Я был уверен, что друг мой направится прямо в Скотленд-Ярд — сообщить новые сведения касательно баронессы, но я, видимо, забыл, что от Холмса можно ожидать только неожиданного. Тем не менее даже я, с моей давней привычкой к сюрпризам, изумился, когда, остановив кэб, Холмс чётко и звонко сообщил кэбмену адрес:

— Бейкер-стрит, двести двадцать один «бэ», и давайте-ка поживее!

— Вы с ума сошли? — воскликнул я. — Уж куда-куда, а туда нам точно не надо!

— Знаете, Уотсон, я устал от бродячей жизни, и носить чужую одежду мне тоже надоело. Потянуло к домашнему очагу.

— А если возле этого самого очага вас пристрелят? И меня за компанию.

— Не исключено, — согласился он с самоуверенностью, которая привела меня в ярость. — Однако мне представляется, что вы слишком драматизируете ситуацию. Баронесса, видимо, убедилась, что дома меня нет — что я не решаюсь вернуться домой именно в силу названной вами причины, — и, скорее всего, отозвала большинство, а может, и всех своих громил, которые держали дом под наблюдением. В любом случае я намерен сыграть с ней в её же собственную игру. Уж если где наша тёмная леди меня не ждёт, так это на Бейкер-стрит, а значит, там-то мне самое место. Словом, дома безопаснее всего.

— Вы меня не убедили.

— Что же, дабы умерить ваши страхи и обеспечить нашу неприкосновенность, не станем заходить в дом открыто.

Холмс велел кэбмену высадить нас на углу Бейкер-стрит и Мэрилебоун-роуд. Мы шагнули на запруженный пешеходами тротуар, и Холмс шепнул мне на ухо:

— А теперь, Уотсон, ступайте пешком к нашему дому. Идите как можно беспечнее. Никакой скрытности: посвистывайте, помахивайте тростью — и всё в том же роде. Постарайтесь привлечь к себе внимание. А я пойду следом и погляжу, не окажется ли вокруг подозрительных личностей, которых заинтересует ваша персона. А потом, если всё в порядке, я скоро вас догоню. — С этими словами он подтолкнул меня вперёд, а сам смешался с толпой прохожих и исчез из виду.

Я сделал так, как мне было сказано. Я шёл, насвистывая мотив из «Иоланты», помахивая тростью и поглядывая по сторонам с беспечной улыбкой. При этом я пристально вглядывался в лица всех прохожих. Ни одно из них не показалось мне подозрительным или опасным. Да и ко мне никто не проявил особого интереса. Возможно, подумалось мне, я переоценил опасность нашего возвращения на Бейкер-стрит, а Холмс затеял эту шараду, чтобы наглядно продемонстрировать этот факт.

Я подошёл к дому номер 221-b, и на душе у меня потеплело, когда я коснулся рукой молотка у знакомой двери. Да, тепло было признаком сентиментальности, и всё же оно согрело меня и подняло мой дух. Через несколько секунд взволнованная миссис Хадсон впустила меня в дом.

— Уж как я рада вас видеть, доктор Уотсон, — запричитала она, захлопывая дверь и тем самым заглушая уличный шум. — Господи, а какие глаза-то у вас красные! — Она ласково усмехнулась. — Никогда я не привыкну к тому, как вы с мистером Холмсом исчезаете на Бог весть сколько дней, когда ведёте расследование, а я сиди тут и думай, скоро ли увижу вас снова, — если вообще увижу. А уж как я надеялась, что мистер Холмс вернётся вместе с вами.

— Он очень скоро вернётся, — заверил я нашу домохозяйку.

— Вот и слава Богу. Тут в последнее время прямо какой-то цирк. От посетителей отбою нет. То полиция, то брат мистера Холмса, то клиенты один за другим, то какие-то странные типы, которые не хотели сказать, зачем пришли, — и всем им нужен мистер Холмс.

— Не надо больше волноваться. Мы вернулись.

— Да, вернулись, — подтвердил голос с верхней площадки лестницы.

Мы с миссис Хадсон разом обернулись: там, прямо перед нами, частично скрытый в тени, стоял Шерлок Холмс. Потом он спустился к нам — на лице улыбка от уха до уха.

— Ох, уж вечно вы с вашими выкрутасами, мистер Холмс. Да как же вы туда попали?

— Через чёрный ход. — В глазах Холмса блеснул озорной огонёк.

— У нас нет чёрного хода, — заметила наша домохозяйка.

— Ну, скажем так: я использовал своё умение лазать по водосточным трубам и открывать запертые окна.

— Господи, мистер Холмс. Вы там ничего не попортили?

— Ничего существенного.

Миссис Хадсон неодобрительно щёлкнула языком, однако на лице её играла счастливая улыбка.

— Оно, надо думать, потому, что вы опять что-то расследуете.

— Да, как обычно. А теперь, миссис Хадсон, возвращайтесь, пожалуйста, к себе, потому что к нам в любой момент может явиться довольно неприятный посетитель — и мы с Уотсоном вынуждены будем обойтись с ним не слишком любезно. А, вот, видимо, и он.

Холмса оборвал громкий стук.

— Ступайте, ступайте, — проговорил мой друг, мягко выпроваживая миссис Хадсон в её гостиную.

— Делайте что хотите, только фарфор мой не перебейте, — попросила она в слабой надежде и скрылась за своей дверью.

Стук повторился, отскакивая от высоких стен прихожей.

— Экий он нетерпеливый, — томно проговорил Холмс, а потом ловким, выверенным движением обернулся ко мне — ласковое выражение стремительно истаивало. — Так, Уотсон, — проговорил он хриплым шёпотом, — если не ошибаюсь, к нам пожаловал Гансон, один из приспешников баронессы, и ему не терпится выяснить, почему вы здесь и где нахожусь я. Впустите его, а я спрячусь с револьвером за дверью.

Настойчивый стук раздался вновь, громче и грубее прежнего.

Я кивнул в знак того, что понял, и крикнул нашему нетерпеливому посетителю:

— Входите!

Холмс проскользнул в угол и распластался у стены, а я отворил дверь. Передо мной стоял высокий светловолосый здоровяк в моряцкой одежде. Я его уже видел. Это был тот самый матрос с причала Христофора.

— Здравствуйте, доктор Уотсон, — произнёс он с холодным высокомерием. Голубые глаза смотрели на меня не мигая.

— Что вам угодно?

— Для начала мне угодно войти.

— С какой целью?

— Я не собираюсь ничего обсуждать через порог, — рявкнул он, выхватывая из-за пояса пистолет и приставляя его к моему животу. — Как, пройдём?

Я шагнул в сторону, пропуская его в дом. Он захлопнул за собой дверь и прислонился к ней. В тот же миг Холмс шагнул ближе и приставил револьвер к голове негодяя.

— Бросьте пистолет, и попрошу без лишних движений. Спусковой крючок у меня чувствительный, да и сам я сегодня на взводе.

Негодяй без лишних слов разжал пальцы.

— А теперь ступайте вслед за Уотсоном в нашу гостиную, и там поболтаем, как вы и просили — только на моих, не на ваших условиях.

Очень было приятно вернуться в нашу гостиную. После жутких событий последних сорока восьми часов обтёрханная, но уютная комнатка показалась мне королевским дворцом. Причём впечатление было такое, будто мы её и не покидали. Всё на своих местах, и даже в камине тихо потрескивает огонь.

Холмс толкнул нашего пленника за порог и приказал сесть у огня, сам же он остался стоять.

— Мне нужно знать ответы на некоторые крайне важные вопросы, Гансон. Где находится ваша хозяйка, баронесса Дюбейк? И где гигантская крыса?

— Вы действительно думаете, что я прямо так вам всё и выложу? — невыразительно откликнулся наш пленник. Голос его звучал будто голос какого-то автомата.

— Мне почему-то кажется, что нам удастся вас переубедить, — ответил Холмс, наводя на него револьвер.

Пленник безрадостно рассмеялся.

— Хотите — стреляйте. Если посмеете.

Я заметил во взгляде Холмса проблеск неуверенности. Я знал, что он не сможет, не станет хладнокровно стрелять в человека — ни чтобы убить, ни чтобы даже ранить. Это противоречило его нравственным принципам, в какой бы отчаянной ситуации мы ни находились.

— Не скажете добровольно, придётся прибегнуть к иным средствам. Например, к гипнозу.

При этих словах нахальную улыбку будто стёрло с физиономии Гансона. Он заёрзал в кресле.

— Да что вы понимаете в гипнозе? — проговорил он, пытаясь придать словам издевательский оттенок.

— Достаточно.

— Тогда вам должно быть известно, что загипнотизированный никогда не откроет вам того, чего открывать не хочет.

— Разумеется. Если не ослабить его волю наркотиками.

— Наркотиками?

— Наркотиками.

Вид у моряка сделался совсем затравленный. Кто бы мог подумать, что Холмс с такой точностью отыщет его ахиллесову пяту — гипноз. Видимо, будучи приближённым баронессы, он знал о силе гипнотического воздействия. Тут до меня вдруг дошло: расширенные зрачки и монотонная речь, а также совершенно безразличное отношение к револьверу Холмса, возможно, свидетельствуют о том, что он уже находится под гипнотическим воздействием и в голову ему вложен приказ не сотрудничать с врагом. Я сразу же понял, что догадка моя верна. Гансон, собственно, был марионеткой в руках баронессы, она управляла им на расстоянии, точно автоматом.

— Не думаете же вы, что я поддамся на ваш шантаж? — рявкнул моряк с неожиданной, но явно напускной бравадой, я же заметил, что из-под его бакенбард по щекам побежали струйки пота. Ему было страшно.

Холмс равнодушно пожал плечами и передал револьвер мне.

— Присмотрите за нашим гостем, Уотсон, а я сделаю необходимые приготовления к «шантажу».

Он шагнул к столику с химикалиями, сбросил сюртук и склонился над батареей пузырьков, каждый из которых был снабжён ярлычком с надписью, сделанной его собственным чётким почерком. На лице его читалась крайняя сосредоточенность.

— Концентрацию возьмём побольше, — пробормотал он себе под нос, доставая шприц для подкожных инъекций. — Это ускорит развитие событий и быстро сломит нежелание нашего друга откровенничать с нами.

Взяв пузырёк с кокаином, он поднял повыше шприц — тонкая игла поблёскивала в газовом свете — и встретился взглядом с нашим пленником.

— Как видите, это не просто шантаж. Скоро мы вытянем из вас всю правду.

При виде шприца моряк в отчаянии застонал, вцепившись в подлокотники кресла. А потом, без всякого предупреждения, вскочил, отбросив кресло назад. Глаза расширились от ужаса, будто у загнанного в ловушку животного.

— Осторожнее, Уотсон, — предупредил Холмс, ставя пузырёк на стол и делая шаг вперёд.

Будто в пьяном угаре, моряк отскочил к камину, а потом развернулся к нам лицом. Глядя на нас застывшими, немигающими глазами, он заговорил:

— Вы ничего не узнаете. От меня вы ничего не узнаете. — С этими словами он сунул руку в карман бушлата.

Мне показалось, что он сейчас выхватит спрятанное оружие, поэтому я выстрелил — пуля попала ему в плечо. На грубой ткани бушлата расплылось красное пятно, указывая на пулевое отверстие. Вскрикнув от боли, Гансон пошатнулся и взмахнул левой рукой, чтобы восстановить равновесие. Рука его задела каминную полку, с которой посыпались листы бумаги и мелкие предметы. В правой руке моряка оказалось не оружие, а белая таблетка. Метнув победоносный взгляд в мою сторону, он бросил её в рот.

— Остановите его! — вскричал Холмс.

Он кинулся к пленнику и резким захватом, как в регби, повалил его на ковёр. Потянулся к челюсти, раскрыл рот, лихорадочно пытаясь извлечь таблетку, но опоздал. Крупное тело Гансона уже билось в предсмертных конвульсиях. Через минуту он затих, жизнь покинула его.

Холмс в ярости вскрикнул и поднялся с пола. Лицо его побелело от гнева — он злился на самого себя.

— Я должен был это заподозрить заранее!

— Он покончил с собой? — спросил я. Растерянность и непонимание окончательно спутали мои мысли.

Вместо ответа Холмс встал на колени рядом с телом и вытащил из кармана бушлата ещё одну таблетку. Потом протянул мне её на ладони для осмотра.

— На крайний случай, — сказал он голосом, исполненным чувства. — А с виду совсем безобидная, верно? Скорее всего, это цианистый калий. Вот какова власть этой женщины.

— Вы хотите сказать, страх перед ней так велик, что он предпочёл умереть, только бы не раскрыть её тайну?

— Страх вызван искусственным путём. Эту мысль внедрили ему в голову.

— Посредством гипноза?

— Да.

Холмса прервал частый отрывистый стук в дверь, а потом — приглушённый горестный вопль, который издала наша домохозяйка: её, видимо, всполошил звук выстрела.

— Мистер Холмс, доктор Уотсон, вы целы? Что у вас, Господи прости, происходит?

Друг мой подошёл к двери и, не открывая её, ответил:

— Вам не о чём тревожиться, миссис Хадсон. Мы с Уотсоном просто проводим небольшой эксперимент.

— Эксперимент! — Волнение в голосе сменилось негодованием. — Я же слышала выстрел! Могли бы сказать заранее!

— Мы просим прощения. И рады сообщить, что эксперимент успешно завершился.

— Очень надеюсь, что вы уберёте за собой, — ответствовала миссис Хадсон, а потом я услышал на лестнице звук её удаляющихся шагов — она шествовала в свои покои.

Холмс смущённо улыбнулся, однако потом взгляд его упал на мёртвое тело на ковре перед камином, и лицо потемнело.

— Из-за моей нерасторопности мы упустили великолепную возможность не только подтвердить свои догадки касательно местонахождения баронессы и выведенного ею мерзкого создания, но и узнать побольше о её планах.

— Вам не в чем себя винить. Мы стали свидетелями удивительной силы страха и гипнотического воздействия. Полагаю, в анналах преступлений такого ещё нет.

Холмс кивнул:

— Кажется, нет. Но я должен был предвидеть подобное развитие событий. Я же на себе испытал невероятное могущество этой женщины. Мог бы получше оценить мощь её гипнотического воздействия. — Он тяжело вздохнул и потёр висок длинными тонкими пальцами. Казалось, он пытается прояснить мысли, стереть угрызения совести, забыть об упущенных возможностях. — Остаётся надеяться, говоря словами Теннисона, что «мы в скорби мудрость обретаем».

— И что дальше?

Холмс взглянул на труп.

— С похоронами придётся повременить. Сейчас у нас есть дела поважнее.

— Согласен, но не оставлять же его здесь. А если миссис Хадсон войдёт?

Холмс неуверенно усмехнулся.

— Да уж. Нам в любом случае придётся поискать другое пристанище. Так что он пока может полежать в моей спальне. Уж мне-то она нынче ночью точно не понадобится. Ладно, давайте «оттащим подальше потроха».

Мы перенесли труп в спальню Холмса, после чего я налил нам по бокалу бренди. Выпили мы его быстро и в молчании.

— А теперь составим план на вечер, — проговорил наконец Холмс. — Я должен убедиться, что мы взяли верный след и что наш противник действительно расположился в пустующем помещении типографской компании «Орёл». Так что придётся посетить Ротерхит.

— Одному вам нельзя. Слишком опасно, да и времени у нас мало.

— Я рад, что вы это предложили, Уотсон. Лишняя пара глаз и второй пистолет не помешают. Конечно, пойдём вместе. Я не стал сам вам этого предлагать, потому что затея обещает быть чрезвычайно опасной, а вы и так уже столько раз рисковали жизнью по ходу этого расследования. Однако, говоря по правде, ваша помощь сегодня вечером может оказаться неоценимой.

— А я не о себе говорил. Вы должны поставить в известность Лестрейда. Он отрядит своих людей, чтобы они окружили их логово. Вдвоём же мы слишком уязвимы.

— А если я ошибся и мы никого не обнаружим на этой фабрике?

Я покачал головой.

— Но вы сам-то не верите, что могли ошибиться?

Холмс чуть помедлил, однако я слишком хорошо его знал, чтобы сомневаться в ответе.

— Разумеется, не верите, — продолжал я торопливо. — Сейчас не время для схватки один на один, Холмс. А если вас снова возьмут в плен, а если убьют? Что тогда? Нужно задействовать официальную полицию. Вы же обещали держать инспектора в курсе всех новостей.

Холмс покачал головой.

— Я ничего не обещал. Я просто кивнул, когда Лестрейд озвучил свою просьбу — или приказ.

Его ребячливый ответ вызвал у меня приступ гнева:

— Сейчас не до копания в словах. Холмс. Я понимаю, вы хотите действовать самостоятельно, но дело слишком серьёзное, и слишком многое поставлено на кон, сейчас не до ваших капризов.

— Уотсон, вы просто не понимаете, что сейчас главное — скрытность. Если к дому явится толпа констеблей, воспоследуют хаос и сумятица — и за этой дымовой завесой наша главная противница обязательно сбежит. Один лазутчик — или два, если вы согласитесь, — могут достичь куда большего. Скрытность и осмотрительность — вот залог успеха, а не грубая сила, помноженная на невежество.

Я понимал разумность доводов Холмса, но мне было совершенно ясно, что, собираясь действовать в одиночестве, он идёт на огромный риск. Я осторожно объяснил ему это, указав на опасность того, что баронесса, возможно, ещё имеет над ним некую гипнотическую власть, которая усилится при сближении в пространстве. Я понял, что этот довод произвёл впечатление. Сам Холмс об этом явно не подумал. Он прикрыл глаза, опустил подбородок на грудь и минут пять пребывал в глубокой задумчивости. Потом наконец встал, дошёл до окна, выглянул на улицу. А затем посмотрел на карманные часы.

— Холмс? — окликнул его я.

Он бросил на меня резкий взгляд, будто успел забыть о моём присутствии.

— Некоторые ваши соображения, Уотсон, безусловно, очень ценны, — заметил он, не повышая тона, — но я всё-таки глубоко убеждён, что пока не нужно подключать полицию. И всё же… — Он вытянул руку, останавливая мою попытку перебить его. — И всё же, мне представляется, тут будет нелишним компромисс.

— Компромисс? Что вы имеете в виду?

— Вот что: в Ротерхит я поеду один, а вы останетесь здесь, однако в оговорённое время свяжетесь с Лестрейдом. Вы расскажете ему всё, от начала до конца, отойдёте на безопасное расстояние, пока он не перестанет изрыгать пламя, а потом сопроводите его и его войско констеблей на причал Соломона в Ротерхите.

— Я по-прежнему считаю, что одному вам идти нельзя. Слишком опасно.

— Опасность — часть моего ремесла, — резко парировал Холмс. — Ну как, устраивает вас такой компромисс?

— Да уж, похоже, выбора у меня нет.

Холмс приподнял бровь:

— Похоже?

Поколебавшись, я кивнул:

— Хорошо.

— Вот и умница, — похвалил мой друг, хлопнув меня по плечу. — Я знал, что смогу на вас положиться. Ну, время к восьми. Мне нужно переодеться и доехать до Ротерхита, то есть в цеху типографской компании «Орёл» я окажусь вскоре после девяти. Свяжитесь с Лестрейдом около десяти — тогда у меня будет пара часов до вашего прибытия вместе с подкреплением.

— Не подведу.

— Спасибо.

Через десять минут я пожимал руку Холмса — он стоял в дверях нашей гостиной, готовый к отбытию.

— Только заклинаю, будьте сегодня особенно осторожны, — попросил я, крепче стискивая его ладонь.

Он кивнул.

— Буду. Буду.

На лице его промелькнула хмурая улыбка, а потом он исчез.

Я вернулся в кресло у камина, и меня объяло чувство всепоглощающей тоски. В дальнем уголке мозга зашевелилась мысль: напрасно я отпустил Холмса в эту опасную экспедицию, согласиться на компромисс было с моей стороны глупостью и слабостью. Я завёл часы, глянул на них. Четверть девятого. Может, плюнуть на все слова Холмса, сесть в кэб и отправиться прямиком в Скотленд-Ярд? Побуждение было едва преодолимым, но я знал, что не поддамся ему. Я дал Холмсу слово, а за все годы нашей дружбы я ещё ни разу не нарушил обещания. И не время сейчас начинать.

Я попытался отвлечься — полистал роман, но слова стояли перед глазами, отказываясь складываться во что-то осмысленное. Мысли мои то и дело возвращались к баронессе и к гигантской крысе. Все попытки возвести стену и огородить мозг от этих безрадостных мыслей заканчивались тем, что стена рушилась. Я в раздражении отбросил книгу. Рука потянулась к графину, но я тут же её отдёрнул. Сегодня мне как никогда понадобится ясная голова.

Я принялся расхаживать по комнате, время от времени выглядывая в окно. На Бейкер-стрит зажглись фонари, лужицы неяркого янтарного света растеклись по тротуарам. Я ещё раз посмотрел на часы. Стрелка едва переползла за половину девятого. Возникло искушение их потрясти — а вдруг остановились? — однако тут я заметил, как секундная стрелка неустанно движется по кругу. Итак, Холмс ушёл всего каких-то четверть часа назад!

Я снова сел — нервы так и трепетали — и стал ждать.

Через некоторое время усталость всё-таки взяла своё, да и тепло от камина оказало ей содействие: я задремал. К реальности и к полной ясности мыслей меня вернул внезапно раздавшийся за дверью стук тяжёлых шагов — кто-то стремительно поднимался по ступеням. Я едва успел встать, как дверь распахнулась и вошёл Майкрофт Холмс. Лицо его было красным и мокрым от пота, грудь вздымалась как кузнечные мехи. В левой руке он сжимал газету. Лишь через несколько секунд он отдышался и смог заговорить.

— Где он? — воскликнул Майкрофт, бухнувшись в ближайшее кресло. — Господи, Твоя воля, где?