Мы – телегерои!

Неспособность астронавтов рассказать в деталях, что мы видим в космосе, всегда представляла проблему. Мы были инженерами и пилотами, и остальной мир уже начал уставать от наших «прекрасно» и «ух ты». Правда, я полагаю, что поэту или водопроводчику было бы столь же трудно описать подобное зрелище. Фотоснимки и черно-белое кино не могли передать реальное великолепие, с которым мы сталкивались в полетах. После «Джемини-9» я чувствовал себя эгоистом, будучи не в состоянии поделиться с другими тем, что смог увидеть и прочувствовать.

«Аполлон-10» впервые нес цветную телевизионную камеру, чтобы добавить к космическому путешествию новое и неожиданное измерение. Наконец-то налогоплательщики могли увидеть, на что пошли их деньги. За восемь дней полета мы провели 19 телевизионных передач, набрав в сумме 5 часов и 44 минуты эфирного времени, почти втрое больше, чем за все предыдущие телесеансы из космоса. Результаты были столь потрясающи, что нам досталась телевизионная премия Emmy. Цветное телевидение означало, что мы можем взять с собой к Луне любого, по крайней мере опосредованно.

Я пустил камеру в ход примерно через три часа после старта, когда Джон Янг занимался последней в этот день серьезной работой – он должен был развернуть командный модуль задом наперед и состыковать его с лунным модулем. Мягко оттолкнувшись, Джон отвел нас примерно на 15 метров от опустошенной третьей ступени и выполнил аккуратное полусальто. По мере этого медленного поворота на 180° в первый раз показалась Земля, и это было уникальное, ошеломляющее зрелище. На «Джемини» мы пролетали над берегами, озерами и городами, путешествуя вокруг света, но теперь мы быстро удалялись от Земли и могли одним взглядом охватить целый океан или континент. На орбите горизонт искривлялся подобно гигантской радуге, но теперь он замкнулся, и перед нами предстала вся Земля, от которой мы удалялись со скоростью почти 40 000 км/час. Наш голубой глобус, укутанный в белые облака, был окружен чернотой столь глубокой, что я в первый раз осознал, что действительно совершаю космическое путешествие.

Переполненные изумлением, мы не имели права на опасную езду. Нам предстояло вытащить лунный модуль из использованной третьей ступени. Ракета отделилась, но все еще шла рядом, как наш персональный спутник, потому что наши скорости оставались одинаковыми, и «Снупи» все еще был спрятан в маленьком «гараже» в ее носовой части. Четыре белые панели, которые защищали его во время выведения, отвалились назад, подобно лепесткам цветка, когда Джон приближался к нему дюйм за дюймом, целясь носом командного модуля в воронкообразную приемную часть на верхушке лунного посадочного аппарата. Яркое солнце сверкало на металлической коже ракеты. Я наехал камерой на лунный модуль с такой детальностью, что можно было пересчитать все его заклепки. В Центре управления все слегка обалдели. Эти парни, прикованные к Земле в течение стольких лет, теперь могли почувствовать, что находятся на корабле рядом с нами, что наконец-то участвуют в полете на самом деле, в эту самую минуту.

Джон попал точно в «яблочко», и два аппарата состыковались. «Щелк, щелк, и мы тут», – доложил он. Затем он медленно изменил направление тяги и вытащил «Снупи» на свободу, а мы нехотя завершили телешоу, чтобы привести лунный модуль в порядок.

Я заплыл в туннель и открыл люк командного модуля, намереваясь заняться проверкой прочности конструкции – мне нужно было убедиться, что все замки, удерживающие вместе «Чарли Брауна» и «Сну-пи», прочно закрыты. Внезапное изменение атмосферного давления в момент открытия люка сорвало с его задней стороны часть майларовой обивки, и в 23 253 км от Земли я обнаружил себя в центре снежного бурана. Целая волна хлопьев тепловой изоляции излилась из поврежденного места, прежде чем я сумел вновь закрыть люк. Я вернулся в кресло с волосами и бровями, облепленными этим белым материалом, словно перьями. Я выглядел так, как будто ощипал цыпленка, причем мне сразу захотелось почесаться.

Тем не менее мы были готовы к следующему шагу – избавиться от присутствия бесполезной теперь третьей ступени, которая все еще следовала за нами в безвоздушном пространстве. Через четыре с половиной часа после запуска Джон увел наш маленький поезд из «Чарли» и «Снупи» от опасного соседства. По сигналу с Земли двигатель ступени был включен еще раз, чтобы отправить ее на гелиоцентрическую орбиту – это означало, что она будет вечно обращаться вокруг Солнца. Естественно, мы показали это драматическое событие по телевидению.

Поскольку большая часть динамических операций этого дня была завершена, мы решили провести еще один телесеанс и показать Землю ее обитателям. Но когда мы посмотрели в иллюминаторы, мы не смогли ее найти. Хотя мы были на свету, всё, что мы могли видеть – это черноту и звезды. Капком Чарли Дьюк попросил нас поискать еще раз. «Она где-то внизу, – протрещал он. – Спросите штурмана, он должен знать». К сожалению, штурман в этот момент был занят вылавливанием летающих хлопьев изоляции.

В конечном итоге наш мир нашелся, и камера стала давать отличную цветную картинку, причем я умудрился поместить весь «глобус» в кадр. Показались заснеженные Скалистые горы и красновато-коричневый Калифорнийский полуостров, как будто это был урок географии из космоса. Арктическая ледяная шапка, туманная Аляска, покрытая облаками Канада, штормовая Новая Англия и бирюзовая вода Карибского моря создавали живой контраст с самой черной чернотой, которую можно было себе представить. «Для протокола замечу, что это, похоже, довольно приятное место для жизни», – произнес я. Телевизионная камера была предметом моей невероятной гордости, потому что она обеспечивала людям некоторую долю участия в этой истории и давала перспективу их дома в Солнечной системе.

Наш первый день в космосе закончился коррекцией траектории, которая была столь мала, что к нашей скорости потребовалось добавить всего 50 км/час. «Чарли Браун» и «Снупи» мчались прямо по Космическому шоссе № 1, медленно вращаясь, как барбекю над огнем, чтобы равномерно распределить солнечное тепло. Все мы очень устали и решили уйти спать. Я находился в 36 662 км от моей Барбуда-Лейн и двигался прочь от дома.

Барбара излучала полную уверенность на дневной пресс-конференции в мотеле Коко-Бич, призванной дать репортерам некоторое понимание того, о чем думает бывалая Миссис Астронавт. То же самое в Техасе проделывали Фей Стаффорд и Барбара Янг. Никто из них не был новичком в этой игре, и моя жена легко «брала» вопрос за вопросом. «Это наша работа, наша жизнь, – объясняла она. – Я никогда не беспокоилась о его безопасности. Знаю, что звучит фальшиво, но это правда». Она не стала говорить о том, что прекрасно понимала: я ни в коем случае не мог отказаться от такой задачи. Я обязан был идти в полет, который для любого летчика, наверное, представлялся мечтой всей жизни. Барбара высказала полную уверенность не только в этом полете, но и во всех будущих путешествиях «Аполлонов» и добавила, что надеется увидеть меня командиром в одном из них. Трейси возилась в комнате, фотографы пытались ухватить ее улыбку, которой недоставало двух верхних передних зубов. Для нее переживания уже остались позади, и она была готова вернуться домой, в Нассау-Бей, к щенкам кокер-спаниеля, одного из которых она, разумеется, назвала Снупи. В Иллинойсе мама показала репортерам цветы, которые я послал перед запуском, и назвала их «стартовым букетом».

Добраться до Луны вовсе не трудно после того, как ты наконец-то оказался на дороге, при условии, что машина сделает свою работу, а наш полет после ухабистой фазы запуска проходил гладко, как по учебнику. Инженеры объяснили вибрации и шум тем, что ракета сбрасывала излишнее давление, и заключили, что оснований для беспокойства нет.

Летите дальше! На середине пути, примерно в 200 тысячах километров от Земли, мы прокрутили ЦУПу песню Фрэнка Синатры «Унеси меня на Луну».

Мы еще поиграли с телевизионной камерой, показав миллионам зрителей на Земле, как выглядят трое небритых астронавтов, плавающих в условиях невесомости. Мы проверили всё возможное и переловили разлетевшиеся хлопья теплоизоляции. Мы обменивались шутками и ныряли в пакетики для еды, опробуя новейшее изобретение – космическую ложку, к поверхности которой прилипает пища, что придает некоторую долю нормальности процессу питания в невесомости. И мы все время смотрели, как родная планета становится все меньше и меньше – пляжный мяч, баскетбольный, волейбольный… Она величественно плыла сквозь космос с замыслом, который я не мог постичь, вращаясь вокруг таинственной оси, которую я не мог видеть, хотя и знал, что она есть, и я много часов размышлял о том, зачем всё это, но находил больше вопросов, чем ответов.

У меня было более чем достаточно времени для раздумий, и я вновь и вновь задавался вопросом, который так часто возникал у меня в космосе: неужели это на самом деле происходит со мной? Очевидно, это так, но незаурядность ситуации просто ошеломляла меня. После космического путешествия я сделался намного более склонным к философии, и временами не мог даже сфокусироваться на мелких земных проблемах, потому что они казались совсем незначительными по сравнению с тем, что я испытал в тех местах, где сумел побывать. Мои друзья-астронавты, летавшие к Луне, столкнулись с разными степенями той же самой болезни; у нас сломалась знакомая матрица жизни, и мы не могли ее починить.

К примеру, глядя на Землю, я видел только далекую бело-голубую звезду. Там были океаны, глубокие и обширные, но сейчас я мог охватить их целиком, и они казались такими маленькими. И каким бы глубоким и широким не было море, у него всегда имелись берег и дно. Мчась же сквозь космос, я был окутан бесконечностью. И даже само слово «бесконечность» потеряло свое значение, потому что я не мог измерить ее, а без закатов и восходов время означало не более чем один из пунктов в контрольной карточке, который нужно выполнить в конкретной точке нашего пути. Вон там висит звезда Альферац, а за ней еще одна, и еще. А вот Нунки, и с ней то же самое. За Фомальгаутом звезд особенно много, так много, что трудно себе вообразить. Звезды и извечная далекая чернота повсюду, и нет им конца.

Я не слишком религиозный человек, но определенно верующий, и когда я смотрел вокруг, я видел красоту, а не пустоту. Никто, будучи в здравом уме и созерцая такую картину, не станет отрицать духовное начало этого переживания, равно как и то, что есть Высшее существо, и все равно, зовут ли их бога Будда или Иисус Христос, или как-нибудь еще. Имя менее важно, чем признание Создателя. Кто-то, какое-то существо, какая-то сила поместила наш маленький мир, наше Солнце и нашу Луну, туда, в черную пустоту, где они пребывают поныне, и это построение отвергает какой-либо логический подход. Оно слишком совершенно и прекрасно, чтобы возникнуть случайным образом. Я не могу сказать вам, как или почему оно существует именно в таком виде, но оно существует, я знаю это наверняка, потому что я там был и видел бесконечность пространства и времени своими собственными глазами. И не случайно мы, трое ветеранов-астронавтов, взяли с собой на «Аполлон-10» стихотворение Джона Мэгги «Высокий полет», потому что были мгновенья, когда я на самом деле чувствовал, что могу «простереть ладонь – и тронуть Божий лик».

На третий день мы преодолели гравитационные объятия Земли, и лунное притяжение подхватило нас и потащило, как листочек в водовороте. В назначенный момент нам нужно было включить двигатель служебного модуля – так сказать, вдарить по тормозам. Операторы ЦУПа навели нас очень точно – приближаясь с расстояния в 400 тысяч километров, мы должны были пройти на высоте 113 км над движущейся Луной на огромной скорости – несколько тысяч миль в час. Невероятная точность попадания! Небольшой просчет, и мы могли бы стать еще одним кратером на этой немилосердно избитой поверхности, или же просвистеть мимо и вылететь на орбиту вокруг Солнца.

Чтобы полет еще сильнее действовал на нервы, мы приближались к Луне с ее теневой стороны и просто не могли ее видеть. Может, оно и к лучшему. Если бы мы могли окинуть ее взглядом, то это огромное нечто, летящее прямо на нас, стерло бы из сознания все остальное и наши сердца действительно забились бы с перебоями.

Мы погрузились в лунную тень за пару часов до того, как достигли самой Луны, и теперь парили над ней в темноте. В командном модуле было спокойно – мы прорабатывали контрольную карточку включения двигателя, веря, что рано или поздно выйдем из тени с другой стороны. Даже радиоволны не могли проникнуть сквозь ту массу, которая отделяла нас от Земли. Мы были здесь одни, и хотя и не могли видеть Луну, но ощущали ее неодолимое присутствие. Я перекрестился и дотронулся до маленького серебряного образка на шее.

Я плавал головой вниз, уткнув нос в окно, и внезапно уловил какое-то отражение на тонированном стекле. Луч света попал мне в глаза, и я клянусь, в это мгновенье Луна показалась мне голубой! Но это продлилось лишь секунду, прежде чем с большим количеством света проступили ее настоящие цвета, серовато-бурые. «Вот она! Вот она!» – прокричал я и бросился в свое кресло. Оставалось всего три минуты до тормозного импульса, который переведет нас на окололунную орбиту, и его необходимо было сделать на первом витке позади Луны, когда ЦУП еще не имеет связи с нами и не может помочь. Но как я мог проигнорировать такое зрелище? Конечно, никто из нас не мог, и командный модуль летел, медленно вращаясь и позволяя видеть эту поразительную картину через пять своих иллюминаторов.

Теперь или никогда! Том наконец-то призвал всех к порядку, потребовав следить за приборами и произвести маневр, и мы это сделали.

Но когда мы вышли на орбиту, все изменилось. Мы стали похожи на трех обезьянок в клетке, теснящихся у окон, чтобы внимательно рассмотреть эту большую серую штуковину, которая поворачивалась под нами. Мы видели покрытые шрамами горы и долины, глубокие кратеры и еще более глубокие каньоны, борозды и овраги, возможные древние вулканы, которые были белыми снаружи и черными изнутри, и круглые кратеры всех размеров, от поля для бейсбола до штата Род-Айленд. И никаких признаков жизни.

А потом мы завернули за угол и стали свидетелями первого восхода Земли. От вида нашей планеты, поднимающейся из-под лунного горизонта, захватывало дух, а ее резкие цвета, казалось, хотели согреть мрачность космоса. Она была не просто всепоглощающе прекрасна, – теперь, когда мы вновь видели наш мир, мы смогли восстановить радиоконтакт с Центром управления, где люди с тревогой ждали, когда мы появимся из-за обратной стороны Луны. Том кашлянул и нажал кнопку микрофона: «Сообщите миру, что мы прибыли».