Было семь часов вечера, но Камилла, тем не менее, изрядно удивилась, когда, заглянув в глазок, увидела на лестничной площадке Адама. Она была уверена, что он не придет… по крайней мере, не сегодня.

Разговор, состоявшийся между ними несколько часов назад, заставил ее о многом задуматься, однако она открыла дверь, может быть, с излишней поспешностью.

– Привет, – сказала Камилла чуть слышно. – Представить не могла, что увижу тебя сегодня.

– Привет, – отозвался Адам. – Можно войти? Или я выбрал неподходящее время? Просто я оказался поблизости и решил заглянуть.

Воцарилась пауза, мучительная для Адама. Но Камилла улыбнулась, отступила в сторону, пропуская его.

– Что ж, проходи, коли ты здесь. Я как раз собиралась выпить глинтвейна. Не хочешь составить мне компанию?

– С удовольствием.

Камилла проводила его в гостиную, а сама вышла в кухню за вином. Когда она вернулась, то обнаружила, что Адам успел ослабить узел галстука и расстегнуть ворот рубашки. Впрочем, пиджака он не снял и даже не присел. В своих отношениях они еще не достигли того уровня непринужденности, который позволял бы Адаму чувствовать себя у нее достаточно свободно.

Вручив ему бокал, Камилла устроилась в большом кресле, стоящем боком к камину, предоставив в распоряжение гостя диван.

– Присаживайся, что же ты стоишь?

Адам послушно сел и, не отрывая от нее взгляда, сделал глоток из бокала.

– У меня такое ощущение, – сказал он, – что я должен извиниться перед тобой. Только не знаю за что.

– Ты ни в чем не виноват передо мною, – тихо ответила Камилла. – Я даже рада, что у нас произошел такой откровенный разговор. Ситуация действительно не из приятных.

– Ты имеешь в виду Джессику? – спросил Адам. – Но это только вопрос времени.

Однако Камилла покачала головой.

– Нет ничего более постоянного, чем сложившиеся привычки. И потом, она ведь любит тебя.

– Возможно. Но я считаю, что продолжать жить под одной крышей с женщиной, с которой тебя ничего, кроме жалости, уже не связывает, неблагородно и жестоко по отношению к ней… Не беспокойся, я не поставлю тебя в неловкое положение. Я не из тех мужчин, которые хорошо себя чувствуют, балансируя между двумя женщинами, – сказал Адам, глядя на Камиллу своими зелеными глазами.

– Ты мог бы и не говорить этого, – произнесла она.

– Может, мне нужно было сказать это, – ответил Адам со вздохом. – Во всяком случае, мне жаль, что я расстроил тебя. Поверь, я не хотел, чтобы это случилось.

Камилла кивнула с печальным видом.

– Я верю тебе. Но мы так мало знаем друг о друге. Мне, например, неизвестно, какой твой любимый цвет, какую музыку ты любишь… Способен ли ты причинить женщине боль, даже если у тебя будет на то серьезная причина. И это сильно беспокоит меня.

– Но ты не спрашивала меня об этом. Возможно, потому, что мы так мало времени знакомы. А я не лез к тебе с откровениями, не желая быть навязчивым.

– Или не хотел, чтобы я задавала тебе вопросы, боясь подпускать меня к себе слишком близко.

Напряжение Адама все возрастало, и он отвел взгляд. Теперь он смотрел на бокал с остывающим глинтвейном.

– Ты серьезно так думаешь?

Камилла пожала плечами, глядя на него с мольбой и укором одновременно.

– Да, хотя…

Адам поставил бокал на журнальный столик и, поднявшись, подошел к креслу, в котором сидела Камилла. Он опустился на одно колено, но даже в таком положении их головы были почти на одном уровне. Затем провел пальцами по ее волосам и щеке, и внутри него что-то оборвалось.

– Я хочу, чтобы ты была как можно ближе ко мне. Я люблю тебя, – сказал он негромко и отвел взгляд, смутившись, как подросток.

Когда же Адам снова посмотрел на нее, в ее глазах стояли слезы. Камилла молча кивнула, и он наклонился к ее лицу.

Адам целовал ее горячо и страстно, а его руки сжимали плечи молодой женщины с такой силой, что ей было больно. Как и куда исчез бокал, Камилла не имела ни малейшего представления. То ли она поставила его на пол, то ли выронила, то ли он взял его из ее рук – как бы там ни было, ничто не мешало ей обнять Адама в ответ. И через мгновение ее тонкие пальцы запутались в его волосах.

– Мой любимый цвет – синий, – пробормотал он, оторвавшись на секунду от ее губ. – А еще я люблю классическую музыку, особенно Шопена.

Черты лица Камиллы смягчились, взгляд темных глаз стал глубоким, бездонным, манящим. Губы ее снова приоткрылись, на щеках проступил легкий румянец.

Адам рывком поставил ее на ноги и с силой прижал к себе. Желание неумолимо росло в нем, разливаясь сладостным томлением по всему телу.

– Адам, – прошептала Камилла, – мы… что мы с тобой делаем?

– Ты хочешь, чтобы я перестал? – хрипло спросил он.

– Нет. Я хочу… тебя.

Неожиданное признание прозвучало для него сладостной музыкой. Адам чувствовал, как напряжено ее тело, и радостно сознавал, что это вызвано не волнением, а жаждой любви. Желание продолжить начатое было так велико, что он едва сдерживался. Казалось, внутри него бушует огонь, от которого нет спасения. Ему не терпелось увидеть Камиллу обнаженной, исследовать каждый дюйм ее тела, насладиться близостью… Он мечтал доставить ей наслаждение, сделать так, чтобы с ним она забыла обо всем на свете.

Адам снова сжал Камиллу в объятиях, снова настойчиво поцеловал в губы, а потом, отстранившись, взглянул ей в лицо. Она приоткрыла глаза, едва заметно улыбнулась и прошептала:

– Пойдем… в спальню.

Секунду он ждал, не передумает ли она, затем еле слышно спросил:

– Ты уверена?

Она опять улыбнулась, и от ее открытой, зовущей улыбки у Адама перехватило дыхание. Страсть обожгла его с новой силой, а желание любовной близости сделалось почти невыносимым.

Камилла молча взяла его за руку и повела к полуоткрытой двери. На пороге спальни Адам остановился, словно не решаясь войти, но она потянула его за собой.

– Ты уверена… – снова начал он.

– Да!

Тогда Адам обнял ее и жадно прильнул к губам, чувствуя, как ее тело постепенно становится податливым. Затем подвел к кровати и стал расстегивать пуговицы на ее блузке. Он изо всех сил старался сдерживать охватившее его нетерпение, но ему это уже плохо удавалось. Наконец с превеликим трудом он снял с Камиллы блузку и, прежде чем отложить ее в сторону, прижался к ней лицом. От мягкой тонкой ткани исходил еле уловимый аромат ее тела. Адам глубоко вдохнул, словно хотел впитать в себя этот запах, потом уронил блузку на ковер.

Камилла стояла перед ним в джинсах и бюстгальтере, и Адам не мог налюбоваться красотой и изяществом ее стройного тела. Его взгляд жадно скользил по упругой груди, едва прикрытой кружевом, по длинной шее и покатым плечам.

– Какая ты красивая, – восхищенно прошептал он. – Самая красивая…

В ее глазах вспыхнули лукавые искорки.

– Совсем недавно ты назвал меня смелой, потом я стала привлекательной, а теперь – и вовсе красавицей. Ты изменил обо мне свое мнение или это я стала другой?

– Ты всегда была такой, – заверил ее Адам. – Но я думаю, что это не единственное твое достоинство.

Он стал ласкать ее груди кончиками пальцев, потом коснулся их языком, наслаждаясь упругостью и нежностью кожи. Затем его руки скользнули ниже, нащупали молнию на джинсах и расстегнули ее. Камилла не сопротивлялась, лишь загадочно улыбалась, и ее глаза светились радостным ожиданием.

При виде ее обнаженного тела у Адама закружилась голова, но она протянула к нему руки и прошептала:

– Теперь моя очередь.

Адам не возражал. Камилла сняла с него рубашку и провела рукой по его груди. Как он хорошо сложен! Развитая Мускулистая грудь, широкие плечи, сильные руки с тонкими пальцами. От него веяло надежностью, силой, уверенностью в себе.

Прикосновение нежных женских пальцев доставляло Адаму невыразимое наслаждение и вместе с тем обжигало. Его тело напряглось как струна, а сердце забилось где-то в горле.

– Ты… ты сводишь меня с ума… – прерывающимся голосом произнес он. – Камилла…

Она легла на кровать, на спину, и Адам, несколько смущаясь своей наготы, склонился над ней и начал осыпать ее поцелуями. Желание нарастало в ней, накопившаяся страсть искала выхода. Ей казалось, что раскаленные иглы пронзают ее тело, и это давно забытое ощущение кружило ей голову. Не выдержав, Камилла застонала от острого наслаждения…

Когда все кончилось, Адам лег рядом с ней, дыша часто и тяжело. Она положила руку ему на грудь и почувствовала, как он понемногу успокаивается и приходит в себя. Он накрыл ее руку своей, потом провел кончиками пальцев по ее груди. Его прикосновения были легкими, нежными, ласковыми.

Камилла положила голову на плечо Адама, легонько сжала его руку и тихо сказала:

– Я очень благодарна тебе, Адам.

– За что? – удивленно прошептал он ей на ухо.

– Мне с тобой так хорошо, спокойно, надежно. Ты вселил в меня уверенность. У меня появилась наде…

Она умолкла на полуслове. Ей хотелось сказать «надежда на жизнь, наполненную любовью и счастьем», но Камилла постеснялась произнести это вслух. Только что пережитые мгновения страсти казались ей столь чудесными, немыслимо прекрасными, что говорить об их продолжении она не решалась.

Все равно это было удивительно и волшебно. Камилла на время позабыла обо всех своих сомнениях и тревогах. Единственное, о чем она могла думать, – это о горячих и жадных губах Адама, о надежных и сильных руках, которые обнимали ее.

– Непросто мне будет уйти отсюда, – пробормотал он.

– Ты можешь остаться, – сказала она тихо.

Адам улыбнулся, наклонился к ней, поцеловал в губы и закрыл глаза.

Когда Камилла через несколько минут взглянула на него, он уже спал. Она долго вглядывалась в его лицо, затем наблюдала, как поднимается и опускается в такт ровному дыханию его широкая грудь, и улыбалась. Похоже, Адам именно тот мужчина, о котором она мечтала всю свою жизнь.

Она нежно дотронулась пальцами до его губ, и он, не просыпаясь, поцеловал их. Этот бессознательный жест растрогал Камиллу, и лишний раз укрепил в мысли, что рядом с ней – любящий мужчина. Человек, с которым она хотела бы остаться до конца своих дней.

Лампа, стоящая на ночном столике, была притушена наполовину, но Адам не стал выключать ее. Еще долго ему не хотелось ни шевелиться, ни выпускать Камиллу из объятий.

Они лежали, отвернувшись от света. Камилла прижималась спиной к его груди, Адам обнимал ее за плечи. Осторожно, чтобы не разбудить спящую женщину, он потерся щекой о ее затылок и с наслаждением вдохнул дурманящий запах волос.

Адам старался впитать в себя этот запах, сделать его своим собственным, запечатлеть в памяти. Он прислушивался к негромкому дыханию женщины. Этот легкий звук он тоже хотел унести с собой. Сейчас будущее представлялось ему таким светлым, что не было смысла размышлять о прошлом.

В поведении Адама не было признаков ни сильного желания, ни острой тоски, лишь равнодушие и спокойствие, словно долгая борьба закончилась победой и теперь он, наконец, примирился с собой и с окружающим миром.

Странная это была вещь – равнодушные отношения без любви в сердцах, во всяком случае, в его сердце. Они с Джессикой напоминали двух незнакомых людей, случайно оказавшихся под одной крышей.

Она часто задавалась вопросом, как долго это может продлиться. Когда она предложила ему оставить все как есть, то уверила его, что расставание неизбежно. И Адам поверил ей. На самом же деле Джессика решила выиграть время, втайне надеясь, что момент их близости неизбежно наступит. Но она прекрасно понимала, что если Адам догадается, что она блефует, то сразу начнет искать пути к свободе. И тогда она проиграет.

Однако об этом Джессика старалась не думать. Она представляла, как жалость и привязанность сыграют свою роль в их отношениях.

А потом она постарается забеременеть и в случае удачи снова уверит Адама, что рождение ребенка его ни к чему не обяжет. При этом Джессика очень надеялась, что, когда появится малыш, чувства Адама к ней изменятся. Он был одинок, мало чему верил в этой жизни, к тому же потерял любимую жену и ребенка.

Таковы были тайные планы Джессики, имеющие отношение к настоящему и будущему. С ними она и жила, как будто шла по натянутому над пропастью канату, надеясь, что Адам спасет ее в последний момент, и отчаянно веря, что все будет именно так, как она задумала.

Однако частые и долгие отлучки Адама в последние дни начали ее тревожить. Да и в его поведении появилось что-то вызывающее определенные подозрения, а удовлетворение, которое он порой не мог скрыть, нельзя было объяснить лишь удачей в делах. Джессика шестым чувством чуяла неладное…

Как-то ночью она проснулась и подошла к окну. Луна висела совсем низко, невероятно яркая, почти слепящая. Своим серебристым светом она, казалось, ласкала ее, благословляя их с Адамом.

Джессика вернулась в постель. Адам спал и выглядел беззащитным, как ребенок. Неожиданно он пробормотал:

– Я люблю тебя.

Слова прозвучали невнятно, но Джессика, увидев его изменившееся лицо, похолодела: оно не выглядело счастливым и спокойным. Нет, Адам словно испытывал невероятную муку, тщетно стремясь поймать нечто ускользающее от него.

– Я люблю тебя, – повторил он жалобно, со стоном, потом перевернулся на другой бок. Джессика лежала с широко открытыми глазами, прислушиваясь к его мерному дыханию и думая о боли, так явственно прозвучавшей в его голосе. Ни слова, ни эта боль не имели к ней никакого отношения.

Безошибочная интуиция, убаюканная на время ощущением покоя, внезапно пробудилась и предупредила об опасности. Адам только что признался в любви какой-то женщине, живущей в его сердце. А ведь ей, Джессике, он никогда не говорил таких слов, даже в момент их близости.

Она снова встала, прошла в ванную и трясущейся рукой достала сильнодействующую таблетку из пузырька. Затем вернулась в спальню, легла в постель. Сама мысль о том, что у Адама существует отдельная от нее жизнь, заставляла Джессику бояться, что она вот-вот потеряет рассудок. Дрожь, так изводившая ее несколько недель назад, снова начала сотрясать тело. Как невыносимо тяжело было лежать рядом с любимым мужчиной, не ощущая его тепла и ласки! Но какой смысл пытаться стать ближе, если его сердце принадлежит другой…

«Я люблю тебя».

Три коротких слова, произнесенные им, стали песчинкой, вокруг которой начала расти жемчужина ревности в душе Джессики. Она убедилась в присутствии другой женщины в жизни Адама не только благодаря его признанию, вырвавшемуся во сне, но и благодаря безмятежной, почти мирной успокоенности, с которой он обращался с ней.

Понимание этого заставило Джессику ощутить себя пешкой, а не хозяйкой положения. И такое ощущение ей совсем не понравилось. Сознание того, что Адам ускользает из ее рук, заставило Джессику лихорадочно искать выход из положения.

И тут неожиданная мысль явилась, чтобы принести ей облегчение, унять боль, невыразимо терзавшую ее. Нет, она не беспомощна. Еще можно принять меры, что-то сделать.

Успокоенная, чувствуя, как снотворное начинает постепенно дурманить голову, Джессика провалилась в тревожный сон…

Утром, как только Адам уехал на работу, она позвонила в сыскное агентство «Браун и Гаспар» и попросила позвать к телефону Брендана Левиса.

Считается, что частный детектив должен обладать неприметной внешностью, не выделяться из окружающей толпы и не привлекать к себе внимания. Но Брендан Левис был полной противоположностью сложившемуся годами образу и при своих шести с половиной футах роста выглядел крайне представительным мужчиной. Обычно он носил костюмы, выгодно подчеркивающие его атлетическую фигуру, которая с годами немного расплылась. Темные с проседью, аккуратно подстриженные волосы придавали Брендану вид преуспевающего бизнесмена.

Он был неглупым, сдержанным… и довольно циничным человеком, считающим, что, выполняя задание, можно не гнушаться ничем. Но профессионализм Брендана в сочетании с дотошностью заработали ему славу одного из лучших оперативников в агентстве «Браун и Гаспар», обслуживающем богатых и влиятельных клиентов.

До этого он несколько лет прослужил в балтиморской полиции. Однако когда стало известно о крупной взятке, полученной им при расследовании одного нашумевшего дела, Брендан был вынужден уйти из полиции. Что отнюдь не помешало ему без труда найти работу в частном агентстве…

Дождливым октябрьским днем Брендан Левис встретился с Джессикой Коллин в маленьком неприметном мотеле. Ей пришлось ждать почти неделю – самую трудную в ее жизни, – пока он собирал материалы о таинственной подруге Адама.

С самого начала детектив произвел на нее большое впечатление. Его ум, сообразительность, своя точка зрения на многие вещи доказывали, что он именно тот человек, который ей нужен.

Со своей стороны и Джессика заинтересовала Брендана.

Она без единого звука открыла ему дверь номера. На ней были кожаные брюки и облегающий свитер. Перед тем как устроиться за столиком, детектив оценивающе оглядел клиентку.

– Что у вас есть для меня? – без предисловий спросила Джессика.

– То, чего вы ждали, я полагаю.

Брендан открыл небольшую папку и начал переворачивать страницы.

– То есть?

– Вы были правы, – сказал он. – У вашего приятеля действительно роман с женщиной.

Джессика с трудом подавила готовый вырваться стон.

– Ее зовут Камилла Робертс. Двадцать пять лет. Раньше свободная художница, теперь работает в агентстве недвижимости «Балтимор иммувэбл проперти». Не замужем. Но у нее есть друг. Довольно известный человек. Некий Ричард Майлз, владелец картинной галереи. Ничего не слышали о нем?

При упоминании о друге соперницы Джессика встрепенулась. Почему ей это раньше не приходило в голову? Она молча наблюдала, как Брендан вынимает снимки, словно продавец, раскладывающий товар перед покупателем.

Джессика напряженно вгляделась в лицо соперницы, пытаясь запечатлеть его в памяти. Но в этом, как оказалось, не было нужды: она сразу узнала незнакомку, с которой Адам так долго разговаривал на вернисаже в картинной галерее, куда она буквально умалила взять ее. Но не столько красота Камиллы потрясла ее, сколько выражение лица, в котором прямота и искренность сочетались с деликатностью и нежностью.

При внимательном рассмотрении было видно, с какой неподдельной нежностью она взирает на Адама. Буквально ласкает его взглядом. Да, эта Камилла Робертс была красивой женщиной. Но любовь делала ее ослепительной. Джессика все смотрела и смотрела на фотографию, пока изображение не стало прыгать перед глазами. Опустив взгляд, она заметила, что это руки ее трясутся так сильно, что она никак не может удержать снимок в одном положении.

– Всю прошедшую неделю они встречались почти каждый день, – продолжал Брендан. – В отеле, у нее на квартире, в ресторанах. Но за ней нет ничего компрометирующего. На редкость порядочная особа. Таких сейчас редко встретишь.

Это жестокое замечание уязвило Джессику, жизнь которой даже с натяжкой нельзя было назвать честной. Интересно, Брендан сказал это намеренно или просто констатировал факт?

Тем временем детектив внимательно наблюдал за клиенткой. Ее сосредоточенное лицо казалось ему более чем привлекательным.

Наконец она отложила снимки, закрыла папку и подняла взгляд. Ее губы тронула легкая улыбка. В глазах появился странный блеск.

– Вы прекрасно знаете свое дело. Как, впрочем, мне и говорили, – обратилась она к Брендану.

Тот не спускал с нее пристального взгляда.

– Никогда не мог устоять перед хорошеньким личиком, – хрипло пробормотал он.

Джессика спрятала папку в принесенный с собою портфель.

– Ну что ж, вы многое сделали и, думаю, заслужили награды. Правда, у меня к вам будет еще одно дельце. Но об этом чуть позже.

Детектив ничего не ответил, но глаза его потемнели. Джессика медленно потянулась к поясу и расстегнула молнию. Потом сняла брюки и осторожно положила их на колени мужчины. Под ними ничего не оказалось. Брендан жадно смотрел на нее. Она сбросила свитер, оставшись в крохотном лифчике.

– Будь хорошим мальчиком, – попросила она, – помоги мне с этим.