Скизикса Смэша, появившегося на свет во время Лета Любви, родители, Простые Люди, что жили в пригороде пригорода одного из щупалец-отростков Бостона, нарекли именем Джимми. Джимми ван Флит, до недавних пор застенчивый и в то же время чрезвычайно одаренный студент Консерватории Беркли, а ныне в одном лице ударник, гитарист, клавишник, солист, программист, звукооператор, продюсер — в общем, один-единственный участник ужасно популярной электронной группы «Манки-Фанк» (на счету которой сразу два хита из дебютного альбома, занявших первое место в хит-параде, — «ЭлектроЧлен» и «Моя Крошка носит ПВХ»), столкнулся с Огромной Проблемой.

Его любимый инструмент — уникальная, единственная в своем роде, супернавороченная, незаменимая, отпадная, начиненная до отказа мудреной электроникой ударная установка — съехал с катушек, словно в него, вернее в нее, вселился бес.

При одной мысли об этом у нашего героя по коже начинали ползать мурашки. Стоило кому-то задать ему вопрос на эту больную тему, как Джимми был готов взорваться от злости и отчаяния.

— Привет, Скизер, — приветствовал его, входя в студию, Харри Хартц, он же «Вечно голодный». — Как поживает твоя славная ударная установка?

— Ау-вау-вау-вау-ух-ух-ух-ух-ух-ар-ар-аррррру!

Старина Хартц в своем обычном прикиде — мохеровый костюм и электрические ботинки — как ни в чем не бывало уселся на стул, извлек из ворсистого кармана банан, неспешно снял с него шкурку, положил ее обратно в карман, откусил кусочек и не спеша принялся жевать.

— Насколько я понимаю, ты ее так и не починил.

Скизикс сжал ладонями виски. Черт! Вот это мысля! Для таких, чтобы зря не долбали мозги, надо изобрести нечто вроде Поглотителя Шумов. Такое впечатление, будто его бедная черепушка вот-вот разлетится к чертовой матери… Или нет, лучше послать ее куда подальше… Ладно, чувак, забей на это дело и не бери в голову.

— Нет, покамест не починил. Она выплевывает все новые программы. Я заменил в ней каждый чип, каждый проводок — за исключением разве что тех частей, в которые и так никто не врубается, — их мне установил еще Бродяга Брухо-Мэн. Я вытер ей память чище, чем мать вытирает задницу своему младенцу, причем как минимум с десяток раз. Я подсоединил ее сразу к двадцати разным колонкам. Я облобызал ее, осыпал ее проклятиями, я умолял ее, ползал перед ней на коленях. Но чертова машина до сих пор отказывается выдавать мне то, чего я от нее хочу, как она делала в былые времена. Кажись, пора завязывать с этим делом и сваливать куда-нибудь, пока с горя крыша у меня окончательно не поехала.

Хартц дожевал банан, облизал пальцы, а остатки налипшей на них мякоти непринужденно вытер о брюки.

— Ну, дружище, ты даешь. Неужели она и впрямь ничего путного не выдает?

Скизикс нервно хохотнул; правда, язвительный этот смешок скорее прозвучал как рыдание Тины Тернер, а не как смех.

— Да нет, выдает, еще как выдает — но только то, что нужно этой стерве. Ты послушай.

Ткнув указательным пальцем кнопку на стервозной ударной установке, Скизикс жестом велел приятелю прислушаться.

Из подсоединенных к ней усилителей в течение этак минут трех доносился скрежет, грохот и прочие нечеловеческие звуки, после чего какофония столь же неожиданно прекратилась.

Воцарилась тишина; Скизикс многозначительно посмотрел на друга — мол, теперь сам все видишь.

— Да, старик, сочувствую, плохи твои дела, — произнес тот, — редкостное старье. Не музон, а прямо-таки путешествие в далекое прошлое. Полный отстой! Такое впечатление, будто слушаешь Джинджера Бейкера, или «Крим», или что-то вроде. На тебя совсем не похоже.

— Ты еще будешь мне говорить!.. А теперь смотри сюда. Я вроде бы никаких новых программ ей не добавлял, но вот увидишь, эта поганка точно выдаст что-нибудь левое.

Скизикс еще раз ткнул в кнопку пальцем, и машина произвела очередную последовательность звуков.

— Узнал! — встрепенулся Хартц. — Что-то в духе старых добрых «Цеппелинов».

— Вполне возможно, — согласился Скизикс. — Правда, это окаменевшее дерьмо совсем не катит. Главное, я могу дать голову на отсечение, такой программы я ей не скармливал.

— Тогда откуда это в ней?

— Какая мне разница, откуда, один хрен. Главное, что у меня в следующем году должен выйти второй альбом, а как, по-твоему, мне сочинить пару-тройку отпадных хитов без моей старой доброй ударной установки? Как мне передать звук «Одинокого дебила», если вместо него партия ударника выдает «Лестницу в небо»?

— Может, проще купить новую установку?

— Э нет. Этот номер не пройдет. Второй такой нет, «Корг ДДЦ5», где только я у нее не ковырялся — даже в заднице. Внепространственное звучание, корректор квантового сдвига, эффект всеафриканского говорящего барабана джу-джу…

— Можешь не продолжать, я врубился. Послушай, а не проще ли нанять живого ударника?

Скизикс Выпучил На Хартца Глаза — так обычно смотрят на последнего идиота, отчего тому стало не по себе. Обычно худое, лицо его юного друга буквально на глазах начало раздуваться и наливаться кровью, как у австралийской древесной лягушки в период спаривания. Скизикс открыл рот — еще и еще раз, тщась издать хотя бы какой-то звук. Но так и не смог. Ни писка, ни шепота. Моментально вскочив со стула, Хартц обвел растерянным взглядом студию. На столе стояли графин и несколько стаканов. Хартц метнулся к графину, схватил, подскочил к лишившемуся голоса Скизиксу, схватил его за патлы, оттянул назад голову и влил половину содержимого в глотку, а остальное выплеснул на макушку, вымочив приятелю футболку и джинсы.

Скизикс выплюнул полный рот оранжевой жидкости. Судя по всему, эта процедура несколько облегчила его страдания. Убрав от глаз мокрые кудри, он распрямился, словно к нему вернулся Дар Речи.

— Харри, ты что, совсем охренел? Это же была «Текила Сан-райз»! Ты думал, что делаешь?

— А что мне оставалось? Еще пара секунд, и тебе кранты бы пришли, задохнулся бы, как пить дать.

— Еще бы, как тут не задохнуться! После того, что ты, не подумав, ляпнул!

— А что я такого сказал?

Словно каждое из произнесенных им слов было куском дерьма — ну или, на худой конец, какой-нибудь гадостью типа собачьих консервов, Скизикс не проговорил, а с отвращением сплюнул:

— Живого ударника! Ну ты загнул!

— А что в этом такого? Вдруг тебе только на пользу пойдет, если поработаешь с кем-то на пару. Глядишь, и придумаешь что-нибудь этакое. Готов поспорить, что Фил Коллинз не откажется, если узнает…

Скизикс схватил упаковку с бумажными носовыми платками и принялся вытирать ими мокрую футболку и лицо, словно пытался удалить с себя Противный Липучий Коктейль до последней Капли.

— Не собираюсь я ни с кем работать. Ни с кем из людей. Исключено на все сто процентов. Люди не слушают, что я им говорю, они не способны выдать то совершенство, какое я от них жду.

Носовые платки начали потихоньку растворяться в липкой жидкости, и вскоре Скизикс оказался с ног до головы в мокрых бумажных комочках, которые он, правда, безуспешно, попытался с себя стряхнуть.

— К носу тоже прилипло, — подсказал ему Хартц.

— Заткнись, Лучше скажи, что мне делать?

Хартц задумался.

— Ну, в принципе можно из новых частей попробовать собрать точную копию старой машины.

— Идея, — отозвался Скизикс с воодушевлением. — Кажется, ты попал в самую точку. Можно начать прямо сейчас.

Спустя две недели Скизикс позвал к себе Хартца на первое испытание новой ударной установки.

Затаив дыхание, они вдвоем встали напротив новоявленного чуда техники.

Скизикс нажал кнопку «воспроизведение».

Машина тотчас выдала «ротовую перкуссию» из одной вещицы Джона Майэлла.

— Черт, да это еще хреновей, чем в тот раз, — едва не расплакался Скизикс.

Он со злостью пнул свое второе неудачное детище и жалобно шмыгнул носом.

Хартц сочувственно положил руку на плечо восходящей звезде поп-музыки.

— Скизикс, дружище.

— У? — хлюпнул носом Скизикс.

— Есть только одно средство.

— Ты хочешь сказать, это?..

— Боюсь, что так.

— Нет, только не он.

— Увы, он, и никто другой.

— Только не этот безумец.

— Именно этот, доктор…

— О господи!

— …Кремний.

Доктор Кремний жил и работал на заброшенной бойне. Ее огромное, похожее на пещеру жилище сохранило систему крюков и направляющих рельсов. С одной небольшой разницей: там, откуда когда-то свисали осклизлые, окровавленные шматы говядины, теперь болтались клавиатуры, пустые пластиковые футляры, бобины магнитофонной ленты, гибкие диски, в отверстия которых были засунуты спицы, платы, дисководы, принтеры, плоттеры и прочие компьютерные прибамбасы — и главное, все до единого в пределах досягаемости ловких рук доктора Кремния. Наверху, извиваясь среди этой нависшей над головой подобно Дамоклову мечу электронной рухляди, на манер Лиан в Экваториальном Лесу протянулись коаксиальные и оптико-волоконные кабели.

Разумеется, вся эта свисающая с потолка дребедень значительно ухудшала видимость в и без того темном помещении, которое едва-едва освещали разбросанные то там, то здесь по невидимому потолку флуоресцентные мини-светильники. В результате уровень освещенности приближался к сумеркам, среди которых кое-где светлячками вспыхивали экраны дисплеев.

Во всем огромном помещении стоял тяжелый дух перегретых электроприборов и животной крови — последний, судя по всему, исходил от запекшихся на сером бетонном полу бурых пятен. Правда, выцветшие пятна были заметны лишь в проходах между высокими рядами ящиков и картонных коробок. Эта специфическая смесь запахов нередко вызывала у визитеров доктора Кремния тошноту — зажав нос, они бросались вон из его логова, чтобы в срочном порядке глотнуть свежего воздуха.

Но только не наши Верные Друзья, которые решили показать себя героями, пусть даже всего на один день или даже час.

Дверь, скрипнув, открылась. По бетонному полу послышались шаги обутых в кроссовки ног. Затем невидимая дверь с грохотом захлопнулась, отозвавшись по всему помещению глухим эхом. Приглушенные голоса, что просочились в святая святых доктора Кремния, были моментально оцифрованы, алгоритмически искажены и лишь после этого пущены гулять под сводами склада в качестве эха.

Откуда-то из-за высоченной груды картонных коробок робко высунулись Скизикс и Хартц.

— Что-то мне все это не нравится, — шепнул другу Скизикс. — Всю мою короткую, хотя и яркую карьеру я старался избегать любого общения с доктором.

Хартц достал из кармана карамельку и как ни в чем не бывало принялся разворачивать обертку. Шуршание целлофана отозвалось в адских динамиках доктора громом небесным. Хартц положил обертку в карман.

— Ты, главное, расслабься, Скиз. Док в принципе свой парень. Мне с ним уже доводилось иметь дело. Он поставлял нам лазеры для светового шоу. Или ты забыл?

— Как такое забудешь, после того как они прожгли дырку в крыше.

— Это по моей вине. Я врубил слишком большое напряжение.

— Мне как-то немного не по себе, что приходится общаться с кем-то, кто вроде бы и не человек вовсе.

— История дока печальна, приятель. Надо относиться к таким вещам философски.

— Интересно, что в нем еще осталось от простого смертного? И вообще с чего это он заменяет в себе то одно, то другое.

Хартц ответил с полным ртом, едва не склеившимся от липкой карамельной начинки.

— Все началось после того, как его охмурила Джин Джинни. Сначала она задурила ему голову наукой, после чего заставила лить горькие слезы. В общем, в конце концов она послала его куда подальше, и док с горя принялся удалять у себя все органы, которые, по его мнению, его предали, начиная с сердца. Вот уже много лет он существует благодаря искусственному «мотору». Как мне кажется, бедняге можно только посочувствовать.

— Не уверен. И еще один вопрос: на хрена ему сдался весь этот хлам?

Скизикс и Хартц остановились рядом с грудой бежевых пластиковых коробок, покрытых густым слоем пыли. Скизикс положил руку на гору ящиков, показывая, что он имеет в виду.

— Ау-у-у!

Гора ящиков зашевелилась и распрямилась, на глазах у друзей превратившись в доктора Кремния собственной персоной.

Вместо волос у дока была копна светопроводящих волокон, причем каждое оканчивалось крошечной светящейся точкой. Глаза были скрыты за огромными квадратными очками с двойными линзами. Кожа имела восковой оттенок. Одет док был в просторный, словно надутый комбинезон, причем плечи наподобие мантии покрывал толстый слой пыли, а еще один такой же густой слой был обмотан вокруг талии наподобие юбки.

— Привет, ребята, — произнес док.

При этом он даже не открыл рта, потому что сам голос, как у робота, доносился из вмонтированного в грудину динамика.

— П-п-привет, док. К-к-как п-п-поживаете?

— Отлично, отлично. Я тут немного вздремнул, чтобы подзарядиться. Одну секундочку, сейчас отключу источник питания, и тогда я полностью к вашим услугам.

Док потянулся к розетке и выдернул шнур, что тянулся у него откуда-то из левой подмышки. Шнур моментально намотался на невидимую глазу приемную катушку.

— Ну вот, готово. А теперь скажите, чем могу быть вам полезен?

— Харри, давай машину.

Хартц подал Скизиксу своенравную ударную установку, которую принес в переброшенном через плечо рюкзаке.

— Док, это предмет моей гордости и самая большая радость в жизни, а главное — я позволю себе несколько высокопарное выражение — неотъемлемый залог успеха моего искусства. Но теперь эта старушка словно с катушек съехала. Не могли бы вы вправить ей мозги?

Доктор Кремний с трепетом взял упрямицу в руки.

— Какое милое устройство! Какая поразительная сложность электрической схемы! Чувствуется, что барышня с характером. Джентльмены, предлагаю перейти в мой рабочий кабинет, где я смогу всецело посвятить себя этой капризной красавице.

И троица направилась в дальний угол склада, который был отделен от остального помещения высокой перегородкой на манер офисной. На этом отгороженном пространстве стоял холодильник (к которому изолентой была приклеена картинка с изображением компьютера «IВМ-370» и надписью «Мамочка»), стол, на каком хирурги обычно осматривают своих пациентов (в его изголовье с бобины свисало на пол жатое бумажное полотенце), и пара стульев. Вся эта, явно принесенная откуда-то со свалки, мебель стояла на грязном, затоптанном ковре.

Доктор Кремний положил ударную установку на стол, расстегнул молнию на футляре и вынул машину.

— Располагайтесь. Чувствуйте себя как дома, — обратился он к гостям, — а я тем временем присоединю нашу красавицу к источнику питания.

Скизикс сел, хотя и с неохотой. Хартц занял позицию поближе к холодильнику.

— Эй, док, тут у вас даже поживиться нечем, одно какое-то липкое дерьмо. Интересно, чем вы угощаете своих гостей?

Голос доктора Кремния донесся откуда-то из-под стола, где он, стоя на четвереньках, искал в этот момент розетку.

— Это концентрат аминокислот. Усваивается на все сто процентов. По крайней мере таким организмом, как мой. Можете попробовать.

— Нет, я уж лучше полижу обертку от леденца.

Наконец док вылез из-под стола и склонился над ударной установкой, которая теперь светилась сигнальным рубиновым огоньком.

— Ах ты моя красавица, — приговаривал он, — давай я взгляну, что там у тебя внутри. — С этими словами он приоткрыл корпус. — Ой, что это? Корректор квантового сдвига… Тюнер энного измерения… Гибридные участки… Хм-м-м. — Доктор Кремний поднял взгляд на Скизикса, который тотчас сжался под взглядом его радужных глаз. — Да, сынок, ты создал себе красотку. Настоящая примадонна, хотя и слегка пугливая, как чистых кровей рысак. Неудивительно, что она то и дело взбрыкивает, показывает свой норов.

— Да нет, док, до недавнего времени она вела себя смирно.

— Ах уж эти женщины! Существа непостоянные, от них можно ждать чего угодно. Ну что ж, визуальный осмотр дал мне все, что мог. Теперь мы испробуем ее изнутри.

С этими словами док вскарабкался на стол. Опустившись на колени перед беспомощной ударной установкой, он открыл в промежности клапан и, засунув туда руку, извлек на свет божий телескопический член, ощетинившийся усиками наподобие французского презерватива.

— Господи Иисусе, — прошептал Скизикс. — Мне этого не вынести.

— Ты только не заходись, Скиз, — приободрил друга Хартц, кладя руку ему на плечо. — Док знает, что делает.

— Да, но только не то, что он сейчас намерился сделать с моей славной крошкой, с моей ударной установкой!

— Ага, где тут у нашей девочки гнездышко аудиовхода? Не надо стесняться, моя милая. Ага, вот он, а теперь раздвинь ножки для папы. Ах-х-х!

— Это чудовищно! — взвыл Скизикс. — Я не могу смотреть на это без содрогания!

И он отвернулся.

Из громкоговорителя на груди Дока теперь доносилась невообразимая смесь сопения, хохота и электрических помех, как из зашкалившего трансформатора: 3-з-з-з-р. К-з-к-з. Б-з-б-з. П-з-з-т. Этих звуков было достаточно, чтобы Скизикс наглядно представил себе, какому жуткому надругательству подвергается в эти мгновения его милое детище.

Наконец омерзительные звуки достигли своей кульминации и в следующий момент стихли. Скизикс осмелился поднять глаза.

Доктор слез со стола. Губы его оставались плотно сжатыми. Он убрал в промежность свой фаллический щуп и теперь закрывал клапан. По пластиковой ноге стекала струйка машинного масла.

— Да, такой горячей пташки на полупроводниках я давно не встречал, сынок. Ты с ней смотри, обращайся бережно.

— А я что делаю! Это все она. Она, негодница, отказывается делать то, что я от нее жду.

— Это не ее вина, мистер Смэш. Видите ли, все эти схемы, которые вы в нее напихали, создали некий кумулятивный эффект, и теперь внутри вашей красавицы поселился Дух Противоречия.

— И что, по-вашему, мне с ним делать?

— Боюсь, ответ на этот вопрос вне пределов моей компетенции. Здесь мы переходим из области физики в область метафизики. И есть только один человек, способный вам помочь.

— Кто же это?

— Худу Гуру.

Де Худу Гуру, он всюду ходит босой. А все потому, что он самый крутой. Он считает по два или по одному, потому что так виднее ему, угу! Он говорит: «Один плюс один плюс один будет три». И он хорош собой, а как иначе, скажи? Если ты родом с юга, с Гаити иль с Ямайки. По это все одно, точно вам не скажет никто, даже всезнайки. Он Король в изгнании, он здесь навсегда, хотя и родился не в Штатах — да! В его жилах морская вода, а в мозгах стихи. Он ходит и поет на ходу «Воп-боп-ша-бэм!», и так всегда, ведь он крутой, ведь он повсюду ходит босой и ему наплевать, что там говорят, ведь он самый…

Хартц со злостью пнул ногой ошметки обвалившейся штукатурки. В облезлом потолке зияли дыры, в которых виднелись балки перекрытия. На стенах экзотическими цветами цвели комки плесени, питаясь остатками обоев, которые появились здесь во времена Великой Депрессии, и обойным клеем. Двери, что вела бы на улицу, не было и в помине. Зато в дверном проеме застыла фигура Скизикса — он никак не мог заставить себя переступить порог.

— Эй, Скизер, давай заходи.

— Харри, я позволил тебе уговорить меня последовать за тобой из Бостона до этой великой помойки, известной как Нью-Йорк…

— И?

— Как только мы оказались здесь, я рискнул покинуть относительно безопасные пределы Коламбус-авеню, чтобы оказаться в этой жуткой дыре под названием Нижний Ист-Сайд.

— И?

— Но теперь я намерен поставить точку и заявляю тебе, что отказываюсь переступить порог этого омерзительного клоповника. Неизвестно, что ждет нас внутри — опустившиеся, подсевшие на иглу типы, жулики, грабители, убийцы, готовые отрезать первому встречному яйца, утратившее человеческий облик отребье. Или вообще какие-нибудь монстры-мутанты.

С этими словами Скизикс с вызовом скрестил на груди руки.

— Ты все сказал?

— Да, все, что ты слышал.

— Тогда позволь мне тоже сказать тебе кое-что. Ты что, думаешь, мне здесь нравится? Я что, по собственному желанию оказался в этом бомжатнике? Можно подумать, мне больше нечем заняться! Единственная причина, по которой я нахожусь здесь, — это то, что я согласился помочь тебе вылечить чертову ударную установку. И, выполняя порученное мне дело, хочу напомнить тебе, что этот адрес я взял не из собственной головы. Нам его дал доктор Кремний, чтобы мы с тобой могли найти Гуру. Он наша последняя надежда. И если сейчас ты собрался пойти на попятную и слинять отсюда или даже готов записать второй альбом при помощи этой твоей съехавшей с катушек бормашины, то…

Скизикс убрал с груди руки и переступил порог.

— Хватит, проехали. Я вижу, в чем я не прав. К тому же я не настолько горд, чтобы мне было стыдно просить. Давай уж доведем дело до конца, иначе зачем мы сюда пришли.

— Ты не хочешь немного подержать эту твою шизофреническую бормашину?

— Нет, между нами временно все кончено.

— Ладно, пошли, — устало вздохнул Харри, и друзья двинули дальше, ища признаки обитания Худу Гуру.

Пока они шли, Харри запустил руку в карман, проверяя, чем бы ему на ходу подкрепиться. И вскоре извлек из карманных глубин нечто похожее на длинную тонкую колбаску в пластиковой упаковке. Освободив конец от целлофана, Харри с вожделением поднес ее ко рту. Колбаска же продолжала расти у него из кармана, пока не достигла в длину около трех футов.

— Это еще что за хрень такая? — удивился Скизикс.

— Сто футов говяжьей колбаски на катушке. Идею я позаимствовал у доктора Кремния. Помнишь его шнур питания?

Осторожное, но вместе с тем доскональное исследование трех верхних этажей допотопной многоквартирной халупы не выявило никаких признаков обитания здесь Худу Гуру. Совсем отчаявшись, парочка друзей в конце концов вновь оказалась на нижнем этаже, перед темным дверным проемом, что вел в подвал.

— Подозреваю, что нам надо спуститься вниз, — высказал предположение Скизикс.

— Точняк, — поддержал его идею Хартц.

Никто из них не додумался захватить с собой карманный фонарик, поэтому им пришлось на ощупь пробираться по шаткой выщербленной лестнице. Спустившись вниз, до лестничной площадки, они на минуту остановились, чтобы глаза могли привыкнуть к темноте. Откуда-то издалека сочился слабый, едва различимый рассеянный свет. Друзья осторожно принялись пробираться в его направлении.

После долгого пути — обоим показалось, будто они преодолели не одну сотню миль — друзья наконец вышли к чему-то вроде шатра, устроенного из свисавших с потолочных балок одеял. Именно оттуда и сочился загадочный свет. Скизикс взялся за одну полу шатра, с сомнением посмотрел на друга и отвел край одеяла в сторону.

Худу Гуру поднял глаза.

Он сидел на подушке в позе лотоса, наполняясь энергией кундалини. На первый взгляд это был довольно-таки молодой человек. На голове его подобно компостной куче высилась, ниспадая до плеч, огромная копна дредов, перемешанных с соломой и глиной. Кожа у Гуру была цвета лакрицы, огроменный нос в пол-лица и широченная улыбка, которой он приветствовал гостей. Ногти его были такой длины, что вполне сошли бы за ножи для разрезания конвертов. Одет он был в зеленый рабочий комбинезон с отвисшим задом и фланелевую рубашку с оторванными рукавами. При этом от Гуру воняло как от мешка с грязным бельем — начиная от голых пяток и до кучерявой макушки.

В одном углу его шатра друзья разглядели ящик, в котором обитала живая, хотя и довольно-таки невеселого вида курица. На принесенных откуда-то со свалки полках выстроились ряды флаконов с таинственным зельем, пакеты с порошками, амулетами и приворотными талисманами.

— Привет, друзья, — произнес Гуру, — заходите и будьте как дома.

— Уговорил, — откликнулся Скизикс, — если ты уверен, что мы тебе не помешаем…

— Да нет, приятель. Я уже давно поджидал вас. Но помочь ничем не мог, потому что любой, кто пришел сюда, должен добиться всего сам.

Хартц и Скизикс тоже опустились на подушки.

— Это ты к чему, приятель? — поинтересовался Хартц. — Какие проблемы, мы нашли сюда дорогу в два счета.

Гуру еще шире расплылся в улыбке.

— Вы так считаете, ребята? Вам кажется, будто вы знаете, где находитесь? Тогда я прямо сейчас просветлю вам мозги.

Гуру поднялся, шагнул к одеялу и отвел край в сторону. Взгляду друзей предстала цементная стена, а посередине ее дверь, которую Гуру и открыл.

Золотистый песок поросшего пальмами пляжа, что, изгибаясь, тянулся куда-то вдаль, казался еще ярче под ослепительным карибским солнцем. В лицо гостям ударил соленый морской ветерок.

— Да, умеют люди делать спецэффекты, ничего не скажешь, — начал было Скизикс, но тотчас осекся, потому что с океана на них неслась огромная волна, с каждым мгновением подкатывая все ближе, ближе и ближе.

Вот она ударила о кромку песка, вот уже затопила пляж…

И наконец вспенилась у ног друзей прибоем, замочив им кроссовки.

Гуру как ни в чем не бывало закрыл дверь и вернулся на свое прежнее место.

— А теперь, друзья мои, чем я могу вам помочь, раз вы пришли издалека?

Вместо ответа Хартц положил перед Гуру ударную установку.

— В наш инструмент, — заговорил вместо него Скизикс, — как бы это выразиться, вселился Дух Противоречия. Теперь у моей ударной установки собственная воля или что-то в этом роде. И нам бы хотелось, чтобы ты этот дух ну вроде бы как изгнал, ну или по крайней мере вступил с ним в контакт. Как хочешь, главное, чтобы наша машина работала, как раньше.

Гуру опустил свои огромные двухцветные лапищи на корпус ударной установки.

— Да, чует мое сердце, что внутри поселились два огромных гоммида. Тут без Большой Медицины никак не обойтись. Просьба ко всем раздеться донага.

Ничего не поделаешь, Хартц и Скизикс были вынуждены последовать примеру Гуру и сбросили с себя одежду, после чего карибский мудрец с ног до головы умастил их оранжевой мазью, от которой вовсю несло тухлой рыбой. Затем откуда-то — друзья так и не поняли откуда — в его руках оказался огромных размеров косяк с марихуаной. Гуру зажег самокрутку, затянулся сам и пустил се дальше по кругу. Вскоре весь шатер наполнился ароматной дымкой, отчего у каждого из участников таинства открылся Третий Глаз.

Неожиданно в руках у Гуру оказалась апатичная курица. На глазах у ошеломленных визитеров Гуру своим острым, похожим на нож ногтем взрезал ей горло и отпил немного теплой крови, а остатками окропил свою немногочисленную паству. После чего, дотронувшись до машины, заговорил нараспев:

До сих пор все, можно сказать, шло гладко. Скизикс даже проникся надеждой, что, возможно, ХГ, как он окрестил про себя Худу Гуру, сумеет вправить мозги обезумевшей ударной установке. Однако вскоре, по мере того как Гуру читал свои заклинания, дела приняли довольно-таки странный оборот.

Начнем с того, что дреды на голове Гуру встали дыбом и теперь торчали этакой витой проволокой во все стороны, напоминая взрыв на макаронной фабрике. После чего сам Гуру рухнул на пол и начал извиваться, словно желая побороть невидимого глазу противника. Тело его билось в конвульсиях, словно попавшая на крючок рыба. Из ушей и носа летели искры. Суставы трещали, будто хлопушки. А чуть выше над ним повисло нечто воде светящегося нимба.

Скизикс и Хартли, испуганно втянув головы в плечи, забились в угол и с ужасом ждали, что же произойдет дальше.

Наконец борьба с незримым противником, судя по всему, прекратилась. Де Худу Гуру какое-то время валялся на полу, в изнеможении закрыв глаза. Затем устало поднялся на ноги.

— Приятели, я побежден. Внутри вашей вавилонской штуковины засели два сильных anjonou. И они отказываются покидать ее.

— Anjonou? Это еще что такое?

— Духи мертвых.

— И как их зовут?

— Кейт и Джон их имена.

Хартц посмотрел на Скизикса.

Скизикс посмотрел на Хартца.

— Только не они! — воскликнул Скизикс.

— Они самые! — подтвердил Хартц.

Значит, вот оно что, подумал Скизикс. Черт, труба дело. Пиши пропало. Можно сказать, вляпался в дерьмо по самые уши.

Прошло две недели с тех пор, как Де Худу Гуру мужественно, в героическом поединке пытался изгнать из Ударной Установки засевших в ней Духов. (Надо заметить, что одна из этих двух недель ушла на то, чтобы выбраться из жуткого ист-сайдского подвала назад, на свет божий.) Скизикс и Хартц плутали, пока не натоптали себе мозолей, по бесконечной кромешной тьме. От их тел омерзительно несло Волшебной Рыбной Мазью, а сами они лили горькие слезы, оплакивая себя, любимых, и ругая на чем свет стоит Судьбу-Злодейку. Питались они скудными запасами Хартца, его намотанной на катушку колбасой, запивая сухомятку вонючей водой из глубоких луж, где плавали, поблескивая люминесцентной чешуей, слепые рыбы, которые несли всякую тарабарщину. Друзья взбирались на горы и спускались в долины. Они то и дело набивали на лбу шишки, натыкаясь во тьме на ледяные сталактиты, или, шатаясь, брели по каменистым пляжам. И уже совсем пали духом, полагая, что им никогда не выбраться из этого кошмарного подземелья. Даже грязная, заваленная мусором и телами наркоманов Авеню-Д казалась им теперь раем небесным. Правда, в конце концов судьба улыбнулась им — Худу Гуру прислал им на помощь Барона Субботу, демиурга, который, не проронив ни слова, вывел их к нижней ступеньке лестницы, ведущей наружу.

Как только Скизикс вернулся из Нью-Йорка домой, он тотчас направился к себе в студию, исполненный решимости завершить работу над альбомом один, без помощи одержимой зловредными духами машины — тем более что сроки уже поджимали.

Но так ничего и не сделал. Скизикс Смэш — тот самый, кто когда-то сочинял по песне в день на протяжении целого месяца, был не в состоянии выдать даже несколько самых примитивных нот. Вдохновение напрочь оставило его. Взяло и упорхнуло в форточку, зато в душе его поселись скука и отчаяние. И дело не в том, что он лишился любимого музыкального инструмента. Скизикс засомневался, что вообще способен сочинять музыку, тем более хороший рок-н-ролл. Так не махнуть ли на все рукой — тоже мне звезда! — и не заняться ли чем-то другим? Ведь кто он теперь такой? Безгласный колокол, рояль без клавиш, гитара без струн, синтезатор без чипов. В общем, ничего хорошего ему не светит, пора прикрывать лавочку.

В четыре утра Скизикс пробудился от липких Калифорнийских Кошмаров. Сбросив пропитанные потом одеяла, он, чувствуя себя абсолютно разбитым, выкарабкался из постели, что стояла у него прямо в студии. Ему казалось, что минуты его сочтены. Что же ему теперь делать? Увы, этого он не знал.

Рухнув на колени перед Великой Консолью для микширования звука, Скизикс принялся истово молиться — по крайней мере как, по его мнению, это следовало делать.

— Дорогой Господь, пошли мне, грешному, «мерседес-бенц»…

Нет, это он явно сморозил что-то не то. Надо попробовать с самого начала.

— Великий Бодхисатва, веди меня, неразумного, за руку, открой мне сокровищницу твоей Японии, сияние твоего Китая! Ведь должна же существовать высокая, чистая любовь. Потому что если веришь в то, чего не в состоянии понять, то это суеверие. Дух Небесный, я, ничтожный, взываю к тебе, согрей меня любовью! Я не могу испить это вино и назвать его кровью. Мою землю взрезает лезвие плуга. Я Король Боли. Все ищут лестницу, мечтая спасти свои души. Я оторван от дома за две тысячи миль. Помоги мне, Ронда, помоги мне вырвать ее из моего сердца!

И, горько плача, Скизикс повалился на пол.

Когда же слезы его иссякли, он почувствовал в комнате чье-то Присутствие. Слегка удивленный, он приподнялся, опершись на локоть, и оглянулся.

Из предательницы, из ударной установки откуда-то вверх выпорхнули два еле различимых облачка. Еще мгновение, и из расплывчатых, подрагивающих белесых пятен они превратились в привидений.

А чтобы эти две бесплотные фигуры могли пребывать в вертикальном положении, их «тела» были приколочены к двум крестам, сделанным из гигантских барабанных палочек. Именно к этим двум крестам и были пригвождены Кейт и Джон. Оба были наги, если не считать набедренных повязок из британского флага. А из ужасных, зияющих ран капала прозрачная жидкость, от которой попахивало джином. Вскоре на полу образовались две внушительных размеров лужи. Сами тела ощетинились иглами от шприцев — ни дать ни взять святой Себастьян собственной персоной, причем сразу в двух экземплярах. В руках у каждого привидения были барабанные палочки — уже обычных размеров.

— Кто вы? Кто вы такие? — пролепетал Скизикс.

— Можно подумать, ты сам не знаешь, — отвечал ему Кейт.

— Откуда вы взялись?

— Спустились по лестнице, что ведет в небо, прямиком в твою машину, — ответил Джон.

— Но почему? Зачем вам понадобился я?

— Потому, — печально отвечал Кейт, — что нам больно смотреть, во что выродился старый добрый рок. И ты в числе тех, кто в этом больше всего повинен.

— Но что я такого сделал? Я лишь пытался играть рок-н-ролл по-своему, так, как мне нравится.

— Что ж, в том нет никакого греха, — пояснил Джон, — но ты позволил своему «я» разрастись до невероятных размеров. Тебе хотелось делать все одному. Только ты и твоя электронная техника! Но Рок это не машины! Рок — это люди, это родство человеческих душ! Для него нужны настоящие ударники, как, например, мы. Почему мы умерли?

— Виноваты наркотики, алкоголь, секс?

Привидения слегка засмущались.

— Что ж, и такое бывало. Но это еще не все. Мы умерли, потому что сожгли себя, создавая великую музыку. Неужели ты думаешь, что машина сотворит для тебя нечто хотя бы отдаленно похожее?

— Не знаю. Мне казалось, что у меня все в порядке по этой части, но теперь я уже не уверен.

— Ты должен начать работать с живыми музыкантами, — потребовал Кейт.

— Господи Иисусе, вы хотя бы отдаете себе отчет в том, сколько сегодня стоит нанять хорошего музыканта? Да у меня отродясь не было таких денег! А мой звук? Что будет с моим фирменным звуком?

— А ты его поменяй.

— Не могу! Вы, парни, безнадежно отстали от времени. Да вас пора списывать в утиль! Людям сегодня нужна совершенно другая музыка. И если я перестану для них ее сочинять, то мои продажи моментально покатятся к чертовой бабушке вниз. И где тогда, скажите на милость, окажемся мы с вами? Вы и я? Да нигде! Про нас в два счета забудут!

— Да, видать, с тех пор как мы сыграли в ящик, все изменилось в худшую сторону. Но это значит, что ты должен все изменить. Согласен, наверное, мы малость устарели. Зато в отличие от других можем моментально отличить хороший Рок от всякого Дерьма.

— Вы требуете от меня невозможного! Я кончу тем, что моя музыка окажется в мусорной корзине независимо от того, последую я вашему совету или нет. Есть только один способ удовлетворить сразу и ваши, и мои желания — но это невозмож…

Скизикс осекся.

Невозможно? Но почему?

Или он зря удостоился прозвища Смэш Сочинитель Хитов?

Он поднялся на ноги.

— Послушайте, ребята, предлагаю вам сделку.

И он пустился в объяснения.

Кейт и Джон переглянулись (довольно-таки неуклюже, принимая во внимания, что каждый из них был пригвожден к кресту).

— Что ж, по-моему, должно получиться, — произнес Джон. — Ведь мы не Дурни, что Попали под Дождь.

— И Нас Второй Раз не Проведешь, — добавил Кейт.

— Вот увидите, братцы, мы покажем им, на что способны!

— Уговорил, только помни, мы следим за каждым твоим движением.

Духи Музыки начали на глазах бледнеть, растворяясь в воздухе, и вскоре исчезли внутри ударной установки. Когда они полностью скрылись из виду, Скизикс пустился в пляс.

— Я свободен! Я свободен! А свобода — это жизнь! Как давно я не играл рок-н-ролл! И вдруг теперь я вижу все на многие мили вокруг!

Хартц бодрым шагом вошел в студию Скизикса. В руках у него был ворох журналов — «Пипл», «Роллинг стоун», «Спин» — и все как один с портретом его друга на всю обложку.

— Скизикс, ты гений!

Оторвав глаза от клавиш синтезатора, Скизикс расплылся в улыбке.

— Да брось ты, Харри, это все ерунда. Любой с такой техникой выдал бы музон не хуже!

Опустившись на стул, Хартц тотчас полез в карман. Нет-нет, на этот раз никаких колбасок. За Неделю Плутания в Потемках Излюбленное Лакомство успело порядком ему опротиветь. Так что сегодня Хартц извлек из кармана Шоколадный Батончик — кстати, тот даже не растаял в кармане его мохерового костюма. Открыть секрет? Его владелец установил там мини-холодильник, провода от которого тянулись к электрическим ботинкам.

— Только не надо скромничать, Скиз! Где ты видел, чтобы в десятку лучших хитов «Биллборда» попадали сразу три альбома одного автора? Один раз ты проходишь как исполнитель, а в двух других случаях как продюсер!

— И разумеется, мой фанк занимает там Самую Верхнюю Строчку! Я же предупреждал этих двух алкашей с того света — их вещам никогда не тягаться по популярности с моими. Что ж, должен признаться, для меня полная неожиданность, что им вообще удалось пробиться на вершину хит-парадов.

— И пока никто не догадывается, что за именами барабанщиков на новых альбомах «Зе Ху» и «Лед Зеппелин» кроется твоя электронная ударная установка — кстати, должен сказать, старушка уже давно не выдавала ничего даже отдаленно похожего на то, что она выделывает на этих альбомах, — думаю, никто не будет иметь ничего против.

— Что ж, наверное, так оно и есть, — согласился Скизикс, правда, без особого энтузиазма.

— В чем дело, Скизер? — обеспокоился Хартц. — Эти два чувака пристают к тебе с новыми требованиями?

— Нет. Они в принципе не против, чтобы я пользовался их машиной в своих целях. И вообще вошли во вкус и теперь тащатся от своего нового инструмента. Просто дело в том, что…

— Ну давай, Скиз, говори, не тяни резину.

— В общем, звукозаписывающие компании потребовали, чтобы все три группы немедленно отправились на гастроли. Каждая в свое собственное турне.

«The Moon-Bonham Effect». Перевод А. Бушуева