Дома Леонид молча ел, молча ходил из угла в угол, молча сидел на диване, молча слушал щебетанье детей, молча слушал рассказы жены о сделанных покупках и новости из Катиной школы. За весь вечер он несколько раз односложно ответил словами «хорошо», «нет» и «потом». Лера, видя, что что-то случилось, и боясь потревожить мужа, прекратила попытки его разговорить и сосредоточилась на домашних делах и детях. Она занималась мелочами, которых много в хозяйстве, но спиной чувствовала, где муж и что он сейчас делает. Катя тоже притихла, если только может притихнуть и так самый незаметный человек в семье. Обычно она рисовала в альбоме природу или зверей. Но сегодня усиленно водила простым карандашом по листу бумаги. Лера попыталась заглянуть к ней в альбом, но Катя отгородилась еще сильнее, не пуская маму к рисунку.

– Рисуй, рисуй, я тебе не помешаю, мне было просто интересно.

Катя благодарно посмотрела на нее, но тем не менее продолжала прикрывать рисунок, что-то там вычерчивая.

Одна Диана была весела и напевала, играя с куклами.

«Чем меньше дети, тем они счастливее, – подумала Лера. – Впрочем, Ди всегда на своей волне».

Действительно, Диана всегда отличалась от других и не вела себя в согласии с общими настроениями. Дети вокруг могли играть в пиратов, а она в этот момент спокойно рассматривала какой-нибудь листик на дереве. И что удивительно, в конце концов все вокруг прекращали кричать, бегать, играть, останавливались рядом с Ди и смотрели туда же, куда и она, пытаясь понять, что же там такого интересного. Часто это состояние остальных быстро улетучивалось, когда они не могли понять, что маленькая Ди нашла в этом листике, но так или иначе, на какой-то короткий момент все подчинялось ее воле и останавливалось рядом с ней, если она была задумчива. А если она была весела и танцевала, то все начинали кивать в такт ее движениям. Ее мелодия наполняла остальных музыкой и ритмом. И так было всегда. У Ди была своя независимая волна, не похожая на других. Так и сейчас. Лера была встревожена и молчала. Леонид еще не произнес ни одного осмысленного предложения, но в его лице отражалась работа мысли. Катя рисовала. Ди играла с куклами и что-то напевала себе под нос. Сначала все были расстроенны, кроме Ди. Потом Катя начала ерзать на стуле в такт мелодии младшей сестры. Лера уселась рядом с Дианой и начала расплетать ей косы. А затем и Леонид зашел к ним в комнату, уселся на стул задом наперед, положил подбородок на спинку, взял в руки одну из кукол и начал задумчиво раскачиваться в такт.

Катя прекратила рисовать и стала лепить. Серый рисунок был отложен в сторону, как что-то устаревшее и более неинтересное. Это было удивительно. Обычно Катя всегда делала многоцветные красочные работы. Впрочем, Леонид интересовался всем, что делала Катя. Сам он никогда не учился рисованию и считал себя неспособным к художествам, хотя и тянулся к изящному и обладал чувством вкуса.

Леонид отложил последнее свое занятие – отворачивание головы кукле и приблизился к столу Кати. Девочка не обращала никакого внимания на папу и продолжала лепить из пластилина. Леонид увидел на рисунке серого ссутуленного человечка, мужчину, стоящего спиной и как бы пойманного в момент, когда тот оборачивается украдкой к зрителю и смотрит исподлобья злым, ненавидящим взглядом. Леонид вздрогнул, когда до него дошло, что серый человечек сильно напоминает ему Олега.

– Можно я возьму этот рисунок?

– Нет, не надо… Злой он, – коротко сказала Катя, перевернула картинку лицом вниз и положила сверху тяжелую книгу.

Леонид в задумчивости развернулся и вышел из комнаты.