– Скорее, скорее, – торопила леди Друсилла.

Она тянула Идэйн вниз по лестнице, а за ними следовал эскорт – маленький, но крепко сколоченный оруженосец с почти белыми волосами и два высоких рыцаря с факелами.

У подножия лестницы жена коменданта остановилась, чтобы поправить головной убор Идэйн и одернуть ей юбки.

– Не опускай подбородок, – отчитывала она девушку, в то время как руки ее укладывали ткань юбок в огромные складки, похожие на цветы. – Помоги нам, господи, но тебе, девочка, будет трудно отучиться от своих монастырских замашек! Не опускай глаза! Вот так! Подними и подбородок, расправь плечи, не бойся показаться высокой. Я хочу, чтобы твои волосы были видны, несмотря на вуаль.

Она бросалась на небесно-голубой шелк вуали, как на врага, расправляя его на плечах Идэйн, Один из сопровождавших их рыцарей рассмеялся.

Жена коменданта обернулась и одарила его ледяным взглядом.

– Вы можете смеяться, сэр Жэрвез, но, если бы не ваши французские моды и то, что придворные дамы им рабски следуют, я бы просто выбросила эту вуаль. Эти головные уборы – вуали и платки, подвязанные вокруг шеи и под подбородком, – просто способ показать жалкие крохи того, что простые люди должны хранить и оберегать всю свою жизнь.

Она снова оправила вуаль, чуть надвинув ее на сей раз на лоб, недовольно чмокая при этом губами.

– Нам надо, чтобы это хорошенькое личико было открыто и чтобы наш благословенный король мог его увидеть. А иначе зачем он пригласил бы нас отужинать в большом зале, еще усталый с дороги и не отряхнувший пыль?

Леди Друсилла отступила, чтобы оценить плоды своего труда. Губы ее были плотно сжаты, в то время как рыцари восторженно уставились на Идэйн.

Платье, выбранное для появления в праздничном пиршественном зале замка в обществе короля Генриха, было из сине-серого бархата с корсажем и рукавами, вышитыми серебром. Бархат был тяжелым и весьма подходящим материалом для этого времени года, потому что при всем своем великолепии, защищал от пронизывающих до костей сквозняков, гулявших по замку Бистон. Кроме того, у этого платья был модный покрой.

Жена коменданта решила, что это платье изготовлено во Франции и что оно могло принадлежать одной из бывших любовниц короля Генриха. Должно быть, эта женщина была ростом пониже Идэйн: им пришлось надшить по подолу полосу серебристо-серого атласа.

Теперь Идэйн неподвижно стояла под внимательными взглядами. Голова ее была украшена усеянным серебристыми бериллами обручем, удерживавшим прозрачную вуаль. Леди Друсилла решила отказаться от ленты под подбородком, окаймлявшей лицо, как рамка. Вместо этого она распустила золотые волосы Идэйн, свободно ниспадавшие теперь из-под вуали и окутывавшие плечи и руки, словно облаком. Цвет вуали контрастировал с глазами Идэйн, отчего они казались ослепительно изумрудными.

Рыцари не могли отвести от нее глаз.

– Она прекрасна, как звезда, – сказал маленький оруженосец писклявым голосом.

Двое других обернулись и посмотрели на него, безмолвно порицая за столь смелое высказывание. Они передали мальчику факел и вытолкали его во двор, чтобы он шел впереди. Рыцари открыли двери башни и пропустили дам вперед.

Травянистая лужайка была окружена пятью башнями замка Бистон, донжоном и стенами. Солнце уже садилось, но двор замка был полон дворян, королевских министров и людей духовного звания, а также лордов и военных разного чина. Все они собрались здесь, чтобы присоединиться к королю Генриху в его войне с Шотландией. Там были графы Херфорд, Лестер, Честер и Йорк и даже высокородный Бигод, Время от времени становившийся союзником Генриха, а также граф Норфолк.

Но не все важные люди могли рассчитывать на трапезу в зале Бистонского замка. Снаружи, за стенами замка, были накрыты столы под балдахинами для местных дворян, иностранных министров и клириков рангом пониже, прибывших отпраздновать прибытие короля. На кострах поджаривали целые овечьи и бычьи туши. Между замком и соседними полями дребезжали повозки, подъезжая из ближайших мест, где расположились лагерем войска действующей армии, развозя хлеб, мясо и добрый честерский эль.

– Туда, в зал! – крикнула леди Друсилла прямо в ухо Идэйн.

Рыцари эскорта, а также юный оруженосец с белыми волосами поотстали у дверей зала. Слово, произнесенное леди Друсиллой на ухо привратнику, позволило им протиснуться в глубину зала и присоединиться к шумной толпе.

Несмотря на предупреждающие тычки леди Друсиллы, Идэйн опустила голову. Проходы были запружены толпами народа, и все места за столами заняты. Но, несмотря на рев толпы, Идэйн казалось, что она слышит шепот, несущийся ей вслед.

Леди Друсилла провела Идэйн в левую половину зала, в угол, предназначенный для высокородных вдов и других лиц, находящихся под опекой короля.

Все женщины знали жену коменданта.

– О, мы так соскучились по вас, миледи Друсилла, – заявила женщина в черной траурной одежде и белом головном уборе, подвязанном, как у монахини, под подбородком широкой белой лентой. – Подумать только! На всю зиму запереться в Восточной башне и заниматься починкой одежды. Думаю, я бы от этого уже заболела.

Ее пронзительные глазки без зазрения совести оглядывали Идэйн, пока та усаживалась на скамье рядом с ней и принимала миску овсяной каши.

– Это синее платье – одно из тех, что вы сшили?

Леди Друсилла похлопала Идэйн по руке, чтобы все это видели.

– Имейте уважение к достойному труду, мадам. Да, мы занимались шитьем. Эта прекрасная девушка – подопечная нашего благословенного короля Генриха, воспитанная в монастыре. Я к ней привязана, как к родной дочери.

– Ну, после сегодняшнего вечера она едва ли будет заниматься шитьем, – пробормотала себе под нос одна из дам.

Первая дама снова подала голос:

– Я бы тоже привязалась к ней, как к дочери, если бы мои карманы были полны королевского серебра.

Несколько голосов вступили в разговор и одернули сплетниц:

– Спокойнее, спокойнее, леди.

Заговорила толстая женщина, сидевшая в конце стола:

– Давайте-ка воздадим хвалу королю, да благословит его господь за его доброту и щедрость.

Вдовы, не сводя глаз с Идэйн, затянули нестройную молитву во здравие короля, после чего заговорили на другие темы. Когда большинство обедающих покончили со второй переменой блюд, подали напитки, и началась настоящая пирушка. В это время прибыл король со своими приближенными.

Судя по виду короля Генриха и его дворян, они только что держали военный совет. Многие из военачальников избавились от оружия и доспехов, но не сняли плотных военных, пропитанных потом плащей.

Король Генрих, по-видимому, проголодался, потому что поспешил по центральному проходу пиршественного зала, обгоняя своих министров и генералов. Он быстро шагал в своих заляпанных глиной сапогах, в малиновом атласном камзоле, расстегнутом спереди, из-под которого была видна покрытая пятнами нижняя сорочка.

Многие из его подданных слышали рассказы о равнодушии Генриха Плантагенета к красивой одежде и уходу за своей внешностью. Его отец, граф Анжуйский, был человеком необыкновенной красоты, но этой красоты король не унаследовал. Он был плотным мужчиной среднего роста, с жидкими рыжеватыми волосами, небритой щетиной и выглядел, как самый неухоженный солдат своей армии.

И все же он был королем, что ни у кого не вызывало сомнений.

Идэйн подалась вперед, чтобы видеть, как проходит государь. Его выпуклые серо-голубые глаза выискивали за столами знакомые лица, и он громко приветствовал тех, кого знал. Несмотря на неухоженный вид, король был полон неукротимой энергии. Некоторые называли его величайшим в Европе королем. Он был прекрасным, верным другом и остроумным собеседником. Ученые и поэты обожали его. Но среди знающих короля Генриха были и такие, кому было известно, что он способен на самое низкое предательство, вызвавшее отчуждение его собственных сыновей, на бесчеловечную жестокость и что время от времени на него нападали приступы такой ярости, что он с пеной на губах катался по полу и выл, как дикий зверь.

Идэйн заметила, как он повернул голову и посмотрел поверх толпы на вдовий стол. В следующую секунду она сказала себе, что король Генрих не мог выделить из столь многочисленной толпы женщину, которой никогда в жизни не видел. Но Идэйн почувствовала, как кожу ее будто обожгло, словно он прикоснулся к ней. И oна отпрянула, спрятавшись за спину леди Друсиллы.

Когда она осмелилась снова поднять голову, то увидела в переполненном зале дворян, собравшихся за столом, стоявшим выше остальных. Стол был осенен знаменами короля с анжуйскими леопардами. Она заметила там также знамена Херфордов с вепрями и зелено-белые штандарты графов де Морлэ.

Группа английских вельмож, некоторые в сопровождении жен, подошли к столу короля и окружили Генриха. Там уже были Херфорд и Джилберт Фолиот, епископ Лондонский и один из главных советников короля Генриха и его ближайший друг Роберт Бомон, граф Лестер.

Рядом с королевским столом, беседуя с епископом Йоркским, стоял высокий мужчина в коротком зеленом плаще и с непокрытой головой, увенчанной копной темно-рыжих волос – граф де Морлэ. Но вид другой высокой фигуры, стоявшей возле него, заставил Идэйн податься вперед и ухватиться за край стола.

Волосы мужчины по нормандской моде были коротко подстрижены, и голова теперь казалась совсем круглой. Он тоже только что прибыл с севера и, очевидно, не успел переодеться. Он снял только латы, но его короткий зеленый плащ был не только покрыт пятнами пота, как у его отца, но казался потрепанным. Он выглядел утомленным, лицо казалось исхудавшим и измученным, а широкий и всегда готовый к улыбке рот теперь был мрачно сжат.

Идэйн хотелось легонько коснуться пальцами его рта, погладить его. И тотчас же припомнились его поцелуи, и ей захотелось прижаться к этому рту губами.

– Пойдем, – громко сказала леди Друсилла. – Девушка, ты что, не слышишь меня? Нам делает знаки королевский церемониймейстер и телохранитель сэр Невилл, чтобы мы приблизились!

Идэйн не могла отвести глаз от Магнуса. Знал ли он, что она в замке Бистон? Может быть, от него это скрывали с той самой минуты, как они расстались? Или он даже не потрудился разузнать о ее судьбе?

Она терзала себя этими мыслями, в то время как ее заставляли встать с места.

Магнус! – пыталась Идэйн позвать его. Сквозь жаркий и наполненный дымом воздух пиршественного зала она пыталась призвать его: Магнус, я хочу тебя, ты мне нужен!

В конце концов леди Друсилла и еще две вдовы силой заставили ее подняться со скамьи.

– Девушка, что с тобой? Ты не в себе? – шипела ей в ухо жена коменданта. – Ты что, онемела? Оглохла? Неужели не слышишь меня? Я говорю, что мы должны подойти к столу и сесть рядом с сэром Генри Бельфлером и его родичами.

Идэйн оглядывалась, медленно соображая. Кастелян был далеко от них. Он сидел с другими дворянами.

– Я не могу там сидеть, – сказала она, понимая, что тогда она будет находиться на глазах у короля. Магнус и его отец увидят ее.

Никто не обратил внимания на ее протесты. Королевские рыцари пробивались сквозь толпу, расчищая путь. Повара, слуги и толпы гостей расступались, давая им пройти. Шум немного стих. Кастелян и его семья казались несколько взволнованными. Они поднялись из-за стола, чтобы пропустить Идэйн и леди Друсиллу на их места.

Идэйн едва слышала, что говорит жена коменданта. Сын кастеляна, новоиспеченный оруженосец, не сводил с нее глаз. Сэр Генри, бросив быстрый взгляд на жену, сказал, что столь редкостная красавица – всегда желанная гостья за его столом. Леди Энид, побледнев, опустила глаза в тарелку.

Идэйн видела, что кастелян и его семья не ожидали, что их обяжут разделить трапезу с той, которая по-видимому, должна была стать новой фавориткой короля. Рядом с женой кастеляна сидел бенедиктинский аббат из Уэльса, который что-то оживленно заговорил, время от времени бросая взгляды на Идэйн.

По выражению лица аббата она не могла угадать, что он о ней думает. Его глаза обшарили ее всю, и она подумала, что вряд ли это просто любопытство.

Слуга принес ей хлеб и оловянное блюдо. Перед центральным столом расчистили место для арфиста, валлийского мальчика, певшего на своем языке столь же хорошо, как на английском и французском.

На краю стола, где сидел сэр Генри с семьей, обносили жарким из зайца и оленьим окороком. Идэйн взяла нож и смотрела на кусок мяса на своей тарелке, думая о вдовьем столе и поданной там овсяной каше. Когда она подняла голову, то увидела мальчика-арфиста, стоявшего перед центральным столом на возвышении и опиравшегося ногой о скамеечку, чтобы достать до своей валлийской арфы, а за его спиной стояли дворяне, окруженные пажами, оруженосцами и челядью.

Найэл фитц Джулиан, граф де Морлэ, был далеко, на правом конце стола, и беседовал с епископом Лондонским. Слева от него ярко накрашенная женщина повисла на руке графа Лестера. Трудно было сказать, была ли она его женой или любовницей.

Взгляд Идэйн задержался на середине стола, И она вздрогнула, встретив на себе пристальный взгляд выпуклых голубых глаз короля Генриха. Он внимательно ее разглядывал, не слушая Роберта Бомона.

Итак, король знает, что она здесь. Он приказал, чтобы ее пересадили поближе, чтобы рассмотреть ее. Идэйн почувствовала, как по ее спине побежали мурашки – король внушал ей ужас. Она оглянулась вокруг, но не увидела того, кого искала. Магнуса фитц Джулиана нигде не было видно.

Магнус прошел в конец зала и вышел во двор приветствовать своего младшего брата Роберта, которого король, как ожидалось, должен был посвятить в рыцари, а также своего оруженосца Лоренса д'Арбанвилля. Он не ожидал встретить здесь другого своего брата, Ричарда, тоже ожидавшего его появления, и сестру Элуэйн. Роберт держался с достоинством, но Элуэйн и Ричард с радостными криками бросились обнимать его, видя старшего брата целым и невредимым.

– Нас здесь собралось слишком много, – сурово сказал Магнус. Роберт уже сообщил ему, куда и почему они собираются отвести его. – Все мы не вписываемся в этот цветник, в это дамское собрание. А где матушка?

– Она уже там, с графиней.

Элуэйн повисла на его руке и смотрела на Магнуса сияющими глазами.

– Не беспокойся, для нас всех найдется там место. Нас всего пятеро. Кроме того, Херфордов больше, чем нас, если считать всех их малышей. Девочки из семьи Бомонов тоже здесь. Они тобой так восхищаются! – добавила она лукаво.

Десятилетний Ричард рассмеялся хриплым смехом. Магнус обратил внимание, что его брат Роберт не улыбается.

Они подталкивали его к бистонскому донжону, сетуя на скверное состояние его одежды и сокрушаясь, что он их опозорит своим небрежным видом. Магнус надеялся, что Херфорды не привезли сюда всю семью.

В то время как магнаты Англии пировали в огромном зале вместе с королем, жены дворян часто удалялись в уединенные покои замка пообедать, невозбранно поболтать и послушать менестрелей. Припоминая эти обеды с матерью, знакомые ему с детских лет, Магнус думал о них с раздражением, потому что они были тяжким испытанием для его нервов.

– Ты видел ее прежде? – спросил Ричард.

– Да, ребенком.

По правде говоря, как Магнус ни копался в памяти, он никак не мог припомнить, которая из девочек графа Херфорда – Фредигунда, которую прочили ему в жены. А теперь Элуэйн и Ричард и заметно помрачневший Роберт тянули его на встречу, которой он всем сердцем противился и хотел бы избежать. Он только что вернулся с шотландской границы, был в грязи и не успел ни вымыться, ни переодеться.

Более того, он обещал самому себе, что выберет время, чтобы расспросить об Идэйн. И не собирался покидать Честер, пока не узнает, что с ней сталось.

В весьма многолюдном отдельном покое в главной башне замка Бистон он нашел графинь Херфорд и Уинчестер с семьями, свою мать графиню де Морлэ и несколько благородных дам, с которыми знаком не был.

Была там также орава детей, как заметил Магнус, оглядевшись вокруг, чье время ложиться в постель давно прошло.

Мать его с криком поднялась и бросилась ему на шею. Маленькие дети, не понимая, что происходит, тоже закричали. И в мгновение ока вся комната зазвенела от криков.

Прошло несколько минут, прежде чем Магнусу удалось успокоить мать и убедить ее, что шотландцы не убили его даже наполовину. После этого ему пришлось показать младшим братьям и детям Херфордов и Уинчестеров царапину на запястье – след недельной давности – от нанесенного ему шотландским воином удара во время очередной бойни. Дети были столь впечатлены, что Магнус смутился.

Как только с этим представлением было покончено, Магнусу пришлось отдать долг вежливости благородным дамам, и он рассыпался в поклонах, цветистых комплиментах и расспросах о здоровье и благополучии их семей. Они вежливо расспросили его о военных действиях. Магнус отвечал, как подобает, и сказал, что бог помогает им в святом деле, а маленькие девочки тем временем не спускали с него глаз. Он был рад, когда Элуэйн наконец оттащила его, чтобы представить высокой молоденькой девушке, тихо стоявшей в углу.

Это была, как понял Магнус, Фредигунда, его нареченная. Он готов был высечь себя за то, что не вспомнил, что она была четвертой или пятой дочерью весьма влиятельного магната и близкого друга короля Генриха графа Уинчестерского.

Только почему-то его брат Роберт мешал их беседе и все время старался оттеснить его от девушки.

Как большинство четырнадцатилетних девиц, Фредигунда была застенчива или притворялась такой. Во всяком случае, хотя Фредигунда и не была красноречивой, но весьма хорошенькой.

Она задала ему несколько вежливых вопросов о войне короля Генрихах шотландцами. Слышал ли он их странный варварский язык? Магнус ответил, что слышал, но что рыцари на границе в основном говорят по-английски или по-французски, Магнус заметил, что у нее серые глаза и прямые золотисто-каштановые волосы и что она не носит головного убора по обычаю незамужних девиц. Она казалась очень юной, хотя ему приходилось видеть невест и помоложе ее. Магнуса удивило, что он даже не попытался представить, как она будет выглядеть без одежды. Он мог только хмуро смотреть на нее.

Иисусе! Он подумает об этом, когда женится на ней! А ему придется лечь в постель со своей темноволосой невестой, чтобы увенчать их брак рождением детей. Ведь главной целью этой женитьбы было только это, и ничто иное, не так ли?

Магнус заметил, что Фредигунда с любопытством разглядывает его.

– Сэр рыцарь, – спросила она. – Как вы себя чувствуете? Вы не страдаете от ран? Не утомили ли вас ваши долгие переезды?

Роберт тоже не сводил с него глаз. Магнус заставил себя собраться с силами и ответить.

– Нет, не страдаю, – пробормотал он. – Но должен признаться, мадемуазель, что я очень утомлен.

Она положила свою маленькую ручку на его руку.

– Посидите возле меня, а ваш брат Роберт принесет вам вина.

А у брата Роберта был такой вид, будто он с радостью добавил бы к вину добрую порцию яда. Фредигунда согнала стайку малышей со скамьи у окна, и они сели рядом. Она продолжала держать его за руку. Роберт слонялся вокруг, и вид у него был такой, будто он решился на убийство, пока Фредигунда не напомнила ему о вине.

Маленькие мальчики собрались вокруг Магнуса, прося его обнажить свой огромный меч и дать им поглядеть. Фредигунда сидела совсем близко от Магнуса, и ее пальчик нежно гладил шрам на его запястье. Магнус наблюдал за братом, пересекавшим в это время комнату с чашами вина. Помолвка, думал Магнус, все равно что брак. Он знал, что его мать очень хотела бы, чтобы они теперь же и здесь, в Честере, принесли необходимые обеты. В военное время все происходило быстро.

Магнус не мог избавиться от тоскливою чувства. Он не был уверен, что сможет поклясться в верности одной девушке, в то время как сердце его принадлежало другой. Но не только это его сдерживало. Он уже понял, что если женится на Фредигунде, то его браг Роберт навсегда возненавидит его.

Магнус принял чашу вина из слегка дрожащей руки Роберта. Роберту исполнилось семнадцать, и он был почти так же высок, как Магнус. В ближайшую неделю король Генрих посвятит его в рыцари. Магнус отпил из чаши большой глоток вина. Если он сейчас не сделает что-нибудь, то и оглянуться не успеет, как станет женихом.

После того как колокола отбили полночь, пиршественный зал начал понемногу пустеть. Дворяне расходились в апартаменты в башнях, где остановились их семьи, или в свои шатры в лагере на соседних полях.

Идэйн стояла у окна башни, прислушиваясь и наблюдая. Ночь была темной и безлунной, но двор замка был ярко освещен факелами, предназначенными для конюхов, уборщиков и ночной стражи, стоящей на часах у ворот и на стенах. В пиршественном зале звуки не умолкали, пока там находился король.

Слышались и другие звуки: в самой башне кто-то постоянно уходил, возвращался, прибывали новые гости. Их устраивали на ночлег. Но ничьи шаги не доходили до верхнего этажа, где располагались Идэйн и леди Друсилла. Так продолжалось до тех пор, пока не послышались очень тяжелые шаги. Они прозвучала на лестнице очень поздно.

Задолго до того, как их услышала леди Друсилла, Икэйн была уже у двери, ожидая, когда ночной страж впустит гостей.

Шатаясь, в комнату вошел крепкого сложения широкоплечий человек. Он нес подмышкой шахматную доску. Не вызывало сомнений, что человек этот был слегка навеселе. За ним следовал тамплиер Асгард де ля Герш.

– Наконец-то мы встретились, мадемуазель, – сказал король Англии Генрих Плантагенет.