В 1969 году лопнул пузырь разводов, и его обломки приземлились повсюду, нарушая деликатную, невидимую систему поддержки, которая защищала астронавтов и их семьи от уродств реального мира. Так много браков, испытывающих столь безжалостное напряжение в течение долгих лет, да еще в аквариуме общественного внимания, выдержать просто не могло, насколько бы мы не хотели обратного.

Развод Донна Айзли был лишь первой ласточкой. Его семейная жизнь трещала по швам еще в то время, когда он летал на «Аполлоне-7», и когда ему позволили продолжить работу в дублирующем экипаже «Аполлона-10», наши жены задумались о том, не стали ли менее опасными последствия развода для астронавта, чем они были до этого. Обстановка немного разрядилась, когда Айзли выгнали: Дик считал, что Донн утратил интерес к работе, и, может быть, как раз в результате развода и повторной женитьбы. Значит, решили жены, угроза по-прежнему висит как молоток над головой: астронавт, потерявший жену, потеряет и полет на ракете. Кстати говоря, большая часть женщин осталась верна первой жене Донна и не хотела иметь дела с новой невестой, и не потому, что она была плохим человеком, а потому что стала символом нежелательных перемен. Этот раскол чувств разорвал плотную социальную ткань нашего сообщества, и разрыв так и не затянулся.

Год продолжался, и личные проблемы, которые не были известны за пределами населенных астронавтами пригородов, начали выходить на свет с разрушительными результатами. Трещина прошла между Джоном Янгом и его женой, Ал Уорден был на грани развода, слухи о других непрочных браках растекались как жидкая нефть. Ал имел билет на «Аполлон-15», Джон должен был командовать «Аполлоном-16», и Дик не уволил ни того, ни другого. Они намеревались лететь. Словно сейсмический удар сотряс семьи в Нассау-Бей, Эль-Лаго и Тимбер-Коуве. Женщины, которые помогали этим мужчинам исполнить свои космические мечты, уходили, и их заменяли симпатичные молодые девушки! Не заразно ли это?

Мы с Барбарой держались прочно, по крайней мере, так думал я, поэтому прежде чем я окунулся в подготовку к новому полету, мы взяли давно уже необходимый отпуск. Мы поехали на ранчо в Неваду, где мы с Трейси катались на лошадях, а Барбара отдыхала и читала книги, или же все мы отправлялись купаться. Потом мы выдвинулись в Сан-Диего и дальше по берегу в Монтерей, и вернулись в Лос-Анджелес на праздничный обед, который президент Никсон дал в честь астронавтов «Аполлона-11». Когда Трейси начала учиться в первом классе, мы с Барбарой на неделю улетели на Гавайи со Стаффордами. Но вокруг нас рушились браки других астронавтов, и никто из нас уже не принимал ничего на веру.

И дело было не только в разводах. Нам стало ясно, что меняется весь мир, когда через несколько месяцев после знаменитого полета «Аполлона-11» к нам приехали советские космонавты. Эти парни считались до сих пор нашими врагами в космосе, но теперь нам пришлось позвать их в дом, приятельствовать с ними и вести себя как ни в чем не бывало. Разумеется, приятное взаимное открытие, состоящее в том, что ни у кого из нас нет рогов и хвоста, было сделано очень быстро, и вскоре мы поладили как нормальная безбашенная банда авиаторов. В будущем мне предстояло тесно подружиться со многими советскими коллегами.

Мы с Барбарой пять дней играли роль хозяев для генерал-майора Георгия Берегового и для Константина Феоктистова, ученого, которого в 1964 году посадили в первый трехместный корабль «Восход», чтобы он перестал говорить о потенциальной опасности этого полета. NASA оплачивало все расходы, и мы хватили через край, игнорируя резкие контрасты в политических взглядах. «Политики мешают нам», – говорил в это время Армстронг в Пакистане, где у астронавтов «Аполлона-11» была середина мирового тура по 22 странам.

В Сан-Диего мы повели гостей в Морской мир, а затем на футбольный матч «Чарджеров», где после объявления почти 60 000 зрителей встали и приветствовали нас. Я рисовал диаграммы, объясняя, что происходит на поле, а удивленный Береговой поднимал руки и описывал американский футбол как игру, в которой «все падают, потом все встают и падают опять». Добавьте хот-доги и пиццу и симпатичную блондинку в качестве переводчицы для сына-подростка генерала Берегового.

Георгий был экстравертом, большим счастливым человеком, и резко контрастировал с худым и хилым инженером Феоктистовым. Он пил водку, как нормальный человек пьет лимонад, и долгими вечерами, когда произносились тосты за всё, что придет на ум, с каждой рюмкой Георгий становился лишь веселее и контактнее. Он переделывал мое имя Юджин так, чтобы его было удобнее произносить по-русски. «У-жин! Еще по одной! – призывал он, когда я пытался закрыть глаза и съехать под стол. – Давай, У-жин, всего одну!»

На вечеринке в Ла-Холле в стоящем на обрывистом берегу шикарном доме Фрэнка Джеймсона, президента Teledyne-Ryan, Георгий запросто надел передник, чтобы помочь мне приготовить большой запас барбекю, в то время как мексиканский ансамбль-марьячи гудел вдалеке, а жена космонавта Лидия наткнулась на стеклянную дверь. Было выпито много тостов за будущую дружбу. «У-жин! Еще по одной!» Георгий игриво подергал за уши Микки-Мауса в Диснейленде и оседлал молодого бычка на арене Коу-Пэлис в Сан-Франциско.

Деловая часть тура началась, когда мы повезли Георгия и Константина в Дауни и провели по цехам North American Rockwell, где временно хранились мой «Аполлон-10» и «Аполлон-11», и двое космонавтов почти с благоговением смотрели на пилотируемые корабли, которые летали к Луне. Сегодня «Аполлон-10» находится в лондонском Музее науки, а «Аполлон-11» обрел подобающее ему место в Вашингтоне, в Национальном аэрокосмическом музее.

Голливуд поучаствовал, организовав большое застолье в доме Кирка Дугласа, и каждая звезда Тинсел-Тауна хотела поблистать для людей из космоса. Барбара сидела за столом с двумя ее любимыми актерами, Гленном Фордом и Уолтером Маттау, и их женами. В толпе дефилировали Клинт Иствуд, Голди Хоун, Дина Шор, Ли Марвин и Гручо Маркс, и русские без переводчика болтали с многоязычным Юлом Бриннером и актрисой Натали Вуд, фамилия которой когда-то была Захаренко.

Поскольку Советский Союз тогда сторонился американских фильмов и музыки, наши русские друзья не узнавали большую часть знаменитостей – они не имели понятия, кто эти люди. Среди встречающих был Фрэнк Синатра, и я представил его Георгию, который тепло приветствовал Голубоглазого Старину, а затем прошептал: «А кто это?» Комик Дэн Роуан немедленно покинул очередь и отправился пить. «Какой мне смысл встречать их, если они не знают Синатры», – объяснил он.

В ноябре 1969 года стартовал «Аполлон-12» с Питом Конрадом, Диком Гордоном и Алом Бином. Для нас внутри программы этот полет был столь же сложным и опасным, как любой предыдущий. То, что мы однажды сели на Луну, не означало, что мы сможем это повторить. Теперь мы хотели проверить, насколько мы сильны, можем ли мы на самом деле выбирать там пути-дороги, и эти ребята сделали великолепную работу. Мало того что они преодолели удар молнии в «Сатурн V» во время запуска, их лунный модуль «Интрепид» («Неустрашимый») сел на поверхность Луны всего в десяти метрах от назначенной цели – от кратера в Океане Бурь, в который двумя годами раньше опустился автоматический аппарат «Сервейор-3». Пит и Ал были известны склонностью к преувеличению.

А вот переменчивая публика дезертировала от нас толпами. То, что нам представлялось изумительным результатом с точки зрения техники и летного мастерства, американский народ воспринимал как скучную рутину. Мы же уже были на Луне! Мы побили русских! Мы видели цветные телепередачи из дальнего космоса! Телевизионные сети становились жадными по части бесплатного эфирного времени, потому что изображения мужиков, парящих в невесомости и прыгающих подобно кроликам по Луне, не выдерживали конкуренции с рекламой стиральных порошков, пива и зубной пасты. Нарастающее равнодушие привело к уменьшению общественной поддержки, и тем самым создало дополнительную угрозу финансированию, которое и так было недостаточным, а становилось еще более скудным.

Сложные и опасные полеты выглядели как легкая прогулка, и в результате мы стали жертвой собственных успехов! Растущий хор политиков призывал направить лунные доллары на земные дела, и в основном на те проблемы в избирательных округах, на которых можно «навариться» в политическом смысле. Зачем тратить деньги на космический мост, если значительно меньшее по длине сооружение через какой-нибудь Криппл-Крик поможет конгрессмену сохранить свое место?

NASA решило, что настало время договориться с докучливым научным сообществом и получить финансовую и политическую поддержку в обмен на отправку на Луну настоящего ученого. Вскоре после возвращения «Аполлона-12» на Землю сделка была заключена.

Дик Гордон ярко проявил себя в качестве пилота командного модуля у Пита Конрада и был повышен до дублера командира «Аполлона-15», что давало ему возможность возглавить основной экипаж «Аполлона-18». Если кто-нибудь из нас и заслуживал командирскую нашивку, так это Дик, вместе с которым я когда-то совершил памятный перелет из Монтерея в Хьюстон в поисках жилья для юных астронавтов. Новичок Вэнс Бранд стал пилотом командного модуля в команде Гордона. И настоящие стоны раздались во многих кабинетах астронавтов Центра пилотируемых кораблей, когда Дик объявил, что пилотом лунного модуля будет Джек Шмитт. Геолог! Джек был любимцем среди ученых, но кто-то из летчиков в этот момент потерял свое законное место.

Научное сообщество все время било Дика по голове и плечам, и он счел, что подобный компромисс может принести ему тишину и покой. Назначение Джека в дублирующий экипаж не давало никаких гарантий, и Шмитт все еще оставался очень далеко от полета на Луну. Но и самые голосистые среди ученых понимали это, и решение Дика им вовсе не понравилось. Давление с целью посадить своего человека на борт стало усиливаться. Нечаянная реплика Билла Андерса в адрес босса Национального научного фонда начала приносить свои горькие плоды.

Год 1969-й закончился событием для нас и большим сюрпризом для моего лучшего друга Скипа Фёрлонга, когда вице-президент Агню пригласил астронавтов «Аполлона-10» в официальный тур в Азию.

Я только начал тренироваться к полету «Аполлона-14», но, когда вице-президент просит, надо ехать. NASA, нуждающееся в помощи из высоких сфер, быстро перестроило планы и выкроило мне некоторое время без тренировок. Сернан приятельствует с вице-президентом! Это может дать программе больше денег! Мы договорились, что Барбара будет некоторое время сопровождать меня.

18-дневная поездка началась на Рождество и открыла нам новый мир. Поход в Тихий океан на авианосце, как оказалось, сильно отличается от того, когда тебя возят как члена официальной делегации президента на борту самолета Air Force Two с обслуживанием по высшему разряду. Мы с Барбарой попали в страну фантазий на экзотический маршрут, проходящий через Гавайи, Гуам, Манилу, Тайбэй, Куала-Лумпур, Непал, Афганистан, Гонконг и Токио; она затем отправилась в Бангкок, а я наконец добрался до Вьетнама. Короли и королевы, президенты и премьер-министры и уйма первых леди – казалось, мы везде были желанными гостями.

На Тайване генералиссимус Чан Кайши дал официальный обед всего для десятка человек; к сожалению, его жена болела и не могла присутствовать. Он был настолько малого роста, чуть больше 120 сантиметров, что во время Второй мировой войны генерал Джо Стилуэлл называл его Малыш. Генералиссимус большую часть вечера уделил Барбаре, в которой было 165 сантиметров и которая надела желтое вечернее платье без бретелек и с глубоким вырезом. Округлившиеся глаза Чана все время находились на одном уровне с ее настоящим американским бюстом, и остаток поездки Тед Агню поддразднивал Барбару, утверждая, что из-за этого чуть не случился международный инцидент.

Сайгон стал для меня горьким откровением, потому что я прилетел туда как важный гость, а не как простой флотский летчик-штурмовик. Я был вместе с Агню на завтраке в президентском дворце с премьером Нгуеном Као Ки и проехал по старому колониальному городу в открытом джипе с армейским полковником в качестве эскорта. Я наивно спросил, зачем он держит под рукой заряженный «кольт» калибра .45 при езде по людным улицам. «А вдруг придется использовать», – ответил он. Мы отправились на артиллерийскую базу примерно в 150 км от Сайгона и провели там день в разговорах с солдатами, причем летели кружным путем в группе вертолетов «Хьюи», так, чтобы ни один вражеский солдат не смог определить, в каком из них находится вице-президент. В Сайгоне часовые на блок-постах носили оружие, над головой пролетали самолеты с близлежащей авиабазы Тан Сон Нхут, а вдалеке слышалась артиллерийская канонада. Этот народ определенно сражался не на жизнь, а на смерть, и пока я цедил деликатесный суп из птичьего гнезда из сияющей фарфоровой чаши, на соседних жарких улицах нищие просили подачек у американских солдат. Потом меня часто донимала мысль, что я так и не получил своей доли в этой войне.

Мы вылетели в Манилу, и мои мысли обратились к Скипу Фёрлонгу, который, как я думал, был где-то там, на севере, и водил в бой эскадрилью F-4. «Ты бы хотел встретиться с ним?» – внезапно спросил вице-президент.

«Да, сэр, конечно», – ответил я, полагая, что он лишь пытается поддержать разговор.

«О’кей». Вице-президент подозвал помощника и послал запрос в свой офис в Вашингтоне. Оттуда он поступил в Пентагон, который немедленно перенаправил его командующему военно-морской авиации на Тихом океане. Последний перебросил запрос в командование флота в Гонолулу, а оно отбило срочную депешу командиру авиационной группы авианосца «Констеллейшн», который, как выяснилось, стоял у пирса в Субик-Бее после боевого похода к берегам Северного Вьетнама. Все это заняло час или около того. Мой невинный ответ Агню с каждой передачей увеличивал свою важность и вскоре стал приказом с пометкой «молния», от которого встали на уши командиры на всем Тихом океане.

«Коммандер Фёрлонг, коммандер Фёрлонг! Внимание, коммандер Фёрлонг! Прибыть немедленно и доложить вестовому у главного входа. Вице-президент требует вашего присутствия». Скип покупал крем для бритья в лавке на авиастанции Куби-Пойнт, и тут из громкоговорителя раздалось его имя, и все движение замерло.

Озадаченный, он неторопливым шагом двинулся к петти-офицеру первого класса в синей форме, которого за ним послали. «Вице-президент чего?» – спросил Скип.

«Содиненных Штатов, сэр. Адмирал просит вас немедленно вернуться на корабль. Машина ждет у входа».

Скип быстро расплатился за покупку, вскочил в машину, и та понеслась обратно к пирсу.

Морпех-часовой привел его прямо на мостик корабля, где ожидало в тревоге все вышестоящее начальство – адмирал, начальник штаба, капитан «Констеллейшн» и командир авиакрыла. Приказ с пометкой «молния» обычно привлекает к себе внимание. «Фёрлонг, – произнес адмирал, – что происходит, черт побери?»

«Сэр, не имею представления», – ответил мой недоумевающий приятель, а старшие офицеры заключили, что Скип, известный им лишь как вполне достойный летчик реактивной авиации, на самом деле был чем-то большим – возможно, участвовал в какой-то секретной шпионской операции, к которой они, простые адмиралы и офицеры флота, не имели допуска. Его хочет видеть лично вице-президент Агню! «Спуститесь вниз, приведите себя в порядок и возьмите вещи. Вертолет за вами уже выслан».

Скип поспешил в свою каюту, надел чистую форму, собрал небольшой саквояж и выбежал обратно на палубу, где уже ждал вертолет Морской пехоты, не выключая двигателя. И не простой вертолет, а стильная машина с белым верхом, используемая только для перевозки важных лиц. Все глаза на «Конни» провожали эту таинственную машину, уходящую в неизвестном направлении и с непонятной целью. Скип расстегнул привязной ремень и наклонился вперед, чтобы поговорить с настоящим полковником, сидящим за штурвалом.

«Что всё это значит, сэр?» – спросил он.

Полковник даже не взглянул на него. «Я пилот вице-президента, и я должен доставить вас в отель «Интерконтинентал» в Маниле». Конец разговора.

Вертолет мягко приземлился на широкой зеленой лужайке, где Скипа встретили два агента Секретной службы. Они провели его сквозь двери, охраняемые морпехами, шагая рядом и не говоря ни слова. Молча они поднялись на лифте на верхний этаж, где еще один агент в штатском за столом проверил его документы. Молчаливая пара проводила Скипа через холл, завела в комнату и закрыла дверь, оставив в одиночестве.

Он оказался в большой, роскошно отделанной комнате отеля, и всё еще не имел никакого понятия, что происходит. Два дня назад он летал над Вьетнамом и попадал под обстрел, а сейчас его одного по приказу вице-президента доставили в элегантный отель в Маниле, где на столе лежали свежие фрукты и стояли цветы. По крайней мере, подумал он, посмотрев в окно на раскинувшийся город, это не тюремная камера, а значит, я не арестован, хотя в коридоре и выставлена охрана.

Он повернулся на звонок колокольчика из полированной бронзы и увидел, как медленно открывается дверь. Я вступил в комнату и произнес: «Попался!»

Три следующих дня боевой пилот Скип был участником официальной делегации вице-президента в Маниле и исполнял государственные функции – посещал парады и коктейльные вечеринки, обеды, которыми разбрасывался президент Фердинанд Маркос, и даже танцевал с первой леди Имельдой. Мы ехали обратно в отель в лимузине вице-президента после новогоднего праздника в американском посольстве, и ровно в полночь филлипинцы хлынули на улицы с ураганом взрывающихся фейерверков, приводя в бешенство охрану из Секретной службы.

Когда эта сказка подошла к концу, моего приятеля на том же самом спецвертолете вернули на «Констеллейшн», где все старшие офицеры ожидали его, желая узнать, что случилось. «Прошу прощения, адмирал, – ответил Скип с каменным лицом и без тени улыбки, – мне запрещено об этом говорить».

Особое задание Фёрлонга осталось одним из самых больших секретов Вьетнамской войны.