— Чтобы осушить шахту, потребуется целый год, — заметил Том Грандисон, — а может, и все два. Точно сказать не могу, ваша светлость, ведь ни разу еще не случалось, чтобы наводнение затопило шахту целиком.

Он неловко заерзал на стуле.

— Это значит, что у наших шахтеров целый год не будет работы. А если вспомнить, что во время наводнения многие из них, особенно в Пустоши, потеряли дома…

— Об этом трудно забыть, — поморщившись, заметил Доминик и осторожно потрогал повязку на голове. — Но я не жалею о гибели Пустоши — по-моему, туда и дорога этому рассаднику заразы. Честное слово, такой вони, как там, я не встречал даже в Египте!

Реджи Пендрагон строго-настрого приказал герцогу оставаться в постели, по крайней мере, до свадьбы. Но таков уж был характер герцога Уэстермира, что без дела он не мог провести ни дня. Вот и сейчас на коленях у него лежала ореховая доска для письма, а на ней — блокнот, перо и бутылочка чернил, которая, к ужасу и отчаянию миссис Кодиган, то и дело опрокидывалась и проливалась на простыни. Вокруг были в беспорядке разбросаны книги и бумаги.

— В любом случае, — продолжал герцог, — нам предстоит большое строительство. Люди получат работу по крайней мере на год. А затем… почему бы нам не организовать железнодорожный завод?

— Железнодорожный, ваша светлость? — изумленно повторил Том Грандисон. — О чем это вы?

— Ах да, ты ничего об этом не слышал, — вспомнил Доминик. — Будь другом, Грандисон, налей мне чашку чаю. И себе тоже.

Том послушно повернулся к столу.

— Так вот, — снова заговорил Доминик, — ты много лет проработал в шахте и знаешь, насколько удобнее возить вагонетки по рельсам, чем по голой неровной земле. До сих пор для перевозки угля использовались люди или пони, однако несколько лет назад человек по фамилии Стивенсон изобрел самоходную машину для перевозки грузов по рельсам, которую назвал локомотивом или паровозом. Эту штуку он предлагает использовать не только в шахтах, но и на поверхности земли: проложить по всей Англии рельсовые дороги и пустить по ним поезда, пассажирские и грузовые. Сейчас вопрос о железных дорогах обсуждается в парламенте: не сомневаюсь, что он встретит всеобщее одобрение. А поскольку фабрика в Стоксберри-Хаттоне уже много лет производит рельсы и вагонетки, — с торжеством закончил он, — ей будет совсем нетрудно переключиться на рельсы большего размера и вагоны для поездов!

С этими словами Ник взял со стола кусок хлеба, положил на него сыр, оливку и накрыл сверху другим куском.

— Граф Сандвич уверяет, что именно он изобрел такой двусторонний бутерброд, — заметил он. — Врет, по обыкновению. Но не удивлюсь, если скоро бутерброд о двух ломтях станет называться по его имени сандвичем.

— Ваша светлость, — нерешительно заговорил Грандисон, — я очень польщен вашим доверием, но ведь я ничего не знаю об этих… железных дорогах! Не лучше ли вам нанять опытных инженеров и изложить свои планы им…

— Чушь и ерунда! — отрезал герцог с полным ртом. — Не преуменьшай свои способности, Грандисон. Ты умный и талантливый человек, тебе не понадобится много времени, чтобы во всем разобраться. Не забудь, мы с тобой вместе смотрели смерти в лицо, и я видел, что ты способен на многое. Бог свидетель, ты на голову выше этого жулика и развратника Пархема! Решено: я назначаю тебя главным управляющим будущего завода.

— Ваша светлость, — воскликнул шахтер, — не могу выразить, как я благодарен вам за такую честь, но…

— Значит, согласен, — прервал его Ник. — Отлично. Ты займешься производством рельсов и вагонов, а у меня освободится время для исследований по криминалистике.

— Но, ваша светлость, — из последних сил взмолился Грандисон, — у меня есть и другие обязанности, я проповедую в методистской церкви…

— Ах да, об этом я и забыл! — беспечно ответил Ник. — Ничего страшного, поговорю с твоим епископом. У методистов ведь есть епископы?

— Есть, — вздохнул шахтер.

— Объясню епископу ситуацию и попрошу, чтобы он назначил в местный приход второго священника. Скажу ему, что от тебя зависит благосостояние рабочих всего Стоксберри-Хаттона, и, не сомневаюсь, он охотно даст согласие.

В первый раз за время разговора Грандисон широко улыбнулся.

— Наш епископ будет просто счастлив, ваша светлость, ведь он всей душой болеет за бедняков! Но…

Послышался стук в дверь, и на пороге спальни показался Краддлс.

— Кстати, я кое-что вспомнил, — торопливо добавил Ник. — Моя невеста мисс Фенвик, с которой мы скоро встретимся, разработала программу эмиграции для безработных. Я собираюсь оплатить переезд бедняков, которые не могут найти работу в Стоксберри-Хаттоне, в Америку, Канаду и Австралию, где рабочих рук не хватает.

— Очень великодушно с вашей стороны, ваша светлость, — радостно ответил Грандисон. — А как люди-то будут довольны!

Камердинер подошел к кровати и помог герцогу подняться на ноги. Герцог пошатнулся и оперся на плечо верного слуги: он еще не оправился от раны.

— Здорово же меня потрепало! — проворчал он, сильно побледнев. — Хорошо, что здесь нет Пендрагона — он начал бы квохтать надо мной, как наседка. Знаешь, Краддлс, хоть сегодня и моя свадьба, но придется обойтись без фрака. Просто дай мне свежую ночную рубашку и какой-нибудь халат посимпатичней.

— Осмелюсь рекомендовать вам, ваша светлость, — невозмутимо ответил камердинер, — алый халат венецианского бархата с вышивкой золотом и такие же шлепанцы. С вашего позволения, идеальный наряд для жениха.

С помощью камердинера герцог стянул с себя ночную рубашку и, тяжело дыша, оперся о прикроватную тумбочку. Мускулистое тело его было сплошь покрыто синякам» и ссадинами.

Грандисон мысленно возблагодарил бога за чудесное спасение герцога из водной пучины.

— Так вот, — продолжал Ник, — в списке эмигрантов значится вдова Кобб, Молли Кобб, с шестью или семью детьми. Пожалуйста, обрати на нее особое внимание. Позаботься о том, чтобы эта семья уехала как можно скорее и как можно дальше, лучше всего — в Австралию.

— Хорошо, ваша светлость, — ответил Том Грандисон и, достав из кармана измятый листок бумаги, нашел в нем фамилию Кобб и поставил против нее пометку: «Австралия».

Это лучший выход, думал герцог. В Австралии для Молли и ее старших детей непременно найдется работа. Сухой и жаркий австралийский климат поможет выздороветь малышу Джонни.

И, разумеется, на другом конце света никто не станет интересоваться тем, какое отношение имеет Молли Кобб к убийству приказчика в далекой Англии.

Просторная гостиная звенела от смеха и радостных девичьих голосов. Пенни, Софрония, миссис Кодиган и две молоденькие горничные суетились вокруг Мэри, помогая ей одеваться. Сегодня, в день свадьбы, она в первый раз увидела розовое свадебное платье работы мадам Розенцвейг, привезенное герцогом из Лондона.

Миссис Кодиган зашнуровала корсаж, и Пенни и Софрония отступили, чтобы полюбоваться на подругу.

— К этому платью пошел бы шлейф, — критически заметила Софрония.

— Софи, ты же ненавидишь модные наряды! — рассмеялась Пенелопа.

— Вообще-то да, но раз уж нашей подруге приходится выходить замуж…

— Ты по-прежнему считаешь замужество непростительным грехом? — улыбнулась Мэри. — Но ведь и Мэри Уоллстонкрафт в конце концов нашла счастье в законном браке!

— Конечно! — поддержала ее Пенни. — Не слушай ее, Мэри, по-моему, все это ужасно романтично! Подумать только, герцог сам рассказывал, что мысль о тебе помогла ему выжить! Что в бушующей пучине перед ним вдруг встало твое лицо, и он понял, что не сможет умереть, пока не назовет тебя своей!

Мэри только усмехнулась в ответ. Пенни, как обычно, принимает свои романтические фантазии за реальность.

Ночью после того страшного дня, в постели, при свете свечи, Уэстермир рассказал Мэри о своем чудесном спасении. Он тонул, мысли его путались после страшного удара, силы слабели с каждой секундой, намокшая одежда тянула ко дну. Доминик понимал, что гибель близка. Он вспомнил о своей возлюбленной, понял, что никогда больше ее не увидит, не сожмет в объятиях, не назовет своей женой, — и мысль эта наполнила его отчаянием. Он уже готов был прекратить борьбу за жизнь, как вдруг…

Как вдруг сообразил, что умирает, не оставив наследника. А значит, после его смерти титул перейдет к кузену Невиллу, сыну тетушки Бесси — отъявленному пьянице и картежнику, человеку в высшей степени недостойному.

И все вернется на круги своя. В Стоксберри-Хаттон явится новый приказчик, едва ли лучше покойного Пархема. Надежды бедняков рухнут; уделом их навсегда останется безрадостное, нищенское существование. Неоконченными останутся и научные труды Уэстермира. И много лет пройдет, прежде чем расследование преступлений в Англии встанет на новую, строго научную основу…

Эта мысль придала Доминику сил. Сверхъестественным усилием он сбросил одежду и, преодолевая бушующий поток, поплыл к берегу. Ледяная вода обжигала его тело, ноги сводило судорогой, но каким-то чудом он сумел добраться до отмели, выполз на берег — и потерял сознание.

Признание до смешного честное, думала Мэри. Не слишком приятно сознавать, что работа и обязанности старшего в роду всегда будут стоять для мужа на первом месте, но с этим Мэри могла примириться. Она ведь и сама знала, что такое увлечение любимым делом. Зато теперь могла не сомневаться: рядом с ней человек, который никогда и ни в чем ей не солжет. Не всякая женщина может похвастаться абсолютно правдивым мужем.

А это означает, думала Мэри, что между нею и Домиником существует не только любовь, но и доверие и уважение, о которых она столько читала в книгах Мэри Уоллстонкрафт.

— Какое счастье, — восторженно продолжала Пенни, — что он не утонул и не погиб от рук того сумасшедшего испанца! И как храбро поступил мистер Айронфут — как настоящий герой, заслонил герцога своим телом! И как по-рыцарски повел себя герцог, когда объявил, что хочет жениться на тебе как можно скорее, даже не дожидаясь, пока оправится от ран!

Миссис Кодиган подала Мэри драгоценный золотой венец, украшенный бриллиантами и топазами, — фамильную драгоценность Уэстермиров. В роскошном наряде, с прической в греческом стиле и в венце Мэри выглядела настоящей королевой.

— Ты недооцениваешь себя, Пенни, — заметила она. — Настоящая героиня — это ты. Если бы ты не опрокинула на этого безумца овсянку, он бы сумел скрыться и, пожалуй, решился бы на вторую попытку. И снова Джеку пришлось бы не спать ночами, охраняя герцога… А теперь он свободен и может на тебе жениться.

— О, мисс, неужели это правда? — всплеснула руками горничная. — Мистер Айронфут и вправду сделал вам предложение?

Дочь учителя опустила глаза. Щеки ее полыхали, словно маков цвет.

— Мистер Айронфут поговорил с моим отцом, — еле слышно ответила она. — Сказал, что он не беден, что у него есть титул сквайра и поместье в Шропшире — правда, очень маленькое. И попросил моей руки. Папа рассказал об этом мне, а я… я обещала подумать.

— Он отважный и благородный человек, дорогая моя, — вмешалась миссис Кодиган. — Правда, хитрец ужасный — и неудивительно, ведь на войне он служил в отряде у его светлости разведчиком и изучил все шпионские штучки. Ну и еще, как любой военный, он любит прихвастнуть, перекинуться в картишки, а иной раз такие словечки отпускает, что хоть уши затыкай! Но не такие уж это страшные грехи; и не сомневаюсь, мисс Макдугал, что лаской да добрым словом вы нашего Джека скоро приручите.

— Он очень добрый и умный! — с жаром ответила Пенни. — Я рассказывала ему об учении Мэри Уоллстонкрафт, и он согласился, что это великая женщина. Сказал, она очень похожа на его покойную матушку.

— А вы, мисс Стек? — поинтересовалась у Софронии другая горничная. — Обе ваши подруги выходят замуж, нехорошо вам от них отставать!

Софи только загадочно улыбнулась в ответ.

— Посмотрим, — ответила она. — Но я тоже собираюсь изменить свою жизнь. И для начала дождусь цыган.

— Что?!

— Подожду до конца весны, когда в Стоксберри-Хаттон вернутся цыгане. Я хочу познакомиться с народом моей матери, понять, чем она жила, во что верила, что любила. Может быть, это поможет мне лучше разобраться в самой себе.

— Ах, мисс, не ходили бы вы в Воинский лес! — вздрогнув, заметила миссис Кодиган. — Не зря говорят, что там нечисто! Вот молодого мистера Пархема убили прямо посреди леса, а мы так и не знаем, кто это сделал. Наверно, никогда и не узнаем.

— Кто бы это ни был, он оказал городу большую услугу, — отозвалась молоденькая горничная.

— Да, это настоящая тайна, — пробормотала Мэри.

Сама-то она все знала — герцог рассказал ей, как нашел злосчастный плед в лачуге у Молли Кобб.

Девушка понимала, что несчастную женщину толкнули на убийство долгие годы нищеты и унижений. Она жалела вдову и искренне радовалась, что теперь ей и детям представилась возможность начать новую жизнь.

В дверь гостиной постучали.

— Его светлость герцог Уэстермир спрашивает, готовы ли вы, мисс Фенвик, — раздался за дверью голос лакея.

Шафером по обоюдному желанию жениха и невесты стал Джек Айронфут, но. поскольку он еще не вставал с постели, церемонию было решено провести в спальне для гостей. Там, перед импровизированным алтарем, уже ждал новобрачных преподобный Эусебиус Фенвик.

По сторонам от алтаря толпились гости: доктор Стек, учитель Макдугал, Реджинальд Пендра-гон, Том Грандисон и, конечно, верные слуги герцога — миссис Кодиган, старик Помфрет, испанец Мануэль, Краддлс и многие-многие другие.

Шафер возлежал высоко на подушках, окидывая комнату орлиным взором. Он был бледен и заметно похудел, но держался бодро.

Уже у самых дверей Ник, несмотря на протесты доктора Пендрагона, сдернул с головы повязку и пригладил волосы руками.

— Достаточно и того, что я стою пред алтарем в халате и домашних тапочках, — заметил он, — но венчаться с забинтованной головой — это уж слишком!

Двери спальни распахнулись, и вошла невеста. Жених поднялся ей навстречу: он был очень бледен и выглядел таким больным, что Мэри хотела уже предложить ему руку для поддержки… однако шестое чувство подсказало ей, что герой минувшей войны скорее рухнет без чувств, чем согласится на глазах у старых товарищей опереться на руку женщины.

«А он ведь и вправду настоящий герой!» — с восторгом думала Мэри. До самых последних дней она и не подозревала, что уже несколько лет герцогу Уэстермиру угрожала смертельная опасность.

Безумного убийцу, от рук которого Доминик едва не погиб, звали маркиз Фернандо Альба-и-Гарсия. Этот богатый и знатный испанец во время артиллерийского обстрела потерял жену, сына и трех дочерей. Все его состояние погибло в огне; сам он был тяжело ранен и чудом выжил, но остался калекой. Каким-то образом ему удалось узнать, что приказ стрелять по городу отдал молодой английский капитан Доминик де Врие.

После этого у безумца осталась одна цель в жизни — месть.

Мэри было жаль испанца, но какое счастье, думала она, что он схвачен и больше не сможет угрожать жизни ее любимого!

Преподобный Фенвик занял свое место у алтаря. Вперед вышли подружки невесты — Софрония и Пенелопа. Обе они были в выходных платьях, обе распустили волосы и украсили их цветами. Вместе они представляли прелестную и трогательную картину.

— А где кольцо? — громким шепотом спросил жених.

Шафер ухмыльнулся и достал из-под подушки золотое кольцо.

— Братья и сестры, — начал преподобный Фенвик, — мы собрались здесь, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину…

Мэри, занятая своими мыслями, почти не вслушивалась в слова венчального обряда.

Прошедшие несколько месяцев не прошли даром для всех трех подруг. Юные мечтательницы впервые столкнулись с реальной жизнью, непохожей на ту, что открывалась им на страницах книг. В первый раз каждая из трех девушек всерьез задумалась о том, кто она и чего хочет от жизни. Теперь пути «неразлучных» должны разойтись.

Пенелопа уезжает в далекий Шропшир, где станет любящей женой Джека Айронфута, нежной матерью своих будущих детей и хозяйкой клочка земли, гордо именуемого поместьем. Наверно, это все, что нужно ей для счастья.

Софрония поняла, что напрасно таила от мира свою цыганскую душу, горячую, страстную и мятежную. Вряд ли из нее получится благовоспитанная чопорная леди. А что получится… Подождем — увидим.

Но самые невероятные приключения и самая необыкновенная судьба выпала на долю Мэри. Через несколько минут она станет герцогиней Уэстермир, женой бесстрашного воина, гениального ученого и самого замечательного человека на свете.

Вместе их ждут долгие годы безоблачного счастья — дни, проводимые в научных занятиях или философских беседах, и ночи, полные огня, страсти и нежности.

У них обязательно будут дети — статные черноволосые сыновья и дочери с золотистыми кудрями и синими, как южное небо, глазами. Маленькие Уэстермиры будут талантливы, как отец, безоглядно отважны, как мать, а ум, великодушие и самоотверженность унаследуют от обоих родителей.

Раз или два во время церемонии герцог бледнел и тяжело опирался на руку невесты. Мэри бросала на него встревоженные взоры, но озорной взгляд его черных, как ночь, глаз успокаивал ее.

«Ради тебя, любимая, — говорили его глаза, — я пройду через любой ад, даже через это трижды проклятое венчание, которое, похоже, никогда не кончится!»

«Как я люблю его! — думала Мэри. — Боже правый, как же я его люблю!»

И в этот миг, словно угадав ее мысли, герцог вдруг повернулся к ней, сжал в объятиях и прильнул к устам в пламенном поцелуе.

— Кольцо, пожалуйста, — попросил шафера священник.

Джек протянул кольцо сияющей Пенелопе. Та передала его своему отцу, а тот — преподобному Фенвику.

Пастор кашлянул, чтобы привлечь внимание новобрачных.

— Возьмите кольцо, — заговорил он, — и повторяйте за мной: «Этим кольцом венчаю тебя…»

— Милая, как я тебя люблю! — прошептал Ник своей невесте.

— Знаю, любимый! — едва слышно выдохнула Мэри.

Это было все, что она хотела услышать.