Вопреки обещанию, данному Джузеппе, Белан в ту субботу не поехал в Париж к Большому Альберу. Он, впрочем, и не собирался. Он вообще не выходил на улицу. Разве что сбегал в зоомагазин в двух кварталах от дома и принес Руже де Лилю пакетик сушеных водорослей, до которых тот был большой охотник. Ближе к обеду он вытащил из стенного шкафа хранившийся там тяжелый чемодан. Ему вспомнилось благодатное время, когда “Сады и огороды прошлого” стекались к нему со всей Франции. Опустошив посредством кредитной карты все интернет-магазины и списавшись со всеми книжными лавками страны, чтобы добыть вожделенную книгу, Джузеппе принял мудрое решение отправиться к букинистам. В один прекрасный день старик в своем инвалидном кресле нагрянул к ним на набережную и покатился от стеллажа к стеллажу; рассказывал свою историю и объяснял, что он, Джузеппе Карминетти, бывший оператор Компании по природной переработке и утилизации отходов, экс-алкоголик и экс-двуногий, готов на все, чтобы заполучить книги, содержавшие в себе остатки его ног. Старик всем вручил свою визитку, на обороте которой было написано название книги. Его поступок растрогал букинистов. Каждый немедленно дал по своей сети сигнал искать этот Грааль. В ту пору Белан непременно отправлялся на выходных на набережную – поиграть в рассыльного, доставить Джузеппе новый урожай. Он любил эти минуты: бродишь, смотришь на речные трамвайчики с туристами, лениво ползущие по серебристым водам Сены. Как приятно убедиться, что существует другой мир, непохожий на STERN, – мир, где книгам даровано право под конец жизни уютно устроиться на зеленых стеллажах вдоль парапета, стареть в ритме большой реки под покровительством собора Парижской Богоматери.

* * *

Порог в пятьсот экземпляров был достигнут за неполных полтора года с начала этого безумного собирательства, в семьсот – еще через три года. А потом случилось то, что должно было случиться. Источник в конце концов иссяк, и счетчик застрял на цифре 746. Джузеппе тогда погрузился в глубокое отчаяние. Все эти годы поиски были для него главным смыслом жизни. Только они давали ему мужество терпеть полчища мурашек, каждую ночь атаковавших его ноги-фантомы; только они позволяли ему мириться с жалостливыми взглядами, бомбардировавшими его, когда он катил по улице в своем “Баттерфляе”. Джузеппе готов был сдаться со дня на день. Почти год Белан постоянно боролся, поддерживал на плаву моральный дух старика. Заходил к нему раз или два в неделю. Поднимал шторы, впуская свет, открывал окна, чтобы выветрить царивший в квартире застойный дух. Потом садился напротив и мягко брал руки друга в свои – его руки, две теплые умирающие птицы, безропотно позволявшие себя поймать. Болтая обо всем и ни о чем, относил Джузеппе в ванную. Мыл и тер увечное тело друга, брил косматую бороду, топорщившуюся на щеках и подбородке, причесывал всклокоченную шевелюру. А еще ему нужно было перемыть громоздившуюся в раковине грязную посуду и собрать одежду, разбросанную по всей квартире. Уходя, он неизменно повторял Джузеппе, что надо держаться, не падать духом, что надежда не умерла, что время действует на книги, как мороз на ушедшие под землю камни, и рано или поздно они выйдут на поверхность. Но все его попытки вывести старика из состояния амебы были тщетны. Только новые находки могли снова зажечь угасший огонь во взгляде Джузеппе. Белан сам не знал, как ему пришло в голову связаться с Жан-Эдом Фрейсине. Почему никто, даже старик, не подумал в один прекрасный момент обратиться напрямую к автору “Садов и огородов прошлого”? Загадка. Ему не составило ни малейшего труда найти телефон великого человека, и после пятого гудка дрожащий голос мадам Фрейсине сообщил, что ее Жан-Эд несколько лет назад покинул этот мир в самый разгар работы над второй книгой, очерком о семействе тыквенных и других двудольных Центральной Европы. Белан без обиняков объяснил вдове, что нераспроданные зеленовато-коричневые брошюры, сохраненные ею в память о покойном, содержат нечто большее, нежели духовные останки ее супруга. Она рассудила, что для полного счастья ей довольно будет нескольких экземпляров, и без колебаний согласилась уступить ему остальную стопку, то есть около сотни новеньких “Садов и огородов прошлого”. Отдать Джузеппе все сразу было бы огромной ошибкой, это Белан понимал. Важен был сам процесс поиска. Он будет расходовать запасы Фрейсине бережливо, по три-четыре штуки в год, не больше. Только чтобы в зрачках старика снова вспыхивала жизнь, чтобы охотник всегда оставался начеку. В тучные годы главным рупором букинистов стал Большой Альбер. Его зубоскальство пользовалось бешеным успехом у туристов: он опутывал их своей логореей, как паук паутиной. Естественно, что Белан, задумав свою уловку, обратился к нему. Трюк сработал отлично. В нужный момент, то есть заметив, что старик снова подает признаки отчаяния и снова погружается в уныние, Белан давал отмашку Альберу. Букинист звонил Джузеппе, а Джузеппе спешил известить Белана о том, что найден еще один экземпляр. За три года больше дюжины Фрейсине искусственно воскресли из небытия, и старик ни разу не заподозрил обмана.

* * *

Белан положил чемодан на кровать, нажал большими пальцами на два замка, откинул пыльную крышку и с улыбкой взглянул на “Сады и огороды прошлого”. Восемьдесят пять штук, есть на чем продержаться еще лет двадцать, подумал он. Взял первый попавшийся экземпляр и начал прилежно тереть правый угол задней стороны обложки пропитанным маслом бумажным полотенцем.