Когда компания вышла из чайханы, у входа толстый чайханщик тряс какого-то нищего бродягу.

— Ты заплатишь за плов, или мне позвать стражников?

— Но я же только понюхал твой плов! — вопил бродяга, пытаясь вывернуться.

— Запах тоже стоит денег! Ты ведь наслаждался запахом, — отвечал толстяк.

— Подожди, отпусти его — я заплачу тебе, — сказал купец, ехавший на сером ишаке. Чайханщик отпустил беднягу. Тот бросился бежать. Купец вынул из кармана кошелёк и потряс его над ухом чайханщика, не обращая внимания на протянутую руку.

— Уважаемый, вы будете платить, или мне позвать стражников?

— За запах твоего обеда я заплатил звоном моих монет. — невозмутимо ответил купец.

Люди, собравшиеся вокруг, рассмеялись, причем громче всех хохотали стражники.

Отъехав немного от чайханы, они увидели арбу, набитую пассажирами.

— Гор-рад!!! Гор-рад!!! Гор-рад!!! С местами! Отъезжаем! — орал возница.

— Так нету же мест!

— Места будут. По дороге люди сойдут — места появятся.

— Появятся, но сейчас-то их нет.

— Садись, садись! Будут! Горад, брат? Назад проходим. Двигаемся!

— Шайтан — чёрт. Арба — телега. Шайтан-арба — любой вид общественного транспорта, сказал владелец серого ишака.

Не прошло и двух часов пути по однообразной пустыне, как вдали появилось множество башен, высоких и тонких. Казалось, что они созданы не человеком, но причудливым капризом природы, заставившей застыть, песчаные вихри, блуждающие среди дюн.

— Как это их, интересно, делают? — спросил Поэт.

— Очень просто: выворачивают наружу колодцы, — ответил человек на сером ишаке, ехавший рядом.

— Колодцы?

— Хочешь башню, выворачивай колодец.

— Я помню твой голос, сказал Амир, уж не бороздил ли ты пустыню вместе со стариной Флинтом?

— Нет. Я, конечно, — возмутитель спокойствия, но не пират. Я чту Уголовный кодекс. Это моя слабость. Лично у меня есть четыреста сравнительно честных способов отъёма денег. Человек приносит их сам.

— Сам!

— На блюдечке, с голубой каёмочкой.

— Сам приносит, на блюдечке, с каёмочкой?

— Именно так. Например, однажды я получил горное озеро, отдав в замен одного ишака.

— Как?

— Легко и просто. Я убедил владельца озера в том, что ишак — это очарованный принц. Меня, конечно, назначат великим визирем, если я помогу принцу вернуться домой и обрести прежний вид, но мне совсем не хочется быть великим визирем, ведь за какую-нибудь оплошность легко можно поплатиться головой. Владелец озера с удовольствием обменял его на очарованного принца и отправился делать карьеру, а я получил завидное имущество. Правда, я отдал его жителям селенья, расположенного поблизости, в обмен на воробья, потому что я люблю путешествовать, а озеро в карман не зальёшь. Тебе знаком мой голос. Ничего удивительного. Меня зовут Ходжа. Цветущие оазисы и бесплодные пустыни, где белеют полузанесенные песком верблюжьи кости, хмурые горы и зеленые пастбища, слышали песню Ходжи.

Город тысячи колодцев остался позади. Он был построен над подземным озером и процветал до тех пор, пока жителям, выкапывавшим длинные вертикальные туннели, удавалось добираться до воды. Границы города повторяли очертания озера, которое таилось под землёй. Видимое определялось незримым. Люди верили, что боги живут на глубине, в том темном озере, которое делало возможной жизнь на выжженной земле. Прошли века. Озеро иссякло. Умерли боги. Умерли люди. Такие дела. Пришедшие после нашли лишь опустевший город.

— Что случилось с людьми, построившими эти башни? — спросил Поэт.

— Все колодцы вывернули, и конец, — ответил Ходжа.

Не ожидает ли Линайт та же участь? «Вряд ли», — ответил бы Поэт, сидя во дворце, но здесь, в пустыне, сложно было надеяться на лучшее. Казалось, что Огненная Орда уже пронеслась по этим выжженным землям. Всю жизнь Поэт свято верил, что есть надо часто и как можно больше. Время полдника давно прошло, а полдника не было. Говорят, к ужину они доберутся до Анхара. Но существует ли этот город? Солнце уже висит над самым горизонтом, а впереди только однообразная безмолвная пустыня, ни деревьев, ни холмов, и Горы вдали. Лишь в сумерках, когда луна цвета песка поднялась над Горами, караван добрался до ущелья, по дну которого протекал Фэллайф. А на южном берегу реки был построен город. Путники внезапно оказались на краю крутого обрыва. Пришлось спускаться по узкой извилистой тропе и переправляться через реку по узкому каменному мосту. Журчала вода, аромат сосен наполнял воздух. Ворота открыли, и караван вошёл в древний город, построенный по приказу Алаухана, и названный в честь легендарного города в Белых Горах далеко на севере. Через Анхар проходили караваны, шедшие по Пути Пряностей. Войны и смуты, начавшиеся после исчезновения Алаухана, не коснулись этого оазиса. Там, наверху, проносились бури, лилась кровь, и рушились башни, а здесь всё осталось как прежде.

— Всё как прежде, только мы уже не те, — посетовал начальник каравана, — Мы стареем. Раньше я легко переносил путешествия, сейчас — с трудом, скоро они будут вообще не по силам.

— Ты прав. Мы стареем, — ответил Ходжа, — но старость никак не отразилась на моих силах. Сейчас я также силён, как в молодости.

— Но как такое возможно?

— Сам удивляюсь. Мы как раз проезжаем мимо моего дома. Видишь вон тот огромный камень во дворе? Так вот, когда я был ребёнком, я не мог его поднять, в молодости я тоже не мог его поднять, не могу и сейчас.

Базарная площадь была залита ярким светом фонарей и костров. Воздух был наполнен звоном бубенцов и обрывками разговоров на разных языках. Мелькали разноцветные халаты, чалмы, попоны и ковры. Гончары выбивали палочками звонкую дробь на своих горшках. Ювелиры раскладывали сверкающие украшения. Лёгкий ветерок приносил ароматы благовоний. Пройдя немного можно было почувствовать запахи менее приятные. Начинались ряды, где продавали и покупали всё, что бегает, прыгает, ползает, плавает и летает. Продавец собак кормил товар, непроданный за день и бранился: «В очередь, сукины дети, в очередь!» Увидев дорогой плащ и прекрасного скакуна Алау-султана, торговец сделал попытку провернуть выгодное дельце.

— Собачку не купите? Взятку дать или должность купить. Некоторые берут взятки борзыми щенками.

— Есть одна должность, но, боюсь, не продадут.

— Не продадут! Всё в этой стране продаётся и покупается, только надо цену знать, чем платить и кому давать. Когда деньгой, а когда и щенками борзыми, например.

— Да говорю тебе, не продадут мне должность.

— Как не продадут! Какая должность? Молодой человек, я же говорю: подход надо найти. Иногда золотишком, а иногда собачками. Вы посмотрите, какие собачки! Какая неимоверная бочковатость ребер!

Собаки, несмотря на неимоверную бочковатость рёбер, не были куплены, и отряд продолжил продвижение по рынку. А соседи долго смеялись над торговцем, не узнавшем наследника престола.

— Долго ли нам ещё ехать? Спросил бывший губернатор острова Баратария, — базар — это, конечно, хорошо, но ведь не на голодный желудок.

— Ещё немного, остались только пиратские ряды, — ответил начальник каравана.

— Так мы можем встретить здесь коллег, — осведомился Амир.

— Не совсем. Видите ли, это немного другие пираты. Они продают книги. Книга — вещь дорогая: хорошая бумага, кожа, иллюстрации и так далее. Но если пренебречь качеством, можно сделать и подешевле. Берёшь плохую бумагу, как попало переписываешь текст, и готово. На прилавках действительно было разложено множество книг. Удалось разглядеть только два названия: «Как стать маджнуном за семь дней» и «жажда золота банальна, мечтай об императорском пингвине».

Поэт, плотно поужинав на свадьбе, совсем забыл о пропущенном полднике. Теперь он мог лишь смотреть на еду. И вот, глядя по сторонам блаженным взглядом, он приметил, что кое-кто из гостей намерен унести еды больше, чем способен вместить его желудок. Незнакомец с жадностью хватал горстями сахар, конфеты и всякие сладости и рассовывал их по карманам.

— Это я сынку, — оправдывался он, поглядывая на Ходжу, пристально наблюдавшего за ним.

Ходжа внезапно вылил ему в карман полный чайник горячего чая.

— Ай! Ты что творишь, маджнун проклятый! — воскликнул жадный гость.

— Когда ваш сын съест столько всяких сладостей, ему несомненно захочется пить, — спокойно ответил Ходжа.

После свадьбы путешественники отправились в караван-сарай. Поэт долго сидел на террасе и смотрел на луну, проплывавшую над крутыми склонами ущелья. Он ждал вдохновения, но вдохновение видимо решило, что этой ночью Поэт обойдётся и без него. Плотного ужина будет вполне достаточно. Поэт не возражал, забыв о творчестве, отправился спать. Засыпая, он слышал журчание воды и тихий шелест листьев. Здесь, в долине казалось, что нет страшной безмолвной пустыни, что солнце не жжёт безжалостно землю, словно с намереньем убить всё живое. Здесь, в долине, казалось, что всё, как было в Тёмные Века: звёзды мерцают в небе, ароматы садов разлиты в прохладном воздухе, тихо журчит струящаяся река. Забылся город тысячи колодцев. Звучали весёлые песни. Не верилось, что орды маджнунов идут из-за Гор из Тартара, чтобы и эту землю превратить в мёртвую пустыню.