13

Жиль Васс постарался спрятаться в нише, образованной свисающими с потолка панелями из темно-коричневого стекла и рядами сверкающих электрических лампочек. Нервно куря одну за другой сигареты «Галуаз», он с мрачным видом рассматривал занимающих передние ряды зрителей, вернее сказать, потенциальных клиентов.

На дневной показ в Доме моды Мортесье собралась самая разношерстная публика. В первом ряду устроилась компания богатых американок из Техаса, которые явно хотели увидеть Париж поздней весной и проводили здесь отпуск, жена какого-то арабского нефтяного шейха в безумно дорогом наряде и два аккуратненьких японских бизнесмена в очках. Пока стояло затишье, предшествующее моменту, когда весь мир сосредоточит внимание на Париже и начнутся сумасшедшие июльские показы коллекций следующего сезона, манекенщицы Мортесье предлагали вниманию публики промежуточные варианты весенних «бестселлеров» и кое-какие лучшие летние модели прошлых лет, уже вчерашнее слово моды. Как обычно, суперсовременный демонстрационный зал — showroom — сверкал огнями и содрогался от оглушительной музыки. Сегодня в стереофонических усилителях громыхали мелодии английской рок-группы «Дайе Огрейте». В глазах рябило от электрических вспышек.

Саманта уселась с Брукси Гудман в последнем ряду и несколько минут разглядывала молодого дизайнера, спрятавшегося за панелями. Она толкнула Брукси локтем в бок и спросила:

— Что он делает?

Журналистка сняла огромные, похожие на летчицкие, солнечные очки и наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть.

— Да просто оглядывает зал! Боже ж мой! Какой красавчик! — прошептала она. — Если, конечно, молоденькие худощавые парни с повадками хищников в твоем вкусе.

«Он похож на ребенка». — подумала Саманта. Она всего второй раз видела это юное парижское дарование, но красивое тонкое лицо, высокие скулы и жесткую складку чувственного рта забыть было невозможно. Жиль Васс снова оделся в черное: обтягивающий кашемировый свитер с высоким воротом и узенькие брюки подчеркивали сухопарую фигуру. Сэмми заметила, что он хмурится, с силой вжимая окурок в серебряную пепельницу, которую изящно держит длинными пальцами. Его поведение выдавало… нервозность? Или нетерпение?.. Она вспомнила красавицу модель, которую видела вместе с молодым человеком на Центральном рынке, ее блестящие, ниспадающие на плечи каштановые волосы, совершенные классические черты лица, бархатистые карие глаза и задумчивый, несколько меланхоличный вид. Ромео и Джульетта — прекрасные, юные влюбленные, само совершенство! Но как к этому относится Руди Мортесье, босс Жиля, знаменитый кутюрье? Эта мысль не давала Саманте покоя.

Сэмми вытянула ноги под стоящим впереди креслом, устраиваясь поудобнее. Из того, что она успела узнать, следовало, что все в парижском мире высокой моды обожают Руди Мортесье. Только великий Ив Сен-Лоран, пожалуй, внушал окружающим такое же чувство восхищения и всеобщей любви. По словам Брукси, Руди Мортесье был «душкой», «настоящим джентльменом». Но при этом он состоял в любовной связи с Жилем Вассом, что очень все осложняло. И если появление талантливейшего дизайнера, восхождение новой звезды в мире высокой моды, стало сенсацией, то слухи вокруг отношений Жиля, Руди и великолепной Лизиан оказались новостью куда более горячей. Поговаривали, что в некоторых домах моды на авеню Монтень даже заключались пари: Руди — Жиль или Жиль — Лизиан. Причем шансы оценивались как равные.

— О чем ты думаешь? — прошептала Брукси, почти не разжимая губ.

Саманта очнулась.

— Я думаю, кое-кто меня узнал, — ответила она. — Продавщица напротив не сводит с нас глаз.

Отправляясь на этот просмотр, Сэмми повязала голову шелковым шарфом и спрятала лицо за огромными солнечными очками. Утонув в одном из шикарных, в стиле Мортесье, кресел — хромированные трубки и обтянутые коричневым бархатом подушечки, — она постаралась, чтобы ее рост почти под метр девяносто не слишком бросался в глаза. Правда, видимо, не существовало способа спрятать жакет и джинсы «Сэм Ларедо».

Даже Брукси в панковском прикиде, состоящем из узкой красной юбки и нелепой кофточки из розового атласа, увешанная, как елка, дешевыми украшениями, приобретенными на блошином рынке, почти не привлекла внимания. Дежурный секретарь в приемной салона Мортесье на авеню Монтень лишь мельком взглянул на карточку прессы и довольно безразличным жестом махнул в сторону зала, разрешая им войти. Однако продавщица, работающая в самом демонстрационном зале, долго и внимательно рассматривала Саманту, когда та постаралась быстренько проскользнуть вслед за журналисткой.

— Я имею в виду одежду, — прошептала Брукси. — Коллекцию… Ведь мы пришли посмотреть на нее, ты не забыла?

Да, Сэмми не могла не признать, что наряды великолепны. В то время как остальные парижские кутюрье, казалось, решили выжать возможное и невозможное из силуэта сороковых, в изобилии используя накладные плечики, узкие юбки и различные варианты драпировок, Жиль Васс подходил к моделям по-своему, сочетая безупречные линии кроя с необыкновенными тканями, которые всегда были слабостью Сэм.

В начале шоу манекенщицы танцующей походкой вышли на подиум, сделанный из зеркального, выкрашенного в золотой цвет плексигласа, под душераздирающие ритмы «Прогулки по жизни». От воздушных нарядов, демонстрируемых молодыми моделями, захватывало дух. Показ продолжили костюмы, сшитые из бледно-лилового и темно-фиолетового твида и бук-лированной шерсти. Некоторые юбки имели спереди высокий разрез, другие прикрывали лодыжки и были сильно расклешены внизу. Вслед за костюмами на подиуме появились повседневные платья ошеломляющих геометрических форм, четкие, косого покроя силуэты которых вызывали совершенно определенные ассоциации с понятием «высокие технологии». Для большей наглядности каждая манекенщица держала в руках длинную ленту компьютерной распечатки, а традиционные шляпки заменили наушники.

Как дизайнер молодой Жиль Васс давно не ребенок, благоговейно думала Сэмми. Боже! Как же она ему завидовала! Вот он стоит прямо перед ней, разглядывая клиентов Мортесье из-за дымчатых стеклянных панелей, сигарета небрежно торчит из красивых, твердо сжатых губ. Если бы она, Саманта Уитфилд, находилась на его месте и показывала собственные работы у знаменитого Мортесье, она была бы на седьмом небе от счастья!

Она не могла удержаться и то и дело украдкой бросала взгляды на хмурого молодого человека, притаившегося в своем укрытии и зажигающего одну сигарету от другой. На «седьмом небе» Жиля Васса оказалось несколько многолюдно, не удержалась от иронии Сэмми. Если Васс любит свою изысканную Лизиан, значит, Руди Мортесье остается ни с чем. Если только, конечно, юный модельер не состоит в любовной связи сразу с обоими. Разглядывая стройную фигуру в облегающей черной одежде, Саманта никак не могла прийти к какому-то выводу. Она не была сильна в решении подобных вопросов, но сама мысль показалась ей весьма забавной. К тому же нельзя утверждать, что подобного рода любовные треугольники не были известны в нью-йоркском мире моды. А здесь, в конце концов, Париж!

— Продавщица наблюдает за тобой, — прикрыв ладонью рот, сообщила Брукси, — на всякий случай, если ты надумаешь что-нибудь купить. Ты ведь сказала, что хочешь увидеть настоящий Дом высокой моды, правда? Так что расслабься.

Пока манекенщицы Мортесье, пританцовывая, демонстрировали последние платья коллекции, Саманта быстро огляделась по сторонам. Она высоко ценила возможность увидеть шоу Мортесье и понимала, что не попала бы сюда без помощи Брукси. Оказаться в салоне крупного дома «от кутюр» — величайшее событие в жизни человека, который только и имеет за спиной скромную школу дизайнеров в далеком Денвере, поэтому, прежде чем покинуть Париж, Сэмми мечтала увидеть хотя бы одну знаменитую коллекцию. Однако она понимала, что должна соблюдать осторожность. Нельзя, чтобы ее случайно узнали и связали ее появление с империей Джексона Сторма. Индустрия моды, особенно высокой моды, настолько чувствительна, что это может породить такое количество дополнительных проблем, слухов и сплетен, каких не стоит никакое посещение подобного шоу.

Доверительным шепотом продавщица сообщила, что далее следует показ летних пальто по эскизам Жиля Васса, разработанным для коллекции Руди Мортесье.

«Пальто», — промелькнуло в голове Саманты. Она не привезла с собой ни пальто, ни куртки, а весенние ночи в Париже весьма прохладны.

— Следует чем-нибудь разнообразить свой гардероб, — пробормотала Сэмми, заглядывая в предложенный им перед началом шоу каталог моделей, которые можно заказать. Она собиралась пробыть в Париже не больше недели и взяла совсем немного одежды из коллекции «Сэм Ларедо». Этого оказалось явно недостаточно и часто становилось помехой, поскольку сразу выдавало в ней принадлежность к империи Джексона Сторма. К тому же в бессменных джинсах Сэмми порой ощущала себя марсианкой среди элегантно одетых парижанок, как, например, сегодня.

Две манекенщицы, одна — долговязая красавица шведка, другая — темнокожая с прекрасной фигурой, горделивой походкой прошествовали по подиуму в пальто. Крупные накладные детали из ярких шерстяных тканей отдаленно напоминали работы наиболее сумасбродных кутюрье — японцев Кензо и Тоджи Яммамото, — которые просто заворачивали своих манекенщиц в рулоны ткани.

Позабыв обо всем на свете, Сэм выпрямилась в кресле, чтобы получше видеть происходящее. Пальто Жиля Васса отличались вызывающей экстравагантностью, но были по-настоящему прекрасны. Правда, для того, чтобы надеть на себя вещь такой расцветки и такого объема, необходимо иметь рост под два метра и быть тощей, словно жердь. И все-таки даже Сэмми не представляла себя обернутой в кусок кроваво-красного войлока со стоячим воротником, который, казалось, не должен был произвести никакого впечатления, но, правду сказать, смотрелся великолепно!

— Тебе что-нибудь понравилось? — поинтересовалась Брукси.

Понравилось ли ей? Да Сэмми пришла в неописуемый восторг! Она все-таки была дизайнером, и в голове у нее уже засели некоторые идеи, воплощенные в эти фантастически смелые творения Жилем Вассом. Саманта-модельер чувствовала, что, вернувшись в Дом моды Лувель, она должна сделать несколько набросков. Саманта-женщина была ужасно разочарована тем, что не может позволить себе что-нибудь купить у Мортесье; цены начинались с пяти тысяч долларов и уходили в заоблачные выси.

Парад чудесных пальто закончился, и салон вдруг погрузился в полную драматизма темноту. Все лампы погасли, остались только яркие пятна света, плавающие по подиуму. Грохочущая музыка сменилась очаровательной оркестровой мелодией и французской песенкой «Любовь в тени». Появились манекенщицы в вечерних туалетах с обнаженными плечами. Облегающие фигуру платья переливались оранжевыми и красными блестками и стеклянными бусинками, в которых то и дело отражались многочисленными лучиками блуждающие по залу огни. Прически девушек украшали золотистые проволочки с нанизанными на них многоцветными камушками, которые подрагивающими сверкающими фонтанами спускались из-под расшитых бисером высоких шляп-шлемов. По залу прокатилось легкое, восхищенное «А-ах!».

Однако Сэмми почему-то ощутила неприятный холодок. По спине пробежали мурашки дурного предчувствия. Может, виной тому звуки страстной песни «Любовь в тени» из кинофильма «Похититель сердец», шедшего несколько лет назад? Или воспоминание о таком опасном, таком сексуальном воришке-взломщике, которого сыграл в фильме Стивен Бауэр? Как бы там ни было, но, как только зазвучала ненавязчивая мелодия любви, перед глазами Сэмми возникло совершенно другое лицо, другое мужское тело, которое она хотела забыть.

«Выбрось Чипа из головы, — быстро приказала она себе. — Нашла место размышлять о подобных проблемах». Сэмми закусила нижнюю губу, пульсирующая мелодия отдавалась в ушах. Больше история с Чипом никогда не повторится, твердо пообещала она. Саманта отчаянно пыталась сосредоточиться на одежде: на подиуме появились еще две манекенщицы, обе в закрытых, расшитых черными блестками вечерних платьях с длинными рукавами. Каждая держала в руке черную атласную маску, полностью скрывающую лицо. Когда девушки опустили руки, оказалось, что и их лица раскрашены, словно маски: глаза обведены черной краской, сверкающие черные блестки наклеены на скулы и губы.

У Сэмми скопилось немного денег. Свои весьма скромные расходы она оплачивала чеками, для чего на ее имя корпорацией Джексона Сторма в Парижском банке был открыт депозитный счет, куда перевели весьма крупную сумму. Теперь, ожидая от Джека ответа на свое предложение, она имеет возможность начать понемногу действовать, не оставаясь больше сторонним наблюдателем и ни во что не вмешиваясь. К тому же она могла воспользоваться шансом, который представляется, может быть, один раз в жизни, и купить в Париже что-нибудь из одежды.

Какое искушение, размышляла Сэмми, наблюдая за тем, как манекенщицы в черном покидают подиум, а им на смену выходят еще более причудливо наряженные модели, обе в переливающемся белом. И все-таки, если уж она решилась сделать кое-какие покупки, не следует терять голову: у нее не так много денег, а одежда в Париже фантастически дорогая. В Нью-Йорке все было бы гораздо проще благодаря ее личным связям с владельцами магазинов. Здесь же нельзя афишировать свое присутствие, чтобы никто не догадался о появлении представителя Джексона Сторма. Задача сильно усложнялась.

Взглянув на сидящую рядом с ней журналистку, Сэмми подумала, что Брукси могла бы ей помочь и показать бутики, где она чувствовала бы себя спокойно. Однако еще лучше с этим справится человек, знающий французский язык, хорошо ориентирующийся в городе и имеющий машину.

К счастью, она знала такого человека.

Алан де Бо заехал за ней на элегантном золотистого цвета «Мерседесе».

— Это автомобиль компании, — объяснил молодой человек. — К тому же он вместительнее «Ламборджини»; это удобно для покупок. Их будет много? — В вопросе сквозило добродушное ехидство.

— Только француз способен добровольно отправиться с женщиной покупать наряды, — ответила Сэм в том же тоне. — Поэтому я вам и позвонила. Я рада, что вы услышали мое сообщение на автоответчике. Когда вы вернулись?

— Сегодня утром. — Он посмотрел на нее тепло и ласково. — Вы по мне скучали? — тихо спросил молодой человек.

От взгляда золотистых глаз у Сэмми прервалось дыхание.

— Послушайте, я, наверное, отрываю вас от работы? Вы уверены, что у вас есть время?

— Неужели вы думаете, что я способен заниматься чем-нибудь другим, если есть возможность находиться рядом с вами? — так же тихо спросил Алан.

Сердце ее учащенно забилось.

— У меня не так уж много денег. Говорят, даже в универмагах, где торгуют готовой одеждой, все ужасно дорого.

— Доверьтесь мне, — уверенно предложил Алан. — Сопровождать красивую женщину, когда она покупает себе платья, — вторая по значимости обязанность в жизни любого француза.

— А первая? — не задумываясь, поинтересовалась Сэмми.

Алан де Бо заулыбался еще шире и завел двигатель.

— Вы шутите?

Брукси подготовила для Сэмми небольшой список парижских бутиков, включив туда «Плак» на Центральном рынке, два магазина на площади Победы — «Жозеф Трико» и «Виктуар» — и парочку маленьких, не злоупотребляющих рекламой магазинчиков в 16-м округе Парижа, где обожают бывать представители парижского высшего света — «BCBG — bon chic, bon genre».

— Это хорошие магазины, — согласился Алан. — Но я предлагаю нечто другое: очень французское, весьма разумное по ценам и немного необычное. Они делают копии моделей крупных Домов моды, как и бутики Центрального рынка, но продают по ценам, которые все-таки могут себе позволить парижане, истинные «охотники за скидками». Ну так что, готовы к небольшому приключению?

Готова, решила Сэм. Она не расстроилась, обнаружив, что магазинчик расположен на первом этаже дома, построенного в начале века в жилом районе, где обитали в основном представители среднего класса. Хозяйка, высокая дама в черном, окинула Сэмми понимающим взглядом и приветственно улыбнулась Алану де Бо.

Из быстрого разговора по-франиузски Саманта поняла, что владелица магазина прекрасно знакома с ее спутником. Что бы он сейчас ни говорил, у худощавой черноволосой женщины явно был свой взгляд на происходящее. Ее темные глаза оценивающе оглядели Сэмми с головы до ног.

Саманта пыталась убедить себя, что в этом магазине покупает туалеты сестра Алана и именно поэтому он знаком с подобными заведениями, так что неважно, о чем сейчас думает хозяйка.

Эти мысли не давали ей покоя, даже когда они уселись в небольшие плетеные кресла напротив зеркальной стены. Пол магазинчика устилал ковер из искусственного меха, стены были покрашены розовой краской, зеркала отражали свет огромной хрустальной люстры с пожелтевшими подвесками, которые давно следовало помыть. Девушка-продавщица, срочно вызванная откуда-то из подсобки, вынесла на всеобщее обозрение целый ворох платьев.

Сэмми едва не потеряла сознание, увидев то, что предлагал этот магазин: жакеты с пышными рукавами, глубокими вырезами на спине и неровными басками, удлиненные юбки, вечерние облегающие платья из черного крепа с претензией на смелость — одно плечо обнажено, повседневное платье из бежевого джерси с широкой юбкой и огромным количеством оборочек, подчеркивающих грудь, — все это отдаленно напоминало наряды Живанши для Одри Хэпберн в пору ее расцвета. Возвращение пятидесятых — в этом отношении бутик оказался на высоте положения. Никаких узеньких брючек, никакой спортивной одежды, никаких джинсов. Модели оказались симпатичными, но в них чувствовался какой-то вычурный изыск.

— Очень красиво, — вежливо оценила Сэмми.

— Пожалуйста, не спешите, — попросил Алан, потянувшись через ее плечо и дотронувшись до рукава шелкового бежевого платья, перекинутого через руку продавщицы. — Мне очень хотелось бы увидеть некоторые из вещей Лауры на вас.

— Вы шутите?

— Отнюдь. Вы не поверите, но с того момента, как я услышал ваше послание, я думаю только об этом. — Алан очаровательно улыбнулся, откинулся на спинку плетеного кресла и вытянул длинные ноги. Сам он был невероятно элегантен в иссиня-черном шелковистом костюме от Кардена, шелковой рубашке и галстуке. Слегка выгоревшие на солнце, растрепанные ветром волосы имели такой вид, словно он действительно бросил все, ради того чтобы повезти ее за покупками.

— Примерьте вот это. — Он поднял руку в повелительном жесте, и хозяйка магазина Лаура быстро отобрала несколько платьев, переброшенных через спинку кресла.

— Да, и это, из оранжевого крепа, — распорядился он, потянув за рукав. — Я вас очень прошу, наденьте это для меня, очень хочется увидеть, как это смотрится! — тихо, но настойчиво попросил Алан.

Сэмми взглянула на него, не скрывая удивления. Золотистые искорки в его глазах доказали Сэмми, что он говорит вполне серьезно. Ну разве можно ему отказать, даже если речь идет о платьях, которые она никогда в жизни не носила!

— Вы увидите, какое получится безобразие, — с милой гримаской предупредила Сэмми.

И действительно, когда она неохотно вышла из примерочной в ярко-оранжевом платье, летящий подол которого заканчивался сантиметрах в десяти от ее грубых ковбойских ботинок, Алан, откинув светловолосую голову, громко засмеялся.

— Очень мило с вашей стороны, — возмутилась Саманта, уперев руки в бока. — Разве это не ваша идея?

— Нет… нет… извините. — Алан постарался сдержать смех. — Просто нужно кое-что подогнать. Лаура займется этим.

Хозяйка магазина стояла в дверях салона с только что появившимся молодым человеком в фирменном парикмахерском халате. Он с интересом рассматривал Саманту.

— Лаура хотела бы кое-что изменить, начиная с ваших ботинок. Пожалуйста, — быстро попросил Алан, — доставьте мне удовольствие. Если хотите, называйте это маленьким экспериментом.

У Саманты появилось ощущение, что все было подстроено заранее, причем Алан получает явное наслаждение от всего происходящего. Она натянуто улыбнулась своему спутнику.

— Опять одна из ваших шуточек, а? Ведь эти люди надеются, что мы что-нибудь купим.

— Они будут заниматься нами столько, сколько мы захотим, — беззаботно ответил де Бо, — стоит мне только сказать. К тому же это идея Лауры, — он повернулся и посмотрел через зал, — пригласить парикмахера. Конечно, с моего разрешения.

— Алан, — обеспокоенно начала Сэмми, но выражение его лица остановило ее. Она и раньше замечала этот взгляд, как бы говорящий: перед тобой человек, не привыкший, чтобы ему перечили. Саманта сдалась. — Только пусть не делает короткую стрижку, ладно? — Она еще не забыла последний эксперимент с прической Сэм Ларедо.

Похоже, молодой парикмахер, усаживая ее в неустойчивое маленькое кресло перед зеркалом, чувствовал себя приблизительно так же.

— Нью-Йорк, — разочарованно бормотал он, беря в охапку неровные пряди ее соломенных волос и внимательно изучая их. — Нью-Йорк, Беверли-Хилз — c'est incroyable.

— Не обрезайте, — предупредила Сэмми. — Алан, скажите ему…

Ей не следовало беспокоиться. Совершенно очевидно, Алан распорядился придерживаться консервативного стиля. Однако молодой француз, набрав полный рот шпилек и приступив к работе, продолжал ворчать. Лаура принесла из обувного отдела босоножки кремового цвета, прекрасно подошедшие к оранжевому платью.

— Послушайте, — начала было Саманта, недовольная тем, какой оборот принимает поездка за покупками. — Я собиралась приобрести всего несколько вещиц…

— Потерпите… — успокоил ее Алан. — С вами не случится ничего ужасного. Лаура знает, чего я хочу.

«Чего хочет он?» — удивилась Сэмми, глядя в зеркало, в то время как парикмахер собрал ее волосы наверху и принялся слегка подрезать кончики. Стены главного зала магазина были розовыми, ковер из искусственного меха напоминал дохлого кролика, вход в примерочную закрывал ярко-розовый бархатный занавес, стянутый золотыми лентами с кистями. «Кончится все тем, что я буду выглядеть под стать», — подумала Сэмми, упрямо закусив нижнюю губу.

Саманте пришлось стоять на полу в одних чулках, пока парикмахер, все еще что-то бормоча себе под нос, при помощи электрощипцов придавал — прядь за прядью — нужную форму ее волосам, закручивая их в небольшой пучок на затылке. Более короткие пряди он волнами уложил так, что они обрамляли лицо и легкой челкой спускались на один глаз. Тем временем молодая продавщица булавками подколола подол платья, а Лаура, опустившись на колени, помогла надеть босоножки на высоких каблуках.

Сэмми, до сих пор стоявшая зажмурившись, чуть-чуть приоткрыла один глаз. На первый взгляд все получилось не так уж плохо. Если так можно выразиться, когда тебя превращают в нечто неузнаваемое. В зеркале отражалась совершенно новая, незнакомая женщина. Длинноногая, порывистая, игривая Сэм исчезла, ну, или временно отошла на задний план. Шикарная и более естественная прическа сменила экстравагантную стрижку — творение Реджеди Энн, — подчеркнув красиво очерченные скулы и прекрасной формы носик, внезапно открыв классические линии подбородка и шеи. Но самое большое чудо пышная шапка блестящих волос сотворила с ее огромными серыми глазами: довольно бесхитростный прямой взгляд неожиданно стал более холодным и искушенным, слегка загадочным. Удивленная Сэмми подумала, что превратилась в элегантную блондинку, стройную, яркую и — что, видимо, было неизбежно — очень «французскую».

«Боже правый!» — только и подумала она, взглянув в зеркало.

Саманта все еще рассматривала свое отражение, когда Алан поднялся и широкими шагами направился прямо к ней. Положив обе руки ей на плечи и глядя на нее в зеркало, он тихо сказал:

— А теперь скажи, что ты не выглядишь восхитительно! — От добродушного ехидства не осталось и следа, он был весьма серьезен. — Взгляни на себя, дорогая. Ты прелестна, по-настоящему красива!

«Восхитительно? Прелестно? Нет. Совершенно иначе — да». Сэмми чувствовала некоторую неловкость, рассматривая незнакомку в зеркале. Глаза Алана горели таким откровенным желанием, что Саманта невольно удивилась.

— Это не я, — прошептала она изумленно. — Это кто-то другой.

— Да нет, ты. И гораздо более настоящая, чем прежде.

В зеркале Саманта видела отражение мужчины, обхватившего ее шею ладонями, склонившего к ней голову и вдыхающего запах ее волос.

— Саманта, — услышала она шепот, — я тебя обожаю. Я хочу, чтобы ты была моей. — Он поднял голову и посмотрел на нее, его необыкновенные глаза сверкали. — У меня есть дом в Фонтенбло, где мы будем совершенно одни. Скажи, что позволишь мне увезти тебя туда на несколько дней. Прямо сейчас.

Сэмми не знала, что ответить. Это предложение прозвучало как гром среди ясного неба. Она была потрясена, хотя давно ждала от Алана этих слов. Неужели я действительно так ему нравлюсь, смущенно думала Саманта. Невозможно отрицать, что ее теперешняя внешность гораздо больше соответствует общепринятому понятию красивой женщины. И Алан де Бо хочет, чтобы она поехала с ним. Что же ее смущает?

Их взгляды, отразившись в зеркале, встретились. «Сделай что-нибудь, — подсказывал ей разум. — Ведь это то, чего ты хотела, разве не так?» По выражению ее лица Алан, видимо, решил, что она согласна. Скорее всего он ни минуты и не сомневался в этом.

— Я не могу поцеловать тебя сейчас, — прошептал он, прижавшись к ее волосам: Лаура и парикмахер стояли у них за спиной. — Но я очень тебя хочу, моя дорогая, поверь.

Саманта смотрела, как он легко коснулся губами блестящей волны ее волос. До тех пор, пока она желанна, она может ждать, подумала Саманта, закрывая глаза. Мир вокруг внезапно окрасился в розово-золотистые тона.

Наконец-то.

Телефон надрывался от звонков, когда она ворвалась в квартиру со своими сумками и пакетиками. Покупок оказалось так много, что самые большие коробки пришлось оставить внизу. Их позже принесет ночной сторож.

Саманта все еще не могла поверить. Алан де Бо наконец признался, что хочет ее, повторяла она, швыряя на пол пакеты и коробки из бутика Лауры и бросаясь в спальню к телефону. Алан лишь быстро поцеловал ее после того, как помог занести в дом бесчисленные свертки, легонько коснулся щеки теплыми губами, но его прекрасные глаза сказали ей все. Сэмми схватила трубку.

— Сэмми? — раздался очень знакомый голос, явно американца. — Сэмми? Это Питер Фрэнк. Я уже часа два пытаюсь дозвониться.

— Пит?

Питер Фрэнк — вице-президент Джексона Сторма, ответственный за развитие производства и хозяйственную деятельность. Она не очень хорошо его знала, но несколько раз они встречались на совещаниях.

— Как дела в Нью-Йорке? — Сэмми не сомневалась, что этот звонок — хороший знак. Но почему Питер Фрэнк, а не Минди Феррагамо или Джек? — Как там все? — Она решила, что лучше спросить напрямую. — Джек вернулся?

— Сэмми, детка, я не в Нью-Йорке. — Молодцеватый голос Пита гудел ей прямо в ухо. — Я звоню из аэропорта Шарля де Голля, торчу в телефонной будке и жду рейс на Нью-Йорк. Сэмми, — продолжал он, — я неделю просидел на фабрике в Лионе, пытаясь разобраться с их производственными проблемами, но мне очень хотелось поговорить с тобой перед отлетом. Ты ведь хорошо проводишь время в Париже, правда?

Питер Фрэнк в аэропорту Шарля де Голля? Вице-президент Сторма, ответственный за развитие производства, неделю провел во Франции, дважды был проездом в Париже, но не нашел времени, чтобы встретиться с ней? Единственное, чего она удостоилась: телефонный звонок в последнюю минуту.

Саманту охватило отвратительное ощущение, что что-то происходит не так. Все пережитое за последние недели снова железными тисками сжало ее душу.

— Пит, что ты слышал… — Говорить и думать одновременно — последнее дело. — Пит, ты слышал о моем докладе? Я отправила его Минди неделю назад и надеялась получить ответ из Нью-Йорка в ближайшие дни.

— Замечательный доклад, радость моя. Всем он нравится. Не переживай. Сэмми, объявили мой рейс, придется закончить разговор. Всем… — начал Пит, но голос его затих, словно он отвернулся от трубки, пытаясь что-то рассмотреть. — Продолжай присылать доклады, Сэмми. Извини, что не позвонил раньше. Джек был… — в голосе прозвучала некоторая неуверенность, — очень занят с тех пор, как вернулся.

Неужели это Джек приказал Питеру Фрэнку позвонить? Если ей необходимы доказательства того, как обстоят дела, телефонный звонок Пита перед самым отлетом из Парижа все расставил на свои места.

— Пит, — в отчаянии воскликнула Сэмми, вспомнив, что именно он отвечает за планирование и развитие производства, — Дом моды Лувель открывает огромные перспективы перед «Джексон Сторм интернэшнл» в Париже. Я направила Джеку предложения по этому поводу. — Она понимала, что говорит слишком быстро, мешая все в одну кучу, но ведь уже объявили посадку. — Надо, чтобы кто-то…

Голос на противоположном конце линии прервал ее:

— Сэмми, подожди… Сэмми, выслушай меня, хорошо? Знаешь, мне самому противно говорить тебе об этом, но, детка, не звони больше в офис Минди. От этого не будет никакого толку. Таково указание самой Минди: не звони. Не беспокой ни Джулию, ни кого-либо другого. Ты поняла? Я ясно выразился?

После долгой паузы Сэм выдавила:

— Да.

— Хорошо. — Саманте показалось, что Пит вздохнул с облегчением. — И не посылай Джеку никаких докладов. Он не станет их читать. Все ужасно заняты подготовкой к июльским показам и рекламной кампанией. Но даже если появится время… прошу, никого не беспокой Слушай, Сэмми… Господи, ты что, плачешь?

— Я не плачу. — Она кусала губы, пытаясь сдержать слезы.

— Ты знаешь, как это бывает. — Питу Фрэнку явно было неловко. — Черт, если ты прежде не знала, как Джек поступает в подобных случаях, то теперь поняла, правда? Не жалей ни о чем, Сэмми. Постарайся выйти из этого положения с высоко поднятой головой, потому что позже ты сама будешь этому рада.

После еще одной долгой паузы она спросила:

— Мне прямо сейчас возвращаться в Нью-Йорк, Питер?

— Ты можешь поступать как хочешь, Сэмми, — спокойно ответил он. — Но если ты даже вернешься в Нью-Йорк, то не вернешься в корпорацию Джексона Сторма.

 

14

Саманта принялась перетаскивать в дизайнерскую охапки платьев со склада. Она понимала, что рано или поздно кто-нибудь в Доме моды Лувель обнаружит, чем она занимается, но это ее не очень беспокоило. Спускаясь вниз в третий раз, она столкнулась с Соланж Дюмер, поджидавшей ее у подножия узкой лестницы.

Директриса, матовую кожу и темно-рыжие волосы которой, как обычно, подчеркивало черное платье с длинными рукавами, стояла, уперев руки в бока. Лицо ее походило на злобную белую маску.

— Mais d'ou venez-vous? — потребовала объяснений мадам Дюмер.

— Не начинайте склоку, — предупредила Сэмми, пытаясь проскользнуть мимо — Я уверена, вы только делаете вид, что не понимаете по-английски, а у меня сейчас нет времени играть с вами в игрушки

— De quoi vous оссирег-vous? — Голос директрисы почти сорвался на визг, она попыталась вцепиться в платья, которые несла Саманта.

Сэмми остановилась.

— Я переношу платья со склада в дизайнерскую, чтобы хорошенько их рассмотреть. И буду заниматься этим всю первую половину дня. Если у вас в связи с этим возникают проблемы, позвоните в Нью-Йорк Джексону Сторму.

«Посмотрим, что у тебя из этого выйдет, — добавила она про себя. — Если уж мне дали пинка, так и тебе тоже дадут, леди».

Соланж Дюмер уставилась на Саманту сузившимися от гнева глазами, губы ее сжались в тонкую красную линию. Внутренняя борьба в душе француженки отражалась на ее лице. Она сделала несколько шагов и с очевидным усилием произнесла.

— Что вы делаете с этими платьями? — Несмотря на сильный акцент, ее английский был вполне сносен — Вы должны оставить платья, где они есть!

Сэмми подавила смешок.

— Не могу, — лаконично отрезала она, как умеют это делать только на американском Западе. — Они мне нужны.

Она направилась к лифту.

За ее спиной раздался перестук высоких каблучков.

— Я demandez… требую! — кричала директриса.

Сэм рывком распахнула лифт, вошла внутрь и, прижав подбородком ворох платьев, протянула освободившуюся руку, чтобы захлопнуть дверцу.

— Мадам Дюмер, у меня нет времени писать докладные записки. Джексон Сторм собирается организовать здесь, в Доме моды Лувель, ретроспективный показ моделей мадемуазель Клод. Срок — третья неделя июля, когда все парижские Дома моды демонстрируют новые коллекции. — Она нажала кнопку второго этажа. — Надеюсь, вы окажете мне полное содействие. — проговорила Саманта через металлическую сетку двери. — Я подготовлю список того, что мне необходимо, и отдам его вам несколько позже.

Кабина лифта, как обычно, опустилась примерно на полметра, дернулась, замерла и только потом начала медленно двигаться. На площадке четвертого этажа осталась онемевшая директриса Дома моды Лувель, медленно исчезающая из виду.

…Брукси Гудман, несмотря на предупреждение, завопила в полный голос.

— Да ты что?! — Она смахнула со стула кипу платьев, плюхнулась на него, с отсутствующим видом запустила пальцы в торчащую во все стороны шевелюру с оранжево-рыжими прядями и принялась оглядываться по сторонам. — Боже ж мой, Сэмми, на мгновение мне показалось, что ты говорила что-то о показе, который Джексон Сторм собирается устроить здесь.

— Именно это я и сказала. — Сэм подняла простенький жакет из кремовой фланели и принюхалась. Попахивало плесенью. Подержав жакет в вытянутой руке, она бросила его в кучу «возможных» вещей. — Джексон Сторм собирается показать ретроспективу работ мадемуазель Клод в Доме моды Лувель в июле во время основных показов.

— Нет. — Брукси решительно затрясла головой. — Я сегодня явно не в себе. Я, кажется, по-прежнему слышу, что Джексон Сторм собирается устроить шоу. Черт, знаешь, у меня сегодня что-то с головкой!

Сэм подняла темно-синее атласное платье для коктейля, встряхнула его и внимательно оглядела маленькие сборки-панье по бокам, корсет и тысячи мелких складок драпировки, украшающей грудь. «Переливчатый синий — цвет пятидесятых, если тогда вообще был моден какой-то один цвет», — подумала она, отбрасывая платье в кипу «забракованных» вещей.

Последние несколько ночей она мало спала, мысли о сотнях великолепных эскизов и платьях, хранящихся на складе, не давали ей покоя. Саманта потерла глаза тыльной стороной ладони и часто заморгала. Один звонок из Нью-Йорка мог положить конец всем ее планам. Один визит кого-нибудь из администрации Джексона Сторма — и все пойдет прахом. Теперь ей приходилось очень тщательно взвешивать каждый шаг и его возможные последствия.

— Ты хочешь сказать, что до сих пор держала это в секрете? — недоверчиво спросила Брукси. — И еще ты хочешь сказать, что это реально?

Она смотрела по сторонам, недоверчиво разглядывая кипы платьев, разбросанных на столах, стульях и полу дизайнерской.

— Так над этим ты и работала — над ретроспективой? Но почему, ради всего святого, именно ретроспектива? Джек Сторм собирается прислать свою команду для работы? Боже ж мой, июль! У тебя не так уж много времени!

— Весь исходный материал находился здесь, — осторожно пояснила Саманта. — Просто идея получила свое развитие.

— Июль, — повторила Брукси, и глаза ее сузились. — Ты ведь даже приглашения не сможешь разослать, Сэмми! Джек Сторм, должно быть, не в себе! Как вы вообще собираетесь попасть в график синдиката? Его составляют за несколько месяцев!

— Нет необходимости попадать в этот график. — Сэмми опять занялась платьями. — И не такая уж это сумасшедшая идея, как может показаться. Ретроспектива работ Клод Лувель — замечательный проект. Он сделает прекрасную рекламу корпорации Джексона Сторма и Дому моды Лувель, но не вызовет никаких существенных изменений в Париже, так что нет необходимости добиваться включения в график синдиката. Послушай, Брукси, — продолжала рассуждать Саманта, — когда в Нью-Йорке в июле проходит неделя моды и все крупнейшие дома показывают свои коллекции, отовсюду съезжаются многочисленные коммивояжеры — торговцы шарфами, аксессуарами, бижутерией-и устраивают свои рекламные мероприятия в часы, свободные от основных показов, запланированных Нью-йоркским институтом готовой одежды. Почему нельзя сделать то же самое здесь? Все, что нам необходимо, это общий список показов, подготовленный Парижским синдикатом.

— Джексон Сторм — коммивояжер? С ретроспективой работ парижского модельера, о которой уже лет тридцать-сорок никто ничего не слышал? — В голосе Брукси звучало недоверие. — Вне графика синдиката? Во время недели моды в Париже? Ты меня разыгрываешь!

— Все получится.

Сэмми и сама понимала, когда позволяла себе задуматься, насколько безумна ее идея. Но она уже приняла решение, что не станет сидеть в Париже сложа руки и дожидаться, когда настанет пора отправляться домой. Во-первых, у нее хватало организаторских способностей. А во-вторых, она решила, что больше не позволит манипулировать собой. Сейчас все упиралось в то, чтобы привлечь на свою сторону Брукси.

— Клод Лувель была великим модельером. — Саманта встряхнула юбку от костюма и бросила ее в ту же кучу, что и простенький жакет. — Можешь назвать это историческим фактом.

— Это следует назвать сумасбродством, — решительно заявила Брукси. — На организацию шоу в Париже уходит не меньше года, Сэмми. Боже ж мой, Джек Сторм, человек, всю жизнь занимающийся модой, должен это знать!

— Год уходит на то, чтобы подготовить все от начала до конца: разработать новые модели, сшить и выбросить на рынок! — поправила Сэмми. — Платья Клод Лувель уже готовы. Кроме небольшой чистки и ремонта, надо только подготовить сценарий и организовать сам показ. — Она нагнулась, чтобы поднять платья, которые Брукси сбросила со стула. — Все, что нам необходимо, — это список приглашенных и график синдиката.

Брукси изумленно уставилась на Сэмми.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь, Сэмми? Ты говоришь, что Джек Сторм хочет втиснуться в график показов коллекций в Париже в июле! С какой-то невероятной ретроспективой, где-то между Карденом и Жи-ванши, Сен-Лораном и не знаю кем еще? — Она скептически хмыкнула. — Что он должен изобрести, чтобы заставить публику вообще прийти в Дом моды Лувель? Бесплатное угощение? Приз на входе: получение в течение целого года всего, что производится с маркой «Сэм Ларедо»? — Брукси вскочила. — Ты понимаешь, насколько сумасбродна вся эта затея? Не могу поверить, что это затеял Джек Сторм! Что за всем этим кроется?

Брукси вдруг замерла посреди комнаты и уставилась куда-то в пространство, пораженная совершенно новой мыслью.

— Если все провалится, он может закрыть Дом моды Лувель и заявить, что это просто рекламный фокус?

Сэмми тихонько вздохнула:

— Это будет ретроспектива работ великолепного старого мастера. Пока я не могу ничего добавить.

Конечно, это не было ложью, но не было и чистой правдой. Однако Брукси незачем знать, что Джек Сторм ретроспективу не благословил.

— Что касается Клод Лувель, возможно, она никогда не была великим модельером, но какое это имеет значение? Кто сейчас помнит… э, Мэгги Руф? Ши-парелли? — Она напряженно старалась вспомнить имена кутюрье прошлого. — Или… э… Майнбохер?

— Шипарелли помнят многие. Пару лет назад, когда открывали Форум Центрального рынка, устроили большой ретроспективный показ ее работ.

Сэмми понимала, насколько необходима ей Брукси. Без помощи журналистки эту затею не осуществить. К тому же она не знала, кого в Париже можно нанять в последнюю минуту для подготовки шоу. Брукси была совершенно права, напомнив о сроках. Просто чудо, если им удастся все подготовить за несколько недель.

— Я тебе заплачу. — Сэмми подняла черный атласный пеньюар.

«Никогда не вдавайся в объяснения, — когда-то учил ее Джек, — просто называй цену».

— Я хочу нанять тебя для подготовки ретроспективу в качестве консультанта по вопросам рекламы, координатора и агента по связям с общественностью — все, что обычно принято в таких случаях.

Саманта уже успела заглянуть в Парижский банк, уточнила, сколько осталось на счете денег, и знала, что конкретно может предложить Брукси.

— Тысяча долларов за список приглашенных и копию графика показов, утвержденные синдикатом. Брукси едва не поперхнулась.

— Тысяча долларов? — Минуту она взвешивала предложение, потом отрицательно покачала головой: — Сэмми, я не могу достать в синдикате список приглашенных. Ты что, думаешь, я из ЦРУ? Это же секретная информация.

Саманта склонилась над рабочим столом, повторно сортируя уже отобранную одежду.

— О'кей, тысяча двести за список. — К этому она была готова. — И еще тысяча — за все остальное: составление пресс-релизов, подбор манекенщиц, поиск сценариста для шоу.

Брукси снова уставилась в пустоту.

— К июлю? Без помощи команды из Нью-Йорка? — Она уже начинала втягиваться в авантюру. — Послушай, Сэмми, а что, эта Клод Лувель действительно так хороша? Я имею в виду, есть ли смысл смотреть на все эти тряпки? В список приглашенных синдикатом включены журналисты практически всех важнейших газет Америки, плюс «Вог», плюс «Харперс», плюс вся французская пресса и другие средства массовой информации, международные службы… Это серьезное мероприятие. Джек Сторм может попасть впросак.

— Она действительно так хороша, поверь мне. — Сэмми выпрямилась и оттолкнула в сторону кипу платьев. — К тому же какая разница? Ты сама сказала: Ретроспектива, организованная Джексоном Стормом, не более чем мероприятие, рассчитанное на привлечение внимания публики. Даже если бы платья Клод Лувель прогнили насквозь — а это не так, — ты не хуже меня знаешь, что для продвижения бизнеса необходима рекламная шумиха, статьи в газетах, суета. Эта ретроспектива, что бы из нее ни вышло, заставит весь мир говорить о Джексоне Сторме из Нью-Йорка. Ну а если все провалится, Джек всегда может сказать, что он просто хотел выказать уважение истории парижской моды, и мы сдадим костюмы в музей. — Она взглянула Брукси прямо в глаза. — Ты участвуешь или нет?

— Э-эх! — Брукси по-прежнему сомневалась, глядя в пол. — Ничего из этого не получится: слишком мало времени, слишком сумасшедшая идея. Черт, Сэмми, почему бы тебе просто не позвонить Сторму и не сказать, чтобы он бросил эту затею? Ну нельзя же настолько терять рассудок!

— Моделирование одежды и торговля ею вообще сплошное сумасшествие.

Брукси резко подняла голову, так что взметнулись торчащие во все стороны оранжево-рыжие лохмы, и пожала плечами.

— Полторы тысячи за список приглашенных и две тысячи за все остальное, — решительно заявила журналистка.

Это было несколько больше, чем планировала Сэмми, но все-таки приемлемо. Она протянула руку, чтобы закрепить сделку рукопожатием, и сказала:

— Я выпишу тебе чек.

Наконец-то. Теперь им предстояло набросать план предстоящей работы. Сэмми не выпускала Брукси из дизайнерской до тех пор, пока почти не прошло обеденное время.

Они прервались и поднялись в квартиру Сэмми, чтобы съесть по бутерброду. Обе настолько устали, что ели молча, напряженно думая над тем, что еще предстоит сделать.

За утро Брукси успела проделать нечеловеческий объем работы, набросав в общих чертах план ретроспективы от начала до конца. Но чем отчетливее становился проект, тем больше появлялось неотложных дел. Прежде всего возникла проблема с поиском манекенщиц в разгар июльских показов. «Беттина» и «Софи Литвак», крупнейшие агентства, получали заказы Домов высокой моды за несколько месяцев до начала показов. Следовательно, предстояло обратиться в модельное агентство второго, а то и третьего класса.

— Кто-то обязательно должен будет провести несколько репетиций с манекенщицами, — стенала Брукси. — Необходимо подогнать платья. В Париже не найти стандартной фигуры!

— Репетиции проведу я.

Саманта прошла солидную подготовку, прежде чем начала демонстрировать стиль «Сэм Ларедо», и пока еще хорошо помнила эти уроки. С примерками дело обстояло несколько сложнее. Поскольку в Доме моды Лувель этим могла заниматься только Наннет, единственным выходом из положения было временно закрыть ателье, отложить выполнение текущих заказов и подключить к подготовке ретроспективы портних. Это, безусловно, могло вызвать проблемы.

— Я собираюсь подкупить кого-нибудь в синдикате, чтобы достать список приглашенных, — жаловалась Брукси, — но, боже ж мой, я даже не знаю, с чего начать. Потом возникнут сложности с адресами, если ты намерена рассылать приглашения в отели, где обычно и останавливаются представители прессы. И откуда ты узнаешь, придут ли они вообще?

— Это, конечно, риск, но его не избежать.

В Нью-Йорке никого не удивляли приглашения на показы продукции коммивояжеров, поджидающие прибывающих представителей прессы прямо в отелях, на стойках администраторов. Другого способа сообщить о ретроспективе журналистам и другим заинтересованным лицам, не ставя в известность штаб-квартиру Джексона Сторма в Нью-Йорке, Сэмми придумать не могла. Пресс-релизы и приглашения придется рассылать в последний момент. Со вздохом Сэмми призналась себе, что объяснить это Брукси будет просто невозможно.

Во второй половине дня, не в силах больше находиться в дизайнерской, Сэмми вернулась к перетаскиванию нарядов сверху вниз. Вынося последнюю, как она решила, на сегодняшний день охапку платьев, Саманта услышала, что где-то внизу остановился лифт. Она замерла на верхней ступеньке, посмотрела на лестничную площадку четвертого этажа и увидела направляющегося к лифту мужчину, одетого в подогнанный точно по фигуре серый деловой костюм, с небольшим чемоданчиком из черной кожи, в каких обычно носят образцы продукции. Она видела только его спину, но широкие плечи и стройные линии фигуры подсказали ей, кто это.

«Временами, — подумала Сэмми, — я готова возносить молитвы, лишь бы больше не видеть Чипа. Жизнь сразу стала бы проще».

Когда он обернулся, Саманта постаралась взять себя в руки и победить знакомые чувства паники и смущения, которые охватывали ее всякий раз, когда перед глазами возникала эта мощная фигура. Будь он проклят!

Чип сделал несколько шагов, поставил на пол свой чемоданчик и посмотрел на нее.

— Мне позвонила Соланж.

Легкий серый костюм, голубая рубашка и шелковый галстук в полоску придавали ему строгий и прилизанно-деловой вид. В его взгляде что-то моментально изменилось.

Она вспомнила, что сама выглядит теперь совершенно иначе. Новая прическа обрамляла лицо и мягкими волнами спускалась на плечи. Для работы она по привычке оделась в джинсы, но разнообразила наряд укороченной блузкой до талии из шелковистого крепа с большим количеством оборок. Цыганистые черные глаза Чипа ничего не упустили.

— Соланж попросила, чтобы я приехал и поговорил с тобой, — приятным тоном сообщил он.

Этого следовало ожидать.

— Мне нечего с тобой обсуждать.

— Она на самом деле не слишком хорошо говорит по-английски. — Чип по-прежнему не сводил с нее оценивающего взгляда. — Соланж показалось, ты сказала, что здесь будет какое-то шоу. Она хотела бы знать, в чем дело.

— Я ей все объяснила. — Сэмми не двигалась с места, стоя на верхней ступеньке лестницы, ведущей к складу. — Соланж все поняла, и довольно.

Несмотря на то что последние два дня она была полна энергии, Саманта вдруг ощутила, что ужасно устала. Почти десятикилограммовая ноша готова была вот-вот вывалиться из рук. Она хотела только одного — чтобы он поскорее ушел.

Чип оперся одной рукой о железные поручни и посмотрел на нее снизу вверх.

— Если она правильно поняла твои слова, Соланж считает это не слишком удачной затеей.

Саманта ощутила легкое головокружение: она почти не спала последние несколько ночей, строя планы.

— Ты не можешь просто заявить, что собираешься проводить здесь какое-то крупное мероприятие, а потом развернуться и уйти. Она все-таки директор. И она не понимает, что здесь происходит, а ты, по ее словам, даже ничего не объясняешь.

Сэм старалась сосредоточиться на том, что он говорит. Чип что-то настойчиво втолковывал низким, волнующим голосом, но она почти не слышала его. Чипа, продавца пуговиц, никогда и ничего в этой жизни не волновало. Ну что за проблемы могут возникнуть с пуговицами?

Он сделал шаг наверх.

— Что с тобой? — В его голосе звучало беспокойство. — Ты нормально себя чувствуешь?

О да, она прекрасно себя чувствует. Если все получится, Париж этого никогда не забудет! Джексон Сторм тоже. И ей вовсе не нужен Чип, потому что у нее есть Алан де Бо.

— Никогда в жизни не чувствовала себя лучше, — ответила Сэмми.

 

15

«Ламборджини» остановился на красный сигнал светофора при выезде на окружную дорогу. Алан, улыбаясь, повернулся к Сэмми.

— Так ты говоришь, я твой рыцарь в сверкающих доспехах?

— Ну, по крайней мере, в сверкающем черном спортивном автомобиле, — ответила Саманта. — Ты меня похитил и спас, иначе я сгорела бы на работе, пытаясь склеить это шоу. Думаю, мне необходим перерыв.

— Ты слишком много работаешь, — повторил он в который уже раз. — Неужели невозможно отказаться? Скажи господину в Нью-Йорке, что для тебя это слишком, ты не справляешься.

Она покачала головой. Его кожа стала смуглее от летнего солнца, и выгоревшие пряди в волосах сделались гораздо заметнее, а глаза казались еще более золотистыми. На нем была голубая трикотажная рубашка и простые узкие брюки, подчеркивающие элегантную, по-мужски стройную фигуру. Алан был по-настоящему красив. Сэмми улыбалась, понимая, что он прочел это в ее глазах.

— Когда ты так на меня смотришь, — сказал он, затаив дыхание, — я могу сделать только одно. — Его правая рука оторвалась от руля, обвилась вокруг ее шеи, и Алан быстро притянул Сэмми к себе. Его губы прильнули к ее рту.

Это был короткий и горячий поцелуй, полный страсти и чувственности.

«Боже! — думала счастливая Сэмми. — Мы обнимаемся у всех на глазах, как настоящие французские влюбленные!» Она восторженно ответила Алану, проведя кончиком языка по его губам. Это было так по-. парижски — целоваться прямо у светофора, ничего не замечая вокруг. Вряд ли Сэмми могла прийти в больший восторг от чего-то другого.

Сигнал сменился, водители стоящих за ними машин принялись настойчиво гудеть.

— Так ты чувствуешь себя получше? — Алан неохотно завел «Ламборджини».

— Когда мы вот так целуемся — да, — выдохнула Саманта.

Она сидела, прижавшись к нему, удобно устроив голову на его широком плече, а гоночная машина набирала скорость, повернув на шоссе №10, где стояли указатели на Версаль.

— Несколько часов за городом сотворят чудо. — Алан на секунду оторвался от дороги и нежно взглянул на нее. — Ты захватила купальник?

Саманта снова кивнула. Последние десять дней она работала не покладая рук, и, садясь в машину, Алан заметил у нее под глазами темные круги. Несколько минут спустя он поинтересовался, высыпалась ли она в последнее время, и, узнав, что это не так, прочел целую лекцию о том, насколько глупо пытаться вытащить на своих плечах весь проект ретроспективного показа в Доме моды Лувель. Его неподдельная тревога тронула Сэмми, хотя Алан, мягко говоря, считал, что вся затея с шоу, посвященным Клод Лувель, с треском провалится. Он столько раз и так настойчиво пытался переубедить ее, что Сэмми всеми способами старалась избегать этой темы.

С глубоким вздохом Саманта подумала, что идея шоу не нравится никому из ее знакомых. Мадам Дюмер величаво проплывала по Дому моды Лувель с холодным, неумолимым видом, срывая зло на Софи, постоянно пребывающей в каком-то сомнамбулическом состоянии. Наннет и Сильви держались замкнуто и не выказывали никакой готовности помочь. Брукси Гудман, казалось, совершенно закопалась в проблемах, которых по мере их разрешения почему-то становилось все больше. Накапливающаяся усталость постепенно брала верх.

Сэмми уткнулась лицом в рукав рубашки Алана, вдохнув запах хлопка, тонкий аромат дорогого одеколона и успокаивающую близость чистой, гладкой кожи. Ей больше не к кому было прислониться. Когда она оказывалась рядом с этим человеком, все в мире вставало на свои места и жизнь опять становилась замечательной.

— Не хочешь устроиться поудобнее и поспать? — нежно спросил Алан. — До того места, куда мы направляемся, совсем недалеко — каких-нибудь двадцать минут езды, но, может, этого времени хватит, чтобы немного вздремнуть?

Что значит поспать? Сэмми уже забыла, как это делается! Каждую ночь, поднимаясь в квартиру на верхнем этаже Дома моды Лувель около двенадцати, она лежала без сна часов до пяти утра и, напряженно всматриваясь в темноту, снова и снова прокручивала в уме сценарий шоу, изменяя и улучшая его, перебирала в уме нерешенные проблемы, доходя порой до отчаяния, пока, совершенно измученная, не проваливалась в пучину сна на несколько предрассветных часов.

Одной из самых больших сложностей по-прежнему оставался выбор даты. Они с Брукси остановились было на десяти утра во вторник 22 июля, потому что по графику синдиката в этот день с утра не было никаких показов. Но потом Альберт Ниппон перенес свое шоу на четверг, и, подобно разноцветным стеклышкам детского калейдоскопа, многие Дома высокой моды также изменили дни и часы показов.

Кончилось тем, что дата и время ретроспективы совпали с гала-шоу Руди Мортесье, которое все называли крупнейшим событием недели, поскольку ожидалась демонстрация новой коллекции Жиля Васса. Такое совпадение можно смею назвать смертельным: нетрудно предсказать, куда именно отправятся представители прессы. Приглашения уже были отпечатаны и подготовлены к рассылке, а Сэмми с Брукси еще предстояло найти выход из положения.

— Удобно? — Алан внимательно посмотрел на нее сверху вниз. — Тебе непременно понравится моя кузина Мари-Луиза. Я говорил, что все называют ее Мэри-Лу?

Сэмми выпрямилась на сиденье, забросила руки за голову, зевнула и потрясла головой. Когда Алан вновь взглянул на нее, она ответила ему обворожительной улыбкой.

— Ты такая красивая, — тихо сказал Алан, лаская ее взглядом. — И я тебя обожаю, ты знаешь об этом? — Он вновь посмотрел на дорогу и весело сообщил: — Поскольку сегодня суббота, то в этот час, без сомнения, все будут у бассейна. Ты познакомишься с моей кузиной и ее мужем Жан-Ивом де Бержераком. Он отвечает за аэрокосмические программы ВВС Франции. Познакомишься и с их друзьями-инженерами, с женами этих друзей и, конечно, с их детьми. Ребятня ужасно шумная. Французские детишки вообще очень избалованы, так что будь готова.

Как замечательно было это слышать! Веселье у большого семейного бассейна представлялось Сэмми прекрасной возможностью провести день, совершенно непохожий на те, что были наполнены мучительными хлопотами в Доме моды Лувель.

Она знала, что Алан де Бо принадлежит к богатой титулованной семье, что он — герцог из какого-то древнего французского рода. И все-таки это не подготовило Сэмми к лицезрению огромного поместья его зятя на окраине Версаля. Они въехали в широкие ворота, за которыми, насколько хватал глаз, раскинулись зеленые лужайки, ровно подстриженные, словно поле для гольфа. Серое каменное здание шестнадцатого века — дом де Бержераков — утопало в зелени древних буков, возвышающихся над небольшим озером. Алан припарковал «Ламборджини» на идущей по кругу подъездной дорожке. Горничная ввела их в просторный прохладный дом, где голоса эхом отражались от высоких потолков, повсюду стояли живые цветы в вазах и тщательно подобранная антикварная мебель.

— К бассейну — сюда, — показал Алан.

Он взял Сэмми за руку и через просторную, залитую солнцем кухню провел на маленький, выложенный булыжником дворик. Откуда-то спереди до них донеслись громкие крики детишек.

То, что увидела Сэмми, дойдя до конца дорожки, ведущей к большой поляне на окраине сада, застало ее врасплох.

Бассейн оказался потрясающе современным сооружением, сверкающим на ярком солнце аквамарином. Вокруг стояли удобные шезлонги, столики под зонтами, небольшой открытый бар и ряд кабинок для переодевания под черепичными крышами. За всем этим открывался великолепный вид на изумрудные поляны — типичный французский пейзаж. Молодой бармен подавал присутствующим напитки.

Как и предсказывал Алан, не менее десятка малышей носились вокруг бассейна, прыгали в слепящую синевой воду прямо с бортика, полностью оккупировали мостик. За детишками наблюдали двое симпатичных загорелых мужчин лет тридцати с бокалами, в суперузеньких, на европейский манер, плавках, больше всего похожих на ярко раскрашенные жокейские вожжи. Огромные солнечные очки по размеру были, пожалуй, больше, чем то, что на них надето. Сэмми удивлялась до тех пор, пока не увидела загоревшие изящные фигурки женщин.

Все они загорали с обнаженной грудью.

Гибкая брюнетка со сверкающими голубыми глазами торопливо подошла к ним, схватила Алана за руку и поцеловала в щеку, быстро приветствуя его по-французски.

— Моя кузина Мэри-Лу, — представил ее Алан, нежно обнимая сестру за обнаженные плечи.

Саманта никак не могла отвести взгляд от маленьких загорелых грудей молодой женщины, напрягшихся от холодной воды бассейна. Прошло несколько секунд, прежде чем Сэм заставила себя поднять изумленные глаза на привлекательное озорное личико хозяйки дома. На всех женщинах, отдыхающих вокруг бассейна, были надеты только узенькие бикини.

Хорошенькая брюнетка вдруг бросила на кузена осуждающий взгляд.

— Боже мой, Алан, ты — животное! — И чуть слышно продолжала: — Idiot, elle est tres embarrassee! — Мэри-Лу схватила Сэм за руку. — Пойдемте, я хочу познакомить вас с моим мужем, а заодно положить конец его деловым разговорам с Генри Дюверне. Как только они увидят, какая вы хорошенькая, им сразу надоедят всякие важные беседы. Они оба — инженеры, и их рассуждения невыносимы! И ужасно скучны. — Она хитро улыбнулась Саманте. — Потом вы можете переодеться вон в тех маленьких кабинках. Свою одежду оставьте прямо там.

Маленькая, сильно загоревшая Мэри-Лу с ее самоуверенным живым шармом оказалась настоящей француженкой из высшего общества. Когда они подошли к симпатичным молодым людям, беседующим у кромки бассейна, хозяйка дома сказала:

— Это очаровательная американская подруга Алана. Я уже предупредила ее, что она должна заставить вас прекратить деловые разговоры. Но прежде чем Сэмми переоденется, я, пожалуй, покажу ей дом, который, уверена, ей понравится. А вы должны говорить по-английски.

Мужчины повернулись к Саманте. Назвав себя, тот, что не был мужем Мэри-Лу, галантно поцеловал ее руку, окинув внимательным взглядом довольно нарядное бежевое платье из шелка, юбка которого трепетала на ветру и обвивала ее длинные ноги и стройные бедра.

«Снова мне целуют руку», — подумала Саманта, и уголки ее губ слегка поползли вверх. Это была, конечно, чистая формальность, если учесть, что на симпатичном загорелом молодом человеке, прижимающем к губам ее пальцы, не было ничего, кроме узенькой полосочки ткани, что позволило Сэмми ответить ему не менее пристальным оценивающим взглядом.

В доме, который показала ей кузина Алана, чувствовалось очарование и благородство многих поколений французской аристократии.

— Это всего-навсего загородный дом, не очень большой для того времени, когда он был построен, — объясняла Мэри-Лу. — Вы еще не посещали версальские дворцы? Это что-то невероятное! Заставьте Алана показать их вам.

Через высокие окна в элегантные задние комнаты, где семья проводила большую часть времени, проникало много света. Гостиная была вперемежку обставлена современной и старинной мебелью, стены украшали филиппинские циновки, на полу лежал симпатичный, хотя и выцветший красно-белый ковер, всюду стояли удобные мягкие кресла и диваны. Фаянсовые кувшины на мраморной каминной полке семнадцатого века соседствовали с яркими геометрическими полотнами — работами Брака, знаменитого художника начала двадцатого века. И повсюду стояли огромные букеты свежих цветов — типичное украшение домов французского высшего общества. Бывшую когда-то темно-коричневой деревянную обшивку стен кабинета очистили от старого лака и вручную отполировали, отчего панели стали немного бледнее, добавив света в большую комнату, все четыре стены которой были увешаны книжными полками. Стены, рабочий стол и несколько маленьких столиков украшали семейные фотографии.

— Это Жан-Ив и я… наша свадьба… наши дети, — показала Мэри-Лу.

— И Алан, — заметила Сэм. Она хотела было взять фотографию, но хозяйка дома неожиданно прикрыла ее рукой.

— Да, это Алан. Но есть другой снимок, на стене. Он лучше, — быстро сказала она.

Саманта удивленно подняла глаза, и несколько секунд женщины молча смотрели друг на друга.

— Merde, — тихо выругалась Мэри-Лу. Быстро и добродушно пожав плечами — как бы в знак того, что Саманта ей нравится и она не собирается кривить душой, — женщина протянула Сэмми фотографию в золоченой рамке. — Они обручены, — объяснила она. — Девочка еще не закончила школу.

Да, она, вероятно, еще школьница, думала Сэмми, разглядывая бесподобную фигуру Алана де Бо в костюме для игры в поло. В одной руке он держал шлем, а другой обнимал девчушку с развевающимися на ветру темными волосами, смотревшую на него с нескрываемым восхищением, написанным на хорошеньком личике.

— Знаете, так обычно бывает в семьях с древними родословными, — буркнула кузина Алана. — Они помолвлены с детства.

Да, это правило было ей известно. В душе Саманты появилась какая-то странная пустота. Удачный брак — самое важное для европейской аристократии. Это она усвоила еще в первый день своего пребывания в Париже. Алан выглядел лет на двенадцать-пятнадцать старше невесты, и, когда наступит первая брачная ночь, она, конечно, будет девственницей! Невеста, уже сейчас влюбленная в человека, которого ей предназначили в мужья. Через несколько лет она станет респектабельной молодой женой и примерной матерью, которая будет вот так же купаться в бассейне собственного дома с садом где-нибудь под Парижем. И ее маленькие обнаженные груди потемнеют от загара.

Все встало на свои места, с ужасающей ясностью поняла Саманта. Она вспомнила бутик Лауры и все понимающую хозяйку магазина. Это означало, что Алан и прежде приезжал туда за покупками не только с сестрой. Значит, это были его подружки, кто же еще? Если она задаст сейчас вопрос Мэри-Лу, та скорее всего ответит, что такое вполне вероятно.

Саманта осторожно поставила фотографию в золотой рамочке рядом с другими семейными снимками.

— Но он без ума от вас, — быстро сказала Мэри-Лу. — Вы, несомненно, сами это видите. Он привез вас сегодня сюда, потому что мечтал, чтобы мы познакомились. «Она самая восхитительная, самая очаровательная женщина из всех, кого я встречал», — вот что он сказал мне. Я не припомню, чтобы он говорил так о ком-то еще.

Легче от этого не стало, но Саманте удалось улыбнуться, благодаря хозяйку за доброту. Больше всего ее удивляло то, что она ощущала лишь удивление и пустоту, хотя, казалось бы, должна была прийти в отчаяние Сэмми снова посмотрела на фотографию. По крайней мере, теперь она немного лучше знает, какое место ей отведено. Если это может принести какое-то успокоение.

— Думаю, я готова пойти искупаться, — сказала Саманта. — Где бы мне переодеться?

Черный купальник-бикини был самым скандально-крохотным из всех, какие она смогла отыскать в Нью-Йорке: три маленьких нейлоновых лоскутка, соединенных серебристо-черными плетеными ленточками. Но все-таки у этого купальника имелась верхняя часть.

Сэмми разделась в маленькой, крытой черепицей кабинке, куда доносились голоса взрослых, возившихся в бассейне с малышами, визги и плеск воды. Она быстро натянула бикини, завязала ленточки на боках, прижала бюстгальтер одной рукой к груди, накинула лямочки на плечи и замерла.

«Я буду бороться, — сказала она про себя, разглядывая лоскутки черного нейлона, прикрывающие ее гладкую кожу. — Бороться за Алана, за то, чего хочу достичь. Да, эти дни превратились в сплошную борьбу».

Сэмми осторожно сняла верх купальника и положила его на полку рядом с аккуратно сложенным платьем, бельем и босоножками на высоких каблуках. Впервые в жизни она появится перед посторонними людьми в полуобнаженном виде. Если Саманта вообще что-то сейчас чувствовала, больше всего это походило на разбег перед прыжком с вышки, когда выгибаешь спину, чтобы красиво нырнуть, и надеешься только, что не выставишь себя на посмешище перед всем миром, плюхнувшись в воду животом.

Она вышла на яркое солнце и закрыла за собой дверцу кабинки. То ли ей показалось, то ли действительно крики у бассейна немного поутихли? Так же, как разговоры хорошеньких молодых француженок, вытянувшихся в шезлонгах на солнышке и наблюдающих за мужьями и детьми, резвящимися в сверкающей голубой воде.

Саманта высоко вскинула голову и посмотрела прямо перед собой, надеясь, что в ее походке нет ничего необычного. Она заметила, как на мгновение удивленно расширились глаза Мэри-Лу, сидящей на противоположной стороне бассейна, и как она постаралась поскорее придать лицу нейтральное выражение. Боже, вокруг действительно воцарилась тишина!

Подойдя к кромке бассейна, взявшись рукой за поручень и шагнув на первую бетонную ступеньку, ведущую в чистейшую аквамариновую воду, Сэмми с некоторым опозданием осознала ужасное: ее груди были совершенно белыми и, должно быть, выделялись на загорелой коже, словно автомобильные фары! Она гибка и высока — на голову выше, чем все эти молодые француженки с обнаженными бюстами, лежащие у бассейна. Узкие бедра вряд ли навевали мысли о сладострастии. Но даже при сравнении, которое оказывалось явно в ее пользу, Сэмми пожалела, что не вспомнила о том, что ее грудь гораздо светлее остальной кожи.

Когда она вошла в воду по плечи, вокруг бассейна возобновился обычный шум. Молодые мужья наконец перестали восхищенно разглядывать ее и вернулись к игре в водное поло с кричащими детишками. Краешком глаза Сэмми увидела, что Мэри-Лу ободряюще ей улыбается.

«Ну вот я и сделала это!» Она откинулась назад, так, чтобы холодная вода и горячее солнце одновременно ласкали плечи и лицо. Возможно, это ничего и не доказывало, но она стала частью компании. И это лучше, чем застенчиво стоять в сторонке с прикрытой бюстгальтером грудью, когда все остальные обнажены.

Сэмми запрокинула голову, с наслаждением ощущая тепло солнечных лучей, впервые за несколько недель имея возможность расслабиться. «Я в бассейне, во Франции, — сказала она себе, закрывая глаза. — И какие странные вещи я вытворяю в последние дни!»

Вспенивая гладь бассейна мощными гребками, к ней кто-то приблизился; над поверхностью воды внезапно появились выцветшая на солнце голова и мускулистые плечи. Струйки стекали по каштаново-золотистым прядям, прилипшим ко лбу Алана, капли бусинками висели на его ресницах. Вода была настолько прозрачна, что молодому человеку, стоящему рядом с ней, достаточно было опустить глаза, чтобы увидеть ее высокую упругую грудь всего в нескольких сантиметрах от своего загорелого тела. Алан похлопал ладонью по воде.

— Тебе здесь нравится?

— Да, все замечательно. — Она покачивалась на воде, слегка шевеля ногами, чтобы оставаться на одном месте. Сэмми скорее почувствовала, чем увидела, что Мэри-Лу и все гости де Бержераков старательно делают вид, что их нисколько не интересует эта парочка.

— Саманта… — Его тон был весьма настойчив. — Ты должна приехать на несколько дней в мой загородный дом. — Алан откровенно посмотрел на ее обнаженную грудь. — Ты такая красивая! Я хочу прикоснуться к тебе. Я так хочу любить тебя. Поедем прямо сейчас. Сегодня.

Она медленно опустила голову, разглядывая его.

— Ты знаешь, что я не могу. Я должна заниматься шоу.

— Нет, можешь. Если бы ты хотела меня, моя дорогая, то смогла бы. Но ты не хочешь меня так, как желаю тебя я. Согласись!

Можно было подумать, что они ссорятся. Сэмми оглянулась.

— Я не могу.

Он знал, как упорно она сейчас работает. Безумием было продолжать настаивать на поездке в самый ответственный момент. Сэмми оттолкнулась рукой от стенки и поплыла. Алан следовал за ней, не отставая.

— Тебе что-то сказала обо мне Мэри-Лу?

Несколькими мощными гребками он отплыл в сторону и, коснувшись ногами дна, встал, похожий на бронзовокожего греческого бога, выходящего из пенистых волн и пожирающего ее глазами.

— Саманта, ради всего святого, давай поедем, позволь побыть с тобой наедине. Я все объясню. Неужели ты меня не хочешь? — В его голосе появились нотки отчаяния. — Завтра. Ты поедешь завтра?

Об этом не могло быть и речи. Ну почему он проявляет такую настойчивость, не понимала Сэмми. Только потому, что, увидев ее обнаженную грудь, не может больше ждать?

— Алан, пожалуйста, не своди меня с ума, — попросила она, решительно тряхнув головой и чувствуя себя немного неловко. — Может быть, позже, после шоу.

Она еще не успела найти ответы на все вопросы об Алане де Бо и теперь уже не была уверена, что когда-нибудь сможет это сделать.

Лучи яркого июльского солнца в самом центре Манхэттена осветили пустующий стол секретарши в приемной перед кабинетом Джексона Сторма. В этот субботний полдень множество народа ждало своей очереди повидать его. Встревоженная Джин Руис из координационно-рекламного отдела держала в руках несколько отпечатанных на машинке страничек — доклад о шоу в «Палас-отеле», где демонстрировались костюмы для лыжных прогулок. Здесь же находились два усталых художника с окончательными оригинал-макетами пригласительных билетов на шоу. Худая, как спичка, манекенщица, драматического вида брюнетка в полном гриме и ярко-красном комбинезоне из «Вальдорф-шоу», украдкой курила, прислонившись к секретарскому столу.

Питер Фрэнк подошел к приемной в то же время, когда Минди Феррагамо вышла из своего кабинета на противоположном конце тридцать девятого этажа. У дверей Джексона Сторма они встретились.

— Мы по одному и тому же вопросу? — поинтересовался Фрэнк.

Минди стянула с пышных волос очки и пристроила их на переносице, глядя на листок, который держал в руках Пит.

— Статья в «Эгоисте» относительно Дома моды Лувель?

Он покачал головой:

— Телеграмма из парижского агентства с просьбой подтвердить, что нам нужны четыре манекенщицы на двадцать второе июля.

— Господи Иисусе! — выдохнула Минди. Она долго смотрела на вице-президента компании, отвечающего за развитие производства, и только потом вымолвила: — Это должно быть забавно.

Минди решительно прошагала мимо Джин Руис и художников и вошла в кабинет президента — уверенная в себе маленькая женщина в черном, единственный человек, которому дозволялось прерывать Джексона Сторма во время субботнего приема и при этом не испытывать на себе последствия его гнева.

Когда глава всемирно известной корпорации поднял седовласую голову, по выражению его лица они поняли: в эти горячие, требующие титанического напряжения сил выходные он испытывает не меньшую усталость, чем его сотрудники.

— Что еще? — прорычал он нетерпеливо.

Минди обменялась взглядом с Питером Фрэнком. Если Джек пускает в ход голос с Седьмой авеню — это плохой знак.

— Париж, — безразличным тоном сказала она и наклонилась, чтобы положить перед ним два листочка — вырезки из газет.

— Какой, к черту, «Эгоист»? — проревел Джек.

Поскольку заметка была на французском, он отшвырнул ее в сторону, взял статью из парижского выпуска «Геральд трибьюн» и принялся читать. Через несколько мгновений он сунул карандаш в подставку и повернулся к исполнительному директору агентства по связям с общественностью и прессой, стоящему рядом с ним.

— Позже, Фредди. — Джек указал на дверь. — Выйди и подожди. Через минуту я вызову тебя.

Не успел молодой человек покинуть кабинет, как Джек Сторм откинулся в кресле, закинул руки за голову и закрыл глаза.

— Каждый год я говорю себе, что уеду из города, — пробурчал он, — и оставлю всю эту июльскую чертовщину на откуп вам. И каждый год я все-таки остаюсь, увязая во всем этом по все мои ослиные уши. Я — глава ворочающей миллиардами долларов империи, и чем же я занимаюсь в выходные дни посреди лета? Просматриваю меню ленча для прессы от Вальдорфа, который, похоже, свихнулся, и любуюсь на дерьмовый комбинезон, вставленный в шоу кем-то, с кем, как мне говорят, мы должны считаться.

Они ждали, что последует еще более яростный взрыв, но Сторм только спросил:

— Ну, так что?

— Она готовит шоу, Джек, — начала Минди, и в тот же момент Питер Фрэнк положил на стол телеграмму.

— Парижское агентство запросило подтверждение на найм четырех менекенщиц.

Джек поднял руки вверх.

— Господи Иисусе, дайте мне передохнуть! — Он схватил заметку из «Геральд трибьюн» и прочитал вслух: — «Одной из самых неожиданных новостей недели, которая, правда, не слишком заинтересовала журналистов и обозревателей, стало заявление корпорции Джексона Сторма, Нью-Йорк, о намерении провести 22 июля в 10.00 ретроспективный показ работ Клод Лувель, который состоится в Доме моды Лувель, улица Бенедиктинцев, дом 3, Париж. Другой информацией в настоящее время редакция не располагает».

Он отшвырнул вырезку из «Геральд трибьюн» и схватил статью из авангардистского журнала «Эгоист».

— Я не читаю по-французски. О чем идет речь?

Минди пожала плечами.

— У меня не было времени получить перевод, но и здесь говорится о Доме моды Лувель. Джек, несколько минут назад я позвонила в Париж, связалась с мадам Дюмер, но она даже не стала со мной говорить. Потом к телефону подошла какая-то идиотка, которая заявила, что она отвечает за связи с общественностью и прессой по вопросам шоу. Кажется, она решила, что я какой-то корреспондент в Париже. Вот что я смогла узнать: 22 июля состоится демонстрация моделей какой-то Клод Лувель — то же самое сообщает «Геральд трибьюн». Она спросила, желаю ли я получить предварительную программу! Ты понимаешь, что это значит, Джек? — Минди слегка повысила голос. — Сэмми собирается устроить что-то в Париже, и это приписывается Джексону Сторму! — Она взволнованно сдернула с носика очки и близоруко уставилась на босса. — Эта девчонка выпустила пресс-релизы и разослала приглашения на какую-то — как они там ее называют? — ретроспективу! Посреди июльских показов новых коллекций в Париже! Если нам позвонит кто-то из нью-йоркских журналистов, мы даже не знаем, какую информацию им предоставлять!

— К тому же мы еще не сообщали прессе о приобретении недвижимости во Франции, — осмелился напомнить Питер Фрэнк. — А теперь невозможно даже опубликовать опровержение, потому что мы абсолютно не в курсе того, что происходит.

— Джек, — быстро сказала Минди. — Если кто-то захочет в этом покопаться, нетрудно выяснить, что мы приобрели в Париже дом моды. Лучше позвони Деннису, чтобы он сегодня же вернулся в Нью-Йорк. Необходимо созвать пресс-конференцию. Я позвоню в Нью-Джерси Тоби из юридического отдела и вызову его.

Прищурив свои удивительные ярко-голубые глаза, Джек Сторм смотрел на стоящих перед ним заместителей. Они ждут его реакции, ждут, когда разразится первый гром.

Неожиданно Король Сторм откинулся в кресле, запустил пальцы в безупречно подстриженную платиновую шевелюру и засмеялся. Сначала он позволил себе негромко хмыкнуть, потом раздались тихие смешки — он давал выход невероятному напряжению, накопившемуся за этот безумный день. Через несколько секунд Джек откровенно хохотал.

Минди Феррагамо и Питер Фрэнк стояли и молча наблюдали, как надрывается от смеха президент и председатель совета директоров великой корпорации моды.

 

16

— Этого нам только не хватало! — кричала Брукси. — Чокнутая манекенщица, которую колотит собственная мамаша! Боже ж мой, оставь ты эту затею, Сэмми, отмени все! Выхода нет! Я хочу уволиться! — Журналистка сидела на закроечном столе, опустив плечи. Ее поза говорила о готовности сдаться. — Ну что ты с ней будешь делать? Она что, заодно с платьями будет демонстрировать свои страшные синяки?

Саманта, стоя на коленях, подкалывала булавками подол скроенного по косой зеленого шелкового платья, которое должна демонстрировать на шоу всхлипывающая Софи. Шум паровых пылесосов, чистящих ковровое покрытие в салоне этажом ниже, почти полностью заглушал голос Брукси. По тем немногим словам, которые ей удалось уловить, Сэмми догадалась, что журналистка снова пытается убедить ее все отменить. Она уже устала выслушивать это. К тому же обе знали: Брукси не уволится — ей слишком нужны деньги.

— Ты можешь все отменить, — настаивала Брукси. — Еще не поздно, Сэмми. Послушай, я помогу тебе обзвонить гостиницы, чтобы предупредить журналистов. Да они и не собираются приходить. Никто не пойдет сюда вместо шоу Мортесье. Какая разница?

— Нет, — отрезала Сэм. Сидя на корточках, она посмотрела на зареванное лицо единственной манекенщицы Дома моды Лувель. — Софи, если ты не прекратишь рыдать, я никогда не закончу этот несчастный подол. Ты же вся трясешься.

— Вот, и это тоже. — Резкий нью-йоркский говор Брукси стал особенно заметен. — Тебе никто не хочет здесь помогать, неужели ты этого не замечаешь? Нан-нет не явилась на примерку. Разве я тебе не говорила об этом вчера, когда портнихи ушли?

Она замолчала, заметив, что хрупкая фигурка в зеленом шелковом платье сотрясается от нового приступа плача.

— Ты хотя бы знаешь, почему она рыдает?

— Не знаю. Поссорилась с матерью, — устало ответила Сэмми. — Она все равно не скажет.

Спускаясь утром сверху, она слышала, как ругались Софи и мадам Дюмер. Эхо разносило их голоса по всему дому. Быстрый парижский говор невозможно было понять, но, когда спустя час или немного больше Софи вошла в дизайнерскую, стало ясно, что мадам Дюмер ударила ее. На левой щеке девушки до сих пор полыхал красный след, оставленный ладонью матери.

— Послушай, что еще я скажу, — продолжала Брукси. — Никто ничего не знает о нас. Реклама нашей затеи — нулевая. Нам посвятили две строчки в «Геральд трибьюн» плюс что-то в «Эгоисте», но не было ни одного звонка от издателей газет и журналов, хотя мы оставили в гостиницах приглашения. Я бы очень хотела, чтобы ты послушалась меня, Сэмми. Выступать завтра одновременно с Руди Мортесье — смертельный номер. Остальное неважно! — Брукси с отчаянием сжала виски пальцами. — Боже ж мой, позволь мне уйти, Сэмми! Оплати только мою работу. Можно забыть об остальных деньгах, но мне необходимо поспать. У меня нервы на пределе.

С полным ртом булавок, Сэмми пробубнила:

— Брукси, сделай одолжение нам обеим. Поднимись в мою квартиру и приляг, ладно? — Она развернула Софи так, чтобы продолжить работу с задней частью подола. — После того, как немного поспишь, спускайся и пройдись еще раз по сценарию с Уллой.

Девушка, которую они наняли в небольшом модельном агентстве, чтобы комментировать показ, прежде работала манекенщицей у Диора. Говорила ли она по-английски или по-французски — в ее речи отчетливо слышался шведский акцент. Закончив в полдень последнюю репетицию, Сэмми отпустила манекенщиц домой, чтобы они немного отдохнули перед завтрашним шоу. Однако Улле Саманта приказала остаться и вычитывать сценарий до тех пор, пока можно будет понять хотя бы что-то из того, что она говорит.

Сейчас, глядя на сидящую на столе, словно на насесте, Брукси с опущенными плечами, Сэмми вынуждена была признать, что была в последние дни не самым легким для общения человеком. Она безжалостно заставляла всех крутиться вокруг собственной персоны. Брукси, в белой рубашке мужского фасона и коричневых узких брюках, выглядела совершенно измотанной. Ее панковская прическа, после того как журналистка вымыла голову, но не успела заняться ею должным образом, превратилась в неопределенной формы черно-рыжую копну. От вечно торчащих во все стороны забавных прядок не осталось и следа.

Сэмми вздохнула:

— Ты ужасно выглядишь, Брукси. Иди отдохни немного.

Грустная фигурка на столе даже не пошевелилась.

— Ты тоже. Ты когда последний раз заглядывала в зеркало?

Саманта могла не отвечать на этот вопрос, все было и так ясно. Она уже несколько дней не пользовалась косметикой, веснушки, усыпавшие нос и скулы, стали видны всем на свете. Ее джинсы побелели от пыли, второй день на Сэмми была одна и та же блузка, потому что утром она чувствовала себя слишком усталой, чтобы подобрать другую. Свою новую прическу, пышную и блестящую, она превратила в хвостик, стянув волосы на затылке резинкой. «Завтра будет лучше», — с усмешкой сказала она себе. Она слишком измучилась, чтобы думать о своей внешности, но сдаваться не собиралась.

Вдруг Софи закрыла руками лицо и застонала.

— Она словно каменная. Чертовски плохо для манекенщицы, — угрюмо заметила Брукси. — Посмотри на нее. Надеюсь, она хотя бы сумеет прикрыть гримом синяк на лице. Он завтра как раз приобретет фиолетовый оттенок.

— Может, ты заткнешься? Софи понимает, что ты говоришь. К тому же она не каменная, будь все неладно! Она старается.

— Да-а? — Журналистка окинула манекенщицу скептическим взглядом. — Она путается со странными людьми, ты знаешь? Могу спорить, ее мать разбиралась с ней именно поэтому.

— Я уже сказала тебе… — начала было Сэмми. .

— Послушай, я видела ее недавно на бульваре Капуцинов. Ты не поверишь, как она вешалась на одного типа! Я думала, они займутся этим прямо на улице!

— Чип. Она встречается с Чипом! — закричала Сэмми.

Ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы подняться на ноги. Она настолько устала, что колени не слушались ее. Саманта потянулась было за костюмом из золотистого шелка с широкой юбкой клеш, который также должна демонстрировать Софи, но вдруг облокотилась на стол, чувствуя, что не может даже поднять руки.

— В этом нет ничего нового. У Чипа было что-то и с ее матерью.

— Кто-кто? Чип Чизуик? — Брукси покачала головой. — Ха! Я сразу поняла, что это за тип, как только его увидела! Еще один кот! Неплох, но слишком груб. Мрачная личность, словно с Ближнего Востока, правда? Может, он снабжает ее наркотиками?

— Брукси, отправляйся наверх! — прервала ее Саманта. — Отвяжишь от меня. Если не собираешься помогать, то хотя бы не мешайся под ногами!

— Да тебе просто необходимо, чтобы кто-нибудь капал тебе на мозги, Сэмми! — заорала в ответ журналистка. — Ты ведь не слушаешь. Из этого ничего не получится! Мы противопоставляем себя Руди Морте-сье, а у него — самый сенсационный модельер сезона. Никто, слышишь, никто не придет сюда смотреть на кучу старых тряпок. Мы даже не включены в график синдиката!

Сэмми почти упала на стол, нервы ее походили на натянутые струны.

— Брукси, пожалуйста, заткнись! Ты не уволишься. Завтра ты будешь здесь и будешь выполнять свою работу. Даже если нам придется одним сидеть в зале и смотреть всю ретроспективу!

— Ты, Сэмми, ненормальная! — Брукси побледнела от напряжения, глаза ее сверкали. — Ты понимаешь, насколько ты ненормальная? Какой же это сумасшедший дом! — Она замолчала и глубоко вздохнула. — Знаешь, я думаю, что именно ты запродала Джеку Сторму эту мысль. Верно? Тебе совершенно не помогали из Нью-Йорка. Представляю, как ты, навязывая эту идейку Сторму, заверила его, что можешь справиться сама со всей этой глупостью, так? — Она спрыгнула со стола и обвиняюще уставилась на Саманту. — Ты все провалишь, детка! Да ты уже все провалила, только ты слишком упряма, чтобы признать это!

— Мне совершенно наплевать, что ты думаешь обо мне и о Джексоне Сторме! — Сэмми, потеряв над собой контроль, почти сорвалась на визг: — Тебе платят. Так что, будь добра, отрабатывай свои денежки!

Тяжело дыша, они возмущенно смотрели друг на друга. Боже правый! Они с Брукси орали, словно торговки на базаре. Нетрудно догадаться, что слышно их повсюду. Стараясь успокоиться, Сэмми сказала:

— Брукси, иди наверх и ложись. Скандал мне сейчас не по силам.

Она повернулась к Софи и увидела ее заплаканное личико. Француженка с удивлением переводила взгляд с одной подруги на другую. Бедняжка Софи! Ведь проблемы не только у них. Саманта задумалась: встречается ли Софи с кем-нибудь, кроме Чипа, или у нее вообще много ухажеров? Рыжеволосая красавица ни за что не хотела делиться своими несчастьями.

Сэмми собрала в кучу коробочку с булавками и катушки с нитками для наметки, по-прежнему обиженная Брукси наблюдала за всем, не произнося ни слова. Может, она и правда сама загоняет себя в угол, не замечая действительности, очертя голову бросаясь туда, где ее ждет беда? Но разве у нее есть выбор?

Саманта осмотрела столы дизайнерской. Манекенщицы, которых прислало агентство, оказались именно такими, каких они и ожидали: не слишком привлекательными и настолько неумелыми, что глупо было задавать вопрос, почему их до сих пор никто не нанял. Придя в полное отчаяние, Саманта вернулась к идее привлечь Софи к показу наиболее эффектных моделей коллекции. Эта рыжеволосая красавица была, по крайней мере, талантлива от природы и умела носить платья так, что они действительно производили впечатление. К тому же последние несколько дней Софи выглядела лучше, чем обычно. До тех пор, пока ее матушке не пришло на ум залепить дочери пощечину…

«Не вали все в одну кучу, действуй последовательно», — приказала себе Саманта, проводя рукой по лбу и откидывая назад падающие на глаза волосы.

— Брукси, пожалуйста, поднимись наверх и поспи. Скандал ни к чему не приведет, и если мы будем работать такими темпами, то провозимся полночи. Одна из нас должна отдохнуть.

Посреди всего этого гвалта в двери дизайнерской осторожно заглянула высокая блондинка со сценарием в руках.

— Мисс Ларедо, вы хотите сейчас идти вниз? Здесь человек, чтобы установить микрофоны.

— Звукооператор! — простонала Сэмми.

Микрофоны, усилители и магнитофон, которые они взяли напрокат в небольшом специализированном магазинчике, на репетициях оказались совершенно бесполезными. Гул и жужжание делали напрасными любые попытки хоть как-то синхронизировать неуклюжие движения манекенщиц, комментарий и музыку пятидесятых, которую выбрала для показа Сэмми.

— Брукси, не отпускай Софи, ладно? — попросила Саманта через плечо. — Не позволяй ей даже двигаться, пока я не подколю весь подол.

Сэмми побежала вниз и увидела, что из лифта выходит Чип.

«О боже! Только этого не хватало!» — тяжело вздохнула она. На молодом человеке был серый костюм, в руках он, как всегда, держал чемоданчик с образцами. Чип удивленно рассматривал пыльную одежду и озабоченное личико Сэм.

— Уходи, — только и буркнула она. Ей совершенно ни к чему сейчас нервная дрожь, которую она испытывала всякий раз, когда видела его. Краешком глаза Саманта заметила две женские фигурки, появив шиеся из лифта вслед за Чипом.

— Я хочу поговорить с тобой. Всего минутку… — сказал он, направляясь за ней в салон.

— О черт, это еще что такое! — закричала Сэмми, останавливаясь у дверей.

Чистильщики ковровых покрытий собирали свое оборудование. Уродливый зеленый настил выглядел немного чище, но был совершенно мокрый.

— Что здесь за трясина?!

Ну зачем она решила почистить ковер?! Паровая чистка предполагала, что по нему можно будет свободно ходить через пару часов. Здесь же, на французский манер, все помыли специальным шампунем, и теперь зал походил на болото. Саманта плюхнулась в ближайшее кресло и с отчаянием огляделась.

Звукооператор громко переругивался с рабочими из химчистки, показывая на микрофоны и жалуясь, очевидно, на то, как состояние ковра повлияет на его технику.

— Наннет и Сильвия готовы помочь. — Чип стоял прямо перед ней; деловой костюм подчеркивал его широкие плечи.

— Что? — прошептала Сэмми.

Она почти не могла сосредоточиться на услышанном. Все мысли были заняты попыткой оценить перспективы шоу за двадцать четыре часа до начала при подобном состоянии помещения. Радужными их назвать трудно. Огромный запущенный салон, который попытались украсить пальмами соседнего цветочного магазина, больше всего напоминал сейчас захудалый зал, где вот-вот должна состояться панихида по умершему. От этой мысли Сэм едва не впала в истерику. Хорошо еще, что успели расставить стулья для публики: четыре ряда в левой части — для представителей французской прессы, пять рядов справа — для американских журналистов, и сзади места для репортеров из европейских журналов и газет мод. Они решили подать только шампанское без закусок, поскольку показ Должен завершиться к полудню, а по гарфику синдиката далее следовал обед в «Крильон», финансируемый Домом меховых изделий Дж. Р. Фичели.

Так, значит, вернулись Наннет и Сильвия? Она подняла на Чипа глаза, смысл его слов наконец дошел до ее затуманенного сознания. Он все еще стоял рядом и наблюдал за Сэмми.

— Для чего вернулись Наннет и Сильвия? — выпалила она.

— Они все-таки решили помочь. — Чип кивнул в сторону микрофонной стойки и усилителей, спрятанных за пальмами. — Вы собираетесь воспользоваться этим оборудованием? Ты не могла позволить себе что-нибудь посовременнее?

— Это ты заставил их вернуться, да? — Она поднялась. — Может, ты перестанешь вмешиваться? У меня и без тебя проблем хватает.

Обе женщины вопросительно смотрели на Саманту.

— О боже! — тяжело вздохнула она. — Скажи им «да» и «спасибо»! Спасибо, — пробормотала она. — Спасибо!

Она благодарно похлопала Сильвию по руке. Наннет тоже протянула руку, и Саманта пожала ее. Сэмми прекрасно знала, почему они отказались от работы. Соланж Дюмер саботировала все, что только можно. К тому же мешал языковой барьер.

Саманте пришлось позабыть о гордости.

— И тебе тоже спасибо, — сказала она, повернувшись к Чипу. Сэмми еще не слишком хорошо поняла, что происходит и почему он вдруг захотел помочь, но решила разобраться с этим позже. — Ты не сможешь что-нибудь сделать с этим оборудованием?

— Посмотрим, — просто ответил он.

Сэмми сидела в первом ряду складных кресел, вытянув длинные ноги, и наблюдала за Чипом, который опустился на колени перед усилителями, склонив курчавую черноволосую голову. Он принялся крутить какие-то ручки, а она, вытянувшись в кресле, покусывала губы. Посмотрев через зал на высокие окна, Саманта заметила бегущие по стеклам тонкие полоски воды. Дождь. Об этом она не подумала.

Если завтра будет дождь, народу придет еще меньше. Если вообще кто-нибудь придет. «Молись», — сказала себе Саманта, закрывая глаза. Все должно как-нибудь уладиться. Единственное, что ей оставалось, — молиться.

В тот момент она еще не могла знать, что на всю оставшуюся жизнь запомнит этот дождливый летний день, свою молитву в сатоне Дома моды Лувель и то, к чему она привела.

 

17

ШОУ

Назойливый телефонный трезвон разбудил Сэмми, забывшуюся тяжелым сном.

— М-да, — буркнула она, снимая трубку со стоящего на ночном столике аппарата.

— Сэмми, о боже, просыпайся! Это страшно важно!

В хриплом голосе, доносившемся до нее с другого конца линии, было столько неподдельного ужаса, что сон как рукой сняло.

— Брукси, — пробормотала она, приподнимаясь на локте и тщетно пытаясь рассмотреть цифры, горящие на радиочасах. — Я уже не сплю, не сплю…

Наступил день показа. День «Д»! Армагеддон. Сэмми быстро заморгала, заставляя себя проснуться. Всю ночь ей снилось, что она снова дома в Шошоун-Фолс. Этот сон повторялся каждый раз, когда наваливались неприятности или усталость. И еще ей снились призраки: черные скрюченные фигуры на мраморной лестнице Дома моды Лувель. Тяжелые, не дающие отдыха видения.

— Брукси? — тоненьким голоском спросила она. — Который час?

На другом конце провода не смолкали взволнованные, пронзительные крики. Сэм отняла трубку от уха и нахмурилась.

— …стрелялся прошлой ночью из своего пистолетика — инкрустированной перламутром «беретты», которую подарил ему Руди! Пару дней назад он переехал от Лизиан в роскошный дом в Пасси, дом, на который Руди угрохал целое состояние. Мортесье вчера до поздней ночи работал с манекенщицами, а вернувшись домой, обнаружил его! О господи Иисусе, Сэмми, он нашел его в ванной! — завывала Брукси. — Он лежал там с пистолетом в луже крови, прямо на полу. Куском мыла он написал на зеркале, — голос Брукси был полон страдания, — «Са n'en vaux pas la peine!»

— Что? Что он сделал? — Все услышанное казалось полной бессмыслицей. — Прекрати вопить, я тебя не понимаю.

— Проклятие, Сэмми, ты хочешь, чтобы я продиктовала по буквам? Это означает: «Это того не стоит!» Никто не может понять, что Жиль имел в виду. Хотел ли он сказать, что любит Лизиан, но вынужден давать Руди то, чего тот от него ждет, ради возможности работать? Или он имел в виду, что никак не может выбрать одного из них, и это сводит его с ума? О боже, бедный мальчик! Господи Иисусе, несчастный! — Брукси разрыдалась. — Я не выдержу! Я правда не выдержу! Он так запутался!

Сэмми села в кровати.

— Брукси, кто-то ранен? Что ты говоришь? У тебя все в порядке?

Еще какое-то время ушло на то, чтобы голос на другом конце провода зазвучал немного спокойнее.

— Сэмми, ты что, не поняла ни слова из того, что я сказала? Включи телевизор. Я смотрю новости! Жак — это мой знакомый из одного большого Дома моды — позвонил мне несколько минут назад. Он-то меня и разбудил. Это настоящая бомба! Конечно, по телевидению не сообщат того, что я только что тебе сказала. Они назвали это несчастным случаем. Но Руди позвонил кому-то из «Галано», прежде чем вызвать полицию. Бедный малыш Руди был настолько потрясен, что рассказал все: он пришел домой и нашел Жиля на полу в ванной с пистолетом в руке. Боже ж мой, этого вполне достаточно! Через несколько часов весь Париж будет говорить о том, что Жиль Васе пытался покончить с собой!

Сэмми все еще не могла до конца разобраться в случившемся.

— Брукси, но Руди Мортесье не стрелял в Жиля Васса, правда?

На несколько секунд воцарилось полное молчание. Когда Брукси заговорила снова, голос ее был совершенно спокоен:

— Сэмми, Жиль Васс стрелялся прошлой ночью. Руди нашел его часа в два ночи, когда вернулся домой. Пойми, наконец! Пол-Парижа названивает друг другу. Город просто бьется в истерике! Но тебе я звоню по другой причине, — очень медленно и отчетливо произнесла Брукси. — Руди отменил показ. Все сорвалось. Собственно, почти вся коллекция состоит из работ Жиля. Руди сейчас в больнице, кое-кто отправился туда вместе с ним. Говорят, бедый Руди буквально сошел с ума!

Сэм откинулась на подушки, все еще сжимая трубку в руке и не находя в себе сил сказать что-нибудь. История знаменитого парижского треугольника повернулась таким образом, который никто не мог предвидеть.

— Никогда прежде ничего подобного не случалось, никогда! — продолжала Брукси. — Боже ж мой, событий таких масштабов не происходило с тех пор, как Ив Сен-Лорана призвали в армию и у него был нервный срыв. Журналисты сейчас, наверное, строчат заметки, но, закончив, они непременно захотят встретиться, чтобы сравнить информацию. Журналисты от моды, — мрачно закончила она, — все такие! Боже, разговоры об этом не стихнут еще несколько лет!

Больница?

— Брукси, Жиль Васс жив? А как его подруга Лизиан?

Но Брукси не слушала ее.

— Послушай, детка, знаешь, что это означает? Все, кому мы разослали приглашения, обязательно придут в Дом моды Лувель. У тебя будет твоя чертова толпа зрителей, Сэмми. — Голос журналистки звучал весьма мрачно. — Не знаю, что, черт возьми, ты собираешься делать, но, поскольку показ у Мортесье отменен, вся пресса слетится к тебе, как стая стервятников! Следует послать кого-нибудь докупить шампанского. Нет, подожди, нужно получше организовать выпивку! Купи несколько бутылок виски и водки. Многим потребуется что-нибудь покрепче, когда они явятся на шоу.

— Брукси, — отчаянно пыталась выяснить Саманта, — ты сказала, что Жиль Васс находится в больнице? Он жив?

— Был жив, когда я слушала новости в последний раз, — ответила Брукси.

И повесила трубку.

Толпа приглашенных начала собираться очень рано. Кое-кто из журналистов приехал около девяти, за час до назначенного времени. Летний ливень с громом и молниями, обрушившийся на Париж, заставил всю эту разношерстную толпу вооружиться зонтиками и плащами, с которых стекали потоки воды. Вскоре на площадке первого этажа уже не осталось свободного места, и Сильви с Наннет вынуждены были таскать плащи и зонтики наверх.

«И все-таки они пришли!» Сэмми наблюдала за прибывающими гостями через приоткрытую дверь комнаты, где переодевались манекенщицы. Ян Горшач из «Ассошиэйтед пресс», Аурелия Петрович и Снуки Гастингс из ЮПИ, Китти О'Хара из раздела мод «Нью-Йорк тайме», Трисия Силео из «Вашингтон пост», Грета Гарджис из службы новостей «Лос-Анджелес тайме миррор», Гарднер Беланджер и Сьюзан Трайн из «Конде Наст-Вог», Ирма Дэльгарде из «Базар», Джейн Пулей из Эн-би-си, Джоан Лунден из Эй-би-си и даже представители из двух американских универмагов, которые, в отличие от остальных, всегда появлялись на парижских показах, — «Сакс. Пятая авеню» и «Бергдорф Гудмен. Нью-Йорк».

Представители французской прессы, как обычно, начали прибывать несколько позже. В 9.30 появились насквозь промокшие, потрясенные и поэтому чересчур разговорчивые Таня Голд из журнала «Эль», Бебе Коломберт-Цинн из «Пари суар», два младших репортера из «Ле Матен», Чу-Чу Мало, представляющий правительственное радио и телевидение, а также главный редактор журнала «Мари-Франс» и его заместитель.

Журналисты вели себя именно так, как предсказывала Брукси Гудман: они соединялись во взволнованные группки, обмениваясь последними новостями о Жиле Вассе — эта история с раннего утра будоражила Париж. Без четверти десять Дом моды Лувель был переполнен, не осталось ни одного свободного места. Приехал Чип в желтом плаще, и Саманта набросилась на него, испытывая одновременно облегчение и огромную радость. Она даже не подумала спросить, почему он пришел.

— О боже, ты нам нужен! — закричала она. — Эта чертова Соланж Дюмер не появится здесь, правда? Ты можешь помочь нам принести стулья с третьего этажа? — Не успел он отвернуться, как она вновь ухватилась за скользкий рукав его плаща: — Софи почему-то нет, она опаздывает уже больше чем на час. Ты… — Ей нелегко дался этот вопрос, но она вынуждена была задать его Чипу. — Ты не знаешь, где она?

Он бросил быстрый взгляд на Сэмми из-под черных бровей.

— Она придет, любовь моя. Если она обещала, значит, придет.

Это был не ответ. Она следила взглядом за удаляющейся фигурой в плаще. Значило ли это, что Софи была с ним, или нет?

В комнате, где переодевались манекенщицы, царили шум и хаос. Саманта ничего не могла сделать, чтобы гвалт не долетал до салона. Наннет оставила включенный утюг на юбке из букле и прожгла ее. Пришлось снять костюм с показа. Манекенщица, которая должна была открывать шоу именно в этом наряде, говорила только по-французски и никак не могла понять, в какой последовательности им теперь выстраиваться. Сильвия, стараясь перекричать всех, пыталась ей это объяснить. Из-за дождя возникли проблемы с прическами девушек. Некоторые из них были готовы разреветься. Наннет и Брукси развешивали платья в соответствии с номерами, громко перекликаясь друг с другом. В довершение всего Улла потеряла страничку сценария.

К счастью, заметила Сэмми, вновь выглядывая из дверей, толпящиеся в салоне журналисты еще не готовы рассесться по местам и смотреть шоу. Предполагалось, что французские журналисты и представители средств массовой информации европейских стран сядут в левых рядах, а американцы — справа. Но они бродили туда-сюда, меняясь местами каждые пять-десять минут, сами наливали в баре напитки и громко выясняли, что кому известно о Жиле Вассе. Чип устанавливал дополнительные стулья. Звучала музыка пятидесятых, хотя ее почти не было слышно из-за рокота голосов.

Софи все еще не появилась.

— Что же нам делать с ее номерами? — закричала Брукси и потянула Саманту к стойке, на которой были развешаны платья Софи. — Она же должна закрывать каждый раздел: костюмы, платья, вечернюю одежду — все! Невозможно выбросить их из шоу в последний момент! Так ничего не останется!

— Она опаздывает, — постаралась успокоить журналистку Сэмми. — Но она появится.

Брукси приблизилась к Саманте и прокричала ей почти в самое ухо:

— Подумай сама, Сэмми. Ничего не получится. Все сорвалось!

— Нет, не сорвалось! — Сэмми потянулась к под-носику со шпильками, стоящему на туалетном столике, и принялась закалывать волосы наверх. — Мы должны выиграть время. Пойду скажу Улле, чтобы он, постепенно начинала успокаивать публику.

Саманта подошла к двери и открыла ее, чтобы по дать Улле знак, но тут же застыла в изумлении.

Они появились в переполненном салоне, словно зловещая стая слетевшихся отовсюду ворон, с тростями, прихрамывая, в промокших шалях и накидках. Здесь была старая герцогиня со своей хрупкой внучкой Катанией; похожая на аиста венгерская графиня Хортобаги стояла рядом со сморщенной маркизой Альфонсиной Л'Эспинуа; принцесса Монте Матис держала в руках вместо сумочки видавший виды допотопный атташе-кейс, найденный, по всей вероятности, где-то на помойке. Вся клиентура Дома моды Лувель! Выглядели они так, словно провели ночь в туннелях парижского метро. И они прибывали и прибывали!

Аристократы в обносках принялись рассаживаться в самых лучших креслах. Это был последний подарок от директрисы Дома моды Лувель мадам Соланж Дюмер, объяснения оказались бы в данном случае излишними. Позже всех появилась мокрая от дождя фигурка в ветровке и джинсах — юная принцесса Медивани в сопровождении двух телохранителей.

Боже! Они все испортят, если только кому-нибудь не удастся заставить завсегдатаев Дома моды Лувель освободить первые ряды! Сэм прислонилась к стене, зажатая между двумя манекенщицами в бюстгальтерах и трусиках, все еще не надевшими свои первые костюмы.

— Сделай что-нибудь! — взмолилась Саманта, обращаясь к Брукси и повторяя про себя только три слова: «Я не собираюсь сдаваться!» — Отправь туда Наннет, пусть как-нибудь их передвинет. Нет, подожди! — закричала она, хватая Брукси за плечо. — Пошли Сильвию. Ты и Наннет нужны здесь: поможете мне надеть платья, подготовленные для Софи.

— Что? — воскликнула Брукси. Ее круглое личико выражало недоверие.

— Здесь только я достаточно высокого роста, и у нас с Софи одинаковый размер. — Сэмми принялась расстегивать «молнию» на бежевом платье, купленном в бутике Лауры. — Слава богу, что я успела расстаться с прической Сэм Ларедо.

Часы показывали 10.15.

Позже Сэмми вспоминала, что открытие ретроспективы Клод Лувель прошло гораздо лучше, чем можно было ожидать. К половине одиннадцатого публика в салоне утихомирилась; Улла смогла подойти к микрофону и произнести первые слова, посвященные биографии мадемуазель Клод, ее короткой карьере модельера. Прошло минут десять, прежде чем собравшиеся журналисты расселись по местам, и еще пять минут, пока представительницы двух наиболее могущественных газет — Китти О'Хара из «Нью-Йорк тайме» и Бебе Коломберт-Цинн из «Пари суар» — прекратили дискутировать на середине зала и отправились к отведенным им креслам. Магнитофонную пленку пришлось открутить к началу. Измученная Сильвия раздавала программки.

В 10.40 Улла, на почти никому не понятных из-за сильного шведского акцента французском и английском, начала рассказывать о коллекции, и наконец звучные голоса представителей прессы перешли в тихий шепот.

На улице грохотал гром и сверкали молнии, дождь без устали стучал по старинным окнам. Высокая влажность в заполненном публикой салоне совершенно испортила макияж и аккуратные прически манекенщиц. Однако стоило на подиуме появиться возвращенным к жизни великолепным платьям Клод Лувель, и последние недоверчивые морщинки, последние смущенные взгляды журналистов, которые они до этих пор не могли скрыть, исчезли.

Ретроспектива началась с демонстрации костюмов. Удивительные, вновь входящие в моду морские костюмчики, простенькие жакеты и юбки с разрезами, тщательно отобранные воспоминания о прославившемся некогда парижском «новом стиле»: тонкие талии, широкие плечи, яркие расцветки, расшитые тесьмой ткани. За повседневными платьями последовали летящие, скроенные по косой юбки из мягких шелков и шерсти, больше похожей на шифон. Их демонстрация каким-то чудом совпала с той частью пленки, где были записаны попурри из мелодий Роджерса и Хаммерштейна. Наннет застегнула на дрожащей Сэмми платье из зеленого шелковистого крепа, которое должна была демонстрировать Софи, и легко подтолкнула ее к дверям.

Увидев перед собой море лиц, Сэмми несколько замешкалась, а потом плавно вышла на подиум. Улла, которой ничего не было известно о происшедшей в последнюю минуту замене, удивленно замолчала на несколько секунд, что еще больше подчеркнуло драматизм момента. Саманта одной рукой подобрала присобранную юбку из зеленого крепа и закружилась, пытаясь вспомнить то, чему ее в свое время учили. Она подняла глаза, вглядываясь в сотню с лишним напряженных лиц, обращенных к подиуму. В зале стояла абсолютная тишина. Когда Сэмми направилась в комнату для переодевания, Наннет поджидала ее в проходе.

— Они не говорят ни слова, — прошептала Саманта, но Наннет, не понимающая по-английски, только пожала плечами.

На подиум вышла следующая манекенщица, а Брукси кинулась к вешалкам, чтобы помочь Сэмми сбросить зеленый креп и натянуть через голову первое из пышных платьев для коктейля.

— Брукси, что происходит? — прошипела Сэмми.

Только теперь послышались неуверенные аплодисменты, раздавшиеся из первых рядов, оттуда, где сидели представители крупнейших в мире газет и журналов: «Вог», «Базар», «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост». И звук этот не прекращался, а нарастал.

— Следи за прической, — предупредила Брукси, подталкивая Сэмми к дверям.

Слава богу — он послал ей Алана де Бо и новую прическу! Стрижка от Реджеди Энн никак не сочеталась бы с восхитительными, ультраженственными платьями Клод Лувель. Измученная событиями дня, начавшегося с телефонного звонка Брукси, взвинченная происходящим, держась исключительно на нервах, не веря в происходящее, Саманта вновь вышла на подиум в платье из малинового шифона.

Аплодисменты теперь доносились даже до комнаты для переодевания. В салоне воцарилась совершенно новая атмосфера — взволнованного интереса. Все отчетливее осознавая, что происходит нечто невероятное, Наннет, Сильвия, Брукси и манекенщицы носились по комнате, наступая на разбросанные повсюду вешалки и чехлы для одежды, перешагивая через сваленные на полу платья, которые они не успевали развесить. После платьев для коктейля Улла объявила показ вечерних туалетов.

Ручейки пота струились между лопатками Саманты, когда на ней застегивали «молнию» и крючки последнего номера коллекции, который должна была демонстрировать Софи — восхитительного платья из белого шелкового муара с открытыми плечами и пышной юбкой, сверкающей искусственным жемчугом и хрустальными бусинками. Брукси поправила поспешно собранные кверху закрученные локоны Сэмми и побрызгала их лаком, умудрившись направить струю прямо в глаза Саманте.

— Ты в порядке, детка? — От усталости и волнения Брукси могла только хрипеть. — Мы уже почти заканчиваем — ты заканчиваешь, Сэмми! Ты что-нибудь видишь?

— Только одним глазом, — в отчаянии прошептала она. Наннет стояла перед ней на коленях, укладывая на пышной, жесткой юбке выразительные складки. Сэмми едва выдерживала вес платья. Плечи ее безвольно опустились. — Ничего себе! — охнула она.

Выходя в салон, Саманта заметно пошатывалась от слабости и от тяжести экстравагантного бального платья. Этот наряд весил добрых двадцать килограммов, и прежде она ни разу его не примеряла. Ей казалось, что она неуклюже выплывает на подиум, словно огромный линкор. Сознание помутилось; она не могла больше ни о чем думать.

Сэмми медленно развернулась перед микрофоном, у которого что-то говорила Улла, и услышала гром аплодисментов, накатившийся на нее из зала.

«Ты этого хотела, Сэмми?» — спрашивал ее внутренний голос.

Она медленно, почти не дыша, закружилась в развевающемся сверкающем платье. Из одного глаза все еще текли слезы из-за попавшего в него лака. Да, именно этого, ответила Саманта на немой вопрос. И если все происшедшее с ней в Париже походило на сон, то этот оказался самым замечательным, самым невероятным из всех!

В финале по сценарию на подиум должны были выйти лучшие номера ретроспективы и, выстроившись перед зрителями, раскланяться под одобрительные аплодисменты. Произошло чудо: эти аплодисменты действительно звучат, поняла Сэмми, не в силах сдержать охватившую ее дрожь. Чудом было и то, что неуклюжие манекенщицы из второразрядного агентства сообразили выйти и встать рядом с ней. Больше всего это напоминало сказку, потому что в действительности никто из сидящих в первом ряду американских журналистов, никто из оптовиков «Бергдорф Гудмен» или «Сакс. Пятая авеню», конечно, не может аплодировать стоя. Но сквозь застилающий глаза туман Саманта увидела, что вслед за американцами медленно поднимаются со своих мест представители французской прессы.

Тяжелое, расшитое бусинками и жемчугом платье почти не позволяло ей двигаться. Наверное, придется попросить Наннет и Сильвию унести ее с подиума. Посреди всего происходящего она успела заметить, что у двери, прислонившись к косяку, стоит Чип и смотрит на нее горящими черными глазами.

Зрители рукоплескали; это была настоящая овация. Случилось то, что не могло случиться! Занимавшие первые ряды зрители аплодировали стоя. Сэмми не могла разглядеть потрепанных аристократов, оттесненных назад, но она знала, что они тоже здесь. На фоне французских окон в дальнем конце зала она заметила высокого человека с элегантной фетровой шляпой в руках. Плечи его дорогого костюма были мокрыми от дождя. Невозможно было не узнать эту львиную гриву серебристых волос, это красивое лицо.

Перед ней стоял Джек Сторм.

 

18

— Сэмми, о Сэмми, куда подевалась моя прекрасная ковбойша? Посмотри на себя, беби, ты просто великолепна! — Крупные, с ухоженными ногтями руки Джека Сторма упирались в стену примерочной над ее плечами. Нежно сжимая Саманту, он разглядывал ее. Его удивительные голубые глаза находились всего в нескольких сантиметрах от ее глаз. — Ты королева! Богиня! Я не могу от тебя отказаться!

Зрители, столпившиеся в коридоре, то и дело заглядывали в дверь, но Джек захлопнул ее ногой. Он схватил Сэмми в объятия и потащил в одну из примерочных позади салона. Сейчас его знакомое смуглое лицо, стройное тело в черном костюме, платиновая шевелюра показались ей еще более неотразимыми, чем она помнила.

— Сэмми, каким же я был дураком, когда решил, что могу позволить тебе уйти. Я с ума сходил эти несколько недель! Я заберу тебя с собой, детка. Я попрошу у Марианны развод!

Через его плечо Саманта видела их смутные отражения в зеркалах примерочной: высокий, с изысканными манерами мужчина в дорогом костюме, слегка намокшем от дождя, и стройная молодая женщина с пылающим от возбуждения лицом и обнаженными плечами в белом бальном платье с пышной юбкой, сверкающей под ярким светом ламп.

Кто-то постучал в дверь, по-французски пытаясь перекричать громкоголосую толпу. Сильви искала Саманту.

— Джек, я должна выйти. — Сэмми старалась не смотреть ему в глаза. Уставшая до изнеможения, готовая согнуться под безжалостной тяжестью бального платья, она никак не реагировала на близость Джека. — Может, мы поговорим позже? Меня ждут в салоне.

— Пусть подождут, радость моя. Там Деннис и Питер, они займутся этим. — Он обхватил ее лицо ладонями. — Разве ты не слышала, что я сказал? С Марианной все кончено. Правда, это произошло уже много лет назад, и я знал об этом еще до того, как ты уехала. Ты — вот кто мне нужен, красавица моя. Вернись ко мне, Сэмми!

Это были те слова, которых она ждала долгие месяцы, думала Саманта, глядя на Сторма. Она нужна Джеку. Легко догадаться: все, о чем она мечтала, чудесным образом стало теперь достижимо — замужество, семья и даже карьера. Поверить в это было почти невозможно!

— Джек, мне действительно надо идти, — устало повторила она. — Послушай, сейчас не самый подходящий момент. — Сэмми просунула руку между их тесно прижатыми друг к другу телами, чтобы освободить унизанную жемчужинками нитку, выбившуюся из прически и свисающую с головы. — Я должна выйти и встретиться с журналистами. Мы так много работали! Не хочешь же ты, чтобы все это выскользнуло у тебя прямо из рук?

— Мне это совершенно безразлично, беби. — Он прижался ртом к ее губам, ловя голубыми глазами ее взгляд. — Этот Дом моды Лувель годится разве что на помойку, Сэмми. Ткацкая фабрика и пошивочные мастерские — вот наша цель. Сейчас очень важна работа наших зарубежных отделений. Джинсовая одежда не находит никакого спроса. — Он намотал ниточку жемчуга ей на ухо и улыбнулся. — Но шоу, которое ты устроила сегодня, покажет всему миру, что мы здесь были — это фантастика! Джексон Сторм — в Париже! Благодаря тебе об этом узнают все, кто занимается швейной промышленностью. Спасибо.

Ощущая нереальность происходящего, Саманта продолжала рассматривать две отражающиеся в зеркалах фигуры из ее мечты.

— Джек, неужели ты не обратил никакого внимания на мое предложение? Я же писала о возможности для «Джексон Сторм интернэшнл» открыть в Париже свой Дом высокой моды.

— Я всегда обращаю внимание на все, что ты делаешь. — Его губы зарылись в копну ее украшенных жемчугом волос. — Так что это за предложение?

По-королевски прекрасная женщина, отражающаяся в зеркалах, напряженно замерла.

— Ты даже не читал его, правда?

Он слегка отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Сэмми, дорогая, ты имеешь полное право чувствовать себя оскорбленной и…

— Я? — возмутилась она, резко оттолкнув Джека. — Я — королева, богиня, не забыл? Я не могу чувствовать себя оскорбленной тобой. Это не мой имидж. А ведь ты всегда знаешь, что хорошо для моего имиджа, а что — нет, правда? — Одной рукой она подхватила подол сверкающей пышной юбки и сделала шаг назад, направляясь к двери. — Джек, я устала. У меня нет времени беседовать с тобой. Я могу наговорить что угодно. Но, знаешь, — глубоко вздохнув, сказала Сэмми, — я принадлежала тебе почти два года, потому что ты умел нажимать на нужные кнопочки. Ты хорошо знаешь, как поступать с такими, как я, — девчонками ниоткуда, бессловесными, неопытными, голодными и честолюбивыми. — Она повернулась к нему, горделиво вздернув подбородок. — Я позволила тебе превратить меня в Сэм Ларедо, я позволила тебе переспать со мной, я позволила тебе заставить меня влюбиться в тебя, я даже позволила тебе отделаться от меня, когда ты так решил! Неужели ты хочешь, чтобы я упала перед тобой на колени сейчас, посреди происходящего, только потому, что ты собираешься развестись с женой?!

— Ах, Сэмми, — вздохнул Джек, не двигаясь с места и не давая ей пройти. — Ты хочешь, чтобы я извинился перед тобой? О'кей, я — ублюдок, моим прегрешениям нет прощения. Я знаю, что обрушил на тебя все сразу, беби, — сказал он с раскаянием, удерживая ее гипнотической силой великолепного голоса. Это был Джек Сторм в своей самой убедительной ипостаси. — Но, Сэмми! Ты нужна мне. Я прилетел в Париж специально, чтобы сказать, что готов бросить к твоим ногам весь мир, любимая. У тебя будет все, что ты пожелаешь. Неужели это ничего для тебя не значит?

Глядя на Джека, Сэмми догадалась: он не слышал ни слова из того, что она говорила.

— Гори ты огнем! — взорвалась Саманта. — Ты столько лет занимаешься этим бизнесом! Неужели ты до сих пор не понял, что здесь произошло? Ретроспектива провалилась бы, если бы один бедолага, работающий у Руди Мортесье, не попытался покончить с собой! Этим людям просто некуда было пойти, чтобы обменяться информацией!

Она оттолкнула его обеими руками и схватилась за ручку двери.

— Я не нужна тебе, Джек! Я не королева, не богиня. Я по-прежнему просто Сэмми Уитфилд. Сегодня я потерпела такой же крах, как когда была Сэм Ларедо! Поверь, ты совершаешь ошибку. Такую же большую, как ту, что совершил, вышвырнув меня из Нью-Йорка!

— О'кей, о'кей, — попытался успокоить ее Джек, поднимая руки вверх в знак согласия и делая шаг в сторону. — Ты расстроена, дорогая. Ты очень устала. Тебе пришлось черт знает сколько всего переделать. Я не буду тебя подталкивать. Иди, встречайся со своими восторженными зрителями, насладись этим днем. Поверь, ты это заслужила! Мы с Деннисом поднимемся в офис. Когда все закончится, приходи. Скажи, — поинтересовался он, распахивая дверь, — где кабинет этой Дюмер, которая считается здесь директором?

К его огромному удивлению, Сэмми рассмеялась. Не говоря больше ни слова, она проскользнула мимо Джека и вышла в заполненный публикой коридор.

— Я помню Клод Лувель. — Голос важной дамы и сером из «Нью-Йорк тайме» перекрывал гул в зале. — В пятидесятые я работала в Париже на «Харперс Базар», отвечала за связи с общественностью, и уверена, что видела тогда один или два ее показа.

Редактор «Тайме» стояла вплотную к Сэмми в окружении толкающейся вокруг публики, подняв свои бокал к плечу, чтобы не расплескать его содержимое.

— Откровенно говоря, я всегда считала ее хорошим модельером. Что с ней случилось? Мне говорили, она умерла.

— А вы не «Сэм Ларедо — джинсовая одежда»? — поинтересовалась представительница «Сан-Франциско экземинер». Направляясь к Саманте, она внимательно рассматривала ее волосы, собранные в пучок, украшенные жемчужинами и бабочками из газовом материи. — Вы мне очень нравились в рекламе джинсов, но сейчас вы совершенно иная. Выглядите так знаете ли, по-парижски! Это что, ваш новый имидж созданный Джексоном Стормом? Вы будете заниматься Домом моды Лувель?

Сквозь толпу пробирались Джейн Пулей из Эн-би-си и Джоан Лунден из Эй-би-си.

— Мне очень понравилась эта ностальгия по пятидесятым, — вновь повышая голос, заявила редактор «Тайме». — Необыкновенные модели… И эти пальмы в горшках — весьма подходящая обстановка!

Журналистка из «Сан-Франциско экземинер» не успокаивалась:

— Представляете, на заднем ряду сидела старая Альфонсина Л'Эспинуа, кузина графа Парижского! Очень удачный ход — пригласить всех старых клиентов Лувель! Фантастическая атмосфера! Не позволите ли взять интервью у некоторых из них?

Кто-то передал Саманте бокал шампанского. Она держала его в руке, почти не замечая. Старые леди, клиентки Дома моды Лувель, упивались обрушившимся на них вниманием прессы. Откуда-то появился фоторепортер, без устали щелкая аппаратом, чтобы запечатлеть знаменитых аристократок, которые с готовностью позировали для него в дальнем конце зала, словно кинозвезды.

— Кто такой граф Парижский? — только и спросила Сэмми.

— Куда подевалась малышка Медивани? — поинтересовалась редактор «Нью-Йорк тайме», оглядываясь по сторонам. — Когда она вошла, я была просто в шоке. Мне казалось, что папаша ото всех ее скрывает.

— Ее увели телохранители, когда она плюхнулась прямо на пол во время демонстрации платьев для коктейля, — сообщила журналистка из «Экземинер». — Вы разве не видели?

— Откровенно говоря, мне кажется, что Джексон Сторм готовит по поводу всего этого заявление, — пробормотала Саманта. — Оно скоро будет зачитано.

Казалось, ее никто не услышал.

— Я возьму интервью, — приняла решение редактор «Тайме». — Вернусь сюда с фотографом, пройду по всему дому. Это ведь настоящий музей! Мы должны сделать большую статью. Можно было бы поместить ее, скажем, накануне праздника Хэллоуин. Или, может быть, на первой странице воскресного выпуска, посвященного вопросам моды. Не могу что-то точно обещать раньше времени, сначала надо проверить наши планы.

Редактор раздела мод из ЮПИ схватила Сэмми за руку.

— Сегодня во всем такая путаница из-за этих перипетий у Мортесье, у меня даже не оказалось фотографа, чтобы направить его к вам на шоу. Не могли бы мы зайти еще раз и поснимать здесь после показа у Диора в четверг?

— …все еще в хирургии, — кричала в этот момент журналистка из «Эль», обращаясь к Китти О'Хара, — Лизиан нет у «Галано», я только что туда звонила.

— …прямо сейчас для «Радио Франс», — услышала вдруг Сэмми слова хрупкой темноволосой женщины, взявшей ее под руку, — если мы сможем найти тихое место.

В ушах у Сэмми гудело от этого многоголосья. Ретроспектива в Доме моды Лувель — безумная идея, которая неизбежно должна была обернуться катастрофой, — принесла фантастический успех. Она все еще не могла в это поверить. И теперь, когда Дом моды Лувель может получить всемирное признание, Джек Сторм собирется все бросить, как и планировал до сих пор?! Он приехал в Париж с Деннисом Волчеком и Питером Фрэнком, чтобы свернуть дело. Единственное, чем воспользуется империя Короля Сторма, — великолепная, бесценная реклама!

Итак, нет худа без добра, размышляла Саманта. Карты, которые сдала подслеповатая судьба, легли очень странно. Происходящее оказалось выше ее понимания. Она видела только, что журналисты, все как один, намеревались урвать здесь горяченькую информацию, и никто, кажется, не собирался уходить, чтобы попасть на обед и шоу к меховщикам в «Крильон». Громогласные рассуждения касались либо ретроспективы, либо последних новостей о Жиле Вассе. По тому, как представительницы прессы начали одна за другой подниматься на верхние этажи, стало ясно: они разбрелись по Дому моды Лувель в поисках телефонов.

Только теперь через мельтешащую толпу она разглядела у дверей высокого красавца. Волосы его слегка намокли от дождя. Казалось, он кого-то высматривает.

— Извините, — пробормотала Сэмми, убегая от редактора «Нью-Йорк тайме» и тележурналистки. Она обеими руками подхватила тяжелую пышную юбку и начала протискиваться к дверям.

Алан приехал! Впервые за этот день мир вокруг окрасился в золотистые тона, и в центре этого блеска находился Алан де Бо.

Чип отключил провода от усилителей и наматывал их на руку. Он направился было к Саманте, нахмурив черные брови, но толпа французских журналистов оттеснила его.

— Извини, что я опоздал. — Алан пытался перекричать гул. Он дождался Сэмми у дверей и посмотрел на нее сверху вниз. Уголки его рта медленно поползли вверх в доброй улыбке. — Меня задержали дела. Я никак не мог приехать раньше.

Они вышли на лестничную площадку, где было не так многолюдно.

— Ты знаешь, как выглядишь в этом наряде? — Глаза его сияли. — Боже мой, до чего же ты красива!

Саманта прижалась к Алану.

— Увези меня отсюда! — всхлипнула она. — Прямо сейчас!

 

19

После кофе Алан отправился в библиотеку, чтобы позвонить по телефону. Оставшись впервые за этот день в полном одиночестве, Саманта облокотилась на каменную балюстраду террасы, глубоко вдыхая горячий воздух июльской ночи, пахнущий цветущей мимозой.

— Это была когда-то всего-навсего одна из пригородных крепостей, — почтительно-благовоспитанным тоном сообщил Алан. — Ее, конечно, нельзя сравнить с замками на Луаре, но, думаю, тебе понравится.

Она должна была догадаться, каким окажется дом Алана де Бо. Когда «Ламборджини» въехал в открытые при помощи электронного пульта железные ворота, украшенные гербами семейства де Бо, Сэмми увидела аллею длиной в полмили, по бокам которой росли вековые деревья. Дорожка вела к замку семнадцатого века с башенками, окруженному рвом с водой. Только теперь Саманта поняла, что поместье кузины Алана в Версале по сравнению с этим — всего-навсего скромный загородный домик.

Они рано поужинали, сидя на террасе, выходящей на симметрично разбитый огромный сад, где за несколько веков неустанных забот выросли витиевато подстриженные зеленые изгороди, поблескивающие водой фонтаны, аллеи, в конце которых возвышались «греческие» храмы с великолепными орнаментами и классические скульптуры, скрывающиеся за высокими деревьями. Стол для двоих на широкой террасе с видом на фонтаны был покрыт изысканной кружевной скатертью, опускающейся до каменного пола. Единственным источником света служил высокий старинный серебряный канделябр венецианской работы. Пламя свечей, почти неподвижное в горячем воздухе июльской ночи, отражалось в высоких хрустальных кубках, блюдах из севрского фарфора двухсотлетней давности и резном с позолоченными ручками столовом серебре, настолько древнем, что рисунок на нем стерся от времени и частого использования. Блюда подавали двое слуг — супружеская пара средних лет. Из широко распахнутых дверей библиотеки доносилась музыка — стереофонические записи старых песен Шарля Азнавура, напетые в незабываемой доверительно-задумчивой манере.

И вот после ужина Алан ушел в библиотеку, чтобы срочно куда-то позвонить, а Саманта осталась на террасе, наблюдая за тем, как поднимающаяся по небосклону луна рассыпает блестки на воде окружающего поместье рва.

«Настоящий ров!» — с удивленным восхищением думала Сэмми, глядя в глубину воды. Был здесь и настоящий подъемный мост, по которому они проехали. После полного невероятных событий дня казалось еще более невероятным очутиться в подобном месте. И все-таки она находится именно здесь, напомнила себе Сэмми, на мгновение закрыв глаза. И она здесь с Аланом. Только это имеет сейчас значение.

Она сбежала из Дома моды Лувель. Может, этого нельзя было делать — журналисты еще не разошлись; Брукси, Наннет и Сильвия все еще пытались навести хотя бы подобие порядка в комнате для переодевания; Джек Сторм со своими заместителями ждал Сэмми наверху. Но она сказала себе, что лучше дать им возможность поразмыслить над тем, что произошло, а уборку могут сделать и без нее. Брукси уже получила оставшуюся часть гонорара, манекенщицам также заплатили за работу, в ателье, на гвоздике, куда обычно прикалываются бланки-заказы, Сэмми оставила конверты с премиями для Наннет и Сильвии. Больше ей там нечего делать. А когда она вернется…

Если вернется, подумала Сэмми, разглядывая отражение летней луны в воде.

Ей не составило никакого труда незамеченной подняться к себе, сбросить наконец экстравагантное бальное платье, оставив на полу сугроб белого шелка и блесток, натянуть джинсы и рубашку, спуститься вниз, проскользнуть сквозь толпу и найти ожидающего ее Алана. Выходя из дома, он быстро привлек ее к себе и страстно поцеловал.

— Ты уверена? — шепотом спросил Алан. — Ты хочешь уехать со мной именно сейчас и оставить их? — Он кивнул головой, указывая наверх. — Вот так?

Да, она была совершенно уверена. Неважно, что произошло сегодня утром в Доме моды Лувель. Значение имело только то, что происходило сейчас. Она — рядом с человеком, которого любит, и собирается провести несколько дней в этом чудесном месте с ним наедине.

Сэмми взглянула на наручные часики. Алан все еще разговаривал по телефону, но ей очень хотелось, чтобы он поторопился: Саманта боялась, что, надолго оставшись в одиночестве, она потеряет охватившее ее ощущение безоблачного блаженства и на смену ему придет все нарастающая усталость и тревожные мысли.

Она воспользуется шансом, чтобы добиться счастья, повторяла Саманта, упрямо сжав зубы. Ведь на сей раз она встретила любовь с открытыми глазами, зная, что Алан де Бо — титулованный французский аристократ, уже помолвленный с достойной его невестой. Ничего, с этим она справится. Несколько дней после посещения Версаля Сэмми не оставляли грустные мысли. Она была уверена, что любит Алана. Если ей немного повезет, на сей раз все получится. К тому же следует признать, что она встретилась с Аланом, имея за спиной хотя и небольшой, но собственный опыт. Она, конечно, совершила несколько ужасных ошибок, и этого не исправишь. Однажды придется рассказать Алану о Джеке Сторме.

И о Чипе.

Боже! Ну почему она вспомнила о нем сейчас? Ей надо выкинуть из головы даже мысли об этом грубияне. Она хочет просто быть счастливой, перестать бороться с сжимающим душу беспокойством, возникающим при каждом воспоминании о нем. Чип — случайность в ее жизни. Единственное, что она доказала, — насколько легко связаться с опасным и никчемным созданием, если не быть осторожной.

— Саманта?

Она вздрогнула от неожиданности.

— Боже мой, в чем дело? — Обеспокоенный Алан развернул ее к себе. — Дорогая моя, что-нибудь не так?

Взгляд этих глаз с золотистыми искорками заставил ее сразу же забыть обо всем, кроме самого Алана. Его широкоплечий силуэт четко вырисовывался на фоне мягкого желтого света, льющегося из библиотеки и придающего волшебный блеск золотистым волосам. Она уловила тонкий аромат одеколона, которым он пользовался после душа. Здесь, в этом чудесном месте, в сказочном дворце, Алан де Бо был прекрасным принцем, о котором мечтает каждая девочка. Теперь он принадлежал ей.

— Ничего. — Она нервно откинула со лба прядки волос. — Просто ты немного испугал меня, вот и все.

Алан улыбнулся.

— Пойдем.

Одной рукой он взял со стола серебряный подсвечник, а другую торжественно подал Саманте.

Она проследовала вместе с ним через террасу и двойные французские двери в великолепный обшитый деревянными панелями зал. Было абсолютно темно, путь освещал только слабый свет мерцающих свечей в его руке. «Он делает это ради меня, — подумала Сэм. — Как романтично: освещать путь в спальню свечами в огромном серебряном канделябре». Она не могла не почувствовать себя несколько неловко в джинсах, рубашке и ботинках, громко стучавших по натертому до блеска паркету.

— Алан, — прошептала Саманта.

— Ш-ш-ш, — прервал он ее.

Большой зал находился в самой середине дома на первом этаже. Супруги, присматривающие за замком, оставили зажженными несколько ламп, и в их неясном свете они шли мимо скрывающих каменные стены гобеленов и огромного камина с барельефами, изображающими фамильные гербы де Бо. Они поднялись по широкой лестнице, вдоль которой были развешаны потускневшие от времени портреты предков Алана в атласных камзолах с безупречно белыми рюшами.

«Это действительно очень романтично», — повторила про себя Саманта. Правда, ей ужасно хотелось, чтобы Алан что-нибудь сказал, отпустил бы какое-нибудь озорное замечание, продемонстрировал свое необычное чувство юмора, нарушил бы тишину. «Мы впервые будем заниматься любовью, и Алан хочет превратить это в нечто особенное. В конце концов, далеко не каждый мужчина обрушивается на женщину словно торнадо, словно грубый и безжалостный комок мускулов».

— Какой замечательный дом, — громко сказала Сэмми. — Он давно… давно принадлежит твоей семье?

Алан повернулся к ней с каким-то отсутствующим выражением лица.

— Да, давно. С самого начала.

Они долго шли по длинному коридору, и наконец Алан, распахнув двери, ввел ее в большую комнату. В спальне было абсолютно темно, но, без сомнения, главное место здесь занимала великолепная кровать под высоким балдахином на четырех позолоченных колоннах со спускающейся мягкими складками драпировкой из шелка, отделанной золотой бахромой и кистями. В позолоченных деревянных рамах в стиле рококо по стенам были развешаны напоминающие прекрасные медальоны изображения Эроса и Афродиты.

Сэмми глубоко вздохнула, напряженно пытаясь рассмотреть высокую, богато украшенную кровать. Сейчас они займутся любовью. На этой кровати Может, ей удастся убедить его зажечь хотя бы неяркий свет?

Алан поставил тяжелый серебряный подсвечник на ручной работы комод времен Людовика Пятнадцатого. На минуту вскинув голову, он нежно улыбнулся Сэмми и развязал галстук, потом вынул из карманов бумажник и ключи и положил их на маленький туалетный столик. Проделав все это, Алан направился в ванную комнату, плотно закрыв за собой дверь.

Все это, безусловно, было весьма романтично. Саманта неуверенно присела на краешек кровати. Дым от свечей струился у ее лица, донося тяжелый запах тающего воска. Может, ей следует раздеться? Она посмотрела на свои обтянутые джинсовой тканью ноги на фоне старинного шелкового покрывала, обильно украшенного нежными цветами, вышитыми крученой золотой нитью. С другой стороны, размышляла Сэмми, вспоминая об удовольствии раздевать друг друга, может быть, лучше подождать?

Через несколько минут открылась дверь ванной и появился Алан. В полумраке она разглядела, что он совершенно обнажен.

Наверное, мелькнула у Саманты мысль, все-таки следовало раздеться. Она смотрела на него и неуверенно облизывала пересохшие вдруг губы, понимая, что здесь, во Франции, все по-другому.

Он подошел к кровати, на мгновение опустился на колени у ее дальнего конца и сразу же лег, вытянувшись в полный рост.

— Саманта, — тихо позвал он, — иди ко мне.

Сэмми некоторое время не двигалась, размышляя над тем, следует ли ей сразу поступить так, как он просит, или все-таки быстренько сбросить джинсы и рубашку. Все происходило совершенно не так, как она себе представляла. С другой стороны, видимо, сейчас не время беспокоиться о том, как поизящнее освободиться от одежды. Она повернулась к Алану вполоборота, забросив колено на кровать, и посмотрела на загорелую поджарую фигуру.

Он был великолепен: не слишком выпуклые, красиво очерченные мышцы, золотистая, гладкая кожа груди, покрытая лишь небольшим количестом жестких волосков, плоский, упругий живот и длинные мускулистые ноги. Она вернулась к тому месту, мимо которого проскользнул ее взгляд. На фоне темно-золотистых волос с трудом можно было различить мягкую, совершенно не напрягшуюся мужскую плоть.

Он проследил за ее взглядом и резко приподнялся, опершись на один локоть, мышцы на груди напружи-нились при этом движении. Алан заглянул ей в лицо.

— Саманта, иди ко мне, дорогая. Ты так нужна мне, — настойчиво сказал он.

Наверное, он хочет, чтобы она проявила активность в любовной игре, забеспокоилась Сэмми. Она не могла отделаться от мысли, что все стало бы гораздо проще, если бы он начал с поцелуя, пробуждая в ней желание прикосновением теплых, нежных губ. Для него так тоже было бы проще, подумала она, стараясь не смотреть вниз.

Сэмми соскользнула с кровати.

«Я разденусь», — наконец решилась она.

Руки ее слегка дрожали, пока она расстегивала блузку и стягивала ее с плеч. На сей раз на ней был бюстгальтер, и непослушные от волнения пальцы никак не могли справиться с застежкой. В тишине она отчетливо слышала собственное дыхание, неровное и чересчур шумное. Она снова уселась на кровать, чтобы разуться. Когда Сэмми уже расстегнула «молнию» на джинсах и спустила их к лодыжкам, ей в голову неожиданно пришла мысль, что, может быть, он хотел понаблюдать за тем, как она раздевается, увидеть нечто вроде стриптиза, который спровоцировал бы его. Постепенно все осложнялось.

— Алан? — Она встала на покрытый ковром приступок и снова села на колючее от золотых нитей покрывало. — Может, мы просто полежим рядом обнявшись?

Сэмми слегка склонилась над ним, заглядывая в его красивое лицо и сверкающие глаза под полуприкрытыми веками. Она была здесь, рядом с ним, они хотели заняться любовью, и Сэмми не собиралась лишать его и себя удовольствия, оказавшись излишне активной. Оба безумно устали, и, вполне возможно, в планы Алана не входила спешка.

— Положи на него свою ручку, дорогая моя, — прошептал он. — Возьми его своей прелестной ладошкой.

Не было никаких причин отказать, но она никак не ожидала, что человек с такой мужественной внешностью нуждается в столь долгой прелюдии. Сэмми вытянула руку, поглаживая кожу его живота и подбираясь ладонью к поросли курчавых волос между ногами. Она постаралась пробудить в душе ту нежность, которую испытывала к этому мужчине, и легонько обхватила пальцами мягкую, теплую плоть.

— Дорогая моя девочка, — говорил Алан, глядя ей прямо в лицо, — моя прекрасная Саманта! Такая юная, свежая, такая живая. — Он тихонько вздохнул. — Ты сделаешь мне приятно…

Слова медленно доходили до сознания Сэмми. Почему-то ее медленные нежные движения не вызывали никакой реакции. Она подняла на него удивленный взгляд.

— Алан? Чего ты хочешь от меня? Я правильно делаю?

Он поднял одну руку и, согнув ее, подложил себе под голову, глядя на причудливые складки темного шелка над их головами.

— Чуть сильнее, дорогая моя. Мне необходима твоя помощь.

Сэмми начала испытывать неудобство, сидя согнувшись на коленях. Позади остался невероятно длинный день. В определенном смысле он был просто ужасен с самого начала, с того момента, когда рано утром ее разбудила Брукси. Откровенно говоря, Сэмми никак не ожидала, что финал окажется не лучше. Она выпрямилась и уселась на пятки. «Перед тобой человек, которого ты любишь», — напомнила себе Саманта.

— Алан, не то чтобы… мне не трудно… ну… подстегнуть тебя, но… не могли бы мы начать сначала?

Боже! Как ужасно прозвучали эти слова!

— Послушай, давай я лягу рядом, чтобы ты мог обнять меня. Может, это нам поможет?

Он по-прежнему смотрел вверх, на балдахин, словно не слыша ее слов.

— Алан, что мы делаем? — выпалила она после долгого молчания. — То есть вот мы здесь… Мы занимаемся любовью… ну, или предполагается, что собираемся ею заниматься…

— Прикоснись к нему губами, — хрипло попросил он. — Пожалуйста, Саманта, помоги мне. Сделай, как я прошу.

Она сидела на коленях посреди огромной кровати, потерявшая уверенность в себе, совсем не такая счастливая, как всего несколько минут назад.

— Но ведь ничего не будет, правда? — Внезапно она очень о многом догадалась.

— Ты должна мне верить. — Алан снова приподнялся на локте, золотистые глаза умоляюще смотрели на нее. — Ну разве ты не знаешь о моих чувствах к тебе, Саманта? Неужели ты не понимаешь, почему ты нужна мне здесь и сейчас?

Она запустила руки в растрепавшиеся волосы и, откинув их назад, пристально смотрела на него, медленно осознавая, что сидит на коленях посреди огромной кровати, сняв с себя всю одежду, а Алан, вытянувшись, лежит перед ней тоже совершенно обнаженный и просит ее о помощи.

— Мне непонятно, что ты там говорил. Что-то о том, какая я юная, какая живая и сделаю тебе хорошо. Мне кажется, мы не занимаемся любовью… мы… мы решаем какую-то проблему. — Сэмми замолчала, глядя на Алана расширившимися глазами. — О боже, так проблема действительно существует?! — прошептала она.

Он нахмурился, его веки крепко сжались, словно от боли.

— Нет. Никакой проблемы не существует, поверь. Все вернется. Моя потенция… Мне точно сказали, что вернется. Просто… у меня так называемое расслабление из-за… — Он нерешительно замолчал. — Из-за слишком бурной жизни в слишком юном возрасте. Очень много лет я занимался глупостями.

Она внимательно смотрела на его красивое лицо.

— Какими глупостями? Ты имеешь в виду наркотики? — Ничего другого в голову не приходило.

Алан протянул руку и прикоснулся к ней своими длинными изящными пальцами.

— Дорогая, разве важно, что это было? Важно только то, что ты сейчас здесь, со мной. Я так хотел этого! Я мечтал, что именно ты поможешь мне. — Тонкие пальцы настойчиво ласкали ее запястье. — Ты не против?.. Ты умеешь пользоваться… стимуляторами? В столике у кровати, — прошептал он. — В выдвижном ящичке.

Сэмми не пошевелилась. Она стояла на коленях рядом с Аланом, и перед глазами у нее маячила фотография в золотой рамке: Алан, обнимающий девушку, еще школьницу, на которой он женится в один прекрасный день. Но не в том состоянии, в каком пребывает сейчас. Не раньше, чем найдет кого-то «свежего и живого», как он это назвал, чтобы помочь ему вновь обрести силу для любви.

«А теперь угадай, кому досталась эта роль?» — спросила себя Сэмми.

Он лежал перед ней — самый красивый из мужчин, которых она встречала в жизни. Гладкое мускулистое тело, золотистые глаза, аристократический нос над тонким чувственным ртом — само совершенство! Он был чертовски привлекателен, другого слова Сэмми подобрать не могла. Ну кто смог бы устоять перед его шаловливыми поддразниваниями, искрящимся чувством юмора и прекрасными манерами? Добродушно-веселый, изысканный, страстный, нежный — она всегда мечтала о таком. За несколько недель Алан превратил для нее Париж в лучшее место на земле. Вот только, оказывается, он не был до конца честен.

Алан внимательно наблюдал за Самантой. Его сильные пальцы крепко сжимали ее тонкое запястье.

— Ты считаешь, что я не думаю о тебе, — сказал он тихо. — Саманта, дорогая, ну как мне убедить тебя, что ни к одной женщине прежде я не испытывал таких чувств? Любовь моя, пожалуйста, поверь мне!

Саманта вырвалась из его крепкой хватки и соскользнула с кровати. Она не ощущала ничего, кроме бесконечной усталости да еще неистового желания схватить одежду и убраться отсюда, как подсказывал ей инстинкт самосохранения.

— Мне очень жаль, Алан, правда жаль.

Она не осмеливалась посмотреть ему в глаза, чувствуя себя загнанной в угол мышью. Но поступать бесчестно она не собиралась.

— Слишком неожиданно все это свалилось на меня. Я думаю, мне лучше поехать домой.

— Саманта, — начал было Алан. — Я…

— Нет, подожди, это я должна тебе кое-что сказать.

«Ты никогда не была трусихой», — напомнила себе Сэмми, поворачиваясь к нему лицом.

— Я приехала сюда, потому что думала, что люблю тебя. Даже несмотря на то, что твоя кузина Мэри-Лу… то есть несмотря на то, что ты обручен и должен будешь жениться на другой. Я думала, у нас все получится, хотя мы совершенно разные. Похоже, это были просто мечты. — Она подняла небрежно брошенный бюстгальтер и, встряхнув, расправила бретельки. — Извини, Алан, я не хочу причинять тебе боль, но я недостаточно влюблена, чтобы помочь тебе… в этом.

Как только Сэмми произнесла последние слова, она поняла самое главное: она его не любит. Саманта стояла посреди огромной спальни совершенно голая, на холодном полу, и постепенно начинала осознавать правду.

— Извини, Алан, — медленно повторила она. — О боже, я считала, что люблю тебя, но это не так! Но ведь и ты никогда не говорил, что любишь меня.

Он быстро спустил ноги с кровати и поднялся.

— Нет! Я поступил глупо. О боже, как же глупо я поступил, обращаясь с тобой таким образом! Если бы я только знал… конечно, я считал, ты такая очаровательная, — бормотал он, — такая красивая… Саманта, пожалуйста, не уходи!

Сэмми подняла с пола джинсы и рубашку, Алан попытался вырвать их у нее.

— Это так много для меня значит! — Он ухватился за ее бюстгальтер. — Все получится! Пожалуйста, вернись в постель! Саманта, пожалуйста, все будет так, как ты пожелаешь, только скажи!

Боже правый! Все повторяется: Алан предлагает ей все, что она пожелает! Но что творится в ее душе? Сэмми оттолкнула его и вырвала бюстгальтер. Прекрасная сказка исчезла. Она не желала выслушивать мольбы она просто не могла вынести этого.

— Алан, пожалуйста! — Не сумев справиться с застежкой дрожащими пальцами, она набросила на плечи рубашку. — Оставь меня в покое!

— Остановись! — Де Бо требовал и умолял одновременно. — Я не буду досаждать тебе. Я только обниму тебя и спокойно засну рядом с тобой, обещаю. Разреши обнять тебя только на минуту!

Единственное, чего ей хотелось, — поскорее вырваться из этого дома. Сэмми схватила джинсы и торопливо натянула. Впервые в жизни ей захотелось домой. Не в Дом моды Лувель, не в Нью-Йорк, а домой — в Шошоун-Фолс, в Вайоминг. Она сама удивилась силе этого желания.

Саманта попыталась отыскать в темноте ботинки, но Алан все не отставал от нее.

— Господи, ты меня ненавидишь! — простонал он.

— Да нет же, черт возьми, я тебя не ненавижу. — Она нашла ботинки, схватила их и осмотрелась, пытаясь сообразить, не забыла ли что в спатьне. — Алан, я не хочу, чтобы ты так думал. Ты самый замечательный мужчина из всех, кого я встречала в жизни. Просто я тебя не люблю, вот и все! Если бы любила, то обязательно бы осталась. — Сэмми внезапно замолчала, поняв, что не стала бы помогать ему ради другой женщины.

Алан помрачнел.

— Ты ненавидишь меня, потому что я не мужчина. — Он стоял, безвольно опустив руки. — Я вовсе не замечательный, потому что я не мужчина. Можешь так и сказать.

— Но ведь и я не клиника по реабилитации наркоманов! — выкрикнула Саманта. Она чувствовала такую усталость, такое отчаяние от того, что узнала в этой темной спальне, что ее трясло. — Послушай, отпусти меня. У меня был очень трудный день. Я…

Она замолчала. Ей вдруг ужасно захотелось сказать Алану что-нибудь такое, от чего он перестал бы выглядеть побитой собакой.

— Алан, послушай. Мои братья… Всю жизнь я сталкивалась с людьми, у которых были проблемы. Они безбожно пили, то и дело влезали в драки, сидели в тюрьме или попадали в полицию, ну или просто были бедны. Ты не знаешь, в какой среде я выросла. Иногда мне кажется, что ничего другого я и не видела. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Сейчас я просто не в форме, чтобы заниматься твоими проблемами.

— Я обожаю тебя, — тихо сказал он.

— Этого недостаточно. Я говорила о любви. — Она отвернулась. — Алан, не очень порядочно просить меня провести с тобой несколько дней, если я не знала, с чем столкнусь. Ты ведь считал, что я — женщина с богатым опытом, правда? Ну так ты был бы разочарован. — Ей никак не удавалось скрыть собственное разочарование. «Ты слишком размечталась», — откровенно сказала она себе. — Сейчас единственное, чего я хочу, это вернуться в Париж.

— Ты не уедешь. — Алан преградил ей путь. — Саманта, ты нужна мне, неужели ты не можешь поверить моим словам? Вернись со мной в постель. На сей раз все будет по-другому, обещаю!

Господи, он не собирается сдаваться!

— Проклятие, я уже сказала: отвези меня в Париж!

— Я не собираюсь в Париж сегодня вечером. — Он опять потянулся к ней. — И ты тоже.

Сэмми шагнула в сторону и вскинула руку в предостерегающем жесте.

— Если ты только дотронешься до меня, Алан, я тебя ударю. — Это была не пустая угроза. — За сегодняшнии день я получила все сполна, так что давай ключи от твоей чертовой машины! О'кей! Я сама их возьму!

Оба потянулись за ключами, лежащими на туалетном столике. Сэмми удалось зажать их в ладони, но Алан ухватил ее за запястье и попытался разжать пальцы.

— Ты не можешь уехать. Только не сегодня. Я не позволю!

Крушение радужных планов, боль, сжимающая сердце… Сэмми больше не могла сдерживаться, все вырвалось наружу. Обманным движением она нанесла Алану легкий удар по туловищу, а потом изо всех сил заехала кулаком в челюсть.

Алан отшатнулся, онемев от удивления, споткнулся о кровать, неуклюже упал и почти сразу же поднялся.

— Ты сошла с ума? — пробормотал он, ощупывая челюсть. — Ты… ты ударила меня!

— Мои четыре брата научили меня драться. Я предупреждала, что у меня далеко не розовое прошлое. — Ослепленная гневом, Саманта чувствовала, что должна немедленно выбраться из этого дома, или она снова его ударит. — Извини, Алан, хотя не понимаю, почему я должна просить прощения, — ведь это ты не слишком порядочно со мной обошелся. Можешь забрать свою машину завтра у Дома моды Лу-вель. Я еще подростком водила грузовики и трактора, так что справлюсь и с твоим чертовым «Ламборджини».

Она захлопнула за собой дверь.

Саманта с трудом ориентировалась, выехав в полной темноте на скоростную автостраду дю Солей. Ей безумно хотелось спать, к тому же она плохо разбиралась в загородных дорогах. Да еще все эти непонятные кнопочки и светящиеся цифры на панели сверхмощного автомобиля. Ужасная сцена с Аланом в финале изматывающего дня истощила ее силы. У Гриньи она вдруг почувствовала, что не в состоянии ехать дальше, направила «Ламборджини» на съезд с трассы, но немного не дотянула до сияющей огоньками станции круглосуточного обслуживания. Резко остановив несущуюся на большой скорости машину, Сэм распахнула дверцу и бросилась к поросшей травой обочине. Через секунду Саманту рвало, тело ее сотрясалось от жалобных рыданий.

Потом она несколько минут сидела не двигаясь, стараясь успокоиться. Организм, освободившийся от роскошного ужина Алана де Бо, утешала себя Сэм, неизбежно почувствует себя лучше. Это называется отделываться от нежелательного опыта. Нужно добраться до квартирки в Доме моды Лувель, хорошенько выспаться, а утром собрать вещи и покинуть Париж. Она снова убегала и чувствовала, что поступает правильно.

Был второй час ночи, когда Саманте удалось наконец после третьего захода съехать с окружной парижской дороги в нужном направлении. Все это время она старалась побороть отчаяние, ощущение того, что эти безумные сутки никогда не кончатся. Обнаружив в конце концов дорогу, Сэмми начала узнавать некоторые улицы. Еще полчаса ушло на то, чтобы добраться до рю де Камбо, но даже теперь она никак не могла отыскать поворот к Дому моды Лувель. Дважды объехав квартал по кругу, Саманта готова была завопить от безысходности.

Она подогнала сверкающий черный автомобиль к светофору и остановилась. «О'кей, куда же ты теперь поедешь?» Измученная Сэмми не знала ответа. Сколько грез развеялось в прах за последние сутки! Сейчас, в два часа ночи, она сидит в машине посреди Парижа и не способна найти дорогу к дому хотя бы для того, чтобы добраться до кровати и заснуть.

Слезы бежали по ее щекам, а Сэмми повторяла и повторяла себе, что самой прекрасной, самой сокровенной ее мечтой был Алан де Бо. Господи! Он был само совершенство, казался таким достойным любви! Она уронила голову на руль. У нее никогда даже в мыслях не было обмануть кого-то. Просто она не особенно задумывалась над происходящим, порой была слишком честолюбива, порой — слишком не уверена в себе и в результате настолько запуталась, что желаемое принимала за действительность. Саманта вынуждена была честно признаться, что Алан де Бо вовсе не был принцем ее мечты, не был ослепительно-золотым аристократическим богом. Он оказался живым человеком, мужчиной, страдающим от ужасной проблемы. А что сделала она? Врезала ему по зубам и уехала!

Ну неужели ей обязательно нужно подойти к краю пропасти, чтобы понять суть происходящего? Она не любила Джексона Сторма, она не любила Алана де Бо. Больше Сэмми в этом не сомневалась.

«Пора мне перестать быть девчонкой-неудачницей, не такой, как все, вынужденной драться за все, что она хочет получить, — повторяла Сэмми, по-новому оценивая случившееся за последнее время. — И пусть Джеку кажется, что он хочет развестись с женой, я-то уже не нуждаюсь в нем! И вряд ли он был мне когда-то нужен».

Но ей не нужен и Алан.

Пора ехать домой, со вздохом решила Саманта Сначала в Дом моды Лувель — поспать, завтра — в Нью-Йорк, а потом, пожалуй, к концу недели, в Вайоминг.

Улица Бенедиктинцев погрузилась в темноту Сэмми даже слегка ударилась бампером «Ламборджини» о платан, пытаясь припарковаться. Единственное, о чем она мечтала, — плюхнуться в постель, хорошенько выспаться, а утром собраться и как можно скорее покинуть Париж.

Все лампы на первом этаже оказались выключенными. Звонить Альберту, чтобы он вышел и зажег свет, было совершенно бесполезно. Поэтому Саманта открыла дверь своим ключом и вошла в вестибюль.

Она настолько устала, что решилась воспользоваться ненадежным маленьким лифтом, чувствуя, что у нее не хватит сил на четыре лестничных пролета. Внутри кабинки темнота была совершенно непроглядной, и Саманта несколько минут пыталась нащупать кнопку четвертого этажа, внутренне готовясь к тому, как сначала дернется вниз и только потом медленно и со скрипом поползет вверх этот древний механизм.

Между вторым и третьим этажом кабина лифта остановилась. В темноте Сэмми немного запаниковала. «Господи, пусть эта ночь кончится! — взмолилась она. — Только бы добраться до постели и лечь!» Саманта ударила по панели с кнопками. Лифт протестующе застонал, шестерни заскрипели, и кабина вновь медленно поползла вверх, наполняя грохотом тишину пустого здания. «Финишная прямая», — сказала себе Сэмми, почти ничего не видя вокруг от усталости и темноты.

Кабина лифта остановилась, не доехав несколько сантиметров до последнего этажа, дверца не открывалась. Несколько минут Саманта пыталась справиться с ней и каким-то образом выбраться наружу, потом замерла, готовая сдаться, и уставилась на пустую площадку четвертого этажа, слабо освещенную лунным сиянием, проникающим через окошко в крыше. Черт побери! Последняя ночь в этом доме, а она застряла в лифте! Следовало сначала хорошенько подумать и только потом заходить в этот катафалк. Несмотря на усталость, Сэмми еще способна была оценить ужас момента: провести ночь всего в нескольких шагах от кровати. Она с отчаянием ударила кулаком по двери.

Медные решетки слегка раздвинулись. Саманта потянула за створку, пытаясь протиснуться в образовавшуюся щель. В тот момент, когда она уже почти выбралась наружу, внезапно из темноты послышался резкий окрик:

— Не двигайся!

И в ту же секунду на лестничной площадке раздался взрыв.

Яркие языки пламени взметнулись к самому потолку, тишину разорвало стаккато вспышек и грубые выкрики. Саманта почувствовала сильный удар, отлетела к стене и услышала, как знакомый голос прорычал ей прямо в ухо:

— Черт побери, придушить тебя за это мало!

Она ударилась головой о мраморный пол. На мгновение ей показалось, что оглушающий шум и яркие вспышки сосредоточились где-то внутри ее, а не снаружи. Затем появилась резкая боль, и наступила полная, все поглотившая ночь.

 

20

Отделение «Скорой помощи» Американского госпиталя в парижском пригороде Ньюили в четыре часа утра оказалось на редкость оживленным местом. Сэмми так и не удалось обнаружить ни одного уголка, где можно было бы вздремнуть.

Она сидела на скамейке в коридоре с того момента, как машина «Скорой помощи» доставила ее сюда. За это время к зданию успела подкатить вереница таких же машин, которые не только привезли всех англоговорящих раненых из Дома моды Лувель, но и трех американцев, пострадавших в автомобильной катастрофе на окружной дороге, беременную женщину на сносях и пожилую парочку туристов из Чикаго, которых доставили прямо из гостиницы с желудочным отравлением.

Больничный персонал с ног сбился, принимая новых пациентов, пробиваясь при этом сквозь все разрастающуюся толпу репортеров на подъездной площадке. Тут же находились полицейские офицеры Французской службы безопасности и агенты Интерпола — все они собрались в коридоре за стеклянной дверью.

Из-за шума и вереницы каталок, которые проносились мимо, подталкиваемые людьми в халатах, и скрывались в лифте недалеко от Сэмми, ее скамейка оказалась не лучшим местом для человека, который смертельно хочет спать. Она была настолько измучена, что уже давно не пыталась что-либо понять. А тут еще рядом уселся бесцеремонный молодой человек из американского консульства. У него явно сложилось собственное мнение о происшедшем. Он внимательно рассматривал Саманту.

— Вы знакомы с кем-нибудь из участников перестрелки, мисс Ларедо? — спросил он. — Парижская полиция или Интерпол уже просили вас опознать кого-либо? — И, не дожидаясь ответа, он продолжил: — Скажите, наркотики вам поставляли иранцы?

— Боже мой, так они еще и иранцы? — сразу очнувшись, удивленно спросила Сэмми. — А я думала, просто террористы.

Ей показывали фотографии смуглых молодых людей, но только теперь, когда об этом упомянул сотрудник консульства, она сообразила, что они действительно внешне напоминали иранцев. Первому же детективу, допрашивавшему ее — невысокому, стремительному офицеру из парижской полиции, — Сэмми дала честное слово, что не имеет ни малейшего представления, что за люди с густыми черными бровями и усами изображены на фотографиях. Прощаясь, детектив сказал ей, что те, кого арестовали позади склада Дома моды Лувель на подпольной фабрике наркотиков, принадлежали, видимо, к террористической группировке.

Сэмми закрыла глаза, вспоминая свои многочисленные походы на склад за нарядами Клод Лувель для ретроспективы.

— Я никого не могу опознать, — устало говорила она сотруднику консульства, — потому что, кажется, видела их лишь однажды, да и то решила, что это призраки монахов. Ну, монахов из подвала.

— Вы решили, что это призраки? — Молодой человек посмотрел на нее так, словно подтвердились самые худшие его подозрения. — Но, мисс Ларедо, они перерабатывали героин, который привозили из Марселя, с юга Франции. «Чмок», «конь» — уверен, вы знаете, что это такое. Кстати, — сменил он вдруг тему, — вы, случайно, не телевизионная знаменитость из Штатов?

— Да нет, — пробормотала Сэмми, откидываясь к стене и закрывая глаза. — Поскольку вы связаны с американским правительством, то должны были бы что-нибудь сделать с этими чертовыми иранцами.

Он нахмурился:

— Вы ведь подруга Алана де Бо, правда? Насколько я понимаю, вы были с ним, когда его арестовали?

«Бедный Алан», — подумала Сэмми, понимая, что он не смог бы сбежать, даже если бы захотел: ведь она забрала «Ламборджини». Интересно, неужели полицейские нашли Алана там, где она его оставила — в огромной темной комнате, на старинной кровати под вычурным балдахином?

— Нет. Я была в Доме моды Лувель. — Ей казалось, что говорит не она, а кто-то другой, ведь ее спрашивают об одном и том же в четвертый или в пятый раз. Сначала полицейский, потом детективы из Интерпола, теперь представитель консульства. — Никто не предполагал, что я вернусь в такое время. Я уезжала из города с Аланом де Бо, это верно, но потом решила вернуться.

Сэмми никак не могла понять, представляет ли себе этот молодой человек, что ее недавно едва не убили.

— Я поднималась на лифте, а он застрял. Я пыталась открыть его с таким грохотом, что терро… иранцы наверху решили, что это полиция. Впрочем, так и было, — сказала она, с усилием открывая глаза и старательно моргая, лишь бы не дать им снова закрыться. — Полиция была уже в здании. Они готовились к штурму и тоже меня не ждали.

Это последнее, что она помнила: голос Чипа прямо над ухом за секунду до того, как он сбил ее с ног.

Сотрудник консульства смотрел на нее с подозрением.

— Но есть кое-какие косвенные улики, мисс Ларедо, — напомнил он. — Вы служите в корпорации Джексона Сторма, верно? И вы работали в Доме моды Лувель с конца мая? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Вам сказали, что мистера Сторма и его заместителей допрашивала парижская полиция? Вы уверены, что их показания совпадут с вашими?

Сэмми удивленно взглянула на собеседника. Допрашивали Джека? Джек ничего общего не имеет со всей этой историей с наркотиками — он занимается одеждой! Дело принимало серьезный оборот. Такого рода реклама Джексону Сторму не нужна: наркотики, иранские террористы прямо в старом Доме моды Лувель! Из того, что сказал детектив, следовало — и этому можно было только удивляться, — что в дело оказались вовлечены очень многие: Соланж Дюмер, ночной сторож и Алан де Бо! У Сэмми разболелась голова. Она осторожно дотронулась до шишки на лбу и поморщилась.

Она не помнила, чтобы ее допрашивали. Знала только, что рассказала симпатичному французу из Интерпола старшему инспектору Лапэну чистую правду: она уехала, а Алан остался в Фонтенбло. Собственно, это было первое, о чем спросил ее агент Интерпола: где она была, почему вернулась в Дом моды Лувель посреди ночи и где в последний раз видела Алана, «в его доме», — ответила Сэмми. Теперь ей казалось, что именно по ее вине они так быстро арестовали его.

— Дом моды Лувель входил в недвижимость, которой семейство де Бо владело в Париже, — сообщил сотрудник консульства с самодовольным видом, — до тех пор, пока его не продали Джексону Сторму. Де Бо — бывшие владельцы здания на улице Бенедиктинцев. Уверен, вы слышали об обстоятельствах этой сделки и о том, что они надеялись выкупить дом обратно.

Да, многое еще оставалось для нее тайной. Слова медленно доходили до ее сознания, скованного одним желанием — спать. Значит, семейство Алана владело Домом моды Лувель? Бедняга Джек! Дорого же он заплатил за ткацкую фабрику в Лионе!

К счастью, в этот момент появился старший инспектор Лапэн из Интерпола и увел американца, прежде чем тот успел задать новые вопросы. Сэмми прислонилась к стене и, измученная, погрузилась в тревожное забытье. Приблизительно через полчаса интерполовец разбудил ее и предложил кофе.

— Вам получше? — Перед ней стоял невысокий круглолицый француз средних лет. На носу у него красовались очки в тонкой оправе. Он выглядел таким симпатягой, что Сэмми не могла сдержать неуверенную улыбку.

— Угу. — Она махнула головой, с благодарностью беря бумажный стаканчик и глотая горячий напиток.

В конце коридора несколько медсестер и санитар пытались остановить группу французских фоторепортеров, которые умудрились проникнуть в отделение «Скорой помощи». Они рвались сфотографировать сидящих на скамейке Саманту и Лапэна. Сэмми наблюдала за происходящим с полным равнодушием. Если по французскому телевидению покажут сюжет о том, как она сидит с офицером Интерпола в больничном коридоре, это ничуть не страшнее того, что произошло за последние двадцать четыре часа. Сэмми интересовало сейчас только одно: что в настоящий момент предпринимает Джек Сторм? Она вздохнула.

— Сотрудник консульства интересовался моим паспортом, — сказала она Лапэну. — Я не знала, что ему ответить.

Сквозь стекла очков на Саманту дружелюбно смотрели карие глаза.

— Ваш паспорт у инспектора Чизуика, — сообщил Лапэн.

Инспектор Чизуик… Старший инспектор даже произнес: «Чиззик», — так что у Сэмми не осталось сомнений — он действительно знает Чипа. «У инспектора Кристофера Чизуика», — удивленно сказала она себе. Дешевка Чип оказался копом!

Все сходилось. Сэмми внезапно почувствовала, что мысли путаются у нее в голове. Она даже захихикала. Эти крепкие мускулы, этот напор — все это могло принадлежать либо копу, либо преступнику… И он оказался настоящим агентом Интерпола! «Инспектор Дешевка Чип»! Неожиданно для себя самой, еще не перестав хихикать, Сэмми разразилась громкими рыданиями.

Старший инспектор Лапэн растерялся.

— Ну же, ну, милая леди. — Он осмотрелся в поисках медсестры. — Почему вы не хотите, чтобы вас поместили в палату?

Сэмми быстро схватила старшего инспектора за руку и заставила его сесть рядом. Она вовсе не собиралась ложиться в госпиталь; при необходимости она давно была бы уже в палате. Но она не сдвинется с места до тех пор, пока не увидит инспектора Чизуика, черт его побери!

— Мадемуазель, уверяю вас… — Лапэн вытащил из нагрудного кармана безупречно белый носовой платок и сунул Саманте. — Чизуик в прекрасном состоянии. В конце концов, у него богатый опыт по этой части — все это ему не впервой, так что, пожалуйста, не надо слез, ладно? — Он настойчиво пытался заглянуть Сэмми в лицо. — Поверхностное ранение в области ребер, только и всего, ну и еще рваные ранки от мраморных осколков. Граната, которую швырнули сверху, расколола лестницу, из-за этого получили легкие ранения многие полицейские. — Он ласково отобрал у нее платок, поскольку было очевидно, что сама она не в состоянии им воспользоваться, и вытер бегущие по щекам слезы. — Вас-то этот дождь из осколков не коснулся, потому что Чизуик закрыл вас своим телом. — Он утешал Сэмми и никак не мог разобрать, что она пытается сказать. — Так что радуйтесь тому, что целы, разве это не счастье? Ваше симпатичное личико невредимо, а?

— У меня мраморные крошки только в волосах, — всхлипнула Сэмми. Не могла же она рассказать этому человеку, как Чип набросился на нее, словно сумасшедший, защитив своим мощным телом, и она знала, откуда его раны. — Да еще их полно под одеждой. Как же мне не везет!

— Да, да, но вы ведь в порядке. — Он осторожно отобрал у нее кофейный стаканчик и поставил его на пол. — А Чизуик поправится! Слегка задели? Так это сущая ерунда для такого человека, как он.

— Лучше бы он был цел и невредим, — бессвязно бормотала Саманта. — У него ведь мой паспорт.

Ничего между ними не было бы, если бы Чип Чизуик, не пытаясь раскрыть операцию с наркотиками, не выдавал бы себя за торговца пуговицами! Из-за этого она расплакалась еще сильнее.

— Я даже не могу уехать из Парижа без него!

Интерполовец улыбнулся.

— А, уехать из Парижа! Так вот о чем вы все время говорили в машине «Скорой помощи». — Он вздохнул. — Сожалею, мадемуазель, что все происшедшее испортило ваше пребывание во Франции. В мире творятся сплошные безобразия, даже в нашем прекрасном Париже! Это очень тревожно.

Сэмми икнула, закрыв рот его платком, и вытерла слезы. Она очень редко плакала, особенно так, как сейчас. Какой же дурой она выглядит! А старший инспектор Лапэн так мило ко всему отнесся… Особенно к тому, как она вела себя в машине «Скорой помощи» по пути в госпиталь.

В тот момент она оказалась, мягко говоря, не в лучшей форме. Сейчас Сэмми догадывалась, что у нее была настоящая истерика. Но не каждый же день узнаешь, что человек, с которым она как безумная совсем недавно занималась любовью, — полицейский и его едва не убили, когда он пытался, прижав ее к полу, прикрыть от града летящих пуль. Она вспомнила, как вопила, что если немедленно не уберется из этого города, то сойдет с ума. Интерполовец и французский полицейский, сидевшие рядом с ней в машине «Скорой помощи», никак не могли ее утихомирить. И тут на носилках возникла фигура Чипа, он сел, весь обмотанный бинтами, и заорал на нее, приказывая замолчать. Саманта почувствовала такое облегчение, увидев, что он не только жив, но и способен орать, что едва не умерла сама.

На секунду она прикрыла глаза. Что за ночь! Какие безумные сутки! Всего двадцать четыре часа: шоу-ретроспектива, начавшаяся под безумный аккомпанемент дождя, внезапно появившиеся аристократки в потрепанной одежде, представители крупнейших газет и журналов, обрушившиеся на Дом моды Лувель только из-за того, что Жиль Васс стрелялся и Руди Мортесье отменил свой показ, Джек Сторм, прилетевший из Нью-Йорка. А потом, когда казалось, что больше ничего не может произойти, — кошмарная ночная сцена с Аланом де Бо!

Если бы пришлось писать об этом книгу или снимать фильм, устало размышляла Саманта, все закончилось бы именно на этом, в спальне Алана де Бо в Фонтенбло. Она никогда бы не додумалась до таких вещей, как налет полиции на Дом моды Лувель или превращение Чипа в агента Интерпола. Сэмми вздрогнула, вновь ощутив шок от внезапной стрельбы в темноте, красно-желтых разрывов, которые, казалось, вспыхнули прямо перед глазами, и от того, что Чип, толкнув ее на пол, упал прямо на нее. Именно в этот момент она ударилась головой и потеряла сознание.

«Придушить тебя за это мало!» — орал Чип. Внутренне содрогнувшись, Сэмми подумала, что остальные считают, вероятно, так же. Группа на складе выдала себя как раз в тот момент, когда Сэмми открыла дверь лифта: стрельба по лестнице и четвертому этажу началась прежде, чем полиция успела двинуться с места. Чуть позже, когда перестрелка стихла, снизу подоспело подкрепление с мощными фонарями в руках. Они-то и стащили с нее неподвижное тело Чипа. Взглянув на его обычно полную энергии, а теперь обмякшую, неподвижную фигуру, растянувшуюся на полу рядом с лифтом, Сэм буквально потеряла рассудок. Он был весь залит кровью и выглядел мертвее мертвого!

И все эти тела, вспоминала она, стараясь не расплакаться снова, все эти тела, разбросанные по лестнице… Она никогда прежде не видела мертвецов. Это было то немногое, от чего жизнь уберегла ее. Одну фигурку она не забудет никогда: ее несли вниз по ступенькам, и белая тонкая рука свисала с носилок, раскачиваясь, словно рыжеволосая хозяйка была еще жива. Сэмми закрыла лицо руками и наклонилась, почувствовав, что ей сейчас станет плохо. Голоса в конце коридора, казалось, стихли. Она ощутила на спине ладонь старшего инспектора Лапэна.

— Опустите голову между коленями, мадемуазель, — резко приказал он. — Мы все-таки должны поместить вас в палату, я настаиваю.

Сэмми отвела руки от лица, выпрямилась и глубоко вздохнула. Она не собиралась сдаваться, иначе ее действительно упекут в госпиталь.

— Я в порядке, — с трудом выдавила Саманта.

Просто кое-что она пока не может осознать, вот и все.

Подняв голову, Сэмми заметила, что в холл спускается Брукси Гудман в сопровождении двух полицейских. За Брукси следовали Наннет и Сильвия. Не веря собственным глазам, Саманта вскочила со скамейки.

Брукси бросилась к ней.

— О, Сэмми! Ты в порядке? Приехали флики и взяли всех нас — всех, кто работал в шоу сегодня… вчера, — задыхаясь поправилась она. — Боже ж мой, нас повытаскивали из постелей! Когда они приехали за Наннет, то даже не позволили ей зайти к соседям, чтобы те присмотрели за детьми. Поверишь, они оставили в няньках парижского флика! Нас отвезли в центральный полицейский участок и все выясняли, что мы знаем о Доме моды Лувель, но не сообщили, из-за чего вся эта кутерьма. Я им даже свою карточку прессы показывала — совершенно пустой номер! Флики на нее и не взглянули.

Говоря это, Брукси продолжала ощупывать лицо, плечи и руки Саманты, словно до сих пор не верила, что видит ее.

— Слушай, ты в порядке? Боже ж мой, ты знала что-нибудь о наркотиках? И чем, черт возьми, ты занималась этой ночью? Сильвия сказала, что ты уехала с Аланом де Бо, так что, когда мы услышали, что ты находишься в Американском госпитале, то просто не могли в это поверить.

Француженки, появившиеся одновременно с Брукси, тараторили что-то в унисон. Брукси замахала руками, пытаясь унять их.

— Мы видели в полицейском участке Джека Стор-ма. С ним уже был адвокат. Они чего-то дожидались, но мы не смогли переговорить с ним. Боже, видела бы ты газетчиков и телевизионщиков — они там все облазили! Сначала Жиль Васс, потом перестрелка с террористами — и все это в неделю высокой моды!

— Софи погибла. — После этих слов воцарилась мертвая тишина. Саманта поняла, что Наннет и Сильвия, услышав знакомое имя, догадались об остальном.

— Брукси, Брукси… — Голос Сэмми дрожал. — Она была вместе с ними в тайнике за складом. Мне сказали, что ее приятель — главарь всей этой банды. Я видела, как ее несли на носилках. А я так злилась вчера, потому что мы рассчитывали на нее! — Саманта не сдержалась и вновь всхлипнула. — Бедняжка Софи!

Они расплакались все разом. Малышка Сильвия прижалась к Саманте, Наннет рыдала навзрыд. Женщины обнялись, словно так им было легче разделить горе. Только теперь Сэмми осознала, что у нее в Париже куда больше друзей, чем казалось. Ведь и Брукси, и Наннет, и Сильвия приехали в госпиталь в четыре часа утра после бесконечных, ужасных расспросов именно для того, чтобы разыскать ее. Одной рукой она обняла Брукси, другой Сильвию и прижала их к себе.

— О боже, — рыдала она, — а я даже не попыталась выучить ни слова по-французски! Может, я могла бы поговорить с ней, с Софи, сделать что-то, помочь, если бы удосужилась хоть чуть-чуть выучить язык!

Четыре опечаленные женщины обнимали друг друга, вспоминали несчастную красавицу Софи, что-то одновременно громко говорили. Два жандарма подошли к ним, пытаясь немного их утихомирить.

— Они хотят, чтобы мы ушли, — объяснила Брукси, вытирая глаза. — Флики, которые привезли нас сюда, дали нам только минуту, чтобы убедиться, что ты в порядке.

Она сделала шаг назад и заглянула Сэмми прямо в лицо.

— Тебя ведь не арестовали, правда? — прошептала журналистка.

Когда Саманта отрицательно покачала головой, Брукси с широко раскрытыми глазами сообщила:

— Слушай, а ты знаешь, что Чип — коп из Интерпола? Представляешь, этот здоровяк и красавчик Чип Чизуик?

— Брукси, — торопливо прервала ее Саманта, — скажи, пожалуйста, Наннет и Сильвии: я очень благодарна, что они приехали сюда. — По выражению лица Сэмми нетрудно было догадаться: она ужасно расстроена тем, что не может сама сказать о своих чувствах.

Старший инспектор Лапэн взял за руку Сэмми, а один из жандармов потянул за собой Наннет и Сильвию.

— Слушай, Сэмми, — крикнула Брукси, — за тобой интервью! — Полицейский едва успел оттащить ее в сторону, чтобы пропустить медсестру, которая катила по коридору капельницу.

Сэм очень хотелось рассказать Брукси про Алана Де Бо, про участие во всей этой истории Соланж Дюмер, но времени у нее не было. «Возможно, она уже знает об этом», — прикинула она. Но оставался еще один вопрос, о котором, может быть, никто и не вспоминал последние несколько часов.

— Брукси, — крикнула Сэмми вслед журналистке, которую уже уводили жандармы. — А как Жиль Васс? Он будет жить?

Она увидела только увенчанную черно-оранжевыми стрелками головку Брукси, повернувшуюся в ее сторону, и толпа журналистов хлынула на нее. Ни две медсестры, ни подоспевший им на помощь санитар не смогли сдержать этот натиск. За их спинами Сэмми увидела, что на автомобильной стоянке стало гораздо светлее. Всходило солнце.

— Я думаю, нам лучше убраться из этого зала, — услышала она где-то рядом голос старшего инспектора Лапэна. — Сюда добрались журналисты. К тому же, похоже, инспектора Чизуика собираются отпустить из госпиталя. Давайте пройдем к нему.

Чип сидел на кушетке в смотровой палате. Он был обнажен по пояс, если не считать бинтов, которыми перевязывала его грудь медсестра. Сэмми невольно подумала, что даже сейчас его мощное, мускулистое тело смотрится потрясающе сексуально. Она поймала на себе его тяжелый взгляд.

— Да уж, выглядишь ты не ахти, — только и сказал он.

Его волосы, как успела заметить Саманта, были все еще покрыты слоем мраморной пыли, словно кто-то высыпал на него целую коробку талька. Правда, и сама она должна выглядеть не лучше. На ней были все те же джинсы и рубашка, которые она надела, уезжая из Дома моды Лувель. Сэмми охватило какое-то омерзительное чувство. Она провела ладонью по волосам и почувствовала на них крошки мрамора. «Не ахти»? Неужели это все, что он может ей сказать?

— Извини за задержку, Жорж. — Чип наблюдал за тем, как сестра закрепляет повязку пластырем. — Они все это время вытаскивали из меня осколки чертовой лестницы.

Так вот что произошло, когда он накрыл меня своим телом, сообразила Саманта, разглядывая знакомую мощную фигуру. Все его плечи покрывали мелкие порезы, замазанные какой-то ярко-красной жидкостью. Осколки обсыпали его с ног до головы, но он даже не пошевелился. Саманта вдруг вспомнила слова старшего инспектора Лапэна о ее лице. И кое-что еще, устало подумала она. В него попала пуля. Белая повязка на груди не оставляла никаких сомнений.

— Они арестовали Алана де Бо, — без всякого выражения сказала она.

Не поднимая головы, Чип ответил:

— Семейка де Бо разрешала использовать Дом моды Лувель для делишек с наркотиками. Они получали процент с прибыли. — Он взял с кушетки рубашку и, поморщившись, натянул ее. — Хочешь его повидать? — спросил Чип. — Жорж может отвезти тебя. Если там все уже оформили, он может организовать тебе свидание с де Бо на пару минут.

Сэмми стояла и размышляла. Яркий свет в палате резал ей глаза и, казалось, сверлил мозги. Она хотела спать, у нее ужасно болела голова. Процент с прибыли? Великолепный черный «Ламборджини», экстравагантный ужин на борту плавучего ресторана в их первую встречу, великолепное поместье в Фонтенбло — все это стоило безумных денег. Она припомнила, какое впечатление произвел на нее Алан, такой галантный, такой очаровательный, привыкший к богатству и власти. Сэмми, уставившись в пол, прикусила губу и представила, чем закончилась его попытка заняться с ней любовью. Она поняла, что не хочет видеть изменившегося, потерпевшего поражение Алана, заключенного в парижскую тюрьму.

— Нет, — прошептала она.

— Нет? — Чип спустил длинные ноги на пол и встал. Застегнув последнюю пуговицу рубашки, он кивком отпустил медсестру. — Просто «нет»?

Она не захотела отвечать.

— А что… что Соланж Дюмер? — спросила Сэмми, думая о Софи.

Он отвернулся и взял галстук и пиджак с металлического стула.

— Она тоже получала процент. Этот реликт — Дом моды Лувель — едва ли мог приносить деньги, зато служил надежным прикрытием. Его не сохраняли бы для старух, которые никогда не могли оплатить свои счета. — Вскинув голову, Чип надел галстук и аккуратно затянул узел. — Соланж была давнишней приятельницей семейки де Бо. По крайней мере кого-то из них.

— Софи погибла. — Она не смогла скрыть боль, которую испытала от этих слов.

Он быстро взглянул на нее.

— Да, я знаю.

Сэмми подняла глаза, посмотрела на его суровое, ничего не выражающее сейчас лицо и поняла, что Чип вспомнил то же, что и она: вечер в кафе, Софи в его объятиях, поцелуй.

— Ее уже нельзя было спасти, Саманта, — сказал Чип слегка изменившимся голосом. — Я пытался, поверь. Но они держали ее при себе последние несколько дней и даже не пустили на шоу. Они хорошо знали, что делают. — Хмурясь, он поправил узел галстука. — Она могла создать для них огромные проблемы. Героин творит с людьми ужасные вещи.

В чем он пытается убедить ее? Если ты кого-то обнимаешь и целуешь, поскольку это часть твоей работы, — какая разница? То же самое происходило, когда он занимался с ней любовью, — он должен был это делать, потому что она болталась у всех под ногами, настырно совалась на склад, устраивала шоу-ретроспективу!

Пытался ли он спасти Софи? Входило ли это в его планы? Саманта почувствовала горечь: «Софи — нет, Сэм Ларедо — да?»

Старший инспектор Лапэн подал Чипу пиджак. Сэмми наблюдала, как он одевается, преображаясь на глазах. Темно-синий, хорошо сшитый дорогой костюм делал этого и без того симпатичного мужчину просто неотразимым. Он стал не просто копом, а офицером международной полицейской организации. Исчез грубый акцент кокни. Речь стала отчетливой и ясной — прекрасный, истинно английский язык. Несмотря на посеревшие от мраморной пыли волосы и красные пятнышки дезинфицирующей жидкости, Чип выглядел уверенным в себе, неотразимым красавцем. Раз он занимался с ней любовью только из-за того, что это часть его работы, все происшедшее между ними ничего не значит. Похоже, она вновь оказалась одной из многих.

Ей вдруг стало ужасно стыдно за сцену в машине «Скорой помощи». Она не только стонала и рыдала, но умоляла его не умирать, крича, что он спас ее, что она виновата в его ранах и никогда себе этого не простит. Она наговорила массу невероятных вещей перед старшим инспектором Лапэном и французскими жандармами! Наверное, это выставило Чипа в очень неблагоприятном свете, с горечью подумала она. Неудивительно, что он в конце концов приподнялся на носилках и заорал на нее.

— Твой босс желает с тобой переговорить. — Чип стоял перед зеркалом и, хмурясь, пытался пригладить пальцами растрепанные волосы. — Он хочет, чтобы ты позвонила ему в отель «Плаза Атеней». У Жоржа есть телефон.

Джек? Она не желает разговаривать сейчас с Джексоном Стормом.

— Нет, — буркнула Саманта.

— Нет? — Она поймала в зеркале удивленный взгляд темных глаз. — Нет? — повторил он.

Она сжала губы, избегая его взгляда. Как много ему известно? Может быть, все, вздохнула Сэмми. Полиция проверила все. О ней и Джексоне Сторме ему, возможно, стало известно уже несколько недель назад.

— Нет, я не желаю разговаривать с Аланом де Бо, — она упрямо выпятила нижнюю губу. — И не желаю разговаривать с Джеком Стормом.

Он повернулся к ней, и Сэмми с удивлением обнаружила, что Чип улыбается. Невозможно поверить, что это тот самый Чип, которого она знала. Перед ней стоял улыбающийся незнакомец со слегка подрагивающей ямочкой на щеке около самоуверенного, очень притягательного рта. Почему же он так на нее смотрит?

— Я просто хочу уехать отсюда, — прошептала она. — Я собираюсь домой.

— Хорошо. — Улыбка стала еще шире. Чип был явно очень доволен. — Придется немного подождать. Я обязан появиться в штаб-квартире Интерпола в Сен-Клу и написать кучу докладных, но днем мы сможем покинуть Париж.

Проходя мимо старшего инспектора Лапэна, Чип размашисто хлопнул его широкой ладонью по плечу.

— Ты сможешь найти для нее кровать где-нибудь в конторе, Жорж? Она должна поспать, если собирается вести машину.

— Вести машину? Какую машину? — Сэмми охватили неясные подозрения. — О чем ты говоришь?

Чип порылся в кармане и вручил французу ключи.

— Если нетрудно, организуй, чтобы кто-нибудь пригнал мою машину к штаб-квартире. У меня все уже собрано, осталось только запереть квартиру.

— О какой машине идет речь? — Она преградила Чипу путь.

— Твои вещи тоже уложены, — бросил он, едва взглянув на Саманту. — Правда, не все наряды поместятся в сумке. Не возражаешь, если будет несколько бумажных пакетов?

— Ты отправил кого-то собрать мои вещи? — Она торопливо следовала за Чипом.

Как только они открыли дверь, выяснилось, что в коридоре толпятся репортеры и фотографы. Он быстро отступил назад, оттолкнув Саманту.

— Черт их возьми! — выдохнул Чип и повернулся к инспектору Интерпола. — На сей раз твоя очередь, Жорж. Скажи им, что интервью не будет, и постарайся, чтобы моя физиономия не попадала в объективы.

Сэмми почти не заметила рвущуюся к ним толпу журналистов. Она ухватилась за руку Чипа, в то время как Жорж вышел вперед.

— Куда мы едем? — повторяла она. — Послушай, о чем вообще идет речь?

Чип посмотрел на нее сверху вниз, заставил покрепче взять себя под руку. На какое-то мгновение появился прежний Чип — дьявол-искуситель.

— О том, что пообещал тебе в «Скорой помощи», любовь моя, — ответил он с лукавой улыбкой, — когда ты подняла весь этот шум. Я увожу тебя к черту из этого Парижа.

 

21

В штаб-квартире Интерпола оказалось несколько маленьких комнаток, которые предоставлялись в распоряжение агентов, находящихся здесь проездом или оказавшихся в переделке и нуждающихся в нескольких часах сна. Старший инспектор Лапэн проводил Саманту в комнату, окна которой выходили на сквер и конторские здания. Здесь стояла широкая кровать и имелся душ. Глаза Сэмми слипались, но она успела заметить свою дорожную сумку и несколько бумажных пакетов, аккуратно сложенных на пластмассовом стуле, таком же, какие можно встретить в любом американском мотеле. Увидев, что Саманта сразу же направилась к кровати и, не раздеваясь, плюхнулась на нее, старший инспектор Лапэн застыл от удивления.

— Мадемуазель, — наклонился к ней интерполовец, — может, вы хотите переодеться? Здесь есть душ; если желаете, искупайтесь перед сном. Могу прислать вам завтрак.

Но Сэм уже спала мертвым сном.

Шестью часами позже отдохнувшая, принявшая душ, аккуратно подкрасившая личико и надевшая оранжевое платье, купленное в бутике Лауры, Саманта чувствовала себя заново родившейся на свет. Но она пребывала далеко не в лучшем настроении.

Сэмми не помнила, что согласилась ехать с Чипом в Лондон. Из-за испытанного шока она действительно очень шумела по дороге в госпиталь. Может, у нее и была истерика, но Сэмми не верила, что могла забыть о подобном обещании. По словам Чипа, он сказал ей, что через несколько часов, написав докладные записки, покидает Париж, и она несколько раз настойчиво просила, даже умоляла его увезти ее. Чип утверждал, что свидетелями тому были старший инспектор Лапэн и жандармы. К сожалению, Лапэн уехал домой, а где найти двух полицейских, он вообще понятия не имел.

То, что Чип о многом умолчал, Саманта поняла, увидев его машину, припаркованную за офисом Интерпола.

— Я не могу это вести! — взорвалась она.

Сэмми в жизни не видела машины уродливее, а уж ей пришлось повидать на своем веку всякие развалюхи!

— Во-первых, руль не с той стороны, — жалобно бормотала она, обходя видавший виды автомобиль Чипа на высоких колесах, с неприкрытыми фарами и широкой брезентовой стропой, обмотанной вокруг капота, чтобы он не открывался. Единственное, что говорило в пользу этого монстра, — поблескивающая свеженькая темно-зеленая краска.

— Это английская машина, любовь моя, — невозмутимо пояснил Чип, укладывая в багажник ее сумку и пакеты. — Необходимо только одно: доведи ее до Кале, до парома, а в Англии за руль сяду я. — Он бросил на Саманту тяжелый взгляд. — Да будет тебе известно, там правостороннее движение.

Сэмми заметила, как изменился его облик. Впервые курчавые непокорные волосы были более-менее аккуратно зачесаны, хотя и длинноваты сзади. Он, конечно, принял душ и побрился в одной из комнатушек Интерпола. На нем была белая рубашка, весьма консервативный галстук в серо-голубую полоску и узкие черные брюки. По его виду невозможно было сказать, что он давно не спал — разве только веки слегка отяжелели. От прошедшей ночи не осталось и следа — лишь несколько красных пятнышек на шее. Саманта даже ощутила некоторое раздражение, увидев, как он с веселым видом усаживается на напоминающее ведро сиденье для пассажира и пристраивает длинные ноги под передней панелью машины.

— Разбуди меня, когда приедем, любовь моя, — попросил Чип, откидываясь назад и закрывая глаза.

— Ты даже не собираешься объяснить, как работает эта штуковина? — возмутилась Сэм.

— Если уж ты управилась с «Ламборджини», — пробормотал он с закрытыми глазами, — сможешь вести и мою машину. Только будь осторожна, ладно?

Она делает это только потому, что у нее нет сил спорить, решила Сэмми. Спорить с Чипом, насколько она успела убедиться, совершенно бесполезно. Раз уж она собралась в Нью-Йорк, какая разница — вылетит из Лондона. И уж, что правда, то правда, ей ужасно хотелось выбраться из проклятого Парижа. Саманте казалось, что она вообще не сможет думать или дышать, пока не уберется из этого города. И если уж она не может попасть прямо на борт «Боинга» в аэропорту Шарля де Голля, поедет с Чипом в Лондон, поскольку это в данный момент наилучший вариант.

Пока Сэмми довела машину до окраин Парижа, ее мнение об автомобиле Чипа изменилось: допотопный драндулет был оснащен сверхмощным двигателем, так что на перекрестках срывался с места, словно испуганный олененок. Правда, ручка переключения скоростей, казалось, была залита бетоном, так что Саманте поначалу приходилось приводить ее в действие обеими руками. Кроме того, похоже, этот автомобиль вообще не знал, что такое амортизаторы.

Когда Сэмми выехала на окружную дорогу, мужчина рядом с ней лениво приоткрыл один глаз и распорядился:

— Теперь поезжай по шоссе А-1 на север, любовь моя, а у Арраса поверни на А-26 — прямо на Кале.

Сэмми, напряженно следя за дорогой, только пробурчала:

— Сейчас остановлюсь и уступлю тебе водительское место. Я вообще не понимаю, почему делаю это все!

— Мне необходимо поспать, Саманта, — пробормотал Чип, слегка поворачиваясь. — Разбуди меня, когда подъедем.

Повернув на Северную автостраду, она удостоверилась, что он крепко спит. Саманта взглянула на Чипа: в свете яркого летнего солнца его усталость была особенно заметна. Между прямыми черными бровями залегли глубокие складки, следы переутомления или, может быть, боли, подумала она, вспомнив о повязке на ребрах. Он спал, запрокинув голову, слегка приоткрыв рот и тихонько посапывая.

Через несколько секунд Чип пошевелился, поворачиваясь в ее сторону, и Сэмми заметила кровь, просочившуюся сквозь повязку и выступившую на белой рубашке. Значит, рана кровоточила так, что промокли даже бинты, а он не сказал ей ни слова. Саманта с раздражением поняла, что поведет машину и дальше. Она и впрямь не представляла, как он сумеет без нее добраться до Лондона.

Прошло совсем немного времени, и выяснилось, что ехать легче, чем она предполагала. Как только ей удалось привыкнуть к тому, что руль расположен справа и что машина срывается с места в карьер, едва нажмешь на педаль газа, все остальное оказалось не так уж и плохо.

Свернув около Компьена с шоссе, чтобы заправиться, Сэмми почувствовала себя гораздо лучше — у нее словно открылось второе дыхание. Стоял ясный июльский день, жаркий и солнечный, по голубому небу плыли пышные белые облака, какие бывают только летом, вокруг раскинулись зеленые просторы северной Франции, поля, похожие на шахматные доски, и старинные маленькие деревушки выглядели соблазнительно прекрасными. После недель, проведенных в замкнутом пространстве Дома моды Лувель, замечательно было увидеть над собой голубое небо, а впереди — бескрайний горизонт.

Ожидая, пока заправят машину, Саманта нашла стойку с парижскими газетами. В глаза бросились заголовки, кричащие о полицейском налете на подпольную лабораторию в Доме моды Лувель. Сэмми ухватила целую кипу газет, расплатилась с девушкой у кассы и подошла к стеклянной стене станции техобслуживания.

«Террористы изготовляют наркотики. Подпольная лаборатория раскрыта», «Полиция против Дома моды Лувель», «Убиты трое иранцев». Из тех немногих французских слов, которые она понимала, Сэмми уловила смысл заголовков и догадалась об остальном.

Первые страницы пестрели фотографиями полицейских фургонов и заграждений, блокирующих улицу Бенедиктинцев и ближайшие переулки, а также двух бородатых молодых людей в наручниках, которых выводили через знакомые средневековые двери Дома моды Лувель. Еще один снимок запечатлел Джека Стор-ма, покидающего парижский полицейский участок вместе с Деннисом Волчеком, Питером Фрэнком и скорее всего адвокатом с кейсом в руках.

Сэмми прижалась лбом к стеклу, украшенному рекламами моющих средств «ОМО» и сигарет «Житан», и всматривалась в английскую машину на заправке. С того места, где она стояла, ей была видна кудрявая черноволосая макушка Чипа и краешек его плеча. Ясно, что он все еще спит. Жгучие лучи солнца проникали сквозь стекло, о которое, громко жужжа, билась муха. Девушка у кассы громко разговаривала по телефону. Вспомнив недавние события, Сэмми неожиданно почувствовала, что у нее подгибаются колени.

Неужели эти воспоминания останутся с ней навсегда, задумалась она, закрывая глаза. Она почти физически ощутила, как что-то взрывается, услышала, как свистят пули, как грохочет из-за дверей склада мощное оружие, сотрясающее темноту, словно землетрясение, как полиция открывает ответный огонь. Она вспомнила и то, как Чип накрыл ее своим огромным телом, тяжело дыша ей прямо в ухо. Первым ее чувством тогда была ярость: он повалил ее на пол и не отпускал, хотя она вырывалась.

Но Чип спас ей жизнь.

Стоя с закрытыми глазами, Сэмми хмурилась и никак не могла разобраться, что за странное смятение, невероятную тяжесть вызывает в ее душе этот человек. Она открыла глаза и поискала, куда бы выбросить газеты, но тут заметила короткую строчку внизу первой страницы «Ле Монд»: «Couturier servit».

Зная по-французски всего несколько слов, Сэмми все-таки попыталась прочесть заметку. Несколько раз ей попалось имя Жиля Васса. Она догадалась, что «servit» означает «жив» или «выжил».

Саманта снова скомкала газеты, продолжая наблюдать, как служащий станции заправляет английского уродца. Жиль Васс будет жить, а она, возможно, никогда не узнает, что станется со знаменитым любовным треугольником. Жиль Васс и Лизиан? Или Жиль Васс и Руди Мортесье? Странности любви. Жиль Васс пытался застрелиться, лишь бы уйти от их бремени.

Она заметила собственное отражение в сверкающем на солнце стекле. «Я тоже ненавижу выбирать», подумала Сэмми, разглядывая высокую, весьма интересную незнакомку в огромных модных очках, закрывающих пол-лица. Соломенного цвета волосы гладко зачесаны назад и завязаны дорогим шелковым шарфом, стройность фигуры подчеркивает прекрасно сшитое платье из бледно-оранжевого шелка. Шикарная, дорогая женщина, по которой безошибочно можно определить: это роскошный Париж. «Не думаю, что она знает, куда направляется», — вздохнула Саманта, разглядывая собственное отражение. Стреляться она, безусловно, не собиралась. Впрочем, готовых решений тоже не имелось.

И все-таки же чужая, никому и ничему не принадлежащая незнакомка направляется из Парижа в Лондон. Она знает несколько слов по-французски — достаточно, чтобы заправить машину и прочитать заголовки в газетах. Француженка за прилавком разглядывает ее со смешанным чувством восхищения и бессильной зависти. Всего несколько недель назад она сама точно так же смотрела бы на эту даму.

Последние дни Сэмми неслась куда-то, охваченная безумной решимостью добиться успеха с шоу в Доме моды Лувель, не успевая ни подумать, ни понять, что происходит. Она просто позволяла событиям и людям увлекать ее за собой.

Еще не поздно позвонить Джексону Сторму.

В сумке по-прежнему лежит копия ее предложений, а Джек все еще в Париже. Старший инспектор Лапэн передал ей листочек с телефоном Джека в «Плаза Атеней».

С другой стороны, если уж она едет в Лондон с Чипом…

Саманта очень удивилась, что одна мысль о Чипе вызвала в душе бурю эмоций и смутила ее. Он, конечно, симпатичный и сексуальный, но это путь в никуда, решила она. Хуже того, он вернет ее к жизни, от которой она так старательно бежала. Боже, если уж ей захотелось связаться к копом, это можно было запросто сделать, не покидая Шошоун-Фолс!

Их любовь в Доме моды Лувель. Все, что делал Чип, выполняя свою работу, он постарается повторить снова, дай она ему хоть малейший шанс. Сэмми чувствовала: если она не будет осторожна, обязательно попадет в новую переделку.

Открылась дверь, и служащий станции сообщил, что машина готова.

«Я отвезу его в Лондон, — нехотя решила Саманта. — Но это все».

…Внутри машины под брезентовой крышей было ужасно жарко, и Сэмми даже подумывала разбудить Чипа, чтобы откинуть верх. Он успел еще больше сползти на сиденье в сторону и занимал столько места в маленьком салоне, что ей пришлось отталкивать его ногу, чтобы освободить рукоятку переключения скоростей. На лбу у него выступили капельки пота, черные кудри, влажные от жары, снова превратились в привычную небрежную шевелюру. Не отдавая себе отчета, Сэмми протянула руку и откинула пряди волос с его глаз.

Осторожно приложив большой палец к его щеке, она убедилась, что, хотя Чип и вспотел, жара у него нет. Сэмми не торопилась отвести палец от его лица. Она разглядывала спящего Чипа, напряженную прямую линию черных бровей, густые и длинные загибающиеся ресницы, суровые складки в углах рта. Тем, кому нравятся сильные, крепкие мужчины, он, без сомнения, должен казаться очень привлекательным. Самоуверенный, властный, сексуальный и к тому же англичанин! Ничего-то Сэмми о нем не знала!

«Но ведь ты и не желаешь узнать его ближе!» Она отвернулась, включила первую скорость, отпустила сцепление. Машина подпрыгнула и так мощно рванулась вперед, что она, взвизгнув, сдернула ногу с педали газа.

Совсем близко раздался сонный, хриплый голос:

— Осторожнее, любовь моя, иначе мы никогда не доберемся до Кале.

Сэмми не сводила глаз с дороги. Из всех, с кем она в конце концов могла бы связать свою жизнь, коп был, пожалуй, наихудшим вариантом. Ну, может, на ступенечку выше, чем водила грузовика, дворник или просто бездельник.

Она сможет позвонить Джеку Сторму из Лондона. Она еще сможет стать модельером. Мир со всеми его благами все еще открыт для нее. Она может сесть в самолет и улететь в Нью-Йорк, как только доберется до Лондона.

Питер Фрэнк, держа в руках листок с записями, вошел в гостиную роскошных апартаментов отеля «Плаза Атеней», обставленных в стиле восемнадцатого века.

— В Интерполе ответили… — начал он и осекся.

Седовласый Король Сторм тяжело опустился в кресло, держа в руке недоеденный бутерброд. Он не отрываясь смотрел на телеэкран.

В новостях показывали кадры, отснятые во время налета на Дом моды Лувель: помещение ателье, баррикады, устроенные полицией, укрывшиеся за ними жандармы в голубой форме. Следующий эпизод был отснят уже в Американском госпитале. Камера скользнула по лицам журналистов, толпящихся за спиной французского репортера, и выхватила скамейку в конце коридора, на которой сидели невысокий мужчина и стройная девушка в джинсах и клетчатой рубашке. Когда ее показали крупным планом, она устало закрыла глаза и прислонила к стене светловолосую голову. Выжившая в перестрелке между парижской полицией и иранскими террористами, Сэмми явно нуждалась в отдыхе и сне, но все-таки была удивительно красива.

— Что? — не поворачивая головы, спросил Джек Сторм.

Питер Фрэнк долго молчал, рассматривая Сэм Ларедо на телеэкране, потом заглянул в свои записи.

— В Интерполе сказали, она уехала в Лондон. Но они дали номер телефона, по которому нам, может быть, удастся связаться с ней немного позже.

В спальне вновь раздался телефонный звонок, и Питер Фрэнк услышал, как на него ответил Деннис Волчек.

— Вокруг этого дела много шумихи в Штатах, — продолжал Пит. — Минди, наверное, говорила вам, что программа «С добрым утром, Америка!» сообщила, будто Джексон Сторм открывает в Париже Дом высокой моды. Они даже раздобыли кое-какие фотографии и показали их вчера. Дать опровержение?

— Позже, — рявкнул Сторм.

Совершенно бесплатная реклама, которая в другой ситуации стоила бы миллионы, размышлял Питер Фрэнк, а он сидит перед телевизором, не отвечает на звонки из штаб-квартиры, отказывается от лавины просьб об интервью для французских и американских газет и даже не взглянул на кипу документов, касающихся продажи Дома моды Лувель, которые оставил адвокат.

Великий Король Сторм сидел перед телевизором, держа на коленях поднос с едой, и ловил на экране образ единственной женщины, которая ушла от него сама.

— Неплохо, если она вернется в Париж и даст несколько интервью, — предложил Питер.

Джек Сторм поставил поднос на столик, стряхнул с кончиков пальцев крошки и поднялся. Когда он повернулся, его знаменитый голубой взгляд светился решимостью.

— Она вернется.

В гостиную вошел Деннис Волчек.

— «Вуменс вэа дейли» сообщает: по Нью-Йорку распространился слух о том, что мы собираемся открыть новый дом моды здесь, в Париже. Фэйрчайлд на проводе. Хотите поговорить в ним?

Джек Сторм только вскинул руки вверх, останавливая своего помощника.

— Мы можем опубликовать материал в сегодняшних английских газетах и сегодня же попасть в новости Би-би-си?

Мужчины переглянулись, Питер Фрэнк пожал плечами:

— Если передать информацию из Нью-Йорка — возможно. Надо попробовать.

Джек Сторм гордо вскинул голову, и губы его медленно растянулись в улыбке.

— Она все-таки прелестная куколка, эта девчушка. Я по-прежнему уверен, что она принесет нам миллионы!

— Джек… — начал было Деннис.

— Заткнись. — Сторм продолжал улыбаться. — Ты когда-нибудь видел, чтобы я отказался от того, чего хочу? — Не дожидаясь ответа, Джек мягко продолжил: — Я знаю Сэмми. Я люблю эту девочку и знаю ее. У меня есть то, чего она хочет, поверь. — Он провел ладонью по волосам, помолчал и медленно и отчетливо произнес: — О'кей, мы сегодня же объявим, что Сэм Ларедо назначается главой отделения корпорации Джексона Сторма в Париже.

Когда они прибыли в Кале, с запада, со стороны пролива, надвигалась гроза. Сэмми ожидала увидеть уродливый шумный городок со множеством доков, подъемных кранов и эллингов, как в любом американском порту. Вместо этого она обнаружила совершенно пустынный берег с плотно утрамбованным золотистым песком, на котором и остановила машину в ожидании парома. Плескались сероватые морские волны, где-то вдали, за горизонтом, была Англия. На солнце медленно наползали фиолетовые грозовые тучи, поднялся сильный ветер.

Сэмми стояла рядом с уродливой машиной, повернувшись лицом к все усиливающемуся ветру с моря. На, нее вдруг навалилась нечеловеческая усталость. И, только набрав полную грудь солоноватого морского воздуха, она почувствовала странную легкость.

За серо-синими водами лежала Англия. Именно с этого спокойного, чистого побережья, возможно, кто-то из ее далеких предков много веков назад отплыл вместе с Вильгельмом Завоевателем. А потом они отправились из Англии дальше, к берегам Америки. Внезапно ее охватило невероятное ощущение — мир оказался таким необъятным, таким опасным и таким прекрасным, если взглянуть на него с высот истории!

За ее спиной лежала Франция и вся Европа, старая и непонятная приехавшим сюда из Нового Света, но бесконечно пленительная. Каким-то чудесным образом случилось так, что эта высокая, стройная женщина, стоящая на берегу, — не кто иная, как она, Сэмми Уитфилд, и это ее волосы и платье развеваются на ветру. Это она стоит в нерешительности и не может выбрать между старым и новым.

Появился паром с толстым резиновым бампером, напоминающим гигантскую автомобильную шину.

Под его днищем перекатывались волны. Путешествие, на которое у тех, кто когда-то отправился завоевывать Англию, ушли многие дни, сегодня стало делом сорока пяти минут.

Сэмми облокотилась на машину Чипа, наблюдая за направляющимся прямо на них паромом.

«Все, что ты должна сейчас сделать, — со вздохом подумала она, — это принять решение».

 

22

Сквозь глубокий, тяжелый сон Сэмми ощутила, что кто-то трясет ее за плечо, пытаясь разбудить, и нашептывает прямо в ухо:

— Саманта, Саманта, дорогая, перестань плакать.

Низкий хрипловатый голос показался знакомым, но даже это не помогало, она никак не могла остановиться. Потом на рот легла ладонь, чтобы заглушить плач, и она почувствовала, как ее обнимает сильная рука. Тот же самый голос продолжал:

— Саманта, все позади. Больше ничего не случится. Но если ты не прекратишь свои завывания, соседи вызовут полицию.

Она постаралась сбросить его руку с плеча и решительно села в кровати, всматриваясь в темноту широко распахнутыми глазами. Ее трясло, кожа покрылась холодным потом. Ей снилось вовсе не то, о чем подумал Чип: не перестрелка, не ужасные крики, не атака на Дом моды Лувель. Хотя, может, началось именно с этого.

— Где мы? — закричала Саманта. Реальность постепенно возвращалась к ней из темноты. — Что я делаю в твоей постели?

Чип снова прижал ее к себе. Она ощутила тепло и силу его тела, крепкие мускулы под гладкой кожей, бинты на груди. Повязка, вспомнила она. Сильные руки качали ее, как ребенка, Сэм уловила знакомый мускусный запах.

— Это Лондон, любовь моя, ты в Лондоне. Мы с тобой слишком длинные, чтобы уместиться на диване. Это моя кровать.

Поскольку она продолжала всхлипывать, Чип погладил ее большой ладонью по волосам.

— Все забудется через минуту, Саманта. Просто расслабься и прижмись ко мне.

Она знала, что ничего не забудется, но уткнулась лицом в его плечо. «Это всего-навсего Чип», — сказала себе Сэмми.

— Буран, — всхлипнула она, — проклятая снежная буря!

Саманта ухватилась за его мускулистые плечи и впилась в них пальцами.

— Во сне меня никогда не находят, и я впадаю в панику. Когда это произошло в действительности, они посмеялись надо мной. Им это показалось забавным. Но в ночных кошмарах меня никогда не находят!

Чип протянул руку и включил лампу на столике около кровати. Комнату залил яркий свет. Саманта, щурясь и все еще цепляясь за обнимающие ее руки, покрепче прижалась к Чипу. В ее глазах стоял ужас.

— Снежная буря? — раздался совсем рядом его голос, — Какая буря, любовь моя?

— Этот чертов буран. — Слегка охрипшая от рыданий Сэмми обхватила его за шею, не желая, чтобы он вдруг исчез. — Меня высадили из школьного автобуса и оставили дожидаться у почтового ящика одного из братьев, чтобы он забрал меня. Я была только во втором классе.

Но никто так и не пришел. Тому, кто не был беден, не жил за тысячу верст от цивилизации, невозможно объяснить, что означает выйти из школьного автобуса, остаться посреди завывающей снежной бури и в конце концов понять, что о тебе просто забыли! Кто-то надрался до такой степени, что уже не мог о тебе вспомнить, или, может быть, отправился загонять скот, а это важнее. Такое случалось не однажды.

Сэмми знала, что никто никогда не придет ей на помощь. Продолжая всхлипывать, она прижалась к мощной груди Чипа. Ей пришлось с таким ожесточением за все бороться! На многое смотреть сквозь пальцы, много работать, не упускать ни одного шанса.

— И ты умерла. — Чип улыбнулся, крепко прижимая ее к себе.

Нет, конечно, не умерла, подумала Сэмми, нахмурилась, откинулась назад, заглянула ему в лицо и увидела, как сверкают опушенные длинными густыми ресницами черные глаза. Губы его растянулись в улыбке, на щеке появилась маленькая ямочка.

— Мой брат приехал на маленькой лошадке, потому что не мог вести пикап в такой буран. — Она по-детски потерла глаза кулачком. — Ему это казалось очень смешным.

— Бедная сиротка посреди бурана, — прошептал Чип, уткнувшись в ее волосы. — Никто ее не любит.

— Что? — Она попыталась оттолкнуть Чипа, но он крепко прижимал ее к себе, так что ей трудно было пошевелиться. — Ты не понимаешь, — всхлипнула она, слегка выпятив нижнюю губу. — Никто никогда не понимал!

— А скольким людям ты рассказывала об этом, кроме меня? — тихо спросил Чип.

Саманта задумалась.

— Только тебе, — призналась наконец она.

Она снова расслабилась, прижалась к Чипу, ощутив удивительный покой и уют, и вдруг почувствовала себя в полной безопасности.

— Тебе не понять. Это ночной кошмар. Он повторяется, когда я сильно устаю или… или когда со мной происходят… ну, многие вещи. От этого просто так не отделаешься.

Широкой ладонью Чип отвел назад ее волосы и погладил по голове.

— Бедняжка Саманта.

Она прижималась влажным от слез лицом к его груди, чувствуя, как внутри у него что-то зарокотало от низкого голоса.

— Бедная красавица Саманта! Она боится холода и снега. Она боится, что останется одна и что никто ее не любит. Разве я не прав?

«Не совсем прав». Сэмми нахмурилась.

— Ты не знаешь, что это такое, когда тебе снится одно и то же. — Она снова всхлипнула. — А оно повторяется и повторяется, из года в год, и я знаю, что никогда не смогу от этого освободиться.

— Это плохо. — Чип продолжал нежно поглаживать ее по голове. — Это ужасно тяжело — то и дело видеть кошмары, — ласково бормотал он, — и испытывать жалость к себе. Особенно если учесть твою удивительную красоту. Ведь ты — сокровище, которое хотел бы сжать в своих объятиях любой мужчина. К тому же ты умная, талантливая, смелая женщина. — Она попыталась отодвинуться, но он продолжал: — А все остальное — из-за того, что ты, Саманта, — одинокая сиротка, поджидающая кого-то на ветру и холоде. По крайней мере, кажется, ты такой себя представляешь.

На мгновение она замерла, не веря в услышанное.

— Это низко — так говорить, — сказала она не очень уверенно и попыталась оттолкнуть его. — Мне кажется, ты смеешься надо мной из-за этого кошмара.

Чип поспешил сжать ее в своих объятиях еще крепче, не давая ей отстраниться.

— Я не смеюсь. Мне просто тяжело смириться с тем, что ты живешь с постоянным ощущением какой-то утраты, особенно если будишь меня в три часа утра горькими рыданиями. А ведь оснований для этого не так уж много!

— Но это так похоже на явь! — возразила она и попыталась вырваться из его рук. — Мне совершенно наплевать, что ты думаешь по этому поводу. Я могла бы и раньше догадаться, что ты ляпнешь что-то подобное, ты… ты… здоровый самец… коп!

Чип одной рукой прижал ее голову к своему плечу.

— Ты спала с де Бо? — прорычал он ей прямо в ухо.

— А это какое имеет ко всему отношение? — взорвалась Сэмми. — Мне просто приснился страшный сон. — Ей удалось отодвинуться настолько, чтобы заглянуть ему в глаза. — К тому же ложиться в постель с тобой я больше не собираюсь, так что можешь убираться!

— Ты уже лежишь со мной в постели, — напомнил Чип. — Я спросил, позволила ли ты де Бо любить тебя?

Сэмми прикусила губу. Он совершенно прав: она действительно лежит в постели с Чипом, и единственное, что на ней надето, — узенькие трусики. На Чипе вообще не было никакой одежды, и по тому, как его сухопарая фигура прижималась к ее телу, она совершенно точно определила, насколько он возбужден.

— Где мы? — спросила она вдруг, оглядываясь по сторонам. — Это гостиница?

— Моя квартира в Лондоне. — Он не сводил с нее блестящих черных глаз. — Ты собираешься отвечать?

— Ты снял с меня одежду, — дрожащим голосом начала Сэмми. — Тебе понадобилась для этого вся твоя выдержка, правда?

Он опустил голову пониже и губами нежно провел по щеке, легонько коснулся уголка ее губ.

— Так ты позволила этому сукиному сыну любить тебя? — повторил он.

От прикосновения губ Чипа и ощущения его теплого дыхания у самого уха, когда он прошептал эти слова, тело Саманты словно пронзило электрическим током и она задрожала.

— А… а… — едва выдохнула она, не находя в себе сил, чтобы сосредоточиться, — а… нет, он не смог.

— Не смог? — Чип поднял голову и удивленно посмотрел на нее. — Не смог… что?

О боже, зачем она только сказала это! Сэмми замерла под его испытующим взглядом. Ну почему у нее вечно правда сама срывается с языка?

— Я… э… Ты никогда не сможешь понять, как это человек порой совершает ошибки, правда? — вспыхнула Сэмми. — Кроме того, какое тебе дело? Отпусти меня. Я не хочу оставаться в этой кровати.

Он ее, конечно, не отпустил.

— Де Бо овладел тобой? — повторил Чип.

— Ради всего святого, отпусти меня! Я его не любила, и к тому же у него есть своего рода… проблема… из-за наркотиков, я думаю. Мне стало… — Она перешла на шепот. — Мне стало гораздо легче, когда он не смог… ничего сделать, — закончила она торопливо, не дожидаясь, пока он повторит вопрос.

Чип, все еще прищурившись, рассматривал ее, слегка отстранив от себя и ухватив за плечи. Его пальцы сжимались все крепче.

— Ты хочешь сказать, что была в постели с де Бо и единственная причина, почему ничего не произошло, в том, что он импотент?

Сэмми отвернулась.

— Ну, не совсем. Честно говоря, мне совершенно не хотелось ложиться с ним. — Воспоминания о том вечере были мучительны. — Это… ох, это трудно объяснить. То есть ты прав, но… не совсем. То есть мне просто показалось, что я его любила. Ну что, теперь ты доволен?

— А когда ты изменила свое мнение? — Его голос звучал весьма сурово. — После того, как он занялся с тобой любовью?

— Да… нет! Я не знаю! — Сэмми ужасно хотелось, чтобы он отпустил ее, от его мертвой хватки заболели руки. — Как бы там ни было, не могу же я заниматься любовью с тобой, правда? — закричала она. — Это уж из ряда вон!

— Да что ты? — Голос его прозвучал мягче обычного. — Как это «из ряда вон», Саманта?

— Не могу я с тобой связываться! Потому что в моей жизни все из-за тебя путается. Потому что ты заставляешь меня испытывать то, чего я не хочу!

Он долго молчал, а потом сказал знакомым суровым тоном:

— Я не могу пробиться к тебе, Саманта. Ты всегда воздвигаешь стену, и невозможно понять, что же творится в твоей красивой головке. Но ты хотя бы можешь себе представить, что значит заниматься с тобой любовью, деля тебя с другим мужчиной или даже двумя? Или, может, тебе все безразличны, даже я? — спросил Чип, нетерпеливо встряхнув ее за плечи. — Или ты, упрямица, собираешься выдумать себе какого-то совершенно необыкновенного супермена?

Она удивленно уставилась на Чипа. Сомнений быть не могло: он знал о Джеке. И все это время он знал и об Алане де Бо.

— Что за глупости ты говоришь!

— Так как же это — «из ряда вон», Саманта? — снова ласково спросил Чип.

— Я уже сказала! — Она безуспешно попыталась оттолкнуть его. — Вот так, как сейчас, если уж тебе необходимо знать! Видишь, что ты делаешь? Ты не даешь мне ни малейшего шанса! А я… я вообще теряю голову рядом с тобой! Я слишком много работала, — закричала она, — чтобы допустить такое! Это глупо! Я не хочу влюбляться в тебя и не буду тебя любить!

Сэмми в ужасе уставилась на Чипа, осознавая сказанное. Любовь… Она и сама не знала, почему с губ сорвалось именно это слово.

— Я уезжаю в гостиницу! — завопила Сэмми, пытаясь выбраться из постели.

Сильные руки вернули ее назад.

— Нет, не уезжаешь. Ты останешься здесь. — Чип уложил ее рядом с собой и крепко обнял: одной рукой — за плечи, другой — за талию. — Я тоже слишком много работал, чтобы допустить такое, — прошептал он, прижимаясь губами к ее рту. — Я тоже не рассчитывал на это, Саманта. Но думаю, что могу смириться с этой мыслью. А теперь, — сказал он, удобно пристраиваясь рядышком, — скажи еще раз, что теряешь голову, когда я рядом.

— Отпусти меня!

Его ладонь лениво двигалась вверх от запястья к локтю, пульс постепенно учащался под ласково рисующим круги на ее коже большим пальцем. Когда его рука вдруг коснулась ее обнаженной груди, у Сэмми оборвалось дыхание.

— Не хочу я иметь с тобой никакого дела, ты, здоровый, п-противный с-самец!

— Он не хотел тебя, Саманта. — Пальцы ласково поглаживали ее ключицу и наконец, медленно спустившись вниз, накрыли грудь, сразу налившуюся под его рукой. Соски напряглись, Сэмми задыхалась. — Де Бо увез тебя в Фонтенбло, потому что им нужно было избавиться от героина. Из-за твоего шоу в особняке началась кутерьма, толпилась куча народу. Они уже пришли в отчаяние, и де Бо — тоже. Бедолага! Если бы он знал, что ни на что не способен!

— Нет, это неправда! — закричала она и задрожала оттого, что его губы нежно коснулись ямочки на ее шее. — Он по-настоящему хотел меня, я знаю! Он… он говорил, что обожает меня!

— Ну кто же может остаться к тебе равнодушным, любовь моя? Во мне ты разожгла настоящий огонь! — Его губы ласково скользили по щеке. — Саманта, я хочу тебя, — прошептал Чип. — Очень. Я представлял тебя в твоей квартире, одну на этой чертовой черной кровати, и не мог заснуть, вспоминая, как все у нас было. Я с ума сходил из-за этого де Бо. Как жаль, я не знал тогда, что он — ничто! Это здорово облегчило бы мне жизнь.

— У тебя и впрямь нет совести. — Она застонала, когда он губами и языком словно обрисовал ее напрягшиеся груди. — У него большая проблема. Ты не имеешь права смеяться.

Ее пальцы уже запутались в его мягких курчавых волосах, тело дутой выгнулось ему навстречу, дыхание стало тяжелым и прерывистым. От одного прокосно-вения его губ по венам Саманты разливалась медленная огненная волна, спускающаяся вниз и проникающая в горячее лоно. Он был такой большой, такой тяжелый, такой мощный. Одна его рука крепко сжимала Саманту так, что она не могда даже пошевелиться, а другая скользила к талии и округлым бедрам. От одного этого прикосновения ее тело сводило непроизвольная судорога.

— Де Бо и был-то всего-навсего распространителем наркотиков, — прошептал Чип, не отрывая губ от ее груди. — Он заслужил то, что получил. — Чип приподнял голову и придвинулся так, что их глаза оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. — Саманта, скажи, что любишь меня.

— Ты сошел с ума? — выдохнула она. Ее тело дрожало от возбуждения и желания. Она скользнула одной ногой вдоль его тела, пытаясь обвить его ноги, но потом остановилась. — Почему я должна говорить такое?

— А почему же ты находишься здесь, в моих объятиях? — требовательно спросил он. — Ты не из тех, кто ложится в постель с первым встречным, Саманта. Я хорошо тебя знаю. Это видно по твоим глазам.

— Нет, нет… Это только секс, — простонала она. — Меня привлекают… богатые, властные мужчины!

Она услышала тихий смех.

— Как замечательно обнимать такое упрямое существо, как ты, дорогая моя. По крайней мере, все абсолютно честно. Но ты ведь не можешь от меня отказаться, правда?

Сэмми резко сбросила с бедра его руку.

— Послушай, мы оба знаем, как ты великолепен и сексуален. Ты вынужден буквально отдирать от себя поклонниц, которые только и делают, что вешаются тебе на шею. Но, поверь, я вполне могу устоять!

— Поклонниц? — задумчиво переспросил Чип. — А! Ты имеешь в виду Соланж?

Она приподнялась на локте и внимательно посмотрела на него.

— А я привлекаю тебя тем, что не схожу с ума от желания влюбиться в какого-то… какого-то копа-интерполовца. Ведь именно из-за этого ты ко мне прилип?

Его лицо окаменело.

— Нет, суть в том, что я обожаю спорить. И бороться. А ты — первая женщина, которая буквально атаковала меня, но желая причинить мне физическую боль, а не для того, чтобы усладить свою плоть. И должен признать, в этом был свой особый шарм. — Не успела Сэмми возмущенно открыть рот, как он продолжил довольно безразличным тоном: — А тут еще я обнаружил, что ты — создание, недовольное всем на свете, запутавшееся, легко сбивающееся с пути, попадающее под чужое влияние. К тому же ты чуть больше, чем следует, как типичная американка, привыкла обманывать себя, ты грубовато-амбициозна и, возможно, мстительна. И ты — одна из самых очаровательных женщин, с которыми мне приходилось встречаться. Я сошел с ума, впервые увидев тебя!

— Ну ты и нахал! — закричала она, садясь в постели.

— Не бей меня, Саманта, — быстро попросил Чип. — У меня еще болит бок.

Сэмми хмуро покосилась на него, пытаясь отыскать в своей душе хоть какие-то чувства, кроме ярости. Он сказал, что она страдает от снобизма и легко сбивается с пути, попадает под чужое влияние, видимо, имея в виду Алана де Бо. И еще сказал, что она занимается самообманом — типично по-американски. Тогда, ради всего святого, что же она делает с ним в постели?

Сэмми замерла. Чип поморщился от боли.

— Правда больно? — неохотно спросила она.

— Боюсь, что да. — Он скривился. — И помочь мне может одно. Неужели ты не видишь, что мне просто необходимо немедленно заняться с тобой любовью?

Сэмми нахмурилась, потом протянула руку и отбросила простыню. Чип лежал перед ней, вытянувшись во весь рост. Она восхищенно смотрела на его обнаженное великолепное тело. Они только что говорили об Алане де Бо, а она даже не могла вспомнить, как тот выглядел. «Ну как можно быть настолько сексуальным!» — смущенно подумала Саманта.

— Но кровь больше не идет, правда? — Она осторожно дотронулась пальцами до марлевой повязки на его груди. Бурые пятна были пока сухими. — Думаю, лучше вызвать врача.

Чип схватил ее за запястье.

— Ерунда. Неважно. Но… — В его глазах вновь вспыхнули ехидные искорки. — Не могла бы ты сегодня взять на себя ведущую роль? Неужели тебе не хочется подарить мне немного любви?

Она отдернула руку.

— Вот видишь, об этом я и говорю! Ты действительно невыносим!

Вслед за озорными искорками в глазах на лице Чипа расцвела не менее лукавая улыбка.

— Я бросил к твоим ногам свою жизнь, любовь моя, — проникновенно сказал он. — Точнее, если мне не изменяет память, на тебя, на твое великолепное тело. Я принял на себя пулю и мраморные крошки, которые предназначались тебе, моя радость. — Его рука обвилась вокруг ее талии. — Ты могла бы, по крайней мере, поцеловать меня в знак благодарности.

Сэмми хотелось бы найти в себе силы и воспротивиться ему, но он обладал какой-то невероятной властью над ней. Кончиками пальцев она отвела с его лба сбившиеся кудри.

— Ты — искуситель, — прошептала Сэмми. — Ты привык получать от женщин то, что хочешь получить, да?

— Не всегда. По крайней мере, от тебя мне нужно совсем другое. — Он не сводил с нее настойчивого взгляда. — Так как насчет поцелуя? Перемирие?

Она со вздохом легла рядом с ним. Чип лениво обхватил ее рукой, притянул к себе, и Сэмми с восторгом ощутила его тепло и возбуждение. Она лежала, прижавшись к его плечу, и думала о том, что он только что сказал.

— Почему ты это сделал? — спросила она наконец. — Толкнул меня на пол и прикрыл собой, когда началась перестрелка?

Он запустил пальцы в ее мягкие волосы.

— Это моя работа, и именно поэтому, если помнишь, я сказал, что тебя следовало бы придушить. Меньше всего я предполагал увидеть в этом проклятом лифте тебя.

Она повернулась к нему, разглядывая четко очерченный нос и жесткую линию подбородка. Да, какие-то чувства к этому человеку испытывать можно, решила Саманта, но все-таки с ним очень трудно иметь дело. Он абсолютно непредсказуем. Взять хотя бы ее ночные кошмары. Он так нежно сжимал ее в объятиях, когда она проснулась вся в слезах! И тут же посмеялся над ней, обозвав сироткой, попавшей в буран! Чип жесткий человек — проще сказать, коп.

— А заниматься со мной любовью тоже входило в твои обязанности? — прошептала она.

Он повернулся к ней.

— Нет. Это нарушение одного из важнейших правил. И ужасно непрофессионально.

Сердце ее бешено забилось.

— Ты хочешь сказать, что это вообще не должно было случиться? — Сэмми приподнялась на локте и, склонившись над Чипом, заглянула в его красивое, но хмурое сейчас лицо. — Посмотри на меня, — сказала она, беря его пальцами за подбородок и поворачивая к себе. — Отвечай, черт тебя возьми!

— Саманта, я хочу тебя. Больше, чем любую другую женщину. — Черные глаза смотрели на нее очень серьезно. — Я ужасно боялся сегодня утром, что ты откажешься поехать. Я рад, что ты в Лондоне, рядом со мной, а не несешься на самолет, чтобы снова начать охоту неизвестно за чем и неизвестно где. — Он обхватил ладонью ее затылок. — Я прошу тебя: поцелуй меня, прежде чем опять передумаешь.

Внезапно его рот крепко и требовательно прижался к ее губам. Все было как прежде — непонятно и захватывающе, и мир закружился вокруг нее. Ее волосы упали ему на лицо, она услышала, как Чип глухо застонал, и поняла, что его рот ищет ее губы. Она ощутила легкий аромат зубной пасты и кофе. И его запах, такой мужской, такой загадочный, такой возбуждающий.

— Саманта, дорогая моя, — пробормотал он, когда она оторвалась от него, чтобы отдышаться, — подари мне свою любовь. Не заставляй мое тело мучиться от боли по тебе.

Его пальцы ласково коснулись ее бедер, потом, лаская ягодицы, прижали ее к себе.

— Иди ко мне, — попросил Чип. — Моя упрямица, моя радость. Сама подари мне любовь, даже если сейчас тебе не очень этого хочется.

Сэмми вдруг поняла, что хочет отдать ему все, что только сможет. Эти чувства оказались такими глубокими и сильными, что она замерла, потрясенная.

— Почему ты хочешь этого от меня? Я имею в виду, почему я должна…

— Называй это благодарностью, — оборвал ее Чип, приподнимая над собой. — И прекрати спорить!

— Ладно, не двигайся, — быстро согласилась она. — Я все сделаю. Господи, я не хочу, чтобы у тебя снова открылась рана.

— Сладкая моя. — Чип закрыл глаза. — Я весь твой.

Он говорил чистую правду. Сэмми поняла это, взглянув на его широкую грудь, упругий живот и небрежно раскинутые ноги. Доверчивый и сильный, возбужденный и прекрасный, он откровенно ждал ее ласк. Жесткий, непонятный ей мужчина. Жаждущий ее. Верящий ей.

Сэмми начала с нежных любовных прикосновений, она ласкала его, ощущая, как он все больше напрягается от каждого ее движения. Она прижималась к его крепкой шее, чувствуя на губах вкус его кожи, быстро и легко целуя глаза и нос. Потом ее губы добрались до его уха, и она жарко задышала, не в силах справиться с лавиной чувств.

Как странно, непонятно и волнующе дарить свою любовь Чипу! Он, безусловно, силен и прекрасен. Эти мысли кружились у нее в голове, когда она скользнула •губами по его плечу, мощным бицепсам и уткнулась в сгиб руки у локтя. Его кожа была солоноватой и шелковистой, тонкие черные волоски покрывали руки. Прежде чем лечь, Чип принял душ, и Сэмми ощущала смешанный с ароматом мыла запах сильного мужчины. Это было очень приятно — любить его! Даже больше, чем просто приятно, радостно думала она, лаская языком его кожу чуть ниже белой повязки.

Он лежал совершенно неподвижно.

— Удивительная женщина, — услышала она приглушенный голос. — Это просто великолепно.

Сэмми никогда не поступала так прежде, но каждый раз, когда его тело отвечало ей, она ощущала, как ее плоть вспыхивает огнем и стремится к нему. Она медленно скользила вниз, сантиметр за сантиметром изучая губами его тело. Это был Чип, большой, крепкий и красивый, и она дарила ему свою любовь. Чувство это настолько поглотило ее, что она готова была отдать ему все на свете.

— О, дорогая моя, — бормотал он, — будь осторожна… Бог мой… а-а, да-да, вот так…

Ее пальцы и язык, пройдясь по его плоскому животу, добрались до бедер и густой поросли волос внизу живота, нащупав твердую напрягшуюся плоть. Когда она сомкнула на ней губы, тело его задрожало, и из горла вырвался сдавленный исступленный стон.

— Тебе больно? — испугалась Сэмми.

Чип попытался засмеяться.

— Нет, радость моя, не больно, но это похоже на пытку… о, любовь моя… осторожнее!

Она ласково поцеловала его, томно и чувственно, прислушиваясь к отрывистым словам любви, которые срывались с его губ. Вдруг он жалобно застонал, словно в агонии.

— Не двигайся, дорогая… о, любовь моя… Боже, подожди!

Он приподнял ее и усадил на себе. Казалось, их одновременно охватил огонь страсти, от которого задрожали тела. Ей хотелось поделиться вспыхнувшим в ней пламенем, а Чип пронзал ее, и лицо его светилось радостью победы и полнотой испытываемых чувств. Никогда прежде Саманта не представляла себе, что может так желать его или кого-то другого, но сейчас ей нужно было, только чтобы он продолжал проникать в нее со все нарастающей страстью. Она раскачивалась, поглаживала и ласкала его руками и жадными губами, покрывала поцелуями рот, глаза, волосы.

— Давай вместе, — раздался его дрожащий голос. — О, дорогая, скажи, что любишь меня!

Эта неистовая просьба проникла в самые глубины ее души так же, как Чип проник в глубины ее тела. Сэм изогнулась, перед глазами у нее засверкали тысячи огней, ее пронзили тысячи стрел.

— Я люблю тебя! — крикнула Саманта, с удивлением понимая, что это правда.

Он обхватил ладонями ее затылок и притянул к себе, губы их слились в жадном поцелуе. Время остановилось, мир замер. В темноте, во всей вселенной не было никого, кроме них двоих, ничего, кроме вихря охвативших их чувств. Его хриплый стон раздался где-то совсем рядом с ее губами, он конвульсивно содрогался, отдавая ей всю свою силу и страсть. Это была любовь.

Сэмми осторожно опустилась на сильное тело Чипа. Он, все еще дрожа от удовольствия, крепко обхватил ее руками и прижал к себе так, словно вообще не собирался размыкать объятия. Она лежала, прижав ладони к его плечам, не выпуская его из себя, чувствуя в себе его жар, его желание.

— Выходи за меня замуж, Саманта, — неожиданно сказал Чип.

 

23

— Если мы поженимся, где мы будем жить? — спросила Сэмми.

Она стояла в дверях ванной комнаты и наблюдала, как Чип бреется. На его великолепном теле не было ничего, кроме бинтов. Он слегка нагнулся над раковиной, заглядывая в зеркало и проводя лезвием по намыленной верхней губе. Сэмми не могла сдержать восхищения, любуясь мускулами его спины, крепкими длинными ногами и сильными бедрами и ягодицами. Он выглядел настолько мощно, настолько мужественно, что мысли Сэмми были полны сладострастия. Далеко не каждый мужчина может похвастаться такой фигурой. Ей очень нравилось вот так стоять в дверях ванной и наблюдать за ним.

Его черные глаза поймали в зеркале ее взгляд, пока Чип стряхивал с бритвы в раковину мыльную пену.

— Не «если» мы поженимся, Саманта. Мне казалось, что мы уже решили этот вопрос.

«Ладно, предположим, решили», — мысленно согласилась она.

— Хорошо, где мы будем в этом случае жить?

Он приподнял подбородок и начал водить лезвием по коже.

— В Лондоне, по большей части. Я работаю здесь, в Скотланд-Ярде, уезжаю только по заданиям Интерпола. — Он минуту помолчал и добавил: — Здесь много модных магазинов. Лондон — не такая уж дыра, как ты думаешь. Ты никогда не думала заиметь собственный бутик?

Она удивленно уставилась на него. Ее первой мыслью было: инспектор Чизуик командует во всем. Только потом она поняла, что удивлена и растрогана. Он беспокоится о ней!

— Да, это было бы великолепно, — неуверенно начала она. — Но у меня нет капитала, с которым можно было бы начать такое дело, как ты понимаешь.

Он нахмурился, потом повернулся к зеркалу и продолжил бритье.

— Я мог бы обеспечить финансирование этого дела. А когда нам придется уезжать, будешь оставлять кого-нибудь вместо себя, чтобы присматривал за магазином. Скажем, наймешь менеджера. Ты ведь в большинстве случаев захочешь ездить со мной, правда?

Она видела, что Чип говорит совершенно серьезно. У него уже все было распланировано: бутик, менеджер, совместные поездки. Звучало это восхитительно.

— Хотя не следует слишком торопиться с магазином, — посоветовал он. — Лучше подождать. У меня есть родственники в Калгари, в Канаде. Это недалеко от Вайоминга, правда? Думаю, мы проведем медовый месяц там.

Ну вот, теперь они уже едут на медовый месяц в Канаду! Типичный англичанин, размышляла Саманта, думает, что Калгари совсем рядом с Вайомингом.

— Ты, конечно, прекрасный организатор, — сухо заметила она. — Так когда начинается наш медовый месяц?

Чип бросил бритву в раковину и повернул кран, все еще глядя в зеркало. Одна его бровь удивленно поползла вверх.

— На следующий день после свадьбы, глупышка, — нежно объяснил он, обжигая ее горячим и не слишком пристойным взглядом. — Скажем, послезавтра.

Сэмми проглотила вставший в горле комок. Она, конечно, уже поняла, что ее влечет к властным, умеющим командовать мужчинам. Но теперь она уяснила, насколько сильно это влечение Инспектор Кристофер Чизуик… Интерпол .. Скотланд-Ярд .. Медовый месяц, бутик и путешествие в Канаду. Интересно, не купил ли он уже и билеты?

— Я могу взять трехнедельный отпуск, — сказал Чип, опираясь на раковину и продолжая сверлить ее черными глазами. — Я всегда мечтал увидеть Канаду и Штаты. Навестим твоих родственников?

Саманта взглянула на него с удивлением. Об этом она как-то не думала Все ее братья были уже женаты и более-менее устроены, хотя двое сидели без работы, а Джек, самый младший, по-прежнему отмечался в полицейском участке после того, как был осужден за драку в баре. Сэмми почему-то была уверена, что ее братьям Чип понравится, — он, пожалуй, покруче их. Может, он найдет общий язык даже с отцом. Чип почувствует себя как дома в ее семье, несмотря на то, что он полицейский.

— Думаю, да, — пробормотала она и полюбопытствовала: — А ты всегда бреешься голый?

Он вновь удивленно вскинул брови.

— А ты всегда наблюдаешь голая за тем, как бреется голый мужчина?

Она быстро опустила глаза, посмотрела на себя и почувствовала, что краснеет под его горячим взглядом.

— Я никогда не наблюдала за тем, как бреется мужчина, — пробормотала она. Сэмми чувствовала, что щеки ее полыхают, но не собиралась убегать в спальню. Она встретилась с Чипом взглядом и вскинула подбородок.

— До тебя у меня был всего один мужчина. — Она хотела полной ясности в их отношениях.

— Я знаю, любовь моя, — тихо сказал Чип и улыбнулся ей в зеркало.

«Удивительный человек». Сэмми с любовью глядела на Чипа. Он не собирался расспрашивать ее о Джеке и, возможно, никогда не соберется, если она сама не захочет поговорить об этом.

— Что они делали с героином? — спросила она, чтобы сменить тему. — Им ведь приходилось вывозить его из Дома моды Лувель, правда?

Чип склонился над раковиной и плеснул водой на лицо.

— Они выносили его через подземную часовню.

— Но Алан водил меня вниз, все мне там показал.

Конечно, вдруг поняла она, так он и должен был поступить. Алан де Бо даже настоял, что все покажет сам, чтобы она никогда не спускалась туда одна. С ним она была там в безопасности. А каким замечательным казалось ей то время, ее первое утро в Париже, вспомнила Сэмми. Алан был так очарователен, когда показывал ей гробницы крестоносцев! Он убедил ее, что экскурсия не больше чем шутка, а сам был связан с наркобизнесом. Вспомнились Саманте и многие другие довольно странные вещи, например, необъяснимая сцена между Аланом и Софи в день ее приезда, когда расстроенная манекенщица убежала от него прочь. Это тоже, вероятно, было связано с наркотиками.

— В чем дело, любовь моя? — Чип внимательно следил за выражением ее лица.

— Ни в чем, — вздохнула Сэмми. — Просто я ничего не понимаю. Все у него было — внешность, деньги, титул. Ты ведь знаешь, что Алан де Бо — герцог?

Он усмехнулся.

— Какая-то боковая ветвь семейства Анжева, но никаких денег, любовь моя, уже сотни лет. Все — сплошной обман. Они получали доход от торговли наркотиками.

«Еще и это! — подумала Сэм. — Алан де Бо — еще одна странная, темная сторона парижской жизни, к которой относятся и все эти потрепанные титулованные старухи и их родственники, то и дело появляющиеся в Доме моды Лувель».

— Надеюсь, мне никогда больше не придется иметь дело с аристократами, — содрогнулась Сэмми. — Теперь я понимаю причины американской революции.

Мужчина, стоящий перед умывальником, замер, поднеся бритву к намыленной половине лица.

— Нельзя судить об урожае по одному гнилому яблоку, Саманта. Будь милосердной.

— Нет, можно. К тому же Алан де Бо — не один. Есть еще старая герцогиня, скрывающая болезнь внучки, лишь бы выдать ее замуж, и целая команда клиенток, которым шили наряды, не ожидая, что они когда-нибудь заплатят. А еще существовало «право господина», — продолжала она все громче, не давая Чипу прервать ее. — Это когда господин проводил ночь с несчастной новобрачной своего крестьянина, лишая ее девственности. Жестоко и отвратительно! Все вообще отвратительно! Какое лицемерие! Эти принцессы, графини и герцогини — все они ничуть не лучше остальных. Просто банда уличных разбойников! И если бы не они, не было бы прикрытия для операций с наркотиками!

— Возможно, и нет, — мягко согласился Чип и снова занялся бритьем. — Согласен, их использовали в качестве прикрытия.

— Вот чего я никак не могу понять: что они делали с героином после того, как выносили его в подвал?

— В подземную часовню, любовь моя, — поправил Чип. — Часть канализационной системы Парижа проходит в этой части города. До сих пор существует маленький ручей между бульваром Капуцинов и улицей Бенедиктинцев. А раньше на противоположных берегах стояли два больших монастыря. Сейчас все оказалось под землей и связано с коллектором, идущим от Оперы. Это и было залогом успеха. — Чип повернулся к ней, с его лица падали капельки воды. — Будь добра, подай мне полотенце. — Он замер, подозрительно уставившись на нее. — Что тут смешного?

Она прислонилась к дверному косяку и рассмеялась.

— Смешно слышать об этом от тебя! Коллектор! Есть старый фильм «Призрак оперы», его знает каждый американец. События происходят в парижских коллекторах, но это все-таки шутка!

Чип сдернул с крючка полотенце, прижал его к влажному лицу и посмотрел на Сэмми.

— Ты не собираешься одеться и пойти пообедать? — Он скользнул нежным взглядом по ее прекрасной фигуре от копны соломенных волос до босых ступней. — Или вернемся в постель и опять займемся любовью?

В этот момент раздался телефонный звонок.

Саманта заметила, как изменился его взгляд. Чип прислушивался к трезвону. Его красивое лицо ничего не выражало.

— Это тебя. Можешь поговорить в спальне.

— Как это меня? — удивилась она. — Ни у кого нет этого номера.

— Саманта, пожалуйста, возьми трубку, — тихо попросил Чип.

Сэмми быстро направилась в спальню. Сев на кровать, она, нахмурившись, протянула руку к телефону.

— Алло?

Послышался голос Питера Фрэнка.

— Сэмми? Прекрасно! Мне дали этот номер в Интерполе. Рад, что застал тебя. Передаю трубку Джеку.

— Беби, куда ты делась? — раздался сочный, ровный голос Сторма. — Сэмми, кончай валять дурака, садись в самолет и возвращайся в Париж. Я брошу весь мир к твоим ногам, дорогая. Ты меня слышишь? Сегодня мы объявили в средствах массовой информации, что ты назначаешься директором парижского отделения корпорации. Включи телевизор. Прочти утренние газеты. Все уже там!

— Что? — Саманта подняла глаза. Чип, обернув бедра полотенцем, стоял в дверях ванной комнаты. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, Джек. Что за парижское отделение?

— Ты нужна мне, Сэмми, — властно прозвучал его голос. — Я люблю тебя, куколка, но не буду тебя подталкивать. Я не хочу, чтобы ты прямо сейчас принимала решение. Об этом мы сможем поговорить и позже. Сейчас ты должна быть в Париже. Тут только об этом и говорят. Самое время для Джексона Сторма! Спрос, какого ты и представить себе не можешь!

Сердце ее учащенно забилось.

— Джек, подожди…

— Это твой счастливый билетик, Сэмми! Ты хотела получить Дом моды Лувель, и ты его получила. Хочешь протащить эту идею с высокой модой, открыть шикарный бутик, завоевать Париж отличными товарами из Америки — получишь и это. Но ты нужна нам, беби. Ты нужна нам! Они тут с ума посходили — подавай им Сэм Ларедо. И мне тоже, — нежно добавил Джек. — У нас все получится!

Саманта смотрела на помрачневшего красавца, который замер в дверях и молча наблюдал за ней. Она не знала, что отвечать.

— Джек, подожди минутку. Я не хочу завоевывать Париж. Я… я выхожу замуж.

На минуту воцарилась полная тишина. Потом голос Джека Сторма неожиданно дрогнул.

— Сэмми, мне потребуется немного времени, чтобы получить развод. Но, дорогая, благодаря тебе я самый сча…

— Джек! — Сэмми сорвапась на крик. — Я выхожу замуж за человека, которого ты не знаешь! Он… он полицейский, работает в Интерполе.

Она не смогла сдержать глубокий нервный вздох. Ладонь, в которой она сжимала телефонную трубку, неожиданно стала влажной. «Я бросаю все, о чем мечтала. Все, за что боролась целых два года. Действительно ли я хочу этого?»

— Я думаю, мы поженимся в ближайшее время, — выпалила Саманта.

На противоположном конце провода воцарилась непроницаемая тишина. Сэмми даже решила, что связь прервалась.

— Джек? — неуверенно позвала она.

После долгого молчания до нее донесся ответ:

— Кто бы он ни был, Сэмми, он не для тебя. Я знаю тебя, прелесть моя. Я знаю, чего ты хочешь, и только я могу дать это тебе. Сердцем ты чувствуешь, что я прав, верно? — После небольшой паузы он продолжал: — Радость моя, ты беременна? У тебя неприятности? Не выходи за этого парня, возвращайся ко мне. Я сделаю все, что ты захочешь, дорогая, я позабочусь о тебе.

Беременна? Саманта уставилась на телефонную трубку.

— Джек, у меня нет никаких неприятностей. Я знаю, что делаю. — Она замолчала, поняв, что приняла окончательное решение. Она выйдет замуж за Чипа и станет счастливой женой полицейского. Не так уж много, но ведь она любит этого человека. Сэмми опять ощутила, как ее охватывает это новое чувство — удивительное и всепоглощающее.

— Я думаю, твоя любовь должна принадлежать твоей жене, Джек, — решительно заявила она. — Не стоит продолжать эти игры. Все-таки ты не становишься моложе. Знаешь, если есть кто-то, кто тебя любит, надо держаться за него. Я это только сейчас поняла.

— Ты любишь меня, Сэмми, — загремел у нее в ухе львиный рык. — Я — единственный, кого ты любишь! Меня, а не какое-то ничтожество, которое только что встретила. Беби, я тебя знаю. Ты честолюбивая, хорошенькая, в тебе есть изюминка — все. Но ты еще ребенок. Рядом с тобой должен быть сильный мужчина, который поможет тебе достичь того, чего ты хочешь. Господи, мне что, сесть в самолет и прилететь за тобой в этот чертов Лондон?

Она посмотрела туда, где Чип, стоя в дверях, прислушивался к их разговору. Джек Сторм не представляет себе, во что рискует ввязаться, если собирается запросто отобрать ее у инспектора Кристофера Чизуика.

— Послушай, — тихо сказала она. — Я не люблю тебя, Джек, прости. И я больше не ребенок. Я даже не Сэм Ларедо. Думаю, все это сотворил со мной Париж. И знаешь, Джек… — Она колебалась. — То, что творится в Париже вокруг Джексона Сторма, — великолепный шанс. Воспользуйся шумихой. Корпорация может немало сделать в высокой моде. Думаю, тебе следует прочесть мои предложения, когда будет время.

— Ты просто очень устала и подавлена, Сэмми! — Джек Сторм по-настоящему кричал на нее. — Ты не сделаешь этого сумасшедшего шага! Ты не бросишь все, что я тебе предлагаю! Послушай, ты встретила какого-то парня, когда тебе было плохо…

— Он не просто парень! — завопила Сэмми. Она повернулась к Чипу, все еще стоящему в дверях, потому что хотела, чтобы он видел ее лицо. — Джек, тебе, может, трудно поверить, но я собираюсь стать женой самого замечательного мужчины, которого встречала в своей жизни. Он всего-навсего полицейский, но он способен дать мне все, о чем я мечтаю. И я очень его люблю!

Она не стала дожидаться ответа Сторма, повесила трубку, встала и медленно пошла через всю комнату.

Прямо в крепкие объятия Чипа.

Отель «Каннот» оказался маленьким и на первый взгляд без особых претензий. Вокруг раскинулся симпатичный небольшой парк, где так приятно было прогуляться. Портье приветствовал Чипа как старого знакомого.

Хорошо, размышляла Сэм, наблюдая, как Чип расплачивается с водителем такси, отель очень похож на место, которое может довольно часто посещать полицейский из Скотланд-Ярда: небольшой, консервативного вида и, должно быть, не слишком дорогой. Входя в темный, обшитый деревянными панелями вестибюль, она следила за Чипом влюбленными глазами. На нем был темно-синий костюм, белоснежная рубашка и привычный галстук в серо-голубую полоску. Несмотря на все усилия, Чипу так и не удалось пригладить непослушные кудри. Суровое, решительное лицо — само совершенство. «И этот мужчина принадлежит мне», — с гордостью думала Саманта.

В дверях ресторана она несколько изменила свое мнение. «Каннот» вполне мог оказаться и весьма дорогим заведением, решила она, разглядывая панели из темного дерева, старинные канделябры, толстый, дорогой ковер. Метрдотель, высокий седовласый человек с внешностью президента солидного банка, тоже знал Чипа.

— Давно мы вас не видели, милорд.

Чип крепко ухватил Сэм за локоть.

— Я уезжал из Лондона, Лоуренс. — Он вдруг заторопился. — Посади нас где обычно, если можно.

Саманта удивленно осмотрелась и обнаружила, что в зале полно прекрасно одетой публики. На столах стояли весьма дорогие блюда. Ресторан отеля «Каннот» оказался очень тихим местом, похожим, как ей показалось, на весьма дорогой, чисто английский клуб. Чип так быстро проследовал за Лоуренсом, что она почти не успела рассмотреть окружающих.

Их столик оказался рядом с окном, выходящим на чудесный, окруженный стеной сад.

— Леди Констанс была у нас в среду, — сообщил мэтр, предлагая Чипу переплетенное в тисненую кожу меню. — Она очень ждала вашего возвращения в Лондон, ваша милость.

Саманта даже представить себе не могла, что у Чипа есть знакомые, к которым следует обращаться «леди», но она уже давно поняла, что пока не знает о нем многого. Например, они поселились в прекрасной квартире, обставленной старинной, наверное века восемнадцатого, мебелью. Дом расположен в фешенебельном районе Лондона, чего никак не может позволить себе человек, живущий на зарплату полицейского инспектора. Когда Саманта поинтересовалась, Чип объяснил, что квартира принадлежит одной корпорации и, когда он бывает в городе, его друг позволяет ему пользоваться ей.

— Попробуй морской язык по-дуврски, — посоветовал Чип, заглядывая в меню. — Обычно его готовят замечательно.

— Кто такая леди Констанс? — шепотом поинтересовалась Сэм.

Книжка меню медленно опустилась, и Сэмми увидела лицо Чипа: знакомый, ничего не выражающий, загадочный взгляд. Перед ней вновь сидел инспектор Кристофер Чизуик, властный и немного суровый.

— Саманта, хочу тебя предупредить: в «Канноте» ты ни в коем случае не должна повышать голос. Это не Париж и не Дикий Запад. К тому же я голоден и хочу пообедать. Попробуй ассорти из жареного мяса.

— Но я и не думала повышать голос, — удивилась Сэмми. Она снова осмотрела элегантный обеденный зал и порадовалась, что надела довольно нарядную блузу из бежевого шелка и подходящую к ней юбку в складку, а из украшений — нитку искусственного жемчуга. — Я лучше съем морской язык по-дуврски. И если леди Констанс — твоя старая подружка, мне нет никакого дела до твоего прошлого. Я люблю тебя, мы собираемся пожениться… — Сэмми вдруг задумалась. — Она ведь не стриптизерша, я надеюсь?

— Саманта, — голос мужчины напротив прозвучал довольно сердито, — она никакая не стриптизерша А если ты будешь продолжать кричать, я заткну тебе рот вот этой салфеткой. Понятно?

— Во-первых, я не кричу. — Сэмми начало удивлять происходящее, потому что она обнаружила, как у него на скулах заходили желваки. — Во-вторых, если ты только попытаешься сделать что-нибудь с этой салфеткой, то пожалеешь об этом, поверь. — Она упрямо выпятила нижнюю губу. — У меня четверо братьев, и я прекрасно владею левой.

— Я люблю тебя, Саманта. Ради всего святого, постарайся об этом помнить. — Чип снова поднял меню и сказал, прикрываясь им: — Правильным было обращение «милорд», а не «ваша милость». «Ваша милость» — мой троюродный брат. Лоуренс что-то на минуточку забылся.

— Боже, так есть еще и какая-то «милость»? — Сэмми закрыла глаза.

Воцарилось молчание. Затем Чип в очередной раз опустил меню, и она поймала на себе странный, почти умоляющий взгляд обычно таких самоуверенных черных глаз. Он несколько минут смотрел на нее, потом глубоко вдохнул и тихим голосом произнес:

— Дорогая, мое полное имя Перси Чарльз Кристофер Эдвард Джордж. А титулы — граф Брейсгедл, виконт Варрингтон, барон де Клэр. Семейству моей матери принадлежит манчестерская нитяная фабрика «Дозьер». А сама она — леди Констанс Чизуик, вдовствующая графиня Марль.

Сэмми сидела и смотрела на него, склонив голову набок, солнечные лучи играли в ее светлых волосах.

— Но ты ведь коп, — пробормотала она, пытаясь осознать только что услышанное. — Кто такой Перси Чарльз Кристо… Твою маму, — сказала она уже громче, — зовут леди Констанс?

Он еще крепче сжал челюсти.

— У меня не было времени объяснить тебе все утром. К тому же я знал, что этот чертов американец воспользуется телефоном, который ему дали в Интерполе. Я хотел подождать.

— Ты хотел подождать? — До нее все еще не доходил смысл сказанного. — Ты хотел подождать и посмотреть, понравятся ли мне все эти имена — всякие там графы и бароны?

— Это титулы, — процедил Чип сквозь зубы. — Не зовут же меня Граф, я просто английский граф! И виконт, и барон. — Заметив, как изменилось выражение ее лица, Чип быстро проговорил: — Тебе понравится мама. Мы сегодня же поедем в Суррей к ней на чай. Она наполовину американка. Ее мать…

Сэмми смотрела на него широко открытыми, совершенно обезумевшими глазами, пальцы ее намертво вцепились в стол.

— Минуточку! — воскликнула она. — Но ведь граф означает и лорд, правильно? Ты хочешь сказать, что ты — аристократ? Лорд Как-его-там?

— Я получил образование и диплом криминалиста в университете Лидса, — возразил он, — и я предпочитаю работать. Моя мать тоже работает. Она возглавляет совет директоров фабрики «Дозьер».

— Ты не можешь так со мной поступить! — пронзительно выкрикнула Сэм. — Я бросаю все, чтобы выйти замуж за копа… Гори ты огнем, ты же знаешь, как я отношусь к аристократам. Мне хватило их в Париже! Я рассчитывала, что буду женой простого полицейского.

— Саманта, я дам тебе все, что ты захочешь. — Глаза Чипа заблестели. — Я в десять раз богаче, чем Джексон Сторм. И я действительно коп. Причем следующая моя командировка — в Гонконг.

— Нет, подожди! — не успокаивалась Саманта. — Ты соврал мне! Тебя зовут Перси Что-то-там и какой-то …гедл!

Чип осторожно положил салфетку на стол.

— Граф Брейсгедл. Это очень древний родовой титул, но фамилия нашей семьи Чизуик.

Он нагнулся через стол, поймал ее руку и крепко сжал, когда она попыталась ее вырвать.

— Радость моя, мне очень жаль, что ты не сможешь принести эту последнюю жертву и стать женой простого копа. Потому что, выйдя за меня замуж, ты станешь весьма богатой графиней.

Его пальцы сжали ее руку железной хваткой, он решительно поднес ладошку Сэмми к губам и поцеловал.

— Я не хочу быть графиней, — заявила она, пытаясь вырвать руку. — От них до проституток один шаг, видела я!

— В Англии все по-другому. — Чип весьма чувствительно покусывал зубами ее пальчики, не давая отвести руку. — И подумай, дорогая моя, тебе никогда больше не придется себя жалеть. Ты никогда не будешь просыпаться посреди ночи в слезах из-за бурана и из-за того, что тебя не любят. У тебя будет все, что нужно, и даже больше. Квартира в Мэйфер принадлежит семейной корпорации, но я — ее президент, поэтому обычно ей и пользуюсь. Есть еще загородный дом Чизуик-Мэйнор в Суррее и хорошенький маленький домик в Айршире, а мой троюродный брат управляет имением в Альберте, куда ты в любой момент можешь съездить взглянуть на коров, если затоскуешь по родным местам.

Свободной рукой Чип быстро отодвинул от ее дрожащего локтя вазу с цветами.

— А еще есть огромное количество фамильных драгоценностей, и моей матушке не терпится передать их невестке. К тому же тебе как супруге пэра полагается место в Вестминстере, где ты будешь сидеть на коронациях и надевать чертову тиару Варрингтона. И ты станешь графиней Брейсгедл, леди Варрингтон и так далее и тому подобное. И станешь миссис Кристофер Чизуик, — предостерегающе добавил он, почувствовав, что Сэмми ударила его под столом ногой. — Но Морган только мой, любовь моя. На днях я отказался от двадцати тысяч фунтов, которые мне за него предлагали.

Сэмми смотрела на Чипа ничего не понимающими глазами.

— Кто такой Морган, ради всего святого!

— Машина. Мой автомобиль, который ты так ненавидишь. Я куплю тебе замечательный «Бентли», радость моя. Он тебе понравится больше.

— Не хочу я «Бентли», я хочу назад инспектора Чизуика! — закричала Сэм. — Я хочу Чипа… моего Чипа…

Она замолчала под его пристальным взглядом.

— Я знаю, Саманта. Потому-то и женюсь на тебе. Я нашел единственную женщину, которая любит меня ради меня самого. Неужели ты не можешь понять это?

Она сдалась и позволила ему поцеловать свою руку. Теплые, мягкие губы ласкали каждый ее пальчик. Она откинулась на спинку стула. «Это Чип, — словно в тумане повторяла она, — коп, граф, лорд и все прочее, что он перечислил». В это невозможно было поверить! Он хотел, чтобы она полюбила его ради него самого, поэтому ничего не говорил раньше. Она от всего отказалась ради него, ради любви — и вот что теперь выяснилось!

— О черт, неужели это правда? — прошептала Сэмми со слезами на глазах. — Ты меня надул!

— Я не надул тебя, дорогая, — с улыбкой сказал он. — Пожалуйста, не надо так думать. Ты прелестная, смелая, красивая и умная. Ты ко всему привыкнешь. Постарайся теперь взглянуть на жизнь с другой стороны и будь щедрее, разве ты не можешь? Никогда не поверю!

Она покачала головой.

— В любом случае я не могу стать леди, — со вздохом возразила Саманта. — Это смешно! Это не по-американски! Я отказываюсь от всего, о чем когда-то мечтала!

— Нет, не отказываешься. У тебя будет свой бутик, любовь моя. Ты станешь модельером и будешь королевой Карнэйби-стрит, обещаю. — Чип заставил ее разжать кулачок и снова ласково поцеловал каждый пальчик. Его черные глаза светились радостью. — Ты будешь много работать, повсюду ездить со мной, родишь мне детишек…

— Я тебе не пара, — прервала она. — У меня ужасная семья. Они очень бедны… Мой отец — самый настоящий тунеядец. Двое моих братьев сидели в тюрьме!

— Трое моих предков обезглавлены за измену, один попал в засаду и был повешен в Ирландии собственными арендаторами, а моего прапрадедушку выслали в Австралию за растрату, — сообщил Чип, не выпуская ее руки. — Просто скажи, что ты меня любишь, Саманта. Ты очень нужна мне. У меня очень тяжелая жизнь и работа, и я очень одинок. Я хочу, чтобы ты принесла мне счастье.

Она только качала головой, слезы не давали ей вымолвить ни слова. В его пылающем взгляде, в его красивом лице было столько любви, что она поняла: как бы его ни звали, для нее он навсегда останется просто Чипом. Он оказался самым могущественным, замечательным, властным, восхитительным мужчиной в ее жизни. «И к тому же богатым», — ехидно добавила она про себя.

Свободной рукой Чип взял салфетку и вытер слезы, медленно катившиеся по ее щекам.

— Скажи, Саманта, — прошептал он, — скажи, что ты любишь меня так же, как люблю тебя я.

Она понимала: сидящие в зале «Каннота» люди не сводят с них глаз. Они привлекли всеобщее внимание, пока Сэмми пыталась вырвать руку из его сильных пальцев. Теперь она плакала в три ручья, а Чип настойчиво упрашивал ее не устраивать сцену. Наверное, стены этого респектабельного заведения, благопристойная публика, выдержанные официанты впервые стали свидетелями такой бурной сцены.

— Я тебя люблю, — выдохнула Сэмми.

После ужасных ошибок, которые она совершила, после массы честолюбивых попыток добиться успеха, власти и любви коварная судьба перевернула все в ее жизни, когда она меньше всего этого ожидала. Сэмми готова была отказаться от всего, о чем мечтала, и стать женой копа. То, что поведал ей Чип, не укладывалось в голове.

— Тебя действительно зовут Перси Брейсгедл? — покорно спросила она, всхлипнув напоследок.

Чип настороженно взглянул на свою будущую жену.

— Скажем, это один из способов сочетания имен, но нечасто употребляемый.

Саманта вздохнула.

— Ладно, хорошо, — согласилась она, потому что любила этого человека. — Я постараюсь.

Внезапно ее поразила неприятная мысль.

— Только сделай мне одолжение, ладно?

Он удивленно приподнял одну бровь и посмотрел на нее.

— Что на сей раз, любовь моя?

— Ради бога, не рассказывай в Вайоминге, что тебя зовут Перси Брейсгедл, и Варрингтон, и де Клэр, ладно?

Он улыбнулся:

— Что же я должен сказать?

Сэмми улыбнулась в ответ, в ее глазах светилось то, что она чувствовала сердцем.

— Просто скажи, что ты Чип, — ласково попросила она. — И что ты — мой муж.