Между тем, пока трое друзей скакали по дороге в Раменье, мрачный и раздосадованный Глеб медленно ехал через Подол, огибая гору Хоривицу. Ему не хотелось возвращаться в дом боярина Тимофея, и он нарочно выбрал кружной путь. Глеб колебался, был в полной растерянности. Потерпев неудачу во многих своих начинаниях, тщеславный княжич возлагал большие надежды на дядюшкино наследство и выгодную женитьбу на дочери знатного киевского боярина. Отказываясь от Анны, он терял не только богатое приданое, но и, возможно, благосклонность собственного дяди. Но и жениться на дочери Тимофея, особенно теперь, когда она была во всеуслышание осмеяна киевскими молодцами, он не хотел и не мог.

Проезжая через ремесленные кварталы, Глеб рассеянно скользил взглядом по мастерским чеканщиков, замочников, плотников и бочаров. Он и не заметил, как оказался близ оврага с глинистыми берегами, где располагался Гончарный конец. Лишь услышав рядом чей-то испуганный возглас, князь вздрогнул и огляделся вокруг. И сразу же глаза его заблестели, и он, выпрямившись в седле, молодцевато подбоченился. Прямо перед ним, у дверей гончарной мастерской, стояла с кувшинами в руках красавица Надежда.

— Ясноцвета! — воскликнул Глеб, наклонясь и заглядывая ей в глаза. — Как же я рад тебя видеть! Бог меня снова свел с тобой, красота ненаглядная.

Девушка растерялась и, запинаясь от волнения, пробормотала:

— Уезжай отсюда поскорей! Вдруг тебя увидит мой отец!..

Но князь, не слушая ее увещеваний, спрыгнул с коня и подошел совсем близко к дочери гончара.

— Уходи, уходи, — твердила Надежда, подняв кувшины, словно заслоняясь ими от Глеба.

— Уйду, если пообещаешь, что сегодня вечером, как появится первая звезда, придешь к Аскольдовой могиле. Там на берегу растет большой дуб, вот под ним я и буду тебя ждать.

— Сегодня не могу, — пролепетала Надежда. — Сегодня батюшка весь вечер будет дома работать, а мне велит сесть за прялку.

— А ты отпросись к подружкам, скажи, что будешь вместе с ними рукодельничать.

— Нет-нет… Непривычно мне родителей обманывать. А ну как проведают?

— Да никто нас с тобой не увидит. Я знаю укромные уголки. И подумай, Ясноцвета ты моя: какая же у тебя будет скучная жизнь, если все будешь делать по указке родителей.

Девушка не отвечала ни «да» ни «нет», только глаза ее растерянно перебегали с Глеба на конец улицы, а потом на раскрытые окна соседней мастерской. Услышав у себя за спиной какой-то звук, она вздрогнула и кинулась в дом. Глеб, вздыхая, снова сел на коня и уже собрался ехать дальше, как вдруг Надежда быстро выглянула в дверь и смущенно кивнула.

Довольный этим неясным обещанием, Глеб двинулся дальше. «Ах, если бы поменять их обликом — Надежду и боярышню Анну…» — мечтал он про себя. Мысль о возможном свидании с дочкой гончара наполняла его радостным предчувствием, а предстоящее тягостное объяснение с боярином отравляло эту радость. Княжич мучительно искал выход из трудного положения: ведь надо было отказаться от Анны так, чтобы не обидеть этим отказом ни Тимофея, ни своего дядю Чудиновича.

Решение пришло внезапно, когда Глеб уже подъезжал к дому боярина Раменского. В одном из окон мелькнул профиль Бериславы, засияли на солнце темно-рыжие волосы.

Нет, он не скажет боярину, что видел его дочь и считает ее уродливой и злобной дурой. Зачем ранить отцовское сердце? Он поступит иначе. Придет к боярину, поклонится ему в ноги и объяснит, что не может жениться на его дочери, потому что полюбил другую девушку. «У Анны при ее достоинствах и знатности будет немало женихов, но мое сердце уже отдано другой», — мысленно произнес Глеб, готовясь к объяснению с боярином. Потом еще придется попросить благословения у Тимофея и Завиды, — ведь этой «другой» являлась Берислава.

Она так же красива, как Надежда, и почти так же богата, как Анна. А с помощью своей ловкой матери со временем может стать еще богаче.

Впрочем, какая-то тень сомнения всегда появлялась на душе Глеба, когда он думал о Бериславе. Что-то затаеннопорочное, опасное было в этой девушке, которую он уже не раз обнимал и целовал в глубине боярского сада. Может, именно это неясное сомнение мешало ему раньше подумать о ней как о возможной невесте.

Но теперь — теперь другого выхода он не видел. Берислава была единственной в Киеве невестой, на которую он мог променять Анну, не вызвав при этом явного недовольства Тимофея. Что бы ни имел боярин в душе, он не посмеет высказаться против дочери Завиды.

О согласии со стороны Бериславы Глеб не думал, ибо не раз уже слышал от нее лукавые и откровенные намеки.

Едва князь вошел в дом, как на него с разбега налетел Иванко — сын Тимофея и Завиды. Это был шустрый и своевольный подросток, не терпевший, когда ему в чем-то отказывали. Его излюбленными развлечениями было по всякому поводу толкать слуг и холопов, командовать соседскими ребятишками, а также стрелять из рогатки по птицам. Сейчас он несся во двор с луком и колчаном — видимо, там затевалась игра в половцев. Глеб едва увернулся, чтобы не наткнуться на стрелу, которой Иванко размахивал во все стороны.

— А, князь-жених! — закричал бойкий отпрыск Завиды, прыгая вокруг Глеба. — Сестрица Анна сегодня в Киев приехала, но до Троицы будет жить в монастыре. Батюшка сейчас туда пошел. А ты правда на ней женишься? И спать вы будете вместе?

— Ты еще слишком мал, чтоб интересоваться такими делами, — недовольно проворчал Глеб, направляясь в горницу.

— А сестрица Анна полоумная! — закричал ему вслед Иванко. — И все наследство мне достанется, а не ей!

Навстречу Глебу вышла Завида и, лукаво прищурившись, спросила:

— Какая забота тебя гнетет, добрый молодец?

Он не мог понять, как это она с порога угадала его смятение, и уже в который раз подумал о том, что Завида все-таки немного ведьма. И, может быть, Берислава тоже. «Ну что ж, если она и ведьма, то, во всяком случае, очень привлекательная, в отличие от своей сводной сестры», — подумал Глеб про себя, а вслух сказал:

— Умна ты, Завида. Наверное, сама обо всем догадалась. Видел я сегодня ту, которую мне прочат в невесты.

— Неужели? Да где ж ты мог ее видеть? Ведь она из монастыря в монастырь перебралась, скрытно от всех живет.

— Вот когда переезжала, по дороге я ее и видел.

— Да, может, это вовсе и не она была.

— Не лукавь, Завида. Все знают, что она. В точности такая, как о ней говорят. Дурные слухи оказались правдивы.

— Ну, если так… — вздохнула Завида и отвернулась к окну. — Не знаю, княжич, какова она. Я ее давно не видела. В детстве Анна и правда была неказистой и глуповатой, но я думала, что она с годами выправится, перерастет.

— Как досадно! — Глеб в сердцах бросил свою шапку на стол. — Если б я знал, что у боярина Тимофея может быть такая дочь… Сам-то боярин — мужчина видный, да и первая жена, говорят, была ему под стать.

— Елена была такая набожная, что даже в постели, наверное, думала о святых мучениках. Как это она еще вышла замуж! Ведь они с Евдокией считали плотскую любовь греховной. Вот Анна и родилась похожей на смертный грех. А ум у нее — как у тех юродивых и блаженных, которым ее мать и тетка любили раздавать милостыню.

— Ладно уж, не богохульствуй, Завида. Лучше помоги мне выпутаться из этой истории.

— Чем же я могу тебе помочь? Может, дать тебе приворотного зелья, чтобы ты полюбил Анну, какая бы она ни была?

— Упаси Бог! — поежился Глеб, услышав коварное предложение Завиды. — Хочешь сделать меня посмешищем? Нет, мне от тебя другая помощь нужна. Лучше дай приворотное зелье той девушке, которую я люблю и хотел бы назвать своей невестой.

— А есть такая? И где же она?

— Совсем близко. Это твоя дочь. Я с первого дня полюбил Бериславу.

— Но говоришь об этом только сейчас, когда увидел Анну?

— Клянусь, не в том дело! — Глеб, когда хотел, мог говорить со страстью и вдохновением. — Даже если бы Анна была красавицей и разумницей, я бы все равно на ней не женился, потому что люблю Бериславу. Никто, кроме нее, мне не нужен. Завтра я должен ехать к дядюшке, но не могу этого сделать, пока не назову Бериславу своей невестой.

— Значит, даже если бы Анна была красавицей и разумницей… — нараспев повторила Завида. — Что ж, я рада это слышать, потому что Берислава тоже любит тебя и ни на кого другого не променяет.

— Правда? Обрадовала ты меня, госпожа. Вот если бы и боярин Тимофей согласился выдать за меня Бериславу…

— А ты скажи ему о своей любви так, как сказал мне. Но ни в коем случае не говори, что уже видел Анну.

Это Глеб и сам понимал. Дальнейшие события в доме происходили быстро и как бы независимо от него. Завида сообщила дочери о предложении Глеба, и Берислава, потупив взор, ответила радостным согласием. Потом пришел боярин, и Глеб сказал ему все так, как собирался. Тимофей долго молчал, чувствуя безмерное разочарование. Ведь совсем недавно княжич уверял его, что не помышляет об иной невесте, кроме Анны. Только что, увидевшись в монастыре с дочерью, боярин намекнул ей, что скоро она познакомится с будущим женихом. И вот, оказывается, он поторопился: жениха у Анны больше нет. А если и будет, то не этот облюбованный боярином племянник его друга, а кто-нибудь другой, незнакомый.

Встревоженная долгим молчанием Тимофея, Завида поспешила вмешаться. Своим певучим грудным голосом она стала на разные лады объяснять мужу, что грешно разлучать влюбленных, ибо сам Бог вкладывает в сердца людей любовь. Боярин подумал о том, что иную любовь и страсть посылает людям не Бог, а дьявол, но промолчал. Потом Завида говорила, что Анна еще встретит своего суженого, а Глеба она не знает и вряд ли полюбит его так же сильно, как полюбила Берислава; что Анна воспитана в монастыре, а потому ей нужен в мужья не такой щеголь и гуляка, как Глеб, а человек смирный, набожный — ей под стать. Завида говорила долго, убедительно, уставившись пристальным взглядом в лицо боярину. И постепенно Тимофей сникал под огнем ее кошачьих глаз и уже не мог противиться доводам, которые в устах Завиды звучали, как заклинания ворожбы. Так, незаметно для себя, боярин дал свое благословение на брак падчерицы с племянником Чудиновича.

За обедом Берислава была по-особому оживлена, громко смеялась и в открытую обнимала Глеба. Княжичу, хоть он и сам не отличался скромностью, порой становилось неловко от чрезмерной откровенности невесты. Любезничая с Бериславой, он мечтал о свидании с другой девушкой, прикидывал, под каким предлогом вечером уйти из дому.

Еще Глеба немного тревожило предстоящее объяснение с дядей. Конечно, он употребит все свое красноречие, чтобы убедить Ивана Чудиновича, но все-таки кто знает, не разгневается ли тот.

К удивлению Глеба, Завида вдруг тоже заговорила о том, что надо поскорее навестить больного дядюшку и все ему рассказать. Глеб думал, что Берислава будет всячески удерживать его в Киеве, но она согласилась с матерью: дескать, не следует откладывать поездку в Теребовльское княжество.

Быстро прикинув в уме возможные выгоды от такого поворота событий, Глеб заявил, что в дорогу отправится завтра, а сегодня вечером пойдет к знакомому лекарю, который обещал приготовить снадобья для Чудиновича. Про себя Глеб уже решил, что уедет из Киева не завтра, а дня через два, но в доме у Раменских об этом никто не должен знать. Глеб тайком поживет где-нибудь за городом, чтобы встретиться с Надеждой. И если добьется ее любви и обещания ждать, о, тогда… Сердце легкомысленного княжича замирало от сладкого предчувствия. И хотя в глубине души он понимал, что права была Евпраксия, запрещавшая ему искушать невинную девушку, — все же не мог отказать себе в удовольствии сорвать и присвоить еще один полураспустившийся цветок.

Завида и Берислава, желая закрепить успех, сразу же сообщили о сватовстве Глеба великому князю и другим знатным людям. Тут же был приглашен священник, благословивший обручение молодой пары. Глеб едва успел освободиться от всей этой кутерьмы, чтобы не опоздать на свидание к Надежде. Поскольку считалось, что он идет к лекарю, никто не стал его удерживать. Правда, Берислава хотела пойти вместе с ним, но Глеб заявил, что этот лекарь — очень странный отшельник и не пускает в свой дом женщин.

Глеб ушел, а Завида с Бериславой на радостях даже забыли послать за ним слежку. Через некоторое время Завида все же призадумалась о странном лекаре, которого сама она почему-то не знает, и решила в ближайшие дни непременно выяснить, кто он и откуда.

Глеб пришел в условленное место и уселся под кряжистым дубом, поглядывая то на блестевшую в последних отблесках заката гладь Днепра, то на дорогу, по которой должна была прийти Надежда.

Слух о помолвке Глеба и Устиньи-Бериславы уже начал распространяться среди знатных людей; завтра об этом могут заговорить и на торжищах. Успеет ли Глеб добиться любви Надежды до того, как она узнает о его предстоящей женитьбе? А как потом ей объяснить свой поступок? Княжич призадумался, но лишь на минуту. Он, как и Берислава, считал себя вправе получать от жизни все возможные удовольствия — и любым путем.

Через несколько минут Глеб увидел, что между кустами вдоль дороги замелькал белый с красным сарафан Надежды. Дочь гончара приближалась медленно, неслышными шагами. Княжич вскочил и кинулся ей навстречу. Не давая девушке опомниться, обнял ее за плечи и увел в давно облюбованное место, где плакучие ивы образовывали шатер над стволом поваленного дерева.

— Здесь нас никто не увидит, — сказал Глеб и, запрокинув голову Надежды себе на плечо, крепко поцеловал ее в нецелованные губы.

От неожиданности девушка не успела увернуться от поцелуя, но потом, испуганная напором княжича, уперлась руками ему в грудь и запротестовала громким, возмущенным шепотом:

— Не надо!.. Что ты делаешь?! Так ты для этого меня сюда позвал?

— Но ведь ты же пришла, цветочек мой. Разве не понимала, отчего я хочу с тобой встретиться? Разве не видишь, что я тебя люблю?

— Любишь?.. Нет, неправда! Ты знаком со мной только два дня.

— Влюбиться можно и за один миг.

— Не верю я тебе! Князья не влюбляются в девушек простого звания.

— Для сердца нет различия в званиях и богатстве.

— Ты любишь меня только для забавы. А для серьезной любви у тебя есть невеста.

— Кто? Эта полоумная уродина, над которой весь Киев смеется?

— Если не она, так ее сводная сестра Берислава… или какая-нибудь другая боярышня, а то и княжна.

Но Глеб продолжал уверять Надежду в своей любви. И в эти минуты он действительно любил только ее одну и не думал ни о препятствиях, ни о последствиях. И в конце концов Надежда поверила в его искренность, ибо люди охотно верят в то, во что им хочется верить. Ведь сама она полюбила молодого красавца с первого взгляда.

В этот вечер Глеб добился от Надежды обещания встретиться с ним и на следующий день.

Далее все складывалось опять же по задумке князя. Он уехал как будто к дядюшке, а сам прожил два дня под Киевом, скрываясь в светлое время от людских глаз, а по вечерам тайно встречаясь с Надеждой. Даже когда до нее дошли слухи о сватовстве Глеба к Бериславе, он сумел успокоить простодушную красавицу одним только доводом: «Подумай сама: если б я был женихом Бериславы, разве они с матерью отпустили бы меня из дому? Да они бы следили за каждым моим шагом». И Надежда, зная характер Завиды и Бериславы, поверила своему возлюбленному.

А перед самым отъездом в Теребовль он сумел заманить ее в дом, где тайно проживал. Там он все подготовил для свидания. Хозяева пристанища знали толк в подобных делах и, получив плату от князя, свою незаметную снаружи избу обставили изнутри не хуже иных хором. Войдя туда за руку с Глебом, Надежда увидела стол с винами и яствами, украшенный цветами в двух красивых горшках. У стены возвышалась подушками нарядно убранная кровать. Свечи на столе и возле кровати были вставлены в серебряные подсвечники. По комнате разливался сладкий запах каких-то дурманящих трав.

Вначале девушка даже испугалась этой роскоши, хотела тут же бежать обратно, но Глеб удержал ее в своих объятиях и успокоил ласковыми словами:

— Что плохого, ненаглядная, если мы с тобой вдвоем попируем за этим столом? Ведь сегодня наш прощальный ужин.

— Прощальный?.. — испугалась Надежда.

— Да, я завтра уезжаю к дядюшке. Но когда вернусь, у нас с тобой будет еще много таких застолий, и много прогулок… и вся любовь у нас с тобой — впереди.

Надежда невольно согласилась и впервые в жизни выпила вина. И вскоре ее охватила беспричинная радость, комната заплясала перед глазами, свечи вспыхнули ярче, аромат цветов и трав стал еще слаще. В маленькое оконце избы заглядывали звезды, и Надежде казалось, что они ей радостно подмигивают. Но яснее звезд и свеч были для нее глаза княжича, которые все ближе придвигались к ее лицу… Надежда и не заметила, как очутилась на коленях у Глеба, как без всякого смущения, откровенно и страстно стала отвечать на его поцелуи. Потом девушке показалось, что ее подхватила какая-то упоительная волна, подхватила и понесла ввысь. Надежда, как одурманенная, позволила себя раздеть и уложить в постель. Она забыла все проповеди матери, все строгие наставления отца, все печальные истории о совращенных девушках. В эти минуты для нее существовал только Глеб, его поцелуи, объятия, страстный шепот, прерывистое дыхание… Даже боль, которую невинная девушка испытала от близости, не отрезвила ее. Влюбленный и опытный князь очень скоро заставил ее забыть об этой боли, придумывая все новые ласки и нежные слова. Долго длилась ночь запретной любви. Девушке не надо было спешить под родительский кров: Глеб уговорил ее сказать родителям, что она до утра идет ночевать к заболевшей подруге. Отец и мать так верили Надежде, что даже не подумали засомневаться в ее словах.

Но все когда-нибудь проходит. Прошли и часы любовного безумия. Наступило утро, и Надежда, открыв глаза и осмотревшись вокруг, с ужасом поняла, что уже никогда не будет прежней. Воспитанная в строгости, она считала свой поступок неискупимым грехом. Со слезами и упреками обратилась она к Глебу:

— Ты опозорил меня, одурманил, посмеялся надо мной! Я теперь грешница, которая не смеет поднять глаза от земли! Что будет с моими родителями, когда они узнают?.. Зачем ты это сделал, зачем?.. Мало тебе женщин богатых и опытных?

Глеб стал успокаивать ее объятиями и поцелуями, приговаривая, что она лучше всех женщин и девиц, каких он только знает. Но Надежда продолжала плакать и уверять княжича, что, если он на ней не женится, ей остается только умереть. Глеб обещал все устроить к их обоюдному счастью. Он рисовал радужные картины: вот сейчас поедет проведать больного дядюшку, а потом вернется в Киев с богатым наследством и чин по чину посватается к Надежде. И ее родители даже никогда не узнают, что она отдалась ему до свадьбы. Возможно, уверяя Надежду в своих планах, он и сам на какие-то мгновения в них верил.

Между тем сразу же после отъезда Глеба в Теребовльское княжество слухи о его свиданиях с дочерью гончара проникли в дом боярина Раменского. Нашелся человек, знакомый со слугами Завиды, который узнал молодого князя, когда тот вел Надежду в уединенную хижину.

Завида и Берислава, проведав, как обманул их Глеб, вначале пришли в ярость, клялись извести и его, и Надежду. Но затем, поостыв и поразмыслив, рассудили иначе.

— Ведь ты любишь этого подлеца, несмотря ни на что? — спросила мать. — Ты хочешь, чтоб он был твоим и только твоим?

— Да, он будет мой и больше ничей! — воскликнула Берислава, и руки ее сжались хищным движением, словно когтистые кошачьи лапки.

— Ну тогда и не думай вредить ему. Как же ты сможешь заполучить его, если изведешь? Он нужен тебе живой и невредимый.

— Да, верно… Но эту бесстыжую девку я сживу со света!

— Погоди. С Надеждой мы всегда успеем разобраться. Дочь гончара нам не опасна. Он все равно на ней не женится, только побалуется. Но баловство его мы быстро оборвем после свадьбы. Важно, чтобы ваша свадьба состоялась. А для этого мы еще не все сделали. Не забывай об Анне. Вернувшись от дядюшки, Глеб может переменить свое решение. Но чтобы его женитьба на Анне стала невозможной, нам надо сделать…

— Что?.. — Берислава расширенными, немигающими глазами смотрела на мать.

— Сделать так, чтобы к его возвращению Анна была замужем… за кем-нибудь.

— Но разве это возможно? Мы ведь сами устроили так, что над ней теперь смеется весь Киев. Ни один знатный человек не посватается к Анне.

— Тем лучше. Знатный не посватается — так выдадим ее замуж за простолюдина. Нам польза, а ей — унижение.

— Не получится. Боярин Тимофей, хоть и слушается тебя почти во всем, но за дочку свою стоит горой. Разве он выдаст ее за простого?

— На наше счастье, боярин, как многие старые дружинники, любит героев. Он не раз говорил, что богатырь из простолюдинов ему милей, чем трус княжеского рода.

— Да, верно. На днях какой-то скоморох ему рассказывал про крестьянина Илью, который много лет сидел на печи, а потом сделался богатырем и стал оборонять родную землю от врагов и разбойников. И будто бы сам князь Владимир чтил того богатыря как друга. А наш боярин так заслушался былиной про Илью, что даже прослезился.

— Вот-вот! Богатырь, защищающий землю от разбойников! На нашей земле тоже сейчас разбойник свирепствует — Быкодер. И тот, кто его одолеет, пусть даже смерд или холоп, будет нашему боярину подходящим зятем. Я сегодня же подскажу Тимофею, что он должен увеличить награду за Быкодера. Дескать, добрым молодцам недостаточно денег, пообещай дать в жены победителю твою дочь — и сразу же найдется такой герой, который… Нет, подожди… — Завида порывисто схватила Бериславу за руку. — Мало внушить эту мысль Тимофею. Сегодня вечером я иду к Свягополку и подскажу ему, какова должна быть награда за Быкодера. Пусть великий князь повлияет на Тимофея.

— Но, матушка, если за время отсутствия Глеба никто не одолеет Быкодера, Анна ведь так и останется незамужней. И тогда…

— Эх, жаль, что Биндюк женат! — воскликнула Завида, прищелкнув пальцами. — Вот он бы уж точно одолел разбойника и взял бы нашу девицу со всем ее приданым.

Биндюк, о котором говорила Завида, был сыном ее тетки и, стало быть, приходился ей двоюродным братом. Этот здоровенный и грубый мужик, называвший себя боярином, жил далеко от Киева, в местах, где власть княжеского закона была почти неощутима и где Биндюку с его людьми не составляло труда захватывать чужие земли и грабить богатых путешественников. От настоящих разбойников он отличался только тем, что платил князю дань и поставлял людей для княжеского войска. Да и в разбойных нападениях его пока никто не мог уличить, потому что Биндюк со товарищи всегда выходили на большую дорогу в бедняцких отрепьях и с завязанными лицами. Впрочем, все, что удавалось награбить, он так же быстро проматывал в разнузданных кутежах. Биндюк сменил уже несколько жен, сводя их на тот свет по мере того, как они ему надоедали. Бывало, что пользовался он услугами своей двоюродной сестры, присылавшей ему зелья и верных людей для исполнения разных тонких дел. Но, став тайной любовницей великого князя, Завида уже около двух лет не имела никакого общения со своим диковатым родственником, не обменивалась с ним ни слугами, ни подарками. И вот сейчас она вспомнила о Биндюке и пожалела, что занеслась, пренебрегла родством с этим далеким от стольного града головорезом.

— Никогда не знаешь, кто и в какую минуту тебе пригодится, — вздохнула Завида. — Теперь уж я не успею связаться с Биндюком, все ему объяснить, избавить его от жены, привезти сюда… И потом, потребуется время, чтобы он со своей шайкой отыскал Быкодера и расправился с ним. Нет, не успеть!.. Тут надо что-то другое придумать.

— А может, поручим это дело Олбырю? То-то будет смех, если боярину придется выдать Анну за своего же холопа!

Олбырь действительно был холопом в доме бояр Раменских, но служил он не Тимофею, а Завиде, выполняя темные и запутанные поручения своей госпожи.

— Олбырь хоть и здоровенный детина, но трус, — с презрением сказала Завида. — Он не пойдет на Быкодера. Ноты, дочка, подала мне мысль. В самом деле, Олбырь может убить и притащить сюда какого-нибудь другого разбойника, послабее. Ведь Быкодера в Киеве никто не знает. Пока все разберутся, что Олбырь убил не его, будет уже поздно: Анна окажется обвенчанной с бывшим холопом.

Берислава даже ударила в ладоши от предчувствия такого унижения сводной сестры. Но для осуществления этих планов предстояло сделать еще очень много, и Завида с дочкой вышли в сад, чтобы там все обсудить в подробностях.