Теперь у доктора Коннера не было светлячков, дабы освещать путь в темноте, и он шел, вытянув вперед руку, пока, наконец, не нащупал внутреннюю калитку. Его пальцы забегали по прутьям решетки, ища щеколду. Погремев ключами, он выбрал один и стал совать его в железную дверь, несколько раз промахнулся, прежде чем, наконец, отпер засов.

В воздухе было больше сырости, чем обычно. Липкий душок наполнял пещеру, и его рука скользила по влажным маслянистым прутьям решетки, когда он отодвигал ее влево. Скрип полозьев рассыпался по пещере пронзительным писком, будто проснулась стая летучих мышей, готовая пуститься в ночной рейд.

Доктор Коннер остановился и прислушался. Из темноты доносилось громкое дыхание, тяжелое и страшное. Несколько секунд спустя тяжкие вздохи прекратились.

— Она здесь? — раздался сильный голос.

Вздрогнув, доктор Коннер прочистил горло, стараясь не запищать, как мышь.

— Бонни приехала.

Он отошел от двери и шагнул в пещеру, стуча ботинками по каменному полу.

— И она согласна? — спросил сиплый голос.

— Мы ее готовим. — Доктор Коннер сделал еще несколько шагов вперед и заглянул в черную пропасть. — Но всего она пока не знает. Если она не согласится, то мне придется принимать решительные меры.

Рокочущий вздох прокатился в темноте.

— Она согласится. С ней у тебя не будет трудностей.

Доктор Коннер придвинулся еще ближе к краю.

— А что, если я скажу ей, что она может не уцелеть?

— Она согласится без раздумий. Ты так и не понял, что ею движет.

Доктор Коннер до боли стиснул ключи в кулаке.

— Да-да, слышали уже. Я понятия не имею, что такое любовь, так что мне никогда не раскусить Бонни. — Он отшвырнул камешек, подвернувшийся под ботинок, и слушал, как тот скачет в глубинах пещеры. — Что ж, может оказаться весьма интересным подвергнуть ее эксперименту. Однако инстинкт самосохранения развит сильнее, чем любовь. Поэтому я и сомневаюсь.

— Нет! — зарокотал голос. — Поэтому ты и глупец!

«Глупец, глупец, глупец», — многократно повторило эхо, обрушиваясь на доктора Коннера точно привидение из ночного кошмара. Голос подождал, пока затихнут последние отзвуки эха, и медленно продолжил:

— Дочь Айрин знает, что такое любовь. Жизнь ее матери ей дороже, чем ее собственная, хотя ей неведомо, что Айрин больше нет. Может быть, наблюдая за ней, ты выяснишь, что движет твоими врагами.

— Я не затем сюда пришел, чтобы выслушивать нотации. — Доктор Коннер разжал кулак, и ключи зазвенели, болтаясь на пальце. — Все мои светляки подохли, так что до лета тебе не светит ничего, кроме свечей. Не забывай, что ты живешь, только покуда это нужно для моих опытов. Так что не зли меня. Тебе известна истинная причина, по которой я привез сюда Бонни, и она вовсе не в том, чтобы спасать тебя.

— Известна, ты, примитивный идиот, — загрохотал голос. — Но не удивляйся только, когда твои планы рухнут. Любовь может обернуться против тебя и освободить всех твоих узников.

Доктор Коннер раздраженно запыхтел, развернулся на каблуках и осторожно двинулся обратно. Его пальцы нащупали диодный фонарь на кольце с ключами, он щелкнул кнопкой, посылая тонкий луч к выходу. Найдя открытую дверь, он пошел за лучом, но тот ломался и рассыпался, будто отказываясь светить. Тогда он отпустил кнопку, убивая луч, и стал пробираться ощупью. Потом раздался скрип и скрежет калитки, которую задвигали на место, и напоследок клацнул запираемый замок.

Тихое жужжание пропеллера, наполнявшее салон, звучало в ушах Билли как колыбельная, но спать было не время: слишком много загадок ждало решения. Он перегнулся через спинку сиденья второго пилота, чтобы быть ближе к профессору и Уолтеру. Профессор, сидевший позади Билли с дневником Мерлина на коленях, водил пальцем по строчкам, а Уолтер глядел в книгу, сидя через проход.

В свете заходящего солнца они разглядывали загадочные слова, читая их вслух и одновременно поедая сандвичи с мясом и крекеры.

— Тут про Бонни написано, — заметил Билли. — Это она ищет свою маму и попадает в беду.

— Верно, Уильям, — кивнул профессор. — И кэндлстон, кажется, замешан в обмане: «Таит ловушку кэндлстон, и черти там кишат». Как вы это понимаете?

Покачав головой, Билли уперся ботинком в мамино кресло.

— Если папа прав и Девин находится внутри кэндлстона, то он и есть черт. И помните, как папа рассказывал, что Девин вошел с кэндлстоном на груди, когда его солдаты погибли от Экскалибура. Должно быть, их там целая компания.

Профессор воздел вверх указательный палец.

— И посему черти — во множественном числе.

— Правильно, но я не понимаю, как они могут оттуда навредить Бонни.

— Но мы знаем, что кэндлстон отнимает у вас с Бонни силы, — сказала мать Билли, сбрасывая его ногу на пол. — Так что его можно использовать как оружие.

— Но как в таком маленьком камешке могут сидеть люди? — спросил с недоумением Уолтер, засовывая в рот крекер. — Это просто чушь какая-то.

Профессор снял верхний кусок булки, изучая мясо в сандвиче.

— Уолтер, в жизни есть много вещей, которые, в силу узости нашего понимания, выглядят чушью. Существование их просто противоречит известным нам фактам. Однако по мере того, как открывается правда, то, что некогда казалось нам абсурдным, обретает смысл, расширяя таким образом и границы нашего понимания. Возьмем, к примеру, стихотворение. Оно, кажется, представляет события, происходившие на глазах автора, и мы не должны легкомысленно отбрасывать его свидетельства. Но с другой стороны, вы правы: мы не должны слепо принимать на веру все, что выглядит абсурдным. — Он откусил кусок сандвича, прожевал, а затем продолжил: — Давайте проследим логическую цепочку с самого начала, шаг за шагом. Уильям, вы помните, как вы описывали случившееся с охотником, когда Экскалибур транслюминировал его?

— Ну… Бонни рассказывала, что было облако искр, и оно покружилось-покружилось, как вода в сливной трубе, и исчезло. — Билли показал пальцем в воздухе, как это происходило.

Профессор вскинул голову.

— Да, как в сливной трубе. Это слово мне что-то напоминает. — Он перевернул страницу назад. — Вот, заклинание для вызова дракона:

А коль возьму я кэндлстон, Что свет и пламень твой гнетет, Пусть, Экскалибуром сражен, Я попаду в его чертог.

Очевидно, — продолжал профессор, — тот, кто сочинил этот заговор, считает кэндлстон самым грозным оружием, последним средством. Он говорит: «А коль возьму я кэндлстон…» Мы знаем, что кэндлстон поглощает свет и что Экскалибур превращает людей в световую энергию. Так что когда он говорит, «Экскалибуром сражен», то имеет в виду совместное действие кэндлстона и Экскалибура.

Уолтер прожевал крекер и вытер губы рукавом:

— Я что-то не догоняю, проф. Это вы к чему?

Профессор поскреб подбородок и поднял вверх палец.

— Ладно, давайте представим это по-другому. Экскалибур и кэндлстон вместе — это сражение в космическом корабле, когда ты пробиваешь дыру в стене, чтобы выпустить кислород. Твои враги тут же погибают, но ты успеваешь вовремя надеть скафандр. Ты жив, но навеки обречен плавать в космосе и никогда не вернешься домой.

— А кислород-то скоро кончится, — усмехнулся Уолтер, — и тебе все равно каюк.

— Да, Уолтер, это не самая удачная иллюстрация, но зато я наметил параллели.

— И правда, Уолтер, — возмутился Билли, — что ты все время придираешься? Проф имеет в виду, что в кэндлстоне можно спастись, если Экскалибур превратит тебя в свет. Пробить дыру — это все равно что нанести удар Экскалибуром, а скафандр — это кэндлстон, куда тебя всасывает, как в сливную трубу.

Глаза Уолтера засверкали.

— Ух ты! Это как во сне. Когда я был маленький, мне часто снилось, что меня засасывает в сливную трубу в ванной. — Он отряхнул крошки крекера с ладоней и откинулся на спинку сиденья. — А при чем здесь Бонни?

Сердце Билли застучало, как копыта породистого скакуна. У него возникла одна ужасная догадка, которой он сам не верил, но должен был поделиться ею с остальными, чтобы увидеть их реакцию.

— Я, кажется, знаю, — тихо и отчетливо проговорил он, прикрывая глаза и опускаясь обратно на сиденье.

— Так выкладывай, Шерлок. Что ты там придумал? — спросил Уолтер в нетерпении.

— Давай, Билли, — вмешалась его мать.

— Да, Уильям. Мы все с нетерпением ждем.

Билли пожевал нижнюю губу. И кто его только за язык дернул? Теперь они все ждали, сверля глазами его череп, не оставляя ему выбора.

— Они хотят послать Бонни в кэндлстон, чтобы она вытащила Девина.

Уолтер пощупал лоб Билли.

— Температуры вроде нет, — доложил он. Билли шлепнул его по руке. — Но он явно бредит, если говорит, что Бонни собирается вытаскивать этого убийцу.

— Вы правы, Уолтер, — засмеялся профессор. — Подобные поступки не в ее натуре, однако теория Уильяма заслуживает внимания. Помните, что Бонни не знает, что ее мать умерла, так что нам неведомо, как этот беспринципный человек станет использовать ее, что еще он ей солжет. Может статься, что ее убедят войти в кэндлстон или даже заставят силой и угрозами.

— Все может быть. — Уолтер задумчиво надкусил очередной крекер. — Но Экскалибур-то у нас. Как Бонни превратится в световую энергию без него? И даже если превратится, то как она сможет вытащить кого-то из этого булыжника? Разве они с Девином не останутся теми же сгустками света, когда вылетят обратно? По-моему, кэндлстон сразу засосет их обратно, вот и все.

— Весьма проницательно, Уолтер. В нашем ребусе не хватает еще многих деталей, — сказал профессор.

— А мы, случайно, не опоздаем? — вдруг всполошился Билли, подскакивая в своем кресле. — Сколько нам еще лететь?

Его мать провела пальцем по выделенному маршруту на карте, лежавшей у нее на коленях.

— Нам еще нужно сделать остановку для заправки, но у нас ведь нет груза, так что, я думаю, часов за восемь долетим.

Билли взглянул на часы:

— А какое время в Миссуле?

— Наверное, стандартное горное, — ответила она, снова сверяясь с картой.

Профессор закрыл дневник и вынул из кармана золотую цепь с висящими на ней старомодными часами:

— Да, Мэрилин. Тихоокеанский часовой пояс начинается лишь у западной границы Монтаны. — Крышка на пружине, щелкнув, отскочила, и он посмотрел на циферблат. — Наши часы на два часа опережают время в штате сокровищ.

Заметив, что Уолтер тянет руку к цепочке, профессор дал ему часы.

— Штат сокровищ, проф? — переспросил Уолтер. Он потер выцветшую надпись на крышке и вернул часы обратно.

— Да. Так раньше называли Монтану из-за того, что она богата полезными ископаемыми, Уолтер.

Билли отвел свои часы на два часа назад:

— То есть мы прилетим туда около полуночи по местному времени и начнем копать.

— Да, около полуночи, — подтвердила его мать. — Мы с тобой можем по очереди управлять самолетом, а Уолтер и профессор пусть попробуют уснуть. Если повезет, мы найдем мотель и пару часов поспим нормально, прежде чем отправимся к доктору Коннеру.

Билли положил руки за голову и откинулся на спинку кресла.

— Хорошо бы. Мы будем его первыми посетителями, если он вообще там.

Мэрилин показала на визитку доктора Коннера, лежавшую на полочке.

— Он работает в университете, но тут не указано, что у него с утра — занятия или приемные часы.

— Не беспокойся. Мы его найдем. — Билли поднес руку ко рту и осторожно дыхнул на пальцы. — По-моему, наша с ним беседа будет горячей.

— Эй! — Уолтер навострил уши. — Насчет горячего: может, нам купить пиццу с пепперони, когда мы остановимся для заправки? С таким драконьим дыхом, — он показал большим пальцем на Билли, — она у нас не остынет до самой Монтаны.

— Разумеется. Хорошо будет поесть горяченького. Как по-вашему, профессор?

— Да. Я люблю пиццу, но нельзя ли купить с грибами? Если я наемся пепперони, то, боюсь, вы меня высадите, не долетев до Монтаны.

Эшли отперла дверь в дальней стене лаборатории, и Бонни вошла вслед за ней в узкий коридор, выстеленный линолеумом. Крылья она плотно сложила, чтобы не поцарапать о шершавую штукатурку на стенах.

В коридоре были три одинаковых деревянных двери. На каждой из них висели картонки, но Бонни не разобрала, что там написано цветными буквами. Скучные белые стены и пол были чистыми, но совершенно голыми, и в воздухе висел слабый запах аммиака. Оглядевшись в поисках источника запаха, Бонни заметила в дальнем углу швабру и ведро.

Эшли заперла дверь, через которую они вошли.

— Я позову девочек, чтобы они вышли и поздоровались. — И она закричала нараспев: — Выходите! Бонни пришла!

За дверями послышался шум, и две противоположных двери распахнулись. В коридор выскочили четыре девочки. Раскрыв рот и вытаращив глаза, они сгрудились в кучу футах в пяти от Бонни и принялись рассматривать ее. Самая высокая из них, зеленоглазая и рыжеволосая, бочком выдвинулась вперед, а остальные двинулись за ней, со смесью страха и восхищения на лицах. Рыжеволосая осторожно протянула руку, чтобы дотронуться до крыла Бонни, но, когда крылья распахнулись шире, отдернула руку.

— Не бойся, — ласково сказала Бонни, — потрогай.

Девочка, лет двенадцати на вид, с улыбкой погладила пальцами золотисто-коричневое крыло. У нее были миллионы веснушек, ярко выделявшихся на алебастровом фоне молочно-белой кожи рук, лица и шеи. Другие девочки хихикали и восхищенно перешептывались.

— Как вас зовут? — спросила Бонни.

Рыжая заговорила первой:

— Меня зовут Карен. А это Стейси. — Она указала пальцем на девочку ростом пониже, с белокурыми волосами. — Ей одиннадцать. — Затем палец Карен уткнулся в маленькую темноволосую смуглянку: — Это Ребекка, но мы зовем ее Бек. Ей девять. — Последней была малышка-азиатка. — Это Моника, ей четыре года, но мы зовем ее Галька.

— Галька? — удивилась Бонни.

— Ага. — Карен усмехнулась и щелкнула пузырем жвачки. — Когда док ее нашел, она так оголодала, что пыталась есть гальку.

— Док? — переспросила Бонни. — Кто такой «док»?

— Твой отец, — ответила Эшли.

— Ах… ясно. — Бонни подняла голову и медленно кивнула.

Девин упоминал о каком-то «доке» еще тогда, в Западной Вирджинии. Это доказывало, что ее отец сотрудничал с убийцей, как он сам признался. Но она все же не знала, как далеко зашло их сотрудничество. Может быть, ее папочка и в самом деле не доверял Девину и просто воспользовался его знаниями для своих опытов? Бонни хотелось все это выяснить, докопаться до правды, найти маму. Но девочки продолжали в немом изумлении гладить ее крылья, и это ее озадачивало. Глубоко вздохнув, она поймала взгляд Карен и спросила:

— А у тебя какое прозвище?

— Мы зовем ее Морковка, — пискнула Стейси.

Карен в шутку стукнула Стейси по голове кулаком.

— Меня зовут Карен, ты, глупышка.

Бонни чуть не рассмеялась.

— И сколько тебе лет, Карен?

— Вроде бы тринадцать, — ответила она, пожимая плечами.

— У нее нет свидетельства о рождении, — пояснила Эшли. — Понимаешь, твой отец приютил этих девочек. Они были бродячие, брошенные дети или сбежавшие — никому не нужные. — Положив руку на плечо Карен, она продолжала: — Мать Карен оставила ее зимой на улице, когда она еще не умела ходить, и с тех пор она в воспитательной системе. Полгода назад она убежала из дома приемных родителей, где ее обижали, и как-то забрела искать работу в университетский кампус. Сотрудница отдела кадров увидела ее и позвала твоего отца. Он взял ее к себе.

А Стейси доктор Коннер нашел в парке с мужчиной, который… скажем так, вел себя неприлично. Можно поспорить, что тот тип потерял охоту заглядываться на маленьких девочек после того, как док с ним разобрался. Так или иначе, Стейси не захотела сказать доку, откуда она, и он просто взял ее к себе.

Бек пришла через границу из Нижней Калифорнии. Ее родители оба погибли в пустыне. Сначала ее прятала одна калифорнийская семья, а потом отправила к каким-то своим знакомым сюда в Монтану. Эта вторая семья отдала ее в воспитательную систему, а твой отец об этом узнал. Ее собирались отправить обратно в Мексику. У дока есть друг в приюте, который посодействовал, чтобы ему разрешили подержать ее у себя, пока они «не займутся этим вопросом».

— А у этой малышки длинная история. — Эшли погладила по голове Монику. — Мы думаем, что она кореянка. Похоже, что ее контрабандой вывезли на побережье штата Вашингтон, чтобы потом продать на удочерение. В общем, твой отец с другом рыбачили, а она бродила по берегу и искала еду. Вокруг никого не было. Бедная малышка совала в рот разный прибрежный мусор и гальку.

Бонни заглянула в темные раскосые глаза девочки.

— Вот это да! Поразительно! И как он ухитряется «находить» этих девочек? Просто не верится!

— Галька была первой, — рассказывала Эшли. — После нее он начал искать сирот. Один раз в месяц он ходил в бедные районы города и высматривал там бродячих детей. Еще он просит друзей звонить ему, если они встретят бездомных детей. Он помогает им, а они помогают ему в работе.

— Что ж, это замечательно, что теперь у девочек есть дом, но чем они могут ему помочь? — спросила Бонни, беря Монику за руку.

Эшли махнула в сторону спален, отсылая девочек:

— Возвращайтесь к себе. Будет еще время поболтать с Бонни.

Бонни стало даже неловко за бесцеремонность Эшли. Взгляд ее случайно упал на руку Карен. Это что — шрамы от иголок? Страх сильнее прежнего обуял ее. Карен, задержавшись в дверях, поглядела еще раз на Бонни и нырнула в комнату.

Эшли отперла первую дверь справа:

— Здесь твоя комната. Другие девочки живут по двое в комнате, чтобы им было веселее. А я буду с тобой, если ты не против.

Бонни кашлянула, прогоняя из голоса тревогу:

— Конечно нет.

Она прочитала надпись на самодельной картонке: «Альберта Эйнштейн».

Эшли подтолкнула ее к открытой двери:

— У тебя усталый вид. Тебе нужно отдохнуть. Ванная — последняя дверь налево по коридору. Тебе нравится комната? Взгляни.

Бонки сунула голову в спальню. Две кровати у правой и левой стены, покрытые цветными стегаными одеялами с плетеными кружевами до пола, чтобы под кроватями не собиралась пыль. Мягкий голубой ковер на полу, отдающие голубизной белые стены. Одна половина комнаты выглядела «обжитой». На стене висели постер с портретом Альберта Эйнштейна и рисунок подземной лаборатории. Однако самой заметной деталью было странное изображение человека с морщинистым и изнуренным лицом старика и мускулами молодого человека, выпирающими из спортивного трико. Он стоял на беговой дорожке в положении «на старт», готовый рвануть вперед. Под рисунком была подпись: «Мечта Папочки: зрелый ум и крепкое тело». И ниже — инициалы Эшли.

Бонни открыла гардероб на своей половине и зажмурилась, ослепленная многоцветием одежды — целая коллекция красивых платьев и стильных брюк висела в ряд на вешалках, внизу стояли ботинки, туфли и лежала аккуратная стопка свитеров. Бонни глазам своим не поверила:

— Это все мне?

— Угу. Мне пришлось определять твой размер по старому фото. Надеюсь, тебе все подойдет.

Бонни вынула одно платье, приложила к себе, примерила длинный узкий рукав на руке и улыбнулась:

— Как раз.

— Значит, я угадала, и мне не придется снимать с тебя мерки. Я только помогу тебе переделать их под крылья. Я точно не знала, в каком месте на спине делать прорези. — В дверях Эшли остановилась и провела рукой по волосам. — А теперь отдыхай. Вечером я собираюсь провести сеанс связи, и будет обидно, если ты проспишь.

Бонни повесила платье обратно в шкаф.

— Сеанс связи? С кем?

— Я тебе после все подробно растолкую. В общем, я открыла способ общения с живыми силами внутри кэндлстона. Поверишь или нет, но через несколько часов ты сможешь поговорить со своей мамой.