В которой страдающая с похмелья героиня прячется от тигра под музыкальным инструментом, оцелот обретает полетные качества, а совместный налет на приют заканчивается грандиозным успехом

Хм… Ох… если выразиться мягко, то никакой особенной бодрости и готовности к свершениям с утра и в помине не наблюдалось. Основной причиной моего достаточно плачевного состояния были многочисленные настойки на травах и ягодах, потребленные вчера вечером. Именно эти настойки являлись основным товаром, с успехом продаваемым Журио в его лавке. Производились они жителями небольших деревень по всей стране, а самыми дорогими считались изделия гномов, выдерживающиеся в глубине гор, в полной темноте.

Примерно десять лет назад молодой, начинающий алкогольных дел воротила самолично, без продыху курсировал по стране, выискивая золотые крупицы необычных вкусов, теперь же разбогатевший Журио прочно осел в Льоне, а товар ему поставляла разросшаяся до неприличия сеть агентов, постоянно добывающая что-то свеженькое. Эти разнообразные новинки мне вчера и вменялось в обязанность продегустировать. Нет, против первых пяти я нисколько не возражала, а вот где-то в конце второй дюжины запросила пощады.

С ужасом вспомнив, что окончание банкета перенесено на сегодня, я слезла с кровати и, сфокусировав взгляд, обнаружила на ее дальнем краю жалобно раскинувшего во все стороны лапы Фаря. Этот глупыш вчера не хотел ничего слушать и дегустировал товар Журио практически наравне со мной. Результат не замедлил сказаться – столь трогательно несчастным мой оцелот не выглядел никогда.

– Ты там как? Живой? – стараясь сохранить серьезный вид, осторожно поинтересовалась я.

– Угу, – еле заметно кивнул Фарька и тут же потребовал: – Мо'око.

– Будет тебе молоко, будет. И сыр тоже. Но сначала я приму душ.

Вскоре достаточно посвежевшая я и корчащий умирающую мордочку оцелот сидели в столовой и завтракали. Начиняя паштетом очередной профитроль, я решала сложную для пребывающих в проспиртованном состоянии мозгов проблему. Появляться в агентстве мсье Кре в ближайшие два часа не имеет никакого смысла, а на то, чтобы слетать в приют, этого времени маловато. Так что нам с Фарем предстояло чем-то себя занять, и самым подходящим местом для подобных занятий был льонский рынок.

– Обещаешь вести себя прилично? – вопросила я у перемазанного паштетом оцелота. – То есть сидеть на плече, ни шагу в сторону. И главное, молчать.

Занятый профитролем с сыром Фарька энергично кивнул. Меня это, конечно, не убедило, но и выбора особого не было. Если оставить в приказном порядке это пушистое чучело дома, потом дней шесть извиняться придется.

– Доедай и пошли гулять, – вздохнув, резюмировала я.

Несмотря на довольно раннее по моим личным меркам время, рынок кипел и бурлил. В очередной раз предупредив оцелота о необходимости сродниться с моим плечом, я засунула деньги поглубже в карман и вошла в ворота.

Практически сразу на меня накинулись лоточники, предлагающие разнообразные закуски, особым образом приготовленные морские деликатесы и сладости. На пастилу и шербет я даже не взглянула, а вот пару рулетов из водорослей слопала. Оцелот сначала тоже рвался заполучить кусочек, но, понюхав, брезгливо сморщился и отвернулся. Вытерев руки и выбросив салфетку в ближайший уничтожитель, я двинулась дальше, попутно удивляясь прогрессу – еще в мой прошлый приезд два года назад на рынке обходились простыми корзинами для мусора.

Собственно, изменилось не только это. Как я ни старалась отыскать что-нибудь знакомое, но даже следа от старых лавок не осталось – все рыночные торговцы постоянно переезжали или просто совершенствовали свое торговое место, придумывая все более затейливые и привлекающие покупателей интерьеры.

Не утерпев, я завернула в одну из лавок, торговавшую детскими игрушками, изготовленными с применением магии, и в полном восторге уставилась на двух светлых плюшевых зайцев, дерущихся из-за большой меховой морковки, а трусливое создание на моем плече испуганно ойкнуло при виде огромной кобры, то и дело с угрожающим шипением раздувающей капюшон. Решив порадовать зверька, я, немного, больше для вида, поторговавшись, купила ему парочку пушистых мышек, иногда воображавших себя мячиками и высоко подпрыгивающих.

Сопровождаемая горячими призывами не слишком довольного хозяина скупить еще половину ассортимента лавки, я сумела ретироваться и, оказавшись под открытым небом, облегченно вздохнула. Все же процесс покупки в больших магазинах нравился мне больше, несмотря на обретенное в детстве виртуозное умение сбивать цену на рынке. Моему характеру больше соответствует тихий, спокойный поход мимо витрин с товарами и возможность выбрать все необходимое без назойливого внимания со стороны материально заинтересованных продавцов. А ведь когда-то, будучи подростком, я весьма активно торговалась, доводя лавочников чуть ли не до сердечного приступа.

Свернув в очередной проход, я вскоре вышла к небольшой площади, в центре которой выступал оркестр, как оказалось при ближайшем рассмотрении, состоящий только из дирижера при полном отсутствии музыкантов. Инструменты, висевшие в воздухе, играли совершенно самостоятельно, а сидящий сзади задорно улыбающийся старичок руководил ими и ловко ловил монетки, то и дело летящие из толпы, окружившей импровизированную труппу. Когда мы с Фарькой приблизились, как раз зазвучала новая заводная мелодия, и я остановилась послушать. Заметив новое лицо, дирижер приветливо подмигнул, и мне не оставалось ничего другого, кроме как полезть в карман за мелочью. Приплясывая в такт музыке, я кинула ему несколько монеток, и старик, без особых усилий поймав их все, снова мне подмигнул. Я улыбнулась в ответ и повернулась к Фарьке, посмотреть, как зверек реагирует на столь непривычную обстановку, но в этот момент мои глаза заметили нечто странное даже для шумной базарной круговерти. То есть толкающиеся, махающие руками и что-то выкрикивающие люди были тут в порядке вещей, но при этом они, как правило, улыбались и двигались в разные стороны, сейчас же довольно большая толпа с явными следами паники на лицах бежала в нашем направлении, не замечая никого и ничего на своем пути. Не очень понимая, что происходит, я настороженно следила за ними, вместо того чтобы благоразумно убраться подальше, и когда причина паники появилась в поле моего зрения, оказалось немного поздно – два весьма сурового вида саблезубых тигра вышли из-за угла. Особой агрессии они пока не проявляли, но одного взгляда на торчащие из пасти клыки было вполне достаточно, чтобы понять тех, кто поспешно ретировался. Тем временем тигры дружно сделали еще несколько шагов, и тут вслед за ними из-за того же угла показался отчаянно ругающийся гном, приступы нецензурной брани которого сменялись призывами к спокойствию и утверждениями, что присутствующим совершенно ничего не грозит и бояться зверей не следует.

– А ну стоять, вы, кошки-переростки! – зычно гаркнул гном.

Вышеупомянутые кошки оглянулись и, фыркнув, грациозно отпрыгнули в направлении от своего преследователя и, соответственно, к толпе, замершей на площади. Люди, по объективным причинам не слишком доверяющие словам гнома, испуганно охнули и в едином порыве кинулись наутек, сметя меня по дороге. Чудом сумев перекатиться на живот, я заприметила укромное местечко под неподвижно зависшим в воздухе барабаном и немедленно забралась туда, а оказавшись в сравнительной безопасности, смогла оглядеться и оценить ситуацию более-менее объективно. Тигры, выскочив на мигом опустевшую площадь, недоуменно озирались, не в силах сделать выбор между практически одинаковыми, расходящимися во все стороны улочками, а сзади к ним по-прежнему бранясь на все лады, ковылял гном' Как только он оказался в опасной близости, хищники определились и попытались по-тихому слинять, но вдруг, неожиданно для самих себя, повисли, беспомощно болтая лапами, примерно в ярде над землей. Преследующий их гном, завидев, что беглецы в его досягаемости, ускорился, кое-как дотянувшись до полосатых черно-серебристых загривков, надел на зверей ошейники и, крепко зажав концы цепочек в руке, кивнул кому-то за моей спиной:

– Спасибо. Можете опускать.

Убедившись, что никаких признаков опасности больше не наблюдается, я вылезла из-под барабана и оглянулась. Улыбающийся дирижер вытер вспотевший лоб и напутствовал удаляющуюся троицу:

– Впредь рекомендую быть осторожнее. Вашим крошкам не стоит гулять в одиночестве. Мало ли что может случиться…– Затем, отряхнув с безупречно отглаженных брюк воображаемые пылинки, дирижер взмахнул рукой, заставляя оркестр вновь заиграть. Постепенно площадь заполнилась народом, и многочисленные гуляющие как ни в чем не бывало продолжили развлекаться.

– Фарька, ты цел?

Молчание было мне ответом, я растерянно взглянула на плечо и позвала:

– Фарь! Фарька! – Нигде, ни на мне, ни в окрестностях, не обнаружилось даже кончика светло-шоколадного хвоста.

– Простите, – обратилась я к дирижеру. – Вы не видели моего оцелота?

Не отвлекаясь от игры, старик просто махнул в направлении одной из узких, тесных улочек.

– Спасибо, – благодарно кивнув, я проследовала в гущу лавок.

Интересно, куда мог подеваться мой глупый непоседливый зверек? Испугавшись толпы и тигров, Фарька наверняка нырнул в ближайшую укромную дырку, но природное любопытство должно было довольно быстро взять верх, и он стопроцентно отправился на поиски чего-нибудь интересного, да и меня заодно. А поскольку с ориентацией на льонском рынке у моего оцелота явный пробел, то никакой логикой его не найти. Остается одно – идти на шум.

Фыркнув, я медленно побрела вдоль лавок, изучая содержимое витрин и попутно поглядывая, нет ли где пушистого беглеца. Но ни среди одежды, отражающей настроение своего владельца, ни среди разнообразных духов, ни даже в стае копченой рыбы Фарьки не обнаружилось, и я немного растерялась. Не мог же этот безмозглый зверь убежать далеко? Дойдя до очередного перекрестка, я огляделась, и тут наконец издали донесся шум, выбивающийся из обычного звукового фона активного рыночного дня, и я резво двинулась туда.

Так и есть! Глаза мои узрели замечательную, смешную даже сцену – рассерженный, изрядно заплывший жирком торговец подпрыгивал, стараясь поймать Фарьку, который, отчаянно вереща, плавал в воздухе над его головой, с головы до лап обсыпанный какими-то блестками.

– Ты мне за все заплатишь, – пыхтел лавочник, подтаскивая табуретку. – Дай только я до тебя доберусь.

– Помогите! – жалобно взвыл оцелот, когда толстые пальцы схватили его за хвост. Углядев на сверкающей мордочке неподдельный ужас, я решила, что проучен Фарь достаточно и пора вмешаться.

– Что случилось? Зачем вы пугаете моего оцелота?

– А! – Хитро блеснув глазами, лавочник немедленно повернулся ко мне, попутно чуть не свалившись с табуретки. – Так это ваше животное? Вы в курсе, что он натворил? Я разорен!

Я усмехнулась и успокаивающе подняла руку.

– Не думаю, что все так страшно, и, скорее всего, мы, затратив совсем немного усилий, сможем мирно урегулировать этот неприятный инцидент. Особенно если вы успокоитесь, слезете с табурета, отпустите моего любимого оцелота и расскажете по порядку, что именно случилось.

Оглядев окружающих и обнаружив, что никто из собравшихся не разделяет его праведного негодования, владелец магазинчика вздохнул, кое-как спустился на пол и разжал руку. Пискнув, Фарька воспарил к потолку. Напрягшись, я снизила зверька и, крепко схватив в охапку, обратилась к лавочнику:

– Итак, я вас слушаю. Что стряслось?

Обведя рукой совершенно целехонькую, за исключением одной валяющейся на полу коробочки, лавку, торговец возмущенно начал:

– Ваше животное ворвалось сюда, как осенний тайфун, все опрокинуло, рассыпало левитационный порошок и распугало мне всех покупателей. Кто заплатит за ущерб, причиненный моему имуществу?

– Я, – поспешно успокоила я вновь начинающего закипать лавочника. – Но все же особых повреждений я не вижу, да и распуганных покупателей в лавке полно. – В подтверждение своих слов я кивнула в сторону довольно впечатляющего количества любопытствующих, стоящих по периметру. – Насчет рассыпанного порошка… В какую сумму вы оцениваете потери?

Первая сумма, тут же названная пострадавшим, к реальности не имела ровно никакого отношения, и вместо ответа я лишь возмущенно фыркнула. Правильно трактовав выражение моего лица, хозяин присел на жалобно пискнувший табурет, и мы приступили к живейшему обсуждению вопроса. Когда одна десятая озвученной первоначально суммы перекочевала из моего кармана в кассу лавочника, я поинтересовалась у крайне довольного исходом дела толстяка:

– А когда действие вашего порошка прекратится? Мне не улыбается провести следующий месяц в обществе летающего домашнего любимца.

– Не переживайте, – махнул тот рукой. – К утру этот ужасный зверь снова встанет на свои четыре лапы.

– Спасибо, успокоили.

– Всегда пожалуйста. Рекомендую вам впредь не выпускать его из виду, а то в следующий раз можете так дешево не отделаться.

– Слышал? – фыркнула я, затем, подавив желание привязать к оцелоту веревочку и поиграть в воздушный шарик, крепче ухватила новый подвид летающих обитателей Льона в охапку и направилась к выходу с рынка. Стоило признать – пару свободных часов мы блистательно потратили.

Убив еще пять минут на выговор виновато молчащему зверю, я забросила Фаря в дом Журио, оставив тренировать полетные качества в одиночестве, и направилась в офис мсье Пьера Кре. Надеюсь, он уже подготовил мне подробный отчет и я смогу в ближайшее время вернуться в Ауири. Неожиданно Для самой себя я обнаружила, что там осталось довольно много людей, и не только тех, по которым я скучаю, и первое место в списке занимал старый, ворчливый и не в меру язвительный дракон. Поразившись этому открытию, я приземлилась у крыльца агентства и с облегчением отметила, что оно открыто.

– Добрый день, мадемуазель, – радостно кинулся мне навстречу детектив и сшиб вешалку. – О, бес. Погодите немного.

Суетясь, сыщик поднял вешалку, собрал разлетевшиеся по округе шляпу и зонт, водворил их на место и, сделав широкий жест: «Прошу вас, садитесь», – снова своротил все обратно на пол.

Еле сдержав смех, я опустилась на кресло, гадая, каким непостижимым образом этот нескладный человек до сих пор не разорился. Но, возможно, у него действительно редкий талант сыщика. Посмотрим.

– Надеюсь, мсье, вы меня порадуете? – спросила я у детектива, умудрившегося без каких-либо потерь занять свое место за столом.

Лицо собеседника отразило неподдельное возмущение.

– Конечно, мадемуазель! Неужели вы во мне сомневались?

– Естественно, нет. Ни в коем случае, – поспешила я его заверить. – Это просто такой речевой оборот.

– А-а. – Выдохнув, мсье Кре открыл верхний ящик своего стола, с озадаченным взглядом заглянул туда, затем открыл еще два и, достав из последнего внушительного размера стопку, с гордым видом протянул ее мне: – Вот, прошу.

– Вы всего за сутки сумели накопать столько? – Мои брови удивленно приподнялись, и я принялась перелистывать полученные бумаги, попутно гадая, как детектив умудрился успеть еще и упорядочить все полученные сведения. Ведь просто на то, чтобы просто написать такое количество строк, требовалось несколько часов. Собственно, равно как и пролистать.

Отложив стопку, я поинтересовалась:

– Простите, мсье Кре, а не могли бы вы вкратце изложить содержание этих листков? Так будет удобнее, чем если вам придется ждать, пока я их сама изучу.

– О, никаких проблем. Начнем в обратном порядке, если вы не возражаете.

Я энергично помотала головой и уселась поудобнее, приготовившись слушать.

– Как вы мне и сообщили, двадцать лет назад, в тысяча шестьсот тридцатом году мсье Галь Траэр, получив предложение от одной из крупнейших энергетических фирм, покинул Льон и переехал в Теннет. За шесть лет до этого он добился значительных успехов в области энергетики, став в городе благодаря этому довольно известным жителем. Изобретенный им совершенно новый способ консервирования энергии произвел настоящий фурор на рынке, но долгие годы мсье Траэр отказывался сообщить какие-либо подробности метода, производя самостоятельно лишь небольшое количество батарей. Личная же жизнь его в годы после изобретения ничем выдающимся не отличалась, никаких подозрительных связей или порочных знакомств я не обнаружил.

– Погодите, – вмешалась я. – Но должны же были осуществляться попытки раздобыть его секрет. С трудом верится, что ничего подобного не происходило.

Мсье Кре скорчил смущенно-виноватую гримасу.

– Я, честно говоря, склонен с вами согласиться, но в моем распоряжении было совсем немного времени, и некоторые подробности я просто не успел выяснить.

Да уж… действительно глупо требовать предоставить за сутки всю возможную информацию. И так, судя по объему текста, ночью детектив не спал.

– Ну, хорошо, – улыбнулась я. – Думаю, это мы еще успеем уточнить. Продолжайте, пожалуйста. Чем занимался мсье Траэр до того, как сделал свое великое открытие?

Собеседник озадаченно наморщил лоб, оглянулся, достал записную книжку и, бегло ее пролистав облегченно откинулся на спинку стула.

– Значит, так. С тысяча шестьсот двадцать второго по двадцать четвертый год мсье Траэр провел в роли ученика-подмастерья нашего самого искусного городского волшебника, постигая искусство магии на серьезном уровне, и одновременно проходил обучение в вечернем колледже волшебства.

Ничего себе! Оказывается, наш уважаемый профессор практически кустарь-самоучка. И откуда он, такой способный, взялся?

– До этого же, – продолжал мсье Кре, – юноша два года провел у другого волшебника, рангом пониже, но вскоре понял, что там больше ничему научиться не удастся, и покинул своего первого наставника.

– Почему первого? – удивилась я. – Люди обычно не начинают заниматься магией в… сколько было мсье Траэру в тысяча шестьсот двадцатом году?

– Около четырнадцати лет.

– Вот именно. Вам не кажется, что это довольно странно? И куда смотрели его родители?

– Боюсь, по этому поводу я не смогу вам ничего сообщить, – огорошил меня сыщик-самородок.

Послушно огорошившись, я сглотнула и недоверчиво переспросила:

– В каком это смысле не можете? Неужели, совершив невероятное и раскопав такое неимоверное количество сведений за одни сутки, вы забыли поинтересоваться, когда и у кого объект появился на свет и чем занимался в первые четырнадцать лет своей жизни. Или это тайна, покрытая мраком?

Задумчиво перебрав несколько бумажек, кучей валяющихся на столе, собеседник моргнул и подтвердил:

– Именно так. Никто из тех, кто общался с мсье Траэром, понятия не имеет, откуда он взялся и что делал до тысяча шестьсот двадцатого года. Если честно, у меня сложилось впечатление, что объект или с неба свалился, или одной прекрасной ночью таинственным образом материализовался на пристани из густого тумана.

Какие образы, однако… просто поэт, а не сыщик…

Я принялась лихорадочно перебирать полученные от мсье Кре отчеты, пытаясь отыскать их начало. Действительно, первое упоминание о мсье Траэре относилось к тысяча шестьсот двадцатому году. Очень странно. Так просто не бывает! Выпрямившись, я настойчиво уточнила:

– Но люди не возникают из ниоткуда. Не верю я, что за столько лет мсье Траэр никому ни разу не обмолвился о своем прошлом.

Хотя… вспомнив рассказ смотрителя музея, я вполне была готова поверить в полную неизвестность прошлого мсье Траэра.

– Понимаю ваши сомнения, – кивнул детектив, и сам выглядевший довольно обескураженно. – Я, до того как взялся за ваше дело, тоже не сталкивался с подобным, а тут на тебе… Мне даже несколько неудобно перед вами.

– Вот это совершенно зря. Вы проделали грандиозную работу, за что от меня огромное спасибо. И надеюсь, вы на этом не остановитесь, накопав еще что-нибудь любопытное, если оно, конечно, существует в прошлом мсье Траэра.

– Безусловно, – кивнул мсье Кре с энтузиазмом. – Я уже сам заинтересовался этой странной историей.

– Совершенно неудивительно. – Я встала. – К сожалению, я вынуждена вас покинуть, впереди сегодня еще много дел. Сколько я должна за работу?

Сыщик покрылся красными пятнами и принялся мямлить что-то вроде:

– Н-ну… если учесть, что расследование еще не закончено…

Я, будучи девушкой прагматичной, соответственно не желающей просто так переплачивать, а цен на подобные услуги не знающей, помочь ему ничем не могла. Пришлось молча стоять и ждать, пока мсье Кре придет к консенсусу с собой и огласит сумму. Наконец это случилось, и, вручив детективу весьма скромный, по моему мнению, гонорар, я распрощалась, не забыв дать ему адрес абонентского ящика в Теннете на случай, если удастся узнать еще что-нибудь стоящее.

Так просто уйти не удалось. Я еще примерно дюжину раз повторила, что работа проделана прекрасно, результатами расследования я целиком и полностью довольна и не забуду порекомендовать его детективное агентство всем своим друзьям и знакомым. И только когда совершенно смущенный сыщик в очередной раз своротил вешалку, я смогла, улучив удобный момент, ретироваться.

Недолгое совещание в моих верхах сформировало решение захватить с собой в приют оцелота. Главным образом потому, что очень не хотелось весь вечер пререкаться с надутым и угрюмо огрызающимся Фарем, причем без всякой возможности вышвырнуть его за дверь. Нет уж, увольте.

Оказавшись в доме Журио, я заглянула на кухню выпить молока с печеньем и, подкрепившись, пошла в предоставленную мне комнату. Фарь, летучести у которого за время моего отсутствия нисколько не поубавилось, обнаружился плавающим в районе потолка. Завидев меня, зверь радостно вякнул:

– Айли! Сотри, как я у'ею! – И, энергично двигая хвостом, оцелот принялся довольно ловко перемешаться в пространстве, на каждом повороте ярко сверкая в лучах солнца.

– Потрясающе, – признала я. – А теперь предлагаю спланировать на мое плечо, или я отправляюсь по делам в одиночку.

Угроза возымела действие – на редкость точно приземлившись, Фарь улегся на свой излюбленный насест и горделиво задрал нос. Оставив это без внимания, я прижала зверя рукой, вышла из дома и, осторожно усевшись на скурр, взлетела.

На улице было достаточно светло, и, несмотря на действительно имеющиеся вечером дела, я позволила себе поглазеть по сторонам. Солнце висело над морем огромным красным светящимся шаром, придавая облакам тот же невероятный оттенок, а оголенные силуэты мачт на их фоне смотрелись почти романтично. Добавляла такого настроения и солнечная дорожка, бежавшая от горизонта к берегу по почти зеркально гладкой воде. С восторгом я загляделась на открывшуюся панораму и не заметила, как долетела до реки. Сегодня ветра не было, и я смогла разглядеть ее, не отвлекаясь на проблему сохранения равновесия. Даже точно зная, что нахожусь над той же Каппой, что протекает и под пещерой Зенедина, я все равно не могла в это поверить.

На другом берегу практически отсутствовали какие-либо признаки цивилизации и начинался лес Риона, простирающийся вплоть до Туманных гор и населенный самыми диковинными существами. Эльфы, дриады и оцелоты мирно в нем уживались, поделив поистине огромные чащобы. Порадовавшись, что приют стоит на самой окраине леса, где есть еще следы обитания человека, я ускорила полет, и вскоре моя цель появилась в поле зрения.

К приюту мы с Фарькой прибыли на час раньше чем вчера, и, судя по отсутствию снаружи толпы резвящихся детей, занятия еще шли полным ходом. Оставив Фаря сторожить скурр, привязав зверя к доске для надежности, я, на сей раз ничуть не маскируясь, вошла через главный вход, оказавшись в учебно-административном корпусе. Три крыла же, как гласил висящий на стене план, отводились под жилые помещения для младших групп, старших групп и преподавателей.

Пользуясь отсутствием в холле воспитанников, я смогла спокойно оглядеться. Обстановка очень напоминала коттедж мадам Арно в Ауири – полированное до блеска дерево и неимоверное количество растений. Полы покрывали пушистые, цвета темного меда ковры, уменьшающие риск разбить лоб или коленку, а по углам тут и там цветными пятнами виднелись забытые игрушки. Вдохнув свежий лесной воздух, я почти физически ощутила атмосферу уюта и спокойствия, царившую в приюте. С трудом подавив желание немного подремать на ближайшем диванчике, я еще раз взглянула на план и пошла к лестнице, ведущей на второй этаж, к кабинету директора. Из вчерашнего разговора с Бренном и Марио следовало, что наиболее перспективно в плане получения и информации о мадам Гретель Арно побеседовать с директором, мадам Хеменой Кулатон, и ее заместительницей, мадам Шереметой. Причем я была совершенно убеждена, что сведения, полученные от них, окажутся диаметрально противоположными и толк будет только от одного, но вот от какого – пока оставалось неясным.

Остановившись перед дубовой дверью, сплошь покрытой затейливой резьбой, я постучала. Несколько секунд ничего не происходило, затем тяжелая створка неожиданно тихо распахнулась, и я оказалась лицом к лицу с дриадой, как водится, неопределенного возраста.

– Здравствуйте, мадемуазель, – хорошо поставленным голосом произнесла она. – Вы ко мне?

– Если вы – директор приюта мадам Хемена Кулатон, то да, – сообщила я, проходя внутрь кабинета. – Добрый день.

– Присаживайтесь, – указала хозяйка на стоящее у огромного окна кресло.

Я присела и уставилась на нее. Если мадам Арно, не желая отличаться от остальных жителей Ауири, одевалась, как принято у людей, то про мадам Кулатон такого сказать было нельзя. Платье цвета светлой древесной коры мягко струилось по ее безупречной фигуре, на талии прихваченное тонким зеленым пояском в цвет лентам затейливой прически. Бесшумно ступая в мокасинах из полосок кожи, дриада подошла ко второму креслу и, заняв его, спросила:

– Могу я узнать, кто вы?

Вопрос был, в общем-то, совершенно закономерный и ожидаемый, но я представилась с видимой неохотой:

– Меня зовут Айлия Нуар, я работаю в Высшей Академии Магии в Теннете.

В глазах дриады засветилось понимание.

– Я ничего не путаю, это к вам уехала Гретель?

– Именно, – кивнула я.

– Надеюсь, с ней ничего не случилось? – немного обеспокоенно осведомилась мадам Кулатон.

– Нет-нет, – поспешила я ее заверить. – Дело в том, что у Академии Магии на днях юбилей, и мы собирались выпустить альбом, посвященный этому знаменательному событию. А поскольку мадам Арно весьма неохотно распространяется о своем прошлом, то ректор Клеачим послал меня собрать информацию для статьи…– Я осеклась и замолчала, обнаружив, что собеседница с трудом сдерживает усмешку. Довольно долго мы молча пялились друг на друга, затем директор поправила выбившуюся из безупречной прически воображаемую прядь и, чуть улыбнувшись уголком губ, поинтересовалась:

– Скажите, Айлия, вы считаете меня настолько глупой? Или просто сами не смогли придумать ничего более правдоподобного?

Да, удар пришелся точно по больному месту. Не зная толком, как нынешний директор приюта относится к дочери ее предшественницы, я оказалась в довольно странном положении, и изобрести универсальную легенду так и не получилось, точнее, она блистательно провалилась в первые же секунды. Чувствуя на себе острый взгляд темных глаз, я поняла, что выбора не осталось.

Поежившись, я намотала один из непокорных локонов на палец, попутно усмехнувшись при мысли, какой контраст представляют наши с хозяйкой приюта прически, и неожиданно для себя самой выложила правду. Про убийство, завещание покойного и наше с Зенедином расследование. На сей раз слушали меня более внимательно, а главное, серьезно.

– Я правильно вас поняла? – уточнила мадам Кулатон. – Гретель подозревается в убийстве преподавателя из Высшей Академии Магии, и вы здесь, чтобы выяснить темные пятна в ее прошлом?

– В принципе, все обстоит именно так, как вы изложили. Но не только, – пошла я на попятную. – Основной целью моего визита в Льон было раскопать что-нибудь о покойном мсье Гале Траэре.

– И как? – снова легонько усмехнулась дриада. – Раскопали?

– Не очень-то много, – честно созналась я. – Детектив не смог найти никакой информации о покойном вплоть до тысяча шестьсот двадцатого года.

По лицу мадам Кулатон пробежала тень.

– Да, я хорошо помню этот год. Именно тогда я возглавила приют.

– То есть, – переспросила я, – именно в том году в доме случился пожар?

Собеседница явно удивилась.

– Вы, оказывается, в курсе? Да. И недавно у нас в приюте был собственный своеобразный юбилей, правда весьма печальный, – ровно тридцать лет со времени той ночной трагедии.

– А ее причины до сих пор остались неизвестны? И вы так и не знаете, отчего возник пожар?

– Нет, – ни секунды нераздумывая, покачала головой дриада. Слишком быстро, чтобы я ей полностью поверила. Но, не желая на столь ранней стадии даже намека на конфликт, я не стала высказывать свои сомнения, а просто перешла непосредственно к самому интересующему меня вопросу:

– Мадам Кулатон, как вам кажется, что побудило мадам Гретель Арно покинуть этот уютный, с детства привычный дом и уехать за тридевять земель, в Академию Магии, где у нее не было никаких знакомых?

Дриада хмуро на меня взглянула и выдала следующее:

– Понимаете, Айлия, я совершенно не разделяю ваше желание расследовать убийство, произошедшее в Академии Магии. Это работа полиции, а вам следует заняться учебой и не гнаться за легкой наживой. Но не в моих привычках наотрез отказывать в помощи, поэтому я по возможности отвечу на ваши вопросы, но прошу задать их быстро. Мое время мне достаточно дорого.

Вот так вот. Совершенно будничным тоном меня безупречно вежливо поставили перед фактом, да еще и припечатали. Красиво. Но я тоже не лыком шита – ни один мускул не дрогнул на моем лице, я лишь коротко кивнула и повторила:

– Так по какой причине мадам Арно переехала в Академию Магии?

– Да не было никаких особенных причин. Просто никто не сможет провести всю жизнь на одном месте. Если бы пожар не сгубил ее мать, судьба Гретель сложилась бы совсем по-другому – хорошая школа, престижный колледж, интересная работа. Пожар все перечеркнул, надолго оставив в приюте маленькую, одинокую, очень испуганную девочку. И я очень рада, что произошедшее не сломило Гретель. Нам, дриадам, и так сложно адаптироваться в мире людей, но она смогла это сделать, и даже больше – нашла в себе силы поменять устоявшееся за много лет положение вещей и совершенствоваться дальше. Это достойное всяческого уважения решение.

Впечатляюще. Особенно если вспомнить недавнюю тираду про невероятно ценное время. Но не стоит испытывать терпение собеседницы – после недолгих раздумий я задала следующий вопрос:

– Как обстояли у мадам Арно дела с личной жизнью?

– Да никак, – поморщившись, сообщила директор. – В нашем приюте днем с огнем не найдешь подходящих кандидатур, а в город Гретель практически не выбиралась, предпочитая возиться с грядками и клумбами. Я неоднократно пыталась с ней поговорить, но эффекта беседы не возымели. Кстати, еще и потому я целиком поддержала ее в желании переехать в Теннет. Уж там-то у Гретель наверняка не будет отбоя от ухажеров. – Наконец замолчав, дриада с любопытством на меня взглянула, видимо ожидая, что я немедленно начну выплескивать все свежие сплетни, но на сей раз уже я не располагала временем на несодержательный треп, а настроение мадам Кулатон совершенно ясно говорило, что более ничего сколь-нибудь полезного я не услышу и, соответственно, делать в кабинете директора мне нечего.

– Что ж, не буду больше отвлекать ваше внимание. Спасибо, что уделили мне время. – Попрощавшись и обменявшись с мадам Кулатон дежурными любезностями, я направилась к дверям.

Стоило мне приоткрыть дубовую створку, как по ушам ударила звуковая волна. Занятия на сегодня закончились, и повсюду бегали и оглушительно галдели дети всех рас, возрастов и размеров. С легкой опаской я вышла в коридор и, спустившись в холл, принялась вглядываться в проносящиеся мимо лица, высматривая наиболее разумное. В итоге, схватив за плечо светленькую девочку лет десяти, я спросила:

– Скажи, милая, где я могу найти мадам Шеремету?

– Она у себя в комнате, – ответила та и, махнув рукой в направлении крыла, где жили преподаватели, умчалась по одной ей ведомым делам.

Я же, смотря под ноги, осторожно двинулась на поиски заместительницы директора, надеясь, что та окажется более разговорчивой и менее принципиальной.

Часть приюта, в которой обитали взрослые, была оформлена более строго и нейтрально. На полу отсутствовали ковры, стены украшали любительские картины, видимо созданные на досуге детским населением дома. На дверях же висели таблички, гласящие, чье именно жилище за ними находится, причем квартиры по правой стороне принадлежали немногочисленным мужчинам, а слева селились дамы. Неторопливо я шла по коридору, читая имена, и вдруг замерла как вкопанная – на одной из дверей сияло: «Мадемуазель Гретель Арно». Странно, дриада давно покинула приют, а ее комната осталась. Возможно, директор просто постеснялась попросить мадам Арно забрать все вещи, или же мадам. Кулатон боялась, что, полностью разорвав связь своей воспитанницы с приютом, являющимся для мадам Арно домом, нанесет ей слишком сильную психологическую травму. Подавив желание вскрыть комнату и хорошенько в ней покопаться, я пошла дальше и через пару дверей отыскала-таки нужную, оказавшуюся гостеприимно приоткрытой. Не желая врываться без предупреждения, я постучала по косяку..

– Хто тама шумит? – послышался скрипучий ворчливый голос. – Заходите, не бойтесь, не съем.

Как и следовало ожидать, едва услышав «не бойтесь», я тут же заподозрила неладное и с растущим подозрением вошла внутрь.

– Я туточки, на кухне, – крикнула мадам Шеремета.

Повернувшись на звук, я учуяла незнакомые ароматы стряпни и, немного приободрившись, шагнула в следующую дверь.

Кухня оказалась сплошь заставленной всевозможной посудой, в немногочисленных же свободных пространствах клубились облака пара и муки, а посредине этого бедлама, с шумовкой наперевес, стояла низкорослая, коренастая пожилая гномиха в колпаке и фартуке с нашитыми кое-как яркими аппликациями, изображающими зайцев, резвящихся на зеленой полянке.

Бес, мне следовало бы догадаться раньше. Ведь только гномы и ихтиандры изначально категорически отказывались пользоваться именем и фамилией, утверждая, что их язык достаточно богат, чтобы избегать повторений, и путаницы с именами не возникнет.

– Вы хто? – несколько удивленно вопросила гномиха, принимаясь что-то яростно помешивать в кастрюле.

– Я? Ай-йлия. – Непонятно с чего я вдруг начала заикаться, но, прокашлявшись, взяла себя в руки и внятно ответила: – Мое имя – Айлия Нуар, я хотела бы поговорить с вами о мадам Гретель Арно.

– Мадам? – на всю кухню фыркнула хозяйка. – Быстро же она успела. И кто этот несчастный?

– Насколько я понимаю, в настоящий момент мадам Арно не замужем, просто в Академии Магии ее все так называют.

– Понятно. Уважения к себе решила прибавить, иначе-то никак. Чего ты на пороге-то стоишь, заходь, сядай. – Мадам Шеремета взмахнула шумовкой, обдав меня веером жирных пахучих брызг.

Чудом увернувшись, я прошла к окну и осторожно присела на невесть откуда там взявшуюся свободную табуретку между стеной и столом, ставшим преградой, худо-бедно защищающей меня от кулинарных изысков на плите. Почувствовав себя несколько уверенней, я открыла рот, но меня опередили.

– Гретель опять нашкодила? Что на сей раз? Я завсегда говорила, что зря она затеяла этот переезд, столица до добра не доведет.

– А почему, если не секрет, вы так считали? – тут же поинтересовалась я, внутренне радуясь. Похоже, легенда не пригодится, объяснять мне ничего не придется, главное тут – внимательно слушать.

Достав из кастрюли какие-то странные кругляшки, мадам Шеремета вывалила их на огромную деревянную доску и начала крошить на мелкие кусочки. Ловко орудуя ножом, она заговорила:

– Я ету прохиндейку знаю с ейного детства. Так она всегда была какая странная, с самого пожару. Все время по углам пряталась, что-то вынюхивала выспрашивала. Зуб даю, что она сама подожгла кабинет матери, больше некому.

Ощущение такое, словно на меня сверху свалился мешок муки. Я даже подняла глаза, дабы убедиться, что это лишь не на шутку разыгравшееся воображение.

– Простите, а какие у нее были для этого основания? Вряд ли, даже будучи донельзя избалованным ребенком, она решила так поразвлечься.

– Так ее непутевая мамаша как раз в это время себе хахаля завела, чуть ли не замуж собралась. Заревновала, видать, девчушка, ну и отомстила по-своему. Допускаю, ничего плохого она не хотела, просто пыталась таким образом мамку образумить, к себе внимание привлечь, а вот что вышло.

Хм… похоже, собеседница на сто процентов уверена, что пожар устроила мадам Арно. Очень неожиданный результат дала моя поездка. Интересно, что по этому поводу скажет Зенедин?

Тем временем хозяйка, завершив крошить, стряхнула стряпню на сковородку и принялась засыпать туда же кучу специй, часть из которых присоединилась к пару и муке, сделав кухонную атмосферу еще более острой, так сказать, с перчинкой. Закончив, гномиха резко повернулась, и вся сотворенная ею взвесь оказалась в районе табуретки и моего рта с носом в том числе. В результате я сильно закашлялась. Успокоившись через несколько минут, я вытерла с глаз выступившие слезы и разглядела у самого лица кружку с бледно-красной жидкостью.

– На вот, глотни, полегчает, – настойчиво произнесла гномиха, ткнув мне кружку в самый нос– Экие вы, люди, хлипкие.

Послушно глотнув, я обнаружила, что предложенный напиток весьма вкусен и чем-то напоминает земляничную настойку на ароматных травах.

– Вы уж простите за обстановку, – немного виновато извинилась мадам Шеремета. – С этими охламонами у меня совсем нет свободного времени, и если я не приготовлю еду, то опять придется питаться в общей столовой, а наши повара ничегошеньки не смыслят в хорошей кухне.

Представляю… один раз мне довелось попробовать, чем питаются уважающие себя гномы, и никакого желания повторять эксперимент я не испытывала. То блюдо напоминало жесткие и совершенно безвкусные резиновые грибы, плавающие в острейшем склизком соусе. Содрогнувшись при одном воспоминании, я допила оставшийся в чашке напиток и продолжила разговор.

– Мадам Шеремета, как по-вашему, почему мадам Арно покинула приют?

– Так испужалась она, – фыркнула собеседница. – Поняла, что продолжи в том же духе, и правда о пожаре неминуемо выплывет наружу.

– В каком таком духе? – Заинтересовавшись, я даже привстала с табуретки.

– Науськивала она всех, свары сеяла. Я ей столько раз твердила – перестань, утихомирься, недругов себе наживешь, а она ни в какую. Ну и что мне оставалось, кроме как обнародовать правду? Ведь другие-то ей верили. Но подобная особа не должна воспитывать детей.

Так… а вот это уже из области банальной ревности. И рассказы мадам Хемены Кулатон, и мои личные впечатления от общения с мадам Арно категорически отрицали возможность подобного поведения Дриады. Значит, последние откровения гномихи слишком серьезно воспринимать не следует.

– А еще она с полицией какие-то делишки замутила, – неожиданно добавила мадам Шеремета.

– Что вы имеете в виду?

– Постоянно разные запросы посылала, отчеты получала. Нет, вы не подумайте, что я шпионила просто когда живешь бок о бок, невольно многое замечаешь.

– Да уж… чем дальше, тем интереснее.

– Простите, вы уверены, что мадам Арно общалась именно с полицией? – уточнила я.

– А с хем же еще? – совершенно искренне изумилась гномиха.

– Может, это было какое-то частное агентство? Все же маловероятно, что полиция будет отвечать на чьи-то запросы, тем более пространно.

Развернувшись, хозяйка вновь занялась содержимым сковороды, попутно пожав плечами.

– Наверное, вам виднее. Мы, честные гномы, в подобных подробностях не сильны.

Похоже, я чем-то разозлила гномиху, слишком уж недобрым взглядом она меня одарила, яростно встряхивая стряпню.

– Ишо есть вопросы? А то мне к детям пора, – сообщила мадам Шеремета, снимая с плиты брызжущую во все стороны смесью жира с перцем сковородку.

Поплотнее вжавшись в угол, я помотала головой:

– Вроде нет.

Точнее, вопросов-то возник воз и маленькая тележка, но вот мадам Шеремета в качестве источника информации более не вызывала у меня прилива энтузиазма, да и за окнами начинало темнеть, а у меня в связи с этим появилась одна интересная и не вполне законная идейка.

С явным облегчением услышав отказ, хозяйка проводила меня до дверей.

Успешно преодолев все препятствия, я добралась до скурра и вновь совершенно искренне восхитилась искусством, с которым мой летучий оцелот выписывает в воздухе пируэты. Вдоволь насмотревшись на блестящего зверя, я словила его в охапку и вкратце изложила свой план.

– С ума сош'а? Я те'е кто? Вз'омщик?

– Тише, – попыталась угомонить я вконец разверещавшегося зверя. – Халвы хочешь?

Сглотнув слюну, Фарь с энтузиазмом кивнул.

– Тогда залезь для меня в комнату мадам Арно. Чего ты, глупыш, боишься? Там же никто не живет. И к тому же обыскивать коттедж мсье Траэра ты не побоялся.

На этот аргумент у оцелота конструктивных возражений не нашлось, и, обсудив количество халвы, мы перешли к шлифовке деталей плана, попутно дожидаясь полной темноты. В отличие от Теннета, где тучи считались, в общем-то, редкостью, небо над Льоном практически постоянно затягивали облака. Вот и сегодня ни луна, ни звезды не мешали нам красться в сумерках.

Достигнув преподавательского крыла, я остановилась и попыталась сориентироваться в окнах. Особых проблем это не вызвало – обнаружив подряд три темных окна среди ярко горящих остальных, я показала Фарьке:

– Видишь? Вон туда.

– Ви'у, – очень недовольно откликнулся зверь. – Что ис'ать-то?

Вздохнув, я терпеливо повторила:

– Я тебе уже сто раз объясняла – не знаю. Ты же у меня умный, интеллигентный зверь, можно сказать, правая рука двух величайших детективов современности. Неужели ты не справишься с такой, далеко не самой сложной задачей?

Оскорбленно хмыкнув, Фарь вывернулся из моих рук и взлетел. Ловко добравшись до темных окон, он проверил их все и пискнул, стараясь сделать это шепотом:

– Запе'то.

Этого следовало ожидать, не оставят же комнату без хозяйки нараспашку, но в качестве серьезного препятствия подобное мной не рассматривалось – прошептав пару слов, я расплавила стекло на одной из форточек.

– Осто'ожно, – вякнул оцелот, отскакивая от горячего окошка.

– Не бойся, – усмехнулась я. – Уже все остыло. Вперед!

С подозрением вильнув хвостом, зверек вплыл в дыру, и мне ничего не оставалось, как ждать и надеяться, что мое пушистое чучело не напортачит.

Ждать пришлось долго. Прошло около часа до момента, как сверху раздался противный скрежет, створка окна распахнулась, и из нее неуклюже вывалился кувыркающийся оцелот, четырьмя лапами вцепившийся в портфель из белой кожи. Подъемной силы блесток хватило лишь на то, чтобы вся конструкция не падала камнем вниз, а хоть как-то планировала. Пришлось прыгать по клумбам и ловить.

– Ты цел? – спросила я, неловко схватив Фарьку.

– Да, – с гордостью кивнул он.

Не желая разочаровывать новоявленного сыщика, я открыла портфель и наугад вытащила одну из заполнявших его бумажек. Первыми словами, попавшимися мне на глаза, были: «Мсье Галь Траэр».