– Боец он просто замечательный, – сказала Лвид. – В жизни не видела никого, кто умел бы сражаться так, как он.

Она старалась разъединить слипшиеся от крови волосы Констанс. Время от времени, обстригая большую шишку на темени Констанс, она гневно ворчала на того, у кого хватило подлости нанести такой жестокий удар.

– Так вот, послушай, я удирала от этих вилланов из Вустен-Кросса с их проклятыми собаками, когда во всей его силе и мужестве появился мой бог, повелитель дубов. В руках у него была здоровенная жердь, не короче и не тоньше меня, а я ведь не какая-то там худышка. Он сразу же напал на собак, с быстротой молнии укладывая их одну за другой, как сам бог Воден. К этому времени я уже совсем выдохлась из сил и была так рада видеть моего спасителя. Его глаза метали молнии, а жердь разила налево и направо.

Повернув голову, Констанс поглядела на сидевшего у костра Сенреда. По глубокому снегу он принес ее сюда, на лесную поляну. Она даже не представляла себе, какие сугробы намело за то время, что провела в темнице.

Одет он был в рваный плащ и пестрый костюм рождественского шута, но производил на нее то же впечатление, что и в тот день, когда она впервые увидела его, закованного, в фургоне, в замке Морле. Широкоплечий, высокий, стройный и поразительно ловкий во всех своих движениях, с золотистыми волосами и удивительно голубыми глазами. Она просто не могла оторвать от него взгляда.

И в этом она была не одинока. Присев на корточки, угольщики и их семьи благоговейно наблюдали, как Сенред растапливает снег в своем ковше.

Констанс не смогла еще утолить мучившую ее жажду, хотя живот под монашеской одеждой так и вздулся от выпитой воды. Голод, однако, она уже успела унять. Лесные люди накормили ее желудевой кашей, может быть, и не очень вкусной, но вполне съедобной. Во всяком случае, она ощущала чувство сытости.

– Вы, наверное, никогда не видели ничего подобного, – говорила Лвид. Она положила гребень и распутывала волосы Констанс пальцами. – Эти вилланы из Вустен-Кросса повалились наземь и не хотели вставать. Во всяком случае, пока он был рядом. Взбучки, которую они получили, с них было больше чем достаточно. Подоспевшие приятели, увидев их в крови, с разбитыми головами, и его, гордо возвышающегося, как бог мести, кинулись наутек. Когда они вместе с псами скрылись из виду, он подошел ко мне с этим своим приятелем-школяром, который тут с нами, они подняли меня на ноги, и он спросил, что я здесь делаю, вдали от Уэльса. А я ответила ему, что разыскиваю его по всей Англии, спрашиваю, не видел ли кто-нибудь высокого и голубоглазого жонглера, который умеет выделывать вот такие и такие штуки. Не знаю, стоит ли ему говорить, что в этой стране много людей, никогда его не видевших, но слышавших о нем и его песнях. Таких, например, как эти лесные люди из Вустен-Кросса.

Констанс невольно улыбнулась, представив себе, что вытворял Сенред среди сельчан, которые гонялись за ним целыми толпами.

Валлийка потянула Констанс за волосы. Когда та вздрогнула от боли, Лвид на мгновение прекратила свое занятие.

– Ах, леди, у вас в волосах запеклась кровь, а у меня нет воды, чтобы смыть ее. Лучше бы их состричь.

– О нет! – Волосы составляли предмет ее гордости, она даже не могла представить себя коротко стриженной.

– Ладно, что-нибудь придумаем.

Вздохнув, Констанс сжала в пальцах сарацинское кольцо Эверарда. Она знала, что убить ее верного рыцаря пытался именно Жюльен. И что он и Роберт Фицджилберт наверняка разыскивают ее. И на этот раз они не дадут ей ускользнуть.

Как плохо, что ее рыцари, оставшиеся в живых, думала между тем Констанс, рассеяны по лесу и собрать их нет никакой возможности. Двадцать пять рыцарей застряли на винчестерской дороге вместе с обозом. Остальные бродят в Чилтернских лесах. Она даже не знает, многие ли из них уцелели. Пятьдесят рыцарей Эверарда находятся в замке Морле, вместе с гарнизонными рыцарями Лонспре. Эверард, по сведениям Лвид, прячется в поселке ткачей. Констанс возблагодарила бога за то, что он жив.

Подошел Сенред, сел возле нее, вручил ковш воды и спросил:

– Ты голодна?

Талая вода в ковше была еще теплая. Глядя на него поверх ковша, она улыбнулась:

– Самую чуточку.

Его глаза потемнели.

– Мы раздобудем для тебя мяса, чтобы ты могла набраться сил.

Как они раздобудут мяса, он не уточнил. Школяр Тьерри отправился в Вустен-Кросс, чтобы посмотреть, нельзя ли там чего-нибудь стащить. Они знали, что сельчане ни за что не продадут им ничего, особенно после того, как Сенред спел свои богохульные песни и проломил несколько голов.

Она с нежностью взглянула на него.

– Не беспокойся, я сильная, могу и поголодать. Мне не раз приходилось соблюдать великий пост.

– Но ведь воду-то тебе можно было пить. Без воды не обойтись, жажда убивает.

Некоторое время Сенред наблюдал за мучительными стараниями Лвид, затем вытащил кинжал из-за пояса.

– О нет, пожалуйста. – Констанс, извиваясь, попробовала вырвать волосы из рук Лвид. – Я как-нибудь постараюсь распутать свои волосы.

Сенред возразил:

– Пройдет немало времени, прежде чем ты сможешь их вымыть. Не здесь же нам купаться, среди зимних снегов. Надо отрезать волосы.

Констанс взглянула на него широко открытыми глазами. В такой манере обращения для нее было что-то новое. Она вспомнила слова Лвид, что не видела ни одного человека, который сражался бы, как Сенред. «Возможно, – подумала она, внимательно его разглядывая, – он и в самом деле никакой не бродячий певец, а разорившийся рыцарь».

Он ждал, насупившись.

– Так вам будет легче, вот увидите, – подбодрила ее Лвид.

До сих пор Констанс никогда не стригла своих волос, и решиться на такое ей было нелегко. Она вспомнила, какие хвалы пели ее волосам во время рождественских празднеств. Со слезами на глазах Констанс кивнула.

Сенред передал кинжал Лвид.

– Остриги покороче. Как у юноши.

– Они быстро отрастут, – попыталась утешить ее валлийка, перебрасывая копну волос за спину и начиная ее отрезать.

Констанс смотрела на свои руки.

– Как вы меня нашли? – спросила она.

– Тебя нашла Лвид. С помощью угольщиков, которые были в Чилтернском лесу, когда негодяи напали на тебя и твоих рыцарей.

Он присел перед ней на корточки. Тем временем валлийка продолжала делать свое дело, складывая отрезанные пряди на землю.

– А ты знаешь, что лесные люди называют тебя «прекрасной доброй леди, которая их кормит»?

Констанс была явно удивлена. Она всегда раздавала нуждающимся еду, когда встречала их во время своих поездок. Но никогда над этим не задумывалась.

– Угольщики не видели, кто именно тебя похитил, к тому же, как все лесные люди, они сторонятся горожан и не знали, кому рассказать о случившемся. И тут они услышали, что тебя разыскивает валлийская колдунья. После этого Лвид было не так уж трудно тебя найти. Тем более что местные жители гонялись за мной и Тьерри, чтобы нас повесить. – Он посмотрел в сторону. – Я предполагаю, что тебя заманили в ловушку твой любящий сводный брат и Клеры.

Не поднимая головы, Констанс кивнула. Ей нечего было сказать в оправдание предательства Жюльена.

Лвид, нагнувшись, шепнула ей на ухо:

– Послушать его, так выходит, будто отыскать вас было совсем просто, пара пустяков. Но мы много дней брели вдоль занесенной глубоким снегом дороги и спрашивали о вас у каждого встречного.

Валлийка осмотрела дело своих рук, удовлетворенно кивнула и продолжила рассказ:

– Какой-то странствующий монах сказал, что в монастыре благословенной Святой Магдалины живет в уединении одна леди. Видела бы ты, как вел себя твой друг, когда мы туда пришли. Я думала, что в конце их разговора приоресса падет на колени и будет целовать его сапоги.

Сенред аккуратно подобрал длинные пряди ее отрезанных волос.

– Я отдал ей мешочек с деньгами, который король подарил мне на Рождество, – сказал он. – В нем было столько денег, сколько они и за год не насобирают. Я уж не говорю о том, что они были просто счастливы отделаться от тебя. Хотя приоресса и побаивается Клеров, еще больше она боится своего епископа.

Он встал на ноги и, заткнув руки за пояс, поглядел на нее.

– И вот представь себе, графиня, мы брели пешком, словно бродяги, по заснеженной дороге, а снег все сыпал и сыпал. За твою одежду я отдал приорессе все свои деньги до последнего пенса, а у Тьерри, к сожалению, в кармане гуляет ветер. Не лучше обстоят дела и у Лвид. Мы испытываем большие трудности даже с едой.

Констанс потупилась. Они все рискуют своими жизнями ради нее. Если их поймают, ее пощадят, потому что она представляет собой слишком большую цену для своих похитителей. Но Лвид, Тьерри и Сенред будут наказаны самым жестоким образом. Прежде чем казнить, их подвергнут долгим и мучительным пыткам.

– Я обязана вам жизнью, – сказала Констанс. – Даже не знаю, как вас благодарить.

– Отсюда мы направимся на северо-запад, к Сиренчестеру, а оттуда к землям графа Харфорда, который является твоим союзником. Я понесу тебя на спине.

«Пешком, словно бродяги…»

Она продолжала сидеть, обдумывая услышанное. Их преследователи едут верхом, они хорошо снабжены провизией, денег у них больше чем достаточно.

Идти по глубокому снегу, да еще нести ее – настоящий подвиг. Есть ли какой-нибудь другой человек на свете, способный на такое самопожертвование? А ведь она высокая, крепкая женщина, не то что Лвид.

Констанс решительно сказала:

– Я должна найти какого-нибудь вассала Фицджилберта, чтобы он приютил меня. От него я напишу письма королю Генриху во Францию, Харфорду и другим людям, которые могли бы защитить меня.

Лвид и Сенред смотрели на нее с нескрываемым удивлением.

По мере того, как она говорила, уверенность ее все убывала. Вряд ли вассалы Клеров предоставят ей убежище, тем более в этих местах, и ее собеседники это знают. «Конечно же, они правы», – подумала она. И со вздохом спросила:

– Так куда же мы направляемся?

Его лицо было непроницаемо.

– Мы намерены вернуть вам ваш замок, графиня, ваших рыцарей, ваши земли и все, что вам дорого. Разве это не совпадает с вашими желаниями?

Констанс гордо вздернула подбородок.

Что бы он ни думал, она не будет оспаривать эти его слова.

– Да!

Тьерри вернулся из деревни сияющий. Он бросил перед костром грязный мешок.

– А знаешь, Сенред, этой зимой в Вустен-Кроссе будет немало вилланов с перебитыми ногами, которые, слава господу, не смогут гоняться за бедными поэтами и школярами. Ты здорово поработал своей дубиной.

Сенред взял мешок и заглянул в него.

– Что за черт! – Он вытащил кусок солонины и снова выругался. – Где ты стащил все это? Надеюсь, ты никого при этом не убил?

– А я ничего не крал. – Тьерри почесал свои густые курчавые волосы. – Я тщательно исследовал один курятник, где, к сожалению, не осталось ни одной курицы, когда сзади ко мне подошла толстая вдова с граблями и пригрозила вышибить мне мозги, если я не выйду из курятника на свет. Когда я выполнил ее настойчивую просьбу, она внимательно меня осмотрела и, видимо, осталась довольна увиденным. Я скорчил жалкую физиономию и сказал, что голодаю и готов сделать что угодно, только бы меня сытно покормили.

– Ну! – поторопил его Сенред.

Тьерри широко ухмыльнулся:

– Хотя вдовушка и была толстая, дело, которое она мне поручила, оказалось совсем не таким уж неприятным. Постель у нее была мягкая, пуховая. Я чуть не зарыдал, когда мне пришлось покинуть ее и вернуться сюда, к моей плачевной судьбе.

Лвид засунула руку в мешок и вытащила буханку черного хлеба. Она отломила большой кусок и сунула в рот. Другой кусок она протянула Констанс, которая набросилась на хлеб с такой же жадностью.

– Есть тут у меня и еще кое-что.

Пошарив в мешке, Тьерри вытащил оттуда мужскую тунику, пошитую из грубой мешковины. Он бросил быстрый взгляд на Констанс.

– А она знает?

– Нет, – ответил Сенред, не поднимая глаз.

– О чем вы? – спросила Констанс.

Школяр подошел к ней с туникой в руках.

– Миледи, – сказал он и после долгой паузы добавил: – Не горюйте, волосы скоро отрастут.

Выражение его лица возмутило Констанс.

– Проваливай! – воскликнула она. – Или я тебя поколочу.

Сенред с облегчением рассмеялся.

Прежде чем отправиться в путь, он подошел к ней и помог подняться на ноги.

– Ты можешь стоять сама, без помощи? – спросил он.

– Да, я чувствую себя лучше. – Констанс не хотела ощущать себя бременем. Они взялись за это неимоверно трудное дело только ради нее, не испытывая никакой вражды ни к Жюльену, ни к Клерам, и этого нельзя было не ценить.

– Я скоро совсем окрепну, – пообещала она.

– Гм-м. – Сенред вручил ей тунику и чиненые-перечиненые грубые башмаки.

– Я не смогу ходить в мужской одежде, – запротестовала Констанс. Она не могла даже представить, что ей придется выставлять напоказ свои ноги. – В монашеской рясе гораздо теплее.

– Проклятая одежда, вот уж не думал, что я когда-нибудь увижу в ней другую женщину. – Его голос звучал резко, но руки ласково и бережно развязали веревку вокруг ее талии, а затем сняли с нее черную одежду.

Констанс повернулась к нему спиной. Он видел ее обнаженной, когда уносил из монастыря, но сейчас, стоя на холоде среди темного леса, в окружении снежных сугробов, она испытывала совершенно другое чувство. Холод холодом, но между ними струились какие-то жаркие токи. Она притворилась, будто не замечает его ответной реакции.

Констанс отошла чуточку в сторону и, опершись о дерево, обулась.

– Вы хотите, чтобы я путешествовала, переодетая юношей?

Последовало долгое молчание. Затем Сенред сказал:

– Да, так будет безопаснее. Надеюсь, что в этой одежде тебя никто не узнает. По крайней мере в первое время.

Она натянула тунику через голову, прикрыла бедра.

Когда она повернулась к нему, его губы были поджаты, выражение лица непроницаемо.

Нагнувшись, Сенред поднял монашескую рясу, свернул ее и направился к костру.

Констанс кинулась за ним.

– Погоди. Что ты собираешься делать?

Он молча бросил черную одежду на раскаленные уголья.

Оттолкнув его, она схватила первую попавшуюся палку и вытащила рясу из огня.

– Святая Мария, зачем ты это сделал? Эта ряса еще нам пригодится. Она шерстяная, и я могу скроить из нее плащ.

Ряса еще дымилась. Констанс присела на колени и положила ее на снег. Подоспевшая Лвид тут же затоптала ее ногами.

– Из рукавов мы можем сделать для вас сапожки, – сказала она, – и набьем их сухой травой, как это делают вилланы. Вашим ногам будет гораздо теплее.

Господи боже, вот уже много дней, как ее ноги никак не могут согреться. Подняв глаза, она поймала на себе внимательные взгляды Сенреда и Тьерри.

Констанс потерла руки о грубую тунику. Стоя с голыми ногами, она вся дрожала, короткие волосы оставляли открытой шею. Она изобразила бледное подобие улыбки.

– Я еще никогда не ходила в таком виде, – сказала она.

Тьерри ободряюще улыбнулся ей в ответ, а Сенред отвернулся.

Солнце взошло такое яркое, что, казалось, даже могло растопить снег. Преодолев возражения Констанс, Сенред взвалил ее на спину, и она обхватила ногами его стан. Она чувствовала, как под ее грудью и животом напрягаются его могучие мускулы. Исходившее от него тепло наконец-то согрело ее.

Она знала, что нести ее не такое уж легкое дело, даже для него.

Ему приходилось наклоняться вперед, и, если она меняла положение тела, это сбивало его с ровного шага. У обочины леса угольщики, даже не попрощавшись, молча повернули обратно. Всего несколько минут – и они уже скрылись из виду, как сквозь землю провалились.

То, что они ушли, доставило Констанс хоть какое-то облегчение. Хлеба и мяса едва хватало им самим; им было просто нечем кормить лесных обитателей. Но при виде одичалых, худых, как щепки, детей у нее болезненно щемило сердце.

Не поворачиваясь, Сенред сказал:

– Оставь немножко сострадания для самой себя. Впереди у нас долгий и трудный путь.

Констанс вся напряглась. «Меня пугает, – сказала она себе, – что он так хорошо читает мои мысли».

До второй половины дня они шли в стороне от дороги. Все сильно устали, кроме, разумеется, Сенреда, который, казалось, был выкован из стали. Когда они увидели перед собой небольшую мелкую речонку с перекинутым через нее мостиком, Тьерри с радостным воплем соскользнул вниз по склону. Все последовали за ним, чтобы напиться воды и немного погреться на солнышке.

Ноги Констанс так сильно затекли, что ей пришлось добираться до воды ползком. Напившись, она сунула ноги в речонку. Вода была холодная, но она получила удовольствие, освежая кожу.

Она встала на коленях на берегу и стала орошать свои волосы пригоршнями воды, стараясь смыть запекшуюся кровь. Остальные сидели рядом, закусывая хлебом и солониной.

Констанс зашла за большой валун, разделась и начала мыть грудь и руки. Солнце слегка пригревало ей спину, но тем не менее у нее начали стучать зубы. Подняв глаза, она увидела рядом с собой Сенреда.

Не говоря ни слова, он встал на колени подле нее и начал обливать ее голову пригоршнями воды, смывая остатки запекшейся крови. Затем энергично вымыл ей спину. Констанс сидела, стуча зубами от холода, но вся ее кожа горела ярким розовым светом.

Ах, если бы у нее был кусок мыла. Она готова была заплатить за него равноценным по весу слитком золота.

Она почувствовала, как его руки проникли между ее бедрами. Затем он стал поливать водой нежные складки, открывающие доступ в глубины ее тела. Когда она подняла на него взгляд, то увидела, что глаза его подернулись поволокой.

Ощутив прикосновение его пальцев, мускулы ее до боли напряглись. В самых своих интимных местах она одновременно ощущала и жар его прикосновений, и холод от льющейся воды. И все ее тело отзывалось на это чувственным томлением.

Когда она открыла глаза, Сенред стоял над ней с туникой в руках. Эту тунику он тут же надел на нее через голову. Констанс встала на колени и, держась за его плечо, сунула ноги в башмаки.

Ее пронизывало неодолимое желание. Она отвернула голову, не желая встречаться с ним глазами. Тьерри и Лвид сидели на берегу, поедая хлеб и мясо и болтая. Но она знала, что они все видели.