Едва различимые всплески волн были самыми громкими звуками, раздававшимися в глубине тумана, разлившегося белесым маревом вдоль русла реки Чаанцзянь. Солдаты, сгрудившиеся у борта с обнаженными абордажными саблями, и матросы со взведенными самострелами, молча, вглядывались в молочную мглу, ожидая заветного сигнала. Весла кораблей зависли над водой, как расправленные крылья, чтобы в нужный момент бросить вытянутые тела куай–сё в стремительную атаку. Но пока, как можно дольше, им нужна была тишина, и скорость сейчас не играла никакой ощутимой роли.
Опустившись возле резных перил на одно колено и положив на палубу рядом свое копье, Ли до рези в глазах всматривался вперед, как и все остальные. Кроме тайпэна на носовой площадке «Серебряного ветра» в том же нетерпеливом настроении пребывали Таката, Ёми, хайтин Яо Минг и несколько воинов из числа солдат абордажа. Похоже, что только Фуёко была здесь единственной, кто не стал поддаваться всеобщему тревожному чувству. Возможно, это было связано с тем, что кумицо была слишком занята для такой забавы. Сидя на голове дракона, украшавшей нос корабля, и подложив под себя левую ногу, оборотень делала руками замысловатые пасы, и странные серые тени в глубине туманного облака покорно следовали этим беззвучным приказам, не смея противиться воле рыжего демона. Глаза Фуёко были прикрыты, но сложно было поверить в то, что оборотень не следит за ситуацией вокруг, а ее алые губы, змеившиеся тонкой улыбкой, были тому прекрасным подтверждением.
Прямо по курсу медленно проступали из пелены силуэты кораблей, перегородившие речное русло на подходах к Гункань. Захваченные юнь еще на верфях в Йосо и в порту Имабаси, эти полдюжины куай–сё долго не давали покоя хайтину Шао Шэну, ожидавшему возможного нападения с их стороны на всем пути следования от самого Пан–Ги–Ша, хотя Йотока и Куанши, например, напротив сильно сомневались в способности юньских солдат умело воспользоваться полученными трофеями. Хань был согласен с последним мнением, хотя его уверенность серьезно поколебал хайтин Реёко Кэй, бросив как–то вслух предположение о том, что ничто не мешает командиру Юнь посадить на эти корабли настоящих матросов, позаимствованных у флота, стоявшего в блокаде у Таури.
Напряжение росло, уже почти физически ощущаясь в тяжелом влажном воздухе. Корабли подошли друг к другу на расстояние полета стрелы, но на вражеских судах по–прежнему не замечали противника. С все тем же негромким всплеском вода расступилась, выпуская из своей глубины десятки полуобнаженных тел, и пловцы, сжимая в зубах кинжалы, начали безмолвно карабкаться вверх по покатым бортам куай–сё. Те, кто оставался в лоне реки, ожидали, когда опустятся вниз пеньковые веревки, с помощью которых можно было поднять наверх промасленные тюки с саблями и круглыми щитами, покачивающиеся пока поблизости на небольших камышовых плотах. Резкий крик, оборвавшийся булькающим кашлем, и звук тела, упавшего в воду в сопровождении громкого всплеска, оборвали затянувшееся ожидание.
— Залп, — все еще по привычке шепотом отдал команду Ли.
— Залп! — звонкий хорошо поставленный голос Яо Минг эхом разнес приказ над затихшей эскадрой, и ответом ему стал скрежет и лязг бесчисленных палубных орудий.
Опыт, полученный Ханем во время осады Ланьчжоу, не прошел для него зря. При разгроме осадных гуляй–городов, которые возводили карлики, Ли и командир городской стражи Ногай применили тогда массированное использование камнеметов. Цяо–ба оборонявшихся стреляли в тот раз хоть и не прицельно, но зато быстро и по весьма ограниченной площади. То, что сгодилось против карабакуру, вполне подходило и против юнь, с поправкой на ситуацию и избранные цели.
Совокупный залп всех палубных орудий с пяти самых мощных судов объединенной имперской эскадры обрушился на захваченную куай–сё, замершую посередине речного русла в центре заградительного построения. Изначально корабли Ханя шли вдоль левого берега, прижимаясь к буйным зарослям камыша и осоки, и это позволило всем боевым джонкам использовать на полную мощь, как метательные машины верхней палубы, так и бортовые установки. Порядка сорока снарядов, больше половины которых были зажигательными, шквалом обрушились на вражеский корабль, ломая зеленоватую бронзу и круша в щепу темное дерево. Яркое пламя стремительно взмыло по центральному парусу, пробитому в нескольких местах, а орудийные команды атаковавших уже заряжали баллисты и цяо–ба, чтобы вновь повторить свой страшный удар.
Тем временем на куай–сё юнь, стоявших у левого берега, начали разгораться схватки между царскими воинами и солдатами абордажа, продолжавшим карабкаться на палубы вверх по бортам. Обходя головной отряд, из глубины эскадры выдвинулись вперед самые быстроходные корабли, ощетинившиеся баграми и мостками–сцепками. Пусть эти суда в силу своих размеров и уступали другим в количестве орудий и численности экипажей, но зато в данной ситуации их умение быстро лавировать, сохраняя приличную скорость весельного хода, и обгонять на короткой дистанции флагманские куай–сё сделали их просто незаменимыми.
Несколько последовательных залпов окончательно превратили корабль юнь в пылающую развалину, и расчеты машин переключились на следующее судно. Густой туман начал рассеиваться, и глазам Ханя предстала водная гладь, озаряемая алыми всполохами. Ее поверхность была усеяна деревянными обломками и телами убитых, рядом с которыми пытались удержаться на плаву выжившие солдаты.
«Серебряный ветер» и «Страж престола», набирая ускорение, двинулись в направлении изувеченной куай–сё, и тяжелый синхронный удар двух килей, окованных сталью, не оставил несчастному судну ни единого шанса. Корпус невезучей джонки, уступавшей трехпалубным монстрам по всем параметрам, разломился на части с треском и скрежетом, а крики юнь, прыгавших и падающих в реку, потонули в этой грохочущей какофонии. Слева по борту на двух ближайших кораблях заградительной цепи уже вовсю шел кровавый абордажный бой. Артиллерия имперских судов продолжала уничтожать корабли, прижатые к противоположному берегу, а в брешь, образовавшуюся во вражеском построении, следом за флагманами одна за другой входили оставшиеся джонки эскадры. Взмахивая веслами и рассекая невысокие волны, куай–сё речного флота Империи стремительно приближались к острову Гункань, и никто уже не мог преградить им дорогу.
Звон тревожных гонгов и резкие окрики команд наполнили полевую ставку генерала Окцу, но юнь все равно теперь не успевали подготовиться к внезапному вторжению. По обоим берегам Чаанцзянь загорались бесчисленные огни, а на башнях Генсоку, выраставших из белого марева, вспыхнули настоящие сигнальные костры. По две сотни бойцов со «Стража» и с «Ветра» дружно начали прыгать в холодную воду на островном берегу. Сзади поспешала со второй волной десанта широконосая «Железная длань», несущая в своих трюмах еще столько же солдат абордажа.
Наглый и рискованный наскок на ставку командующего армией Юнь был организован с подачи Йотоки и лишь благодаря разведчикам К»си Ёнг, сработавших в этот раз также безупречно, как и во всех предыдущих случаях. Откровенно говоря, Ли не рассчитывал на то, что им удастся захватить или уничтожить вражеского генерала вместе со всем его штабом, но игра определенно стоила свеч, да и моральный эффект от такого нападения как для жителей осажденного города, так и для армии южных захватчиков тоже нельзя было забывать. С правом тайпэна лично возглавить решающую атаку никто не осмелился спорить, и Хань стал одним из первых, кто ступил на каменистую землю Гункань.
Лагерь вражеского командующего не успел опустеть до конца, хотя многие его обитатели поспешно бросились к баркасам и лодкам, расставленным вдоль береговой линии. У имперцев не было времени на то, чтобы окружить остров и перекрыть все пути отхода, так что бегству писцов и иных представителей генеральской свиты никто особо и не мешал. Спланированный удар наносился «вскользь» и «по касательной», являясь лишь одной из деталей плана по прорыву эскадры в город, и флагманские куай–сё, закончив с высадкой, уже двинулись дальше к распахивающимся Речным воротам Генсоку. Забрать десантную группу должны были те корабли, что следовали в арьергарде.
И все же сопротивление, с которым столкнулись Ли и его люди, было довольно жестким и решительным. Многочисленные офицеры, оруженосцы и денщики, генеральская охрана — никто из них не собирался сдаваться без боя, и легкой прогулки по штабным шатрам, на которую в тайне наделся Хань, у них не получилось. Самая сильное противостояние разгорелось на подступах к генеральскому шатру, так что поначалу Ли даже поверил, что генерал Окцу действительно еще не успел покинуть свой штаб. Обойдя противника с двух сторон, и проломив стены нескольких бревенчатых времянок по соседству, солдаты абордажа быстро превратили в беспорядочную свалку весь тот правильный организованный бой, который юнь так пытались им сейчас навязать.
Пронзив горло одному из вражеских солдат, и сбив другого наземь точным ударом копья под колено, Ли прорвался за спины воинов, облаченных в латные доспехи, состоявшие из множества маленьких стальных квадратов и украшенные пластинами из красной меди. Хищное шипение и почти беззвучный свист даканей прекрасно давали понять, что об остальных противниках успешно позаботятся къёкецуки. Развернувшись, Ли бросился по пологому склону холма наверх к высокому шатру командующего и замер, ощутив леденящее предчувствие, ставшее для него слишком знакомым за последнюю пару лет. Если честно, то сам Хань предпочел бы иметь менее насыщенный опыт в подобных вопросах, пусть его наличие и было довольно полезным.
Две невысоких глыбы у входа в шатер резко сдвинулись со своих мест, опуская в боевую позицию чудовищные сашми, по пять локтей в длину и почти вдвое тяжелее тех, что использовали матросы на имперских кораблях. Грозная поступь лим–бо, с ног до головы закованных в тяжелые панцири из темного металла и сплошную чешую из железных листов, перекрывала собой, казалось, все остальные звуки битвы, разворачивавшейся вокруг. Проклиная желчь степных демонов, бурлившую в его крови, Ли перехватил поудобнее яри и занял оборонительную стойку.
Имя элитарных штурмовиков Юнь было широко известно за пределами южного царства, и слава, окрылявшая их образ, была вполне заслужена. Профессиональные воины, с ранних лет воспитывавшиеся и готовившиеся к своей роли, лим–бо были схожи во многом с дзи и тайпэнами, с той лишь разницей, что их основная жизненная задача всегда сводилась не столько к Служению, сколько к постоянному совершенствованию искусства уничтожения любых врагов ляоляньского двора.
Против двух лим–бо шансы Ханя были невелики. Несмотря на то, что юный тайпэн уже успел за свой короткий боевой путь встретиться в бою с самыми немыслимыми противниками, среди которых не редкостью были и демоны, сейчас это решительно не имело никакого значения. Конечно, ни один человек не выдерживал простого сравнения с мангусом или таким чудовищем, как хранитель омерзительного сада командующего Ло–тэн. Но все–таки те схватки шли в других ситуациях и при иных условиях, а здесь и сейчас императорскому вассалу достались два профессиональных воина, закованных в броню на наборных винтах и вооруженных так, что Ли изначально лишался своего преимущества в удержании врагов на некоторой дистанции.
Если бы не схватка, все еще кипевшая за спиной у Ханя, то даже отступление в этом случае было бы вполне допустимым шагом со стороны имперского полководца, отнюдь не позорным для его чести. Бессмысленный риск и пустая бравада на поле боя в войсках Империи никогда не пользовались особой популярностью. Но Ли не привык бросать дело на середине и перекладывать на других то, что хотя бы должен был попытаться сделать сам. Его единственным преимуществом теперь оставалась лишь скорость. Несмотря на свой пластинчатый доспех, Хань все равно был намного быстрее и подвижнее тяжеловесных юнь. Метнувшись в сторону, тайпэн первым атаковал лим–бо, шедшего справа, чтобы не отдавать своему противнику инициативу в схватке.
Скорость против грубой силы. Зачастую, Ли уже приходилось сталкиваться с подобным противостоянием, но обычно сторону «силы» занимал он сам, а потому прекрасно понимал, как иллюзорно и хрупко кажущееся преимущество более верткого бойца. Кружа у входа в бревенчатый шатер, трое воинов вели сложную игру, ни в чем не уступавшую по напряженности и накалу схватке на обычных мечах. Тем не менее, рассчитывать на то, что кто–то начнет выдыхаться первым, ни одной из сторон не приходилось. Физическая форма Ли и его противников хоть и была несовершенна, но позволяла уверенно продержаться на ногах не менее трех–четырех часов.
Отбивая выпады сашми, и обозначая свои быстрые контратаки, Хань продолжал петлять, не позволяя зажать себя «в клещи», и ждал удобного момента. Однако в результате тайпэн дождался не возможности действовать самому, а весьма полезной для него помощи со стороны. Изящный силуэт, возникший за спинами у лим–бо, с нечеловеческой грацией взлетел на плечи к одному из юнь, несмотря на всю тяжесть великолепных доспехов из вулканического стекла, в которые всегда облачалась в бою лиса–перевертыш. Два старинных кинжала в руках у Фуёко причудливо крутанулись в пальцах кумицо и с силой вошли в узкие проемы шлема, защищавшего голову «оседланного» штурмовика. Древние клинки легко прошли в глазные щели, разрезав сталь как рисовую бумагу, и юнь медленно ничком повалился на землю, некрасиво и изломанно, как марионетка, у которой по очереди обрываются нити. Второй лим–бо отреагировал, еще в тот момент, когда оборотень только вскочила на закорки к его напарнику. Мощный удар сашми, в который была вложена вся сила разворачивающегося корпуса, пришелся Фуёко точно в середину груди. В глубине обсидианового нагрудника сверкнула огненная вспышка, и кумицо отбросило в сторону спиной вперед.
Упускать момент было нельзя, да и странная режущая боль, пронзившая тело Ли в тот момент, когда кумицо получила удар, подхлестнула Ханя с удвоенной силой. Наконечник яри ударил полуобернувшегося лим–бо под колено с задней стороны туда, где между расходившихся пластин тело юнь защищала лишь двойная кольчужная сетка. Рубящий удар меча не смог бы преодолеть такое препятствие, но копье, вонзившееся с размаху двумя руками, легко пробило плотное стальное плетение, проткнув навылет коленный сустав. Юнь не закричал и не повалился на землю, он лишь припал на раненую ногу и крутанулся обратно, собираясь ответить Ли таких же ударом, который уже достался Фуёко. Бросив свое оружие, Хань сделал шаг вперед, перехватывая древко сашми на локоть ниже клинка, до того, как оно успело набрать полное ускорение, и с силой ударил вражеского бойца ногой в грудь. Лим–бо упал назад, но после этого вновь поступил вопреки ожидаемому результату.
Хотя тяжелый доспех и делал воина–юнь неповоротливым, но отнюдь не превращал его в достопамятную «железную черепаху». Крестьянские сказки о лим–бо, упавших на спину и уже не сумевших подняться без посторонней помощи, были лишь легендами. На практике дело обстояло намного сложнее. Первым делом поверженный противник Ханя выхватил из ножен на левом бедре короткий клинок, похожий на миниатюрный дакань, и размашисто отмахнулся им, заставляя Ли интуитивно отступить назад. Затем боец генерала Окцу резким рывком сначала перевалился на бок, а затем уже перевернулся и на живот. Опираясь на руки и неповрежденную ногу, лим–бо начал подниматься, когда на его затылок с резким свистом опустилась тупая грань его собственного сашми.
Отшвырнув в сторону чужой осадный нож, Хань не стал проверять, удалось ли ему убить юнь или только лишь оглушить. Первым порывом тайпэна было броситься к кумицо, но Фуёко уже сама поднималась на ноги, жестами давая понять, что с ней все нормально. Вот только морщилась при этом демоническая лисица весьма болезненно. Добить оставшихся защитников главного шатра не составило для солдат абордажа особых трудностей, особенно учитывая поддержку къёкецуки.
Генерал Окцу все же успел покинуть Гункань, но в его штабе, брошенном в полной неразберихе, бойцы Ханя сумели отыскать карты и донесения, которые без разбору отправились в несколько заплечных мешков, которые тут же перекочевали в надежные руки Такаты и Ёми. Больше на острове было нечего делать, и корабли эскадры Чаанцзянь, как всегда составлявшие арьергард, подобрали оставшихся десантников. С обоих берегов к острову уже направлялись большие весельные лодки с вражескими солдатами, а инженеры противника успели подтащить сюда несколько метательных машин, начавших обстрел кораблей. К счастью, камнеметов и баллист на императорских куай–сё было пока на порядок больше, так что ответные залпы с «Рейдзё» и судов его сопровождения быстро отбили у юнь охоту состязаться в артиллерийских поединках. Оставив за спиной пылающую ставку царского командования, эскадра тайпэна Ханя вошла в Таури под восторженные крики защитников города. Два корабля, отбитые в конечном итоге у юнь отчаянными сорвиголовами из абордажных команд, замыкали собой победоносный речной караван.
Путь по каналам города надолго заполнился Ли и его матросам. Тысячи людей, высыпавшие на набережные и причалы, радостно размахивали руками и кричали приветствия. В водах Чаанцзянь шныряли сотни челнов и лодок, каждая из которых пыталась подобраться как можно ближе к кораблям императорского тайпэна. На палубы летели цветы и бумажные гирлянды, а подчиненные хайтинов Шэна, Гонкэ и Реёко Кэя толпились у бортов куай–сё и гроздьями весели на мачтах, выкрикивая ответные приветствия и благодарности. Признаться, подобной реакции никто из командиров маленькой армии Ханя не ожидал, но ситуация быстро прояснилась, едва они добрались до морской академии, куда флагманские корабли эскадры сопроводили баркасы городской стражи. Остальные суда направились прямиком в сторону порта, где для них уже готовились стоянки у удобных причалов Южной эскадры.
Тайпэн Руо Шень, чей охристый суо был обильно покрыт золотыми гербами рода Вейлун, и его молодой вассал–побратим Мяо Гкень из семейства Овара встретили Ханя и других офицеров у самого трапа. От обмена пожеланиями удачи имперские полководцы как–то быстро перешли к откровенной горячей беседе, и если Ли и его хайтины еще совсем недавно учувствовали в битве, то причина возбуждения командующего войсками Таури и его заместителя открылась чуть позже. Тем временем, вокруг на причалах и площадках появлялось все больше людей, и хотя в обычное время чужим лодкам и судам не разрешалось приставать к острову, где располагалась академия, в этот раз охрана училища сделала исключение. Кроме того, изрядную долю зевак составляли будущие флотские офицеры из числа учеников, слуги, писцы и сами преподаватели. Баркасы с квартальными старостами уже также спешили сюда, а от берегов центрального острова Дайдари, где располагались богатые дома знати и резиденции всех государственных служб, неспешно отчалил небольшой корабль градоправителя Таури.
От беседы с тайпэнами Ли сумел оторваться лишь в тот момент, когда услышал, что в нарастающем вокруг шуме все отчетливее и отчетливее звучит его имя, которое начала скандировать гигантская толпа, заполонившая собой каждый свободный клочок суши, да и в воде по–прежнему оставалось на удивление много переполненных лодок.
— Я, кажется, не совсем понимаю, — ошарашено произнес Ли, осматриваясь по сторонам и ища хоть какой–то поддержки или объяснения у окружавших его людей.
— Слава — редкий товар, просто бери, пока дают, — успела вставить Фуёко, прежде чем на невысказанный вопрос Ли ответил тайпэн Мяо Гкень.
— Видите ли, слухи о действиях вашей маленькой речной армии довольно широко разошлись среди местных жителей, каким–то невероятным образом просочившись из донесений армейской канцелярии, — при этом потомок полководца Овара недвусмысленно посмотрел на тайпэна Руо Шеня, но седой старик сохранил невозмутимый вид. — Довольно большая часть людей полагала, что с учетом того, что основные силы южных захватчиков удерживаются сейчас возле Таури и Циндао, то вы вполне можете решить воспользоваться ситуацией и попытаться вторгнуться в пределы Юнь. По некоторым особенно красноречивым заявлениям, вы вполне были готовы для того, чтобы попытаться сокрушить элитную царскую армию и захватить Ляолян. Разумеется, что в этой ситуации нашему городу пришлось бы продолжать играть роль сдерживающего фактора, и возможно даже принести себя в жертву, ради попытки захвата вражеской столицы. Звучит все это, может быть, и не слишком разумно с точки зрения имперских военачальников, но простой народ готов поверить и в куда более странные вещи. Однако теперь, тайпэн Хань, вы здесь, и жители города счастливы, что их судьба оказалась для вас важнее. А, кроме того, вы уже имеете репутацию настоящего мастера по спасению осажденных поселений, что само по себе вдохновляет людей ничуть не меньше.
— К тому же все ожидали вашего появления на дальних подступах к городу, но никак не прорыва осады и дерзкого нападения на штаб царского командующего, — уточнил Руо. — После такого, эта реакция, — тайпэн обвел жестом скандирующие людские массы, — более чем ожидаема.
— Я даже не знаю, что теперь делать, — невольно поежился Ли, чувствуя, как к щекам начинает приливать кровь.
— О, я знаю, — холодная кисть Ёми тут же легла на его плечо. — Ты обязан сказать речь, вдохновляющую и зажигательную, полную надежды и уверенности. Иного от тебя эти люди сейчас и не ждут.
— Ты главное попытайся, — хитро прищурилась Таката. — Личные внушения и угрозы у тебя получаются неплохо, а так, в крайнем случае, всего–навсего просто выставишь себя на всеобщее посмешище.
— Нет, не выставит. Только не тогда, когда я поблизости, — улыбка кумицо была столь же плотоядной, как и у къёкецуки.
Все еще пребывая в некоторой нерешительности, Ли поднялся обратно на середину трапа и вскинул вверх правую руку. Толпа медленно затихла, и тысячи глаз воззрились на Ханя в томительном ожидании. Тайпэн Императора с трудом сглотнул, вспоминая, что выступать перед бунтующим многолюдным потоком, катившемся по улицам Ланьчжоу ему навстречу, было намного проще. Тогда у него была цель и долг, который следовало исполнить, сейчас же его слова сами приобретали форму и вес, и за ними не было каких бы то обязательств, но была ответственность за то, как они отразятся на будущем.
— Жители великого Таури и благословенной провинции Генсоку! Я тайпэн великого Избранника Неба, Единого Правителя всех народ, и воплощение его божественной воли! Как я уже догадался, вы знаете, как меня зовут, — легкая шутка вызвала на лицах слушавших улыбки, — и потому не стану представляться полностью. Скажу лишь одно, я пришел помочь вам и исполнить волю нашего общего владыки, и для меня будет честью защищать всех вас в столь опасные и трудные времена!
Толпа взорвалась одобрительным гулом, а Ли собиравшийся уже завершать свое выступление, почувствовал, как его голос приобретает новые странные интонации.
— Мы будет бить нашего врага за то, что он творит на землях Нефритового престола! Мы будет к нему милосердны так же, как и он к нам! Никто не уйдет от расплаты, и ничто не будет забыто или оправдано!
Речь Ханя звучала тягуче и завораживающе, она манила к себе и приковывала внимание окружающих. Лишь спустя какое–то время, Ли с ужасом стал понимать где, когда и от кого он уже слышал подобные «проникновенные» призывы.
— Я даю вам слово, что еще к концу этого месяца осада с города будет снята, а армия захватчиков обратиться в позорное бегство! Такова воля Императора! И таково мое слово!
Люди, зачаровано слушавшие речь Ли Ханя, ответили на его последнее заверение еще большей бурей криков и радостного свиста. Даже матросы с приставших кораблей вопили что–то с высоких бортов куай–сё, а лица столпившихся у трапа военачальников выглядели необычайно воодушевленными.
Медленно спустившись вниз, Ли, с трудом пытаясь сдержать дрожь в голосе, обратился к стоявшей поблизости кумицо.
— Что это было?!
Поднимать на оборотня свой взгляд, пылающий праведным гневом, Хань не счел необходимым. Къёкецуки следили за этой сценой тоже весьма заинтересовано.
— Я ведь обещала тебе помочь, — Фуёко невинно пожала плечами. — Они услышали, то, что хотели от тебя, и поверили в то, что услышали. Все как ты любишь, с любовью к Империи и возвышенным пафосом вассала–бессребреника.
— И как, по–твоему, я должен теперь сдержать слово императорского тайпэна? Я даже не знаю о том, какие точно силы сейчас вокруг города, а уже пообещал разбить их за месяц!
— Точно, сдержать слово, — кумицо притворно нахмурилась, — я ведь помню, что о чем–то забыла. Теперь вспомнила, но поздно, да?
— Это ты решил таскать ее за собой, — напомнила тайпэну Таката с ехидной злостью.
— Это вы так думаете, — довольно оскалилась Фуёко.
— Что же я такого натворил в прошлом своем воплощении, — обреченно пробормотал Ли и, вскинув голову, зашагал по пирсу, увлекая за собой всех остальных, и приветственно маша руками столпившимся людям, все никак не желавшим теперь расходится.
— Откровенно говоря, я не совсем уверен, что нам следует действовать так поспешно, — осторожно начал высказывать свою мысль тайпэн Мяо. — Не будет ли правильнее следовать первоначальному замыслу и дожидаться главной ударной армии, должной прибыть к нам со стороны Вулинь?
Тот, кто придумал устроить зал совещаний в помещении, служившем ранее лекторием для слушателей академии, был, несомненно, прав. Здесь было довольно просторно, а акустика позволяла вести разговор в полголоса, не опасаясь, что кто–либо из собеседников не расслышит какое–то слово или высказывание.
— Именно, этого же ждут от нас генерал Окцу и генерал Манчи, — искать оправдания собственным глупым обещанием оказалось на удивление легко, Ли и сам уже начинал верить в то, что говорил. — Я сильно сомневаюсь, что им до сих пор ничего неизвестно о концентрации войск в Вулинь, кроме того, наш прорыв, наверняка, заставит их стягивать к Таури дополнительные силы. Разбить войско, стоящее у стен, мы можем только пока к нему не подошли резервы. Если удастся, то тем силам юнь, что окажутся зажаты между нами и тайпэном Ванем, не останется ничего другого, как и искать пути к отступлению. Быть окруженными и уничтоженными их командующий вряд ли захочет, а таким образом мы сразу вернем восходную часть Генсоку, и позволим главной армии продвинуться до самого Таури без кровопролитных боев. После всего того, что уже случилось, от нас вряд ли ждут продолжения активных действий и нанесения ударов, но мне пока не хочется передавать право хода царских полководцам. Не забывайте также о флоте противника, с ним тоже что–то следует делать.
— Да, сейчас ситуация для решения морского вопроса самая удачная, — согласился с Ли тайпэн Руо Шень. — Ваши тридцать кораблей значительно увеличивают и без того существовавшее численное преимущество Южной эскадры. Раньше мы опасались открытой схватки из–за боязни, даже в случае победы, остаться без достаточного числа бортов для охраны прибрежной линии. Но три десятка куай–сё станут для нас прекрасным тактическим резервом, они не так хороши для морских баталий, а вот для патрулирования в случае чего сгодятся просто отменно.
— Какое число бойцов в вашем распоряжении? — спросил Хань старого полководца, услышав его удовлетворительное заключение о новых возможностях имперского флота.
— Девять тысяч солдат и офицеров, из них три тысячи приходятся на городскую стражу.
— Столько же можно набрать в ополчение, — добавил Мяо Гкень. — Правда, снарядить с расчетом на долгосрочную перспективу мы сможем только пять тысяч.
— А у противника порядка двадцати пяти, — заметил Шао Шэн, разглядывавший карту, расстеленную на столе в центре зала.
— Двадцать шесть, и еще почти тысяча конных разъездов, — уточнила К»си Ёнг, до этого момента безмолвно следившая за разговором.
— И расположились они по обе стороны от русла Чаанцзянь, — Ли тоже приблизился к карте и поочередно указал на красные скопления по обеим сторонам от синей «прожилки» реки. — Они разделены на равные части?
— По одному большому полку в десять тысяч, но основная часть вспомогательных служб сосредоточена на южной стороне. Как и осадные парки, на удивление малочисленные.
— За это вам следует благодарить хайтина Кэя, — ответил Хань. — Это его корабли сожгли ракетную артиллерию, которая предназначалась для Таури.
— Скорее вам следует благодарить за это погибшего хайтина Дакона, — отозвался Реёко, сидевший на одной из скамей для слушателей в первом ряду и набивавший длинную трубку какой–то курительной смесью из трав. — А также идиотизм того юньского командира, что решил по–быстрому захватить переправы Йосо, одновременно уничтожив нас и получив возможность переправить своих инженеров на северный берег.
— Значит, у нас есть возможность атаковать врагов по частям, — задумчиво произнес Ли, не столько обдумывая эту мысль сам, сколько подбрасывая ее остальным.
Позже Хань собирался обсудить все это еще и с Йотокой, но пока вполне рассчитывал на дельные советы от более умудренных полководцев, чем он сам.
— Нужен отвлекающий маневр, — Руо Шень первым прервал задумчивое ожидание. — Для атаки силами Южной эскадры нужно время на выход и построение. Это же потребуется для развертывания пехоты против северного осадного лагеря, который довольно хорошо укреплен. Нужно создать панику или замешательство, но как это проделать, ума не приложу. Даже ваше нападение на ставку не сильно смутило оставшиеся силы юнь, и полагаю, их офицеры не станут действовать по–другому в иной ситуации.
— Нужно, чтобы случилось что–то, о чем они быстро узнали бы и в то же время это повергло бы их в недолгое оцепенение, — Ли поднял взгляд на К»си Ёнг, и глава военной разведки чуть вскинула подбородок, давая понять, что готова к вопросу тайпэна. — Убийство командующего. Мы сможем провернуть такое?
— Это сложно. Много охраны, которая будет вдвойне настороже после сегодняшнего. Еду генерала наверняка проверяют, а найти позицию для стрелка в самом лагере будет практически невозможно.
— Тихое убийство здесь не годиться, юнь должны быть ошарашены и напуганы, — развил мысль Ханя хайтин Ло Гонкэ. — Это должно случиться внезапно и совсем незадолго до нашей двойной атаки.
— Выполнимо, но для этого нужно время на подготовку, собрать информацию, распорядок дня, привычки, особенности поведения и характера…
— Тренировка, — перебил Ёнг голос Мяо.
Правая рука Всевидящего Ока Императора посмотрела на тайпэна без осуждения, а наоборот явно заинтересовано.
— Тренировка?
— Каждой утро, в одно и то же время. Я долго наблюдал за Окцу, и думаю, что, даже сменив место расположения ставки, он не откажется от своего утреннего ритуала.
— Это возможность, — кинула Ёнг. — Остается лишь подобрать компетентного исполнителя, который не вызовет лишних подозрений у его охраны.
— Разрешите попробовать мне, — звонкий голос Ка»исс, сидевшей рядом с Реёко, прозвучал еще до того, как глава военной разведки успела закончить свою мысль.
— Тайпэны? — Ёнг посмотрела на полководцев спокойно и невозмутимо. — Решать вам, но эта девочка отлично справиться, это я вам могу гарантировать.
— Совсем ребенок, — невольно вырвалось у Руо Шеня, но заметив вспышку гнева в раскосых глазах хмшин, ставшую ответом на это замечание, старик примирительно поднял руки. — Это может сработать.
— Не смею сомневаться в вашей компетентности и компетентности ваших людей, — чуть склонил голову Мяо, обращаясь к К»си Ёнг.
— Тайпэн Хань?
— Это задание смертника, — задумчиво ответил Ли и, не удержавшись, тоже посмотрел в сторону Ка»исс, увидев на ее лице, в отличие от потомка Вейлуна, неуверенность и страх оказаться «недостойной этой миссии, по мнению тайпэна Ханя». — Ты уверена, что готова к такому?
— Мой долг перед Империей — всегда и везде быть готовой к чему–то подобному, — холодно отозвалась юная хшмин.
— Тогда с милостью предков все должно получиться.
Ка»исс, буквально просиявшая лицом, вскочила со своего место и быстро поклонилась в сторону каждого из императорских вассалов.
— Большое спасибо, — присовокупила разведчица к поклону, адресованному Ли.
— Общий план намечен, теперь предлагаю нашим гостям отдохнуть, — подвел итог Руо Шень. — Послезавтра соберемся вновь, озаботимся проработкой деталей и утоним разные моменты. А пока, советую всем восстанавливать силы и готовиться к предстоящему испытанию. И, конечно же, обязательно отведайте местной кухни!
Совет старого флотоводца Хань сумел воплотить в жизнь уже этим вечером. Большой офицерский дом, в котором Ли отдали весь третий этаж, располагался в армейском квартале у самой набережной выходивший на огни Дайдари. К моменту возвращения Ханя и Удея с совещания, Фуёко, которую, похоже, немного, но мучило–таки чувство вины за «проделанную шалость», особенно расстаралась, и скромный ужин, планировавшийся на сегодня, вылился в роскошный стол, на котором безраздельно властвовали дары Восходного моря. К тому же, впервые за несколько недель в распоряжении демонов оказалась настоящая большая кухня, а не корабельный камбуз и его запасы, имевшие весьма специфические вкусовые свойства в силу того, что изначально эту пищу в первую очередь готовили к длительному хранению, а уже только во вторую — к употреблению внутрь. Все это позволяло предполагать, что следующие несколько обедов и ужинов будут не менее обильными. Демоны по–прежнему не оставляли попыток заставить Ханя сравнивать свои кулинарные шедевры и требовали четко обозначить, кто же все–таки готовит лучше. Ли оставалось лишь проявлять чудеса такта и дипломатии, каждый раз уходя со «скользкой дорожки».
Только покончив с содержимым почти половины тарелок, расставленных перед ним и успокоив тем самым желудок, ворчавший по новой мангусской привычке еще с утра, Ли обратил внимание на то, что Удей, сидевший напротив него, почти не притронулся к еде, да и вообще выглядел как–то хмуро и подавлено.
— Во всем, — ответил тидань на прямой вопрос Ханя. — Дело во всем. Во всем, что я сегодня услышал и увидел.
— Не понимаю, — попытался разобраться Ли, пользуясь тем моментом, что на какое–то время они остались в комнате вдвоем.
— С каких пор посылать детей на смерть стало для тебя нормальной «платой во имя Империи»? — сорвался Удей, и его не наигранная злость обожгла Ханя сильнее всего. — Почему это вдруг стало для тебя нормально? Не такому тайпэну я присягал на верность, не об этом я слышал, лежа в палате госпиталя в Ланьчжоу, пока последние остатки яда карабакуру выходили из моих вен. Когда все поменялось?! Ты же всегда дорожил каждым, ты всегда был готов сам заменить другого, но только не подвергать его опасности? Вспомни, как ты бросился спасать Сулику и других манеритов после боя у Лаозин, хотя даже Ногай считал это бессмысленным. Вспомни, как сам пришел в шатер к Кара Суню, хотя он мог приказать обезглавить тебя, не задав ни одного вопроса! Ты никогда не посылал других на верную смерть до этого дня, так почему же ты выбрал именно эту девчонку, так по–детски наивно втрескавшуюся в тебя, и готовую пойти на что угодно, лишь бы заслужить уважение и внимание великого тайпэна Ханя?! Ты стал другим, и мне не нравится тот хозяин, которому я теперь служу. Понимай, как хочешь.
Резко поднявшись, Удей вышел из–за стола, не ополоснув рук, и грохнул дверью–перегородкой, покидая трапезную. Оставшийся в одиночестве, Ли со смесью тревоги, страха и непонимания смотрел на закрывшуюся ставню. И больше всего на свете, Хань боялся сейчас заглянуть в себя, чтобы понять, прав был его верный друг или все–таки нет.