- Признаться, я даже немного рада, что мы наконец–то покинули Сиань, — сказала Ёми, откидывая капюшон и позволяя своим длинным распущенным волосам развеваться на ветру, подобно знамени из черного шелка. — Конечно, в целом этот городок был неплох, но ничего хорошего там с нами тоже не случилось.

Ехавший рядом Ли лишь молчаливо согласился с къёкецуки. Здесь под бесконечным голубым небом на бескрайней зеленой равнине стены и дома степной столицы, оставленные далеко позади, и вправду казались чем–то крохотным, тесным и немного абсурдным, совсем не вписывающимся в красоту этого древнего и девственного пейзажа.

Вторую неделю маленький отряд тайпэна Ханя в сопровождении десятка нукеров кагана Торгутая шел незримыми тропами, известными лишь коренным обитателям этих мест, через великую степь, отделявшую Империю своим широким поясом от всех других земель, претендовавших на звание культурных и цивилизованных. За время их похода манериты рассказывали немало баек о тех краях, в основном о трех царствах Срединных земель, выходцы из которых были нередкими гостями в Империи. Кое–что кочевники знали и слышали о богатых городах, лежащих среди бескрайних песков к югу от упомянутых государств, а также о морских портах, густо облепивших побережье чуждого моря, раскинувшегося к западу. Именно туда со своим товаром чаще всего стремились купеческие караваны, и Ли по былым урокам в дзи–додзё помнил, что закон и власть в тех местах принадлежит иноземным торговым домам, не имеющим единого правителя и потому постоянно грызущимся между собой. О множестве маленьких царств, некоторые из которых были меньше иных провинций Империи и лежали к северо–западу, кочевникам рассказывал уже сам тайпэн. Когда–то они были большим и могущественным государством, но смуты и алчность знати подточили былую силу и обратили огромные пространства в лоскутное одеяло, где вели свои бесконечные стычки царьки, градоправители и военные вожди широкоглазых. К этим историям с интересом прислушивались не только манериты, но и къёкецуки. Особенно сильное любопытство и множество вопросов вызвал рассказ о совсем уже далеких северных краях, где среди льдистых морей, изломанных фьордов и густых лесов обитали могучие бородатые люди–медведи, чьи былые захватнические походы до сих пор внушали ужас и страх всем ближайшим соседям. Еще мальчишкой Хань с изумлением и неверием читал о белокаменных городах, скрывающихся среди непроходимых чащоб, и о громадных кораблях, которые бородачи–великаны перетаскивали на руках из русла одной полноводной реки к высоким берегам другой, и со скрытой радостью дарил теперь эти чувства открытия другим.

Бурные воды Нерулена засверкали на горизонте золотистыми отблесками на пятнадцатый день пути, и Сулика–нойон, подъехавший к Ли, коротко пояснил.

- Мы пойдем по нашему берегу до самых отмелей у Старых Камней, там вы сможете переправиться, и еще через неделю будете в Кемерюке. Каган приказал сопровождать вас только до брода, но если потребуется, мы готовы рискнуть и охранять вас и дальше на землях тиданей.

- Моя благодарность за ваше предложение, но, я думаю, что это будет совсем ни к чему, — отозвался тайпэн, завороженный видом величественной реки, ни в чем не уступавшей Камо или Анхэ, но из–за чистых берегов, нетронутых инженерами и крестьянами, кажущейся по сравнению с ними такой молодой и полной радостной жизнью. — Тидани, хвала предкам, пока еще не враги Империи, и вряд ли станут трогать посланника Нефритового трона, тем более, императорского полководца. К тому же письма и грамоты, что лежат в моей седельной сумке, сами по себе, наверняка, заинтересуют их каганов и убеленных сединами тайша.

Несмотря на то, что это место являлось пограничным рубежом, никаких дозорных сооружение на берегах великой реки Хань так и не заметил. При этом манериты чувствовали себя здесь вполне вольготно и спокойно, как будто древнюю границу от взаимных посягательств хранило нечто большее, чем простая человеческая осторожность. Следуя через густые заливные луга, раскинувшиеся вдоль русла Нерулена, Ли мог лишь удивляться тому, как совсем по–иному воспринимают свою страну уроженцы степных кочевий. И даже сочная зелень трав, поразившая поначалу тайпэна своим обилием, вызывала у манеритов лишь недовольный прищур и разговоры о «злой весенней суши».

Кочевая стоянка неподалеку от цепи невысоких курганов представляла собой большое сооружение из необожженного кирпича, несколько бревенчатых коновязей и широкую долбленую поилку на каменных козлах. И хотя по сравнению с постоялыми дворами Империи, это место выглядело не слишком презентабельно, здесь можно было прекрасно укрыться от непогоды и дать роздых лошадям. Было в этом стойбище и что–то еще, не совсем реальное на взгляд нормального человека. Ведь получалось, что многие поколения люди из самых разных кланов заботились о целостности этих сооружений, везли камень и бревна через степь, гладкую как стол, всегда оставляли после себя хворост и дрова для новых гостей. И при этом, они даже не помышляли о том, чтобы забросить здесь все или же попросту уничтожить, дабы этим не воспользовались враги.

Нукеры кагана Торгутая расседлали большинство коней и освободили их от тяжелой поклажи. Разведя несколько костров, они разбились на группы, кто–то занимался готовкой простого, но сытного ужина, кто–то тренировался в стрельбе или упражнялся с саблей. Къёкецуки решили не терять времени и познакомиться поближе с опасными течениями Нерулена, не особенно стесняясь завороженных взглядов манеритов, следивших за обнаженными и грациозными телами мертвых демонов, скользящих по верхней кромке воды. Ли, которого недвусмысленно приглашали принять участие в этом процессе, памятуя о своей недавней слабости, предпочел отказаться, и спустя какое–то время вообще перебрался на другую сторону лагеря, наблюдая игру ветра над закатной степью. Наверное, поэтому именно тайпэн и заметил первым группу всадников, стремительно приближавшихся к небольшой стоянке.

Сулика отдал короткую команду, и один из нукеров, вскочив на расседланного жеребца, помчался навстречу пришельцам, чтобы поприветствовать их и узнать о цели пути. Хань, как раз подошедший к нойону и собиравшийся завести разговор, отчетливо увидел, как изменилось выражение лица манерита и, поняв, что что–то случилось, обернулся. Лошадь с воином кочевья Баин скакала уже обратно, но ее наездник, откинувшись назад, лежал на крупе животного, и даже с такого расстояния прекрасно было видно стрелы, торчавшие из плеча и живота убитого.

Раздумывать было некогда, и степняки бросились к своим верным коням, благо с детства умели обходиться без седел и прочей сбруи, а знаменитые стеганые кафтаны, прошитые конским волосом и вполне равнявшиеся с иным легким доспехом, многие не снимали даже в родной юрте. Ли, чей шлем и панцирь из стальных пластин остались у очага, где возился Удей, поспешил обратно, чтобы побыстрее вооружиться чем–то большим, чем простой засапожный нож. Гикающий тидань промчался мимо Ханя, уже направляясь к месту разгорающегося боя. Противников было почти вдвое больше, но конные лучники из десятка Сулики не собирались отступать.

Выстроить привычный «хоровод» не вышло ни у одной из сторон, слишком многие бойцы предпочли сразу же схлестнуться в клинки. Нойон кагана Торгутая, оказавшийся единственным тяжеловооруженным всадником в числе оборонявшихся, встречным ударом кончара свалил с коня вражеского воина в богатых доспехах и почти начисто отсек тому правую руку. От удара копья другого наездника, следовавшего следом за первым противником, Сулика мастерски увернулся, свесившись на другую сторону лошадиного торса. Промахнувшийся манерит, поворотил коня, чтобы броситься в преследование, но стрела Удея, ударив сзади, навылет пробила ему горло, заставляя медленно осесть на землю, вывалившись из седла.

Пока степняки рубились с неизвестными и обменивались смертоносными «подарками» из коротких тугих луков, Хань успел облачиться и, прихватив яри, быстро оценить обстановку. Несколько вражеских всадников как раз, проскочив по краю, направлялись к лагерю. Ли уже дернулся было в их сторону, но тонкая и необычайно сильная рука опустилась ему на плечо, легко удержав на одном месте.

- Не спеши, ты здесь не один.

Хищная улыбка Ёми не предвещала врагам ничего хорошего.

Дыхание степи холодило лицо и сердце нукера Колуя, а под седлом грозно храпел буланый конь, его верный соратник в бесчисленных набегах, повидавший за эти годы ничуть не меньше своего хозяина. Дело, порученное каганом, было предельно простым и очень важным. Ни одна желтоухая собака не должна была отыскать костей имперского полководца и его свиты, дабы кочевья манеритов могли сполна насытиться местью тиданям и ракуртам за бесчисленных коней, женщин и овец, что потравили проклятые юртджи, подосланные из Кемерюка. Колуй верил своему кагану, и не смел сомневаться в его правоте, хотя поначалу, мысль о том, что им придется выступить против одного из псов нефритового Императора, вызвала у него разумное опасение, но отнюдь не страх. Тамыш, младший брат Тимура, не по годам награжденный смелостью не меньшей, чем их общий вождь мудростью, легко справился с чувствами своих воинов, напомнив им, что даже тайпэн это всего лишь смертный человек из плоти и крови.

Пока большинство остальных отвлекали на себя приспешников продавшегося Торгутая, что в его случае было простительно, как и любому вырожденцу большой семьи, Колуй преследовал свою цель. Обойдя место схватки стороной, он и двое его надежных товарищей ринулись в поисках вполне конкретного противника. О тайпэне Хане было много слухов в степи еще с прошлого года, а последние новости о войне с бандитами в Империи лишь увеличили его грозную славу. Этого военачальника считали умелым воином, но, по словам гонца из Сианя, сейчас Хань был слаб и не оправился от ранений после схватки с проклятым монахом. То, что он победил, внушало лишь еще большее уважение, и одно Колуй решил для себя точно — глумиться над мертвым телом он не посмеет. И точно также не даст этого сделать даже брату вождя, если тот, как обещался перед боем, действительно попытается проволочь поверженного врага за хвостом своего коня до их родного кочевья. Вторая опасность — шаманские силы и слуги тайпэна, но по заверениям того же вестника, служителю темных духов удалось серьезно поколебать и эти опоры выбранной жертвы.

Колуй вылетел к самой границе степной стоянки и уже даже заметил блеск великолепной стали, из которой ковали, а точнее собирали доспехи лучших имперских псов. Но в этот момент наперехват опытному нукеру выскочил молодой и статный каурый конь, один вид наездника которого заставил глаза манерита удивленно расшириться.

От очертаний обнаженной женщины, скакавшей навстречу Колую, от ее идеальной бледной кожи и пылающий кровавых глаз, просто невозможно было отвести взгляд. От этого сочетания красоты и смертоносной опасности в памяти нукера шевельнулись давние страхи, которые он при этом совсем не хотел бы позабыть. Это было больше двадцати лет назад, на Туманной Равнине, далеко на севере в землях чужих родов. Молодых воинов, едва отрастивших первые усы, понесло в те края за славой, богатством и новыми впечатлениями. Те, кто выжил, получили сполна лишь третьего, большинство же так и не вернулось к родным улусам. С тех самых пор Колуй не мог, молча, пройти мимо очередного глупого юнца, потешавшегося при всех над сказками и предрассудками стариков, передававших своим приемникам сказания о народе мангусов. Там и тогда, среди беспорядочной бойни, из которой ему удалось выбраться лишь по счастливой случайности и благоволению каких–то безымянных духов, Колуй и увидел ту, из–за которой его сердце навсегда охладело к простым женщинам.

Та, что видел манерит сейчас перед собой, была совсем не похожа на ту идеальную мечту, и все же в ней было так много общего. Рука с клинком так и застыла не в силах пошевелиться, край плетеного щита опускался все ниже. Узкий меч Такаты, пронесшейся мимо завороженного всадника, свистнул почти неслышно за топотом и тяжелым дыханием коней. Голова в простом круглом шлеме из кожи и железных ободков взлетела высоко в закатное небо, орошая траву щедрым потоком крови.

Последних двух нападавших подстрелили уже в спину, захватить их живьем при помощи арканов не представлялось возможным. Сулика потерял трех воинов убитыми, а все остальные были ранены в той или иной степени, и только сам нойон отделался парой ушибов да растянутой ногой, после неудачного падения. Четыре коня также оказались подстрелены, но взамен них быстро отловили лошадей атаковавших. Раненый пленник, тот самый, которого Сулика вывел из строя еще в самом начале, хмуро взирал на своего победителя и стоявшего рядом Ли.

- Это Тамыш, брат кагана Тимура, — нойон прекрасно узнал своего противника, братья степных вождей были важными людьми на этих бескрайних просторах.

- Тимур так и не написал письма к тиданям, как и несколько других каганов. Теперь понятно почему. Нападение одного вассала Императора на другого расценивается законом Империи как предательство сюзерена и карается смертью, вплоть до уничтожения всего рода предавшего.

- Тимур ничего не знает, — прошипел раненый манерит, глядя исподлобья на говоривших, ни страха, ни уважения в его голосе не было, кочевник знал, что терять ему уже нечего. — Это была лишь моя идея, от начала и до конца, и вам не доказать обратного!

- Может быть, стоит вернуться? — задумался Сулика, покосившись на Ханя в ожидании решения. — Мало ли что может устроить там этот каган, если он уже решился на ваше убийство? Как бы, не оказалось потом слишком поздно.

- Без ответа тиданей возвращаться нет смысла, — Ли отрицательно покачал головой. — Нужно двигаться быстрее и попасть в Кемерюк, как можно раньше. Кто знает, сколько еще разных отрядов «самостоятельных» убийц из других кочевий поджидает нас на возможном пути.

За обычной уверенностью и холодным спокойствием, тайпэну с трудом удавалось скрывать от окружающих, охватившие его чувства. Он уже видел за свой короткий век глупость, гордыню, алчность и страх, которые приводили к ошибкам и провалам даже самых хороших решений. Но никогда прежде, Ханя не предавали намеренно, не пытались нанести удар в спину, открыто помешать тому, что он считал единственно верным в деле Служения своей стране. И это не пугало, а просто ужасало самой возможностью существования чего–то подобного. Хотя с другой стороны, назойливая мысль о том, что каждый видит мир со своей горы, и руководствуется своим опытом и знаниями, не давала тайпэну покоя. Карабакуру, с которыми он дрался, были одурманены чужим ядом, но такие как Тимур действовали по собственной воле и разумению, и полагали то же, что и Ли, также бесстрастно идя к своей намеченной цели.

- Если твои слова правда, — обратился Хань к Тамышу, в чью искренность он совершенно не верил, — то нельзя, чтобы весть о предателе, брате императорского вассала, разошлась бы по миру.

- Я не присягал вашему хозяину и верен лишь своему улусу, — все также зло прошипел пленный манерит.

- Это не важно, честь кагана Тимура должна быть спасена, и это возможно, если никто не узнает, куда пропал его брат, — тайпэн посмотрел на Сулику и спросил того. — Я знаю, что вы не утаите правды от своего вождя, но ему я доверяю, и, надеюсь, могу положиться на ваше молчание для всех остальных?

- Истинно так, Ли–ага.

- Значит, следует позаботиться лишь о телах пропавшего в степи отряда.

Взгляд Ханя скользнул по цепи курганов, но быстро отметя эту идею, переместился на глубокое русло Нерулена. Кто знал, сколько подобных тайн уже скрывала в себе эта река?

Сулика подошел к пленнику и замахнулся саблей, чтобы покончить с последним вопросом, но голос Ханя остановил его руку уже на пути к горлу вскинувшегося Тамыша.

- Нет, не будет расходовать понапрасну то, что у нас есть. Несмотря на время, Таката и Ёми по–прежнему не восстановились до конца после схватки с Фуяном, и мне известно лишь одно хорошее лекарство от их слабости. Уличные бродяги и бандиты для этого все равно не годились, но сильный воин хорошего степного рода, подойдет в самый раз.

Глаза Тамыша округлились в неподдельном ужасе.

- Ты не посмеешь скормить меня своим мертвым зверям!

- Они не едят, они только пьют, — бесстрастно ответил тайпэн.

Брат кагана Тимура, все еще не веря, замотал головой и так и не услышал беззвучные шаги къёкецуки у себя за спиной.

Сырой туман, стекавший в земной разлом, расчертивший кривой линией идеальную степную гладь, имел насыщенный молочный оттенок и странный неуловимый запах. В глубине огромного оврага, даже в самый яркий безоблачный полдень, стояла легкая полумгла, гасившая солнечный свет. Но кроме сухих срезов каменистой породы, раскрывающей слой за слоем тысячелетия, отразившиеся в земной тверди, этот туман скрывал и кое–что еще. Это было незаметно на первый взгляд и не бросалось в глаза, но если долго стоять на одном месте и смотреть в белесую пустоту, то рано или поздно это можно было увидеть. И пожалеть о полученном знании.

Голубоватые огоньки масляных лампад и очертания рисунков, оставленных на земле, расплывались вместе с туманными хлопьями. Драгоценные камни, черепа животных и странные поделки из бронзы, медленно тлели по углам заклинательных символов. За сутки они почти все приходили в негодность, и их приходилось менять. Тот, кому было поручено это дело, как раз убирал серую пыль, оставшуюся от крупного рубина, чтобы возложить на его место новый. Тихий шорох шагов не привлек бы внимания никого другого, но прекрасно был слышен охранителю заклинательных знаков.

- Он идет, — золотые искры сверкнули на антрацитовой улыбке даже среди царящей вокруг полутьмы. — И он сумеет добраться…

- О ком ты? — в голосе охранителя что–то дрогнуло.

- Ты знаешь сама. Это ты дала ему шанс оказаться здесь.

Зеленое пламя в глазах у той, к кому был обращен упрек, лишь вспыхнуло с новой силой. Прямая челка огненно–рыжих волос, закрывающих левую сторону лица, колыхнулась под жарким дуновением, пришедшим из–за края видимого мира.

- Так значит, игра продолжается, и у нас наконец–то снова есть достойный противник?

- Ты не можешь без этого, ведь так?

- Это моя суть. И твоя тоже, во всяком случае, когда–то ею была.

Темные глаза не отвели взгляда, устремленного в глубины двух зеленых огненных озер.

- Это важнее старых игр.

- Старшая Сестра, которую я знала, никогда не сказала бы такого.

- Старшая Сестра действительно стала старше, Фуёко, и ты тоже станешь такой, когда поймешь и почувствуешь тоже, что и я.

Молчание, в котором больше смысла, чем в самых красивых словах.

- Следи за ритуалом, проход должен быть стабилен. Нельзя, чтобы у тех, кого мы ждем, зародились сомнения, они нужны нам. А о твоей игрушке позаботятся другие…

Шорох шагов плавно перетек в мягкое касание лап. Охранительница пугающего места, доставшегося ей в наказание, вновь осталась одна.

- Станешь такой, когда поймешь и почувствуешь… Стану, Сестра, точнее уже стала, но совсем не такой, как ты думаешь и надеешься…

С убитыми они провозились до самого утра и плохо выспались, так что пришлось остаться на берегу Нерулена еще на сутки, озаботившись надежной охраной, лечением и обильной пищей для раненых. Теперь Хань уже не слишком отличался на фоне остального отряда, похожего на группу солдат, пробирающихся с боевых позиций в сторону ближайшего полевого госпиталя. Намного лучше выглядели после случившегося только къёкецуки, по вполне очевидным причинам.

Вечером у костра, когда Ли, уже зевая, наблюдал за игрой огненных искр, взлетающих над языками пламени, мертвые демоны тихо подсели к нему с разных сторон.

- Выпей, это поможет быстрее восстановить твои силы, — простая фарфоровая пиала в руках у Ёми была заполнена какой–то жидкостью, и Хань уже давно привыкший принимать из рук у къёкецуки любу пищу, спокойно взял, протянутый ему сосуд.

Руки тайпэна поднесли край пиалы к губам и уже почти коснулись их, когда странное чувство заставило, Ли остановиться. Мертвые демоны замерли, неотрывно следя за его действиями, как будто чего–то ожидая. Холодная жидкость в пиале имела странно знакомый темный оттенок и солоноватый запах.

- Что это? — спросил тайпэн, убирая сосуд от своего лица.

Ёми, на которую он посмотрел, смущенно, словно извиняясь, опустила глаза.

- Что это? — повторил Хань уже с нажимом.

Смутить Такату так просто не вышло.

- Кровь. Немного моей, немного ее. Как раз достаточно.

- Достаточно для чего? — больше всего Хань не любил именно такие моменты, когда къёкецуки по собственной инициативе начинали делать что–то за его спиной, исходя из самых благих намерений и, естественно, не спросив самого Ли.

- Не волнуйся, — Таката ощерила клыки, явно забавляясь. — Ничего страшного с тобой не случиться. Сказки все больше врут. Ни одним из племени пьющих кровь, ни нашим верным рабом ты от этого не станешь. А вот часть сил, которые ты нам отдал, это вернет.

- Каких сил? — все еще до конца не понял Ли.

- Мы долго идем за тобой, — по–прежнему не поднимая глаз, быстро заговорила Ёми. — И это был хороший путь. Он нравится нам, и нам нравится быть рядом. Но только вчера ты впервые накормил нас. По–настоящему.

- Ты изменился, стал жестче и решительнее, — Таката придвинулась ближе, обдавая Ханя холодным дыханием. — Это нам нравится еще больше. Тебя это удивляет? Но ты забыл, что такова наша природа, и мы всегда останемся теми, кто мы есть. При нашем первом знакомстве, в отличие от Ёми, я не верила, что ты все–таки сможешь, стать таким. Таким твердым, расчетливым и уверенным в своих делах. Но ты стал. И отдал не свою, а чужую жизнь ради нас. И ради себя.

- Я отдал вам Тамыша лишь для того…

- Чтобы мы восстановили силы, — кивнула Таката.

- Для нас это высший знак, — голос Ёми стал намного увереннее. — Теперь мы можем довериться тебе без колебаний, без последних сомнений. Теперь мы готовы отдавать тебе часть себя, потому что не будем бояться потерять ее. Эта чаша скрепит договор…

Молодая къёкецуки внезапно смолкла, а на лице у ее подруги появилось укоризненное выражение. Последние слова были явно лишними.

- И что же это за договор? — с еще большим нажимом спросил тайпэн.

- Договор между тем, кто ведет, и теми, кто следует, — теперь извинительные нотки появились и в самоуверенном тоне Такаты. — Он свяжет нас в единое целое. Так, как никогда не смогла бы сделать сигумо, без нашего добровольного согласия.

- Наша жизнь будет поддерживать тебя, — видя помрачневшее лицо Ли Ханя, Ёми буквально начала его умолять, перехватив ладони тайпэна, уже готовые выплеснуть содержимое пиалы в огонь. — И мы всегда будем идти за тобой. Это принесет лишь пользу и нам, и тебе.

- Я не хочу превращать своих друзей в слуг и рабов, — произнес, наконец, Ли, не без усилий сдерживая гнев. — Никогда не просил об этом и не помышлял. Или мое мнение ничего не значит для этого вашего договора?

- Согласие нужно лишь от одной из сторон, — хмыкнула Таката. — Ты отказываешь от очень многого, нам жаль. И тебе будет жаль, но уже позже.

Если бы къёкецуки умели плакать, то на глазах у Ёми непременно появились бы слезы.

- Вы нужны мне, — вздохнул тайпэн и, поддавшись какому–то наитию, обнял одной рукой плечи молодого демона, прижимая ее к себе. — Но не так, не таким образом, и не на таком положении. Вы нужны мне такими, какими я вас я знаю.

- И все равно пожалеешь, — Таката забрала сосуд у Ли и сама выплеснула холодную кровь в трескучее пламя костра. — Но попытку всегда можно повторить. Когда–то ты отказался от путешествия с нами в земли мангусов, но в итоге мы тебя туда уже практически затащили.

- Развязав для этого степную войну? Коварный план, — рассмеялся Ли.

- Другого выбора ты нам не оставил, — ответила Ёми, невинно захлопав своими длинными ресницами, и устраиваясь в объятьях тайпэна с явным намерением не покидать их в ближайшее время.

- Я бы стал полноправным хозяином? — спросил Хань, наблюдая за розовой дымкой, поднимающейся в ночное небо.

- Размечтался, — хмыкнула Таката, устраиваясь с другого бока. — Скорее, ответственным папочкой.

- А как расписывали–то, как расписывали…

- Ничего, сорочью жадность мы в тебе еще воспитаем.