Ветер был попутным второй день, хотя на волнах появились слабые белые гребешки, и не слепило солнце, затуманенное сероватым маревом.

Странник и Ярош стояли на капитанском мостике.

— Расскажи мне, капитан, что случилось с тобой в городе со звериными глазами, — попросил давний. — Все болтают об этом, а я не люблю сплетни.

К щекам давнего успел пристать загар. Ветер растрепал кудрявые волосы, а солнце облущило нос, он больше не был похож на древнее бессмертное существо со странной судьбой и скрытым прошлым. Но и ребенком не казался тоже. Ему хотелось доверять или хотя бы довериться.

Ярош не смотрел на Странника, в глазах пирата отражалась вода, разрезаемая кораблем.

— Я еще помню те времена, когда все моря принадлежали пиратам, а торговцы боялись нас пуще шторма. Совсем недавно это было, а кажется, много жизней назад. А потом проснулся Дух Империи, открыл глаза — и все изменилось. Море больше не говорило с пиратами, чаще даря попутный ветер судам Империи. Но и сам он боялся пиратского нрава, ибо мы слишком отчаянные и дерзкие. Нас можно купить или запугать ненадолго — но это временная власть.

Мы свободны. В наших сердцах — ветер, в крови — море, а в глазах — и отблески волн, и отсветы пожаров. Мы не боимся смерти, и поэтому она говорит с нами, как с равными, и даже может сражаться плечом к плечу, если захочет. Мы свободны, а души слуг Империи — рабские. Только их много, а пиратские капитаны часто набирают команду из одиночек, иногда забирая их у погибели.

Странник оглянулся: на них смотрела Киш, но она стояла далеко и не могла слышать, что говорит Ярош. А капитан продолжал, ничего не замечая.

— И когда пиратских кораблей почти не осталось, некоторые пираты ушли в города, принося их жителям таинственный отблеск моря в собственных глазах. Стоило одному пиратскому капитану поселиться в городе, где уже ходили имперские деньги, и город изменялся: игры детей требовали смелости и дружбы, в семьях влюбленных рождались чародеи. Единороги ходили по улицам, и девушки заплетали белые гривы волшебных животных в пышные косы, украшая их цветами. Фениксы и драконы соперничали в мастерстве полета, расцвечивая ночное небо фейерверками. Мир становился другим, стоило одному пирату просто появиться в припортовом городке, и пока капитан был жив, деньги Империи теряли в тех землях ценность.

— Так было и с нами, духами мира, — печально подтвердил давний. — И с чародеями, на чьих ладонях живет огонь, и с самими драконами.

— Я знаю об этом, — голос Яроша стал твердым, хотя его воспоминания могли поселить в душе только отчаяние. — Но нам было мало небольших припортовых городков. Мы хотели, чтобы единороги ходили и по широким проспектам имперской столицы, — он умолк на мгновение, собираясь с силами. — Достаточно одного пирата, чтобы жизнь вернулась в небольшой городок. Мы пошли в столицу вдевятером. Вернулись только трое: я, Феникс и капитан «Ворона». Мы дорого заплатили за побег. А глаза Духа Империи засияли еще ярче.

Он замолчал. Странник положил свою детскую ладонь на загрубевшую руку пирата. Он должен был знать, что случилось тогда в ужасной живой столице.

— А твои побратимы? — жестокий вопрос, но такой необходимый.

— Эдвард мечтал о бессмертии, — тоже без чувств, только воспоминания, живые болью. — Он получил вечную жизнь, теперь его статуя стоит на главной площади столицы. Черная мертвая статуя, укрытая серой пылью, — один из символов Империи. Джонатана поставили стеречь город, который мы любили: он заманивает в ловушку людей, чьи глаза могут осветиться морем, и они гибнут. Я был там не так давно, видел его, он почти не помнит своего прошлого, но меня вспомнил. Я сам едва не стал частью проклятья той земли…

Серые глаза Яроша потемнели от гнева и боли воспоминаний.

— Нас заставили смотреть, как Мариан, самая младшая из тех, кто пошел в столицу, присягает Императору и садится подле его ног в тронном зале… Что случилось с ней потом, мне не ведомо. Линт вступил в Имперское войско, где-то в чужой земле он и погиб, у него даже могилы нет. Моря Линт больше не видел с того дня, но он бы и не смог увидеть море, ибо, присягнув Императору, ослеп, видя только то, на что укажет командир.

— А еще двое, капитан? Что случилось с ними? — Странник не смог скрыть свою заинтересованность рассказом.

— О дальнейшей судьбе Ажи де Сентана я не знаю… — Ярош помедлил с ответом. — А самый отважный — Кристофер — остался в заточении, не согласившись на условия Империи. Но тюрьма эта была закрыта не решеткой, а ужасными видениями, сводящими его с ума. Мы стали тем, с чем боролись, мы присягнули врагам на верность или сбежали, устрашившись новых пыток. Бессмысленно противостоять такой силе. Но если ты пират, то и один будешь сражаться с целым миром. Я отступил… Жалею…

Странник видел, как тяжело Ярошу вспоминать, но завтра пиратский капитан точно больше ничего не расскажет, и давний решил спросить о самом главном:

— Вы стремились убить Императора?

Ярош криво усмехнулся.

— Говорят, у Императора нет Имени и нет души. Бесполезно убивать того, на чье место придет еще худший. Пока сияют жизнью глаза Духа Империи, Император будет его наместником. А погасить эти глаза невозможно.

— Все рожденное может умереть, — повторил Странник слова вампирши Магды. — Ты просто не знаешь, как добиться этого, Ярош.

Киш подошла к ним.

— Капитан, тебя хочет видеть граф, — сказала она, улыбнувшись Страннику.

— Пусть сам придет, — пробурчал Ярош, тоже улыбаясь давнему, ведь мало кому удавалось его околдовать, заставив честно отвечать на вопросы.

— Но ты сам запретил Ричарду подниматься сюда, — удивленно напомнила колдунья, но Сокол только усмехнулся.

— Пусть соберутся все. Я знаю, о чем хочет говорить граф Элигерский.

Киш кивнула, оставляя их.

— Ярош, — покачал головой Странник. — Я и раньше говорил: не нравится мне все это. Граф кичится своими колдовскими умениями. Мы почти все можем колдовать. Тайра, Хедин, принц Юран, Айлан, когда-то служивший Империи, с Марен и Харуном вообще тяжело в чарах сравниться. Но никто из нас не выставляет свой талант напоказ, кроме него. Не доверяй графу, Ярош.

— Успокойся, дружище, — капитан похлопал Странника по плечу. — Я пират, а он больше нет.

На палубе уже собралась вся команда, ждали только их. Ричард усмехался, Козырь и Меченый над чем-то ржали. Все же остальные были, на удивление, серьезны, не радовалась даже Роксана, которую родители простили и отпустили к новой подруге.

Ярош спустился к своей команде.

Море било водой в борта корабля с черными парусами, но сквозь шум разбитых волн слышались голоса.

— Ярош, пора выбирать шкипера. Будет справедливо, если им станет пират, у которого опыта больше, чем у других.

— Ричард, у меня уже есть шкипер, настоящий принц. И не советую тебе колдовать. Когда ты был капитаном, за тобой не замечали колдовских умений. Или это тоже награда за послушание, идущая вместе с награбленным богатством?

— Не твое дело, Сокол, где я научился чародейству. Тебя не было на моем корабле.

— Я в то время был капитаном «Диаманты», граф. И мы уже тогда наслушались о подвигах грозы торговцев. Ты хоть раз столкнулся с пиратом? Или резать торговцев проще?

— Не нарывайся, Сокол. Я не буду драться с тобой. Ты проиграешь, а твой корабль может не принять другого капитана. Покажи-ка мне лучше карту. Она не проявилась, верно? Даже волшебный огонек с ладони паренька не помог ожить рисунку. Не лучше ли изменить курс и отправиться грабить торговцев?

Несколько одобрительных выкриков поддержали его.

— Граф, жадность не доводит пиратов до добра. Оставь торгашей в покое. Или пиратская удаль тебе и раньше не была знакома? Карта проявится, когда мы найдем всех, кого ищем.

В воде отражались тени людей, стоящих на палубе.

— Тогда ищи их сам, Сокол! — оскалился граф. — Без нас!

— Хорошо, — спокойно ответил капитан. — Выбирай безлюдный остров, я тебя там высажу. И всех, кто захочет присоединиться к тебе.

— Не горячись, Ярош, — тень графа отступила, за колдуном осталась стоять только горстка его друзей, все остальные перешли к капитану «Диаманты». — Ты же пират. У нас общий флаг.

— И ты помни, что ты пират, а не торгаш.

Голоса исчезали, утонув в шелесте волн о корму, но вода запомнила этот разговор.

— Слышишь, о чем граф говорит? — спросила Зорин у Итаны, когда они проходили мимо группы товарищей Ричарда, которых теперь многие из команды обходили стороной.

— Слышу, у них все истории подобные: они хорошо знают, как кого-то обмануть или заставить служить своей воле, что счастье можно украсть и спрятать, чтобы украденное человек до смерти не нашел, — Итана отбросила со лба прядь, ее светлые волосы быстро выгорели на солнце. — Когда здесь появился граф, мои карты замолчали.

Козырь пусто рассмеялся.

— Кажется, они не выдумывают, — Зорин смотрела на компанию, никогда не устающую хохотать, только Лаура стыдливо улыбалась, словно ей было не по себе оттого, что она находится в таком обществе.

— И Магда, вампирша, то же самое говорит. Предупредить бы капитана.

— Он знает. Но Ярош им обещал, а они еще ничего такого не сделали, чтобы давало повод это обещание взять назад.

— К сожалению, — вздохнула гадалка, они обе жалели, что Ричард чересчур осторожен.

— Лови ее!

По палубе носились Юрий, Полина, Рита и Роксана. Они пытались поймать фею, но им доставалась лишь разноцветная пыль, играющая зачарованными огнями на одежде и в волосах. Дети весело смеялись, толкаясь. Верно, еще никогда на пиратском корабле так не забавлялись.

— Лодка по правому борту! — с мачты крикнула Катерина.

Роксана и ей раздобыла коричнево-красный платок. Надев пиратскую одежду, Катерина помолодела лет на двадцать, словно ей было суждено находиться на борту пиратского корабля еще до рождения, а теперь это наконец-то случилось.

Итана и Зорин подбежали к фальшборту, но увидели не лодку, а только ее обломок. За деревяшку цеплялась женщина, и силы ее оставляли.

Море откликнулось всплеском: Дельфин и Айлан прыгнули в воду.

Когда женщину подняли на борт, возле нее сразу очутились Ирина и Эсмин, чтобы помочь. Тайра принесла одеяло, а Киш напоила душистым чаем. И только когда спасенная перестала дрожать, капитан спросил, что случилось. Женщина охотно рассказала.

— Мы вышли в море развлечься. Муж купил маленькую яхту, чтобы приглашать гостей. Мы так замечательно веселились всю ночь, напились в дым, а утром на горизонте появился тот страшный корабль с порванными парусами, — она вздрогнула, массивный платиновый перстень звякнул об кружку. — Они напали на нас. Мы еще не протрезвели, и не сразу смекнули, что все на самом деле. Но когда мачта упала на сына моей сестры, испугались не по-детски. Сестра тоже потом погибла, ее застрелили, — женщина была такая же спокойная и ледяная, как ее перстень, но, возможно, она просто еще не осознала произошедшего. — А нас троих — сестру, мужа и меня — забрали на корабль. Наша яхта взорвалась.

Мы просили страшного капитана отпустить нас, я предлагала ему взять наш фамильный перстень, он приносит удачу и даже может от смерти спасти, — было видно, что она гордится своим украшением. — Страшный капитан рассмеялся мне в лицо, сказав, что у него трюмы забиты такими цацками. Он отпустил меня, когда муж согласился стать его матросом. Муж меня любил, а я его — нет. Его любила моя сестра, она поссорилась с чудовищем, и страшный капитан всадил ей пулю в сердце.

Мне не было жаль сестру. Я прыгнула за борт, все мне завидовали, я слышала, муж что-то крикнул, а чудовище захохотало. Я уцепилась за обломок лодки с нашей яхты. А потом вы нашли меня. Фамильный перстень спас мне жизнь, видите? — она заулыбалась.

Ярош молчал: женщина рассказала больше, чем думала.

— Все завидовали? Кто — все? Команда корабля? — уточнила Зорин.

— Нет-нет, что вы! — еще шире улыбнулась женщина. — Там были еще люди. Пленники. До нас они, наверное, захватили другой корабль. Большой.

— Я не ошибаюсь?.. Порванные паруса. Страшный капитан. Это же… — Феникс сама не верила догадке.

— Корабль мертвых, как его иногда называют, — закончил за нее Ярош и обратился к спасенной: — Давно это было?

— День назад, — подумав, ответила она. — А зачем это вам?

Ярош достал компас, переглянулся с Феникс, кивнувшей в знак поддержки. Стрелка сделала круг, указав направление. Потом еще один, отвечая на новый вопрос, но направление осталось тем же.

Серые глаза Яроша вспыхнули улыбкой, которую дарит только жажда приключений.

— Поднять паруса! — и уже только к Феникс, оставшейся стоять рядом с ним: — Ветер меняется. Догоним!

Но на сегодня приключения не закончились. В желтом солнечном свете зазолотилась стена, перегораживая море. Странник хотел проверить, что это такое, но Марен остановила его.

— Это ловушка. Ловушка для давнего народа.

— Ты знаешь, что это? — спросил у нее Ярош, тоже глядя на странную преграду. — Я не ошибаюсь?..

— Не ошибаешься, — уголками губ улыбнулась Марен, не давая ему договорить. — Это заклятье. Как и встретившееся тебе в образе белокрылой птицы в приморском городке вблизи главного Элигерского порта. Пока только заклятья и их отзвуки, они ждут предателей и трусов, благодаря кому смогут воплотиться. Защитные чары корабля слабеют.

Солнце забрало бледность давней, сделав намного более человечной.

— Недобрый знак — встретить этот проклятый корабль. Он построен на сарконских верфях и когда-то давно был флагманом, а капитан «Астагора» — Нордин, безжалостный и жестокосердый человек. Не стоит тебе идти к нему на корабль.

Ярош не ответил.

Над преградой парила птица с янтарными глазами — пока лишь тень от вражеского заклятья. Корабль под черными парусами, наполненными ветром, пробил полупрозрачную стену, истекшую последним солнечным светом.

Настала ночь.

«Диаманта» догнала черный корабль, когда стемнело. Увидев темную глыбу на горизонте, Феникс хотела лететь, но подруга отговорила ее. К страшному капитану переговорщиком отправилась вампирша Магда, заверив, что тьма с тьмой скорее договорится.

Наверное, она была права. На «Астагоре» убрали паруса, будто окутанные живым мраком, и он остановился. Теперь пришел черед Яроша взять на себя роль парламентера. С ним на лодке поплыли Марен, Юран и, конечно, Феникс.

Нордин и Магда стояли на палубе, глядя, как они поднимаются по веревочному трапу. Здесь ее багрово-красное бархатное убранство было более уместным, чем на «Диаманте». Капитан черного корабля довольно усмехался, но вампиршу это, казалось, совсем не тревожило. Да, он был страшен, но не уродлив: чудовище жило в его мыслях и поступках, а не в чертах лица. Он был иным, вне морали или представлений о добре и зле, и это пугало больше всего.

Одежда проклятого капитана отличалась от пиратской, была темной, изысканной и похожей на ту, какую любят носить чародеи. Сам темноволосый, Нордин, вероятно, считался бы красивым, если бы не ледяные безжалостные глаза, заглядывающие в самое дно сердца.

— Очаровательная красавица сказала, что ты хочешь поговорить со мной, Ярош Сокол, — промолвил капитан «Астагора», когда все его гости оказались на палубе. — Так что тебе нужно?

Ярош замялся: он пожалел, что осмелился догнать этот корабль, но отступать поздно.

— Я слышал, — немного неуверенно начал пират, — что ты потопил торговое судно и взял много пленных.

— Это не торговое судно, — похвалился Нордин. — На нем были сливки общества и его отбросы, отправившиеся покорять чужие земли. Многие из тех людей нашли новый дом на морском дне. Ты меня осуждаешь, Сокол?

Он прищурился: вопрос был не из теперешнего, а из прошлого, словно часть давно забытой игры, что могла возродиться вместе с легендарным «Астагором». Этот корабль тоже живой, и волей своему капитану не уступает, это не «Диаманта», что любит своего капитана и согласна идти вместе с ним через бурю. Он сам притягивает к себе шторма, в которых гибнут и пиратские, и торговые суда. Этому кораблю не нравится присутствие чужаков и свободных людей — вот в чем его самое большое проклятье.

— Нет-нет, — засмеялся Ярош наперекор воле корабля и собственным чувствам. — Ты поступил, как поступил бы любой пират. Грабить и топить корабли — наше ремесло. Но… не мог бы ты отдать мне нескольких из них… или хотя бы продать?

— Потому что отбить их у меня ты не сможешь, — закончил мысль Яроша Нордин, но пират и бровью не повел, что проклятый капитан не ошибся. — Среди них нет ни одного пирата, Ярош. Зачем они тебе?

— На «Диаманте» недобор в команде, — соврал Ярош, и Нордин рассмеялся, не дав ему договорить.

— Врешь, Сокол. Ты пропах тайной. Этот запах я хорошо знаю… — проклятый капитан приблизился к Ярошу вплотную, хозяин «Астагора» был выше и величественнее, но пират не отступил. — Зачем тебе помогать этим никчемным людишкам, что будут аплодировать, наблюдая за казнью пирата? Зачем?

Ярош краем глаза видел, как Феникс знаком запрещает ему отвечать на вопрос, но даже маленькая ложь могла погубить их всех. Без правдивого ответа их не отпустит ни этот корабль, ни его капитан.

— Я расскажу тебе, — твердо сказал Ярош Сокол, — но только тебе, а не команде «Астагора».

— Ладно, — усмехнулся Нордин, широким жестом приглашая пирата в каюту.

Они говорили долго, ветер заледенел, а созвездия изменили расположение. Феникс и Юран уже начали беспокоиться, когда два капитана вернулись. Оба довольные, только Ярош очень грустный. Марен видела, что Сокол поспешно прячет карту, она предпочитала не встречаться взглядом с капитаном проклятого корабля.

— Приведите добычу! — приказал Нордин, а Ярош подошел к друзьям.

— У меня не было выбора, — шепотом ответил он на немой вопрос Феникс. — Иначе мы бы сами тут остались навсегда.

Команда «Астагора» выгнала на палубу пленников. Одни одеты в роскошные одежды, другие — настоящие оборванцы, но всех их объединяло общее чувство: они радовались ветру и звездам, которых могли больше не увидеть.

— Выбирай, Сокол. Но мою цену ты знаешь, — Нордин обернулся к ним.

— Знаю, — тихо подтвердил Ярош, доставая компас.

Стрелка затрепетала. От десятков испуганных глаз, молящих о спасении, хотелось завыть.

— Забери меня, — шепотом молил молодой толстяк по имени Алексей. — Мрак отберет мою душу. Не отдавай меня ему!

Стрелка качнулась, подтверждая, что парень сломается, приняв условия капитана «Астагора», чтобы сохранить жизнь.

— Его, — Ярош вывел первого из ряда.

— И меня… — разрыдалась женщина, стоящая рядом с Алексеем. — Спаси меня!

Но в ее глазах не было даже отблесков моря. Ярош, прикипев взглядом к стрелке, двинулся дальше.

Мысли третьего пленника были устремлены к памяти о тех, кого он оставил на берегу, и ничто новое, будь то борьба за жизнь или жажда приключений, не могли коснуться их. Он даже не посмотрел на пирата.

А потом Ярош встретился с взглядом темноволосой девушки. Красивой, но очень испуганной.

— Зло показывало мне разные ужасные картины, чтобы я подчинилась, — тихо сказала она. — Но я устояла. Это его месть.

Ярош с сочувствием смотрел в ее чистые глаза, где мерцали слезы, слабая, хоть и не сломленная воля не могла их сдерживать. Но стрелка сказала — нет.

Глаза двух других были полны только пустотой, они не верили, что могут умереть. А рядом с ними стояла чернявая девочка, похожая на птицу, молодую, еще не умеющую летать. Казалось, ребенок светится. Она была очень спокойна.

— Как тебя зовут? — спросил у девочки Ярош, присев.

— Ласточка, — ответил ребенок, глянув на ту, мимо которой он прошел.

— Уйдешь с этого корабля, Ласточка?

— Уйду с сестрой.

Ярош проследил за ее взглядом.

— С сестрой уйдешь? — уточнил пират.

— Уйду.

Он поднялся.

— Их обеих.

Нордин не возражал.

Следующий пленник выглядел как настоящий барин, хотя одежда его была порвана, но в душе он уже распрощался с жизнью, устремившись в прошлое. Он оставался на этом свете в своем уме только благодаря жене, и сейчас держащей его за руку. Ее сердце согревала любовь, но она не бросит своего мужа даже ради свободы.

Как же тяжело было выбирать, и, почувствовав это, стрелка компаса застыла: решай сам, капитан.

Ярош остановился напротив мужчины.

— Как твое имя?

— Ван.

— И как ты оказался здесь?

— Я искал другой город.

— А твой город?

— Он мертв.

— И что же ты хотел найти в другом городе?

Ярошу внезапно стало холодно. Или просто ветер подул сильнее? Пирату показалось, что он знает, о каком городе говорит Ван, и, наверное, иногда ему тоже снятся кошмары, где цветут алые цветы…

Глаза обоих были в то мгновение неживые, будто опустевшие души.

— Прости, Ван. Я не могу тебя забрать.

Глаза. Пустые и насмешливые, напуганные и просто равнодушные. Ярош не запоминал лица — только глаза.

Стрелка ожила и указала сразу на двоих.

На парня, потерявшего свое Имя. Подобно другим несчастливым смельчакам, он видел, как меняется этот мир, растворяясь в зверином взгляде, он был в столице не так давно, и ужасные изменчивые глаза смотрели на него. Ярош поежился, словно от настоящего холода. Встретившись один раз со взглядом Духа Империи, он теперь чувствовал всякого, на кого тот внимательно смотрел, но кто сумел выстоять, не покорившись. Но вместе с Именем и чародейскими способностями звериные глаза выжгли и душу парня.

А другой, на кого указала стрелка, Серж, был одет в господский костюм, но, казалось, с чужого плеча. У каждого из них были свое прошлое и общий сегодняшний день, но будущее предназначалось разное. Стрелка качнулась к Сержу.

— Еще этого парня.

Все. Ряд закончился. Но стрелка компаса не успокоилась.

Ярош обернулся к Нордину.

— Есть еще кто-то, кто пока не подчинился воле твоего корабля, — не вопрос, ведь компас лгать не умеет, он может просто не ответить.

— Поднимите клетку, — улыбаясь, приказал проклятый капитан. — Русалки без воды умирают.

Но и в неволе тоже. Русалка лежала на прутьях, обессиленная и словно неживая, длинные волосы болотного цвета закрывали ее лицо.

Стрелка указывала точно на клетку.

— Прикажи отпустить ее, — попросил Ярош.

— Как еще одного пленника? Она не с того корабля, — в голосе Нордина скользнула радость.

— Мне все равно.

Феникс встревожено глянула на Марен, но и давняя не понимала, что происходит.

— Откройте клетку, — согласился капитан «Астагора».

Русалка прыгнула в море. Лишь серебристо-зеленый хвост мелькнул, и плюхнула вода за бортом.

Стрелка снова пришла в движение, указав на одного из членов команды. Женщина, вероятно, несколько дней как подчинилась воле «Астагора» и еще не утратила себя, становясь частью корабля. За что она могла заплатить такую ужасную цену? А стрелка уже отвечала: эта женщина была матерью, и дети тоже плыли с ней в далекую страну… Воспоминания о детях и позволяли ее глазам светиться. Пока светиться…

А все другие уже утратили этот свет, их лиц не касаются чувства, и вместо глаз — провалы отчаяния, где завывает ветер безысходности и печали, насланный проклятьем, которое они делят с капитаном. Они живы, но стоит ли бороться за такую жизнь?.. И та, на кого указала стрелка, тоже станет такой, как они… Быстро станет…

Нельзя отбирать у «Астагора» и его капитана уже принадлежащее им, легче забрать с собой освобожденных пленников и уйти, договорившись со своей совестью. Но женщина так напоминала Ярошу Мать, которая не простит, если капитан оставит одну из ее живых дочерей в лапах чудовища.

— Отдай мне ее, — решился Ярош.

— Отдам, — неожиданно легко согласился Нордин. — Но ты забираешь больше, чем можешь.

— Я знаю, — подтвердил капитан корабля с черными парусами. — Но это мой выбор.

— Пусть будет так, — и капитан «Астагора» обратился к своей команде: — Уходите все, кого он выбрал. И ты тоже, Надежда, — вместе с вымолвленным Именем он освобождал женщину от обещания. — До встречи, Сокол.

— Феникс, Ярош, подождите, — попросила Магда, когда они уже собирались возвращаться на свой корабль. — Я хочу… — она растерялась. — Прости, Феникс. Ты моя подруга, но я хочу остаться на «Астагоре». Я рождена ночью, здесь я чувствую себя вольнее, чем на «Диаманте», где меня почти все боятся. Этот корабль меня принимает, ничего не требуя взамен. Прости меня, Феникс…

— Вот граф Ричард обрадуется, — не зная, что ответить, сказал Ярош: наверное, еще никто не оставался на этом корабле по собственной воле.

Феникс и вампирша просто обнялись, прощаясь.

Проклятый капитан не провожал их. Магда одна смотрела пиратам вслед. Казалось, багровое убранство вампирши светится внутренним огнем. В молчании корабли, чьи паруса никогда не станут обычными, белыми, разошлись в ночном море.

— Оставим их, — Марен внимательно посмотрела на капитана, стараясь прочитать в его душе, но душа оставалась запертой на все засовы даже для ее взгляда.

— Оставим, — согласился Юран: Сокол так и не ответил, что он пообещал капитану проклятого корабля в обмен на пленников.

Феникс и Ярош стояли рядом. Ветер дарил им прохладу, но покоем одарить не мог.

— Ты им не сказал. Но мне скажешь, что ему пообещал? — тихо спросила Феникс, словно боялась, что их могут услышать.

— Тебе скажу, — тяжело ответил пират. — Мы сыграли. Ты понимаешь, на что играют с давними и на что играл каждый из нас. И я выиграл. Но капитан «Астагора» поставил условие: я могу забрать меньше людей, чем тех, кем я рискнул, взяв с собой. Но я знал, что заберу всех, на кого мне укажет компас. Я нарушил это условие.

Вода разбивалась серебром об нос корабля. В волнах плескалась русалка.

— А если бы ты выполнил условие? — Феникс стало страшно, поэтому спросить то, что было у нее на уме, она не решилась.

— Тогда я бы забрал их, как и следует по выигрышу, — Яроша, казалось, успокоил ее вопрос. — Нордин и его проклятый корабль отпустили бы нас, и мы бы, возможно, не встретились более ни в одном море.

— А теперь?

— Теперь он может загадать любое желание, и я обязан его исполнить.

— И что он пожелает? — теперь Феникс испугалась не на шутку: в отличие от спасенных, она хорошо знала, кто такой капитан проклятого корабля и какие страшные легенды о нем рассказывают. — Забрать сокровища? Потопить «Диаманту»? Чтобы ты ему служил?.. — ей было больно говорить это, но не спросить еще больнее.

— Нет, Феникс, — вздохнул Ярош. — До сокровищ мы можем и не добраться. «Диаманту» могут потопить раньше. А я могу и не дожить до времени, когда наш корабль станет на якорь возле Призрачных островов.

— Не говори такого! — воскликнула Феникс, вложив в слова все свои чувства, но Ярош просто обнял ее, привлекая к себе.

— Нет, Нордин из давнего народа, и, я думаю, он пожелает что-то более изысканное. Потом узнаем.

Волны серебрились, наливаясь медным блеском. Над морем всходила луна. Ярош и Феникс целовались под покровом ночи.