Карл:

Крепко, видать, Древорубов прижало. Пригнать не меньше десяти отрядов ради придонной шушеры? Хе. Нижние уровни прочесали частой гребёнкой, ни одну вошь не пропустили, ну и меня, естественно. Так бы я им и позволил себя пропустить.

Жаль продукт было переводить, но я, сцепив зубы и наступив на хвост жадности, грохнул бочку и с ног до головы облился мухоморовкой, чтоб от меня выпивкой на весь ярус несло. И лёг обсохнуть под кустом, точно на пути у одного из отрядов. Рожу предварительно грязью измазал, от дорогущей одежды из шкуры гокаря, способной оставаться на теле во время транформации в зверя и обратно, избавился, припрятал в тайнике до лучших времён. Обмотался вонючей шкурой, для правдоподобия снятой с первого попавшегося забулдыги. Забулдыга вякал ещё, возражал. До первой зуботычины, а потом сразу согласился с моими доводами.

Самое неприятное было, когда в меня кьярром ткнули. Гребли-то исключительно людей. Потому как с оборотнями связываться себе дороже. На дне перевёртышей единицы, либо свободные добровольцы-наёмники, пришедшие через официальный портал и находящиеся под защитой совета, либо отморозки типа меня. И тащить такого в рабский караван — это заранее похоронить свои денежки под ближайшим кустом-вонючкой.

Давно я на себе действие этой игрушки не ощущал. Противостоять его воздействию вроде как нельзя. Кьяром нас сделали, и от кьяра не сбежать. Но есть, что называется, нюансы.

Едва невидимый луч уткнулся в загривок, тело против воли начало оборот. Сотая, даже тысячная доля секунды, и я уже своей волей вернулся обратно из зверя в человека. Если бы я не владел частичной трансформацией, ничего бы не вышло, но мне удалось балансировать на грани, когда шаг туда, и сразу шаг обратно. Было бы даже прикольно, если бы не раздирающая тело боль. Вот сссу…чки!

Но я терпел и даже зубами не скрипел. Ради своей мести я вообще мог бы дохлятиной притвориться и пусть хоть раскаленной головней тычут.

Наконец, проверка закончилась, меня крайне невежливо пнули. Шавки облезлые! В другой раз я их обязательно воспитаю, а в этот позволил бока мне намять, а потом приковать к общей длинной цепи и увести в рабский загон.

Рожу я старательно опускал и вообще прятал — ну неуместно в рабской клетке, на цепи, так кровожадно скалиться. И так соседи уже косятся и цепь натягивают, чтобы подальше от меня держаться. Оно и к лучшему — нахрена мне их блохи? В моей вонючей шкуре и своих достало… тьфу, зараза такая. Кусаются. Отвык…

Нас, «диких» загнали в клетки. Я в очередной раз мысленно поцокал, как Древорубов припекло: судя по вони из колодца, всю клановую шушеру собрали. Почему я решил, что клановые? А только те могли сидеть и не пикать.

Всё шло по плану. Я развалился в клетке, разогнав сокамерников по углам, и думал хорошенько выспаться до отбытия. Угу, наивный. Когда заявилось это клановое нечто, я даже глаз не открыл. Мало ли придурков по клану шастает. Когда оно заговорило про «игложопую» — насторожился. Что за зверушка в караване? Древорубы решили продать цивилам оборотня?! Девку? Я очень осторожно запустил частичную трансформацию — в темноте все равно никто не заметит, а мне надо было нюх перестроить. Вдруг это… хм. Нет. Не следа того запаха, что мне в прошлый раз мозги снес. Да и сомнительно, что медоедка, если она еще здесь, а не свалила к пустотным чертям из улья, позволит себя в рабскую яму засадить. Ну и ладно… вернусь — найду.

А эта сто пудов из новеньких, не умеющая обращаться, и зверюшка неудачная. Иначе черта вакуумного ее бы продали даже за кристалл — самок в ульях всегда дикий дефицит. Любопытно. Это кто ж ее тут спасает — может, юный возлюбленный? Хрен разберет в темноте, и шепот тоже не поймешь, то ли бабский, то ли пацанский. Но по логике — за девкой таки парень скорее прибежит.

Ну и флаг те в руки, спаситель. Лишь бы твой спасательный энтузиазм дальше игложопой не распространялся.

Я уж думал, все обошлось. И как назло! Соседушка мой, урод недобитый, шипеть, придурок дебильный, вздумал:

— Эй, друг, выпусти меня. Выпусти, иначе орать буду!

Ещё и считать начал, типа математик великий и вообще весь из себя гений. Пришлось вставать, хотя лежалось очень удобно. Он даже не заметил. Впрочем, оборотня даже в человеческом облике услышать трудно. Я подкрался, и вместо «три» несильно сотряс ему мозг ударом кулака в дурную черепушку. Авось, излишняя гениальность его покинет. Ха, подозреваю, после моего лечения, вообще не оклемается. Перестарался, кажется.

Хотел обратно прилечь, но как же! Вот же ж черти вакуумные!

Этот спаситель хренов, вместо того, чтобы хватать свою подруженцию и валить… Колодец оставил открытым — хрен с ним! Какого рожна клетки пооткрывал?!

Повыпускал, гад, до кого только дотянулся. А если они и впрямь разбегутся?! А если клановые не справятся?! А если мой караван сорвётся?! Шею она мне покажет?! Не затыкать надо было паскуду, а самому орать. Думал же нормальный пацан, заберёт своё и свалит.

Да что б его схватили! Да три раза через задний шлюз! Да с перехлестом в дюзу!

Выпущенное отребье, не будь дураками, сразу во все стороны брызнуло, натурально тараканы. Угу. Три урода взялись оставшиеся клетки открывать. Нет, логика правильная: охрана уже бежит в зал, причём явно с разных коридоров, мы в окружении. Чем больше отбивающихся, тем больше шансов победить.

Выделяться не хотелось, выполз наружу. На этом своё участие в бунте закончил. Лениво потолкался в толпе. Эх, какая драка могла бы быть, аж жалко немного. Надо добавить этот пункт в и без того бесконечный счёт к Шее.

— Братва, навались! — рявкнул кто-то шибко умный, пытаясь привести всю нашу дикую шайку хоть к какому-то подобию порядка. — Бей клановых!

Как рявкнул, так по башке и получил. Не я один умных не люблю. Откуда, кстати, охраны столько понабежало, причем из людей все, но с копьями и в кожаных доспехах. Всех, кто за древко схватиться может, согнали, что ли?

Часть же еще в погоню за беглецами ломанулась, и все равно из всех проходов народ валил, как дым из печки с сырыми дровами. Затоптали сопротивление дикарья в момент. Ну так, я ж не воевал, я только вид делал, а остальные тут не бойцы, плесень донная.

Я оценил, что били клановые осторожно, так, чтобы не то что не убить, даже не травмировать серьёзно. Мда, видать точно, каждая шваль нынче в цене.

Бойцы планомерно теснили толпу рабов со всех сторон, полетели сети. По-моему, мятеж изначально был обречён. Если только единицы проскочат закоулками и затихарятся. Впрочем, с волками даже их, уверен, отыщут.

— Вернулся в клетку! — рявкнул мне оборотень в человеческой ипостаси.

Наконец-то, снова подремать можно.

Забравшись в клетку, я широко зевнул и улёгся на облюбованное место. А слаженно бойцы клана работают. Разбежавшихся дикарей собирали быстро, сгоняли тычками и оплеухами, разводили обратно по клеткам и запирали. Оборотни только командовали — и мало их, прям заметно мало. Хха… моя заслуга. Аж приятно.

Суматоха постепенно утихала. Я уже начал посапывать, когда приволокли ещё одну потеряшку. Если бы ее не бросили в яму для клановых, я б и не догадался, что это та самая беглянка. Ну и если бы не дрессировщик местный, который с кьяром явился и два часа, паскуда, спать не давал всему загону, измывался над девкой, направив артефакт прямо в яму. Судя по вою, это точно новенькая, и сама обращаться не умеет… вот скоты, это они на ней, видать, продемонстрировали, что с непокорными бывает. Узнаю методы.

Аж затрясло, пустотного черта им в шлюзу, еле сдержался. Уж на что шкуру за годы отрастил, а бабу так пытать нельзя. Мужик еще потерпит, а бабу нельзя! Вернусь и башку откушу уроду, слово медоеда. Запах его я запомнил!

Точка:

Сон пошёл мне на пользу. Да, собственно, без него я бы уже и лапой пошевелить не смогла, а теперь самочувствие заметно улучшилось. Пожрать бы, но это несбыточные мечты. Я осторожно приоткрыла один глаз, убедилась, что клановые тараканы по-прежнему не рискуют сунуться ко мне ближе, чем на метр, и потянулась. И тут-то меня осознанием накрыло. Сестрёнка ждёт, переживает, а я дрыхну как сурок или панда, но уж точно не медоед. Вот тухлые ежики!

Так, срочно к чёрту лирику. Надо выбираться и поскорее. Дело даже не в том, что Гюрза все иголки сгрызла, а в том, что задницей чую, — время на исходе. Сколько они караван собирали? Да как только я грохнула портал… А деньги нужны срочно. И Марук же что-то такое сказал, а у меня потом от кьяра мозги заклинило. Про «сегодня ночью»? или у меня уже глюки? Бли-ин, нашла ж время дрыхнуть, идиотка!

Спросонья я соображала медленно. С запозданием дошло, что разбудил меня вспыхнувший под потолком свет. Там, выше решетчатого смрадного неба, забегали, затопали, замелькали тени, послышались выкрики, ругательства и короткие команды. Вот же лысый пельмень, кажется, побег откладывается. Тьфу! А ведь были же мысли плюнуть на все, обернуться и… решетку подрыть? Какая разница — все равно уже не успеваю.

Из колодца ни черта не рассмотреть. Только слышно, что занялись в первую очередь клетками. А над нашей дырой охранник с копьём, правда, со снятым наконечником. И стоит такой, падла, настороженный чингачгук, готовый в любой момент запендюрить своей палкой по любой высунувшейся из общей массы башке. Ндя…

Пришлось смириться с мыслью, что пока сижу тихо и не выпендриваюсь. Лучше подумать. Что я знаю о караване? Толком — ничего. Живой товар куда-то поведут и кому-то продадут, чтобы на вырученные деньги купить штуковину для портала. Угу. То есть нас почти со стопроцентной вероятностью выведут с территории клана. Наверное, именно тогда и надо дать дёру. На нейтральной территории не догонят. К тому же мне только дистанцию разорвать человеком, как с глаз скроюсь — так и перекинусь. И уж тут-то точно удеру. Ну просто потому, что ловить будут девицу, а я буду медоед. И вообще! Я же все равно хотела разведать, что там — за пределами улья? Мне же ребят выводить, а для этого надо знать, куда бежать, знать, где можно спрятаться, как добыть еды, и как сделать так, чтобы не съели тебя. Я уже наслушалась тут страшных сказок про дикую сельву, в которой невозможно выжить… людям.

Рассуждала я — аж заслушалась саму себя. Мозг раздулся от гордости и полез из ушей. Пришлось как следует потрясти головой — чтобы сдулся обратно.

Мечты, как водится, разбились о суровую реальность. Когда наверху закончили с клетками и взялись за нас, приказали выбираться по одному. Я расчетливо смешалась с толпой клановых таракашек. Вперёд не полезла, но в хвосте плестись не стала. Серединка — самое то. Когда пришла моя очередь — ухватилась за спущенную верёвку.

Меня выдернули, и первое, на что я наткнулась взглядом — это ухмыляющаяся рожа дрессировщика. Марук скалился мне в лицо и угрожающе нацелил на меня фиговину-переключатель. Что, опять решил поиграть в перекидончики? Оказалось — нет.

— Не дури, а то оставлю на полчаса корчиться в полуобразе, а потом палкой погоню в караван, поняла?

Да я бы и рада подурить, но не настолько дура. Толпа с копьями вокруг, козел со своей гадской железякой — даже если попробую сама перекинуться — далеко уйти не дадут. И что самое поганое — запалю саму возможность того, что мы, новички, можем начать перекидываться раньше, чем от нас ждут. А этого делать нельзя… у ребят должен оставаться хоть один козырь в рукаве, пока я не вернусь!

Возвращение мое, кстати, местными явно не предусматривалось. Меня сразу выдернули из толпы бессловесных насекомых. Бли-ин! Шушеру клановую по одному пристегивали за руку и за ногу к длиннющему канату, и если бы я оказалась среди них, только бы меня и видели. Один оборот и плевала медоедка на людские кандалы. Но нет…

Жестко усмехнувшись, Марук собственноручно пристегнул стальную тяжеленную цепь к… моему ошейнику. Ах ты ж тва-арь! А я надеялась, что эту пакость снимут перед тем, как продать! Вот… гадство.

Мало этого, мой поводок пристегнули вовсе не к клановому канату, другой конец цепи живо пристегнули к другой сворке — к дикарям.

Гадство!

Нет, я ни на секунду не отказалась от идеи побега. Вырвусь, обязательно. Перекинуться? Понятно, не прямо сейчас. Чёрт! А толку?! Ошейник при обороте уходит в тело, и цепь, по идее… куда денется? Врастет мне в шею? Мдя… хреново.

Нас всех под конвоем погнали по коридорам. Чем дальше мы шли, тем острее пахло свежестью послегрозового леса. Я превратилась в комок оголённых нервов. Каждый шаг отдаляет меня от ребят, от моей семьи. С каждым новым шагом вернуться будет всё труднее. Даже мысли о том, что я многое разведаю вне улья уже не помогали — тянущая, вгрызающаяся во внутренности тревога становилась все свирепее и острее.

Простор открылся неожиданно. Еще секунду назад мы тащились двумя понурыми вереницами по темному коридору, мне в спину пялился охранник с пультом от ошейника и светящимся нехорошим синим цветом длинным кинжалом…

И вдруг каменная площадка, ограниченная с двух сторон стенами, резко оборвалась в пустоту, дышащую запахами мокрого предрассветного леса, а на самом краю площадки обнаружилась толстенная колонна, от которой… Святые ёжики! Канатная дорога.

Вагончик только подкачал — деревянная и на первый взгляд кое-как связанная клетка на блоке, непонятно какими силами вообще двигалась по канату из слегка затянутой туманом предрассветной дымки. Вот она с легким треском и шуршанием вползла на площадку, и передняя стенка у нее отвалилась, гостеприимно распахнув ненадежные объятия этого средства передвижения.

Никто из присутствующих не горел энтузиазмом и не рвался в этот «вагончик» первым. Я тоже порадовалась про себя, что во-первых, не боюсь высоты, а во-вторых, не везу с собой Гюрзу. У той бы истерика приключилась только при одном намеке на этот фуникулер.

Стражники наши ничьими фобиями не заморачивались — живо затолкали в клетку сцепку из пяти дикарей на одной цепи и легко столкнули клетку с площадки.

Ууух! Хорошо пошла. Секунда, и скрылась в тумане. Что характерно — никто из охранников с пленниками не поехал — а куда они денутся с подводной лодки? Ну, в смысле, с этой воздушной акробатики.

Когда пустая клетка вернулась уже минут через десять, я удивилась. Это с какой же скоростью она неслась?! А потом пригляделась к тому, как устроен канат, и поняла: клетки не скользили по нему, а двигались вместе с ним, намертво закрепленные в петлях. Скользила сама веревка — огромной петлей натянутая между круглой колонной на нашем улье и чем-то невидимым за пеленой тумана. И по идее, клеток этих к веревке могло быть привязано сколько угодно. Просто через равномерные промежутки.

Меня и еще четверых дикарей, оказавшихся на одном отрезке цепи, запихнули в шестую по счету авоську. Захлопнули решетку и без лишних сантиментов спровадили в пустоту над пропастью. Ууух!

Причальная площадка канатной дороги, темный зев коридора, серые стены улья — все растаяло в плотной зеленоватой дымке уже через пару минут. Клетка двигалась словно внутри огромного облака, не было видно ни пропасти под ногами, ни цели путешествия — как во сне или бреду. Только поскрипывание, потрескивание и рывки нашего утлого средства передвижения выдавали реальность происходящего.

Я какое-то время сосредоточенно пыталась рассмотреть сквозь слоистую муть хоть что-то, а потом… а потом вдруг резко стало не до окружающих облаков.

— Какая краля да на нашу лялю, — хрипато-приблатненный голос, с такими знакомыми по детдомовским «большакам» интонациями, разрезал облачную тишину, как ржавый зазубренный край консервной банки, — голую ступню. Неожиданно, обжигающе и в первую секунду не больно, не страшно. Я обернулась и чуть отстранилась, когда сосед по связке протянул руку, словно хотел схватить за меня волосы, но попал пальцами в пустоту.

— Клановая курочка, — поддержал второй, яростно почесываясь и раздирая грязными ногтями рыжую поросль на голой груди. — Оттянемся напоследок, робя!

— На четверых как раз успеем. На верхних уровнях, говорят, цыпочки сла-адкие и выносливые, но оборачиваться не умеют. Зато визжат громко… — еще один любитель сладенького ощерился в улыбке, предъявив мне редкие пеньки вместо зубов.

— Я первый, — с лёгкой угрозой просипел тот, который тянул ко мне лапищу, и начал разматывать ветошь, обмотанную вокруг пояса на манер мини-юбки. А другой рукой, скотина, перехватил цепь, сковывающую нас всех, и резко дернул, притягивая меня к себе.

Вот в этот момент мое удивленно-зоологическое созерцание и дало трещину. Наверное, у меня от ослепительной ярости в голове помутилось настолько, что я даже не испугалась. Ни пустоты под ногами, ни драки с четырьмя охреневшими от сознания безнаказанности мужиками, ни того, что кособокая авоська просто развалится под нашими ногами, если устроить свалку… у меня в голове взорвалось солнце и мне все это стало глубоко пофиг. Я даже не стала сопротивляться, когда первый урод дернул меня к себе.

— Я помогу, — пробормотал второй, пристраиваясь сзади и пытаясь облапать меня за талию потными ручищами. А я… а я вдруг почувствовала, что люблю-ни-магу прямо Марука, эту клановую сволочь, этого скота последнего… потому что моя нежная улыбочка, с которой я смотрела в мерзкую харю первого насильника, ощутимо поехала вперед и вширь, раздвигаясь в ощеренную клыками медоедскую пасть на нежном девичьем личике. А ведь голова у меня-человека заметно крупнее, чем у меня-барсучка… и челюсть, соответственно — тоже!!!

Урод так изумился, что даже не сразу отреагировал, вытаращился на меня и на пару секунд застыл статуей, прежде чем раскрыть рот и заорать во всю глотку — куда только хрипатость делась. Тот, что был сзади, сначала перемен не заметил и не понял, что вообще произошло, по инерции навалился мне на спину и попытался схватить за грудь.

Аааах как хорошо-то стало! Как мне стало весело! Как здорово оказалось сбросить всю накопленную злость и ярость… четыре мужика, маленькая клетка и цепь… на которую эти вкусненькие мягенькие лапочки были нанизаны, как изысканные бусики мне в подарок. Дерни как следует, и вся компашка с воплями летит из другого конца авоськи, куда они пытались забиться, налезая друг другу на головы, прямо к моим милым, частично когтистым ножкам… я отстраненно подумала, что вот же — мне не показалось во время погони, что все эти мужики с копьями слишком медленно двигаются и вообще слабаки какие-то. Это не они слабаки, это со мной кое-что произошло.

— Демон! Демон! — орали несостоявшиеся насильники на разные голоса, а я, признаться, удивлялась — раскраски на мне боевой нету, и вообще, какой я им демон? Они ж не клановые, я их бабайкой не пугала. Я даже челюсть втянула и когти на ногах убрала, развлекалась в человеческом виде, то отпуская цепь, то снова рывком подтягивая всю гроздь верещащих и брыкающихся тел поближе. Ну знаю, знаю, садизм это. Чистой воды. Они вчетвером не могли удержаться за прутья, если я как следует дергала. А с другой стороны — будь все иначе, они бы меня пожалели? Ага, два раза!

Очень хотелось покусать как следует… ой, да кому я вру! Хотелось порвать глотки всем четверым. Но я же умная девочка… местами. Зачем мне оставлять на их телах такие явные улики? Мы еще не настолько далеко ушли от улья, чтобы демонстрировать мои способности открыто, а без следов этим уродам никто не поверит. Что я им и озвучила, угостив самого визгливого фирменным чугунным пирожком напоследок.

Эффект получился противоположный. Нет, урод затих. Орать начали остальные, причём на три голоса и как-то неправильно. Не так, как они орали до сих пор, когда я за цепь дёргала.

Твои же пирожки с оборотнятами!

Увлёкшись, я упустила, когда скрип клетки из обычного стал подозрительно громким. Стенка за которую цеплялись уроды, тряслась от моих рывков как припадочная, и, наконец, не выдержала надругательств. Взяла и вывалилась. Твою…! Нет, в принципе, можно и без стенки, конечно. Лишняя деталь, и всё такое. Главное, остальное не развалить!

— Тихо! — рявкнула я, в очередной раз дергая за нашу общую цепь, как за поводок непослушной псины.

Ага, как же. Придурки заметались по клетке, как стая летучих мышей, которым в задницу по горящему фитилю вставили. Один из уродов, не переставая вопить, прыгнул в угол на моей стороне. Авоську тряхнуло особенно сильно, и шерстистый рыжий придурок, молча тараща вылезающие из орбит буркалы, вывалился наружу.

— Держись, идиот! — заорала я.

Без толку.

Вывалился.

Сдохнуть бы нам всем, но хорошо, я успела крепко ухватиться за прутья. Нас всех резко дёрнуло, но удержаться удалось, главным образом потому, что все эти четыре придурка так и висели на одной цепи со мной

— Затаскивай его! — рявкнула я ближайшему дикарю. — Ты, утырок, затаскивай! Иначе все улетите к хренам собачьим!

Беззубый дебилоид замотал головой, блея что-то трусливое и невнятное. Вот зараза, так бы и огрела кулаком по кумполу, но только хуже сделаю — отобью остатки мозга, и туша повиснет на мне же дополнительным грузом.

— Ща, — буркнул до этого больше всех молчавший и вообще меньше всего себя проявивший четвертый дикарь — молодой пацан с клоками выстриженной белобрысой башкой и узкими щелочками глаз под густыми бровями. Он довольно ловко зацепился за клетку ногами, откинулся, ухватился за цепь ниже придурка и медленно начал втягивать выпаданца обратно в клетку.

Слава пряникам!

Развлекательную лавочку придётся прикрыть, но в целом, доедем. Уж как-нибудь.

— Висеть тихо, не дергаться! — скомандовала я притихшим дикарям, когда они кое-как разместились в разваливающейся авоське. — Кто будет буянить, — длинный и острый медоедий коготь на глазах сжавшихся мужиков плавно отрос на тонком девичьем пальчике, — руки отрежу и падаль вниз скину, понятно?

Все четверо дружно закивали. Эх, жаль, я раньше до этого не додумалась — сделала бы на конечной станции вид, что сама в глубоком шоке и обмороке, а куда остальные подевались — понятия не имею. А теперь пока буду ловить, держать и резать — клетка окончательно развалится.

Она и так трещит все сильнее, мужиков трясет все заметнее… нда.

— Значит так, уроды, — тут, главное, голос уверенный, и морду кирпичем. — Жить хотите? Понятно, хотите. Тогда запоминайте: команды выполнять с первого раза, молча и БЕГОМ! В разговоры с другими дикарями и охраной не вступать! Кто пикнет — пузо вспорю и кишками удушу. Кто понял, кивнуть! Ай, малацца… какие понятливые. Тогда вы двое — в тот угол! — я ткнула в сторону выпавшей стенки и грозно рыкнула для острастки, чуть изменив гортань и показав клыки. А прикольная это штука — частичная трансформация. Прям отлично действует на людей!

— Цепь растянуть. Так… Вы двое — лезете со мной наверх. Не скулить! Встали рядом и расшатываем крышу… расшатываем, я сказала!

Нерадивому «лидеру», попытавшемуся что-то возразить, я без долгих сантиментов вогнала коготь в задницу — тряпку свою он потерял и сверкал пятой точкой на всю округу.

Очень помогло в плане дисциплины, мужики моментально поняли, что я от них хочу, расшатали верхнюю планку, подставили мне спины, когда я выбралась на крышу клетки и высвободили нашу общую цепь на такую длину, чтобы я смогла, перемахнув через гудящий от напряжения канат, захлестнуть этой самой цепью узел, на котором держалась наша клетка.

Вовремя я это сделала, фуникулер наш и сам по себе двигался неровно — рывками, и авоська совсем уже разболталась, но еще пара метров, резкая остановка и следом легкое провисание каната… и клетка не выдержала.

Первым окончательно вывалилось дно, потом посыпались стенки, и воющие от ужаса дикари повисли, вцепившись в цепь, из рабских оков мгновенно превратившуюся в единственное спасение.

— Не орать, — спокойно оборвала я этот вой, когда первый шок у мужиков прошел, и они поняли, что висят, но не падают. — По одному. Влезаем на крышу и садимся в середине. Без резких движений, уроды, а то лапы оторву и скину нахрен!

Короче, когда через два часа остатки клетки втащило на причальную площадку чужого улья, меня окружали на редкость смирные, дисциплинированные, услужливые и молчаливые молодые люди.

Карл:

Погрузившись в таратайку на верёвочке, я дождался, когда мы скроемся с глаз охраны и тихо, но прочувствованно рявкнул на своих сокамерников, чтобы сидели и не вякали. Вышвырнуть бы их за борт, но спалиться раньше времени мне хотелось меньше, чем избавиться от их паскудного общества.

Сокамерники вняли, присмирели. Таратайка плавно покачивалась, путаясь в клубах утреннего тумана. Я даже начал наслаждаться путешествием. После вонючей норы «Древорубов» лететь над сельвой было втройне приятно. Пешочком по джунглям это несколько дней пути, если вообще дойдешь.

Я наслаждался… наслаждался…

Пока не увидел, куда мы прибыли. Твою дюзу через реактор обратным синтезом! В тумане непонятно было, куда мы от улья двинули, но мог бы и догадаться… А теперь едва сдержался, чтобы не перекинуться и не начать крушить всё без разбора.

Ярость ударила в голову хуже убойного пойла. Я перестал соображать, из пальцев появились когти. Пришлось прятать руки под задницу. Удержаться помогло только смутное воспоминание, что всё позади, а я иду за Шеей. Да, Шея моя цель, надо успокоиться.

И всё же смотреть спокойно на место, куда нас привезли когда-то, протащив через нелегальный портал, я не мог. Неожиданно и странно было снова оказаться в сердце ада.

Я узнаю эти руины с первого взгляда. Сам тут всё разрушал. Вижу обломки камней, плесень по стенам и первые ростки сельвы, а перед глазами совсем другая картина — как мы здесь с братом и другом, они ещё живы и даже ещё не сломлены, и мы проходим жестокую муштру.

Почему?! Почему именно сюда?!

Могли бы воспользоваться другой дорогой, их ведь несколько. В принципе, догадываюсь, что после уничтожения клана руины считаются дурным местом. Ну да, я пару раз возвращался… по старой памяти.

Теперь с Древорубов никто не потребует дани за проход, а они каждую крошку нынче считают. И мне, пустотного им в дюзу, приятно осознавать, что я приложил лапу к их трудностям. Такие же нелюди, как бывшие хозяева этих развалин.

Неровная цепочка рабского каравана медленно втягивалась в полуразрушенный проход, а меня уже натурально трясло. Горло сдавило спазмом. Мозги опять начали отключаться. Сейчас я всех тут поубиваю… Нет! Нельзя.

Из горла вырвался жутковатый, переходящий в хрип, рык. Сокамерники шарахнулись. Я опомнился и немного запоздало изобразил испуг, метнувшись за ними. Типа я не я, рыка не моя.

Повезло — охрана не сообразила, кто тут шумел, на боковой ход нацелились. Побледнели до синевы.

Ну да, место после моих художеств считается нехорошим, проклятым. Два клана пытались тут прижиться, но не прижились. Я не позволил. Руины будут вечным памятником брату и другу, пусть даже тут нет их имен. Они есть у меня в голове, и этого достаточно. А когда сдохну — мне станет все равно. А пока здесь мой личный мемориал и точка.

Меня попустило, только когда мы прошли проклятые руины насквозь. За дорогой я почти не следил. Да и что там следить-то? Спускались от яруса к ярусу, достигли дна и, да, вступили в сельву. Вот тут начинается веселуха, но в этот раз она пройдёт мимо меня. Я тут раб, вещь, груз, а не проводник. Опасности пути — забота охраны.

Первый час я переставлял ноги чисто механически. Когда-то здесь была проложена дорога, но от неё остались одни воспоминания. Нашли-то дорогу только потому, что заметили, что на полосе не растут многовековые великаны, будто их изничтожили тысячелетие назад. Стали прорубаться, и надо же, ленивым везёт, наткнулись на остатки чего-то древнего, но ешё полезного. С тех пор такие полосы стали искать и разрабатывать. Сейчас двое впереди идущих штрафников махали мачете, срубая успевшие вымахать мелкие кустики. А могли бы медведя пустить проломить их нафиг.

Из полузабытья меня вывел шмякнувшийся прямо на голову паук. Здоровенный, падла, и полосатый, как старинный матрас. Дорога-то неширокая. Высоченные деревья закрывают небо и далеко над нами соединяются кронами, так что в сельве днём царит приятный полумрак, а ночью — кромешная тьма, затянутая огромными полотнищами серой паутины.

Паук шлёпнулся на голову и побежал по лицу. Я мотнул головой и взмахом руки скинул пакость на соседа. Ладонь обожгло. Укусил, гад. Если не ошибаюсь, мне перепал один из самых ядовитых. Кисть неприятно заныла и зачесалась. Сосед истошно заорал.

Не жилец, однако. Обозленное членистоногое и ему яда не пожалело, но снова взлетело над караваном, болтая полосатыми и волосатыми лапками. Мне на секунду даже стало интересно — кого он кусанет следующим.

Я следил за полетом милого паучка, и только поэтому успел заметить молниеносно мелькнувшее в воздухе… что-то. Причем это все так быстро произошло, что мне сначала показалось — вот паук летит, вот я моргаю… и паука нет.

Это странное происшествие заставило меня присмотреться к той группе, над которой исчез ядовитый гость. Хм… четыре дикаря и явно клановая девка. Не избитая, не голая и не изнасилованная — по походке видно… это само по себе странно, а надо еще учесть, что девчонка что-то торопливо жует, а ее спутники явственно втянули головы в плечи и очень аккуратно стараются рассредоточиться по цепочке, чтобы ни в коем случае не толкнуть или не дернуть спутницу…

Сто пустотников в дюзу, мне это мерещится?! Девчонка быстро прожевала то, что она там лопала, облизнулась, вытерла губы маленькой ладошкой с явственным следом от ядовитого укуса и голодными глазами посмотрела вверх, на качающиеся лохмы паутины.

Я озадаченно поскреб затылок и покосился на невезучего дикаря, укушенного пауком. Ну точно, уже подыхает… пена, судороги, все дела. А эта краля, по ходу, только что сожрала один из ужасов сельвы и не против повторить.

Кажется, яд-таки оказал на меня воздействие — на мозги. Я и так с ними не очень дружу. Не могла эта клановая красотка паука сожрать! Глюки у меня натуральные. Или крыша окончательно поехала, иного логичного объяснения не найти. Полосатые — они охренеть же какие ядовитые, их даже жрать нельзя! Или можно? Хм… Я посмотрел наверх с гораздо большим интересом, но пауков, к сожалению, не падало. Даже не знаю, если бы упал, девахе бы его гостинцем отослал или сам попробовал? А жизнь-то перестает быть томной, а?

Пока я отвлекся на свои размышления, подбежавший охранник с руганью отцепил от общей связки дохлого соседа. На труп ему было откровенно плевать, а вот упущенных денег жалко. Я же вообще только порадовался, потому что на одного меньше в связке персонально для меня означает больше свободы. Жаль, когда мертвяков прибавится, нас заново по своркам раскидают, чтоб в каждой по пять.

— Взял, — рыкнул охранник, ткнув ботинком в труп и похлопав по кнуту на поясе.

Я?! А ведь для конспирации придётся.

Бросать дохляков на дороге нельзя — твари сельвы быстро сбегутся на запах падали, а потом стошлюзово пойдут по следу каравана. Оставлять тело — всё равно что табличку повесить «здесь прошла жратва». Поэтому придётся тащить. Впрочем, я быстро спихнул неприятную обязанность на оставшихся соседей, едва надсмотрщик отошёл.

И принялся снова наблюдать за девицей. Идёт себе, наверх заинтересованно поглядывает. Шагает бодро, а вид голодный. Задачка… Где-то впереди заорали. Следующий раз заорали, наоборот, сзади. Я почти не обращал внимания, полностью отдавшись наблюдению за чудной бабой. Ну… если не считать того, что ни один дикарь не пытался ущипнуть ее за довольно аппетитную задницу — баба как баба. Довольно чумазая, кстати, но грязь не придонная, такие вещи я уже секу на раз.

Да, непорядок у меня с башкой. Или все же не у меня?! Я уже несколько раз принюхивался, перестраивая носоглотку незаметно от спутников — но нет… ничем знакомым не тянет. Клановой ямой воняет, кухней их, кучей мужиков — словно девка с ними со всеми по очереди пообжималась. Вообще ничего не понятно, судя по прибитому виду дикарей — это не они ее, а она их всех поимела неестественным образом. Пустотника мне в дюзу, любопытство ж теперь зажрет!

— Стоп, караван! — пришла команда где-то минут через сорок.

Стоп так стоп. Командир конвоя быстро пробежал от начала колонны до конца, на ходу отдавая распоряжения. Один из охранников тотчас подскочил к нашей сворке и велел идти вперёд. Ну, кажется, понял, почему остановка.

Проходя мимо девицы, я ещё раз попытался принюхаться с более близкого расстояния, но ничего понять не успел. Обидно, но придётся признать очевидное: чтобы разобраться, надо в нее прям носом ткнуться.

Командир остановил караван не просто так. У самой дороги раскинуло гибкие ветви моё любимое дерево — жор-людоед. Оно, когда мясом нажрётся, такие плоды отращивает, что закачаешься и вместе с пальцами сгрызёшь. Если во время сбора на удобрения не слопатят, конечно. Хе-хе. Но тут есть один ма-аленький секрет…

Я присмотрелся к кроне. Половина шишек зелёные и откровенно мелкие, не поспеют. Видать, давно по дороге никто не ходил, а тварюшки дереву попадаются не так уж и часто. Годным я признал только один плод. Но какой! Нежно розовый, почти с мою голову размером. К ночи плод нальётся приятной краснотой. Ты мой, ужин, вкуснота какая. Я аж облизнулся. Главное, жор-плод конкретно подстегивает регенерацию, облегчает оборот, дает скорость, силу и… да, оборотного зверя тоже можно подрастить. Крупный медоед всегда лучше мелкого медоеда.

Не дойдя до дерева десяток шагов, мы покидали трупы в общую кучу, отступили.

— Куда? — ухмыльнулся один из охранников, ловя ближайшую пятерку за цепь. Ох ты ж, клановые, и две бабы среди них. — А ну стоять! Мертвяков кто за вас грузить будет? Ща решим… — козел явно наслаждался страхом пленников, которые упирались и не хотели даже близко подходить к страшному дереву. Девки уже ревели, парней трясло… а у меня аж зубы зачесались порвать издевающегося урода. — Раз-два-три-четыре-пять, селва очень хочет жрать…, — начал считать будущий мертвец. Я не я буду. а до цели этот садюга живым не дойдет…

И считалка его мне не понравилась. Во-первых, текстовка откровенно скучная. Во-вторых, закончилась считалка на нашей связке, а это уже весомый аргумент. Я покосился на соседей. В принципе, не жалко, но мы ведь на одной цепи. Вляпается один — дерево с радостью и аппетитом переварит всех.

Значит, жить будут. Да и не хочу я с новенькими оказаться, этих уже научил правилам общения со мной. Всё с начала? Нет, нафик-нафик.

Я взглядом заставил соседей уступить мне первенство. Да они сами рады были. Я подобрал первый труп и прицельно швырнул. Едва тело коснулось веток, гибкие прутья в мгновение ока оплели добычу, подтянули к толстенному, метров шесть в диаметре, стволу. Одна из чешуек приоткрылась, будто пасть, и заглотнула пищу. На стволе образовалось характерное вздутие в форме трупа. Я швырнул следующее тело. Утешу себя тем, что работаю не просто так, а за будущую вкусняху.

Дело пошло на лад, оставалось всего два тела. И охранники чуть расслабились. Ой, зря. Зря-а…

Все знают про ветви жор-дерева, а вот про то, что молодые побеги у корней тоже опасны, знают только те, кто по сельве часто шарахается. Как я. Заметив характерное вздутие, я подцепил очередной труп, чуть сместился, будто примеряясь, быстро оглянулся. Никто не смотрит… И подарил садисту— кандидату на удобрение свою фирменную улыбочку — медоедский оскал на человеческом лице. И быстро убрал. Зрители видели лишь, как охранник вдруг неуклюже шарахнулся, наступил на едва заметное вздутие у обочины, как выстрелил из-под земли гибкий, раскручивающийся из спирали побег, как захлестнул охранника поперёк тела.

Урод продохнуть не мог от ужаса, а тут словно у него вдруг кляп изо рта вынули, заорал, но в дело уже вступили ветви, дотащили добычу до корней. Приподнялась чешуйка. Ам.

Щель сомкнулась. Охранник продолжал орать, впрочем, долго это не продлилось — воздух кончился.

Я выждал, когда уляжется суета и паника, потом спокойно отдал дереву последний труп и прищурился на второго охранника. Нет, ничего не заподозрил, но в штаны едва не наложил. Оно и к лучшему, к лучшему… пусть боится.

На ночёвку было приказано остановиться на давно вырубленной под это дело поляне неподалёку от жор-дерева. Караван мог пройти дальше, но решение грамотное: дерево по сути хищник, и другие хищники поблизости не селятся, рано или поздно попадают на зуб дереву. То есть на ветку? Короче, жрёт оно их. И лучше спать поблизости от корней людоеда, чем остановиться неподалёку от логова той же скорпы. Меня передёрнуло от одного воспоминания.

Дерево, по крайней мере, не имеет привычки подкрадываться к спящим и прыгать на них, разбрызгивая яд.

Кормежка в рабском караване была, прямо скажем, не фонтан. Выдали каждому по два сухаря и плошке воды, да и то, стоило охране отойти, и более сильные дикари тут же начали отбирать еду у клановых. Я не вмешивался — только своих одернул, ибо нехрен крысятничать. А наводить порядок в остальных сцепках — ищите другого дурака. Мне выспаться надо, ночью еще дело есть.

Но прежде, чем задремать, я несколько минут понаблюдал за расположившейся совсем недалеко от меня связкой дикарей и клановой девчонки. Хм… хм… отобрать у нее сухари не попытался ни один из мужиков, больше того, белобрысый молодой дикарь так рявкнул на сунувшегося было наглеца из другой связки, что тот кубарем отлетел подальше.

Ох не простая девка… но в чем-то я ее понимаю. Два сухаря, сто пустотников им в корму, два сухаря! После целого дня пути! Я бы и сам сейчас паука зажевал и не поморщился. Жаль, паутинники остались далеко позади. Они возле жор-дерева свои сети не плетут, умные твари. Кстати, мне показалось, или возле дерева девчонка как-то подозрительно принюхивалась и смотрела на плоды? Да ну… откуда клановой вообще знать о таком деликатесе? А тем более о том, что шишки созревают через пять-шесть часов после кормления? Я и сам узнал случайно, причем своими открытиями ни с кем не делился.

Постепенно караван затих. Вымотавшиеся за день рабы неровными кучками устраивались спать прямо на дороге — благо, в сельве не бывает холодов. А охранный контур от мелкой ядовитой твари старший каравана сам навел — я видел, как он разматывает слабо светящуюся ворсистую веревку вокруг стоянки. Значит, можно спать — эта штука почище электронного инсектицида действует, ни одной ядовитой сколопендры в опавших листьях уже через пару минут не останется. Внутри контура, естественно… а жаль. Рррр! Я бы и сколопендру сейчас зажрал. Ненавижу спать на голодный желудок.

Была уже середина ночи, когда я осторожно приподнял голову и прислушался. Угу. Дрыхнут. Бормочут во сне, стонут, сопят, почесываются… слона можно провести мимо — не заметят. Дежурный охранник бдит у костра чуть в стороне от основной массы спящих, но и он мне не помеха. Главное, оборачиваться, лежа на спине, чтобы белой шерстью не светить. А металлический наручник со звериной лапы соскальзывает без звука — проверял уже при частичной трансформации. Теперь ползком, ползком…

Ухха! Свобода! Охота! Жратва! И спелый плод жор-дерева на десерт!

Через час я возвращался к стоянке каравана сытый и благодушный. Два гнезда ядовитых медузинов, один хищный заяц и какая-то незнакомая ящерица, оказавшаяся весьма недурной на вкус, а, главное, достаточно большой, привели меня в хорошее настроение. В целом, так жить можно. Дневную голодовку при ночной охоте я вполне перетерплю. Тем более, что у меня в зубах потрескивал спелой корочкой жор-плод.

Переборщил я с ящерицей, вот и решил десерт зажевать немного позже, в кустах неподалеку от каравана. Успею еще на свое место прокрасться.

Я прилег мохнатым пузом на траву, сладострастно почесал лапой загривок и принюхался к ночной сельве. Опасностью не пахнет. Спать не хочется — мне для отдыха надо не так много времени, как людям. Чем бы заняться… о!

Тихо прокрасться внутрь антисколопендрового контура было раз плюнуть, два раза пометить. Но я направился не к своей сцепке, а потихоньку пополз туда, где спала странная девчонка. Сейчас я ее… понюхаю как следует и пойму, что же меня в ней так беспокоит!

Мне почудилось, что девочка завошкалась. Не спит, что ли? Нет, лежит тихо, дыхание ровное. Я пополз ближе.

Чёрная дыра!

Нет, это реально так и выглядело, будто мне навстречу прилетела чёрная дыра, с размаху вмазала по лбу, да так, что я кувырком назад полетел, в кусты. Встал, встряхнулся. Башкой помотал. Что это нахрен было?! Посмотрел в сторону девицы. Как лежала, так и лежит. Ничё не понял.

— Эй? Кто дурит?!

Охрана, чтоб её. Пришлось спешно отползать. Благо хоть на пузе, белую шерсть, повалявшись в грязи, я сделал серой. Вернувшись в связку, вставил лапу, тихо перекинулся обратно в человека.

И только тут до меня дошло, что жор-плод я потерял. Да твою же дюзу через колено!!! Ну точно, чёрная дыра.

Дежурный завершил обход. Клановая, похоже, проснулась. То есть точно проснулась, она села. А вот почему? Раньше не спала или его услышала? Твою же, как бы разобраться? Ко мне она села спиной, сгорбилась. Наверное, она просто в колени носом уткнулась. Но почему мне чудится торопливое чавканье?! Неужели…

А если, на секунду только в качестве предположения допустим, это девица меня оприходовала. То чем? Как? Да нет, невозможно. Дотянуться она могла только рукой, а там ладошка крошечная.

Наверное, всё же клинит меня. И сразу та девка из кладовки Древорубов вспомнилась. Как она меня… Вах! Ощущения, кажется, похожие… или нет? Ведь не пахнет эта! Не пахнет, глушака ей в дюзу!

А плод мой она сожрала. Зуб даю — сожрала! А я ваще ниче не понял настолько, что даже не злюсь.