Известие о Мариан и уходе Матери разлетелось по кораблю еще до рассвета. Возле спящей постоянно находились Иза, Ирина или Эсмин. Заболела Катерина, ее бросало в жар, она бредила. Но к женщине с пепельными косами друзья приходили чаще: Катерина успела прийтись по душе многим, а призрак пугал людей, и даже живая черноволосая красавица была чужой.

— Она выздоровеет? — спросил Ярош у Зорин, сидящей возле бесчувственной Катерины.

— Выздоровеет, она сильная, — Зорин погладила Катерину по спутанным волосам, положила ладонь на лоб. — Жар спал. Это не лихорадка, это печаль о той, что ушла, чувство, которое она не смогла сразу преодолеть. Но Катерина выздоровеет.

Когда Ярош вышел на палубу, его позвала Феникс. Ее глаза были напуганные, а сама она нервная и растерянная.

— Ярош, — Феникс в порыве схватила капитана за руку, словно боялась потерять. — Я вижу, как ты говоришь с Морем, споришь с ним. Почему? Что ты он него хочешь? Море обижается на тебя, я вижу по волнам. Я боюсь за тебя, Ярош!

— Море, — нехотя ответил пират, забирая у нее руку. — Я спрашивал у Моря, почему оно не предупредило нас, что призрак — это Мариан, зачем умолчало о ней.

— А что Море? — пролепетала Феникс, которой и в мысли не приходило, что с темной безграничностью можно разговаривать так высокомерно.

— Море смеется, но отвечает, — было видно, что Ярошу тоже не нравятся разговоры со стихией в таком тоне. — Говорит, что Мариан привез на остров имперский корабль много лет назад и оставил там. Но земля и само Море смилостивилось над призраком, который ходил по острову, терзая себя одиночеством. Море послало к ней подругу, чтобы Мариан было с кем поговорить, а земля создала для нее живой дом, куда не могла войти печаль.

— Море указало нам, как ее найти? — Феникс почему-то не верилось, что такое возможно.

— Думаю, да, — Ярош помрачнел. — Но, Феникс, это не та Мариан, которую мы знали. Ты ведь тоже — не та Феникс.

— Не обижай меня! — тряхнув волосами, внезапно подсвеченными зловещим пламенем, крикнула Феникс. — Ты сам не такой, каким был. И не станешь прежним. Никогда!

Она ушла, обидевшись.

— Феникс, — позвал ее Айлан, но она отмахнулась.

Айлан подошел к капитану.

— Ты бы ее сейчас не трогал, — посоветовал Ярош.

— Нет, — не согласился задумчивый Айлан. — Она нам нужна. Она же говорила тебе, что каждый день мы втроем — я, Юран и Феникс — накрываем корабль заклятьем, чтобы чужие глаза его в море не разглядели? Уже давно, с того времени, как чары давних, наложенные на корабль в Элигере, начали слабеть. Уговори ее, Ярош.

— А разве Хедин, Марен или даже Ричард не могут занять ее место в заклятии? — Ярош и виду не подал, что Феникс ему до сих пор ничего о тех чарах не сказала.

— Нам нужно ее пламя, — грустно ответил Айлан.

— Смотри, она просыпается, — Эсмин улыбнулась.

Почти незаметное сияние, окутывающее тело пиратки, исчезало. Мариан открыла глаза, зеленые и ясные.

— Где я? — спросила она у Ирины, на коленях которой сидел черный кот, молодая женщина чесала Сириуса за ухом.

— В море, на нашем корабле, — ответила Эсмин, Изы сейчас с ними не было, она ушла узнать, не нужно ли помочь готовить обед.

— В море… — тихо повторила Мариан, садясь на кровати.

Пиратка коснулась своей руки, еще не осознавая, что тело теплое.

— Я, кажется, помню. Только так размыто…

Без стука в каюту ворвалась Роксана.

— Ирина, ты Сириуса не видела? Он стянул у родителей… — но, увидев, что Мариан проснулась, застыла, не договорив.

— Дети на корабле? — удивилась пиратка.

— Я не ребенок! — обиделась Роксана. — Я самая старшая!

— А тут и младшие есть? — удивлению Мариан не было границ.

— Есть, такие, как она, и еще трое совсем маленьких, — Ирина сняла кота с рук, чем он был очень недоволен.

Задрав хвост трубой, Сириус зашагал прочь из каюты. В приоткрытую дверь заглянул Тимур.

— Дети на корабле — это кошмар, — как закон, провозгласила Мариан. — На пиратском корабле! Кто бы мог такое представить?

— Ты мне не нравишься, — вернула обиду Роксана, в ней клокотала ярость: эта женщина, даром, что ожила, холодная, как привидение. — Ты не настоящий пиратский капитан!

— О, девочка, — в голосе Мариан скользнули опасные нотки. — Я и не должна всем нравиться, — пиратка встала, хотя ей еще было тяжело держаться на ногах. — И кто же, по-твоему, настоящий капитан?

Роксана смело выдержала ее ледяной взгляд.

— Ярош настоящий капитан, и София, и Анна-Лусия, хотя я ее тоже не люблю, и Феникс хорошая.

— Кто-то мое имя называл? — в дверях стояла Феникс. — Роксана, тебе лучше уйти. Тимур с Дымом подрались.

— Тимур же только что здесь был, — удивилась девочка, неохотно отводя взгляд.

— Это ему не помешало.

Роксана ушла.

— Он меня ударил! — ныл Дым, утирая разбитый нос, лицо мальчика было перемазано кровью вперемешку со слезами.

— Неправда! — оправдывался Тимур. — Я его не бил! Он сам поскользнулся!

— Что здесь случилось? — Роксана повернулась к Юрию и Полине.

— Дым сказал, что ему не нравится корабль, что он старый, а паруса грязные, — устало начал Юрий. — Тимур ответил Дыму, что тот малолетний сопляк и ничего не смыслит в настоящих кораблях. Дым заверещал и набросился на Тимура с кулаками. Тимур его толкнул, а Дым поскользнулся и расквасил себе нос.

— Так и было? — обратилась Роксана к мальчишкам.

Оба потупились, признавая, что Юрий ничего от нее не скрыл.

— И что теперь с вами делать? — согнала на них злость Роксана.

Ирина оставила Мариан и Феникс наедине. Женщины, когда-то командовавшие десятками людей, молчали, будто в безмолвии переходили через годы разлуки.

— Я думала, худшая судьба досталась беглецам, — первой нарушила молчание Феникс.

— У всех судьба была горькой, — откликнулась Мариан. — Почему не пришли София и Анна-Лусия?

— Я попросила никому не говорить, что ты проснулась. Тебе нужно отдыхать.

— От чего? От жизни? — рассмеялась Мариан, но надтреснуто и нерадостно.

— Со мной тоже так было, когда мы сбежали, — Феникс вздрогнула от смеха подруги. — Это пройдет со временем.

— Не пройдет, — зловеще заверила Мариан. — Я жила в этом аду годы, обратившиеся для меня в вечность. Помнишь жребий, Феникс, колдовским огнем обжегший наши руки? Какая цифра тебе досталась? Последняя? Помнишь, как это было?

Феникс отшатнулась от бездны в зеленых глазах Мариан. Бездна ярилась в них, как водоворот, которому никого не жаль.

— А думаешь, нам легче было смотреть, как забирают наших побратимов? — Феникс схватила подругу за руку.

…Зал, залитый блеклым колдовским светом. Огромный зал, и несколько людей группкой держатся недалеко от императорского трона, словно в зале гуляет мертвый ледяной ветер.

Держа за руку молодую красивую женщину, одетую в длинное черное платье, гармонирующее с ее темными волосами, в зал входит высокий черноволосый колдун в белых одеждах. Оставляет Мариан возле императорского трона, отходя в тень.

— Присягой этой и своим сердцем клянусь до смерти быть верной Империи и его величеству Императору… — взлетает к высокому потолку страшный обет…

— Не нужно! — Мариан вырвала руку. — Не колдуй, Феникс. Не колдуй, я этого сейчас не выдержу, — она задохнулась от боли, причиненной воспоминаниями. — Я даже мысленно вспомнить боюсь, что было со мной, когда меня забрали от вас. Первой… Я не предала, Феникс, я просто хотела жить, а они обещали мне жизнь…

Она замолчала, ведь Империя не обманула ее, только жизнью одарила не человеческой.

Феникс села рядом с подругой, обняла.

— Мариан… Когда вас забирали одного за другим, когда нас осталось четверо, нас тоже стал покидать разум. Все клялись, что выстоят. А потом, через несколько дней или недель, стражник снова звал нас в зал, и, встречаясь с пустыми взглядами уже обращенных товарищей, мы понимали, что, когда настанет наш час, тоже не выстоим, и все равно клялись всем, что попробуем выстоять или умрем.

И когда нам удалось сбежать, думаешь, разве то было счастьем — бросить вас? Мы разошлись, не смогли больше идти вместе, потому что напоминали друг другу, что предали не меньше тех, кто присягнул Императору.

Дорога привела меня в большой город, где незадолго до этого началось восстание. Без страха, ведь страх мой остался в имперских подземельях, я пришла в повстанческий лагерь и предложила помощь. Предводитель увидел во мне прирожденного командира и принял в ряды повстанцев. Но мне было безразлично их стремление победить Империю, ибо я искала смерть.

Я выполняла такие задания, на которые не пошел бы никто из людей, кому есть что терять. Мы захватили тюрьму и перебили много солдат. Иногда, превосходя в жестокости саму Империю, мы отыскивали среди пленных тех, чьи души еще не полностью отошли зверю, которых еще можно было отправить на тот свет без позволения Императора, и…

Феникс оборвала сама себя, хмыкнув. Ее темные глаза тоже стали льдом, что не сойдет по весне.

— А тогда пришли имперские войска и возвратили нам всю жестокость второе, впятеро больше, не упиваясь нашей беспомощностью, просто уничтожая всех, ставших у них на пути. Предводителя схватили. А мою группу окружили, но не забрали в тюрьму, а поставили к стенке и расстреляли. Мне досталось три пули, я потеряла сознание, и они решили, что я умерла. Но феникса убить непросто.

Я очнулась в комнате с таким низким потолком, что невозможно даже стоять прямо, — в катакомбах под пылающим городом. Меня принес туда не человек, вампирша по имени Магда, она и лечила мои раны тьмой, договариваясь с ночью. Род проклял ее за помощь мне, и вместе мы были вынуждены покинуть сгоревший город.

Мы шли к морю вдвоем, как старые подруги. Вместе мы и спрятались в одном из портов Элигера, хотя в то время все города там принадлежали столице со звериными глазами. А тогда Ярош нашел меня, и мы поплыли искать сокровища, а Магда ушла на корабль мертвых.

— Ты видела корабль мертвых? — Мариан поразила исповедь Феникс, ее голос стал более снисходительным.

— Я была на его борту, — усмехнулась Феникс. — И видела капитана. Врут, что он уродлив, но лучше бы он был чудовищем, чем смотреть ему в глаза, ибо он — воплощение настоящего Моря. Заклятого древнего Моря, которое когда-то властвовало над миром.

Она закусила губу, едва сдерживая чувства, готовые выплеснуться из сердца, истерзанного воспоминаниями.

— Кто ступил на палубу корабля мертвых, тот погибнет ужасной смертью, — тихо пропела Мариан, снова зло улыбнувшись, но, казалось, что на нее саму было обращено то зло, а не на подругу, с которой она делила опасный путь к столице.

— Нет ужаснее места, чем Императорский дворец. Живой они меня не получат, — шепотом поклялась Феникс.

Ветер вяло шевелил пальмовые листья. Андрей сидел на песке, смотрел, как чистит перья попугай, которого юные пираты за два дня научили разговаривать. Илария вплетала прутик в корзину: еще осталось несколько кругов пройти, и будет готово.

— Смотрите, что там!

Влюбленные поднялись, глядя туда, куда с холма указывал Иржи. К острову приближался большой корабль. По бело-серому флагу рассыпались звезды.

Иржи подбежал к ним.

— Что будем делать? — испуганно спросил он.

— Если убежим, увидят брошенную хижину и все равно найдут, — Андрей грустно, но без страха смотрел на флаг. — И нас уже заметили.

На корабле мигал отблеск зеркала. Имперский корабль подошел к острову ближе, чем «Диаманта», искусно обходя подводные рифы. Даже людей на палубе можно было разглядеть.

Друзья ждали, когда лодка причалит. Первым, перепрыгнув через воду, на берег сошел темноволосый мужчина, одетый в белое. Но Иларии показалось, что миг назад у него было немного иное обличье: человека-птицы, чьи руки срослись с крыльями.

Вот теперь убегать было точно поздно. Илария гордо смотрела на Химеру. Советник Императора лишь улыбнулся ей, искривив губы.

— Видели ли вы корабль с черными парусами? — спросила Химера у людей.

Друзья молчали, но их молчание понимали и так.

— Вы не единственные, у кого я могу узнать об этом, — решил поиграть советник Императора, подозвав чарами попугая.

Попугай сел на протянутую руку, нахохлившись.

— Говори, — тихо обратилась Химера к птице.

— Кор-рабль! Кор-рабль! Чер-рный кор-рабль!

Из хвоста попугая выпали два ярких пера. Он старел на глазах.

— Прекрати! — не выдержала Илария.

Заглянув ее в глаза, советник Императора отпустил попугая, который сразу спрятался в чаще.

— Говори ты, девочка.

Илария вздохнула, а Иржи бухнулся на колени.

— Прими мою жизнь и мое сердце ради славы и могущества Империи, — забубнил мужчина слова присяги.

— Что ты делаешь, Иржи?! — возмутился Андрей.

— Я принимаю твою присягу, солдат, — Химера провела рукой над головой человека, Иржи вздрогнул. — Встань, теперь ты слуга Империи, — говоря это, черноволосый колдун не сводил глаз с Андрея и Иларии. — Больше никто не желает присягнуть мне на верность?

Иржи встал, пошатываясь, во взмахе руки советника Императора были чары. Молодые влюбленные молчали.

— Корабль с черными парусами приплыл к этому берегу, его вела русалка, — рассказывал Иржи. — Пираты ходили вглубь острова и привели оттуда призрака. И Тимура забрали, мальчика с нашего корабля, разбившегося здесь два года назад.

— И куда пираты взяли курс?

— Мы не знаем, — Андрей попробовал ответить вместо Иржи.

— Знаете. Так куда? — глаза Химеры осветились заклятьем, Андрей пошатнулся.

— Мы слышали, они собирались на Тортугу, — сказала Илария.

Советник Императора перевел взгляд на девушку.

— Боишься. Но не за себя. За него. Да вот беда, если я убью его, то ты будешь страдать, а он получит покой, — Андрей стиснул кулаки, промолчав, чтобы не навредить любимой, но черноволосый колдун это видел. — Если же я убью ее, парень, то покой получит она. Хотя смерти вы не боитесь, вы боитесь боли друг для друга, ибо любите. А у меня нет времени, чтобы разбить вашу любовь. Но я вас накажу. Вашим же чувством.

Химера направилась к воде. Понурившись, Иржи поплелся следом, даже не оглянувшись.

— Неужели Иржи сделал это искренне? — Андрей обнял Иларию.

— Он очень хотел на побережье, — Илария печалилась об Иржи. — Но не с пиратами. Разве мог он упустить такой шанс?

Девушка прижалась к любимому, стараясь не думать о проклятии, которое обещал наслать на них советник Императора.

Феофан видел, как Химера, вернувшись с острова, отдает приказы. Человек, которого советник Императора привел с собой, был напуган и растерян.

— Иржи, — Химера смотрела на исчезающий в сумерках остров, — я чувствую, как ты стремишься вернуться на большую землю, и понимаю, что тебе нет дела до людей, приходивших сюда под черными парусами.

Иржи слушал, цепенея от ледяного голоса, будто превращаясь в камень.

— Но скажи мне, — продолжал советник Императора, — почему ты не попросил за своих друзей? За тех, кто делил с тобой дни на острове в течение двух лет. Кто помогал тебе выжить. Кто не отходил от тебя, когда ты заболел. Каждый присягающий Империи может перед тем попросить о выполнении небольшого желания.

— Тебе все ведомо, что же я могу еще сказать? — теперь, когда остров исчез, он почувствовал себя по-настоящему одиноким, но живым.

Химера ухмыльнулась, уловив эту мысль.

— Ты не колдун, поэтому не прочитаешь заклятье, написанное мною на песке, даже Морю его не смыть. Но добра в тех чарах меньше, чем в твоих мыслях, хотя мысли твои черны. Зависть и ложь, которыми ты жил эти два года, точат твои мысли, Иржи, как червяк яблоко. Ложь о восстании против Империи и заточении. И зависть к чужому счастью, к чужой молодости, к пиратской удали, которой у тебя никогда не будет. Зависть съела твою душу, Иржи.

В каждом слове советника Императора притаилось отчаяние, перетекающее в без того обезображенную завистью душу человека.

— Почему ты не оставил меня на острове, колдун, чтобы зависть окончила свою работу? — стараясь удержаться над пропастью отчаяния, спросил Иржи.

— Почему? Потому что ты нужен мне, человек, — рассмеялся колдун. — Потому что ты видел пиратов, видел их корабль, а теперь проклянешь их всех, — советник Императора жестом позвал двух солдат. — Казните его. Все равно как.

Солдаты взяли Иржи под руки, но тот вырвался, бросившись Химере в ноги.

— Ты обещал мне жизнь!

— Я ничего тебе не обещал. А ты отдал мне свою жизнь и свое сердце. Если же твое сердце понадобилось мне для какого-то заклятья? Поторопитесь.

Солдаты подняли Иржи и забрали с собой. Химера пришла к Феофану, который видел, как колдун разговаривает с пленником. До слуха министра долетел слабый вскрик.

— Асана Санарин, — позвала Химера, и к ним подошла высокая темноволосая женщина, одетая в белый костюм капитана имперского флота. — Стрела зависти и ненависти полетела. Она яркая, следуйте за ней, — и уже к министру: — У нас есть нужный курс.

Поклонившись, Асана Санарин пошла на капитанский мостик. Феофан не ответил.

Туман укрывал море, окутывая корабль бело-серым маревом, от которого саднило в горле. Сквозь него не мог пробиться лунный свет, подсвечивая призрачную мглу, будто в тумане скалились мертвецы. Черные паруса намокли и обвисли, ветер стих, как перед бурей.

Не велись разговоры, все старались поменьше находиться на палубе, чтобы не дышать гадким туманом, от которого кружилась голова.

Ярош, Марен, Феникс, София, Анна-Лусия, Айлан, Юран и Мариан, уговорившая капитана позволить и ей не сидеть в каюте, стояли на вахте. Перед кораблем плыл Дельфин, чтобы предупредить о рифах. Никто не верил туману. Туман ждал, что они допустят ошибку, туман облизывался, готовый сожрать кораблик, затерявшийся в морских просторах.

Туман стал густым, как молоко. Они уже не могли видеть друг друга. Мгла плыла серыми прядями, стелилась по палубе, отделяя людей друг от друга. В поле зрения Яроша остались только Айлан и Юран, почти скрытый за молочной пеленой.

Айлан захохотал.

— Ярош, какой же ты странный! У всех спросил, как они на корабль попали, кем до того были. Кроме меня!

Туман плыл, липкий и холодный.

— Ты нашел меня во сне. Ты помог мне, Айлан, — туман ел даже слова, делая их пустыми. — Чародеи могут находить людей в сновидениях.

— Да! — снова засмеялся Айлан. — Но почему я тебя искал, ты подумал? — и, прежде чем Ярош успел что-то сказать, ответил сам, шепотом, со злостью: — Смотри, Ярош, смотри, как я ненавижу вас всех за то, что вы есть!

…Мгновения чужой жизни, налипающие на тебя, как капли тумана. Вот ребята радуются, празднуя окончание обучения в лучшей из школ Империи. В одном из них легко узнать Айлана, в другом угадывается молодой Олег.

— Так кто самый смелый? Нарушишь запрет? — смеется один из парней.

— Иди ты! — толкает его опьяневший Олег. — Сам туда лезь.

— А не боюсь, — хвастаясь, уверяет молодой Айлан. — Я самый смелый из вас!

— Врешь, Варн! — хохочет тот же парень.

— Не вру!..

Комнату затягивало ночной мглой. Айлан шел через прямоугольную площадь к черным статуям. Темная одежда делала парня незаметным для стражи.

Черная статуя вблизи оказалась не очень большой, но постамент был выше человеческого роста. Прошептав заклятье, Айлан вогнал в черный камень постамента кинжал. Подпрыгнув, парень поставил ногу на рукоять кинжала и залез.

Статуя мужчины тихонечко вздохнула, вдохнув ночной воздух.

— И как же мне доказать, что я здесь был? — сам у себя спросил парень, почесав затылок, от дыхания не по-летнему холодной ночи хмель слетел с него.

— А никак, Айлан, — ответила статуя, хотя уста из камня не шевельнулись.

— Ты живой? — от удивления Айлан едва не слетел с постамента. — Как ты назвал меня?

— А разве неправильно? — усмехнулась статуя его мыслям. — Разве это не твое Имя? Разве ты не Айлан?

Парень бежал с площади во весь дух. Завтра их будут поздравлять с выпуском, объявляя, в какой уголок страны поедет каждый из них, над кем примет командование. Сердце колотилось, откликнувшись на настоящее Имя. Если откликнется снова…

Айлан второпях бросал на кровать вещи. Проснулся Олег, сел на своей кровати. Все остальные еще не вернулись с гулянки.

— Что с тобой, Варн?

Айлан вздрогнул, мгновенно обернувшись к товарищу.

— Я не Варн, я Айлан! Понимаешь, что это значит?

— Нет, — Олег еще не полностью проснулся.

— Это мое Имя! Которым меня назвали родители! Слухи правдивы, а я пропал… — закричал Айлан, переходя на шепот, ведь сам испугался, что его крики услышат. — И ты, тебя тоже иначе зовут, друг. А я ухожу, — он забросил сумку на плечо. — Куда глаза глядят…

— Что ты натворил, Варн?.. — Олег только сейчас понял, что случилось.

Айлан ударил кулаком в стену, разбив костяшки пальцев до крови, но в отчаянии не почувствовал боли.

— Мы натворили… Статуя на площади… она живая. Она назвала мое первое Имя. Я не предавал! — Айлан плакал…

Воспоминания становились маревом корабля.

— Я все разузнал о тех статуях и о пиратских капитанах… — шептал Айлан. — О тебе… О вас, сломавших мне жизнь… Я вас ненавижу…

Из тумана вынырнули Анна-Лусия и Юран. Принц ударил Айлана по лицу. Анна-Лусия отгоняла марево от корабля, зовя слабый ветер, но ей было тяжело соперничать с волей тумана. На палубе посветлело.

Возле Мариан и Феникс, которым тоже было плохо от молочной мглы, стоял Бенедикт, его тихая молитва разжижала марево.

— Это все туман! Это неправда, Ярош! Не слушай его! — Юран встал между Айланом и капитаном.

— Не все неправда, Ярош, — вид собственной крови привел Айлана в чувство. — Я действительно вас ненавидел и искал, пока статуя не пришла в мои сны, ведь я слишком много думал о ней. Она указала мне на город в Элигере, где бы я мог отыскать тебя и Феникс.

Туман относило легким ветром.

— Помогите! — долетел до них слабый голос умирающего.

Из марева выплыла коряга, обломок корабля, за который цеплялся уцелевший. Дельфин подплыл к нему, чтобы мужчина держался за плавник. Спасенный схватился за веревку, брошенную Юраном, и вместе с Ярошем пираты затащили его на корабль.

Ослабевший мужчина, верно, слишком много времени провел в море, наглотался воды. Почувствовав себя в безопасности, он не мог даже пошевелиться. Лишь уста его шептали, стараясь объяснить, предупредить. Бенедикт наклонился к нему.

— Я должен был умереть… Почему?.. Ты сказал… Колдун, ты сказал…

Бенедикт отшатнулся, вскрикнула София. Мужчина не был живым, одежда на нем рассыпалась прахом, кожа тлела, только лицо еще уцелело. Чудовище встало, посмотрев на пиратов, рассмеялось и, отступив, упало за борт.

Над морем плыла песня — ледяная, страшная, как молитва небытию. Она миновала марево, сплеталась с маревом, была маревом.

Дельфин закричал от боли, волна резанула его ножом, и прыгнул на палубу. На лоснящемся теле Дельфина, превращавшегося в человека, проступила кровь. Юран бросился к нему, пытаясь чарами остановить кровотечение.

Но крик Дельфина вписался в ужасающую песню одним из аккордов. Туман расползался, открывая укрытое тучами беззвездное небо. На скале посреди недвижной воды сидела фигура, одетая в белоснежные одежды. Это ее голос отбирал надежду и волю.

— Ловушка! Зовите всех быстрее! И не слушайте его! — крикнул Ярош, стараясь противостоять чарам.

Но черноволосый колдун рассмеялся в ответ на слова пиратского капитана, вплетая и свой безжалостный смех в песню смерти.

Только Марен не желала сдаваться.

— Опомнитесь, глупцы! Это же советник Императора! Зовите всех, кто умеет колдовать! Я постараюсь помешать ему завершить заклятье!

От ее слов друзья пришли в себя. Анна-Лусия побежала в кубрик, а София — на камбуз.

Марен с помощью капитана залезла на фальшборт. И застыла, скрестив руки, закрывая корабль невидимым щитом, но ей было очень тяжело одной держать защиту. А Ярош, затаив дыхание, стоял рядом, боясь помешать неосторожным движением.

Белая фигура советника Императора поднялась. Его песня изменилась, наполнившись тревогой, но в пение добавилось силы. Шторм поднимался в песне, скрежетал, рождаясь, гром, и молнии вспыхивали, выбирая жертву. Обрывки тумана относило неистовым ветром.

Внезапно фигура упала на одно колено, тянясь пальцами к штормовым небесам, вложив в этот жест всю себя.

— И некому вас благословить, — тихо смеясь, молвила Химера.

— Мы все погибнем! — в отчаянии крикнула Феникс.

— Не смей! — Марен отвлеклась и не отразила заклятье, блеклой волной накрывающее корабль.

Мантия Химеры превращалась в убранство из белых перьев. Советник Императора взлетел в небо. Юран подхватил потерявшую сознание давнюю и унес с палубы, пока шторм не накрыл их.

— Спрячьте детей, а сами — все на палубу! Убрать паруса! — и Ярош первый побежал выполнять собственный приказ.

Бурю, вызванную к жизни колдовством, чарами не остановить. Ее можно либо пережить, либо отправиться на дно кормить собой рыб. Шторм радовался голосу, позвавшему его, и приходил в неистовство от восторга, что сможет отомстить кораблю, которому недавно удалось избежать его разрушительной силы.

Дождь и ветер нещадно хлестали людей и трепали черные паруса. Шли первые валы, способные, как игрушку, перевернуть пиратский корабль.

На материке тоже шел дождь, хотя и не такой сильный. Он барабанил по крышам и карнизам, не давая заснуть. Сашка с Олексой сидели на застекленной веранде дома, давшего им приют. Парень показывал девушке фотографию.

Сверкнула молния, осветив стекло, покрытое омертвевшими слюдяными каплями.

— Тебе не кажется, что она меняется? — удивилась Олекса, протягивая ему фото. — Взгляни, женщина смотрела на нас, а теперь она обращена к морю.

Сашка едва не вырвал изображение у нее из рук.

— Да! А корабль! Он стал четче, но что-то случилось…

Одна из мачт наклонилась, черные паруса — в клочья, и крен…

— Что происходит… с ними? — девушка сама не верила в то, что говорит, но после того, как она увидела существо, сотканное из огня, изменяющаяся фотография уже не могла поразить ее воображение.

— Чего не спите?

Друзья оглянулись: но нет, к ним заглянул не хозяин дома, обожающий сказки, а Саид, загорелый молодой мужчина с тугими черными кудрями, немногим старше Сашки. Саид был странствующим сказителем, поэтому тоже спрятался от дождя под этим гостеприимным кровом. Глядя в его черные, всегда улыбающиеся глаза, Олекса вспомнила, как сказитель, так и не открывший им своего имени, кланялся перед Саидом до самой земли. Кто же ты, Саид, если так низко перед тобой склоняется тот, кому подчиняется пламя, и кто не боится призраков из Мертвого города? Кто ты?..

— Что это у вас? — Саид присел рядом с девушкой, положив бубен на стол, и, хитро улыбаясь, бросил взгляд на фотографию.

Сашка нехотя показал ему фото. Саид внимательно всматривался в изображение, где Ирина уже полностью повернулась к морю, улыбка медленно сползла с его лица, как забытая маска.

— Беда будет, — серьезно заверил молодой сказитель. — Большая беда, — и внезапно глянул на Сашку, странно и пронзительно. — Только если…

Саид замолчал, крепко задумавшись.

— Что «если»? — у Сашки мороз прошел по коже, а девушка и вовсе притихла.

Молодой сказитель положил фотографию на бубен, и она словно в раму стала, в достойную ее раму.

— Крылья у Химеры белые, а перья холодные и смертоносные, острые лезвия прячутся в крыльях советника Императора, — почти неслышно промолвил Саид. — Я однажды тоже заблудился, но она звала на помощь, искала живых среди мертвых и привела зло к тем, кого искала. Если ищешь живого среди мертвых, знай, он умрет скоро. А если танцевать, время возвращая, защищая тех, чьих имен не знаешь, долг это тяжкий. Неоплатный почти. Ты долг вернуть должен. Тогда и найдешь корабль тот черный и девушку эту ясноглазую.

Сашка закрыл глаза, его трясло от волнения. Он не понимал, откуда, как, но каждое слово молодого сказителя становилось осязаемым. Темное подземелье с женщиной, прикованной к стене, ее легко узнать, но слишком страшно присматриваться, чтобы убедиться в своей правоте. И другая женщина в сером платье, спасающая их от танца оборотня своим танцем, воительница сражается с оборотнем на холме ночью. И белая фигура, стоящая на скале посреди моря…

— Что я должен делать? — выбрал парень, выбрал во имя той, кого видел в тюрьме, и той зеленоглазой, которая навсегда ушла от него, оставшись на фотографии выставки.

— Пойдем.

Олекса тоже поднялась, но Саид остановил ее властным жестом, черные глаза сверкнули усмиренными чарами.

— Нет. Ты останься.

Забрав бубен и фотографию, они вдвоем вышли под дождь.

Ледяной ливень с привкусом морской соли немного утих и тяжелыми каплями падал на волосы, а кожу укрывал панцирем, сквозь который не почувствуешь красоты мира. Ливень тоже ждал, каплями глядя, что они будут делать.

— Тебе нужно найти меня, поймать, тогда ты найдешь и корабль, — больше ничего не объясняя, Саид исчез за пеленой дождя.

Ритмичное позвякивание колокольчиков послышалось справа. Сашка бросился туда, но эхо пропало, долетая уже с другой стороны.

Погоня превращается в безумство, когда перестаешь осознавать, что дождь промочил тебя до нитки, забываешь, как тебя зовут и кто ты такой. Лишь ритмичный звук зовет, издеваясь, заставляя слушать сердце, ведь глаза остекленели от дождевых струй. И нет ничего важнее, чем добраться до источника звука, и время застыло, завязнув между ударами бубна.

Сашка гнался за эхом колокольчиков, а ветер наполнял у него над головой черные паруса, стараясь сорвать: не удалось спустить их до бури. И соль напоминала привкус крови, когда ты, поскользнувшись на мокрой палубе, прикусил губу. Вода переливалась через борт и заливала в шпигаты, мачты стонали, будто деревья, которые ветер старается вывернуть с корнем, а волны вздымались выше бака, едва не смывая за борт каждого, кто не успел ухватиться за мачту или веревку.

Волна толкнула Сашку, накрыв с головой. Парень упал, почувствовав грязь под ладонями. Черную грязь, словно ночной простор моря, где затерялся обреченный корабль. Сашка взял корабль в руки, будто спрятал от стихии, — ветер и волны прорывались внутрь, но теряли ярость, разбиваясь о пальцы.

Сашка плакал, держа в руках кораблик, а молодой сказитель стоял рядом с ним, размеренно выстукивая ритм на своем бубне. Ритм замедлялся, утихомирились море и ветер, зовя солнце скорее подняться над горизонтом, чтобы возвратить надежду.

Саид знал, что утром парень забудет обо всем случившемся ночью, вспоминая об этом, как об ужасном сновидении. А еще Саид понимал, что утром пойдет вместе с этим парнем и его друзьями искать корабль с черными парусами. Пойдет, чтобы найти свое сокровище…

Белокрылая Химера опустилась на капитанский мостик рядом с Асаной Санарин и Феофаном. Пышное оперение превращалось в такое любимое советником Императора белое убранство, и только темно-синее одеяние имперского министра по-настоящему было под стать этой беззвездной ночи.

Феофан смотрел на море, наблюдал, как вдалеке бушевал шторм, а рядом с имперским кораблем волны оставались спокойными, коронованными белыми гребнями. И казалось, что в этих водяных украшениях мерцают кровавые капли отчаяния и ненависти, которые и оживили безжалостное заклятье. Его многолучевая звезда тоже была рубиновой и вспыхивала тревожными огнями, ловя отсветы молний.

— Если их не разобьет буря, мы добьем, — задумчиво промолвила Химера. — Жаль, ты не послушался моего совета, Феофан, и разослал флот по всем морям. Даже я не смогу быстро собрать корабли в одном месте. Хотя, обойдемся и одним, устроим им такой желанный поединок. Пиратский корабль больше не подойдет ни к одному нашему берегу.

Буря на горизонте хлестала небо молниями и отражалась заревом в темных глазах советника Императора.