Уолли хотел назвать его «Фениксом», и это было бы самое подходящее имя. В арабской легенде эта царственная птица заканчивает свою 500-летнюю жизнь в пламени погребального костра, а из пепла рождается новая. Для древних египтян она олицетворяла Солнце, которое умирает каждый вечер и возрождается поутру. Отличное было бы имя для новой «птицы» Ширры, которая возродилась из пепла несчастного «Аполлона-1».
Но бесцветные технократы из NASA не любили давать космическим кораблям личные имена. Воображение не являлось их сильной стороной, и они постановили, что полет ракеты «Сатурн IB» за номером SA-205 и командного модуля 101 (лунного модуля не предусматривалось) будет называться «Аполлон-7». Соединенные Штаты были вновь готовы лететь.
В течение 1968 года почти вся программа была сосредоточена на одной цели – благополучно запустить Уолли, Уолта и Донна. На «Аполлон» работали 33 000 человек, получающих жалованье в NASA, и 383 тысячи в частном секторе. Боевой корабль вполне мог бы плыть в поту, который они все вместе пролили. Если бы преданность делу превращалась напрямую в ракетную тягу, они бы смогли отправить «Аполлон-7» на дальние окраины Галактики, подобно кораблю «Энтерпрайз» в новом популярном телевизионном проекте Star Trek.
Уолли стал сущим дьяволом. Этот приятный в общении человек, любящий пошутить и слегка развязный, превратился в сосредоточенного, недружелюбного ублюдка, раздающего «пистоны» направо и налево. Став командиром первого «Аполлона», отправляющегося в полет, он взял на вооружение большой молоток и пускал его в ход без промедления. Он стоял над душой у всякого, кто имел обязательства по изготовлению нового корабля, или же вцеплялся ему в хвост, тут же доводя до сведения виновника, если он сам или кто-то из членов экипажа был недоволен работой. «Не вам предстоит лететь на этой штуке, – гремел он, – а нам! А те ребята, которые попытались сделать это в прошлый раз, сгорели заживо. Такого при мне не будет, братан». Донн и Уолт тоже разговаривали в раздраженном духе, хотя и не настолько.
Дошло до того, что персонажи поменялись ролями – Фрэнк Борман, всегда жесткий и решительный, обратился вдруг в миротворца. Он был отряжен работать с руководящей группой, которая отвечала за изготовление командного и служебного модуля для «Аполлона-7», и видел, что занудство Уолли уже не помогает, а вредит делу. Фрэнк сказал Дику, что Ширра зарывается, что все уже много раз слышали его хотелки и что этот ураган требований начинает мешать работе. Вправьте этим ребятам мозги, сказал Борман Дику, иначе North American не сможет закончить изготовление корабля и он никогда не поднимется в космос. Слейтон согласился, и это был не последний случай, когда Уолли и Дик схлестнулись по поводу полета «Феникса».
В конце концов стал обретать плоть корабль, по сути спроектированный заново и включающий тысячи улучшений, которые обошлись в полмиллиарда долларов. Изменилась вся его внутренняя начинка, начиная с новой краски и новых тканей, которые отказывались гореть даже в чистом кислороде. Люк, который не смогли открыть астронавты «Аполлона-1», перепроектировали так, чтобы его можно было распахнуть всего за три секунды. Приняли решение, что до старта астронавты будут находиться не в чисто кислородной среде, а в намного более безопасной атмосфере из азота и кислорода.
Приземистый командный модуль, чем-то похожий на бумажный стаканчик для воды, который весил пять тонн, но имел всего 3,9 метра в диаметре, привезли из Калифорнии на Мыс для финальных проверок и подготовки к старту. В конечном итоге все, и даже Уолли, согласились, что он безопасен, пригоден и работоспособен. Запуск был намечен на осень 1968 года, и темп тренировок стал ускоряться.
Время на тренажерах оказалось в дефиците, потому что экипаж «Аполлона-7» не был единственным в графике, хотя им и давался приоритет на всех имеющихся установках. В качестве дублеров, мы с Томом и Джоном тоже оттачивали свои навыки, тем более что мы должны были не только помочь подготовиться основному экипажу, но и отработать свои действия для полета на «Аполлоне-10».
Дик произвел новые назначения, и эти ребята тоже вышли на подготовку. К «Аполлону-8» тренировались Джим МакДивитт, Дейв Скотт и Расти Швейкарт в качестве основного экипажа и Пит Конрад, Дик Гордон и Ал Бин как дублеры. По их следам предстояло пройти «Аполлону-9», на который были назначены Фрэнк Борман, Майк Коллинз и Билл Андерс. Их дублировали Нил Армстронг, Джим Ловелл и Базз Олдрин.
План полетов выглядел примерно так:
«Аполлон-7» даст нам новый старт и позволит полностью испытать системы командного и служебного модуля в 11-суточном полете на околоземной орбите. Он будет запущен ракетой «Сатурн IB».
Через несколько месяцев после этого команда МакДивитта первой отправится в полет на гигантской ракете «Сатурн V», взяв с собой первый лунный модуль. На орбите они должны будут отделить LM от командного модуля и испытать лунный модуль в качестве отдельного космического аппарата, а затем вновь состыковаться с основным кораблем.
Экипажу Бормана на «Аполлоне-9» предстояло выполнить такую же программу, но на значительно более высокой орбите, с апогеем около 6400 км над Землей, чтобы проверить работу всех систем в условиях дальнего космоса.
Если все эти испытания пройдут успешно, то у нас появится хороший шанс, что «Аполлон-10» преодолеет весь путь до Луны – и совершит посадку на нее! И тогда Тому Стаффорду и мне предстоит спуститься в лунном модуле до самой лунной поверхности и сделать исторические шаги по ней. Конечно, ничего еще не решилось окончательно, и были весьма серьезные доводы за то, что первая посадка достанется Питу Конраду на «Аполлоне-11» или Нилу Армстронгу на «Аполлоне-12». Все зависело от сроков, обстоятельств и от успеха предыдущих полетов.
Я ничего не мог предпринять по этому поводу и сосредоточился на новой работе пилота лунного модуля, который, однако, еще никогда не видел «во плоти». Поэтому за несколько месяцев до полета «Аполлона-7», уже набрав весь возможный опыт работы на «своей» части командного модуля, я урвал немного времени, чтобы посетить Бетпейдж в штате Нью-Йорк, родину корпорации Grumman, где создавались лунные модули.
Модуль LM-4 выглядел аляповато. Имея почти семь метров в высоту, он сидел на паучьих ногах на просторном полу цеха, искоса посматривая на меня треугольными глазами. Тело его напоминало раздавленную пачку сигарет, обернутую в мятую золотую фольгу. Он был больше похож на двуглазого и однорогого летающего пурпурного людоеда, нежели на космический аппарат, который сможет доставить меня на Луну. Другие лунные модули на разных стадиях строительства свисали с потолочных балок, зацепленные за траверсы и качающиеся под ними, словно механизмы для взбивания коктейля, а некоторые обитали на полу – скелеты, ожидающие своей кожи. Внутри эта штуковина выглядела не сильно лучше. Том и я должны были стоять в пространстве размером с телефонную будку, удерживаемые на месте притягами, и пилотировать лунный модуль, глядя через окно, считывая числа с компьютера и играя электрический концерт на паре сложных клавиатур из приборов и органов управления двигателями.
Я привык летать на самолетах и на космических кораблях, сделанных из прочной стали, – на машинах, издающих гулкий звук, если ударить их молотком, на крепких и тяжелых аппаратах, выходящих из ворот предприятия, которое летчики гордо называли Металлическим заводом Grumman. Насколько же противоречил этому образу лунный модуль! Кожа этой птички была сделана из металла столь тонкого, что он казался почти прозрачным. Вместо того чтобы нагромождать стальные конструкции, Grumman теперь обещал премию в 25 000 долларов за каждый фунт, который удастся соскоблить с лунного аппарата и, клянусь Богом, их уже осталось совсем мало. А то немногое, что все-таки осталось, выглядело устрашающе в прямом смысле слова. Стоило уронить отвертку, и она бы прошла насквозь. Два стеклянных окна довели до столь малой толщины, что они изгибались при наддуве кабины.
Однако внешность обманчива. История покажет, что этот хрупкий, похожий на большого жука лунный посадочный аппарат сможет сделать всё, что от него требуется, а сверх того окажется спасательной шлюпкой, которая сохранит жизнь трем астронавтам.
С предприятия я ушел под впечатлением от заразительного энтузиазма груммановских парней. Я не шучу: они на самом деле целовали каждый построенный лунный модуль, прежде чем отправить его в NASA. И если они были готовы любить эту машину, то я был готов лететь на ней.
Мое внимание в этой первой командировке было полностью сосредоточено на LM-4, модуле, которому предстояло лететь в составе «Аполлона-10». Если бы я был награжден чутьем, я бы прошел вдоль сборочной линии и провел некоторое время рядом с другим аппаратом, с тщедушным LM-12, который пребывал на ранней стадии творения. И хотя LM-4 навсегда остался особым для меня изделием, именно LM-12 оказался моим домом на Луне.
Горючим, которое должно было доставить нас на Луну, являлся не аэрозин-50, не четырехокись азота, не жидкий кислород или водород и даже не Wheaties, поглощаемый культуристами, а деньги, а их становилось мало. На 1968 финансовый год NASA запросило 4,3 млрд долларов, но Конгресс утвердил лишь 3,9 млрд. Это была минимальная сумма уже за пять лет, а меж тем «Аполлон» еще даже не совершил первого пилотируемого полета. Поговаривали, что средств может не хватить на оплату всех запланированных полетов до «Аполлона-20» включительно. Астронавты, впрочем, не слишком беспокоились о федеральном бюджете. В нашем мире существовала лишь космическая гонка, которая опять обострилась до предела. Мы снова находились в состоянии лихорадочной спешки, и в сутках не хватало часов, чтобы провести все необходимые тренировки, а тем более – чтобы решать проблемы свихнувшегося мира.
В январе Северная Корея захватила американский корабль «Пуэбло», а в феврале телевизионные кадры печально знаменитого северовьетнамского наступления вошли в американские дома и принесли с собой кровавую драму Вьетнама. В апреле убили Мартина Лютера Кинга, и его философия ненасилия умерла вместе с ним. В городах американской глубинки разгорался пожар. В июне застрелили Бобби Кеннеди, который должен был стать кандидатом в президенты от Демократической партии. Бунтовали американские студенты. Советские танки совершили жестокий рейд на родину моих предков, в Чехословакию. И с каждой плохой новостью утекали федеральные доллары, на которые жила космическая программа.
Большинство американцев могло согласиться, пожалуй, лишь с одной идеей: мы должны, мы просто обязаны опередить русских на пути к Луне, и мы – астронавты – были полностью поглощены тем, чтобы довести «Аполлон» до старта. И без того невероятное давление на нас продолжало расти, оставляя мало времени на газеты или телевизионные новости, а на сон грядущий мы читали план полета. Нам приходилось отрывать время от семейных дел по выходным, и мы чувствовали себя ворами. Даже на вечерних посиделках в баре после 12 часов на тренажере все разговоры крутились вокруг полета, всегда вокруг полета. Первые испытательные запуски беспилотного лунного модуля и командного модуля на ракете «Сатурн V» прошли успешно; Юрий Гагарин погиб в авиакатастрофе всего через семь лет после того, как стал первым человеком в космосе; в Хьюстон прибыла очередная партия новых астронавтов – так много, что я не смог запомнить все имена; Советы восстанавливали свое положение в космосе в огненном сиянии мощных новых ракет. Беспилотный «Зонд-4» совершил полет на высоту 330 000 км над Землей, пугающе похожий на наши планы с «Аполлоном». Через несколько месяцев под именем «Зонд-5» еще один беспилотный «Союз» пронесся над обратной стороной Луны, и среди компьютерных данных мы услышали голос космонавта. Это была лишь запись на пленке, но нас она потрясла до глубины души. Плохие парни снова участвовали в гонке, и в их распоряжении был беспилотный корабль, который первым облетел Луну и вернулся.
Шефы NASA в спешке пытались решить, как ответить на новую угрозу. Неужели русские действительно первыми полетят к Луне? Смогут ли они это сделать? Мы знали, что они уже однажды справились с катастрофой – в 1960 г., когда беспилотная ракета, наполненная 400 тоннами топлива, взорвалась подобно бомбе на стартовой площадке и убила более 60 ведущих ракетчиков. Сейчас, очевидно, они также смогли восстановиться после трагедии «Союза-1» и были готовы лететь снова. Этот скрипучий голос космонавта с пленки магнитофона, облетающего Луну, терпеть было просто невозможно!
И все же сложная композиция нашего «Аполлона» еще не была вполне готова. Я проводил на тренажерах часы, дни и недели, обучаясь летать на том, что никогда еще не летало, и реагировать на аварийные ситуации, придуманные дьявольски изобретательными инженерами, которые вели наши тесты. Мне приходилось «падать» и «гореть» на их придуманной Луне, когда я не успевал быстро принять правильное решение. В таком случае полагалось выпить кофе и повторить все сначала, потому что там, у Луны, у провалившего экзамен не будет второго шанса. Ты должен сделать это снова, потому что русские занимаются тем же самым.
И вот настал день испытания под названием «Аполлон-6» – предстояло испытать в полном составе «Сатурн V» и большую часть оборудования, которая доставит «Аполлон» на Луну, с тем исключением, что на борту не будет экипажа и лунного модуля. Огромную ракету проверили заранее и со всей суровостью, она прошла бесконечные тесты на надежность, были изучены все ее уголки и щели, потому что мы не могли позволить себе еще одной неудачи. Если и была в истории космическая «птица», полностью готовая к полету, то это «Аполлон-6». Задача была проста – всего лишь проверить космический аппарат при возвращении на Землю. Предполагалось по умолчанию, что эта чертова штука по крайней мере выйдет на орбиту.
4 апреля 1968 г. ракета красиво поднялась над Мысом и почти немедленно столкнулась с серьезной проблемой. Имя ее было POGO – оно совпадало с названием известной палки-попрыгунчика и дословно, и по сути: на первой ступени ракеты развились серьезные продольные колебания. Изделие трясло настолько сильно, что в ходе подъема оторвалась одна из панелей адаптера, которым соединялась третья ступень ракеты со служебным модулем корабля. Тем не менее первая ступень закончила работу по графику, и эстафету приняла вторая. На ней же один за другим выключились два маршевых двигателя J-2. Будь это пилотируемый старт, такая неисправность повлекла бы автоматическое срабатывание системы аварийного спасения. Башня с ее двигателями вытащила бы командный модуль из теряющей устойчивость «птицы», и астронавты приводнились бы в Атлантике.
Компьютеры слегка сошли с ума из-за противоречивой информации, поступающей в их маленькие электронные мозги, а движение ракеты драматически замедлилось – она получила приказ продлить работу трех оставшихся двигателей, чтобы скомпенсировать отсутствующую тягу двух утраченных. Она ушла с траектории, двигаясь выше, чем следовало, а система управления пустилась во все тяжкие, чтобы выправить положение. В какой-то момент нос ракеты был направлен прямо вниз, потом она перевернулась, летя почти что задом наперед, но в конечном итоге выползла змеей на кривую, похожую на яйцо орбиту. Было поразительно, что она вообще сумела это сделать.
Центр управления полетом надеялся, что оставшаяся часть задания на втором витке вокруг Земли пройдет без отказов, и дал команду на второе включение третьей ступени S-IVB, но она не запустилась. Вместо этого был включен единственный маршевый двигатель служебного модуля корабля, который унес его от ракеты и самостоятельно вытащил на довольно «кривую» орбиту. В конечном итоге тяготение Земли заставило корабль войти в атмосферу, и он приводнился в Тихом океане. Инженеры сказали, что они смогут легко исправить те вещи, которые работали неверно, но итог выглядел так: свой второй жизненно важный тест ракета «Сатурн V» не отработала ни на грош.
Глядя с высоты прошедших лет, я понимаю, что нам, наверное, следовало тогда остановить всё до тех пор, пока мы не проведем полностью успешный полет. Однако русские стреляли раз за разом «Союзами» и «Зондами», «Протонами» и Н-1, и Бог знает, что у них еще могло оказаться в запасе, и решение было принято. Хотя полет «Аполлона-6» прошел донельзя отвратительно, его все-таки признали достаточно хорошим, чтобы дать зеленый свет «Аполлону-7». Этот корабль должен был выйти на околоземную орбиту на «Сатурне IB», а не на «Сатурне V», который принес столько неприятностей. Сердце программы вновь билось в ритме «давай-давай-давай».
Время для семьи стало теперь еще более дефицитным, чем на доступ к тренажерам. Трейси исполнилось пять лет, но меня на праздновании не было. Лишь иногда нам вдвоем удавалось урвать несколько часов в субботу, чтобы поездить верхом по пыльным сельским дорогам, которые вскоре покроет хьюстонский асфальт. Даже сегодня, когда Трейси выросла и воспитывает трех маленьких дочерей, я безусловно ценю проведенное вместе с ней время, чувствуя, что должен возместить всё потерянное много лет назад.
Мы с Барбарой пытались обратить в свою пользу те немногие дни, которые могли провести вместе. Мы побывали на Багамах, посетили Лас-Вегас в рамках турнира по гольфу среди знаменитостей и с лучших мест наблюдали автогонку в Индианаполисе. Но и туда мы отправлялись в качестве званых гостей и были окружены другими людьми, а это совсем не то же самое, как вдвоем. Программа не принимала во внимание тяжелые проблемы, которые создавала нам в личной жизни. Напряжение стало сказываться и на Барбаре, и на мне, но мы не хотели слышать блюз расставания, потому что это была часть цены за то, чем мы занимаемся.
Я возвращался домой настолько усталым, как будто нес рюкзак, полный камней, и вряд ли мог поднять жене настроение. Постоянные командировки и тренировки в условиях невероятного напряжения собирали свою жатву – физическую, эмоциональную и душевную.
Я ощущал, что теряю время во сне, обманывая тем самым коллег, и не несу причитающуюся мне долю груза, потому что мы должны были еще так много узнать. Наступало туннельное зрение, постепенно входило в обыкновение пропустить день рождения, годовщину и другие важные события. Приходилось идти на жертвы, а пропустив дату однажды, легче сделать это и в следующий раз, и снова.
Я устало извинялся по телефону: «Мне жаль, дорогая, но я не смогу приехать домой, чтобы мы смогли поужинать в честь нашей годовщины». Она столь же устало отпускала меня: «Всё в порядке, я понимаю. Не бери в голову». Волны напряжения бежали по телефонной линии.
Трейси отмечала день рождения, а меня не было в городе, и я не мог посмотреть, как она задует свечи на торте. Мне было тяжело, а ей еще тяжелее. «Мама, а почему папа не пришел? Он же обещал!» Что ей ответить? Моя пятилетняя дочь не могла понять, почему я пропускаю важные события в ее жизни, и должна была настать минута, когда и жена этого не поймет.
Учитывая прошлое, в котором семейные связи значили так много, сердце мое обливалось кровью, но, пусть это и прозвучит эгоистично, у меня не было выбора. Я собирался лететь к Луне, черт подери!
В октябре Барбару пригласили в Филадельфию с выступлением о жизни в космической программе. Она считалась лидером среди жен астронавтов и вдохновляющим примером для новых женщин, чьи мужья присоединялись к нам. Несмотря на весь опыт, она страшно нервничала, улетая в Филадельфию вместе с Лёр-тон, женой Дейва Скотта, чтобы представлять программу на авиационном конгрессе. Она писала речь от руки на листочках из школьной тетради Трейси, плакала, зачеркивала слова и переписывала все вновь, вкладывая в работу всю душу. Первое, что люди хотят услышать, сказала она, каково быть женой астронавта, и тут же вышла из образа и стала честно отвечать на свой вопрос. Быть женой астронавта – это значит большую часть жизни провести в одиночестве и почти что потерять мужа, потому что его нет всю неделю, каждую неделю, и не случается настоящего отпуска, чтобы снять напряжение. Быть женой астронавта – значит положить свое «я» на полку, в то время как весь мир молится на твоего супруга. Это значит растить детей в одиночку, уметь чинить водопровод и заменять спустившее колесо, разбираться с денежными проблемами и семейными бедами, потому что мужа рядом нет и посоветоваться с ним нельзя. Это значит беспокоиться о том, все ли с ним в порядке, и ждать поздним вечером телефонного звонка, чтобы услышать его голос – ведь в очередную неделю ближе вам не оказаться. (Бетти Гриссом, вспоминая о смерти Гаса, позднее напишет с горечью: «Мне будет не хватать телефонных звонков, потому что именно их я получала от него обычно. Телефонных звонков».) Барбара сказала, что жена астронавта должна уметь предстать с гордым видом перед телекамерой, какие бы кошки ни скребли у нее на душе, должна выдерживать боль похорон и видеть, как другие жены становятся вдовами, должна спрятать свои эмоции и никогда не показывать слабости. Она, наверное, подумала еще, но не сказала, что жене приходится размышлять о том, чем занят ее герой нынешним вечером в Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе или во Флориде. А действительно ли он думает обо мне?
Такую ношу можно вынести, сказала она, лишь только если верить в программу так же истово, как верит твой муж. Мы принадлежим к особому обществу, в котором нормальные правила жизни не действуют. У жены астронавта есть долг: она обязана выполнять свою работу столь же эффективно, как муж свою, и никто не может жить своей жизнью. Все мы – часть команды, и только так система может функционировать.
Догадываюсь, что это было адски трудное выступление, но я не понимал этого тогда. «После трех порций «кровавой Мэри» и двух таблеток транквилизатора я могу сделать всё», – сказала она мне тем вечером. По телефону. Миссис Астронавт поворачивалась ко мне невиданной ранее стороной, но я был настолько погружен в программу и в полетное задание, что почти не замечал, что происходит в моей личной жизни.
Ее уверенные слова свидетельствовали о том, что жены астронавтов уже не согласны оставаться молчаливыми партнерами с лозунгом «я так им горжусь». И уже несколько из них использовали те немногие часы, которые каждую неделю проводил дома муж, чтобы произнести слово на букву Р – развод.
11 октября 1968 г. мы с Джоном Янгом как часть дублирующего экипажа помогли Уолли, Донну и Уолту зафиксироваться в креслах командного модуля «Аполлона-7» и закрыть за ними люк. Мы оставили их внутри в окружении двух миллионов функционирующих деталей – и сидящими на столбе летучего жидкого кислорода. Прошло немного времени, и «Сатурн IB» стартовал по графику с шумом и грохотом, сотрясая пески Флориды, словно тяжело ступающий гигант, и три праведных пилота возвратили США в космос. 21 месяц миновал со времени пожара «Аполлона-1», и это были очень долгие месяцы.
Следующие 11 дней эти трое с поразительным успехом делали две вещи – выполняли все предписанные испытания и доставали всех участников программы, от инженера низшей категории до руководителя полета. Большая часть споров шла по открытому радиоканалу. Задиристость, которую они проявили, надзирая за строительством командного модуля, обернулась припадками злости – в течение всего полета они ворчали и рычали. У всех троих развилась простуда, так что сорваться стало еще проще. Им не нравилась пища. Они смотрели на многие задания как на чепуху в духе Микки-Мауса. Уолли назвал одного из менеджеров идиотом, а Донн бурчал, что хотел бы переговорить наедине с тем, кто дал вот это, особенно глупое, по его мнению, задание. В самом лучшем случае они поставили себя над программой, а в худшем – верили, что они-то и есть программа.
В какой-то момент Уолли прорвало, и он заявил ЦУПу: «Мы не будем больше принимать эти новые игры и проделывать дикие тесты, о которых раньше ничего не слышали». Для военного и офицера отказаться выполнять приказ было невиданным делом. Донн и Уолли пустились в пререкания из-за какой-то навигационной проблемы и целый день только и делали, что летали вокруг Земли и дулись друг на друга. Уолт заявил, что Донн заснул на дежурстве. Парни в ЦУПе, уставшие от гримас и жалоб в Шоу Уолли, Уолта и Донна, втихомолку обсуждали, не посадить ли их прямо в середину тайфуна. Все трое отказались надевать перед сходом с орбиты гермошлемы – Уолли боялся, что они могут повредить барабанные перепонки в простуженном состоянии. Они не выполнили прямой приказ Дика Слейтона и утратили его доверие, вернувшись с репутацией мятежников и изгоев. Ни один из троих больше не полетел в космос.
Уолли, единственному астронавту, который отлетал на «Меркурии», «Джемини» и «Аполлоне», было всё фиолетово. Ступив вновь на твердую землю, он перестал скандалить и вновь стал обаятельным парнем. Донна назначили в дублирующий экипаж «Аполлона-10», но его жена Харриет впаяла мужу дело о разводе из-за шашней с какой-то Сьюзи из Флориды, и вскоре от него осталась лишь строка в истории. Уолт Каннингэм в полете старался уйти с линии огня, но и его затянул водоворот обид, который он сам же создал с годами. Он так и остался прикованным к офисному столу и впоследствии писал, что, по его ощущениям, весь экипаж Ширры вымазали дегтем и вываляли в перьях. Пожалуй, за дело.
И все же плохие парни с «Аполлона-7» выполнили свою работу, и в особенности в части многократного включения двигателя служебного модуля в космической среде. Эта чертова штука работала! Души Гаса Гриссома, Эда Уайта и Роджера Чаффи смогли наконец обрести покой. «Аполлон» отправился в путь.
А боссы NASA уже два с лишним месяца сидели в засаде. Вооруженные отчетами, в которых «Аполлон-7» значился полным успехом, они были готовы ответить Советам и их докучливому «Зонду». Небольшое изменение в планах, ребята: «Аполлон-8» пойдет к Луне!
Первым делом надо было понять, кто на нем полетит. Изначально «Аполлон-8» был за Джимом МакДивиттом. Он и его экипаж долго и упорно отрабатывали каждый кусочек назначенного задания, которое заключалось в том, чтобы стартовать на «Сатурне V» с полным комплектом из командного и лунного модуля и устроить им на околоземной орбите полноценный прогон, выжав все возможное. Дик предоставил Джиму право согласиться на измененный план полета или отказаться от него – и не опечалился, услышав, что МакДивитт отказался лететь к Луне и предпочел сохранить первоначальное задание.
Такое решение меня просто ошеломило. Я считал, что быть астронавтом имеет смысл лишь для того, чтобы отправиться к этой офигительной Луне… но Джим ответил «нет» на предложение, которое делается раз в жизни.
Дик обратился тогда к следующему в очереди парню, к герру Фрэнку Борману, и этот невысокий, плотного сложения сукин сын едва не оставил тормозной след на спине Слейтона, рванув от него к стартовой площадке. Борман, Майк Коллинз и Билл Андерс должны были повторить на «Аполлоне-9» упражнение МакДивитта с модулями CSM и LM, но на околоземной орбите, уходящей далеко в космос. Однако Фрэнк только и мечтал избавиться от этой скучной работы.
Итак, экипажи восьмого и девятого переставили местами, но с одним изменением. Майк Коллинз несколько лет назад повредил спину при катапультировании и только что сделал операцию, чтобы вернуться в норму. Он все еще носил шейный корсет и сомневался, сможет ли сесть за штурвал даже какого-нибудь «кукурузника», а потому Джим Ловелл занял его место в новом экипаже «Аполлона-8». Узнав, что он вынужден пропустить первый полет к Луне, Майк был безутешен.
Сделанный в этой точке выбор стал важным звеном в цепи исторических событий, которые привели к тому, что Нил Армстронг оставил первые следы на Луне. Дублером МакДивитта в первоначальном «Аполлоне-8» был Пит Конрад, который по ротации стал бы командиром «Аполлона-11». Но когда Джим отдал Фрэнку визит к Луне и был сдвинут на «Аполлон-9», дублирующий экипаж с Питом во главе последовал за ним. В конечном итоге Конрад оказался командиром «Аполлона-12», а Нил, который дублировал Бормана в старом «Аполлоне-9», сдвинулся на одну важную позицию вперед и через три старта полетел на «Аполлоне-11».
Вьетнам добил президента Джонсона, и на ноябрьских президентских выборах Ричард Никсон со скрипом выиграл у Хьюберта Хамфри и Джорджа Уоллиса. Но пока 1968-й подходил к концу, Линдон все еще сидел в Белом доме – и решил, что настал час попраздновать с космическими ребятами из родного Техаса. В общем, возьмем Бормана и его группу, Ширру и его людей, и тех ковбоев, которые оседлают ракету в полете «Аполлона-9». А, ну еще пригласим троих молодых, которых назначили в основной экипаж «Аполлона-10», то есть Стаффорда, Янга и Сернана. Лунные люди, да.
9 декабря целая галактика астронавтов прибыла на посиделки на Пенсильвания-авеню № 1600. Потом кое-кто сравнивал их с печально знаменитым днем открытых дверей у Эндрю Джексона, когда его приятели в куртках из оленьей кожи гарцевали на лошадях по коридорам, стреляли из карабинов с балкона и плевали на пол. Нет, ничего подобного не произошло. Лошадей при нас не было, Секретная служба не позволила бы сделать ни одного выстрела, и большинство из нас, вероятно, даже не плюнуло на пол. По правде говоря, по сравнению с обычной вечеринкой астронавтов эта встреча была изрядно скучной.
Уже далеко за полночь, когда LBJ ушел спать, изрядно возбужденный вице-президент Хамфри распорядился, чтобы оркестр Морской пехоты продолжал играть и чтобы принесли еще выпивки. Когда наконец-то настало время разъезжаться, гости прошли парадным строем по первому этажу Белого дома и вниз по элегантной мраморной лестнице к выходу вблизи Розового сада. Барбара начала спускаться по лестнице, оживленно с кем-то беседуя, а я решил попасть вниз быстрее – съехать на попе. Хьюберт смеялся и хлопал в ладоши, агенты Секретной службы остановились в изумлении, Барбара наблюдала за мной, побагровев от стыда, но я закинул ногу на длинные, прекрасно отполированные перила и заскользил вниз с громким боевым кличем. Молодой часовой-морпех четко отдал мне салют, когда я спрыгнул внизу – слегка пьяный, но все еще держащийся на ногах астронавт, выполнивший замечательную посадку. Барбара проедала мне плешь всю дорогу до гостиницы, но я все равно считаю, что это было здорово. Друзья Энди Джексона гордились бы мною.
За день до Рождества «Аполлон-8» приблизился к лунному серпу, вырулил на орбиту высотой 111 км над поверхностью, и Борман, Ловелл и Андерс смогли первыми из людей изучить кратерированный лунный ландшафт на столь малом расстоянии. В 20:11 по хьюстонскому времени, проведя на орбите целый день, они вновь появились из-за обратной стороны, восстановив с восходом Земли радио- и телевизионную связь, и прочли землянам в Сочельник отрывок из Книги Бытия: «В начале было…» Все мы чувствовали в эту минуту, что присутствуем при рождении новой эры.
Но они еще не были в безопасности: предстояло вернуться домой, а единственный шанс сделать это заключался в разгонном импульсе, во включении двигателя, который вынесет корабль с окололунной орбиты и направит его по безопасной дороге к Земле. В нашей программе это называлось включением для отлета к Земле, или TEI, и должно было выполняться за Луной, вне контакта с Хьюстоном. Если двигатель отработает правильно, корабль появится из-за Луны в 00:19 в ночь на Рождество.
Я никак не мог им помочь, но все же провел большую часть дня в ЦУПе, с восхищением слушая доклады с обращающегося вокруг Луны «Аполлона-8». После этого мы с Барбарой отправились на полуночную службу в маленькую часовню на базе Эллингтон.
Приближалось время включения, и весь мир был взбудоражен до предела, потому что все понимали: в эту рождественскую ночь три астронавта поставили на кон свои жизни. Мы вошли в часовню, но я не мог сосредоточиться на богослужении и, даже преклоняя колени, тайком бросал взгляд на часы. Когда подошло время восстановления связи, я не выдержал и, тихо покинув службу, выскользнул наружу. Я полагал, что с учетом обстоятельств Господь меня не осудит. В машине на темной автостоянке я включил радиоприемник, прислонился к крылу и стал вглядываться в висящий в небе ноготочек Луны.
Должно было пройти примерно 20 минут от включения двигателя до восстановления связи. Если потребуется намного больше времени, это будет означать, что включение не получилось и что наши ребята остались в ловушке на окололунной орбите. Я посмотрел на часы – время наступило и прошло, и стал покрываться холодным потом, как и все мы. И тут радиоприемник затрещал, и голос Джима Ловелла произнес: «К вашему сведению, Санта-Клаус». Да! Они сделали это!
Первый полет на настоящей ракете «Сатурн V» стал историческим успехом, «Аполлон-8» шлепнул русских хворостиной по спине. Мы выиграли гонку к Луне, но нужно было еще сесть на нее.
Меня в эти дни интересовало другое. Да, победа над Москвой была сладкой, а чтение Библии с орбиты – находкой настоящего мастера, но еще больше меня потрясли сделанные с «Аполлона-8» фотографии голубой Земли над пустынным лунным горизонтом, знаменитые снимки восхода Земли. Да, мы видели подобные фотографии с орбитальных камер, но эти были намного более реальными – их сделали люди, а не машины.
Я не мог дождаться минуты, когда отправлюсь туда сам и все это увижу.