Палубный полусотник, выступив из темноты в круг красного света, отбрасываемого костром, склонился в легком поклоне перед Басо, прижимая правую руку к сердцу.

— Тысячник, капитан Кёрнчи согласен немедля переговорить с вами.

— Хорошо, — благодарно кивнул Нуен и поднялся со стеганой войлочной циновки.

Несколько уцелевших десятников из его крохотного отряда и командиры панцирных пехотинцев, составлявшие им компанию, проводили Басо спокойными взглядами, наблюдая за тем, как молодой командир в сопровождении морского полусотника идет в сторону широких сходен «Ненасытного». Десантный корабль замер горбатой громадой у одного из каменных причалов — единственного, что уцелело на территории караванного поста имперского дома Гжень после пожара и штурма, за исключением пятиэтажной островерхой пагоды храма на другом конце поселения.

События последней недели с трудом укладывались в голове у Нуена, и неожиданное спасении было для отряда юнь столь же внезапным и нереальным, как и все, что случилось прежде. Едва им удалось уйти от высланной вслед погони чжэн–гун, как горстка чужаков мгновенно превратилась в главную цель для всех верных поданных Императора, населявших окрестные города и села. Случилось именно то, чего Басо так опасался еще на марше. Ни о какой любезной почтительности больше не было и речи, а традиционная вежливость быстро уступила место суровому реализму. Ополчение, стража, наемники и приставы травили юнь как диких зверей, и лишь сочетание удачи и воли позволило царским солдатам выбраться из страшного огненного котла, в который для них превратились исконные древние земли Единого государства.

Настоящий страх настиг воинов Басо в ту ночь, когда отряд, спрятавшись в узкой лощине у неприметной деревни, в ожидании высланных разведчиков, услышал топот множества конских копыт, а в глубоких сумерках по мощеной дороге к селению выехало не менее семи десятков всадников. Не узнать по снаряжению и поведению манеритских нукеров было трудно даже для тех юнь, что никогда прежде не видели кочевников вживую. И хотя речь степняков никто из людей Нуена не понимал, со старостой, вышедшим навстречу манеритам, их предводитель заговорил на имперском. Именно тогда, Басо и узнал, что отряды каганов, прибывающие в пределы Хэйан, Маннай и Цинхай, уже развернули на него и его группу настоящую облавную охоту. При этом военный советник Императора сам лично объявил о награде за голову тысячника Юнь по весу золотым песком из–за того, что во время битвы с ополчением аристократов царским солдатам удалось убить главу рода Синкай, оказавшегося тестем нового тайпэнто.

То, что тогда предприняли юнь, едва окончательно стемнело, было то ли актом отчаяния, то ли просто здоровой наглостью, проявленной людьми, которые вдруг поняли, что терять им уже по сути нечего. Объяснить чем–либо другим нападение на деревню, в которой манериты расположились на постой, было просто нельзя. Мало того, что кочевников было почти в два раза больше, в селении имелись свои собственные стражники, да и население не стало бы относиться к Басо и его бойцам слишком уж дружелюбно. И, тем не менее, они пошли на риск, безрассудно и спокойно, как будто делали нечто подобное постоянно. Тысячнику вообще не пришлось никого уговаривать, а как бы даже наоборот.

Степняки умели и любили драться, но солдаты Юнь застигли их врасплох. Конные лучники, оставшиеся без лошадей и почти не имевшие возможности воспользоваться своим главным оружием, заметно уступали солдатам Нуена, натасканным с особым усердием именно для сражений в подобных условиях — на улицах, в подворотнях, на крышах и в небольших помещениях. Пехота была редким явлением в степных улусах, обычно в нее набирали только самых бедных нукеров, живущих за счет подачек с каганской кошмы. На поле боя подобные отряды пеших мечников играли роль практически незначительную, годясь лишь для последнего рубежа защиты, и то не очень хорошего. Все остальные кочевники, кто с детства учился держаться в седле без помощи рук, обычно смотрели на безлошадных воинов презрительно, а порою даже сочувственно. Тяжелая ударная пехота тиданьского Кемерюка была единственным исключением из этого правила, но те, кто встретился Басо не принадлежали к числу последних, и поэтому большинство мелких схваток закончилось с предсказуемым результатом.

Только нойон вместе тройкой опытных нукеров сумел успешно отбить все атаки юнь, забаррикадировавшись в доме у старосты. Царские воины окружили здание со всех сторон и разместили стрелков на ближайших крышах. Нуен предложил кочевникам сдаться, но получил отказ. Не собираясь больше рисковать жизнями и без того немногих своих людей, тысячник, переступив через себя, велел поджечь здание с трех сторон, несмотря на то, что там могли находиться ни в чем неповинные жители. Пламя весело запылало, охватывая стены постройки и быстро пробираясь внутрь. Манериты держались стойко, но когда клубы горького дыма, стелившегося из окон и дверей, приобрели опасный черный оттенок, выхода у них не осталось. Бросившись в последнюю атаку, кочевники успели забрать с собой еще четверых, несмотря на все усилия лучников, которые ждали этого момента и заранее подготовились «к встрече» с противником.

По результатам яростной ночной схватки, у Басо осталось три десятника и две дюжины солдат, десять из которых были ранены в той или иной степени. Деревенские жители от произошедшего были, по большей части, шокированы и испуганы. Помешать юнь хоть чем–то не было ни одной явной попытки, хотя если бы кто–то сумел организовать людей, то воинам Нуена было бы несдобровать. За счет доставшихся им трофеев беглецы обновили одежду и вооружение, а также обзавелись новыми лошадьми, и только самые породистые и выносливые степные кони никак не желали даваться чужакам в руки. Они озлобленно кусались и пытались лягать копытами убийц своих прежних хозяев и, в конце концов, Басо велел оставить коней в покое, выбрав животных посмирнее.

Путь на юг продолжился с рассветом, едва были собраны припасы и перегружены сумы с заветным грузом. Времени на отдых и остановки не было. Басо прекрасно понимал, что их маскарад обманет кого–то только лишь издали. Первая же встреча с другими манеритами или с отрядом стражи под командой разумного офицера сразу же положат конец их путешествию. Как вскоре выяснилось, даже «разумный офицер» для этого вовсе и не был нужен, юнь при всем желании не могли сойти за кочевников внешне, как нельзя было спутать ракурта с даксмен. Разницу заметил бы и сиртак, не то, что житель Империи. Это только широкоглазым иноземцам могло казаться, будто бы все люди с восходного берега на одно лицо, но им самим многочисленные отличия ярко бросались в глаза, не хуже, чем рост нееро или лишенные мочек уши лесного народа хшмин.

У беглецов вполне хватало запасов провианта, раздобытого ими в бою со степняками, но, не догадавшись прихватить с собой несколько сменных лошадей, они быстро пожалели о подобном упущении. Дороги Единого государства были хороши, но в результате утомительной непрекращающейся гонки плохое железо, из которого манериты делали подковы и элементы сбруи, быстро раскрыло свою дурную сущность. В очередной маленькой деревушке, попавшейся им по дороге, юнь пришлось задержаться, чтобы перековать лошадей.

В этот раз их спасло лишь чувство опасности, невероятно обострившееся у всех бойцов за последние дни. Неладное они почуяли, едва не осталось ни одного случайного прохожего в маленьком ухоженном переулке, который выходил к большой открытой кузне, расположенной под навесом позади вытянутого здания литейной мастерской. Прежде чем стражники и приставы успели захлопнуть ловушку, Басо и его спутники вырвались на полном скаку прочь из поселка, сумев сохранить собственное число в неизменности. В том, что причитающийся им запас удачи исчерпан уже окончательно, юнь теперь не сомневались, но как оказалось, Судьба приготовила для них еще один добрый подарок.

На большую вместительную повозку с крестьянским семейством, явно спешившим куда–то в глубину имперских земель, лже–манериты наткнулись случайно. Из сбивчивого рассказа главы семьи стало понятно, что подданные Единого Правителя не просто перебираются с места на место в поисках лучшей доли, а спасаются от нежданной угрозы, вот уже как третью неделю объявившейся у побережья. Десантная галера под флагами правящего дома Ляоляна нагло бесчинствовала в водах Восходного моря, грабя рыбацкие деревушки и небольшие городки торговых домов, служившие для купеческих кораблей перевалочными пунктами и складами, куда свозились товары из центральных провинций, предназначенные для отправки в Умбей и в государства Тысячи Островов, а еще недавно и в царство Юнь. Мощное судно было не по зубам небольшим охранным группам, оставшимся в ближайших сравнительно крупных портах, и морские налетчики в отсутствии главных сил Центрального флота Империи чувствовали себя здесь совершенно безнаказанно. Басо и его люди долго не могли поверить в подобную удачу, но упустить эту, вероятно единственную, возможность вернуться домой, они не могли.

Поиски оказались недолгими, да и царские каперы не слишком–то сильно скрывали свое присутствие, обладая, как выяснилось, не только большим количеством метальных орудий и изрядным запасом снарядов, но и реальным численным превосходством над любыми силами местных защитников. Две сотни тяжелых панцирных пехотинцев–юнь легко справились бы даже с тысячей ополченцев и стражников в открытом бою, а капитан корабля настолько хорошо знал здешние воды, что имперцам оставалось только бессильно скрежетать зубами в безуспешных попытках призвать наглецов к ответу. В отношении населения захваченных деревень грабители не церемонились, однако, слишком большой или извращенной жестокости не проявляли. В целом, о чем–то вроде «высокопарного» и дипломатичного подхода, который использовал Нуен, речи не шло, но той дикости, которую наблюдал тысячник в первые дни вторжения, тут не было и в помине. В конце концов, подразделения панцирной пехоты всегда считались элитарными, а это, кроме всего прочего, предполагало еще и строгое следование воинским кодексам Юнь. Те же лим–бо, для примера, никогда не убивали пленных без приказа высшего руководства, а о грабежах и поисках иных удовольствий в разгар боя никто из них не смел даже помыслить. Так что по протянувшемуся вдоль прибрежной дороги недвусмысленному следу из пожарищ и разрушений отряд из трех десятков всадников двинулся с воодушевлением, а их командир с заметным облегчением.

Встреча с первым союзным отрядом морских налетчиков произошла около полудня в маленькой сожженной деревеньке. Ситуация сложилась в определенной мере довольно напряженная, и этому немало способствовало то, что люди Нуена по большей части были облачены в трофейные доспехи и одежду манеритов. Просто так поверить пришельцам на слово солдаты ударной пехоты совсем не собирались, и в какой–то момент бронебойные болты вот–вот уже могли сорваться с направляющих лож самострелов. Но к счастью, удача по–прежнему сопутствовала Басо, и один из офицеров, командовавших в этом отряде, оказался его знакомым, не слишком близким, но все же. Офицер без колебаний признал царского тысячника и убедил своих людей успокоиться. А уже через несколько часов, все еще не веря до конца в происходящее, молодой командир и его бойцы миновали обгоревшую надвратную арку разграбленного караванного поста, в просторной гавани которого единолично устроился «Ненасытный». Солдаты и матросы приветствовали уцелевших юнь как героев, а Басо постарался немедленно известить командира десантной галеры о важном грузе, что они доставили с собой, и который следовало как можно быстрее переправить во владения ляоляньского двора.

Капитан Кёрнчи не стал игнорировать просьбу Нуена о срочной встрече, что в любом случае выглядело бы глупо, поступи он каким–то иным образом. Переметные суммы, набитые кожаными тубусами и бамбуковыми футлярами, тут же подняли на палубу и перенесли в капитанскую каюту, скрытую в чреве галеры, а спустя пару минут за Басо тут же явился офицер–посыльный.

Помещение, которое занимал командир «Ненасытного», было не велико, едва с десяток шагов по диагонали и с низким потолком, тяжесть которого еще больше усиливала выпирающая опорная балка, вырезанная из цельного древесного ствола в четыре обхвата. Скупые белые гобелены с изречениями военных философов были единственным, что украшало стены каюты. Добротная походная мебель, типичная для юньских кораблей, выделялась разве что обилием начищенных медных деталей. Сам капитан в темно–сером повседневном одеянии с накладками из черненой кожи ожидал Нуена в центре комнаты за широким низким столом, намертво вмурованном в пол при помощи наборных винтов. Раздвижная ширма из толстой некрашеной холстины отделяла часть помещения за спиной у Кёрнчи, где, по–видимому, находилось спальное место командира корабля. В спертом воздухе явственно плавали горьковатые ароматы красных листьев таба.

— Тысячник Нуен.

— Капитан Кёрнчи.

Вако поднялся навстречу Басо, и они обменялись «поклонами равных». Несмотря на то, что Нуен был выше в армейской иерархии на целых две ступени, на юньских кораблях всегда было принято придавать особый статус командирам самих судов. Как и в случае с имперскими хайтинами, капитаны были абсолютными властителями родных палуб, и никто в экипаже не смел оспорить их приказов, особенно в море за несколько дней пути от ближайшего берега.

— Прошу, — Вако сделал рукой резкий приглашающий жест, и оба офицера опустились на невысокие табуреты. — Я еще не ужинал сегодня, так что надеюсь, вы не против составить мне компанию?

— Нисколько, — улыбнулся Нуен, живот которого недовольно ворчал уже третий день.

Пара денщиков, выскользнувших из неприметной дверцы сбоку, быстро расставили на столе лакированные блюда, тарелки и пиалы с водой для омовения рук. Капитан явно хотел блеснуть перед гостем или просто выказать дополнительное уважение. Кроме длинной усатой тушки речного сома горячего копчения, от запаха которого у Басо сразу же закружилась голова, слуги принесли множество свежих овощей, различных соусов, молотых специй и миску зеленоватого соевого творога, считавшегося деликатесом даже в столичных трактирах. Бобы, из которых изготавливалось это блюдо, произрастали только в одной провинции Юнь и на некоторых территориях Империи, так что ценность такой творог имел в прямом смысле на вес золотом. Самое интересное, что Басо, оценив щедрость Кёрнчи, так и не притронулся к заветному угощению. И дело было даже не в скромности, а в том, что вкус этого деликатеса тысячнику просто не нравился.

— Я просмотрел кое–что из ваших трофеев, — начал разговор капитан, когда от сома на столе осталась едва лишь треть, а глиняная бутыль с пряным вином, оплетенная для надежности тонкой веревкой, опустела наполовину. — Превосходная работа. Поверьте мне, как человеку, который имеет некоторое представление о ценности таких вещей как развитие механики и техническое совершенствование.

— Рад это слышать, — кивнул благодарно Басо. — И искренне надеюсь, что не только мы с вами сумеем понять всю ценность этих идей и знаний.

— Несомненно, — улыбнулся Кёрнчи. — И именно об этом, я и хотел переговорить с вами особо. Передо мною сейчас не стоит какого–либо вопроса о том, следует ли начать немедленную подготовку к выходу в южном направлении в пределы Жемчужного моря. Несмотря на то, что я и мои люди не выполним поставленной нам задачи, вывезти ваши трофеи будет гораздо важнее. Мы верные слуги правящего дома, но все же в среде моего экипажа может начаться небольшой ропот и возникнут недовольства в связи с тем, что мы уходим от богатого побережья, не набив под завязку корабельных трюмов. Объяснять всем и каждому, что вы доставили и почему это столь важно, я не могу…

— Разве вашего приказа будет для них недостаточно? — удивился Басо.

— Разумеется, но я привык заботиться о своих матросах.

— Мне понятна такая позиция, но чем же я могу вам помочь?

— Эти схемы и рисунки имеют разную степень достоверности, да и запечатленные на них вещи разнятся в своей важности. Тем не менее, за пределами Империи каждый такой чертеж будет уникален. Мы вполне могли бы переснять несколько копий с каждого, не обязательно столь тщательных и точных, а после, когда Ляолян получит это сокровище, сделать так, чтобы ни ваши, ни мои люди не ощущали нужды ни в чем в ближайшие десять–двенадцать лет.

— Вы предлагаете, — насупился Нуен, — продавать эти копии?

— Посредники иных народов при царском дворе с охотой выложат за несколько таких кусочков бумаги все, что окажется в их посольских закромах, — улыбка Вако оставалась спокойно и уверенной. — Кроме того, мне гораздо легче и проще удастся объясниться со своим командованием, если я смогу сделать несколько дорогих подарков. Но не думайте, что я собираюсь принизить ваши заслуги. В случае успеха, я предлагаю разделение прибыли от этого маленького предприятия в равных долях.

Умиротворение и радостная непринужденность разом оставили Басо, равно как и легкость от недавно выпитого вина. Глядя прямо в глаза Кёрнчи и, стараясь сохранять нужный тон, тысячник ответил спустя секунду раздумий:

— Новые механизмы и устройства должны стать залогом будущего восхождения Юнь. Раздав их сиртакам и жителям островов, мы потеряем все, что может получить наше царство, особенно в том случае, если эта война закончится взаимным замирением сторон. Говорить же о возможности нашего поражения я просто не вижу смысла.

— Согласен с вами во всем, — продолжил улыбаться капитан. — Я лишь сделал вам свое предложение, и вы в праве были отказаться. Это ваши трофеи, и поступать с ними следует по вашему усмотрению. Думаю, мы больше не станем возвращаться к этой теме.

— Очень на это надеюсь, — сдержанно кивнул Басо.

— Прекрасно…

Похоже, Вако хотел сказать еще что–то, но приотворившаяся дверь, из которой в прошлый раз появились денщики, отвлекла его внимание.

— Прошу извинить меня, тысячник, но дела команды требуют моего своевременного вмешательства. Продолжайте пока что трапезу без меня, а я постараюсь вернуться как можно быстрее.

Тяжелая перегородка с гулким стуком закрылась за спиной у Кёрнчи, оставляя Нуена в одиночестве. Хмурое выражение никак не желало покидать лицо молодого командира, а неприятные мысли продолжали роиться голове, подобно растревоженному осиному улью.

Было совсем не похоже на то, что капитан «Ненасытного» глуп. Жаден и корыстен несомненно, но никак не глуп. Более того, высказанные им мысли и то, в какой форме они были, поданы, говорили совсем об обратном. Хитрость и алчность, смешавшиеся со страхом в опаснейшее зелье, придавали командиру десантной галеры способность быстро просчитывать свои ходы. Когда его предложение не нашло у Нуена живого отклика, и Вако понял, что именно за человек сидит сейчас перед ним, то сразу же пошел на попятную, и Басо лишь теперь, спустя какое–то время, сумел оценить «быстроту реакции» капитана и всю «изящность» этого маневра. Нет, Кёрнчи прекрасно понимал, что тысячник доложит об этой беседе, едва они вернутся обратно в столицу или в ближайший союзный порт. Он не мог не понимать этого, а значит…

Длинный кинжал с плоским широким лезвием, напоминавший по форме цзун–хэ, сам скользнул в руку к Басо. Поднявшись и стараясь ступать как можно тише, тысячник прошел к двери, за которой скрылся Вако, и аккуратно потянул перегородку в сторону. В узком проходе, открывшемся глазам Нуена, никого по счастью не оказалось. Двигаясь все также осторожно, Басо направился к ближайшему повороту, отмеченному круглым масляным светильником, и замер, едва впереди стали слышны приглушенные голоса.

— … и когда он уснет, сразу же уберете мальчишку в трюм.

Несмотря на то, что Кёрнчи отдавал команды шепотом, тысячник прекрасно сумел разобрать каждое слово. Сам он в этот момент старался не делать даже лишнего вдоха.

— После этого, немедля, вызовешь на борт всех его десятников, только аккуратно, чтобы офицеры панцирников ничего не успели сообразить. Они итак уже задают чересчур много недовольных вопросов относительно наших целей здесь, а ответить им правду я, понятное дело, никак не могу. Так что, если поднимется буза из–за этих новеньких, то план нужно будет менять кардинально. А поэтому, чтобы через час вся основная команда была на галере. Если и придется уходить, бросив этих умников на берегу, то ничто не должно нас задерживать. Что с припасами?

— Хватит до самого Гуррама, если потребуется, — ответил низкий хриплый голос, владельца которого Басо не знал.

— Отлично, тогда действуйте, а я продолжу развлекать нашего гостя. Через полчаса подашь к столу настойку с сюрпризом…

Слушать дальше Нуен не стал — все, что ему нужно было знать, он уже получил. Быстро, но по–прежнему соблюдая тишину, Басо вернулся обратно в капитанскую каюту, прикрыл дверь и сел на прежнее место. План действий созрел почти сразу же, и царский командир слегка успокоился. Если у Вако не было поддержки со стороны панцирной пехоты, то положение Нуена и его бойцов не было таким уж безнадежным. Главное теперь — опередить заговорщиков и взять ситуацию в свои руки.

Убирать кинжал в поясные ножны Басо не стал, просто положил его на левое бедро и прикрыл полой расшитого манеритского кафтана, который до сих пор был на нем. Когда в помещении вновь появился Вако, тысячник вежливо склонил голову.

— Ничего неожиданного?

— Нет, обычная походная рутина.

Возвращаясь к оставленному в каюте офицеру царской армии, капитан не мог отделаться от мысли, что в этот раз он, похоже, рискует гораздо больше, чем обычно. Правда, если смотреть с другой стороны, его маленькое доходное дельце хоть и осуществлялось весьма успешно, но было это ровно до того момента, когда появился Нуен и его беглецы. Трюмы «Ненасытного» действительно не были заполнены еще и на четверть, а аппетитных целей вдоль побережья Цинхай оставалось пока предостаточно. Вот только теперь ни о каком продолжении разбойных набегов не могло идти даже речи. И по большому счету, Кёрнчи не врал Басо, когда говорил о том, что понимает ценность доставленных им чертежей. Ситуация была патовой, и капитан решил рискнуть, предложив тысячнику сделку, от которой тот в свою очередь отказался. Выбора у Вако фактически не оставалось — всё или ничего, и никакого третьего варианта сложившийся ребус не предусматривал, а капитан при этом прекрасно понимал, что довел до такого положения ситуацию он исключительно своими силами.

Басо, продолжавший уплетать нежнейшее рыбье мясо, встретил Кёрнчи классическим кивком головы и вежливым вопросом:

— Ничего неожиданного?

— Нет, обычная походная рутина, — непринужденно бросил Вако, садясь на свой стул.

— Полагаю, мы сможем выйти завтра к полудню?

— Да, если все отряды панцирников, разосланных по округе вернутся к утру, как и планировалось, то уже к вечеру мы выберемся в открытое море, — ответил капитан, разливая остатки вина по глубоким пиалам.

— Как много людей отсутствует?

Странное чувство тревоги кольнуло сердце Кёрнчи, но понять причину беспокойства Вако не смог, отвечая между тем все в той же светской манере:

— Около полутора сотен, то есть чуть меньше трети.

— Но ваши–то люди все на местах?

— Разумеется, но вы ведь не хотите сказать, что в случае необходимости нам придется… расстаться с некоторыми… союзными отрядами?

Интуиция все настойчивее наигрывала на тревожную мелодию в сознании капитана. Тысячник вел себя немного по–другому, старался делать вид, что ничего не изменилось, но все же был не таким хорошим актером. Попасть в каюту в отсутствие Вако, минуя выставленных часовых, не смог бы никто. Точнее, не смог бы сделать это так, чтобы Кёрнчи оставался не в курсе. Что еще могло встревожить Нуена? Может быть, он обдумал все сказанное и изменил решение? Или просто пришел к какому–то неутешительному для себя выводу?

На все подозрения капитан Басо ответил сам.

— Нет, я не намерен бросать соратников по присяге. Просто мне захотелось уточнить расстановку и соотношение будущих сил в нашей партии.

За мгновение взгляд Нуена окончательно заледенел. Рука Кёрнчи метнулась к кинжалу на поясе, но тысячник резко вскинулся вперед, и холодная грань матового клинка коснулась капитанского горла. Режущая кромка вжалась в шею Вако чуть выше кадыка так сильно, что из–под нее по коже медленно вытекла густая капля темной крови. Но Басо не потерял разума и сохранял контроль над телом, это не был смертельный удар, и капитан отпустил рукоять собственного оружия, чуть подняв обе руки в умиротворяющем жесте.

— Что это значит? — выдавил из себя Кёрнчи, стараясь немного отклонить назад.

— Боюсь, у меня нет времени объяснять тебе то, что ты и так знаешь — без эмоций процедил Нуен, не давая командиру судна уйти из своего «смертоносного захвата». — Поднимайся, медленно и без резких движений.

Разоружив капитана, Басо несколько секунд колебался, стоит ли связывать пленнику руки. Наблюдая за его метаниями, Кёрнчи прикидывал свои дальнейшие шансы. Тысячник был моложе, крупнее и сильнее него, да и оружием, судя по всему, в отличие от большинства юньских полководцев, владел неплохо. Оставалось лишь попытаться переиграть Басо в ту игру, в которой Вако чувствовал себя увереннее, чем в рукопашной схватке.

— Тысячник, вам нужно выйти с борта «Ненасытного», — подсказал командир судна Нуену, не дожидаясь, когда тот примет свое решение. — Без меня вам этого сейчас не сделать. Если у меня будут связаны руки, то матросы заметят это, и вам точно не дадут уйти. Мои люди преданы мне до последнего вдоха.

— И будут рисковать твоей драгоценной жизнью? — усмехнулся Басо.

— Рядовые нет, а вот офицеры, — капитан дотронулся пальцами до царапины на шее и покачал головой. — Они все поймут, и поймут очень–очень быстро. А уж этих мерзавцев я подбирал себе под стать, и рисковать своей шкурой…

— Я понял тебя, — тысячник перебил Кёрнчи без всякой почтительности. — В таком случае, пойдешь на шаг впереди, руки все время держать на виду. Малейшее подозрение, пусть даже мне что–то просто случайно покажется, и все будет кончено. Надеюсь, сомнений в моих способностях исполнить угрозу, ты не испытываешь.

— Как можно? — натянуто улыбнулся Вако.

— Это не был вопрос, — отрезал Нуен. — Вперед.

Первая возможность, по расчетам Кёрнчи, должна была представиться ему в тот момент, когда они миновали охрану, выставленную у винтовой межпалубной лестницы. Однако хитрый тысячник велел Вако еще издали приказать солдатам спуститься вниз. Переходы галеры были слабо освещены, и Вако ни выражением лица, ни как–то по–иному не мог показать солдатам, что ситуация требует их вмешательства. Узнав голос капитана, бойцы послушно загрохотали по ступеням, видимо, полагая, что командир хочет переговорить о чем–то с гостем на ходу, но без лишних ушей.

Второй шанс должен был представить уже наверху. Под открытым небом в ночное время на палубе собиралось немало народу, кто–то даже предпочитал здесь спасть, пользуясь тем, что корабль стоит у причала, а не бороздит океанские просторы. В такой обстановке, Вако рискнул бы даже попытаться сбежать, но первыми кто попался им на пути, едва они покинули тесную надстройку у главной мачты, оказались несколько офицеров панцирной пехоты и кто–то из десятников Нуена.

— Тысячник, капитан, а мы как раз собирались поискать вас, — обратился к пленнику и его «конвоиру» кто–то из командиров латников.

— У нас возникла небольшая проблема, — прежде, чем Вако успел что–либо сказать или сделать, Нуен вновь перехватил инициативу. — Обсудим ее на берегу.

Острие кинжала кольнуло Кёрнчи под лопатку, веселые улыбки исчезли с лиц других юнь, и к ужасу капитана, все остальные сразу же образовали вокруг них сплошной круг и, не задавая вопросов, двинулись в сторону сходен.

До офицерского шатра они добрались быстрым шагом за считанные минуты. Теперь Вако оставалось рассчитывать лишь на сообразительность и расторопность своих подчиненных, которые должны были понять, что произошло, и принять хоть какие–то меры. При этом капитан очень наделся на то, что в число этих мер не войдет приказ отдать концы, вышвырнуть с галеры немногих панцирников и отчалить в ночное звездное море. Кое–кто из офицеров Кёрнчи вполне был способен на подобный поступок, не столько даже из природной хитрости и чувства самосохранения, правильно высчитав единственный наиболее приемлемый «способа отхода», сколько просто перепугавшись спьяну.

В походном штабе латной пехоты капитану связали руки за спиной и усадили в дальнем углу под надзором пары дюжих мечников. В небольшое полутемное помещение быстро набились царские офицеры и большинство седоусых десятников, которым тысячник Нуен быстро, но красочно поведал о подслушанной беседе и своих собственных мыслях по этому поводу. Вако же в это время пытался сохранять невозмутимое спокойствие, проклиная себя мысленно на все лады за глупую самоуверенность. Что стоило выставить одного лишнего часового в том дурацком проходе? Или просто прикрыть перегородку обычной щеколдой? Но нет, на своем корабле Кёрнчи чувствовал себя слишком уверенно и властно, за что и поплатился теперь сполна. Однако это был еще не повод отказаться от продумывания дальнейшего плана действий, а в том, что он еще мог вывернуться даже сейчас, Вако не сомневался.

— У меня уже давно были определенные подозрения на счет этого проходимца, — сказал, наконец, сотник Зошу, недобро поглядывая на Вако, когда Басо закончил свой краткий пересказ событий на корабле. — Было что–то мутное во всем этом рейде с самого начала.

Капитан в ответ лишь слегка скривил губы, не рискуя высказывать вслух свое мнение о чутье и умственных способностях офицера пехоты, негласно считавшегося старшим над остальными командирами панцирников в силу почтенного возраста и долгой выслуги лет.

— Что дальше? — задал тем временем главный вопрос кто–то из сотников.

— Нужно установить полный контроль над галерой, в особенности над ее орудийными палубами, а также выяснить, кто являлся непосредственными сообщниками Кёрнчи, — рассудительно ответил Нуен, оглядывая лица остальных.

Большинство офицеров хмуро кивнули, соглашаясь, но некоторые все же были настроены куда более скептически.

— Начнется бойня, — заметил пожилой одноглазый десятник, — матросы не будут просто так смотреть на то, что мы делаем. Они потребуют объяснить, зачем все это, и куда подевался их капитан? Сделать последнее будет особенно сложно, тем более что многие видели, как вы увели Кёрнчи с корабля. Даже те, кто могут быть ни при чем, вступятся за остальной экипаж, а в этом случае, времени для разъяснительных бесед у нас может и не оказаться.

— Но нельзя же просто бездействовать, — нахмурился Зошу. — Может быть, попробуем вызвать сюда остальных офицеров судна?

— Это только лишь спровоцирует подельников капитана и приведет к куда более резкому обострению ситуации, а вот этого нам как раз очень хотелось бы избежать, — через лоб тысячника пролегли две неглубокие складки, постепенно Нуен начинал понимать в каком сложном положении оказался он сам и его люди. — Боюсь, придется действовать жестко…

Пола шатра внезапно распахнулась, и первым движением большинства присутствовавших людей были руки, потянувшиеся к оружию. На пороге, тяжело дыша, замер молодой десятник, облаченный в полный доспех и сжимавший в руке длинный обоюдоострый меч, какими обычно вооружались все панцирные пехотинцы. Судя по редкой еще поросли не выросших усов на верхней губе, парень получил свое звание совсем недавно, однако застарелый рваный шрам на правой щеке, оставленный без сомнений сиртакским кривым ножом, говорил, что за плечами у этого солдата уже имеется немалый опыт.

— Там, на галере…

Объяснять дальше десятнику не было нужды, его итак прекрасно поняли.

— Поднимайте людей, — распорядился Нуен, и никто из офицеров на этот раз не стал ему возражать, признавая за Басо полное право на то, чтобы отдавать такие приказы. Никто, кроме одного человека, услышать которого сейчас никто не ожидал.

— И чего вы добьетесь? — Вако очень старался, чтобы его голос прозвучал не просто ясно и громко, но и так отчетливо, будто удар хлыста. — Перебьете половину моей команды, а вторую половину запрете в трюмах? И что дальше? Как вы вернетесь в Жемчужное море без моих гребцов и матросов?! Никто из вас даже близко не имеет понятия, как управлять таким судном, как «Ненасытный»! Вы не знаете лоций, не увидите погодных примет, не умеете читать морские карты! Вам совершенно незнакомо это побережье, неизвестны течения, мели, банки и рифы! А уж если вы столкнетесь с усиленным патрулем одного из местных портов, то в морском бою от ваших бравых вояк будет не больше толку, чем от тяжелой кавалерии в болоте!

Договорив, Вако победоносно вскинул подбородок и едко ухмыльнулся, рассматривая офицеров, замерших в нерешительности. Нуен, помрачневший еще больше, раздумывал дольше всех, но он и не был бы командиром столь высокого ранга, если бы не умел признавать банальных истин. На это капитан и делал свой расчет.

— Еще одна сделка? — явно через силу выдавил из себя Басо.

— Можешь отказаться, — Кёрнчи добавил в голос немного «обреченной наглости».

Тысячник еще колебался, и Вако решил усилить натиск. У Нуена вполне могло хватить глупости или доблести отказаться от нового предложения, точно также бессмысленно и легко, как он уже проделал это однажды.

— Не забывай еще об одном, — хищно прищурился командир галеры. — Твои драгоценные свитки и прочие чертежи все еще там, на борту моего судна, и только на нем они смогут в ближайшее время оказаться в Юнь. И ты это знаешь!

— Твои условия? — почти угрожающе прошипел тысячник.

— Мои люди сдадут оружие, а ты и остальные офицеры дадите слово, что солдаты не станут нас вязать и резать при первом удобном случае. Мы мирно возвращаемся в Юнь, высаживаем вас в любом указанном порту, оставляем себе половину добычи из трюмов и копии всех чертежей. После этого, «Ненасытный» отходит от причала, и обе стороны вольны делать все, что им заблагорассудится. Никаких лишних смертей, а у вас полно возможностей сообщить о нас и броситься в погоню. Годится?

— А если вас все же догонят или остановят в приграничных водах? — уточнил Басо.

— Значит, мне действительно не повезло с этим рейдом, — повел плечами Кёрнчи.

— Копии чертежей вы не получите, — тысячник прикинул еще что–то и добавил, — и добычи от набега тоже.

Вако притворно насупился, на самом деле он потребовал кальки с рисунков Нуена исключительно потому, чтобы было от чего отказываться при торге. Но вот вся добыча…

— Оставь нам хотя бы треть. Не вынуждай начинать грабить купеческие корабли, не выходя из порта. Так мы, по крайней мере, уберемся в случае чего из Жемчужного моря, а если нас схватят, то и трофеи целиком уйдут в казначейские хранилища Ляоляна.

— Ладно, — молодой командир обвел остальных собравшихся взглядом и, не видя у них на лицах какого–либо сильного возмущения или иных возражений, решительно мотнул головой. — Уговор в силе, даю свое слово. Развяжите его.

Спустя пару минут Кёрнчи, растирая багровые запястья, вышел из штабного шатра в сопровождении группы офицеров.

— Позвольте мне самому переговорить с экипажем, — улыбнулся капитан.

— Конечно, — кивнул ему Басо. — Только под нашим пристальным наблюдением.

Проблем, как Вако и ожидал, не случилось. Хоть матросы и косились подозрительно на мечи панцирных пехотинцев, но привычка доверять командиру взяло свое. Абордажные сабли, палаши, копья и кинжалы сложили в один из трюмов, возле которого был тут же выставлен усиленный караул. Незанятая на вахте команда перебралась на ночь на берег под надзор царских латников, а на галере также было выставлено в дозор четыре дюжины бойцов сотника Зошу. Кёрнчи оставалось лишь потянуть время до следующего вечера.

Мелкие задержки, которым Басо поначалу не придавал особого значения, происходили одна за другой, и планируемый выход в море пришлось отложить еще почти на сутки. Сначала задержались отряды панцирников–фуражиров, разосланные по окрестным хуторам и деревенькам. Зошу предполагал, что они соберутся к полудню, но последняя группа вернулась лишь в сумерках. К тому же на «Ненасытном» произошла какая–то неприятная поломка, и без того сделавшая отправление невозможным. По опыту Нуен уже подозревал какую–то хитрость со стороны Кёрнчи, но вычислить капитана было непросто. Из его объяснений Басо не понял и половины, но в результате матросы до темноты перебирали такелаж, а идти только на веслах Вако упорно отказывался, ссылаясь на особенности береговых течений и ветров.

Когда наутро встревоженные наблюдатели с поста, выставленного на дальнем мысу, примчались докладывать о трех «синих знаменах», идущих с северо–востока, Басо почти не удивился. Собравшись у большого костра, командиры и капитан «Ненасытного», доставленный сюда под конвоем, выслушали доклад часовых еще раз. Тем удалось разобрать, что два корабля, скорее всего, относятся к числу средних мику–дзё, обычных патрульных судов Империи для этих мест, а вот с третьим вышла заминка. По описанию выходило, что этот корабль был примерно тех же размеров, но гораздо массивнее и шире, с высокими крутыми бортами, а на носу у него размешалась внушительная крытая надстройка непонятного назначения.

Секрет «уродца» быстро раскрыл всем Кёрнчи.

— Огнеметный корабль. Их еще мало, и большая часть ходит под вымпелом Центрального флота, но уже третий год как имперцы вводят их по одному в составы малых эскадр.

— Ты знал об этом, — Басо смотрел на капитана немигающим взглядом, но тот, как обычно, и не подумал смущаться.

— Предполагал. Вообще–то в этой части побережья их не должно было быть, но вероятно это «Пламенный вихрь» из Цзя–Цзы. Я видел его там, когда стоял на рейде в гавани во время своего последнего «торгового похода». У этих плавучих горнов не слишком–то резвый ход, и добираться досюда ему пришлось бы достаточно долго. Если бы мы вышли вчера, как и планировалось до нашего маленького взаимного недопонимания, то нам оставалось лишь помахать команде «Вихря» на прощание. За «Ненасытным» ему не угнаться, а мику–дзё сами не решатся атаковать такой корабль, как у меня.

— Значит, мы еще можем просто уйти?

— Ветер благоприятствует им, к тому же нам нужно выйти сначала к северу, чтобы обойти мель, запирающую этот порт с юго–востока. Так что теперь, мы столкнемся с ним лоб в лоб. В артиллерии преимущество за нами, но огнеметному судну будет вполне достаточно подойти к нам на пару сотен шагов, а дальше неважно — потопим мы их или нет. Я видел, как однажды их центральное орудие залило огнем лохань сиртакского пирата. Корабль был большой, почти как царская ударная галера, но пламя покончило с ним за какие–то полчаса. Тушить это бесполезно, и вариант только один — держаться на расстоянии.

— Которого у нас нет, — буркнул сотник Зошу.

— Есть, — самодовольно улыбнулся Кёрнчи, окончательно утверждая Басо в его темных подозрениях. — Но это сложный маневровый бой, и без опытной команды и надежного капитана, вам никогда не удалось бы его провести. Надеюсь, вы уже рады тому, что заключили нашу последнюю сделку.

— Раз мы не будем уходить, а в битве будет важна скорость, предлагаю выгрузить с «Ненасытного» весь лишний «балласт», — сразу же предложил Нуен, с удовлетворением подмечая, как сползла улыбка с лица Вако. — Трофеи оставим в лагере.

— Но хотя бы верните моим людям оружие, — натянуто вежливо попросил Кёрнчи.

— До абордажа дело не должно дойти, ведь так? — тысячник уже не мог изменить сложившегося положения, поскольку сам дал Кёрнчи возможность довести его такой ситуации, но по крайне мере, он еще обладал достаточной властью, чтобы не позволить капитанскому плану осуществиться в полной мере. — Но на крайний случай, мы посадил на галеру сотню латников. Да и я сам совсем не против, увидеть сложное морское сражение вблизи.

Вако лишь поджал губы и вежливо кивнул.

— Как вам будет угодно, уважаемый тысячник.

Десантная галера южан встретилась с защитниками имперских берегов именно в том месте, где и планировал капитан Юнь. «Ненасытный» как раз успел выбраться из ограниченного пространства на входе в бухту, но сильный ветер, поднявшийся с моря, дул тяжелому судну в нос, заставляя команду полагаться только на силу и умение гребцов. Суда Империи предсказуемо разделились — мику–дзё, действуя парой, заходил со стороны отрытой воды, «Вихрь» держался заметно дальше и поближе к берегу, его экипаж должен был действовать только наверняка.

Вако Кёрнчи, замерший у рулевого рычага на капитанской площадке, спокойно изучал панораму предстоящей схватки через линзы «зоркого глаза». Под его ногами, отделенный от капитана и верхнего яруса лишь деревянной решеткой, замер один из надзорных офицеров, дублировавших команды командира для нижних палуб. Поблизости пристроилась еще пара вестовых. Обещанная «охрана», разумеется, тоже была тут, как и тысячник Нуен, постоянно находивший у Вако где–то за спиной. Молодой десятник с приметным изувеченным лицом, которого Кёрнчи запомнил еще по первому собранию в штабном шатре, тоже топтался все время рядом с Басо, не убирая пальцев с рукояти своего меча, и это, следовало признать, нервировало капитана больше всего. Лучше бы тысячник прихватил с собой кого–то из своих уцелевших помощников, они бы наверняка чувствовали себя рядом с Нуеном гораздо спокойнее и в результате, расслабившись хоть на немного, дали бы Вако идеальный шанс. Впрочем, сначала следовало позаботиться о вражеских мику–дзё.

— А теперь мы просто попытаемся от вас убежать, мы просто кучка трусливых юнь и ничего более, — пробормотал капитан и, перехватив горизонтальную планку рычага обеими руками, дал небольшой крен вправо. — Левый борт — зарядить орудия! Веслам по правому — ритм два!

Зычные голоса офицеров и старшин один за другим, как повторяющееся эхо, разнесли приказ Вако над палубой и в глубину корабельной утробы. Через пару мгновений глухие удары барабанов в отсеках гребцов сменили темп, и «Ненасытный» все быстрее начал разворачиваться на восход. С имперских кораблей было хорошо видно, как противник пытается встать по ветру, чтобы, пройдя вдоль мели, попытаться уйти вдоль берега. На «Вихре» взметнулся вымпел «к атаке», и огнеметное судно, добавив парусов, заметно ускорило ход. Мику–дзё ринулись наперерез галере, их задачей было теперь просто удержать судно врага как можно дольше на одном месте.

— Вот и молодцы, — хищно оскалился Вако. — Левому борту — стрелять по готовности!

В какой–то момент приближающиеся мику–дзё оказались точно напротив широкого борта галеры. Расстояние было еще весьма приличным, но прислуга у метательных машин на всех трех судах принялась за дело. Для имперцев представшая мишень была достаточно крупной, чтобы попытаться рискнуть. Механизмы же, которыми располагали юнь, были гораздо массивнее, а, следовательно, и более дальнобойные. Носовые баллисты мику–дзё сделали дружный пристрелочный залп, и корабли стали выполнять разворот, что бы обсыпать противника «подарками» из бортовых установок. Артиллеристы Империи уже делали поправки с учетом первых снарядов, плюхнувшихся в воду в сотне локтей от борта галеры, когда «Ненасытный» сделал свой ответный ход.

Пять каменных ядер, выпущенных с верхней палубы, и шесть обтесанных бревен с железными наконечниками, вылетевших из бортовых портиков, тяжеловесной тучей устремились в сторону ближайшего имперского корабля. Цели достигли лишь три, но обломки дерева и бронзы, полетевшие в разные стороны от пробитых бортов и перекрытий, матросы–юнь встретили с радостным ревом. Парусная джонка нефритового флота, вынужденно сбавив скорость, хоть и ответила собственным залпом, поддержанным ее боевой товаркой, но все их десять снарядов, да еще и более легких, чем те, что метали юнь, на фоне возможностей «Ненасытного» выглядели довольно жалко. К тому же большая дыра возле «высоко вздернутого» носа имперского судна была прекрасно видна сейчас царским матросам даже невооруженным глазом.

«Ненасытный» практически не пострадал от обстрела, несколько вмятин и сеть трещин от впечатавшихся в обшивку снарядов были смешной проблемой даже для корабельных плотников. По счастью, шаров с взрывающейся начинкой имперцы не использовали, или, что более вероятно, они все попросту ушли по воду, так и не достигнув галеры. Умелые артиллеристы перезаряжали машины на всех кораблях довольно быстро, поэтому между повторными залпами минула едва пара–тройка минут. Судно капитана Кёрнчи уже как раз заканчивало свой «разворот к бегству», а «Пламенный Вихрь», прижимаясь к берегу, подходил все ближе. Бронзовая полая труба на носу огнеметного корабля, медленно вращаясь, начинала вытягиваться вперед.

— Весла по правому борту — ритм пять! Поставить малые «кся» и «рёу»! Балласт — четыре! Правому борту — заряжать!

Быстро пролаяв команды, Вако навалился на рычаг всем телом. Нос «Ненасытного» заметно дрогнул и еще быстрее двинулся вправо.

— Стрелять всем! Прицельно! По готовности!

То, что что–то пошло не так, императорские хайтины поняли практически сразу. Корабль Юнь вместо того, чтобы попытаться поймать прибрежный ветер, развернул лишь косые треугольники маневровых парусов и резко накренился влево. Если бы не прилив, капитану Кёрнчи никогда бы не удался этот рискованный поворот. Киль «Ненасытного» глухо заскрежетал по морскому дну, цепляясь за мель, а корма галеры, подталкиваемая течением, все быстрее стала загибаться вокруг судовой оси.

«Вихрь», сокративший к тому моменту, половину дистанции до вражеского корабля, оказался в зоне обстрела его правого борта. Ни времени, ни места для разворота у огнеметного судна не было. Каменные шары и тяжелые бревна обрушились на чудо военно–инженерной мысли Империи, ломая борта и перекрытия. Один из снарядов буквально снес угол носовой надстройки, два проделали пробоины в киле, а еще один угодил в переплетения такелажа, перекосив главный парус и рухнув куда–то на верхнюю палубу. Мику–дзё рвались на помощь, и их собственные заряды застучали о корму «Ненасытного», но галера упорно удерживалась в своем положении — идеальном для повторного залпа по «Пламенному вихрю».

Руль дрожал все сильнее, вырываясь из рук Кёрнчи и желая поддаться воле морской стихии. Капитан вцепился в рычаг всем телом, стиснув зубы и не в силах сейчас даже выругаться. Каблуки сапог Вако медленно заскользили по решетчатой палубе, и громада галеры содрогнулась вновь. Командир корабля был уже почти на грани отчаяния, когда рядом с его руками на рулевой рычаг легли чужие. Тысячник Нуен навалился всем телом с другой стороны, а спустя мгновения к нему присоединились десятник панцирников и матросы–вестовые.

— Так держите, так, — задыхаясь, прохрипел Вако. — Где чертов залп?!

Орудие «Вихря» успело первым. Тугая спиральная струя рубинового пламени вырвалась из бронзовой трубы, раскрываясь огненным цветком, грозящим захлестнуть собой весь правый борт «Ненасытного». Но, видимо, нервы сыграли дурную шутку с кем–то из имперских механиков. Лишь несколько язычков багрового пламени сумели дотянуться до обшивки галеры в бессильной попытке вгрызться в мореное дерево. Если бы кто–то повременил со стрельбой еще пять–семь секунд, то результат мог бы быть совсем иным. А так все завершилось новым залпом юньских артиллеристов, и, учитывая дистанцию, с которой они стреляли на этот раз, результат был вполне предсказуем.

Тучи обломков и щепы от «Вихря» в разные стороны. Крыша надстройки, расположенной на корме, со скрипом накренилась и рухнула в воду, увлекая вслед за сбой еще и не малую часть всего сооружения. Имперский корабль заметно просел вправо, а болтавшийся парус окончательно отвалился, накрыв палубу одеялом из белого полотна и узких реек.

Яростный огонь двух мику–дзё, приблизившихся к «Ненасытному» настолько же близко, как и огнеметный корабль, быстро отрезвил экипаж галеры, обрадованный первоначальным успехом. Один из вытянутых снарядов проломил портик по правому борту и разнес на куски третью баллисту, не пощадив и большую часть ее обслуги. Каменный шар оставил на верхней палубе широкую борозду, буквально пропахав толстые доски, и застрял в перекрытиях левого борта. На корме вспыхнул пожар — туда угодил одни из зажигательных «подарков» имперцев.

— Ставить паруса! Веслам по левому борту — ритм пять! — прорычал Кёрнчи, медленно возвращая рычаг на центральную позицию. — Потушить пламя! Орудиям верхней палубы — стрелять по готовности! В навесную!

Получив еще несколько чувствительных ударов в корму, «Ненасытный» сумел лечь на тот курс, который изначально прогнозировали хайтины Империи. Оторвавшись на некоторую дистанцию и выйдя из зоны взаимного обстрела, геллера легла на левый борт, вновь готовясь встретить преследователей. Вако, подскочив к перилам, вскинул «зоркий глаз», разглядывая через линзы вражеские суда. Запах дыма и треск огня, с которым все еще боролись матросы, долетали до капитана вполне отчетливо, но сейчас совсем не это было самым главным.

«Пламенный вихрь» по–прежнему был на плаву. Несмотря на то, что корабль находился в преотвратном состоянии, он удерживался на воде и, несмотря на опасный крен, похоже не собирался идти ко дну. Мику–дзё, которой тоже порядком досталось от «Ненасытного», подошла к огнеметному судну практически борт к борту. Между бортами уже было переброшено несколько канатов и цепей, сомнений не было — имперцы намерены буксировать «Вихрь». Второй вспомогательный корабль кружил на границе зоны обстрела, «приглядывая» за противником.

— Продолжения не будет, — удовлетворенно хмыкнул Вако, пряча «зоркий глаз» обратно в чехол на поясе и поворачиваясь Нуену. — Мы потрепали их слишком сильно, а они никак не могут себе позволить потерять такую драгоценность как «Вихрь». Его потащат обратно в Цзя–Цзы, боязливо оглядываясь по дороге и опасаясь, что мы бросимся в погоню. В нашу бухту они точно не сунутся, ведь даже если их абордажники сумеют занять берег, выход из гавани только один, и мы легко перекроем его. Теперь осталось лишь дождаться ухода имперских джонок и можно возвращаться обратно. Пара суток ремонта, и мы снова готовы отплыть в благословенные владения правящего дома…

Ведя свой неторопливый рассказ, капитан приблизился обратно к рулевому рычагу и непринужденно оперся на него правым локтем. Десятник, сопровождавший Басо, был сейчас у борта там, где недавно стоял Кёрнчи, и разглядывал оттуда суда Империи. Нуен, похоже, погрузился в свои собственные мысли, слушая Вако, но ничего не замечая вокруг. Рука капитана мягко скользнула в тайник под горизонтальной планкой, перехватывая холодный эфес абордажного кинжала.

Убийство Басо должно было послужить сигналом для остальных. Глупо было надеяться, что можно было полностью разоружить команду корабля, даже после тотального обыска. На «Ненасытном» было слишком много укромных уголков, где челны экипажа хранили самые разные вещи для всех вероятных и невероятных ситуаций. Уходить без добычи было бы грустно, но свобода и голова на плечах вполне устраивали Вако, как и многих его матросов. Оставаться же в компании Нуена и Зошу, надеясь при этом сохранить себе жизнь, было бы, по меньшей мере, глупо. Сейчас «Ненасытный» вполне был способен уйти в морской переход, уж до ближайшего порта во владениях Юнь он точно смог бы добраться. Оставалось лишь избавиться от сотни незваных гостей, и вернуть себе контроль над судном, который был утерян Вако из–за нелепой случайности.

Капитан ударил тысячника снизу вверх, метя в открытое пространство в том месте, где шея переходит в нижнюю челюсть. Полоса кольчужного воротника не защищала этот участок кожи, а открытый шлем, украшенный парой полосатых перьев, только с боков прикрывал горло Нуена вытянутыми стальными пластинами. Атака была безупречна, бойцовский опыт и ярость, клокотавшая в груди у Вако и столь долго им сдерживаемая, слились в смертоносное движение, не оставлявшее противнику ни единого шанса. Кёрнчи уже видел, как блестящее лезвие входит в податливую плоть, но рука царского военачальника взметнулась вверх, перехватывая клинок за отточенные грани. Кинжал рассек толстую кожу, которой была покрыта латная перчатка Басо со стороны ладони, и в лицо капитану брызнула кровь. Она ослепила его всего на какое–то мгновение, но Нуену хватило этого, чтобы окончательно отвести удар в сторону. Тысячник успел схватить вторую руку Вако, которой тот пытался вцепиться в меч на поясе у офицера, и, не разжимая окровавленный кулак, вогнал абордажный нож в грудь командиру галеры точно меж двух дубленых накладок, защищавших сердце Кёрнчи.

Кисть капитана бессильно разжалась, выпуская рукоять кинжала, и Басо, перехватив оружие рассеченными пальцами за рукоять, вогнал клинок в сердце предателя по самый эфес. В темных глазах Кёрнчи не осталось испуга и злобы, только лишь безмерное удивление и легкая грусть, словно говорившие «Ну как же так?». Покачнувшись, командир «Ненасытного» сделал свой последний вдох и рухнул спиною на рулевой рычаг, беззвучно опрокинувшись на палубу. Несколько следующих секунд тысячник вынужден был потратить на то, чтобы вернуть руль в прежнее положение, и только после этого сумел оглянуться на шум у левого борта. Обезглавленное тело одного из вестовых–матросов лежало на деревянной решетке, другой уже бросил свое оружие — по виду обычный поварской нож — и поднял вверх пустые руки. Молодой десятник латников с обнаженным мечом, молча, кивнул Нуену, показывая, что ситуация находится под контролем. На палубе установилась мертвая тишина, звуков битвы и криков на нижних палубах тоже не было слышно, и тысячник слегка успокоился. Похоже, мятеж погиб в зародыше вместе с его зачинателем.

— Тысячник, — хриплый голос, раздавшийся за спиной, заставил Басо вздрогнуть и резко обернуться.

Безоружный офицер Кёрнчи, насколько помнил Нуен, он был на галере картографом или лоцманом, слегка склонился в поклоне. Тысячник сразу узнал его, и не только по внешности. Раньше ему не приходилось слышать речь этого седовласого, но все еще крепкого мужчины, а ведь именно он был одним из тех, кто отвечал на вопросы капитана в том разговоре, который подслушал Басо.

— Тысячник, не держи на нас зла, — вновь заговорил офицер. — Вако заключил с тобой договор, но решил рискнуть, и проиграл. Это его выбор, и так было угодно Судьбе. Но мы не желаем рисковать, и изначально не хотели поддерживать капитана в его последней авантюре. Смени гнев на милость, и каждый из нас с радостью поклянется соблюдать все установленные договоренности. Мы готовы отказаться от всей добычи, и даже предстать перед царским судом, но только будучи в землях Юнь. Чтобы не умирать неприкаянными бандитами в чужой стране.

Басо вздохнул еще раз с облегчением, боль в израненной руке только теперь дала о себе знать, и тысячник болезненно сморщился. Не стоило и гадать, команда сумеет повесить все свои прегрешения на убитого капитана, самое страшное, что им грозит — порицание и дисциплинарное наказание. Подельники блестяще разыграли фигуру своего главаря, не оставив ему спасительных шансов и полностью укрывшись за щитом верности долгу и подчинения высшему руководству.

— Не вижу причин отказывать, — сухо бросил Басо. — Возвращаемся в гавань, как только имперцы уйдут на достаточное расстояние. Затем, курс на Жемчужное море. Надеюсь, в отсутствие капитана, команда сумеет вернуть нас домой?

— С радость, — согнулся в поклоне лоцман. — Исполним все в точности, о высокочтимый.