Посреди ночи снова поднялся ветер. Затухла последняя свеча, а я всё лежал без сна на койке, размышляя об истории Фрэнсиса Гейла и крушении всей его жизни, как вдруг почувствовал, что корабль снова начал двигаться. Должно быть, движение убаюкало меня, поскольку проснулся я уже после рассвета под приглушенный звон склянок и был встречен видами разных берегов в окнах каюты: Антрима по левому борту и Кинтайра по правому борту. Ирландия и Шотландия на расстоянии всего нескольких миль друг от друга, отлично различимые невооружённым глазом. Маск явился побрить меня и сообщил, что ночью на борт поднялся лоцман и занял свой пост помощника Лэндона по навигации. После того как Маск чуть не перерезал мне горло в манипуляциях с бритвой, я оделся и нетерпеливо взбежал на шканцы.

Я оглядел море и увидел вдалеке «Ройал мартир», направляющийся к оконечности Кинтайра. Джадж следовал приказам до последней буквы. Он подойдёт к стенам замка Данаверти, где находится сигнальная станция короля, и поднимет там флаг: таков был заранее оговоренный знак для вызова полка из королевской крепости в Дамбартоне. Как предупредил меня Джадж, нам нет нужды бросать якорь или обстенивать паруса. «Юпитеру» предстояло плыть дальше, чтобы корабль и королевский вымпел на нём можно было разглядеть с берегов Кинтайра, Айлы и Джуры. Крейгниш, что у выхода из Саунд–оф–Джура, служил местом нашего рандеву, и Малахия Лэндон заявил без тени сомнения, что это лёгкий курс при любом ветре, кроме сильных норда и зюйда. Лоцман согласился. Это был маленький язвительный человечек с полуприкрытым правым глазом, который подписывался Рутвеном, но при этом называл себя Риввеном, похоже, с одной лишь целью запутать англичан. Но он знал своё дело и подтвердил, что путь до Крейгниша с нынешним лёгким вестом будет простейшим плаванием.

Стояло восхитительное утро. К северу я различил укрытые низкими облаками горы, и Рутвен провозгласил их пиками Айлы, что лежат за Ардбегом и Ардмором. Я постоял у поручня, наслаждаясь видом и наполняя грудь удивительно свежим воздухом, а затем подошёл к разложенной штурманом лоции и принялся изучать карту. Мне уже было известно, что значат числа, во множестве разбросанные по всему морю: они указывали измеренные лотом глубины, и я увидел, что у нас под килем достаточная глубина, чтобы подойти почти к любому берегу в поле зрения.

К явному неудовольствию Малахии Лэндона в этот момент на палубу поднялся Кит Фаррел. И тут мной овладела странная тщеславная прихоть. Я до сих пор помню это чувство: вроде желания удивить моего старого учителя Мервина верным ответом или обрадовать дядю Тристрама, показав, что я не пропустил мимо ушей его последнюю историю. Корнелия упрекнула бы меня за глупость и самонадеянность, и правильно бы сделала, но она была далеко, наверняка отыскивая предлог не проводить докучливое утро за шитьём в угрюмой компании моей матушки. Зная, что некому меня остановить, я снова огляделся, увидел лишь крохотные черточки рыбацких лодок близ Кинтайра и несколько мелких судёнышек у берегов Антрима и решил, что лучше возможности будет не найти.

— Мистер Лэндон, мистер Рутвен, — сказал я. — Нам ни к чему двигаться прямо к месту рандеву, мы окажемся там слишком рано. Будьте добры проложить курс на этот мыс на Айле под названием Оа. Сообщите мне, когда мы окажемся в пяти милях от берега, и тогда я попрошу вас изменить курс на норд–ост для рандеву.

Кит Фаррел поражённо уставился на меня — пустяковая реакция по сравнению с выражением неподдельного ужаса, исказившим лицо Малахии Лэндона.

— Капитан, — выдавил он, — следует ли рассматривать это как приказ?

— Да, мистер Лэндон, — улыбнулся я. — Это приказ.

Первая истинно морская команда в моей жизни!

Лэндон не умел притворяться: его лицо отразило всю ненависть, которую он испытывал ко мне, до последней капли. Он шагнул ближе и проговорил, едва подбирая слова:

— И это после всего, что сказали карты? С какой стати должен я уводить корабль прочь с верного курса, капитан?

Я мог бы сказать что–то умиротворяющее, но в этот миг его высокомерная уверенность в своей правоте породила во мне решение: я сведу с ним счёты, и сейчас же.

— По поводу ваших карт, штурман. Мне нет дела до восхождения и нисхождения Марса, меня интересуют лишь «Юпитер» в движении и «Юпитер» в сохранности. А что до объяснений: капитан королевского флота должен объяснять свои действия лишь двоим на этой земле, а именно, королю и лорду–адмиралу. И я не вижу ни одного из них на палубе, мистер Лэндон. Мне решать, что нам по пути, а что нет. И я веду корабль к тому берегу с определенной целью. С собственной целью, и ничьей больше.

С этими словами я покинул шканцы. Бедняге пришлось отдать мне честь.

Я спустился вниз и жадно набросился на завтрак из рыбы, яиц и хлеба, который Дженкс прислал ко мне в каюту. Продолжая жевать, я ощутил, как корабль начал медленный и плавный поворот на несколько румбов к северо–западу. С поворотом пришли сомнения и даже лёгкое раскаяние в том, как порывисто я отдал приказ. Что, если я неверно прочёл карту и не заметил существования некоего огромного рифа, к которому мы теперь неуклонно приближаемся? С большим облегчением я услышал стук в дверь каюты. Отворив её, Маск раздражённо провозгласил, что «начинается школа», и жизнерадостный Кит Фаррел ворвался внутрь.

— Вы не на шутку разгневали мистера Лэндона, сэр, — радостно заявил он.

— Хорошо. На кораблях бывает лишь один капитан, мистер Фаррел, — ответил я, проглотив очередной кусок и стараясь скрыть своё беспокойство. Затем добавил: — Даже если он совершенно безграмотен в морской науке.

— Со всем уважением, сэр, — сказал он мягко, — думаю, вы себя недооцениваете. Капитан, которого я знал на «Хэппи ресторейшн» и в начале этого плавания, мог быть кем–то подобным. Но даже эти несколько дней уже изменили вас. Да мне кажется, вы учитесь морю быстрее, чем я осваиваю азбуку, капитан.

— Чему тут удивляться? — пробурчал Маск. — Капитан Квинтон, знаете ли, человек образованный: его дядя, скажу я вам, магистр колледжа в Оксфорде, за него говорит благородное происхождение, что даёт текущая в его жилах кровь всех Квинтонов от начала времён. Не то, что мы с вами, мистер Фаррел. Порождения трущоб.

Я улыбнулся, а затем обратился к Киту:

— Не ошибся ли я, говоря так категорично со штурманом?

Маск прошипел что–то о лживом вонючем язычнике–содомите, получившем по заслугам, Кит же был более сдержан:

— Вы отдали команду, сэр. Она была ясной и не оставляла места сомнению. Вот и всё.

Прямая противоположность приказу, который я так и не смог отдать на «Хэппи ресторейшн», подумал я, и возможно, Кит Фаррел подумал о том же.

Я указал Киту на стул и поручил ему скопировать адрес моего письма герцогу Йорку. Это заняло около двадцати минут, во время которых Кит возмущался, почему «Йорк» произносится в точности так же, как «ёлка», а пишется совсем по–другому. Мы поговорили немного, а потом я послал Маска привести ко мне лейтенанта Вивиана и главного канонира Стэнтона.

Очевидно, они оба слышали о моём приказе. Вивиан, в особенности, изучал меня с непривычным любопытством. Как и все офицеры, он, несомненно, считал Кита Фаррела моим зловещим спутником — вроде чёрного кота у ведьмы. И попытка превратить Мэтью Квинтона в моряка рассматривалась им как гиблое дело, но лейтенант был джентльменом и не выказывал своих чувств, тогда как коренастому Стэнтону с его лохматыми бровями непроходимая глупость, видимо, не позволяла сформировать собственное мнение на этот счёт. Я поделился с ними своим замыслом, зная, что это ещё больше рассердит Лэндона. Оглядываясь назад, я считаю свой поступок мелким ребячеством, каким он и был на самом деле — но даже сейчас я нахожу, что нет занятия приятнее, чем намеренно дразнить тех, кто тебя недолюбливает. В самом деле, я обнаружил, что всё чаще тешу себя этой забавой в последнее время — хорошо, что общество прощает подобное поведение древним старикам.

Задача моя была простой, и я поставил её днём раньше, когда «Ройал мартир» так растревожил нас темпом и слаженностью бортового залпа во время салюта. Мы пройдём в пяти милях от Айлы, сказал я им, далеко от насмешливых взглядов Годсгифта Джаджа и его команды, и проведём учения с собственными большими пушками. Я желал увидеть, может ли «Юпитер» потягаться в боевой мощи с нашим прославленным консортом.

* * *

Малахия Лэндон не был человеком, готовым нарушить прямой приказ, поэтому он добросовестно отправил одного из своих помощников сообщить, что мы находимся ровно в пяти милях от мыса Оа. Затем он, согласно моей команде, сменил курс на норд–ост. Вивиан и Стэнтон уже ждали меня на палубе. Я огляделся вокруг и увидел только пустое море, синее небо с низкими быстро бегущими облаками и серо–зелёный берег Айлы. Кинтайр остался далеко на востоке. От «Ройал мартира» не видно и следа.

— Очень хорошо. Мистер Вивиан, мистер Стэнтон, — сказал я. — Давайте приступим, как мы и обсуждали: попробуем в точности повторить салют «Ройал мартира». Сначала батарея левого борта, затем правого. По моей команде.

Оба коснулись шляп, подтверждая получение приказа. Вивиан направился на бак занять позицию, а Стэнтон спустился вниз, командовать пушками главной палубы. «Юпитер» нёс в общей сложности тридцать два больших орудия. Восемнадцать, включая два, стеснившие мою каюту, были полукулевринами длиной в девять футов и стреляли девятифунтовыми ядрами. У нас также имелось десять лёгких фальконетов, которые стреляли ядрами по пять фунтов, и четыре миньона на носу и на корме — с четырёхфунтовыми снарядами. Я смотрел, как команды пушек на верхней палубе, в особенности ближайшие ко мне, расположенных на шканцах, заряжали орудия: весьма энергично, хотя и не слишком уверенно. Тканевые картузы с порохом осторожно всовывали в дула пушек с помощью ковшей на длинной ручке, потом проталкивали до самого казённика и прижимали пыжом, забивая его таким же образом. Если бы мы на самом деле стреляли, то после этого в ствол отправилось бы ядро, но мы лишь делали вид. И наконец, командир каждого орудия воткнул железный протравник в запальное отверстие, чтобы продырявить картуз, насыпал порох в канал и застыл, ожидая моих приказов.

Эти приказы по крайней мере были мне знакомы: то была истинная работа военного. И недаром я начал учить порядок слов, ещё сидя на колене дяди Тристрама, который, в свою очередь, усвоил их на колене собственного отца. Граф Мэтью очень любил вспоминать, какие команды он отдавал в тот судьбоносный июльский день в 1588‑м, когда «Констант эсперанс» вошёл в неуязвимый полумесяц Непобедимой армады.

— Ослабить тали! — прокричал я. — Открыть порты! Выдвинуть орудия!

По всему левому борту распахнулись пушечные порты, и дула пушек высунулись наружу. Я проследил за работой людей у орудий, выждал подходящего момента и наконец крикнул:

— Канониры, приготовиться к стрельбе!

Команда повторилась снова и снова вдоль всех палуб.

— Пли!

По моим замыслу и надежде, весь левый борт должен был выстрелить разом: одним громадным залпом огня и дыма — совсем как на «Ройал мартире» прошлым утром. Вместо этого несколько пушек на верхней палубе и, может быть, три на главной выпалили примерно в одно время. Затем последовала неровная серия выстрелов, больше похожих на неумелый фейерверк, сопровождаемый скрежетом при откате каждого орудия. Одна пушка на верхней палубе совсем не выстрелила, и у одной внизу при отдаче сломался станок — так мне сообщили. Широкая пелена дыма заволокла шканцы, раздирая мне нос и горло едким зловонием. Когда она развеялась, я посмотрел на окружающих, задаваясь вопросом: было ли и у меня на лице такое же искреннее выражение ужаса и стыда.

— Великий Боже на небесах, — воскликнул Финеас Маск, считающий себя ныне мастером в артиллерийском деле, — да голландский флот обделается на всём пути отсюда до Амстердама. Обделается от смеха.

Спокойный и относительно трезвый Фрэнсис Гейл пересёк шканцы и подошёл ко мне.

— Капитан, — печально сказал он, — мне знакома артиллерия. Я смотрел в дула пушек самого генерала Дина, так что я видел лучших. При всём уважении, сэр, теперь я видел и худших.

Я стоял недвижимо, обозревая это бедствие. «Юпитерцы» нервничали, боясь реакции даже своего невежды–капитана, и с серьёзными лицами перезаряжали пушки так умело, как только были способны. Дула прочистили пыжовниками и охладили банниками, после чего заново стали заряжать их картузами. Когда командиры орудий, казалось, были готовы, я снова скомандовал «пли». В этот раз чуть больше пушек выстрелили по моей команде, но пришлось ещё дольше ждать, пока выстрелит последнее орудие. Другая пушка на главной палубе дала осечку. Остальные снова были заряжены, и теперь мы попытались стрелять по очереди: от носа к корме, как сделал это «Ройал мартир». Последовавшая бездарная какофония укоризненно разнеслась над Шотландским морем. Несколько пушек на обеих палубах выстрелили без очереди, две — не выстрелили совсем. Ветер относил от «Юпитера» сердитые клочья дыма.

Кит Фаррел следил за временем.

— Почти полсклянки, сэр, — приглушённо проговорил он. — Три бортовых залпа, или вроде того, примерно за двадцать пять минут.

— Господи Иисусе, — воскликнул я, — даже у французов лучше получится!

Роже Леблан, рассеянно занимавшийся на шкафуте некой прорехой в полотне, с усмешкой приподнял бровь. Я задумался. До рандеву оставалось несколько часов. Я произвёл быстрые расчёты, затем подозвал Вивиана и послал вниз за Стэнтоном. Мы попробуем выполнить задачу ещё трижды: один раз с левого борта и два раза с правого.

Развернувшееся после этого удручающее зрелище подтвердило то, что и так было очевидно для всех. Нам нелегко будет противостоять даже дрейфующему с приливом блокшиву, а не то что голландскому военному кораблю под командованием опытного капитана вроде моего шурина Корнелиса. С большим облегчением я отдал приказ о завершении учений и позволил матросам вернуться к своим обязанностям.

Я пригласил Вивиана и Стэнтона в свою каюту. Мне страстно хотелось знать, как подобное бедствие могло быть допущено столь знаменитым и способным капитаном, как Джеймс Харкер. Два офицера неуверенно переглянулись, и Стэнтон начал объяснять, что Харкер никогда не уделял особого внимания отработке стрельбы из пушек. Послушав несколько секунд, Джеймс Вивиан бросился на защиту дяди.

— Капитан Харкер верил в старые традиции, сэр. Пали из всех орудий, на здоровье, но главное: быстро подведи корабль, встань поперёк клюзов противника, если сможешь, и на абордаж! Вот как любят драться корнуольцы. В рукопашной!

«Подобно пиратам, что живут внутри каждого из вас», — подумал я. Я видел корнуольцев в действии в ту ночь в Портсмуте, когда впервые взошёл на «Юпитер». Я не сомневался, что они могут пойти на абордаж и самозабвенно биться. Однако в современной войне стало модно сходиться, выстроившись в длинные линии, встав параллельно не ближе, чем на расстояние выстрела, и молотить друг друга до одури. Старый метод, предпочитаемый Харкером, до сих пор имел своих последователей, в том числе покровителя капитана, принца Руперта, и всё же новый, научный подход с упором на мощь артиллерии хорошо показал себя в голландской войне, когда меньшие по размеру корабли противника были разбиты в щепки тяжёлыми бортовыми залпами более крепких английских. Годсгифт Джадж участвовал во многих из тех битв, он и его команда были специалистами в этом новом виде войны, который сохранился и поныне, чем доказал своё превосходство. «Юпитерцы» с их почившим капитаном были пережитком старых времён — времён моего деда — и, похоже, те дни миновали.

Я отпустил Вивиана и Стэнтона и в расстроенных чувствах упал на стул, закрыв лицо руками. «Благодарение Богу за одну ничтожную милость, — подумалось мне. — По крайне мере, нам не понадобится вступать в бой с другим кораблем».

* * *

Позже в тот же день мы подошли к деревне, которая, по словам Рутвена, называлась Кринан. Впереди лежали мыс Крейгниш и бухта с лабиринтом приятного вида островков под защитой небольшого замка. Я стоял на шканцах и слушал одухотворённую лекцию Пенбэрона о вреде, предположительно нанесённом бортовыми залпами нашему хрупкому рулю. «Вероятно, это единственная вещь, которой мы способны навредить», — подумал я, принимаясь за дело умиротворения моего восторженного собеседника.

Пока он говорил, моё внимание переместилось к «Ройал мартиру», идущему теперь прямо у нас за кормой. Он приближался с тех пор, как мы впервые увидели его невдалеке от острова Гиа. Его новая носовая фигура гордо двигалась в нашу сторону: святой король Карл Первый, вырезанный из дуба, с венком в волосах и шпагой в руке. Вивиан рассказал мне, что только для этого корабля король и его брат сделали исключение из правила, по которому носовые фигуры должны изображать коронованных львов, как и было на нашем корабле. Я помахал Годсгифту Джаджу, одетому в странное нагромождение мехов — жалкое подобие того, что мне доводилось слышать о наряде русских — совершенно неуместное при такой мягкой весенней погоде. Он поднял рупор, приказал мне войти в бухту Крейгниш, где нам предстояло бросить якорь на ночь, и пригласил снова отобедать на «Ройал мартире».

Еда, как всегда, была исключительной. Нам подали отличного жареного вепря — деликатес, полученный в подарок от губернатора Данаверти, — а также оленину и восхитительный пудинг. Джадж снова достал карты и объяснил, что Лох–оф–Крейгниш с трёх сторон окружён землями Кэмпбеллов — маленький замок на мысе тоже принадлежал им — и что мы находимся так близко, насколько это возможно, к престолу Кэмпбеллов в Инверарее, где сидит лорд Лорн, погруженный в тяжкие думы о крахе своего отца. Однако, заметил Джадж, между морем и далеко протянувшимся озером Лох-О существует узкий, но важный клочок земли, по которому вынуждены двигаться все путешественники, идущие на север или на восток. Встав здесь на якорь мы, несомненно, поможем новостям быстро долететь до Инверарея и до самого Гленранноха, если они до сих пор этого не сделали.

Джадж был не так восторжен, как обычно, казалось, его что–то беспокоит, и он часто терялся в собственных мыслях. Я спросил, что не так, но он отмахнулся ухоженной рукою. Его помощник болен, объяснил капитан, и ему самому приходится нести дополнительные вахты. Такие трудности были пустяком для него в моём возрасте — здесь промелькнул прежний Джадж–подхалим, но он уже не тот порывистый юный капитан, какого встречали эти воды в прошлый раз. Я не замечал раньше в Годсгифте Джадже этой склонности к размышлениям: все попытки произвести впечатление и заручиться покровительством семьи Квинтонов для собственной карьеры остались в прошлом. Он так вырядился, будто собрался на придворный маскарад, но всё это больше походило на оболочку, а не на истинную сущность человека передо мной. Мне снова вспомнился король — тоже способный по желанию примерять костюмы и выражения лица, скрывающие настоящие чувства. Я был знаком с несколькими разными версиями Карла Стюарта, подобно тому, как теперь, видимо, узнал несколько версий Годсгифта Джаджа. И я начал понимать, что каждый из них хранит свой подлинный беспощадный облик сокрытым в некоем недостижимом месте.

Покидая корабль, я попросил Джаджа передать Натану Уоррендеру мои пожелания скорейшего выздоровления. Он странно посмотрел на меня, но затем пообещал, что его лейтенант скоро будет чувствовать себя, точно заново родился.

* * *

Следующим утром всё ещё дул лёгкий вест. Мы отверповали корабль шлюпками к мысу Крейгниш, затем повернули в северном направлении. Джадж велел мне смотреть на запад, в пролив между северной оконечностью Джуры и маленьким островком Скарбой, где, по его словам, был расположен водоворот Коривреккан. То было самое замечательное и самое страшное явление в местных водах: свирепые водяные вихри, где многие ничего не подозревавшие корабли нашли свой конец. Когда мы стремительно пронеслись мимо, я спросил лоцмана об этом месте и услышал искренний ужас перед странным феноменом в его невнятном бормотании. Маск невозмутимо предположил, что, возможно, Зимняя Старуха, королева ведьм, стирает в водовороте бельё. Широта и разносторонность знаний Маска всегда были так же неожиданны, как и редкие случаи их проявления.

Мы вошли в широкий Ферт–оф–Лорн, двигаясь в направлении большого гористого острова Малл, а затем повернули под ветер, чтобы показаться у стен Обана — простого рыбацкого городишки под покровительством Макдугалов — и расположенного неподалёку Данстаффниджа, чей потрёпанный ветром штандарт с красным восстающим львом явился редким, но желанным символом монаршей власти. Королевский замок Данстаффнидж был единственной нашей связью с миром, который мы оставили позади: письма, адресованные «Юпитеру» и отправленные с него, могли попасть через древние ворота замка на королевскую почту, в чьём распоряжении находились отряды всадников вдоль всей длинной дороги в Англию.

Позже в этот день под гомон выкрикиваемых команд мы стали лавировать, направляясь на запад. Миновали остров Лисмор. «Юпитерцы» взмывали на реи и спускались вниз, носились здесь и там с новым и заметным воодушевлением — видимо, пытаясь вернуть себе доброе имя после пушечных учений. Дальше мы заявили о своём присутствии в Саунд–оф–Малл, проливе, по обе стороны которого тянулись суровые серо–зелёные холмы. Замок Дуарт, гордо возвышавшийся на огромной скале у входа в пролив, принадлежал Маклейну, который остался верен монарху в минувшей войне. Замок приветствовал нас, приспустив флаг. Я не сомневался, что у Маклейна остались после войны пушки, незаконно сокрытые в тайниках, как и у любого вождя в этих землях. Конечно, он не стал давать салют и тем самым раскрывать карты королевскому кораблю.

Так мы добрались до Тобермори, небольшой рыбацкой деревушки на краю острова Малл. Галеон Испанской армады разбился здесь в дни королевы Бесс, пытаясь пробраться мимо этих жутких берегов в отчаянной надежде вернуться в добрую старую Галисию. Дядя Тристрам настаивал, что это был один из кораблей, атакованных моим дедом в июле 1588‑го. Проплывая мимо, я кивнул в знак почтения старому воину и его благородным врагам, погибшим в этом море.

За Тобермори ветер снова стих. Не прошло и часа, как нас окутал такой густой туман, что мы не могли различить «Ройал мартир» на расстоянии нескольких чейнов впереди. Только звуки колокола и дудок указывали на его местонахождение. Джадж прокричал, что нам следует верповать корабль туда, где, как ему кажется, расположена надёжная якорная стоянка. Боцман Ап спустил шлюпки на воду, и Ланхерн расположил свою лодку впереди всей процессии. Через каждые несколько ярдов бросали лот, и вскоре после этого слышался крик, сообщающий о глубине под килем. «Четыре сажени!» — зловеще разносилось в промозглой серости, а я плотнее кутался в плащ, стоя на шканцах. Наверное, мы провели таким манером около часа, пробираясь, как я надеялся, к безопасности, а не к забвению на невидимом берегу. Вдруг я услышал звук, подобный стону сотни мертвецов.

— «Ройал мартир», — сказал Кит Фаррел, появляясь из мрака. — Он бросает якорь.

— Эй, на «Юпитере»! — почти сразу последовал крик Мартина Ланхерна. — Приказ капитана Джаджа! Бросить якорь!

В этот раз Лэндон посмотрел на меня, прежде чем отдать приказ. Я кивнул. Отпустили канат, и наш становой якорь скользнул в тёмные воды. Выполнив работу, Лэндон ушёл вниз и оставил меня наблюдать странную сцену. Был ранний вечер, но могла быть и глухая ночь — ничего не видать, кроме трёх смутных проблесков света: кормовых фонарей на «Ройал мартире». И ни звука не доносилось после того, как корабль встал на якорь и матросы прекратили работу. Ни единого звука.

Джеймс Вивиан услышал первым. Правда, он был моложе всех нас, хоть и ненамного, но Вивиан никогда не участвовал в битве и его слух не пострадал от грохота выстрелов.

— Сэр, — произнес он приглушённым тоном, который человечество приберегает для церкви и густого тумана, — клянусь, я слышу барабанную дробь…

Тогда я тоже услышал. Один барабан, отбивающий ритм, всё ближе и ближе.

Мой дед, наблюдавший, как Дрейка в свинцовом гробу столкнули в воды залива Номбре де Диос, заявлял, что это он создал легенду о барабане Дрейка: потустороннем звуке, который разбудит от мёртвого сна призрак старого пирата. На мгновенье — одно краткое мгновенье — мне подумалось, что в этих водах, где пала Армада, с которой они бились, Дрейк и почивший Мэтью Квинтон вернулись, чтобы опять сражаться против великого крестового похода папистов.

Барабан стал громче, но теперь два других звука присоединились к нему: ритмичный плеск воды и ни с чем не сравнимый скрип дерева о дерево. Этот звук был мне хорошо знаком по баржам, что заполонили Аус и Айвел в своих неторопливых странствиях через Бедфордшир.

— Вёсла, — сказал я.

На миг туман расступился, и я увидел их. Сначала три, потом шесть, потом десять: длинные низкие судёнышки с высокими носом и кормой, одной мачтой и одним реем, но без парусов. Вместо этого они двигались силой гребцов, вздымавших вёсла в такт барабану на лодке, идущей впереди.

Я вызвал не тех призраков: я воображал, будто вернулись мой дед и его старый друг. Эти духи, однако, были не менее знамениты и даже более уместны. Я видел их на картинках в книгах дяди Тристрама и сразу узнал.

Это были ладьи викингов, вернувшиеся из ада, чтобы забрать с собой души бедных моряков «Юпитера».