Всё в Стрельсо выдавало его средневековое прошлое. Сложно было сказать, что именно накладывало отпечаток времени: то ли древняя архитектура, то ли узкие мощёные улочки. Даже суетливый XIX век оказался почти бессилен что-либо изменить здесь. Мы въехали в ворота столицы около восьми часов утра и сразу же испытали потрясение от удивительной причудливости окружения: деревянные домики, которые, казалось, нависали над улицей, чтобы приветствовать друг друга, или опирались на соседа, либо солидные каменные дома, украшенные резьбой, и совершенно не тронутые дымной копотью и смогом, злейшими врагами строений в Лондоне.

Несмотря на ранний час, город уже бодрствовал и активно приветствовал новый день. Мы с другом легко смешались с потоком горожан, направлявшихся по своим делам. Лошадей мы оставили в платной конюшне; они заслужили передышку и торбу с сеном. Конюх показал нам, как добраться до Фридрихштрассе, места расположения британского посольства. Однако, невзирая на все преграды, там хватило пятнадцати минут, чтобы добраться до крыльца симпатичного небольшого здания.

Холмс передал свою визитку лакею, открывшему нам дверь. Нас проводили в холл и попросили подождать, пока хозяину передадут известие о нашем присутствии. Лакея не было всего лишь несколько минут, и он тут же вернулся, чтобы сопроводить нас в кабинет посла. Это была элегантно обставленная комната с красными бархатными гардинами, китайскими коврами на полах, золочёными стульями и огромной хрустальной люстрой, сверкающей в утреннем свете. Там, за большим столом, стоя, нас ожидал невысокий лысеющий человек с роскошными бакенбардами.

— Джентльмены! Джентльмены! — воскликнул он и поспешил нам навстречу с дружескими рукопожатиями. — Прошу вас, присаживайтесь. — Он указал на кресла возле камина.

Холмс взял из кармана пальто письмо Майкрофта и передал его сэру Роджеру, который сидел напротив него и смотрел на полученный документ с явным безразличием.

— Должен признаться, джентльмены, я в смятении, — он нервно закашлялся. — Вы должны понимать, что обычно мои обязанности здесь, в Стрельсо, имеют исключительно дипломатический характер и в определённой мере они весьма однообразны. А тут заговоры, шпионы, пропавшие агенты и прочее… это совершенно выходит за пределы моей компетенции.

Холмс сочувственно улыбнулся, но глаза его остались совершенно холодными.

— Так-так, — тем временем продолжил наш хозяин, — вы оба не кажетесь утомлёнными долгим путешествием. Не расскажете ли, что задержало вас в пути?

— Истории у нас Уотсон мастер рассказывать, — довольно резко ответил Холмс.

— Ах да, — ничуть не смутился сэр Роджер и сосредоточил всё внимание на мне, в ожидании приподняв брови.

Я быстро поведал ему о наших приключениях, начиная с беготни на кёльнском вокзале и заканчивая нашим отбытием незамеченными из «Кабаньей головы». И пока я говорил, Холмс нетерпеливо мерил комнату шагами, и на лице его застыло раздражённое выражение.

— Боже мой, — сказал посол, когда я закончил своё повествование. — Какая невероятная история! А вы уверены в том, что за этими безобразиями стоит граф Руперт?

— Абсолютно, — холодно отрезал Холмс.

— Неужели?! Я, конечно, знал, что этот человек доставляет королю немало хлопот, но даже представить себе не мог, что всё так серьёзно. Однако после получения крайне загадочной телеграммы от мистера Майкрофта Холмса этим утром я лично отправился на станцию, чтобы встретить «Голден лайон». А когда вас там не оказалось, я заподозрил худшее. — Он провёл рукой по лбу. — Я понимаю, что сейчас ещё слишком рано, но в связи со всеми этими расстройствами я бы не отказался от глотка бренди. Надеюсь, вы присоединитесь ко мне, и мы обсудим, чем именно я могу вам помочь. А пока прошу меня простить, — с этими словами он поднялся и поспешил прочь из комнаты.

Лицо Холмса было холодным и каменно неподвижным.

— В чём дело, Холмс? Вы вели себя исключительно странно с первой минуты, как мы оказались в этом доме. Да и с сэром Роджером вы были довольно грубы.

— Здесь что-то не так, Уотсон. Не могу понять, что именно, но здесь определённо что-то не так.

— Только не говорите мне, что вы стали доверять своей интуиции больше, чем здравому смыслу.

— Ни в коем случае! О том, что здесь не всё в порядке, говорит мне мой разум, а не чувства. Однако мысли слишком неопределённые, и пока причина для их возникновения мне не ясна. — Он зажмурился и стал тереть брови.

Открылась дверь, и в неё вошёл сэр Роджер Джонсон, неся в руках серебряный поднос с тремя бокалами для бренди и бутылкой. Подойдя, он всё поставил на столик.

— Это руританский бренди из винограда, выращенного на виноградниках Зенды, и изготовленный там же. Он обладает прекрасным, уникальным вкусом и чудесно освежает.

Сэр Роджер налил нам щедрые порции напитка.

— Итак, джентльмены, будем надеяться, что ваша миссия больше не встретит на своём пути никаких препятствий.

Я сделал большой глоток и почувствовал, как жгучая жидкость спускается по горлу. Холмс, сделавший то же самое, внезапно резко вскрикнул и бросил свой бокал на пол.

— Стойте, Уотсон, — прокричал он, выбивая бокал у меня из рук.

— В чём дело?

— Я так и знал, что здесь что-то нечисто! — сказал он. — Всё дело в новых ботинках!..

Но его слова уже звучали глухо, словно издалека, а яркие цвета и блеск комнаты, в которой мы находились, стали неотвратимо меркнуть. Красный оттенок штор смешался с кремовыми тонами стен, и пол, которому пристало бы находиться под ногами, с подозрительной скоростью приближался к моему лицу. И в последнюю секунду перед тем, как на меня навалилась тьма, я понял, что меня отравили.

Я вздрогнул и очнулся. Внезапное ощущение ледяной воды на моём лице заставило меня сделать судорожный вдох. Я с огромной скоростью вылетел из тёмного тоннеля снова в сознание. Постепенно ко мне вернулось и зрение, и я смог осмотреться: я больше не находился в роскошном кабинете посла Британии. Новое окружение было значительно темнее и скромнее. Стены, обитые тёмными дубовыми панелями, были украшены всевозможными звериными головами и старинным оружием. Сквозь два небольших окна слева от меня просачивался розоватый вечерний свет. Кроме него комнату освещали пара масляных ламп да пылающий огонь в камине из грубого камня.

Я потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок и стряхнуть с лица холодные капли. Оказалось, что я был привязан к резному деревянному креслу, как и мой друг, Шерлок Холмс, которого тоже только что подвергли холодному обливанию. Источником и причиной сего удовольствия оказался сэр Роджер Джонсон, который и стоял подле нас, всё ещё сжимая в руках ведро, с которого капала вода. Его черты я без труда распознал в мерцающем свете огня из камина.

Однако меня больше интересовали двое других присутствующих в этой комнате. Они молча стояли рядом, наблюдая за мной и моим другом с некоторым язвительным весельем. В одной фигуре с неестественно напряжённой спиной я узнал барона Гольштейна, потому что чуть светящийся огонёк его манильской сигары помог мне рассмотреть его лицо. Тут третья фигура немного выдвинулась из тени, и, хоть я и видел его один раз и мельком, я не смог не узнать это жёсткое лицо, которое могло принадлежать только одному человеку, графу Руперту Хентзосскому.

— Я так рад, что вы пришли в себя, джентльмены, — мягко произнёс он. — Добро пожаловать в королевский охотничий домик. К сожалению, сам его королевское величество король Рудольф не может поприветствовать вас здесь лично. Боюсь, он не в самой лучшей физической форме, — тут он коротко и злобно рассмеялся. — Однако его отсутствие мало что может изменить, поскольку очень скоро моим станет не только этот домик, как вы понимаете, но и всё имущество, владения, титулы и парадные платья короля, включая трон, разумеется. — Он буквально светился злорадным торжеством, в его глазах горел фанатический огонёк, который я уже видел ранее в лицах других наших противников. — Полагаю, вам будет приятно знать, что моему восхождению на трон способствует ваш согражданин, подданный Великобритании, мистер Рассендил.

Холмс сохранял молчание, и его замершее лицо не выдавало никаких эмоций. Отсутствие должной реакции разозлило графа Руперта, и улыбка постепенно сошла с его губ.

— Вы доставили мне достаточно хлопот, мистер Холмс, — продолжил граф, указывая затянутым в перчатку пальцем на моего друга. — Вы вмешались в ход моей лондонской операции, принеся смерть троим моим верным агентам, вы выскользнули из моей сети в Кёльне и даже ухитрились избежать когтей нашего барона.

При этих словах Гольштейн холодно глянул на Холмса, и в его напряжённых чертах читалась явная злость.

— Однако я нахожу забавным тот факт, — продолжил граф Руперт, — что поймать вас удалось именно в вашем посольстве.

Я больше не мог молчать, слушая, как этот подлец оскорбляет нас, да ещё в таком непозволительном тоне. Я отчаянно дёрнулся, стараясь ослабить путы, но не преуспел.

— И в этом вам помог ещё один негодяй и предатель, — бросил я ему в лицо.

— Напротив, доктор Уотсон, — мягко возразил граф Руперт. — Сэр Роджер просто достаточно умён, чтобы почувствовать, где его выгода.

Я с ненавистью посмотрел на отступника, но тот старательно избегал моего взгляда.

— О, не будьте так строги к сэру Роджеру! — произнёс граф нараспев. — Одинокий, заскучавший человек, на долгие годы застрявший в чужой стране и совершенно не знающий, чем себя занять! Ему было необходимо немного развлечься, немного украсить свою жизнь. А деньги и власть всегда помогали склонить человека на нужную сторону.

— Они к тому же помогают подкупать и особенно эффективны в оказании влияния на тех, кто лишён чести и собственной головы на плечах, — заметил Холмс.

— О, мистер Холмс, я так рад, что вы присоединились к нашей ничтожной беседе! Конечно же я читал о ваших выдающихся способностях и искренне горжусь, что вы сочли необходимым проделать весь этот нелёгкий путь из Лондона, чтобы я мог с вами попрощаться.

Холмс позволили себе чуть заметную улыбку.

— Я был бы никуда не годным сыщиком, если бы позволил такой посредственности, как вы, положить конец моей карьере. Умы не в пример значительнее уже пытались это сделать и, как видите, не преуспели.

Граф Хентзосский рассмеялся.

— Какая бравада! Связан, как цыплёнок, а всё равно верит в то, что на коне! Классическое заблуждение оптимиста перед лицом реальности. Как я узнал, это типичная английская слабость, которой все заражаются в играх на полях Итона, не так ли, сэр Роджер?

Маленькому предателю было явно не по себе.

— Давайте уже с этим покончим. Убьём, и с концами, — выпалил он.

— Видите, как нетерпеливо жаждет он вашей смерти, джентльмены? Никак не может дождаться вида пролитой крови, — граф Руперт буквально сиял от удовольствия.

— Он хочет избавиться от нас, потому что мы напоминаем о его предательстве, а толкает его на это подлая натура, — огрызнулся я.

Мои слова вызвали искру ярости в глазах сэра Роджера, и он с рычанием метнулся было ко мне, намереваясь ударить, но граф остановил его.

— Всему своё время. Не один вы желаете уничтожить наших врагов. Барон тоже хочет видеть, как эти двое поплатятся за своё вмешательство.

Барон наблюдал за нами сквозь полусомкнутые веки и при этих словах выдохнул в нашу сторону клуб дыма.

— У меня до сих пор немного саднит скула, — произнёс он. — Но я не в обиде. Смерть будет достаточным наказанием для вас.

Граф Руперт усмехнулся, глядя на своего сообщника. И лишь потом перевёл издевательский взгляд на меня и Холмса.

— Ну что ж, мистер Холмс и доктор Уотсон, боюсь, пришло время нам расстаться. Я должен ехать, но, как вы и сами видите, я оставляю вас в надёжных руках. К сожалению, многие мои дела не терпят отлагательств, особенно те из них, что связаны с приездом короля Богемии, а это произойдёт уже через два дня, так что остаться с вами я никак не могу, вы уж меня простите!

— Граф Руперт! — с усилием произнёс Холмс. — Я бы хотел вам кое-что сказать, пока вы ещё не ушли.

Граф сначала выглядел слегка озадаченным, затем широко улыбнулся.

— Это будет ваше предсмертное желание? — Он запрокинул голову и зашёлся рычащим хохотом. — Записывайте, барон, мы потом вырежем их на его могильном камне.

Но этот выпад, казалось, нисколько не задел Холмса.

— Ну что ж, детектив, что вы такого можете мне сказать? — наконец снова заговорил граф Хентзосский, когда его веселье немного улеглось.

— Кое-что, о чём вам следует подумать, граф. Если вы сейчас присвоите корону, насколько надёжно будет ваше положение? Ваши собственные действия покажут пример того, как можно узурпировать власть, и за вами последуют другие. Вот даже Гольштейн, как долго, по-вашему, ему захочется выполнять ваши поручения? «Любовь плохих друзей рождает страх», — как сказал классик, особенно это касается подобных ситуаций. Вам придётся всё время быть на чеку, не доверять ни одной живой душе. И помните, в мире всегда найдутся сторонники династии Элфбергов, которым достанет терпения ждать своего шанса, чтобы вернуть то, что по праву принадлежит им. Остановите это безумие сейчас, пока не поздно. Потом уже ничего не исправить.

— Славная речь, мистер Холмс. Однако вы, похоже, не понимаете, что я не могу противиться своей судьбе. Я был рождён, чтобы править, чтобы носить корону моей страны. Рудольф был слабым и бесполезным королём, и Руритания взывает ко мне. Я не могу игнорировать этот призыв. — С этими словами Руперт Хентзосский покинул комнату.

Мгновения спустя мы услышали топот копыт, уносящийся прочь.

Какое-то время в комнате висела мёртвая тишина, которую нарушал лишь треск поленьев в камине.

Первым ожил барон Гольштейн. Он бросил в огонь свою сигару и повернулся к Холмсу.

— А теперь настало время нам немного развлечься, — объявил он.

Его лицо утратило юношеский пыл, который мы видели по дороге в «Кабанью голову», и превратилось в мёртвую зловещую маску.

Сэру Роджеру по-прежнему было не по себе. Я был уверен, что этот человек только сейчас стал понимать весь смысл своего предательства. Посулы денег и власти скрыли от него пугающую реальность происходящего. Казалось, он так до конца и не понимал, какого рода кровопролитие повлечёт за собой его поступок.

— Скажите, что вы с этого имеете? — обратился я к нему. — Тридцать серебреников? Неужели вы считаете, что наши смерти будут легко восприняты в Англии? Сюда приедут другие, чтобы провести расследование. Вы и их убьёте?

В красноватом свете пламени было видно, как исказилось беспокойством лицо Джонсона.

— Давайте же покончим с этим, — зашипел он на Гольштейна.

— Не теряйте терпения, друг мой, это всего лишь отчаянный вопль утратившего надежду, — и с этими словами Гольштейн взял кочергу и сунул её в самую жаркую часть пламени. — Посмотрим, сколько присутствия духа сохранят эти джентльмены, когда я с ними закончу.

Сэр Роджер резко втянул в себя воздух.

— Что вы собираетесь с ними делать? — спросил он прерывающимся голосом.

Гольштейн коснулся подбородка.

— Они оставили отметину на мне, и я намерен вернуть им их знак внимания.

— Видите ли, Уотсон, — любезно пояснил мне мой друг, — несмотря на слухи об эволюции, некоторые из местных жителей по-прежнему остались на уровне развития неандертальцев.

Я понимал, что он делает эти провокационные заявления, чтобы выиграть время. Пока он говорил, его руки не переставая пытались избавиться от пут. Однако, судя по всему, его попытки были далеки от успеха.

Гольштейн лишь усмехнулся в ответ на эти слова. Вытащив раскалённую кочергу из пламени, он поднёс её горящий пульсирующим светом наконечник к лицу, которое сразу же озарилось янтарным светом.

— Ну-с, мистер Холмс, где же мы поставим вам отметину? — спросил он, медленно надвигаясь на моего друга.