Более ста самых высокопоставленных вельмож Англии собрались в церемониальном зале Винчестера, чтобы принести ежегодную присягу в верности королю. Констанс стояла среди своих суссекских вассалов, которые в свою очередь прибыли в Винчестер, чтобы принести присягу в верности ей. Уильям де Кресси и новый предводитель рыцарей Эрно Фицгамелин смотрели, как самые высокопоставленные и рангом чуть пониже старались подобраться как можно ближе к королевскому трону. Вот-вот должен был появиться сам Генрих.

Констанс отнюдь не разделяла общее стремление быть поближе к королю и тем более не хотела привлечь к себе его внимание, она знала, что в свое время герольд непременно провозгласит ее имя. Обыскивая взглядом большой зал, она надеялась найти де Варреннов и свою сестру Мабель.

Сразу же по прибытии в Винчестер она послала отца Бернара в дом де Варреннов, чтобы он разузнал о ее сестре. По возвращении отец Бернар сообщил, что де Варренны путешествуют в свите графа Харфорда, но находится ли с ними Мабель, никто не может сказать. Учитывая, что она должна вот-вот разрешиться от бремени, скорее всего ее не взяли с собой в дальнюю дорогу, предположил ее духовник.

«Вероятно, он прав», – сказала себе Констанс. Оставалось только надеяться, что ее сестра, если с ней по-прежнему жестоко обращаются, сообщила бы ей об этом через гонца. Если бы, конечно, сообразила это сделать.

День был праздничный, Рождество. В полдень весь двор присутствовал на мессе в кафедральном соборе. Затем король побывал у гробницы святого Суитина, некогда епископа Винчестерского, и посмотрел, как идут строительные работы, продолжающиеся вот уже сорок лет. Судя по тому, что увидел король, эти работы вполне могли продлиться еще столько же. Кафедрал был заполнен канониками, священниками, монахами, членами различных орденов, были здесь и несколько епископов, возглавляемых советником короля Генриха Роджером, епископом Солсберийским.

Когда во время мессы высокопоставленные духовные особы заняли свои места у алтаря, в полумраке собора засверкали расшитые золотом и серебром мантии и митры.

Поскольку Роджер Солсбери являлся главным советником короля и вел все государственные дела, когда Генрих бывал в Нормандии, нетрудно было себе представить, какая сильная вражда, какое расхождение в религиозных взглядах существовали между английской церковью и Генрихом по его восшествии на престол.

После кончины архиепископа Лафранка старший брат принца Генриха, король Вильгельм Руфус, не спешил с назначением его преемника, тем временем широко пользуясь ресурсами его провинций, в чем король Вильгельм весьма преуспел. Его, разумеется, осуждали, но он не обращал на это ни малейшего внимания. Когда наконец он назначил на место архиепископа аббата Ансельма из французского монастыря, в лице Ансельма он нашел непримиримого противника. Новый архиепископ начал с того, что настоял на том, чтобы получить подобающие своему сану регалии не от короля Вильгельма Руфуса, а от самого папы.

Со времен Вильгельма Завоевателя и даже с еще более ранних времен нормандские герцоги сами выбирали кандидатов на высокие церковные посты. Некоторые из них, как, например, брат Вильгельма Завоевателя – Одо, были скорее воинами, чем епископами, и, как все тот же Одо, имели любовниц и детей. Новый архиепископ, человек необычайной святости, настаивал, чтобы архиепископов и епископов назначали не короли или герцоги, а сама церковь. Положение осложнялось тем, что тогда одновременно было два святейшества – Урбан Второй и Клемент Третий, назначенный священным римским императором Генрихом Четвертым. В конце концов Ансельм получил свою епископскую мантию из рук кардинала, посланного из Рима папой Урбаном.

Однако продолжение борьбы между Лафранком и королем Вильгельмом Руфусом привело к изгнанию Лафранка во Францию, где он вынужден был пребывать до самой кончины короля Вильгельма Второго, погибшего во время охоты в Новом Лесу. Ансельм вернулся в Англию только для того, чтобы схлестнуться с новым королем Генрихом, младшим братом Вильгельма Руфуса. Спорный вопрос был все тот же: кто должен назначать епископов и архиепископов: короли или церковь и римский папа. Ансельм вынужден был снова удалиться в ссылку. После долгой борьбы и сложных переговоров в конце концов был достигнут компромисс, король Генрих всегда умел находить компромиссные решения. Король отказывался от своего права назначать духовенство на высшие посты при том, однако, условии, что будет непосредственно наблюдать за выборами и выбираемый кандидат должен будет воздать королю дань надлежащего поклонения. Лишь через несколько лет после того, как этот порядок назначения вошел в силу, стало ясно, что хитрый Генрих если чем-нибудь и поступился, то лишь самой малостью.

За церемонией в кафедральном соборе последовала обычная рождественская процессия по улицам. Рядом с королем ехали его сестры, последние из девяти детей Вильгельма Завоевателя. Они были уже старыми женщинами, Аделаида, Адела, графиня Блуа, ехавшая вместе со своим красивым, всеми любимым сыном Стивеном, Констанс, графиня Бретанская. Сесили, аббатиса Кайенская, умерла за несколько лет до этого.

Погода была ясная и холодная. Придворные вельможи и леди выглядели великолепно в своих шитых золотом одеждах и мехах. Перед королем ехали два рыцаря с большими кошелями, полными монет, которые бросали в толпу. Щедрый брат короля, Вильгельм Руфус, кидал своим подданным серебряные монеты. Щедрость короля Генриха не простиралась дальше медяков достоинством не больше фартинга.

Констанс ехала за королем и его сестрами, сопровождаемая своими суссекскими вассалами де Кресси и Фицгамелином и отрядом рыцарей. Одета она была в отделанное золотым шитьем красное шелковое платье с двойной юбкой и в красный, подбитый мехом плащ поверх него. Ее повязанные красными лентами, высоко взбитые волосы со сверкающими в них золотыми бусинами не мешали любоваться ее стройной шеей. Она не ожидала такого приема, но собравшиеся толпы приветствовали графиню Морле восхищенными криками.

Вот уже король торжественно вошел в Винчестер для принятия присяги. Зашуршала одежда, все стали поворачивать головы. Плотно сбитый, коренастый Генрих шел по залу в окружении казначея, камергера, своего блистательно умного незаконнорожденного сына Роджера и епископа Солсберийского, могуществом уступавшего лишь самому королю. Когда король уселся на резной трон под нормандским знаменем с изображением бегущего леопарда, придворные продолжали стоять.

Констанс подумала, что, обремененный своей горностаевой мантией, мечом и ножнами, усыпанными драгоценными каменьями, короной Завоевателя, отделанной сапфирами и бриллиантами, король выглядит утомленным. Вокруг него столпились писцы со своими пергаментными свитками, письменными принадлежностями и судебными повестками, которые получили широкое распространение в царствование Генриха. Они вели тихий, серьезный разговор.

За спиной Констанс послышался чей-то вздох. Ей было хорошо понятно, чем он вызван. Шла вторая половина дня, а двор все еще вынужден был соблюдать пост. Люди не столь знатные могли себе позволить выскользнуть на улицу, купить пирожки у разносчиков или отправиться на скачки, в театр, на представление какой-нибудь мистерии или на винчестерскую рождественскую ярмарку, которая длится до самого Крещения. Но те, кто прибыл, чтобы присягнуть на верность королю, должны были долгими часами ждать в церемониальном зале.

В минувшие годы принесение присяги нередко затягивалось до самой ночи. Высокопоставленные вельможи и леди Англии – Монтгомери, Бомоны, Фицджилберты, Монфоры, л'Омари, Фицджералды, Фицосберны, Биго, д'Обиньи и Клеры, – теряя терпение, вынуждены были ждать в длинной очереди. Затем они преклоняли колени перед королем, вкладывали сложенные вместе руки в ладони короля и клялись именем всемогущего поддерживать его и Англию.

Констанс, хотя и единственная здесь женщина, вынуждена была присутствовать как дочь графа, графиня, а главное, обладательница большого состояния.

Где-то сзади юные пажи разносили кубки с вином.

– Миледи. – Де Кресси изъявил готовность принести вино, если Констанс этого пожелает.

Она кивнула, и он скрылся в толпе. В задней части зала королевские писцы поставили стол. Король беседовал с Робертом Глостером, рядом с ним, склонившись, стояли два его незаконнорожденных сына.

Ее вассал Фицгамелин сказал ей на ухо:

– Хорошо было бы, если бы король использовал своих бастардов для благих дел. Страна следовала бы за этим доблестным рыцарем Робертом Глостером, а не за этой надменной и строптивой девицей с ее германским воспитанием.

Констанс знала почти всех незаконнорожденных детей Генриха. Возраста они были самого разного, начиная с юных подростков и кончая взрослыми мужчинами, которые уже успели наградить своего царственного отца внуками. Король, вероятно, испытывал досаду, видя, каким уважением пользуется среди знати его незаконнорожденный сын Роберт Глостер.

– Но люди говорят, – продолжил Фицгамелин, – что дьявол исподтишка делает свое дело. У нашего доброго короля Генриха нет законных наследников, которые могли бы претендовать на английский трон, тогда как его отец, великий Завоеватель, как вся Англия знает, и сам был бастардом.

Констанс покачала головой. Говорить о том, как неудачно складывается семейная жизнь короля, было весьма неосторожно. Но то, что он говорил, было правдой. Семью Вильгельма Завоевателя как будто преследовал злой рок. Двое братьев короля, принц Ричард и король Вильгельм Руфус, а также племянник, которого также звали Ричардом, погибли во время охоты в Новом Лесу, хотя многие и утверждали, что смерть Вильгельма Руфуса отнюдь не была случайностью. Единственный законный сын и наследник короля Генриха утонул за несколько лет до этого.

Король был во Франции, с ним вместе был и принц Вильгельм. Своенравный семнадцатилетний юноша решил вернуться в Англию раньше своего отца. Король отдал в полное распоряжение сына свой корабль, отряд рыцарей и весь экипаж. На их несчастье, они попали в сильнейшую бурю. Все до одного были вдребезги пьяны, управлять кораблем было некому, и, вполне естественно, он пошел ко дну. Спасся лишь один простой матрос, только он, и никто больше.

С тех пор король Генрих был подвержен попеременным приступам горькой меланхолии и буйного гнева, приступам, нагонявшим страх на всех придворных.

Де Кресси принес Констанс кубок вина. Она стояла, время от времени прикладываясь к нему и наблюдая за длинной очередью, которая тянулась к королю.

У Конбургов был неплохой дом в Винчестере, где могли удобно разместиться сама Констанс, ее слуги и рыцари. Иметь этот дом было большим счастьем. Знатным леди, слугам и пажам, сопровождавшим короля, частенько приходилось располагаться по десятеро в одной комнате, где к тому же не бывало не только кроватей, но даже и тюфяков. Время завтрака, обеда и ужина соблюдалось не так уж и строго, а то и вовсе не соблюдалось. Теснота отнюдь не мешала некоторым вести самый распутный образ жизни. После ужина, не стесняясь любопытных глаз, многие из присутствующих сливались в парочки и занимались любовью в темных углах. А то и не в таких уж темных.

Король Генрих был известен своими амурными похождениями с самой юности, и с тех пор, если можно было верить молве, в его образе жизни мало что изменилось. Еще до замужества он едва не лишил Констанс девственности. Дело было на охоте. Король настиг ее, стащил с лошади и, несомненно, добился бы своего, если бы в это время к ним не подъехала большая группа охотников. Егери и пажи расчистили пространство вокруг короля, и вот тогда-то Констанс впервые увидела графа Честера, чьим вассалом она была, и Клеров, Роберта Мёля и его могущественного брата Уильяма, теперь самых влиятельных вельмож в Англии и Нормандии. Вместе с Клерами был их племянник Роберт Фицджилберт, посланник короля на свадьбе Бертрады.

Констанс повернула голову. В толпе неподалеку она увидела жену и дочь графа Эссекса, которые беседовали с молодым человеком в длинном одеянии школяра. В эти рождественские праздники в Винчестере знатные дамы покровительственно общались с поэтами и школярами, как это было принято при дворах в Аквитании и Провансе. Такова была тогдашняя мода. В коридорах то и дело встречались симпатичные юноши со свитками стихов в руках, торопившиеся на очередное свидание.

Констанс слышала, что особой популярностью пользовалась любовная поэзия Пьера Абеляра, ибо скандальная история его любви уже успела пересечь Пролив. Констанс отклоняла приглашения на дамские ассамблеи, где занимались шитьем, обменивались всякими сплетнями и слушали школяров и трубадуров. Она предпочитала проводить время в собственном доме.

Перебирая пальцами золотые цепочки и бусы на шее, она вдруг осознала, как много теряет, сидя взаперти со своими служанками. Рождество в Баксборо было простым, хотя и веселым праздником. В полях разбивали шалаши вилланы и овчары из соседних поселений, они торговали скотом и плясали весь день, захватывая и большую часть ночи. В Рождество они все собирались во дворе у своей госпожи, где для них ежегодно устраивалось пиршество. В этом году ее не будет, но она знала, что управляющий и его жена сделают все необходимое для праздника.

Придворные рождественские празднества сильно отличались от тех, к которым привыкла Констанс. Здесь все, кто мог, бесстыдно домогались милостей короля и с презрением взирали на всех, кто лишен такой возможности. Все, что рассказывали о распутных нравах, царящих при дворе Генриха, было, несомненно, верно. По ночам по коридорам дворца бродило множество теней: здесь под покровом тьмы происходили самые неожиданные встречи. Ходил слух, будто изнасиловали юную дочь одного дворянина, не из самых знатных, но сам король приказал замять это дело.

Герольд начал выкликать имена тех присутствующих, кого должны были привести к присяге. Могущественнейшие вельможи Англии щеголяли в богатых шелковых и парчовых одеждах, все были украшены золотыми цепями и усыпанными драгоценными камнями поясами. Длинные мантии тащились за ними по полу. Здесь было много рыцарей, закаленных бойцов, сражавшихся под командованием брата Генриха, короля Вильгельма Руфуса. Вытянув шею, Констанс отыскала взглядом графа Честера, плотно сколоченного мужчину в кричаще ярких одеждах. Затем она нашла графа Харфорда, валлийского лорда, повелителя пограничных земель, одного из ближайших друзей Генриха, потом перевела взгляд на графа Норфолка.

Стоя в ожидании, Констанс нетерпеливо теребила юбки. Она была единственной здесь богатой наследницей. Вторую, графиню Уорвик, король почему-то не соизволил пригласить.

Ее вдруг охватил панический страх. Появление Роберта Фицджилберта полностью нарушило ее душевное равновесие. Впрочем, это обычное состояние при дворе, утешила она себя, в окружении короля идут постоянные интриги и заговоры, которые, естественно, внушают опасение.

Констанс поправила золотые ожерелья. И, подняв глаза, увидела, что к ней приближается ее сводный брат Жюльен. Она была рада его видеть.

– Я думала, что ты с королевскими сыновьями, – сказала она.

Жюльен почтительно поцеловал ее.

– Я делаю что могу. Незаконные отпрыски короля Генриха в большой чести при дворе. Вчера вечером я купил Эмери де Куртни столько вина, что им можно было бы заполнить всю Темзу. Сейчас он поговаривает о том, как ему нравится фламандский конь, которого продает Хью Лейси.

Констанс подняла глаза. Хотя она и была высокого роста, Жюльен заметно возвышался над ней. В этот день он особенно походил на отца, когда Жильбер де Конбург был еще красивым, порывистым молодым человеком.

– О господи, да ты же не можешь выложить такую сумму.

Жюльен помрачнел:

– Я подал прошение королю о назначении меня шерифом Рэксхема. В этом году, хотя я и в явной немилости у епископа Солсберийского, я все же должен как-то улучшить свое положение. Но этот дракон всячески старается не допустить, чтобы я был вознагражден королем за все свои усилия.

«Ох уж этот Жюльен со своими денежными проблемами, – нетерпеливо подумала Констанс. – Хорошо хоть второй братец, Рэннульф, находится сейчас в Святой земле, ибо он ничуть не лучше».

Жюльен угадал ее мысли.

– Ты же знаешь, милая сестра, не все мы так хорошо обеспечены, как ты. – Он легонько коснулся ее украшенных бисером волос. – Говорят, ты богатеешь с каждым днем.

– Не знаю, кто так говорит, но это ложь.

К ней подошел один из герольдов. Пол в зале был грязный, и Констанс старательно подобрала юбки.

– Если у меня будет сколько-нибудь времени, я поговорю с королем. По моей просьбе он, возможно, назначит тебя шерифом Рэксхема.

Ей показалось, что он поднял руку в знак благодарности. Но когда она обернулась, Жюльен стоял на прежнем месте, провожая ее взглядом.

Вслед за герольдом она прошла через толпу в ту часть зала, где Генрих принимал присягу. На коленях перед королем стоял граф Харфорд. Тут же находился и граф Честер. Лицо у него было багровое, он нервно покусывал нижнюю губу. Норфолк и Рексфорд были глубоко погружены в беседу с епископом Солсберийским.

Граф Честер взял Констанс за руку.

– Не удивляйтесь, присяга будет другая. Писцы все объяснят вам.

Ей было неприятно его прикосновение, и она высвободила руку. Подошли барон Хантингдон и Лииз и отозвали Норфолка в сторону. Констанс последовала за герольдом, слыша со всех сторон приглушенные разговоры. Герольд шагнул назад и начал перечислять ее титулы и владения. Замок Морле, Баксборо, поместья в Суссексе, собственность в Йорке, Лондоне и Винчестере. Все принадлежит ей и ее семье по милости всевышнего и его земного слуги, короля Англии Генриха, сына Завоевателя.

Она преклонила колени перед королем. Ее красные юбки широким кругом легли на деревянный пол. Король чуть подвинулся вперед и взял ее сложенные руки в свои ладони.

Констанс посмотрела ему в лицо. Генриху, младшему сыну великого Вильгельма Завоевателя, было пятьдесят три года. Коренастый и широкоплечий, он все еще выглядел полным энергии, хотя перенесенные беды и разочарования наложили свой отпечаток на его узкое, с орлиным носом лицо. По его внешности можно было хорошо видеть, каков он: умный, проницательный, жадный, легко раздражающийся, подозрительный, с тяжелым характером. А его глаза красноречиво говорили о жизни, проведенной в постоянном распутстве.

– Милое дитя, – сказал король. – Констанс, дочь Жильбера. Милое прелестное дитя. – Он повернулся к епископу Солсберийскому. – Посмотри, Роджер, разве она не прелесть?

Епископ посмотрел на Констанс.

– Ее поклонники наверняка согласятся с вами, милорд. Они просто сгорают от нетерпения, ожидая, когда вы выскажете свои пожелания относительно графини.

Констанс не могла выдернуть руки, слишком крепко держал их Генрих. Но она чувствовала на себе пристальные взгляды придворных. «Не может же он нарушить данное мне слово», – подумала Констанс.

Генрих взглянул ей в глаза.

– Вы должны поминать в молитвах своих верных поклонников, прелестная леди… Графиня, – сказал он писцу, стоявшему рядом с ним, – пойдет вместе с нами для принесения клятвы императрице.

Констанс наклонилась, чувствуя, как дрожат у нее колени, чтобы поцеловать руку Генриху, а затем встала. Рядом с ней каким-то образом оказался Роберт Фицджилберт. Она торопливо прошла мимо него.

Ее уже ждал писец. Кто-то взял ее за руку и потянул в сторону, освобождая дорогу барону Эссексу, который шел к королю. Писец сказал, что король Генрих будет рад, если она украсит своим присутствием двор на третий день рождественских праздников.

Она с трудом заставила себя выслушать его. Почему здесь оказался племянник Клеров? Констанс вся дрожала, обуреваемая самыми мрачными опасениями.

Писец настойчиво следовал за ней, и Констанс остановилась. Она подумала, что, как и многие из присутствующих, выложила уйму денег на рождественские праздники короля. Недешево стоило ей оплатить пропитание и размещение короля и всей его свиты хотя бы всего на один день. Теперь Генрих хочет вновь обложить ее данью.

– Это большая честь, миледи. – Писец епископа показал ей список приглашенных.

– Я знаю, что это большая честь. – Делать было нечего, оставалось лишь повиноваться.

– Третий вечер рождественских праздников, – напомнил он.

У нее засосало под ложечкой. Бог с ними, с деньгами, отдала, и ладно. Лишь бы король не отменил свое разрешение и не стал понуждать ее к новому замужеству. Но ведь он поклялся, что не будет этого делать.

Откуда ни возьмись появился Роберт Фицджилберт.

– Миледи Констанс, надеюсь, вы поддерживаете короля.

Констанс оглянулась, ища глазами своих вассалов – де Кресси и Фицгамелина. У нее не было ни малейшего желания поддерживать короля в этом его замысле: заставить свою знать присягнуть в верности его дочери, германской императрице. Потеряв единственного законного наследника, он решил передать престол дочери Матильде, которую восьми лет от роду выдали замуж за германского императора, повелителя Священной Римской империи. Идея, что трон унаследует женщина, была исключительно непопулярна среди знати. И в Англии, и в Нормандии она находила очень мало сторонников. Нельзя было забывать и о германцах. Что, если Матильда станет королевой Англии и Нормандии, продолжая оставаться императрицей Священной Римской империи?

– Неужели вы в этом сомневаетесь? – Констанс не имела ни малейшего желания думать о всяких политических интригах. К тому же ей не нравилось, что Роберт Фицджилберт преследует ее в зале, где за ними наблюдает столько глаз.

Король встал. Трубачи затрубили, оглушая всех в переполненном зале, где и без того было очень шумно.

Все разговоры прекратились. Герольд провозгласил, что все знатные вассалы короля Генриха должны поочередно подойти к нему и присягнуть в верности императрице Матильде, как наследнице английского престола.

«Предстоит долгое и нудное ожидание», – со вздохом подумала Констанс.

Часы медленно тянулись за часами. Те, от кого не требовалось присяги, стали выходить, чтобы перекусить и немного отдохнуть. После того как выкрикнули имя Констанс, она подошла к королю и принесла присягу на верность императрице Матильде.

Наконец-то она была свободна. В сопровождении де Кресси и Фицгамелина она вышла из дворца. Солнце скрылось за тучами. Дул порывистый ветер, но Констанс с наслаждением вдыхала холодный воздух.

Стайка подмастерьев с громкими криками гонялась за рождественским шутом. Подбежав к большому кресту в самом центре рыночной площади, он ловко вскарабкался на него и начал дразнить своих преследователей. Высокий мускулистый шут в пестром одеянии и фантастически уродливой маске привлек внимание Констанс. Рыцарь из ее свиты подвел Констанс кобылу. Вместе с ним были сержант Карсфу и еще один рыцарь, весь в дорожной пыли.

– Дурные вести, миледи, – быстро сказал Карсфу. – Гизульт только что прискакал из замка Морле. Исчез сэр Эверард.