1

— Вот еще, за семь верст киселя хлебать, — раздраженно буркнула Дин Беллвуд и покосилась в сторону дома бабули Джесс, рядом с которым Дэн и Мэган, по всей видимости, решили поиграть в «последний день Помпеи». — Эй, Дракончик, Колокольчик! Кончайте резвиться! — крикнула она детям. — Когда бабуля Джесс выставит мне счет, я продам вас цыганам!

— Дин, ну разве можно так с детьми? — с осуждением покосилась на нее подруга.

— С этими — можно, — убежденно ответила Дин. — Да не могу я никуда поехать, Нора. Мне их просто некому оставить.

— Лесли сказал, заказчики очень богаты, так что за ценой не постоят. Да и дел там — заменить пару винтиков.

— Ты-то откуда знаешь? — хмыкнула Дин, вытерев со лба капельки пота, смешавшиеся с машинным маслом. — Можно подумать, Элеонор Райли разбирается хоть в чем-то, кроме того, за что Отелло убил Дездемону.

— Да ну тебя, — обиженно покосилась на Дин Нора. — Я думала, тебе нужны деньги.

— Ну ладно, — смягчилась Дин. — Конечно, мне нужны деньги. Но куда я дену детей? У тебя репетиция, бабуля Джесс погружена в вечный сон, который могут нарушить только крики: «Пожар!» или «Грабят!». А буйный норов моих детишек ты и сама неплохо знаешь.

— Неужели больше некому позвонить? — поинтересовалась Элеонор у подруги.

— Дай-ка подумать… — Дин покрутила в руках гаечный ключ и попыталась включить воображение. Нет, с ее шалопаями не захочет сидеть никто из знакомых. Остается только бабуля Джесс, если, конечно, дети не засыплют ее забор землей раньше, чем она успеет проснуться… — Мэг, Дэн, муравьев вам в штаны! Прекратите закапывать бабулю Джесс!

Мэгги и Дэн — большеглазая девчушка и курносый мальчуган — посмотрели в сторону мамы и поняли, что она настроена отнюдь не шутливо. Мэгги спрятала за спину лопату, а Дэн принялся ковырять носком ботинка свежеразрытую землю, делая вид, что уж кто-кто, а он тут совершенно ни при чем.

— Ладно, видно придется все-таки оставить моих бесенят соседке… — мрачно констатировала Дин. — Надеюсь, к моему возвращению Лайтфорд не превратится в руины… Спасибо, Нора. И Лесли передай спасибо, что подкинул мне работенку. Сказать по правде, в Лайтфорде не так уж много заказов. А выбраться куда-то для меня — настоящая проблема… Ну, я пойду. — Дин тряхнула головой, и из-под потертой джинсовой кепки выбилась прядь огненно-рыжих волос. — Надо еще успеть сварить бабуле Джесс крепкий кофе, чтобы она не проспала светопреставление, которое устроят мои детишки.

— Удачи, — улыбнулась Нора и помахала рукой вслед Дин, направившейся к дому соседки.

Ох и трудно же ей приходится одной… — мысленно вздохнула Элеонор Райли. А все-таки Дин держится молодцом. Не всякая женщина смогла бы поднять двоих детей, тем более таких особенных, как Мэган и Дэниел. Но Дин, которая переехала в Лайтфорд всего-то год назад, показала всем местным домохозяйкам, что и такое возможно. Правда мало кто знает о том, чего это стоит Дин Беллвуд. Ведь сама она ужасно скрытная натура.

— Хочешь сказать, что бросишь меня на произвол судьбы со сломанным джакузи? — с шутливым неодобрением покосился на жену Виктор.

Клементина вяло повела плечиком и запахнула раскрывшийся пеньюар, как будто в их дом, оснащенный теплопакетами и кондиционером, хотя бы раз осмелился заглянуть холод.

— Не драматизируй, Вик, — зевнув, произнесла она и открыла дверцу шкафа. — Лучше подскажи, что надеть. И вообще, было бы странно, — продолжила она, небрежно раздвинув вешалки с платьями, зашуршавшими, как ворох осенних листьев под ногами, — если бы ты оставил меня наедине с сантехником… Сам знаешь, что из этого может выйти.

— Что именно? — игриво поинтересовался Виктор Гудроу и, свесившись с дивана, протянул руку и легонько ущипнул жену чуть выше талии. — Наверное, что-то страшное, а?

— Вик!.. — Клементина раздраженно шлепнула его по руке и продолжила исследовать свой гардероб. — Мне не до шуток. На благотворительном вечере я должна поразить всех роскошью и изяществом. Ты же хочешь, чтобы тебе все завидовали?

Виктор пожал плечами. Скорее он хотел, чтобы все завидовали ей, Клементине. Но его жена, увы, была не менее тщеславной, чем он сам, а потому ему пришлось ответить так, чтобы не задеть ее самолюбие.

— Дорогая, во что бы ты ни оделась, мне все равно будут завидовать.

— Спасибо, милый, — краешком губ улыбнулась польщенная Клементина. — Как насчет этого? — Она выудила из шкафа вешалку с новеньким платьем от Марио Гольдано — эксклюзивной моделью, покупка которой едва не стоила Клементине дружбы с Мэри Скотт, надеявшейся приобрести себе это же платье. — По-моему, простенько, но с большим вкусом.

Вик щелкнул языком и вяло покачал головой.

— По-моему, слишком уж вычурно для благотворительного вечера. Надень что-нибудь попроще. Твой серый шерстяной костюмчик подходит для этого как нельзя лучше. Особенно, если на нем будет красоваться янтарная брошь, которую я подарил тебе на прошлое Рождество.

Клементина на секунду задумалась. Виктору показалось, что он слышит, как в ее маленькой головке щелкнула машинка, с помощью которой его жена обычно просчитывала производимый на публику эффект.

— Неплохо придумано, — вынесла вердикт Клементина и впервые за утро наградила мужа улыбкой. — Как это у тебя получается? Я, бывает, полдня брожу по своей гардеробной комнате и не могу выбрать одежду. А ты только представишь — и все получается.

Вик пожал плечами.

— Когда-то я хотел стать модельером, но папаша сказал, что выгонит меня из дому, если я стану голубым. Для него эти слова были синонимами. А я прямо-таки мечтал, что буду заниматься одеждой, как моя покойная мать. Так нет же, пришлось учиться на экономиста. Хорошо еще, что Генри Гудроу не знал, что в ущерб своему обучению я бегал слушать лекции по истории религии и брать уроки живописи… Знаешь, мне всегда казалось, что экономика — это невыносимая скучища.

Вик хотел сказать что-то еще, но, подняв глаза на жену, понял, что Клементина совершенно его не слушает. Мыслями она была уже на благотворительном вечере и наслаждалась завистливыми взглядами своих менее привлекательных и не столь изысканно одетых подруг.

— Сейчас примерю костюмчик и поеду помогать Мэри, — бросила Клементина Вику. — Когда придет этот твой сантехник?

— Как только сможет, — сообщил Вик, зарываясь носом в мягкую подушку. — Надеюсь, этот тип не будет таким мерзким, как тот, что был у нас в прошлом месяце. Терпеть не могу, когда пахнет потом и грязь под ногтями. Фу-у… — Лицо Виктора сморщилось. — Аж мурашки по коже…

— Главное, чтобы он не изуродовал нам джакузи и не слишком тянул с работой. Ну все, пока! — Клементина сложила свои пухлые губы трубочкой и изобразила поцелуй. — Встретимся на вечере. Я знаю, ты наверняка пропустишь самую интересную часть, но я все равно буду тебя ждать… Ох, чуть не забыла… — обернулась она, стоя на пороге двери. — Кит звонил. Сказал, тебе надо подписать пару каких-то мелких счетов. Так что он тоже заедет на вечер.

Вик кивнул и снова, как это часто бывало, когда он вспоминал о компании отца, почувствовал себя виноватым. Впрочем, он не считал компанию своей даже тогда, когда унаследовал ее. Он бы с радостью от нее избавился, но отец слишком хорошо его знал, так что предусмотрел этот вариант, составив завещание таким образом, что ни сын, ни его жена не смогут продать компанию до тех пор, пока у них не родится первенец. До тех пор они могут лишь пользоваться деньгами, которые приносит компания, расширять ее или, наоборот, уменьшать — это уж, как им вздумается…

Надо сказать, что с первенцем Клементина не очень-то спешила.

— Послушай, Вик, — говорила она мужу всегда, когда заходила речь о ребенке. — Мы еще молоды и не нагулялись. Мне рано терять фигуру и приобретать преждевременные морщины, а тебя, по-моему, не очень-то радует перспектива слушать каждую ночь кошмарные детские вопли.

Виктор был с ней согласен, а потому, чтобы не заниматься скучными делами компании, назначил заместителем своего старого друга и бывшего однокурсника Кита — Кристиана Торнтона, — уже почти год блестяще справлявшегося с ролью неофициального главы компании. Правда все это, увы, не избавляло самого Виктора от угрызений совести и чувства собственной неполноценности. Ведь отец, всю жизнь считавший своего сына лоботрясом и бездельником, как выяснилось, оказался прав.

После ухода Клементины Вик заставил себя выбраться из кровати и направился на кухню. Пожилая немка, фру Тильда, много лет прислуживавшая в доме Генри Гудроу, отца Виктора, вежливо, но сухо поинтересовалась у молодого хозяина: чего он больше желает на завтрак — яичницу или поджаренные тосты с джемом? Больше всего Вик желал выпить своего любимого пуэра, но процесс заваривания этого чая он доверял только самому себе.

Вик испытывал к чаю особенно теплые чувства: его личный шкафчик был заставлен улунами, бирюзовыми чаями, лепешками пуэров «трехлетней выдержки», связанным чаем, распускавшимся в стеклянном чайнике роскошным цветком… Кроме богатейшего ассортимента чая, Виктор был обладателем немалого количества чайных принадлежностей. Клементина никогда не понимала, зачем для распития вполне заурядного, по ее мнению, напитка необходим специальный столик, несколько чайников и странных стеклянных колб. И откуда ей было знать, что содержимое небольшого шкафчика на кухне тянуло если не на целое состояние, то, уж точно, на весьма существенную сумму денег…

Виктор иногда шутил, что ему давно уже пора открывать чайную. Но, как и в случае с пошивом одежды, дальше слов дело не продвинулось. Поначалу Вика останавливало неодобрение отца, а потом… а потом он просто привык к своему маленькому, но такому уютному и беззаботному мирку мягких плюшевых кресел, воздушных подушек, маленьких чайничков и к ощущению того, что никто и ничто уже не потревожит этот чудесный райский уголок.

Вик наслаждался бодрящим пуэром в компании нового детектива Лилланда Блоссума, когда в дверь позвонили и фру Тильда своим малоэмоциональным голосом сообщила, что пожаловал долгожданный сантехник. Вик нервно почесал левое запястье и попросил фру Тильду пригласить того в дом. Ответом на его просьбу, как это ни странно, была легкая усмешка, скользнувшая по губам служанки. Улыбалась фру Тильда довольно редко — видно, это явилось одной из причин, из-за которых ее нанял Генри Гудроу, — поэтому Виктор решил, что ему почудилось.

Однако очень скоро Вик не только понял, что ему вовсе не почудилась улыбка на ледяных устах фру Тильды, но и пришел в такое замешательство, что уставился на новоявленного сантехника с выражением недоумения и даже ужаса на лице.

Сантехником оказалась женщина…

Возможно, Виктор и не определил бы ее пол из-за мешковатого джинсового комбинезона, сшитого явно не по фигуре, из-за потертой кепки, надвинутой на лоб так низко, что под ней едва угадывались глаза, из-за высоких мужских ботинок на шнуровке, из-за грубых рук с французским маникюром, сделанным, кажется, при помощи машинного масла… Возможно, Вик и не сообразил бы, что перед ним — представительница прекрасного пола, если бы не голос. Даже грубость интонаций этой особы не оставляла никаких сомнений — обладательницей такого голоса могла быть только женщина.

— Эй, мистер Гудров, — донеслось до Вика, как в тумане. — Может, вы покажете, где у вас там поломка?

— Поломка… — пробормотал Вик, обретший наконец дар речи. — Да, конечно… — Оглядев это странное существо еще раз и приняв то, что оно — женщина, Вик не смог удержаться от ухмылочки, которая была очень похожа на ту, что минуту назад красовалась на липе фру Тильды.

— Что вы так меня разглядываете? — нимало не смутившись, поинтересовался у него странный сантехник. — Я сантехник, а не дьявол, и пришла не за вашей душой, а за тем, чтобы устранить причину ваших неприятностей.

— Я понял, что вы не дьявол, — кивнул Виктор, которому не очень понравилась ее шутка. — Дьявол не имеет привычки топать по дорогим коврам в грязной обуви…

— Тапочек мне никто не предложил, — невозмутимо ответили Виктору.

Вик бросил выразительный взгляд в сторону фру Тильды, и та поспешила предложить работнице «более удобную обувь».

— Хм… — Из-под кепки вылетела сердитая усмешка. — Мне и в этом удобно, но если вы настаиваете, мистер Гудров…

Виктора уже порядком разозлила ироничность этой нелепой особы. Заставить его улаживать бытовые проблемы — это была не лучшая из идей жены. Вик не умел и ненавидел заниматься подобными пустяками. И терпеть не мог сантехников, механиков и прочих «грязнорабочих», которые в их городе почему-то всегда были в большом дефиците. Во всяком случае, те, кто делал свое дело хорошо. А в этой дамочке Вик совершенно не был уверен, хоть она и нацепила на себя мужской комбинезон и вела себя с отнюдь не женским нахальством…

— Настаиваю. — Вик присмотрелся к ковру и нахмурился, заметив, что на нежно-голубом ворсе появились какие-то ржавые пятна. — И, кстати, меня зовут мистер Гудроу.

— Очень приятно. — Разумеется, ничего даже издали похожего на приязнь ее голос не выражал. — А меня — Дин Беллвуд.

Дин? Ну и имечко… Больше похоже на мужское, чем на женское.

— Пройдемте в ванную комнату, Дин Беллвуд, — сухо отозвался Вик. — Надеюсь, вы когда-нибудь видели джакузи?

Она додумалась снять головной убор, лишь когда вошла в ванную. Под кепкой оказались скрученные на затылке рыжие волосы. Наверное, крашеная, подумал Вик, у которого при виде этих ярких прядей зарябило в глазах. Надо же было выбрать такой нелепый цвет…

— Не только видела, — насмешливо отозвалось рыжее существо, присевшее на корточки рядом с белоснежной ванной, заставленной со всех сторон бутылочками с пеной, корзинками с мылом, вазами с ароматической солью. — Прикиньте, я их еще и чинила…

Удивительно богатый лексикон, констатировал про себя Виктор. Она пытается надо мной издеваться или действительно привыкла так разговаривать?

— А вы не могли бы убрать это? — Рыжеволосый демон поднял голову и пристально посмотрел на Вика. Глаза у демона были пронзительно-голубые, пронизанные ледяными иголками. Вик едва справился с желанием немедленно отвести от них взгляд.

— Что «это»? — поинтересовался он, недовольно покосившись на руки молодой женщины, цвет которых почти что контрастировал с белоснежной эмалью ванны.

— Эти ваши штучки, — кивнул рыжий демон на бутылочки и флакончики. — Боюсь, как бы не побить чего…

При слове «побить» Вик даже вздрогнул. Если эта дамочка в мужицкой одежде расколотит хотя бы один пузырек с пеной для ванн, Клементина устроит ему такую головомойку, что лучше было бы ему самому заниматься починкой джакузи…

— Фру Тильда! — Виктор снова призвал на помощь служанку. — Прошу, уберите все банные принадлежности подальше от… — Вик хотел сказать «от грязных рук», но вовремя опомнился. — От тех работ, что здесь будут проходить.

— Не переживайте, надолго не затянется, — снова подал голос рыжий демон. — Поломка ерундовая, я недолго буду возиться.

О, Вик с радостью в это поверил бы, но что-то ему мешало. В присутствии этой рыжей женщины, занимавшейся мужской работой, было что-то совершенно противоестественное, и Вик поспешил ретироваться из ванной, предоставив контролировать процесс работы фру Тильде. В конце концов, не мог же он оставить эту Дин Беллвуд без присмотра. Она попала в их дом по рекомендации какого-то доктора, но кто их знает, этих сантехников…

Вик почувствовал себя немного спокойнее, когда вышел наконец из ванной. И чего он так разволновался? Подумаешь, женщина-сантехник? Мир полон сюрпризов, что с того… Вот, к примеру, лучшими парикмахерами и модельерами считаются мужчины… И все-таки, что-то в этом есть неприятно поражающее. Может быть, ее неухоженные, грязные руки? Может быть, идиотский цвет волос? Может быть, ехидство, с которым она осмелилась с ним говорить?

А может, он просто не любит «грязнорабочих». Уж слишком они грубоватый и неотесанный народ…

 

2

— Мэг, ну что, спит? — полюбопытствовал Дэн у сестренки.

Мэг, приоткрывшая газету, в которую уткнулась бабуля Джесс, утвердительно кивнула.

— Спит, — шепотом сообщила она брату. — Можем наконец заняться чем-нибудь интересным…

— Давай насыплем соли в сахарницу? — обрадованно предложил Дэн, но его замысел на этот раз показался сестре слишком уж простым.

— Нет, это уже было, — покачала она головой, слезая с коленей бабули Джесс.

— Тогда давай приклеим к столу кастрюлю…

— Было, — неумолимо констатировала Мэг.

— Ладно, можно разлить на крыльце у мисс Тальбот валерьянку, чтобы ее любимые коты повеселились. — Глаза Дэна заблестели от предвкушения этой простой, но в то же время веселой затеи. — Этого точно не было.

— Не было, — кивнула Мэган, оценив творческий ход мыслей своего брата. — Точно, заметано.

— Заметано!

Пока Мэг с видом заправского сыщика рыскала по комоду бабули Джесс в поисках аптечки, Дэн занялся исследованием содержимого корзинки старушки, в котором та обычно хранила свое вязанье. Кроме мотков шерсти и спиц в корзинке частенько оказывалось много любопытных вещей, которые бабуля Джесс по рассеянности, свойственной большинству стариков, забывала положить, куда следует.

— О, гляди-ка, мамин почерк… — пробормотал Дэн, обнаруживший среди клубков шерсти листок бумаги. — Тут какая-то записка…

— И что в ней? — полюбопытствовала Мэган, вынырнув из большого выдвижного ящика.

— Похоже на адрес. Паркстаун, Кинг-стрит, двадцать один… И имя какое-то… не разобрать.

— Когда ты научишься нормально читать? — укоризненно, совсем, как мама, покачала головой Мэган. — Ну-ка, дай сюда…

Дэн покорно принес Мэган листик бумаги. Прежде чем прочесть, что на нем, девочка решила его обнюхать.

— Пахнет свежими чернилами, — сообщила она брату. — Видно, мама писала совсем недавно.

— Ага, — кивнул Дэн, восхищенно глядя на сестру, которая хоть и была старше него всего на десять месяцев, понимала в таких штуках куда больше, чем он сам. — А что за имя?

Мэган пробежала глазами записку, и по ее лицу скользнула тревожная тень.

— Не знаю. Но что-то мне это не нравится…

— Почему? — испуганно покосился на нее Дэн.

— Не знаю, как объяснить, Дракончик, — пробормотала сестра. — Какое-то противное чувство.

Дэн помрачнел. Если у Мэган появлялось «противное чувство», это ничегошеньки хорошего не предвещало. После того как чувство Мэг когда-то предсказало им новый переезд — у мамы не очень-то много работы было там, где они жили раньше, — и то, что Элис Харпер собьет машиной их любимого кота, Дэн привык ему доверять.

— Как ты думаешь, а с мамой может что-то случиться? — одними губами прошептал Дэн.

— Не знаю, Дракончик…

— А вдруг тот, чье имя в бумажке, маньяк?

— Да ну тебя, Дэн, как скажешь… — неодобрительно покосилась Мэган на брата. — По-моему, Виктор Гудроу — не самое подходящее имя для маньяка. Вот если бы его звали Джейсон…

— А там еще что-то есть? — Дэн клюнул носом в бумажку, которую пристально изучала его сестра.

— Уйди ты, не мешай, — фыркнула Мэган. — Там какой-то номер. Телефон, наверное… Только уж точно не мамин…

— А может, позвоним, Колокольчик?

— Сколько раз говорила: так меня зовет только мама.

— Ладно, извини, Мэг.

Не прошло и минуты, как Мэган уже выслушивала назойливые гудки, а Дэн смотрел на сестру в нетерпеливом ожидании.

— Никто не берет трубку, — наконец сообщила Мэг. — Может, ты прав — этот тип взаправду маньяк?

— Слушай, может, позвоним маме? — спросил не на шутку разволновавшийся Дэн.

— Нет, это плохая идея. Если вдруг этот тип окажется маньяком, он поймет, что мы что-то заподозрили. У меня есть идея получше… Только тсс… — Мэган многозначительно замолчала и прижала палец к губам так, словно бабулю Джесс можно было хоть чем-то разбудить…

Фру Тильду трудно было заподозрить в том, что она шутит, поэтому Вик был порядочно удивлен, услышав, что на пороге его дома стоит парочка странных ребятишек.

— Я пыталась их прогнать, мистер Гудроу, но они такие настырные, не хотят уходить. До сих пор сидят на пороге. Думаю, нам надо вызвать полицию.

— Полицию?

— Полицию, — убежденно ответствовала фру Тильда. — Они не похожи на обыкновенных попрошаек. Может, это ловко подученные воришки?

— Они хоть объяснили, зачем пожаловали?

— Думаете, я стала их слушать? — Фру Тильда уставилась на хозяина с таким видом, словно он только что ее саму обвинил в воровстве. — Сказала, чтоб убирались, и хлопнула дверью. Незачем им тут ходить…

— Согласен, конечно, — неуверенно пробормотал Виктор, — но, если они до сих пор не ушли, значит им что-то нужно… Может, им дать еды, фру Тильда?

— Нет уж, увольте, мистер Гудроу, — поджала фру Тильда и без того узкие губы. — Если хотите — давайте. А я в этом участвовать не буду. Не удивлюсь, что за этой сопливой мелкотой стоит кто-то из взрослых. Не успеете глазом моргнуть, как ввалится толпа головорезов и обнесут весь дом. Ищи их потом…

— Ну хорошо, я сам разберусь, — без особого энтузиазма сообщил Виктор и отложил в сторону томик Лилланда Блоссума. — Как там этот… эта… в общем, как идет работа?

— Эта мисс говорит, что почти закончила, остались мелочи. Странная дамочка, не находите, мистер Гудроу?

— Еще какая, — хмыкнул Вик и направился выяснять, что все-таки понадобилось «малолетним головорезам».

У головорезов оказались довольно встревоженные лица. Виктор никогда не испытывал к детям особой симпатии, и появление на пороге его дома большеглазой девчонки и курносого мальчишки с рыжей, как огонь, шевелюрой, показалось ему каким-то недоразумением.

— Вам что-то нужно? — спокойно поинтересовался он у детей. — Если денег, то я их не печатаю. За подарками — к Санта Клаусу. Но если вы голодны, то служанка вынесет вам еды.

— Спасибо, сэр, мы не голодны. И денег нам не надо, — обиженным голоском отозвалась девочка. — Мы пришли за мамой.

— За мамой? — с еще большим недоумением оглядел детей Виктор. — Вы э-э-э… уверены, что пришли по адресу?

— Уверены, — кивнул мальчишка, и в голове Виктора мелькнуло, что где-то он уже видел этот жуткий цвет волос. — Мама должна быть у вас, — храбро продолжил мальчик. — Она нам адрес оставила.

— Чудно, — хмыкнул Вик и почувствовал, как снова начинает раздражаться. — Хотел бы я знать, что ваша мама у меня забыла.

— Мы бы тоже хотели, — сердито посмотрела на него девочка, и Вик снова поймал себя на мысли, что похожий взгляд пронзительно-голубых глаз он уже где-то видел. — Маму зовут Диана Беллвуд. Вам это имя не знакомо разве?

— Разве знакомо, — ехидно хмыкнул Вик, уже начавший понимать, в чем дело. — Ваша мама сантехником работает?

— Вроде того, — сурово заметил мальчик, почувствовав в голосе Вика насмешку. — Так она у вас?

— Да, она у меня.

— Позовите ее, пожалуйста, — попросила девочка.

Черт знает что, раздраженно подумал Виктор, разглядывая детей, которые, судя по всему, были воспитаны не лучше, чем их мамаша.

— Фру Тильда, — обратился он к служанке, которая все это время молча и сурово стояла за его плечом, как настоящий страж дома, — отведите их на кухню и предложите что-нибудь поесть… или попить… В общем, разберитесь сами. А я пойду к мисс Беллвуд, сообщу ей, что ее детишки пожаловали к нам в гости.

Дин Беллвуд, виновницу всей этой неразберихи, Вик застал лежащей на спине и ковыряющейся во внутренностях джакузи. Складывалось впечатление, что она занималась починкой машины.

— Миссис Беллвуд, — позвал ее Вик.

Женщина подняла на него свои холодные голубые глаза. Вик еще раз удивился сходству между матерью и дочкой.

— Почти закончила, — объявил рыжеволосый демон, вытерев со лба капельки пота. — Осталась только косметика.

— Миссис Беллвуд, ко мне пришли ваши дети…

— Что?! — недоуменно уставилась на него она.

— Это я хочу у вас спросить «что»… Что все это значит?

Обескураженная женщина поднялась с пола и отложила отвертку, которой, надо признать, довольно ловко орудовала.

— Я не знаю… — растерянно ответила она. — Впрочем, могу предположить…

— Я буду вам очень признателен, если вы с этим разберетесь, — холодно сообщил ей Виктор. — Вы, наверное, понимаете, что мой дом не детский сад, а я не воспитатель.

— Уже успела заметить. — На ее лице снова появилось то самое насмешливо-нахальное выражение, которое сразу не понравилось Вику. — Извините за беспокойство.

Даже извинение в ее устах звучало как насмешка. Вик чувствовал, что снова начинает выходить из себя. Что эта особа о себе возомнила? Держит себя так, словно это она наняла его на работу. Надо было сразу поставить ее на место…

Провожая Дин Беллвуд на кухню, Вик размышлял над маленькой местью. Даже если свою работу она выполнила хорошо, в чем он очень сильно сомневался, надо обязательно к ней придраться. Вот тогда она поймет, с кем имеет дело, и, может, перестанет наконец держаться так независимо и самодовольно.

Но когда Вик заглянул на кухню, все планы отмщения вылетели у него из головы. Фру Тильда, которая должна была следить за детьми, куда-то исчезла, а на кухне… на кухне творился сущий бедлам. Маленькая девочка с глазами закоренелого преступника сидела на полу и пыталась разобрать чайный столик, который Вику сделали на заказ в Китае. Она так небрежно крутила в руках эту безумно дорогую вещь, что Вик почувствовал приступ дурноты. Огненноголовый мальчишка тем временем воевал с маленьким чайничком, на котором красовалась лягушка, плевавшаяся, когда на нее попадали капельки воды.

— Боже мой… — почти прохрипел Вик, но все это были еще цветочки. Запах ягодок он почувствовал тогда, когда увидел на полу осколки разбитой чашки.

Можно было бы пережить, если бы эта чайная чашка была просто дорогой, но ее цену, увы, невозможно было измерить деньгами. Это была мамина чашка. Из этой чашки миссис Лилиан Гудроу когда-то пила китайский чай, к которому приучила своего сына. И эта чашка была единственным, что Вику удалось сохранить как память о матери.

В тот миг ему показалось, что внутри него закрутился смерч. Он поначалу был не так силен, и Вик молчал, переводя взгляд с чашки на детей, но с каждой секундой смерч набирал обороты, и Вика наконец прорвало:

— Маленькие уродцы! — истерическим голосом завопил он. Дети от неожиданности вздрогнули и наконец-то удостоили хозяина вниманием. — Что вы натворили?! Что вы тут устроили?! Зачем вам понадобился мой сервиз?!

Плакать и молить Вика о прощении, по всей видимости, никто не собирался. Вик, пораженный таким равнодушием, готов был распалиться еще больше, но тут же спиной почувствовал чей-то взгляд. Пронзительный взгляд, испепеляющий своим холодом.

— Мистер Гудроу, — донесся до него звонкий льдистый голос, — лучше бы вам заткнуться. Еще одно оскорбление в адрес моих детей — и я расколочу не только ваши чашки, но и вашу голову.

Неизвестно, чего Виктор боялся больше, но тон, которым эта женщина говорила с ним, придал ему храбрости. Он повернулся к наглому рыжеволосому демону, притащившему в чужой дом свой чудовищный выводок, и крикнул:

— Это вы не смейте так разговаривать! Ваши дети устроили в чужом доме кавардак, а вы, вместо того чтобы вразумить их, принимаетесь за них заступаться! Хорошенькое воспитание, ничего не скажешь! Неудивительно, что у такой матери растут такие детишки!

— Мэг, Дэн, — рыжеволосый демон окинул детишек выразительным взглядом, — живо положите все на место и идите на улицу. А я поговорю с дядей.

Вик немало удивился, поняв, что маленькие чудища могут кого-то слушать, потому что и Мэг со своими инопланетными глазами, и Дэн с волосами цвета апельсина мигом разложили все по местам и буквально вылетели из кухни. А их мамаша с клоунским париком вместо волос уставилась на Вика пронзительно-голубым немигающим взглядом.

— И что? — не выдержав ее взгляда, поинтересовался Вик. — Хотите сказать, я неправ и вы хорошая мать? Хотите сказать, ваши дети знают, что такое правила приличия?

— Мне плевать, какой матерью вы меня считаете. Но я не потерплю, чтобы моих детей называли «маленькими уродцами».

— Черт возьми, да как я мог их еще назвать, когда они играли с моим дорогущим сервизом, как с кубиками, и расколотили мамину чашку?

— Никак. Я бы сама подобрала слова.

— Лучше проявите фантазию и подумайте, как вы со мной расплатитесь…

— Я?.. — хмыкнуло рыжеволосое существо. — Это вы не заплатили мне за работу, которую я, кстати, выполнила бы гораздо быстрее, если бы ваша фру или фрау не стояла у меня над душой как сторожевая псина и не задавала идиотских вопросов!

— Я ничего вам не заплачу, — объявил Виктор, решив, что поведение этой жуткой особы не может остаться безнаказанным. — Считайте, что вы расплатились своей работой за разбитый сервиз.

— Что?! — Рыжеволосый демон яростно тряхнул головой, отчего его кудри как змеи завились вокруг лба и висков. — Хотите сказать, моя работа стоит какой-то жалкой чашки?

— Хочу сказать, вам повезло, что вы так дешево отделались, миссис Беллвуд. Таких чашек уже не делают. Да и не в этом суть…

— Плевать, в чем суть, — фыркнул демон. — Платите за работу, сэр…

— Иначе что? — усмехнулся Виктор. — Побьете меня? Или вызовете полицию?

— Не бойтесь, я вас не побью. — Ее лицо снова стало спокойным, а взгляд пронзительно холодным. — Не хочется пачкать руки о такое дерьмо…

Вопреки своим ожиданиям, Вик не чувствовал себя победителем и, когда рыжеволосый демон вылетел из кухни, а потом громко хлопнул входной дверью, почувствовал на дне души весьма гадостный осадок, очень даже похожий на то слово, которое бросила ему в лицо Дин Беллвуд…

— Марш в комнату, — заявила Дин, грозно сверкнув очами на провинившихся чад.

— Ну ма-ам, — попыталась было заикнуться Мэг, но Дин перебила дочку:

— Без разговоров, иначе отправлю к бабушке.

Эта угроза была самой страшной из существующих, поэтому Мэг и Дэн уныло поплелись в детскую.

— И никаких карманных денег две недели, — бросила вдогонку Дин.

— Не слишком сурово? — с полуулыбкой поинтересовался у нее Лесли, наблюдавший за сценой «преступление и наказание» со старенького дивана, покрытого вытертым плюшевым покрывалом.

— Сурово? — покосилась на него Дин. — Жаль, что я противник физической расправы. Иногда мне кажется, ремень вернул бы моим чадам чувство реальности… Ужасный день, Лесли. Просто черт знает что… — Дин плюхнулась на диван рядом с другом. — Поделись-ка пивом, дружище. Ты прости, ужина сегодня нет. Дети перебились хлопьями — я не в силах готовить…

— Это ты меня прости, — виновато посмотрел на подругу Лесли. — Если бы я знал, что мой знакомый отправит тебя к такому высокомерному чурбану, я бы даже не заикнулся об этом заказе.

— Плевать, как он вел себя со мной, — я давно привыкла ко всяким кретинам, — заметила Дин, открыв пивную бутылку. — Но он так орал на детей… И из-за чего? Из-за какой-то разбитой чашки… Они ведь дети — неужели это так трудно понять?

— Не все любят детей.

— Я бы их тоже не любила, — хмыкнула Дин, отхлебывая из бутылки пиво, — если бы судьба в лице моего бывшего не подбросила мне парочку этих бесенят. Представь себе, Лесли, они нашли у бабули Джесс записку с адресом мистера Гудроу и решили, что этот Виктор — маньяк. Только моим детям такое могло прийти в голову. Они не придумали ничего лучше, чем дойти до окраины Лайтфорда и поймать машину… Представь, они сказали водителю, что их мама в больнице. Господи, но ведь я не учила их врать…

— Ты тут ни при чем, — утешил подругу Лесли. — Просто возраст такой.

— В тринадцать, наверное, пойдут грабить банки…

— Что мне всегда в тебе нравилось, Дин, так это твое чувство юмора.

— Что еще остается, когда жизнь крутит тобой, как хочет… Лучше уж шутить, чем ныть.

— И все-таки я не пойму, почему твой муж тебя бросил, — покачал головой Лесли. — Ты такая сильная, умная, такая замечательная женщина.

— Нашел еще большую дуру, чем я, — усмехнулась Дин. — Да и потом, я не всегда была сильной. Только когда появились дети мне пришлось узнать почем фунт лиха…

— Почему ты не вернулась к матери? — покосился Лесли на Дин. — Она бы помогла тебе.

— Ты не знаешь мою мать, — фыркнула Дин. — Лучше ее невмешательство, чем помощь. Мама хотела контролировать мою жизнь — что говорить о детях, с которых она не спускала бы глаз. Да, конечно, оба они не подарки. Но лучше уж такие «неподарки», чем забитые и затравленные мышата.

— Кстати, все хотел спросить, — Лесли с любопытством покосился на Дин, — а фамилия «Беллвуд», это твоя или бывшего?

— Моя, — призналась Дин. — Когда мы с Норрисом развелись, я дала детям свою фамилию. Норрису было плевать, а мне даже вспоминать о нем не хотелось. Правда в Лайтфорде я представилась как «миссис Беллвуд». Не хотелось, чтобы расспрашивали о моем статусе. Пусть думают, что я до сих пор замужем, хоть муж меня и бросил. — Дин вздохнула и тряхнула головой. — Ладно, бог с ним, не люблю об этом вспоминать… Завтра мне нужно починить фен в салоне миссис Митчелл, а еще зовут в Паркстаун — Арчибальд Сандерс просит заняться движком «хаммера». С феном миссис Митчелл я как-нибудь разберусь, а вот как мне уехать в Паркстаун? Не хочется отказывать мистеру Сандерсу, он ведь мой постоянный клиент. И платит всегда хорошо… Мэг и Дэн, конечно, под впечатлением от моего гнева, но их раскаяние будет длиться не дольше, чем полдня. А потом они снова решат меня «спасать» или придумают еще чего похуже.

— Да уж, бабуля Джесс старовата, чтобы с ними сидеть.

— Бабуля Джесс — самый безотказный человек в городе, — улыбнулась Дин. — Ладно, я что-нибудь придумаю. В конце концов, пообещаю своим сладкоежкам поход в кафе, если они целых полдня попытаются вести себя прилично.

Дин хорошо понимала, что никакие обещания не смогут остановить ее сорванцов, которые если что задумали, то обязательно это сделают. В конце концов, разве можно обвинять детей в том, что они переняли характер их упрямой матери?

 

3

На благотворительный вечер, который подруга Клементины Мэри Скотт устраивала в своем особняке, Вик ехал далеко не в самом радужном настроении. Вся эта история с женщиной-сантехником и ее детишками не шла у него из головы. Он понимал, что был далеко не на высоте, что нельзя было быть таким грубым с детьми и женщиной, хоть бы она и была сантехником с мужским характером.

На этой истории неприятности, увы, себя не исчерпали: припарковав машину за воротами особняка Скоттов, Вик столкнулся с бродягой, который принялся весьма назойливо канючить у него деньги и даже осмелился похлопать его, Вика, по спине своими грязными ручищами… В общем, вечер был безнадежно испорчен, даже не успев начаться. Вик чувствовал себя полным идиотом и был немного зол на Клементину за то, что она оставила его разбираться с домашними проблемами.

Да и сам благотворительный вечер, надо сказать, не вызывал в Викторе должного трепета. На нем обыкновенно присутствовали и женщины, и мужчины. Женщины хвастали своими нарядами и изощрялись в колких шуточках по поводу своих более успешных подруг; мужчины сонно слонялись по залу, не зная, куда деваться от подчас назойливого внимания со стороны прекрасного пола. Все это, разумеется, проводилось под эгидой благотворительности: распродавались бездарные картинки и нелепые поделки, смастеренные детьми тех, кто принимал участие в организации сего действа, разыгрывались никому не нужные вазы, статуэтки и прочие безделицы, потом все деньги складывались в инкрустированный какими-нибудь затейливыми каменьями ящичек и объявлялось, что сбор средств для помощи детям, старикам или бездомным прошел успешно.

Клементина, которая никогда особенно не интересовалась ни теми, ни другими, ни третьими, обыкновенно принимала в организации благотворительных вечеров самое деятельное участие. Вик не имел ничего против: в конце концов, ей ведь нужно было чем-то разнообразить свою скучную жизнь. Ему бы это тоже не помешало, но, увы, благотворительные вечера не входили в число приятных для него развлечений. Вику нравилось, например, кататься на яхте, и он даже купил себе бело-голубую красавицу, которую назвал «Веста», но это увлечение очень скоро ему надоело — вечеринки на яхте были такими же однообразными, как вечеринки в особняках многочисленных друзей.

Мэри Скотт и ее супруг Дагги встретили Вика с распростертыми объятиями. Прежде чем узнать о том, где в этот момент находится его супруга, Вику пришлось выслушать, сколько средств было собрано на благотворительность и как чудесно начался вечер. После этого Вик выслушивал то же самое от всех, кого встречал в роскошной гостиной Скоттов. Перед ним мелькали десятки лиц, но, в сущности, говорили они одно и то же. Вику почему-то пришло в голову, что если бы здесь был рыжий демон, который чинил сегодня его джакузи, то у этих респектабельных и обеспеченных господ появились бы новые темы для разговоров.

Он досадовал из-за того, что никак не мог найти Клементину, но даже обрадовался, когда среди гостей мелькнуло хорошо знакомое ему женское лицо — лицо его тетушки по отцу, Лиз Гудроу.

Лиз была довольно язвительной и ироничной особой, но к племяннику всегда относилась с большим теплом. Она была единственной из немногих, кто позволял себе критиковать Генри Гудроу. Особенно часто ее критика касалась воспитания племянника — Лиз считала, что ее брат слишком уж давит на сына и даже «порабощает» его.

— Тетя… — Вик чмокнул Лиз в щеку, удивительно свежую для возраста ее обладательницы. Тетя Лиз никогда не была замужем и любила шутить, что именно поэтому ей удалось продлить свою молодость. — Не ожидал тебя здесь увидеть…

— Я и сама не ожидала, что приду, — хмыкнула Лиз. — Мэри Скотт понадобилось, чтобы я занялась украшательством ее праздника, а мне было так скучно, что я согласилась… Впрочем, здесь еще скучнее, чем дома, — мой Тинто куда более остроумный тип, чем все эти господа… — Тинто был любимым котом Лиз, с которым Вик частенько забавлялся, когда бывал в гостях у тети. — Уже собиралась уходить, но Клементина сказала, что ты скоро приедешь… Как ты себя чувствуешь, Вик?

— Не хуже, чем в последнюю нашу встречу, — натянуто улыбнулся он. — А почему ты спрашиваешь? У меня болезненный вид?

— Скорее удрученный, — сообщила тетя. — Я кое-что хотела с тобой обсудить, но потом струсила и решила отдать тебе вот это… — Тетя Лиз залезла в сумочку и, вытащив из нее большой желтый конверт, протянула его Вику.

— Что здесь? — изумленно покосился он на тетушку.

— Думаю, тебе будет интересно на это взглянуть, — полушепотом ответила тетя. — Только обещай, что откроешь его, когда я уйду, и не станешь делать глупостей. Просто хорошо подумай над тем, что увидишь, и не делись ни с кем этой информацией. Ни с кем — слышишь, Вик?

Вик оторопело кивнул.

— А завтра, когда ты… все обдумаешь, мы с тобой серьезно поговорим. Ты хорошо меня понял?

Вик снова кивнул.

— Будь умником. — Тетя поцеловала его в щеку и принялась маневрировать между участниками вечера, разбившимися на небольшие группки.

Вик с опаской покосился на конверт. Что в нем может быть такого? Из-за чего тетя Лиз напустила на себя столько таинственности?

— Чудно, — пробормотал он и тут же увидел Клементину, которая помахала ему рукой и направилась в его сторону.

Вик поначалу замешкался, а потом спрятал конверт за спиной. Наверное, не нужно, чтобы жена его видела. Начнутся расспросы, а он обещал тете ничего не говорить о содержимом конверта. Впрочем, он и сам не знал, какая «начинка» у этого странного «пирожка»…

— Привет дорогой. — Клементина сложила губы трубочкой — она не слишком любила целовать мужа на людях. — Ну как тебе? По-моему, вечер удался. Не зря старались. А знаешь, сколько мы собрали средств?

Вик изображал удивление, восхищение, но сам все время думал только о конверте, который был спрятан у него за спиной. От Клементины не ускользнуло, что он чем-то взволнован.

— Дорогой, с тобой все в порядке?

— Да. Не обращай внимания. У меня был трудный день. Сантехник, которого нам рекомендовали, оказался женщиной.

— Что? — глаза Клементины округлились.

— Женщиной, — кивнул Вик, — и эта женщина такое устроила… Впрочем, лучше я расскажу тебе об этом дома.

— Женщиной? — Глаза Клементины сузились — так всегда бывало, когда ей казалось, что Вик о чем-то недоговаривает. — Она была хорошенькой?

— Хорошенькой? — Вик едва сдержал смех. — Если ты считаешь хорошенькой дамочку с клоунскими волосами, грязными руками, одетую в огромный комбинезон, то да — она была просто красавицей.

Клементина расслабленно улыбнулась.

— Ну ладно. Меня утешает, что тебе она не приглянулась. Смотри мне, — она шутливо пригрозила мужу пальцем, — ты знаешь, что я очень ревнива… Слушай, Вик, — Клементина посерьезнела, — тебя разыскивает Кит. Помнишь, я говорила, что он хочет подписать какие-то бумажки?

— Ах да, — кивнул Вик и снова вспомнил о конверте. — Я найду его, только сначала мне нужно кое с кем поговорить… Пусть подождет.

— Хорошо, — кивнула Клементина и снова сощурила глаза. — А с кем это ты собрался говорить? Уж не со своей ли сантехникшей?

— Успокойся, не с ней, — улыбнулся Вик. — Так, ерунда, тетя попросила.

— Ах, твоя тетя, — немного сердито покосилась на него жена. — Я видела ее. Она была холодна со мной, как никогда. Можно подумать, я виновата в том, что твой отец оставил тебе все свое состояние.

— Брось, Клем, мы столько раз это обсуждали. Тетя Лиз не нуждается в деньгах. И никогда не была на них помешана.

— Все мы делаем вид, что деньги — тлен, — хмыкнула Клементина. — Но на самом деле жить без них не можем… Иди, только не забудь найти Кита.

— Конечно, дорогая…

Единственным безлюдным местом в доме Скопов оказался бассейн. Уже наступила осень, и никому не хотелось мерзнуть на улице. Хотя Вик подумал, что голубое зеркало воды смотрится особенно красиво в обрамлении золотистых листьев.

Он присел на шезлонг, который хозяева не успели убрать, и открыл конверт. Судя по его плотности, в нем лежали листы бумаги или фотографии. Вик не стал медлить и извлек содержимое конверта. Это действительно были фотографии, и на первом же снимке он увидел хорошо знакомые ему лица: лица Кита Торнтона и его, Вика, жены. Все было бы ничего, все было бы вполне объяснимым и приемлемым, если бы не то обстоятельство, что на фото эти двое вдохновенно… целовались.

Может, свет не так падает? Виктор не верил своим глазам и даже покрутил в руках фотографию, словно свет фонаря смог бы убрать со снимка сладострастное выражение на лице его жены. Но со светом, к несчастью, все было в порядке. А все другие снимки говорили только об одном: у его жены Клементины и его лучшего друга, его бывшего однокурсника, его правой руки (и левой, если уж честно, тоже) был страстный роман, о котором сам Виктор Гудроу даже не подозревал.

А вдруг фотомонтаж? — скользнуло в голове у Виктора, который все еще не мог поверить собственным глазам. Все знают, на что способны современные чудо-технологии. Пятидесятилетнюю упитанную тетку могут представить стройной светловолосой секс-бомбой, так почему бы и не…

Нет, он отмахнулся от слабого утешения. Фотографии ему передал не кто-нибудь, а тетя Лиз. Стала бы она мухлевать со всякими там фотошопами? Лиз Гудроу никогда не испытывала нежной привязанности к жене племянника, но додуматься до такого… Да и зачем ей все это понадобилось? Если только поверить в слова Клементины о том, что тетя Лиз и впрямь хотела получить от своего покойного брата больше, чем скромный домик в пригороде…

Поначалу Вик подумал, что найдет Клементину и покажет ей снимки. Может быть, ее реакция подскажет ему, где правда, а где ложь? Потом Вик вспомнил о просьбе тете Лиз и решил, что ему совсем не хочется прилюдного скандала с женой, а если уж говорить начистоту, то и вовсе не хочется видеть ни Клементину, ни Кита.

Вик чувствовал себя опустошенным, смятым и раздавленным. О том, чтобы вернуться ко всем, улыбаться знакомым и выслушивать разглагольствования о пользе и прелести таких благотворительных вечеров, не могло быть и речи. Он решил, что ему лучше незаметно выскользнуть из дома Скоттов и заглянуть в какой-нибудь не слишком шумный бар, чтобы выпить, посидеть в одиночестве и подумать о том, что делать дальше.

Выбравшись через черный ход, Вик пошарил по карманам, но ключей от машины в них не обнаружил. Наверное, уронил где-нибудь у Скоттов. Да черт с ней, с машиной… В конце концов, он собрался выпить, а значит, ему лучше вызвать такси.

Отойдя от особняка на безопасное расстояние, Вик позвонил и вызвал такси. Через полчаса он уже сидел в баре на окраине Паркстауна и пил дешевый виски, от которого воротило не меньше, чем от снимков, где его жена целовалась с его же другом. Мобильный Вик отключил. Что, если Клементина или ее любовник примутся ему названивать? Впрочем, сейчас ему уже хотелось верить в то, что все им увиденное было какой-то нелепой ошибкой или неумной шуткой тети Лиз. В конце концов, завтра он придет в себя и потребует от тети объяснений, и, может быть… может быть, все снова уладится и будет, как раньше.

Осушив бог знает какой по счету стакан, Вик не без удивления осознал, что его не так пугает измена Клементины и предательство Кита как страх, что в его спокойной и ровной жизни произойдут перемены. Но эта вспышка откровенности с самим собой длилась недолго — очередная порция виски окончательно избавила Виктора Гудроу от способности размышлять…

— Может, вы меня… э-э-э… хоть куда-нибудь привезете… Ик… Я… э-э-э… — ик! — хочу наконец оказаться дома… Не-ет… Домой я — ик! — не хочу. — Вик снова икнул, приложил палец к губам и заговорщическим тоном прошептал водителю: — Там жена, а она мне и… и… изменяет…

Водитель, судя по всему, был равнодушен к страданиям своего пассажира, который вот уже битый час заставлял его колесить по Паркстауну и всякий раз, когда они приезжали по адресу, им же названному, заявлял, что в этом доме его — ик! — не ждут… Если бы водитель был личным шофером Виктора или таксистом, то он, пожалуй, постарался бы оставить эти выходки без внимания. Но пассажир, подобранный им на окраине Паркстауна, не был его работодателем, а потому порядочно разозлил полусонного водителя, который уже давно надеялся получить свои деньги и вернуться домой.

— Черт возьми, — не выдержал наконец водитель, — может, определишься, куда тебе надо? А еще лучше, если наконец расплатишься со мной… Я катаю тебя уже больше часа.

— Эт-то что еще за тон? — раскрыв слипающиеся глаза, поинтересовался Виктор. — Я п-плачу тебе деньги, ты — ик! — меня в-везешь…

— Вот и я о деньгах… Может, рассчитаешься за то, что мы с тобой накатали?

Виктор, возмущенный нахальным поведением водителя, отхлебнул виски прямо из бутылки и пошарил по карманам. Наличных не было, осталась только карточка, которую Вик как ни в чем не бывало протянул водителю. Тот уставился на него так, словно вместо карточки пассажир протянул ему пустую бутылку.

— Это еще что?

— Что значит «что»? — пробормотал Виктор. — Обыкновенная карта. У вас есть… э-э-э… тем… терн… тер-ми-нал?

— Какой еще терминал? — выставился на него водитель. — Где деньги?

— Там. — Виктор ткнул пальцем в карточку. — Их… э-э-э… надо снять.

Первой мыслью водителя было наподдать этому пьяному бездельнику, который почем зря мотал его по всему Паркстауну, но потом он передумал. Зачем марать руки, когда можно проучить этого типа так, что он вовек не забудет?

— Ладно, — кивнул водитель. — Я отвезу тебя домой или куда тебе там надо. Можешь пить свое виски и не беспокоиться…

— Правда? — обрадованно улыбнулся Виктор. — Ладно, тогда завези меня — ик! — к моей тетке.

Нет, друг, я отвезу тебя не к тетке, а к чертовой бабушке, хмыкнул про себя водитель и бросил недобрый взгляд на пассажира, хлещущего виски, как обычную воду…

 

4

— Мама, мама, а Дэн сказал, что на завтрак будет то, что коты мисс Тальбот оставляют на крыльце соседей… Это правда?

Дин распахнула заспанные глаза и, посмотрев на дочь, перевела взгляд на часы, показывающие совсем не то время, которое Дин ожидала на них увидеть.

— Господи! — Она скинула одеяло и подскочила на кровати. — Мы опоздали в школу!

— Нет, мам, — спокойно ответил Дэн, выглянув из-за двери. — В школу только завтра. Сегодня воскресенье.

— Ф-фух… — выдохнула Дин и снова покосилась на часы. — Значит, мне надо собираться к миссис Митчелл. Надеюсь, вы знаете, что она не маньяк?

— Угу. — Мэг виновато опустила взгляд. — Ну прости нас, мам.

— Прощу, если будете молодцами в мое отсутствие, — проворчала Дин, выбираясь из теплой постели. — Пойдемте, я состряпаю что-нибудь на завтрак. Дракончик, ты ничего не имеешь против яичницы? Впрочем, если ты стал любителем экзотики, я смогу поджарить тебе пару тараканов.

— Фу, — поморщился Дэн. — Я не люблю тараканов… А по поводу котов мисс Тальбот, так это я думал, что ты нас накажешь…

— Ну в кого ты такой фантазер? — полюбопытствовала Дин, на ходу надевая пушистые тапки в виде кроличьих мордочек. — Бегом умываться и чистить зубы. Я жду вас на кухне…

Рыская по шкафам в поисках соли и перца, Дин подумала, что ей давным-давно следовало бы сделать в доме генеральную уборку. Но времени ни на что не хватало — она разрывалась между детьми и клиентами. Впрочем, последнее ее нимало не удручало — было бы гораздо хуже, если бы она была неумехой и белоручкой, которая не может прокормить себя и детей…

К счастью, ее отец об этом позаботился. Он всегда говорил Дин, что в жизни все надо уметь. Ее мать придерживалась прямо противоположного мнения, считая, что дочке нужно думать только о том, как найти себе хорошего мужа, который обо всем позаботится, и Дин совершенно незачем уметь чинить машину, менять пробки в кранах, паять и заниматься прочей, совершенно не женской работой… А самой Дин было куда интереснее проводить время в мастерской отца, нежели торчать на кухне с мамой, которая считала настоящим кощунством присутствие помидоров в сырном супе.

Скоро-наскоро пожарив яичницу, Дин разложила ее по тарелкам, не забыв нарисовать кетчупом мордашку в тарелке Дэна. Мэгги уже мнила себя взрослой, а потому такие «глупости» ее раздражали. Дин жалела только о том, что «взрослость» дочери, увы, не мешает той шалить и проказничать…

Дети уселись завтракать, а Дин побежала переодеваться. Этот процесс обычно не занимал у нее мною времени. В зеркало она заглядывала мельком, только когда умывалась и расчесывала волосы. Да и для кого ей красоваться? Дети любят ее такой, какая она есть, а друзьям, кажется, совершенно все равно, как она выглядит.

Переодевшись, Дин схватила ящик с рабочими инструментами и побежала на кухню.

— Если соберетесь громить Лайтфорд, позвоните. — Она поцеловала детей и окинула их суровым взглядом. — Надеюсь, на этот раз у меня будет повод сводить вас в кафе. Не шалите!

Дин завела старенький грузовичок, который быстро довез ее до салона красоты «Леонардо», принадлежавшего миссис Митчелл, старой и довольно щедрой клиентке.

Миссис Митчелл тоже поначалу отнеслась к новой жительнице Лайтфорда с некоторым недоумением, но очень скоро поняла, что бесформенный комбинезон и напускная грубость — далеко не вся Дин Беллвуд. Мужчин, справлявшихся с работой так же хорошо, как эта молодая женщина, в Лайтфорде можно было пересчитать по пальцам.

— Здрасьте, миссис Митчелл! — Дин изобразила на лице беззаботное выражение и помахала женщине рукой. — Как ваше ничего себе?

— Спасибо, живем и здравствуем. — Миссис Митчелл широко улыбнулась. — Только одна из моих сушилок немного приболела. Надеюсь, доктор Беллвуд ее вылечит…

— Не сомневайтесь, — уверенно заявила Дин. — Где наша больная?

Когда Дин Беллвуд прошла через женский зал и скрылась в служебном помещении, по залу пробежала волна оживления.

— А вы слышали, что муж бросил ее из-за того, что она нацепила на него фартук и заставила готовить? — поинтересовалась у своей соседки по креслу хорошенькая Ванда Бжески.

— Это еще что, — зашептала на весь зал мисс Тальбот, старая дева, — говорят, она и в постели пыталась заставить его быть женщиной… А еще я слышала, что ее дети вчера устроили погром у кого-то в доме, вроде как в Паркстауне. Говорят, миссис Отвертка там работала, а ее детишки приехали за ней и поставили все вверх дном.

— А как они там оказались?

— Откуда же я знаю? — покосилась по сторонам мисс Тальбот. — Кто-то слышал, как миссис Отвертка отчитывала их, когда они заходили домой… А как они там оказались? Можно подумать, вы не знаете детишек Дин Беллвуд…

— Зря вы так о ней… — пропищал из-под сушилки робкий голосок миссис Фэтчер. — У бедняжки нет мужа, и она из кожи вон лезет, чтобы заработать семье на жизнь… К тому же она милая. Недавно чинила нашу с Фрэнком машину, и мы с ней немного поболтали… Вовсе она не такая грубая, как кажется. И любит пошутить…

— Еще как… — хмыкнула мисс Тальбот. — Понятно, откуда такое чувство юмора у ее детей Вечно издеваются над моими котами… А ее манера хлестать пиво прямо из бутылки?

— Да будет тебе злословить, Гарриет… — раз дался голос вернувшейся в зал Оливии Митчелл. — Ты злишься из-за того, что ее дети называют тебя Бабокошкой. А Дин — хорошая девушка. Если бы такой была моя дочь, которая только и умеет, что тянуть деньги из нас с отцом, то я была бы просто счастлива.

К счастью, Дин Беллвуд не слышала этих пересудов — она была занята починкой большого фена. Но даже если бы и слышала — что за беда? Ведь Дин и так прекрасно знала, какого мнения о ней лайтфордские домохозяйки…

— Слушай, Дракончик, тебе не кажется, что мама вот-вот вернется? — поинтересовалась у брата Мэган.

— Она ушла всего-то час назад. Мы еще успеем дотопать до дома, — отозвался Дэн и поддел ногой огненно-рыжий сугроб опавших листьев. И потом, мы ничего такого не делаем. Просто гуляем…

— Без спроса, — напомнила Мэг.

— Мама просила не шалить и ничего не говорила про то, что нам надо торчать дома.

— Да, но вчера она сказала, что мы под домашним арестом, — резонно напомнила Мэг и, подняв с земли большой яркий лист, показала его брату. — Смотри, какой красивый… Давай наберем маме целый букет из листьев!

— Давай, — обрадованно кивнул Дэн. — Ей понравится. Жалко, цветов уже нет. Но листья тоже подойдут.

Дети принялись собирать опавшие листья и с воодушевлением обсуждать, какой из них достоин занять место в букете. Неожиданно Мэг заметила что-то, валяющееся под пунцовым, как щеки провинившегося школьника, кустарником.

— Гляди, Дракончик, там что-то лежит, — опасливо кивнула Мэгги в сторону куста.

Дэн пригляделся. Под кустом и впрямь лежало что-то большое, длинное и коричневое. Этот большой сверток имел ноги — из-под кустарника выглядывали подошвы ботинок.

— Мэг, по-моему, это не что-то, а кто-то, — испуганным шепотом признался Дэн сестре. — Думаю, это человек… Может быть, он мертвый?

— Тьфу на тебя, Дэн, вечно ты со своими шуточками…

— Я не шучу, Колокольчик. С чего бы он просто так валялся тут, под кустом?

Весьма логичный довод брата произвел на Мэган должное впечатление. Она даже забыла о том, что Дэн назвал ее детским прозвищем «Колокольчик».

— Как ты думаешь, его убили? — перешла на шепот Мэган.

— Думаю, да, — убежденно кивнул Дэн. — Наверное, он торговал таблетками…

— Какими еще таблетками?

— Ну, теми, которые некоторые взрослые пьют, чтобы спать, когда не спишь…

— Может быть, — кивнула Мэг. — Нам надо позвонить в полицию.

— Спятила? — уставился на девочку брат. — А если нас тоже прикончат?

— Тогда мама нас точно убьет, — испуганно кивнула Мэган. — Надо убираться отсюда.

— А вдруг он не до конца умер? — сделал предположение Дэн. — Впал в кому и заснул. Если мы его тут оставим, то зимой его занесет снегом. И тогда он точно замерзнет и умрет, если только его не разбудит Санта-Клаус.

— Твой Санта выдумка, — недовольно заметила Мэг.

— Сама ты выдумка, — фыркнул Дэн. — А может… может, подойдем и проверим, дышит он или нет?

— Дэ-эн… — умоляюще прошептала Мэг. — Ты же знаешь, я боюсь мертвецов.

— А мы не будем подходить к нему совсем близко. Просто пошевелим его палкой, — предложил Дэн. — Может, он захрапит или сделает что-нибудь такое…

— Ладно, — сдалась Мэган. — Пойду поищу палку.

Когда палка была найдена, дети осторожно двинулись к кустарнику. От страха Мэган даже перестала дышать, а Дэн так крепко вцепился в палку, что пальцы посинели. Тело, лежавшее под кустом, определенно принадлежало мужчине. Дэн протянул палку и легонько коснулся руки предполагаемого мертвеца.

— Ну что? — выдохнула Мэг, зажмурившая глаза от страха.

— Ничего. Похоже, он точно покойник… Ладно, попробую еще раз…

На этот раз Дэн действовал более решительно и ткнул лежащее тело палкой в бок. Тело подскочило и село в кустах, Мэган издала истошный вопль, а Дэн выронил палку и во все глаза уставился на того, кого еще совсем недавно считал мертвым. Бледное лицо, подернутое тонкой синевой в области глаз, повернулось к Дэну и…

Дэн узнал его сразу и не поверил своим глазам. Перед ним сидел тот самый тип, который еще вчера величал их с сестрой «маленькими уродцами» и сокрушался по поводу разбитой чашки так, словно в ней была спрятана его вечная жизнь.

Судя по пустому бессмысленному взгляду, мистер Гудроу мало что соображал спросонья. Мэган продолжала визжать, как будто ее посадили на раскаленный горшок, и Дэну пришлось ткнуть сестру пальцем в бок, чтобы она замолчала. Мэг действительно замолчала и тоже изумленно уставилась на мужчину.

— Узнаешь? — еле слышно шепнул сестре Дэн. Мэг коротко кивнула. — Как думаешь, чего он тут забыл?

— Не знаю, — прошептала Мэган.

— А вдруг он пришел за мамой? Ну, чтобы отомстить?

— Так ведь это он не заплатил ей денег. За что же ему мстить маме?

— А что он еще, по-твоему, тут делает? Решил устроить пикник?

— Вы кто? — Мистер Гудроу провел по лбу ладонью, с которой слетело несколько алых листочков.

— Дети, — ответила Мэг первое, что пришло в голову.

Мистеру Гудроу понадобилось около минуты, чтобы переварить этот простой ответ. Он еще раз провел ладонью по лбу, а потом потер глаза и снова посмотрел на детей, словно чтобы убедиться в том, что это и в самом деле дети, а не призраки. Дэн подумал, что этот тип ведет себя странно, даже очень странно, и покосился на сестру, которая, судя по недоумению, застывшему в больших голубых глазах, думала о том же.

— А что это за место? — немного помолчав, спросил мистер Гудроу.

— Лайтфордский парк, — ответил Дэн, которого расспросы мистера Гудроу окончательно поставили в тупик. Неужели этот тип гулял и заблудился? Но для того, чтобы заблудиться, он должен был пройтись пешком от самого Паркстауна, а мистер Гудроу не похож на тех, кто любит длительные пешие прогулки.

— Лайтфордский парк… — глухим эхом отозвался мистер Гудроу, и по его ничего не выражающему взгляду дети поняли, что это название ни о чем ему не сказало. — И что я тут делаю?

Дэн и Мэг пытались понять, кому мистер Гудроу задал этот вопрос: им или самому себе. Мэган решила ответить.

— Мы не знаем. Сами удивились, когда увидели тело под кустом…

— Тело? — едва не вскрикнул мистер Гудроу и начал вращать глазами, разглядывая пожухшую траву под кустарником. — Где вы увидели тело?

— Да нет же, ваше тело, — поспешила успокоить его Мэган. — Вы тут валялись, когда мы вас нашли.

— О-о-ох… — простонал мистер Гудроу, закрывая лицо руками. — Где-нибудь поблизости есть больница? Мне срочно нужен доктор. Я ничего… ничего не помню. Не помню, кто я такой, не помню, как меня зовут… Может быть, — он отнял от лица руки и с огоньком надежды в глазах посмотрел на детей, — вы меня знаете?

Если бы Дэна Беллвуда спросили потом, зачем он тогда дал едва знакомому мужчине такой ответ, Дэн ни за что не смог бы назвать причину, которая повлияла на него в то, казавшееся не слишком-то примечательным, осеннее утро.

— Конечно, знаем. Вы — наш папа…

Глаза сестры, большие, как шарики жвачки из автомата, сделались еще больше. От удивления Мэган даже не смогла опровергнуть слова своего спятившего братца.

— Папа? — простонал мистер Гудроу и снова взялся за голову обеими руками. — Ты шутишь, мальчик?

Дэн подумал, что терять ему уже нечего, и продолжил фантазировать:

— Ты пропал, и мы тебя искали. Теперь понятно, почему ты так долго не возвращался, — ведь ты все позабыл… Вставай, мы отведем тебя домой.

На этот раз Мэган изо всех сил ткнула брата локтем в бок. Что ты несешь? — вопрошали ее округлившиеся глаза. Но, если Дэна начинало нести, остановить его было очень непросто. Это могла сделать только мама, но мамы рядом не было…

— Домой? — простонал мистер Гудроу, не глядя на детей. — У меня есть дом?

— Конечно, у всех есть дом, мист… папа, — сообщил Дэн мистеру Гудроу.

— Папа, — уныло кивнул мистер Гудроу. Новость о том, что он стал родителем, судя по обреченной мине, всплывшей на его опухшем лице, скорее огорчила его, а не обрадовала. — Чудно… Мне очень плохо, я хочу поговорить с доктором. Вы сможете найти мне доктора? — едва не плача, посмотрел он на детей.

Дэн понял, что мистера Гудроу срочно надо спасать, пока тот совсем не распустил нюни.

— Мы найдем тебе доктора, пап, только вначале пойдем домой. Ты согреешься, выпьешь чаю…

— Чай? — мистер Гудроу с какой-то странной радостью посмотрел на мальчика. — Очень знакомое слово…

— Чего тут удивительного? — пожала плечами Мэган, решившая включиться в новую увлекательную игру, которую затеял ее братец. — Мы все пьем чай, кроме мамы. Каждое утро и вечер.

— Мамы? — покосился на нее мистер Гудроу. — Вашей или моей?

— Конечно, нашей. Ты на ней женат, — сообщил Дэн. — Только сейчас ее нет дома, она на работе. Но я уверен, она будет страшно рада, что ты вернулся.

— Вернулся? Откуда? — покосился на «сына» мистер Гудроу.

— Я же сказал, ты куда-то пропал и мы тебя долго искали. Ладно, мы потом тебе все расскажем. А сейчас пойдем домой. Ты совсем замерз. Гляди, даже руки трясутся…

Если бы Дэн Беллвуд был немного взрослее, то знал бы, что руки у взрослых далеко не всегда дрожат от холода…

— А девочка? — подозрительно покосился на Мэган мистер Гудроу. — Она тоже моя дочь?

— Меня зовут Мэган, — кивнула Мэг, которую выдумка брата уже начинала забавлять. — Ты что, совсем меня не помнишь? А раньше называл меня Колокольчиком…

— О-о-ох… — обреченно простонал мистер Гудроу, а потом поднял голову и с подозрением покосился на девочку. — А зачем тогда было обращаться ко мне на «вы»?

— Мы так давно не виделись, пап. — Мэган потупилась с таким искренним смущением, что Элеонор Райли, актриса лайтфордского театра и хорошая подруга Дин, вполне могла бы ей позавидовать. — Я тебя даже стесняюсь… Вставай, пап. Ты сам учил нас, что плохо сидеть на холодной земле.

Мистер Гудроу с удивительной покорностью поднялся и, не забыв, впрочем, отряхнуться, поплелся за детьми. Теперь уже он не выглядел таким злым и заносчивым, каким они видели его вчера. Но и Дэн, и Мэган прекрасно понимали, что все это из-за того, что он ничего не помнит. Если бы он вспомнил про чашку, то непременно снова начал бы кричать и захотел бы отомстить их маме. А этого ни Дэн, ни Мэган никак не могли допустить.

Но ни Дэн, ни Мэган не знали того, как долго продлится эта игра и как отреагирует мама на появление в доме человека, который еще вчера называл ее детей «маленькими уродцами»…

 

5

Возвращаясь домой, Дин не забыла заглянуть в кондитерскую Фэтчеров, чтобы купить детям их любимое лакомство — мармеладных зверушек. Мэган любила апельсиновых мишек, а Дэн — яблочных дракончиков, за что и получил свое забавное прозвище. Дин надеялась, что это хоть немного развлечет детей, которым добрую половину выходного дня придется просидеть дома. На этот раз их не удалось оставить даже с бабулей Джесс, которая отправилась на лайтфордскую ярмарку, чтобы продать собственноручно связанные шарфики, носочки и забавные яркие шапочки, в которых осенью и зимой щеголяла добрая половина Лайтфорда.

Дин тряслась в грузовичке, и ее — как это часто бывало по возвращении домой — не оставляло смутное чувство тревоги. Чем на этот раз порадуют ее дети?

К счастью, оба были дома: пестрые резиновые сапожки красовались на полке для обуви. Правда Дин заметила еще кое-что: рядом с полкой стояли порядочно перепачканные мужские ботинки. Откуда они могли взяться? Может, в гости решил заглянуть Лесли? Но Дин никогда не видела на Лесли такой обуви — он предпочитал что-то менее вычурное и более удобное.

Значит, дети снова что-то натворили и кто-то из взрослых пришел на них жаловаться… Дин похолодела. Если так пойдет и дальше, очень скоро жители Лайтфорда придут к их дому с вилами и факелами. А ведь она уже пообещала, что через полтора часа окажется в Паркстауне и займется ремонтом машины… Конечно, если ей придется выслушивать жалобы и исправлять то, что натворили ее детишки, она не успеет к обещанному сроку.

— Дэн, Мэган! — Дин скинула сапоги и побежала в гостиную. — Что вы опять натворили? Вы же обещали, что…

Влетев в гостиную, Дин осеклась и застыла как вкопанная. За небольшим столиком сидел ее ужасный клиент, Виктор Гудроу, а дети — ее дети! — укутывали его пледом.

Дин настолько растерялась, что даже рта не могла раскрыть. Виктор Гудроу, богатенький сноб, который не удосужился расплатиться с ней за работу из-за какой-то разбитой чашки, сидит на ее стареньком диване и как ни в чем не бывало пьет дешевый чай… Неужели он приехал, чтобы вернуть свой долг?

Эту мысль Дин быстро отмела — она сразу заметила, что мистер Гудроу выглядит как-то странно. Его элегантный костюмчик измят и перепачкан, в темно-каштановых волосах запутались высохшие листочки, а глаза цвета гречишного меда полны не то изумления, не то испуга.

Дин вспомнила о перепачканных ботинках. Вряд ли Виктор Гудроу, с таким ужасом взиравший на ее испачканные маслом руки, может позволить себе ходить в грязной обуви. Судя по всему, он не в себе… Что с ним случилось? Как он тут оказался? Что натворили ее дети?

Дин перевела растерянный взгляд на детей. Мэган поставила на стол чайник и, косясь на брата, пролепетала:

— А вот и мама…

Дин показалось, что мистер Гудроу ее не узнал.

— Я — Дин. Диана Беллвуд, — напомнила она нежданному гостю, но мистер Гудроу смотрел на нее так, словно слышал ее имя впервые. — Что тут происходит?

— Успокойся мама, — пролепетала Мэган.

— Наш папа наконец вернулся, — слабо улыбнулся Дэн и покосился на мистера Гудроу, который, казалось, был удивлен всем происходящим не меньше, чем Дин. — Мама так давно тебя не видела. Она уже думала, что ты умер…

— Дэниел Беллвуд?! — вытаращилась на сына Дин. — Может, ты объяснишь…

Мэган сделала ей несколько знаков, из которых Дин поняла только то, что дети хотят поговорить с ней без мистера Гудроу, сидевшего в оцепенении на ее диване.

— Ладно, — кивнула Дин. — Пойдемте-ка на кухню.

— Ты посиди здесь, пап, — попросил Дэн мистера Гудроу. — А мы успокоим маму и вернемся.

— Вы что, с ума посходили? — Дин в ужасе уставилась на детей. — Это, конечно, мило, что вы не бросили его в парке, но зачем надо было говорить ему, что он ваш отец?

— Не знаю, — развела руками Мэган. — Он же не заплатил тебе за работу…

— И это повод обманывать человека, который потерял память?

— Я подумал, что он хочет отомстить тебе за то, что мы разбили его чашку, — робко вмешался Дэн.

— Что за чушь? — возмутилась Дин. — Надо было позвать кого-то из взрослых или вызвать полицию… Зачем вы привели его сюда? Из-за него я теперь опоздаю к мистеру Сандерсу.

— Может, пока ты ездишь, он останется у нас? — хлопая невинно-голубыми глазами поинтересовалась Мэгги.

Дин хотела ответить категорическим «нет», но в этот момент карман ее просторного комбинезона завибрировал.

— Тсс… — шикнула она на детей.

Звонил Арчибальд Сандерс, к которому она так надеялась успеть вовремя. Дин робко заикнулась о том, что запланированный приезд может сорваться, но клиент, решивший, что ей подвернулся более выгодный заказ, поспешил сообщить, что рассчитает ее по двойному тарифу, если ей удастся починить «хаммер» сегодня.

Этому пожилому мужчине, не слишком хорошо разбиравшемуся в устройстве автомобилей, когда-то порекомендовал ее Лесли, и Дин совершенно не хотелось отказывать, тем более что платил мистер Сандерс весьма щедро. Но в гостиной сидел потерявший память мистер Гудроу, которому ее дети наплели бог весть что и которого следовало отвезти в полицию…

С другой стороны, вчера она уже потеряла деньги из-за этого Гудроу — неужели должна потерять и сегодня? Что плохого в том, если дети побудут со своей новой «игрушкой» до вечера, а потом она объяснит ему все и отвезет его в полицию? По крайней мере, Дэну и Мэг будет чем заняться в ее отсутствие. И, в конце концов, у этого Гудроу перед ней должок… А ее дети, быть может, спасли ему жизнь, подобрав его в парке… И если вспомнить, как высокомерно и нагло этот тип вел себя с ней и с детьми, то еще неизвестно, кто должен чувствовать себя виноватым.

Дин понимала, что, если задуматься, все ее доводы не выдерживают критики, но, с другой стороны, времени на раздумья у нее попросту не было.

— Я быстро решу свои дела и тотчас же приеду, — сообщила Дин мистеру Сандерсу и, повесив трубку, окинула детей грозным взглядом. — Ладно, будь по-вашему. Вечером я все ему объясню и отвезу его в полицию. Только хватит молоть чепуху о том, что он ваш папа. Поболтайте с ним о чем-нибудь другом… Хотя, по-моему, болтать он не настроен. Вы хотя бы не наврали ему насчет его имени?

— Нет, — честно распахнула свои голубые глаза Мэган. — Мы сказали, что его зовут Виктором, как было написано в твоей бумажке.

— Ну слава богу, — вздохнула Дин. — И больше ему не врите… А, вот еще… — Она протянула Мэган пакет с жевательным мармеладом. — Только не слопайте все, а то слипнется кишечник.

В гостиной Дин обнаружила, что их странный гость закрыл глаза и посапывает, завернувшись в теплый плед.

— Наверное, он очень замерз в парке, — покосился на маму Дэн. — А ведь мог бы и умереть, если бы мы его не разбудили.

Дин, думавшая о том же, почувствовала укол совести.

— Надо было вызвать ему врача… И Лесли, как назло, сегодня нет в городе… Мэгги, будь добра, измерь ему температуру, когда он проснется.

— Конечно, мам, — спокойно кивнула Мэган и направилась за градусником.

Заводя свой видавший виды грузовичок, Дин подумала, что такая выходка простительна ее детям. Но как могла она, взрослая женщина, решиться на подобную авантюру, хотя бы эта авантюра и длилась всего несколько часов?

Виктор проснулся от запаха чего-то неправдоподобно отвратительного. Что именно источало столь мерзкий аромат, он не мог определить, но запах витал прямо у него под носом.

Он открыл глаза. Перед ним стоял тот самый мальчик, которого Виктор видел в парке, и держал в руках тарелку с какой-то совершенно непотребной снедью. Между подгоревшими краями бултыхалось что-то оранжевое.

Яичница, догадался Вик и с облегчением подумал, что хотя бы какие-то вещи и названия не стерлись из его памяти. Впрочем, если его воспоминания окажутся столь же печальными, сколь печален этот захламленный старый дом, то, может быть, лучше бы она и вовсе не возвращалась…

— Ты заснул, — обратился к нему мальчик. Если Вика не подводила память, этого ребенка звали Дэном. — А мы с Мэг решили приготовить тебе яичницу.

Вик поморщился, но все-таки взял протянутую тарелку. Он чувствовал себя голодным, но не настолько, чтобы впихнуть в себя эту гадость. И чего эти дети так на него уставились?

Господи, да это же мои дети… — Виктор с ужасом вспомнил сцену после пробуждения в парке. Его охватило отчаянное желание вспомнить, что происходило до того, как он проснулся, но, увы, память совершенно не хотела к нему возвращаться. Он вспомнил только изумленное лицо женщины, которая вошла в этот дом, когда он уже совершенно ничего не соображал от страха и холода, буквально вгрызшегося в кости, и ему показалось, что это лицо он уже когда-то видел… Впрочем, чему тут удивляться? Дэн назвал эту женщину мамой — значит она была его, Виктора, женой… Кажется, она назвала себя Дин Беллвуд. Но и в том, что таким знакомым ему показалось это имя, звонкое, как колокольчик, ничего удивительного не было.

Жена, дети… Вот что удивительно: неизвестно, какая жизнь была у него раньше, но сейчас ни мужем, ни отцом он себя не чувствовал. Ему казалось, что он спит и видит какой-то кошмарный сон. Но вот-вот он проснется и…

Увы, Вик глядел в тарелку с жутковатым содержимым и никак не мог проснуться…

— Разве ты не хочешь есть? — с тенью обиды в голосе спросила девочка. — А мы так старались…

— Я… я просто не голоден, — пробормотал Виктор, опасливо косясь на детей.

— Мама сказала, чтобы мы померили тебе температуру, — сообщила девочка и взяла со стола что-то похожее на градусник. — Возьми и подержи во рту. Если у тебя будет температура, мы дадим тебе таблетку.

— Н-не надо таблетки, — испуганно произнес Виктор и отодвинулся подальше от девочки.

— Не бойся, это обычный аспирит, — обнадеживающе улыбнулся мальчик.

— Что-что? — переспросил Виктор, которого еще больше испугало страшное слово.

— Дэн хочет сказать «аспирин», — поправила брата девочка. — Он вечно путает слова. Он еще маленький.

— Сама маленькая, — надулся мальчик. — Она старше меня всего на десять месяцев.

— Ну хорошо, давайте свой градусник, — сдался Вик. — И, пожалуйста, позовите свою маму. А еще лучше будет, если она вызовет мне врача.

— Мама уехала, — спокойно сообщила девочка, протягивая ему градусник и забирая тарелку с нетронутой яичницей.

— Уехала? Как это «уехала»? — Вик совершенно не помнил, как это — быть женатым, но какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что жена едва ли может бросить мужа, который вернулся после долгого отсутствия и к тому же потерял память.

— Не волнуйся, она скоро вернется, — поспешил успокоить его Дэн. — Она сказала, чтобы мы с тобой посидели…

— Вы? Со мной? — с еще большим недоумением уставился на мальчика Виктор.

— Ну да, ты же болеешь, — напомнила девочка и с какой-то недетской серьезностью кивнула на градусник. — Давай-ка, засунь его в рот. Только не сжимай зубами, а то вытечет ртуть и тогда ты точно умрешь.

Сейчас Виктор предпочел бы умереть, лишь бы только этот кошмар наконец закончился… Да, у его жены определенно оригинальное представление о заботе: оставила его с детьми, которые готовы накормить его ужасной яичницей и напичкать таблетками. Если он выживет до ее приезда, обязательно скажет ей все, что о ней думает.

А пока Виктору оставалось лишь сидеть с градусником во рту и внимать девочке по имени Мэган, которая называлась его дочерью и серьезно вещала ему о том, как вредно спать на холодной земле.

Если бы Арчибальд Сандерс не был одним из лучших ее клиентов, Дин уже давным-давно отвезла Виктора Гудроу в полицию и не ломала бы себе голову над тем, что ей делать теперь. Теперь, благодаря Арчибальду Сандерсу, у нее была столь ценная информация, что Дин серьезно задумалась над тем, как спасти голову, которая этой информацией обладает…

Мистер Сандерс, расплачиваясь за отремонтированный «хаммер», обмолвился об одном весьма странном и трагическом происшествии, случившемся вчера в Паркстауне. Погиб владелец крупной компании, занимавшейся скупкой и продажей жилья. Этот всеми уважаемый и обеспеченный молодой мужчина разбился в своей машине, у которой по какой-то загадочной причине отказали тормоза.

Официальная версия, конечно, — случайность, но ходят слухи, что смерть этого человека кое-кому была даже на руку.

Арчибальд Сандерс, может быть, и не придал бы этому происшествию особенного значения, но он в свое время вел дела с отцом погибшего — ныне покойным Генри Гудроу, который, по слухам, рано стал вдовцом и один воспитывал сына, возлагая на того большие надежды. Человеком Генри Гудроу был суровым, но в деловых вопросах на него можно было положиться. Как жаль, что единственный сын пережил его всего-навсего на год и даже потомства после себя не оставил…

Дин, безусловно, посочувствовала бы и Арчибальду Сандерсу и покойному Генри Гудроу, если бы не была на сто процентов уверена в том, что погибший в расцвете сил сын того самого Генри не остался «за няньку» с ее детьми… Впрочем, с тем, кто остался «за няньку», можно было поспорить — состояние Виктора Гудроу, которого Дин видела сегодня днем, оставляло желать лучшего.

Теперь о том, чтобы идти в полицию, не могло быть и речи. Если мистера Гудроу пытались убить, то у нее, Дин, уж точно будут проблемы. Вместо того чтобы сразу отвезти малознакомого человека, потерявшего память, в полицейский участок, она, можно сказать, обманным путем удерживала его в своем доме. И если Виктору Гудроу совсем не отшибло память, то он вспомнит весь тот бред, которым пичкали его Дэн и Мэгги… И тогда полицейские запросто могут повесить на Дин и покушение на убийство, и похищение с какой-нибудь корыстной целью. Надо же будет на кого-то повесить нераскрытое преступление… Вот невезучая Дин и станет тем, кому выпадет подобная честь…

Хотела бы она знать, кто оказался в машине этого Гудроу? Может быть, кто-то из его родственников? Хотя об этом Арчибальд Сандерс наверняка бы обмолвился… И каким образом сам Гудроу оказался в лайтфордском парке?

Но главный вопрос — что делать? Пойти в полицию и рискнуть оставить сиротами детей? Или дождаться, пока к самому Виктору вернется память? А может быть, сообщить о том, что он жив, по секрету кому-нибудь из его родственников?

Последнюю мысль Дин отмела с той же поспешностью, что и первую. Из короткого рассказа мистера Сандерса выходило, что Виктор — сирота. Даже если она разыщет его дальнюю родню, едва ли для нее это что-то изменит. Родственники наверняка вызовут полицию, а та заинтересуется Дин, чьи дети по чистой случайности — да кто в это поверит? — нашли мистера Гудроу в лайтфордском парке. И кто знает, может, и для самого Виктора Гудроу будет лучше, если до поры до времени он будет числиться в покойниках? Ведь тот, кто собрался его убить, наверняка захочет довести свое дело до конца…

— Ну, и как наш больной? — поинтересовалась Дин с напускной веселостью. Дети пока не должны знать о том, что знает она.

— Он спрашивал про тебя, а я померила ему температуру, как ты велела, — сообщила Мэг. — У него высокая температура, так что пришлось дать ему аспирин.

— Он очень не хотел пить таблетку, — недовольно покачал головой Дэн. — Но потом все-таки выпил и снова уснул. Мы приготовили ему яичницу, но он не стал есть. Наверное, потому что болеет…

— Мам, нам пришлось снять с него одежду, она вся сырая, — призналась Мэгги. — У него в карманах понапиханы какие-то карточки и еще лежит конверт. Мы ничего не трогали, сложили все в ванной.

— Вы просто молодцы, — благодарно посмотрела на детей Дин. — Даже не думала, что вы так здорово со всем справитесь… Он ничего пока не вспомнил?

— Нет, только удивился, что ты уехала… Ну что, ты повезешь его в полицию?

Дин поймала на себе вопросительный взгляд детских глаз. Она не очень-то любила врать, но больше всего ей не хотелось учить этой премудрости своих детей.

— Мэг, Дракончик… — Дин присела на корточки и внимательно посмотрела на детей. — Вы умеете хранить секреты?

— Конечно, мам, — шепотом ответила Мэган.

— Тогда пообещайте мне, что вы никому не расскажете о том, кто этот человек на самом деле.

Дети посмотрели на нее с недоумением.

— Я хочу, чтобы все поверили в вашу… игру, потому что мистер Гудроу какое-то время поживет у нас.

— Правда? — оживился Дэн.

— Правда, — кивнула Дин. — Только учтите, что это очень серьезно: если об этом кто-то узнает, у мистера Гудроу будут очень большие неприятности. Никто не должен знать, кто такой на самом деле мистер Гудроу, пока к нему не вернется память. Это будет наш большой-большой секрет. Обещаете?

— Клянемся… — торжественно изрек Дэн.

— Клянемся, — сдержанно пообещала Мэган.

— Вот и хорошо, — кивнула Дин, совсем неуверенная в том, что в самом деле поступает хорошо и правильно.

 

6

Утро выдалось дождливое и пасмурное. Дин проснулась с точно таким же настроением. Приготовив завтрак, она окинула печальным взглядом Эверест из посуды, сгрудившейся в раковине, и побежала будить детей, которые тоже не очень любили рано просыпаться осенью.

Виктор, которого уложили спать в комнате для гостей — небольшой каморке, вся мебель в которой состояла из колченогого стула, дивана и тумбочки, — до сих пор спал крепким сном. Дин не хотелось его будить, но надо было измерить ему температуру. Если ее гость до сих пор нездоров, ему, как ни крути, потребуется доктор. Правда Дин с трудом представляла себе, как быть со страховкой, которой у Виктора, разумеется, не было. Правильнее всего было обратиться к Лесли, он, по крайней мере, сможет что-нибудь придумать…

Больше всего Дин не нравилось, что и ей, и ее детям придется обманывать не только Виктора Гудроу, но и всех окружающих. И если для Мэган и Дэна это была увлекательная игра, то сама Дин понимала, что лжет и даже нарушает закон… Но ее тяготило не только это — ей ведь придется изображать жену человека, которого она едва знает. И который, к тому же, ей совершенно не нравится…

Дин легонько потрясла спящего за плечо. Мистер Гудроу что-то пробурчал сквозь сон, а потом открыл заспанные глаза.

— В чем дело? — недовольно уставился он на Дин, и та даже испугалась, что Виктор ее вспомнил.

Она решила изо всех сил стараться быть вежливой.

— Доброе утро. Я принесла градусник. Надо измерить ва… твою температуру.

— Чудесно, — пробормотал Виктор и взял протянутый градусник. — Вы что, семейство докторов? Твои дети вчера замучили меня лечением и рассказами о том, из-за чего можно заболеть.

— Между прочим, они и твои тоже, — мягко заметила Дин.

— Спасибо, что напомнила, — буркнул мистер Гудроу и огляделся по сторонам. — Это что, спальня?

— Нет, комната для гостей, — ответила Дин, потихоньку начавшая терять хладнокровие.

— И что я делаю в этом склепе?

— Ты здесь спал, надо полагать…

— Очень мило, — мрачно хмыкнул Виктор. — А почему нельзя было уложить меня в спальне?

Вопрос был весьма резонный, особенно если учесть, что мистер Гудроу превратился в мистера Беллвуда, который имел полное право ночевать в своей спальне рядом с женой.

— Там не очень чисто, — брякнула Дин первое, что пришло в голову. — К тому же, — Дин пришел в голову более веский довод, — ты всегда любил спать в отдельной кровати.

— Любил? — недовольно покосился на нее мистер Гудроу. — Почему ты говоришь обо мне в прошедшем времени?

— Извини, уже привыкла. Ты пропал больше года назад, и мы уже смирились с потерей.

— Быстро же ты меня похоронила, — сквозь зубы процедил Виктор и вставил и рот градусник.

К облегчению Дин, температура спала. Впрочем, то, что Виктор Гудроу чувствует себя куда лучше, чем вчера, стало понятно уже из его повышенной разговорчивости.

— Ну вот, все в порядке, — заставила себя улыбнуться Дин и забрала градусник у мистера Гудроу.

— В порядке? — вытаращился на нее Виктор. — Ты считаешь, что потерять память — это нормально?

— Нет, я так не считаю. Но мы ведь ничего не можем поделать с твоей памятью. А вот с простудой…

— По-твоему, простуда — более тяжелое заболевание, чем потеря памяти?

Дин почувствовала, что теряет терпение, и поспешила ретироваться.

— Прости, я опаздываю. Мне нужно принять душ, отвести детей в школу и ехать к клиенту.

Виктор присел на кровати и посмотрел на нее таким взглядом, словно она задумала его убить.

— Ты снова меня бросишь? — возмущенно поинтересовался он.

— Виктор, может, потом поговорим? — Дин проскользнула к двери и затараторила: — Кстати, если хочешь завтракать, спускайся вниз. Тебе придется походить в моем халате — твоя одежда постирана и досыхает в ванной. Халат висит на спинке стула. Надеюсь, ты найдешь кухню?

Виктор хотел сказать ей что-то еще, судя по его насупленному лицу, не очень приятное, но Дин успела выскользнуть из комнаты.

И зачем я только связалась с этим типом? — думала она, намыливаясь в душе. Если каждое утро будет начинаться с таких сцен, рано или поздно я не выдержу.

Дин ошибалась — она не выдержала гораздо раньше, чем думала, потому что на кухне ее встретил тот же насупленный и недовольный взгляд. Его величество мистер Гудроу восседал на стуле в длинном просторном халате Дин, ожидая, когда его накормят. Надутый вид Виктора, облаченного в ее халат, был более чем комичен. Кажется, это и дети заметили: Мэгги с трудом пыталась сдержать улыбку, да и Дэн косился на гостя насмешливо.

Сам Виктор Гудроу бросил в сторону Дин очередной красноречивый взгляд, в котором читалось: когда же наконец мне подадут завтрак?

Вот черт, выругалась про себя Дин, однако положила в тарелку порцию яичницы с беконом и поставила ее перед Виктором.

— Вообще-то у нас принято самообслуживание, — не сдерживая раздражения, бросила она.

— А это что? — не обратив никакого внимания на произнесенную Дин фразу, поинтересовался Виктор. Он ткнул вилкой в яичницу, выковырял из нее кусочек бекона и потряс дрожащей загогулиной перед носом Дин.

— Бекон, — бодро ответил Дэн, уже съевший всю свою порцию.

— Чудесно, — выцедил мистер Гудроу и брезгливо отложил бекон на краешек тарелки. — А это? — Он приподнял краешек яичницы и пристально посмотрел на Дин.

— Яйцо, — ответила за маму Мэган, решившая, как и брат, что их названый папа забыл столь простые названия.

— О том, что это — яйцо, еще можно хоть как-то догадаться, хотя оно порядочно подгорело. Но бекон… — Виктор презрительно глянул на краешек тарелки. — Если честно, дорогая, я решил, что это — чернослив…

Дин не обладала безграничным терпением.

— Если кому-то в этом доме не нравится моя стряпня, он может готовить сам, — фыркнула она и, забрав из-под носа оторопевшего Вика тарелку, поинтересовалась у детей: — Кто хочет добавки?

Мэган, уже неделю назад твердо решившая сесть на диету, угрюмо покачала головой.

— Я! — закричал Дэн. Несмотря на свое худощавое телосложение он никогда не упускал случая получить добавку или доесть что-нибудь за свою сестру.

Дин поставила тарелку перед сыном и окинула Виктора торжествующим взглядом. В темных глазах мистера Гудроу была написана обида, граничащая с возмущением.

— Я, конечно, понимаю, что покойникам не нужно есть, — процедил он сквозь зубы. — Что покойников можно бросать одних и совершенно не заботиться об их самочувствии… Да, конечно, со мной можно поступать как угодно, ведь я, по-вашему, умер…

— Послушай, дорогой, — язвительно посмотрела Дин на «мужа», речь которого, как видно, должна была вызвать у нее жалость и чувство вины. — А как, по-твоему, вот это, — кивнула она на тарелку, опустошаемую Дэном, — оказывается на столе? Откуда берутся продукты? Они, по-твоему, сами появляются на полке холодильника? А этот дом? — Дин обвела взглядом обветшавшую кухню. — Откуда появляются деньги, чтобы за него платить? У меня нет подпольной фабрики по печатанию фальшивых денег, ей богу, — снисходительно улыбнулась она Виктору.

Он изменился в лице.

— Хочешь сказать, я жил за твой счет? — Его пухлые губы еще сильнее надулись и задрожали от возмущения.

— Нет, всего лишь напоминаю, что я работаю и у меня нет времени на всякие там кулинарные изыски.

— Хорошо приготовленная яичница — кулинарный изыск? — насмешливо поинтересовался Виктор.

Дин смотрела на него и очень жалела, что не может как следует съездить по этой наглой физиономии… Однако в голову ей пришла неожиданная и довольно забавная мысль, которую она поспешила озвучить:

— Если ты считаешь, что я плохо готовлю, делай это сам, как раньше.

— Раньше я готовил? — остолбенело уставился на нее Виктор, и Дин не без удовольствия заметила, что от его былой самоуверенности не осталось и следа.

Мэган, которую капризный «папа» успел порядком утомить, поспешила поддержать мамину идею.

— Конечно, готовил, — посмотрела она на Виктора своими широко распахнутыми голубыми глазами. — И очень даже вкусно.

— Я лопал по три порции твоих пончиков, пап, — гордо объявил Дэн, оторвавшись от яичницы мистера Гудроу.

Дин наблюдала за Виктором и очень боялась расхохотаться прямо в его надутую испуганную физиономию.

— Пончики? — переспросил он Дэна.

— Да. Это такие воздушные кругляшки из теста, а сверху на них, как снег, насыпана сахарная пудра.

— Чудесно… — окончательно поник Виктор. — И что я еще делал?

— Еще…

Если Дэн уходил в фантазию, то погружался в нее с головой, поэтому Дин поспешила перебить сына — на этот раз ей очень хотелось пофантазировать самой.

— Пока я работала, ты занимался домашним хозяйством, — сообщила она растерянному Виктору. — Готовил, убирался, стирал, отводил детей в школу и забирал их…

— Может, хватит? — почти умоляюще покосился на нее Виктор. — Такое чувство, что я тут был у вас вместо домработницы.

— Во-первых, когда ты исчез, мы жили не в Лайтфорде, — поспешила уточнить Дин. — Ну а во-вторых, что в этом удивительного? Надо же кому-то было заботиться о семье, пока я зарабатывала деньги…

— Это все странно… — пробормотал мистер Гудроу, недоверчиво разглядывая членов своей «семьи». — По-моему, обычно бывает наоборот: мужчина зарабатывает деньги, а женщина смотрит за детьми. Конечно, у меня огромный пробел в памяти, но, я забыл только то, что связано со мной, а не со всем человечеством.

— Сейчас куча женщин вкалывает не меньше мужчин, — пожала плечами Дин. — Ты никогда не рвался на работу — тебе куда больше нравилось заниматься домашним хозяйством. Я, знаешь ли, не пристегивала тебя цепями к батарее.

— Я бы не удивился, — хмыкнул Виктор. — Видно, моя прошлая жизнь нравилась мне до такой степени, что я потерял память.

— Можешь иронизировать, сколько влезет, — сухо отозвалась Дин. — Но, пока ты сидишь дома, будь добр, помогай мне хоть в чем-то. А сейчас мне пора идти, я опаздываю… Мэгги, Дракончик, вы же хотите, чтобы папа проводил вас до школы? — В этом вопросе дети проявили недюжинное единодушие. — Когда соберешься пройтись по магазинам, — Дин посмотрела на вытянувшееся лицо мистера Гудроу и в который уже раз за утро испытала чувство глубочайшего удовлетворения, — записывай продукты на счет миссис Беллвуд. Купи себе что-нибудь из одежды — твою мы продали на «гаражной распродаже», когда у нас были голодные времена. Только учти — кредит не резиновый. Нам и так скоро нечем будет платить по счетам…

Переодеваясь в рабочий комбинезон, Дин вспомнила о вещах, которые дети нашли в карманах Виктора. Они сказали, в них были карточки и какой-то конверт. Лучше ей спрятать все это до того, как Виктор узнает, что он вовсе не мистер Беллвуд, а мистер Гудроу…

Неудивительно, что эта женщина перекладывала на него работу по дому — сама она, судя по хаосу, царящему в квартире, просто-напросто не умела убираться…

Пыль пуховым платком укрывала практически всю мебель в доме; в каждом углу, под каждым стулом, столом, креслом Виктор находил либо детскую игрушку, либо давным-давно потерянный шарф, либо носовой платок, либо… Он жалел, что не нашел респиратора — эта вещь спасла бы его от постоянного чихания.

Как можно жить в таком доме? Как может женщина содержать дом в таком беспорядке? И, что больше всего интересовало Виктора: как он мог жениться на такой женщине?

Его жена не следит за собой — взять хотя бы этот ее ужасный комбинезон и едва не до дыр застиранный халат, в котором она заставила его щеголять по квартире… А прическа? Эти огненно-рыжие волосы, собранные на затылке в какую-то абстракцию… Да его же совершенно не влечет к этой женщине, даже не тянет… Как он мог прожить с ней бок о бок столько лет?

Его жена совершенно не умеет готовить — чего стоит эта пригоревшая лепешка, которая получается у нее едва ли лучше, чем у детей, и которую она гордо называет «яичницей»…

Его жене совершенно наплевать на чистоту в доме — кажется, его не убирали с тех самых пор, как въехали…

Его жена абсолютно равнодушна к нему самому. Будь иначе, она не распродала бы его старую одежду, не смирилась бы с тем, что он якобы умер, и уж точно не стала бы тянуть и сразу обратилась с его проблемой к доктору.

В общем, у его жены куда больше недостатков, чем достоинств… Тогда вполне понятно, почему он потерял память: жить в таком кошмаре ему стало невмоготу…

Размазывая пыль по серванту, Виктор пытался ответить себе еще на один вопрос: если он и вправду был таким домовитым и хозяйственным, почему совершенно не помнит, как приготовить самую обыкновенную яичницу и постирать белье? Вне всяких сомнений, ему был знаком этот прямоугольный агрегат, который Дин и дети захламили зубными пастами и шампунями, но вот что удивительно: он даже не представлял себе, на какую кнопку нужно нажать, чтобы он включился…

Поняв, что с уборкой в этом доме за один день справиться попросту невозможно, Виктор решил, что сходит в магазин и попытается приготовить ужин. Ему не очень-то хотелось снова выбираться на холодную улицу, но мысль о том, что Дин снова будет сверлить его своим пронзительно-голубым взглядом, всем своим видом давая понять, что он полное ничтожество и альфонс, заставила Виктора натянуть пиджак, снять с вешалки старенький зонтик и выйти из дома.

Несоответствие между его костюмом, который, надо сказать, немного сел после стирки, и зонтиком поставило Виктора в тупик. Странно, что он, бедный бродяга, прослонявшийся бог знает где целый год, умудрился отхватить себе вполне приличный костюм из качественного материала. Виктор не сомневался, что материал дорогой и хороший, но, как и в случае с «хорошо приготовленной яичницей», не мог сказать, откуда он об этом знает. Виктор терялся в догадках и насчет того, как оказался в Лайтфорде, если его семья — и еще год назад он сам — жила в другом городе… В этой истории было очень много путаного, но его жене, судя по всему, совершенно не хотелось знать, где ее муж так долго скитался.

Если бы я мог хоть что-нибудь вспомнить, вздохнул про себя Виктор, раскрыв над головой зонт и с неудовольствием обнаружив, что в нем сломаны две спицы. Кто знает, может быть, весь этот год я жил совершенно другой жизнью. Может, я решил сбежать от жены, прожил гол прекрасной жизни и только потом из-за каких-то странных обстоятельств оказался в Лайтфорде и потерял память?

У него тут же мелькнула мысль, что его приезду в Лайтфорд есть вполне правдоподобное объяснение: он одумался и попытался вернуться в семью, а узнав, что его близкие переехали, отправился разыскивать их в Лайтфорде.

Погруженный в раздумья, Виктор едва не столкнулся с невысокой полненькой старушкой, которая весьма проворно для своего возраста перебегала через дорогу.

— Извините, — пробормотал Виктор. — Надеюсь, вы не ушиблись?

— О нет, молодой человек, со мной все в порядке, — улыбнулась старушка, и Виктору понравилась ее улыбка: в ней было что-то очень дружелюбное и располагающее.

Ее появление было весьма кстати — Виктор как раз хотел спросить у кого-нибудь, где находится ближайший супермаркет. Когда он провожал детей в школу, то заприметил пару магазинчиков, но они были маленькими и Виктор усомнился в том, что в них можно было купить что-то стоящее.

— Вы не очень торопитесь? — поинтересовался Виктор у старушки. — Мне нужно кое-что узнать… Где тут неподалеку купить продукты?

— Конечно, — снова улыбнулась старушка и на этот раз посмотрела на Виктора с любопытством. — А какие именно продукты вас интересуют, молодой человек?

— Честно говоря, я и сам не знаю, — признался Виктор. — Хотел приготовить ужин для… для семьи… Но так давно не готовил, что уже начисто позабыл все навыки.

Виктор подумал, что несет полную чушь, однако его сбивчивый ответ старушку не удивил и даже не позабавил.

— Как мило с вашей стороны, что вы собираетесь готовить для своей семьи, — восхищенно посмотрела она на Виктора. — Если вы хотите, молодой человек, я могу подсказать вам пару нехитрых рецептов.

— Было бы чудесно… — с облегчением ответил Виктор. Больше всего ему не хотелось, чтобы его приняли за городского сумасшедшего.

— Кстати, как вас зовут? — полюбопытствовала старушка и тут же получила ответ, который порядочно ее удивил.

— Виктор. Виктор Беллвуд…

С мисс Джесс ему просто повезло — она не только подсказала ему пару рецептов и довела его до магазинчика, торговавшего свежим мясом и овощами, но и любезно помогла выбрать продукты, которые Виктор купил благодаря записке, оставленной Дин: в ней она просила продавца записать купленные товары на ее счет. Надо сказать, из-за этой записки и подозрительного взгляда, который бросили на Виктора продавщица и несколько покупателей, его настроение несколько испортилось. Но разговорчивой мисс Джесс удалось быстро его поднять. К счастью, она мало расспрашивала Виктора — все больше давала советы по хозяйству.

— Если вам понадобится моя помощь, не нужно стесняться — зовите меня, — сказала она Виктору напоследок. — Тем более я соседка миссис Беллвуд и часто сижу с ее ребятишками.

Разделавшись с рыбным филе, которое ожидала участь быть запеченным в фольге, Виктор чувствовал себя почти героем сегодняшнего вечера. Да, он не справился с уборкой дома, но зато приготовит божественный ужин, такой потрясающий, что его женушке придется прикусить свой ехидный язычок.

Кроме рыбы, Виктор намеревался сделать вкуснейший салат, который мисс Джесс величала, кажется, «Королевой моря». «Королева» готовилась из консервированного тунца, маленьких помидорчиков «черри», листьев салата и тертого сыра.

Виктор быстро разобрался с листьями салата и помидорами, которые мисс Джесс наказала ему разрезать на четыре части, но тертый сыр и консервированный тунец поставили его в тупик. Во-первых, поиски терки отняли у него немало времени, а во-вторых, Виктор едва не стер себе пальцы, пока расправлялся с небольшим кусочком сыра «пармезан». В-третьих… В-третьих, Виктор довольно туманно представлял себе, как открываются консервные банки. Покрутив банку в руках, он не обнаружил на ней никаких приспособлений для того, чтобы открыть ее без помощи ножа. Отыскав консервный нож, Виктор долго пытался всадить его в банку, а когда наконец нож вошел туда, куда ему полагалось, он крутанул его так, что порезал себе палец.

Еще минут двадцать отнял поиск чего-то, хотя бы отдаленно напоминавшего бинт. Увы, Виктору пришлось довольствоваться использованным носовым платком, который он намотал на палец, с трудом перебарывая подступавшую к горлу тошноту.

Когда же тунец был открыт, Виктор с ужасом вспомнил, что Мэг и Дэниел уже полчаса дожидаются его у ворот школы. Скоро-наскоро натянув пиджак и совершенно забыв про зонтик, он помчался к школе, мысленно проклиная жену, воспитавшую таких несамостоятельных детей.

У ворот школы Виктора ожидало огромное разочарование: никто и не думал его дожидаться. Наверное, дети решили, что он не придет за ними и сами пошли домой. Но тогда зачем он вообще тащился в школу?

Виктора терзали сомнения: отправиться домой или все-таки попытаться найти Мэган и Дэна. Вдруг они решили погулять на школьном дворе? Виктор обошел весь школьный двор и совсем упал духом, когда какая-то дама лет сорока участливо поинтересовалась у него, кого он разыскивает. Но стоило даме услышать имена детей в сочетании с фамилией, вся ее участливость куда-то улетучилась и она довольно резко поинтересовалась у Виктора, кто он такой и не знает ли, когда в школу удосужится заглянуть сама Диана Беллвуд.

Позже Виктор ужасно раскаивался в том, что признал себя отцом этих бесенят, потому что на его голову тут же посыпались если не проклятия, то слова, очень близкие к ним по духу. Выслушав несколько историй о поведении своих отпрысков в школе, он почувствовал себя подавленным. На вопрос учительницы о том, когда он успел вернуться в семью, Виктор не нашел ничего лучшего, как ответить, что вчера утром. Далее последовала высокопарная тирада о безответственности современных родителей, но Виктору пришлось ее прервать, потому что он вспомнил о включенной духовке, в которой уже почти два часа запекалась злосчастная рыба в фольге…

Когда он, запыхавшийся от беготни и волнения, ворвался в дом, Мэган и Дэн уже распахнули окна, чтобы выветрить ужасный запах горелой рыбы, которая должна была стать коронным блюдом сегодняшнего вечера, а вместо этого стала символом полного Викторова провала.

Но все было бы не так отвратительно и печально, если бы именно в это время домой не вернулась его жена…

— Черт! Что за вонь?! — прямо с порога выругалась рыжеволосая гарпия, которую у Виктора в тот миг язык не повернулся бы назвать женой. — Мэган! Дэн! Вы что тут устроили?! А ты куда смотрел?!

Виктор готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не быть испепеленным этим разящим сильнее молний голубым огнем. Дети, которые не щадя своих рук и одежды помогали ему выуживать из духовки рыбу, сгоревшую прямо в фольге, испуганно молчали. Да и что они могли сказать?

— Они не виноваты, — набравшись храбрости, заявил Виктор. — Это я спалил ужин. Я не встретил их из школы. Я не убрался в доме и не постирал белье, потому что не помню, как пользоваться стиральной машиной. Можешь убить меня, если считаешь, что поводов достаточно. Поверь, я не обижусь: пение ангелов куда приятнее, чем твои вопли.

— Только не ной, ладно, — немного смягчившись, произнесла рыжеволосая гарпия и стащила с себя свои безобразные ботинки. — Я так устала, что еле на ногах стою… Это, конечно, паршиво, что ужина нет, но если ты пороешься в холодильнике, то наверняка найдешь ветчину и пару банок фасоли.

— Ф-фу, фасоль, — поморщилась Мэган. — Дэн опять будет всю ночь играть в скунса.

— Можно подумать, ты не будешь, — хмыкнул Дэн, но Дин посмотрела на детей таким взглядом, что оба снова замолчали.

Виктор уныло поплелся на кухню и, собрав остатки сил, моральных и физических, заправил оставленную без внимания «Королеву моря», нарезал ветчину и, даже не повредив свои пальцы, открыл две банки с фасолью. Мисс Джесс говорила, что некрасиво ставить на стол консервные банки, поэтому Виктор переложил фасоль в блюдце.

Несколько таких блюдец он уже расколотил с утра, когда перемывал посуду, которую Дин бережно копила, по всей видимости, дожидаясь его приезда. Но о разбитых блюдцах Виктор решил промолчать, дабы не будить в супруге того рыжего зверя, который наводил страх и ужас даже на ее собственных детей.

Однако, когда Дин вошла на кухню, Виктор заметил, что свирепое выражение на ее лице сменилось если не радостью, то по крайней мере чем-то похожим на удовлетворение. Пронзительно-голубой взгляд стал мягче, а губы, подобранные и плотно сжатые, распустились как бутон, обрызганный каплями дождя.

Запах горелой рыбы, конечно, портил впечатление, поэтому Виктор взял на себя смелость предложить поужинать в гостиной.

— Я не против, — с неожиданной покорностью согласилась Дин, и он увидел, как ее глаза жадно пожирают «Королеву моря», скромно стоящую в окружении фасоли и ветчины.

— Салат просто отпад, — сообщил Дэн, первым расправившийся со своей порцией. — Можно добавки?

Виктор не заставил себя долго упрашивать.

— Мне тоже понравилось, — кивнула Мэган, но от добавки воздержалась, твердо решив не сдавать своих диетических позиций.

— Да, по-моему, тоже неплохо, — пришлось сознаться Дин, и Виктор, посмотрев на нее, не удержался от усмешки. Она ела так торопливо, словно кто-то покушался на содержимое ее тарелки.

— Чего ты улыбаешься? — недовольно зыркнула на него Дин.

— Извини, забыл при взгляде на тебя превратиться в камень.

— Что ты имеешь в виду?

— Да так, ничего… Просто вспомнился один персонаж из древнегреческих мифов.

— Вспомнился? — улыбнулась Дин, но Вик заметил, что в ее улыбке сквозит какая-то напряженность.

— Да, но, откуда он взялся в моей памяти, я не знаю.

— И что за персонаж? — полюбопытствовала Дин.

— Горгона Медуза. Вместо волос у нее были змеи, а при взгляде на нее все люди обращались в камень.

— Выходит, я, по-твоему, такая страшная? — нахмурилась Дин.

— Горгона не была страшной, — поспешил возразить Виктор. — Лицо у нее было очень даже красивое. Просто так уж вышло, что она убивала взглядом.

— Отлично, выходит, я убиваю взглядом… — Дин отложила вилку, и Виктор понял, что ужин может быть испорчен, только теперь уже в переносном смысле.

— Вот и сейчас ты смотришь так, как будто собираешься убить, — не сдержался он.

Дин готова была уже ответить ему что-нибудь едкое, но положение спас Дэн, заинтересовавшийся древнегреческими мифами и начавший расспрашивать о них Виктора.

— Я не очень хорошо помню мифы, — ответил он мальчику, — но, может быть, у вас есть какой-нибудь мифологический словарь или справочник… В конце концов, я же должен был где-то все это прочесть, иначе не вспомнил бы.

— Да, был такой, — ответила Дин. — Только нам пришлось его продать.

— Продать? — возмущенно посмотрел на нее Виктор. — Вы что, продали все мои вещи? Хорошая же у меня семья…

— Дорогой, я, конечно, понимаю твое возмущение, — холодно ответила Дин, — но пока ты отсутствовал, у нас были трудные времена. Мне не на кого было оставить детей, все клиенты срывались. На что, по-твоему, мы должны были жить?

— Не знаю, — насупился Виктор. — Но вы могли бы оставить хоть что-то из моих вещей.

— Кое-что, конечно, осталось, — успокоила его Дин. — Только я не помню, куда убрала чемодан с твоими вещами.

— Она не помнит… Такое ощущение, что всем в этом доме было глубоко наплевать на то, что я исчез.

— Неправда, — встрял Дэн. — Мэган очень плакала, да и мне было плохо.

— А ты? — Виктор пристально посмотрел на Дин. — Ты плакала?

Дин потупила взгляд.

— У меня не было времени плакать. Мне нужно было кормить детей, платить за дом… И вообще, что ты ко мне прицепился? — Она подняла глаза на Виктора, и тот прочитал в них раздражение. — Очень хочется знать, как мне было плохо?

— Нет, мне хочется знать, был ли я вообще тебе нужен, — мрачно заметил он. — Тебе настолько наплевать на меня, что ты даже не потрудилась вызвать врача.

— Но ведь температура спала.

— Я потерял память! Этого недостаточно, чтобы обратиться к доктору?!

— Не кричи на меня. — Дин снова зыркнула на него своими пронзительно-голубыми глазами. — У тебя нет страховки, а у нас нет денег, чтобы заплатить за визит врача. Я, по-твоему, должна заложить дом, чтобы вернуть тебе память?

— По-моему, ты должна мне помочь. В конце концов, я твой муж, а не домработница…

— Извини, что тебе пришлось немного потрудиться, пока я вкалываю, как проклятая. Жаль, что я не могу находиться сразу в двух местах, чтобы успевать работать и заниматься семьей.

— Завтра же найду себе работу, — заявил Виктор, отодвинув в сторону тарелку с недоеденным ужином. — А ты потрудись разыскать доктора, который хотя бы попробует мне помочь.

— Конечно, — кивнула Дин, и он заметил, что она с трудом сдерживается, чтобы не перейти на крик. — Только, пока ты ищешь свою работу, не забывай следить за домом и детьми.

— Кстати, насчет детей… — Виктор покосился в сторону притихших Мэгги и Дэна. — Сегодня я был в школе, куда ты, оказывается, даже не заглядываешь… Мисс Скрипл, учительница математики, поведала мне столько интересных подробностей о поведении этих оболтусов, что писателю в жанре ужасов хватило бы на целый сборник рассказов.

— У меня не было времени заглянуть в школу, — пробормотала Дин.

— И ты решила отправить меня на растерзание учителям?

— Я просила тебя встретить детей, а не слоняться по школе.

— Достаточно было зайти на школьный двор, чтобы меня заметили, — хмыкнул Виктор. — А уж когда узнали, кто я и кто мои дети… вот тут-то начался настоящий спектакль.

— Ты что, представился моим мужем? — испуганно посмотрела на него Дин.

— А надо было сказать, что я твой сосед и однофамилец? — язвительно поинтересовался Виктор. — Конечно, представился… — Он осекся. — Ты хочешь сказать, их учителя даже не знают о моем существовании?

— Нет, они знают, — потупилась Дин. — Только никто в этом городе ни разу не видел мистера Беллвуда. По официальной версии мы с тобой… разошлись.

— Разошлись? — вытаращился на нее Виктор. — Спасибо, что не назвалась вдовой…

— А что я должна была сказать? — с горечью спросила Дин. — Что мой муж ушел из дома и пропал? Вот все покатились бы со смеху…

— Не вижу ничего смешного, — сквозь зубы процедил Виктор и посмотрел на детей. — А в школу я еще загляну. Так что постарайтесь вести себя так, чтобы ваши учителя не смотрели на меня, как на Ангброду, порождающую монстров.

— Кого? — во все глаза уставилась на него Мэгги.

— Великаншу Ангброду из скандинавской мифологии, — машинально ответил Виктор. — Они с богом Локи породили страшных чудовищ… — Он запнулся и вопросительно посмотрел на Дин. — Интересно, откуда я это знаю?

— Одно из твоих бесполезных увлечений, — заметила Дин, поднимаясь из-за стола. — Жаль, что ты не вспомнил о том, как включается стиральная машина…

У Виктора было такое чувство, словно его только что окунули головой в ванну, наполненную холодной водой. Этой женщине глубоко наплевать на его воспоминания. Похоже, ей и раньше было совершенно все равно, что наполняет его унылую жизнь…

 

7

В смятом конверте, который дети нашли в кармане Виктора Гудроу, Дин обнаружила несколько фотографий. Кем они были сделаны и что за целующаяся парочка была запечатлена на снимках, она не знала. Одно было ясно: кто-то передал эти фотографии Виктору потому, что они могли его заинтересовать. Впрочем, Дин не исключала и того, что сам Виктор хотел передать кому-то снимки, но не успел этого сделать.

Не из-за этих ли снимков его хотели убить? Виктор Гудроу, конечно, был не самым приятным типом, но ничуть не походил на подлого шантажиста. Тем более что в деньгах он не нуждался. Арчибальд Сандерс называл его весьма обеспеченным человеком, владельцем крупной компании, занимавшейся то ли продажей, то ли покупкой жилья.

Дин терялась в догадках. Ее по-прежнему не оставляла мысль пойти в полицию и честно обо всем рассказать, но страх быть обвиненной в преступлении, которого она не совершала, отталкивал ее от этой мысли. К тому же, несмотря на то, что Виктор повел себя с ней просто отвратительно в день их первого знакомства, Дин совсем не хотелось, чтобы его убили.

Пока Виктора Гудроу считают мертвым, опасность ему не грозит. Лайтфорд — всего лишь одно из местечек в пригороде Паркстауна, и Виктор уж точно не встретится здесь с кем-то из друзей или знакомых.

Конечно, Дин не очень-то радовала перспектива кормить еще один рот, но надо было отдать должное Виктору — несмотря на его неприспособленность к существованию в таких условиях он хотя бы не оставлял попыток адаптироваться. Она слукавила бы, если бы сказала, что от ее гостя нет никакой пользы. Он приготовил ужин, хоть и спалил духовку, перемыл всю грязную посуду, хоть и расколотил несколько тарелок, побеседовал с учительницей, хоть и не встретил детей из школы… Кроме того, и Дэн и Мэгги настолько увлеклись игрой в «нового папу», что стали даже меньше ссориться и, надо сказать, очень гостеприимно приняли Виктора, хотя он совсем недавно их оскорблял… Для начинающей «домохозяйки» совсем неплохо. Правда Виктор пригрозил Дин, что устроится на работу, но она отнеслась к этой затее весьма скептически: куда возьмут человека, потерявшего память, у которого к тому же нет никаких документов?

Среди кредитных карт, которыми, увы, не было никакой возможности воспользоваться, Дин обнаружила и водительские права Виктора. Они теперь тоже ровным счетом ничего не стоили — машина была разбита. Дин спрятала все находки в надежном месте и с беспокойством подумала о том, что Виктор наверняка захочет восстановить документы, которые, по ее версии, он потерял, пока слонялся невесть где целый год.

Смущало, конечно, и то, что он настойчиво требовал найти ему доктора. Конечно, у Дин было железное оправдание — его страховка потеряна, а платить за частный визит врача их не слишком-то обеспеченной семье нечем. Но, с другой стороны, она понимала, что Виктор прав: ему необходимо обратиться к специалисту. Что, если он серьезно повредил себе голову? Или на самом деле давно уже болел, не подозревая об этом?

В конце концов, теперь, когда Дин было на кого оставить детей, она могла позволить себе чаще брать работу не только в Лайтфорде. Это означало, что материальное положение семьи скоро улучшится, а следовательно, можно будет отвезти Виктора к хорошему специалисту. А пока нужно воспользоваться единственным вариантом, который у нее есть, — обратиться к Лесли Байеру.

Ей не очень-то хотелось впутывать в эту историю Лесли, но, с другой стороны, кого, кроме друзей, можно просить о помощи в трудную минуту?

Виктор был очень удивлен, узнав, что вечером Дин собирается пригласить домой какого-то гостя. Его жена сообщила о визите как о факте, который не подлежит обсуждению, одновременно с завязыванием шнурков на высоких ботинках.

— А ты не хочешь спросить, рад ли я буду твоему гостю? — сонно пробурчал Виктор, разглядывая ужасные ботинки Дин.

— Уверена, что ты будешь рад, — не глядя на него, ответила она. — Надеюсь, сегодня обойдемся без пожара?

— Постараюсь ограничиться потопом, — огрызнулся Виктор. — Ты ведь не объяснила мне, как пользоваться стиральной машиной.

— О, это очень легко. Можешь спросить у детей. Кстати, они уже собрались в школу?

— Собрались, — мрачно кивнул Виктор и потряс перед Дин полой своего халата. — Слушай, я не могу больше ходить в этом по дому. В конце концов, это неприлично.

— Так пойди и купи себе халат и костюм.

— Чтобы на меня опять косились с подозрением? Нет уж, увольте. Придется тебе сходить со мной. Или ты стесняешься того, что к тебе вернулся муж? Хотел бы я знать, чего ты обо мне порассказала.

— Ничего. У меня здесь не так уж и много друзей.

— Не удивительно — с твоим-то характером…

— Что ты имеешь в виду? — вскинулась на него Дин, так что даже абстракция из волос, сооруженная на ее затылке, подпрыгнула.

— Можно подумать, ты не понимаешь, — махнул рукой Виктор, у которого не было ни малейшего желания ссориться и была лишь одна мечта — поспать еще хотя бы пару часов.

Но этой мечте не суждено было сбыться. Детей нужно было отвести в школу, а потом его ожидала целая куча дел: уборка, стирка и готовка. В перерывах между всеми этими заботами Виктор надеялся успеть обзвонить своих потенциальных работодателей — ведь не может же он остаток жизни провести со шваброй в руках и поварешкой в зубах?

Увы, уже в середине дня он понял, что никто не жаждет брать на работу человека без какого-либо опыта и к тому же без документов. Это известие порядком его расстроило.

Может быть, если бы его жена была привлекательной, веселой и милой особой, он не так остро воспринимал бы свою зависимость. Но зависимость от Дин, Дин, которая вечно была всем недовольна, постоянно язвила и насмешничала, Дин, в глаза которой иной раз страшно было даже заглядывать и к которой наконец его совершенно не тянуло как к женщине, — такая зависимость рождала у Виктора ощущение, что его похоронили заживо.

Может быть, снова уйти? — мелькнуло в его голове, когда он пытался оттереть громадное пятно на ковре в гостиной. Надо спросить Дин, что ей известно о его родителях… Ну а если не удастся уйти к родителям? Что тогда? Может, лучше бродяжничать, чем жить такой жизнью с такой женщиной?

Но мысль о бродяжничестве почему-то не очень согревала душу. Виктор вспомнил свое пробуждение в холодном парке и даже поежился от этого воспоминания. К тому же у него была не только жена — еще были и дети. Дети, к которым, впрочем, он был совершенно равнодушен до того вечера, когда они помогли ему разобраться с задымленной кухней и даже утешили как могли. Конечно, Виктор не испытывал к ним тех чувств, которые должен испытывать настоящий отец, но все-таки что-то екало в его душе, когда Дэн и Мэгги благодарили его за ужин и просили добавки.

Все равно идти мне некуда, обреченно думал Виктор. И на работу меня никто не возьмет… Почему это все случилось именно со мной? Ведь наверняка есть мужчины, которые счастливы в браке, чьи жены умеют улыбаться и не отправляют их спать в отдельную комнату, чьи дети не вызывают у учителей приступов гнева.

Хотя в том, что вытворяют в школе Мэгги и Дэн, есть и моя вина. Если бы я не бросил их, не оставил с вечно занятой матерью, которая совершенно не умеет себя вести, они не были бы такими взбалмошными, чудными и одинокими…

Хорошенько поразмыслив, Виктор решил, что ему вряд ли станет хуже, если он заглянет в школу и выслушает от учителей все, что они думают по поводу Мэгги и Дэна. Надо вмешаться сейчас, пока еще не поздно, — что, если через пару лет детишки подрастут и запланируют ограбление банка?

— Мама никому не разрешает нас бить, — с вызовом заявила Мэган, когда «отец» вышел из кабинета директора.

Виктор внимательно посмотрел на девочку. Что-то в его глазах было такое, что и Мэг, и Дэн, испуганно вжавшийся в скамейку рядом с сестрой, тут же устыдились своих мыслей.

— Я много неприятных вещей выслушал о вас от директора, но выслушивать их еще и от вас я не намерен. Пойдемте домой. Не знаю, достаточное ли это наказание, но вам придется помочь мне с ужином. Вечером будут гости.

Дети знали, что, если бы в кабинете директора побывала мать, они бы не избежали хорошей взбучки. Но эта взбучка по крайней мере была предсказуема — поведение же их «папы» невозможно было предугадать. Предчувствуя грозу, которая может разразиться дома, дети молчали.

Виктор тоже шел молча, и, казалось, всю дорогу он над чем-то напряженно раздумывает.

— Ты расскажешь все маме? — наконец осмелился спросить Дэн.

— Нет, — покачал головой Виктор. — Сомневаюсь, что это что-то изменит. Но я хочу понять, зачем вы все это делаете?

— Что «все»? — поспешила уточнить Мэган.

— Ну, к примеру, зачем понадобилось красть классный журнал Дэна. Если бы вы украли его, чтобы исправить оценки, я еще хоть как-то смог бы вас понять. Но рисовать на первой странице карикатуру на учительницу математики… Это никакому объяснению не поддается.

— Это была не карикатура, — замотал головой Дэн. — Это был обычный рисунок. Я думал, ей будет приятно и она перестанет на меня кричать. Но все получилось наоборот.

— Еще бы, — хмыкнул Виктор. — Тебе повезло, что дело ограничилось «изолятором»… Ладно, а ты что скажешь в свое оправдание, Мэгги? — покосился он на девочку. — Какой был смысл разрезать подол на платье одноклассницы?

— Лисси слишком много выпендривалась, — сквозь зубы процедила Мэган. — Надо было ее проучить.

— А если бы тебя так проучили? Тебе бы это понравилось?

— Я не хвастаюсь всем своим дорогим платьем и не обзываю никого замарашками…

— Это она тебя назвала замарашкой?

— Кого же еще? — в голосе Мэгги звучала горечь, и Виктор даже испугался, что девочка расплачется. — Дэн одевается как пугало, но он мальчик и ему все прощается. А ко мне вечно цепляются такие, как Лисси, и говорят, что я еще хуже, чем мама…

— Успокойся, не хуже, — вырвалось у Виктора, но он тут же понял, что это плохое утешение. — То есть я хотел сказать, что ты…

Он присмотрелся к мешковатому грязно-серому платьицу Мэгги с уже начавшим отрываться подолом, к нелепым туфлям с уродливым бантом неопределенного цвета, к хвосту, скрученному на затылке — похожую нелепицу сооружала у себя на голове ее мать, — и понял, что сказать ему, в сущности, нечего. Одноклассники Мэгги имели все основания дразнить девочку — она была совершенно безвкусно одета и причесана. Правда у Мэгги было кое-что, чему могли позавидовать многие девочки, — огромные голубые глаза, заглядывающие глубоко в душу.

— Ты красивая, — продолжил Виктор. — Но одеваешься и в самом деле ужасно.

Если бы не последняя фраза Виктора, Мэгги восприняла его слова как лесть, но теперь она оживилась и наконец-то подняла на него глаза.

— Ты правда считаешь меня красивой?

— Правда, — улыбнулся ей Виктор. — А с одеждой мы что-нибудь придумаем. Надо хорошенько покопаться в твоем гардеробе. Уверен, мы что-нибудь присмотрим и тебе больше не придется портить платья этой задаваке Лисси… Что ж, молодые люди… На этот раз я промолчу и ничего не скажу маме, но вы должны мне кое-что пообещать.

Дэн и Мэгги предположили, что сейчас Виктор заставит их поклясться, что они никогда больше не сделают ничего подобного. Однако их ожидания не подтвердились: новый «папа» всего лишь просил рассказывать ему обо всем, что с ними происходит в школе. Впрочем, если задуматься, это было не такое уж и легкое условие…

На этот раз Виктор решил не повторять эксперимент с духовкой и по пути из школы заглянул к мисс Джесс, которая была очень польщена оказанным ей вниманием.

— Мисс Джесс, мне неловко вас об этом просить, но, может, у вас найдется время помочь мне? — не скрывая своего смущения, обратился он к старушке. — В прошлый раз я спалил духовку — не хочется устроить в доме пожар.

Мисс Джесс, которую дети ласково называли «бабулей» никакой неловкости в просьбе Виктора не усмотрела. Напротив, энтузиазм, с которым молодой мужчина осваивал кулинарное искусство, вызвал у нее неподдельное восхищение.

Под чутким руководством мисс Джесс Виктор запек курицу в имбирном соусе и приготовил рис с овощами. За это время Мэгги и Дэн успели искупить свою вину тем, что вымыли посуду и закинули белье в стиральную машину, с которой Виктор так и не смог разобраться.

Вспомнив о разодранном подоле на платье Мэгги, Виктор между делом поинтересовался у бабули Джесс, как можно исправить эту неприятность. Старушка была настолько любезна, что показала, как нужно пришивать и обметывать подол, а также сообщила, что в ее распоряжении имеется отличная новая швейная машина, которую дочь по недоразумению подарила ей на Рождество.

— Сама я все больше вяжу, — объяснила она Виктору, — хотя и шить умею неплохо. Сомневаюсь, конечно, что моя машина вам понадобится, но если вдруг такое произойдет — забирайте, хоть насовсем. Она хорошая, современная, вот только я уже привыкла к своей старой машине.

— Огромное спасибо, мисс Джесс, — искренне поблагодарил ее Виктор, подумав, однако же, что швейная машина едва ли когда-нибудь ему пригодится.

Он посмотрел на часы. Было около половины девятого — как раз в это время обещала вернуться Дин. Было бы невежливо не отблагодарить старушку за помощь, поэтому Виктор предложил ей остаться на ужин. Она с радостью согласилась, и он подумал, что в ее присутствии ему будет намного спокойнее общаться с загадочным гостем, которого вознамерилась привести Дин.

 

8

— Нет, ты определенно спятила, Дин, — покачал головой Лесли. — Вляпаться в такую историю, да еще и по доброй воле… Хотел бы я знать, за что ты ругаешь своих детей, когда они выкидывают подобные фортели?

Дин остановила машину у ворот своего дома.

— Если бы не их, как ты выразился, фортели, — вытащив ключ зажигания, посмотрела она на Лесли, — я бы сразу отвезла его в полицию… Я же все объяснила… Конечно, история идиотская, но я уже в нее попала, мне нужно как-то выкрутиться. Прости, что впутываю тебя.

— Прощу, — коротко улыбнулся Лесли и тут же посерьезнел. — Ну хорошо, сейчас ты выкрутишься — а дальше?

— Дальше нужно будет найти ему специалиста, который поможет восстановить пробелы в памяти. Надеюсь, Виктор вспомнит, кто мог на него покушаться и поймет меня, когда я все ему объясню.

— А если не вспомнит? Дин, если он так и будет считать тебя своей женой? Ты что, проживешь с ним до конца дней своих? А постель? Супруги ведь обычно спят в одной постели. Как ты объяснишь ему, что…

— Уже объяснила, — перебила Дин Лесли. — Сказала, что он любит спать отдельно.

— Но это не помешает ему потребовать от тебя выполнения супружеского долга. И он, кстати, со своей точки зрения, будет прав.

— Да брось ты, — отмахнулась от друга Дин. — У нас совсем не те отношения. Мы как… супруги, которые уже триста лет прожили вместе и которых совершенно не тянет друг к другу. К счастью, Виктор не пытался поцеловать меня даже в щеку.

Лесли пристально посмотрел на Дин и не смог сдержать улыбки.

— По-моему, тебя это задело.

— Что именно? — нахмурила брови Дин.

— То, что он даже не пытался…

— Не мели чепуху, Лесли, — фыркнула она и, чтобы не выдать своего смущения, потрясла ключами перед лицом Лесли. — Нам уже пора. Не хочу дожидаться, когда муженек вместе с детишками устроит в доме пожар.

Дин без особого энтузиазма распахнула дверь дома. На этот раз вместо жуткого запаха гари в воздухе витал восхитительный мясной аромат.

— Кажется, в твоем доме запахло хорошей едой, — усмехнулся Лесли. — Или мы ошиблись дверью?

Дин выразительно посмотрела на Лесли, дав ему понять, что его шуточки ее не слишком забавляют, и, стащив ботинки, едва ли не побежала в гостиную. Лесли спокойно разулся и направился следом за ней.

— Чудеса, да и только, — присвистнул он, оглядев гостиную.

Лесли давным-давно перестал удивляться вечному погрому, царящему в доме подруги, поэтому чистота и порядок в гостиной Дин буквально потрясли его. Детские игрушки уже не валялись, где попало, пыль была вытерта, даже огромное пятно, которое Дин пыталась прикрыть небольшим столиком, кто-то умудрился оттереть.

Сам столик был укрыт нарядной белой скатертью. На столике — вот уж действительно чудо из чудес — стояли тарелки, большой салатник с весьма аппетитно выглядящим содержимым, блюдо с горкой риса, красиво украшенного зеленью и овощами, и выложенная листьями салата тарелочка с нарезанной ветчиной. Да, это был довольно скромный стол, но выглядел он весьма пристойно.

Лесли перевел взгляд со стола на Дин, ожидая, что она объяснит ему, по какому случаю банкет, но та лишь неопределенно помотала головой и развела руками. Из кухни доносились оживленные детские голоса, к которым примешивался низкий красивый мужской голос.

— Дети, я дома! — напомнила о себе Дин, но никакой реакции на ее возглас не последовало.

— По-моему, им и там неплохо, — пошутил Лесли, который до сих пор не мог прийти в себя от изумления, и кивнул на стол. — Последний раз я видел у тебя такое великолепие, когда ты приглашала нас с Норой на День Благодарения…

— Не надо мне напоминать о том, что я паршивая хозяйка, — пробормотала Дин, пребывавшая едва ли в меньшем шоке от увиденного, чем Лесли. — Это, по-моему, ни для кого не секрет.

— Привет, Лесли! Привет, мам! — Мэгги вышла из кухни с большим подносом, на котором красовался источник благоухания, разлитого по дому. — Бабуля Джесс останется у нас ужинать. Ты ведь не против?

— Конечно, нет, — машинально ответила Дин и тут же поняла, откуда такие разительные перемены в ее доме. — Только не говори мне, что вы уговорили мисс Джесс убраться и приготовить ужин.

— Она и не скажет, — возразила мисс Джесс, которая вышла из кухни под ручку со своим галантным кавалером, Виктором. — Потому что я только тем и занималась, что болтала и давала советы. Что касается чистоты в гостиной — к этому я вообще не имею никакого отношения.

— Да будет вам прибедняться, мисс Джесс. — Виктор помог старушке усесться за столик и бросил недоверчивый взгляд в сторону Лесли. — Если бы не вы, мне снова пришлось бы выбрасывать ужин и отмывать духовку. Оказалось, эта штука не такая уж страшная… Дин, может, ты представишь мне своего гостя и мы все сядем за стол?

Лесли мысленно хмыкнул по поводу высокой чести быть представленным человеку, которого Дин едва знала, но все же был заинтригован этим мужчиной. Судя по тому, как о нем отзывалась Дин, он был ни на что не годным белоручкой, на деле же — не только обаятельным, но и весьма упорным человеком… Отмыть почти до блеска гостиную Дин — героический подвиг. Что говорить об ужине и красиво сервированном столе…

— Лесли — мой хороший друг, а это Виктор… мой муж, с которым… который… ну, в общем, я рассказывала тебе эту историю…

— Присаживайтесь, Лесли. — Виктор кивнул ему на стул. — Хотелось бы поставить на стол бутылочку хорошего вина, но его, к сожалению, не оказалось.

— Ничего, есть пиво, — небрежно бросила Дин и направилась на кухню.

Лесли продолжал разглядывать Виктора, который всего за несколько дней так освоился в чужом доме, что уже чувствовал себя хозяином. Виктор был недурен собой, и Лесли удивился словам Дин о том, что ее совершенно не тянет к этому парню.

Странно, ведь с тех пор, как от Дин ушел муж, у нее никого не было. Лесли так и не узнал причины ее добровольного одиночества, хотя подозревал, что за ответом «у меня нет на это времени» крылась боязнь серьезных отношений, которые снова могут закончиться полным крахом…

Виктор задал ему несколько вопросов, из которых Лесли понял, что больше всего «мужа» Дин интересует, кем он, Лесли, приходится его жене. Ничего удивительного, подумал Лесли. Я бы на его месте тоже не удивился, если бы жена за время моего отсутствия обзавелась «близким другом» вовсе не в том значении, которое Дин обычно вкладывает в это слово.

Лесли поспешил мягко, но внятно объяснить Виктору, что они с Дин просто хорошие друзья.

— К сожалению, моя вторая половина задержалась и не смогла прийти, — сообщил Лесли «ревнивому супругу». — У них в театре очередная репетиция. В который уже раз ставят Шекспира.

— Беспроигрышная классика, — кивнул Виктор, как показалось Лесли, несколько успокоившийся после его слов насчет «второй половины». — Боже, Дин, что ты делаешь? — Виктор в ужасе уставился на «жену», которая уже вернулась с тремя бутылками пива и в этот момент пыталась водрузить их на стол.

— А что такого я делаю? — удивилась Дин.

— Ты ставишь на стол бутылки с пивом. Это некрасиво, вульгарно и вообще неуместно при данных обстоятельствах… Позволь, я принесу стаканы или кружки.

Лесли очень хорошо знал свою подругу, чтобы думать, что подобное, хоть и не лишенное правоты, заявление сойдет Виктору с рук. И действительно, Дин уставилась на Виктора тем самым своим фирменным взглядом, от которого даже у Лесли начинали бегать по коже мурашки.

— Черт возьми, я устала и хочу, придя домой, выпить пива. Даже если я буду пить его из бутылки, ты… Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу.

— Прекрати выражаться при детях, — с вызовом, достойным уважения в глазах Лесли, оборвал ее Виктор. — И, пожалуйста, принеси стаканы. Ты же не хочешь испортить нам ужин?

Дин прорычала что-то в ответ, но, очевидно, решив и в самом деле не портить всем настроение, вернулась на кухню за стаканами.

Виктор разлил содержимое бутылок.

— Ну вот, совсем другое дело, — удовлетворенно кивнул он, а во взгляде все еще возмущенной таким его поведением Дин явственно читалось: мой муж настоящий сноб.

С этим Лесли был не вполне согласен, но свои размышления решил приберечь до тех пор, пока они с Дин не останутся наедине.

Наконец, когда ужин был закончен, когда его организатору воздали должное почтение как весьма недурственному кулинару, когда мисс Джесс, перед которой Виктор рассыпался в благодарностях, отправилась восвояси, а дети уложены спать, Дин наконец раскрыла цель визита Лесли.

— Дело в том, что Лесли — врач, — сообщила она Виктору, удивленному и обрадованному этой новостью. — И я пригласила его, чтобы ты мог с ним побеседовать.

— Видите ли, Виктор, — вмешался Лесли, — я уже объяснил Дин, что занимаюсь не совсем той областью, которая вас интересует, а если быть более точным, совсем не той. Но я выслушаю вас и сделаю все, чтобы вам помочь или хотя бы посоветовать компетентного специалиста, который вам поможет.

— Спасибо, — искренне поблагодарил его Виктор.

В его глазах промелькнул лучик надежды, и Лесли подумал, что, несмотря на рассказы Дин, ему можно посочувствовать. Он потерял память, лишился всего, к чему привык, но пытается справиться со своими проблемами и делает даже больше — помогает Дин.

Не такой уж он хам и сноб, каким посчитал его Лесли, услышав ту историю, которая произошла с Дин в Паркстауне. Если бы Виктор Гудроу и в самом деле был снобом и хамом, даже потеря памяти не изменила бы его сущности. Впрочем, Виктор мог ловко притворяться — но зачем это ему? Нет, все гораздо сложнее…

Лесли задал Виктору несколько вопросов, которые касались его предполагаемой травмы. Но травмы, во всяком случае явной, у Виктора не было: его не беспокоили ни головные боли, ни дурнота, ни прочие симптомы, сопровождающие такого рода повреждения. Лесли осмотрел голову Виктора, но не увидел ничего такого, что могло бы свидетельствовать об ушибе или внешнем повреждении.

Затем он расспросил Виктора о его воспоминаниях, но услышал все то же, что рассказала Дин: этот мужчина проснулся в парке, разбуженный детьми, которые сообщили ему, что он их отец, и привели его в дом Беллвудов. Все это вспоминалось Виктору в каком-то тумане, потому что он постоянно проваливался в сон, как видно, из-за высокой температуры, и толком пришел в себя — если, конечно, так можно сказать о человеке, потерявшем память, — только на следующий день.

Лесли объяснил Виктору, что в Лайтфорде не найти хорошего специалиста, который смог бы ему помочь, однако обнадежил, сказав, что обязательно займется поисками доктора за пределами города.

— Ну как? — поинтересовалась Дин, провожая Лесли до двери. — Ты можешь хоть что-то сказать?

— Дин, я хирург и немногое знаю об амнезии. Внешних повреждений у твоего Виктора я не обнаружил. О внутренних мне может рассказать только рентгеновский снимок, хотя, судя по отсутствию внешних симптомов, их, скорее всего, нет. Подозреваю, травма мистера Гудроу носит психологический характер, но, сама понимаешь, трудно что-то сказать после обычного домашнего осмотра. Я могу организовать ему рентген, попробую найти хорошего специалиста по амнезии, но второе будет сделать куда сложнее, чем первое.

— Спасибо тебе, Лесли, — благодарно улыбнулась другу Дин. — Ты и так уже многое сделал.

— Твой приятель тоже, — усмехнулся Лесли. — Только ты даже не подумала его поблагодарить.

— По-моему, я сказала «спасибо за ужин».

— Таким тоном, каким обычно не хвалят, а ругают. А ведь он не только ужин приготовил, но и разгреб бардак в твоей гостиной. А еще занимался детьми… А еще…

— Ну все, хватит, Лесли, — раздраженно буркнула Дин. — Я в это время тоже не баклуши била.

— Да, но работа для тебя — дело привычное, а ему все это стоило титанических усилий.

— Что-то я не пойму, дружище Лесс, — сердито прищурилась Дин. — С чего это ты вдруг за него заступаешься? Из мужской солидарности?

— Нет, — улыбнулся Лесли. — Из обыкновенного человеколюбия. И кстати, — добавил он, открыв дверь, — насчет пивных бутылок и твоих чертыханий при детях он был совершенно прав.

Дин могла бы многое сказать в ответ Лесли, но тот хорошо об этом знал, а потому поспешил скрыться за дверью. Уж чего Дин было точно не занимать, так это упрямства. Упрямства, с которым она подчас отрицала даже очевидные вещи…

Виктора Дин обнаружила на кухне. Он убрал со стола посуду и сидел, погруженный в раздумья, которые, судя по выражению его уже не надутого, а скорее мрачного лица, были отнюдь не веселыми. Виктор даже не заметил, как она вошла.

А ведь он и себя постарался привести в порядок перед приходом гостя, подумала Дин, разглядывая Виктора. Расчесал волосы, побрился — наверняка взял мой бритвенный станок, — оттер пятна на пиджаке… Виктор прав, надо купить ему одежду, впрочем… впрочем, и в этом костюме он выглядит совсем неплохо.

Но до чего же у него усталый взгляд… Дин поймала себя на мысли, что точно такой же взгляд она частенько наблюдала в зеркале ванной комнаты, когда перед сном принимала душ.

Вспомнив слова Лесли о благодарности, похожей на укор, Дин почувствовала себя виноватой: зря она была с Виктором такой резкой, он ведь и в самом деле ей очень помог. Да, Виктор не лежал под машинами и кранами, но за эти несколько дней этот совершенно ни на что не годный мужчина, каким она, во всяком случае, считала его раньше, умудрился сделать то, до чего у самой Дин не доходили руки вот уже… даже страшно подумать, сколько времени…

— Виктор, — негромко позвала его Дин.

Тот вздрогнул, услышав ее голос. Неужели я и в самом деле так пугаю мужчин? — обиженно подумала она.

— Не заметил, как ты вошла, — объяснил свое невольное движение Виктор. — Решила отчитать меня за то, что я заставил тебя перелить пиво в стакан? Или тебе не понравилось, что я попросил мисс Джесс научить меня обращаться с духовкой?

С лица Виктора исчезла мрачная задумчивость. Теперь он выглядел не только усталым и подавленным, но и сердитым. Дин попыталась было обидеться, но снова вспомнила о том, что сама недавно обидела его.

— Пожалуйста, не ершись, — сказала она. — Ни за что я не собираюсь тебя отчитывать. Просто хотела сказать тебе спасибо. Ты… ты молодец, Виктор. Сделал куда больше, чем я ожидала.

— Но меньше, чем надеялась?

— Я, знаешь ли, не привыкла рассыпаться в комплиментах. Уж извини, чего не умею, того не умею.

— Послушай, Дин, — Виктор так пристально посмотрел на нее, что ей захотелось опустить глаза, — как вышло, что мы с тобой… Почему мы поженились?

— Хочешь спросить, как ты взял в жены женщину, взгляд которой способен превратить в камень? — усмехнулась Дин, почувствовав, как где-то внутри ее кольнула обида.

— Нет, просто хочу понять, почему мы были вместе. Мы ведь совершенно разные. Хоть с этим ты спорить не будешь?

— Не буду, — покачала головой Дин, решив, что с обидой она разберется позже. Сейчас перед ней стояла куда более важная задача: нужно было срочно что-то выдумать, чтобы ответить на вопрос, который Виктор задал совсем некстати. — Мы… ну, мы… начали встречаться, когда… В общем, ты только что вылетел из университета, а я уже работала. У тебя был старенький мотоцикл, который ты притащил чинить ко мне в мастерскую. Там мы и познакомились.

— Я катался на мотоцикле? — Дин был явно удивлен.

— О да, в те времена… И тогда мы…

— А в каком университете я учился?

— О, ты не любил об этом рассказывать. Так огорчился, что вылетел оттуда…

— Дин, а кто мои родители?

Этого вопроса она уж точно не ожидала услышать. А ведь это вполне логично: у Виктора Гудроу, точнее — Беллвуда, как и у всех нормальных людей, должны быть родители…

— Ну… они… — Дин запнулась, не зная, что соврать, и наконец выпалила: — Они умерли.

— Чудесно… — мрачно ответил Виктор. — А у меня-то мелькнула мысль, что весь этот год я провел у них.

— Прости, — почти простонала Дин, пребывавшая в ужасе от того, что только что «убила» чьих-то родителей. Впрочем, родители Виктора, если верить словам Арчибальда Сандерса, действительно умерли, так что Дин могла считать себя убийцей только наполовину, что, впрочем, не умаляло ее вины. — Я не хотела об этом говорить…

— Не печалься, я все равно не помню, как это было… Послушай, а давно это случилось?

Виктор посмотрел на нее, и слова застряли у Дин в горле. Ей было так жаль, бесконечно жаль того больного усталого человека, который сидел перед ней и которого она вынуждена была обманывать.

— Да, давно, — наконец выдавила из себя Дин. — Но ты не любил говорить об этом, и я не знаю, как это вышло.

— Видно, я был скрытным малым.

— Ты и сейчас скрытный, — вырвалось у Дин.

— Да и тебя не назовешь открытой… Так почему мы все-таки поженились?

— Нам казалось, что мы никогда не разлюбим друг друга, что эта сказка продлится вечно, ну и прочая ерунда… Стоит ли вообще об этом говорить?

— Ты, кажется, иронизируешь?

— Было бы лучше, если бы я рассказала тебе трехчасовую романтическую историю, которая закончилась так же быстро, как и началась? — с горькой усмешкой поинтересовалась Дин.

— Ну хорошо, — судя по тону, Виктор не собирался так просто сдаваться, — мы влюбились и бездумно решили пожениться. Но почему мы прожили вместе столько лет, если «прочая ерунда», как ты, видимо, называешь любовь, так скоро закончилась? Мэгги уже одиннадцать, Дэну десять. Выходит, мы с тобой вместе уже больше одиннадцати лет… Неужели только из-за детей?

Господи, ну почему он решил засыпать ее этими вопросами именно сегодня?

— Мои родители тоже были разными людьми, — пожала плечами Дин. — Но все-таки прожили бок о бок много лет.

— А потом развелись?

— Нет, папа умер.

— Мне жаль.

— Мне тоже. Как это ни странно, мне до сих пор его не хватает. Он многому меня научил.

— Например, чинить краны?

— Например… — Дин осеклась и с подозрением посмотрела на Виктора. — Откуда ты… Ты это вспомнил?

— Увы, нет, — грустно покачал головой Виктор. — Узнал, болтая с детьми. Они говорят, что ты лечишь сломанные машины и текущие краны.

— По-твоему, это плохо?

— По-моему, мы с тобой поменялись ролями. Это я должен был чинить краны, а ты — сидеть с детьми.

— Кому должен?

— Что?

— Кому ты должен? — повторила Дин. — Себе, мне, тем, кто вокруг?

— Не знаю, Дин, — покачал головой Виктор. — Я теперь вообще мало что знаю. Но мне кажется, все то время, что я жил с тобой, мне мучительно чего-то не хватало. Может быть, я потерял свое «я»?

— А может, ты потерял его до нашего знакомства?

— Ты дарила мне цветы, приглашала на свидания и пела серенады под моим окном? — насмешливо поинтересовался у нее Виктор.

— При чем тут это? — раздраженно пробормотала Дин. — Думаешь, собственное «я» появляется только тогда, когда зарабатываешь деньги? В таком случае у меня оно должно быть огромным, как дом… Или, по-твоему, дело в количестве денег?

— Нет, Дин, думаю, дело не в том. — Виктор снова уткнулся взглядом в стол и замолчал, пытаясь сформулировать про себя какую-то мысль. — Просто я… мне чего-то не хватало все то время, что мы жили вместе… Лесли говорил, что причина моей амнезии может иметь исключительно психологический характер, и тогда становится ясно, почему я потерял память. Может быть, мне хотелось… хотелось жить другой жизнью?

— Виктор, ты можешь уйти, я ведь тебя не держу, — пробормотала Дин, догадавшись, куда он клонит, и мысленно прикидывая последствия этого шага.

— Да нет же, я не об этом…

— Тогда о чем? — Дин с трудом сдержала вздох облегчения.

— Другая жизнь не означает того, что я не буду жить с тобой и с детьми. Она означает, что я хочу жить по-другому. В моем существовании должен появиться какой-то смысл — понимаешь? Может быть, когда я найду его, память вернется ко мне.

— Лихо закручено, — улыбнулась Дин, но, заметив недовольный взгляд, который Виктор бросил в ее сторону, посерьезнела. — Лесли прав. Мы, конечно, сделаем тебе рентген, но, думаю, надо найти тебе психоаналитика.

— Я знаю, как это трудно для нас… И благодарен тебе за то, что пытаешься мне помочь.

Дин мысленно вздохнула, поймав на себе его взгляд, полный искренней, но незаслуженной благодарности. Знал бы он, что все это время ему бессовестно лгут…

— Кстати, Дин, ведь у нас должны были сохраниться хоть какие-то совместные фото, — вопросительно посмотрел на нее Виктор.

— Да, конечно, — машинально ответила Дин, размышляя над тем, где она сможет их раздобыть. — Вот только надо их найти.

— Будь добра, займись этим, когда освободишься. Ведь у тебя тоже бывают выходные?

— Конечно, — повторила Дин, чувствуя, что уже не в силах думать об этом сегодня. — Я обязательно найду их, Виктор.

 

9

«Семейными фотографиями» пришлось озадачить Нору Райли — у нее было довольно много знакомых среди фотографов и мастеров всяких компьютерных штучек, благодаря которым уродины превращаются в красоток, и наоборот. Конечно же, Лесли рассказал своей второй половине обо всем, что случилось с Дин, но, к счастью, Нора была не из тех болтушек, которые каждый день делали прическу в парикмахерской «Леонардо», лишь для того чтобы обсудить личную жизнь своих соседок.

Нора Райли была из той же породы людей, что и Дин: у нее не было ни одной свободной минуты и каждый вечер она торчала на репетициях, чем иногда вызывала неудовольствие Лесли.

С Лесли Байером Нора встречалась уже год. После нескольких безуспешных и, надо сказать, не слишком настойчивых попыток покорить ледяное сердце миссис Отвертки, то есть Дин, он не на шутку увлекся хорошенькой актрисой местного театра, и очень скоро увлечение переросло в бурный роман. Замуж Нора не слишком торопилась, а Лесли старался проявлять терпение к творческой натуре своей жены, чему весьма поспособствовала Дин, убедившая друга в том, что брак для женщины — дело гораздо более серьезное, чем для мужчины.

У Норы было много поклонников, но Лесли это совершенно не волновало, во всяком случае он старательно изображал, что не похож на Отелло. Лесли был достаточно уверен в себе, да и Нора не стремилась заработать репутацию похитительницы сердец, поэтому могла довольно небрежно отшить очередного назойливого поклонника.

— Ты, видно, совершенно спятила, Дин, — заявила она подруге, прикрыв дверь в опустевшую гримерку. — Это же надо было до такого додуматься…

— А ты уже и говоришь, как Лесли, — хмыкнула Дин. — Что будет, когда вы наконец поженитесь?

— Забудь об этом, — бросила Нора. — Лучше скажи, что это за тип… Лесли говорит, он не так уж плох. А он еще не пытался затащить тебя на супружеское ложе?

— Даже если бы и попытался, — усмехнулась Дин, — у него бы не вышло. Я уже забыла, что такое спать с мужчиной.

— Ничего, такие вещи вспоминаешь быстро…

— Если не укоротишь свой язычок, размажу тебе грим. Лучше скажи, что там с моим семейным фотоальбомом?

— Уже готов. Вуаля!.. — Нора, которой все происходящее с Дин представлялось скорее забавной комедией, нежели драмой, торжественно извлекла из ящика стола толстый фотоальбом, напоминавший те, что стояли в доме матери Дин.

— Господи, где ты это достала?

— Нравится? Пришлось позаимствовать у бабушки. Она, правда, просила его вернуть… Внутри, кстати, не хуже, чем снаружи, — заметила Нора, протягивая альбом Дин.

— Отлично. Главное, чтобы Виктор не заметил подлога.

— Успокойся, не заметит. Я доверила это знатоку своего дела. Хотя жалко, что ты так мало снимала Виктора. Выражение лица у него почти везде одинаковое.

— А твой знаток не отличается повышенной болтливостью? — поинтересовалась Дин, не став рассказывать подруге о том, каких усилий ей стоило незаметно сфотографировать Виктора. — Точнее, сколько ему надо заплатить за молчание?

— Забудь об этом, он мой должник, — весело отозвалась Нора. — Когда-то я похлопотала о том, чтобы его жене дали местечко в нашем театре…

— Теперь и я ваша с Лесли должница. Если бы ты знала, как вы меня выручаете.

— Между друзьями не бывает долгов. Но обещай, что расскажешь мне, если у тебя с этим парнем что-то будет.

— Обещаю, только рассказывать будет нечего, — усмехнулась Дин. — Мне надо бежать — я обещала «этому парню» сходить с ним за приличным костюмом.

— Конечно… — Нора оглядела подругу и укоризненно покачала головой. — Знаешь, а тебе тоже не мешало бы приодеться. И сменить прическу… И…

Дин рассмеялась.

— Нора, я работаю в таких местах, где вечерние платья тут же превратятся в лохмотья, а распущенные волосы — в перепачканный машинным маслом веник.

— Как знаешь, Дин. — Нора лукаво прищурилась. — Хотя, конечно… ты же не хочешь, чтобы этот молодой и жутко обаятельный тип затащил тебя в постель…

«Жутко обаятельный» тип явился на место встречи чем-то весьма огорченным. Приглядевшись к Виктору, Дин заметила, что он прихрамывает на одну ногу, и очень скоро поняла почему: на подошве его левого ботинка болтался практически оторванный каблук, которой очень смешно клацал по асфальту.

Не привыкшая делать драму из подобного рода мелочей, Дин расхохоталась.

— Ничего смешного не вижу, — обиженно надулся Виктор. — Я выгляжу как клоун. Может быть, снять ботинок для пущей убедительности?

Дин начала хохотать еще сильнее, и Виктор, видимо, решив ее урезонить, стащил с ноги искалеченную туфлю.

— Ну как? Так еще смешнее, правда?

— Ты похож… — сквозь смех еле выговорила Дин, — похож на Золушку. Только принца не хватает… Золушка в одном ботинке… Надень сейчас же, пока я не умерла.

— Нашла повод для веселья, — пробурчал Виктор, когда Дин наконец успокоилась. — Я надеялся ограничиться тапочками, но теперь придется покупать еще и ботинки. Ты же первая начнешь упрекать меня в том, что у нас мало денег.

— Не начну, — покачала головой Дин, подавляя щекочущее чувство внутри, из-за которого ей снова хотелось расхохотаться. — Ты меня так рассмешил, что сил пилить тебя мне не хватит. К тому же, — улыбнулась она, — заказов у меня сейчас хоть отбавляй. Так что с деньгами у нас пока все в порядке.

— Новость хорошая. Но я надеюсь, она не означает, что ты вообще перестанешь появляться дома?

— Еще чего. Я слишком люблю поесть, чтобы пропустить твой ужин.

— Достойный ответ любящей жены, — беззлобно усмехнулся Виктор.

— Скажи лучше, как ты умудрился проделать такое с каблуком? Вообще-то женщины обычно ломают каблуки… Золушка в одном ботинке, — снова вспомнила Дин и хихикнула.

— Хватит ехидничать, — буркнул Виктор. — Дэн полез на дерево спасать кошку, а мне пришлось спасать Дэна. Как выяснилось, я не мастер лазанья по деревьям.

— А Дэн? — испуганно спросила Дин.

— Пришлось вызывать пожарных, которые сняли и его, и кошку.

— Что?! — округлила глаза Дин. — Ты не шутишь?

— Шучу, — успокоил ее Виктор. — Когда я свалился с дерева, Дэн так перепугался, что слез оттуда сам. Кстати говоря, кошка тоже…

В магазине одежды «Мода с тобой» Дин бывала не один раз. Правда чаще всего она приходила туда, чтобы починить проводку или сделать пару новых розеток. Продавщицы «Моды» неплохо знали Дин и, судя по вытянувшимся лицам, очень удивились, когда миссис Отвертка зашла в магазин с мужчиной.

— Нам нужно выбрать костюм, джинсы, свитер, плащ и что-нибудь из обуви, — огласила Дин свой список молоденькой девушке-продавцу. — Справитесь?

— Конечно. — Девушка посмотрела на Виктора с такой лучезарной улыбкой, что у Дин возникло подозрение — уж не знакома ли она с мистером Гудроу… — Костюм женский или мужской? — Девушка, не сводила с Виктора зазывного взгляда.

— Мужской, конечно. И все остальное тоже для этого джентльмена, — ответила Дин, которой совершенно не нравился этот назойливый взгляд.

— Дона, принеси-ка несколько костюмов из последней коллекции, — обратилась продавщица к своей помощнице. — Сейчас мы найдем вам что-нибудь подходящее… Вы хотите костюм для повседневной одежды или для выходов?

— Для выходов, — сквозь зубы процедила Дин, наблюдая за тем, как Виктор без всякого смущения и даже с благодушной снисходительностью принимает назойливый взгляд девицы. — Кстати, еще нам нужен халат.

— И тапочки, — добавил Виктор, не глядя на Дин.

И что это она на него так уставилась? — сердито подумала Дин. Вылупилась так, словно в их магазинчике не бывает мужчин. Вряд ли она его знает, иначе уже проболталась бы… Тогда какого черта его так разглядывать? И, главное, ей совершенно наплевать, что я стою рядом. Можно подумать, он пришел сюда со своей матерью, а не с женой…

Вспомнив, что ни матерью, ни женой Виктора она не является, Дин решила переключить свое внимание на одежду. Хотя она совершенно ничего не понимала в костюмах: ей казалось, они отличаются друг от друга лишь цветом и рисунком на ткани.

Виктор, который наконец-то оторвал свой взгляд от красотки, занялся тщательным осмотром костюмов. Он ощупывал ткань, рассматривал карманы, пуговицы — в общем вел себя так, как если бы выбирал не одежду, а овощи на лайтфордской ярмарке.

— Ну что ты на них смотришь? — недовольно покосилась на него Дин. — Можно подумать, между ними есть какая-то разница. Выбери себе один и иди в примерочную.

Виктор наградил ее едва ли не презрительным взглядом. Девушка, жадно пожиравшая Виктора глазами, снисходительно улыбнулась.

— А что я такого сказала? — недовольно поинтересовалась Дин.

— Ничего, ты всего-навсего продемонстрировала то, что совершенно не разбираешься в одежде. Впрочем, это и так очевидно.

Дин уже давно разучилась краснеть, но фраза, которую бросил Виктор в присутствии продавщиц, обожгла ее щеки румянцем. Обидно было, что она даже не смогла ничего возразить: она действительно ничего не понимала в нарядах, так же как и в том, для чего эта нехитрая наука может пригодиться в жизни.

— Если ты не против, я выберу то, что мне хочется, — уже мягче добавил Виктор. — А ты увидишь одежду, когда она будет на мне.

— Конечно, — обиженно пробурчала Дин. — Я ведь ничего в этом не понимаю.

Тщательным осмотром костюмов Виктор не ограничился. Выбрав несколько вещей, он укрылся в примерочной и торчал там, пока Дин не потеряла терпение.

— Ну скоро ты там? — бросила она через занавеску. — Может, хватит играть в Золушку, которая собирается на бал?

Занавеска распахнулась, и, хотя лицо Виктора не выглядело очень довольным, Дин была приятно удивлена тем, что увидела. Костюм цвета горького шоколада сидел на нем безупречно. Он удивительно шел к глазам цвета гречишного меда и темно-каштановым волосам. Виктор выглядел в нем так, словно собирался на бал, точнее — на светский прием, и Дин невольно улыбнулась, вспомнив про «Золушку в одном ботинке». Ботинки действительно совершенно не сочетались с костюмом, поэтому Виктор снова обратился к продавщице, попросив ее принести ему несколько пар обуви.

— Ну что ты улыбаешься? — покосился он на Дин, и ее задело, что ему не нравится ее улыбка, в то время как улыбка девицы, кажется, произвела на него очень даже приятное впечатление.

Дин почувствовала, что начинает заводиться, но поспешила взять себя в руки.

— Не могу же я расплакаться из-за того, что ты торчишь в примерочной полчаса, как какая-нибудь модница, — съязвила она. — Я, конечно, ничего не понимаю в одежде, но ни разу не встречала мужчин, которые уделяли бы своему гардеробу столько времени.

— Неужели? — с подозрением покосился на нее Виктор. — Хочешь сказать, раньше мне было наплевать, во что одеваться?

Дин поняла свою оплошность и поспешила исправиться.

— Нет, конечно. У тебя всегда висела пара хороших костюмов в шкафу. Просто я никогда не ходила с тобой по магазинам.

— Спасибо, что в этот раз сделала исключение. Если ты продержишься еще полчаса, я выберу остальные вещи и освобожу тебя от этой тяжкой повинности.

— Полчаса… — уныло пробормотала Дин. — Если услышишь, что возле магазина остановилась машина, знай — за мной приехала «скорая».

— Хорошо, постараюсь не пропустить эту драматическую сцену. И все-таки, как тебе костюм? — Виктор посмотрел на нее с таким кокетством, что Дин снова не удержалась от смешка.

— Прости, костюм не виноват, — поспешила исправиться она, поймав недовольный взгляд Виктора. — Ты в нем само совершенство. Если снимешь туфельку, то будешь совсем как Золушка на балу.

— Дин, я серьезно!

— Я тоже серьезно. Костюм прекрасный, он очень тебе идет. Чуть больше мужественности во взгляде, и все будет просто изумительно. — Дин едва не поперхнулась очередным смешком, а Виктор махнул рукой и задернул шторку перед ее носом.

И чего он так возмущается? Можно подумать, она сказала хоть слово неправды…

Когда Виктор наконец-то обновил свой гардероб, Дин вздохнула с облегчением. Однако заметив, что, пробив товар на кассе, он благодарит продавщицу за прекрасное обслуживание, она снова почувствовала, что начинает злиться. Дин поспешила объяснить свое раздражение тем, что Виктор любезен со всеми, кроме нее, но это объяснение ее не очень-то успокоило. С чего бы ей так заводиться, когда парень, который… гостит в ее доме, флиртует с хорошенькой продавщицей?

Виктор словно прочитал ее мысли и насмешливо произнес:

— Снова убийственный взгляд… Это из-за того, что тебе пришлось уделить мне время? Или причина в том, что я был вежливым с этой девушкой? Ни разу не видел, чтобы ты ревновала — это что-то новенькое…

— Еще чего… — Дин уже во второй раз за вечер залилась густым румянцем. — Я никогда тебя не ревновала. — Поймав на себе взгляд Виктора, насмешливый и недоверчивый, она потупилась. — И было бы к кому. Обычно женщины прикрывают короткой юбкой отсутствие мозгов.

— Любопытное наблюдение, — ехидно улыбнулся Виктор. — Обычно такие вещи говорят женщины, которые прикрывают внешнюю непривлекательность наличием интеллекта.

— Хочешь сказать, я страшная? — зыркнула на него Дин.

— Нет, просто заводишься по пустякам и критикуешь всех, кому небезразлична собственная внешность.

— Никого я не критикую. И не ревную вовсе. Просто меня бесит, что ты любезничаешь со всеми вокруг, а для меня у тебя не находится ни одного вежливого слова. Я только и слышу, какая я непривлекательная, злая, невыносимая… Когда я рядом с тобой, мне кажется что я какая-то ущербная.

Дин охватил такой острый приступ жалости к себе, что она чуть было не расплакалась прямо на глазах у Виктора. Она уже забыла, когда в последний раз чувствовала себя настолько задетой. Мнение окружающих по поводу ее внешности уже давным-давно перестало ее волновать. Почему же она пытается все время оправдываться перед Виктором? Почему его слова причиняют ей столько боли?

— Эй, Дин! — Он заметил, что его жена ведет себя как-то странно, и даже встревожился. — Я не говорил, что ты некрасивая. Просто ты небрежно относишься к своей внешности и хочешь, чтобы все вокруг разделяли твои взгляды. Но так не бывает, Дин… Ты знаешь, что девочки дразнят твою дочь «замарашкой»?

— Нет. — Дин покачала головой и оторопело посмотрела на Виктора. Мэгги ничего такого ей не рассказывала, к тому же она всегда старалась одевать дочку опрятно. — Но разве… разве… Разве Мэган плохо одета? Я ведь совсем недавно купила ей новое платье.

— Ах да, этот бесформенный серый мешок, в котором даже непонятно, какого она пола. Его нельзя носить, хотя мы с мисс Джесс и пришили порвавшийся подол.

— Почему его нельзя носить? — изумленно вскинулась на Виктора Дин.

— Я только что объяснил почему, но, если тебе до сих пор неясно, объясню еще раз. Такие платьица носили в сиротских приютах в те времена, когда Шарлотта Бронте писала свою «Джен Эйр». А ты наряжаешь в них девочку, почти подростка… Девочку, которая уже хочет нравиться мальчикам.

— Она уже в кого-то влюбилась? И ничего мне не сказала?

— Не исключаю, что влюбилась. Но речь сейчас не об этом. Разве девочка с нелепым хвостом на голове, одетая в мешок из-под картошки, может понравиться хотя бы себе?

— Нет, — пробормотала ошеломленная Дин.

— Тогда как она понравится кому-то еще?

— Но я не надевала на нее мешок из-под картошки. А прическу она делает сама… И вообще, о человеке судят не по тому, как он одет, а по тому что у него внутри.

— В теории, конечно, — усмехнулся Виктор. — А на практике люди в большинстве своем не относятся серьезно к тем, кто пренебрегает своей внешностью. Есть исключения в виде друзей, но, к сожалению, нам приходится общаться не только с друзьями… Мэган — девочка, и в ее возрасте очень важно нравиться, иметь хорошую репутацию, быть если уж не первой во всем, то по крайней мере не последней. Если сейчас наша дочь вобьет себе в голову, что она замарашка и урод, то будет думать так всю оставшуюся жизнь. Разве ты этого хочешь?

— Конечно, нет, — покачала головой Дин, вынужденная признаться в том, что Виктор не так уж и неправ. — Но что тут сделаешь?

— И это говорит мне мать двоих детей, — укоризненно покачал головой Виктор. — Ей богу, Дин, иногда мне кажется, что ты и в самом деле мужчина. Причем, надо сказать, весьма неотесанный субъект.

Всю дорогу до дома Дин молчала и мысленно представляла, с каким удовольствием она полюбуется на то, как этот знаток моды будет чинить протекший кран или прокачивать тормоза в ее грузовичке. Раз он сравнил ее с неотесанным мужиком, пусть попробует побывать в ее шкуре. Тогда она посмотрит на эту Золушку в одном ботинке. Он еще будет просить прощения за свои слова.

Дин так разозлилась, что совершенно забыла сказать Виктору о «семейном фотоальбоме», который сделал для нее фотограф Норы, и, когда они вернулись домой, даже не села ужинать, хотя из гостиной доносился божественный аромат жареного мяса.

Закрывшись в своей комнате, она плюхнулась на кровать и долго смотрела в потолок, размышляя о том, почему же ее все-таки так заботит мнение человека, который ровным счетом ничего для нее не значит.

Виктор распахнул дверцу шкафа и велел Мэган вытащить всю одежду, которая висела на вешалках и лежала в шкафу.

— Всю-всю? — удивленно переспросила Мэгги, которой все происходящее казалось очень забавной игрой, в которую почему-то они никогда не играли с мамой.

— Всю-всю, — кивнул Виктор. — Даже ту, что ты не носишь. Попробуем создать твой гардероб из того, что есть.

Очень скоро обе кровати, стол и стулья в детской были завалены вещами, которых Виктор в жизни не купил бы своей дочери: бесформенные кофточки, платьица мышиного цвета, джинсы, больше похожие на шаровары, — казалось, Дин покупала две пары одинаковых джинсов, а потом отдавала одну сыну, а другую дочери.

— Да… — задумчиво произнес Виктор, разглядывая гору одежды. — Это будет не так-то просто, но у меня есть идеи… Принеси-ка ту маечку, рубашку и черный поясок. — Мэгги послушно выполнила приказ. — А теперь надень маечку, сверху рубашку, а потом застегни поясок на талии.

Пока Мэгги реализовывала задумку Виктора, тот молчаливо рассматривал вещи девочки. Многое можно было спасти, но для этого пришлось бы ушивать безразмерные платья и укорачивать юбки, которые предназначались скорее для женщины возраста мисс Джесс, чем для симпатичной одиннадцатилетней девчушки. Помнится, его милая соседка говорила что-то насчет швейной машины. Может быть, самое время попросить мисс Джесс научить его пользоваться этой вещью?

— Пап, да это просто отпад! — прервала Мэгги размышления Виктора. — Выглядит супермодно! Даже не скажешь, что этим шмоткам сто лет!

Виктор окинул девочку удовлетворенным взглядом. В тридцать такое уже не наденешь, а на одиннадцатилетней девочке смотрится очень стильно. Наряд дополнил бы какой-нибудь затейливый медальон, но оказалось, что ни у Мэгги, ни у ее матери нет никаких украшений.

— Чудесно… — покачал головой Виктор. — Не дом, а сиротский приют. Впрочем, пока сойдет и так, а потом я разорю твою маму на детскую бижутерию.

Мэгги померила еще несколько комбинаций, придуманных Виктором, а он тем временем позвал на помощь великодушную бабулю Джесс, которая оценила его старания и помогла разобраться со швейной машиной.

Поначалу Виктор чуть не прошил себе пальцы и по ошибке застрочил подол укороченной юбки, но мисс Джесс была терпеливой учительницей, а потому пообещала, что даст ему столько уроков, сколько потребуется.

Худо-бедно, но за один день у Мэгги в гардеробе появилось шесть «обновок», которые можно было комбинировать между собой, чтобы каждый день не ходить в одном и том же. Бабуля Джесс принесла несколько ненужных шифоновых отрезов, из которых они с Виктором сконструировали шейные платочки для Мэгги. Красивые пуговицы, которые валялись без дела в шкатулке бабули Джесс, оказались отличными украшениями на юбках Мэгги. Это было весьма необычно, зато очень стильно.

С прической дела обстояли хуже: Виктор совершенно не умел обращаться с длинными волосами, поэтому велел девочке распустить красивые волосы и закрепил передние пряди маленькой заколкой, которая нашлась среди пуговиц в шкатулочке мисс Джесс.

— Вещь, конечно, старенькая, — прищурившись, оценил заколку Виктор, — но вполне сойдет за аксессуар в стиле «ретро». Так и говори своим вредным подружкам, если вздумают придраться.

— Рет-ро, — эхом повторила Мэгги.

— И сделай при этом такое высокомерное лицо, будто тот, кто у тебя спросил насчет заколки, круглый дурак.

Мэгги скорчила презрительную мину, и Виктор расхохотался.

— Чудесно… Теперь разберемся с походкой. Нельзя ковылять в таких нарядах так, как ты ходила в своем приютском платьице. Ты модная девица с хорошей фигурой, которую до сих пор успешно прятала твоя мама. Так что и ходить нужно с гордо поднятой головой, словно ты бросаешь всем вызов. Поняла?

Мэгги кивнула и прошлась, попробовав бросить вызов Виктору и бабуле Джесс. Вызов получился каким-то вялым, поэтому Виктор заставил Мэгги ходить по комнате до тех пор, пока девочка не сообщила ему, что если так продолжится, то завтра она не дойдет до школы.

— Красота требует жертв, — развел руками Виктор, с удовлетворением оглядывая свою так неожиданно повзрослевшую дочь, которая в своих новых нарядах выглядела на все тринадцать, чем была очень горда. — Истина, конечно, избитая, но зато жизненная.

Этот день Мэган Беллвуд запомнила на всю свою жизнь. Поначалу к переменам в ее внешности соученики отнеслись весьма критически — девчонки пытались отпускать колкие шуточки, а мальчишки настороженно молчали, пытаясь понять, чего ожидать от этой новой Мэгги. Но она вела себя точно так, как наказал ей Виктор: держалась гордо и независимо, делая вид, что насмешки ничего не смыслящих в моде дурочек вроде Лисси, ничуть ее не беспокоят. Новая манера держаться не замедлила произвести впечатление на одноклассников: предмет тайного обожания Мэгги после уроков вызвался проводить ее до дома.

Мэгги ликовала — Эдди Хадсон нравился ей уже целый год. Однако у нее был еще один повод для радости: задавака и главная модница Лисси, за которой все это время бегал Эдди, потерпела полное фиаско. Мэгги пришлось звонить Виктору и просить не забирать ее из школы, но «папа», к счастью, с пониманием отнесся к этой просьбе.

Увы, по дороге выяснилось, что объект романтических фантазий Мэгги, вовсе не стоил того, чтобы сохнуть по нему целый год. Эдди Хадсон совершенно не умел слушать, трещал о какой-то чепухе, вроде плеера, который родители пообещали ему на Рождество, и Мэгги поняла, что болтать с братом ей куда интереснее, чем с этим нудным типом. Впрочем, это неприятное открытие ничуть не испортило ее настроения — она чувствовала себя королевой, и это приятное чувство позволило ей ответить на вопрос Эдди, может ли он проводить ее домой и завтра, снисходительным и уклончивым «может быть».

— Папа, ты гений! — Мэгги влетела домой, бросила на пороге сумку и помчалась на кухню, где не без удивления обнаружила не только Виктора, но и маму, которая почему-то смотрела на дочь глазами, полными ужаса.

— Привет, мам. Ты уже дома? — Она повернулась к Виктору. — Ты просто гений! Видел бы ты, как все пооткрывали пачки, когда я вошла в класс…

Виктор не успел ничего ответить, потому что его опередила Дин, чья «пачка» находилась примерно на том же расстоянии от пола, что и рты одноклассников Мэган, когда они увидели ее новый наряд. На девочке был веселый ансамбль из короткой джинсовой юбки, облепленной затейливыми пуговицами, футболки бледно-желтого цвета, надетой под рубашку цвета хаки, перетянутую пояском.

— Что это на тебе? — уставилась Дин на дочь. — Где ты взяла эту одежду? Ты что, с кем-то поменялась? А может быть, ты ее украла?

— Нет, это моя одежда, — стушевалась Мэгги.

— Не ври мне. Я ничего такого в жизни тебе не покупала!

Мэгги испуганно захлопала глазами, и Виктор, поняв, что, если он не вмешается, радость девочки будет недолгой, поспешил взять Дин под руку и вывести ее из кухни.

— Позволь мне кое-что тебе объяснить, — отпустив руку опешившей Дин, начал он. — Наша дочь ничего не воровала. Это действительно ее одежда. Я залез в ее шкаф и из того ужаса, что висел на вешалках, собрал ей несколько нарядов. Кое-что, конечно, пришлось перешить, но дело того стоило. Мэгги счастлива. Ее никто не называл замарашкой — наоборот, ею восхищались. Так чего ты на нее взъелась?

— Но эта юбка, — пробормотала Дин, все еще не пришедшая в себя от шока, — она не слишком короткая для девочки одиннадцати лет?

— В самый раз, — отрезал Виктор. — Это те юбки, которые ты покупала для нее, были слишком длинными.

— А эта рубашка поверх футболки… По-моему, это совершенно безвкусно.

— По-твоему? — натужно рассмеялся Виктор. — О вкусе пытается рассуждать женщина, которая плюхается за накрытый стол в рабочем комбинезоне?

— Я так устаю, что у меня нет сил переодеться.

— Не оправдывайся, я устаю не меньше, чем ты. И, между прочим, многое успеваю.

— Это не повод меня оскорблять! — окончательно разозлилась Дин.

— А я и не оскорбляю. На правду не обижаются. Если тебе наплевать на свой внешний вид — ради бога. Только не смей читать нотации нашей дочери. Она будет выглядеть хорошо, а не брать пример со своей неопрятной мамаши.

«Нашей дочери»?! Дин с трудом удержалась от того, чтобы рассказать Виктору, что к ее детям он не имеет ни малейшего отношения. Пришлось ограничиться полным ненависти взглядом. Хотя и его Виктор научился выдерживать.

Дин уже пожалела, что решила заехать домой в перерыве между клиентами. Здесь, похоже, она уже совершенно не нужна. Ее место занял чужой человек, с которым ее дети умудряются ладить лучше, чем с ней. Даже вечно сонную бабулю Джесс, и ту Виктор умудрился расшевелить.

«Жутко обаятельный», вспомнила Дин слова Норы Райли. Знала бы подруга, что обаяние этого типа натворило с ее семьей.

 

10

Виктор и Дин не разговаривали друг с другом вот уже несколько дней, передавая то, что нужно было, через детей. Ни Мэгги, ни Дэна такое положение вещей совершенно не радовало. Но что они могли поделать? Их мать была слишком упрямой, чтобы сделать первый шаг, а Виктор сказал, что они с мамой взрослые, и сами разберутся в своих проблемах.

Из комнаты Виктора частенько доносилась трескотня швейной машины. Узнав о том, что бабуля Джесс учит его шить, Дин поразилась настойчивости, с которой Виктор овладевал теми навыками, которые до сих пор были ему недоступны. Мало того, казалось, Виктор делает это с удовольствием. Пару раз она подглядывала за тем, как он готовит: он нарезал кусочки мяса с таким вдохновением, что Дин, никогда не любившая заниматься стряпней, в тот миг почувствовала желание поучаствовать в процессе.

Дин сама не заметила, как начала скучать по Виктору: по их ежедневным ужинам, коротким и нелепым перепалкам, по его негодующим возгласам, которыми сопровождались ее попытки заварить чай, по улыбке, с которой он смотрел на детей и изредка награждал ее за то, что она, Дин, была к нему небезучастна. И еще она скучала по его глазам: теплым, гречишно-медовым, глубоким и иногда таким печальным, что сердце сжималось от чувства вины за ложь, которой она опутала этого человека.

Но, несмотря на то, что в душе у Дин поселилась пустота, она и не думала пойти на мировую первой. Да, она понимала, что Виктор во многом прав, но он глубоко обидел ее, задел как женщину.

В один из этих дней Дин впервые за несколько лет встала перед зеркалом и принялась внимательно изучать свое отражение. Перед ней стояла рыжеволосая женщина лет тридцати с пронзительно-голубыми глазами и взглядом, в котором звенела пустота. Рыжие волосы этой женщины были скручены в какую-то загогулину, нелепо торчащую на затылке. Из-под огромного комбинезона, скрывавшего все округлости, торчала заляпанная бог весть чем рубаха с закатанными рукавами.

Дин с отвращением отвернулась от зеркала, и на ее глазах застыли слезы. Странно, что Виктор, считавший себя ее мужем, не сбежал от нее точно так же, как это сделал Норрис. Виктор оказался сильнее и мужественнее, чем человек, которого она когда-то считала близким. Виктор готов был терпеть ее, это чудовище, и облегчать ей жизнь, а она, Дин, оказалась совершенно неспособной отблагодарить его за это.

Дин опустилась перед зеркалом на корточки и горько заплакала. Ее одиночеству было все равно, как она выглядит и что на ней надето, а Дин уже позабыла о том, что не только у одиночества есть глаза.

Виктору было тяжело терпеть эту холодную войну с Дин, которая развязалась по его вине. В конце концов, что он привязался к ее одежде? Пусть ходит, в чем угодно, если ей так удобно. И, если уж на то пошло, не может же она ползать под машиной в сексуальной мини-юбке? Да, благодаря этому их семейный бюджет вырос бы еще больше — но разве ему, Виктору, понравится, когда на его жену станут пялиться всякие наглые клиенты?

Виктор раскаивался не только в этом. Он чувствовал свою вину и в том, что их брак в один прекрасный день превратился из союза любящих сердец в обыкновенное соседство, только им, в отличие от обычных соседей, приходилось воспитывать двоих детей.

Чем чаще он вглядывался в лица детей, тем меньше находил сходства между ними и собой. И Дэн, и Мэгги были похожи на мать, но ни единой черточкой не походили на него.

Хотя те жители Лайтфорда, что успели познакомиться с Виктором, в один голос утверждали, что у детей с ним много общего. Но сам он находил, что если между ними и есть что-то общее, то оно заключается скорее в характерах, нежели во внешности. Дэн, например, не на шутку заинтересовался мифологией — Виктор даже приобрел ему словарь и книгу с пересказом древнегреческих мифов, а Мэгги то и дело приходила на кухню, чтобы предложить себя в качестве помощника повара. И даже попросила Виктора, чтобы он научил ее шить, но в этой просьбе ему пришлось отказать девочке — ведь пока он и сам был скромным учеником бабули Джесс.

Наверное, думал обо всем этом Виктор, внешность не так уж и важна, если разобраться. Скверное утешение, если дети твоя копия, но ты их совершенно не интересуешь.

Иногда в голове Виктора вспыхивала мысль, что на самом деле Мэгги и Дэн вовсе не его дети. Но, как это ни странно, Виктор чувствовал, что его куда больше огорчил бы факт обмана, нежели тот факт, что биологически он не является отцом своих детей. Ему хотелось спросить об этом Дин, но что-то ему подсказывало: рано или поздно она сама заведет с ним этот разговор. Какой бы скрытной Дин ни была, она не производила впечатление патологической лгуньи.

Дэна пригласили для участия в конкурсе «эрудитов», и это надо было чем-то отпраздновать. Ужин дома показался Виктору достаточно банальным, к тому же ему хотелось произвести впечатление на Дин, а сделать это было не так-то просто. Благодаря этому ужину должно было состояться долгожданное примирение, и Виктор хотел, чтобы для Дин все это оказалось приятным сюрпризом.

Дэн предложил очень милое, хоть и требующее хлопот решение: устроить небольшой пикник в осеннем саду. Виктору идея понравилась, поэтому очень скоро он с помощью детей разбил в саду маленький лагерь. В сарае нашелся старенький тент, который они натянули между деревьями, в кладовке — деревянные стулья, которые Дэн расставил вокруг раскладного столика, купленного Виктором на распродаже в супермаркете.

Рядом со столиком был поставлен одолженный у бабули Джесс гриль, на котором Виктор планировал приготовить восхитительное мясо. Мэгги занялась нарезкой овощей, а Дэн подвизался помешивать угли. Сам Виктор занялся мясом, а параллельно пытался придумать, кто из детей позвонит Дин, чтобы попросить ее поторопиться домой, не намекнув при этом на то, что для нее готовится сюрприз.

Позвонить матери вызвался Дэн, но делать этого не пришлось: до ушей «заговорщиков» донеслось тарахтение старенького грузовичка, на котором обычно ездила Дин. Грузовичок притормозил рядом с воротами, но из него почему-то никто не вышел.

Неужели она решила отсидеться в машине, лишь бы не общаться со мной? Виктор почувствовал растерянность, а потом горечь. Вся радость от желания устроить Дин сюрприз мгновенно куда-то подевалась. Она не могла не заметить того, что происходит в саду… Значит, заметила и решила в этом не участвовать.

Чудесно, подумал Виктор, хотя на душе у него скребли злые кошки вредной мисс Тальбот. Надо же, как меня, оказывается, ненавидят… А я-то хотел сделать первый шаг, извиниться. Что ж, я как-нибудь это переживу, но что делать с детьми?

Виктор тут же поймал на себе два вопрошающих взгляда.

— А почему мама не выходит из машины? — спросил удивленный Дэн.

— Наверное, она очень устала и решила немного отдохнуть, — соврал Виктор первое, что пришло в голову. — Ничего, она скоро к нам присоединится. — Через несколько минут я собственноручно вытащу эту эгоистку из машины, подумал он, даже если она станет брыкаться и царапаться! — А если она вдруг заснет, то я вынесу ее на руках, — успокоил Виктор детей.

— А ты разве не устал? — поинтересовалась Мэгги, обмануть которую было куда труднее, чем ее брата. — Ты был занят весь день, но все-таки решил устроить для Дэна пикник. Разве мама устает больше, чем ты?

— Да, детка… — кивнул Виктор. — Усталость обычно накапливается, а потом человек перестает что-либо соображать. Вот и твоя мама так вымоталась за эти годы, что теперь ей очень плохо. Поэтому мы постараемся ей помочь, чем смо…

Виктор запнулся. Дверца грузовичка открылась, и из машины вышла Дин. Он не сразу разглядел, что на ней надето, но когда она подошла к воротам, то окончательно убедился в том, что глаза его не обманули: на Дин было облегающее короткое платье ярко-синего цвета и синие туфли на высоченном каблуке.

— Нет, это не мама, — вытаращила глаза Мэгги.

— Может, тетя Нора? — предположил Дэн.

— С рыжими волосами? — спросила у брата Мэгги и восхищенно вздохнула. — Нет, все-таки мама…

— Мама, — кивнул Виктор, к которому потихоньку начал возвращаться дар речи. — Да, молодые люди, с пикником мы явно погорячились…

После того как Виктор потерял память, он еще ни разу не видел, как выглядит великолепная фигура Дин, тщательно скрываемая под огромными комбинезонами, как выглядят прекрасные, стройные ноги Дин, всегда закованные в старенькие разбитые ботинки, как выглядит улыбка Дин, не измученная, не уставшая, а настоящая, искренняя улыбка человека, который надеется, что его рады видеть.

Однако волосы Дин по-прежнему были сколоты на затылке. Видно, она просто забыла о них, переодеваясь после работы. Неудивительно — Дин торопилась к ним. Эта маленькая погрешность, незавершенность образа вовсе не портила впечатления — напротив, Виктору показалось таким трогательным, что Дин забыла распустить волосы потому, что спешила домой. И даже с этой своей прической она была воистину прекрасна.

— Привет, — немного смущенно улыбнулась Дин и протянула Виктору пакеты, которые держала в руках. — В них подарки. Решила сделать вам сюрприз, а у вас, похоже, гулянка намечается.

— Выглядишь великолепно. — Виктор взял Дин за руку и усадил на деревянный стул. — У меня даже слов нет, как ты хороша.

— Да, мам, просто потрясно. — Мэгги осторожно наклонилась над мамой и коснулась ее платья так, словно оно было соткано из тончайшей материи. — Обалдеть, оно бархатное?

— Вроде того, — улыбнулась дочери Дин.

— Класс, — с видом знатока кивнул Дэн. — Я вначале подумал, что тетя Нора решила к нам заглянуть. Только даже для нее это слишком шикарно.

— Польщена, — хмыкнула Дин и снова посмотрела на Виктора.

В этот раз ее голубые глаза излучали какой-то особый, мягкий свет. В них не было ничего от прежнего колючего взгляда, который Виктору так часто доводилось ловить на своем лице. Дин смотрела на него с таким детским и трогательным смущением, что Виктору захотелось окутать ее теплом, согреть прикосновением своих рук.

Даже если бы и не было этого платья, он все равно назвал бы ее прекрасной. Что-то изменилось в ней, и не столько внешне, сколько внутренне. Виктор чувствовал эту перемену каждой частичкой своей души, потому что и сам менялся.

Они с Дин, подобно деревьям, сбросившим свою листву осенью и проспавшим всю зиму, весной воскресали и обрастали новой листвой. И если вокруг пока еще царила осень, уже подозревавшая, что вскоре ее корону отнимет зима, то у них с Дин снова наступала весна: юная, ласковая и светлая. Светлая, как улыбка, которую ему дарила Дин…

— Эй, ты так скоро замерзнешь, — очнувшись от своих фантазий, обратился к жене Виктор. — Пойду-ка я, принесу тебе теплый свитер и какой-нибудь плащ.

— Еще чего, — тряхнула головой Дин. — Я что, зря мучилась, переодеваясь в грузовике?

— С ума сошла? Конечно, не зря, — поспешил разубедить ее Виктор. — Я и не подозревал, что моя жена умеет ходить на каблуках… Молчу, молчу, — добавил он, увидев, что глаза Дин снова наполняются знакомыми ему холодными иголочками. — Я надеюсь, что мы просидим здесь не меньше часа, а твое здоровье мне гораздо дороже твоей внешности.

Дин взглянула на него с такой благодарностью, что у Виктора защемило сердце.

Положив мясо на решетку, он попросил Дэна последить за ним и ушел в дом, чтобы найти что-нибудь теплое для жены. Виктор решил принести ей свой свитер и длиннополый плащ. По крайней мере, подумал он, в этом плаще не замерзнут ее ноги, на которых нет ничего, кроме тонких колготок и туфель. Захватив плащ и свитер, Виктор не забыл термос с глинтвейном, который сварил по рецепту бабули Джесс.

Когда он вернулся, Мэгги и Дэн оживленно обсуждали мамины подарки. Дин купила сыну книгу о скандинавской мифологии, а дочери — красивую цепочку и подвеску в виде ящерицы.

— Стильная вещица, — заметил Виктор, отдав жене вещи. — А я приготовил еще кое-что, чтобы согреться.

Дин не очень-то хотелось переодеваться, но Виктор был непреклонен. Впрочем, теплая одежда и стакан горячего глинтвейна, очень скоро заставили Дин согласиться с тем, что Виктор был прав.

— У меня и для тебя есть сюрприз. — На ее лице появилось загадочное выражение. — Только его нельзя потрогать.

Виктор оторвал взгляд от мяса, о котором «помощник повара» забыл и думать, и вопросительно посмотрел на жену.

— Надеюсь, приятный?

— Думаю, тебе понравится. Лесли нашел доктора, который согласился приезжать в нашу глушь, чтобы заниматься твоим «интересным случаем».

— К папе будет ездить доктор? — спросила у Дин Мэгги, и Виктор прочитал в ее взгляде какое-то беспокойство.

— Да, Мэг. Ведь он еще… не совсем здоров.

— Не волнуйся, Мэг. — Виктор решил, что она беспокоится из-за того, что он снова может потерять память и куда-нибудь пропасть. — Этот доктор будет говорить со мной, чтобы я вспомнил свое прошлое. И тогда я уж точно больше ничего не забуду.

Мясо получилось исключительно вкусным, а посиделки очень уютными. Дин поздравила Дэна с его достижением и сказала, что если так пойдет и дальше, то к следующему лету у него будет лучший скейтборд, который она найдет в Паркстауне.

Чтобы дети не скучали, Виктор заварил им чай и даже рассказал страшную историю, которую сочинил на ходу. История получилась не очень страшной, потому что дети и Дин больше смеялись, чем пугались.

На улице уже давно стемнело, но никому не хотелось расходиться. Дин сказала, что всем пора спать, Виктор же предложил уложить детей, а самим еще немного посидеть во дворе.

— Если ты, конечно, не очень замерзла и устала, — добавил он.

— Твой свитер отлично греет, а выспаться я смогу и завтра.

Виктор заметил, что Дин не хотелось уходить так же, как и ему самому. И зачем они когда-то разбрелись по одиноким холодным комнатам?

Дин вспомнила, что уже несколько дней назад выполнила просьбу Виктора и нашла старенький фотоальбом с семейными фотографиями. Просмотрев альбом, Виктор испытал разочарование: ему показалось, что на всех снимках у него однообразная и довольно кислая мина, а улыбка Дин везде была какой-то измученной.

Да, не такими он представлял семейные снимки… Прошлое не переделать, но будущее, к счастью в его руках…

— Твой глинтвейн творит чудеса, — улыбнулась захмелевшая Дин и протянула Виктору бокал, который тот наполнил. — Я почти не чувствую усталости. А ты?

Пожалуй, впервые за все это время Дин признала, что и Виктор тоже может уставать. Что ж, с ее стороны это такой же подвиг, как и покупка нового платья.

— Не знаю… Мне так хорошо, — улыбнулся ей Виктор, — что я даже думать забыл об усталости. Давно мы так не сидели?

— Никогда, — покачала головой Дин.

— Никогда? — уставился на нее Виктор.

— Нет, — честно призналась Дин — Как-то не складывалось. Каждый был занят своими проблемами, и нам ничего такого не хотелось… Вик, ты простишь меня? — неожиданно спросила она.

— За что? — удивленно посмотрел он на нее.

— За то, что я такая резкая, грубая и неженственная.

— Это жизнь, детка, — улыбнулся Виктор. — Видно, раньше я плохо старался для того, чтобы у тебя появилось желание быть женственной и нежной. Ты ожесточилась, хотя я не знаю почему… Может, я изменял тебе, Дин? — Она отрицательно покачала головой. — Может, обижал? — Дин снова покачала головой. — Не знаю, что я делал не так, но, надеюсь, скоро вспомню об этом.

Дин посмотрела на него с такой мольбой в глазах, что Виктор осекся.

— Что-то не так?

— Все так… Ты спрашивал, почему я ожесточилась? Я все время чувствовала себя одинокой… Одинокой и нужной только своим детям. Почти все свободное время я посвящала работе. Да, так же, как сейчас… Но никто не устраивал мне сюрпризов, кроме, конечно, тех, которыми любили порадовать соседей Мэгги и Дэн. В моей жизни была какая-то пустота, Вик…

— Уверен, и в моей тоже. Но мы ведь все исправим, правда? Мы ведь еще можем все изменить?

— Да, конечно, — улыбнулась Дин, но Виктору показалось, что в ее глазах стоят слезы. — Только иногда мне кажется, что тебе не нужно ничего вспоминать.

— Почему?

— Я боюсь, что это все испортит.

— Испортит? Думаешь, я стану таким, каким был раньше? Наоборот, я пойму, к чему мне не стоит возвращаться.

— Надеюсь, что так, Вик. Я ведь тоже во многом виновата.

— Давай не будем о грустном. — Виктор подошел к Дин и склонился над ее лицом. — Мне так хорошо с тобой, что больше я ни о чем не хочу думать. Прости, что был таким грубым. Ты делала все, чтобы выжить, а я набросился на тебя с обвинениями.

— Вик…

Дин хотела что-то сказать, но Виктор протянул руку к ее волосам и снял заколку. Огненный водопад волос залил лицо Дин, хлынул ей на плечи. Рыжее пламя охватило плащ, в который она укуталась, скользнуло вниз по спине…

Боже, как она прекрасна, вихрем пронеслось в голове у Виктора. Он протянул руку, и его ладонь без страха обжечься о рыжее пламя нырнула в волосы Дин и нежно коснулась шеи. Прикосновение к этой теплой, как согретая солнцем бархатная ткань, коже еще сильнее взволновало Виктора.

Дин вздрогнула, но вовсе не от страха. В ее затуманенных голубых глазах Виктор прочитал жгучее желание поцелуя, с которым и сам не мог больше тянуть.

Он приблизил свое лицо к лицу Дин, а потом скользнул губами по ее щеке и… обжегся. Обжегся о маленькую и очень горячую слезинку, стекавшую по бархатистой коже Дин.

Виктор не знал, почему она плакала, но одно он знал наверняка: эта женщина никогда больше не станет плакать из-за него. Его губы подхватили слезинку Дин, скользнули ниже и коснулись ее губ, которые распахнулись навстречу поцелую, которого эта женщина так долго ждала.

— Я сегодня не хочу спать один, — прошептал Виктор, оторвавшись наконец от жарких губ Дин. — И вообще не хочу больше спать без тебя. Даже если ты скажешь, что в твоей спальне бедлам, а вместо подушки под моей головой окажутся пивные бутылки, я все равно хочу спать рядом с тобой и стирать слезинки с твоего лица.

На лице Дин и впрямь появилось такое выражение, словно она снова вот-вот расплачется, поэтому Виктор поспешил подхватить ее на руки и отнести в дом.

— Виктор, ты уверен? — шепотом спросила его Дин, пока он нес ее по лестнице. — Может, мы подождем, пока ты… пока ты все не вспомнишь?

— Нет уж, — шепнул ей в ответ Виктор. — Я помню самое главное, и этого достаточно. Я помню, что люблю тебя, Дин.

 

11

В салоне красоты «Леонардо» обсуждали ту новость, о которой настоящим грехом было не посудачить местным домохозяйкам: к Диане Беллвуд, миссис Отвертке, вернулся муж, который, по слухам, бросил жену, не в силах терпеть ее скверный характер.

— Вы бы видели, какой он красавчик, — щебетала хорошенькая Ванда Бжески. — Густые волосы, карие глаза… Прямо глаз не отвести. Такой элегантный мужчина, с таким хорошим вкусом. Выбрал один из лучших костюмов в нашей «Моде»… Когда он зашел к нам с миссис Отверткой, я глазам своим не поверила. Мне даже в голову не могло прийти, что он ее муж. Я подумала, к ней приехал кто-то из родственников.

— Говоришь, выбрал лучший костюм? — полюбопытствовала Гарриет Тальбот. — Интересно, откуда у миссис Отвертки появились деньги? Хотя, конечно, с тех пор как она оставила муженька на хозяйстве, знай себе, разъезжает по работам.

— Вас послушать, мисс Тальбот, так ее работа — это развлечение, — тонким голоском возмутилась миссис Фэтчер. — Миссис Беллвуд всегда все тащила на себе. Хорошо, что ее муж одумался и решил помочь своей семье.

— Помочь? — хмыкнула Гарриет Тальбот. — Что это за мужчина, который сидит дома и готовит еду? Мужчины должны убивать мамонтов, а женщины их готовить. Вот это правильно. Так я считаю.

— Да уж, — разочарованно вздохнула Ванда Бжески. — А я-то подумала, что он хорошо зарабатывает.

— Зато он заботится о детях, — заступилась за Виктора миссис Фэтчер. — Вы видели их в последнее время? Мэгги такая нарядная, что глаз не оторвать. Дэн взялся за ум, его даже учителя хвалят. Думаете, дело не в том, что вернулся их отец?

— Не знаю, в чем тут дело, — недовольно отозвалась мисс Тальбот, — но в последнее время Лайтфорд перестало лихорадить от их проделок. Говорят, этот Виктор подсыпает детям в еду какие-то таблетки. От этого они и становятся спокойные и управляемые, почти как зомби. А еще говорят, что сам этот Виктор — псих. Ему даже доктора какого-то выписали.

— Побойся Бога, Гарриет, — укоризненно покосилась на старушку выплывшая в зал Оливия Митчелл. — Девчонке только начало везти, нет бы порадоваться… А что касается ее мужа, всем бы такого психа, который своими руками шьет одежду для дочери и готовит для всей семьи. И не мели чепуху насчет таблеток. Просто в доме наконец-то появился хороший мужик.

Если раньше Виктор рвался побеседовать с врачом, то теперь весь его энтузиазм сошел на нет. Он и сам не мог объяснить причину, по которой ему не хотелось вспоминать о том, что было в его прошлой жизни. Может быть, причина крылась в том, что Виктор боялся вспомнить нечто ужасное. А может, дело было в словах Дин, брошенных тем вечером, который окончательно и бесповоротно изменил их брак. Если она предполагала, что избавление от амнезии «все испортит», значит у нее были на то основания.

Может быть, она так разволновалась из-за того, что он вспомнит, что Мэгги и Дэн не его дети, но тогда Виктору казалась странной та настойчивость, которую Дин начала проявлять в вопросах его лечения. Но больше всего ему не хотелось вспоминать того человека, который постоянно пренебрегал своей женой, заставляя ее чувствовать себя совершенно одинокой.

Новость о том, что Виктор отказывается от бесед с психоаналитиком, Дин приняла в штыки. Ситуация кардинально поменялась — теперь жена начала настаивать на том, чтобы Виктор хотя бы попытался излечиться от амнезии.

— Ну сама подумай, зачем мне это, Дин? — пытался переубедить ее Виктор. — Чего хорошего я вспомню? Родители мои умерли, я — сирота. Специальности у меня не было, единственное, чем я занимался, — хозяйничал по дому и читал книжки… Ах, забыл — еще год, скорее всего, бродяжничал… Богатая жизнь, нечего сказать. Думаешь, об этом стоит вспоминать?

— А вдруг ты снова потеряешь память, если не станешь лечиться? — предположила Дин. — И потом, как можно жить, начисто забыв о своем прошлом? Это ведь часть твоей личности, Виктор, часть тебя самого… Нет, ты должен вспомнить, кто ты такой.

Виктор был уверен: жена убеждает его в том, чего ей самой совершенно не хочется. Это, безусловно, делало Дин честь, но зачем идти на такие жертвы? Но Дин была слишком упряма, чтобы ее переспорить, и Виктор сдался. Может быть, в чем-то она права: нельзя взять и выбросить на свалку годы своей, хоть и пустой, но все-таки жизни…

Ричард Бентон, немолодой мужчина с седой бородой и маленьких очках на носу, сразу напомнил Виктору фотографию какого-то знаменитого доктора, имени которого, впрочем, он так и не смог вспомнить. Бентона отличала невозмутимость, проявлявшаяся во всем: начиная с манеры говорить, заканчивая мимикой. Бентон мало чему удивлялся, но много спрашивал и был хорошим слушателем.

Виктора несколько смущало то, что док сидел за его спиной и приходилось общаться лишь со спокойным голосом, звучащим как бы из пустоты. Но такова, по всей видимости, была метода доктора.

Доку хотелось узнать побольше о страхах Виктора, тайных и явных. Бентон сказал, что именно страх мог стать причиной того, что Виктор потерял память.

— Возможно, в вашей жизни произошла какая-то драма или трагедия, из-за которой вы и лишились части своих воспоминаний. А может быть, произошли какие-то перемены, которые были для вас нежелательны, и вы сами запретили себе вспоминать о них.

— Хотите сказать, я сам сделал дырку в своей памяти? — удивился Виктор.

— Несознательно, разумеется, — спокойно заметил доктор. — Поверьте, такое часто случается. В глубине нашего подсознания сокрыты такие тайны, о которых подчас мы и догадываться не можем. Однако разгадка вашей амнезии может скрываться не в драмах и переменах. Ваше личное недовольство самим собой или своим образом жизни тоже могло повлечь за собой потерю памяти. Такие случаи — не исключение в нашей практике… Один священник, к примеру, потерял память и около года проработал в магазинчике канцелярских товаров, а потом вспомнил, кто он такой, пришел в ужас, но начисто позабыл о том, чем занимался целый год.

— Позабыл? — Виктор аж взвился на стуле. — Со мной тоже могло случиться что-нибудь в этом роде. А может, я два раза потерял память? Первый раз, когда ушел от семьи, а второй — когда в нее вернулся?

— M-да, я не исключаю подобного, — ответил Бентон. — Воспоминания о магазинчике канцелярских товаров возвращались к тому священнику лишь тогда, когда он пребывал в состоянии гипноза. Когда же он бодрствовал, то ничего не хотел вспоминать. Думаю, мистер Беллвуд, и вам понадобится пройти через эту процедуру, чтобы вернуть память.

— Гипноз? — поморщился Виктор. — Если честно, меня это пугает. А вдруг во время гипноза я вспомню, кем был, но забуду, кто я сейчас?

— Не беспокойтесь, мистер Беллвуд, гипноз не изменит вашу личность. Это сможете сделать только вы сами, если, конечно, захотите. Боюсь, гипноз — единственное решение, которое поможет вам восстановить пробелы в памяти. Однако я не могу гарантировать стопроцентного успеха.

— Я должен посоветоваться с женой, — помрачнев, сообщил доку Виктор. — Мне эта идея не очень-то нравится, да и миссис Беллвуд едва ли придет от нее в восторг.

— Конечно, мистер Беллвуд, посоветуйтесь. Только не забывайте о том, что память — это ваше достояние, а не лишний балласт, от которого можно избавиться без потерь.

— Хорошо, я приму это к сведению, — ответил Виктор.

Все это время он надеялся, что док быстро сдаст свои позиции и скажет, что у него, Виктора, нет никаких шансов вспомнить прошлое. Но хитроумный мистер Бентон все же измыслил применить гипноз — от одного этого слова по коже у Виктора забегали мурашки. Оставалась только одна надежда: Дин это не понравится и она оставит его ненужные воспоминания в покое.

Несмотря на наступившие холода, Дин чувствовала, что на душе у нее воцарилась весна. Впервые за много лет она почувствовала себя не просто женщиной, а женщиной, которую любят. Это чувство заставляло ее улыбаться всем, кого она встречала, это чувство позволило ей сбросить с себя иголки, которыми она пыталась защититься от всех, кто лез к ней в душу. Это чувство подарило ей столько радости, что она, казалось, оттаивала под жаркими лучами весеннего солнца.

Впрочем, весенняя погода не менее переменчива, чем осенняя, а потому наступали огни, когда небо над головой Дин окутывалось мрачными свинцовыми тучами и она впадала в отчаяние.

Причин для того было более чем достаточно. Мужчина, которого она успела полюбить, ничего не знал ни о своем, ни о ее прошлом, а следовательно, наслаждался счастьем в браке, построенном на весьма призрачном фундаменте. Собственно, и сам брак был полной фикцией, хотя в него свято верил не только Виктор, но и весь Лайтфорд, кроме, разумеется, тех, кто был посвящен в «страшную тайну» Дин Беллвуд.

Дин была вполне готова примириться с мыслью, что спит в одной постели с мужчиной, который на ней не женат, — если бы только это была самая большая проблема. Но жить в постоянной лжи, обманывать любимого человека, пусть и для его же блага, строить свои отношения на мифической истории о том, что Виктор когда-то ушел из семьи, а потом в нее вернулся, — вот это причиняло ей настоящие страдания.

Кроме того, Дин отдавала себе отчет в том, что в один прекрасный момент вся эта иллюзия счастливой жизни может рассыпаться в прах. Благодаря сеансам гипноза, предложенным доктором Бентоном, Виктор мог вспомнить обо всем, что с ним произошло.

Вряд ли ему придется по душе, что женщина, с которой он был едва знаком, навязала ему себя, своих детей, окружила, опутала его обманом, заставила жить чужой жизнью.

А что будет с детьми? Они-то, конечно, знали, что Виктор Гудроу вовсе не их отец, — но разве это что-то меняло? Дэн и Мэгги так привязались к этому человеку, что расставание с ним могло стать для них куда более болезненным, чем факт ухода их настоящего отца, случившийся много лет назад… Тем более что Виктор столько успел для них сделать.

И еще одна мысль не давала Дин покоя. Она старалась не задумываться о том, какие отношения были у Виктора с женщинами в той, прошлой жизни, о которой он забыл. У красивого, элегантного, обаятельного и, наконец, богатого мужчины наверняка должно было быть много поклонниц. Может, у него была невеста… или жена. Когда эти мысли всплывали в голове Дин, ее душу буквально обжигало холодом.

Если к нему вернется память, он конечно же вспомнит о той, которая все это время, возможно, оплакивала его гибель…

Что я натворила? — думала в такие минуты Дин. Можно смириться с тем, что я разбила сердце себе, но та, предполагаемая другая… Я заставила эту несчастную думать, что ее любимый умер, и — мало мне было этого — спровоцировала его на измену, когда он даже не подозревал, что кому-то изменяет…

Тучи над головой Дин сгущались, ясное весеннее небо наливалось свинцом, а сквозь угрюмые седые облака прорывались стальные вспышки молний. И в такие моменты Дин чувствовала себя еще более одинокой, чем та женщина, какой она была всего пару месяцев назад.

Иногда Виктор замечал, что на лице его жены появляется странное выражение. Его сложно было назвать озабоченным, скорее испуганным и встревоженным. Он думал о том, чего могла бояться Дин, и в конечном итоге пришел к выводу: она боится того, что он снова исчезнет, бросит ее, детей и в ее жизнь снова вернутся одиночество и пустота.

Виктор не знал, как убедить ее в обратном. Но был уверен, что должен проявить терпение. Может, на это уйдет много времени, но ему нужно постараться — ведь, в конце концов, по его вине в душе Дин поселились все эти страхи.

Кроме того, Виктор был убежден, что жене нужно отдохнуть. С его возвращением клиентов у Дин стало намного больше, и частенько она брала заказы даже по выходным, чем он был крайне недоволен. Да, их материальное положение стало несравнимо лучше, но Виктора не устраивало, что ради этого его жена вынуждена была работать без отдыха.

К тому же он тоже мог поучаствовать в том, чтобы приносить в дом определенный доход. На этот счет у Виктора появилась идея, которой он поделился пока лишь с одним человеком — бабулей Джесс, которая так часто ему помогала. Мисс Джесс не только поддержала идею Виктора, но и пообещала ему всестороннюю поддержку. Он решил обсудить свою идею с женой.

Настроение миссис Отвертке — Виктор долго смеялся, узнав о прозвище, которое его жене дали местные домохозяйки, — обыкновенно поднимала еда. Он решил приготовить что-нибудь особенное и запек в духовке мясной рулет с сыром, черносливом и грибами. В каком бы настроении Дин не вернулась с работы, она обязательно порадуется вкусному ужину. А потом можно будет воспользоваться благодушным настроением жены и рассказать ей о том, чем на самом деле ему хотелось бы заняться. В конце концов, глупо тратить время на сеансы с доком Бентоном, пока что добившимся от него лишь нескольких обрывочных воспоминаний.

— Это было бесподобно, — сказала Дин после ужина. В последнее время она не ограничивалась только словами: в ход шли нежные поцелуи, объятия, и Виктор даже шутил, что готов не вылезать из кухни, если Дин будет «расплачиваться» с ним за ужин таким образом. — По-моему, ты уже превзошел бабулю Джесс. Пора открывать поварские курсы — не находишь?

Виктор решил не откладывать разговор в долгий ящик.

— Дин, а что ты думаешь, если я тоже буду зарабатывать на жизнь?

— Готовишь ты отменно, но насчет поварских курсов я пошутила, — пробормотала Дин, ошарашенная его вопросом.

— Нет, я, конечно, не о курсах, — успокоил ее Виктор. — У меня есть другая задумка… Ты не слишком устала, чтобы выслушать?

— Нет, что ты, — поспешила разубедить его Дин, заинтригованная таким началом. — Мои уши в твоем распоряжении.

— Отлично. Только обещай, что сразу не набросишься с критикой.

— Обещаю, — кивнула Дин, поправив складки на коротеньком светло-голубом домашнем платье, в которое переодевалась после работы.

— Бабуля Джесс, как ты знаешь, организовала для меня бесплатный курс кройки и шитья, — начал Виктор. — Не буду себя нахваливать, но в этой области я уже добился довольно-таки ощутимых успехов. Во всяком случае, наши дети ходят в школу в вещах, которые сшиты мной, а их одноклассники умирают от зависти и наперебой расспрашивают, где были куплены «клевые шмотки». Кое-что из этих вещей я сшил не по журнальным, а по собственным выкройкам. Как думаешь, что если я займусь пошивом детской одежды? Не знаю пока, сколько я смогу за это выручить, но все-таки деньги нам не помешают. Я немного потешу свои амбиции, а ты сможешь меньше ездить по своим клиентам. Как думаешь, Дин?

Виктор взволнованно посмотрел на жену. Что она скажет? Наверное, посмеется над его идеей, решит, что шить одежду для подростков — глупое занятие… Но в глазах Дин не было ничего, похожего на насмешку. Эти пронзительно-голубые глаза смотрели на него с живейшим интересом.

— Как это мне не пришло в голову? — улыбнулась Дин. — Миссис Митчелл только на днях сказала мне, что наша дочь выглядит «прямо как девочка с обложки журнала». А миссис Фэтчер восхищалась костюмом Дэна, в котором тот пришел в школу на прошлой неделе… Вик, я знала, что у тебя большие способности, но не знала, что ты гений.

— Да брось, — не поверил своим ушам Виктор. — Ты ведь шутишь, Дин…

— С чего ты взял? Если бы мне не понравилась твоя задумка, я бы сразу сказала. Ты же меня знаешь. И потом, это и вправду здорово. Если к тебе пойдут клиенты, можно будет подумать и о магазинчике.

— Не загадывай…

— Я не загадываю. Я просто в тебя верю.

— Если бы ты знала, как мне не хватало этих слов, — благодарно улыбнулся Виктор. — Знаешь, а я почему-то был уверен, что ты меня высмеешь… И еще кое-что… Когда я обдумывал свою идею, у меня постоянно возникало чувство вины. Как у нашкодившего ребенка. Как будто я делаю что-то запретное… Понимаешь? — Дин отрицательно покачала головой. — Ну как если бы мне долго говорили, что этим заниматься стыдно или плохо.

— Теперь понимаю, — кивнула Дин. — Так я себя чувствовала поначалу, когда отец учил меня тому, что я умею сейчас. Мама была категорически против, кричала, что мне надо учиться готовить, чтобы кормить мужа, который будет меня содержать. Я тогда думала, что мне никогда не стать такой, какой хочет видеть меня мама. Но с папой было куда интереснее… Знаешь, тебе надо рассказать об этом доку Бентону. Думаю, он может объяснить, с чем связано твое чувство вины.

— Док Бентон… — нахмурился Виктор. — Ты думаешь, имеет смысл продолжать эти сеансы? По-моему, этот гипноз — чушь собачья. Какой смысл в том, что я сплю и вижу во сне какие-то картинки, которые мне ни о чем не говорят? Мало того, я ничего не могу вспомнить, когда просыпаюсь, поэтому док Бентон включает тот бред, что я нес в то время, как отключился, и мы битый час разглагольствуем о том, с чем у меня может ассоциироваться пустой дом и чайная чашка.

— Чайная чашка? — вздрогнув, переспросила Дин.

— Да, — кивнул Виктор, удивленный ее реакцией и страхом, который промелькнул в налившихся холодом голубых глазах. — Я что-то об этом рассказывал?

Дин покачала головой.

— Нет, просто ты… ты всегда любил дорогой чай и всякие чайные принадлежности. Правда на эту роскошь у нас почти никогда не было денег.

— Теперь понятно, почему я не могу пить то, что ты завариваешь, — улыбнулся Виктор. — Хотя я не понимаю, какую ценность представляет для меня это воспоминание.

— Может, оно связано с твоим детством? — предположила Дин.

— Док твердит мне то же самое. Говорит, что всякий раз, когда он погружает меня в спячку, я вижу себя ребенком. И никогда — взрослым.

— В этом определенно что-то есть.

— Ты говоришь, как док Бентон. Только у тебя нет соответствующей квалификации и я не плачу тебе за сеансы, — усмехнулся Виктор.

— Даже не думай, — догадавшись, куда он клонит, заявила Дин, — мы не будем отказываться от помощи доктора.

— Дин, может ты поприсутствуешь на паре сеансов? — предложил Виктор. Эта мысль уже давно его посещала. Наедине с незнакомым человеком он чувствовал себя неуютно, а в присутствии Дин ему будет спокойнее.

— Ну что за ребячество, Вик, — по-доброму улыбнулась она. — Можно подумать, ты маленький мальчик, который боится один зайти в кабинет врача.

— Хочешь, чтобы я начал канючить?

— Только не это, — засмеялась Дин. — Я несколько лет объясняла нашим детям, как это отвратительно… Ладно, я подумаю. Но пока не обещаю… К тому же док может сказать, что мое присутствие нежелательно.

— Спасибо и на этом, — перебил ее Виктор и придвинулся ближе к ней. — А как насчет того, чтобы доктор Беллвуд погрузил тебя в состояние гипноза? Хотя вряд ли ты сможешь что-то сказать… — Виктор осторожно подул на локон, обвившийся вокруг уха Дин. — Потому что доктор Беллвуд обещает тебе райское блаженство во время сеанса…

Дин зажмурила глаза, но Виктору не надо было видеть ее глаз, чтобы понять, что именно она чувствует в этот момент. Их желания, грезы, фантазии и чувства были такими похожими…

Он склонился над ее лицом, осторожно дотронулся губами до нежных век, ощутил шелковое прикосновение трепещущих, как крылья маленькой птицы, ресниц…

Целуя закрытые глаза своей любимой, Виктор поймал себя на мысли, что ничего подобного раньше не делал. Он никогда не целовал женщину с закрытыми глазами. И вообще никогда не целовал глаза любимой женщины. Может, конечно, это и ошибочное ощущение — ведь он так мало чего помнил. Но все же вряд ли можно было позабыть такое — так целуют только людей, которых любят по-настоящему. Не только страстно, но и нежно, не только телом, но и душой. Так никогда не станешь целовать человека, который лишь мелькнет в твоей жизни, не оставив и следа. Так можно целовать только ту, которую невозможно забыть. Никогда.

 

12

Виктор подумал, что случилось нечто ужасное, когда Мэгги вернулась домой, обливаясь горючими слезами, бросила на пороге сумку и умчалась в свою комнату.

— Дэн, что стряслось? — взволнованно спросил он у сына, который, судя по всему, всю дорогу наблюдал за страданиями сестры и, возможно, даже знал, в чем кроется причина столь бурного проявления эмоций. — Мэг кто-то обидел?

— Можно, конечно, и так сказать, — уклончиво ответил Дэн.

— Опять эта Лисси взялась за свое? — нахмурился Виктор.

— Нет, пап, дело не в Лисси.

— Значит, дело в ее ухажере?

— Нет, Эдди тоже не виноват. Она бы не стала из-за него плакать.

— Так скажи мне, что случилось, не тяни резину!

— Ну… Мэгги сегодня сказали, что у нее нет таланта, — ответил Дэн, поняв, что ему не отвертеться.

— Кто? Ее одноклассники?

— Да при чем тут одноклассники, пап? Стала бы она из-за них так убиваться. — Дэн посмотрел на Виктора таким взглядом, что тот почувствовал себя маленьким ребенком. — Наша училка по математике, мисс Скрипл. Мэгги очень хотела участвовать в рождественской пьесе, а мисс Скрипл сказала ей, что пусть даже не думает, потому что Мэгги не блещет талантами и на сцене ей делать нечего.

— Прямо так и сказала? — недоуменно уставился на сына Виктор.

— Так и сказала. Ты, конечно, говорил, что нехорошо ругаться, — возмущенно продолжил Дэн, — но я все-таки скажу. Мисс Скрипл — мерзкая тетка, хуже Бабокошки, мисс Тальбот. Она всякий раз цеплялась то к Мэгги, то ко мне. А потом от меня отстала, потому что учитель истории позвал меня в «Эрудита» и очень хвалил, а к Мэгги она все цепляется. Если у Мэгги нет таланта, то мисс Скрипл — полное…

— Спокойно… — Нетрудно было понять, чем окончится тирада разгневанного брата, и Виктор решил, что самое время ее свернуть. — Я понял, кем ты считаешь мисс Скрипл, но она все-таки женщина, к тому же много старше тебя. Не беспокойся, я попробую ей доказать, что у Мэгги есть талант. — Он снял с вешалки пальто. — Мне нужно сходить в школу. А ты пока иди к сестре, успокой ее и накорми обедом. Если будет сопротивляться, предупреди, что останется без своего платья к Рождеству… И кстати, Драконник… — Виктор открыл дверь и повернулся к растерянному мальчику. — Скажи ей еще, чтобы к моему приходу повторила свой любимый эпизод из «Убить пересмешника». Приду и спрошу. Ты справишься?

Дэну оставалось только кивнуть и надеяться на то, что Виктор не станет рассказывать мисс Скрипл, что она полное…

— Здравствуйте, дорогая мисс Скрипл. — Виктор открыл дверь после сухого «войдите» и заглянул в класс, где почему-то пахло средством для мытья посуды и засохшими цветами.

Когда он подошел ближе к учительнице, выяснилось, что так пахнет туалетная вода, которой она щедро, не щадя носов своих коллег и учеников, поливала свою увядающую шею.

— Вы ко мне, мистер Беллвуд? — поинтересовалась она, не отрывая взгляда от тетради, которую внимательно изучала.

— Конечно, я же в вашем кабинете, мисс Скрипл…

— И что вы хотели, мистер Беллвуд?

— Хотел поинтересоваться, почему моей дочери отказано в чести принять участие в рождественском спектакле?

— Мне кажется, — сухо ответствовала мисс Скрипл, — что я все объяснила вашей дочери.

— Так потрудитесь повторить то же самое мне. Очень интересно будет услышать, на каком основании учительница математики делает вывод, что у моей дочери нет таланта и ей нечего делать на сцене.

Наконец-то мисс Скрипл подняла свои бесцветные глаза.

— Она совершенно не способная девочка. Вы видели листок с ее баллами?

— Конечно, видел, — кивнул Виктор. — Но вам не кажется, что Мэгги не набирает нужные баллы только на ваших уроках?

— Неужто? — усмехнулась мисс Скрипл. — А как насчет истории?

— Да, не блеск, — согласился Виктор. — Но и отстающей ее не назовешь… Просто я пытаюсь понять, почему вы с таким упорством не даете моей дочери шанса, чтобы стать лучше?

— Я отношусь к ней так же, как ко всем остальным, — спокойно возразила мисс Скрипл.

— А Дэн, ее брат, утверждает обратное.

— Вы верите десятилетнему ребенку?

— Я верю своему сыну… И потом, к нему вы тоже цеплялись, мисс Скрипл. Пока у него не нашлось заступника.

— Мне надоел этот разговор.

— А мне нет. — Виктор уселся напротив мисс Скрипл и посмотрел ей прямо в глаза. Та отвела взгляд. — Неужели вы не заметили, как изменились Мэгги и Дэн? Как они стараются стать лучше, добиться высоких результатов? А вы, вместо того чтобы поддержать их в благих начинаниях, сталкиваете их с того уровня, на который они вышли.

— Ваша дочь не будет участвовать в рождественской пьесе, — ответила мисс Скрипл так, словно не услышала ни одного слова Виктора. — Все роли уже распределены. Если бы и можно было что-то сделать, теперь я уже не могу изменить ситуацию.

— Зато я могу. — Виктор поднялся из-за стола и с вызовом посмотрел на мисс Скрипл. — Ведь это из-за вас она не попала на этот кастинг? Так можете не беспокоиться, я это скоро исправлю.

В отличие от мисс Скрипл, руководительница школьного театра оказалась дружелюбной, живой, хоть и немного странной женщиной. Она внимательно выслушала Виктора и согласилась с тем, что его дочь должна хотя бы поучаствовать в отборе актеров. Последним доводом, который, пожалуй, перевесил все остальные, стало обещание Виктора заняться костюмами участников.

— Не могу обещать, что это будет нечто сверхъестественное, но постараюсь, чтобы детям в лом было комфортно, — закончил свою речь Виктор.

— Это будет неоценимая помощь, — улыбнулась ему миссис Престон. — Только учтите: если у вашей дочери нет таланта, костюмы ей не помогут. Репутация театра, сами понимаете…

— Упаси меня бог настаивать, — уверил даму Виктор. — Главное, дайте ей шанс. Если Мэгги не справится, она переживет. Главное, чтобы девочка знала, что все зависит только от нее.

— Ну что ж, удачи вашей Мэгги. — Миссис Престон помахала Виктору рукой и послала ему вслед воздушный поцелуй.

Да, и в самом деле странная особа, подумал Виктор, выбегая из школы.

Дома он застал уже успокоившуюся Мэгги, сидевшую на диване с книжкой Харпер Ли в руках и с непроходимой тоской в глазах слушавшую тираду своей матери, вещавшей о том, что быть каким-нибудь ягненком или теленком в сказочке для трехлетних детей — ужасно скучное занятие.

— Звучит убедительно, Дин, — весело заметил Виктор, заходя в гостиную. — Только их школа в этом году решила обойтись без штампов. Вместо спектакля о рождении младенца Иисуса будет вполне современная пьеса о том, что случилось с одной девочкой в канун Рождества.

— Могла бы и сказать, — обиженно взглянула Дин на дочь.

— Ты и слова не дала мне вставить, — мрачно пробубнила Мэгги и посмотрела на отца. — Зачем я должна была это повторять? Думаешь, похлопаете мне с мамой — и я успокоюсь?

— Я не полный идиот, Мэган, — сердито покосился на дочку Виктор. — А теперь надень что-нибудь скромненькое и беги что есть сил в школу. Ваша странноватая миссис Престон пригласила тебя на кастинг.

— На кастинг? — Мэгги вскочила с дивана так, что уронила книжку. Глаза ее заблестели, совсем, как у Дин, когда та чему-то радовалась. — Не может быть…

— Очень даже может, — кивнул Виктор. — Беги, а то опоздаешь.

— Как тебе это удалось? — восхищенно посмотрела на Виктора Дин, когда девочка сломя голову побежала в школу. — Ты что, укокошил мисс Скрипл?

— Что за выражения, Дин? — поморщился Виктор. — Бери выше. Я пообещал миссис Престон, что нашью костюмов, в которых актеры не будут падать на сцене.

— Думаешь, это правильно? — посерьезнев, спросила Дин. — Конечно, здорово, что Мэгги будет играть, но, мне кажется, она сама должна была получить роль.

— Сама и получит, — улыбнулся Виктор. — Никто не обещал ей роли. Я всего лишь убедил миссис Престон в том, что у всех должен быть шанс. Даже у таких сорвиголов, как Беллвуды.

— Ладно, ты прощен, — улыбнулась Дин. — А как же мисс Скрипл?

Виктор пожал плечами.

— Думаю, Мэгги не видать высоких баллов по математике. Но, по-моему, она не очень рвется возглавить финансовую компанию… Жаль, конечно, но в жизни всегда есть трудности. Есть люди, которые нас любят, есть те, кто нас ненавидит, а кто-то и вовсе нас не замечает. Жизнь не идеальна, но прекрасна.

— Да, — кивнула Дин. В ее глазах снова промелькнула тень страха, и у Виктора сжалось сердце.

— Дин, я вернулся. И с этими трудностями покончено.

— Да, конечно. — Она улыбнулась, но как-то вы мучен но. — Сегодня я говорила с доктором Бентоном. Он сказал, ты как будто не хочешь вспоминать, что с тобой было.

— Док мне порядочно надоело. Он постоянно твердит, что я будто бы блокирую свои воспоминания. Хотя мне удалось кое-что вспомнить… Бентон ничего тебе не сказал? — Дин отрицательно покачала головой. — Я вспомнил свою мать… Во всяком случае, когда я был под гипнозом, то думал, что женщина, которую я вижу — моя мать… Знаешь, она казалась мне воплощением доброты и ласки, была такой… хрупкой, что ли, беззащитной. Она напоминала мне фею… Кстати, любовь к чаю, похоже, привила мне именно она. Я болтал во сне, что мы с мамой пьем чай из маленьких чашечек. От нее веет теплом и уютом… Хотя, странно, что при этом я, похоже, терпеть не мог дом, в котором живу. Во сне я все время повторяю, что дом большой, красивый, но пустой, холодный и даже жутковатый.

— Действительно странно, — кивнула Дин. — Выходит, ты вспоминаешь только свое детство?

— Да, только детство. И то лишь небольшие фрагменты. Я рассказал доку, что и моя мать, и мой отец погибли. Бентон считает, что причина моей амнезии не в этом, ему кажется, что моя память нарочно отбрасывает меня к детским «безопасным» воспоминаниям, чтобы я не смог вспомнить того, что на самом деле так на меня повлияло.

— Док не рассказывал мне подробностей, но что-то в этом духе и я от него услышала, — призналась Дин.

— И что же, он не теряет надежды?

— А ты хочешь, чтобы он ее потерял?

— Я хочу только одного… — Виктор ласково обнял Дин и заглянул в ее глаза, растопив сердитые игольчатые льдинки. — Хочу никогда больше не терять тебя…

У Лесли и Норы редко появлялось время, чтобы собрать гостей. Но если они приглашали кого-то в гости, значит для этого был особенный повод. Дин подозревала, что о Норе написали в каком-нибудь паркстаунском журнале или позвали ее сниматься в кино, но, если бы было так, подруга вряд ли удержалась бы от того, чтобы поделиться этой новостью сразу. Видно, случилось что-то из ряда вон выходящее, подумала Дин, надевая красивое вязаное платье, которое должно было поразить воображение Виктора. Она выбрала это платье из-за цвета, который так ему нравился, — нежно-персикового, отливавшего мягким золотым блеском. К нему Дин купила украшение: кулон с камнем, имевшим загадочное название «огненный опал».

— Хочешь свести меня с ума? — шепнул ей Виктор, когда нарядная Дин вышла в гостиную. — Вместо того чтобы ехать к гостям, мы с тобой снова окажемся в спальне…

— Эй-эй! — весело предостерегла его она. — Ничего, потерпишь до дома.

Преображение Дин оценил не только Виктор.

— Наконец-то я вижу перед собой достойную соперницу, — восхищенно посмотрела на подругу Нора.

— Да, никогда не думал, что ты и такой можешь быть, — отозвался потрясенный Лесли. — У тебя, оказывается, роскошные волосы.

— Я зря постриглась? — с наигранной ревностью покосилась на свою вторую половину Нора. — Смотрите в оба, Виктор, не то у вас уведут жену.

Виктор только улыбнулся в ответ. Он скорее гордился тем восхищением, которое вызывала у окружающих его жена, чем ревновал ее, тем более что Дин и не думала подавать ему повода для ревности.

Когда все уселись за стол, молодые люди объявили о том, что собрались пожениться. Дин была обрадована, но очень удивлена — ведь еще совсем недавно Нора и слышать не хотела о том, чтобы идти к алтарю. Лесли открыл шампанское и предложил выпить за то, чтобы Нора не передумала.

— Не говори глупостей, — одернула его невеста. — Если я что-то решила, то уж точно не передумаю.

— Но как ты решилась? — удивленно вскинулась на подругу Дин. — Ты ведь все время твердила, что ни за что не сделаешь подобную глупость.

— Все равно без глупостей не обойтись, — улыбнулась Нора. — А если серьезно… Я доверяю Лесли и знаю, что он меня любит. А если всегда бояться, что ошибешься, то можно просто сидеть на одном месте.

Наверное, она права, подумала Дин. Но как быть с теми, кто делает глупости, заранее зная о том, что их действия могут привести к ужасным последствиям?

Выпив шампанского, она немного расслабилась и отвлеклась. Положив руку на колено, Дин почувствовала, что руки кто-то коснулся. Это был Виктор. Он смотрел на нее с таким обожанием, с такой любовью, что Дин чуть было не расплакалась.

Если бы он в самом деле был ее мужем… Если бы и в самом деле она могла быть счастливой, как Нора… Счастливой без угрызений совести, без чувства вины, без ежеминутного дамоклова меча, висящего над ней, — возможного возвращения памяти к Виктору…

Когда Виктор и Лесли вышли, чтобы купить еще шампанского, Дин принялась расспрашивать подругу о том, что она чувствует.

— Ты, наверное, очень волнуешься?

— Ничуть.

— Шутишь?

— Нет, правда. Честно говоря, если бы не твой отчаянный поступок, я, может, никогда и не решилась бы на брак.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что ты оказалась настолько храброй, что приняла в своем доме чужого мужчину, больше того, позволила себе в него влюбиться… Когда я узнала об этом, то посчитала себя настоящей трусихой. А Лесли вовремя повторил свое предложение, и я согласилась.

— Но то, что я сделала, никакая не храбрость, — горячо возразила Дин. — То, что я оставила Виктора у себя, было настоящей глупостью. А что касается моей любви… — Она потупилась. — Это настоящее безумство… Ведь я даже не знаю, помолвлен ли он, женат ли… Я счастлива, Нора, но с другой стороны, безумно, отчаянно несчастна. Иногда мне хочется, чтобы он все вспомнил, иногда я мучительно этого боюсь. Все так запуталось.

— Дин, дорогая… — Нора уселась поближе к подруге и обняла ее за плечи. — Я не могу тебя понять, потому что никогда ничего подобного не испытывала. Но вы с Виктором… вы выглядите такими счастливыми, что я и в самом деле верю, что он твой муж, что Мэг и Дракончик его дети. Мне кажется, даже если бы Виктор и узнал правду, он не смог бы тебя разлюбить. Если бы ты могла увидеть моими глазами то, как он на тебя смотрит… Он ведь любит тебя, Дин. Неужели любовь может исчезнуть только оттого, что ты вспомнил, каким был раньше?

— Я не знаю, Нора. Если слушать рассказы доктора Бентона, память — совершенно непредсказуемая галактика, спрятанная в человеческой голове. Виктор может вспомнить все и забыть меня. Он может не забыть меня, но, вернув себя прежнего, не испытать ко мне ни малейшего интереса… Сейчас, когда Виктор думает, что всю жизнь прожил в нашем маленьком домике, с такой женщиной, как я, он любит меня. А что будет, когда он вспомнит о своем роскошном особняке, о женщинах, чьи руки не перепачканы машинным маслом? Думаешь, мой образ не потускнеет на этом фоне? Я уже не говорю о том, что обманула его…

— Знаешь, если бы ты не обманула Виктора, может, его уже и не было бы в живых. Так что он должен благодарить тебя за то, что ты спасла ему жизнь.

— Сделала отцом своих детей и мужем миссис Отвертки, — мрачно усмехнулась Дин. — Если уж речь зашла о жизни Виктора, то я хотела бы попросить вас с Лесли еще об одной услуге… — Дин немного помолчала, а потом продолжила: — Я хочу узнать больше о той жизни Виктора, которую он вел в Паркстауне. О его окружении, о близких друзьях, родственниках, деловых партнерах. Если у меня будет эта информация, возможно, я смогу понять, у кого были мотивы убить Вика или заказать его убийство. И еще я пойму, кому из его родственников или друзей можно рассказать, что он жив… Помнишь, я говорила тебе о фотографиях, которые нашла в вещах Виктора? — Нора кивнула. — Мне кажется, они имеют какое-то отношение к тому, что его хотели убрать… Если бы только знать, кто этот человек…

— Возможно, я смогу тебе помочь, — немного подумав, ответила Нора. — Есть у меня один поклонник, который работает частным детективом. Конечно, мне бы не хотелось обращаться к нему — Лесли это может быть неприятно, — но если я скажу, что это необходимо для тебя, он поймет… Ты сможешь принести мне эти фотографии?

— Конечно… И еще у меня есть кредитки Виктора и права…

— Неси все, — улыбнулась Нора. — Кто знает, что пригодится этим детективам… Послушай, Дин, а ты уверена, что тебе все это нужно? Вы счастливы… Виктор сам хочет отказаться от сеансов с мистером Бентоном. Может быть, он никогда ничего и не вспомнит о своем прошлом?

— Нора… — Дин грустно покачала головой. — Как ты не понимаешь… Я ведь люблю его. А когда любишь, не можешь лгать. Не можешь лишать человека части его жизни. Не можешь жить со спокойной совестью. Я не могу так поступить с ним.

— Нет, ты все-таки безумно храбрая, — улыбнулась Нора. — И знаешь что? Я даже тебе немного завидую.

Когда Виктор и Дин вернулись домой, дети уже спали. Вик заметил, что жена загрустила, и никак не мог понять почему.

— Что с тобой, Дин? — спросил он ее, когда она сообщила, что хочет принять душ. — Ты устала или Нора сказала что-то, отчего тебе взгрустнулось?

— Нет, Вик, — покачала головой Дин, и Виктор заметил в ее взгляде решимость, словно она давно готовилась к какому-то серьезному шагу и только теперь поверила в то, что сможет его сделать. — Ни то ни другое… Я давно хотела поговорить с тобой, но все откладывала. Думала, что не смогу, но оказалось, что гораздо больнее держать это в себе, чем сказать.

— О чем ты? — встревоженно спросил ее Виктор.

— Сядь, Вик… Лучше сядь… — повторила Дин и, дождавшись, когда Виктор сядет, продолжила: — Все это ложь, Виктор… Все, что ты видишь здесь, — это не твоя жизнь.

Он уставился на нее, совершенно не понимая, куда она клонит. Дин смотрела куда-то вниз, словно к полу был приклеен огромный листок, по которому она читала слова. Ее лицо выражало не волнение, нет, оно было таким пустым, каким Виктор еще ни разу его не видел.

— Дети, которых я называла нашими, только мои… Я была когда-то замужем, но мой муж поступил как подлец и ушел, бросив меня с ними. Дэн и Мэгги знают, что…

— Дин, — спокойно перебил ее Виктор. — Я знаю, что дети не мои…

— Откуда? — Дин оторвала взгляд от пола и подняла на Виктора глаза, в которых отчаяние, удивление и облегчение смешались так, что ее взгляд выглядел почти безумным.

— Во-первых, достаточно было посмотреть на них. Ни у Дэна, ни у Мэгги нет ничего общего со мной. Да, они оба очень похожи на тебя, но в их лицах нет ни одной моей черточки…

— Вик… — почти простонала Дин.

— Если не будешь перебивать меня, я закончу. — Виктор поднялся с дивана и увидел как худенькая Дин сжалась, стала совсем маленькой. — Во-вторых, хоть они и называли меня папой, я чувствовал, что они не воспринимают меня как родного… Но все изменилось…

— Изменилось? — На глазах Дин выступили слезы. — Да, изменилось, но зачем тебе…

— Хочешь спросить, зачем мне чужие дети? — горько усмехнулся Виктор. — Вообще-то затем, что, как бы там ни было, я их люблю, а они отвечают мне тем же. Да, они не похожи на меня мордашками — но разве мы любим только тех, кто на нас похож? Зато они тянутся ко мне, им со мной интересно. И они берут у меня самое лучшее, что во мне есть… Да, еще я значу для них несравнимо больше, чем тот тип, который никогда не утруждал себя почитать детям книжку… Этого недостаточно?

По лицу Дни потекли крупные слезы, она была настолько взволнована, что ничего не могла ответить.

— Если недостаточно, я приведу еще один довод. — Виктор подошел к Дин и слегка тряхнул ее за плечи. — Я очень сильно, слышишь, очень сильно люблю их маму.

Дин неловко вытерла слезы рукавом платья.

— И ты меня ни в чем не винишь? — всхлипнув, спросила она. — Я ведь обманула тебя…

— Я был уверен, что ты это скажешь… — Виктор зарылся лицом в ее волосы. — Ты, наверное, надеялась, что я сам все вспомню. А если бы ты сказала мне об этом с самого начала, я бы наверняка закатил тебе сцену… Да, конечно, я немного злюсь на тебя, но гораздо больше злюсь на себя, за то что оказался таким же слабаком, как твой первый муж, и оставил свою семью… Дин, а давно он ушел от вас?

— Д-да, давно, — пробормотала Дин, которая все еще не пришла в себя. — Мэгги тогда было пять, а Дэну четыре. Они мало что о нем помнят… К счастью.

— А что это был за человек?

— Ему на всех было наплевать. Он пил пиво, сорил везде бутылками и пакетами из-под чипсов, смотрел телевизор и ходил в гости… Я пыталась хоть что-то заработать, ходила по соседям, чинила бытовую технику, краны — в общем все, что только можно было починить. А потом ему все надоело, он собрал вещи и ушел. Мне сказали, нашел какую-то дойную корову, готовую его содержать… Ты, наверное, спросишь, почему я за него вышла? — Дин подняла глаза, в которых все еще стояли слезы. — Отец умер, а я как будто с катушек слетела. Гуляла, пила пиво, еле окончила школу и в колледж не попала. Мне тогда было на все наплевать, а он был очень симпатичным парнем и довольно мило за мной ухаживал. Потом я забеременела Мэгги, потом Дэном. Он, по-моему, не очень хотел детей, но мы оба были молоды и неосторожны… Хотя, я ни о чем не жалею. У меня чудесные дети.

— У нас, — мягко поправил ее Виктор. — У нас с тобой чудесные дети… Тем более я их усыновил… — Дин отрицательно покачала головой. — А как же тогда фамилия? Ведь они тоже Беллвуды, как я и ты…

— Я развелась с мужем и дала детям свою фамилию. А ты, Вик, взял мою, — обреченно вздохнула Дин, громоздя на только что рассказанную правду очередную ложь. — Сказал, что давно уже хотел сменить фамилию.

— Теперь я понимаю, почему док Бентон говорит, что я сам не хочу вспоминать свое прошлое, — вздохнул Виктор. — Если я взял твою фамилию, то, видно, с моей у меня не было связано никаких хороших воспоминаний… И как же звали Виктора Беллвуда?

Дин открыла было рот, чтобы произнести только что придуманную фамилию и сделать Виктора одним из бесконечного списка Джонсонов, как он остановил ее.

— Не говори, — шепотом произнес Виктор и коснулся губами ее влажной щеки. — Если мы не зря платим доктору Бентону, я ее вспомню. А если нет — туда ей и дорога…

Дин молча внимала словам и поцелуям любимого мужчины. Мужчины, которому она хотела рассказать всю правду, но, увы, осилила только часть…

 

13

Наступил канун Рождества, и Дин временами чувствовала себя героиней какой-то рождественской романтической комедии, из тех глупых фильмов, что люди так любят смотреть, когда после тяжелого рабочего дня усаживаются перед телевизором.

Виктор часто удивлялся, почему в доме Дин не было этого большого ящика для удовольствий, а она не могла ответить ничего вразумительного. Мэгги и Дракончик часто спрашивали о том же, но у Дин не было то времени, чтобы выбрать какую-нибудь модель за разумные деньги, то денег, чтобы купить понравившуюся модель. Когда появилось и то, и другое, Дин поняла, почему она до сих пор не купила эту не такую уж и дорогую игрушку: она напоминала ей о бывшем муже.

Норрис Хэмптон просиживал за ящиком все время, свободное от посещений женщин с сомнительной репутацией и от гулянок с друзьями. Дин могла бы смело сказать, что половина — и, возможно, самая счастливая половина его жизни — была проведена в мире придуманных страстей, новостей, отливавших желтым цветом, реалити-шоу, не более абсурдных, чем сама жизнь. Теперь, когда воспоминания о Норрисе уже не имели над Дин той власти, которую имели раньше, она вполне могла позволить себе купить этот дурацкий ящик, о котором так долго просили дети.

Идея была выдвинута Виктором, загруженным в последнее время делами едва ли не больше самой Дин: костюмы для детского спектакля отнимали довольно много времени, но зато привлекли к Виктору большое внимание со стороны лайтфордцев. Очередь из заказчиков росла буквально на глазах — он уже начал бояться того, что все рождественские праздники ему придется просидеть за швейной машиной.

— По-моему, магазинчик нужно будет подыскивать гораздо раньше, чем мы думали, — увидев, как Виктора буквально одолевают будущие клиенты, заметила Дин. — Идея с костюмами для пьесы оказалась очень удачной. Лайтфорд — городок маленький, почти все друг друга знают. Наверняка эта миссис Престон разнесла по городу новость, что у нас появился модельер.

— Дин, а ты не злишься, что я так увяз в делах? Если тебе кажется, что я мало уделяю вам времени, лучше скажи об этом сразу.

— И ты бросишь свое дело? Нет уж… Если у тебя все получится, я оставлю своих клиентов и открою автомастерскую, о которой всю жизнь мечтала. Буду работать в Лайтфорде, не придется никуда ездить… Так что считай, что твои театральные костюмы — начало и для моего будущего бизнеса.

— Ну а как насчет покупки телевизора? Может, сделаем детям подарок на Рождество?

— Хорошо. Завтра присмотрю в Паркстауне какую-нибудь симпатичную модель.

— Хочешь, съезжу с тобой?

Дин испуганно съежилась, но, к счастью, Виктор этого не заметил. Он вспомнил, что пообещал Мэгги закончить с ее платьем — ведь послезавтра она будет играть в спектакле главную роль, — и поездку в Паркстаун, к великому облегчению Дин, пришлось отменить.

Тем же вечером Дин встретилась с Норой, которой наконец-то удалось разыскать телефон своего давнего поклонника и обратиться к нему за помощью.

— Ты все еще уверена, в том, что хочешь выяснять подробности прошлой жизни Виктора? — забрав у Дин пакет с вещами ее мужа, спросила Нора.

— Да, — уныло кивнула Дин. — Так не может больше продолжаться. Даже док Бентон потерял надежду — им с Виктором за все это время не удалось продвинуться дальше воспоминаний из раннего детства… Я даже сходила на пару сеансов. Вик все время говорил о матери, которую он очень любил. Но больше ни о ком… Док прав, он словно прячется в своих светлых воспоминаниях… Да, я уверена, Нора… Вик предложил съездить со мной в Паркстаун, а я… я даже не знала, что соврать. Не может же он сидеть в Лайтфорде до конца дней своих?

— Конечно, — кивнула Нора. — Но мне кажется, тебе нечего переживать. Если он так спокойно отнесся к новости о детях, уверена, все остальное он поймет.

Дин была далеко не так уверена в этом, как ее оптимистически настроенная подруга. Виктор действительно повел себя, как благородный и чуткий мужчина, но ведь он не знал, что она, Дин, вовсе не его жена и никогда ею не была. Одна ложь — это еще можно простить… Но разливанное море лжи, которая положила начало их отношениям, — едва ли Виктор сможет понять ее…

На следующий день Дин с тяжелым сердцем уехала в Паркстаун. Душу бередили тревожные предчувствия. Выбрав телевизор и договорившись с продавцами о том, чтобы его загрузили в машину, она вышла на улицу. И вдруг среди людей, спешивших за покупками, мелькнуло знакомое лицо.

Нет, не может быть… Дин тряхнула головой, и лицо исчезло, расплавилось в потоке других лиц. Наверное, почудилось… Все оттого, что уже несколько месяцев она живет двумя жизнями. И если одна наполнена счастьем, теплом, радостью и весной, то вторая — ложью, тревогами, страхом и вечной стужей.

На первый спектакль с участием дочери Дин надела роскошное красное платье, расшитое огненно-рыжими, в тон ее волос, цветами. Виктор выразил свое восхищение страстным поцелуем, заявил, что миссис Отвертка выглядит на зависть всем домохозяйкам, а когда они уже подходили к школе, посетовал на то, что до сих пор не сшил ни одного наряда для своей красавицы-жены.

— Красавицы? — хмыкнула Дин. — Помнится, кто-то говорил, что на меня страшно смотреть.

— Забудь, я был идиотом. Хотя, надо сказать, с тех пор ты очень переменилась. Но, думаю, дело не только в платьях. Я ведь не разлюблю тебя, если ты наденешь свой рабочий комбинезон и кепку.

— Надо будет проверить, — улыбнулась Дин. — Может, заглянуть сегодня в спальню в этом наряде?

На лице Виктора появилось такое обиженное выражение, что она расхохоталась.

— Вот теперь я тебя узнаю. Надутые, как воздушный шарик, губы и взгляд мальчика, которому девчонка дала пинка. Конечно, ты выгонишь меня из спальни.

— Не выгоню.

— Нет, выгонишь.

Виктор схватил ее так крепко, что Дин чуть не вскрикнула. Она попыталась вырваться — ведь они стояли на ступенях школы. Но из объятий Виктора вырваться оказалось не так-то просто, к тому же очень скоро она почувствовала, что ей совсем не хочется, чтобы он ее отпускал. Она закрыла глаза и снова почувствовала себя героиней романтической комедии, рождественской сказки, у которой непременно должен быть хороший конец.

И, когда губы Виктора слились с ее губами, Дин показалось, что она задыхается от внезапного счастья. Счастья, которое зажигало ее изнутри, как радостный праздничный фейерверк, счастья, которое охватило ее, окутало, согрело, как горячий глинтвейн. Счастья, на которое Дин никогда не надеялась, которого не ждала… Да, ей, может быть, следовало очнуться, опомниться, оттолкнуть Виктора, с жадной нежностью впившегося в ее губы. Но кто окажется таким разумным, чтобы оттолкнуть от себя внезапно дарованное счастье?

— Вы что, с ума тут посходили? — раздался рядом с опьяневшими от поцелуя Виктором и Дин противный сухой голосок. — Целуются прямо на пороге школы! А потом ваши родители…

Дин повернула к мисс Скрипл свое лицо. Учительница ошарашенно уставилась на родителей учеников, к которым она испытывала, так сказать, особенно теплые чувства.

— Господи, я думала, это школьники, — пробормотала она, немного смутившись. — А это, оказывается, чета Беллвудов решила преподать урок хороших манер ученикам лайтфордской школы.

— А что в этом плохого? — с обезоруживающей улыбкой посмотрел на мисс Скрипл Виктор. — По-моему, быть счастливыми — не самый плохой пример для подражания.

Мисс Скрипл как-то обиженно хмыкнула, но ответить ей было нечего. Она зашагала вверх по ступеням, прямая и несгибаемая, как палка.

Мэгги, у которой, если верить словам мисс Скрипл, не было даже намека на талант, блестяще сыграла роль маленькой девочки, которая небезуспешно пыталась найти Рождество, спрятанное злой колдуньей в волшебную картину. Зал, полный родителей школьников и учителей, громко аплодировал юному дарованию.

— Только бы она теперь не загордилась, — шепнула Дин Виктору. — Иначе придется обращаться к доку Бентону, чтобы лечил ее от звездной болезни.

Когда Дин, дети и Виктор вышли из школы, то обнаружили, что с неба пушистыми хлопьями падает первый снег. Мэгги, совершенно позабыв о том, что она талантливая актриса, начала бросаться в брата снежками, а Виктор подхватил идею и попал снежком в пушистый воротник пальто Дин. Та, весело хохоча, запустила снежком в Виктора, угодив ему в переносицу.

— Спасибо, любимая! — крикнул Виктор, стряхивая с лица пушистые снежинки. — Хорошо, что снег еще мягкий. Иначе твой снежок расквасил бы мне нос.

Дин снова расхохоталась, но вдруг ее взгляд упал на фигуру, стоявшую под фонарем возле школьного забора. Смех оборвался, когда она поняла, что ошиблась, подумав, что знакомое лицо, вчера увиденное ею в Паркстауне, было всего лишь игрой воображения. Мужчина, стоявший за воротами школы, отвернулся и пошел прочь.

Норрис Хэмптон не заставил бывшую жену долго ломать себе голову, чтобы понять, зачем он приехал в Лайтфорд. Уже на следующий день почтальон принес Дин коротенькое письмо, к которому прилагалось несколько снимков с запечатленными на них счастливыми лицами детей, Виктора и самой Дин. В письме были четко изложены требования Норриса Хэмптона.

Дин была далека от мысли, что Норрис хочет увидеться с детьми, но содержание письма оказалось для нее неожиданным и даже шокирующим. Бывший муж, как выяснилось, надеялся выручить довольно солидную сумму за то, что ни с кем не поделится информацией, которой он располагает о Викторе Гудроу, погибшем несколько месяцев назад в автокатастрофе.

Прочитав письмо, Дин почувствовала себя раздавленной. Вот и случилось то, чего она так боялась… Но откуда Норрис, который никогда не бывал в этих краях, мог знать хоть что-то о Викторе? Дин понимала, что ответ на свой вопрос получит лишь тогда, когда встретится с человеком, которого надеялась никогда больше не увидеть.

В качестве обратного адреса Норрис указал придорожный мотель, находившийся на окраине Паркстауна. Дин хотела поехать туда немедленно, но ее планы изменил звонок Норы Райли. Подруга сообщила, что частному детективу удалось собрать о Викторе Гудроу и его загадочной «гибели» довольно много интересных фактов.

Хорошо подумав, Дин решила, что правильнее будет вначале побеседовать с детективом, а потом, вооружившись знаниями, которые могут сыграть не последнюю роль в ее разговоре с бывшим мужем, ехать в мотель.

Детектив с забавной фамилией Ружик оказался молодым человеком, что, впрочем, не сказывалось на его профессионализме. Джад Ружик обладал аналитическим складом ума, был на редкость внимателен к деталям и привык ничего не сбрасывать со счетов.

Дин поспешила рассказать ему о своей новой беде — шантаже со стороны бывшего мужа, и Джад сразу заявил, что она ни в коем случае не должна поддаваться на уговоры шантажиста.

— Поймите, миссис Беллвуд, — усадив Дин на широкое кожаное кресло и налив ей кофе, начал Джад, — если вы заплатите ему один раз, придется платить и в другой, и в третий. Люди, подобные вашему бывшему мужу, редко ограничиваются одним обращением к объекту шантажа. Он выпотрошит вас до цента и только тогда успокоится.

— Я понимаю, — кивнула Дин. — Мне давно надо было поговорить с Виктором. Но я боюсь, что если он вернется домой, в Паркстаун, если все узнают о том, что он жив… то тогда его убьют уже наверняка.

— Разделяю ваши опасения, миссис Беллвуд, — кивнул детектив. — Тем более что мне удалось разузнать весьма любопытную информацию. Надо сказать, не без помощи тех фотографий, что вы мне дали… Как я понимаю, вы не знали, что Виктор Гудроу женат?

Дин сжала кожаные подлокотники кресла с такой силой, что ее рукам стало больно. Да, она узнала то, чего так боялась, то, о чем не хотела думать… У Виктора была не просто другая женщина, он был женат… Господи, да почему же был? Виктор женат, его жена все это время страдала, мучилась, а она, Дин…

— Миссис Беллвуд?

Дин закрыла глаза, чтобы не разрыдаться от боли и отчаяния перед детективом, которому, впрочем, такие сцены были уже не в диковинку. Заставив себя открыть глаза, она посмотрела на Джада Ружика и покачала головой.

— Нет, не знала. Только предполагала.

— Он был женат, точнее, женат и сейчас — с учетом того, что его по ошибке объявили погибшим. Его жена… — При каждом слове «жена» Дин с трудом пыталась унять дрожь, начинавшуюся в коленях и поднимавшуюся к самому горлу. — Клементина Гудроу является наследницей не только дома и состояния Виктора, но и бизнеса, которым он, как выяснилось, заправлял только на бумаге. На деле же в компании Виктора Гудроу, которую он в свою очередь унаследовал от ныне покойного отца, хозяйствовал некто Кристиан Торнтон, хороший друг нашего незадачливого дельца. Собирая сведения о Клементине Гудроу, я выяснил, что замуж эта дама из уважаемой в Паркстауне семьи вышла, имея не очень-то богатое приданое, из чего я сделал вывод, что между родителями Виктора и родителями Клементины вполне могло быть заключено что-то вроде сделки — возможно, негласной. Генри Гудроу, отец Виктора, скорее всего выгадывал благодаря этой сделке перспективу иметь хорошие связи среди влиятельных людей, а для отца Клементины — кстати говоря, многодетного отца — немаловажно было обеспечить безбедное будущее хотя бы одной из своих дочерей… Понимаете, о чем я? — Дин неопределенно мотнула головой. — Сосредоточьтесь, миссис Беллвуд. Я не утверждаю, что брак был заключен только по расчету — молодые могли и не знать о планах своих родителей, — но факт остается фактом: в случае смерти мужа Клементина Гудроу получала все его состояние. В том числе и компанию, которую, правда, она могла продать только при выполнении какого-то нелепого условия, которое ее свекор указал в завещании… Если бы Клементина и Виктор, к примеру, развелись, то дело решалось бы в суде и в ход могли пойти многочисленные уловки адвокатов. Миссис Гудроу, отважившись развестись с мужем, имела бы риск остаться с довольно скромной суммой денег, а если бы, к примеру, на суде всплыл факт ее измены, то и вовсе ничего не получить… Вам, наверное, все это не очень понятно, но поверьте мне на слово — для женщины, привыкшей к роскоши, остаться без мужниных капиталов равносильно смерти… — Дин молчала, хотя уже понимала, куда клонит Джад Ружик. — Кстати, об измене… Фотографии, которые вы мне передали, сыграли очень большую роль во всей этой истории. Вы, наверное, и не подозревали, что на снимках — миссис Гудроу и хороший друг Виктора, о котором я уже говорил.

Дин покачала головой — она была потрясена, ей было невыносимо жаль Виктора, но слова детектива подарили ей небольшое облегчение. Если Клементина изменяла Виктору, то, может, она, Дин, не такая уж дрянь… Впрочем, утешение было слабым.

— Так вот, — продолжал детектив, — если бы, увидев эти фотографии, Виктор решил развестись со своей женой, то Клементине Гудроу было не на что рассчитывать. Суд нашего штата трактует факт измены одного из супругов как нарушение обязательств, данных при заключении брака. Клементина осталась бы ни с чем, а я уже объяснял, что это такое для женщины с ее запросами.

— Я не совсем понимаю, — пролепетала Дин. — Хотите сказать, Виктор собирался с ней развестись?

— Миссис Беллвуд, — укоризненно покосился на нее Джад Ружик. — Вернитесь на землю. Я понимаю, что вы ошарашены тем, что мистер Гудроу женат, но все же постарайтесь меня услышать. Я не знаю, собирался ли Виктор Гудроу развестись со своей женой или нет — об этом может знать только он сам, потому что наверняка рассматривал фотографии, которые получил перед тем, как потерял память и очнулся в лайтфордском парке. И его смерть, смерть владельца крупной компании, была выгодна не столько его конкурентам — что усердно муссирует желтая пресса, — сколько женщине, которая боялась в случае развода потерять все: имя и деньги.

— Разве это все? — пробормотала Дин.

— Для Клементины Гудроу — все.

— Значит, вы думаете, что именно она пыталась убить Виктора?

— Думаю, она могла заказать убийство. Слишком много совпадений: вначале Виктор получает эти фотографии, а потом в его машине отказывают тормоза.

— Но как вышло, что он не оказался в той машине? — уставилась на детектива Дин.

— Я могу только предполагать, — пожал плечами Джад Ружик. — В тот вечер Виктор Гудроу был на благотворительном вечере, который организовала подруга его жены. Машину он оставил неподалеку от ворот особняка. Он мог потерять ключи, или кто-то украл их у него, я не знаю. Во всяком случае, этот кто-то, сам о том не подозревая, спас Виктору жизнь. Судя по всему, Виктор Гудроу не сел в машину, потому что был смертельно пьян. Он мог вызвать такси, но я не знаю, зачем ему понадобилось ехать в Лайтфорд. Может, спьяну он перепутал адрес. Но думаю, его жена была уверена, что он сядет в свою машину. Поэтому кто-то, пока он болтал с гостями, творил чудеса с тормозами… Кстати, у меня есть определенная уверенность в том, что фотографии Виктор Гудроу получил от человека, который тоже находился на благотворительном вечере. Есть подозрение, что их передала ему тетка, Элизабет Гудроу. Уж больно странным мне показалось, что, узнав о смерти внука, довольно бодрая и бойкая старушенция отправилась прямиком в больницу и впала в кому.

— Что? — ошарашенно посмотрела на Джада Ружика Дин.

— Врачи говорят, старушка упала с лестницы. Кроме нее в доме живет только кот, поэтому свидетелей, естественно, не было… Странное совпадение, не правда ли? Еще меня интересует личность этого Кристиана Торнтона, друга, который подложил Виктору такую свинью с Клементиной. Едва ли он был заинтересован в том, чтобы владелец компании узнал о романе своего заместителя со своей же женой. Так что Кристиан и Клементина могли быть сообщниками. Но, думаю, если мистер Торнтон таким образом надеялся прибрать к своим рукам бизнес Виктора, то они с миссис Гудроу к настоящему времени уже должны были пожениться… Впрочем, соблюдение внешних приличий имеет для этого общества большое значение. Поэтому я не исключаю, что о своих отношениях Кристиан и Клементина решили до поры до времени не заявлять. Не так уж много воды утекло с тех пор, как миссис Гудроу стала вдовой. И, кстати, сообщу — чтобы совесть вас не слишком мучила: нельзя сказать, чтобы она убивалась по мужу… Это все, что я знаю на данный момент. — Джад Ружик внимательно посмотрел на Дин, которая в тот момент больше напоминала манекен, выставленный в витрине лайтфордской «Моды». — Соберитесь с мыслями, миссис Беллвуд. Вам нужно принять решение.

— Я знаю, — кивнула Дин.

Решение она уже приняла. Лгать Виктору дальше уже нельзя. Платить Норрису Хэмптону за молчание, которое, по сути, уже ничего не решало, глупо и бессмысленно.

— Я не буду ждать, пока Виктор все вспомнит. — Дин решительно поднялась со стула и посмотрела на Джада Ружика своим пронзительно-голубым взглядом, который, если верить словам Виктора, любого мог превратить в камень. — Нужно скорее обо всем ему рассказать. Но мне понадобится ваша помощь, детектив. Я несколько месяцев обманывала Виктора, и теперь он может мне не поверить. В этом случае вы подтвердите мои слова.

— Я, конечно, сделаю все, что возможно, — кивнул детектив. — Правда сразу предупреждаю: встревать в семейные разборки не входит в круг моих обязанностей.

Дин горько улыбнулась и кивнула, подумав о том, что Виктор вряд ли посчитает ее своей семьей, когда узнает, кто он на самом деле.

 

14

Когда Дин вошла в дом, ее тут же охватило горькое чувство пустоты и утраты. На мгновение ей даже показалось, что Виктор уже исчез из ее жизни, хотя она еще ничего ему не рассказала.

Дом и в самом деле был удивительно пустынным. Мэгги и Дэн ушли на день рождения к детям Фэтчеров, но Вик собирался остаться дома, чтобы работать над заказами, от которых у него шла кругом голова. Однако, поднявшись на второй этаж, Дин не услышала трескотни швейной машины из комнаты для гостей, оборудованной Виктором под швейную мастерскую.

— Вик? — Дин постучала в комнату, но ответа не последовало. Заглянув в мастерскую, она никого в ней не обнаружила. Может быть, Виктор решил заглянуть к бабуле Джесс — он ведь часто обращался к старушке за советом…

Дин почти бегом спустилась с лестницы.

— Кажется, его нет дома, — сообщила она детективу, который дожидался ее в гостиной.

— Может, это все объяснит? — Джад Ружик протянул ей исписанный мелким почерком лист бумаги. — Я нашел его здесь, на столе.

Дин дрожащими руками взяла листок. Это было письмо от Виктора.

«Дин… Или миссис Беллвуд… Теперь я уже не знаю, как мне к тебе обращаться… Случилось то, чего ты так боялась — или чего так ждала? — ко мне вернулась память.

Это случилось внезапно, как будто у меня в голове взорвалась «галактика», о которой все твердил док Бентон. По телевизору шла какая-то передача, и я увидел лицо человека, с которым когда-то учился в университете. Он живет теперь в Нью-Орлеане, но это не имеет значения. Моя память как будто зацепилась за это лицо, и дальше клубок воспоминаний начал разворачиваться сам собой… Я вспомнил всю свою жизнь и, конечно, тот день, когда со мной случилось несчастье.

Как ни странно, первой мыслью, мелькнувшей у меня в голове, было желание найти тебя и обрадовать. И лишь потом, спустя несколько мгновений, я понял, что произошло на самом деле.

Я пытался понять, зачем тебе понадобилась вся эта чудовищная ложь, которой ты пичкала меня все время, что мы провели вместе. Достаточно было пойти в полицию или вызвать врача. Мне оказали бы помощь, и вряд ли я стал бы этому противиться… Единственное объяснение истории, которую ты сочинила, — твое желание отомстить мне за тот роковой для меня день, когда я скверно повел себя с тобой и с наш… (зачеркнуто) твоими детьми. Но для мести ты выбрала слишком уж изощренный способ. Ты сделала больно не только мне, но и себе самой, и детям.

Что ты за человек, Дин Беллвуд? Как можно было втягивать в это детей? Я не понимаю, я пытаюсь тебя понять, но ничего не выходит.

Говорить с тобой я не смог, поэтому решил оставить письмо. Я возвращаюсь в ту жизнь, которой ты меня лишила, но точно знаю, что уже никогда не стану тем человеком, каким был раньше. Может, это хорошо — одним отвратительным и заносчивым снобом станет меньше. Может, это плохо — после того, что со мной сделала моя законная жена, а потом и ты, Дин, едва ли я смогу кому-нибудь поверить.

Прошу тебя, не пытайся звонить мне, разыскивать меня. Для меня сейчас встреча с тобой равносильна попытке человека выпить напиток, которым его уже пытались отравить. Прости за сравнение, но это так.

Что касается Мэгги и Дэна, я не могу их винить. По сути, у них не было отца, поэтому они так скоро привязались к своему придуманному папе. Дети дали мне очень многое, многому меня научили, и я боюсь, что если, как и твой бывший муж, исчезну из их жизни навсегда, то их души очерствеют и закроются навсегда. Я хочу и впредь видеться с ними, приглашать их к себе, помогать им делом и советом, но, прошу тебя, Дин, избавь меня от своего присутствия, когда я буду проводить время с детьми.

Вот и все. Я думал, что, пока буду писать, пойму ту женщину, что обманула меня, немного больше, чем понимал до того, как сел за это письмо. Увы, я ошибся. У этой чудовищной лжи нет никакого объяснения… Я люблю тебя, Дин, но сделаю все, чтобы навсегда вытравить из сердца это чувство, обманчивое, как и ты сама.

Виктор Белл… (зачеркнуто) Гудроу».

Дин села на диван и, совершенно не стесняясь детектива, который немедленно занялся изучением письма, горько разрыдалась.

Что она знала об одиночестве, пока не встретила Виктора? Когда ты привык быть один, одиночество не кажется таким страшным и непоправимым. Гораздо ужаснее остаться одному, когда ты встретил свою настоящую любовь, самого близкого тебе человека и вдруг потерял его навсегда…

У Дин было такое чувство, будто кто-то взял и зачеркнул толстым черным фломастером ту часть ее жизни, которую она считала счастливой. Если бы она могла потерять память, как Вик… Если бы могла забыть о нескольких месяцах, которые перевернули ее жизнь… Если бы док Бентон погрузил ее в гипнотический сон и стер все ее воспоминания к чертовой матери… Если бы… Но Дин понимала, что этого с ней не случится.

— Простите, миссис Беллвуд, — позвал ее детектив. — Вы выбрали не лучшее время для рыданий. Если вы не хотите, чтобы вашего… чтобы мистера Гудроу убили, лучше вам успокоиться и мыслить трезво. Если вам все равно — моя миссия закончена и я ухожу.

Вначале Дин хотела обозлиться на бесчувственного детектива Ружика, но очень быстро поняла, что он прав. Что толку от ее рыданий? Если с Виктором что-то случится, ее боль станет еще невыносимее… Да, она потеряла его, но по крайней мере пока еще может спасти ему жизнь. И должна это сделать.

— Хорошо, — сдавленным голосом произнесла Дин. — Только я пока не знаю, что делать. С Виктором говорить бессмысленно, он все равно никому сейчас не поверит. Может быть, обратиться в полицию?

— У меня есть кое-какие соображения, — улыбнулся Джад Ружик. Он испытал облегчение, поняв, что его клиентка не из тех дамочек, которые, впав в истерику, перестают что-либо соображать. — Идти в полицию я бы вам не советовал. Доказать, что мистера Гудроу пытались убить, все равно не удастся. Клементину Гудроу можно уличить только в измене — но что это меняет? Полиции плевать, с кем встречается жена человека, которого уже три месяца как объявили покойником. К тому же едва ли вам удастся доказать, что снимки сделаны до того, как Виктор потерял память и был объявлен мертвым. А если и докажете, на это уйдет время, которого у нас нет. Как только мистер Гудроу объявится в городе и его жена узнает, что ее супруг жив, будьте уверены, она сделает все, чтобы «воскрешение» Виктора длилось недолго. Я уже не говорю о связях ее папочки — узнав, кого вы пришли обвинять в убийстве, полицейские расхохочутся вам в лицо и в лучшем случае в шею вытолкнут вас из участка. А в худшем — обвинят в клевете и возьмут под арест. Вы же этого не хотите?

— Конечно, нет, — покачала головой Дин. — Я хочу защитить Виктора, а не сесть в тюрьму вместо его жены.

— Благородное желание, — кивнул детектив Ружик. — Постараемся его осуществить. Помнится, вы говорили, что ваш бывший муж хочет заработать денег? Думаю, мы сможем предоставить ему эту возможность…

Дин испытала громадное облегчение, когда Норрис согласился — разумеется, не бескорыстно — снова прибегнуть к шантажу. На этот раз объектом шантажа должна была стать вовсе не Дин, а Клементина Гудроу, да и шантажом действия Норриса можно было назвать лишь с натяжкой.

Ему предстояло продать Клементине информацию, которую она сможет использовать против Виктора в том случае, если он попытается развестись с ней, лишив ее всех материальных благ. Фотографии «счастливой семьи» пропавшего Виктора Гудроу могли произвести в суде эффект разорвавшейся бомбы. Муж несчастной Клементины Гудроу не только заставил жену оплакивать его гибель, но и стал почти что двоеженцем. Можно было не сомневаться, что суд стал бы на сторону несчастной «вдовы», жертвы мужниных сумасбродств.

Такое положение вещей в корне меняло дело — теперь миссис Гудроу могла развестись, не прибегая к экстремальным мерам, на которые уже пошла несколько месяцев назад.

Нельзя сказать, чтобы Дин с самого начала одобрила эту идею, но выбора не было: либо Виктор в буквальном смысле слова «заплатит» за свою измену в суде, либо в один прекрасный день сядет в машину без тормозов или наткнется на грабителя в темной подворотне…

Норрису Хэмптону, которого Дин нашла совершенно опустившимся за те годы, что они не виделись, было совершенно все равно, от кого он получит деньги. Глядя на него, Дин уже не верила в то, что когда-то была его женой.

В Паркстаун, как выяснилось, Норрис приехал в надежде, что Дин откупится от его притязаний на детей. Однако, когда он сделал несколько снимков Дин с ее новым мужем, а потом выяснил, кем на самом деле является этот человек, в его голове возник хитроумный план, благодаря которому он мог получить деньги и от Дин, и от довольно богатой дамы, которая являлась законной женой мужчины, выдающего себя за мистера Беллвуда.

Если бы Дин и детектив Ружик не поспешили в мотель на окраине города, Норрис, до сих пор не получивший ответа от бывшей миссис Хэмптон, стоял бы у ворот Клементины Гудроу. Впрочем, Норрис рисковал не получить ни цента — не исключено, что Клементина уже знала о том, что ее муж «воскрес» из мертвых.

Как выяснилось, так оно и было. Во всяком случае, Норрис утверждал, что лицо Клементины Гудроу мало чем отличалось от восковой маски, когда она открыла ему дверь.

Миссис Гудроу не раздумывая согласилась на предложение Норриса, правда у нее не оказалось наличных, поэтому Клементина попросила его посидеть в каком-нибудь кафе, пока она снимет со счета нужную сумму. Миссис Гудроу сдержала обещание и вручила Норрису обещанную сумму. Тот в свою очередь отдал ей снимки и негативы, посоветовав съездить в Лайтфорд, где она непременно найдет свидетелей, которые смогут показать под присягой, что мистер Гудроу, пока его жена горько оплакивала свою утрату, спокойно жил с другой женщиной и воспитывал двоих ее отпрысков.

Предусмотрительный детектив Ружик, воспользовавшись тем, что Норрис оказался не слишком наблюдательным человеком, записывал все разговоры с шантажистом на диктофон, а потом передал маленькую кассету Дин.

— Ну вот и все, — улыбнулся он своей клиентке. — Этим, — детектив кивнул на кассету, — вы обезопасите себя от Норриса, если он снова вздумает вас шантажировать. Достаточно предъявить это суду, и никто не даст ему и близко подойти к вашим детям. Что до грядущего развода Виктора Гудроу… Воля ваша, оставаться в Лайтфорде или уехать подальше, чтобы соседи не показывали на вас пальцем всякий раз, как вы пойдете по улице.

— Я решила уехать, — ответила ему Дин. — К тому, что соседи судачат, мне не привыкать, но я не хочу, чтобы дети пережили этот ужас.

Дин вернулась домой под вечер, совершенно опустошенная. Ей не хотелось видеть никого: ни бабулю Джесс, которую попросила посидеть с детьми, ни даже детей, на чьи вопросы сейчас она не могла ничего ответить. Дин пыталась утешить себя тем, что Виктору больше ничто не угрожает, но даже это утешение не смогло поднять ее дух.

Надо было срочно продавать дом и снова собирать вещи. Надо было уезжать, но сначала решать куда. Надо было заставить себя хотя бы что-то делать, но Дин испытывала одно лишь желание: лечь, уткнувшись лицом в подушку, заснуть и больше никогда не просыпаться…

Ход ее мыслей быстро изменился, когда она вернулась домой, но ни детей, ни бабули Джесс там не застала. Дин обежала весь дом, а потом кинулась на другую сторону улицы, к соседке. Бабуля Джесс сообщила, что дети легли у себя дома спать, сказав, что скоро приедет их отец, и она со спокойной совестью отправилась домой.

Дин готова была рвать на себе волосы, когда напуганная ее состоянием бабуля Джесс, ничего не знавшая о том, что Виктор Беллвуд умер, а Виктор Гудроу воскрес, предложила позвонить в полицию.

— Нет, с полицией пока подождем, — ответила Дин, озаренная неожиданной догадкой. Она начала подозревать, куда могли уехать ее дети.

Мобильник Виктора, разумеется, не отвечал. Дин села в грузовичок и помчалась в Паркстаун. Вероятно, Мэгги и Дэн прочитали письмо, которое Дин по неосторожности забыла на столе в гостиной, и поехали туда, откуда несколько месяцев назад их трио выгнали с позором.

Дин с ужасом представляла, как ее несчастные дети мерзнут под крыльцом Викторова дома, куда он, судя по всему, не вернулся. Будь иначе, его жена не стала бы платить за фотографии, да и Норрис наверняка бы столкнулся с ним в доме.

Где он мог остановиться? В гостинице? У друзей? Где будут искать его дети? Что скажет Клементина Гудроу, когда увидит на своем пороге женщину, с которой жил ее муж? Впрочем, последний факт уже мало тревожил Дин. Она не чувствовала вины перед человеком, способным на убийство ради денег. Поэтому, когда служанка Виктора, фру Тильда, с постным лицом открыла ей дверь, Дин и не думала переживать из-за возможной встречи с Клементиной.

Дин сразу спросила, дома ли мистер Гудроу, на что фру Тильда ответила, что не станет говорить о мистере Гудроу с женщиной, которую видит первый раз за свою долгую жизнь. Дин хотела напомнить пожилой даме об их первой встрече, однако не стала, ограничившись вопросом, не заходили ли спросить о мистере Гудроу двое ребятишек: мальчик с рыжими волосами и большеглазая девочка.

Фру Тильда сказала, что не обязана докладывать о том, кто заходил в хозяйский дом, невесть кому, и собралась уже было захлопнуть дверь перед носом Дин, как вниз, привлеченная голосами, спустилась миссис Гудроу.

Выглядела она куда лучше и бодрее, чем описывал ее Норрис. Не мудрено, со злостью подумала Дин, эта ведьма уже получила все, что хотела… Сразу догадавшись, кто к ней пришел, Клементина Гудроу отправила фру Тильду на кухню и с натянутой улыбкой сообщила Дин, что «своего любовника» она может найти в доме его тетки, Лиз Гудроу.

— Ваши дети уже были здесь, — заявила она, окинув Дин снисходительным взглядом. — Искали своего нового папочку… Так что можете сказать мне спасибо за то, что я дала им адрес.

— Спасибо, — сквозь зубы процедила Дин. Она испытала огромное облегчение, узнав, что дети нашлись, и все же ей пришлось постараться, чтобы перебороть желание сказать Клементине Гудроу, что та представляет собой на самом деле. — Не могли бы вы и мне дать этот адрес? — с ледяной вежливостью спросила Дин.

Скривив рот в пренебрежительной улыбке, Клементина продиктовала адрес.

— Да, кстати, передайте Виктору, что я сама подам на развод, — с деланой небрежностью добавила миссис Гудроу. — Так что на вашем месте я бы не разевала рот на его состояние.

— На вашем месте, — Дин посмотрела на Клементину Гудроу тем взглядом, которого так боялся Виктор, — я бы вообще его не разевала, а то пахнет помоями. Удачного развода.

Оставив остолбеневшую от такой наглости миссис Гудроу на пороге Викторова дома, Дин запрыгнула в грузовичок и поехала по продиктованному адресу, мысленно готовясь к взбучке, которую она устроит детям. Встретившись с почти уже бывшей женой Виктора, Дин почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере с Виктором теперь все будет в порядке. Жаль, что придется платить этой гадине, но теперь его жизнь будет в безопасности.

Подъехав к дому тетки Виктора, Дин похолодела. У ворот стояла полицейская машина, а вокруг столпились зеваки из соседних домов. Дин почувствовала уже знакомую дрожь в коленях и на ватных ногах вышла из грузовичка. Оставалась одна надежда — Клементина нарочно дала ей неправильный адрес.

Дин подбежала к толпе, сгрудившейся возле ворот, и чужим от страха голосом спросила у первого попавшегося, чей это дом и что в нем случилось.

— Здесь живет Элизабет Гудроу, но она сейчас в больнице, — начала объяснять Дин какая-то тетка в пальто, наброшенном поверх халата. — К ней в дом, кажется, кто-то из родных приехал. Потом начали стрелять, вроде кого-то укокошили. Вызвали полицию, «скорую», сейчас все узнаем.

Дин почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.

— Мэгги, Дэн! — закричала она, прорываясь сквозь скопление зевак. — Господи, да пустите же вы меня! В доме мои дети!

— Мама! — донесся до Дин крик сына.

Любопытные соседи Лиз Гудроу наконец решили уступить ей дорогу, и Дин смогла увидеть, как дети спускаются с крыльца и бегут к ней. Она кинулась им навстречу и сжала обоих в объятиях. Из дома вышли полицейские с носилками, на которых лежал кто-то, и этого кого-то Дин мучительно боялась увидеть.

Виктор! — пронеслось у нее в голове, и она почувствовала, как сердце, висевшее на тоненькой ниточке надежды, оторвалось и упало куда-то вниз. Дин уткнулась лицом в волосы дочери и изо всех сил зажмурила глаза, чтобы только не видеть того, кого полицейские выносят из дома.

Все кончено… Вот теперь все действительно кончено, подумала она и опустила лицо вниз, так, чтобы дети не смогли увидеть выражения беспредельной тоски, которое было на нем написано. Распущенные волосы хлынули по ее щекам, впитывая слезы, которые градом посыпались из глаз.

— Вот уж не подумал бы, что ты приедешь сюда и будешь рыдать под моими окнами, — донесся до Дин знакомый мягкий голос. — Рассказать такое про миссис Отвертку в Лайтфорде — никто и не поверит…

Не веря своим ушам, Дин подняла голову и тут же наткнулась на чьи-то теплые, самые желанные на свете губы. Губы своего мужа…

 

Эпилог

В парикмахерской «Леонардо» домохозяйки Лайтфорда частенько собирались только затем, чтобы снова и снова услышать увлекательнейшую историю, которую с упоением рассказывала мисс Тальбот.

— И представьте себе, — повернулась к своим слушателям мисс Тальбот, совершенно не обращая внимания на молоденькую парикмахершу, которая уже битый час пыталась подстричь ее не слишком-то густые волосы, — оказалось, бывшая жена этого мистера Гудроу даже не знала, что ее любовник… ну, этот Кристиан или Кристофер… целых два раза пытался укокошить ее мужа. Он надеялся, что после этого они с бывшей миссис Гудроу поженятся и он станет владельцем всей компании. Но не тут-то было… Первый раз этот Кристофер нанял человека, чтобы тот испортил тормоза в машине мистера Гудроу, но по недоразумению угробил какого-то бродягу, который пытался угнать эту машину. Мало того, этот Кристофер или Кристиан скинул с лестницы бедную старушку — кажется, тетушку мистера Гудроу, — которая полгода лежала в коме, но, по счастью, осталась жива и очнулась. Говорят, она знала, что жена мистера Гудроу ему изменяет, и предупредила этого Кристофера, чтобы он не лез в чужую семью. А когда этот самый Кристиан во второй раз попытался отправить мистера Гудроу к праотцам, того спасли ребятишки Дин Беллвуд. Я всегда говорила, что у Дин Беллвуд растут очень смышленые детки… Так вот, когда убийца, которого нанял этот Кристиан или Кристофер… нацелил на мистера Гудроу пистолет, Дэн Беллвуд возьми да и выскочи из шкафа со своим игрушечным пистолетиком… Убийца аж пистолет выронил, до того опешил. А мистер Гудроу не растерялся, подобрал оружие и прострелил тому ногу… Ну, что было дальше-то вы знаете… Наш мистер Гудроу вернулся в Лайтфорд, развелся с женой, которой оставил свой дом и часть состояния, что получил от отца в наследство, женился на Дин Беллвуд и усыновил ее детишек. А потом они с женой открыли магазин детской одежды и свою автомастерскую, в которую теперь все ездят чинить машины… Поговаривают, что мистер Гудроу очень скоро продаст свою компанию в Паркстауне, поделит деньги с тетей и потратит часть суммы на обустройство нашей лайтфордской школы. Вот такие люди живут в нашем городе. А вы говорите, в Лайтфорде скучно…

Хозяйка парикмахерской Оливия Митчелл, вышедшая в зал, подумала, что Гарриет Тальбот абсолютно права, но только, как всегда, забыла сказать о самом главном. Дин и Виктор безумно любят друг друга, а когда встречаешь их семью на улице даже в самое холодное время года, то невольно думаешь, что в душе у каждого из них царит весна…