– А ведь я очень хорошо помню твоего отца, – сказал епископ Честерский, бросив взгляд на блюдо с приправленной луком вареной говядиной, которое, стоя на коленях, держал слуга. – Если бы не преданная поддержка твоего отца и первого графа Фулка де Конбурга, твоего деда, – добавил он, вооружаясь ложкой, – наш благословенный Генрих, да дарует ему господь неистощимую мудрость и полную казну, так и не вступил бы на славный, праведный путь, который привел его на престол.

Констанс сразу поняла, почему епископ вдруг вспомнил о ее отце. Они оба смотрели, как его незаконнорожденный сын Жюльен Несклиф прошел мимо пирующих, а затем мимо рыцарей Святого Ботольфа, состязавшихся в борьбе в боковом проходе. Жюльен и его брат были живыми напоминаниями о покойном отце с его орлиным носом и характерными для всех Конбургов волосами. У ее отца было два незаконнорожденных сына, которые не могли унаследовать Морле, и три дочери, три законные наследницы, женитьбой на которых король Генрих вознаграждал за услуги своих самых достойных приверженцев. Последней из этих наследниц была Бертрада.

Молодой слуга с блюдом мяса двинулся, не поднимаясь с колен, в сторону Констанс, потревожив по пути сон одного из охотничьих псов епископа. Серый пес зарычал и наверняка бросился бы на слугу, если бы епископ не схватил его за ошейник. Чтобы разрядить обстановку, Констанс послала молодого слугу обслужить де Клайтонов. Остановившись возле них, Жюльен беседовал с Робертом Фицджилбертом, который должен был присутствовать на свадьбе Бертрады в качестве посланника короля.

Продолжая наблюдать за ними, Констанс пригубила вино. Более двадцати лет назад Клеры вступили в заговор с ее отцом и другими соседними валлийскими аристократами с целью возвести на трон Генриха, что впоследствии, естественно, немало поспособствовало и их личному благополучию. В знак благодарности новый король присвоил Жильберу де Конбургу титул графа. За годы царствования Генриха Клеры, как обычно называли Фицджилбертов, невероятно разбогатели и обрели большое могущество.

Глядя на Жюльена, Констанс думала, что господь бог сотворил точное подобие истинного владельца Морле. Ее отец довольно щедро вознаградил своих незаконнорожденных отпрысков. Жюльен обладал поместьем и землями в Несклифе, восточнее Экльсхолла, и, казалось, был вполне доволен своим положением.

С кувшином вина к Констанс подошел молодой слуга из числа оруженосцев, таких называли тогда сквайрами. Опускаясь на колени, он пошатнулся и вынужден был опереться одной рукой об пол. При этом вино выплеснулось прямо на юбку Констанс.

С сердитым восклицанием Констанс попыталась затереть пятно. Другой слуга принес ей салфетку, но она повелительным взмахом руки прогнала их обоих.

Она поискала глазами, нет ли поблизости слуг де Жервилей. Конечно, помешать слугам, особенно юным сквайрам, напиваться на свадебном пиру довольно-таки затруднительно, но, с другой стороны, она вовсе не обязана терпеть подобное поведение.

Епископ положил свою ладонь на ее руку.

– Миледи Констанс, – его щеки раскраснелись, он дышал винными парами прямо ей в лицо, – в тот роковой день в Новом Лесу господь призвал на помощь Генриху самых отважных его подданных. Таких, как ваш отец.

Констанс пробормотала несколько ответных слов. Во хмелю епископ Честерский любил повторять уже много раз слышанные ею истории, а уж сколько раз он рассказывал о том, как Жильбер де Конбург и ее дед завоевали вечную благодарность Генриха, возведя его на английский трон, даже и сосчитать было бы трудно.

Притворившись, будто ей надо поправить прическу, Констанс вытащила руку из-под его ладони. Чтобы приготовиться к свадьбе сестры, у нее было очень мало времени. Она только успела вымыться теплой водой, но вытащенное из сундука, так и не поглаженное платье было все в складках. И все же она чувствовала себя куда более естественно в бархатном платье с разрезами, откуда выглядывал алый шелк. Из такого же алого шелка был и ее шарф, продетый в широкое, отделанное янтарем золотое кольцо. Из-под вуали выбивались переплетенные золотым бисером ее длинные волосы. Она знала, что привлекает к себе внимание присутствующих на пиршестве знатных дам. Шарфы и вуали только-только вошли в моду в Лондоне. Констанс была уверена, что ни одна подробность ее туалета не ускользнет от их пытливых взоров.

Ближайшие к ним столы были заполнены аристократами и высокопоставленными церковниками. За представителями монастыря Святого Ботольфа восседали двое ее духовников. Целый ряд занимали монахи из монастыря Святого Айдана в грубых коричневых рясах, которые им полагалось носить. Однако среди них не было приора Мельклана. Духота в переполненном зале стояла угнетающая. Прибывающие гости сталкивались с выходящими.

Тем временем епископ продолжал все так же нудно бубнить. Но даже в его пересказе история о том, как принц Генрих завладел престолом сразу же после смерти своего брата в Новом Лесу, звучала довольно непривлекательно. Никто, конечно, не употреблял слова «убийство», но в тот августовский день пущенная рукой убийцы стрела пронзила грудь Вильгельма Второго, а его верный спутник Уолтер Тирел, граф де Пуа, заявив о своей невиновности, тотчас же бежал во Францию.

Три дня спустя младший брат короля, принц Генрих, примчался в Винчестер и, завладев казной, провозгласил себя королем Англии.

Слегка перегнувшись вперед, Констанс посмотрела на свою сестру и жениха. Бертрада и Вулфстан сидели напротив графа Честера, а родители жениха – поодаль от них. Весь вечер от их стола не отходили менестрели, воспевавшие в своих песнях и стихах мужество и отвагу жениха и несравненную красоту невесты. К счастью, в их песнях не было ни малейшей вульгарности. Еще накануне Констанс попросила Пьера де Жервиля, чтобы он проследил за этим, и, по всей видимости, ее просьбу он выполнил.

После того как менестрели удалились, к высокому столу стали подходить знатнейшие из гостей, провозглашая тосты в честь жениха и невесты. Бертрада не прикасалась к кубку, в ее лице не было ни кровинки.

Наблюдая за ними, Констанс всячески старалась проникнуть в мысли своей сестры. Откинувшись назад, Вулфстан разговаривал через плечо с одним из своих братьев.

«Они уже обвенчаны», – в тысячный раз внушала себе Констанс. Но ее не покидало опасение, что может случиться что-нибудь неожиданное. У всех была еще свежа в памяти история о том, как молодой Десмонд в брачную ночь с такой красноречивостью убеждал новобрачную отвергнуть этот суетный мир и предаться служению господу, что еще до рассвета она согласилась вступить вместе с ним в лоно церкви. С наступлением дня оба они отправились в монастыри, он – в мужской, она – в женский. Там они до сих пор и пребывают.

Констанс глубоко вздохнула. Господи, что они смогут сделать, если Бертрада уговорит Клайтона совершить что-либо подобное?

Дрожащей рукой она подняла кубок с вином, почти убежденная, что только напрасно себя мучает.

Слуги раздвинули установленные на козлах столы, чтобы освободить место для танцев. Шум стоял такой, что всем приходилось говорить громко, почти кричать.

Констанс внимательно огляделась. Вдоль стен всего зала стояли рыцари Эверарда. Мабель и де Варренны были в самой середине, группа чернобровых мужчин, и среди них ее сестра. Их могущество в Англии было не столь велико, как в Нормандии. Констанс очень хотелось поговорить со своей средней сестрой.

Она никогда не хотела, чтобы Мабель вышла замуж за одного из де Варреннов, справедливо ли, нет, поговаривали, будто они плохо обращаются со своими женщинами. Но король хотел этим браком скрепить узы, связывавшие его с нормандскими союзниками, получившими вместе с Мабель земли, которых они давно уже домогались. Но она все еще не могла забыть, как выглядела в Михайлов день ее сестра. Юбер де Варренн исколотил ее до полусмерти. А сейчас Мабель носит в своем чреве его ребенка. Во всем этом не слишком-то много смысла.

Заметив, что Юбер де Варренн оглядывается, Констанс поспешила отвести от него глаза. К их столу подошел ее сводный брат Жюльен, одетый в короткий рыцарский камзол из голубого шелка, который придавал особую яркость его рыжим волосам. Он поклонился шерифу и его жене, затем перегнулся через стол, чтобы поцеловать невесту. Бертрада подняла на него глаза.

Переведя взгляд на жениха, Жюльен протянул ему руку. Они обменялись легким рукопожатием, Жюльен сказал несколько слов жениху и прошел дальше. Вулфстан де Клайтон внимательно проследил за ним глазами. Жюльен учтиво поговорил с графом Честерским, затем с епископом.

Констанс, слегка расслабившись, откинулась назад. Только сейчас она почувствовала, как были напряжены ее нервы. До сих пор ей и в голову не приходило, что эти двое могут невзлюбить друг друга. Увидев, что Жюльен остановился перед ней, она вздохнула. Нагнувшись, он поцеловал ее в щеку.

– Противно смотреть на этих выскочек, – шепнул он ей на ухо.

– Ш-ш. – Она оглянулась. – Я думаю, что де Клайтон будет хорошо о ней заботиться.

Жюльен фыркнул.

– Сегодня ночью ему понадобится проявить немало терпения. – Он взял со стола ее кубок и отхлебнул вина. – Примирилась ли наша сестра со своей участью?

Констанция заметила, что во время свадебной церемонии Жюльен держался позади всех. Не удержавшись, она бросила взгляд на склоненную голову Бертрады.

– Думаю, что да.

Вопрос был явно подсказан Жюльену все же состоявшимися смотринами. Красное платье было расстегнуто. Взяв сестру за руку, Констанс повернула ее так, чтобы де Клайтоны могли видеть безупречную красоту тела Бертрады. Та поспешно привела одежду в порядок. Родители жениха, наслышанные о желании девушки стать монахиней, скорчили кислые физиономии.

Какой-то подошедший рыцарь обхватил рукой Жюльена за плечи и хотел было отвести в сторону, но Жюльен остался стоять на месте.

– Не волнуйся, дорогая. – Он был, как заметила Констанс, изрядно навеселе, даже слегка покачивался. – Ты же знаешь, что сестрица считает себя жертвой, обреченной на заклание, так ненавистно ей брачное ложе.

Констанс потупила глаза. Судя по тому, что епископ повернулся на скамье, он хорошо расслышал слова ее сводного брата.

– Де Клайтону придется всю свою жизнь утешать страдающую святую. – Жюльен со стуком поставил опорожненный им кубок на стол. Не обращая внимания на ее предостерегающий взгляд, он подмигнул: – Ни у кого из нас, черт возьми, чувство долга не развито так, как у тебя. Ты спишь со всеми благородными лакеями, которых король Генрих изволит посылать тебе.

– Уходи, Жюльен, – сказала она.

Откинув назад свою рыжую голову, он рассмеялся.

– Дело ясное, наш отважный де Клайтон пойдет на приступ и постарается проделать брешь в стенах твердыни. И если он знает свое мужское дело, то благочестивая Берти возрадуется, как если бы ее удостоил своим пришествием сам сын божий.

Рыцарь, громко шикая, утащил Жюльена. Эти слова отозвались в ее душе горькой обидой. Констанс знала, что все они считают ее холодной до бесчувствия, повинующейся лишь долгу. Но когда в свои четырнадцать лет она оказалась на брачном ложе, то не ощущала ничего, кроме смертельного страха. Ее лояльность королю была тут совершенно ни при чем. Рыцари короля Генриха буквально штурмовали возвышение, на котором за столом сидели новобрачные, и потащили их по лестнице в комнату на самом верху башни, срывая с де Кресси его одежды. Толпа придворных дам проделывала то же самое с Констанс.

Она бегло осмотрелась. Епископ и граф Честер о чем-то увлеченно беседовали. Шум в зале стоял просто оглушающий.

Второй ее брак был заключен без смотрин. Тридцатипятилетний Одо де Эйвиль был моложе ее первого мужа, однако король устроил этот брак отнюдь не для того, чтобы вознаградить верного рыцаря. Напротив того, наследница Морле на этот раз была даром, предназначенным для умиротворения врага: Эйвиль принадлежал к анжуйскому королевскому дому, но был не прочь получить богатые дары и от короля Генриха.

Семнадцатилетняя вдова тогда уже была матерью. Король устроил им пышное венчание в Винчестере. Констанс до сих пор не верилось, будто король не знал, что происходило с молодыми женщинами в спальне графа Одо Эйвиля.

Шум в зале усилился. На освобожденном для танцев месте появились волынщики. Рыцари Эверарда слегка отступили от стен. В задней части зала появились женщины с цветами и снопами пшеницы в руках, чтобы приветствовать новобрачных.

Констанс поднялась из-за стола. Она увидела, как, схватив за руку Бертраду, встал и Вулфстан де Клайтон. Его тут же окружили братья, и все они направились в заднюю часть зала. Знатные гости, мимо которых они проходили, поздравляли их громкими криками. Несколько рыцарей, гремя латами, направились вслед за новобрачными. Чтобы остановить их, братья жениха с мечами в руках встали у задней двери.

Пятясь, Констанс отошла от стола, и тут же возле нее появился Эверард.

Посмотрев на идущих мимо гостей, она взяла в руки плащ и, смешавшись с толпой, прошла через заднюю дверь во двор.

Постоянные обитатели замка приветствовали толпу гостей громким ревом. По воздуху разносился запах жарящегося мяса. Казалось, что все пьяным-пьяны. Свадебная процессия быстро прошла мимо бочек с элем и ямы, в которой жарилось мясо. Оглушительно лаяли собаки.

Констанс шла за Эверардом, который прокладывал ей путь, работая локтями. Новобрачные наконец достигли Старой башни. Распахнув тяжелую дверь, они скрылись внутри.

Рыцари Эверарда и де Клайтоны образовали прочный заслон на пути толпы. Наседая на них, гости громко насмехались, обливали их пивом и забрасывали едой. Женщины кидали в рыцарей цветочные венки, которые те тут же швыряли обратно.

Констанс, вся дрожа, присела на колесо телеги. Солнце как раз заходило за зубчатой крепостной стеной. День выдался холодный, но лучи солнца все же пригревали лицо. Однако чувствовалось, что октябрь уже подходит к концу. Впереди День Всех Святых. А она так устала, что не может думать ни о чем.

Она посмотрела на Эверарда.

– Вы знали, что он так поступит?

– Да, мои люди слышали его разговор с братьями, – с поклоном ответил он.

Жених очень продуманно выбрал время ухода. И ловко воспользовался помощью братьев. У Констанс отлегло от сердца. Пожалуй, Бертрада никогда не сумеет убедить такого решительного малого, как Вулфстан де Клайтон, найти себе приют в лоне церкви. Или отказать ему в супружеских ласках. С ее, Констанс, стороны просто глупо так беспокоиться.

Она плотнее закуталась в плащ и направилась в пиршественный зал. Впереди шел Эверард. С ближайшей скамьи поднялись две фигуры: старый Мельклан, поддерживаемый молодым монахом из монастыря Святого Айдана.

– Графиня, – обратился к ней монах.

Констанс почти забыла об узниках, привезенных с собой приором. Она оглянулась через плечо. Эверард вернулся к своим рыцарям, дежурившим у Старой башни. Констебль Морле велел своим солдатам срочно явиться, и теперь они сбегались к нему со всех сторон. Братья де Клайтон, так и не убрав в ножны своих мечей, о чем-то громко разговаривали и смеялись. Высоко наверху, в забранном решеткой окне спальни, зажегся свет. Это вызвало в собравшейся толпе оживление.

– Ну, это дело недолгое, – сказал какой-то старик.

Констанс заставила себя улыбнуться. В надвигающихся сумерках молодой монах и Мельклан подвели ее к фургонам аббатства.

Лвид, женщина-колдунья, смотрела сквозь решетчатый борт своего фургона. Она внимательно наблюдала за всем, что делалось вокруг, хотя довольно смутно представляла себе, где они находятся. Один из охранявших их рыцарей принес им кусок мяса, и Констанс надеялась, что он не забыл прихватить с собой и кувшин с элем.

К этому времени все гости вышли во двор, где еще пировали сильно разгулявшиеся простолюдины. Бочонки с элем были вновь установлены на грубо сколоченных столах. Гости остановились, чтобы еще выпить за счастье новобрачных. Вскоре появились и волынщики.

Лвид увидела сквозь щель между двумя досками, что в их сторону направляются два монаха, эскортируемые предводителем рыцарей, составлявших стражу графини. Позади него шла и она сама.

Встревоженная, Лвид толкнула в бок лежащего мужчину.

– Смотри, к нам идут. Хотела бы я знать, что у них на уме.

Мужчина по-прежнему лежал на спине и ничего не ответил. Рыцари подошли ближе и заглянули внутрь.

– Эй, ты, вставай, – сказал один из них. – Хватит валяться.

Мужчина даже не пошевелился.