Утро встретило Даниэля не ласково. За окном было пасмурно, и меньше всего хотелось вставать и куда-то идти. Еще меньше хотелось — бежать. И уж совсем никак не хотелось встречаться с принцессой. За прошлый вечер он о многом передумал и окончательно укрепился в мысли, что Каролина имеет право так с ним обходиться. Ее титул дает ей все права. К пробежке Даниэль вышел понурый, ожидая дальнейших ударов судьбы.

Появился Лан. С принцессой, конечно, поздоровался, но сухо. И сразу помчался. Причем бежал с постоянными оглядками — старался, чтобы между ним и Каро было минимум три-четыре бегуна.

У Каро с утра было странное настроение. Или, скорее, не так — странное состояние. В том, что вчера наломала дров и теперь надо извиняться, не было сомнений. Сама по себе процедура неприятная — никто не любит просить прощения, да еще, если, действительно, «сам дурак».

К тому же обязательная даже для принцессы утренняя тренировка, из-за которой поневоле пришлось отложить все важные разговоры, яснее ясного показывала, к чему приводит неумение держать нервы в узде. Лан ускакал подальше и заметно-старательно там держался, а Даниэль… на него Каро даже смотреть не надо было, чтобы чувствовать его настроение. Но она смотрела. Стараясь, чтобы никто не обратил на это внимания, смотрела при первой же возможности. На него и на Лана. А они, оказывается, похожи. Такие разные, до противоположности, даже внешне. Начнешь сравнивать — ни одной общей черточки. И все же в чем-то неуловимом… И… может, показалось? Ланире, внешне такой безразличный, нет-нет, да и посмотрит в сторону Даниэля.

А тот совсем потух. Явно не дождется конца тренировки. Даже на фехтовании не оживился.

Каро почувствовала очередной укол совести. Сейчас — это ее вина.

Она новыми глазами смотрела на двух этих мальчишек, отмечая про себя то, чего не видела, не хотела видеть раньше. Ланире подчеркнуто не обращал внимания на окружающий мир, и прежде всего на принцессу и ее воспитанника.

Как же так вышло, что пробегая мимо бывшего друга, он вдруг встретился с ним глазами? Каро видела, и как ощетинился Даниэль, и как его лицо изумленно смягчается. Лан смотрел без всякой задиристости или злости, не было в его взгляде и жалости. Он смотрел с сочувствием.

А вот на принцессу не смотрел вовсе. Так мне и надо, — тяжело вздохнула Каро про себя.

Даниэль от неожиданности даже споткнулся и проводил бывшего друга оторопевшим взглядом.

Каро вдруг обнаружила, что ощущая его настроение, как часть своего собственного, уже не испытывает от этого раздражения, и даже не пытается закрыться, отторгнуть или уничтожить это ощущение. Она стала понимать и… принимать эту связь. И вместе с пониманием пришла какая-то удивительная легкость — словно тяжелый груз, давивший на плечи несколько последних недель, исчез. Чужие чувства больше не были… чужими. А потому — легко контролировались и ни капельки не мешали.

Окончания тренировки с нетерпением ждал не только Даниэль. Едва Грено скомандовал: «На сегодня все, бездельники!», как Каро, пока оба нужных ей объекта не разбежались, окликнула обоих.

— Ланире, нам нужно поговорить, — начала она с отстраненного друга, — пожалуйста, подождите меня через час у задней калитки.

— Да, Ваше Высочество, — сказал Лан, сделав положенный кивок.

— Даниэль… — тут Каро в очередной раз тяжело вздохнула. — Вам я тоже должна кое-что… нм надо поговорить. Пойдемте в вашу комнату.

Даниэль сжался — ничего хорошего от подобного предложения он не ждал. Неужели ей мало вчерашнего? Что ЕЩЕ она хочет ему сказать?

Каро хотела было что-то произнести, но остановилась. Раз уж идут разговаривать в комнату — незачем начинать выяснять отношения посреди коридора. Когда наконец за ними обоими закрылась дверь, принцесса, вместо того, чтобы сразу перейти к делу, вдруг чрезвычайно заинтересовалась живописными «руинами» вокруг. А на хозяина сих сокровищ лишь кидала неожиданно смущенные взгляды — искоса, из-под ресниц. Черт, ну почему еще пять минут назад казалось, что будет так просто все сказать, а теперь все слова разбежались, словно потревоженные муравьи?

Даниэль тоже смутился. До сих пор никто к нему не заглядывал и он не имел возможности посмотреть на комнату чужими глазами. Сам же понемногу привык к тому, что творилось вокруг, хоть это и доставляло массу неудобств. А присутствие принцессы среди этого разгрома… Что она за это с ним сделает?!

Предательски подогнулись колени, и он застыл у стола, внутренне сжавшись.

Каро словно в ответ на эту мысль обернулась к мальчику, и губы ее дрогнули. Она опять быстро отвела глаза, потом нагнулась и подняла с пола одну из брошенных книг. Повертела ее в руках, ладонью смахнула пыль и, пройдя несколько шагов, аккуратно пристроила томик на полку.

— Давай мне остальные, я а поставлю, — сказала она, оборачиваясь.

Что?! Сперва Даниэль решил, что ему изменяет слух. Но как тогда быть с глазами — они подтверждали услышанное… Он, все еще не веря и совершенно не понимая, поднял ближайшую к себе книгу. Автоматически повторил движение Каро со смахиванием пыли и подал принцессе. А сам напряженно ждал, что будет дальше…

А что дальше? Каро и эту поставила ровненько на полке и обернулась в ожидании следующих. Пауза затягивалась, и тогда девушка сама подняла еще один растрепанный том.

— Даниэль, прости меня, — сказала она вдруг, сосредоточенно пристраивая книгу и не глядя на собеседника.

Только что поднятый томик выскользнул у Даниэля из рук и полетел на пол. Каких угодно упреков и ругательств ожидал он услышать от Каролины, даже просто — молчания. Все это было тяжело, обидно, но понятно! А то, что он услышал, попросту не укладывалось в его голове, совершенно не укладывалось!

— З-за что? — глупо спросил он, несмело подняв глаза. Будто в ее облике надеялся получить разгадку.

Каро полюбовалась ровным строем из трех книг. Поправила их еще раз. Снова полюбовалась. И только потом обернулась, чтобы на этот раз не отвести взгляд:

— За то, что требую от тебя умения держать себя в руках, а сама, как… — она запнулась и сбилась с торжественно-печального тона на совсем какой-то…по- детски прямой и искренний. — Как коза бодливая, на людей кидаюсь! Я вчера на тебя наорала ни за что. Прости…

Мир переворачивался с ног на голову — наследница престола просит прощения у простого герцога… Не герцога даже, он ведь сейчас вообще никто! Воспитанник… А она — полноправная хозяйка. Тогда — ПОЧЕМУ? Что заставило ее произнести эти слова?!

«Коза» и Каролина в понимании Даниэля вообще не совмещались. Еще и «бодливая»… Мальчик удивленно и растерянно пожал плечами, не зная, как ему реагировать.

— Д-да ничего… — только и мог произнести он, и подумал вслух: — Я уже привык…

— К тому, что кидаюсь, бодаюсь и ору? — уточнила Каро, и хотя ничего смешного в этом не было, губы невольно дрогнули в улыбке.

— Нет… — мальчишка мотнул головой. Он не мог объяснить, к чему конкретно он привык. Скорее, к тем отношениям, что установились у них с принцессой. Титул дает право распоряжаться. Он, подданный, обязан ей подчиняться. Все. Значит, может она и кидаться на него, если пожелает. И… «бодаться» тоже.

А сегодня что-то шло не так. Принцесса была совершенно другая. Даниэль во все глаза смотрел на нее, пытаясь понять причину перемены.

— И то слава богу, — вздохнула девушка. — Не стой так, давай остальные . А насчет вчерашнего… я хотя и наследница, и все такое, но я тоже живая. Могу ошибаться. Еще как! У меня вчера было просто… да ужасно все было. Я устала, запуталась. Столько дел… все время какая-то путаница, словно кто-то нарочно мешает… да вдобавок северный сосед опять втягивает Рогнар в глупую склоку за приграничные холмы, — Каро проговаривала все это вслух и с удивлением понимала, что ей становится легче и легче.

— Ну, вот я и летела, как ведьма на метле, крушить врагов и, вообще, всех, кто попадется. А попался ты, — она как-то смущенно потупила взгляд, но тут же упрямо подняла глаза:

— Я знаю, что ты не прогуливал. И я должна была выяснить это сразу, а не срывать на тебе злость. Мне… очень стыдно за это. Такое поведение не подобает принцессе и, вообще, аристократке. Прости меня, пожалуйста.

Каролина говорила, и ее простые искренние слова испаряли в Даниэле все вчерашние чувства. Обиду, горечь, безразличие… Когда она закончила, он горячо закивал.

— Ваше Высочество, Вы не… я и сам…

Ее слова принесли ему облегчение и одновременно смутное беспокойство.

Вся эта история протянула ниточку в прошлое, туда, где еще был герцог Рогнарский, его слуги и… Максимилиан! Даниэль вдруг понял, что подспудно беспокоило его все это время — Максимилиан. Он точно так же поступил с ним, сорвал на нем плохое настроение!

— Ваше Высочество… Вы поэтому забрали у меня даже Максимилиана?

— Почему? — уточнила Каро, оборачиваясь. И догадалась: — Ты ему тоже нагрубил? — она покачала в руке увесистый том энциклопедии «Растения Рогнара», не торопясь ставить его на место.

— Вообще-то я его не забирала. — Энциклопедия все же встала в строй. — Максимилиан старенький уже, Даниэль. У него сердце слабое, часто болит спина, да и ноги тоже. Ему тяжело носиться по лестницам и прислуживать. Еще немного, и он бы не выдержал — слег. Я в первый же день после оглашения назначила Максимилиану пожизненную пенсию и выделила место для проживания в замке. Раз он захотел остаться. Так что старик вышел на заслуженный отдых. Он тут всю жизнь, ты и твои отец с дедушкой были его единственной семьей. Он сам решил остаться, потому что не хотел оставлять тебя одного… Беспокоился, волновался, как же ты без него.

Максимилиан появился в замке задолго до рождения Даниэля. Он был при мальчике дольше, чем тот сам себя помнил. И Даниэль был свято уверен, что так всегда и будет. Ему до этого и в голову не приходило, что Максимилиан может заболеть, слечь, что его просто может не стать. Ошеломленный, он опустился на стул, сжимая в руках очередной поднятый им том. Значит, вот оно что? Мог все это время попросту уйти! И не ушел… Оставался, продолжал прислуживать, помогал и терпел придирки… и даже называл его как раньше — «Ваша Светлость». Один из всех! А он… вот как отблагодарил верного слугу за все! Даниэлю стало тошно. Так тошно, что хоть волком вой.

Каро через плечо внимательно посмотрела на мальчишку. Ох, как знакомо было ей это чувство. И как же хорошо, что Даниэль, оказывается, тоже еще (или уже?) умеет, может это почувствовать. Она дала ему время.

А он спохватился и молча подал ей очередную книгу.

— В мире нет идеальных людей, Даниэль, — сказала она, заполняя книгами следующую полку. — Мы все делаем ошибки. И отличаемся только тем, что кто-то способен свою ошибку признать и исправить, а кто-то нет.

— Поэтому вы пришли… — то ли спросил, то ли сам же ответил на свой вопрос Даниэль. И подал принцессе очередную книгу — последнюю.

— И поэтому тоже, — кивнула Каро. — А еще потому, что я обидела тебя незаслуженно, и мне было очень неприятно видеть, как тебе плохо.

Девушка огляделась и, убедившись, что книг больше нигде не валяется, взялась собирать и расставлять по местам остальное. Попутно полюбовалась большой кляксой на стене — результатом поединка чернильного прибора с плохим настроением хозяина.

— На это место надо хоть картину повесить, что ли, — заметила она. — Или тебе нравится композиция? Собери пока бумаги с пола, потом сам посмотришь, что тебе нужно, а что выбросить.

Даниэль донельзя смущенный тем, что столь высокопоставленная особа наводит порядок в его комнате, повиновался беспрекословно. И стыд его мешался с радостью от того, что Каролина такая… вернее, не такая, какой он видел ее до этого. Пристыженный мальчишка быстро справился с бумагами на столе и, предупредив следующий шаг принцессы, бросился к своей кровати — я сам! Нельзя сказать, что у него вышло хорошо, но он очень старался. А попутно думал о том, сколько же всего приходилось делать для него другим, тому же Максимилиану. С этой поры размышления уже не оставляли его ни на минуту. Что бы он ни делал, чем бы ни занимался в дальнейшем, в фоновом режиме крутились слова Каролины, цепляли собой воспоминания.

Постепенно комната стала приобретать более-менее жилой вид. Каро удовлетворенно вздохнула. До полного порядка еще далеко, но так даже лучше. Пускай Даниэль сам закончит. Если надо, Каро многое умела: и помыть, и подмести. Но сейчас необходимости в этом не было. Как и времени. Да и веника с тряпкой.

— Даниэль, попроси горничную с этажа, чтобы помогла тебе закончить уборку. Найти ее можно либо в кухне, либо в прачечной. Спроси Грену. — Каро внимательно оглядела собеседника. А, вот еще что не давало ей покоя!

— У тебя есть расческа или гребень?

— Был гребень. Только он поломался, — Даниэль напряженно соображал, зачем мог понадобиться принцессе гребень? Ее Высочество свою прическу тоже поправляет собственноручно?!

— Понятно, — вздохнула Каро, открыла маленькую кожаную сумочку у пояса, с которой не расставалась даже на тренировках, и вынула свой гребешок.

Пока Даниэль задавался бесконечными вопросами, Каролина действовала. Быстро и решительно.

— Иди сюда. Повернись, — чтобы не терять время, Каро сама за локоть подтянула мальчишку и развернула к себе спиной. Ей было не привыкать, трое подопечных быстро приучили девушку быть и нянькой, и парикмахером, и даже швеей. Так что теперь она действовала уверено. Гребешок зацепил одну из спутавшихся прядей нового воспитанника и чувствительно дернул.

— Что вы! Зачем это?! — запротестовал Даниэль. — Не надо! Я и сам могу! — попытался он вызволить волосы из плена.

Совершенно машинально, не задумываясь, Каро шлепнула подопечного по затылку, а потом за ухо развернула его голову в удобное для себя положение:

— Не вертись, а то останешься лысым, — предупредила она, перехватывая спутанный клубок волос повыше и осторожно его разбирая. Правда, осторожность осторожностью, а сбитые в узел пряди сопротивлялись отчаянно, больно цепляясь за гребень и друг за друга.

— «И чего я себе напридумывала… — мелькнула недоуменная мысль. — Мальчишка как мальчишка. Ни капельки он не противный…» — Только теперь она осознала, как сильно изменилось ее отношение всего за последние полчаса. Всего лишь стоило заговорить с ним нормально, как с кем-то из троицы… и словно по мановению волшебной палочки, вместо отвратительного чудовища перед ней оказался просто… мальчик. Обычный, растерянный мальчишка, которому нужна ее помощь! И ВСЕ! Все сразу встало на свои места, стало легко и даже… приятно? Ему помочь… Да, конечно, вряд ли до того, как Даниэль получил хорошую встряску, он стал бы слушать ее разговоры «по-хорошему». Но сейчас слушал! Понимал. Она это видела.

От такого поворота дел Даниэль потерял способность к сопротивлению. Зато не потерял способность изумляться (хотя давно уже пора бы) и краснеть. Он послушно повернул голову и застыл в таком положении. И даже испытал некоторое облегчение — все же сам справится с «прической» он не мог.

Каро довольно ловко расправилась с путаницей внизу прядей, а выше разбирать их было неудобно — сама девушка была, по выражению Грено, «ростом с кузнечика», а Дан для своего возраста вымахал неплохо.

— Вот же длинный! — с ненастоящей досадой заявила Каро, понимая, что прыгать с расческой вокруг воспитанника уже совсем не вяжется с королевским достоинством. Огляделась, и как воздушный шарик на веревочке, за длинную прядку отбуксировала жертву к ближайшему стулу:

— Садись!

Еще минут пять она терзала прическу Даниэля, постепенно превращая ее из вороньего гнезда в нечто более-менее приличное. Но вот девушка с беспокойством глянула на часы, на волосы под гребешком, убедилась, что все колтуны ликвидированы, и вручила расческу подопечному:

— Дальше сам справишься. Мне пора.

К собственному удивлению, во время всей этой процедуры, Дан ни разу не пикнул. Чувствовал, что сгорит от стыда, если позволит себе хоть один «ай» или «ой». Только морщился, когда безжалостный гребень слишком уж сильно тянул очередную упрямую прядь. Нда…Это вам не Максимилиан… Мальчишка невольно вернулся к самой серьезной для него проблеме. Причина ухода старика теперь ясна. А вот что дальше? Он обманывал себя. Что делать дальше, было известно. Принцесса продемонстрировала это, и очень наглядно. Но… пойти к слуге, чтобы извиняться??? Даниэль вздохнул. Потому что понял — пойдет. Только где его теперь искать? Вроде она сказала, он остался в замке…

— Ваше Высочество, подождите…

— Да? — от двери обернулась девушка.

— Вы не знаете… — Даниэль чуть помедлил, — где сейчас Максимилиан?

Каро очень внимательно посмотрела Даниэлю в глаза. Прислушалась к чему-то в себе, кивнула и ответила:

— Кай Максимилиан попросил выделить ему старый домик садовника, тот, что у северной стены.

Она не стала расспрашивать, зачем ему Максимилиан, и Даниэль был ей за это очень благодарен.

Девушка открыла дверь, уже почти вышла и вдруг еще раз обернулась:

— Власть — это очень тяжелое бремя, Даниэль. И очень острое оружие, — сказала Каро негромко. — И нам с тобой всю жизнь предстоит помнить об этом. Чтобы оно не раздавило нас, а мы не раскромсали все вокруг. И только от нас зависит, кто будет рядом — лживые лизоблюды, готовые предать в любой момент, или те, кто придет на помощь, несмотря ни на что.

— Спасибо… — прошептал Даниэль. И не понятно, к чему это относилось: к последней лекции, к тому, что Каро пришла с извинениями, к парикмахерским услугам или же к информации о Максимилиане. А может быть, просто к тому, что сегодня она впервые сказала «нам с тобой».

Дверь за принцессой закрылась, и Даниэль оглядел свою комнату. Кто бы ему сказал раньше, что у него будет убираться наследница престола! Впрочем, скажи ему кто, что он сам будет убирать свою комнату, он поверил бы не больше. И самое странное, что ему эта уборка вместе с принцессой… понравилась! Раньше-то он и не замечал, как наводится порядок. Сколько ни разбрасывай вещи, комната неизменно приобретала аккуратный вид. Сама собой. Хотя, конечно, понятно теперь, что не сама. Даниэль тяжко задумался. Подошел к полке с книгами и провел рукой по корешкам. «Власть это острое оружие…», «…чтобы мы не раскромсали все вокруг…» Но ОНА раскромсала его жизнь! Или нет? По всему выходит другое: это его жизнь была ненастоящей, фальшивкой. Герхард, которому позволено было распоряжаться всем почти наравне с герцогом, ненавидел его все это время. А старый, натерпевшийся унижений слуга, остался с ним, даже когда он потерял все…. Она только вывела это на свет! Даниэль отошел к окну и провел по лицу руками.

Есть то, что еще не поздно исправить. Он пойдет к Максимилиану. Сегодня же.

А Лан? Если уж Герхард так ненавидит его, то как должен ненавидеть Лан! И его появление в саду — лишнее тому доказательство! Он спас его, да. Но сделал это не для Даниэля. Он сделал это для себя! Не отказал себе в удовольствии насладиться его, Дана, унижением, позором и своим великодушием. Как он красиво смотрелся: «Не трогайте его! Кто его тронет…» Даниэль вздохнул, чувствуя, как разрастается в нем обида на бывшего друга. Эх, Лан… лучше бы уж ты не приходил тогда в сад…

К калитке Лан подошел за пять минут до назначенного времени.

Каро появилась без опоздания — минута в минуту, хотя было заметно, что для этого ей пришлось поспешить — щеки раскраснелись и дыхание было чуть более учащенное, чем обычно.

Именно эта торопливость не позволила Лану удержаться от улыбки. Как ни старался.

— Пошли прогуляемся? — Каро постаралась придать своему голосу легкость, которой не чувствовала. Она вдруг поймала себя на том, что ужасно…робеет? Ох, ничего себе…

— Ничего не имею против, — ответил Лан. — Тема беседы настолько конфиденциальная?

Каро вздохнула. Ну вот, этот разговор начать будет ни капельки не проще, чем предыдущий…

— Ага, — только и кивнула она, первая ступая на заросшую тропинку позади замка.

Таким ордером они прошли шагов десять. Потом, едва по правую руку наметилась проплешина, Лан тремя прыжками обогнал ее, показывая: по тропинке пойду первый. Отодвигал колючие ветви, нависшие над тропой, а одну отломал и время от времени постукивал впереди, шевеля траву. Однажды остановился, сказал:- Здесь осторожно. Старое русло, может поехать почва, — и протянул Каро руку.

Она с готовностью взялась за предложенную ладонь и впервые открыто и пристально посмотрела в лицо Лану. Некоторое время, пока они вдвоем взбирались по довольно крутой и сыпучей тропинке к вершине, Каро так и держалась за него. Отпустила только тогда, когда предлог делать это совсем исчез. Они поднялись на небольшую, уютную площадку, полную цветов и жужжащих насекомых.

Каро осмотрелась и решила, что этак можно до границы герцогства дойти, не начав разговор.

Лан, верно, решил так же. Он остановился, оглядывая замок, а они были на одном уровне с верхушкой донжона.

Принцесса высмотрела поблизости подходящий валун, возвышающийся над сочной зеленью и присела на него. Помолчала. Вздохнула.

— Лан, извини меня, пожалуйста, — наконец произнесла девушка, не глядя на собеседника. — За вчерашнее.

Слегка ошарашенный Лан — вспомнить бы, когда и кто перед ним извинялся в последний раз, некоторое время смотрел на принцессу.

— Ваше Высочество, как я могу на Вас сердиться? — наконец произнес он.

— Еще как можешь, — покачала Каро головой. — И должен. Потому что если я веду себя как дура, то и обращаться со мной надо соответственно!

— Принцесса не может быть…, не может себя вести как дура. Такого не бывает, — сказал Лан.

— Принцесса НЕ ДОЛЖНА себя так вести, — Каро горько усмехнулась. — А что бывает, ты сам вчера убедился. Мало того, что дура, еще и истеричка. Кидается на людей ни за что ни про что, а когда ей об этом говорят — еще и обижается.

— Я не могу сердиться на принцессу, — повторил Лан, разглядывая подножные травки.

Каро закусила губу. Это оказалось…даже труднее, чем она думала.

— Я вчера…да не только вчера. Мне было так паршиво…а вчера, ну, совсем плохо стало. Вот я и не выдержала, сорвалась, — тихонько сказала она. — Я даже не помню, что несла…я далеко не идеальная, Лан. Могу такого натворить… — она махнула рукой. — Или наговорить. Но на самом деле я так не думаю.

Каро встала с камня и направилась по тропинке еще выше — в гору.

— Ваше Высочество, — растерянно сказал Лан. Он хотел опять обогнуть принцессу, но тропинка была слишком узкой, и приходилось идти следом.

— И я еще раз повторяю, я не сержусь на принцессу.

Каро обернулась: — А на меня? С «Ее Высочеством» все ясно. А как быть с Каро?

Лан взглянул в лицо Ее Высочества — грустное, немного напряженное.

— Как мне быть с девчонкой Каро, которая считает, что повела себя как дура? — спросил он.

— Да, — твердо кивнула девушка, все еще не двигаясь с места. — Как быть с ней, если она ужасно боится…что потеряла друга из-за своей глупости?

— Ну… мне надо сделать что-нибудь такое, чтобы она назвала меня дураком, — лукаво улыбаясь, ответил Лан. — Тем более, друг и дурак звучат почти похоже.

Каро часто заморгала от удивления и чуть не оступилась. — Это как?

— А вот так, — загадочно ответил Лан. Взглянул за спину Каро, убедился, что там небольшая пологая площадка — хватит и для прыжков, и для падения. Что-то просвистел… Так же загадочно сказал, — если ты не трава, он тебя не съест…

Внезапно выкинул руку, поймал крупного летящего жука и метко кинул ей за ворот рубашки.

Глаза Каро расширились и стали огромными, как у совенка. Секунду еще она стояла неподвижно, а потом коварное насекомое пустило в ход то ли лапки, то ли усики. Каро пронзительно взвизгнула:

— Мамочки!!! — и прыгнула, но не туда, куда рассчитывал Лан, заглядывая ей за спину, а прямо на него. — Дурак!!!

Лан еле-еле увернулся, успев убедиться, что пробежав мимо него, Каро никуда не свалится.

— Это не дурак, а Краснобрюх Жужжащий, — уточнил он.

— Сам ты Краснобрюх!!! — Каро едва затормозила и теперь отчаянно вытряхивала упрямое насекомое из рубашки. Оно сопротивлялось — то ли насилие над свободной жучиной личностью его возмутило, то ли просто понравилось там сидеть.

— Маааама!!! — почти простонала девушка, в очередной раз чувствуя щекотно-колючий променад по голой коже, наконец прижала вторженца ладонью прямо через ткань и двумя пальчиками, зажмурившись, вытянула его наружу.

— Может, он папа? — спросил Лан. — Не дави, пожалуйста, — участливо добавил он, — этот мама-краснобрюх точно ни в чем не виноват.

Каро открыла глаза и, держа жука все так же двумя пальчиками чуть на отлете, боязливо его рассмотрела. Жук! Ужас!!! С усиками, лапками и крылышками! Она с содроганием разжала пальцы, и ужас с усиками свалился в густую траву, через секунду взмыв оттуда с сердитым гудением.

— Знаешь, что я сейчас сделаю? — спросила Каро, проводив лапки и крылышки опасливым взглядом и переведя взгляд на Лана. Все это время она как бы невзначай пододвигалась поближе к нему.

— Продолжу танец жук-дурак-краснобрюх? — беспечно договорил за нее Лан. Попытался отодвинуться, но пространство для маневра за ним было невелико: заросшая скала. И повторил несколько недавних движений принцессы.

— Ага, — кровожадно подтвердила Каро. — Танец. Только без жука. Лан-дурак-красноух называется!!! — и прыгнула на жуколова, пытаясь дотянуться до его ушей.

Лан отпрянул, но далеко было не уйти, и покушение достигло цели.

Каро действительно пару раз довольно чувствительно дернула свою жертву за подвернувшееся ухо, но потом отчего-то оставила его в покое, а вместо этого быстро пробежала пальцами по ребрам Лана, щекотно до невозможности.

— Ага, попался! Который…жуками кидался!

— А я еще и гусеницами могу, — сквозь смех еле произнес Лан. Нагнулся, содрогаясь от щекотки, подхватил с куста длинного, мощного, мохнатого ползуна, в мизинец толщиной, — погляди, какая красота! — и, продолжая извиваться от щекотки, протянул гусеницу Каро.

От пронзительного визга, кажется, даже листья на кусте затрепетали, а оглушенный ползун свернулся колечком и свалился в траву.

— Лан!!! — Каро прекратила визжать и зашлась хохотом. — Я их до смерти боюсь!!!

— Извините, Ваше Высочество, — сказал Лан. И поклонился. Учтиво, по всем правилам. Правда, правой рукой провел по кусту, будто искал еще одну насекомую. Но вместо этого сорвал маленькую веточку с цветком и протянул принцессе.

— А там точно никого нету? — подозрительно осведомилась Ее Высочество, не спеша протягивать руку за подарком и заглядывая внутрь цветка с опаской — одним глазом.

— Никого, кайса Каро. Даже пчелы на него еще не садились, — сказал Лан. И замолчал, покраснев, то ли от щекотки, то ли от того, что так назвал принцессу.

— Тогда спасибо, — улыбнулась Каролина, взяла цветок, воткнула его в прическу за ухом и пристально взглянула на Лана:

— За цветок спасибо. А за кайсу…я тебе сто раз говорила, что я еще не такая старая, чтобы кайсать без конца!!! — и повторила атаку на ребра противника.

— А хаха-как, ка-ха-ха, хаха, ках надо? — Лан хохотал, увертывался, вспоминая свой «боевой цирк», но не удалялся от Каро.

— Вот так! — тоже смеясь, отвечала Каро, продолжая щекотаться. — Каро! Каро! Кар…ой! Нет, вот так не надо! — обессилевшая от смеха девушка споткнулась о какой-то корень и плюхнулась в траву.

— Надеюсь, оно уже уползло, — простонала она, на всякий случай оглядываясь.

— Не уползло — улетело, — со смехом сказал Лан, подхвативший какое-то насекомое и отшвырнувший подальше. Нагнулся к принцессе и сказал уже без смеха: — Не ушиблась?

— Не-а, — помотала растрепавшейся прической девушка. Похлопала по траве рядом с собой и пригласила:

— Садись.

Не дожидаясь повторного приглашения, Лан не то, что сел — прилег на сухую траву, головой к принцессе.

— Лан… — Каро тоже откинулась спиной на траву, закинула руки за голову и посмотрела на плывущие над долиной облака. — Помоги мне, а? Я запуталась…точнее, уже немножко распуталась, но не совсем.

Лан приподнялся, имитировал кивок-поклон: — Всегда к вашим услугам.

— Это насчет Даниэля, — Каро искоса бросила взгляд на собеседника — как он отреагирует. До сих пор Лан старательно и успешно уходил от таких разговоров.

— Хорошо, — почти равнодушно ответил Лан, и неожиданно для себя добавил, уже без равнодушия: — Чем я могу помочь?

— Да ты уже помогаешь, — улыбнулась в небо принцесса. — Ты даже представить себе не можешь, каких бы я глупостей натворила, если бы тебя не было. А Даниэль…понимаешь, я приехала сюда, уже настроенная против него. Всю дорогу сама себя убеждала, какое он чудовище, и убедила. Да он и сам постарался немало в этом направлении. Ну, вот я и уперлась рогом в свое такое отношение, ничего другого замечать просто не хотела. А вчера вдруг поняла…и не без твоей помощи. Что не все так просто.

— Ведь тебя воспитывала мама? — спросил Лан.

— В основном, — кивнула Каро. — Не только она, но у нее хорошо…получалось.

— А он был один. С десяти лет.

— Да… — согласилась Каро, невольно отмечая схожесть аргументов из своего сна и наяву. — Но ты тоже был один, — все же добавила девушка.

— Мне… знаешь, так вышло… что мне давали одни только тумаки, а ему одни только пряники. От тумаков быстро взрослеешь, а от пряников, как видишь, только вред. — Лан задумчиво жевал травинку, искоса поглядывая на собеседницу. Смотреть хотелось все время. Очень. Но он сдерживался.

Каро приподнялась на локте.

— Тебе тоже показалось, что его нарочно превращали в бесполезного уродца? — серьезно спросила она.

— Может быть, — пожал плечами Лан. — Я видел, что он превращался. И… сам не знаю, каким был бы я сам на его месте.

— Превращался-превращался и превратился, — вздохнула Каро. — Будем надеяться, что у него получится превратиться обратно. В последнее время он изменился, ты заметил?

— Конечно. — Лан кивнул.

— Вот… — Каро опять вдумчиво изучала облака. — Значит, не все у него там еще в голове… сплошными пряниками забито. Высохшими! Я попробую. В конце концов, он тоже живой… — Она замолчала.

Лан тоже молчал. Потом вскинул руку, схватил кого-то, махнул в сторону.

— Прилетел кусаться, — уточнил он. — Пойдем, может, пока не погрызли? — А сам вздохнул. Словно не хотел на самом деле никуда уходить отсюда, с этой полянки, где Каролина из строгой и деловитой принцессы превратилась в обычную девчонку. Которая визжит при виде жуков и дергает за уши жуколовов…

— Вот что за жизнь, а?! — Каро одним плавным движением поднялась на ноги и отряхнулась. — Здесь того и гляди покусают, там, — она махнула рукой в сторону замка, — вообще съедят. Пошли, нас ждут соседские склоки за лысые горы и не разобранные отчеты. Какая прелесть, — она скривила потешную рожицу.

— Не, — серьезно сказал Лан, — будем вместе — не загрызут.

— Ну, если только, — принцесса сморщила нос, звонко чихнула, отвернувшись, и, подхватив Лана за руку, стала вприпрыжку спускаться по тропинке.

— Лан! — окликнула Каро, когда они уже почти спустились. — А ты не мог бы…поймать несколько штук этих…краснобрюхов.

— Зачем?

— Про запас, — вздохнула девушка. — Когда мне очередная вожжа…попадет, сразу за шиворот засунуть, не дожидаясь, пока я дров наломаю.

— Смотри, за мной не задержится, — ответил Лан.

— Только не гусениц, пожалуйста! — умоляюще сложила руки Каро и засмеялась.

Старая калитка в замковой ограде протестующе скрежетнула, шаги и голоса смолкли. Воцарившуюся тишину прорезало торжествующее, победно-басовитое гудение Краснобрюха Жужжащего.

Найти жилище Максимилиана оказалось нетрудно. Гораздо труднее — зайти. Чем ближе подходил Даниэль к домику, тем сильнее замедлял он шаг. Может, его и дома нет? Может, лучше завтра зайти? Ведь это же никогда не поздно…

До забора оставалось уже совсем немного, когда мальчишка вдруг резко одернул себя. Нет! Сегодня. Сегодня и сейчас. И, перегоняя свой страх, в несколько шагов достиг калитки. Занес уже было руку, чтобы постучать, но застыл. А вдруг он не простит? Погонит его прочь? Мальчишка замешкался, кусая губы, прислонился лбом к забору. Противно, томительно сжалось сердце. Но не стоять же так вечность! Даниэль медленно, неохотно распрямился. А что, если Максимилиан сам выйдет? Увидит, как он тут торчит под дверью? Только этого не хватало!

— Иду-иду! — Раздался в ответ на стук чуть надтреснутый старческий голос, за оградой послышались торопливые шаркающие шаги, и калитка распахнулась.

— Что-то вы раненько сегодня ка… — Максимилиан разглядел посетителя и замолчал.

Сердце бухнуло колоколом и заколотилось где-то в горле, когда Даниэль услышал знакомый голос. Появилось искушение развернуться и бежать отсюда подальше. Но было уже поздно.

Какое-то время бывший герцог молча смотрел на бывшего слугу. Потом отвел глаза.

— Я могу… войти? — неожиданно хриплым голосом спросил он хозяина.

Максимилиан молча посторонился, пропуская своего уже бывшего хозяина в маленький уютный дворик, выложенный речной галькой. Он внимательно смотрел на Даниэля блекло-голубыми от старости глазами и не произносил ни слова.

Даниэль поймал этот взгляд. Какой Максимилиан уже, оказывается, старый… И тотчас со всей остротой нахлынула на него их последняя с Максимилианом встреча, ошпарила мучительной горячей волной.

— Максимилиан… прости меня… пожалуйста… — Даниэль помотал головой, как от боли, — если можешь… — закончил он совсем тихо.

Старый слуга глянул с легким удивлением, но промолчал и на этот раз. Потом покачал головой, грустно улыбнулся и спросил:

— Неужто, Ее Высочество все же решила прислать вас извиняться? Не надо было.

— Ее Высочество? — растерянно переспросил мальчишка. И тут до него дошло…

— Никто меня не присылал! — почти прокричал он. — Я пришел, потому что… — мальчик осекся.

Как сказать ему? Как объяснить, почему он тут?! А ведь в чем-то Максимилиан прав, ОНА заставила его прийти. Вернее, заставила понять, что он должен прийти.

— Я пришел потому, — продолжил Даниэль, уже более твердо, — что ты очень много делал для меня, Максимилиан, а я… я повел себя с тобой, как законченная скотина!

Слезы закипели в глазах мальчишки, но не упали, а повисли каплями на ресницах. Даниэль сердито смахнул их рукой. И тут его будто прорвало:

— Максимилиан… прости меня… за все прости! — горячо заговорил мальчик. И что-то новое, очень неподдельное было в его глазах, в интонациях, в позе, даже в жестах. — Ты не подумай, я не хочу, чтобы ты вернулся! То есть… мне очень не хватает тебя, Максимилиан… — он виновато и просящее заглянул старику в глаза. — Можно, я буду приходить иногда?

Максимилиан еще несколько секунд смотрел на Дана — испытывающе и недоверчиво. Потом часто заморгал, как от яркого света, неловко переступил через подвернувшееся под ноги ведерко с какой-то рассадой. Протянул руку, словно хотел дотронуться, погладить, но не решился.

— Ну что вы, Ваша светлость… — сказал он наконец и закашлялся. Потом отдышался, смахнул с глаз выступившую влагу — то ли от кашля, то ли от чего еще.

Мальчишка стоял, задыхаясь от запоздалого стыда и раскаяния. «Еще немного, и он бы слег… слег…» Крутились в голове слова Каролины.

Ласковый, прощающий голос Максимилиана и неожиданно острая жалость к старику потрясли его настолько, что долго сдерживаемые слезы все же прорвались наружу. Даниэль закрыл лицо руками, и горячие капли обожгли ему пальцы. Он плакал горько и безудержно. Плакал уже бог его знает какой раз за последние три недели и ненавидел себя за слабость, но ничего не мог с собой поделать.

Ему было очень тяжело. Он припомнил сейчас все: и как кричал на верного слугу, и как изводил его капризами, и как мог беспричинно обругать и ударить. И в то же время осыпал милостями Герхарда… КАК ОН МОГ?!!

— Ну-ну… Не надо так убиваться, — старик шагнул навстречу и осторожно погладил мальчика по плечу. — Разве ж я могу на вас долго сердиться. Я же вас у вашего батюшки принял еще в пеленках, почитай… и вы всегда были хорошим, добрым мальчиком. А что потом… с кем не бывает… баловали вас много, да людишек дрянных подсовывали. Ну-ну, тИхонько…

Это было уже слишком. Это «тИхонько» вдруг всколыхнуло воспоминания — еще тогда, когда Даниэль был совсем маленьким… эти руки, этот голос, самые добрые, самые надежные и родные из тех, что он помнил. КАК?! Он мог забыть?! Он не заслуживает такого сочувствия, не заслуживает! Осознание этого возникло так остро, что Даниэль не выдержал — рухнул на колени и разрыдался в полную силу. Он вцепился в руку старого камердинера и, прижавшись к ней лбом, повторял, как заведенный: — Прости меня, прости! — захлебываясь рыданиями и не находя в себе сил остановиться.

Максимилиан заволновался, охнул, не зная, как и что делать, не решаясь отнять руку, в которую вцепился рыдающий мальчишка. Потом все же переступил на месте поудобнее, второй рукой подхватил Даниэля под локоть и с неожиданной для такого старого человека силой поднял своего бывшего господина с колен, перехватил, обнял — как уже давно не обнимал, с тех самых пор, как маленький Даннике перестал бояться страшных снов и плакать в своей кроватке.

Уткнув все еще плачущего подростка себе в плечо, старик с приобретенной не за один год сноровкой переместился вместе с ним на пару шагов, к малюсенькой скамейке у ограды, сел сам и усадил своего подопечного.

— Ну-ну, ваша светлость… — приговаривал он, обнимая и поглаживая парня дрожащими руками. — Ну, будет… Я уж вас не оставлю теперь, пока еще ковыляю-то. Ну, не надо плакать. Плохому, оно всегда легко научиться…

Наконец Даниэль начал понемногу успокаиваться. Судорожно вздохнул.

— Т-ты не н-называй меня больше «Ваша светлость», л-ладно? — попросил он Максимилиана, перемежая свою просьбу всхлипываниями. — Не хочу вспоминать…

Старик смутился:

— Да как-то… привычно уж мне… — пробормотал он, но потом поспешил заверить: — Я постараюсь, Даннике. Вы вот… — Максимилиан перевел разговор на знакомые рельсы и сразу почувствовал себя увереннее:

— Ты хоть завтракал сегодня, Даннике? Время-то уже и для обеда прошло…

Даниэль облегченно перевел дыхание и посветлел. Он не давал себе отчета в том, что произошло с той минуты, когда он, пересилив себя, пришел к Максимилиану. Он еще не понимал, что именно тогда перешагнул ту грань, которая делала невозможным его возврат к прошлой жизни. Многое ему еще предстояло понять. А сейчас он просто чувствовал, как отпускает тяжесть, давившая его последнее время, и на сердце снова становится легко и солнечно.

Потом они с Максимилианом пили вкуснющий чай, и Даниэль с удивлением обнаружил, что такое общение во много раз приятнее, чем то, которое было у них последнее время. Привычная, ненавязчивая забота теперь воспринималась совершенно иначе — словно теплое пушистое одеяло, укрывающее от всех бед и неприятностей мира. Такое родное, такое близкое… Страшно было даже вспомнить, как он чуть было не потерял его из-за собственной глупости.