Карен не могла дождаться шести часов и явилась в студию Эрика в три минуты шестого.

— Туда нельзя, — попытался остановить ее помощник Эрика. — Эрик хочет закончить съемку. Она и так затянулась.

— Мне тоже нужно кое-что закончить, — ответила Карен, отстраняя его от двери.

Обычная обстановка работы студии: кто-то просто болтает, кто-то спорит, волнуется, и лишь один или двое наблюдают за съемкой.

Карен подошла к краю съемочной площадки. Эрик бился, стараясь вызвать хоть какую-то искру жизни на лице семнадцатилетней девушки с массой солнечных волос и огромными изумрудно-зелеными глазами. Мадемуазель с обложки, автоматически отметила Карен. Ей потребовался лишь один взгляд, чтобы понять, что у этой Солнечной мисс никогда не будет морщинок вокруг глаз. Держу пари, она лишь нюхает свой завтрак, подумала Карен.

— Эрик! — позвала она, но он был так занят, что не слышал ее.

— Я хочу увидеть любовь в твоих глазах, возбуждение, жизнь, — убеждал он девушку. Она смотрела на Эрика рыбьими глазами.

— Любовь, — умолял он ее, — любовь и веселье. Есть же что-нибудь, что ты любишь? Твой щенок? Твой котенок?

Рыбий взгляд не менялся. Он в отчаянии навел на нее камеру.

— Ну, хорошо, смочи губы и думай о Малибу.

— Эрик! — снова позвала Карен, сложив руки рупором у рта, как будто она кричала против ветра. — Мне нужно поговорить с тобой.

Он обернулся, щурясь на свет.

— Перерыв, — крикнул он съемочной группе. Потом повернулся к Солнечной мисс:

— Мы попробуем еще раз, хорошо? После отдыха.

Свет выключили. Он отдал камеру помощнику и подошел к Карен. На нем была бордовая футболка, которую она так любила.

— Я еще работаю, — сказал он с раздражением. — Вы пришли почти на час раньше. Что важного вы собираетесь сообщить мне?

— Можем мы поговорить наедине? — Она посмотрела на людей вокруг, которые уставились на нее с надеждой увидеть что-то волнующее. — Может быть, в темной комнате?

— Как хотите. — Его голос был абсолютно бесцветным, ничего не выражающим. Он провел ее в лабораторию. Внутри он зажег тусклую желтую лампочку, все окрасилось янтарным светом.

Карен глубоко вздохнула. Трусливые дни миновали.

— Я Индира! — произнесла она гордо и смело. — Правда, я Индира!

Его глаза сузились, он внимательно рассматривал ее, разминая свой подбородок.

— Ерунда! — сказал он наконец.

— Но это правда! — с недоумением сказала она. — Ты должен мне верить!

— Вздор! Карен, я понимаю, что ты пытаешься каким-то глупым способом, без сомнения следуя добрым порывам, возместить мне потерю Индиры, но не можешь же ты серьезно думать, что ты… ты… — Он очертил рукой жест, оглядывая ее с головы до ног, — ., что ты моя Индира. Я не до такой степени сумасшедший.

— Но я Индира! — настаивала она, от отчаяния у нее перехватило горло. Все это началось, когда я вернулась в Нью-Йорк с темным загаром, а Эйлин как раз требовалась модель для тебя, индийская модель и… Черт возьми, Эрик! Я Индира! — Она обняла его за шею и крепко поцеловала его.

— Неплохо, правда, неплохо. — Он поджал губы, рассматривая поцелуи, как пробу незнакомого вина. Он улыбнулся и извиняющимся тоном добавил:

— Должен сказать, Индира целовалась лучше. И она была тоньше.

Карен даже задохнулась от ярости.

— Неужели? Одну минутку. — Она отвернулась, открыла сумочку, достала из нее золотые серьги и надела их.

— Вот, — сказала она, поворачиваясь к нему и качая головой так, чтобы колокольчики на серьгах зазвенели.

Эрик мягко улыбнулся, взял ее за руку и пожал с выражением утешения и симпатии.

— Я не возражаю против того, чтобы ты носила их. Приятно знать, что Индира, когда отказалась ото всего земного, подарила их подруге, которой доверяла.

— Давай попробуем поцеловаться еще раз, — сказала она, придвигаясь к нему и зарываясь руками в его волосы. Сначала он держался стойко, принимая ее поцелуй. Затем его рот ожил, его руки обняли ее как обычно — одной рукой он нежно поглаживал ее от плеча до талии. Она придвинулась еще ближе, дрожа от удовольствия и возбуждения, его объятия стали крепче. Его тело говорило о том, что оно знает правду. Его бедра, которые так крепко прижались к ней, знали. Его руки, которые гладили ее, знали. Его губы знали. Почему же не знала его голова?

За дверью покашлял помощник Эрика.

— Все ждут, Эрик. Эрик отпустил ее.

— Поговорим позже. — Он задыхался. — Я закончу к шести. — Он повернулся на каблуках и вышел.

Карен не нужен был этот неясный свет, чтобы найти старую раскладушку, она прекрасно помнила, где она. Она погладила рукой покрывало и постаралась вообразить, как однажды чудесной ночью эта комната была их волшебным садом. Но ей не удавалось это. Одной. Без Эрика не было чудес. В ее жизни больше никогда не будет ничего чудесного без Эрика.

Она долгое время сидела очень тихо и думала об Эрике. И чем больше она о нем думала, тем больше убеждалась в том, что Эрик страдает какой-то манией. Жанни знала бы, как это назвать. Она слышала рассказы о людях, которые думали, что они слепые, хотя они могли прекрасно видеть. Или о людях, которые верили, что у них парализованы руки, когда все было в порядке. Если Эрик не узнает ее теперь, так это только потому, что какая-то часть его мозга до такой степени переполнена любимым образом Индиры, что он становится слепым, парализованным. Парализованным любовью.

И это моя вина, думала она. Может быть, это всегда случается с датчанами, когда разрушается их любовь. Не сошел ли с ума Гамлет из-за любви к Офелии? Однако Офелия не могла помочь Гамлету, потому что упала в озеро и не умела плавать. Но я могу помочь Эрику. Я единственная, кто способен привести его в чувство.

— Чего я жду? — громко спросила она и вышла из комнаты, чтобы найти его.

Съемка только что закончилась. Солнечная мисс шла переодеваться, ее губы были зло сжаты. Помощники Эрика выключали освещение. Эрик одиноко стоял у стола, записывая что-то в блокнот. Карен терпеливо ждала, когда он закончит.

Студия опустела.

Она нежно положила свою ладонь на его руку.

— Когда у тебя будет время? — спросила она ласково.

— Позже. — Он оторвался от записей и перевел глаза с Карен на часы. — Я сейчас пообещал интервью «Новостям».

— Ты? Интервью? Не верю этому. — Ее Эрик никогда не стал бы давать интервью телевидению.

— Они уже здесь! — прокричал помощник Эрика.

Появилась съемочная группа с телевидения и начала расставлять оборудование.

Два стула были поставлены на то самое место, где Эрик только что производил съемки. Молодая женщина, похожая на темную копию Солнечной мисс, села на один из стульев и стала просматривать свои записи.

— Привет, я Чак, — сказал молодой кинооператор. Он был в джинсах и футболке, а в его правом ухе было сразу две серьги с бриллиантами. На шее у него были намотаны провода. — Вы сядете вот сюда, — сказал он Эрику, указывая на стул. — Рядом с Тиффани.

— Зачем тебе это нужно? — спросила Карен Эрика. Потом она почувствовала, что его рука сжала ее руку железными тисками.

— Принесите еще один стул, пожалуйста, — произнес Эрик. — Мисс Ист должна появиться вместе со мной.

— Нет, нет, ни в коем случае, — завопила Карен. — О чем ты говоришь? Я лучше посмотрю. Иди один, а я буду стоять рядом с Чаком. Иди, — умоляла она.

Он сжал ее руку почти до боли.

— Пойдем, — повторил он, дотащив ее до стула и усадив рядом с Тиффани. Сам Эрик сел справа от Карен, продолжая держать ее за руку, пока устанавливали микрофоны. Они сидели тесным кружком, глядя в камеру.

— Привет, я Тиффани, — сказала брюнетка, улыбаясь Эрику так, как обычно улыбалась Эйлин, — всеми шестьюдесятью четырьмя зубами. Даже ее десны улыбались. — Кто это? — Она кивнула на Карен, но разговаривала с Эриком. — Мне ни о ком больше не сообщали.

— Друг, — ответил Эрик, — Карен Ист. Глаза Тиффани широко открылись.

— Сама Карен Ист? Самая популярная модель прошлого года? Ах, как волнующе.

— Не для меня, — пробормотала Карен.

— Одним выстрелом можно убить двух зайцев. — Тиффани захлопала в маленькие ладоши.

К ним подошел Чак с камерой, его бриллианты сверкали.

— Готова, Тифф?

— Представьте, что Чакли здесь нет, — сказала Тифф Карен и Эрику. Она облизала губы и улыбнулась в камеру.

— Начали, — сказал Чак.

— Я Тиффани Вишневски из Нью-Йорка. Сегодня вечером со мной в студии известный всему миру фотограф Эрик Сондерсен, чье лицо, если не имя — ха! знакомо каждому в Америке, потому что он близкий друг, — она подмигнула в камеру, — легендарной Индиры Сингх.

Карен все еще пыталась выдернуть руку, но пальцы Эрика были как стальные наручники. Он отказывался смотреть в глаза ей, зато невозмутимо смотрел на Тиффани.

Тиффани завершала процедуру представления…

-..ну, а теперь потрясающие откровения об Индире.

Когда она сказала потрясающие, ее руки изобразили жест застенчивости, которым нимфа защищает себя от разыгравшегося купидона, бросающего в нее землянику; все ее записи разлетелись по полу.

— Время идет, Тифф, — напомнил Чак. Карен повернулась к Эрику.

— Какие откровения? Что ты делаешь? Но Эрик только улыбался. Он наблюдал, как Тиффани собирает свои листочки. Он не выпускал руку Карен, чтобы помочь. Он все так же крепко сжимал ее.

— Эрик, пожалуйста, — попросила она. — Я не хочу участвовать в этом.

— Готова, Тифф? — спросил Чак. Тиффани опять нацепила на себя улыбку.

— Начали.

— Мы здесь, чтобы узнать об Индире, — сообщила Тиффани камере. — Все вы помните ее стремительный взлет к славе и ев, внезапное решение отказаться от роскошной жизни и уйти в монастырь. — Она повернулась к Эрику. — Вы можете сказать нам, почему Индира решила стать монахиней?

— Она не ушла в монастырь, — терпеливо объяснил Эрик. — Она отправилась в ашрам, место уединения. Индира занимается йогой. Там они обучаются.

— Девочки и мальчики, — светло сказала Тиффани.

— Мужчины и женщины, — отозвался Эрик.

— И как вы к этому относитесь?

— Философски.

Карен, сама того не желая, рассмеялась.

Чак захихикал.

Тиффани сказала:

— Известно ваше отрицательное отношение к гласности. Почему же вы согласились на это интервью?

Эрик откашлялся и заговорил голосом человека, который тщательно подготовился к своему выступлению.

— В надежде на то, что Индира увидит или услышит мое выступление и вернется ко мне. Или кто-то, кто знает, где она находится, пойдет мне навстречу и свяжется со мной.

— Сегодня с нами в студии еще и Карен Ист, известная фотомодель и друг Эрика. Ну, не счастливый ли он мужчина: у него такие ошеломительные друзья. Она повернулась к Эрику, поедая его глазами.

Тиффани улыбнулась Карен:

— А какую роль играете вы в поисках Индиры? Карен не могла ответить, что она и есть Индира, — во всяком случае, не на телевидении, перед лицом Бога и всех агентств, которые нанимали Индиру для рекламы, доверяя ей. Могут ли они упрятать ее в тюрьму, если узнают, что она выдавала себя за другую? Придется ли ей провести в этом случае остаток жизни в сером платье за шитьем мешков для почты? Разрешат ли ей воспользоваться наперстком ее бабушки?

Тиффани ожидала ответа, улыбка застыла на ее лице.

Чак подмигнул Карен.

— Я не буду говорить, — сказала Карен. Нет закона, который утверждал бы, что кто-то обязан выступать на телевидении. Она не под присягой.

— Прошу прощения? — переспросила Тиффани, изумленно на нее глядя.

— Она сказала, что не будет говорить, — пояснил Эрик.

— Вы подруга Индиры? — упрямо повторила Тиффани.

— Можно сказать и так, — согласилась Карен. Она не собиралась заходить слишком далеко.

Тиффани попыталась еще раз.

— Не скажете ли вы нам, как одна из самых известных фотомоделей…

— Я больше не модель, — возразила Карен, — я удалилась от дел.

— Удалилась? — воскликнул Эрик, приподнявшись со стула.

Карен усадила его на место.

Тиффани повернула свои улыбающиеся зубы к камере.

— Вы плышите это сервыми, я имела в виду, слышите первыми. О, Господи!

— Продолжай, Тифф, — попросил Чак. — Говори свободнее.

Эрик изучал Карен из-под полуопущенных ресниц и мял свой подбородок свободной рукой.

Карен вежливо улыбнулась и наблюдала за тем, как Тиффани повторяет предыдущую реплику.

— Продолжаем, — сказал Чак. Тиффани улыбнулась в камеру.

— Вы услышали это здесь первыми. — Она повернулась к Карен. — Вы уходите потому, что будете помогать Эрику в поисках Индиры?

Эрик поймал руку Карен и наклонился к ней, его губы были приоткрыты, в глазах плясал подавляемый смех.

Он знает, сказала она себе. Он давно знает. Он вовсе не сумасшедший. Он все это делал нарочно. Парализован любовью, о, Боже!

Карен уже не знала, чего ей хочется: смеяться от облегчения или упасть ему на грудь и поцеловать его — прямо здесь, перед камерой и съемочной группой. Карен разговаривала с Тиффани, но ее глаза не отрываясь смотрели на Эрика.

— Я много думала перед тем, как решила уйти, вы понимаете. Это не скоропалительное решение.

Она повернулась и посмотрела прямо в камеру. Она видела, что Чак меняет фокус, чтобы снять ее крупным планом. Она дала ему время.

— Я решила принять предложение Эрика Сондерсена и выйти за него замуж.

— Его предложение? Но я думала… — Тиффани поперхнулась и замолчала.

— Вы думали, что у Эрика и Индиры особенные отношения.

Тиффани безмолвно кивнула.

— Так и есть. А я решила примкнуть к его гарему.

— Достаточно! — сказал Чак. — Все, Тиф.

Поехали обратно на склад.

Карен повернулась к Эрику.

Он держал ее руку так крепко, как никогда. Он откинулся на стуле, вытянув перед собой свои длинные ноги. Его лицо представляло собой загадочную маску, но уголки рта сложились в хитрую лисью усмешку.

— Мой гарем?

Кончиком языка он осторожно облизал губы, продолжая улыбаться, но больше ничего не было сказано, пока съемочная группа с телевидения собирала аппаратуру. Потом все ушли. Они остались одни.

Эрик потянул Карен за руку, поднял со стула и подтянул к себе. Он соединил колени.

— Садись, — сказал он, усаживая ее к себе на колени. — Я хочу поговорить с тобой о своем гареме.

— Чудесные колени, — сказала она, опускаясь на его бедра. — Но жесткие.

Он обвил ее руками, крепко прижал к своей груди и сладострастно улыбнулся.

Карен похлопала его по груди.

— Почему ты не сказал мне, что все знаешь? Сначала я подумала, что сошла с ума, а потом подумала, что сошел с ума ты.

Он подмигнул ей.

— Ты решила, что в этом есть немного и твоей вины, ja?

— Ja, — машинально повторила она. — Как давно ты узнал обо всем?

Он потрогал ее серьги пальцем, чтобы заставить их зазвенеть.

— Вскоре после того, как ты уехала. Где ты жила на самом деле?

— В доме Клэр в Майне. А как ты узнал?

— Я наткнулся на твои фотографии в старом номере «Вог». Такая бледная, такая светловолосая. — Он потерся рукой о ее щеку. — Ты выглядела как негатив Индиры. Как кусочек пленки в лаборатории. Ни один фотограф не пропустил бы этого.

— Но почему же ты ничего мне не сказал? Мы разговаривали часами, когда я была в Майне, а ты никогда не обмолвился ни единым словом.

— Потому что я был зол. Как ты думаешь, я должен был себя вести, когда узнал обо всем?

— Постарайся понять, дорогой. — Она чертила пальцем по его подбородку. — С первого же дня, когда все это началось, я готовилась к моменту, когда надо будет посмотреть в лицо тебе и твоей злости. Я продолжала оставаться Индирой только потому, что боялась потерять тебя. В твоих фантазиях так много места было отведено Индии… Я хотела все рассказать тебе в первый же день, прямо здесь, после съемки. Но потом ты поцеловал меня, и я не смогла заставить себя это сделать… а потом я просто ждала удобного случая, подходящего момента. Я знала, что, если скажу все тебе в подходящий момент и так, как нужно, ты не будешь сильно злиться на меня, может быть, немножко, но потом все это пройдет, и у нас все будет хорошо… но каждый раз что-то случалось… Я так люблю тебя, мой дорогой…

Он остановил поток ее слов поцелуями, бормоча:

— Помолчи, дорогая.

Потом он сказал:

— Ты говорила правду, когда заявила, что выйдешь за меня замуж?

— Конечно. — Она поцеловала его в кончик подбородка.

— А разве я делал предложение? — Он шлепнул ее по колену, и она почувствовала покалывание в ногах.

— Всякий раз, когда занимался со мной любовью.

— Смешно, но не помню, чтобы я что-то предлагал.

— Это потому, что твоя голова была забита фантазиями, а предлагало твое тело.

— Ах, так вот что, оказывается, оно делало. — Он поглаживал ее колени, скользнув руками между ними.

— О, да. — Она покусывала мочку его уха.

— Когда я впервые увидел тебя, я понял, что в тебе воплотились все мои мечты последних лет.

Потом, когда ты уехала, я понял, что влюблен не в созданную моим воображением Индиру. Я люблю тебя, Карен.

Эрик поглаживал внутреннюю сторону ее бедра, и все ее тело до макушки пронизывали вспышки.

— Настоящую тебя. И неважно, как тебя зовут.

Он ухмыльнулся и сказал:

— И все же трудно поверить, что Индира никогда ко мне не вернется.

— Индира может приходить к тебе в любое время, как только захочешь. Все, что нам нужно будет сделать, это выключить свет.

Эрик засмеялся, его губы были около ее шеи.

— У меня будет две возлюбленных? Днем — моя серебряная Карен, а ночью моя знойная Индира.

Свободной рукой он поддерживал ее затылок и жадно целовал ее. Ее тело трепетало рядом с ним, сердце колотилось.

Потом он произнес:

— Интересно, будешь ли ты такой же совершенной любовницей, как Индира? Никто лучше Индиры не знал, что мне нравится больше всего.

— Ты забываешь, — возразила она ему, сжимая коленями его руку. — Индира научила меня всему.