Все то время, что я говорил, Кирпичников смотрел мимо меня. Вопросы задавал как бы нехотя, даже не задавал, а уточнял детали того, что знал сам. Перед тем как с ним встретиться, я минут пятнадцать бродил, выполняя указания, вокруг Казанского вокзала и только потом вошел под его высокую крышу. Обосновался за столиком в кафушке, спиной к входной двери. Занял, положив берет, место напротив. Выключил телефон. Час был ранний, народу мало. Потягивал, убивая время, чай из пакетика. Он появился как-то сразу, молча опустился на стул. Не представился, только передал привет от Витольда и то ли попросил, то ли приказал: рассказывайте. Средних лет, волосы с проседью, пострижены коротко. Похож на бывшего спортсмена и уж никак не на полицейского начальника с тяжелой челюстью, как их показывают в американских фильмах.

Прежде чем встать и уйти, спросил:

— Как я узнаю, что встреча состоится? — Взгляд не то чтобы настороженный, оценивающе спокойный. — Когда определитесь, позвоните по этому телефону. — Нацарапал на клочке бумаги номер. — С улицы. Из автомата. Услышите длинные гудки и положите трубку. — На мгновение задумался. Дописал еще десять цифр. — Личный мобильный нашего общего друга…

Прощаясь, с тенью улыбки на губах протянул мне руку.

— Удачи, она вам сегодня понадобится!

И, выйдя из кафе, растворился в потоке пассажиров с подошедшего к перрону поезда. Всё?..

Всё! Я даже растерялся. Ожидал чуть ли не допроса с пристрастием, выяснения, как да почему, а впечатление сложилось такое, что Кирпичников знал все лучше меня.

Ошарашенный быстротечностью беседы, я допил, не замечая вкуса, чай и вышел на улицу. Можно было бы вернуться домой и немного поспать, встал ни свет ни заря, только разве теперь уснешь. В городе продолжало моросить, я открыл зонт и побрел куда глаза глядят. В голове вертелось из Высоцкого: «а день, какой был день тогда? Ах да, среда!» На самом деле было пасмурное и дождливое воскресенье. Народ в предчувствии долгой зимы пребывал в унынии. Лето кончилось, а как вспомнишь, что завтра в контору, бегать с глупыми бумажонками, душу охватывала тоска. До светлой пятницы, когда гори все синим пламенем, как до Сингапура…

Читающие детективы криминалисты знают, что преступника тянет на место преступления, даже если он его не совершал. Только этим можно объяснить, что к полудню я обнаружил себя стоящим неподалеку от здания без вывески, в которое предстояло войти вечером. Оно показалось мне безликим и угрюмым. Поравнявшись с ним, люди непроизвольно ускоряли шаг… Издержки фантазии, ничего особенного в нем не было, и прохожие не обращали на него внимания. Просто разыгрались нервы, а значит, самое время пропустить где-нибудь стаканчик, только пить как раз было нельзя.

Поднял воротник плаща и, завернув за угол, побрел, старательно сутулясь, по виденному из кабинета Котова переулку. Он показался мне нежилым и еще более запущенным, чем в тот раз, когда я шел по нему после памятного разговора. До стоявшего поперек, затянутого зеленой строительной сеткой дома было, по моим оценкам, метров сто пятьдесят. Расположенные по обе стороны проезжей части многоэтажные постройки образовывали каньон. У одной из них, ближайшей к зданию агентства, стояла машина с подъемником, и рабочий на высоте восьми метров ремонтировал водосточную трубу. Такая забота города о жильцах меня особенно порадовала. Кабинет, уточнил Кирпичников, на третьем этаже, и я с готовностью это подтвердил.

Поплелся, имитируя старческую походку, по узкому тротуару. Считал шаги. Оглянулся из-под зонта только тогда, когда до приготовленного к капитальному ремонту дома оставалось метров сорок. В этом месте, как в моем детстве, за стеклом на подоконнике цвела герань. Когда ее поливали, по комнате распространялся нежный, дразнящий аромат. Если кто-то в квартирах, окнами на переулок, и обитал, люди не подавали признаков жизни. Люльку с рабочим уже опустили, теперь он проверял крепление трубы у земли. Что ни говоря, а приятно иметь дело с профессионалами! Доковылял до Т-образного перекрестка и свернул направо, в сторону улицы, на которой чувствовалась жизнь. Разогнулся и полез в карман за сигаретами. Взмокла спина. Сердце стучало паровым молотом. Я чувствовал себя опустошенным, как будто прогулка по переулку превратила меня и правда в старика.

Но что удивительно, стоило мне переступить порог родного дома и добраться до дивана, как я буквально рухнул на него и провалился в сон. Казалось бы, весь на нервах, разве тут уснешь, а спал, как сурок. Проснулся разбитый, перед глазами все еще стояла зеленая, крупной ячейки сетка. Я шел к ней и все никак не мог дойти, а когда касался, наконец, ее рукой, всё начиналось сначала. Разбудил меня телефонный звонок. Звонили из офиса Котова, сказали, что он ждет меня в девять. Просили не опаздывать. Я тупо обещал. Так же бездумно набрал по бумажке полученный от Кирпичникова номер и, дождавшись длинного гудка, отключился. Потащился на кухню и только тут понял, что произошло! Количество адреналина в крови зашкаливало, могло убить скаковую лошадь. Голова кружилась, руки дрожали. Делать-то что?.. Отменять встречу?.. Бежать к Витольду, объяснять, что не хотел, что по растерянности?.. Он открестится, скажет, не понимает, о чем я!

Надо было успокоиться. Заставил себя заварить крепкий кофе и, забыв добавить сахар, выпил полную горечи кружку. Помогло. В конце концов, ничего страшного не произошло! Ребята в детстве не наигрались в шпионов, теперь наверстывают. Пароли, явки, «у вас продается славянский шкаф с тумбочкой?»… И пусть себе развлекаются, если за это платят хорошие деньги. Настроение улучшилось настолько, что появилась бесшабашная веселость. Лихорадочная, но уж какая есть…

Заточенный под поиск решений мозг еще по привычке шебаршился, но время поджимало, и я занялся поисками бронежилета. Пришлось перевернуть всю кладовку, прежде чем нашел его под старой курткой. Новенький, из камуфляжной ткани, под которой, как объяснил майор, уложены пластины из кевлара, он оказался неожиданно громоздким. Это привело меня в смятение. Я собирался надеть его под водолазку, а сверху пиджак, только куда там! Примерил на голое тело, подогнал по размеру и, скрепя сердце, принялся выбирать одежку. Что бы ни надевал, все не подходило, разве что толстой вязки свитер, но он был совсем уж не по сезону. Пришлось остановиться на просторной куртке, не то спортивной, не то домашней. В таком прикиде и с кислой миной на лице можно было попробовать сойти за болезного. Натянул плащ и повертелся перед зеркалом: все, как говорят космонавты, выглядело штатно.

Собрал спортивную сумку. Послонявшись без дела по квартире, вышел из дома в начале девятого. И странное возникло у меня чувство, странное и настораживающее, будто неплохо было бы на дорожку посидеть! С чего бы вдруг? В приметы и предчувствия я не верю, они обманывают, но, когда запирал входную дверь, сердце екнуло.

Дождь на улице так и не прекратился, огни фонарей дрожали в радужном окружении. Добежав до стоянки, бросил сумку в багажник. Двигаясь в потоке, поглядывал бездумно на ползущую мимо в серой дымке Москву. Машину оставил за два квартала, остаток пути проделал пешком. У соседнего с агентством здания стоял мини-вэн с тонированными стеклами. Похожий на художника бородатый малый за рулем с безразличным видом курил. Удостоверение личности скучавшим на входе охранникам не потребовалось. Оставив пост, один из них повел меня по парадной лестнице на этаж. Ковровая дорожка в коридоре заглушала звук шагов. Пуста была и безликая, декорированная деревянными панелями приемная. Постучал, распахнул передо мной дверь кабинета. Глубоко вздохнув, я, как покидающий борт самолета парашютист, сделал шаг в открывшееся передо мной пространство…

Оно было ярко освещено. Котов стоял у стола и просматривал бумаги. Отпустив кивком головы сопровождающего, показал рукой на кресло.

— Заходи, Сергей, присаживайся!

Выглядел посвежевшим и, пожалуй, еще более гладким. Дочитав документ, бросил его на стол и, словно оправдываясь, заметил:

— Позволил себе отдохнуть пару дней, так дел, будто отсутствовал месяц! Ты, я вижу, приболел?

— Есть немного! — постарался я звучать хрипло. Положил плащ на спинку кресла и аккуратно одернул куртку. Бросил быстрый взгляд в окно на темневший в конце переулка, затянутый строительной сеткой дом. — Извините, Эдуард Владимирович, я в таком виде, только что не по-домашнему…

— Нашел о чем говорить! — улыбнулся Котов почти ласково. — Нам официоз ни к чему, мы свои люди… — Открыл ящик стола и извлек из него узкий, плотной бумаги пакет. — Говорят, дорого яичко к Христову дню, получай свой гонорар! Немного наличными, остальное на твоем счете в банке, карточка в конверте. Ты теперь обеспеченный человек, будет у кого перехватить деньжат до зарплаты.

И, приятно хохотнув, протянул мне пакет. Я взял его и засунул во внутренний карман. Открыл было рот, но Котов меня опередил:

— Не благодари, заработал! — продолжал, сопроводив слова неопределенным жестом: — Да, кстати, Феликс передал мне содержание вашего разговора. Не обижайся на него, не надо! Не мог он тебе ничего сказать, от достоверности происходившего зависел успех дела. Никакая система Станиславского не научит, как передать состояние человека в последние минуты перед смертью…

Занес руку, чтобы похлопать меня по плечу. Сердце стукнуло и дало перебой. Поспешно отступив, я отвернулся, закашлялся. Вытер платком выступившие слезы.

— Вижу, ты не в лучшей форме, — продолжал Котов с отеческой озабоченностью, — это скоро пройдет. Молодец, вел себя достойно, по-мужски… — Видя мое смущение, рассмеялся. — Нет, правда, с чего бы мне говорить тебе комплименты!

Отцовское его чувство можно было понять, нечто похожее изобразил Рембрандт в «Возвращении блудного сына».

— Спасибо, Эдуард Владимирович, большое спасибо!

Хотел между большим и спасибо вставить «человеческое», но вовремя удержался. Опытный актер и психолог, Котов мог почувствовать фальшь. Выражение его лица между тем стало озабоченным.

— Ну а что ты думаешь о нашем предложении?

Интонация, с которой я повторил его слова, должна была свидетельствовать, что постановка вопроса показалась мне некорректной.

— Что думаю?.. Я, Эдуард Владимирович, ничего не думаю, я согласен! Работать никогда не отказывался, только маленькая просьба: дайте немного передохнуть. Загнался я, Эдуард Владимирович, а загнанных лошадей, как известно, пристреливают… — Умолк в расчете на его улыбку, и она на лице хозяина кабинета проступила. — Не знаю, говорил ли вам Феликс, последнее время мне приходилось пахать круглые сутки.

— Да, наслышан… — протянул Котов задумчиво, и хотя следы улыбки все еще были заметны, он не улыбался, — премного наслышан! — Смотрел на меня изучающе, как будто искал подтверждение моей лояльности. Нашел или нет, не знаю, но продолжал: — Дружок твой закадычный считает, тебе хватит батрачить на дядю. Пришло время самому становиться хозяином, и я с ним согласен. Сделаем тебя партнером Феликса по бизнесу, он от этого не обеднеет. Особенно если принять во внимание бабки, которые он лично срубил на твоем шоу… — Замолчал, задумался. — Сказать по правде, я на тебя рассчитываю! Проект модернизации общества, о котором тебе в общих чертах известно…

Так вот что они называют модернизацией! Вот о каком обновлении страны кликушествуют политические бонзы! — понял я, но виду не подал. Что ж, в таком случае прогресс действительно налицо.

— …он входит в решающую стадию, — продолжал Котов, — и нам очень пригодились бы твои недюжинные способности. Работая бок о бок с нами, ты получишь доступ к значительному объему конфиденциальной информации, о которой мог лишь смутно догадываться. Правда, для этого придется принять на себя кое-какие обязательства и подписать бумаги, но такая формальность, надеюсь, тебя не испугает. Став одним из нас, ты будешь играть в команде победителей. Анализ статистики голосования показывает, что работы еще непочатый край, тут-то и понадобятся новые конструктивные инициативы…

— Одна у меня уже есть! — улыбнулся я. Благоразумнее было бы промолчать, только очень уж хотелось пройтись по лезвию ножа.

— Вот и отлично! — не придал моим словам значения Котов. — У нас еще будет время ее обсудить…

Глаза его неожиданно зажглись, в них появился маслянистый блеск.

— Ты, случайно, не охотник? Покажу тебе одну вещь, обзавидуешься!

И, не дожидаясь ответа, направился быстрым шагом в угол кабинета. Шаги его я считал, получилось двенадцать. Открыл сейф и вынул из него винтовку. Вернулся, бережно держа ее перед собой. Лицо его сияло, по нему блуждала самодовольная улыбка.

— На-ка, зацени!

Я принял оружие, как награду, но так неловко, что оно едва не выскользнуло у меня из рук. Тут же его поймал, задев невзначай оптический прицел.

— С тобой все понятно, — хмыкнул Котов, — давай сюда!

Отобрав у меня винтовку, спрятал ее в сейф. Ключ остался торчать в дверце. Вернулся ко мне. Все те же двенадцать шагов.

— Ладно, иди лечись! Будешь нужен, Феликс тебя найдет…

Найдет, конечно, найдет! Права была Анька, говоря: куда мы все денемся. С чувством пожал его протянутую руку. С чувством омерзения. В то время как улыбка до ушей выражала высшую степень признательности. Посмотрел по-собачьи преданно в глаза и с удовольствием повилял бы хвостом, но природа такой возможности не предусмотрела. Натянул в рукава плащ и, как принято у крепостных, теребя в руках берет, пожелал от порога здравствовать.

Коридор был пуст. Четыре лестничных пролета вниз. Скучающая на входе охрана. Толкнул тяжелую дверь и вышел на улицу. Вдохнул полной грудью сырой, холодный воздух. Мини-вэн с тонированными стеклами стоял на том же месте.

Все, осталась самая малость!

Завернув поспешно за угол, добежал рысью до начала переулка. Испятнанный светом фонарей, он был пуст. Пошел, стараясь успокоить дыхание, по середине проезжей части. Сердце выпрыгивало из груди, рука сжимала мобильник. Герань, не раньше, чем поравняюсь с геранью! Справа, за пыльным стеклом.

Почувствовал ее запах раньше, чем увидел на подоконнике, запах моего детства. Повернулся лицом к зданию агентства. Окна третьего этажа светились. Телефон Котова стоял в списке первым. Нажал на вызов.

Прошла, наверное, вечность прежде чем в трубке прошелестело:

— Котов!

— Это я! — произнес я, не потрудившись назвать себя.

— Сергей?.. — удивился Эдуард Владимирович. — Что нибудь случилось? Откуда ты узнал этот номер?..

Говорил спокойно, но настороженно. Я представил себе, как он стоит сейчас в своем огромном, холодном кабинете и пытается угадать, что бы все это значило. Не понимает, что игра перешла в эндшпиль.

Произнес неторопливо, тоном издевательски будничным:

— Знаешь, Эдик, я передумал! Подойди к окну, мне надо сказать тебе кое-что с глазу на глаз…

В следующее мгновение, быстрее, чем я ожидал, в проеме между темными гардинами появился силуэт. Я помахал ему рукой.

— Слушай, Котов, я не буду с тобой работать, от одного твоего вида меня тошнит!

И замолчал. Рисковал, конечно — он мог бросить трубку, — но в разумных пределах. Не такой Кот человек, чтобы не выяснить, что происходит. Видеть не мог, но поставил бы миллион против пуговицы от кальсон, что его ухоженная физиономия вытянулась, а глазки-вишенки начали бегать.

— Что это значит?

Каждое из трех коротких слов Эдуард Владимирович произнес раздельно, делая между ними паузы.

Хорошему человеку почему бы и не объяснить. Я часто и с готовностью иду навстречу людям.

— Это значит, что мне сильно не нравятся ваши игры! Ты уж извини, старик, что лицемерил, хотелось получить свои деньги, я их честно заработал. Но когда стану президентом…

— Кем ты станешь?

Голову даю на отсечение, он ухмыльнулся. Что ж, мне не в лом, я повторю:

— Президентом! Неужели тебе не доложили? Гони своих сатрапов в шею, это непростительное упущение! Моей персоной заинтересовались очень конкретные люди, тебе ли не знать, что у меня есть шансы. Если в политику ломанули шпионы и шуты, мне там самое место. Народу главное, чтобы имя было на слуху, а что тому причиной, его не парит. Такая у нас, у русских, национальная специфика, на ней вы и играете. Спроси своих экспертов, они подтвердят…

Какое-то время Котов молчал, оценивал ситуацию. В его голосе появились знакомые ласковые нотки:

— У тебя температура, Сергей, надо отлежаться! Выздоровеешь, тогда все и обсудим… — но прозвучало это фальшиво, с заботой о человеке он явно переборщил. Поняв это, почти без паузы предложил: — Возвращайся, поговорим как деловые люди!

Пришла очередь помолчать мне. Из трубки между тем доносились посторонние звуки, и я понял, что Котов открывает окно. Перевел взгляд с его распахнутых створок на водосточную трубу. Место для телекамеры было выбрано идеально, качество картинки в мини-вэне не уступало игровым фильмам.

Зная, что он пристально за мной наблюдает, вскинул руку с часами.

— Поздно, Эдик, раньше надо было договариваться! Через час мои новые друзья созывают пресс-конференцию, на которой я дам согласие баллотироваться, а заодно уж объясню, что заставило меня пойти на этот шаг. А заставили меня вы! Расскажу подробно и в красках, чем вы занимаетесь и что будет со страной, если вас не остановить. Не уверен, что попаду в Кремль, но сделаю все, чтобы стереть тебя и твою свору с лица земли!

Котов заметался. Я чувствовал это кожей, но решение уже было принято, иначе не стал бы открывать окно. Надо было дать ему время, и я сказал:

— Единственное, в чем ты прав: наши люди созданы для манипулирования. Верят всему, что им говорят политические клоуны, и считают, что стабильность гниения лучше глотка чистого воздуха. Помнишь, как в свое время поднимали рейтинг самодуру? Хотя что я спрашиваю, это же был ваш проект! А каких усилий вам стоит сохранять партии власти во власти?..

Я мог бы еще о многом ему рассказать, но замолчал. Маячивший все это время в окне силуэт исчез. Двенадцать шагов! Выхватил из сейфа винтовку. Ах черт, не посмотрел, вставлена ли обойма! Двенадцать шагов. Передернул затвор…

— Все, Эдик, жги документы, заметай следы!

Повернулся и пошел по переулку, по самой его середине. Темная фигурка в желтом свете фонарей. Понаставили их, гады, не берегут электричество! Еще не поздно было побежать. Зигзагами, как заяц. Или упасть, и по пластунски к стене, там темнее. Если стреляет Котов хреново, а я сбил прицел, может, этим ему только помог? Что ж меня так трясет-то? Засунул руки в карманы, но не втянуть голову в плечи не мог. Ее надо было срочно чем-то занять. Стихами или детской считалочкой. «А» и «Б» сидели на трубе, «А» сказала — не могла, видно, больше молчать — и пропала…

Удар под левую лопатку был такой силы, что меня закрутило винтом и бросило на асфальт. Соврал, Фил, в спину Кот стреляет отменно! Звука выстрела не слышал, хотя глушителя на винтовке вроде бы не было. Ладони и щека стали мокрыми, лужа оказалась глубокой. С трудом оторвал ставшее ватным тело от земли и понесся вперед скачками. Перед глазами, как в давешнем кошмаре, мельтешила зеленая сетка. Где-то совсем рядом свистнуло, и кирпичная кладка брызнула осколками. Заскочил за угол. Всё?.. Ныла ушибленная грудь, стучало в висках, но ведь жив! Руки тряслись, как после отбойного молотка. В глотке пересохло. Прижался к стене, как к родной. Неплохо было бы взглянуть, что там происходит, но никак не мог себя заставить. Высунулся одним глазом. В ярко освещенном кабинете двигались темные фигуры…

Всё, теперь совсем всё! Но радости не было. Голова работала холодно, никаких эмоций я не испытывал. Первым делом предупредить Аньку, чтобы была готова. Подобрать ее — и из Москвы! А там Аристарх поможет, самолет и к теплому морю…

Обернулся. Он подходил не спеша, фланирующей походочкой. Шел открыто, не таясь. В длинном плаще и шляпе, какие носят в Европе. Воротник поднят, руки в карманах. Остановился метрах в трех. Произнес, как бывало, с иронией:

— У тебя дырка на спине. Не знал, что в моду вошли бронежилеты…

Я еще дышал с трудом. Переулок был пуст, с неба сыпал мелкий дождичек, окутывал город серым саваном. Чертова кукла, барменша, напророчила! Что делать? Бежать?..

В голосе Феликса появилась нотка упрека:

— Скажи, зачем ты это сделал? Чего, в сущности, добился? Охрана лежит мордой в пол, на Кота надели наручники, дальше-то что? Вынь, Серега, пионерский факел из задницы, это жизнь, а не игра в «зарницу»! Хотя… — Тут самое время было бы махнуть рукой, но он продолжал держать их в карманах. — Было у меня предчувствие, что раб Божий Денников может сойти с резьбы, было! Когда доложили о твоем звонке Кирпичникову, я как раз просматривал запись шоу, то место, где ты рассказываешь мальчишке о «земляничных полянах». Симптоматично, правда?

Я не возражал:

— Брось лицемерить, Фил, я все понял! Ты сам меня к этому и подталкивал…

— Нет, Дэн, всё в этой игре понять нельзя, можно лишь предугадать…

— Это ведь твои слова: «человеку надо говорить только самое необходимое»?Ты мне про хранящуюся в сейфе Котова винтовку и сказал! Ты такой исход планировал?

— Ну не то чтобы, — покачал головой Феликс, — но, как вариант, рассматривал. Работа, Дэн, такая у меня работа! В доставшемся нам с тобой извращенном мире надо уметь считать варианты. А ты к тому же рассказывал о странном подарке твоего соседа по подъезду и распинался о времени, когда люди не будут носить на спине мишень…

Стараясь не делать резких движений, я полез в карман за сигаретами.

— Угощайся!

Заматерел Феликс, заплыл жирком, теперь мы с ним в разных весовых категориях, но, если очень постараться, можно попробовать его сломать. Знать наперед, не ушел бы он своими ногами с Патриаршего моста!

Фил лишь ухмыльнулся.

— Курю свои! — Не спуская с меня глаз, достал левой рукой пачку, щелкнул зажигалкой. — Знаешь, Серега, по моим расчетам, будут носить, и еще очень долго…

— Что? — не понял я.

— Мишени! Люди в России с ними рождаются, да и привыкли, — продолжал с какой-то даже грустью: — У меня было достаточно времени тебя перехватить или, по крайней мере, предупредить Эдуарда, но, оценив ситуацию, я решил, что делать этого не стоит. Кот, конечно, крупная фигура, но в шахматах, ты ведь неплохо играешь, иногда выгодно пожертвовать ферзя…

— Кому выгодно, Фил?

— В данном случае — мне! Пора, Дэн, выходить из его тени, теперь он человек конченый. И что приятно, будет молчать, как покойник… — Усмехнулся. — Впрочем, почему «как»? Но об одном, старик, ты впопыхах не подумал: чтобы Котову что-то серьезное предъявить, нужно тело! Вечно мне приходится доводить придуманное тобой до ума… — Улыбнулся невесело. — Непонятно только, что сподвигло Кирпича лезть не в свое дело, кто-то его крупно подставил. Да, кстати, неужели он, профессионал, сам дал тебе номер телефона?..

— Я должен был звонить из автомата. Так получилось, нервничал…

Феликс думал о своем.

— Нервы — это плохо, нервы надо лечить! Придет время, выясню, кто кинул ему подлянку, хотя это совсем другая песня…

Я уже полностью владел собой. Проснулся давешний кураж. На нем мы общались с Филом в юности, не спускали друг другу ни малейшей оплошности. Обмен колкостями в ритме игры в пинг-понг.

— Тоже реквием?

— Нет, не думаю! Беда в том, Дэн, что ты увлекся, перестал отличать реальность от фантазий, вот и оказался разменной монетой в игре на большие деньги. Прежде чем совать в петлю голову, пришел бы ко мне, поговорили бы начистоту, а ты бросился в объятья к тем, кто только этого и ждал. Поиски справедливости в нашей стране всегда заканчиваются одинаково: контроль над финансовыми потоками переходит к другой группировке. А дедушка Ленин предупреждал, что политика — это концентрированное выражение экономики: у кого деньги, у того и власть. — Сделав последнюю затяжку, Феликс поплевал на окурок и зажал его в кулаке обтянутой перчаткой левой руки. — Понимаешь, о чем я? Тут, старик, уже не до шуток!

Если что-то мне и оставалось, то только пожать плечами.

— Понимаю, чего ж тут не понять! С такими друзьями, как ты, Фил, врагов не надо. Но, признайся, кое-что мне все-таки удалось, теперь безызвестными ваши планы превращения общества…

Феликс недослушал, засмеялся:

— Все, как было, Серега, так и будет, дело замнут! Котовым, они нынче правят бал, это на руку.

Я смотрел ему в глаза:

— Ну да, ворон ворону!.. Не забудь сказать: ничего личного, всегда ведь любил тупые американские фильмы. Знаешь, мне кажется, было бы лучше, если бы ты остался дипломатом…

Феликс грустно улыбнулся:

— Сам об этом часто думаю, только сейчас, Дэн, мы говорим о тебе. Ты ведь не станешь отрицать, я в ногах валялся, просил тебя не вмешиваться? Предупреждал, есть ситуации, не оставляющие человеку выбора, в одну из таких мясорубок мы с тобой и угодили.

Черты его лица исказила болезненная гримаса, как если бы он готов был заплакать. Впрочем, недостатка в иллюзиях я никогда не испытывал. Из кармана плаща показалась рука в перчатке.

— Поверь, Дэн, мне будет очень тебя не хватать!