Тобиас осторожно положил на журнальный столик соглашение о разводе, откинулся на спинку дивана, затянулся сигарой — он любил сигары, — отпил глоток виски «блэк лебел» и сказал:

— И ты подписала эту собачью чушь?

— Почему собачью чушь?

— Здорово он нас облапошил.

— Нас?

— Тебе известно, сколько вы еще должны за дом?

— Понятия не имею.

— Вот видишь.

— Я тебя не понимаю.

— Я все время чуял подвох.

— Тоби, — взмолилась Сильвия, — я правда не понимаю, о чем ты…

— Твой Эп нас здорово облапошил.

— Ты не смеешь так говорить. Эп невероятно великодушен. Он оставляет мне дом, мебель, машину. Себе он хочет взять всего один ковер и две картины.

— Ну-ну, попробуй продать дом, и ты увидишь, что тебе останется. Хорошо еще, если не придется доплачивать.

— Ты так думаешь?

— Что значит, «думаешь» — «не думаешь». Это чисто экономический вопрос.

— Ну, а мебель?

— На что нам сдалась эта мебель?

— Но я хочу обставиться своей мебелью.

— Кое-что мы, конечно, возьмем.

— А остальное?

— Продадим. Куда нам столько мебели?

— По-твоему, это будет правильно?

— Мебель всегда вызывает неприятные воспоминания.

— Тут ты, безусловно, прав.

— Эп вообще оказался малый не промах.

— Как ты можешь так о нем говорить?

— Ловко он тебя загнал в западню.

— В западню? Это ты — западня? Ты что, недоволен?

— Ты, видно, не удосужилась прочесть это соглашение еще раз?

— Я его читала не один раз.

— И этот пункт тоже? «Моя жена Сильвия Эпштейн сообщила мне, что она оставляет меня и моего сына Оливера, чтобы сойтись со своим другом Тобиасом Петерманом. Исходя из ситуации, создавшейся по воле моей жены, я заявляю, что согласен на развод…» Заметила ты наконец?

— Что я должна заметить?

— Эп подвел тебя под удар: выходит, развод по твоей вине, потому что ты изменила ему со мной. Тебе крышка.

— Но ведь это чистая правда.

— Что чистая правда?

— Я оставила Эпа ради тебя.

— Но зачем же быть дурой и открыто признавать это?

— Пожалуйста, не обзывай меня дурой.

— Извини.

— Я же оставила Эпа ради тебя.

— Послушай-ка. Я тоже оставил жену. Но мне и в голову не пришло сказать: я больше не могу жить со своей женой.

— А что ты сказал?

— Я сказал: моя жена сделала нашу дальнейшую совместную жизнь невозможной.

— Какие же ты привел основания?

— Например: она говорила, будто принимает таблетки, а в один прекрасный день выяснилось, что она беременна. Это — обман, вероломство.

— Но это же не основание для развода.

— А я не хотел больше иметь детей.

— И со мной не хочешь?

— С тобой — конечно, хочу.

— По сути дела, ты совершенно прав.

— Ты о чем?

— Эп теперь вольная птица. А мне он оставил весь груз этих семнадцати лет.

— Надо было ему объяснить, что ваш брак еще десять лет назад стал фикцией.

— Как раз это я ему и объяснила.

— Интересно только знать: как?

— И вот его ответ: он уехал.

— Прожженный парень твой Эп.

— Ты чувствуешь себя несчастным?

— Я просто злюсь.

— Но главное все-таки, мы теперь вольны делать, что нам хочется.

— Меня злит, что в душе он может торжествовать.

— Нисколько он не торжествует.

— Я-то знаю, как он меня презирает.

— Но согласись, ведь он не может считать тебя своим другом.

— Ты еще не знаешь, что он мне сказал.

— Нет, не знаю.

— «Если у вас с моей женой совет да любовь — пожалуйста».

— А что он должен был сказать?

— Почему он не боролся за тебя?

— Ах, Тоби, Эп боролся за меня целых семнадцать лет.

— Теперь я наконец понял, что означали его последние слова.

— Какие слова?

— Когда я уходил от него, я протянул ему руку, но он посмотрел на меня, гаденько так улыбнулся и изрек: знаете, врагов себе надо выбирать осмотрительнее, чем друзей.

— Ну да, Тоби, Эп ведь читал больше, чем ты.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Просто он более подкован.

— Выходит, он уложил меня на обе лопатки?

— В известном смысле — да.

— Так. А ты с кем осталась — с ним или со мной?

— Эп больше не старался меня удержать.

Тобиас поднялся и сказал:

— Давай-ка поедем на недельку к морю. У тебя все уложено?

— Я буду готова через десять минут… — ответила Сильвия.