Ирина встречала утро, стоя на носу корабля. Волны зеленели в солнечных лучах: сбывалась мечта, так долго преследовавшая ее во снах. Ласковые рассветные волны, на которые хочется ступить и идти до самого горизонта…

Море было щедрым на попутный ветер для корабля с черными парусами, незамутненная гладь стелилась под килем. Чего еще желать?..

Но мир не царил на палубе. С появлением Ричарда команда словно разделилась на два лагеря. Яроша многие называли капитаном, но были еще не решившие, к кому присоединиться, или просто хотевшие остаться в стороне.

Например, Ян и Константин, недовольные и даже напуганные присутствием на корабле вампирши и других странных людей, которые могли превращаться в зверей и птиц. Они не подружились, но общие чувства и стремления, на деле оказавшиеся самообманом, заставляли их держаться вместе. Вот и сейчас эти двое сидели на бочках, размышляя, как быть дальше.

— Зря я сюда полез, — жаловался школьный учитель Константин. — Героем себя почувствовать захотелось, мир увидеть, в чужих странах погостить. На старости лет совсем ум потерял.

— Да ты еще не старый, — засмеялся Ян. — А здесь интересно…

— Интересно! — прикрикнул старший, умудренный опытом учитель. — Слышал, что говорят? В Элигерском порту убили кого-то. Это не игрушки, Ян. Ты хотел стать чародеем, но разве сможешь мучить и убивать ради силы своих заклятий?

Ян не ответил: с такой точки зрения он о чародействе пока не думал.

— Можно мне к вам присоединиться? — возле них остановился Дэниэл.

— Конечно, дружище, — обрадовался Ян, подвинувшись, чтобы на бочке им обоим хватило места. — Мы как раз обсуждаем, правильно ли сделали, что попросились на этот корабль.

И такие разговоры велись не только между ними. Ольга и Виктор тоже беспокоились. Родителей Роксаны не позвали в зачарованный круг, но Катерина неосторожно обмолвилась о стародавних чарах, чем очень напугала Ольгу.

— Это плохо, — в который раз начинала жена Виктора. — Я не понимаю. Они что-то знают, чего не знаем мы, словно живут в ином мире. То, что они рассказывают об Элигере, гадко и жестоко, но порт же неподалеку от нашего городка. Почему мы почти не видели имперских солдат на наших улицах? Та казнь на площади — первая на моей памяти. А до главного порта за день добраться можно!

— Все это странно, — Виктор не знал, как успокоить жену, его волновала дочка, которая с все возрастающим восхищением говорила с ними об этих необычайных существах, ведь людей в команде была только половина.

— Все, кого капитан привел вчера, — тихо продолжала Ольга, будто сама себе говорила, — печальные и жестокие, словно обреченные, искалеченные… Даже та смуглая красавица, которую с мужем подобрали ночью. Ты видел ее руки?

Виктор покачал головой, он не видел, когда Эсмин поднялась на борт.

Айлан и Олег обнажили оружие. Олег с улыбкой напал первым. Айлан легко отразил удар.

— Привет, друг, — поздоровался он.

— Привет, Айлан!

Второй удар был более удачный, но Айлан уклонился и напал сам. Не помогло: Олег тоже был мастером.

— Кто притворяется стражем, тот нарушает закон, того ждут страшные мучения.

— Пусть сначала поймают! — рассмеялся Айлан. — А ты почему на пиратском корабле, Олег?

— Скучно с бумагами, а не с ветром знаться, — вернул ему смех товарищ.

Услышав звон клинков, к ним сбежались почти все новоиспеченные пираты. Но Олег и Айлан сражались, не пытаясь ранить друг друга. Возле Яроша встали Хедин и Ричард.

— Давно не видел этот ритуал, — Хедин зачарованно наблюдал за поединком: оба не уступали в мастерстве.

— Ритуал? — переспросил Ярош.

— Да. Когда друзья долго не видятся, проверяют, кто чему успел научиться.

Блеснуло под пальцами Айлана, и Олег выпустил оружие. Хедин зааплодировал.

— Не честно, — поднимая короткий меч, обиделся Олег. — Ты знал, что чары мне так и не зачли.

— Все честно, — Айлан обнял товарища.

Но заклятье, которым он воспользовался, было во много раз слабее того, что наколдовал Хедин, когда убегал от имперских солдат.

К друзьям подошла Эсмин. Маленькая, хрупкая, похожая на стебелек, который легко сломать, — она шла, будто танцевала. Лишь драгоценных браслетов не хватало на ее руках и ногах, и шелковых разноцветных одежд, что так к лицу Бар-Тиранским танцовщицам.

— Где так хорошо драться научились, ребята? — крикнул Ярош.

Оба оглянулись, на их лицах светились улыбки.

— За счет Императора, — ответил Олег.

Рита сидела под мачтой, гладила черного щенка.

— Привет, — на доски упала Роксана. — Меня Роксаной зовут. А тебя?

Рита не ответила, в ее глазах дрожали слезы. Роксане это очень не понравилось. Она взяла новенькую за руку.

— Ты чего? Пойдем к Полине и Юрчику, они уже почти уговорили фею, чтобы с нами играла…

Но она не договорила: Рита не смогла сдержать слезу, грязную щеку прочертила мокрая дорожка.

— Как ты можешь шутить, когда его убили? — сдавленно промолвила светловолосая.

— Кого убили? — Роксана посерьезнела: когда Ярош рассказывал про Элигерский плен, родители прогнали ее от старших, потому что еще не доросла до таких разговоров.

— Михаила. Моего друга. Только щенка его я забрала… — казалось, что от этих слов Рите становится легче, но легкость эта обманчива.

Нужно было что-то делать, и Роксана не придумала ничего лучше, чем спросить:

— А как песика зовут?

— Песика? Это он?

— А ты не видишь?

Рита невольно улыбнулась.

— Я не смотрела.

— Так как зовут?

— Не знаю. Михаил его не назвал.

— А назови его ты! — Роксана рисковала, и она знала об этом. — Назови Михаилом, — девочка наклонилась к светловолосой и прошептала, словно намеревалась сообщить ей самую большую тайну: — Тогда он, Михаил, будет всегда с тобой. В глазах этого песика.

К ним на полусогнутых подкрался Сириус, который был крупнее, чем маленький пес. Черный щенок понюхал его и дружелюбно завилял коротким хвостом.

— Гляди, они уже познакомились, — радостно заметила Роксана. — Так как тебя зовут?

— Отстань, — Рита отвернулась.

Роксана встала.

— Что мне сделать, чтобы ты мне поверила?

— А я тебе и так верю. Отстань, — безразлично, только чтобы ее оставили в покое, но именно это и было бы самой большой ошибкой: еще шаг в этом отчаянии, и симпатичную девочку никто не вернет.

Роксана знала, как это бывает, она видела, как менялись люди, живущие по соседству. Гордые, свободные, любознательные, которые могли весь вечер рассказывать о далеких землях и битвах с вражескими армадами, а на рассвете часто выходили встречать солнце, выплывающее из-за моря. Но потом все они осунулись, постарели, и вместо дерзкого света в их ясных глазах угнездилась пустота, и они тоже не хотели, чтобы их обременяли любопытством или помощью.

— Вставай! — Роксана дернула Риту за одежду, заставляя подняться.

— Ты чего?! — рассердилась: хорошо, хоть какие-то чувства.

— Кто был тебе тот Михаил?

— Он меня пожалел…

— А ты его отпустить не хочешь!

— Его убили на моих глазах!

Казалось, Рита способна ударить эту надоедливую девчонку и убежать подальше.

— Полезли на мачту?

— Что? — ошалела от такого поворота Рита. — Куда?

— На мачту, — Роксана не шутила.

— Сама и лезь, — у Риты снова изменился голос, теперь в нем проклюнулось потаенное желание мести, кому угодно и не понятно за что.

— А если я полезу, ты мне свое имя скажешь? — у Роксаны внутри похолодело от спокойного голоса светловолосой.

— Скажу, — улыбнулась Рита.

Но словно не она сама, а скрытое чувство говорило ее голосом: как же она желала, чтобы надоедливая девчонка свалилась на палубу!

— Ты пообещала — я полезла.

Роксана в мгновение ока оказалась на вантах и, не глядя вниз, полезла. Даже глаза зажмурила, полагаясь на тело.

— Сдурела? Ты разобьешься!

Когда Роксана оказалась достаточно высоко, чувство глупой мести оставило Риту, уступив место страху перед тем, что натворила. Дочка Виктора и Ольги глянула вниз, голова закружилась, и девочка чуть не сорвалась. Корабль качало.

— Я залезу, — сквозь зубы проговорила Роксана, пальцы онемели, руки вспотели. — Я сказала, что залезу, значит залезу.

Уверенности стало больше, когда Макс, сидящий в вороньем гнезде, помог ей.

— И что ты удумала? — совсем не ругаясь, спросит мужчина.

— Флаг повесить. У нашего корабля флага нет, — отдышавшись, заверила Роксана и сняла свой красный платок.

Макс молча смотрел, как она привязывает красную ткань, отдавая ее во власть ветра.

— А теперь слазь, и вниз не смотри, — без шуток посоветовал Макс. — Там тебя уже разозленные родители ждут.

Слезать было тяжелее, хоть и не так страшно, корабль качало меньше, и словно чувствовалась чья-то незримая поддержка. Внизу девочку ждали не только родители, а и Ярош, которого привела Рита. Как только Роксана оказалась на палубе, Ольга залепила дочери пощечину.

— И это только начало, — предупредил Виктор.

Их обоих трясло от пережитого.

— А если бы ты упала? — Ольга замахнулась еще раз: Роксана, ощущающая свою вину, даже не отвернулась.

Но Ярош перехватил руку Ольги.

— С кем не бывает. Она достаточно наказана.

— Не ты ее отец! — бросил Виктор, он явно не соглашался, что пощечина, алеющая на щеке его дочери, — достаточная плата за испорченные родительские нервы.

— Я ее капитан, — отрезал Ярош и сурово посмотрел на Роксану. — Почему красный?

— А разве не это цвет пиратского флага? — спокойствие возвращалось к ней.

— Да. Но красный флаг поднимают перед боем, показывая, что будут драться до смерти.

— А разве после всего, что случилось, наша жизнь — не бой?

— Хватит, Роксана, идем с нами, — Виктору очень не нравился этот разговор. — Ты наказана. Будешь нам помогать на кухне.

Роксана, опустив глаза, пошла с родителями, поэтому не видела, что Макс отвязал ее платок. Не место ему там сейчас, все же до боя, возможно, и далеко…

Светловолосая нагнала девочку, когда та спускалась по трапу.

— Меня Ритой зовут, — улыбнулась она. — Мы с Михаилом будем ждать тебя.

Роксана благодарно улыбнулась, но отец толкнул ее, чтобы шла скорее.

— Долго будешь ждать, Рита, — пообещал Виктор.

Когда уже смерклось, Хедин приблизился к Эсмин, наблюдающей, как ярко-розовое небо напитывается красок ночи. Женщина была настолько очарована этим зрелищем, что не сразу заметила присутствие парня.

Хедин схватил ее за руку, сорвал ткань, которой она замотала ладонь. Даже в сумерках можно было разглядеть жуткие шрамы.

— А-а, от пыток колдовством, — женщина попробовала высвободиться, но Хедин не отпускал. — Рассказать тебе о каждом часе твоего плена?

— Оставь ее! — рука Олега лежала на рукояти оружия.

— А я ее не обижал. Это же правда, разве нет?

Но Олег его словно не слышал.

— Лучше отойди, — предупредил мужчина.

— А если нет? Что мне сделает трус, предавший министра?

Олег выхватил короткий меч, но и глаза Хедина полыхнули чарами. Лезвие остановилось возле шеи молодого колдуна, а пальцы Хедина — направленными в сердце Олега. Оба успеют.

— Что здесь происходит? — вместе с Ярошем прибежали Ричард и Айлан.

— Кажется, твои драчуны едва не поубивали друг друга, — Ричард видел, как гаснет заклятье в серых глазах кудрявого парня.

Олег с неохотой опустил меч.

— Он оскорбил мою жену, — в голосе Олега поднимались волны ненависти.

— А пусть она расскажет, как живой вышла из Имперского подземелья, — Хедин с презрением обвел их взглядом. — Это не та тюрьма в Элигере, откуда вытащили тебя, Ярош.

— Эсмин? — Ярош смотрел только на женщину.

Не поднимая взгляд, Эсмин ответила:

— Я была танцовщицей, радовалась жизни, пока не стала добычей завоевателей. Так я из Бар-Тираны попала в столицу Империи. Я не хотела подчиняться, ибо мои танцы не для имперских прислужников. За это меня бросили в подземелье. Он прав, это шрамы от чар, — она погрустнела, вспоминая минувшее, но пока выдерживала тяжесть воспоминаний. — Олег влюбился в меня с первого взгляда. Он замолвил за меня слово перед министром Феофаном, — Эсмин посмотрела на своего мужа, все еще пылающего ненавистью, и на Хедина, с уважением кивнувшего ей. — Чародей не оскорбил меня. Но пусть эта тайна будет моей.

— У каждого на этом корабле есть тайны, — Ярош говорил это больше не для Эсмин, а для Хедина. — Не нужно открывать их насильно.

Хедин высокомерно усмехнулся. Знал ли он о тех воспоминаниях, которые Марен, Киш и Зорин открыли Ярошу?..

— Айлан, расскажи мне об Имперской Звездной школе, — попросил Ярош, когда ушли Ричард и Хедин.

Айлан куда-то подевал сумку с пуговицами-звездочками и синюю одежду почтальона, оставшись в кожаных штанах и белой рубашке. Сквозь распущенный ворот проглядывало ожерелье из коричнево-красных камешков.

— Ты спрашиваешь об Имперской школе, а хочешь спросить о Хедине, — уточнил Айлан. — Учился ли он вместе со мной?

— Правильно. Он знал о вашем приветствии и узнал заклятье, которым ты воспользовался.

— Ему многое ведомо об имперских обычаях, даже о тех, что старательно скрываются. Но я тебя разочарую. Мы не встречались раньше. Он старше, чем кажется, но моложе меня. Ему где-то двадцать пять, возможно, двадцать семь. Таких, как он, начинают замечать еще в первые годы. Хедин пришел в школу уже тогда, когда я ее закончил.

— Ты говоришь: таких, как он. О чем ты?

Айлан помолчал, прежде чем ответить.

— Понимаешь, Ярош, на учебу свозят много детей. Там их заводят в большой зал, и учителя выбирают среди них самых умных, способных, талантливых. Кто кого найдет, тот и будет опекуном ребенку на десять лет обучения.

— А все другие?

— Другие становятся солдатами Империи, ее верными слугами, которые не могут ослушаться приказа, у кого нет воли и души. Они редко доживают до возраста Ричарда. Каждый избранный ребенок получает новое Имя, забывая старое. Это гарантия, что они будут верны Империи. Пока ребенок не откликается на Имя, данное настоящими родителями, он предан. А как только почувствует, что первое Имя ему ближе, знай — в его сердце поселилась измена. Учителям очень легко проверять, верен ли ребенок, или нет, и потом, после окончания, тоже. Только нужно знать об этом обряде. Айлан — мое первое Имя. Олегом называли моего друга родители. Но я вспомнил свое Имя, еще не окончив школу, а Олег успел дослужиться до помощника министра.

— Думаю, Хедина в детстве так не называли, — криво усмехнулся Ярош.

— Уверен. Но он учился в Имперской школе. Если правда, что Хедин может снимать звезды с неба…

— Это правда. Я сам видел, как умирает звезда в его ладонях.

Айлан задумался.

— Имперская школа называется «Звездной», потому что судьбы ее выпускников освещают самые яркие звезды. Там детей учат отдавать приказы, властвовать над многими, жертвуя и собой, и другими, не склоняясь ни перед кем, кроме Императора. Способных к чародейству учат и чарам. Но мало кто оказывается настолько сильным, что его посвящают в то, как можно снять звезду с неба. Это происходит перед самым выпуском. Из моего года выбрали только одну девушку, из предыдущего — никого. Лишь там можно получить ключ от этого заклятья, ибо эта тайна оберегается очень строго.

— И ученик предан своему учителю?

— Всем естеством. Учитель — второй после Императора. Эти связи редко разрываются и после выпуска.

Айлан умолк, и Ярош задумался, еще не решив, насколько доверяет этому чародею, сумевшему его разыскать.

— В вашей школе был учитель с татуированным деревом на спине? — подумав, спросил Сокол.

— Она уже не моя, — усмехнулся Айлан. — Я много законов нарушил. Даже выдал себя за нелюдя, разносящего письма, которые нельзя перехватить. Если бы это стало известно, меня бы сразу казнили. Хотя нелюдям путешествовать легче, чем людям…

— Хотел быть стражем на границе, Айлан? — в серых глазах Яроша в это мгновение клубился мрак, словно в глубинах темного моря. — Нелегко стоять на границе… А почтальоны, о которых ты говоришь, — лишь одно из их обличий.

— Стражи — легенда, — чародей смотрел на воду, а не на капитана. — Древняя легенда, но некоторые чары прошлого дошли и до нас. Теперешние нелюди — не стражи, но брать часть чужой жизни себе могут. Тогда я не думал, что это плохо: всегда чем-то платишь, — он глубоко вздохнул, подчиняя свои чувства. — Но да, Ярош, был в школе такой учитель — Гайяр. Мы не любили его: Гайяр был одним из самых жестоких преподавателей, а его ученики — слишком надменными и независимыми от всей школы. В точности, как наш Хедин.

— А если бы я сказал, что тот учитель предал Империю?

— Я бы в это не поверил, — рассмеялся Айлан. — Наверное, не было вернее сына Империи, чем Гайяр.

Ярош не решился рассказать Айлану, что тот учитель все-таки предал то, во что верил, и что министр Феофан поспешно казнил его, чтобы не везти в столицу Империи и не разрушать авторитет лучшей в мире школы.

На палубе танцевала тень. Поблескивало в лунном свете оружие. И не узнать в ней Киш, недавно стоявшую на площади вместе с осужденными на казнь.

— С кем она сражается? — спросил Ярош, хотя и сам знал, с кем идет безмолвный поединок.

— С прошлым, — тихо ответил Айлан. — И она победит прошлое. Как нужно одолеть минувшее почти всем на этом корабле.

— Я знаю, — кивнул Ярош и посмотрел на собеседника. — А ты, Айлан, больше ничего не хочешь мне рассказать о своем прошлом? Не нужно быть чародеем, чтобы чувствовать боль и сомнения других.

Айлан отвел взгляд.

— Жаль, что чувствовать настоящее предательство так и не научились… — он смотрел на море, темное и бескрайнее. — Когда я попрощался с давней, указавшей мне, где живет Феникс, то случайно встретил двух человек — Михаила и девочку Риту. Они были необычные, хотя и не подозревали об этом. Я не мог оставить их самих в опасности, а опасность ощущалась на каждом шагу. И я едва не погубил их обоих.

Тот, кого я считал другом, был предателем. Мы слишком долго не виделись, и многое изменилось, а я не знал… Михаила застрелили, не пожалели б и Риту, а я сейчас в кандалах направлялся бы к столице, ведь по имперскому закону я преступник и неоднократно заслужил смерть. Но нас спасла Марен.

Она встала между нами и советником Императора и, не жалея жизни, сражалась за нас. Я не верил своим глазам: она — враг, безжалостный и неумолимый. Я видел ее в столице и знаю, кто она. Но Марен нас защитила, чужих и не таких уж и нужных, и убила предателя.

— Нужных, если Харун выбрал тебя для заклинания, чтобы защищать корабль, — усмехнулся Ярош.

— Давние, — тихо откликнулся Айлан. — Никому точно не известно, что у них на уме. Они слишком долго живут. Но не это поразило меня больше всего. Марен была тяжело ранена в поединке, и вы все, а не только давние, не задумываясь, бросились помогать ей. Хотя Марен многие годы была вашим злейшим врагом. Пока я путешествовал по миру, думая, что понимаю и знаю его, оказалось, что мир меняется слишком быстро, и я уже ничего не могу сказать о нем с полной уверенностью. А ты, Ярош? Ты тоже чувствуешь, как меняется мир?

Ярош не ответил.

Лунный свет сверкал на клинке Киш, будто отблески из прошлого. Да не каждый отблеск — серебряный. Многие были кровавыми… И не только в прошлом…

Не одной жизни было суждено оборваться той ночью в Элигере. А защитников для всех никогда не хватало…

Химера шла по полутемному коридору с факелами на стенах, ломая два черных пера, отливающие серебром угасающей любви. Ломала, как две жизни, соединившиеся в одну.