и голос, и никто не посмел ей перечить. Толпа расступилась, пропустив Евпраксию, которая крепко держала за руку испуганную Надежду. Следом шли, зорко посматривая по сторонам, Анна и Феофан. Берислава попыталась было послать холопов им вдогонку, но сам боярин Тимофей ее остановил.

Отойдя на достаточное расстояние от толпы, Евпраксия тихо спросила Феофана:

— Ну что, успел зарисовать?

Художник молча кивнул. Анна была удивлена: ей казалось, что Евпраксия даже не смотрела в сторону Феофана, когда он рисовал. Еще через несколько шагов княгиня вновь обратилась к художнику:

— Все у тебя готово для поездки в Вышгород?

— Что ты, государыня, какая теперь поездка! — вздохнул Феофан. — Буду просить протоиерея отсрочить мой отъезд до тех пор, пока с Надеждой все не прояснится.

— Наоборот: ты должен ехать немедленно, — возразила Евпраксия. — И не завтра, а сегодня же вечером. И не один, а с молодым учеником.

— С каким учеником? — не понял Феофан. — С Николой, что ли? Так он Григорию помогает, а не мне.

— Зачем с Николой? У тебя есть свой ученик. И зовут его… ну, хотя бы Серафим. Ангельская душа и живописец талантливый. А а Вышгородском храме работы много, ты без помощника не справишься. Понятно?

Феофан на мгновение оторопел, но потом все понял и с тревогой спросил:

— Думаешь, что иначе нельзя, госпожа?

— Думаю, нельзя. Надо ее спрятать так, чтобы точно не нашли. А наш монастырь — не такая уж надежная защита. Если князь заставит, то матушка Фекла сдастся и выдаст бедняжку.

— Надо мужское платье?

— Да. Ступай на рынок, купи одежду потемней и пошире. И следи, чтобы лицо у Серафима все время было измазано красками.

Феофан повернул к торговой площади, а женщины пошли в монастырь. Там их встретила взволнованная матушка Фекла, которой уже успели донести о происшествии. Нельзя сказать, чтоб игуменья была довольна поступком

Евпраксии, взявшей под защиту монастыря девушку простого звания, у которой в обвинителях оказались любимцы великого князя. Но, выслушав доводы Евпраксии, настоятельница милостиво разрешила Надежде остаться в обители до утра, пока не будет получено распоряжение князя или епископа.

Евпраксия привела Анну и Надежду к себе в келью, где вдали от посторонних глаз можно было посовещаться. Впрочем, говорили в основном боярышня и княгиня, а гончаровна плакала и молила Бога о милости.

— Ты хочешь отправить Надежду в Вышгород под видом мальчика-подмастерья? — сразу же спросила Анна. — А если ее узнают? Ведь переодевание в мужское платье — грех. Достанется не только ей, но и Феофану.

— Это грех не такой уж большой, и ради спасения невинной души он простителен. Надеюсь, никому не придет в голову искать ее в Вышгороде. И не так просто будет узнать девушку в перепачканном красками ученике. Да и потом, все равно нет другого способа спрятать ее подальше, пока мы с тобой будем искать правду о преступлении.

— Мы?.. — удивилась Анна. — Но кто нам позволит заниматься этим делом? Князь поручит все своим судейским.

— Да, нам с тобой никто не разрешит заниматься поисками правды. Но никто не сможет и запретить. Мы, благодарение Богу, не рабыни, а женщины знатные и образованные. Вот и употребим наши преимущества на благое дело.

Слушая этот разговор, Надежда снова заплакала и, став на колени перед иконой Богородицы, воскликнула:

— Клянусь, матерь Божья, если будет доказана моя невиновность, то я навсегда посвящу себя Господу! Если же вина с меня не будет снята, пусть смерть избавит мою грешную душу от земных мучений!

— Ну, хватит плакать, — сказала Евпраксия, поднимая девушку с колен. — Теперь тебе надо много силы, чтобы выстоять.

— Да, я буду стараться, — сказала Надежда, вытирая слезы. — Я приняла решение и надеюсь, Бог даст мне силы. Мирская жизнь теперь не для меня.

— Ладно, о твоем монашестве пока рано говорить, — заметила Евпраксия. — Сейчас тебе надо поесть и собраться в дорогу. Скоро придет Феофан с одеждой. Трудней всего будет незаметно вывести тебя из монастыря.

Однако умный Феофан это предусмотрел. Он явился в монастырь не один, а с молодым монашком, который принес матушке игуменье наборы четок в дар от своего иерея. Настоятельница тут же села писать благодарственное письмо, чтобы передать его через монашка. И пока спутник Феофана был занят ожиданием, художник и переодетая Надежда вышли из ворот обители. Евпраксия облегченно вздохнула: даже если кто-то следит за монастырем, вряд ли заметит подмену. Вошли двое и вышли двое. Причем одета девушка была точь-в-точь так, как молодой монашек, и роста они были примерно одинакового.

Теперь, когда Надежда была отправлена в безопасное место, можно было подумать о дальнейших действиях.

— Что будем делать, Евпраксия Всеволодовна? — с тревогой спросила Анна. — Ведь уже завтра матушка Фекла, и Завила, и сам князь станут спрашивать, где наша подопечная.

— А мы скажем, что и сами не знаем. Ночью сбежала неизвестно куда. Может, в лес. Может, даже с горя утопилась. Сдается мне, что сильно тревожиться они не станут. По-моему, Завида и Берислава уже сделали главное, а остальное им не так уж важно.

— А что для них главное?

— Кто знает… Для начала надо разобраться, почему убили именно этого человека.

— Что же тут загадочного? — Анна пожала плечами. — Вчера вечером у Глеба пропал плащ. Ясно, что тот человек его украл. Сегодня кто-нибудь из холопов Завиды — наверное, Олбырь — увидел плащ на воре, хотел отнять, завязалась драка, и Олбырь убил вора. И тут они с Хворощей решили свалить вину на Надежду. Хвороща под видом монашки привела Надежду прямо к трупу, а Олбырь сзади ударил девушку по голове. Дальше все ясно.

— Экая ты быстроумная, — улыбнулась Евпраксия. — По-твоему, все вышло случайно? А мне кажется, тут видна обдуманность. И убитый не похож на простого вора. И потом, разве стал бы вор разгуливать по городу в недавно украденном плаще?

— Да, для этого надо быть совсем уж простаком… — Анна задумалась. — Тогда, выходит, плащ надели на него уже после убийства?

— Но ведь рана на теле только одна и проделана через плащ.

— А если его вначале оглушили, потом надели плащ, а уж после зарезали?

— Загадок тут еще больше, чем показалось мне с первого взгляда. — Евпраксия глубоко вздохнула. — Вряд ли Завида и Берислава, при всем их коварстве, стали бы затевать такое рискованное дело только ради того, чтобы обвинить бедную Надежду. И все-таки я уверена, что они имеют к этому отношение. Вспомни хотя бы, что именно Завида незаметно повела нас по заросшей дороге, хотя к ярмарочной площади можно было пройти более удобным путем. Но ей надо было, чтобы мы прошли там, где лежал убитый. Она уже знала о преступлении. Знала и Берислава — недаром так быстро выпалила все обвинения против Надежды.

— Я тоже не сомневаюсь, что именно они подстроили убийство. И тоже, как и ты, спрашиваю: зачем? Неужели из-за бедной гончаровны?

— Может быть, разгадка кроется в личности убитого? — Евпраксия задумчиво полистала молитвенную книгу. — Если бы нам удалось узнать, кто этот незнакомец, — многое бы стало на свои места.

— Значит, ты считаешь, что это не простой вор?

— Я даже считаю, что это совсем не вор. Хотя и честным человеком его назвать не могу. Он, может быть, виновен во многих преступлениях, но не в обыденном воровстве.

— Ты говоришь загадками, матушка Евпраксия. Откуда знаешь, что он преступник? Из-за странного амулета у него на шее? Это знак сатаны, да?

— Еще не знаю, дитя мое, — вздрогнула Евпраксия. — Если бы дело происходило в католической стране, я бы сказала: да, этот человек участвует в черных мессах, а черное копытце для него — вместо креста. Но здесь, на Руси, нет сатанинских сект. Есть колдуньи вроде Кайдаловны, ведьмы с Лысой горы, есть степняки-язычники, есть волхвы, что до сих пор приносят жертвы старым богам. Но все это нечестивцы темные, не дошедшие, до истинной веры. А таких, которые узнали о Боге и сатане и выбрали при этом сатану, — таких святотатцев на Руси пока что нет. Отчего же такой знак у незнакомца? Может быть, он не русич?

— Но по одежде, да и по лицу он не похож на чужеземца.

— Кстати, его лицо… Надо бы расспросить людей: может, кто-то где-то его видел. Хорошо, что у нас есть рисунок Феофана. Я бы дала его тебе, чтобы ты сегодня же расспросила слуг в своем доме, — да боюсь, что Завида с Бериславой увидят и отнимут.

— Ничего, я покажу рисунок только надежным людям — Никите и Офимье. Выберу момент, когда никого вокруг не будет.

Анна внимательно рассмотрела изображение убитого незнакомца. Феофану удалось схватить самую суть необычного облика.

— Его можно было бы назвать даже красивым, — прошептала Анна, — но что-то зловещее есть в его красоте. И волосы так странно торчат в разные стороны, словно змеи.

— Это хорошо, что он приметный. Значит, те, кто его видел, должны запомнить. Что ж, Аннушка, теперь иди домой, иначе твое отсутствие вызовет вопросы и тебя будут искать именно здесь. При этом могут обнаружить исчезновение Надежды. Иди, а завтра с утра начнем действовать.

Дома боярышня старалась не разговаривать ни с кем, даже с отцом. Завида и Берислава вначале пытались расспросить ее о Надежде, но девушка так упорно отмалчивалась, что ее в конце концов оставили в покое. Прибежал Иванко, который очень досадовал, что его не взяли на ярмарку и он из-за этого не увидел интересную картину убийства. Вздорный братец стал поддразнивать Анну:

— А правду говорят, что убийца — твоя подруга? Поделом тебе, будешь знать, как дружить со всякими горшечницами!

Наконец, Анна изловчилась и больно дернула мальчишку за ухо. Он взвыл, попытался дать сдачи, а потом побежал жаловаться Завиде. Анна тем временем вышла из дому во двор и направилась к конюшням. Встретив там Никиту, показала ему рисунок. Увы, старый конюх не встречал похожего человека.

После этого Анна заглянула в поварню и, увидев Офимью, отозвала ее в сторону. Тут повезло больше: взглянув на изображение, Офимья наморщила лоб, почесала затылок и, наконец, медленно проговорила:

— Не знаю, он ли это был, но уж больно на него похож. И волосы такие же буйные. Третьего дня вечером крутился он возле нашего дома. Будто ждал кого-то или высматривал. Ну, я уж подумала, что это ухажер к какой-нибудь молодой служанке явился. Хотела даже его окликнуть, но тут меня позвала хозяйкина любимица Хвороща. Сама понимаешь, сударушка моя: если я ее не послушаю, она боярыне донесет, что старая Офимья бездельница и пора ее из дому гнать.

— Ничего, Офимьюшка, я не дам тебя в обиду, — пообещала Анна. — Ты ведь еще моей матушке служила.

— А как же! И тетушка твоя, и матушка при мне родились.

Анна с грустью посмотрела вслед старой служанке, которая была из тех немногих людей, что связывали ее с почти забытым детством.

Вечером, лежа в постели, девушка размышляла о загадочной фигуре незнакомца. Интересно, кого он высматривал в хоромах боярина Раменского? А может, вовсе не служанку, а саму Завиду или ее дочь? И вдруг память услужливо подсказала: мужчина в длинном темном плаще беседует возле дома с Бериславой. Анна видела его со спины, но сейчас вдруг отчетливо вспомнила буйные волосы, что выбивались у него из-под шапки.

Утром Анна с нетерпением дожидалась момента, когда можно будет пойти к Евпраксии и поделиться с ней своими догадками. В доме царила суета, Завида и Берислава переглядывались, шептались и без конца посылали куда-то слуг. Анна, стараясь ходить как можно тише, несколько раз проскальзывала мимо мачехи и сводной сестры и ловила обрывки их разговоров. Впрочем, ничего связного она не разобрала, но один раз ей показалось, что они произнесли имя «Якун».

Ближе к полудню разразился скандал: стало известно об исчезновении Надежды. Берислава кричала, что Анна и Евпраксия куда-то спрятали свою подругу-горшечницу. Завида и Тимофей с трудом успокоили расшумевшуюся молодицу. Анна постаралась всем своим видом показать, как обижена напрасными обвинениями. Высказав вслух все, что думает о Бериславе, она тут же накинула покрывало и убежала из дому, не обращая внимания на брань, которая неслась ей вслед.

Встретившись наконец с Евпраксией, Анна узнала, как продвигается дело. Рано утром — очевидно, Завида об этом похлопотала — от князя пришел в монастырь вирник и потребовал выдачи обвиняемой. Тут и обнаружилось исчезновение Надежды. Евпраксия заявила, что ничего об этом не знает, и сама отправилась к князю для объяснений. А поскольку Святополк хворал, вместо него с княгиней беседовал тысяцкий Путята — первейший любимец великого князя. Евпраксия доказала ему свою правоту и даже убедила дать ей время самой разобраться в загадочном преступлении. Как ни странно, но известный своим коварством Путята отнесся к Евпраксии благосклонно. Впрочем, она поняла, чем это объясняется: видимо, тысяцкий решил не портить отношения с сестрой Мономаха, ибо здоровье Святополка внушало ему опасения, что скоро киевский стол может перейти к другому князю.

Путята, нелюбимый киевлянами, хорошо понимал, что высоким положением обязан только своему покровителю, без которого не то что власть, а и саму жизнь сохранить тысяцкому будет нелегко. Путята был одним из самых хитрых советников, давно нашептавших князю получать деньги от ростовщиков, которые, в свою очередь, требовали от Святополка вольготных условий для своей наживы. Самым выгодным делом ростовщики считали торговлю рабами и с помощью княжеских любимцев подталкивали Святополка к военным походам для захвата все новых пленников. Меньше всего эти военные походы нужны были простым людям, давно роптавшим на Святополка и его алчных советников.

Возможно, предчувствуя перемены, Путята заранее решил мостить дорожки к новым покровителям. Как бы там ни было, но от имени великого князя он высказал почтение и доверие сестре Мономаха. Теперь Евпраксия могла не опасаться нападок и помех со стороны Завиды.

Анна рассказала наставнице и о своих наблюдениях, и о словах Офимьи. Больше не оставалось сомнений, что убитый незнакомец как-то связан с Бериславой. Ясно было и то, что ни она, ни Завида никогда не признаются в этом знакомстве.

— Кажется, уже кое-что становится понятным, — заметила Евпраксия. — Незнакомец, которого, возможно, зовут Якун, чего-то хотел от Бериславы. Она на время успокоила его обещаниями. Чтоб избавиться от вымогателя, Завиде и Бериславе ничего не оставалось, как подстроить убийство. При этом они нашли способ свалить вину на Надежду. Вначале Берислава учинила скандал на рынке, чтобы при всех обвинить Надежду в ненависти к Глебу. Затем тайком от мужа подарила вымогателю плащ, в котором тот спокойно разгуливал, не подозревая, что вещь краденая. Дальше дело завершили верные холопы Олбырь и Хвороща.

— Матушка Евпраксия, да ты лучше всех судейских! — воскликнула восхищенная Анна.

— Погоди меня хвалить. Я, может, ошибаюсь. Мы должны разведать главное: кто этот незнакомец и чем он был опасен Бериславе. Вчера никто из толпы его не узнал, — стало быть, он в Киеве совсем недавно. Вы с Офимьей видели его возле дома два дня тому назад. Но эти два-три дня он должен был где-то прожить, остановиться на ночлег. Значит, поиски надо начать с постоялых дворов. У нас есть рисунок Феофана, мы знаем возможное имя незнакомца. Это уже немало. Если прибавить к тому, что на груди вместо креста он носил сатанинский амулет, который кто-нибудь мог заметить… Хотя вряд ли. Такие знаки не выставляются напоказ.

Евпраксия задумалась. Задумалась и Анна, но ее мысли были связаны с душевным смятением. Неодобрительные слова наставницы об амулетах посеяли холодок сомнения в сердце девушки. Она не смогла долго выдержать и обратилась к Евпраксии со сбивчивой просьбой:

— Помоги мне, Евпраксия Всеволодовна, разобраться в одном вопросе. Скажи, все ли амулеты волхвов не угодны Богу? Может быть, есть такие, которые можно носить рядом с крестом?

— Ты носишь амулет? — сразу же догадалась Евпраксия. — Наверное, старинный матушкин оберег?

— Нет, он у меня появился совсем недавно, — ответила Анна, краснея.

— Тебе подарил его Клинец?

— Да, в знак благодарности. Он сказал, что этот конек с солнечным узором — старинный оберег его семьи.

— И такой оберег обращен к светлым силам. Русичи издревле почитали знаки солнца, древа жизни и великой богини земли Берегини. А уж конек всегда считался охранителем дома. Помнишь старую сказку о девочке-сироте, которой изображение коня-солнца заменяло родных?

— Значит, я могу носить этот оберег рядом с крестиком? — обрадовалась Анна и показала наставнице заветную деревянную фигурку.

— Конечно, можешь, — улыбнулась Евпраксия. — Это хороший, добрый знак, и он не противоречит Богу. Ведь многие божества древних русичей сочетаются с христианскими.

Громовик Перун похож на Илью-пророка, Велес — на Власия, а солнечный конный бог Хоре — на Георгия Победоносца.

— А ведь верно… — прошептала Анна и взглянула на солнечного конька, которого редко решалась рассмотреть при свете дня. И вдруг испуганный крик вырвался у нее из груди: ей показалось, что деревянная фигурка изменила цвет. — Что это?.. Что это, матушка Евпраксия?.. Я готова поклясться, что оберег сильно потемнел. Может быть, с Дмитрием случилось несчастье?.. Да, да… Я хорошо помню, как вчера, когда мы шли на ярмарку, мне будто что-то кольнуло в сердце… Я потом подумала, что это из-за Надежды. Но, может быть, это оберег подсказал мне, что Дмитрий в беде?..

— Успокойся, успокойся. — Евпраксия обняла девушку и погладила по голове. — Тебе все это показалось. Ты наслушалась сказок. Поверь, что даже самый лучший оберег не может рассказать о человеке, который находится за много великих верст отсюда. А страхи твои доказывают лишь то, что Дмитрий тебе дорог и ты беспрестанно думаешь о нем. Ведь так?

Анна не нашла в себе силы отрицать правду и молча кивнула, стараясь подавить подступившие слезы.

— Отвлекись от мрачных мыслей, Аннушка. Господь даст силы Дмитрию одолеть все тяжкие испытания. Думай сейчас о нашем с тобой деле. И помни: людям, которые спасают чью-то жизнь, помогает Бог.

Скоро Анна и Евпраксия уже шли по улице, направляясь к ближайшему на их пути постоялому двору.

Они ходили по Киеву до темноты, но ни на одном постоялом дворе или в странноприимном доме не нашлось человека, который узнал бы убитого незнакомца по словесному описанию или рисунку.

Расставаясь, договорились с утра возобновить свои поиски. Но теперь уже оставались дворы на окраинных концах Киева либо вообще за городом.

— А что, если он останавливался не на дворе, а в избе какого-нибудь своего знакомого? — предположила Анна. — Тогда найти его будет невозможно. Не обойдем же мы весь Киев. Да и знакомцы его могут не признаться.

— Думаю, что все-таки кто-то где-то его видел. Не мог он прожить два-три дня в Киеве, не оставив никакого следа. И еще я уверена: этот человек действовал один, без помощников, ибо ни с кем не хотел делиться своей тайной. Поэтому вряд ли он искал здесь знакомых, а скорее всего, остановился на самом неприметном постоялом дворе.

Когда на следующий день Анна и Евпраксия шли по малолюдной части Подола, боярышне почудился сзади странный шорох. Она оглянулась, но ничего подозрительного не заметила: деревья, кустарники, сваленные в кучу бревна недостроенной избы. Видимо, просто ветер шелестел в опавших желтых листьях. Но через несколько шагов чуткое ухо девушки снова уловило странные звуки. Теперь Анна оглянулась еще быстрей — и успела заметить темную фигуру, метнувшуюся за ствол огромного дуба. Девушка шепотом сообщила о своих наблюдениях Евпраксии, и они бегом устремились к ближайшему строению — это была изба кузнеца. Удары молота, раздававшиеся из кузни, свидетельствовали о том, что здесь не безлюдно и можно поискать защиты от преследователя. Решив понаблюдать за дорогой, женщины присели возле тына. И скоро неизвестный вышел из-за дерева, беспокойно оглядываясь по сторонам. Издали во мгле осеннего дня его плохо было видно, но зоркие глаза Анны все-таки разглядели Олбыря.

— Завида послала его следить за нами, — прошептала девушка.

Дождавшись, когда Олбырь повернет назад, Анна и Евпраксия вышли из своего укрытия и направились к Копыреву концу. Они начали поиски с севера, от Подольских ворот. Обойдя два постоялых двора, приблизились к третьему, на южной окраине Копырева конца.

— Нельзя нам ходить по городу без сопровождения, — вздохнула Евпраксия. — Это моя ошибка. За себя я не боюсь, но тебя не хочу подвергать риску. Завтра же возьмем с собой Никиту и еще кого-нибудь из слуг.

— Не тревожься, матушка Евпраксия, — сказала Анна, стараясь успокоить и свою наставницу, и саму себя. — Что может произойти? Ну, проследит за нами Олбырь. Это лишний раз доказывает, что Завида и Берислава связаны с этим делом. Потому и посылают своего холопа для слежки.

— Кто знает, только ли для слежки, — прошептала Евпраксия.

Последний из постоялых дворов Копырева конца имел вид довольно подозрительный, и Анна с Евпраксией, приближаясь к нему, закутали лица платками. Теперь их можно было принять за странствующих монахинь. Войдя в избу хозяина, они, уже ни на что не надеясь, показали ему рисунок Феофана и спросили:

— Не встречал ли ты, добрый человек, этого вора? Он недавно украл нашу церковную утварь и бежал неизвестно куда. Может, он останавливался на твоем дворе? Он молодой, довольно высокий, и у него волосы торчат в разные стороны.

Хозяин — заросший бородой детина — внимательно рассмотрел рисунок, потом позвал свою хозяйку и спросил у нее:

— Смотри, Чернава, не тот ли это лохмач, который вчера разгуливал в красном плаще? Я так и думал, что он вор. Монахини говорят, будто он церковь обворовал.

— Точно, вор, — подтвердила Чернава. — И еще блудливый. Всех моих девок перелапал.

— Его имя Якун? — спросила Анна.

— Нет, — покачала головой хозяйка. — Он назвался Хотен Блудович.

— Ну, это имя он взял из скоморошной песни, — усмехнулась Евпраксия. — А откуда он к вам приехал, не знаете?

— Как не знать, знаем, — ответил хозяин. — У нас останавливались торговцы из Юрьева, так говорили, что он с ними по одной дороге ехал. Но кто таков, они не ведают. Сказывали, что он, наверное, из торчинов, потому что никогда не крестится.

Анна и Евпраксия переглянулись.

— Все сходится, — прошептала боярышня. — Значит, живет он где-то вблизи тех мест, откуда родом…

Она не успела назвать имя мачехи, ибо в этот момент взгляд ее скользнул по маленькому оконцу избы — и тут же девушка испуганно вздрогнула: через двор шел с дубинкой в руке Олбырь. Не было сомнений, что он выследил «монахинь» и теперь, пользуясь отдаленностью пустого в этот час двора, собирается расправиться с ними. А с хозяином договорится, подкупив его.

Все же на мгновение девушке удалось опередить холопа: когда он входил в дверь, она воскликнула, указывая на него:

— Это тоже вор, дружок того вора!

Олбырь замахнулся на нее дубинкой, но Анна быстро отступила за печь. Хозяин, возмущенный разбойным нападением в его собственной избе, ударил Олбыря по голове тяжелым ухватом. Холоп Завиды зашатался и рухнул на пол.

Евпраксия тут же отсыпала хозяину пригоршню монет и сказала:

— Спасибо тебе, добрый человек, за помощь, Бог тебя благословит. А этому разбойнику не верьте, он и вас может обворовать.

— Пусть только попробует, я шуток не люблю, — заявил хозяин.

Анна и Евпраксия поспешили покинуть постоялый двор. Понимая, что Олбырь может скоро прийти в себя и вновь кинуться им вдогонку, они не шли, а бежали. Остановились только возле церкви Святой Ирины. Отдышавшись, возблагодарили Бога за свое спасение. Здесь, в людном месте, поблизости от Софийского собора, можно было не опасаться наглого нападения.

— А ты умеешь постоять за себя, Аннушка, — улыбнулась Евпраксия. — Не зря тетя дала тебе суровое воспитание.

Анна не обратила внимания на похвалу и с тревогой спросила:

— Что теперь будем делать?

— Будем готовиться к поездке в Юрьев.