Я подошел к остановке. Была сухая, прохладная погода, настолько безветренная, что около урны было накурено. Забрался в автобус, сунув в окошко двадцатку, которая мгновенно исчезла в толстых, татуированных пальцах водителя. Занял место в центре салона, около окна, стоя. На окне черным маркером была замалевана выцарапанная гвоздем свастика. Вслед за мной зашел пацан лет четырнадцати, мой брат назвал бы его «весь на адидасе». Он был складный и узкий, этот витрувианский человек, казалось, его черный спортивный костюм, черную шапку и черные кроссовки размеряли белыми линиями правильных пропорций. За спиной у него висел баян. Сунув в прорезь голову, он перекинулся парой слов с шофером, перекинул инструмент на живот и заиграл.
Сначала я не узнал мелодии, он играл ее слишком бойко и быстро, так, наверное, сыграл бы эту песню Шнуров – с бесконечными проходами и мажорными, приблюзованными вставками – это была советская эстрадная про «Есть только миг», но весело, отчаянно исполненная. На людей музыкант смотрел безучастно и холодно, сосредоточено, молча выводя трели. Краем глаза я заметил старушку, которая быстро кивала в такт, но сразу сбилась – и продолжала кивать после того, как он умолк, видимо, больная нервами. Пацан заиграл «Катюшу», и в голове сразу начал всплывать текст, ее он сделал агрессивной, мощной, но невероятно бесшабашной – Катюша выходила на берег будто не в военное время, а играя в «Казаки-разбойники», и неведомый молодой сокол ее где-то далеко был рад своей первой битве, как удивленно радуется младенец первому в жизни увиденному снегу.
Песня кончилась, никто не начал аплодировать. Я сунул парню сотню, денег дали еще трое – все сильно «за пятьдесят». У окна, прямо перед ним сидели две первокурсницы, ахавшие и восхищавшиеся чем-то в своих смартфонах. Все время, пока он находился в автобусе – они, притихшие, смотрели в окно, в пакет с мелочью ему ничего не положили. Уже когда он вышел, одна из них быстро протерла окно и посмотрела ему вслед с невероятной, почти материнской нежностью, никогда я не видел таких глаз у молодых девочек; толкнув подругу в бок, пробормотала: «Холодно ему, наверное?». Та буркнула что-то неразборчиво и продолжила ставить лайки. Окно быстро запотело, и в этом тумане скрылась его маленькая фигура. Начинало темнеть.