…И он, почему-то немного стесняясь, признался, что ушел со второго курса института, чтобы заняться бизнесом… Он – это Стас, владелец одного из самых крупных российских издательств.

Мы, как обычно, сидели на кухне и пытались тихо и мирно справить чей-то день рождения. Правда, когда Стас бывает у нас в гостях – спокойно посидеть и поболтать на обычные полупустые темы никому не удается. Он заполняет собой весь «эфир», он всегда в центре внимания, горит и просто «поджигает» других какими-то новыми идеями, проектами, у него всегда наготове десятки смешных историй из своего увлекательного бизнеса – о писателях, поэтах и художниках, об особенностях нашего книжного рынка, о своих иностранных и российских партнерах. Дух захватывает.

У него все время звонит телефон, он сам то и дело вскакивает и бросается кому-то звонить… «Мысль пошла» – понимающе и с легкой завистью киваем мы и почтительно замолкаем. И вот выясняется, что у человека, сумевшего достичь такого успеха в одной из самых интеллектуальных и сложных сфер бизнеса, нет высшего образования.

Зато есть высшее образование у тех, кто сейчас покупает и читает книги его издательства – умные и познавательные, качественно оформленные и без единой орфографической ошибки.

И большинство этих «образованных» людей – только привычные потребители знаний, у которых нет такой интересной работы, у которых нет и десятой доли достатка, какой есть у Стаса.

А если бы Стас тогда не бросил институт и доучился – достиг бы он того положения, которое занимает сейчас? У меня почему-то есть сомнения на этот счет. То, что отсутствие высшего образования никак не влияет на качество бизнеса и выпускаемого продукта, – очевидно, вот он – пример – перед моими глазами. А если бы в свое время Стас выбрал не практическую деятельность, а сидение на лекциях и заучивание ненужной теории – успел бы он сделать в жизни то, что привело его сегодня к очевидному успеху?

* * *

Перед тем как начать разговор с Андреем о ценности образования и о том, как оно связано с успехом в жизни, я решила сесть и подсчитать, сколько у меня этих «образований». А заодно – какими полезными умениями я обладаю, чем зарабатываю на жизнь. И сравнить эти знания и умения.

Разложила на столе все свои дипломы, квалификационные свидетельства и, конечно, венец всему – трудовую книжку. Так, дипломов о высшем образовании целых два – один красный, другой зеленый. Даже не помню точно, как сформулированы в них названия моих профессий. Подсмотрела, констатирую факт: по специальности не работаю. Хотя кто спорит, студенческие годы – время чудесное, волшебные преподаватели, с которыми можно поговорить за жизнь, факультетская стенгазета, конкурсы самодеятельности, турпоходы, выезды на картошку… Учебный процесс, конечно, тоже в это время тихо шел и был отчасти интересен. А вот насколько полезен – это вопрос.

О, вот веселый документ о том, что я маляр-штукатур IV разряда, полученный в стройотряде. Правда, в реальности мы там ничего не красили, мы рыли траншеи. И один раз чуть не погибли всей бригадой, когда весело орудовали ломами над кабелем, по которому уже пустили ток 10 000 вольт. Ну почему нас тогда на электриков не подучили?

Вот оно – единственное свидетельство, которое пригодилось в жизни: я – водитель категории В. Но по большому счету водительскому мастерству я научилась не в автошколе, а за следующие десять лет ежедневной практики. Выходит, это тоже было обучение «для корочки»?

Пробую подсчитать, сколько лет потрачено на то, чтобы получить образование, которое не пригодилось в реальной жизни. Грустная статистика получается. Может, я одна такая? Вспоминаю своих знакомых. У большинства – то же самое, образование никак не отразилось на их профессиональных успехах. Всему приходилось учиться на практике или доучиваться конкретным умениям на разных курсах.

Когда мы говорили с Андреем о работе, меня поразили две его мысли. Первая – о поколении, которое нас воспитывало, но само было сильно разочаровано в профессии, в том, что она гарантирует некую стабильность и благополучие. Те же слова можно смело отнести и к образованию. Интересно, почему до сих пор родители палками загоняют своих детей в вузы, если их собственные дипломы пылятся на антресолях и счастья в жизни им, очевидно, не принесли?

Сейчас, на мой взгляд, ситуация только ухудшилась. Больше половины выпускников вузов, а по некоторым данным, до 80%, не идут работать по полученной специальности. Кажется, это полный бред.

Вторую мысль Андрея, зацепившую меня, я уже напоминаю ему лично. Мы сидим в Клинике психотерапии доктора Курпатова, и передо мной – один из немногих специалистов, профессиональная деятельность которого соответствует записи в дипломе.

– Андрей, вы говорили о том, что в государственный сектор экономики идут наименее социально активные люди. А это, между прочим, наши учителя и преподаватели. Чему за 10–15 лет могут научить детей самые социально неактивные люди, многие из которых так и не смогли приспособиться к условиям современной жизни?! Да еще и учат чему-то, на мой взгляд, абсолютно бесполезному, не применимому в реальной жизни. Нужно ли вообще такое образование?

– Татьяна, давайте мы сразу определим, о каком образовании идет речь, иначе у нас получится путаница. И сначала факт, который меня поразил. Не из нашей жизни… Когда мы были с женой в Париже, у нас была там экскурсия, где туристов знакомили с Сорбонной. И вот что поразило меня до глубины души. Экскурсовод заунывным голосом рассказывает, что, мол, вот Сорбонна, здесь могут учиться все кому угодно, поступить сюда не проблема и учиться можно сколько захочешь. Хоть двадцать лет учись, если нравится – пожалуйста. В общем, факультатив такой – «для общего развития».

Я, честно говоря, поначалу даже не понял, о чем речь. Шутка?.. Для меня, в моем восприятии, Сорбонна, Коллеж де Франс – это нечто такое космическое, недосягаемое. И я так сбивчиво говорю гиду: «Простите, любезнейший, может, я ослышался, но там же, насколько я знаю, такое образование дают, что, понимаешь…» Тот даже бровью не повел, так только, посмотрел на меня с некоторым недоумением и говорит: «У нас ценятся только выпускники институтов. С дипломом Сорбонны шансы устроиться на работу невелики. Ну только если на какую-нибудь непрестижную».

Как так?! Доктор ошеломлен прямо. А мне так спокойно объясняют, что в Сорбонне, мол, дают академическое образование – всякие там лекции и семинары для развития мозга, а в институтах дают профессию, которая позволяет зарабатывать деньги. И если устраиваться куда-то на работу, имея при этом диплом Сорбонны, то лучше его не показывать вовсе. Можешь вот в Россию приехать и тут показать. У нас сейчас много выпускников подобного рода иностранных университетов. Да и наши все институты, словно по команде, университетами стали.

В развитой экономике ценятся не «образованные люди», а «люди профессиональные», то есть специалисты, которые квалифицированно выполняют определенный круг обязанностей, производят некий продукт, готовы работать в системе и, по совокупности этих данных, ценны на рынке. В этом смысле институт, который готовит инженеров, специалистов по компьютерам, профессиональных менеджеров, врачей, психологов, – он готовит рабочие кадры. А Сорбонна – это, так сказать, «общее образование», академическое. Которое люди получают из большой любви к познанию.

В России же у нас одна сплошная Сорбонна. И та далеко не в лучшем подчас исполнении. Обучение у нас, как правило, никак не сопряжено с освоением профессии. Мы не профессию в своих университетах осваиваем, а знания, что само по себе прекрасно, но в ряде случаев мало чем отличается от изучения мертвого языка – знания есть, а толку немного. Потом выпускник приходит на рабочее место и, по сути, должен обучаться специальности по ходу дела. Думаете, это какой-то прибабах у российских работодателей, что они берут к себе людей только с опытом работы? Нет. Просто никто не хочет заниматься обучением «молодых специалистов», вот и все. А образование у нас дает только «опыт работы», но не образовательное учреждение.

У выпускника есть объем академических знаний, а теперь ему предстоит узнать – что делать, как делать и так далее. И это касается практически всех областей. Вплоть до военных. Ты закончил военное училище, а потом приходишь, смотришь на реальную подводную лодку или на реальный взвод десантников и думаешь: «О-о-о, я теперь здесь командир. Что бы это могло значить и что мне с этим делать?» И чешешь репу по этому поводу, вспоминаешь, где про это в конспектах написано. То же касается и медицины. У нас шесть лет «проходят» медицину, но только тот, кто понимает, что ее надо осваивать, а не проходить, тот становится врачом – за счет «сверхурочных», дежурств в больницах, работе на кафедрах и так далее; в общем, исключительно за счет собственной инициативы. А кто этого не делал – САМ, тому еще учиться и учиться, причем уже на живых людях и с колес, или чем-нибудь другим заниматься, что тоже часто случается.

У нас до сих пор нет этой задачи в высших образовательных учреждениях – готовить профессионалов, а проще говоря – работяг, и системы соответствующей не сложилось. Раньше происходило как? Закончил человек институт, потом его по распределению отправляют куда-то работать. А там никто от тебя и не ждет, что ты будешь работать на результат. Как говорил главный герой кинофильма «Служебный роман», «я хожу на работу потому, что она меня облагораживает». Были, конечно, энтузиасты – они и учились, и учили на производстве, потому как – почему бы не поучить молодого специалиста, если все равно все в этой жизни даром? Но энтузиасты – это исключение. В противном случае не рухнула бы наша экономика в одночасье. Просто не смогла бы. А она рухнула… Делайте, что называется, выводы.

И вот парадокс! Сейчас в западных компаниях – если ты молод, только закончил институт и имеешь профессию – то ты котируешься выше, чем человек, который проработал на предприятии десять лет. От тебя ждут активности, от тебя ждут творческого подхода и знают, что ты будешь работать сразу, тебе не надо перед этим долго рассказывать – чем мы тут вообще на производстве занимаемся. А у нас до сих пор в государственных НИИ, КБ и вузах есть чудесная должность – «младший научный сотрудник». Только вдумайтесь в название! В переводе на русский язык это значит – секретарь. А у нас после институтов и университетов люди на этой должности по десять лет с гордостью штаны протирали. Это просто сюрреализм какой-то! И так было во всех областях: прежде чем тебя допустят до чего-то серьезного, ты должен много лет ходить на службу, чтобы просто облагородиться.

Сейчас в России тоже нужны только специалисты, а не люди «с высшим образованием» и не «молодые специалисты» (в советском понимании этого слова). Нужны те, что хватко возьмутся за дело. Нужны те, кому не нужно объяснять, что к чему. Те, кто сразу начнет работать с высоким уровнем качества и надежности. Российские компании живут в системе борьбы за выживание – хищники на арене! Они нападают на новые производственные ниши, осваивают новые сферы услуг, двигают локтями – мало не покажется. Поэтому, если ты, мягко говоря, немножко не в курсе дела, ты компаниям не интересен. Нет ни времени, ни средств на твое обучение.

А кто у нас готовит «специалистов» в вузах? К сожалению, все наши преподаватели, за редкими и счастливыми исключениями, – это люди, которые знают только теорию (не всегда, кстати сказать, современную), а практику не видели никогда в жизни, тем более – нынешнюю практику, которая день ото дня меняется. И при всем огромном уважении к тому объему знаний, которым обладают преподаватели, нужно понимать: они могут подготовить только теоретиков, а не практиков, тогда как на рынке есть потребность именно в практиках. А за преподавателя «из бизнеса», чтобы практик передавал подрастающему поколению свои знания, надо платить, как в бизнесе. Но где же вы видели такие зарплаты у преподавателей российских вузов? И дальше, конечно, никто уже не хочет брать молодых специалистов, они даром никому не нужны. И это парадокс, потому что как раз молодые, собственно говоря, и нужны, это свежая кровь, это живые мозги, это энергия.

– Повторяю свой вопрос. А зачем вообще нужно такое высшее образование? Андрей, ведь это серьезная психологическая проблема: молодые люди пять лет чему-то учатся и надеются, что диплом им поможет в жизни. А потом эти иллюзии в одночасье разбиваются, но при этом тебе не 17–18 лет, а уже 22–23. И потраченное время не вернешь. При этом люди без высшего образования оказываются в выигрыше, получают, так сказать, конкурентное преимущество. Ведь они за эти пять лет успевают на реальной работе научиться многим вещам, которые имеют реальную ценность и за которые реально платят.

Не идет у меня из головы еще одна история. Недавно Питерский Клуб Своего Дела – есть такая общественная организация, которая помогает людям создавать бизнес «с нуля», – организовала творческую встречу с одним серьезным предпринимателем, владельцем всероссийской сети книжных магазинов. Молодой симпатичный паренек долго и с увлечением рассказывал о том, как он строит и реализует планы развития своего бизнеса, как справляется с разными задачами и проблемами.

Вопрос из зала: «А какое образование вы получили?» Дима, смущенно улыбаясь, признался, что после окончания школы хотел поступить в институт, но надо было кормить семью, и он стал заниматься продажей книг с лотков на улице. А когда его сверстники вышли из вузов, испуганно озираясь – куда бы пойти приложить полученные знания, – он уже открывал свой первый книжный магазин. И сейчас, когда ему необходимы знания в какой-то области, он просто выходит из своего кабинета в торговые залы СВОЕГО магазина и берет с полки нужную книгу…

– Не могу с вами согласиться. Если студент понимает, что ему нужна профессия, а не простой набор знаний, он сам будет в этом направлении двигаться. Если же он сидит и иждивенчески ждет, что его всему научат, то, разумеется, ничего не получится. Надо хотеть получить профессию, а у нас часто рассуждают: мол, я же учусь, хожу на лекции, сдаю экзамены, мне за это должны дать профессию. Неправильно. Может, и должны, но не дадут. Все это происходит, с одной стороны, от непонимания ситуации, которая сложилась в профессиональном образовании (поэтому я и считаю нужным об этом говорить), а с другой стороны – оттого, что мотива нет, нет желания стать профессионалом, есть только желание деньги зарабатывать. Поскольку же в массовом сознании до сих пор между трудом и заработком – пропасть, вот и получается: деньги дайте, а работать я буду «как-нибудь так»…

Не знаю, мне во время обучения в Военно-медицинской академии было совершенно очевидно, что хотя и учат меня неплохо, но все мои знания, полученные в процессе этой учебы, совершенно недостаточны, чтобы затем смело войти в палату, сесть у кровати больного и с пылу с жару начать его лечение. Поэтому я «поселился» в клинике. Участвовал во врачебных конференциях, в профессорских разборах, вел больных на отделении, занимался индивидуальной и групповой психотерапией, работал как с младшим медицинским персоналом, так и с профессурой – с одними, извините, уколы в полупопие обучался делать, а с другими – научные работы писать. А к занятиям «по основной программе» готовился в общественном транспорте. Получалось – шесть часов учебы, потом работа в клинике или исследования (библиотеки, лаборатории и т. д.), а по дороге домой и на работу, то есть – на учебу – учебники и конспекты лекций. Очень все хорошо получалось совмещать. И все мои однокурсники, которые хотели быть врачами, поступали ровно так же. Хотя, не спорю, таких было подавляющее меньшинство. Остальные ждали у моря погоды, но это их личный выбор.

– Вы сейчас рассказываете о процессе, который называется самообразованием. И о реальной практической деятельности. В этой связке (о, богохульство какое!) очное образование – самое слабое звено, вполне можно обойтись первыми двумя. И в результате тоже получить отличного специалиста.

– Профильное образование дает тебе целостное понимание о той области, в которой ты собираешься работать. Это очень важно! Чтобы ты мог творить, а не воспроизводить чьи-то идеи, нужна база. Психотерапевт, например, просто обязан иметь медицинское образование. Потому что в этом случае ты имеешь общее представление о том, как сложно устроен человек, – гистология, анатомия, биофизика, биохимия, физиология, патофизиология, фармакология, внутренние болезни… Дальше, когда ты начинаешь заниматься психотерапией, этот объем знаний дает понимание объемности проблемы, это принципиально иное качество работы. Поэтому я бы здесь не стал сбрасывать высшее образование со счетов, важно – как учиться, вот и все. В общем, надо просто к «высшему» образованию осмысленно добавить «специальное», и будет полный комплект.

– Но ведь эта задача отлично решается с помощью краткосрочных курсов, а еще лучше учиться чему-то, просто работая под началом опытного специалиста, мастера своего дела. Выработало же человечество эту уникальную технологию подготовки кадров «мастер – подмастерье»!

Ну, здесь я немного лукавлю. Я тоже считаю, что психотерапевты, все врачи в целом должны иметь «высокое» образование, учиться как можно больше и дольше, прежде чем начать производить манипуляции над нашими телами и душами. Вот только факт остается фактом: мы и врачей выбираем не по диплому о высшем образовании – он ничего не гарантирует, а по совершенно другим критериям, не имеющим к нему никакого отношения.

– Поэтому я и считаю, что нашему замечательному академическому образованию надо придать практическую направленность. Есть теория – лекции, на которые ты ходишь, ты сдаешь зачеты и экзамены. И есть практика, которая делает тебя специалистом. Параллельно и одновременно! Вот учишься ты на журналиста, почему ты не работаешь «подмастерьем» в одной, другой, третьей газете, на телевидении и радио? А если работаешь, да с первого курса – пусть на самой низкой должности, – тебе понятно, как это все работает изнутри, ты понимаешь, как это делается, какие теоретические знания из тех, которые тебе дают, важны, и как ты их можешь применять.

Ну снова, что ли, о себе рассказывать? Вот я изучал медицину, но хотел быть психиатром. И что делать? Кажется, что 90% всех знаний – лишние. И что я сделал? Кроме общего курса, я изучал психическую составляющую каждой болезни. Мы проходим кардиологию, и я изучаю психические реакции кардиологических больных на эту их патологию, психосоматические заболевания в кардиологии. Мы проходим хирургию – я изучаю психические реакции людей на операцию, на травму, их переживания по этому поводу.

При этом я изучаю предмет, но я его изучаю очень специальным образом, потому что у меня есть практика. Потому что я знаю, что сейчас приду на отделение и там у меня лежит конкретный пациент – например женщина, которая считает, что у нее вот-вот случится разрыв аорты. И я должен очень хорошо понимать симптоматику этого заболевания, чтобы редуцировать ее невротические страхи. И я должен знать, как ведут себя разные больные. Вот сейчас я вам четко могу сказать, что по поведению каждого человека можно определить – болен он или это невроз, у него психосоматическое заболевание или собственно соматическое. Поверьте, без такой параллельной деятельности я стал бы гораздо менее квалифицированным ученым и тем более – практиком.

– Согласна, эта конструкция обучения профессии эффективна. Но в той же медицине снова получается парадокс. В нашей стране медицинское образование может быть только очным. Значит, совмещать его с полноценной практикой невозможно.

– Почему? Все можно совмещать. Например, главный врач моей клиники – Геннадий Геннадьевич Аверьянов – во время учебы работал по ночам медбратом в городской больнице. Заодно зарабатывал себе на жизнь.

– Забавно. И при этом с утра спал на лекциях о том, что для сохранения здоровья человеку необходимо спать не меньше 8 часов в сутки? Вы пробовали оценить, насколько такая работа на износ подорвала его собственное здоровье и насколько хорошо усваиваются знания после бессонной ночи?

– Думаю, что в итоге все нормально усвоилось. Причем если ты работаешь и учишься одновременно, ты понимаешь, что тебе надо знать и насколько важно тебе это знать. Если ты овладеваешь профессией, а не диплом зарабатываешь, то совсем другая направленность в голове формируется. Мозги, так сказать, поляризуются нужным образом.

Хотя в целом не могу с вами не согласиться – «цена» у такого образования не маленькая. Я и сам после подобного эксперимента, совмещая работу и учебу, перенес «легкое» заболевание с параличом конечностей. Поэтому мне и кажется, что российское образование должно изменяться в эту сторону: чтобы практика была не «сверх», не вопреки, не по личному почину студента, а чтобы она была встроена в учебный процесс. И мы получим специалистов другого уровня и качества, причем здоровых. И работодатели к ним по-другому станут относиться.

Повторю: в конечном итоге мы получаем образование для того, чтобы потом быть востребованными на рынке труда, и ни для каких других целей. И уж точно не для получения диплома.

 

Путевка в жизнь

– А у нас сейчас в основном люди идут как раз за дипломом. Даже если они вам будут яростно возражать, что это не так. При том что сейчас многие работодатели на диплом даже не смотрят, они смотрят на реальную активность человека, его опыт и способности, которые обучение в вузе не дает и не развивает.

– Я говорю о цели – о том, как должно быть. Сейчас мы действительно получили ситуацию, когда диплом перестал быть информативным, он не сообщает работодателю о твоих знаниях и возможностях. У него функция, так сказать, символическая: он у нас – «путевка в жизнь». Ты получаешь некий диплом и потом вроде как – человек. «Без бумажки я букашка, а с бумажкой – человек».

– Относишь этот диплом в отдел кадров, с него снимают ксерокопию, и на этом его славный путь заканчивается. По-моему, слишком дорогая цена за такое короткое удовольствие.

– И все-таки это пропуск. Вы собрались на бал? Прихватите входной билет…

– Андрей, вы говорите сейчас о стереотипе общественного сознания, правильно? Которого уже нет в голове у большинства предпринимателей, бизнесменов, работодателей. А у тех, кто чему-то – непонятно еще, нужному или бесполезному, – усиленно учится, – он остался.

– За общественными стереотипами кое-что стоит. Наличие образования как такового, безусловно, существенно расширяет кругозор человека. Но если изменить саму логику образования, то есть отказаться от идеи диплома и встать на сторону профессии, то результат самого образования, разумеется, будет куда лучше. И тогда уж точно нельзя будет говорить о выброшенных годах. Но это внутреннее решение должны принять сами студенты. В конце концов, это им жить и работать, а их преподаватели худо-бедно свою жизнь уже организовали.

Да, общественные стереотипы – штука серьезная. У меня несколько знакомых – долларовые миллионеры, владельцы своего бизнеса. И все как один сразу после тридцати пошли получать высшее образование – кто первое, кто второе. Причем не обязательно по профилю деятельности, а тоже просто так, «для корочки». Наверное, еще и потому, что бизнес у людей налажен, появляется свободное время на разные хобби. И получение высшего образования становится таким занятием. Сорбонна, да и только.

Странно – все эти люди почему-то стесняются того, что они такие богатые и успешные, но вот – без высшего… Вероятно, именно общественные стереотипы диктуют такое поведение. А почему те, кто получил высшее образование, не стесняются быть бедными? Парадокс? Или соответствующий стереотип общественного сознания еще не сложился?

Но, конечно, самые забавные вещи у нас происходят в отношении школьной успеваемости…

 

Высший балл – «тройка»

– Теперь разберемся со средним образованием. Я думаю, что у вас, известного и успешного психотерапевта, большинство клиентов – это люди богатые, статусные, бизнесмены, добившиеся некоего уровня, планки в обществе. Вы не интересовались, у скольких из них есть высшее образование и кто из них в школе был отличником, а кто – троечником? Есть какая-то статистика?

– Оговорюсь, что среди моих пациентов были и бизнесмены из русской «десятки» журнала Forbes, и, как у всякого врача муниципальной больницы, самые малообеспеченные граждане, каких только можно представить. Я работаю с разными людьми. Что касается моих самых «благополучных» клиентов, то могу сказать, что подавляющее большинство, конечно, имеет высшее образование. Но то, что многие из них левой ногой его получали, – это тоже правда. Никто из них не может похвастаться тем, что крупным бизнесменом их сделало хорошее образование. И количество троечников среди них достигает запредельных цифр. Я и сам могу «похвастаться», что был троечником всю свою сознательную жизнь до момента поступления в Нахимовское училище.

«Похвастаться»… Вот так, приехали. А я в школе была отличницей и уже начинаю стыдиться этого факта своей биографии. Остается утешать себя тем, что хоть с поведением все было в порядке – на грани «неуда», то есть не совсем безнадежная ситуация: может, что из меня и получится дельное. Да уж, с ног на голову…

– Нет во всем этом ничего странного. Школа не слишком любит оригинальность, поэтому случаются и неплохие в сущности троечники. Но зато она любит усидчивость, поэтому и отличные оценки – это вовсе не крест на будущей карьере. Ну, я шучу, разумеется. В целом же мне кажется, что школьные оценки и жизненные перспективы – это вообще вещи, друг с другом никак не связанные. В конце концов, человек может быть не слишком удачен как ребенок, но оказаться вполне себе успешным взрослым. И наоборот. Тут же еще и фактор развития имеет место быть – кто-то рано стартует, но быстро финиширует, кто-то, напротив, поздно и поздно, кто-то хорошо бежит дистанцию жизни от начала и до конца. В общем, тут больше вопрос личностных качеств, нежели образования.

– Андрей, это абсурд. Один из самых мощных институтов государства – школа – тратит пятую часть сознательной жизни КАЖДОГО своего гражданина… на что? Посмотрите вокруг, миллионы седеющих отличников, бедных и несчастных, ходят и жалуются на жизнь, а троечники добиваются успеха. То, что считалось хорошим в школе и поощрялось пятерками, оказалось плохим в жизни, а то, что было плохо, что порицалось и наказывалось двойками и тройками, «неудами» по поведению, в современной жизни оказалось преимуществом, начальным капиталом человека. На черта такая школа?

– А на черта такие оценки? – я бы лучше спросил. Вот этот вопрос принципиальный, а школа – куда без нее? В действительности показательно как раз то, что оценки ставятся неправильно. Не за то ставятся оценки!

– Все равно картинка сюрреалистическая получается: не те учат, не тому и не за то оценки ставят. Так в этом и есть вся школа!

– В этом и есть вся школа. Мы же совершенно не задаемся очень важным вопросом – зачем школа? Какую роль она выполняет, чему служит? К чему готовит, какие задачи выполняет? Мы как-то совсем об этом не думаем. Понимаем – нужна. А зачем? Вот если задуматься над этим вопросом, тогда бы и увидели главное, и все бы на свои места постепенно встало.

 

Умение думать

– И что же это «главное»?

– Главное, что вообще должны давать и школа, и высшее образование, – это умение думать. А также, в более широком смысле, – умение использовать собственные человеческие, психологические ресурсы. Школа же, к сожалению, тренирует одно-единственное наше качество: память. «Буря мглою небо кроет…» До сих пор помню это стихотворение.

Она тренирует память, но НЕ тренирует разные способы думать – вширь, ввысь, вправо, влево, наискосок… Есть просто некий набор правил, которые ты должен запомнить. И не только по математике, но даже по истории и литературе. Не научиться думать, а научиться воспроизводить некие шаблоны.

Знаете, я очень благодарен учительнице литературы, которая учила мою жену, замечательную нынче писательницу… Она на Лилечку посмотрела и сказала: «Не читается по программе? Ну, тогда на тебе другие книжки». И дала ей возможность читать книги, которые не имели к школьной программе ровным счетом никакого отношения. Куда более «взрослые» книги. Результат превзошел, на мой взгляд, все возможные ожидания.

– То есть опять вопреки «системе».

– Да, вопреки системе мы имеем сейчас отличного писателя. Но я думаю, тут проблема в том, что мы толком и не знаем, что значит – научить ребенка думать. Нам кажется, что если мы учим ребенка применять некую формулу «2а + 2b», а он впоследствии сможет применить ее там, где вместо «а» и «b» встают «х» и «y», то мы таким образом научили его думать. На самом деле – нет. Это вовсе не умение думать, это абстрактное умение оперировать абстракциями. Учить ребенка думать – это учить его принимать решения, брать на себя ответственность, искать альтернативные пути решения. Но ничего подобного в школе нет. Нет этого и в воспитании.

Воспитание – это в основном тоже набор шаблонов, которые необходимо освоить. Мы говорим ребенку, что он должен быть «добрым», но при этом не объясняем ему, почему он должен быть добрым, почему он должен быть внимательным к окружающим, почему он должен проявлять уважение к другим людям и к тому, что они делают. Остановите на улице человека и спросите его: «Зачем быть добрым?» Он потеряется, он не сможет вам ответить на этот вопрос. Или оскорбится. А ведь у каждой из перечисленных человеческих черт есть свой глубокий смысл, своя внутренняя логика. Потому что, когда мы уважаем другого человека, мы, во-первых, с большим вниманием относимся к тому, что он говорит, и поэтому больше узнаем для себя; во-вторых, мы создаем социальный контакт, и в результате нас тоже начинают слушать и лучше слышать. И так далее. Это нам, грубо говоря, просто выгодно.

Зачем быть добрым? Гениальный вопрос! И очень сильная мысль, меня она потрясла и тут же вдохновила. Оказывается, МОЖНО объяснить и показать, ПОЧЕМУ быть добрым, вежливым, уважать чужое мнение и чужой труд – выгодно тебе самому. И этому еще можно научить! Причем лучше в детстве, а то переучиваться дороже получается. Ну как после этого не задуматься об уроках психологической культуры в средней школе?

– Что такое – научить думать? Учить ребенка думать – это вовсе не значит тренировать его память (хотя тренировать ее тоже нужно). И это вовсе не навык использования шаблонов (и животное в цирке воспроизводит шаблоны). Нет. Умение думать – это умение задаваться вопросом. Когда ребенок читает задачу в учебнике математики, он сам должен хотеть понять, как узнать, с какой скоростью доедет этот злосчастный поезд из пункта «А» в пункт «Б». Ему самому это должно быть интересно. То есть чтобы не учебник его спрашивал: «С какой скоростью?» – а у него самого рождался такой вопрос: «А как же понять эту скорость, если…» И если у него возникает эта озадаченность, если он испытывает этот зуд познания, если ЕМУ ВАЖНО понять, как это там все произойдет с этими поездами, – он начинает думать над задачей. А у нас как? Читаем про «А» и «Б». Какая скорость? Время на дистанцию? Хорошо, подставляем. И все, конец ученью. Ученик не думает, он просто механически применяет формулу.

Не задача школы – рассказать о том, что амеба размножается митозом, гидра – вегетативным способом, а куст – каким-нибудь почкованием. Ее задача – учить человека задаваться вопросом: «Почему?» А так это просто информация: эти делятся так-то, эти размножаются так-то, а эти вообще сексом занимаются – о! И вот ученик сидит такой ошарашенный, и, собственно, ему уже только один вопрос интересен – как доучиться до восьмого класса, чтобы поглумиться над этим драматическим учебником со всеми обстоятельствами данного человеческого дела?

У меня была учительница по биологии, которая дала мне задание подготовить доклад, кажется, по беспозвоночным. В общем, помню, что там в числе героев присутствовали какие-то улитки. Я пошел в библиотеку, взял книги, начал читать и… вдруг понял, что улитки – это целый вид в каком-то классе и в этом классе еще бог весть какие другие существа наличествуют, которые совершенно не похожи на улиток, но относятся к этому классу, потому что… И у меня было такое незабываемое ощущение открытия! Я вдруг осознал, какая это мощная наука – биология! Общие признаки обнаруживаются у совершенно не похожих друг на друга существ! Но ведь перед этим на уроке мне та же учительница все об этом рассказывала, а я не задумался. Не задумался, потому что передо мной такой задачи не поставили – задуматься. А когда мне поставили задачу прочитать доклад – я задумался. Это было какое-то решающее, эпохальное событие в моем образовательном процессе, потому что я понял – то, что я изучаю, имеет какой-то смысл. И что, по крайней мере, это значительно интереснее, чем кажется на первый взгляд.

 

Привычка подчиняться и страх ошибки

– Андрей, современная российская школа, как и бывшая советская, делает, на мой взгляд, другую ужасную штуку. Ладно она не учит думать. Но она автоматически воспитывает привычку к низкой социальной активности. Десять лет люди с низкой социальной активностью чему-то учат маленьких детей. И в результате мы массово «воспроизводим» таких же людей – с привычкой подчиняться и действовать только по указке, с боязнью совершать ошибки, ставить себе задачи самостоятельно, делать что-то не так, как написано в учебнике…

Вот она – эта психология: я боюсь сделать ошибку, поэтому я вообще боюсь действовать, активно строить и изменять свою жизнь! Откуда, скажите, возьмутся у нас self-made-люди, если все школьное образование тренирует противоположные качества? Если у детей пред глазами – только пример школьных учителей, которые уж точно не «селф-мейды» в подавляющем большинстве своем?

Понятно, почему так была устроена советская школа. Она была инструментом этого государства и фактически выполняла госзаказ – делала «винтики». А сейчас-то что?

– Я бы здесь, конечно, сделал существенные оговорки. Нам нужна авторитетность образования. Не эффект власти (а учитель – это власть: он владеет оценками, за которые ученику достается от родителей), но эффект авторитета учителя. В ребенке необходимо воспитывать не готовность подчиниться, а чувство уважения к авторитету. Вот это очень большая разница, потому что я могу подчиняться из-за того, что боюсь, что мне поставят двойку, и потом накажут, а могу подчиняться потому, что знания, опыт и человеческие качества преподавателя вызывают у меня щенячий восторг. И еще, конечно, статус преподавателя, статус учителя… Чего, конечно, и близко нет.

– Вокруг авторитетов люди собираются сами, по своей воле. Авторитетность подразумевает добровольность, то есть вы сейчас рассказываете не о системе обязательного среднего образования.

– Мы же имеем в виду детей. Тут о «добровольности» говорить достаточно странно. Ребенок, разумеется, не способен оценить важность образования, поэтому за него это решение принимают родители. Мы не можем сделать образование добровольным, иначе дети не будут учиться. Я бы, например, не ходил в школу, если бы ее посещение не было бы обязательным. Да и вы бы, уверен, не пошли. Никто бы не пошел.

– Но, по крайней мере, можно не делать обязательным пребывание в школе.

У меня есть знакомые, которые хотят учить своих детей сами. Программа известна, есть учебники, энциклопедии, бери и читай, а если чего не понял – спроси у «Яндекса»!

Сейчас это по закону вроде бы и можно, но фактически знакомым грозят лишением родительских прав, если они откажутся «сдавать» своих детей в школу, которая их не устраивает, с учителями, которых они не выбирают.

– Я боюсь, что мы пока не созрели до того, чтобы устранить обязательность школьного образования. Ведь подобные правила падут не только на самых замечательных родителей, но и на самых незамечательных родителей тоже, которых, к сожалению, у нас очень много.

– Здесь же может быть дифференцированный подход, в каждом случае решение принимается отдельно.

– Да, только для этого должна существовать эффективная система надзора за детьми, как в развитых странах. У нас этого пока нет. Беспризорников по стране – сотни тысяч, по некоторым данным, даже больше миллиона. Что уж тут говорить?..

Но давайте не будем демонизировать школу. Демонизировать школу – это рубить сук, на котором сидишь. Ведь тут что получается? Мы начинаем критиковать школу, учителей, а в результате высочайший на самом деле статус учителя оказывается сведен до абсолютного нуля. А я лично не хочу, чтобы мой ребенок учился у учителя, которого общество не уважает. И я думаю, никому этого бы не хотелось.

Поэтому, мне кажется, нам надо сделать над собой некое усилие, поумерить критику и проявить, наконец, уважение к учителю. А иначе наши дети никогда не будут знать, что такое авторитет. Если же они не будут этого знать, то они вообще ничего не будут знать, потому что по-настоящему можно учиться только у тех, кто обладает авторитетом, а авторитет нужно уметь чувствовать, соответствующий «чип» в мозгу у человека должен быть, он должен в нем – в этом мозгу – по механизмам социального научения сформироваться.

А механизм социального научения состоит в следующем: я смотрю, как ведут себя мои родители, и начинаю себя вести так же. Если мои родители распекают школу, я уже физически не могу относиться к учителю в этой школе с уважением. Если продолжать линчевать учителей, будет просто катастрофа. Мы уже вырастили поколение на руинах авторитетов и теперь удивляемся – что ж они такие бестолковые, учиться не хотят, амбиций не имеют, только водку давай им пьянствовать. Ну а если нет самого понятия авторитета, к чему еще стремиться?.. Вот и пьянствуют… в лучшем случае.

Учиться ощущать «авторитет» ребенку просто необходимо. Если не научиться этому в детстве – потом тормозов нет, а без торможения не будет продуктивного возбуждения. Это, кстати, закон из учебника физиологии. Покажу важность процессов торможения на простом примере, его еще Ухтомский приводил. Сидит в реке щука, а вокруг нее плавают мальки, ее потенциальная добыча. Если бы у щуки над процессами торможения преобладали процессы возбуждения, то она бросалась бы в погоню за первой попавшейся рыбешкой. И металась бы в результате за ними, как ошпаренная, по этой заводи. На ловлю ушло бы больше энергии, чем дала бы ей добыча. Поэтому щука должна тормозить свое возбуждение, не бросаться на всех, кого заметит, дать рыбешкам подплыть поближе и уже только после этого атаковать. Вот для чего нам нужен процесс торможения, он необычайно важен. Он дает нам возможность создавать условия для того, чтобы возбуждение могло продуктивно реализовываться.

И вот еще раз вопрос о том, зачем они нужны – авторитеты? Если для тебя существуют авторитетные фигуры, ты имеешь возможность в какие-то моменты жизни притормаживать – сличаясь, сравниваясь, сопоставляясь с авторитетами – и после этого вырабатывать какие-то более конструктивные стратегии реализации собственной активности.

Поэтому я бы не отказывался от идеи обязательности среднего образования, но при этом сама идеология внутри школы должна меняться, и наше отношение к школе тоже должно меняться. Постепенно это будет происходить, но это случится не сразу.

 

Социальная активность – выход в никуда

– А пока мы будем каждый год выпускать в жизнь сотни тысяч молодых людей, не умеющих думать и проявлять социальную активность для организации своей собственной жизни…

– Я не думаю, что можно привить привычку к низкой социальной активности. Если у ребенка есть потребность в социальной активности – он будет ее проявлять. Другое дело, что это будет происходить вне школы и, скорее всего, в какой-то неблагоприятной среде. То есть это будут какие-то группы сверстников хулиганствующих… любители разбиваться на скейтах, граффити рисовать и так далее. Социальную активность не задушишь, не убьешь. Но от природы у нас разный заряд «батареек». Мы рождаемся разного роста, разного веса. У кого-то он большой, у кого-то слабый, у кого-то аккумуляторы малой емкости, но зато долго держатся. Поэтому социальную активность мы не задушим, даже если очень сильно постараемся.

Кстати, я не вижу ничего ужасного и в том, что учителями становятся люди с меньшей социальной активностью. Это может быть даже оправданно, потому что, если у человека очень высокая социальная активность и при этом он работает в школе, он может просто «разнести» своей активностью хрупкую детскую психику, что, мягко говоря, тоже не очень правильно.

– То есть, по вашему мнению, вопрос только в том, чтобы направить детскую активность в нужное русло?

– И в этом тоже. В свое время у нас была пионерская организация, разные кружки были, факультативы, школьные театры, которые в значительной степени компенсировали ребенку этот недостаток возможностей самопроявления. Пионерская организация поддерживала инициативу детей, и сегодняшние реальные политики, крупные бизнесмены сплошь и рядом – бывшие комсомольские и пионерские вожаки. Не многие тогда задумывались о карьере и выбирали себе красивую биографию для предвыборных листовок. Просто в каждом возрасте эти люди находили соответствующий времени выход для своей повышенной социальной активности. Только и всего.

Сейчас же школа подчеркнуто занимается только образованием – мол, учим, и все, а остальным пусть родители занимаются. Ага… У родителей, конечно, других забот нет, они на работе не живут, можно подумать. И вот родители с учителями в конфликте, учителя с родителями, а ребенок остается один на один со своей социальной активностью, и никуда от этого не деться. И если она хоть чуть-чуть выше среднего, то в школе она уже вся не может растратиться, а потому выплескивается в окружающую среду, где для нее, как мы понимаем, сейчас ничего не подготовлено. Вот это проблема.

По какому пути сейчас идет школа? Она увеличивает объем образования – просто вводит дополнительные задания, дополнительные уроки, дополнительные дисциплины, надеясь, что таким образом компенсирует активность детей. А эта активность совершенно другого свойства! Она не может быть вся заполнена только тем, что человек зубрит и осваивает новый материал. Эта активность должна быть распределена в социальных контактах, во взаимодействии со сверстниками, это обязательно должно быть что-то практическое, что ребенок делает руками, чем он потом будет гордиться на выставке, когда это повесят, поставят и так далее. Это должно быть что-то, что востребует его таланты и творческие способности. Пока же эта активность проявляется тем, что он находит банду, в которой они руками и творчески изображают граффити на стенке лифта. Ребенок выплеснул всю свою социальную активность – и в социальных контактах, и творческую, и что-то сделал руками – попортил, правда, при этом лифтовое оборудование. И попутно, кстати сказать, стал маргиналом – есть чем гордиться. Каждому человеку жизненно необходимо чем-то гордиться, но других поводов для гордости у нашего «любителя живописи» не образовалось.

– Мне все-таки кажется, что изнутри школы поддержки ждать бессмысленно, там нет нужных ресурсов. По крайней мере, сейчас.

В школе, где учится дочка моей подруги, учителя придумали странный способ задействования социальной активности детей. Они организовали конкурс, так сказать, «в духе времени» – «Мисс Школа». Все участницы должны были показать себя во всей красе, прочитать стихотворение, придумать рассказ «Мой кумир», станцевать. Подготовка к конкурсу стала для нас настоящим праздником: мы всем миром подбирали костюмы и музыку, сюжет танца и макияж, вместе репетировали, радовались и волновались…

Вся красота и радость закончились на самом конкурсе. Девочка победила и стала Мисс Школа… Как вы думаете, что было дальше?

А дальше у детей проявилась настоящая взрослая зависть, и девочке устроили «реалити-шоу», тоже в духе времени: подруги перестали с ней общаться, начали строить какие-то козни, распространять слухи и сплетни. Яна была в шоке, она перестала ходить в школу, у нее несколько недель держалась высокая температура, резко упало зрение… Родителям пришлось обращаться к врачам, чтобы вывести ее из тяжелого депрессивного состояния и восстановить здоровье.

Вместо того чтобы дать детям возможность что-то сделать руками, проявить свои умения и лучшие человеческие качества, учителя придумали соревнование по внешним данным! Может, потому, что сами дезориентированы и немножко не в курсе, что происходит сейчас в той самой реальной жизни?

Конечно, кто-то может сказать, что в этой истории есть положительные стороны, ребенок «узнал правду жизни». И если когда-нибудь Яна все-таки решится пойти в мир шоу-бизнеса, то не будет слишком шокирована, потому что уже узнала, что быть красивой и успешной – это очень больно! Только будет ли она после такого опыта ставить перед собой высокие амбициозные цели?

– Я в этом смысле настроен, как бы это сказать, очень эволюционно. Я просто думаю, что единственное, что может заставить школу измениться, – это родители. Больше никаких шансов нет. Да, родители и в школе все чаще голосуют рублем. Но поскольку иначе никак не проголосуешь, то почему не рублем? В любом случае образование стоит намного дороже, чем за него платят родители, осуществляя разного рода взносы. По сути это лишь надбавка учителям за хороший труд, субсидия на какие-то текущие расходы. Не более того. Этими своими двумя тысячами в месяц родители не платят – ни за коммунальные услуги, ни за то, что этих учителей учили, ни за здание, которое не само, как мы понимаем, выросло и так далее. Государство делает свой взнос в образование этих детей. Хотелось бы больше, но для этого мы должны больше отдавать государству.

В ситуации, которая сложилась сейчас в общеобразовательной школе, кратно повышается ответственность самих родителей. Теперь их безусловная обязанность – быть авторитетом для своих детей. Раньше родители могли вести себя как угодно, ведь ребенок приходил в школу, и хотя бы там для него существовали некие авторитетные фигуры. Все-таки учитель – это была уважаемая профессия и в школах работали очень достойные люди. Если же сейчас школа не справляется с этой функцией – это обязаны дать родители. Второе – они должны научить ребенка думать. И третье – найти способы задействовать его избыточную социальную активность в неком конструктивном русле.

Пока же мы все эти функции «сгрузили» школе, но саму школу не укрепили, не поддержали, не усилили. И что? Снова ждем «халявного» результата? Вряд ли дождемся. Надо действовать – в отношении своих детей быть настоящими родителями, а в отношении школы – ее «попечительским советом», в самом лучшем смысле этого слова.

* * *

Да, жаркая у нас получилась дискуссия. И на самом деле Андрей меня не очень убедил в полезности высшего и среднего образования – такого, какое мы имеем сегодня.

Правда, мы все-таки говорили о разных вещах. Я – о тех издержках образования, с которыми мы столкнулись. Андрей – о том, что можно сделать при существующем положении дел. И кажется, это более конструктивная позиция.

Да, средняя и высшая школа должна выполнять наш «заказ», ведь мы платим со своей зарплаты налоги на образование. Но по факту выполняют его не самым лучшим образом. Даже за дополнительные деньги. И что теперь?

«Нам должны» – это отголосок из первой главы книги… Да, должны, но не выполняют. Это же не значит, что нужно сидеть и ждать, когда что-то само изменится. Ведь результатом образовательного «брака» могут стать исковерканные судьбы наших собственных детей. А для учителей и преподавателей это никогда не станет их личной трагедией. Значит, сейчас нужно просто взять и самим сделать для своих детей то, что не успела и не смогла сделать школа. По крайней мере, это логично. И как-то «по-взрослому».

А исправить ситуацию в целом сможет только наше неравнодушие и голосование рублем. Яна вместе с мамой решили перейти в другую школу. Это же сделали еще несколько родителей и детей из их класса. Я очень надеюсь, что таким образом плохие школы и учителя скоро останутся не у дел. А хорошие, авторитетные преподаватели автоматически станут более обеспеченными людьми. По праву.