Глава 1

Отпив глоток мерзкого, явно синтетического кофе, я брезгливо поставил чашку с отбитой ручкой на щербатое блюдце и с нескрываемым отвращением потянулся за недокуренной сигаретой. Ужасно. Мало отвратительного дыма, так ими еще и невозможно было накуриться, хоть я и садил одну за одной. Так и не затянувшись, я буквально вколотил окурок в днище пепельницы и с тоской подумал о своих сигарах. Чертова маскировка!..

– Регистрация нашего рейса начинается через час пятьдесят, – напомнил Уилкинс, с нарочитым спокойствием допивая свой кофе.

– Знаю, – огрызнулся я, тем не менее разворачиваясь и вытягивая шею, дабы взглянуть на часы.

В космопорте Новой Калифорнии они были повсюду – даже здесь, над стойкой самого замшелого бара, в дальнем углу которого сидели мы с Уилкинсом. Циферблатов было, по традиции всех космопортов, два: один показывал так называемое среднегалактическое время, другой – местное. На местном горели цифры: 16:42, и чуть ниже дата – 32 мая 2493 года.

Любопытный день – уверен, что больше такого не было в календаре ни одной планеты. А все почему? Из-за упрямства Адриана Форбса. Когда колонизация Новой Калифорнии только начиналась, необходимо было составить календарь и привести его в соответствие с галактическими стандартами. В нашем случае это было просто: периоды обращения планеты практически совпадали с земными, которые издревле брались за основу, поэтому особых выкрутасов не требовалось. После произведенных по заказу Форбса расчетов выяснилось, что для сведения суток к двадцати четырем часам достаточно лишь микроскопического увеличения размера секунды, а с годом и того лучше – надо было вставить лишний день, а раз в десять лет, что ли, еще один. Подобная практика была в Галактике достаточно распространенной: дни всегда добавляли к коротким месяцам, а отнимали от длинных. Но Форбс заявил, что хочет 32 мая, и точка, а когда я попытался доискаться причин, уперся: “Ну хочу я тридцать второго мая, и что тут такого? Тебе-то не все ли равно?” Мне было все равно, и было это ровно пятьдесят два года назад. Я поймал себя на ощущении, что в последние дни события тех времен кажутся в памяти свежее, чем полвека, проведенные в летаргии в собственном замке. Я усмехнулся своим мыслям, и тогда Уилкинс заметил с нажимом:

– Вы, похоже, думаете не о том!

Я сделал вид, что не слышу, потому как он был прав – я действительно думал не о том. Но о том я ничего толкового подумать не мог, как ни пытался.

В общем, все прошло совсем не так гладко, как предполагалось, и в большой степени я был склонен винить в этом расписание межпланетных полетов. Благополучно же, то есть как я и задумывал, прошел только первый этап – непосредственное бегство из замка. Заключенный в кокон невидимости, я сидел в кабине флаера рядом с Уилкинсом и строил рожи вертевшимся вокруг полицейским, покуда мы не добрались до штаб-квартиры моего концерна, где и встретились с Адрианом Форбсом. Там, в абсолютно защищенном от подглядывания и прослушивания помещении, я разоблачился, и мы провели небольшое совещание, после которого Адриан отправился заказывать нам билеты на ближайший рейс до Денеба IV. К сожалению, ближайшим оказался тот самый, в ожидании которого мы теперь коротали время в баре. Таким образом, возник перерыв в четыре дня, последствия которого можно было предвидеть. Возможно, мне следовало убраться куда-нибудь первым же рейсом, а потом уже добираться до Денеба, но я понадеялся на авось.

Авось не сработал. В министерстве безопасности заподозрили, что в замке меня больше нет, и, судя по отсутствию сомнений, с которым они ринулись меня искать, не иначе как среди моего окружения стукач был и у них.

Возможно также, когда 29-го я убедился, что буча поднялась, следовало бы вернуться домой и под удобным предлогом дать властям себя полицезреть, но из воистину керторианского (читай, ослиного, помноженного на верблюжье) упрямства я выбрал другой способ действий. И с этого момента началась чертова маскировка!

Инициаторами ее были, разумеется, Уилкинс и Форбс, но, отчаянно сопротивляясь, я сознавал свою обреченность с самого начала. В результате мне пришлось расстаться с шелковой рубашкой, дорогим костюмом, сигарами и прочими отличительными признаками богатея, сменив это все на полевую армейскую форму черного цвета, со споротыми нашивками, с легкостью раздобытую Форбсом среди бездны складов реквизита “Нового Голливуда”. Тут, кстати, может возникнуть логичный вопрос: на кой все это понадобилось, если я мог исчезать из поля зрения человеческих глаз по собственному желанию? Ну, надо, пожалуй, кое-что уточнить. Мочь-то я мог, но отнюдь не на неограниченное время. Генератор оптической невидимости, искривлявший пространство вокруг своего владельца, питался отнюдь не святым духом. Я, как и подавляющее большинство своих сородичей, совершенно не разбираюсь в физических принципах подобного, поэтому могу объяснить, как это выглядит, только на прикладном уровне. Мысленно включив генератор, вы опять-таки мысленно поддерживаете его в рабочем состоянии, черпая некую внутреннюю энергию, затем рано или поздно устаете, и он выключается. Время, которое вы можете продержаться, зависит от вашей тренированности и врожденных способностей. И то и другое у меня было на очень низком уровне, поэтому два – два с половиной часа являлись моим пределом, а именно столько мы с Уилкинсом затратили на путь от замка до “Нового Голливуда” в сопровождении полиции. Так что в итоге я был выжат как лимон, а “подзарядка” внутренних батарей происходила далеко не молниеносно.

Таким образом, лишенный возможности прятаться в самом прямом смысле, я был вынужден искать обходной путь. И временно я его нашел – идея о гениальности всего простого не подвела. Подняв на ноги едва ли не весь личный состав полиции и СБ, власти обложили “Новый Голливуд”, превратившийся чуть ли не в осажденную крепость; они жутко парились, но обыскивали каждое транспортное средство, пытающееся покинуть столицу бизнеса развлечений, – признаться, я никогда даже не слыхал о столь широкомасштабной полицейской операции. В истории же Новой Калифорнии ничего подобного не было и в помине…

Однако мы с Уилкинсом их провели. Достаточно легко – попросту не стали пользоваться транспортными средствами. Вечерком 29 мая мы спустились в подвал небоскреба нашей штаб-квартиры, потихоньку выбрались на поверхность и отправились в космопорт пешком.

Несмотря на то что подобный шаг полицией не был предусмотрен и наше путешествие прошло без помех, легким его не назовешь. Космопорт, расположенный к югу от Нью-Фриско и к северу от “Нового Голливуда”, находился совсем недалеко от последнего – всего-то семьдесят с небольшим миль. Полчаса лета, плевое дело, но вот пешком… Хорошо еще, что старенькое шоссе, соединяющее космопорт с “Новым Голливудом” (единственная, наверное, наземная дорога на всей планете), не развалилось окончательно. Но в итоге, получив все возможные удовольствия от ходьбы, привычки к которой у меня не было никогда, и почти что искренне желая смерти Уилкинса, переносившего тяготы похода с возмутительной легкостью, я через двое с половиной суток, к утру 32-го, притопал в космопорт.

Никаких грозных стен или чего-нибудь в таком духе у нашего миролюбивого космопорта не было, поэтому мы без проблем проникли внутрь огромного комплекса зданий и смешались с прочими, желающими звездных странствий или только что отведавшими оных. Соблюдая известную осторожность, мы посетили парочку небольших магазинчиков и, расплачиваясь от греха подальше наличными, приобрели минимум необходимых для путешествия вещей, после чего провели небольшое расслабляющее мероприятие в баре, а затем решили “разведать подходы”, как выразился Уилкинс. Тут-то и выяснилось, что “подходы” никуда не годятся. Для нас, разумеется.

Как нам удалось узнать, неназойливо расспросив одну из служащих космопорта, процедура регистрации, дотоле чисто формальная, накануне была изменена. Теперь всех пытающихся покинуть Новую Калифорнию сгоняли в маленький зальчик в глубине таможни, откуда по одному выпускали на посадку в корабль, пропустив через все мыслимые и немыслимые рогатки, включая масс-детекторы и нейросканеры. Причин столь неожиданной строгости, граничащей с нарушением галактических конвенций, никому не объясняли. Я их знал, но что за радость? Впрочем, Уилкинсу это ничем особо серьезным не грозило. Если бы его опознали, помешать ему сесть в корабль было невозможно – нужен был ордер на арест, заверенный в посольстве Земной Конфедерации (как я с удивлением узнал, Уилкинс родился и вырос на Земле, чьим гражданином и оставался). Другое дело – я… Даже с применением оптической невидимости мне никак не просочиться через регистрацию, а это – единственный очевидный путь на лайнер “Пелинор”, совершавший рейс по маршруту Новая Калифорния – Денеб IV. Дав же себя обнаружить, я имел стопроцентный шанс попасть не на корабль, а в кутузку. Причем, как я предполагал, на вполне законных основаниях, не подкопаешься. Такова была проблема, о решении которой мне надлежало думать. И о которой я не думал в силу очевидной бесполезности этого занятия.

– Остается полтора часа! – В голосе Уилкинса уже слышалось напряжение.

– Ну и чё? – С моей точки зрения, я весьма удачно сымитировал речь отставного сержанта, но он не улыбнулся.

– Через десять минут я встаю и улетаю на Денеб IV, – ласково, как ребенку, сказал он. – И зарасти оно все говном!

Я взбесился, но, сообразив, что он злит меня намеренно, спокойно ответил:

– Ну не знаю я, что делать! Вы, между прочим, тоже не знаете, так что мы квиты.

– Никак нет.

– Вы считаете, что вы глупее, майор? Это на вас не похоже.

Теперь уже пришла его очередь сдерживаться.

– Я ничего не могу придумать, исходя из своих знаний, а вы – из своих. В области собственных способностей ваша информированность должна быть выше, герцог! – Он вложил в последнее слово столько ироничной двусмысленности, сколько мог. Намек был ясен – он проистекал из нашего разговора перед приходом в космопорт.

Тогда темой для обсуждения стал выбор обращения Уилкинса ко мне. “Сэр” и “босс” отпадали – бывшему кадровому офицеру не пристало величать такими словами отставного прапора, а обращение по имени отвергал уже я из-за недопустимой фамильярности – мы не могли быть друзьями или товарищами, покуда он состоял у меня на жалованье. Выход привиделся Уилкинсу в моем титуле. “Отлично! – сказал он. – Вы же настоящий герцог. Следовательно, формальность будет соблюдена. А если кто посторонний услышит, то подумает, что это кликуха армейская…” Мастер конспирации, нечего сказать!

– Мои способности?! – переспросил я, удваивая сарказм. – Вы, наверное, думаете, что мне стоит щелкнуть пальцами, и я превращусь в облачко газа, продрейфую на корабль, а там сконденсируюсь обратно. И сижу я тут как пень, только чтоб у вас на нервах поиграть!

– Ну нет, конечно… Но то, что я видел, – впечатляет!

– Это мой лучший трюк.

– Но не единственный? – прозвучало как вопрос. Причем подразумевавший ответ. Я вздохнул:

– Да, майор, но зря вы на это напираете. Когда-то я увез с собой с Кертории неплохой арсенальчик, почти на все случаи жизни. Но – что-то сломалось, что-то потерялось, еще что-то не ноское, а в итоге осталось – кот наплакал. Перстень с генератором невидимости, еще один – боевой – типа ваших ручных лазеров, и последний, создающий индивидуальное силовое поле хорошего класса, и все. Ну почти. Есть еще кулон, замедляющий время. – Блуждающий по стенкам бара взгляд Уилкинса вдруг сфокусировался и приобрел опасную остроту, поэтому я поспешил его разочаровать: – Но мне и в лучшие-то годы лишь пару раз удавалось его активировать – сейчас же об этом не может быть и речи.

– И впрямь негусто, – подтвердил он после небольшой паузы.

– И времени для углубленного анализа возможностей много не потребовалось, – не удержавшись, подколол я.

Однако Уилкинс пропустил это мимо ушей, продолжая гнуть прежнюю линию:

– Ну а вы-то сами, герцог? Мне сдается, на вашей планете все рождаются с какими-то способностями, иначе откуда б все эти ваши побрякушки взялись? Неужто вы ничего эдакого не можете?

– Не могу, – мрачно уверил его я. – Несколько тысяч лет назад в моем роду еще попадались стоящие чародеи, но затем все шло по затухающей. Даже перемещение предметов – телекинез, как вы это называете, – и то давалось мне еле-еле, даром что сильнейший фамильный талант.

Я в юности пытался упражняться, но не выдержал и бросил. Перешел на кулаки… Так что – увы!..

Квадратные плечи Уилкинса чуть поникли, словно под тяжестью проблемы, от решения которой отвертеться не получилось, что он и подтвердил словесно:

– Да, дурак я… Все надеялся, что вы кочевряжитесь. – Его взгляд вновь скользнул поверх моей головы. – Десять минут, однако, прошли. Даже все двадцать…

С этими словами он поднялся с насиженного места и подхватил с пола объемистую сумку, куда был покидан наш общий багаж.

– Вы куда это? – подозрительно поинтересовался я.

– На Денеб IV, разумеется! Или вы передумали?.. – Выслушав скрип моих зубов, он спокойно кивнул: – Пошли, герцог! Под лежачий камень вода не течет. Под сидячий тоже, как говаривал мой полковник.

Развернувшись, он стал пробираться к выходу из бара, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним…

Выйдя наружу, Уилкинс пошел по закоулкам этой самой глухой части порта, куда пассажиры обычно и не заглядывали, в направлении внешнего периметра, пока не оказался наконец на гигантской кольцевой галерее, опоясывавшей весь комплекс и являвшейся его основной транспортной артерией. Там он свернул налево и, набычившись, почесал вперед, следуя, по-видимому, указательным стрелкам с красноречивым примечанием: “Отправление”. Я спешил за ним шагах в пяти позади и не без ехидства подумывал: “Ну-ну. И что дальше? Будем прорываться через кордон СБ силой? Чудная перспектива – давненько я бездарно не геройствовал…”

Однако Уилкинс, вопреки моим ожиданиям, проигнорировал пандус, по которому надо было спускаться на нижний уровень к боксам компании “Трэвел интергалактикс”, осуществляющей межзвездные перевозки, ”, пройдя еще полсотни метров, неожиданно остановился. Так неожиданно, что я чуть на него не налетел. Впрочем, он не обратил на меня ни малейшего внимания и, пробормотав:

– Ага, вот то, что нам сейчас нужно, – резко двинулся налево, наперерез встречному потоку пешеходов, с видом:

“Кто попадется под ноги, я не виноват!”

Никто предпочел не попадаться, и он благополучно втиснулся в щель между стенами двух каких-то заведений, почти сплошь занимавших пространство по обе стороны галереи.

С трудом протолкнувшись следом, я бочком пробирался по узкому проходу между гладких металлопластиковых стен, когда услышал, как он присвистнул в тональности малоприятного удивления.

И одного взгляда через его плечо мне хватило, чтобы понять, чем была вызвана подобная реакция. Проход заканчивался невысоким, по пояс, ограждением, откуда открывался превосходный вид на раскинувшийся как раз под нами огромный зал отправления – и вид этот был из серии “Если вы думали, что дела плохи, то ошибались, потому что они еще хуже!”.

Наверное, в обычные дни этот зал представлял собой весьма яркую и живую картину. Много людей, света, рекламы; боксы десятков планет сверкают огнями, настаивая на необходимости воспользоваться услугами именно данной линии или поздравляя вас, если вы уже это сделали. Сейчас же все было по-другому – мрачно, мертво. Все огни потушены, никакого движения, лишь несколько постов вооруженной охраны. По залу от главного входа к одной из широких дверей в дальней стене выложена узкая лента дороги, ограниченная перемигивающимися красными маячками.

– Скверно! – тонко подметил Уилкинс. – До начала регистрации туда вообще никого из гражданских не пускают. А потом поведут цепочкой по дорожке – и прямехонько в их хренов накопитель!.. Шаг в сторону – попытка к бегству! Черт, грохнули бы разок какого-нибудь невинного идиота, отчаянно захотевшего в очко, – вот было б смеху!

Я вежливо посмеялся, но, как ни удивительно, Уилкинс пришел сюда не только ради оттачивания собственного остроумия. Буквально через полминуты он заговорил вновь. Серьезно и взвешенно.

– На самом деле теоретически все просто. Смотрите, герцог, этот зал нам не миновать никак. Ну и ладно. На входе они вроде никакой аппаратуры не поставили, это у них в программе позже. А вот в конце дорожки я даже отсюда вижу инфракрасные тепловые датчики. Проведет их ваша невидимость?

– Думаю, нет.

– Я тоже так думаю. Значит, туда соваться вам уже нельзя. Нужно искать другие выходы, верно? Все гражданские терминалы опять-таки закрыты, но… видите две такие неприметные серенькие двери: одна совсем рядом с их дорогой, вторая – в правом углу? 01 Да из нее как раз таможенный офицер выходит – На всякий случай он еще и ткнул пальцем в указанном направлении.

– Вижу.

– И наверняка ведут эти двери во всякие переходы, где болтается обслуживающий персонал и эсбэшники, а оттуда, в свою очередь, должны быть и выходы на летное поле. Соображаете?

– Не-а. Даже если я туда попаду, то без схемы заблужусь и…

– Придется разблудиться! – коротко отрезал он.

– Майор! – Гневный окрик пропал втуне, и я сбавил громкость. – И потом, как я туда попаду?

– Пока не знаю, – не без досады ответил он. – Подождем, надо посмотреть, как вообще туда попадают.

Ждать пришлось недолго. Таможенный офицер, которого мы заметили выходящим из интересующей нас двери, переговорил о чем-то с начальником поста у главного входа в зал и отправился обратно. Подойдя к двери, он остановился, протянул руку к стене, после чего просто дернул за ручку и скрылся внутри. Мне эти манипуляции ничего не сказали, но Уилкинс со знанием дела прокомментировал:

– Дверь блокируется автоматическим устройством, управляющая панель которого расположена на стенке рядом. Чтобы пройти, надо сунуть в приемную щель блокиратора идентификационную карточку с соответствующей степенью допуска. Таким образом, следующий вопрос: где взять такую карточку?

– Отобрать у того, у кого она есть? – предположил я в порыве вдохновения.

Я видел только затылок Уилкинса, но, казалось, и на нем отобразилось восхищение моими умственными способностями. Слегка уязвленный, я срочно попытался измыслить другой способ и, надо ж, измыслил. Тем временем майор нехотя подтвердил:

– Боюсь, так и придется поступить.

– А может, и нет!

– В смысле? – Уилкинс даже обернулся.

– Ну, это же не сверхсекретный объект. Допуск туда должны иметь и таможенники, и рабочие, и Служба безопасности, и полиция…

– Я догадываюсь! – фыркнул он без проблеска мысли.

Не скрывая довольной усмешки, я пошевелил носком казенного сапога нашу сумку, приткнутую Уилкинсом к ограждению:

– У нас, между прочим, есть бумажник полицейского капитана. Покойного, правда.

Уилкинс почему-то не просиял, но буркнул:

– Надо проверить.

Однако, попытавшись нагнуться, он едва не врезался лбом в стену и зарычал:

– Да не здесь же, герцог!

Решив не вдаваться в пререкания, я развернулся (то есть повернул голову на девяносто градусов) и боком двинулся к галерее, но на полпути замер. В просвете промелькнул патруль из трех эсбэшников. Выждав секунд пятнадцать, я уже собрался ползти дальше, но вроде бы заметил еще один, двигавшийся по дальней стороне в обратную сторону. Судя по раздавшемуся сзади энергичному ругательству, второй патруль мне не показался.

– Да, пошли-ка обратно… – виновато протянул Уилкинс. – Наш рейс приближается, и они усиливают контроль. Черт, я на мгновение позабыл, как им хочется вас поймать.

Честно говоря, до этого момента мне не приходило в голову, что власти в курсе, каким именно рейсом мы намереваемся лететь. Хотя это и было очевидно, ведь у Уилкинса имелся билет на собственное имя. Не могу сказать, чтобы это новое соображение добавило мне хорошего настроения.

Тем временем Уилкинс, в облике которого я впервые почувствовал определенную нервозность, поставил нашу сумку на верхний край перил и уже вовсю копался в ее внутренностях. Шепотом матерясь, он долго возился, но наконец извлек со дна контейнер, куда я запечатал “дело Вольфара”, и протянул его мне через плечо. Кое-как я ухитрился одной рукой открыть замок и, зажав ящичек между стеной и грудью, нашарить в нем кожаный бумажник. Затем я отправил все обратно Уилкинсу, предоставив ему возможность упаковываться, и открыл наконец потертое портмоне.

Странно, но за все эти дни я так и не удосужился этого сделать. Забывал, а когда вспоминал, что-нибудь как нарочно отвлекало. А может, это происходило подсознательно, исходя из ожидания некоего чудесного откровения, наступление которого оттягиваешь для получения наибольшего удовольствия. Ну если так, то мое подсознание здорово село в лужу – ничего необыкновенного в бумажнике капитана Брауна не обнаружилось. Шерифская звезда, идентификационная карточка, еще какие-то документы, небольшая сумма наличными, чековая книжка, мой собственный чек на предъявителя (не пустяковая вещица, к слову сказать), какие-то визитки и тому подобное барахло, которым обычно с течением времени заполняются бумажники. Правда, в одном из больших отделений было еще несколько вчетверо сложенных листов бумаги, но беглое изучение не выявило их ценности, а для более подробного опять-таки не было времени. Словно в подтверждение этой мысли по системе вещания космопорта раздалось объявление о начале регистрации и посадки пассажиров на рейс номер такой-то по маршруту Новая Калифорния – Денеб IV.

– Перенесли начало на полчаса вперед, – проворчал Уилкинс. – Боятся, что не успеют узнать, чем обедал каждый из пассажиров. Ладно, такой люфт во времени нам тоже на руку, если будем что-нибудь делать наконец. Ну, что там?

– Карточка есть.

– Да? Так покажите!

Вытащив пластинку из-под прозрачной прокладки, я протянул ее Уилкинсу; он придирчиво осмотрел ее со всех сторон, только что не понюхав, а затем заключил с видом эксперта:

– Вроде бы все в порядке. Должна сработать. Если только не… – Не закончив фразу, он покачал головой и снова глянул вниз, возвращая мне карточку.

– Если только не?..

– Да слишком много “если”! Если это чертово устройство не подключено к центральному компьютеру, который сверяет коды. Если полицейская карточка действительно дает допуск. Если это, в конце концов, не специальная ловушка.

– Хватит! Есть другие варианты? ,

– Теперь уже нет!

– Да что вы так злитесь? – не выдержал я. Вновь обернувшись, он с секунду мерил меня тяжелым взглядом, а затем неожиданно рассмеялся:

– Знаете, герцог, в мире есть две вещи, которые я по-настоящему ненавижу. Прямо-таки не терплю! Это кошки и неподготовленные операции!

– Сочувствую.

– А вот вам я удивляюсь! На предварительном этапе вы суетитесь и изображаете недоумка, зато, когда уже пора волноваться, вы как скала…

– Керторианская причудливость. – Я пожал плечами. Не найдясь с ответом, он прищурился, а затем коротко кивнул:

– Тогда увидимся на корабле! Валяйте, ваша светлость! “Откровенно издевается, сволочь…” Я пообещал себе не позабыть вернуть должок в более располагающей обстановке и включил генератор невидимости. Накопленной за четыре дня энергии хватало, по моим оценкам, в лучшем случае на час, поэтому я заспешил к выходу из тупичка.

Выйдя на галерею и завернув за угол, я прижался к стене в ожидании своего напарника и вдруг почувствовал большое моральное облегчение – время раздумий и ожидания закончилось; плохо ли, хорошо, но надо было действовать. Вероятно, где-то в глубине души я даже любил неподготовленные операции, хотя доселе о том и не догадывался.

Пропустив на несколько метров Уилкинса, я пошел следом, продолжая развивать свои мысли в том же духе:

“Вот так, шаг за шагом, а там…” А там, на следующем шаге, я едва не врезался в объемистых форм женщину, внезапно захотевшую поглазеть на витрину ближайшего магазинчика. Точнее, совсем избежать столкновения не удалось: как я ни тормозил, но все же толкнул ее в плечо, и она принялась озираться с несколько обалдевшим видом, тем самым привлекая внимание и других прохожих. К счастью, мне удалось аккуратно покинуть чреватое осложнениями место, но это напомнило, что думать, пожалуй, и вовсе не стоит. Поэтому я просто нагнал Уилкинса и пристроился буквально в полушаге за его широкой спиной, дабы избежать необходимости лавировать в толпе.

Обнаружили нас (то есть Уилкинса) у схода на пандус, где с обеих сторон уже располагались два стационарных поста. Впрочем, майор и не делал попыток скрываться, гордо продефилировав прямо под носом у трех эсбэшников. Его, естественно, заметили и… опознали. Реакция охраны показалась мне забавной: один схватился за рацию, другой принялся судорожно подавать какие-то визуальные знаки, а третий приподнялся на цыпочки, пытливо оглядывая толпу. Меня, видимо, искал.” Но шутки шутками, а через десять ярдов нас уже взяли в кольцо.

Понабежавшие откуда-то эсбэшники и полицейские заняли позиции со всех сторон и двигались с нами параллельным курсом теперь уже любое неловкое движение могло меня выдать, и я полностью сосредоточился, глядя себе под ноги.

Тем не менее мы спокойно и даже, я бы сказал, солидно спустились по изгибающемуся пандусу и оказались перед входом в зал отправления, где меня поджидали первые неприятности. Властям показалось мало преградить прочие доступы в зал, они и тут закупорили все, что могли. То есть закрыли одну из створок огромных стеклянных дверей, а вторую половину прохода перегородили барьерами, оставив щель, через которую тучному человеку (мне, например) пришлось бы проходить боком. Вместимость лайнера “Пелинор” составляла пятьсот с лишним человек, добрая четверть из которых уже хотела попасть на борт, поэтому у так называемого входа царила невообразимая давка. К счастью, Уилкинс сообразил, чем грозит такая ситуация, и не полез в самую гущу, а подошел к перилам на конце пандуса, прислонился к ним и громко вы” сказал несколько расхожих сентенций относительно моральных качеств всех спецслужб на свете. В толпе, насколько я мог судить по отдельным выкрикам, к этим идеям отнеслись с пониманием, а пасущиеся вокруг представители помянутых органов заметно побагровели.

Дальше ситуация застопорилась, и я устроился рядом с Уилкинсом, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать. Допер я только до догадки, что не иначе как власти уверены в том, что ловят невидимку! Но прочь, прочь дурные мысли!.. Между тем Уилкинс выдал еще порцию высказываний, куда громче и оскорбительнее предыдущих, после которых толпа одобрительно зашумела и заволновалась куда пуще прежнего.

– Сейчас, сейчас… Еще минутку… – пробормотал майор, как будто бы про себя, и до меня наконец-то дошло, что вся эта ругань неспроста.

Теперь уже я с нетерпением ждал продолжения, и оно наступило, когда в щели между барьерами застрял дородный мужик с парочкой чемоданов. Отвалившись от перил, Уилкинс, не разжимая губ, прошептал:

– За мной, герцог! – и, закинув сумку на плечо, чеканным шагом двинулся вперед, потихоньку разгоняясь.

Бросаясь за ним, я краем глаза заметил некое оживление в группе сопровождающих нас официальных лиц, но нас выручило то, что подобная ситуация явно не была предусмотрена полученными ими инструкциями. А пока они судили да рядили, было уже поздно.

Распластав руки, как орел крылья, Уилкинс с разгона врезался в задние ряды толпы, придавая ей мощный импульс в направлении барьеров и сопровождая его соответствующими лозунгами. Не знаю уж, что подействовало больше, но первые ряды воодушевились и под угрозой быть раздавленными навалились на металлические заграждения и редкую цепь охранников. Какое-то мгновение все застыло в неустойчивом равновесии, но затем дух, снабженный для надежности десятком рук и ног, взял верх над хладным металлом, препоны были низринуты, и людской поток хлынул внутрь, неудержимый, как любая стихия.

Уилкинс вошел последним, поступью напомнив мне Его покойное Величество, вступающее в тронный зал Я скромно держался позади.

Но уже через несколько секунд спектакль окончился, и я поспешно юркнул в сторону от Уилкинса, двигаясь вдоль ближайшей стены зала. Служба безопасности вернула себе контроль над ситуацией с нешуточной решительностью – все эсбэшники и полицейские выхватили бластеры и окружили взбунтовавшихся пассажиров, а по трансляции на весь зал объявили, что будут стрелять в любого, кто шевельнется. В результате через пару минут статус-кво был восстановлен: толпа вновь клубилась перед восставшими из праха барьерами, люди поодиночке торопливо шагали по узкой дорожке меж вновь расставленных маяков, а Уилкинса, как зачинщика беспорядков, взяли под белы ручки и отвели для разбирательства в сторонку. Как раз в мою.

– Уилкинс? Джек Уилкинс? – Капитан безопасности процедил это как оскорбление, но мой напарник только лучезарно улыбнулся.

– Он самый.

Капитан (ростом пониже Уилкинса на голову) насупился и попытался посмотреть на задержанного сверху вниз. Вышло не особо, и он взял быка за рога:

– Зачем вы это устроили?

– Побыстрее на корабль хочу. – Уилкинс заговорщицки подмигнул. – А то, ребята, от ваших рож так в сортир охота, что аж невмоготу.

Капитан взбеленился:

– На корабль ты хочешь?! Да я тебя сейчас за нарушение общественного порядка упеку на…

– Тпру! – осадил его Уилкинс. – Если б ты мог меня упечь, то мы бы здесь не болтали. Так что предлагаю не тратить время: ни ваше, ни мое.

Судя по бессильной злобе, ордера на арест Уялкинса им и впрямь добиться не удалось, однако капитан все же проконсультировался с командованием через браслет с вмонтированной рацией, после чего вновь обратился к задержанному:

– Где ваш босс, Уилкинс?

– Мой босс? – Весьма правдоподобное изумление.

– Не паясничайте! Где Ральего?

– А-а, Гальего… – Уилкинс повертел головой, будто оглядываясь, а затем ткнул пальцем – по иронии судьбы в то самое место, где я стоял – Да вот же он! Вы что, не видите? Хватайте его скорей!..

Честно говоря, я пережил весьма малоприятное мгновение, прежде чем по перекошенному лицу эсбэшника убедился, что всерьез слова майора не воспримут.

Следующие несколько секунд капитан напряженно соображал, как же он все-таки может насолить насмешнику, а затем мстительно улыбнулся:

– Хорошо, Уилкинс. Мы пойдем навстречу вашим желаниям и доставим вас на “Пелинор” без очереди. Под конвоем! Я сам вас провожу!

Вытащив из кобуры бластер, он качнул дулом в сторону одной из сереньких дверей, и Уилкинс, теперь уже изображая растерянность, нерешительно двинулся туда, вновь в тесно сомкнувшемся кольце охраны.

Капитан, конечно же, ошибался – изоляция Уилкинса никоим образом не сказывалась на нашем плане, но все же, когда дверь в дальней стене захлопнулась за ними, я вдруг почувствовал себя покинутым и беспомощным. Разумеется, только на мгновение. Затем я без труда внес в свои мысли привычную им пустоту и продолжил свой путь вдоль стен, направо, к намеченной прежде двери, – вот так, шаг за шагом. Тихонько, без проблем я подкрался к двери и обшарил взглядом стены вокруг. Панель блокирующего устройства нашлась там, где ей и должно было находиться, – слева, совсем рядом с косяком, на высоте плеча. К вящей удаче, она была примитивна донельзя: прорезь для идентификационной карточки и два огонька над ней, поочередно подмигивающие мне красным – традиционным людским запрещающим светом. У меня было весьма подходящее настроение для крушения запретов, и я совсем уже вознамерился сунуть в щель карточку покойного капитана… Но тут у меня внезапно захолонуло сердце, а в сознании всплыл один маленький вопрос: а где, собственно, карточка?.. Честно говоря, я был не в курсе и помнил только, что ни в один из карманов вроде бы ее не клал. Тем не менее я судорожно принялся за инспекцию и через мгновение услышал негромкий стук. Опустив по инерции глаза, я увидел карточку – она лежала на полу под моими ногами, которых я, правда, не видел. Сама же карточка выпала в видимость, расставшись с моим кулаком, где она все это время и была зажата. С трудом сдерживаясь от желания обложить себя вслух, я быстро нагнулся, подобрал ее и нервно огляделся. Но нет, никто ничего не заметил, да и вообще в сторону этого угла не смотрел, – всеобщее внимание было приковано к людям, продолжающим цепочкой пересекать зал, словно я мог перевоплотиться в ребенка, старика или… гм… женщину. Последняя мысль показалась мне столь кощунственной, что я резким движением вставил карточку в считывающее устройство – лишь бы побыстрее избавиться от этих наваждений.

Тот, кто следит, чтобы идиотам доставалось побольше удачи, оказался начеку. Я не глядя вставил карточку правильной стороной, и вообще не произошло ничего из списка уилкинсовских “если”, – через секунду мигающие красные огоньки сменились ровными зелеными, и я понял, что путь открыт. Радостно выхватив карточку, я дернул вниз ручку, распахнул дверь, влетел внутрь коридора и… оказался лицом к лицу с тремя охранниками, занимавшими пост с внутренней стороны!.. Возможно, будь я настороже, а не в эйфории, то смог бы свалить всех троих без тревоги, благо они тоже не привыкли к невидимкам, но… По теряв несколько драгоценных секунд на вращение глазами, я уложил двумя ударами ближайших, но третий успел что-то проорать в свой браслет, прежде чем мой кулак обрушился ему на маковку. При последнем ударе (а бил я левой) карточка капитана выскользнула из кулака и упорхнула куда-то в сторону. Искать ее времени уже не было – топот сапог доносился и спереди, из глубины коридоров, и сзади, из зала, откуда я только что убрался. И тогда я бросился бежать.

Бежал я с максимально возможной скоростью (то есть не очень-то быстро) и совершенно не разбирая дороги. По простому принципу – подальше от источника звуков погони. И тут мне до некоторой степени сопутствовал успех: я ни с кем не столкнулся, не застрял в тупике и в конечном итоге перестал слышать будоражащий топот, стоя между штабелями каких-то металлических ящиков в глубине склада, открытые ворота которого показались мне почему-то достойным прибежищем. Отдышавшись, я понял, что только что совершил ужасную глупость! Потеряв кучу времени, я лишь удлинил себе путь на лайнер, который, между прочим, и был моей конечной целью, а вовсе не победа в игре в прятки. Сработал инстинкт преследуемой дичи, но где была моя голова? I “He стоять! Вперед! – оборвал я собственные сетования. – Вперед! Шаг за шагом…”

Но путь вперед на этот раз вел в никуда. Проплутав минут пять по пустынным переходам, я убедился, что случилось-таки самое прискорбное. Я заблудился, не имея ни малейшего представления, в каком направлении что находится. На унылых же серых стенах никаких указателей, разумеется, не было – предполагалось, что любой попавший в этот лабиринт знает свою дорогу. Поддавшись панике, я чуть не бросился в еще одно слепое бегство в надежде, что кривая вывезет, но в последнее мгновение передо мной забрезжило реагенте – Элементарное, как обычно. Что надо сделать, когда не знаешь дороги в незнакомом месте? Правильно, спросить у аборигена.

И я не спеша побрел дальше, останавливаясь и вслушиваясь на каждом перекрестке. Теперь уже я хотел услышать стук сапог, неважно чьих, но как назло все было тихо. “Где же все рабочие, докеры, таможенники, члены экипажей кораблей, которые обычно заполняют эти долбаные коридоры. Почему их нет, хотя бы одного, самого завалящего?..” – взывал я к немым стенам, хотя вопрос был, конечно, риторический. Я итак догадывался, а впоследствии точно узнал, что незадолго до вылета моего рейса все работы в космопорте были приостановлены, а обслуживающий персонал выведен за его пределы. Постепенно во мне стало пробуждаться глухое отчаяние, куда более страшное, чем минутная паника, – каким-то непонятным образом я чувствовал, что начинаю опаздывать, и счет идет уже на минуты, если не секунды.

Но, к счастью, запас отмеренной мне на этот день удачи езде не подошел к концу – все же я верно выбрал общее направление своих бесцельных хождений и вернулся к границам охраняемой зоны. Это выяснилось, когда, вертя головой на очередном перекрестке, я узрел в левой стороне благословенный пост из трех полицейских. Я бросился гуда с намерением быстренько решить свои проблемы, но по какому-то недоразумению успел сообразить, что надо действовать осторожно. Предупрежденные, по-видимому, о возможной опасности, полицейские занимали очень выгодную позицию. Они стояли на трех разных углах перекрестка, спиной к стене, и просматривали все направления, приглядывая притом и друг за другом.

Но времени на составление детального плана не было, и я действовал просто. Подкравшись, я встал в центре перекрестка В2 расстояний вытянутом руки от каждого, выбрал себе цель (парня помоложе и на вид чуть менее собранного), а затем вытащил из кармана зажигалку и швырнул ее в одни из проходов – через пару секунд последовал резкий щелчок металла о бетон, и они как по команде обернулись. В это же мгновение мой правый кулак впилился в висок одного, а. левой я на возвратном движении ударил в подбородок другого. Третий, как и всегда в таких случаях, получил фору, но я, похоже, выбрал правильную цель – он не успел сориентироваться: а когда вскинул руку, собираясь, наверное, вызвать подмогу, я уже держал его за горло. В результате вместо достойного отчаянного вопля вышло дохловатое сипение, да и то быстро прервавшееся. В глазах полицейского отразился откровенный ужас, а другая рука конвульсивно дернулась к поясу, но я предупредил эту попытку, сам выхватил его бластер из расстегнутой кобуры и для пущей верности ткнул ему под ребра. Глупыш решил, что все – пробил его смертный час, и разом обмяк.

– Ну ты еще сознание потеряй! – прорычал я и для большей доходчивости встряхнул его как куклу.

Как ни странно, мои слова дошли до него, взгляд стал чуть более осмысленным, и он даже попытался что-то пискнуть.

– Хрен с тобой, вздохни! – Я чуть разжал хватку. – Все очень просто: проводишь меня к ближайшему неохраняемому выходу на взлетное поле – будешь жить, попытаешься обмануть или предупредить своих – сдохнешь! Ясно?

Попытку открыть рот я пресек в зародыше, и он быстро-быстро закивал.

– Тогда все, я тебя отпускаю – правила ты знаешь! И пошевеливайся!

Вернув ему свободу, я отступил на шаг, и какое-то мгновение он беспомощно смотрел по сторонам, но потом пришел, видимо, к разумному выводу, что едва ли галлюцинации было под силу вырубить двух его товарищей, после чего развернулся и двинулся по правому ответвлению.

Шел он вначале весьма неуверенно, но добрый пинок под зад живо его расшевелил, и вскоре он уже несся так, что я едва за ним поспевал. “Вот так, шаг за шагом…” – думал я, уверенный в том, что этот парень явно трусоват для игр с огнем.

Это мое предположение подтвердилось. Пройдя парочкой недлинных коридоров, полицейский открыл своей карточкой еще одну дверь с кодовым замком, и мы оказались в гигантском ангаре для обслуживания межзвездных лайнеров. В данный момент ангар пустовал, так что мы беспрепятственно пересекли его и подошли к огромным двустворчатым воротам, ведшим как раз куда надо. Но, подойдя к панели, управляющей воротами, парень неожиданно остановился и замер в явной нерешительности.

– Ну, что встал!? Суй карточку! – заорал я, но он лишь обернулся на звук моего голоса и залепетал:

– Бесполезно… Они намертво заблокировали все выходы, когда вы проникли в…

– Суй, черт тебя дери!!!

На деревянных ногах, как идущий на эшафот, он сделал еще два шага и покорно вложил карточку в прорезь, но красные огоньки (здесь они были покрупнее – под стать дверям) лишь замигали еще скорее, а по всему помещению раскатился зловещий вой сирены.

– Я хотел вас сразу предупредить… – едва слышно забормотал он, но, право ж. лучше б этого не делал.

В припадке бешеной ярости я сгреб его в охапку и попросту отшвырнул в сторону. Пролетев ярда три, он рухнул на скат стоявшей там антигравитационной платформы, да так и остался лежать без движения. “Мог ведь и насмерть разбиться…” – промелькнуло в голове, но, впрочем, особого раскаяния я не чувствовал: ворота высотой в мой замок, эти тонны металла, казались непреодолимой преградой, лишившей меня последнего шанса.

Не думая уже об улетающем корабле, я огляделся, отыскивая себе последний рубеж обороны, как вдруг заметил еще одну дверь! Она была чуть дальше слева и вела в том же направлении, то есть на поле. Я бросился к ней, как утопающий к спасательному кругу, как вратарь, парирующий пенальти в финале чемпионата Галактики… Нет, конечно, замок тоже наверняка был заблокирован, но ведь это же была обыкновенная дверь двух метров высотой и приемлемой ширины, того типа, для которого ключ не являлся обязательно необходимым.

Подскочив к цели, я отбежал на три шага, отшвырнул бесполезный бластер и с разгона атаковал плечом металлическую поверхность. Удар, казалось, сотряс самые стены ангара, я отбил плечо, дверь прогнулась, но с петель, или что там у нее, не соскочила… Тряся головой в безуспешной попытке избавиться от звона в ушах, удачно дополнявшего вой сирен, я вновь отправился на позицию. Помимо прочего, у меня возникло ощущение, будто что-то вокруг изменилось, но, лишь начиная второй разбег, я сообразил что… Я снова видел себя, так же как и все желающие, – генератор невидимости отключился! Эта мысль вкупе с донесшимися криками подстегнула меня, и в удар другим плечом я вложил всю массу своего тела – вместе с душой и исторгнувшимся из нее воплем.

Вышибив-таки дверь, я рухнул вслед за ней на бетон желанного летного поля, едва удерживая в себе душу, рвущуюся в собственный полет. Тем не менее, оглушенный, я умудрился подняться на карачки и вскинуть голову – представшая глазам картина заставила меня позабыть о дурном самочувствии и принять низкий старт.

Космический лайнер “Пелинор” возвышался в какой-то паре сотен метров от меня (вероятно, он до недавнего времени занимал тот ангар, через который я только что прорвался). В ближайшем ко мне борту его похожего на гигантское веретено корпуса зияло отверстие посадочного люка, от которого к полю спускался широкий трап. И по этому трапу следовала жиденькая цепочка пассажиров – посадка заканчивалась! А внизу, у основания трапа, толпились охранники.

Но я не обращал на них внимания, как будто оставался невидимкой, – мои глаза во время последнего отчаянного рывка были прикованы к яркому на фоне заката пятну входного люка. “Подождите!.. Подождите чуточку!..” – шептал я, задыхаясь и не успевая… Вот уже спина последнего пассажира скрылась в проеме, но – о чудо! – люк не закрывался.

Приободренный, я еще наддал и опустил глаза. И очень вовремя. Нестройная куча врагов преобразовалась в две шеренги, сверкавшие мне навстречу обнаженными дулами бластеров. Офицер, командовавший ими, кричал мне что-то, но я разобрал лишь последнее слово: “Огонь!” Раздался дружный залп, и в то же мгновение я включил генератор силового поля, управляющий перстень которого покоился в моем кармане рядом с кольцом невидимости.

Моих сил хватило на поддержание его в действии меньше секунды, но этого оказалось достаточно. Я чуть не ослеп от вспыхнувшего вокруг ярчайшего света, но не сгорел. К всеобщему удивлению. На повторный выстрел, гарантированно избавлявший мир от дальнейшего моего присутствия, времени у них не хватило – я ворвался в центр их построения, промчался сквозь неги, как слон через шелка, и взлетел по трапу.

Перешагнув наконец порог земли обетованной, я остановился и завертел головой, первым делом намереваясь обнаружить и горячо поблагодарить доброго ангела, придержавшего мне люк. Справа от входа, рядом с управляющей консолью, на полу лежал стюард в форме компании “Трэвел интергалактикс”, а над ним возвышался Джек Уилкинс с лазерной винтовкой наперевес! Кивнув мне, он повернулся, утопил одну из клавиш на консоли, подошел к начавшему с шипением закрываться люку, врезал прикладом по зубам пытавшемуся проскочить внутрь эсбэшнику, дождался зуммера, возвещающего о завершении процесса герметизации корабля, после чего обратился к мужику, стоявшему передо мной:

– Ну все, капитан! Можно лететь!

– Вы капитан? – недоуменно переспросил я, пялясь на невысокого щуплого мужчину в белом кителе. – А почему вы не в рубке? Или где там полагается…

– Да! Я – капитан “Пелинора” Манфред Бергер! – рявкнул коротышка неожиданно сочным басом. – А не в рубке я потому, что этот господин с винтовкой в руках взял меня в заложники и пообещал снести голову, если я не пущу вас на корабль!

– Но я же на корабле… – Ничего не понимая в творящемся вокруг абсурде, я повернулся к Уилкинсу, но тот лишь усилил мое недоумение, нагнувшись и прислонив винтовку к стене со словами:

– Поэтому я и говорю: все в порядке, капитан! Надо сматываться с этой дерьмовой планетки!

Капитан Бергер явно понимал не больше моего, но все же сделал знак, после которого к Уилкинсу поднеслось несколько дюжих ребят – как я догадывался, из внутренней охраны корабля. Однако Уилкинс лишь скрестил руки на груди, и капитан вновь перевел взгляд своих серых глаз на меня.

– Так1 – находчиво сказал он. – Вы…

– Я лечу вашим рейсом. – Я решил предупредить поток вопросов. – У меня есть билет!

– Покажите! – потребовал он.

Вытащив из нагрудного кармана пластиковую карточку “Трэвел интергалактикс”, я протянул ее капитану. Придирчиво осмотрев ее, он протянул руку вбок, и кто-то тут же вложил в нее маленький приборчик. Проведя сканером над карточкой, он недоверчиво хмыкнул:

– Билет-то настоящий, но он выписан на имя Роджера Грейвза. А из министерства безопасности меня предупреждали, что под этим именем скрывается…

– Я – Роджер Грейвз! У меня есть документы. – Не дожидаясь очередного требования, я вытащил из кармана свой старенький паспорт, выданный на Рэнде, и отправил вслед за карточкой.

Пролистав сей допотопный образчик, сравнив фотографию и прочитав мифическую дату моего рождения, капитан так изменился в лице, что я поспешил заверить:

– Он тоже настоящий. Вы можете сличить отпечатки пальцев и рисунок радужной оболочки.

– Не надо, – внезапно дрогнувшим голосом сказал капитан Бергер. – Я вас узнал – вы действительно Роджер Грейвз!

– Вот видите, капитан! – вставил Уилкинс. – Все, как я вам говорил…

– Вижу, – сухо подтвердил тот и новым жестом потребовал себе рацию. – Рубка! Просите разрешение на взлет! Я сейчас буду.

– Капитан! Они могут отказать.

Прервав меня жестом, он сжал челюсти.

– Пусть только попробуют! Мистер Грейвз, я приветствую вас на борту лайнера “Пелинор” и надеюсь, что ваше путешествие с нами будет приятным!

Краем глаза я заметил торжествующую ухмылку на лице Уилкинса и, расхрабрившись, попросил:

– Тогда, капитан, может быть, кто-нибудь проводит меня до моей каюты?

Коротышка милостиво кивнул и удалился, а уже через пару минут я, предварительно сговорившись с Уилкинсом встретиться следующим утром, следовал за показывающим мне дорогу стюардом. С большим удовольствием я предвкушал продолжительный отдых и, в более отдаленной перспективе, свое возвращение на Новую Калифорнию. Я мысленно прикидывал, какие именно из утонченных керторианских способов мести будут применены тогда к мистеру Абрахамсу. В том случае, разумеется, если министр будет еще жив к моему возвращению, что, учитывая предполагаемые способности Тэда, казалось не очень вероятным.

В общем, настроение у меня было расчудесное, пока у дверей своей каюты я не встретил мисс Гаэль Ла Рош…

– Здравствуйте, герцог, – с чувством произнесла она. – В прошлый раз я не успела сказать, как идет вам черный цвет!

 

Глава 2

Контуры тяжеловооруженной космической станции, защищавшей апертуру пространственно-временного туннеля, переместились с переднего экрана на правый: плавно гася скорость, наш лайнер разворачивался, готовясь к очередному прыжку. Закончив поворот, мы оказались прямо перед порталом; габаритные огни его сферы сверкали на экране, как крупные звезды (или маленькие луны), складывающиеся в яркое созвездие, каждый раз новое и неповторимое, существующее лишь краткий миг, создаваемый глазами наблюдателя.

– Между прочим, герцог, по статистике до сих пор примерно один из нескольких тысяч кораблей не возвращается из прыжка. Вы не боитесь? – спросила Гаэль, сидевшая в соседнем кресле полупустого обсервационного зала.

– Вот еще! С нами этого не случится.

– Откуда такая уверенность?

Я повернул голову – ее лицо скрывалось в темноте, но глаза озорно посверкивали.

– Что вас так веселит?

– Очень забавно наблюдать за вашей реакцией на предположение, что вы чего-то боитесь.

Признаться, прямота, с которой она имела обыкновение отвечать на вопросы, частенько меня обезоруживала, поэтому я только проворчал:

– Понаблюдайте за чем-нибудь другим! За прыжком, например.

Собственно, это было то, для чего мы вообще сюда пришли. Впрочем, “мы” тут, конечно, не вполне правомочно. Это был уже третий прыжок на нашем маршруте, но во время двух предыдущих я спал и теперь все же хотел насладиться этим ни с чем не сравнимым зрелищем, а она, как и всегда, увязалась за мной.

Сфера приблизилась, огни – уже расползлись на весь экран, и отчетливо было видно пустое пространство внутри, ничем не отличающееся от кусков черноты справа и слева по борту, – оптика никак не передавала уникальных свойств этой точки. Свойств, объяснения которым не знали ни люди, ни керторианцы, но которыми научились пользоваться: мы – раньше, они – позже.

Огни придвинулись совсем близко, а затем в одно мгновение перескочили с переднего экрана на задний – мы вступили в область перехода, и, едва я осознал это, прыжковый двигатель Арнесена был включен. Все вокруг словно расплылось, мгновенно возникло ощущение невесомости, сходное с чувством падения в головокружительную бездну, а на всех экранах, показывавших угрюмую тьму космоса, вспыхнуло переплетение цветов. Миллионы оттенков струились, смешивались, переходили один в другой в немыслимой игре, прихотей которой сознание не могло уловить. Тем более что длилось все не долее секунды, – затем мы уже вновь бороздили вечную тьму по другую сторону туннеля. Прыжок, перенесший нас на черт знает сколько парсеков, был окончен.

– Тьфу! В глазах рябит, – поделилась впечатлениями Гаэль.

Достаточно типичная реакция. Почему-то большинство людей, мнения которых о п –в –прыжках я слышал, вы сказывалось об испытанных ощущениях в большей или меньшей степени негативно. Мне же они казались восхитительными, о чем я сообщил:

– А мне нравится!

– Ну и пожалуйста. – По ее тону я уже догадался, что последует за этими словами. Очередной вопрос. – А вы умеете пользоваться п –в –туннелями?

Под “вы”, естественно, подразумевалось “керторианцы”. Гаэль засыпала меня вопросами на протяжении шести дней полета. Она подкарауливала у дверей каюты, , повсюду следовала за мной и спрашивала, спрашивала, спрашивала… В результате она, наверное, была уже самым информированным человеком по части нравов и обычаев моей родины. Потому что примерно в пятидесяти процентах случаев я ей отвечал. Поначалу весьма неохотно, перемежая ответы пожеланиями избавиться на какое-то время от ее общества (каковые игнорировались с бесившей меня улыбкой), но затем все более и более развернуто. Наконец в какой-то момент я был вынужден признать, что начинаю понемногу привыкать к ее присутствию, благо она воздерживалась от всяких женских штучек. Разумеется, подобное признание породило у меня новую волну вопросов, направленных в основном в свой адрес. Типа: “Почему ты ведешь себя так покладисто?” или: “Разве ты не знаешь, к чему это обычно ведет?” Но в итоге я перестал размышлять на эту тему. Понимаете, проще немного потерпеть, чем пытаться разобраться в подобных материях. Так что, всерьез обдумав ее слова, я ответил:

– И да, и нет.

– То есть? – Она никогда не успокаивалась, прежде чем не был дан исчерпывающий комментарий. Или же я ее не посылал, на что она реагировала с завидным спокойствием.

– Мы давно уже знали о существовании этой аномалии, – принялся объяснять я, но она меня прервала:

– Значит, туннели создали не вы.

– Гм?

– Ну, мне недавно пришла в голову идея, что вы являетесь творцами всей этой гигантской сети, оплетающей Галактику.

– Чушь! – недовольно поморщился я. – Я же говорил вам, что керторианцы практически никогда не покидали пределов родной планеты. Наш исход был самым массовым.

– Да, верно, – согласилась она. – Я зафантазировалась. Но кто же тогда их создал?

Насколько я знал, дискуссия об этом велась в научных кругах с самого момента открытия п –в –туннелей, то есть на протяжении более чем трех с половиной веков, причем сторонников гипотез естественного или искусственного происхождения было примерно поровну. По-видимому, задавая свой вопрос, Гаэль надеялась, что на Кертории об этом знают больше, но это было не так. Единственное отличие состояло в том, что у нас об этом никто не спорил, – какая, в сущности, разница?..

– Мы считаем, что это – природный феномен. – Мое “мы” в данном случае включало в себя меня и дядю, но я не счел обязательным это уточнять.

– Слишком уж сложная система, – недоверчиво возразила она. – От каждой звезды исходит разное количество туннелей – от одного до пяти, и все разной длины. Есть – до ближайшего светила, а есть и через пол-Галактики. И в та же время две звезды никогда не бывают связаны более чем одним туннелем. Да еще и “тупики” – туннели, из которых никто не возвращался. Разве природе под силу создавать нечто подчиняющееся столь строгим правилам?

– Об этом лучше спросить у нее самой, – посоветовал я. – По-моему, мы немного уклонились от темы. Так вот, мы издавна знали о существовании п –в –туннелей, но никогда ими не пользовались в вашем смысле – в этом не было необходимости. Однако многие наши… гм.„ ученые занимались их изучением на протяжении жизни нескольких поколений. Это было а глубокой древности, еще до объединения. В результате, так и не разобравшись, насколько мне известно, в принципах их функционирования, у нас научились их копировать. Не в космическом масштабе, правда, а в индивидуальном.

– Как такое возможно?

– Спросите что полегче. – Она что-то недовольно буркнула, и я пожал плечами: – Я излагаю чистые факты – в былые времена наиболее могущественные чародеи умели открывать для себя индивидуальные п –в –порталы.

– А сейчас?

– Сейчас в одиночку не может никто. Согласно некоторым легендам, тогда же было создано несколько артефактов, с помощью которых этим мог бы баловаться любой желающий, но доподлинно известно только об одном таком предмете: он является одним из величайших достояний Короны и хранится в сокровищнице дворца – Именно с его помощью был создай портал на Денеб IV, но, чтобы только включить его, потребовались усилия двух десятков наших сильнейших магов.

По окончании монолога Гаэль промолчала: похоже, наблюдался редчайший случай – ее всепожирающее любопытство оказалось ненадолго удовлетворено. С некоторым облегчением мой взгляд, дотоле упертый в малоинтересное скопление звезд впереди, принялся скользить по экранам: единственное, что могло скрасить унылую картину космоса в любой звездной системе, – это само светило м его планеты. Здесь меня поджидало разочарование: звезда, через систему которой пролегал наш курс, оказалась синим карликом, едва выделявшимся на фоне других в нижнем углу левого экрана. Поднапрягши память, я вспомнил описание маршрута, изученное мной в первый же день полета, и верно: четвертая система – Этая – была единственной без обитаемых планет и даже не находилась ни под чьей юрисдикцией. Ничейная земля, свободный космос, которого оставалось в этом районе все меньше и меньше.” Неожиданно Гаэль встрепенулась в кресле, и это резкое движение прервало ход моих мыслей. Обернувшись, я даже в темноте заметил удивление на ее лице – оно было столь явным, что я не выдержал и спросил:

– Что случилось?

– Да ничего. До меня вдруг дошло: если вы изучали п –в –туниели, значит, они есть в системе Кертории.

– Да. Три штуки.

– Но тогда рано или поздно люди их обнаружат, и наши цивилизации столкнутся лицом к лицу!

– Ничего подобного, – я улыбнулся. – П –в –туниели в системе Кертории блокированы.

– Кем?

– Нами, разумеется.

Почему-то на ее лице появилось явное разочарование, но мне было недосуг выяснять его причины, и, окинув последний раз взглядом экраны, я поднялся:

– Пошли. Здесь больше ничего интересного не будет. Гаэль послушно встала с кресла, автоматически поправляя ремень сумочки на плече, но глаза ее оставались прикованы к экранам.

– Да как сказать… – тихо заметила она. Я всмотрелся в трехмерные топографические изображения окружающего нас пространства попристальнее, но вновь ничего примечательного не обнаружил.

– Что вы там такое увидели?

Вместо ответа она не весьма изящным жестом ткнула пальцем в нижнюю часть экрана заднего вида, на котором еще виднелись огни покинутой нами сферы перехода. Как раз под ними находилась крупная точка странных очертаний, темная, но все же чуть светлее абсолютного мрака космоса. Точка заметно для глаза росла, и это означало, что объект приближается к нам с приличной скоростью.

– Похоже на корабль.

– Похоже, – согласился я, но больше ничего рассмотреть мы не успели – неожиданно все экраны погасли, а по залу разлился неяркий свет.

Сощурившись от перемены освещения, Гаэль кинула на меня взгляд исподлобья и явно собиралась что-то сказать, но в последнее мгновение передумала и только вздохнула:

– Куда теперь – в ресторан или к тренажерам? За эти дни она хорошо успела изучить незамысловатый распорядок моего дня: еда, тренировка, еда и так далее… Однако сегодня я манкировал утренними занятиями, предпочитая посмотреть прыжок, а время уже подходило к ленчу, и пропускать его не хотелось.

– В ресторан, – решил я.

Гаэль кивнула с неподдельным энтузиазмом; верная своему принципу сопровождать меня повсюду, она отправилась бы и в тренировочный зал, но процесс поглощения пищи, во время которого можно допекать меня разговорами, несомненно, нравился ей куда больше, чем занятия спортом.

Однако, следуя за ней к выходу из зала, куда потянулись уже и другие зрители, я обратил внимание, что ее походка как будто лишилась обычной легкости и беззаботности. Выйдя же в коридор, она вынула сигарету из пачки и щелкнула зажигалкой – ее огонек заметно дрожал.

– Что с вами, Гаэль? Вы чем-то встревожены?

– Не без того. – Она даже не обратила внимания на совершенно не свойственную мне любезность, и ее карие глаза вдруг совсем потемнели. – Какое-то дурное предчувствие… Дьявол! Почему выключили экраны? Они же всегда работают.

– Да какая разница, – благодушно ответил я, пожимая плечами.

Я ошибся – разница была. И притом немаленькая. Это стало очевидно уже в следующую секунду, когда из-за ближайшего угла показался Уилкинс в сопровождении офицера корабельной охраны. На моем напарнике были только шорты и майка – наряд, в котором обычно по кораблю не щеголяли, – из чего нетрудно было заключить, что майора в спешном порядке выдернули из тренировочного зала, куда он отправился сегодня в одиночестве.

– Вот они. – Уилкинс подбородком указал в нашу сторону. – Но все же, лейтенант, я не понимаю…

Не слушая его, невзрачный лейтенант сделал несколько шагов вперед и остановился передо мной с выражением плохо скрытого беспокойства на лице.

– Мистер Грейвз, – сказал он, – капитан хочет немедленно переговорить с вами. Прошу вас следовать за мной! Естественно, я не шелохну лея.

– А в чем дело, вообще-то?

– Мне были даны указания – начал он, но конец фразы зажевал. По-видимому, там должно было быть нечто вроде “привести вас силой”… Однако, вспомнив о моей репутации (каким-то таинственным образом на вторые сутки моего пребывания на корабле она уже стала известна всему его штату), он закончил так: – Это очень важно, мистер Грейвз. Поверьте на слово, это просто жизненно необходимо!

Он явно не лгал, и я не видел смысла упрямиться. Но все же взглянул на своих спутников: Уилкинс не особенно понимал, что происходит, а во взгляде Гаэли читалась очевидная просьба.

– Мои друзья могут пойти со мной?

– Нет. Капитан приказал доставить вас одного. Гаэль в гневе закусила губу, и я отвернулся.

– Показывайте дорогу, лейтенант!

Молча развернувшись, он чуть ли не бегом рванул к ближайшему лифту, видневшемуся в конце коридора, и я поспешил за ним.

Невеселые меня одолевали думы. Не нужно было точно знать, зачем именно меня вызывает капитан, но не приходилось сомневаться: вот и подоспело продолжение “дела Вольфара”! Иллюзия незаметности и, как следствие, защищенности, пустившая за время полета корни в самые глубины моего существа, в одночасье рухнула. Между тем оснований для таковой иллюзии у меня не было изначально – имя Роджера Грейвза оказалось на поверку скверной маскировкой. Да попросту никакой. Я предполагал, что за полвека это имя растеряло свою значительность, сохранившись лишь в памяти немногих оголтелых любителей спорта типа Уилкинса. Но я недооценил степень своей легендарности – меня узнавали, как капитан Бергер, так и многие другие. Да что там, даже Гаэль знала, кто такой Роджер Грейвз, что и позволило ей выследить меня с непозволительной легкостью. И, несмотря на известный налет престижности, такое положение сразу следовало признать отвратительным: если я не мог провести людей, то что уж говорить о своих сородичах. Однако я предпочел не думать об этом, пока, так сказать, жареный петух не клюнет…

Теперь же всю дорогу от обсервационного зала до навигационной рубки, самого верхнего помещения на лайнере – эдакой своеобразной нашлепки, приделанной на веретено, – я ломал голову, строя самые разнообразные предположения. Кто? Зачем? И так далее”. Впрочем, подробно останавливаться на ворохе генерированных мной в спешке гипотез бессмысленно – все они оказались неверны.

Проглядел я, естественно, самое очевидное – одного взгляда на экраны по приходе в рубку хватило для правильной догадки, вызвавшей у меня смешанные чувства. Рубка оказалась небольшим помещением, сплошь набитым электроникой не очень понятного для меня назначения, а ее стены как раз и представляли собой экраны, в результате чего создавалось малоуютное ощущение, будто ты болтаешься посреди открытого космоса – место не для людей, страдающих агорафобией. Встречающих было немного: капитан Бергер и, насколько я понял, его старший помощник, сидевший перед здоровенным компьютерным монитором, – остальные кресла у других пультов пустовали. Сам же капитан стоял спиной ко мне, уставившись на левый экран. Где “оно” и находилось. Впрочем, почему “оно”? Наверное, все-таки “он”. Потому как это был корабль, тот самый, что заметили мы с Гаэлью в обсервационном зале; сейчас он уже догнал нас и двигался параллельным курсом на очень небольшом по космическим меркам расстоянии. Корабль этот был велик, куда больше “Пелинора”, и конструкции столь странной, что имя его владельца сразу же приходило на ум. Дабы не вдаваться в детальное описание его замысловатых контуров, скажу просто, что он представлял собой стилизованное изображение взлетающего дракона. Почти такого, каким его нередко описывал людской фольклор, очень похожего на тех, какие и по сей день парили в потоках воздуха среди горных пиков Кертории, и в точности такого, какой тысячи лет реял на знамени над главной башней одного из самых знаменитых замков моей родины.

Тем не менее, когда приведший меня лейтенант доложил о нашем прибытии и капитан обернулся, я на всякий случай спросил, указывая на корабль:

– Что это, капитан?

– Это… – (Я увидел, что Бергер попеременно то бледнеет, то краснеет. С пугающей скоростью). – Это, мистер Грейвз, беда, хуже которой в космосе не сыщешь! Перед вами “Прометей”, флагманский дредноут Рональда Вена! Или, как его чаще называют, Бешеного Рональда. Я надеюсь, вам известно, кто это?

– О да! Конечно. – Значит, это действительно был герцог Венелоа собственной персоной. Впрочем, сомневаться в этом мог только слабоумный – кто же отважится построить себе корабль в виде его фамильного герба? – Но как он здесь оказался?

Признаться, вопрос я адресовал самому себе, но капитан решил, будто он обращен к нему, и запальчиво вскинулся:

– Понятия не имею! В системе Этана всего два п –в –туннеля, и оба они охраняются – и со стороны Денеба IV, и там, откуда мы пришли. Эта система считается абсолютно безопасной, иначе пассажирские корабли здесь бы не летали.

– Ясно. Разумеется, ни бежать, ни сопротивляться мы не можем?

На этот раз капитан Бергер побледнел. До состояния свежезамороженного трупа.

– А вы считаете… – начал мямлить он, но я его перебил:

– Я еще ничего не считаю – просто оцениваю обстановку. Итак?

– Он может уничтожить нас в любой момент!

– Не паникуйте, капитан.

Я лихорадочно думал; отложив на время рассмотрение своих отношений с герцогом Венелоа, я никак не рассчитывал, что вернуться к этому вопросу придется под дулами его пушек. С другой стороны, совсем недавно герцог клятвенно пообещал не покушаться на жизнь остальных, да и по отношению ко мне вел себя вроде как дружелюбно…

– Погодите, а что вообще ему надо? – спросил я у капитана.

– Вас!

– В смысле?

– Ну, едва показавшись в зоне видимости, Вен вышел с нами на связь. Лично. Он заявил, что ему известно о наличии у нас на борту некоего Роджера Грейвза, и потребовал, чтобы ему предоставили возможность переговорить с вышеозначенным…

– И все? Никаких угроз?

– Все. Я послал за вами. Но…

– Так какого черта вы тянете?! – воскликнул я. – Ждете, пока он разозлится? Если гер… то есть мистер Век хочет со мной поговорить, то пожалуйста. Отчего бы и нет?

Капитан сделал знак старпому, давая добро на связь, но с негодованием бросил:

– Да вы как будто и не особо удивлены! И не боитесь… Вы что, с ним знакомы?

Его голос сорвался на визг, и, проходя мимо, я поморщился:

– Ох, капитан, не задавайте идиотских вопросов! Он заткнулся, и я подошел вплотную к стене, желая получше рассмотреть этот корабль, целыми десятилетиями наводивший ужас на просторах Галактики. Казалось, от самих его очертаний – раскинутых крыльев, гордо вздернутой головы – веяло свободой, мощью, слепой стихией…

– Красивый у него корабль, – подытожил я свои наблюдения.

– Красивый, вы говорите?! – взорвался за моей спиной Бергер. – Да мертвецами, оставшимися после встречи с ним, можно было бы заселить целую планету!

Я, не оборачиваясь, пожал плечами:

– Что с того? Он же объективно красивый! И это никак не связано с моральными качествами его хозяина.

По-видимому, он еще обдумывал ответ, когда в спор вмешался тихий голос старпома, – похоже, что в отличие от своего начальника он сохранял спокойствие:

– Вен на связи.

Развернувшись, я направился к освобожденному старпомом креслу, и тут капитан высказался:

– Значит, не зря меня предупреждали власти Новой Калифорнии! Вы на самом деле бандит! А я-то – дурак! – поверил вашему корешу…

Остановившись, я круто развернулся на каблуках, и он умолк. Однако я постарался держать себя в руках.

– Отвечаю по пунктам: власти Калифорнии и впрямь кругом оболгались, я не бандит, а Джек Уилкинс мне не кореш. Вы же, капитан, дурак круглый – с этим я согласен! – Он проглотил оскорбление молча, дав мне возможность закончить свою мысль. – Хорошенько посмотрите по сторонам: вы летите по своему маршруту, вас никто не трогает. Пока. Ведите себя спокойно, и имеете хороший шанс продолжать в том же духе.

– Хороший шанс!

От страха до него явно с трудом доходило, и я, бросив попытки его утихомирить, продолжил путь к креслу Уже садясь, я заметил, что и капитан, и его помощник придвигаются поближе.

– Что ж, валяйте, слушайте, – пробормотал я и взглянул на монитор.

Там действительно был герцог Венелоа, лицо которого при виде меня приняло изумленное выражение. Я был склонен приписать это своей одежде (а на мне была все та же черная форма без нашивок, только выстиранная и выглаженная); сам же герцог выглядел точь-в-точь как на памятном Совете: черный плащ, черный мундир… Поставленные рядом, мы являли бы собой забавную парочку, и, возможно, его посетили схожие мысли, ибо герцог обратился ко мне любезно, но не без иронии:

– Приветствую вас, Ранье! Рад видеть, что, несмотря на определенные опасения, вы пребываете в добром здравии. – Все это, разумеется, по-керториански.

– И вас, герцог, вижу, не коснулось крыло перемен, – в тон ответил я. – Чем обязан столь неожиданной встрече?

Отставив вдруг официальность, он просто сказал:

– Да, собственно, я хотел бы с вами побеседовать. Не более.

– На тему Вольфара?

– Да, – спокойно подтвердил он.

Я чуть подумал – и не нашел в подобном желании ничего предосудительного. В конце концов, я охотно мог поверить, что его и вправду интересует, кто и как прикончил его старинного врага.

– Что ж, я не против.

– Тогда я приглашаю вас побыть несколько часов гостем на борту “Прометея”.

– Да, спасибо, это было бы удобно. Вот только я опасаюсь осложнений при попытке покинуть корабль – капитан, похоже, подозревает нас в сговоре.

– Боится?

– Жутко.

Губы герцога сложились в презрительную усмешку – первое выражение чувств, которое я заметил с начала разговора.

– Передайте ему, что его колымаге ничто не угрожает, покуда он не предпринимает враждебных действий против нас: вас и меня.

– Ладно.

– Значит, герцог, я высылаю за вами катер?

– Да. До встречи!

Кивнув мне, он сделал вялый жест кому-то в сторону, и связь прервалась. В следующую же секунду на меня набросился капитан Бергер:

– На каком языке вы разговаривали, черт. бы вас побрал!

– Пыток и крови!

Обидно, но шуток капитан не понимал. Правда, он еще больше перепугался, что тоже было неплохо.

Поднявшись, я вытянулся во весь рост и принялся разминать суставы рук.

– Короче, капитан, мистер Вен дает слово, что вы находитесь в безопасности. До тех пор, пока у нас с вами хорошие отношения. Сейчас я отправлюсь погостить на его корабле, а когда вернусь, вы будете избавлены от столь тягостного для вас присутствия “Прометея”.

– И вы хотите, чтобы я в это поверил? – язвительно поинтересовался он.

– Мне наплевать!

Эту мысль он понял, но увереннее себя не почувствовал.

– А вы-то сами ему верите?

– Безусловно.

– Слову грязного пирата?

Во мне поднялась новая волна раздражения: хоть герцог Венелоа и не был никогда моим другом, но все же принадлежал к одному из наиболее древних и славных родов Кертории, несовместимому с понятием “грязный”. Тем не менее я совершил последнюю попытку предотвратить конфронтацию и заметил:

– Вы не дитя, чтоб я вас утешал. Хотите – верьте его слову, хотите – нет!

Капитан колебался. Я понимал: он боится со мной ссориться, но в то же время боится и отпускать меня: раз уж король пиратов проявил во мне определенную заинтересованность, то велико искушение использовать меня в качестве заложника. Время шло, я уже вознамерился напомнить ему, что страх – плохой советчик в вопросах жизни и смерти, но тут неожиданно вмешался старпом. Тронув капитана за локоть, он тихо, но внятно произнес:

– Пусть он едет, Манфред!

Коротышка отдернул руку, словно обжегшись, но в то же время повернулся к лейтенанту, простоявшему все это время в уголке молчаливой галлюцинацией, и приказал:

– Проводите мистера Грейвза к третьему шлюзу! Лейтенант молча отдал честь, и я, с благодарностью взглянув в открытое и спокойное лицо старпома, направился к ведущему вниз трапу у задней стены рубки. Когда я уже ставил ногу на правую ступеньку, до меня донеслось:

– Но помните, мистер Грейвз… Подтолкнув лейтенанта, я добавил шагу и бросил через плечо:

– А вот этого, капитан, мне лучше не слышать! Я и не услышал. Однако предостережение и без того было ясным – капитан хотел напомнить, что моя компаньоны остаются на “Пелиноре” и в случае чего… Впрочем, я мог не очень беспокоиться, потому что и в самом деле ничего дурного не замышлял. Однако я все равно подловил себя на ощущении, что не хотел бы встретиться сейчас ни с Уилкинсом, ни тем паче с Гаэлью…

И разумеется, встретился. Не знаю уж, откуда они проведали, из какого именно шлюза я отбываю (само название “третий” предполагало наличие еще как минимум двух), тем не менее у входа в шлюз они меня поджидали. Уилкинс уже успел переодеться в свою обычную униформу и беседовал о чем-то с журналисткой. Это меня немного удивило – с первого же дня полета между ними установилась взаимная антипатия, достаточно стойкая, но в то же время не принимающая открытых форм. Теперь же они были как будто заодно.

– Что происходит, герцог? – хмуро спросил меня майор, когда я приблизился; Гаэль ограничилась выразительным взглядом.

– Я отправляюсь с визитом. – Я постарался выглядеть максимально беззаботно. – Все в порядке. Никакой опасности нет.

Странно, но они не спросили – к кому. Вместо этого Гаэль каким-то неживым, не свойственным ей голосом поинтересовалась:

– Скоро ли вы вернетесь?

– Сразу как освобожусь.

Их лица по-прежнему не выглядели удовлетворенными, но я воспользовался паузой и проскочил меж створок люка, открытого тем временем лейтенантом, – катер Реналдо уже ждал меня…

Во время недолгого полета – он длился минут десять – я старался ни о чем не думать, посвятив досуг любованию замечательным кораблем герцога, становившимся по мере приближения все величественнее. Возможно, такое поведение было не вполне керторианским – по идее мне нужно было бы взвешивать свои и чужие замыслы, намечать линию поведения и тому подобное… Однако, как показывала практика, составленные мной планы годились разве что на борьбу со скукой в сортире, импровизация же, напротив, выходила у меня не столь дурно.

Поэтому, якобы готовый к неожиданностям, я прошествовал через стыковочный шлюз “Прометея” и… тут же растерялся. Контраст с недавно покинутым полутемным и невзрачным помещением пассажирского лайнера был весьма разителен: большой зал, везде свет, яркие краски, пол выложен мрамором, а стены обшиты дубовыми панелями с резными орнаментами, – боюсь, ни одно помещение моего замка не смогло бы сравниться с этим. Но дело было не только в великолепии убранства. Почему-то я предполагал, что меня встретит какой-нибудь офицер (если в пиратском флоте такие существуют), который быстренько проводит меня к командиру. Но оказалось не так – мое прибытие было обставлено с помпой высшего разряда: в дальнем конце зала располагалась группа из двух десятков офицеров (теперь я уже не сомневался в их наличии) во главе с самим герцогом, все в парадных мундирах и с торжественным выражением на лице.

Опасаюсь, что на моем лице было написано отнюдь не подобающее случаю идиотское выражение – знаете, глаза округлились, рот приоткрылся… Однако герцог как будто не обратил на это внимания и, сделав пару шагов вперед, сдержанно поклонился. Его свита при этом встала по стойке “смирно” и отдала мне честь с удивительной синхронностью. В голове пронеслось, что, пожалуй, было бы любопытно узнать, как Реналдо объяснил им мое появление (если он вообще когда-нибудь снисходил до объяснений).

Тем временем герцог приветствовал меня классической керторианской фразой:

– Герцог, вы всегда желанный гость на борту моего корабля, как колодец всегда желанен уставшему путнику!

На мгновение мне показалось, что мы словно вернулись на целую эпоху назад и герцог встречает меня в холле своего замка. Иллюзия была настолько полной, что я, казалось, слышал шорохи собственной свиты за спиной. Поэтому, шагнув вперед, я отдал церемонный поклон и ответил не менее классической фразой (из другого варианта, правда, ну да неважно):

– Да не рухнут вовек стены вашего дома! Кивнув, он медленно поднял руку в приглашающем жесте:

– Прошу вас, герцог. В моей каюте нам никто не помешает.

– Я следую за вами.

. И я действительно пошел за ним по просторным и высоким коридорам “Прометея”, более приличествующим дворцу, нежели космическому кораблю… Однако, восхищаясь про себя богатством внутренней отделки, со вкусом подобранными соотношениями цветов, я мимоходом догадался, зачем мне был устроен такой прием. Конечно, Реналдо не ставил себе цель пустить мне пыль в глаза, он лишь подчеркивал уважение ко мне и прозрачность своих намерений, желая, по-видимому, искоренить в моей душе возможные опасения. Ну если так, то он преуспел – я не только не ощущал себя в опасности, но даже почувствовал, как ни странно, некоторую симпатию к этому гиганту, слывшему самым кровожадным типом в Галактике.

Честно говоря, перешагивая вслед за ним порог его каюты, находившейся, если верить моему пространственному чутью, где-то в голове у дракона, я подумывал, – уж не зажмуриться ли, дабы роскошь, случаем, не ослепила. Но не стал, и правильно: в личных покоях герцога ничего сверхъестественного не обнаружилось – его гостиная напоминала мой собственный кабинет. И, словно подтверждая завершение официальной части, Реналдо небрежно махнул рукой в сторону кресел, расставленных вокруг невысокого столика.

– Присаживайтесь, Ранье.

Я не заставил приглашать себя дважды и занял одно из глубоких кожаных кресел, а хозяин снял плащ и подошел к бару.

– Вина?

– Можно.

– Сигару? , – Да, вот это с удовольствием!

Выудив из бара пару небольших серебряных кубков с инкрустацией, объемистую бутыль, пепельницу и коробку сигар земного экспорта, он выложил все это на стол и занял кресло напротив. После чего мы разбились по интересам: он взялся за вино, я – за табак.

Проявив недюжинную сноровку, герцог успел откупорить бутылку и разлить вино быстрее, чем я закурил. Поднося зажигалку, я заметил, что на его лице вновь проявился отблеск выражения, подмеченного мной при нашей первой сегодняшней встрече.

– Вас что-то удивляет, Реналдо? – Мы были сверстниками, поэтому обращение по имени не считалось неуважительным.

– Да, – без раздумий ответил он. – Вы! Вы здорово изменились, а прошло-то всего две недели. Много тренируетесь?

– Да, столько я не вкалывал даже перед ответственнейшими поединками.

– Уж не собираетесь ли снова на ринг? Ваше здоровье!

Подняв кубки, мы выпили. Вино оказалось темным, густым, крепким и с прекрасным букетом. Я даже передумал затягиваться, дабы подольше сохранить его вкус.

– Нет, и не думал. Но надо поддерживать себя в форме, когда на тебе лежит такая ответственность.

Герцог не воспользовался удобным предлогом для смены темы и добродушно усмехнулся:

– А жаль! Вот было б смеху, если б вы снова вышли и всем им всыпали. А то слыхали нынешних чемпионов: во времена Грейвза, дескать, и приличных боксеров-то не было, нас то бишь; вот сейчас бы мы его враз…

– П…юки!

– Понятно уж! – без всяких шуток согласился он. – Я, между прочим, во – время оно тоже подумывал о карьере боксера, но вы меня опередили, и я туда уже не полез. Зря может, – как думаете? Представляете вашу встречу на ринге?

Вместо этого я представил себе Адриана Форбса, корпеющего с высунутым языком над заголовком: “Спешите видеть! Поединок двух сильнейших людей в Галактике!” – и рассмеялся:

– Денег можно было бы огрести больше, чем за всю карьеру боксера экстракласса.

– Пожалуй… Впрочем, еще не поздно!

– Вы серьезно? – недоверчиво переспросил я.

– Не знаю. – Он пожал своими каменными плечами, и я подумал, что развивать разговор в этом русле чревато. Мне доводилось испытывать на себе его силу, еще на Кертории, и я знал, что он превосходит меня настолько же. насколько я – всех остальных.

– Ну, мы могли бы вернуться к этому, когда все устаканится;

Теперь уже он использовал возможность и, налив нам еще по кубку, предложил:

– Давайте, Ранье, сделаем вот как. Я понимаю всю щекотливость дела, которым вы занимаетесь, поэтому не буду задавать вам никаких вопросов. А вы расскажете мне то, что сами сочтете нужным.

Это было вполне честное предложение, и я, естественно, не стал возражать. Более того, я выложил ему все, что знал. о смерти Вольфара, и то, что, по моим представлениям, могло ее касаться. Естественно, это заняло немало времени. К концу моего рассказа в ход пошла уже вторая бутылка.

И как ни удивительно, ко не похоже было, чтобы моя история очень уж его заинтересовала. Реналдо слушал внимательно, но и только. Оживился он лишь раз, когда я помянул предательство Коллинза, – грохнув кулаком о ладонь, герцог с исказившей лицо ненавистью процедил:

– Как похоже на Вольфара! Мерзавец – всю жизнь пытался чужими руками жар загребать!

Ну, по этому пункту у нас, надо заметить, возникло полное взаимопонимание. В остальном же Реналдо подвел итог довольно скупо:

– Значит, на Новой Калифорнии вам ничего толком узнать не удалось и вы собираетесь попробовать на Денебе. Но фактически все это лишь отвлекающий маневр, пошедший с подачи Принца. Ну, тут Его Высочество должен быть вам очень признателен – вы явно сорвали все планы его врагов. – Он чуть помолчал, а потом заключил без всякой личностной оценки: – В общем, ваша позиция мне ясна.

А вот мне, наоборот, многое становилось не очень-то понятным, и, пытаясь что-то прояснить, я осторожно поинтересовался:

– Простите, герцог, но у меня не сложилось впечатления, будто вы многое почерпнули из моего рассказа…

– Да, это так, – подтвердил он. – Разумеется, у меня есть свои люди в разведке Новой Калифорнии.

– Разумеется? – не выдержав, перебил я.

– Ну да. При моей профессии мне приходится содержать целую ораву осведомителей во всех мало-мальски стоящих сыскных организациях. – Герцог кисло улыбнулся и с неожиданной откровенностью заявил: – Знаете, Ранье, противный все-таки мирок, никакого понятия о чести! Но я вынужден играть по их правилам. Да что я, все мы вынуждены.

Я не стал спорить, хотя и не полностью разделял это мнение, а он сделал большой глоток из кубка и вернулся к заданной мной теме:

– Так что из донесений своих шпиков я в целом представлял себе, что у вас происходило. Многие детали, зачастую немаловажные, мне были неизвестны, но в принципе картину они не изменили. Тем не менее спасибо за откровенность!

– Не за что. – Я выдумывал какую-нибудь обтекаемую форму для следующего вопроса, потом плюнул и выложил напрямую: – Скажите, Реналдо, а вы следите за остальными?

– Стараюсь. Все друг за другом следят. Кроме вас и, может быть, Рагайна.

– Зачем? – против воли вырвалось у меня.

– Не могу вам ответить, – понимающе сказал он. – Нет доверия. Ждут предательства. Готовятся отразить удар. Любопытствуют – это в большой степени относится именно ко мне.

– Но это же бессмысленно!

– Бессмысленно. И рассказанная вами история – лучшее тому подтверждение. – Герцог вздохнул с выражением легкой грусти, не очень подходившим к его жестоким чертам. – Я понимаю, к чему вы клоните, Ранье. Не знаю ли я чего-то, что могло бы вам помочь. Нет, не знаю. Поверьте, знал бы – сказал бы без подсказки. К чему скрывать? Никто из них мне не симпатичен.

Признаться, я ему верил и даже собирался ему об этом сообщить, но не успел, ибо он продолжил свою мысль:

– Да, хороший пример абсурда. Все лезли из кожи вон, выкидывали на ветер миллионы, а настал момент, и что? Никто ничего не знает, ни к чему не готов, только смотрят друг на друга пустыми глазами да руки за спиной прячут, р „дабы не видно было, как они дрожат. Вас, герцог, я, разумеется, не имею в виду.

– Не могу сказать, что страх мне совершенно чужд, – зачем-то возразил я.

– А кому он чужд? Но именно вы бросились в центр паутины, которую сплел Вольфар. Чтож, могу только выразить надежду, что она вас не выдержит!

В этой фразе, брошенной Реналдо, для меня оказалось больше смысла, нежели, вероятно, он сам туда вкладывал. Во всяком случае, у меня возникло ощущение, что день не потрачен напрасно.

– Но кто сейчас хозяин паутины? Кто сменил Вольфара, вдобавок его и уничтожив?

– Я много думал об этом, но увы, у меня нет способностей вашего дяди, барона Детана. Я не знаю. И буду очень рад, если вы узнаете!

Опершись руками о стол, он поднялся, и я решил, что разговор окончен. Действительно, мы уже сообщили друг другу все, что знали к настоящему моменту. Правда, я все еще не понимал, зачем герцог пошел на немалые, очевидно, хлопоты, чтобы устроить эту встречу, если наперед не сомневался, что не выяснит ничего по-настоящему интересного?

И все же я получил ответ на свой вопрос. Очень неожиданный. Оказывается, герцог еще не закончил. Совершив небольшой кружок по гостиной, он остановился напротив меня:

– У меня есть к вам одно предложение, Ранье. – Он сделал небольшую паузу. – Я предлагаю вам совершить остаток пути до Денеба IV на борту “Прометея”!

Тут я понял. Его и в самом деле ни в малейшей степени не волновало, что я там ему расскажу; весь путь от того места, где обычно пребывал, герцог Венелоа совершил с одной-единственной целью: проследить за тем, чтобы я без помех добрался до Денеба IV! То есть, попросту говоря, за тем, чтобы в случае надобности сберечь мою жизнь. Ну и ну!

Однако с ответом я не торопился. Предложение, не скрою, было заманчивым. Безопасно, комфортабельно”. С другой стороны, на “Пелиноре” оставались Уилкинс и Гаэль. В принципе, я не обещал вернуться, да и вообще ничем не был им обязан. Более того, частенько их общество меня раздражало, а польза в грядущих событиях (особенно от Гаэли) выглядела сомнительной. Осознав, что я себя уговариваю, я вздохнул:

– Очень ценю ваше предложение, герцог. Но вынужден отказаться.

– Моту я полюбопытствовать почему?

– Разумеется. С вами это никак не связано. Просто на “Пелиноре” остались мои друзья.

Я подозревал, что подобное утверждение из уст керторианца прозвучит несколько… э-э… дико, но ошеломление, отразившееся на лице всегда невозмутимого герцога, куда как превосходило мои ожидания.

– Ваши друзья? – тихо переспросил он и замотал головой, будто увидел привидение. – Да, герцог, вы – мастер сюрпризов…

Я попытался смягчить свое заявление:

– Но послушайте, Реналдо, что ж тут такого разэдакого? Мы же не в пустыне живем. Разве среди всех этих людей, которыми вы командуете, не найдется хотя бы одного, кого бы вы могли назвать другом?

Получилось только хуже – изумленное выражение сменилось раздраженным, а затем, как ни странно, раздосадованным. Я решил помолчать.

Наконец, так и не ответив, Реналдо подошел к бару, недолго поковырялся там и вернулся к столу, держа в руке какой-то маленький приборчик.

– Тогда сделаем так, Ранье. Вы вернетесь к своим друзьям, а я провожу ваш корабль до выхода из системы Этана.

И вот еще. – Нагнувшись, он положил передо мной прибор и объяснил: – Это миниатюрный генератор мультилинии. Последняя разработка лабораторий Цина. К сожалению, работает пока только на передачу. Но во всяком случае у вас всегда будет возможность закинуть мне небольшое сообщение.

Взяв прибор, я с чувством сказал:

– Благодарю вас, герцог. Вы крайне любезны.

– Пустое… – Он полуприкрыл веки.

Теперь встал и я, полагая, что тут уж точно все. Судя по тому, что он направился к двери, Реналдо считал так же, но на этот раз мы ошиблись оба… Когда он снимал с крючка двери плащ, браслет связи на его левом запястье прерывисто запищал. Перекинув плащ через руку, Реналдо поднес браслет к уху, бросив мне:

– Не иначе как что-то важное. Выслушав короткое донесение, он кивнул и резким движением набросил плащ на плечи.

– Что-то случилось?

– То, что я и предполагал. Пойдемте, герцог! Идти было недалеко. Свернув направо, за ближайшим углом мы очутились перед большой двустворчатой дверью, раскрывшейся при нашем приближении, а пройдя внутрь, я оказался в рубке “Прометея”.

Она была значительно просторнее своего аналога на “Пелиноре”: здесь, помимо нас с герцогом, находились еще человек десять, но тесноты не ощущалось. Стены, впрочем, также были покрыты оптическими экранами, а передняя и вовсе представляла собой иллюминатор (с некоторым удивлением я сообразил, что в данный момент нахожусь. “г не где-нибудь, а в левом глазе дракона). Я, правда, не вдавался особо в рассматривание декора, а влился глазами в экраны, но ничего особенного не обнаружил: пустота и только пузатый “Пелинор” по правому борту.

Реналдо, прошедший тем временем в глубь рубки, обернулся и, заметив мой ищущий взгляд, поманил за собой:

– Идите сюда, Ранье. В оптике они еще не видны. Сделав несколько шагов, я встал рядом с ним перед монитором компьютера, и он ткнул пальцем в расположенные вверху дисплея две мерцающие красные точки:

– Вот они!

– Кто это?

– Два крейсера среднего радиуса действия. Без опознавательных знаков. На наш запрос не ответили.

Я всмотрелся в красные пятнышки, чувствуя неприятную тяжесть в желудке. То, что и предполагал герцог Венелоа. Два боевых корабля без опознавательных знаков. Которые с легкостью могут уничтожить в этой безлюдной системе проходящий мимо пассажирский лайнер.

Впрочем, они и сейчас еще могли. “Станет ли Реналдо вмешиваться и защищать “Пелинор”?” – спрашивал я себя, опасаясь, что ответ будет – нет. Зачем? Я и так на его корабле. А что ему до остальных?

– Передайте им, что, вступив в зону поражения пушек “Прометея”, они будут немедленно уничтожены! – раскатился по рубке голос герцога, и мне пришлось устыдиться собственных мыслей.

Офицер связи тотчас же исполнил приказ, но крейсеры продолжали молчать, и потекли напряженные минуты ожидания. Напряженные, разумеется, для меня – остальные находящиеся в рубке, казалось, пребывали в предвкушении приятного, хоть и малозначительного развлечения. Наконец, когда две светлые точки зажглись и на переднем экране, Реналдо подвел итог:

– Молчат. Отлично! – Жестоко улыбнувшись, он вышел на середину рубки и весьма обыденным голосом приказал: – Боевая тревога! Выдвигаемся вперед.

В рубке ничего не изменилось: никаких тебе сирен или суеты; лишь “Пелинор”, располагавшийся справа, стал вдруг быстро отставать. А уже в следующее мгновение точки на переднем экране как будто слегка потускнели.

– Разворачиваются, – прокомментировал Реналдо. – И попытаются удрать.

Когда компьютер подтвердил правоту этого наблюдения, Реналдо неожиданно обернулся ко мне:

– Будем преследовать, герцог?

– А догоним?

– Догоним.

От него вдруг повеяло таким морозом, что я вздрогнул. И поморщился:

– Да черт с ними! Пусть себе летят… На мгновение в его темных глазах будто вспыхнула молния, но вслух он сказал:

– Как желаете, – и тотчас же отвернулся. Прошло еще несколько минут, крейсеры сгинули из оптики, и Реналдо заговорил вновь.

– Так что же, Ранье? – не оборачиваясь спросил он.

– Я возвращаюсь на “Пелинор”!

 

Глава 3

Без всякого удовольствия доедая то, что в меню ресторана “Пелинора” гордо именовалось бифштексом (реально – синтетическая подошва, богатая протеином), я думал о том, как несправедливо устроен мир. Звучит, конечно, немного выспренно, но что делать – я и впрямь думал именно об этом. А все почему? Из-за вина, в изобилии выкушанного накануне в компании герцога Венелоа. Ведь получалось что: алкоголь, произведенный людьми, действовал на керторианцев как положено, а средства от похмелья, как и большинство прочих лекарств, нам не помогали. И так во всем: грипп там или ангина – пожалуйста, а лечиться – хрен! Ну скажите, разве это не величайшая и совершенно незаслуженная несправедливость?

И вот он, ее печальный итог: я, удрученный головной болью, слабостью в членах и отсутствием аппетита. Ужасно! А что же мои так называемые друзья? Разумеется, им было наплевать.

После наметившегося вчера потепления отношений они весь завтрак мило беседовали на всякие злободневные темы типа климатических условий Денеба IV, не найдя ни единого слова утешения для моих страданий. “Надо, надо было лететь с герцогом!” – со злостью корил себя я, взирая на их ничем не омраченные лица.

Это ощущение только усилилось, когда в перерыве между собственно едой и кофе они наконец удостоили меня своего благосклонного внимания.

– Ну что, герцог, сегодня, видимо, тоже тренироваться не будем? – с гадким и лицемерным сочувствием поинтересовался Уилкинс.

А пока я тщетно пытался придумать в ответ достойную колкость, вмешалась Гаэль:

– Да сегодня на это вроде и времени нет.

– Почему? – в один голос спросили мы.

– Так мы прилетаем через шесть часов. – Она улыбнулась. – Что же, вы собираетесь высаживаться без всякого плана? Ник чему не подготовившись?

Честно говоря, учитывая выработавшееся у меня отношение к планам, я так и намеревался поступить, но Уилкинса ее слова задели за живое, и, явно почувствовав это, она добавила:

– Нет, господа, пора уже и обсудить ситуацию. Тем более, что сомнений в благополучной высадке больше нет.

Это стало ясно утром, когда, направляясь в ресторан, мы повстречались в одном из коридоров со старпомом. А до этого обстановка казалась весьма неопределенной. Естественно, сразу после моего возвращения с “Прометея” мои друзья пытали меня до тех пор, пока я не выложил им все подробности своей встречи со знаменитым пиратом. Но, в общем-то, это их мало обрадовало, и опасения были ясны. Никто не сомневался, что герцог Венелоа сдержит обещание и проводит нас до выхода из системы Эхама, но что потом? Теоретически удравшие от вас крейсера могли подкараулить нас и в системе Денеба. Конечно, это было сопряжено с большим риском для них, но с еще большим – для нас. Но мы все равно ничего уже не могли поделать или даже узнать, ибо экраны в обсервационной рубке так и не включили. Поэтому лично я отправился на боковую и в конечном итоге проснулся. Это означало, что переход в систему Денеба, долженствовавший произойти ночью, состоялся и все идет более-менее нормально.

Тем не менее, наткнувшись на старпома, я превозмог недомогание и обратился к нему с расспросами. Как ни странно, он был любезен и охотно рассказал о событиях прошедшей ночи. При этом он даже и не пытался скрыть свое изумление, и его легко было понять…

Оказывается, имело место следующее. Под защитой “Прометея” мы без приключений добрались до точки перехода, где нас вновь ждали те самые два крейсера. И вновь после предупреждения Реналдо они обратились в бегство, перейдя в систему Денеба. Тогда капитан Бергер, начавший наконец разбираться, кого ему следует по-настоящему опасаться, решил отказаться от – перехода и, связавшись с правительством Денеба, потребовать вооруженный эскорт. Выяснилось, правда, что мультилиния каким-то образом блокируется с “Прометея” (новость сама по себе интересная, поскольку никто из нас, включая старпома, о таком прежде не слыхивал). Однако, когда мы стали ложиться в дрейф, от Реналдо пришел приказ: не дергаться и следовать своим курсом. Бергер, естественно, попробовал артачиться, но под давлением извне – старпом весьма прозрачно намекнул, кто был его источником, – подчинился.

Совершив же прыжок, они обнаружили в системе Денеба удивительную ситуацию: все пространство вокруг точки перехода было заполнено огромным пиратским флотом, блокирующим все подходы к этому району, а заодно и три боевые станции вооруженных сил Республики Денеб. Впрочем, никакой войны не было – станции предпочитали покорность неминуемому уничтожению. Также не было и следов двух непонятно кому принадлежащих крейсеров. Замечу, что никаких иллюзий относительно их дальнейшей судьбы я не питал. В итоге Реналдо все же сделал по-своему – мир их праху!..

Капитан Бергер, конечно же, вновь пришел в изрядное волнение, но у него хватило ума сделать стены рубки единственными его свидетелями – полет же “Пелинора” продолжался так, будто ничего особенного не происходило. В результате, стоило нам развернуться и взять курс на Денеб IV, пираты снялись с позиций и, заключив нас в обширную сферу, стали для нас тем самым вооруженным эскортом.

Так продолжалось и к моменту нашего разговора. Разве что на горизонте появился поднятый по тревоге флот денебианцев. Но они тоже сломя голову в битву с разбойниками космоса не бросились, предпочтя переговоры. Которые, по словам старпома, свелись к тому, что “мистер Вен” проинформировал власти Денеба об отсутствии на этот раз враждебных намерений и пообещал покинуть систему незамедлительно по завершении конвоирования “Пелинора”. В заключение старпом добавил, что ничего забавнее этого полета с ним в космосе не случалось. Трудно было не согласиться: мы действительно выглядели забавно – невинная овечка, бережно провожаемая в хлев стаей лютых волков.

Таким образом, при сохранении статус-кво, а вероятность его нарушения казалась мне ничтожной, благополучная посадка на Денебе IV нам была гарантирована. Дальнейшие же перспективы были не весьма понятны. Во-первых, как отреагируют власти Республики на мое близкое знакомство с пиратами (в том, что они будут поставлены в известность, сомневаться не приходилось)? Во-вторых, какие еще сюрпризы могли заготовить мне “доброжелатели” на тот случай, если я все же доберусь до планеты? В-третьих, что я вообще намерен делать, если допустить мифический вариант, будто никто не станет мне мешать?

Но даже если Гаэль права, и это следовало обдумать, все равно непонятно, почему ее-то это так волнует. Об этом напомнил ей и Уилкинс:

– Мисс Ла Рош, а вам не кажется, что нам – в разные стороны? Мы вроде как на работе.

Сформулировано не слишком вежливо, но по сути верно.

– Вас забыла спросить! – огрызнулась она. – Я, между прочим, тоже не на прогулке.

– Да?

– Представьте себе. Денеб IV не курорт! Тоже, кстати, верное замечание. Климат там, куда мы направлялись, был отвратительный даже после терраформирования. Давешняя шутка Бренна относительно “проветривания” была в большой степени просто констатацией факта: ураганный ветер с грозой, проливным дождем или градом – вот типичный прогноз погоды для северного континента Денеба.

Тем не менее Уилкинс, естественно, не успокоился:

– Послушайте, мисс, я легко могу поверить, что вы осведомлены о том, чем мы занимаемся, почему и для чего. Более того, я даже могу допустить, – тут он косо посмотрел на меня, – что ваша информированность выше моей собственной. Следовательно, вы прекрасно представляете себе степень опасности, которая нас окружает, и добровольно хотите рисковать. Наверное, у вас есть для такой линии поведения более чем весомые основания; мне они, правда, не известны, да и не важны. Для меня имеет значение только один непреложный факт: своим дальнейшим присутствием вы будете только ухудшать обстановку.

– Оперативную, – язвительно вставила Гаэль.

– Делать ее еще более непредсказуемой и неуправляемой. Поэтому, ради вашей и нашей собственной безопасности, я предлагаю вам… оставить нас в покое, – неумолимо закончил Уилкинс.

Хорошая речь – я готов был подписаться под каждым ее словом, включая последние, но в то же время не сомневался, что ответ не заставит себя ждать. И верно, он оказался отложен лишь на время, потраченное на размешивание сахара в поданном кофе. Затем Гаэль отпила глоток, закурила и демонстративно повернулась к Уилкинсу:

– Спасибо, майор! Ввек не забуду. – Говорила она холодно, но очень спокойно. – Но ваше предложение, разумеется, неприемлемо. Я вас в покое не оставлю, поэтому альтернатива проста: либо мы будем заодно, и я буду вам помогать, либо нет, и я буду путаться у вас под ногами. Что, с вашей точки зрения, предпочтительнее?

По печальному выражению на его лице было видно, что она его уела. Тщетно поискав достойных возражений, Уилкинс принял соломоново решение: переложить проблему с больной головы на еще более больную, то есть на мою.

– В конце концов, это не мое дело. Как говаривал мой полковник, возвращаясь с разборок в генштабе: “Главное, ребята, помните о субординации!”

Кивнув, Гаэль развернулась ко мне и, выдохнув кольцо дыма, с ноткой сочувствия подтвердила:

– Это верно, герцог. Вам придется что-то решать.

– Допью кофе – посмотрим!

Сказано это было с единственной целью: посидеть немного в тишине. Естественно, все уже было предрешено, да и если уж был у меня выбор, возможность, так сказать, избавиться от Гаэли, – то вчера. И я от нее отказался. Хотя, по большому счету, и эта возможность была достаточно иллюзорной. В конечном итоге и я, и они раньше или позже оказались бы на Денебе и, располагая примерно одинаковыми знаниями, наверняка пересеклись бы в какой-то точке. Если бы у меня не так болела голова, я мог бы попытаться объяснить им философско-историческую концепцию Принца, согласно которой люди, раз оказавшиеся втянутыми в интриги, где сочетаются интересы многих могущественных сил, не могут затем по собственному или по чьему-либо велению покинуть поле боя, разве только вперед ногами. Моя совесть была спокойна: я их не звал, они сами полезли, а теперь поздно было пить минеральную воду – почки уже отвалились (хочу, кстати, заметить, что умение подвести прочную теоретическую базу под свои желания и поступки – это вообще отличительная черта зрелого керторианца).

Поэтому, выпив пару чашек отвратительного, как и во всех общественных заведениях, кофе и выкурив штук пять сигарет – от этого немного полегчало, – я поднялся и буркнул:

– Ладно, пошли. Не здесь же разговаривать…

Большого удивления мое заявление не вызвало. Казалось, ни Гаэль, ни Уилкинс не сомневались, чем окончатся мои псевдораздумья.

В результате мы отправились обратно в мою каюту – небольшое, весьма унылое помещение с минимумом необходимой мебели и без малейшего намека на какие-либо украшения. Это была каюта первого класса, но отличалась от всех худших классов только тем, что в ней можно было путешествовать в одиночку. За неделю, проведенную на корабле, я заходил сюда нечасто, в основном поспать, поэтому каюта до сих пор носила отпечаток чего-то безликого, нежилого, и находиться тут мне было неприятно, но все же это было единственное место на лайнере, где можно было рассчитывать на конфиденциальность беседы.

Разместились мы не без труда: я уселся на кровать, Га-эль – на единственный стул у пародии на письменный стол, а Уилкинс попросту сел на пол, скрестив ноги, и прислонился спиной к стене. Наконец мы устроились, и в комнате повисло молчание – все смотрели на меня. Зачем, спрашивается?..

– Вы, кажется, хотели что-то обсудить, – напомнил я. – Ну так обсуждайте!

Я, конечно, понимал, что подобные выпады – это так, от плохого самочувствия и дурного настроения, но мне было интересно, каким именно образом они начнут возмущаться. Весьма достойным, надо отдать должное.

– У нас тут не дискуссионный клуб, босс, – намеренно подчеркнул обращение Уилкинс. – А вы, между прочим, мое прямое начальство. Поэтому я хотел бы узнать план наших дальнейших действий, какие будут распоряжения и тому подобное…

– Да, герцог, – без обычной улыбочки согласилась Га-эль. – Вы командуете парадом – вам и карты в руки!

Я прекратил бесполезное сопротивление, и пошло-поехало…

Первая часть нашей беседы, посвященная непосредственной высадке на Денебе, не представляет большого интереса. Во избежание возможных неприятностей, краткий список которых я приводил выше, было принято самое естественное решение. Гаэль и Уилкинс выходили как обычные пассажиры, ни от кого не таясь, а я должен был следовать за ними, заблаговременно закутавшись в невидимость. Запасенной за неделю энергии мне должно было хватить на то, чтобы покинуть космопорт. На тот же маловероятный случай, если власти Денеба попытаются задержать их для выяснения каких-либо обстоятельств и нам придется расстаться, мы условились встретиться позже в холле отеля “Риц”, одного из самых фешенебельных и известных отелей в Сван-Сити, столице Республики, рядом с которой и находился космопорт, где мы приземлялись.

Собственно, первоначально я и собирался ограничиться подобной договоренностью, но они от меня не отстали, с редким единодушием требуя продолжения банкета. Косясь друг на друга, они жаловались на отсутствие полной информации, из чего, по их мнению, проистекала невозможность оказания мне максимальной помощи. Хотелось, конечно, спросить, кого именно они тщатся обмануть: меня, себя или товарища, но я не стал этого делать. Похмелье меня потихоньку отпустило, и, честно говоря, даже захотелось разложить “дело Вольфара” по полочкам – вдруг в тумане моего мозга и впрямь промелькнет какая-нибудь искорка…

Поэтому я извлек из ящика стола контейнер с документами, вручил его Гаэли для исследования (Уилкинс был уже, как я подозревал, хорошо знаком с его содержимым), а сам принялся рассуждать:

– На данном этапе дело видится мне так. Все затеял сам Вольфар, причем, по-видимому, уже достаточно давно. Ключом к пониманию его замысла, возможно, могла бы послужить научно-исследовательская станция “Бантам”, где, но вашим словам, Гаэль, он директорствовал. Но пока мы ничего о ней не знаем, а гадать бесполезно. Далее. В результате некоей таинственной диверсии станция “Бантам” исчезает…

– Уничтожается, – поправила меня Гаэль, бегло просматривая пачку корреспонденции от моих сородичей.

– Нет. Исчезает. Никто же не видел, чтоб она взорвалась или что-нибудь в таком духе. Ее не стало, и лично мне это еще ни о чем не говорит.

– Замечание принимается. – Отложив письма, Гаэль закурила и взялась за полицейские рапорты.

– Да уж пожалуй. – Я последовал ее примеру, и бедный Уилкинс, чертыхаясь, встал и пошел включать кондиционер. – Сразу же после исчезновения станции Вольфар начинает действовать, и, думаю, было бы нелепо списывать это на совпадение. Очевидно, он получил некие необходимые результаты, после чего стал приводить план в исполнение. Похоже, он метался по Галактике, перескакивая с планеты на планету. По крайней мере, нам доподлинно известно, что, как минимум, в четырех мирах он побывал. Причем на Новой Калифорнии – дважды. Зачем? Готовит операцию? Вербует сторонников? Я думаю, и то и другое. Во всяком случае, на последнее указывают его попытки встретиться с другими керторианцами. Лан и Таллисто ему отказали, но кто-то, видимо, нет. И уж понятно, что этот некто предпочел мне об этом не сообщать. Что же касается подготовки, то ее проведение следует непосредственно из истории с Коллинзом.

– Что за история с Коллинзом? – живо перебила меня Гаэль: увлекшись, я позабыл, что некоторые куски из прошлых событий были ей еще не известны.

Пришлось вернуться назад и вкратце поведать ей о предательстве в рядах моих телохранителей, происшедшем с легкой руки Вольфара Рега. Надо заметить, история произвела на нее немного странное впечатление: оставив на время все бумаги, она смотрела на меня немигающим взглядом. С некоторым удивлением я сообразил, что впервые вижу ее откровенно злой. Однако от каких-либо комментариев она воздержалась, и я вернулся к своим оценкам:

– Мне представляется достаточно очевидным, что моя смерть должна была выступить в качестве своеобразного спускового крючка для плана Вольфара. Следующий шаг – обвинение Бренна, прямое или косвенное, в результате чего Вольфар вполне мог бы рассчитывать на глобальную дестабилизацию в нашей среде. Что же он намеревался сделать, чтобы избавится от остальных, в чем была изюминка…

– Больше похоже на урюк, – мимоходом проронила Гаэль, принимаясь за бумажник капитана.

– Не изгаляйтесь. Что-то же он там выдумал на “Бантаме”! А для моего устранения воспользовался сущей мелочевкой – подкупом.

– О-о!.. – У Гаэли вырвалось сдавленное восклицание, привлекшее внимание даже совершенно безучастного Уилкинса. Но прежде, чем я успел догадаться о его причине, она выпалила: – Послушайте, герцог, тут один чек валяется. На предъявителя. Если он никому не нужен, то…

– Положите на место. Так вот, могу побиться об заклад, что с кем бы и какие соглашения ни заключил Воль-фар, свою находку – секретное оружие, лучший шанс, называйте как хотите, – он не доверил никому. И вероятнее всего, эта тайна утеряна. Не желаете, кстати, поспорить?

Уилкинс только чуть повел головой, а Гаэль улыбнулась.

– Но, видимо, некий, пока, к сожалению, совершенно абстрактный, сообщник герцога Рега решил, что уже придуманного Вольфаром будет вполне достаточно. Поэтому, будучи в общих чертах в курсе готовящейся операции, он знал, где и когда можно будет нанести удар, и благополучно нанес. Причем с технической точки зрения асе выглядело достаточно просто. Подкараулив Вольфара вечером двадцать второго… или, может быть, у них была даже условлена встреча… он напал на герцога, парализовал, затащил в свой флаер, в спокойной обстановке перерезал горло, после чего выкинул труп на берегу озера в парке Кандлстик. Если нам повезло, то во всем этом принимала участие некая ампула с веществом, произведенным химическим концерном CIL, к главному офису которого мы стремительно приближаемся. Вы, к слову, не знаете, где он в точности находится, майор?

– В Сваи-Сита. Под рукой.

– Вот, пожалуй, у меня и всё. Как вам?

Они переглянулись, и Уилкинс, оторвавшись от пола, принялся прохаживаться по каюте полтора шага в одну сторону и столько же – в другую).

– В общем, можно принять в качестве рабочей версии. Сыровато, конечно, но в целом неплохо.

Я уже приготовился обидеться на подобную снисходительность, но Уилкинс, словно почувствовав это, добавил:

– Нет, правда, герцог. Хороший анализ. Но меня смущают два момента. Чисто практических.

– Да?

– Во-первых, если, как вы утверждаете, ваша смерть должна была послужить спусковым крючком, то как Воль-фар собирался на него нажать? Напомню, для этого необходимо было, чтобы вы воспользовались своим флаером и притом совершили долгий полет. И согласитесь, заставить вас сделать это при… гм… прежнем образе жизни могли только чрезвычайные обстоятельства.

– Такие, например, как записка от старого друга? Кажется, я понимаю, к чему вы клоните, но меня это не убеждает – мало ли что намеревался сделать Вольфар! А что второе?

– Второе еще хуже. Вы все время подразумеваете, что смерть Вольфара – дело рук керторианца, и такое предположение действительно обоснованно. Но кто из ваших товарищей мог быть двадцать второго на Новой Калифорнии? Вы не думали об этом?

– Думал, – кисло подтвердил я. – Бренн, конечно. Может быть, еще Принц или Лан.

– Каким образом? – поинтересовался Уилкинс.

– Персональные п-в-порталы, – со знанием дела объяснила Гаэль, вроде бы заканчивая просмотр документов. – Но вы же мне сами говорили, герцог, что сейчас никто не умеет их открывать.

– Говорил. И, судя по тому, что мне известно, это так. Но чем черт не шутит…

– В общем, второй раз… – Прекратив хождение, Уилкинс остановился передо мной и скрестил руки на груди. – Второй раз все указывает на вашего друга барона, и второй же раз вы не хотите с этим соглашаться. И хотя на первом случае я здорово обжегся – вам каким-то непостижимым образом удалось все просчитать и его обелить, – но теперь-то что? Снова не по-керторнански? А по-моему, так вполне: знал где, когда, зачем, перерезал горло родной левой… Какие аргументы против?

Сильная атака – в логике не откажешь. Причем моими же собственными козырями крыл…

– Только один, – вынужден был признать я, – У меня есть только один аргумент. Но в моих глазах он уравновешивает ваши. Когда я спросил Бренна, не он ли убил Вольфара, ответ был – нет. И я видел, что он ее лжет.

Уилкинс развел руками и воздел очи горе, демонстрируя ярко выраженное неуважение к подобным материям, но промолчал. В попытке укрепить свою позицию (больше, правда, для себя, нежели для майора) я обратился к Гаэли, внимательно следившей за нашим диалогом:

– А вы что думаете по поводу барона Лагана? Судя по чуть обозначившемуся румянцу, ей, похоже, польстил тот факт, что я поинтересовался ее мнением. Тем не менее спешить она не стала и, лишь выкурив половину очередной сигареты, покачала наконец головой:

– Не берусь судить. Рассуждения майора… смахивают на правду, честно говоря. Но и с вами я не могу не согласиться. Я тоже видела барона, хотя и не разговаривала. И„. Ну, он показался мне симпатичным парнем. Не похож на хладнокровного мерзавца, каким надо быть для таких штучек.

– Этому парню почти сотня лет по земному счету. И он действительно не хладнокровный мерзавец… – (Похоже, она заметила в моих словах некую двусмысленность и уже открыла было рот, но я предпочел не развивать эту мысль). – Ну и в любом случае относительно Бренна ситуация скоро должна проясниться. Он ведь тоже на Денебе.

– К которому мы стремительно приближаемся, – скопировал Уилкинс мою интонацию. – Вы, к слову, не знаете, где он в точности находится, герцог?

– Бренн живет где-то в комплексе Республиканского Университета. Это на южном континенте. У черта на рогах.

– И то славно. – Уилкинс немного помялся, но все же спросил: – Вы уж не обижайтесь, босс, но я вынужден рассматривать господина барона в качестве предполагаемого противника. И поэтому хотел бы знать, что он представляет собой с этой точки зрения?

– Ну хорошо… Барон Латан, как и все уроженцы Запада, неважный чародей, однако какой-то арсенальчик под рукой у него есть. И уж наверняка его жилище защищено нехуже моего замка. В рукопашной схватке он опасен, превосходно владеет любым метательным оружием. Видимо, огнестрельным тоже – с его-то глазомером. Правда, в прежние времена я всегда его побеждал.

– Что ж, могло быть и хуже, – без особой радости заключил Уилкинс, и я решил прекратить дискуссию – время покажет…

Однако в одном-то он был безусловно прав – с Бренном дела обстояли неважно, а кроме него, никаких зацепок не было. Поэтому в порядке благого пожелания я заметил:

– Плохо другое. Если – или, лучше сказать, когда… выяснится, что Бренн невиновен, мы рискуем остаться… гм… не у дел. Вот если б мы могли как-то сузить круг подозреваемых…

– А что ж тут не мочь? – На лице Гаэли вдруг появилось лукавое выражение. – По-моему, у нас имеется отличный шанс.

– Ну да! – фыркнул Уилкинс. – Какие-нибудь очередные фантазии! Дескать, этот парень с симпатичными ямочками на щеках – ну какой же из него убийца; а вот тот, со сросшимися бровями, вполне годится на роль законченного злодея.

Гаэль проигнорировала это выступление, давая понять, что она выше подобных инсинуаций, и протянула мне какой-то лист, лежавший рядом с ней на столе:

– Взгляните, герцог. Эта бумажка была среди прочих в бумажнике капитана Брауна.

Приподнявшись, я взял сложенный вчетверо листок и развернул его – мне показалось, что я и вправду видел такой при беглом осмотре в космопорте Новой Калифорнии. Но его содержание ничем не поражало воображение: коротенький список из дат и напротив них – названия планет. Написано от руки и вроде как почерком капитана… Напрашивался, конечно, вопрос откуда он там взялся, но…

– Я все-таки не понимаю…

– Ясно. Дайте сюда! – В ее тоне сквозило уже неприкрытое нетерпение, и я подчинился.

Ничего больше не сказав, она вынула из сумочки ручку и резкими движениями принялась что-то дописывать на листе… Это заняло всего несколько секунд, а затем она вновь вернула мне бумагу со словами:

– Ну а так?

На этот раз до меня наконец-то дошло. С первого взгляда. Теперь список выглядел следующим образом:

13.11, Рэнд – граф Таллисто

10.12. Вега Прайм – герцог Креон

18.01. Земля – барон Данферно

3.02. АятаресП – герцог Дан

23.02. Новая Калифорния – герцог Галлего

15.03. Рэнд – граф Таллисто

18.04. Аркадия – Князь Д'Хур

5.05. Денеб IV – барон Лаган.

Пока я в изумлении таращился на бумагу, Гаэль профессорским тоном объяснила:

– Я исхожу из того предположения, герцог, что вы попросили капитана разузнать, где и когда Вольфар Per пользовался своей кредитной карточкой. Иначе как объяснить появление в его бумажнике номера, который я сама же вам дала. Я права?

– Да, – севшим вдруг голосом подтвердил я.

– Но, по-видимому, на Калифорнии его поджидала неудача. Думаю, после наших с ним расшаркивании в космопорте Вольфар понял, что карточка засвечена, и отправил ее в ближайший утилизатор. Однако задним числом ничего уже уничтожить нельзя или, во крайней мере, трудно. Каштан проработал в полиции… Сколько? Лет тридцать минимум? И уж, конечно, об этом звал. Поэтому направился в “Трэвел интергалактикс”, которой принадлежит почти монопольное право на пассажирские перевозки в Галактике, и запросил тамошний компьютер, не знает ли тот чего про наш номер. В принципе это секретная информация” но для полицейских – вполне доступная. В результате ему на монитор выкинулся список, который он коротенько переписал и который вы сейчас держите в руках, герцог. Это перечень планет, на которые Вольфар заказывал себе билеты!.. Подозреваю, что если за капитаном следили, то это мероприятие и стало последней акцией, после которой его необходимо было убрать – слишком ценная информация. Но это лишь предположение – А что до остального, то согласитесь, герцог, моя версия хорошо вяжется с вашими собственными недавним предположениями и тем, что писали вам Лан и Таллисто!

– Да! Здорово! – Я не сдержал восхищения, и Гаэль продолжила, еще более воодушевившись:

– Учтем также и то, что вы говорили о скрытности Вольфара. Можно ли допустить, чтобы он доверился кому-нибудь, не повстречавшись с ним лично? Уверена – нет. Так что, сколько бы у него ни было сообщников, все их имена есть – в этом списке. А сколько их там вообще, не считая вас? Шесть? Ну вот, таким образом, мы сузили круг почти вдвое! – победоносно закончила она.

М-да, конечно, это можно было подвергнуть критике. Всякие там оговорки: если то да если се – все это работало, например, только при условия, что моя собственная версия событий была верна, тем не мене.. Когда в детстве дядя запутывал меня в дебрях логической головоломки, казавшейся “не неразрешимой, а затем неуловимым жестом фокусника расставлял все на свои места, я принимался хлопать в ладоши. И хотя я все же воздержался от столь бурного проявления эмоций, желание поаплодировать ей, не скрою, было. У Уилкинса же вид был бледноватый и в то же время удивленный. Он оказался посрамлен и осознавал это, но смотрел на журналистку так, будто впервые ее увидел. Наконец он не выдержал и попросил меня:

– Ну ладно, дайте и мне посмотреть, что ли… Звучало достаточно покаянно, но Гаэль, разумеется, не упустила случая его подколоть – милосердие в подобных вопросах было ей очевидно незнакомо:

– Да? А как же насчет фантазий? Взяв у меня лист левой рукой, Уилкинс выпрямился и правой отдал честь:

– Извините, мисс. Вы – королева аналитиков…

– И светоч сыска, – добавил я.

– Наглецы, – пробормотала она, обращаясь к завален • ной окурками пепельнице.

Однако она не обиделась и через минуту заговорила вновь:

– Все же, чтобы вы там ни говорили, можно было бы, наверное, пойти и дальше…

– Нет, Гаэль, – твердо перебил ее я. – Из этого больше ничего не выжмешь. Пока во всяком случае. Вы хотите основываться на том, что Лан, Таллисто и Бренн признали свои контакты с Вольфаром, а остальные трое – нет? Ну и что? А пытался ли он сними связаться, находясь, соответственно, на Веге, Земле и Аркадии? Может, да, а может, и нет. Ведь, будучи на Калифорний, ко мне-то он не захаживал. Или то, что написали мне первые трое, – предположим, что это правда. Но вся ли правда? Или только часть ее? На том же Рэнде, если верить этому документу,

Вольфар побывал дважды. Причем впервые как раз после исчезновения “Бантама”, что, в общем-то, логично. Нет, я считаю, на сегодня хватит! Мы и так неплохо продвинулись.

– Да, наверное, вы правы, – неожиданно легко согласилась Гаэль и улыбнулась: – У меня есть некоторая склонность зарываться. Подождем, что появится дальше!

– Майор?

– Все так все. – Возвращая мне бумагу, он вновь подчеркнул: – Для меня наиболее существенно в этом списке одно: имя Лаган обнаруживается и здесь!..

Я промолчал, не желая повторяться, и Уилкинс неопределенно махнул рукой:

– Черт с ним! Тогда я, с вашего разрешения, пойду. Уже скоро собираться пора, а мне надо еще брату поздравление отправить.

– Поздравление?

– Ну да. У него день рождения сегодня.

– Старший, младший? – неожиданно спросила Гаэль.

– Младший, – с тенью улыбки ответил он, и я подумал о том, как до странности мало знаю о людях, окружающих меня в этом смертельно опасном предприятии. Моя черствость служила тому причиной или нечто иное?..

– Да, да! Идите, майор, конечно.

Когда дверь за Уилкинсом захлопнулась, я убедился, что Гаэль и не думает последовать его примеру – напротив, она лишь слегка изменила позу, устраиваясь поудобнее, и намерилась продолжить порчу своих легких никотином. Но прежде, чем она заговорила, я уже знал, о чем она будет меня спрашивать – о том, что мне за долгие годы удалось благополучно забыть…

– А у вас есть семья, герцог?

– Нет.

Она уже достаточно хорошо изучила меня, дабы чувствовать, когда разговор мне не по душе, тем не менее прикурила и упрямо тряхнула головой:

– Здесь – нет, я знаю. А на Кертории?

– Я ухе ответил на ваш вопрос.

– Извините.

– “Извините, но я все равно от вас не отстану”? Она все-таки смутилась и отвела глаза.

– Ну зачем вы так?..

– Не зачем, а почему. Потому, что такова ваша манера, Гаэль. Если я не отвечаю вам сразу, вы никогда не успокаиваетесь и возвращаетесь к тому, к чему прицепились, снова и снова, используя смежные темы, наводящие вопросы и так далее. Разве нет?

– Наверное. Но я пытаюсь понять”.

– Не утруждайте себя объяснениями – мне они не очень интересны. Но я расскажу вам о своей семье, раз уж вы того хотите. Так дешевле обойдется.

– Тогда возьмите хотя бы сигару. – Она извлекла из сумочки отличную сигару в металлическом футляре и протянула мне. – Я припасла для вас на крайний случай…

– Спасибо, и впрямь добрый поступок. А главное, очень к месту-

Предвкушение небольшого удовольствия несколько скомпенсировало необходимость извлекать на свет малоприятные воспоминания. Во всяком случае, злиться я перестал, – в конце концов, все это было так давно, что казалось почти нереальным.

– Итак, семьи у меня нет, – повторил я, затягиваясь. – И практически никогда не было. Потому что мои родители погибли, когда я еще был почти младенцем, двух лет от роду. Естественно, я их не помню и знаю, как они выглядели, только по оставшимся в замке картинам. Очень темная история с их смертью. Они возвращались в замок из столицы, где присутствовали на каких-то торжествах, и на самой границе нашего герцогства им надо было переправляться через полноводную реку. Они загрузились с сопровождавшим их отрядом на паром, но посреди переправы неожиданно налетел сильнейший шквал, баржа перевернулась, и они утонули в разбушевавшихся водах. Несчастный случай? Маловероятно. Это было летом, в погожий день, ничто не предвещало бурю. И вообще, даже никто из старожилов нашей равнинной местности не мог припомнить столь внезапных и разрушительных ураганов.

– Что ж, не было никакого расследования? – тихо спросила Гаэль.

– Официального, разумеется, не было – у нас нет государственной полиции. А частным образом – было. Моя мать была старшей сестрой барона Детана, так что дядя подробнейшим образом изучал обстоятельства ее гибели. Много лет. Но ничего не выяснил…

– А говорят, что в раскрытии преступлений он не знает неудач.

– Теперь, может, и не знает. Хотя, я думаю, что и это преувеличение. Тем не менее всех способностей его необыкновенного ума в случае с моими родителями не хватило – это факт!.. Впрочем, если быть до конца честным, то мне кажется, что какие-то подозрения у него были и, возможно, остались. Однако он никогда ими ни с кем не делился, в том числе и со мной. Догадываться же о мыслях барона Детана – это выше моих возможностей.

– Что же было с вами? Вас воспитывали родственниц кг? – Сочувствие в ее голосе не показалось мне наигранным.

– И да, и нет. Со стороны отца близких у меня не осталось – он был единственным представителем нашей фамилии, а по материнской линии родня, напротив, весьма многочисленна. Но моими опекунами были, разумеется, назначены ближайшие родственники: дядя и его супруга.

– А у него была жена?

– Почему была? Есть.

– Да? – Она иронично улыбнулась. – Тогда едва ли он сильно ее любит, раз оставил на неопределенный срок.

– Гаэль! – достаточно резко оборвал ее я. – Прошу вас, не комментируйте то, о чем не имеете ни малейшего представления!

– Хорошо. Не буду.

– Но возможно, вы и правы, – признал я после небольшой паузы. – Во всяком случае, я тоже не слишком жаловал баронессу, а она, видимо, меня. Так что встречались мы не часто.

– Как это? Если они вас воспитывали…

– Прошу прощения. Я сказал, что они были моими опекунами, а это не одно и то же. Они управляли моим герцогством, следили за порядком в моем замке, но жили-то при этом в собственном. Впрочем, не могу не отдать должное дяде, он как раз навещал меня достаточно часто.

– Стало быть, вы росли вообще без родителей? Ни родных, ни даже приемных… Я не выдержал и рассмеялся:

– Прежде чем жалеть бедного сироту, Гаэль, подумайте вот о чем: я был сущим сопляком, пешком под стол ходил, а в моем распоряжении была целая армия слуг, готовых исполнить любую мою прихоть. И при этом мне никто не докучал тем, что пора ложиться спать, или пора жрать, или еще что-нибудь… Я всегда, сколько себя помню, был сам себе хозяин. Так ли это плохо?

– Ну если вы смотрите на это подобным образом…

– Именно так.

– Тогда, конечно, другое дело… – Большой убежденности в ее голосе не прозвучало, и я подумал: уж не связано ли это как-то с ее собственным детством… Однако даже если б я захотел об этом спросить, все равно не успел бы – чуть наклонившись вперед, она привычным жестом потерла переносицу и задала следующий вопрос: – Вы уж не обижайтесь, герцог, но мне это кажется важным. Раз вы последний в роду, как я поняла, то кто же наследует герцогство, если вы… вдруг умрете?

Да уж, она не боялась называть вещи своими именами, что людям было несвойственно – большинство из них обязательно употребили бы эвфемизм. Тем не менее я не без интереса спросил:

– А что тут обидного?

– Не знаю… – Она иронично улыбнулась. – У вас же мозги устроены по-другому, и я не всегда могу предсказать вашу реакцию. Но все же?

– Будете смеяться, но с уверенностью сказать не могу. Помирать никогда не собирался, поэтому и не интересовался. А когда уходил с Кертории, то было уже все равно. Но наверняка кто-то из Детанов.

– Сам барон?

– Исключено. У него уже есть титул и владения, и, согласно керторианским законам, сменить их он не может. Кроме разве что…

– Королевского трона?

– Ну да.

– Ясно. Значит, дело не в этом.

Она откинулась в кресле и, полуприкрыв глаза, о чем-то глубоко задумалась, а я сообразил наконец, что все эти расспросы велись не из праздного любопытства. Цель их, правда, казалась мне неясной. Можно было спросить в лоб, но хотелось догадаться самому.

Однако получалось не очень; я докурил оставшуюся половину сигары, но так и не дошел ни до чего основательнее неоформившихся предположений. Оставалось ждать, будет ли продолжение…

И оно последовало. Открыв глаза, Гаэль вновь села прямо и, немного поизучав меня, вынесла заключение:

– А вы как будто не прочь поговорить еще, герцог?

– Более-менее… – признал я, слегка уязвленный тем, что опять забыл придать своей физиономии непроницаемое выражение.

– Удивительные дела!.. Тогда расскажите мне вот о чем. Вы тут недавно сказали майору о Лагане, – что он уроженец Запада. И вы тоже с Запада?

– Верно.

– А еще кто-нибудь с Запада среди вас есть?

– Да. Реналдо Креон.

– Веганский банкир… С ним вы дружили?

– В юности мы – Реналдо, Бренн и я – действительно были дружны…

– А еще?

– Нет, это все. Вообще нас было четверо, почти сверстников, чьи замки стояли неподалеку друг от друга. Но четвертый остался на Кертории: он был вторым сыном и, следовательно, не имел права принять участие в мероприятии, посвященном дележу трона.

– А так стал бы?

– Очень вероятно…

– Гм… Ладно, неважно. Я, собственно, к чему веду… Не было ли, герцог, на Кертории какой-нибудь вражды, противостояния по географическому, что ли, признаку?

Прежде чем ответить, я некоторое время смотрел на ее лицо. Назвать ее очень красивой было трудно – черты немного резкие, не совсем правильные, – но определенно она была недурна собой… Вот ведь странно! Женщинам и вовсе не полагалось быть слишком умными, а уж с такой внешностью – тем более…

– Была вражда, – наконец подтвердил я. – И о-го-го какая! Между Западом и Востоком…

– Забавно! – хмыкнула она.

– Что именно?

– Что между Западом и Востоком. Знаете, на родине Человечества тоже существовал подобный антагонизм.

– Знаю. Я читал об этом. Да его следы и сейчас еще видны по всей Галактике. Но у нас дело обстояло не совсем так: не было противоречия между культурами, религиями, народами. Соперничество шло на личном уровне, и корнями своими оно уходит в седую древность. То есть сказать, с чего или, правильнее, наверное, с кого все началось, сейчас уже никто не может. Однако борьба шла всегда: то открыто и остро, то тайно и подспудно, иногда и вовсе затихая на несколько поколений.

– А как обстояло дело в вашем поколении?

– Скверно.

Глаза Гаэли загорелись, а ноздри чуть раздулись, как у гончей, взявшей свежий след…

– И кто же представляет сейчас Восток?

– Никто, – обрадовал ее я. – Уже никто. До недавнего времени был герцог Per.

– Вот как!.. Ну это, между прочим, на многое проливает свет. Почему, например, он выбрал именно вас с Бренном в качестве козлов отпущения для своих махинаций!

– Тут отчасти, вероятно, и совпадение помогло – симпозиум на Новой Калифорнии, который Бренн должен был посетить. Но при прочих равных он, конечно, с наибольшей радостью записал бы нас в ряды покойников. А мы – его!..

Я невольно вынужден был отметить, что это соображение, прежде не приходившее мне в голову, тоже работало отнюдь не в пользу Бренна.

Однако Гаэль обратила внимание на другое:

– Но изначально Вольфар-то был не один?

– Не один. Их было шестеро на Кертории и четверо тут. Но остальные трое давно мертвы.

– И кто с ними разделался?..

– Да сам же Вольфар и спровадил. Нет худших врагов, чем бывшие друзья, не так ли?

– Но почему?

– Откуда мне знать? Не поделили что-то, наверное… Кто будет главным? Или у кого задница шире? – Я пожал плечами.

Она, однако, даже не улыбнулась, захваченная очередным своим предположением.

– А не мог никто из них уцелеть? Я так понимаю, что ухлопать вашего брата не так-то легко. И если кто-то остался жив, затаился на время, а сейчас начал действовать – как бы здорово это все объясняло!

– Безусловно, – согласился я. – Но это, увы, невозможно. Все они мертвы – окончательно и бесповоротно.

– Ну знаете ли… Всякое ведь бывает!

– Бывает, может, и всякое. Но это – не всякое. – Я чуть помолчал. – Неужели вы думаете, что этот момент не был тщательнейшим образом изучен перед тем, как последние тринадцать принесли клятву? Уверяю вас, был. Не говоря уж о том, что многие погибли на раннем этапе, то есть практически на виду, каждым отдельным случаем впоследствии занимались и Принц, и мой дядя. В частности, они вытащили на свет Рагайна, несколько лет числившегося в погибших. Все же остальные, по их обоюдным уверениям, мертвы. И я не верю, будто они оба могут ошибаться. Это исключено!

– Что ж, придется в это поверить, – не скрывая досады, вздохнула она. – Значит, и тут промах…

Мне почудилось, что я понял, ради чего она завела весь этот разговор. Не скрывая довольной улыбки, я заявил:

– А вы, Гаэль, все ж таки поразительно упрямы. Мы же вроде бы договорились завершить на сегодня поиски подозреваемых в убийстве Вольфара и ждать новых фактов. Но вы так и норовите к этому подобраться – не с той стороны, так с этой, из прошлого.

– Ах, герцог! – она вернула мне улыбку. – Это получилось непредумышленно. Попутно, так сказать. Что мне действительно не дает покоя, так это то, о чем я вас однажды уже спрашивала. Почему вы ввязались во все это? Помните?

– Помню, кстати, и то, что я вам ответил.

– Я тоже. А может, все-таки растолкуете?.. Сами же говорили – все равно я не отстану!

– Ничего. На этот раз я потерплю. Она фыркнула, помолчала, затем напустила на лицо самое язвительное выражение и закатила глаза к потолку.

– Право же, герцог, я начинаю подозревать, что за вашим молчанием кроется некая романтическая история. С трагическим концом к тому же… Что-нибудь в духе любовного треугольника, несбывшихся мечтаний, мести счастливому сопернику…

– Вы находите это пошлым?

Мгновенно осекшись, она опустила глаза, и лицо ее вдруг сделалось испуганным.

– О Господи!.. Неужели я угадала? – нетвердым голосом спросила она.

– Да, черт возьми! – Не в силах дольше сдерживаться, я вскочил с намерением увековечить контуры ее стройной фигуры, прошибив ею дыру в одной из стен каюты.

Но как раз в тот момент, когда я подумал, что наилучшим образом для моих целей послужит дверь, последняя неожиданно распахнулась. На пороге возник Уилкинс, поинтересовавшийся:

– Вы тут, часом, не уснули? Мы уже вошли в атмосферу Денеба. Через полчаса посадка!

 

Глава 4

Послушайте, герцог, неужели здесь всегда такая мразь? – Этот вопрос Уилкинс задал после того, как смог в третий раз ознакомиться с прелестями денебианской природы.

– Нет, обычно хуже. Мы попали в хороший сезон.

Откинув капюшон и расстегнув плащ, с которого ручьями текла вода, он поморщился:

– Все шутите?

– Видели поручни вдоль дорожки с причала?

– Видел.

– Натянуты для того, чтобы людей ветром не уносило. А мы смогли идти и за них не держаться. Повезло. Хорошая погода.

Несколько жалких матерных слов – вот и все, что придумал Уилкинс, и я мог его понять – даже двести ярдов по поверхности планеты действовали на психику весьма удручающе. Тем более что с ничем не смягченным буйством ветра и дождя майор столкнулся впервые, потому что два прежних выхода наружу – из брюха “Пелинора” в приемный бункер космопорта и при загрузке во флаер, промчавший нас через полпланеты, – состоялись в Сван-Сити, где теперь всюду оборудовали силовые купола, ограждавшие хотя бы от осадков… Впрочем, надо признать, мне прогулка тоже подействовала на нервы: угрюмая серая мгла, несущийся в лицо ветер, вколачивающий струи дождя прямо в кожу, словно и не замечая одежды, скользкий камень под ногами – все это слишком живо напомнило мне о самой, может быть, ужасной неделе моей жизни. Первой, после исхода с Кертории, неделе, которую я провел под открытым небом (всегда затянутом тучами) Денеба IV. Приходилось смотреть правде в глаза: я здорово сдал за полвека праздности – тогда мне удалось выжить, а сейчас, даже несмотря на полмесяца усиленных тренировок, меня наверняка прикончила бы одна только погода.

Все эти мысли не доставляли мне ни малейшего удовольствия, поэтому я охотно откликнулся на призыв Уилкинса, пересекшего тем временем небольшую площадку, на которой мы находились, и подошедшего к ограждению, поставленному со стороны пропасти.

– Нет, вы только гляньте на это! – воскликнул он, опасно перегибаясь через перила.

Встав рядом, я тоже с трудом сдержал возглас восхищения – под нами простирался город. Он тянулся на многие мили от стены хребта, сквозь которую мы только что прошли. Самый настоящий город, по типу тех, которые, как мне казалось, строили на Земле в докосмическую эру. Невысокие дома, проспекты, улицы, даже парки – все переливается разноцветными огнями, полно жизни. Отсюда, с высоты птичьего полета, этот город – Государственный университет Республики Денеб – казался огромным драгоценным камнем, спрятанным глубоко в недрах гор рукой неведомого великана.

– Ну и долго мы будем тут стоять? – поинтересовался Уилкинс.

– Но вы же сами предлагали посмотреть! – огрызнулся я.

– Я предлагал взглянуть, – уточнил он. – У нас мало времени, герцог, не забыли? Если, конечно…

Вместо ответа я развернулся и направился к нише скоростного лифта, оборудованного для спуска от причалов на городской уровень.

Мысль Уилкинса была очевидна: “Если, конечно, мы не собираемся избавился от журналистки навсегда!” Но пока это в мои планы не входило…

Гаэль, как ни удивительно, действительно оказалась мне очень полезна. Потому что в Сван-Сити все вновь пошло не столь уж гладко. Старая история – проходили на Новой Калифорнии – конфликт с власть предержащими… Уже в космопорте мне подготовили пышную встречу – с нарядами полиции и всеми соответствующими причиндалами, однако, использовав способность становиться невидимым, я сумел с ними разминуться. Они, похоже, были несколько озадачены, но не утихомирились и принялись искать меня в Сван-Сити, а за моими товарищами установили слежку. Не знаю уж, чем объяснялось такое рвение, и подозреваю, что не только моим коротким знакомством с королем пиратов; тем не менее мое пребывание в их столице сделалось несколько затруднительным.

Однако до поры мы с проблемами справлялись. Гаэль и Уилкинс стряхнули “хвост”, мы без помех встретились в отеле “Риц”, но останавливаться там не стали – слишком уж на виду. Да и вообще, по зрелом размышлении было решено (мной в основном) в столице не задерживаться.

Для того же, чтобы не терять время и перспективную линию расследования, я поручил Гаэли разведать обстановку в офисе CIL. Она поупрямилась немного, но больше для вида.

Тут, правда, вышла небольшая загвоздка: для того чтобы переправиться с северного континента на южный, требовалось заказывать флаер (ну не лететь же, в самом деле, рейсовым транспортом!), и это стоило немалых денег. Такой суммы наличностью у меня не было – ее вообще осталось негусто после закупки новой одежды и снаряжения, а кредитками я пользоваться боялся – как своими собственными, так и товарищей. Если номера наших карточек были властям известны, то выследить нас им не составило бы никакого труда.

Выход из положения нашла Гаэль. Как выяснилось, у нее были знакомые в одном из местных издательств; то ли она вместе с кем-то училась, то ли еще что, но этот неизвестный благодетель по ее просьбе все отлично устроил. Издательство наняло нам корабль под одно заверение в том, что Гаэль потом все оплатит. В результате уже через восемь часов после посадки “Пелинора” мы с Уилкинсом покинули Сван-Сити, направляясь на юг, а Гаэль осталась разбираться там. Мы условились встретиться вновь на прежнем месте, в отеле “Риц”, через двое суток: десять часов лета в одну сторону, десять – обратно, и больше суток на месте: я посчитал, что этого будет достаточно-Достаточно, но не слишком много – тут Уилкинс был прав, и тем не менее, выйдя из скоростного лифта на выложенную плитами мостовую, я опять остановился, глазея по сторонам. Все-таки силен был контраст, к нему надо было привыкнуть. Сван-Сити тоже был спрятан внутри горы, но там это совсем не чувствовалось: искусственное топографическое небо, освещение, удачно имитирующее дневное, свежий кондиционированный воздух – чем не открытая поверхность планеты? Но университет, не оборудованный столь комфортабельно, еще сверху показался мне немного сказочным, нереальным, теперь же, внизу, это ощущение усилилось. Вроде улица как улица: дома, магазины, конторы какие-то – с одной стороны, а с другой – базальтовая скала, отвесно уходящая ввысь и теряющаяся в черном провале над головой. И воздух – свежий, нормальный, но чуть горьковатый, едва отдающий затхлостью. Где-то когда-то я читал, что одним из излюбленных персонажей людского фольклора был народец, живший под землей или в пещерах, вырубленных в теле гор. Звались они то ли гномы, то ли дворфы… И вот, оказавшись на улице этого подгорного города, я уже почти ожидал увидеть каких-нибудь сверхъестественных существ, разгуливающих по его улицам. Но нет – люди были как люди, такие же, как везде. Разве что здесь, в одном из самых прославленных учебных центров Галактики, можно было встретить представителя любой человеческой расы, в отличие, скажем, от Новой Калифорнии, которая была заселена преимущественно потомками выходцев с северной части Западного континента Земли.

– Что теперь? – В голосе Уилкинса сквозило плохо скрытое раздражение, и он намеренно пялился в одну точку, каковой была вывеска бара на противоположной от нас стороне улицы.

– Надо сориентироваться на местности, – глубокомысленно заявил я. – Адрес Бренна у нас есть, но соваться туда нахрапом…

– Согласен, – перебил меня Уилкинс. – Но может, зайти куда-нибудь? Можно бы и горло промочить после холодной ванны, которую тут называют погодой. Там и сориентируемся.

– Можно, – кивнул я, и мы без дальнейших обсуждений пересекли проезжую часть (движение на Денебе было, разумеется, наземным).

Бар оказался небольшим, без каких-либо изысков и с минимумом посетителей, что не удивляло – была середина дня. Впрочем, судя по отсутствию видимых признаков процветания, тут, очевидно, и по вечерам столпотворения не наблюдалось… Следуя уже выработавшейся привычке, мы не сговариваясь двинулись к угловому столику, отгороженному от входа стойкой, где сбросили все еще не просохшие плащи, после чего Уилкинс отправился заказывать выпивку.

Бармен, приземистый крепыш неопределенной наружности, разливая питье по стаканам, то и дело бросал на майора взгляды исподлобья, словно пытаясь угадать, зачем такая птица пожаловала в университет. На Денебе мы окончательно переоделись в гражданское (маловыразительные свитера и брюки, чтоб не бросаться в глаза в толпе, как объяснил Уилкинс, – ха-ха!), однако выправка сразу его выдавала. На мне столь явных признаков армии не отмечалось, и я был похож на простого громилу Поэтому, когда Уилкинс сел напротив и подтолкнул мне стакан джина с тоником, я поинтересовался:

– Вам не кажется, майор, что ваша затея с переодеванием причиняет лишь дополнительные неудобства?

– Пожалуй, тут я перегнул, – неохотно признал он, с отвращением поглядывая на собственные рукава. – В нашем случае смена вывески бесполезна – фасад выдает.

“Что-то он чересчур не в духе после всего-то одной прогулки”, – заметил я про себя и, сделав пару приятно согревающих глотков, спросил:

– Как-то мрачноваты вы, майор. Почему бы?

– Верно. Не нравится мне все это.

– Что именно?

– Да все, – Уилкинс одним залпом осушил стакан. – Я знаю, вы считаете меня параноиком, но эта паранойя не раз спасала мне жизнь… да и вам, между прочим.

– Да в чем дело? – Я искренне не понимал.

– В том, что вокруг слишком спокойно. Как говаривал мой полковник: не надо бояться врага, надо бояться, когда врага не видать. Дома нам мешали на каждом шагу. Без выдумки, но настойчиво. Я постоянно чувствовал опасность и был, что называется, в тонусе для ее отражения. А сейчас… Мы уже вторые сутки на Денебе – и ничего!

– Не могу сказать, что меня это безумно огорчает. Почему бы не предположить, что враг, даже если и не удалось обмануть его относительно нашего местонахождения, попросту немного отстал?

– Дай-то Бог… – без энтузиазма кивнул Уилкинс и с заметным неудовлетворением посмотрел на уже пустой стакан. – Только вот ощущение опасности у меня никуда не делось, напротив – усилилось… Уж не потому ли нам не мешают, что мы и так делаем то, что кого-то устраивает?

– Знаете, майор, не стану оспаривать точность вашего самодиагноза. Не могу понять только, откуда все эти предчувствия, предвидения – можно подумать, это вы родились на Кертории, а не я.

Майор как-то странно поглядел на меня и вновь опустил глаза.

– Я исхожу из опыта. Вы, наверное, знаете, что это полезная штука. Но мне показалось, что вы имели в виду не только меня?

– Положим.

– А в ней и впрямь есть что-то такое. Керторианское. Тогда, на “Пелиноре”, когда вы ушли в рубку, она вдруг ни с того ни с сего заявила, что через полчаса вы покинете корабль и именно через третий шлюз. Так и было, если вомните.

Я кивнул и промолчал, готовый принимать пари на любых условиях, что так просто Уилкинс с этой темы не слезет. Да, это был бы беспроигрышный вариант, разве что подобной прямоты я не ожидал.

– И вообще, герцог, вы можете объяснить мне, почему вы с ней цацкаетесь?

Я не считал острую дискуссию по этому поводу сколь-нибудь полезной, поэтому лишь пожал плечами:

– Почему бы и нет? Сторониться ее только потому, что она женщина? Неужели вы еще больший женоненавистник, чем я?

Уилкинс даже не улыбнулся.

– Может, и да, хотя навряд ли… Проблема, конечно, не в этом. Она непредсказуема и опасна. Мы не знаем, ни как она затесалась в наши дела, ни зачем. Она никогда ничего не рассказывает о себе. И это при том, что про себя люди любят болтать больше всего на свете, вы не замечали?

– Замечал. – Я улыбнулся: мои мысли принимали забавный оборот.

– А даже если что и говорит, то навешивает такую откровенную лапшу, что и уши подставлять обидно. Так кто же эта журналистка: друг, враг, чей-то очередной лазутчик? Мы не имеем ни малейшего представления. Мы вообще ничего не знаем, и это скверно! Я не могу одобрить подобного легкомыслия.

– Правда? – насмешливо переспросил я. – Не очень-то свежая мысль. Помните, покойный капитан Браун тоже сказал как-то: “Всегда хочется знать, с кем имеешь дело”. И помните о ком? Майор, а что я знаю о вас?

Что-то со мной частенько стало такое приключаться: пальнешь вроде холостым, а глядишь – и попал куда-то. И, судя по тому, как внезапно пожух Уилкинс, куда-то я безусловно попал… Однако просвещать меня относительно имевшей место цели никто явно не собирался.

– Может, делом наконец займемся? – проворчал в итоге Уилкинс.

Возможно, напоминание, что не я затеял этот разговор, и некоторый нажим оказались бы нелишними, но соответствующего настроя не было – куда больше интересовала и волновала меня перспектива встречи с Бренном…

– И каким образом?

– Элементарно. – Развернувшись вместе со стулом, Уилкинс щелчком пальцев привлек внимание бармена: – Эй, дружище! Поди-ка сюда! И бутылку прихвати.

Готовность, с которой указание было выполнено, говорила о том, что вопрос о нашем присутствии по-прежнему являлся предметом размышлений бармена. Без каких-либо понуканий он налил уже чистого джина в подставленный Уилкинсом стакан и с паршивой улыбочкой спросил:

– Что угодно Большим Парням?

– Присядь-ка! – Уилкинс махнул на стул, на спинке которого сушились наши плащи, и парень осторожно присел на краешек. – Давно здесь работаешь?

– Двенадцать лет. Сразу как учиться закончил. Эколог из меня не вышел, понимаете…

– Бармен тоже, – подтвердил Уилкинс верность моих прежних наблюдений. – Но ты тут наверняка многих знаешь. А мы ищем человека. По фамилии О'Кэллаган.

Парень моргнул, но потом скривился.

– О'Кэллаганов я знаю троих. Вам который нужен?

– Брэндон.

Тут уже он принял откровенно кислый вид и промолчал.

– Так ты его знаешь? – Уилкинс чуть нагнулся в его сторону, и он все же предпочел ответить:

– Кто ж его не знает? Брэндон О'Кэллаган, компьютерщик, это вроде как местная знаменитость. Легенда университета, что ли… Профессор-Который-Не-Стареет!

– Как его найти?

Столь вопиющее отсутствие вопросов там, где предполагалось их наличие, насторожило его еще больше. Переведя взгляд с Уилкинса на меня, он помялся и все же спросил:

– А что надо Большим Парням от Профессора? Майор явно намеревался его осадить, но я его опередил:

– Ну, предположим, мы собираемся его убрать. Тебе-то что? О'Кэллаган, пользуясь твоей терминологией, парень тоже не маленький.

– Это точно! – поддакнул бармен.

– Но мы не собираемся этого делать. И потом, разве его местонахождение – тайна?

– Да нет, не тайна…

Насколько я разбирался в его чувствах, особой симпатии к Бренну он не питал, скорее боялся. Но мы были злом куда более осязаемым и, главное, близким, поэтому он перестал ломаться:

– Профессор живет в особняке, рядом с Вычислительным комплексом. Это в центре, почти напротив администрации… В этом же здании находится и его лаборатория. Говорят, он сидит там почти безвылазно.

– Так уж безвылазно? – мрачно поинтересовался Уилкинс.

– Ну, он раньше много лекций читал. Но в последнее время, говорят, забросил это дело, – Бармен выразительно углубился в созерцание этикетки на бутылке с джином.

Кивнув мне с нарочитой уважительностью, – дескать, ну вот вам и вся разведка! – Уилкинс опустошил стакан и вынул из рук бармена бутылку, дабы вновь его наполнить, но в последний момент передумал.

“Не сомневается, что скорость реакции в ближайшее время пригодится”, – подметил я и в свою очередь спросил:

– И что же, О'Кэллаган в своей лаборатории копошится один?

– Да нет. У него целый штат, все как полагается. Я не стал уточнять, где именно “полагается”.

– Как туда проще добраться?

– Машину надо ловить – пешком далеко будет. Или заказывать.

– Ну так закажи нам. – Когда он послушно поднялся, я добавил, подмигнув: – И повесь наши плащи где-нибудь посушиться – мы их заберем на обратном пути.

На этот раз, как ни странно, мы не стали с Уилкинсом собачиться, кто кого и о чем предупреждал, и спокойно прождали несколько минут, прежде чем бармен, вернувшись к нашему столику, сообщил:

– Такси у входа.

Я направился к дверям, но Уилкинс еще раз повторил – для тупых:

– На тот случай, если вдруг захочешь кому-нибудь что-нибудь стукнуть, – помни, что, если нас не убьют, мы вернемся.

Бармен явно проклинал себя за то, что решил открыть сегодня заведение, но слишком трусил для хоть какого-нибудь ответа.

Такси оказалось небольшим четырехместным экипажем наподобие тех, что так широко использовались некогда на Земле, – сейчас они сохранялись лишь на немногих планетах. Когда мы с Уилкинсом не без усилий впихнулись в непривычную коробку иа колесиках, шофер вяло поинтересовался:

– Куда?

Севший впереди Уилкинс обернулся:

– Где у вас адрес, герцог?

Доставать бумажник из заднего кармана было чертовски неудобно, поэтому я решил понадеяться на разрекламированную известность Бренна:

– К лаборатории Профессора – Который-Не-Стареет. Водитель хмыкнул, и мы тронулись с места. Путешествие было коротким и безынтересным, разве что лишний раз доказывало преимущество воздушного транспорта перед наземным…

“Особняк” же Бренна предстал пред нами как компактный трехэтажный дворец, выстроенный в стиле позднего земного классицизма, и стоял он действительно на одной из сторон центральных площадей города. Мне подумалось, что “профессор О'Кэллагаи” явно пользуется в университете несколько большим уважением, чем просто местная достопримечательность. На расстоянии десяти ярдов от самого здания дворец был обнесен чугунной решеткой, к которой была наверняка подключена сигнализация. Помимо этого, все окна были снабжены бронебойными ставнями, по большей части закрытыми; там и сям висели видеокамеры и инфракрасные датчики; а из-за углов фронтона, по обе стороны от мраморной колоннады, высовывалось нечто, сильно смахивающее на стволы пушек тяжелого калибра. Еще напротив входа в решетке, разумеется, размещались ворота, но они были закрыты. Да и вообще, при виде них не возникало ощущения, будто ими часто пользовались, что навело меня на следующую мысль:

– Давайте обойдем вокруг, майор.

– Дьявол! Да нас, похоже, могут поджарить в любое мгновение! – вскипел Уилкинс.

– Но не жарят же, – резонно возразил я. Не найдясь с ответом, он с удовольствием сплюнул на идеально чистую мостовую.

– Да, идиллическая картина! Семейное гнездышко почтенного университетского профессора?..

Похоже, он был не на шутку на взводе, поэтому я воздержался от колкостей и молча направился к ближайшему углу.

Конечно, вся эта бренновская оборонщина не оказалась, так сказать, фасадной показухой. Скорее наоборот – в менее мозолящих глаза местах дворца выбор оружия, выставленного на обозрение, был еще богаче и представительнее. Но с задней стороны обнаружился еще один вход – более будничного вида. Калитка в решетке, откуда коротенькая дорожка вела к аккуратному крыльцу, над которым висела лаконичная надпись, гласившая: “Лаборатория”. Рядом с калиткой я и остановился, обратившись к Уилкинсу:

– Ну что, майор, по-моему, штурмом нам эту крепость не взять?

– Уж не собираетесь ли вы постучаться?

– Именно. – Я направился к переговорному устройству, вделанному в решетку рядом с замком калитки.

– Остановитесь, босс! Это безрассудство! С досады я чуть не врезал кулаком по чугунному цветку: сегодня Уилкинс очень меня раздражал – обычно он был посообразительнее.

– Пошевелите мозгами, майор! Даже если Бренн исполнен самых кровожадных замыслов – о чем мне надоело спорить, – сейчас будет самое неподходящее время для их исполнения. Куча народа знает, куда мы направляемся, поэтому наше исчезновение не пройдет незамеченным… для моего дяди, например. И я ни за что не поверю, будто Бренн настолько впал в маразм, что отважится с ним связываться!

Вдохновив таким образом самого себя, я, не дожидаясь ответа, нажал на кнопку с меткой “вызов”. Раздавшийся через пару секунд щелчок и женский голос, спросивший:

“Кто там?”, настолько смутили меня своей обыденностью, что я даже растерялся. Воспользовавшись этим, Уилкинс высунулся из-за моего плеча и ехидным тоном сообщил в интерком:

– Герцог Галлего к барону Лагану! Теперь уже пауза наступила на том конце, а затем женский голос без уверенности поинтересовался:

– Это шутка?

– Да. Розыгрыш. Герцог уже смеется. Не знаю, как барон!..

В последовавшей куда более длительной тишине между нами состоялся краткий обмен мнениями:

– Зачем выпендриваетесь?

– Злость срываю!

Однако Бренну, видимо, стало не слишком смешно, – во всяком случае, голос секретарши звучал достаточно торжественно:

– Профессор ждет вас. Следуйте за стрелками! Вслед за этим не вполне понятным заявлением раздался еще один громкий щелчок, разблокировавший замок калитки, и интерком отключился.

– Следуйте за стрелками, и они приведут вас в маленькое и уютное подземелье, где легко и приятно, а главное – очень по-керториански, можно сдохнуть от жажды, – ворчал Уилкинс, следуя за мной по дорожке. – Какие еще, к матери, стрелки?!

Это выяснилось, лишь только мы переступили порог непосредственно здания. Прямо перед нашими глазами в полутемном холле в воздухе загорелась небольшая указательная стрелка, направленная по диагонали в левый угол. А там горела еще одна: вверх и налево. И так далее – до самого кабинета Бренна, расположенного на третьем этаже в фасадной части дворца. Стрелки появлялись из ниоткуда, указывая нам путь, и исчезали, стоило нам их миновать. Эффектно – я и на Кертории такого не видывал… В остальном же дворец Бренна был так себе – в смысле дворцовости. Никакой особой роскоши – ковров там или картин… По-видимому, в качестве лаборатории он был более состоятелен. Во всяком случае, за многими дверями слышался шорох работы компьютеров, кое-где – обрывки разговоров, хотя собственно сотрудников мы не встретили.

За дверью же, в которую уперлась последняя стрелка, оказалась небольшая приемная, где за столиком сидела секретарша, с которой мы, очевидно, и разговаривали. Яркая блондинка, богато украшенная косметикой, она изящным жестом указала на еще одну дверь за своей спиной:

– Сюда, пожалуйста! – и тут же осеклась, глядя куда-то за меня, то есть на Уилкинса.

Ну я тоже посмотрел. Причина замешательства была ясна: в правой руке майора покоился бластер. Один из крупнокалиберных бластеров, первым делом приобретенных нами на Денебе. Поймав мой взгляд, Уилкинс чуть пожал плечами, но оружие не опустил. Честно говоря, я хотел попросить его хотя бы не палить в Бренна, едва он его увидит, но тут дверь распахнулась… Обернувшись, я увидел на пороге Бренна, широко мне улыбающегося:

– Привет, Ранье!

– Привет! – Я не мог не улыбнуться в ответ.

– Мистер Уилкинс! – Бренн кивнул моему спутнику. Убрав улыбку, но как будто и бластер не замечая.

– Здравствуйте, – достаточно угрюмо отозвался Уилкинс.

– Ну проходите. Стрелять можно и сидя! С этими словами он развернулся и скрылся за порогом, а мы последовали за ним.

Кабинет у Бренна оказался невелик – значительно меньше моего – и сплошь заставлен аппаратурой. В основном, насколько я мог судить, компьютерного происхождения, но не только… Чуть разведя руками, словно извиняясь за тесноту, Бренн распорядился:

– Ты, Ранье, давай вот сюда. – Он указал на единственный, кроме его собственного, стул. – А вы, мистер Уилкинс, присаживайтесь на коробки рядом с дверью. Да-да, вот там… неудобно, но не обессудьте – обычно я здесь гостей не принимаю.

– А где ты их принимаешь? – поинтересовался я, втискиваясь на стул, зажатый между двумя шкафами, набитыми всякой всячиной.

– В гостиной. На первом этаже. – Бренн крутнул свое вертящееся кресло и уселся лицом к нам. – Но это помещение более надежно. И в смысле конфиденциальности, и защищенности.

– Кстати, о защищенности, – подал голос Уилкинс (бластер он по-прежнему не выпускал из рук, хотя держал менее угрожающе). – Я тут видел у вас кучу всякого барахла на стенах, но кто им управляет? Я что-то не заметил… э-э… охраны.

– А ее и нет, – радушно улыбнулся Бренн; – Здесь работают только гражданские. Держать телохранителей слишком дорого, а я не так богат, как Ранье.

– Так что же, это пугачи? – Уилкинс явно не верил ни единому его слову.

– Ни в коем случае. Я принял исключительные меры безопасности после – Не будем забегать вперед. Управление всем оружием ведется отсюда. – Он кивнул затылком в сторону огромного монитора, занимавшего добрую половину его рабочего стола.

– Всем оружием? – уточнил я.

– Ага, – кивнул он не без гордости, – я свалил все в единую компьютерную систему: и наше, и их. Пришлось повозиться, но получилось удачно. А управление я наше оставил – мысленное.

Я понимал, что все это говорится в основном для Уилкинса, дабы тот не питал иллюзий относительно того, кто контролирует ситуацию. Впрочем, я хорошо знал Бренна, и, казалось, вероятность серьезного конфликта между нами он всерьез не воспринимал, а очевидная враждебность Уилкинса его попросту забавляла. Да и вообще, Бренн отнюдь не выглядел мрачновато-угрюмым, как на нашей встрече в Нью-Фриско; в этот раз он больше походил на себя прежнего.

– Что молчим? – поинтересовался он. – Впрочем, я сам виноват – вы же все-таки у меня в гостях. Кофе? Или что покрепче?

– Кофе, – в один голос ответили мы. Бренн быстренько отдал секретарше указание, а затем подмигнул мне:

– Ты, кстати, кури, Ранье, если хочешь. Я проветрю йотом.

Я с удовольствием последовал приглашению, а он тем временем заметил:

– А ты не терял времени, старик. Просто разительная перемена. Выглядишь молодцом – не то, что тогда.”

В его тоне проскользнула нотка уважения, и я польщенно хмыкнул, про себя отметив, что, сам-то Бренн изменился мало – те же джинсы, та же куртка. Нету только зеркальных очков, да рубашка другого цвета. Впрочем, судя по рельефной мускулатуре, просматривавшейся на неприкрытых участках тела, проблема утери формы перед Бренном и не стояла.

– Профессор-Который-Не-Стареет! – усмехнулся я.

– А! Тебе уже успели болтануть. – Он тоже рассмеялся, но потом поморщился: – Скоро может стать серьезной проблемой. Ко мне уже начали подъезжать с кафедры биологии. Пока вежливо, но…

Появилась секретарша с кофе, и он умолк, а когда она вышла, сменил тему:

– О! Мистер Уилкинс отложил бластер. Добрый знак! – однако продолжил совсем не шутливо: – Но само наличие подобного предмета весьма недвусмысленно указывает на его отношение ко мне. Ты тоже склонен считать меня врагом, Ранье?

– Не склонен.

Он оценил замечание и на мгновение задумался.

– Я много размышлял над всей этой историей, Ранье, поэтому не могу не отдавать себе отчет, что моя роль в ней выглядит не вполне однозначно. Но мы же давно друг друга знаем… И у тебя все же есть основания?..

– Могли бы быть.

– В каком смысле?

Я рассказал ему в каком, то есть всю интермедию с Коллинзом, и это произвело на него впечатление. Небольшой налет легкомыслия, сквозивший в его поведении, исчез – он стал серьезен, затем нахмурился, а под конец вообще с трудом сдерживал гнев. Когда же я закончил, Бренн разразился одной из тех вспышек безудержной ярости, которыми был известен в былые времена.

– Мерзавец! Падаль! Ренегат!.. – шипел Бренн, сопровождая каждый эпитет ударом кулака в хорошо устойчивую поверхность. – Как он меня подставил, скотло! И надо же – еще и компьютеры сюда приплел!.. Воистину, если когда-либо существовало вместилище всех низменных пороков – так это Вольфар Per!

С некоторым запозданием я сообразил, что так его взбесил, пожалуй, не собственно факт произведенного от его имени покушения, а то, что для этого использовались любимые им компьютеры! Приятно было разок почувствовать себя правым, хотелось даже, чтобы и Уилкинс оценил этот нюанс. Однако майор безучастно наблюдал за Бренном, похоже, уверенный в том, что его беснования не более чем выступления для публики. Тут я с ним не был согласен.

Тем временем Бренн с заметным усилием успокаивался. По его скулам перестали ходить желваки, потемневшие было глаза вновь стали голубыми, кулаки наконец разжались, и он заговорил… Мимоходом я подметил, что он так ничего в итоге и не сокрушил, чего раньше не случалось. Аргумент в пользу Уилкинса… или времени.

– А ты и вправду молодец, Ранье! Тонко раскусил эту гадость. Не ожидал от тебя… Может, гены Детанов себя наконец проявляют?

– На Кертории не знают, что такое гены, Бренн.

– Это не отменяет их существования. Но ты меня здорово зацепил, а я-то был уверен, что чист. Теперь не знаю, что и думать, может, у тебя и впрямь есть основания… – Он помолчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями, а затем заговорил с обычной рассудительностью: – Ладно, тогда давай по порядку. Я не соврал тебе – Вольфара я, к сожалению, не убивал. И доказать это будет совсем не трудно. Но лучше начать с начала.

Пока Бренн заказывал еще одну порцию кофе, я посмотрел на Уилкинса. Теперь вид у него был слегка задумчивый: казалось, легкость, с которой Бренн пообещал опровергнуть центральное обвинение, произвела впечатление и на него.

После небольшой паузы – Бренн предпочел дождаться появления кофе, дабы потом не прерываться, – он повел свой рассказ. Однако уже вскоре мне пришлось его перебить.

– А началось-то все несколько месяцев назад. Не сомневаюсь, что тебя интересует точная дата, поэтому постараюсь припомнить. Так, так”. В середине декабря это было, вот когда. Со мной через Камень связался Реналдо – Креон, разумеется… Большой неожиданности в этом не было – мы с ним изредка болтали о том о сем, но тогда в конце разговора он сообщил мхе малоприятную новость. Из тех, знаешь, про которые и идиоту ясно, что они с далеко идущими последствиями. По его словам, у него на Веге побывал Вольфар. Это само по себе было скверно – до того о паршивце так давно не было ни слуху ни духу, что я уже почти забыл об этом милом персонаже. Но это было еще полбеды. Вольфар как-то исхитрился с ним встретиться и даже сделал ему некое предложение. В этом месте Реналдо стал таким туманно мямлящим, что тогда я ничего толком не узнал. Кроме того, что наш друг с негодованием ему отказал. Вот тут-то я и не выдержал:

– Тысяча чертей! А мне “наш друг” написал, что о Вольфаре ни ухом, ни гудком, ни колесом!

– Да? – скривившись, переспросил Бренн. – Ну, зря он так! Испугался, похоже.

– Испугался? Кого? Меня?!

– Брось! Ты что, считаешь, будто не в состоянии никого напугать? Если так, то ты заблуждаешься. По крайней мере, тогда, на Совете, лично меня ты напугал. – Бренн как-то невесело усмехнулся, а потом неожиданно спросил:

– Да ты, вообще-то, слыхал про Креона?

– Что слыхал? – не понял я.

– Это было третьего дня во всех новостях.

– Я не смотрю новости!

– Да, я и забыл… Короче, покушение на жизнь крупнейшего веганского банкира. Очень похоже на то, что ты недавно рассказывал, – только там флаер взорвался. И тоже вроде неполадки в компьютере…

– Да погоди ты! Реналдо – жив?

– В тяжелом состоянии доставлен в больницу.

– А потом?

– Не знаю. – Бренн пожал плечами. – Я тоже не особенно люблю новости.

Мы помолчали; я не без удивления обнаружил, что искренне сочувствую Реналдо, даже несмотря на надувательство с письмом, и вовсе не хочу, чтобы он, например, умер.

– Мог бы, между прочим, и выяснить, что с ним, – укоризненно заметил я.

– Если остался жив – должен выкарабкаться. А наводить справки – только лишние неприятности себе искать.

– Не будь свиньей!

– А ты не благородствуй! – резко вскинулся он. – Скажи я тебе об этом месяц назад, что бы ты ответил? “Да и хер с ним”?!

Несколько секунд мы мерили друг друга тяжелыми взглядами, нов глубине души я сознавал, что он прав, поэтому отвел глаза и промолчал.

– Ладно, проехали. – Бренн приподнял руку открытой ладонью вперед – традиционный керторианский миролюбивый жест, и я кивнул, доставая очередную сигарету. – Значит, рассказываю дальше. После разговора с Реналдо и его недвусмысленного намека я резко усилил меры по собственной безопасности, а то за полвека покоя совсем, знаешь, расслабился. Тогда все это “барахло”, по определению мистера Уилкинса, поставил, систему обороны компьютеризировал и… затаился, внимательно глядя по сторонам. Но время шло, ничего не происходило, и Воль-фар потихоньку отошел на второй план.

Неожиданно Бренн прервался, посмотрел через плечо на монитор, поджал губы и пожаловался:

– Что-то у меня какое-то дерьмовое ощущение, Ранье. А ты как?

– Да как всегда. – Я усмехнулся. – Вот майор тоже сегодня на дурные предчувствия грешит!

Сказано было в шутку, но я напрочь позабыл об изрядной суеверности Бренна – он воспринял это всерьез.

– И как сейчас? – спросил он у Уилкинса.

– Еще хуже, чем было! – отрезал тот.

“На почве какой ерунды люди иногда находят взаимопонимание”, – подумал я, пока Бренн к чему-то прислушивался…

– Надо рассказывать покороче! – Он нервно забарабанил пальцами по рукояти кресла. – Значит, так. Вновь все всплыло в один день – трудно назвать его прекрасным, – когда ко мне заявился Вольфар. Это случилось сравнительно недавно: десятого мая. Появился он немудряще, так же как и вы, и вначале я вообще не хотел его принимать, но потом передумал. В основном из-за любопытства. В долгий ящик подонок лезть не стал – никаких любезностей, кофейков и тому подобного – и с порога заявил, что намерен сделать мне предложение. “Ну валяй”, – сказал я, и он вывалил. Сущую блевотину. Смысл был такой: он, Вольфар, доподлинно знает, что в ближайшее время нашей спокойной жизни придет конец, снова начнется война. Но не каждый за себя, как было раньше, а Вольфар – и другие… Так сказать, противники Вольфара. Мне же без лишних слов было предложено встать на сторону герцога Рега. Сперва я хотел поблагодарить за честь и послать подальше, но это желание было подавлено… Я стал юлить – дескать, подумать надо, – и попытался выяснить хоть что-нибудь о грозящей опасности. Но он, разумеется, ни в малейшей степени мне не доверял, вопросы игнорировал и все норовил поставить вопрос ребром: ты со мной или… Так что в итоге пришлось мне… Нет! Стоп! Это тебе важно знать, Ранье…

Бренн допил остатки своего кофе, еще раз глянул на монитор и продолжил:

– Понимаешь, в одном месте Вольфар здорово проко-лолся. Случайно он дал мне понять, что знает о том, что герцог Креон, которому также было сделано схожее предложение, предупреждал меня. Естественно, сразу же после его ухода я позвонил Реналдо – по межпланетке – и спросил, говорил ли он кому-нибудь о нашем разговоре. И он уверял, что нет, ничего подобного не было, он даже поклялся в этом своим добрым именем, а таким, сам знаешь, не шутят. Отсюда вывод: Вольфар каким-то образом научился подслушивать общение через Камень! Так что с тех пор я и в руки его не беру.

– Как такое возможно? – поразился я.

– Техническая сторона вопроса для меня неясна – не мой профиль. Но принцип-то понятен: как при радиоперехвате. Только перехватываются не радиоволны, а то что излучает Камень.

– А что он излучает? – неожиданно встрял Уилкинс.

– Говорю же вам – не знаю. Я не физик. Подозреваю, какие-нибудь колебания пространства по типу человеческой мультилинии. А ее-то спецслужбы научились прослушивать.

Новость была, конечно, сквернее не придумаешь, но оснований не верить Бренну у меня не было. Она, в частности, хорошо объясняла причины столь полной осведомленности врагов о моих делах. Я ведь обсуждал их и с дядей, и с Деором…

– Жаль, что ты не сказал мне раньше, – посетовал я.

– Я намекал тебе в письме. Весьма прозрачно, по-моему.

Это была правда – я все удивлялся, почему Бренн раз за разом не хочет связываться со мной через Камень, а ответ-то лежал на поверхности.

– Моя промашка, – признал я.

– Тогда пошли дальше. Как ты уже понял, я сообщил Вольфару, что вставать под его знамена не намерен ни на каких условиях, а с его стороны предлагать такое мне, представителю исконно враждебных сил, было бы попросту смешно, если б не так дурно пахло. Он воспринял отказ спокойно, подтвердил, что ожидал его, и избавил меня наконец от своего общества. Визит Вольфара, как ты, может быть, заметил, пришелся почти накануне моего отъезда на Новую Калифорнию, и я сразу подумал, уж нет ли тут какой связи? А если есть, то не стоит ли мне отказаться от участия в симпозиуме? Научная репутация моя от этого мало бы пострадала – она и так достаточно высока, но… Но что бы мы ни думали и ни чувствовали про себя, казаться трусом никому не хочется, верно?

Я молча выразил свое согласие. Больше из вежливости. Но Уилкинс не удержался от возражения:

– А по мне – так лучше быть живым трусом, чем мертвым героем! С ними такое частенько случается.

– Может быть, мистер Уилкинс. Но вы не родились на Кертории, – холодно подчеркнул Бренн. – А я – родился. Поэтому и полетел на Новую Калифорнию, о чем, пожалуй, сейчас не жалею. Правда, не буду скрывать, что однажды об этом пожалел. Когда обнаружил, что Вольфар летит на одном корабле со мной! Тут уже последние сомнения в случайном стечении обстоятельств у меня отпали. И хотя на прямой вопрос он не задумываясь ответил, что летит побеседовать с тобой, Ранье, я чуял, что затевается нечто крупное. Слишком уж удобная ситуация для начала козней: трое керторианцев на одной планете – редчайший случай!

– Тем не менее ты, конечно, не счел нужным предупредить меня. Зачем искать себе лишние неприятности? Да, Бренн?

Он изготовился для резкого ответа, но теперь уже я был прав, поэтому в конце концов только виновато улыбнулся:

– Ну извини, старик! Это я смалодушничал, признаю!

– Забыли! – теперь уже я не упустил случая проявить великодушие.

– Однако к моменту высадки у меня уже созрел некий план, как можно обезопасить себя от возможных неприятностей. Очень простой. Я старался ни на мгновение не оставаться один, даже ночью. И это мне удалось. Так что если бы ты взял на себя труд проверить, где и когда я был на твоей планете, то и сам обнаружил бы, что убить Вольфара я не мог никак. Не знаю уж, в котором именно часу ему перерезали глотку… думаю, ты больше в курсе… но я с восьми вечера до двух часов ночи находился безотлучно в ресторане вашего университета, где пьянствовал в достаточно веселой компании. И большой – подтвердить мои слова может куча народу. На языке графа Деора это называется алиби, Ранье!

Признаться, я был доволен и, не скрывая торжества, взглянул на Уилкинса, но тот был по-прежнему хмур и только поинтересовался:

– И кто же эта куча? Имена и фамилии у нее есть?

– А как же, – ухмыльнулся Бренн. – Я на всякий случай составил по памяти списочек тех, кто там был. Перед уходом можете забрать и проверить на досуге. Если будет желание…

– Да едва ли. – Меня он убедил. – А что было дальше?

– Ага! – живо подхватил он. – Вот дальше был один очень странный момент, объяснения которому я не мог найти вплоть до твоего сегодняшнего рассказа. Помнишь, ты спросил, как я узнал о смерти Вольфара, а я ответил, что из этой вашей местной газетенки, не помню названия… Тебе это не показалось странным?

– Еще как. Но я подумал потом, что ты имел в виду компьютерную газету.

– Ничего подобного. Я сказал тебе чистейшую правду – это была та же самая газета, которую ты держал в руках. Когда двадцать третьего я спустился из номера, то обнаружил рядом со своим прибором – а я всегда садился на одно и то же место – эту чертову газету, заботливо развернутую прямо на фотографии Вольфара. Представляешь себе мой шок!.. Ну, естественно, я поспрашивал, как она там очутилась, но никто ничего толкового не сказал. Хитрый фокус, чтоб им сдохнуть! Они сообразили, что, увидев такое, я первым делом захочу встретиться с тобой, но в твой замок лететь побоюсь и таким образом заставлю тебя прокатиться на неисправном флаере! Так и вышло, к сожалению. Я отправил тебе записку…

– Как? По почте она не шла! – снова влез Уилкинс.

– У меня есть керторианский приборчик – позволяет перебрасывать небольшие объекты на довольно значительные расстояния. Дома это очень распространенная вещь – вместо почты.

– Это точно, – подтвердил я, – у меня тоже такой был, пока не посеял где-то.

– После этого я заказал по мультилинии разговор с Принцем… для страховки, ты понимаешь.

Я уже приготовил язвительный комментарий по поводу этой страховки, но слова застряли у меня в горле – лицо Бренна вдруг перекосило судорогой, и он рывком развернулся вместе с креслом к монитору.

– Что за чертовщина!.. – сдавленно прошептал он, быстро нажимая какие-то клавиши на пододвинутой клавиатуре.

– Что случилось? – Я тоже почувствовал тревогу.

– Чушь какая-то! Слушай, у тебя есть какое-нибудь наше устройство? Любое?

– Ну есть…

– Попробуй включить!

Я попробовал генератор невидимости, но… никуда не исчез. Более того, казалось, что устройство, которому я направил мысленный приказ, вовсе отсутствует. То есть на пальце правой руки, где я обычно носил этот перстень, он, разумеется, присутствовал, но все его магические свойства исчезли…

– Что это значит, Бренн?

– Это значит, что кто-то пытается до нас добраться! Вот что это значит! – Его руки все быстрее летали над клавиатурой. – Но я не такой дурак! Система управления огнем у меня продублирована и без наших штучек. Сейчас, сейчас!..

Однако в следующую секунду выяснилось, что “кто-то” тоже не дурак – во всем дворце вырубилось электричество! Монитор перед Бренном мигнул, погас, затем снова включился, но Бренн с воплем ярости оттолкнулся от стола.

– У вас что, нет источника бесперебойного питания? – настороженно осведомился Уилкинс.

– У компьютера есть! Но что толку! – проскрежетал зубами Бренн. – Вся сеть в целом парализована. У меня же нет автономной электростанции!

“А у меня есть…” – очень к месту подумал я, но Бренн уже вскакивал.

– Похоже, нас поймали! Надо уносить”. – Обернувшись, он замер, и, чуть повернув голову, я увидел рядом с собой Уилкинса, наведшего бластер на голову моего друга.

– Послушайте, Лаган, завязывайте этот театр! Ловко придумано, да не слишком. Вы-то в данный момент у нас в руках. Или отзывайте своих людей, или вы покойник! – По его тону я понимал, что майор далек от шуток.

– Что он мелет, Ранье!? Мы же теряем время!.. Я видел, как поблескивающие в воцарившейся полутьме глаза Бренна лихорадочно шарят вокруг в поисках чего-нибудь, что можно метнуть.

– Ну как знаете!

Я почувствовал, что сейчас последует выстрел, и, вскочив, не своим голосом заорал:

– Уилкинс! – Он не пошевелился, но и не выстрелил.

– Опустите бластер! Немедленно! Это приказ!

Одно долгое мгновение он колебался, но затем подчинился и, выругавшись, бросился к двери. Приоткрыл, глянул в щелку, затем распахнул чуть пошире: в приемной, не имевшей окон, было темно – хоть глаз выколи. Однако Уилкинс, видимо, что-то различал, так как скомандовал:

– За мной, герцог! Быстрее! – и шагнул вперед. Но не успел я сдвинуться, как услышал шипение бластера и еще один окрик:

– Поздно! Назад!

В следующую секунду я увидел, как Уилкинс спиной входит в дверь, стреляя куда-то в темноту. Оттуда донесся крик боли, а затем два ответных луча под углом пронзили проем, чудом не задев майора. Выстрелив последний раз, Уилкинс захлопнул дверь с нашей стороны, и в то же время я заметил движение справа – это Бренн, копошившийся в нижнем ящике какого-то шкафа, выпрямился, держа в каждой руке по метательному ножу керторианского производства…

“Интересно, в кого полетят эти ножи?” – как-то отстранение подумал я, продолжая стоять столбом посреди комнаты. А что было делать? Никакого оружия, кроме рук, у меня не было.

Но долго расстраиваться мне не довелось – через несколько мгновений все уже кончилось. Но в эти несколько мгновений уместилось многое… Внезапно Уилкинс отскочил назад и упал ничком, и тотчас же дверь взорвалась, по-видимому подорванная гранатой. Полуоглушенный от вспышек и грохота, я инстинктивно отпрянул назад и увидел две тени, появившиеся в проеме. Левый не сделал внутрь и шага, сраженный Уилкинсом, стрелявшим с пола практически в упор, правый успел выстрелить в Бренна, но промахнулся и тоже пал с кинжалом в горле. Но за первыми в кабинет ворвались еще двое, и один из них уже навел на меня ствол. Я дернулся влево, к стене, и смертоносный луч нронесся мимо, но убийца, взяв поправку, вновь нажимал на курок… И тут Уилкинс каким-то непостижимым обращаем вскочил с пола, бросаясь наперерез лучу и одновременно стреляя сам! Они оба рухнули на пол, справа раздался глухой вскрик Бренна, и его второй кинжал, сверкнув в воздухе, вонзился в грудь последнего убийцы.

Вот так я и обнаружил, что единственный безоружный единственным и остался на ногах после схватки. Идиотизм!..

Однако надо было что-то делать, и я засуетился: моя левая шагнула влево, к Уилкинсу, а правая соответственно вправо – к Бренну. Я чуть не упал и посоветовал себе не сходить с ума. Уилкинс вроде шевелился, а вот Бренн распростерся на полу без намека на движение, поэтому я кинулся к нему.

К счастью, даже беглый осмотр показал, что все не так уж и плохо. Бренн был без сознания, но жив. Лазерный луч угодил ему в левую половину груди, основательно ее разворотив, но сердце Бренна было с другой стороны, так что рана оказалась не смертельной. Существовала лишь угроза большой потери крови. Я огляделся в поисках какого-нибудь перевязочного материала, но тут услышал хриплый голос Уилкинса:

– Бросьте это!

Не вставая с колен, я обернулся – майор уже перевел себя в сидячее положение, опершись спиной на обломки мебели и зажимая рукой рану в левом плече. Поймав мой взгляд, он повторил:

– Бросьте это, босс. Он же сам говорил… остался жив, значит, выкарабкается. А вам надо убираться. Для полного счастья не хватает только… чтобы вы еще в кутузку загремели.

Этот аргумент живо поднял меня на ноги, однако я все же застыл в неподвижности: Уилкинс – без кровинки в лице – тоже выглядел не здорово.

– Впрочем, погодите! – С силой вытолкнув эти слова, он оперся целой рукой об пол и попытался подняться, но тотчас тяжело осел обратно. – Нет… Я выбыл… на время… Да не стойте же!

Сделав несколько шагов по направлению к двери, я поравнялся с ним и снова запнулся – на лице Уилкинса возникло подобие его обычной усмешки…

– Ох, говорил же я вам – купите себе бластер! – непередаваемым тоном изрек он, и я не счел возможным указать, что лежащий неподалеку Бренн является наглядным примером того, что он не всегда бывает прав. – Но хоть теперь меня послушайте! Черт, мысли путаются… Во-первых, возьмите оружие. Во-вторых… Что во-вторых?.. А-а… Ни в коем случае не расставайтесь… со своими кредитками. Иначе я вас не найду… потом.

Его голос все больше слабел, а после последних слов и голова бессильно откинулась в сторону, – казалось, он тоже потерял сознание. Скрепя сердце я поднял бластер, выпавший из его руки, и бросился к двери, но на пороге он еще раз меня окликнул:

– Эй, босс…

Когда я обернулся, он слабо кивнул на тело, рядом с которым я стоял:

– Добейте-ка этого… Он еще дышит… С удовольствием выстрелив в затылок лежавшего на полу убийцы, я помчался прочь.

 

Глава 5

Когда я понял, что проснулся окончательно и бесповоротно, то открыл глаза и, сверившись с приборами, обнаружил, что до Сван-Сити еще два с лишним часа лета. Сплошная пелена облаков внизу и небогатое убранство кабины флаера – единственное, что я мог наблюдать уже около полутора суток, – успели достать меня так, что оставалось только взвыть. Что я и проделал – не очень музыкально, зато с большим чувством.

Но почему же я так долго болтался в небесах, ведь за это время можно совершить кругосветный перелет? Можно. Я и совершил. Просто, покинув университет и продравшись сквозь шторм в верхние слои атмосферы, я прикинул, что если отправлюсь прямиком в Сван-Сити, то прибуду" туда за целые сутки до назначенного рандеву с Гаэлью. И все эти сутки мне придется непонятно как скрываться от властей, от убийц, от черта в ступе… Подобная перспектива показалась мне худшей, нежели проболтаться денек в воздухе без жратвы, воды и удобств, зато с гарантией, что тут-то меня никто не сыщет, – в силу метеорологических условий радиолокационные устройства на Денебе IV надежно не работали. Ну конечно, теоретически меня могли засечь из космоса, но знаете: флаер маленький, а планета – ой какая большая!.. В общем, мой полет протекал бестревожно.

Кстати сказать, и убраться из университета мне удалось без особых проблем, хотя парочка неприятных моментов была… Первый, когда, пробираясь по полутемному дворцу Бренна, я обнаружил, что полиция уже движется мне навстречу. Однако с этим удалось справиться достаточно легко: поле (или хрен знает что), не дававшее действовать керторианским приборам, исчезло столь же внезапно, как и возникло, и я благополучно прошмыгнул под самым носом у полицейских, завернувшись в кокон невидимости. Дальше было еще проще – в ближайшем проулке я наткнулся на припаркованную машину с водителем, и тот после сунутого под нос бластера любезно согласился отвезти меня к внешней стене. Там, правда, я чуть было не совершил ошибку, которая вполне могла оказаться роковой: решил зайти в бар за плащом. К счастью, в последнее мгновение вылезшая откуда-то из глубин сознания осторожность настойчиво посоветовала этого не делать. Оказалось очень мудро: в тот момент, когда передо мной открылись створки скоростного лифта, позади раздался взрыв – бар взлетел на воздух. Тогда, глядя на разлетающиеся в вихре пламени обломки, я сказал себе: “Все, хватит! Пора начать сводить счеты – графа “кредит” может больше не выдержать!..”

Тем не менее в течение казавшегося почти бесконечным полета я по большей части спал, а даже когда бодрствовал, то гнал прочь мысли о ситуации, в которой запутался по самое некуда. Надо было немного успокоиться… Несколько благополучно пережитых стычек поселили во мне какую-то нелепую уверенность в неуязвимости себя и своих друзей, но пробитая грудь Бренна и залитый кровью Уилкинс заставили меня пересмотреть этот взгляд. В результате я попеременно впадал то в ярость из-за желания отомстить, то в ужас из-за вновь вернувшегося страха за свою шкуру.

Однако после очередного пробуждения, о котором уже упоминалось, я был слишком голоден и измотан для сильных эмоций, поэтому счел момент весьма подходящим для раздумья.

А подумать-то было о чем! Я не сомневался, что толковый аналитик сумел бы извлечь из событий в университете немало ценного, и надеялся, будто и у не толкового может что-нибудь выйти.

Ну, во-первых, рассказ Бренна подтверждал прежние догадки – и о том, что все затеял сам Вольфар, и о том, что он искал сторонников, и о том, наконец, что мой бывший друг не причастен к кровавым злодеяниям. В последнем можно было больше не сомневаться – жаль лишь, что окончательное выяснение этого факта стоило Бренну нескольких пинт собственной крови. В лучшем случае; о худшем я предпочитал не думать.

А во-вторых, упрямый майор, похоже, оказался прав не только относительно необходимости иметь под рукой бластер. Не ошибся он и насчет тактики нашего врага… Тот не только не потерял наш след после Новой Калифорнии – на такое даже надеяться было наивно, – но и не отстал ни на дюйм. Он был здесь, на Денебе, и лишь выбирал максимально удобный момент для удара – в данном случае по мне и Бренну одновременно. А в промежутке успел еще устроить покушение на Креона. И хотя, если там действительно был замешан компьютер, непосредственного присутствия не требовалось, но все же…

Все же это подталкивало к определенным выводам. А точнее, дилемме: или противников было несколько, или он был один, но тогда точно умел перемещаться при помощи персональной нуль-транспортировки. Причем первый вариант виделся мне чрезвычайно сомнительным. Если существовал заговор нескольких, то им надо было связываться друг с другом для синхронизации действий, пусть редко, но встречаться, а при той повальной слежке, что вели в Галактике мои соплеменники, это не осталось бы незамеченным. Как в случае с сетью Вольфара, информация о которой выскакивала то здесь, то там по мере углубления в дело. Нет, я был уверен, что столкнулся с одиночкой. Кем-то, кто знал о планах Вольфара и имел достаточно желания и могущества перехватить их, устранив создателя. Использовал при этом персональный портал и был в состоянии при случае вырубить все керторианские устройства. Честно говоря, возникал большой соблазн персонифицировать эту личность – герцог Ун Лан! Кто еще, кроме Принца, был настолько сведущ в магии, да и вообще обладал характером, соответствующим размаху предприятия?.. Никто, это очевидно. Предположение же, что за всем стоит Его Высочество, попахивало нонсенсом. Не его стиль, да и начни он убивать, не стал бы сперва связываться с нами: Лаганом, Креоном, мной. Он бы, без всякого сомнения, попытался устранить сильнейших: дядю, Князя Д'Хур, а потом уж взялся бы за мелкую сошку. А Лан… Почему нет? Мы были мало знакомы, но ничто из моих знаний о нем не противоречило подобной версии. Замкнутый и угрюмый одиночка, гениально одаренный ученый… Факты, как говорят, упрямая вещь, и один из этих упрямых фактов очень весом: имя Лана было в списке личностей, с которыми встречался Вольфар во время своего галактического турне. Герцог, правда, отписал мне, что отказался от встречи с покойным, но… Если уж герцог Креон, с которым мы вместе играли детьми, соврал – недорого взял, чего же ждать от Лана?..

Однако существовала еще одна версия, которую выдвинула Гаэль в разговоре на “Пелиноре” и которую тогда я безапелляционно отверг, а сейчас сам же к ней и вернулся… Неужели был четырнадцатый? Неужели кто-то остался-таки жив, несмотря на все заверения дяди и Принца? У такой версии был один аргумент, но очень сильный: выбор целей. Даже Гаэль обратила на это внимание, ведь и Бренн, и я, а теперь еще и Креон были когда-то друзьями, одной компанией. И у нас были враги… Если кто-то из них уцелел, то все бы и впрямь очень славно укладывалось в канву. Все наши предположительно мертвые враги были некогда товарищами Вольфара и, следовательно, легко могли с ним договориться. Но в то же время они наверняка ненавидели Рега за его вероломство и с большим удовольствием от него бы избавились при первом же удобном случае. А затем взялись бы за нас. Размышляя обо всем этом, я никак не мог отделаться от ощущения, что опять нахожусь совсем рядом с разгадкой…

Это бередящее сознание чувство, вкупе с невыносимыми прелестями полета, достало меня настолько, что я решил сменить тему. Я слышал, что в прежние времена на родине Человечества лучшие умы огромной нации тратили свои силы на разрешение двух вопросов: “Кто виноват?” и “Что делать?”. Я счел незазорным для себя последовать этому примеру и перейти от очень скользкого первого вопроса ко второму, представлявшемуся мне несколько более важным.

Подлетая к Сваи-Сити, а мы уже пошли наконец на снижение, я чувствовал лишь неуверенность, откровенно отдававшую страхом. Очевидно было только одно: дальше так продолжать нельзя. Неспешная оборонительная тактика, которой я, в общем-то, следовал, стала несостоятельной. То, что я и мои сторонники все еще были живы, хотя кое-кто уже и не в добром здравии, можно было счесть чудом, а чудеса, как известно, не обладают свойством стабильности. Так что пора переходить в наступление! С теоретической точки зрения.

А с практической – выходил тупик. Если моим противником является герцог Лан, может, следует махнуть на все рукой и рвануть немедля на Антарес, дабы разобраться в открытой схватке? Ерунда, конечно… Во-первых, он меня укокошит, а во-вторых, всегда может и уклониться, убравшись в любую точку Галактики. Или, допустим, я имею дело с “ожившим мертвецом”. Что тогда? Вообще ничего. Непонятно, ни кто он, ни где, ни как его можно достать. От безысходности я некоторое время всерьез рассматривал возможность обратиться за помощью к дяде или даже Принцу, но вынужден был отказаться от этой идеи. И дело тут не в гордости – в конце концов, по их планам мне отводилась определенная роль, которую я худо-бедно выполнил, – но как мне было найти хоть кого-то из них? Я не сомневался, что они не сидят сложа руки дома, – и иди себе, ищи ветра в поле…

Таким образом, по сути, оставался отличный выбор из единственной возможности: продолжать поиск в прошлом Вольфара в надежде наткнуться на… что-нибудь! И здесь был один, как казалось, утешительный для меня момент. Раз Бренн не желал мне неприятностей и в то же время недвусмысленно призывал “проветриться” на

Денебе, значит, он считал, что я могу найти здесь нечто для себя полезное. Но сообщение о том, что это могло быть, он, разумеется, приберег – для эффектного жеста в конце встречи. Ну, в этом плане он мог не расстраиваться – наше расставание действительно получилось эффектным. Даже более чем. Однако реальная надежда оставалась одна: на то, что сведения, извлеченные из компании CIL, не окажутся пустышкой. Поэтому я с искренним нетерпением ждал встречи с журналисткой, прямо-таки минуты считал.

И тем не менее на рандеву я опоздал. Приземлившись и выбравшись в Сван-Сити, я бегом бросился в ближайший ресторан, где слегка подзаелся. Не в смысле количества, а по времени – очень трудно было остановиться.

Отель “Риц” находился неподалеку от внешней стены, через которую я прибыл в столицу, поэтому, совершив небольшую пробежку по проспектам (связываться с транспортом вышло бы дольше), мне удалось сократить опоздание до минимума. Но все равно вид у Гаэли, которую я обнаружил на условленном месте, в одном из самых темных углов огромного холла, был нервный и несчастный. Покусывая нижнюю губу, она сверлила глазами входную дверь и что-то быстро шептала – подозреваю, нечто такое, от чего я не пришел бы в восторг. Меня она, разумеется, не видела: с момента выхода из ресторана я предпочел от греха подальше стать невидимкой. И на какое-то мгновение мне показалась забавной мысль понаблюдать, что она будет делать дальше, но это слишком уж напоминало подглядывание в замочную скважину и, следовательно, было недопустимо. Поэтому я отошел за ближайшую кадку с разлапистым фикусом, выключил невидимость и, подойдя сзади, тихо шепнул:

– Я здесь.

Молниеносно обернувшись, она сверкнула глазами, но затем улыбнулась. Очень дружелюбно.

– Наконец-то, а я уж боялась, что вы все-таки… – Она подмигнула мне несколько игриво, и я сухо заметил:

– Напрасно! Я всегда выполняю свои обещания.

– И никогда не опаздываете. Да-да, я знаю! На свою голову, я уже успел рассказать ей, что опоздание у керторианцев считается едва ли не верхом дурного тона, поэтому пришлось извиняться.

Извинения были приняты благосклонно, но с достоинством. Когда же официальная часть закончилась, она призналась:

– Простите, герцог, но я на самом деле здорово волновалась! Эта перестрелка в университете…

– Откуда вы знаете?

– Я похожа на глухую? Или слепую? Средства массовой информации твердят об этом вторые сутки.

– Странно, – вслух удивился я. – Обычно власти не стремятся афишировать темные истории подобного рода.

– Республика Денеб – очень открытое общество. – Га-эль чуть насмешливо поклонилась. – Рай для журналиста!

– Что же возвещают нам ангелы?

– Наступление Судного дня.

– Я серьезно.

– Да? – с недоверием переспросила она. – Но вы же там были!

– Мое отступление с передовых позиций осуществлялось в некоторой спешке, как вы, возможно, догадываетесь.

– Предвосхищая уже готовый начаться допрос, я пояснил:

– Потом я был отрезан от источников информации.

В нескольких словах я пересказал ей, как провел последние полтора дня, и ее лицо приняло сочувственное выражение.

– Бедняжка, – пожалела она меня. – То-то я удивляюсь, почему вы так плохо выглядите: в щетине, похудевший, злой…

Почему-то упоминание о неухоженной внешности затронуло во мне некую струну, о наличии которой я не подозревал. Так что вместо того, чтобы возмутиться, я только проворчал:

– Будешь тут добрым! Чуть не убили… И к тому же одежду три дня не менял!

– Да! Тяжело вам пришлось. – Она еще раз сложила губки трубочкой. – Так что ж мы тут стоим? Пойдемте, посидим где-нибудь, а я расскажу вам заодно, что да как.

Я уже хотел согласиться – перекусить еще разок в спокойной обстановке было нелишним, – но потом вспомнил о своих раздумьях во время полета и возразил:

– Нет, Гаэль. Мы меняем тактику.

– Да?

– И один из элементов новой – не рассиживаться в людных заведениях, где тебя может подстрелить любой дурак!

Она явно намеревалась сыронизировать, но затем неожиданно согласно кивнула, – видно, пролившаяся кровь тоже чему-то ее научила.

– Поэтому первым делом скажите мне: получилось у вас тут что-нибудь или нет?

Словно отдавая себе отчет в важности вопроса, она ответила четко и по-деловому:

– Не очень много. Основной результат таков: через три… – она бросила взгляд на правое запястье, – извините, через два сорок нам надо быть в офисе CIL, где у меня назначена встреча с генеральным директором. Это максимум того, чего мне удалось добиться.

– Далеко?

– Не очень. Между нами и центром.

– Тогда пошли прогуляемся. Пешочком. А по дороге вы мне все и расскажете.

Она не стала возражать, и мы отправились к выходу из отеля.

Фланировать по главным магистралям я счел нецелесообразным, поэтому, дойдя до торца занимавшего целый квартал отеля, мы свернули за угол и дальше двигались по боковым, не столь оживленным улицам, придерживаясь общего направления… Когда толпа вокруг наконец поредела, Гаэль достала сигарету и, пробормотав нечто вроде:

– Ненавижу курить на ходу, – спросила: – Так с кого начинать: с вас или с меня?

– С Уилкинса и Бренна.

– Ясно, – приостановившись, она щелкнула зажигалкой. – Предлагается множество разных версий, часто противоречащих друг другу, но я попыталась составить себе общую картину. Вы меня поправите, если что не так. Имело место вооруженное нападение на лабораторию известного ученого, профессора О'Кэллагана. Нападение донельзя наглое, прямо средь бела дня. Если так можно сказать об этой дрянной планете. И как раз в тот момент, когда у профессора были два посетителя. Все правильно?

– Абсолютно.

– Нападавших было шестеро. Они проникли в дом…

– Шестеро?! – с запозданием среагировал я.

– Ну да, шестеро. А что?

– Я видел только четверых.

– Сейчас припомню точно. Какой-то ушлый малый ухитрился сделать копию с полицейского рапорта и опубликовать ее. Нет, шестеро. Четыре лежали в кабинете профессора и еще двое – рядом, в приемной.

– А-а… Значит, Уилкинс пришил их, как только они сунулись внутрь, а я-то в темноте и не разглядел.

– Послушайте, герцог, – она вдруг остановилась, – может быть, вы мне все-таки расскажете, что там происходило?

Я покачал головой:

– Нет, это я и так знаю, давайте дальше! Она скорчила очень недовольную гримасу, но все же продолжила:

– Они проникли в дом, взломав решетку и дверь и не встретив никакого сопротивления. Это вызвало удивление – у меня, кстати, тоже, – ведь лаборатория О'Кэллагана была, как выяснилось, набита всевозможным оружием. Полиция связывает это с неожиданным отключением электричества – каким-то непонятным образом был заблокирован кабель, ведущий к подстанции…

– Дальше, Гаэль, дальше! – не выдержав, перебил я. – К черту нападение! Каковы результаты?

– Результаты… – Она метко кинула окурок в пластиковый контейнер для сбора мусора и еще шагов двадцать шла молча, явно меня маринуя. – В общем, счет покойники: живые – девять: три в пользу покойников, но может стать и десять: два…

– Может стать и десять: три! Если будете продолжать в том же духе!

– Ладно, извините! Мертвы все нападавшие, секретарша О'Кэллагана и двое сотрудников лаборатории, случайно подвернувшиеся им на пути. Живы, соответственно, вы, Уилкинс и барон Лаган, то есть все главные герои. Последние двое, правда, в данный момент находятся в больнице университета. Майор отделался легко – неопасная рана в плечо и небольшая потеря крови, у вашего друга дела похуже: второй день в реанимации, в сознание не приходит. Прогнозы врачей маловразумительны. Но их можно понять.

– Да уж… Что-нибудь уже всплыло? О Бренне?

– Нет, пока нет. Журналисты, конечно, чувствуют жареное. Знаете, Профессор-Который-Не-Стареет и тому подобное… Но ни до чего реального пока что не добрались – тут власти бьются за секретность: у палаты постоянно охрана, никаких посетителей.

– Что ж, спасибо им за это!

Тут возникла небольшая заминка, связанная с тем, что мы неожиданно вырулили на широкую площадь – то ли деловой центр, то ли торговый. Во всяком случае, по сторонам этого почти правильного квадрата стояли высокие по меркам Денеба – больше десяти этажей – здания. При этом меня, признаться, позабавило некоторое отсутствие воображения у проектировавших город архитекторов. Для застройки они использовали типовые конструкции небоскребов, таких, например, как на Новой Калифорнии, но при этом уменьшали пропорции в несколько раз.

Когда же мы пересекли площадь по подземному переходу и снова оказались в лабиринте небольших домов, Гаэль с неожиданным чувством спросила:

– А вы-то как думаете, выживет он или?..

– Должен выжить. – Я действительно был практически уверен в этом: в словах Бренна о Креоне, так неудачно отнесшихся и к нему самому, было много правды. – Регенерационные и восстановительные процессы в тканях идут у керторианцев значительно интенсивнее, чем у людей. Так что если надежно не убить нас сразу, то дело не выгорит.

– Очень оптимистично! – со странной интонацией заявила Гаэль. – Значит, я вас успокоила?

– Да. О Бренне можно больше не беспокоиться. Пусть решает свои проблемы сам. А что расследование? Ведется?

– Конечно. Это же небывалый случай для Денеба. У них же тут очень тихое место – даже тише, чем у нас. Однако особыми результатами они похвастаться не могут. К счастью, видимо.

– Поподробнее, если можно.

– Да идите вы к дьяволу со своей торопливостью! – вдруг огрызнулась она. – Сами молчите, как партизан в застенке! И только погоняете!

Я уже привык к подобным вспышкам, поэтому хотел лишь уточнить, что такое “партизан в застенке” – образ, с которым я прежде не сталкивался, но, увидев, как она в ярости сломала сигарету, доставая ее из пачки, решил переждать грозу молча. Ярдов через сто Гаэль успокоилась и сообщила:

– Ну, Уилкинса они опознали.

– В смысле?

– Как отставного майора ВКС Земной Конфедерации Джека Уилкинса. Как же еще?!

– А он, выходит, известная личность… – Мысль, посещавшая меня не впервые.

– Выходит, известная, – передразнила она.

– Интересно, чем?

– Ну извините! Я не специалист по вашему майору! Мы миновали еще сто ярдов.

– Не знаю, герцог, – помолчав, добавила она. – Я никогда не интересовалась новейшей военной историей, но Уилкинс как-то в ней отметился, это точно.

Я пообещал себе не забыть все-таки навести справки по этому вопросу. Когда я принимал Уилкинса на работу, он был классным телохранителем с безупречной репутацией, и мне не пришло в голову копаться в его прошлом. Однако теперь мне почему-то начинало казаться, что эта тема может иметь не только академический интерес.

– Ему что-нибудь угрожает? С точки зрения закона?

– Да нет. Он же пострадавшая сторона. Это даже полиции понятно. А что до покойников, так о превышении допустимой самообороны никто и не заикается. Журналисты представляют его вообще как героя.

– Он это заслужил.

– Тем лучше, – без особого энтузиазма согласилась она. – Но что прессе не дает покоя, так это то, с чего вдруг отставной майор оказался в гостях у действующего профессора. И еще так удачно подгадал…

– Гаэль!

– Это не я, это они так говорят. Короче говоря, все это – и нападение, и прочее – связывают с вами.

– Со мной?! – Я невольно замер и огляделся по сторонам, а Гаэль, по-моему, едва не рассмеялась.

– А должны с кем? С Уильямом Шекспиром?

Я поперхнулся – от ярости и растерянности одновременно, и она участливо погладила меня по спине:

– Ну, ну, не все так плохо. Было б по-настоящему скверно, я бы не шутила. В конце концов, мы с вами одной веревочкой повязаны.

Нечего сказать – утешила! Я импульсивно отстранился, но она поймала меня за локоть и увлекла за собой по улице, увещевая:

– Ну ищут они вас, и власти, и журналисты… Подумаешь! Кто вас только не ищет!

– Благополучная старость,

– Вот, вот! Но не нашли же пока. И не найдут, если мы глупостей делать не будем. Что у них есть? Одни домыслы и слухи. Даже фотография настолько не актуальная, что по ней вас и я бы не узнала. Особенно с такой щетиной.

– Постойте! – Я сжал ее руку – за благодушным тоном до меня не сразу дошел смысл слов. – Так что, они все обо мне знают?

– Да где уж все?! Я же говорю, одни слухи. Одни говорят, что вы тот самый Роджер Грейвз, знаменитый чемпион, исчезнувший полвека назад. Другие поднимают их на смех и утверждают, что вы – Рене Гальего, хозяин знаменитой “фабрики грез”, бежавший с Новой Калифорнии, где у него была чуть ли не война с властями. Третьи, самые дотошные, даже доходят до мысли, что Грейвз и Гальего – одно лицо. Ну и что? О главном-то ни слова! К тому же у властей Денеба к вам претензий нет. В своем обращении они вас просили пойти на контакт только для выяснения обстоятельств, так сказать. В качестве свидетеля. Я ж говорю, конечно, что нам надо это делать. Совсем наоборот. Но взбудораженное общественное мнение может даже и на пользу пойти. А так – пусть себе играются!

Как ни странно, мне, словно под воздействием физического контакта, передалось ее спокойное отношение к проблеме, однако я все же кинул запальчиво:

– Лучше бы с другим поигрались! Выяснили личности убийц, а не жертв!

– Зря расходуете желчь, между прочим. Это они тоже сделали.

– Черт! Так что ж вы молчите?!

– Я до этого еще не дошла, – нараспев сказала она. – А вы, герцог, обладаете просто удивительной способностью выводить людей из себя!

– Не людей – вас. И это взаимно.

– Да, взаимность всегда приятна. – Она дружески пожала мне руку. – Так вот, эти фрукты, разумеется, не местного разлива. Были. По словам полиции, их засекли еще в космопорте, сразу по прибытии на Денеб. Но арестовать не могли, тут-то, дескать, они еще ничего не натворили, а общегалактическое соглашение о выдаче преступников до сих пор так и не подписано. Ну, разумеется, полиция попыталась за ними следить, но как они с этим лажают, мы с вами на собственном опыте знаем.

– Так кто ж они такие?

– Наемные убийцы, конечно. Из полуофициальной организации, зарегистрированной где-то на Аркадии, что ли… Профессионалы очень высокого класса. Гонорары сумасшедшие, но берутся за любые дела. Работают, как правило, поодиночке, редко – парами. Но чтобы шесть сразу – такого, по общему мнению, в Галактике еще не было.

“Уилкинс в одиночку убрал четверых”, – напомнил себе я, а вслух поинтересовался:

– Когда и откуда они прибыли, вы, случайно, не запомнили?

– Случайно запомнила. За день до нас. Рейсом с Антареса II.

– Вот черт! Все сходится, – пробормотал я, подумав о том, что именно на Антаресе II находилась резиденция герцога Лана.

Естественно, такую фразу Гаадь пропустить мимо ушей не могла. К этому моменту мы опять подходили к достаточно людной улице, и, не доходя до перекрестка, она остановилась, развернула меня лицом к себе и не терпящим возражений тоном сообщила:

– Ну, герцог, у меня по поводу университета все. Так что теперь ваша очередь!

– Правда? – не поверил я. – Но вы же и без того все знаете. Остальное – так, лирика…

– Можно, я сама буду решать, что мне надо знать, а что нет?

– Можно. Но я не могу поощрять праздное любопытство!

– А вам не приходит в вашу благонравную голову, что мое любопытство может быть не только праздным? А, черт возьми?

– Ну извините, – я мило улыбнулся, – я не специалист по вашему любопытству!

Тем не менее все эти эскапады были не более чем маленькой местью. После еще некоторой дозы пререканий я, разумеется, рассказал ей со всеми подробностями и про наш визит к Бренну, и про стычку, и про свои выводы из этой истории… Как ни удивительно, Гаэль не стала вспоминать наш разговор на “Пелиноре” и лезть с фразами “Вот, я же говорила!..”. Напротив, она покачала головой с на редкость серьезным выражением:

– На самом деле я согласна с вами, герцог. Надо что-то делать. Враг усиливает нажим, у нас начались потери и продвижения нет. Более того, если вы правы насчет Лана – очень не хотелось бы так думать, – то наше дело дрянь.

– И будет совсем дрянь, если еще и опоздаем на встречу! Два раза за один день – это чересчур. Она мельком посмотрела на часы:

– Не волнуйтесь, время еще есть, а офис CIL находится справа, за ближайшим углом. Но надо все же ввести вас в курс того, куда и к кому мы направляемся.

– Да. Было бы неплохо.

Однако, времени, видимо, оставалось в обрез, потому что она пропустила шпильку и заговорила типичной журналистской скороговоркой:

– CIL – один из старейших и крупнейших концернов Денеба. Собственно, некогда это была часть одного из химических концернов, как раз и производивших колонизацию планеты, – в здешних горах, как вы, может быть, знаете, содержится таблица Менделеева в полном составе. Однако после объявления Денебом независимости CIL тоже выделился в отдельное предприятие и процветает уже более ста лет. На данный момент ему принадлежит целая куча шахт, заводов и лабораторий по всей планете, а их годовой бюджет равен примерно половине бюджета вашей собственной корпорации, герцог.

– Ого! Тогда это настоящий монстр.

– Совершенно верно. Далее, несмотря на колоссальные залежи полезных ископаемых, которыми славен Денеб IV, CIL снискал себе славу в основном в области органической химии. Синтез органики, фармакология – всякое, знаете, такое, в чем я ни черта не понимаю. Так. Что еще?.. Ах да, CIL – акционерное общество, управляется формально советом директоров, фактически – генеральным директором. Вот. Все это, разумеется, общие сведения, большого интереса для нас не иредставляющие.

Слегка запыхавшись от взятого темпа, Гаэль сделала паузу, дабы перевести дух и заодно закурить. Я с удовольствием последовал ее примеру – курить на ходу я тоже, между прочим, не любил.

– Что же касается непосредственно нашего вопроса, то тут ситуация следующая. В официальном каталоге препаратов, выпускаемых концерном, нашего нет. – Заметив мое недоверие к столь категоричному заявлению, она усмехнулась: – Думаете, как я могла это определить, не разбираясь в формулах длиной с корпус космического корабля? Это не так уж сложно. Неужели вы думаете, что во всей этой кабалистике разбираются коммивояжеры и прочие, торгующие с концерном? Конечно, нет. У CIL отлично организованная система компьютерного поиска, с которой я и поработала. Так что об отсутствии искомого могу говорить с уверенностью. Это я проверила и перепроверила. Однако я этим не ограничилась и попросила произвести поиск по подобию – их сервис такое позволяет. Ну и кое-что нашла, хотя вот в этом разобраться досконально – выше моих способностей. Если же говорить об общем впечатлении, то, как мне показалось, CIL и вправду ведет разработки чего-то более-менее сходного с нашим препаратом.

– Черт! Это никуда не годится! Нам надо знать точно.

– Ишь ты! Какая тонкая мысль! Даже странно, что меня она тоже посетила. А как, позвольте спросить? Может, вы знаете какой-нибудь простой способ, который я упустила?

Судя по насмешливому выражению, не сходившему с ее лица, она, во-первых, была весьма довольна собой и, во-вторых, не сомневалась, что попытайся я что ответить, непременно сяду в калошу. Тем не менее я дал ей насладиться торжеством и брякнул самое очевидное:

– А почему бы вот так просто не прийти и не спросить?

– Потому, что вас вот так просто и пошлют. Не спорьте! Я пробовала. Не сама, конечно, чтобы не засветиться. Попросила знакомого – он связался с коммерческим отделом и сказал, что его интересует один препарат, которого у них нет в каталоге. Там ему просто в лицо рассмеялись. В общем, у них собственная служба безопасности, строжайшая секретность, прессу на пушечный выстрел не подпускают. И все по закону – борьба с промышленным шпионажем. Еще идеи?

– Подкуп?

– Потребуются время и деньги. А у нас нет первого и маловато второго.

– Ладно, сдаюсь.

– Я воспользовалась вашим именем.

– Что?!

– Что слышали. Я позвонила прямиком их генеральному директору и сказала, что знаменитый Рене Гальего, находящийся инкогнито на Денебе, просит аудиенции по вопросу исключительной важности. Сама представилась как ваша секретарша.

– Так они вам и поверили! Рассказывайте!

– Ха! Еще бы! – Ее прямо распирало от удовольствия.

– Потому что до этого я позвонила на Новую Калифорнию. Адриану Форбсу. И попросила его подтвердить всю эту легенду в случае надобности!

Честно говоря, у меня просто не было слов. Не говоря уже о незаурядной ловкости, с которой был составлен план, как, черт возьми, она смогла уломать Адриана? В общем, чем лучше я знакомился с мисс Ла Рош, тем больше она меня поражала.

– Ну и? – Я невольно улыбнулся.

– Все пошло как по маслу. Сперва они не поверили, но, когда я перезвонила через часик, стали сама любезность. В результате на пять часов сегодняшнего дня нам назначена встреча с их директором. – Она очередной раз сверилась с часами и присвистнула с досадой: – И сейчас уже без четверти, а я еще самого-то интересного вам не сказала. Генерального директора CIL зовут Беата Виттенберг.

– Женщина?! – Я действительно чуть не подпрыгнул.

– Ой как скверно!

– Это почему? Может, она писаная красавица и вам будет приятно с ней пообщаться. И потом, – она лукаво подмигнула, – вы зря недооцениваете свой мужской шарм! Если предположить, что миссис Виттенберг нравятся крупные мужчины, то наша задача может здорово упроститься. Но, кроме шуток, дело совсем не в том, что она женщина.

– А в чем же?

– В ее фамилии. Помните, я вам рассказывала, что читала некрологи ученых, без вести пропавших на станции “Бантам”?

– Ну, ну?..

– Как вы уже могли убедиться, у меня прекрасная память и я никогда ничего не путаю. Так вот. Одного из ученых, работавших с Вольфаром, звали Пол Виттенберг!

Важность такого наблюдения трудно было переоценить, но все же я для очистки совести спросил:

– А как насчет совпадения?

– Не исключено. Пошли! Нам пора! – Когда же мы двинулись, она с ноткой вины заметила: – Я поздновато обратила на это внимание. Только сегодня, когда дожидалась вас в “Рице”. Так что не было времени проверить. Уж извините.

Признаться, я даже почувствовал себя неудобно, ведь она проделала колоссальный объем работы и была достойна как минимум похвалы.

– Что вы, Гаэль! Мне, наверное, следует поблагодарить вас.

– Наверное? Следует? – пробурчала она, коверкая мою интонацию. – Ай! Лучше и не пытайтесь делать то, чего не умеете!

В этот миг мы как раз завернули за угол, и она указала рукой на здоровенную неоновую вывеску с аббревиатурой “CIL".

– Подумайте лучше о том, что будете сейчас говорить! Моя часть закончилась.

Подумал я, правда, о другом – не слишком ли рано собрался ее хвалить… Уже поставив ногу на первую ступеньку короткой лестницы, ведущей к двустворчатым стеклянным дверям, и понимая, что отступать поздно, я все же поинтересовался:

– Гаэль, а что будет, если они меня сейчас властям заложат?

– Не заложат.

– Почему вы так уверены?

– Долго объяснять. Я чувствую! Да заходите же, не топчитесь!..

Но, как бы там ни было, она оказалась права: сдавать меня полиции никто действительно не собирался. Более того, казалось, что в компании CIL всерьез озабочены сохранением моего инкогнито. Во всяком случае, иначе я не могу объяснить то, что стоило нам перешагнуть порог их офиса, как рядом возник молодой человек с приклеенной улыбкой, вполголоса осведомившийся, не мы ли мистер Гальего и мисс Ла Рош. После же получения утвердительного ответа он улыбнулся еще шире и, сообщив, что госпожа директор нас ожидает, предложил следовать за ним.

Идти оказалось недалеко – кабинет директора располагался совсем рядом, на первом этаже, – но даже за это время мы успели миновать два поста вооруженной охраны. Несколько многовато для торговой фирмы, пусть даже обширной и богатой. Больше же ничего примечательного мне в глаза не бросилось – типичный офис: клерки, компьютеры, скука-Приемная, кабинет и сама миссис Виттенберг также экстраординарностью не блеснули. Помещения были в меру просторны, светлы, хорошо кондиционированы и стерильны, а генеральный директор оказалась сухопарой дамой средних лет – такого типа, который банки любят использовать для рекламы своих гарантий. Хорошо скроенный, но совершенно невыразительный костюм; блеклые, коротко стриженные волосы; контактные линзы в глазах, чопорное выражение на лице – в общем, ничего, что могло бы порадовать чувство прекрасного, даже если бы подобное у меня и имелось. Единственным украшением кабинета служила огромная, во всю стену, меркаторская карта Денеба IV, висящая позади директорского кресла.

Впрочем, повешена она была, разумеется, отнюдь не с декоративной целью – многочисленные значки с символикой CIL, густо разбросанные по карте, должны были демонстрировать посетителю могущество компании, которую он почтил визитом.

Этот показушный прием, вкупе с выражением, возникшим на лице миссис Виттенберг при виде нас – губы поджались, нос чуть сморщился, – заставил меня повести себя немного надменно. Не дожидаясь приглашения, я прошел через кабинет к столу, уселся на свободный стул напротив нее и указал Гаэли на соседний. После чего закинул ногу на ногу, достал сигареты и вообще вел себя как дома… Миссис Виттенберг холодно наблюдала за моими манипуляциями, постепенно бледнея от гнева, но, как я и подозревал, в решающий момент вспомнила все же, что мой бюджет вдвое превышает ее, поэтому только поинтересовалась:

– Видимо, мистер Гальего, на Новой Калифорнии так поступают все гости?

– Нет. Там иначе ведут себя хозяева.

Гаэль едва слышно рассмеялась, и миссис Виттенберг бросила на нее грозный взгляд, после чего чуть заметно порозовела и попыталась быть любезной:

– Извините, мистер Гальего, ваше посещение – большая честь для нас. Чем мы можем служить вам?

Я сразу смекнул, что всевозможные политесы тут не помогут и надо держаться выбранной вначале роли – денежного мешка с мироощущением хозяина Вселенной. Достав сигарету, я щелкнул зажигалкой, окинул взглядом ее стол в поисках пепельницы, таковой, естественно, не обнаружил и стряхнул пепел на устланный ковром пол.

– Собственно, мне нужна небольшая справка. Частного порядка. Относительно одного производимого вами препарата.

Она уже явно жалела о том, что согласилась на эту встречу, но хорошую мину надо было сохранять…

– Как он называется?

– Понятия не имею. У меня есть только его формула. – Я повернулся к своей спутнице: – Гаэль?

С подобающей поспешностью кивнув, она подтянула на колени свою вечную сумочку и принялась в ней копаться. Я с ужасом подумал, уж не забыла ли она нужную бумажку, но нет, разумеется, она ничего не забыла. Выудив наконец сложенный вдвое лист с заключением лаборатории нашего университета, она протянула его мне, а я в свою очередь небрежно передал через стол миссис Виттенберг.

Та взяла его кончиками пальцев, развернула, чуть отодвинула от себя – видно, контактные линзы были неважно подогнаны – и принялась читать. Надо ли говорить, что я буквально впился глазами в ее лицо. И хотя на нем не отразилось в конечном счете никаких эмоций, это тоже был результат. Причем ключевой. Она не была удивлена и, лишь отложив документ, сообразила, что ей стоило бы удивиться.

– Вам надо справиться в картотеке. – Она пожала плечами. – Для этого совершенно необязательно приходить ко мне.

– Было бы необязательно, так я бы не пришел! Вы, вероятно, имеете в виду официальную картотеку?

– Конечно.

– Ну так там его нет.

– Тогда с чего вы вообще взяли, что это наша продукция? – Она явно теряла остатки терпения.

– А чья? – невинно поинтересовался я. – Кто еще мог синтезировать такое соединение?

Тут, видимо, возразить было нечего – их собственная репутация подставила ей подножку, и она на несколько секунд задумалась, измышляя способ попроще от меня избавиться. Наконец подходящим ей показался такой:

– Мистер Гальего, я ничем не могу вам помочь. Я не химик, а администратор.

– Плохая попытка, – перебил я, не дослушав. – У вас тут навалом специалистов. Вызовите кого-нибудь – я подожду!

Притворяться дальше было бессмысленно, и она резко выпрямилась в кресле, а в ее голосе зазвучали стальные нотки – как напоминание о том, что посты генеральных директоров в таких фирмах не занимают люди без характера:

– Мистер Гальего, то, на что вы намекаете, – это внутренние дела концерна, в которые никому не дозволено вмешиваться. Мне очень жаль, что вы напрасно потратили время!

– Мне тоже жаль… – я мягко улыбнулся, но закончить постарался, не уступая в жесткости, – что вопрос придется поставить по-другому!

– Вы мне угрожаете? – Она презрительно скривилась.

– Разве? По-моему, пока что я еще спрашиваю. Итак. Вам знакомо имя “Пол Виттенберг”?

Вот тут она впервые испугалась. По-настоящему. Губы побелели, а глаза скользнули куда-то вправо – туда, где, как я предполагал, под столом находилась кнопка вызова охраны.

– Не советую этого делать. Будет только хуже!.. Она не очень-то мне поверила, но все же решила повременить, собираясь с мыслями. Однако я продолжал давить:

– Ну же! Пол Виттенберг?.. И не говорите, что не знаете этого имени – его часть написана на ваших визитных карточках!

– Я вас не понимаю! – Она упрямо тряхнула головой. – Конечно, я знала Пола. Это мой бывший муж. Ныне покойный.

– Он работал на таинственно исчезнувшей станции “Бантам”. Не так ли?

– Ну и что? Какая тут связь?! Тут я сделал небольшую паузу, дабы все немного успокоились, а потом заметил:

– Вы что-то путаете, миссис Виттенберг, – это я у вас спрашиваю: какая же связь между вашим покойным мужем, станцией “Бантам” и препаратом, формула которого лежит перед вами?

Беата Виттенберг почувствовала, что отступать дальше некуда, и решилась все же на крайнюю меру – вызов охраны, Я понял это по выражению ее глаз на добрую секунду раньше, чем дернулась ее рука, но мешать ей не входило в мои намерения, – в конце концов, два-три свежих трупа вполне могли развязать язык кому угодно. Однако ее рука неожиданно замерла, едва начав движение, и я услышал сбоку голос Гаэли:

– Вам же говорили: не делайте этого!

Скосив глаза, я обнаружил, что на этот раз предупреждение подкреплено бластером. Вторым – меньшего калибра – из той пары, что мы приобрели на Денебе. Сейчас он перекочевал из сумочки Гаэли в ее левую руку и ни на дюйм не дрогнул, когда она приказала:

– Положите руки на стол!

Миссис Виттенберг подчинилась, хотя, не могу не отдать ей должное, теперь уже не казалась сильно напуганной, а я почему-то отметил, с какой замечательной ловкостью все окружающие меня люди умеют управляться с оружием – прямо удивительное дело!

– Мистер Гальего, объясните своей глупой сучке, что стоит ей нажать на курок, и поднимется тревога. Тогда живыми вы из здания не уйдете!

Я промолчал, давая понять, что не поддерживаю разговоров в подобных выражениях, но Гаэль ответила сама.

– Вы верите в Бога? – серьезно спросила она. Миссис Виттенберг оказалась настолько ошарашена, что попалась и спросила:

– А что?

– Ну если верите, то, наблюдая за нашей смертью из Царствия Небесного, несомненно получите полное удовлетворение, – любезно объяснила Гаэль. – Но если не верите, остается только вас пожалеть.

Я решил, что, пожалуй, срочно пора покурить еще. Когда же я щелкнул зажигалкой, миссис Виттенберг заговорила вновь:

– Патовая ситуация. Что бы вы ни утверждали, стрелять вы не станете! А я не стану говорить.

– Верно. – Гаэль по-прежнему сидела застыв, как изваяние, только губы шевелились. – У меня уже рука устает держать этот хренов бластер! Так что придется нам сыграть в старинную игру с очень простыми правилами. Я считаю до трех. Вы молчите – я стреляю!.. Ну, поехали. Раз!

Молчание. Глаза миссис Виттенберг перебегали от одного из нас к другому, а лежащие на столе руки непроизвольно сжались.

– Два!

Молчание. Я с некоторой отстраненностью подумал, что если в ближайшие пару секунд она не откроет рот, то окажется полной дурой. Мертвой к тому же. Однако, видимо, миссис Виттенберг, теперь уже не отрывавшая глаз от неподвижного лица Гаэли, прочла там нечто схожее с моими мыслями – опять-таки согласно занимаемой должности ей надлежало неплохо разбираться в людях.

– Хорошо, – выдохнула она и разжала ладони. – Я отвечу на ваш вопрос. Хотя все равно не понимаю, чем вызван такой…

Гаэль, естественно, и не думала опускать бластер, поэтому я перебил ее:

– Покороче, пожалуйста! Девушка и вправду не слишком вынослива.

Она еще раз презрительно покривилась, но поправку приняла.

– Насколько я понимаю, это все как-то связано с исследованиями моего бывшего мужа. Но он не занимался ничем особенно секретным или опасным. Если вы ищете следы какого-нибудь биологического оружия, мистер Гальего, то ищете не там, где надо.

– Чем же занимался ваш муж?

– Он был специалистом по регуляции высшей нервной деятельности человека. Разрабатывал различные стимуляторы, транквилизаторы…

– Паралитики?

– В том числе. Но я еще раз говорю – он был совершенно мирным человеком и не стал бы даже связываться с каким-то оружием.

Похоже, она искренне верила в свои слова, и это несколько смешивало мне карты.

– Постойте, но это вещество – дело рук Пола Виттен-берга? И в конце концов, что же это все-таки такое?

– Это похоже на то, что он синтезировал, когда работал здесь. Но я сказала вам правду: я действительно не химик и ничего не могу добавить к тому, что уже у вас написано.

Я почувствовал, что окончательно запутываюсь, а перед мысленным взором впервые замаячила перспектива грандиозного провала.

– Так, давайте по порядку. Пол Виттенберг работал у вас?

– Разумеется. У него была собственная автономная лаборатория, где он и проводил свои исследования на протяжении полутора десятков лет.

– Вот эти самые? По высшей нервной деятельности?

– Да. Он считался выдающимся специалистом. – В голосе миссис Виттенберг промелькнуло нечто похожее на гордость.

– Ясно. А как он оказался на “Бантаме”?

– Обычным образом. Их директор – его звали, кажет – ся, мистер Беренштейн – предложил Полу хороший контракт, и он согласился.

– Что-то очень уж просто, – с явной угрозой намекнул я.

– А что тут странного? Пол был прекрасным ученым, но очень зацикленным на собственных идеях. Коммерческой выгоды его лаборатория практически не давала, и хотя… фирма смотрела на это сквозь пальцы, но, когда он захотел уйти, никто не стал ему мешать. Я, правда, разговаривала с ним перед отъездом, и меня немного насторожило, что, обычно много и охотно рассказывавший о работе, он ни словом не обмолвился о своих планах. Но я не придала этому большого значения. И больше вестей ни о нем, ни от него не было вплоть до самой катастрофы.

Гаэль наконец опустила бластер, с выражением явного разочарования на лице, но я не мог сдаться столь легко.

– Как давно это было?

– Четыре года назад.

– И именно в этот период, о котором, по вашим словам, вам ничего не известно, ваш муж и синтезировал данный препарат?

– Вероятно. Если это действительно сделал он. На “Бантаме” работало много талантливых биоинженеров… – Она улыбнулась, не скрывая усмешки. – Так что, как видите, было довольно глупо размахивать бластером.

– Зато снести вам башку – просто из вредности! – будет очень даже приятно, – огрызнулась Гаэль, но мгновенно сменила тон, словно под воздействием некой вновь пришедшей мысли. – Впрочем, ученых не подбирают в команду по статистическим данным, как футболистов. Беренштейн и ваш муж должны были быть знакомы и прежде, когда он еще работал на CIL. Ведь так?

Миссис Виттенберг явно поколебалась, стоит ли ей отвечать, но все же нехотя бросила:

– Да, вы правы. Пол несколько раз упоминал при мне его имя в связи с какими-то своими опытами.

– И что же стало с лабораторией вашего мужа? – подхватил я мысль своей спутницы.

– Она законсервирована с тех пор, как он уехал, – еще более неохотно призналась миссис Виттенберг.

– Там указано местоположение? – Я ткнул подбородком в висящую на стене карту.

– Да.

– Ну так покажите!

Когда же она встала, сделала пару шагов вправо и указала на небольшой флажок в северо-западной части главного континента Денеба, я подскочил, опрокинув стул. Трудно было поверить в такое совпадение, но лаборатория Пола Виттенберга располагалась на краю хорошо известного мне горного плато – менее чем в десяти милях от спрятанного в одной из пещер близлежащего хребта портала, связывавшего Денеб IV с Керторией!

 

Глава 6

Черные базальтовые стены, неровный пол, в котором постоянно надо высматривать трещины, однообразный стук капель воды, доносящийся то дальше, то ближе, – все это нагоняло на меня тоску и тревогу. Даже всякие там сталактиты и сталагмиты, поначалу развлекавшие меня своими причудливыми формами, неожиданно возникающими в конусе света, к шестому часу пути безнадежно надоели. Я, как и все жители равнинной части Кертории, никогда не любил ни гор, ни тем более пещер, даже испытывал против них определенное предубеждение, и теперь уже корил себя за то, что втравил нас с Гаэлью во всю эту затею. А вначале, на стадии замысла, она казалась мне очень даже ничего…

Идея сия пришла мне в голову накануне вечером, когда мы, благополучно выбравшись из офиса CIL (миссис Виттенберг любезно проводила нас до самых дверей после минимального принуждения) и отдалившись на безопасное расстояние, засели-таки в очередном ресторане поужинать и обсудить ситуацию. С первым дела обстояли неважно – жратва, как и почти всюду на Денебе, была синтетической, со вторым – еще хуже. Перспективный след, на который мною возлагались большие надежды, привел практически в никуда. Более того, после анализа недавней беседы с главой CIL – надо заметить, Гаэль меня за нее не похвалила и, вероятно, была права – у нас вообще появилось мнение, что вся история с Полом Виттенбергом и его законсервированной лабораторией – изрядно с душком. Если бы с CIL и лично миссис Виттенберг все действительно было чисто, почему бы ей прямо и честно не ответить на наши вопросы, без игр “считаю до трех” и прочего давления? Только из-за ущемленного самолюбия? Сомнительно – как верно подметила Гаэль, Беата Виттенберг производила впечатление исключительно прагматичной особы. Куда более вероятным казался вариант, что ей все же удалось провести нас, а точнее, меня и рассказать в итоге только то, что она сама сочла нужным. По собственному разумению или по чьей-то подсказке… И уж во всяком случае, заброшенная лаборатория, безусловно, оставалась исключительно подходящим объектом для ловушки. Любого типа…

Но в то же время она являлась единственным мало-мальски стоящим вариантом для дальнейшего расследования. Если забыть о Поле Виттенберге и его возможной связи с Вольфаром, то получался уже обозначенный мной тупик, – с момента моих размышлений по данному поводу на подлете к Сван-Сити ничего не изменилось. Впрочем, справедливости ради не могу не отметить, что при обсуждении этой проблемы Гаэль упомянула о том, что во время моего отсутствия еще раз изучила небогатый материал дела, имевшийся в нашем распоряжении (мы с Уилкинсом, естественно, не стали таскать с собой бумажки), и никак не может отделаться от чувства какого-то очень важного упущения. Признаться, я списал это на женскую мнительность, в чем впоследствии пришлось раскаиваться. Хотя, кто знает, как бы все повернулось, прислушайся я к ее словам?..

Тогда же мы пришли к единому выводу, что соваться в лабораторию Виттенберга в открытую, то есть попросту прилететь туда на флаере и попытаться попасть внутрь, будет верхом неосторожности, особенно если учесть, что, как показали последние события, мы начали превышать отпущенный нам лимит удачи. “Вот если бы было возможно подобраться туда незаметно!” – воскликнула Гаэль, подводя итог разговору. Казалось бы, в силу климатических условий Денеба, где пребывание на открытом воздухе поистине смертоносно, это нереально. Однако я не понаслышке знал о существовании в тех местах других дорог.

Как я уже отмечал, интересующий нас комплекс зданий располагался на западном краю большого горного плато, со всех сторон окруженного практически-непреодолимыми хребтами. Причем до отрогов ближайшего кряжа от лаборатории было, если верить карте CIL, рукой подать – меньше мили. А кряж этот был, как гнилой пень, проточен лабиринтом пещер – явление, очень распространенное на этой планете. Так что если посадить флаер с наружной стороны гор, быстренько заскочить внутрь и пройти пещерами насквозь, то у цели и впрямь можно оказаться незамеченным. Я еще не закончил обрисовывать Гаэли ситуацию, но по тому, как загорелись ее глаза, понял, что так мы и поступим.

С технической стороны все решилось достаточно просто. Флаер, любезно предоставленный нам друзьями Гаэли, оставался в нашем распоряжении, а со снаряжением больших забот не было – Денеб IV пользовался в Галактике репутацией рая для спелеологов; сюда толпами съезжались как специалисты, так и туристы, желающие вкусить таинства пещер (идиоты!). Так что закупить два комплекта оборудования не составляло труда. При наличии денег, разумеется… У меня, правда, – откровенно новая ситуация! – их, можно считать, не было. Но, как выяснилось, за последние двое суток Гаэль успела позаботиться и об этом. Я не смог вникнуть в детали предпринятых ею банковских операций, но в итоге она обзавелась новыми кредитками, которые, как утверждала, связать с ее именем было невозможно. Правда, прежде чем начать тратить ее деньги, которых, к слову сказать, у нее оказалось гораздо больше, нежели имеют, по моим представлениям, молодые журналисты, она потребовала с меня обещание по возвращении на Новую Калифорнию непременно с ней рассчитаться. Обещание такое я, конечно, дал. Причем с легким сердцем – в первую очередь потому, что само благополучие нашего возвращения выглядело для меня порядочным мифом.

Засим мы расстались – она отправилась ночевать к своим знакомым (меня туда почему-то не пригласили), и я снял себе конуру в маленьком и отвратительном мотеле на окраине Сван-Сити, единственным достоинством которого было то, что там не спрашивали никаких документов.

Встал я после ночи, проведенной в антисанитарных условиях, в настроении, близком к тому, с которым, бывало, выходил на ринг против товарища, громогласно обещавшего начистить мне рожу (после двух-трех смертей эта практика прекратилась). К счастью, под горячую руку мне никто не подвернулся, а затем мой взгляд на мир претерпел некоторое изменение к лучшему… Проснулся я непривычно рано – еще и девяти не было, – а Гаэль, не любившая ранних подъемов, наотрез отказалась встречаться раньше полудня, да и необходимости в этом действительно не было. Так что у меня образовался зазор во времени, который, верный решению не задерживаться на одном месте, я решил посвятить прогулке.

Вот так, гуляя и поглядывая по сторонам, я и набрел неожиданно на центр межпланетной связи. Поскольку деньги у меня появились (при расставании Гаэль выдала мне одну из своих “чистых” кредиток), то я туда заглянул. Захотелось справиться, как вообще-то дела обстоят дома: любопытно, да и могло статься – Деору удалось раскопать что-то ценное: его способности в области сыска не следовало недооценивать. Воодушевленный этой внезапно блеснувшей надеждой, я заказал разговор со своим замком и вскоре был приглашен в одну из кабинок для частных переговоров, обеспечивавших, согласно рекламе, полную конфиденциальность. Стоимость кабинок находилась в соответствии с их якобы защищенностью, и я попросил себе самую дорогую, надеясь, что хоть раз в жизни реклама не солжет.

Впрочем, как оказалось, особой необходимости в этом не было, так же как и реализации моих чаяний. Мой вызов попал на неудачное время – на Новой Калифорнии царила глубокая ночь, – и поэтому пришлось ограничиться общением с дворецким. Граф Деор, разумеется, спал и, по словам Тэда, чертовски устал за последние дни, так что я не отважился его будить. Тем более что он едва ли сообщил бы мне нечто сверх того, что я узнал и так. А именно – что пока их труды большим успехом не увенчались. Деор добился, чтобы власти практически отказались от обвинений в мой адрес, но те, похоже, и сами не очень-то стремились гнуть прежнюю линию. Да и в целом после моего отбытия, наделавшего немало шума – никто, например, не брал на себя ответственность за отдачу приказа стрелять в меня на поражение, – ситуация приняла вялотекущий характер: ни покушений, ни перестрелок… Словно, по выражению Тэда, “тот, кто дергал за ниточки всех наших марионеток, бросил это занятие и последовал за вами”. Тем не менее они с графом не теряли надежды докопаться до конкретных личностей и – тут по его лицу пробежала осторожная улыбка – воздать им по услугам… Ну что ж, оставалось только пожелать им успеха и проститься, что я и сделал.

Однако, уже идя к выходу из центра, я вдруг решил сделать еще один звонок – по единственному из домашних номеров своих сородичей, который я помнил наизусть. И это, кстати, был номер не моего дяди, а Реналдо Креона. Я запомнил его по той простой причине, что он состоял практически из одной цифры – семерки. Вероятно, это должно было напоминать всем и каждому об удачливости его владельца. Удачливости, которая недавно то ли его подвела, то ли выручила… Подумав об этом, я не без удивления поймал себя на ощущении, что и вправду беспокоюсь о его состоянии, поэтому без дальнейших колебаний развернулся и пошел обратно к стойке, где принимали заказы.

На соединение с Вегой Прайм, крупнейшим торгово-промышленным центром Галактики, времени ушло куда меньше, чем на далеко не столь передовую Новую Калифорнию. Так что, когда я преодолел расстояние до своей кабинки, связь уже установилась. Впрочем, самого Креона на мониторе, разумеется, не было – там находилось женское лицо, которое можно было назвать прекрасным без всяких скидок. И на лице этом отразилось заметное недоумение, когда его обладательница увидела в свою очередь меня. Очевидно, небритые оборванцы, а именно так я, к сожалению, выглядел, звонили Креону не часто. Тем не менее она улыбнулась:

– Что вам угодно, мистер?

– Я хотел бы поговорить с Рональде. – Я постарался придать голосу повелительную интонацию, дабы меня не приняли вдруг за сумасшедшего. Отчасти это удалось, – во всяком случае, кнопку “отбой” с той стороны не нажали.

– Разве вам не известно, что он ни с кем не разговаривает без предварительной договоренности? – мягко спросила она, опустив из вежливости “а я сомневаюсь, что таковая у вас была”.

– Как это знакомо! – Я не удержался от кривой усмешки. – Но со мной он, я думаю, поговорит.

– А я так не думаю, – заметно холоднее возразила она, но все же пояснила: – Рональде только сегодня вернулся из больницы. Он все еще очень неважно себя чувствует и просил не беспокоить его ни по каким вопросам.

– А! Вот как… – Я понимающе кивнул. – Это действительно меняет дело. И как его здоровье?

Она, казалось, не совсем поверила в искренность моего интереса, но ответила:

– Он уже идет на поправку, но все еще очень слаб. А вообще, выжил чудом – три дня в реанимации, и все врачи твердили, что шансов нет…

По ее тонким чертам пробежала судорога, словно воспоминание о пережитом ужасе, и я, подумав: “Неужели она и вправду так волнуется за Реналдо?” – сказал со всем сочувствием, на которое был способен:

– Ну, не стоит так расстраиваться. Сейчас уже опасности нет, все будет в порядке. Да и врачи, несомненно, преувеличивали – Рональде значительно крепче, чем… кажется. – Я вовремя прикусил язык, но она, похоже, прекрасно поняла, что имелось в виду, и впервые взглянула на меня с живым чувством:

– А вы, собственно, по какому поводу звоните?

– Да так… В основном хотел справиться, как он, – не кривя душой ответил я и чуть пожал плечами: – Думал, может, ему будет приятно поговорить со старым другом.

Она склонила голову с таким выражением, которое возникает у человека, услышавшего нечто заведомо дикое, но в то же время вроде как реальное. Ну, ее можно было понять – по межпланетке не звонили для того, чтобы потрепаться на тему “как поживаешь”…

– А вы не могли бы все же перезвонить? Скажем, через пару дней?

– Боюсь, что ничего не могу обещать. – У меня немного… гм… затруднительные обстоятельства. Теперь уже она кивнула с пониманием:

– Ладно. Тогда придется его потревожить. – Немного отвернувшись, она протянула руку куда-то влево, но тут же вновь взглянула на меня: – А что ему сказать?

– Ну спросите, не хочет ли он побеседовать с Ранье.

– Ранье? – Она достаточно удачно сымитировала керторианское произношение, и я добавил:

– Да. А если не может, просто передайте привет. Она отключила звуковой канал на мой монитор и обменялась с кем-то несколькими фразами, после чего вновь обратилась ко мне:

– Он сказал, что с удовольствием. – Она улыбнулась. – Похоже, действительно обрадовался. Но просит вас чуточку обождать.

Во время возникшей паузы я пытался разгадать загадку, мучившую меня все время нашего разговора: кто же она такая? Для секретарши или какого-нибудь иного варианта наемного служащего она держалась слишком уж уверенно и независимо… Наконец я не выдержал:

– Простите мое любопытство, но кем вы приходитесь Рональде?

Она не удивилась вопросу и просто ответила:

– Я его жена.

– А-а… – слегка обалдев, тонко заметил я. – И давно?

– Мы обвенчались пять лет тому назад. Ее явно забавляла моя ошарашенность, а я немного растерялся, не зная, то ли надо принести свои поздравления, то ли наоборот… В конце концов она откровенно рассмеялась, весьма дружелюбно, впрочем…

– Наверное, с моей стороны тоже не было бы самонадеянностью спросить: кто же вы? Но, мне кажется, я уже догадалась… Вы – Рене Гальего с Новой Калифорнии. Верно?

– Точно. Рональде… то бишь ваш муж… похоже, поделился с вами своим прошлым.

– В значительно меньшей степени, чем мне бы того хотелось, – с нарочитой досадой призналась она и снова стала совершенно серьезной. – Скажите, мистер Гальего, а эта катастрофа с Рональде может быть как-то связана с вашими собственными “затруднительными обстоятельствами”?

– Почти наверняка. – Я не видел смысла скрывать это.

– И вы предпринимаете что-нибудь для исправления ситуации?

– Стараюсь.

– Тогда желаю вам удачи!

– Спасибо, – с признательностью поблагодарил я. Приятно все же, когда тебе желают успеха искренне и бескорыстно – очень редкий случай!..

– Ага!.. Он готов – соединяю. – Она чуть поклонилась. – До свидания, мистер Гальего! Было приятно с вами познакомиться.

Прежде чем я успел произнести ответную любезность (а собирался – с женой Креона было и впрямь приятно познакомиться), экран мигнул и по нему пошла полоса помех. Я мимоходом подумал о стоимости счета, который будет мне предъявлен, но постарался не допустить выражения своих чувств на лице – сигнал вновь стал четким.

Реналдо полулежал на подушках в огромной роскошной кровати, да и вообще все, что попадало в поле камеры, несло на себе отпечаток богатства. Богатства беззаботного, гедонистического… Но сегодня это, к сожалению, лишь подчеркивало, насколько паскудно смотрелся он сам. Круглое румяное прежде лицо было бледным и осунувшимся, лоб покрыт испариной, подведенные мешками глаза ввалились, и лишь где-то в их глубине горел привычный жизнерадостный огонек.

– Что-то мы сегодня не красавцы. Да, Ранье?.. – Голос его звучал сипловато, но интонации оставались прежними. И ответа он, по обыкновению, не дожидался… – Знаешь, я бы с удовольствием с тобой поболтал, но, боюсь, долго не потяну. Так что давай сразу к делу. Ты что-нибудь хотел узнать?

– Да. Как ты себя чувствуешь?

– И все? – Он с секунду изумленно на меня смотрел, а потом насмешливо хрюкнул: – Спасибо, погано. Как, интересно, можно еще себя чувствовать с восьмью переломами и кучей внутренних кровоизлияний?..

– Рад видеть тебя оптимистом. И как тебя угораздило? – Он недоверчиво ухмыльнулся, и я поспешил пояснить: – Я и вправду не знаю. На просмотр новостей времени нет, а Бренн сказал только, что была какая-то катастрофа с флаером…

– А-а… Ты виделся с Бренном. С Денеба, значит, звонишь? Ну, он ничего не перепутал. – В его усмешке явственно прорезались зубы. – Все так и было. Летел домой после работы… Взорвался один из двигателей, флаер несколько утратил летные качества… Попросту рухнул как камень, а внизу были горы. Разбился в лепешку, погибли все, кроме меня, – охрана, пилот… Меня спасло только то, что успел включить силовое поле. Наше… Ну, ты понимаешь…

– Как насчет причин?

– Выясняют, разумеется. И полиция, и мои люди… – Тут он впервые сбился и поморщился от боли. – Говорят, какие-то неполадки в компьютерной системе. И те говорят, и другие, понимаешь, говорят… Ну ничего, встану на ноги – разберемся!

Мне показалось, что он настроен немного легкомысленно – насколько это было возможно в его положении.

– Не думаю, что это будет столь уж легко, – осторожно предположил я.

От фонаря такими фразами керторианцы обычно не бросаются, поэтому Креон, даже находясь не в лучшей форме, не мог этого не заметить.

– Ты полагаешь, Ранье? Вот так – вслед за Вольфа-ром, что ли?

– Скорее уж вслед за мной!

Я потратил еще некоторое время и кучу денег на рассказ о своем собственном флаере. Реналдо выслушал очень внимательно и, похоже, оценил мой поступок по достоинству. Очевидно было, правда, и другое – что он до сих пор не понимает, зачем же в действительности я с ним разговариваю.

– Вольфар, значит, и таких свиней научился подкладывать… Но он же мертв! – Реналдо потер рукой влажный лоб. – Как-то запутано все очень… Или, может, я уже ни хрена не соображаю?.. А у тебя как там с ясностью?

– Немногим лучше. Смутные подозрения – все, чем могу похвастаться.

– А с бароном консультировался? – подразумевался мой дядя, разумеется.

– Поди его найди!

– Эх, надо было тебе послать тогда Его Высочество подальше! Тут-то он нам не командир.

– А ты бы послал? – запальчиво поинтересовался я:

Креон испокон века любил учить жизни.

Он проигнорировал вопрос, как и всегда, когда его тыкали носом в несостоятельность собственных утверждений. Реналдо вообще так мало изменился, что мне по-прежнему легко было с ним общаться.

– Но тенденция-то очевидна. А, Ранье?.. Ты, я, остался только Бренн…

– Не переживай – он уже в больнице.

– Вот черт! – Он даже приподнялся на подушках, но тут же со стоном откинулся. – Главное… это не делать резких движений… А что с ним стряслось?

– Дырка в груди. Нешуточная. Но по сравнению с тобой, вижу, сущий пустяк!

– Да, Бренн всегда был везунчиком.

– Кто бы говорил…

Он весело усмехнулся, но затем вновь состроил такую страдальческую мину, что я уж подумал, не пора ли спешно откланяться. Однако, как выяснилось, причина этого неудовольствия лежала в области более возвышенной, нежели физическая боль.

– Знаешь, Ранье… Мне надо извиниться… – Он чуть сощурился, явно следя за моей реакцией. – Я… В общем… Ну соврал я тебе, короче говоря.

Я назидательно улыбнулся:

– И теперь боишься преставиться с нечистой совестью? Ну черт с ним! Хотя второй раз будет явным перебором, предупреждаю… – Несмотря на веселость тона, само предупреждение было сделано на полном серьезе, и мы оба это понимали.

Реналдо кивнул, помолчал, а затем лукаво воскликнул:

– Так ты знал!

– Знал. Да и Бренн…

– Меня заложил?

– Ненароком.

– Все равно, с него станется! – Реналдо изобразил обиду, но в глубине души остался довольным, вероятно, тем, что, как ему показалось, догадался-таки о причинах моего звонка.

Однако я молчал, и он вновь ощутил неуверенность, выразившуюся в заданном наконец вопросе:

– А порасспросить меня о Вольфаре тебе как будто неинтересно?

– Да не особо. Я знаю, чем он занимался. Предлагал присоединиться к нему в грядущих катаклизмах и тому подобная чушь, но ничего конкретного… Впрочем, если он сболтнул что-нибудь ценное именно тебе, то милости прошу!

– Да нет, – вяло подтвердил Реналдо, – точно так и было. Я только задним числом узнал, что он торчал на Веге пару недель еще до встречи со мной. Пытался наводить какие-то мосты с властями, даже взятки кое-кому предлагал. Но, по моим данным, у него ничего не получилось. Ошибся я где-то, выходит.

Напоминать о том, что ошибку еще можно будет исправить, я счел излишним – в плане мстительности Реналдо ничуть не уступал остальным керторианцам. Тем временем лицо моего друга приняло крайне обеспокоенное выражение. Я приписал это возникшему наконец осознанию серьезности положения, но не угадал.

– Послушай-ка, Ранье, а ты ничего такого моей жене не сболтнул? Вы ведь вроде как долго разговаривали…

Я усмехнулся, и он, наверное, покраснел бы, если бы в его организме нашлось для этого достаточно крови.

– Что тут смешного?

– Да так… – Я напустил серьезность. – Извини, не хотел тебя задеть. Подумал только, что если бы подобные обстоятельства вызывали у меня наибольшую тревогу, то, наверное…

– Ты с удовольствием поменялся бы со мной местами? Ты это собирался сказать? – По отсутствию возражений он понял, что попал в точку, и собрал последние силы для сарказма: – Ох, сделай любезность! Кровать, поверь, и вправду очень удобна. Питание, правда, пока внутривенно, и на горшок водят под ручки, но тебя, конечно, такие мелочи не смутят! Подлинному герою любой сортир по плечу!

– Утихомирься, Реналдо, – попросил я все же слегка извиняющимся тоном.

– Ладно… – еле выдохнул он. – Так как? Ничего не сболтнул?

– Не волнуйся. Я ничего ей не сказал. – Это была не совсем правда, поэтому пришлось поправиться: – Во всяком случае ничего важного.

– То есть доставаний не избежать, – с мрачной отрешенностью подытожил он, а потом, словно поколебавшись, все же спросил: – Как она тебе, кстати?..

– Она показалась мне славной, – честно ответил я.

– Славной?! – Он чуть не подскочил, а потом неожиданно подмигнул: – Обычно говорят – красивой. Но ты у нас со странностями…

Реналдо старался держаться поувереннее, но я видел, что он уже на грани потери сознания, поэтому предложил:

– Пора бы тебе отдыхать. Продолжим беседу в лучшие времена.

– Да, ты прав, – согласился он. – Но все же хочу сделать тебе одно небольшое предложение…

Он ненадолго задумался, как будто подбирая выражения, и я слегка обеспокоился. Когда же он заговорил, причина заминки стала ясна.

– Совсем мысли разбегаются, – пожаловался он. – В общем, так. Если тебе, Ранье, во время твоих странствии понадобятся деньги, то не сочти за труд…

– Реналдо!

Он поморщился, но не умолк:

– Так я и знал, что ты оскорбишься. Но послушай, тут же нет ничего дурного! Ты оказал мне услугу. Мне приятно… Я тоже хотел бы быть тебе полезным, но какой от меня прок в таком состоянии? Зато, подозреваю, ты оказался отрезан от своих финансовых ресурсов, а кто знает, когда они могут понадобиться. Верно? Но мои-то всегда под рукой – в этой части Галактики по крайней мере. Вот и располагай ими в случае необходимости.

Эта тирада окончательно его добила, поэтому я решил не спорить:

– Хорошо.

Он кивнул, попытался улыбнуться, провел языком по запекшимся губам и едва слышно закончил:

– Тогда просто приходи в любое отделение моих банков… Они есть повсюду. Назовешь им код, и все дела. Код тоже выберем попроще. – Не мудрствуя, он продиктовал мне в обратном порядке первые девять цифр керторианского счета. – Запомнил?

Я подтвердил прием, и на этой ноте мы распрощались.

“Удивительное дело, – подумал я, выходя из здания, где растратил всю достаточно объемистую карточку Гаэли, – если бы мне было что-то нужно от Креона и я догадался вести себя так, как вел, то это был бы прямо-таки гроссмейстерский ход с моей стороны!..” Но мне ведь ничего не было от него нужно. Не так ли?..

Тем не менее этот дружеский разговор – редкость в моей жизни – уничтожил остатки плохого утреннего настроения, я был бодр, весел и даже, повстречавшись с Гаэлью, принялся шутить в противовес обычной, слегка настороженной угрюмости. Она охотно смеялась до тех пор, пока не выяснилось, что хохма про кредитку, опущенную мной в мусоросборник, не соответствует действительности. Тут мы полностью поменялись ролями: она брюзжала, а я стоял и хлопал глазами. К счастью, хватило ее ненадолго – в конце концов, как она справедливо заметила, истраченные деньги все равно возмещать мне, – и мы занялись делом.

Подготовительная часть прошла без сучка, без задоринки – уже в два часа мы загрузились во флаер со вновь закупленным снаряжением и покинули Сван-Сити. Соответственно еще через два часа, в четыре, мы без всяких приключений подлетели к западной стороне интересующего нас хребта. Там пришлось немного поволноваться, потому что автоматика, оставшаяся, естественно, без поддержки наземных навигационных систем, сажать нас отказалась, и я уперся в необходимость делать это вручную. Это была сложная задача для моих достаточно скромных пилотских возможностей, но все же не чересчур: порыскав туда-сюда на небольшой высоте, с которой можно было видеть поверхность скал (бронированную машину швыряло при этом из стороны в сторону, как монгольфьер), я отыскал наконец небольшую ровную площадку неподалеку от гигантского устья одной из пещер, куда благополучно и сел.

Более того, место высадки оказалось выбрано настолько удачно, что расположенный сзади выступ скалы отчасти заслонял нас от ветра, так что, преодолевая стометровку до входа, нам даже не пришлось ползти, цепляясь руками за камни (в целом погода была неважнецкая).

Вдохновленные таким удачным началом похода, мы бойко нацепили на себя обтягивающие костюмы, приладили на лбу фонарики и почесали вперед. Вас может удивить легкость, с которой я об этом упоминаю, – а как же, дескать, опасность заблудиться в этом поистине бескрайнем лабиринте? Ну, такой драматический вариант был совершенно нереален. Сориентироваться где бы то ни/было при наличии компаса и карты не так уж трудно, а у нас, разумеется, было и то и другое. Более того, картой нам служил голокристалл, рисовавший при желании в воздухе самосветящуюся трехмерную проекцию этой части гор (хорошо изученную к тому же). Так что не разобраться, куда надо идти, мог только совершеннейший болван, а так как я еще не достиг совершенства в этом вопросе, то и проблем не возникало. Другое дело, что пещеры, как и все во Вселенной, не остаются неизменными и попавшего в подгорный мир всегда могут ожидать пакостные сюрпризы – обвалы, наводнения и тому подобная дребедень. Однако гнев стихий нас миновал, – по-видимому, с их точки зрения у меня и так было достаточно неприятностей.

Тем не менее, как я уже упоминал выше, настроение у меня быстро стало портиться – слишком уж мрачна была окружающая обстановка, даже сырой удушливый воздух наводил на малоприятные ассоциации с могильным склепом. Причем, насколько я мог судить, Гаэль одолевали сходные ощущения… Во всяком случае, если в начале пути она еще пыталась как-то поддерживать беседу и видеть вокруг нечто интересное, то в дальнейшем все реплики между нами свелись к советам внимательнее смотреть под ноги, а часика через три мы и вовсе примолкли. Хотя кое в чем не могу не отдать ей должное. Дорогу для нас никто не мостил, поэтому идти было дьявольски тяжело даже мне. Каково же было Газли, не обладавшей керторианской выносливостью, могу только догадываться. И все же она ни единым словом не пожаловалась.

Однако чем дольше мы шли, тем хуже становилось у меня на душе – я уже всерьез стал проклинать себя за эту авантюру… Что, в общем, выглядело немного странно, ведь из восьми отведенных мной на дорогу часов прошло уже шесть, то есть приблизительно три четверти пути были позади, а ничего дурного с нами не приключалось. Но стоило мне попытаться урезонить этим доводом свою тревогу, как неприятности начались. Увлекшись переговорами с самим собой, я на мгновение забыл смотреть под ноги, в результате чего споткнулся о небольшую ступеньку, потерял равновесие и неуклюже завалился на бок. Там, разумеется, располагалась стена, и, дабы сблокировать удар, я выставил вперед руку, что в итоге вылилось в сильно разбитый локоть. Мелочь, недостойная, в сущности, упоминания, если бы это не был знак, который мне следовало учесть: мы устали, стали терять необходимую для безопасности концентрацию внимания, и требовалось организовать привал. Однако я лишь чертыхнулся и упрямо зашагал по узкому проходу – только бы поскорее выбраться из давящего на психику каменного мешка. Это не могло не кончиться плачевно, и следующая беда, куда посерьезнее предыдущей, не заставила себя ждать.

Миновав узкий перешеек между двумя очередными гротами, мы оказались в достаточно просторном зале, где недавно, вероятно, произошел частичный обвал потолка, – во всяком случае, пол был основательно усеян крупными обломками базальта. Не в восторге от такой картины, я не придал ей особого значения (похожие ситуации нам уже встречались неоднократно) и принялся лавировать между валунами, тщась отыскать кратчайший путь к противоположной стене. Гаэль же решила сократить себе расстояние, перепрыгивая с камня на камень. Я понял это по изменившемуся характеру доносящихся сзади звуков, но даже не обернулся, – наделенная от природы удивительной ловкостью, она с успехом проделывала подобные номера и раньше. Но всему хорошему, как известно, наступает конец, так же, впрочем, как и плохому. К сожалению, в этот раз была очередь хорошего.

Не знаю уж, что именно послужило тому причиной – усталость, неосторожность, случай или всего понемногу, – но факт тот, что за моей спиной неожиданно раздался приглушенный вскрик и шум падения тела на камни, который трудно с чем-то спутать. Развернувшись, я, естественно, бросился назад, и в первый момент показалось даже, что все обошлось. Во всяком случае, когда я подошел, Гаэль уже встала на ноги. В неверном свете фонаря ее подвижное лицо показалось мне пугающе застывшим и осунувшимся, но она храбро улыбнулась и предложила идти дальше. Не тут-то было… Через пару шагов она остановилась, присела на валун и сообщила, что, похоже, подвернула ногу. У меня хватило такта оставить все свои мысли при себе и предложить, с некоторым запозданием, привал.

Но дела, разумеется, на лад не пошли. После легкого перекуса и перекура Гаэль честно попыталась идти, но хватило ее в аккурат на пересечение этого несчастливого зала. Затем она заявила, что не может более ступить ни шагу, и, глядя на ее опухшую лодыжку, сомневаться в этом не приходилось.

Дальнейшее было очевидно, так как тратить силы на сентиментальную чепуху никто возможным не счел. Поэтому я просто посадил ее на спину, перевесил рюкзак на грудь и стал изображать наглядное приложение к пословице “Сила есть – ума не надо”. Причем, признаться, напрячься мне пришлось на полную катушку: кажущаяся тоненькой, хотя и не хрупкой, Гаэль оказалась, на поверку, весьма увесистой… Так что если кому-нибудь придет в голову спросить, что я чувствовал во время этого тянувшегося добрых три часа перехода, то, право же, лучше бы ему этого не делать: едва ли на двух известных мне языках найдется хоть одно непечатное выражение, не пришедшее тогда мне на ум.

Когда же в итоге я добрел до восточной стены хребта, то меня шатало в прямом смысле слова. И хоть устраивать себе отдых я, в общем-то, не собирался, но пришлось. Осторожно выглянув из горловины небольшой пещерки (ближайшего, по моим прикидкам, выхода к лаборатории Виттенберга), я увидел почти непроницаемые для света бушующие потоки падающей сверху воды и понял, что погода окончательно испортилась. Преодолеть милю сквозь этот шквал было немыслимо ни с Гаэлью на плечах, ни даже в одиночку. Поэтому мне ничего не оставалось делать, кроме как вернуться в глубь пещеры, устроиться на камнях рядом с Гаэлью, сообщить ей о сложившейся обстановке и закурить. Она последовала моему примеру и после второй затяжки поинтересовалась:

– Герцог, а где находится портал, ведущий на Керторию? Вы говорили, он где-то рядом?

От удивления я чуть не поперхнулся дымом.

– Интересно, а на смертном одре у вас также нашлась бы пара вопросиков?

– Не исключено. – Она рассмеялась. – К тому же не преувеличивайте, я отнюдь не так уж плоха.

Это была правда – по сравнению с моментом непосредственно после фиаско в гроте она выглядела значительно лучше: лицо вновь ожило, в глазах появился прежний блеск… Если бы не слегка неестественно вытянутая нога с еще больше раздувшейся лодыжкой, она и вовсе казалась бы в полном порядке.

– Рад, что вы хорошо отдохнули, – не скрывая язвительности, заметил я.

– Ну-ну… Неужели вы предпочли бы бросить меня одну в той ужасной пещере?

– Я предпочел бы, чтобы вы были поаккуратнее.

– Разумеется. – Она горестно вздохнула. – В вас, герцог, нет ни чуточки романтизма.

– Зато загривок, надо думать, удобный, – огрызнулся я. – И потом, если под романтизмом вы понимаете пребывание в одиночестве в пещере, то у вас есть отличный шанс наверстать упущенное. Я не смогу дотащить вас до лаборатории. Извините, но это выше даже моих сил!

– Я понимаю, – серьезно ответила она и пожала плечами. – Что делать – я подожду вашего возвращения здесь.

Она произнесла это так твердо и спокойно, что я невольно отдал дань ее мужеству, – по мне, так лучше с Креоном местами поменяться, чем с ней… Впрочем, мое молчание было истолковано ею по-другому, и она напомнила:

– Вы так и не ответили на мой вопрос.

– Нет, ваше любопытство положительно неистребимо! – Я отшвырнул окурок, и, ударившись о влажную стену, он с шипением потух. – Почему вас так интересует все, что связано с Керторией и керторианцами?

– Потому, что это только с вашей точки зрения кажется обыденным и скучным. Для меня это как сказка, в которую я неожиданно угодила! – не задумываясь ответила она.

Признаться, такое объяснение не показалось мне особо убедительным, но я был слишком разбит для того, что бы продолжать расспросы, – отвечать все же полегче… Вынув из небольшого кармашка на боку голокристалл, я включил его, слегка развернул проекцию и ткнул в одну из пещер, расположенную милях в десяти к северу вдоль восточной стороны хребта.

– Вот там он и стоит, если я ничего не путаю.

– Да ну? – с явным недоверием заметила она. – Так, значит, и стоит посреди пещеры. И все эти спелеологи, копошащиеся в этих горах, до сих пор его не заметили?

– Портал невидим, – коротко пояснил я. – Керторианец может почувствовать его присутствие, землянин – нет.

– Вот как! – Она пожевала губками в легкой задумчивости. – Но я вот чего не могу понять: как устроена вся эта чертовщина? Не может же портал считать, сколько в Галактике осталось керторианцев? Один, два, двадцать? Откуда ему знать?

– Понятия не имею, – честно признался я. – Да и не думал никогда над этим. Вероятность возвращения на родину мною никогда всерьез не рассматривалась.

Она явно чуть не брякнула: “Так зачем же вы все-таки сюда полезли?!” – но вовремя прикусила язык: после моей вспышки ярости на “Пелиноре” этой темы мы больше не касались. Однако затем на ее лице возникла довольно-лукавая улыбка, как бывало всегда, когда ее посещала любопытная мысль.

– Скажите-ка, герцог, а вообще хотели бы вы вернуться на Керторию? – Предугадав мою реакцию, она поспешила ее опередить: – Да, да, я знаю. Невозможно, исключено… Но так? Положа руку на сердце?

Честно говоря, я действительно никогда не задавал себе этого вопроса, – к чему пустые мечтания? – но ее напряженное ожидание ответа заставило меня подумать, что спрошено было неспроста… Поэтому я потянул с ответом, убирая кристалл, закуривая и пытаясь разобраться в своих чувствах.

– Ну, я бы, наверное, с удовольствием вернулся туда. На время.

– Ага, – она усмехнулась. – А навсегда?

– Это был бы трудный выбор. Боюсь, что после лет, проведенных здесь, жизнь там показалась бы мне немного – пресноватой, что ли.

– И уж конечно, вам не очень бы понравилась перспектива сесть там Королем?

– Ни в коем разе! – Я заметно вздрогнул, и она кивнула:

– Да, я помню, вы и прежде как-то болезненно на это реагировали. А почему, кстати?

Мне определенно не нравились эти нескончаемые попытки поковыряться в моей душе, но раньше, чем я успел выразить свое недовольство, она уже легонько махнула рукой:

– Неважно. Кажется, я и так догадываюсь. Собственно, я о другом. Как вы полагаете, герцог, а многие ваши товарищи хотели бы того, о чем мы сейчас говорили? Гляньте! Они же отлично тут устроились – у большинства из них есть деньги, власть или, по крайней мере, любимое занятие. Зачем им корона Кертории?

Очень неожиданный поворот. Положим, она была права не на все сто, и у Короны был ряд достоинств: честь, слава, власть; в конце концов, увековечение своего имени как основателя новой династии – вещи близкие и желанные для любого керторианца. Однако нельзя было не признать, что и в просторах Галактики можно было снискать успех на любом поприще, успех ничуть не меньший. Но тогда получалось… Получалось то, о чем намекнул мне дядя после Совета и что я пропустил мимо ушей.

– Вы клоните к тому, – не скрывая удивления, предположил я, – что мотивом всех этих пакостей могло быть отнюдь не возвращение на Керторию, а что-то другое?

– К этому самому! – подтвердила она, явно довольная произведенным впечатлением. – Хотя, учитывая, что все пошло с подачи Вольфара, это может быть чистой воды измышлениями. Он-то как раз мог быть в числе недовольных существующим положением дел – на первый взгляд похвастаться ему было нечем. Просто эти соображения тоже нельзя сбрасывать со счетов. Вот и все, что я хотела сказать!

– Черт! И как вы до этого додумались? – не без досады согласился я.

– По-моему, это очевидно.

Это, конечно, была уже игра на публику, тоже напоминавшая мне дядю с его пристрастием к демонстрации собственного умственного превосходства. Поэтому я не счел зазорным прибегнуть к своему детскому воспоминанию и предложил:

– Что ж, блесните эрудицией – объясните мне, болвану, куда земля девается, когда в нее палка втыкается!

Безотказный прием, рекомендую. Оказавшийся в шоке собеседник сидит с открытым ртом Секунд десять-пятнадцать, после чего вы смело можете начинать смеяться.

Гаэль, правда, сделала обиженный вид, отвернулась и принялась разглядывать стену. Однако, когда я не обратил на это внимания и сходил проверить, не стало ли на улице поприятнее (а стало, напротив, похуже), она перестала дуться и спросила:

– Улучшений, видно, не наблюдается? Я, даже не счел нужным ответить, и она, как будто радуясь возможности зацепить меня, заметила:

– Это, герцог, между прочим, смахивает на крупный просчет. Если нам придется дожидаться хорошей погоды, то следовало бы захватить с собой продуктов на недельку.

– Ну, это навряд ли. Еще кто-то из наших записных остряков… Креон, по-моему… после первого знакомства с Денебом очень верно подметил, что здешняя погода сродни женскому характеру – не отличается постоянством.

Невольно подтверждая верность этого наблюдения, Гаэль сперва нахмурилась, затем рассмеялась и пожала плечами:

– А я думала, что нелюбовь к прекрасному полу – это ваше личное качество.

– Вы не заблуждались.

Я видел, что ей не хочется просто так оставлять эту тему, но в то же время и раздражать меня по-настоящему она то ли не желала, то ли отчасти опасалась. И неожиданно у меня возникло желание пойти ей навстречу.

– Что ж, вы верны себе, – криво усмехнулся я. – Не отстаете ни в какую!

– Да идите вы с вашей мнительностью! – предложила она. – Я и словом не обмолвилась…

– Кого вы хотите обмануть? Впрочем, я готов рассказать вам. Если, конечно, вы желаете послушать.

Она снова уставилась мимо меня в стену с видом оскорбленного праведника, но затем упрямо тряхнула головой и вытащила из пачки сигарету.

– Ну, желаю. Что скрывать?.. Однако не обвиняйте меня, что я вытягиваю из вас какие-то признания. Я даже не подозреваю, о чем идет речь.

– Тогда и вы не лукавьте. Прекрасно вы знаете. Разумеется, то, почему я сюда попал, почему не слишком люблю женщин и на дух не выношу любезную вашему сердцу романтику, следует понимать как разные стороны одной истории… В центре которой была женщина, как вы правильно предположили. Хотя в целом события выглядели совсем по-иному, нежели вы изволили представить в своих фантазиях на “Пелиноре”.

– Послушайте, герцог, – негодующе перебила она, – не цепляйтесь к этому. Пожалуйста! Я же пыталась пошутить. Получилось неудачно, я с вами согласна. Всерьез я не могу даже заподозрить вас в…

– Это хорошо, – угрюмо кивнул я. – Потому что на самом деле все было хуже. Много хуже…

Она умолкла и жестом показала, что не проронит больше ни слова, а я поднялся – не сиделось как-то, – прошелся по пещере и наконец остановился перед ней, сцепив руки за спиной.

– А было так. Вы уже знакомы с обстоятельствами моего детства, поэтому начать можно как раз с того момента, когда оно закончилось. Случилось это вскоре после того, как мне стукнуло двадцать, – живя значительно дольше людей, мы и взрослеем немного позже. В эту пору принято влюбляться, и я не был исключением из правила… Находясь в столице по случаю каких-то очередных торжеств, я познакомился с девушкой одного очень знатного рода, в которую и влюбился.

Я не без удивления заметил, что практически не помню ее внешности, а ведь когда-то мне казалось, что уж этого мне не забыть вовек. Но свои-то чувства, через которые мне довелось пройти, я еще помнил хорошо, поэтому горько усмехнулся:

– Вероятно, сейчас бы я сказал, что мне следовало полюбить другую, но тогда мне как-то не приходило это в голову… И беда была не в том, что мое чувство было отвергнуто. Напротив, уже через какую-то неделю я выбрал подходящую минуту – жаркая летняя ночь, свет трех лун, стены древнего замка, – в общем, в самый раз для любителей романтики. – Гаэль, застывшая в неподвижности с начала моего повествования, никак не отреагировала и на это, и я продолжил: – Одним словом, я объяснился и встретил взаимность, надо думать искреннюю. Но тут как раз и начинались неприятности. Возможно, вам это покажется смешным, но на Кертории до сих пор не принято отправляться в постель непосредственно после взаимных признаний или вовсе без оных… У нас по-прежнему в ходу такая рутина, как помолвка, брак, согласие родителей и тому подобное. И вот на это самое согласие шансов у нас практически не было. Моя нареченная была родом как раз с Востока, и наши семьи издревле находились в состоянии вражды – ситуация, не раз описанная в классической литературе и вашей, и нашей, но мне от этого был не легче. Я попытался поговорить с герцогом, ее отцом, но он, разумеется, отказал мне, даже не слишком стесняясь в выражениях.

Я сделал небольшую паузу, готовясь к самой тяжелой части.

– Возможно, мне не следовало также обращаться к старому герцогу, если уж результат был известен наперед. Так он только насторожился и приказал своему старшему сыну… он был на восемь лет старше меня и один из дружков Вольфара, к слову сказать… не спускать с сестры глаз. Тот отнесся к отцовскому наказу исключительно добросовестно, после чего мы даже встречаться могли только украдкой. А в конце лета они вообще уехали на Восток, в свое имение. Я тоже вернулся к себе, но через пару месяцев, снедаемый горячим чувством, понял, что сидеть сложа руки и ждать, пока сдохнет старый герцог… а на это вполне могло уйти несколько сотен лет… мне невмоготу. И тогда я решил выкинуть фортель из классического арсенала влюбленных идиотов, а именно – похищение. В конце кондов, думал я, трудно похитить девушку, если она того не хочет, а так – ерунда… Разумеется, последствия такого поступка выглядели по меньшей мере туманно, но что мне было до каких-то там последствий?!

Тем не менее у меня хватило ума подготовиться к мероприятию достаточно основательно. Не вдаваясь в хитрости, к которым пришлось прибегнуть, скажу лишь, что мне удалось снестись со своей любимой и согласовать с ней детали. На это ушло еще несколько месяцев, но в итоге одним зимним утром я выехал из замка в компании нескольких верных друзей, твердо намереваясь вернуться обратно со своей будущей женой. За три с половиной дня мы без всяких треволнений пересекли страну – время тогда было на редкость мирное – и к вечеру четвертого дня оказались в окрестностях ее замка. Согласно нашему уговору, девушка должна была сама выбраться из дома – туда мне было не проникнуть при всем желании – и в полночь прийти на одну из полян в близлежащем лесу. И когда, стоя в назначенном месте, я в назначенный срок увидел ее силуэт, скользящий между деревьев, то сказал себе: “Видишь, Ранье, и впрямь ерунда! Все эти классические трагедии лишь выдумки, дабы было над чем слезу пролить”. Так я себе сказал в предвкушении успеха, и был за это наказан…

Старший-то братец, как выяснилось, не утратил бдительности за месяцы покоя, на что я, естественно, рассчитывал. Нет, он был начеку, каким-то образом ухитрился проникнуть в планы своей сестры и неожиданно вышел на ту чертову поляну, буквально в шаге позади девушки. Подозреваю, у него было довольно банальное намерение убить меня на месте, но мне вообще не хотелось доводить дело до драки, поэтому я свистом подозвал своих друзей, прятавшихся немного дальше в лесу… Когда через несколько секунд они показались на поляне, я подумал, что ее братец, оказавшись перед лицом очевидно превосходящих сил, образумится, но это была большая ошибка… Прежде чем мы успели что-либо предпринять, он схватил свою сестру в охапку, приставил ей нож к сердцу и сообщил нам, что скорее убьет ее, чем даст увезти. Взяв их в кольцо, мы попытались вступить с ним в переговоры, но парень только упрямо твердил, что либо мы прячем оружие и убираемся восвояси, либо тут будут лежать два трупа! Не могу сказать, что я ему не верил, но попросту повернуться и уйти казалось мне невозможным. Такой позор, да еще на глазах любимой девушки, не казавшейся к тому же очень напуганной! Поэтому, когда Бренн, стоявший почти позади них, вытащил из-за пояса кинжал и красноречиво взвесил его в ладони, я предпочел рискнуть и подал ему знак. Он метнул нож и…

– Неужели промахнулся? – чуть подавшись вперед, вскрикнула Гаэль.

– Нет. Бренн никогда не промахивается. – Я усмехнулся, пытаясь скрыть гримасу боли. – Читайте прессу! Он и тогда попал. Но прежде чем упасть, молодой герцог успел всадить сестре нож в сердце. Вот так-то!..

Гаэль инстинктивным жестом провела рукой по лбу и неуверенно спросила:

– Так что же, вы бежали сюда от мести родственников?

– Нет. Я бежал не от мести, а за ней. Видите ли, ее старший братец остался жив. Кинжал Бренна буквально на дюйм разминулся с его сердцем, а мы все были тогда в таком ужасе, что никто даже не удосужился это проверить. Говорят, он чуть не истек кровью той ночью, а потом еще долго болтался между жизнью и смертью, но для меня единственно важным было то, что он не сдох. Я прилюдно поклялся, что отправлю его вслед за сестрой! Несмотря на то что убийца ответил мне сходным обещанием, он, видимо, опасался меня несколько больше, чем я его, потому что на протяжении нескольких лет практически не покидал свой родовой замок. Я мог только ходить вокруг и щелкать зубами. Поэтому, когда умер Король Торл, Принц согласился на Испытание и я узнал, что мой заклятый враг записался, так сказать, в участники, то не колеблясь последовал за ним сюда. Однако добраться до него мне так и не удалось: как я уже говорил вам, Вольфар прирезал его раньше.

После этой фразы в пещере повисла тишина. Слишком уж глухая; быстренько выглянув наружу, я убедился, что в пелене дождя и впрямь возникли прорехи, да и ветер изрядно поумерил свою мощь… Поэтому, вернувшись, я коротко сообщил:

– Мне надо идти!

На мгновение на лице Гаэли возникло странное отсутствующее выражение, будто бы уже виденное мной раньше, но затем она покачала головой и зажгла сигарету:

– Идите! Конечно! Я буду ждать вашего возвращения! Я бросил быстрый взгляд по сторонам, но решил, что какая-либо поклажа будет мне только мешать, и устремился к выходу. На пороге я обернулся, и она помахала мне вслед рукой с горящей сигаретой…

 

Глава 7

По выходе из укрытия на ногах мне удалось преодолеть ярдов двести, затем резкие встречные порывы ветра заставили меня опуститься на четвереньки, но даже так, несмотря на отчаянные усилия, я продвигался вперед черепашьим темпом. Теперь уже у меня исчезли последние сомнения в нелепости этого похода: поддавшись искушению небольшого расстояния, я явно переоценил свои возможности его преодолеть. Однако, очередной раз попав в сети собственного упрямства – ни на дюйм не отклоняться от намеченного курса, – я лишь изо всех сил отталкивался рифлеными подошвами и затем цеплялся пальцами за мельчайшие шероховатости скользкого камня. Со стороны выглядело, наверное, достаточно героически – прямо альпинист, штурмующий непокорную вершину. Только вот всю сцену стоило бы развернуть на девяносто градусов.

Наконец, в награду за мою твердолобость роза ветров вроде бы смилостивилась надо мной: несущий струи дождя шквал перешел в боковую плоскость, и я вновь рванул вперед способом более пристойным для существа, наделенного интеллектом. Но, разумеется, это была только каверза – стихия никогда не упустит случая посмеяться над тем, кто мнит себя выше, – направление ветра изменилось еще раз, и, получив неожиданный удар стеной по спине (не могу более точно охарактеризовать это ощущение), я рухнул головой вперед, после чего прокатился еще несколько ярдов на манер ветоши. К счастью, я вроде бы ничего не сломал и отделался одними ушибами, но пара попыток хоть как-то продолжить путь была жестоко пресечена вновь набравшим силу ураганом. Смирившись с неизбежностью, я позволил откатить себя под защиту одной из достаточно высоких ступенек, перерезавших плато, и залег там, пытаясь хоть немного восстановить дыхание.

Получив, таким образом, передышку от непрерывного решения прикладных задач, мой мозг, предоставленный самому себе, вернулся к недавнему эпизоду, когда я почему-то выложил Гаэли самую… гм… сокровенную историю из моей жизни. Прежде я никогда не обсуждал эту тему ни с кем, даже с непосредственными участниками событий. И теперь, освежившись и остудившись (возможно, даже несколько чрезмерно), я нето чтобы корил себя за откровенность, но с определенным беспокойством осмысливал тот факт, на который мельком обратил внимание в начале нашего с ней последнего разговора. Что-то с Гаэлью было не так!.. В глобальном смысле. Все это ее навязчивое любопытство, на которое я долго смотрел сквозь пальцы, не могло быть только лишь журналистским желанием сенсаций. Слишком уж живо ее задевало все так или иначе связанное с Керторией… И потом, если вдуматься, ее осторожность и неназойливая скрытность в отношении самой себя были воистину удивительны. Люди обычно с удовольствием рассказывают о себе – собственно, для большинства из них это вообще излюбленная тема, – она же по собственной инициативе не обронила ни слова о своем прошлом. В то же время с обстоятельствами моей жизни она успела ознакомиться настолько основательно, что знала о ней, пожалуй, едва ли не больше всех во Вселенной. Конечно, в принципе я мог бы объяснить такой повышенный интерес к своей персоне высокими личными качествами. Объяснение, приятное для самолюбия, но, разумеется, не имевшее ничего общего с действительностью. Мои личные качества были совершенно ни при чем. Возможно, я был ей симпатичен (так же как и она мне, если посмотреть правде в глаза), но Гаэль занималась керторианцами и до встречи со мной. Задолго до встречи со мной… Я внезапно с необычной для себя отчетливостью понял, что в ее прошлом кроется какая-то тайна. Нечто, вполне вероятно, важное для… Для чего? Пока я не мог даже предположить. Но, например, так ли вдруг заговорила она о мотивах всего происходящего?..

К сожалению, к этому моменту я уже здорово замерз, и мне просто необходимо было двигаться, благо ветер опять ушел вбок. Так что пришлось прервать раздумья и ограничиться обещанием непременно разобраться с этой загадкой сразу же по возвращении. Причем я не поленился дать себе Большое Торжественное Обещание, обычно доводившееся до завершения. Менее торжественным, к сожалению, нередко случалось забываться.

Покончив с этим, я вновь вскочил и бросился вперед. И шутки шутками, но вскоре дело приняло неожиданно скверный оборот… Я чертовски устал, жутко захотел спать и не мог согреться, даже находясь в непрестанном движении. А по испытанным в прошлом перегрузкам я знал, что мой организм, как и любого керторианца, будет более-менее исправно служить до момента полного истощения, после чего попросту вырубится. И я чувствовал; что этот момент на подходе: случись, например, мне еще раз упасть, можно уже и не подняться, а это гарантировало в перспективе смерть от переохлаждения. При этом милю-то я уже явно преодолел, даже милю с хвостиком наверное, но лаборатории видно не было. Сколько я ни вертел фонарем, пронизывая окружающий мрак, никаких следов разумной деятельности вокруг не было и в помине – только скользкая неровная каменная равнина… Видимость была, разумеется, отвратной – не превышала двухсот ярдов, так что я все брел, утешая себя, что карта в офисе CIL была не слишком подробной, в оценке расстояния легко было ошибиться и я вот-вот увижу впереди контуры здания. ”

Когда же я внезапно понял, что никакого здания так и не появится, то впал в панику. Я действительно совершил ошибку, причем глупейшую и очевидную: забыл о том, что на Денебе IV ничего не строили на поверхности планеты! Конечно же, лаборатория Виттенберга располагалась под землей, а наверху находился лишь вход в. бункер да несколько взлетно-посадочных площадок для летательных аппаратов. Поэтому мне предстояло отыскать какую-нибудь неприметную будочку на большом участке плато, что еще похуже, чем пресловутая людская иголка в стоге сена!..

Осознав наконец, в какой переплет угодил, я потерял голову от ужаса и из последних сил бросился бежать – неважно куда. Лишь бы ветер все время оказывался сбоку. Это было сущее безумие, и кончилось оно так, как и должно: начав задыхаться, я окончательно перестал разбирать дорогу, неожиданно налетел коленом на нечто жесткое и кувырнулся вперед, даже не пытаясь сгруппироваться.

В итоге я с размаху приложился лбом о камень – в глазах потемнело, послышался звон разбитого фонаря, и я с непередаваемым чувством подумал, что все – мои идиотизм получит наконец достойное вознаграждение.

Проклятия в свой адрес, однако, несколько затянулись, и я сообразил, что против ожидания еще нахожусь в сознании. В первый момент меня это даже не слишком-то обрадовало – к чему длить мучения?.. Но затем в моем скованном обреченностью разуме промелькнула несколько неожиданная мысль: “Интересно, а обо что это ты споткнулся? На такой-то высоте?..” Не задумываясь над своими действиями (иначе, вероятно, у меня бы ничего не вышло), я поднялся на карачки, развернулся и пополз в кромешной тьме обратно, пока вдруг не уткнулся в нечто скользкое и очень холодное.

Единственного прикосновения ладонью было достаточно, чтобы удостовериться – передо мной металл. Точнее, металлическая труба, расположенная под углом в сорок пять градусов к поверхности. Вновь вспыхнувшая в душе надежда заставила сердце забиться сильнее, а мои руки с цепкостью утопающего принялись взбираться по трубе вверх, подтягивая за собой тело как по канату. И когда примерно на уровне своей груди я нащупал соединение с еще одной, более толстой вертикальной трубой, то вдруг понял, за что, собственно, держусь. Я часто видел такие конструкции на Денебе – это была опора осветительной мачты, поставленной рядом со взлетно-посадочной площадкой! Однако, поднявшись во весь рост и облокотившись спиной о мачту, я не спешил вознести благословения судьбе – вход в лабораторию наверняка был неподалеку, но где именно? Лишившись света, я не увидел бы его до тех пор, пока не ткнулся бы носом, так что, по сути, спасение казалось равно недосягаемым, будь оно хоть в ста ярдах, хоть в ста милях… Но если помирать по глупости посреди каменной пустоши было очень противно, то заниматься этим еще и в двух шагах от цели – противно вдвойне. Поэтому я снова и снова заставлял себя думать о том, как выкрутиться, а не о том, что занемевших от холода рук уже почти не чувствую.

Решение оказалось, по обыкновению, простым и лежало практически у меня под ногами. В самом прямом смысле… Если это посадочная площадка, то от нее к входу в комплекс должна вести огороженная дорожка, верно?.. Предположим, тросы или барьеры – не знаю, что уж там стояло – могли оказаться убранными после того, как лаборатория была покинута, или унесенными штормами, но уж отличить наощупь шлифованную поверхность дорожки от естественного грунта мне ничто не мешало…

Поэтому, отчаянно растерев руки, дабы вернуть им хоть какую-то чувствительность, я в который уже раз уподобился четвероногим друзьям (будь они неладны!) и взялся за поиски. Для начала – края самой площадки… Ее чуть более теплая и ровная бетонная поверхность вскоре обнаружилась, и, не снимая правой руки с бетона, я двинулся по широкому кругу влево, обшаривая, как слепец, прилегающий к площадке грунт. Мне немного повезло. Причем дважды. Во-первых, дорожка оказалась с той стороны, в которую я пошел, а во-вторых, также была залита бетоном, так что пропустить ее было невозможно. Обрадованный подтверждением своей догадки, я, для надежности не вставая, устремился по бетону, подгоняемый попутным ветром. К счастью, путь оказался недолог – и впрямь ярдов сто! – и я заметил впереди кусок пространства еще более черный, чем окружавшая меня ночь. Воодушевившись, – вот она, заветная цель! – я вскочил и через пару шагов уперся в двери. Обыкновенные, расходящиеся в стороны двустворчатые двери, обшитые металлическим листом. Вот только запертые… Не правда ли, это тоже можно было предвидеть? Лаборатории, пусть и законсервированные, не оставляют нараспашку, не так ли? А в таком случае не надо ли было попросить у милой миссис Виттенберг ключи?

Разумеется, в тот момент сил на сарказм у меня уже не было – я просто суетился вокруг, чтобы выяснить хотя бы, как эти двери должны открываться в принципе. Что ж, ответ легко был найден: слева, чуть пониже моего плеча, обнаружилось устройство, мало чем отличавшееся от тех, с которыми я столкнулся в космопорте Новой Калифорнии. То есть для попадания внутрь достаточно воспользоваться идентификационной карточкой, долженствовавшей, по всей видимости, подтвердить вашу принадлежность к сотрудникам компании CIL. Очень просто. Для тех, у кого есть карточка, – я же ею не разжился… Понимая, что пытаться обмануть электронику – это, мягко говоря, не по моей части, я попробовал помериться силами с приводным механизмом дверей. И потерпел поражение: всей моей физической мощи хватило лишь на то, чтобы растаскиваемые в стороны створки дрогнули и раздвинулись миллиметра на два. Между тем если бы не ветер, налетавший сзади и буквально вжимавший меня в двери, то я уже едва ли устоял бы на ногах. И тут мне очень к месту вспомнилась рекомендация Уилкинса: никогда не расставаться с блас-тером. Причем вспомнилось-то мне это в качестве насмешки пополам с сетованием! Вот, дескать, послушался бы того, для кого сохранение жизни – профессия, так сейчас не готовился бы подыхать. Выжег бы себе проход сквозь двери, и все дела!.. Однако вслед за этим я напомнил себе и то, почему всегда отклонял предложения Уилкинса, – вовсе не потому, что мне нравилось ходить безоружным.

У меня всегда было с собой оружие. Свое, керторианское, но в данном случае оно с успехом могло заменить бластер.

Устав впадать то в радость, то в отчаяние, я с сумрачной решимостью дернул молнию костюма покорителя пещер, надетого прямо поверх свитера, и полез негнущимися пальцами еще глубже, к нагрудному карману рубашки, где хранил свои керторианские прибамбасы. Повозившись с не желавшей слушаться кнопкой, я наконец забрался внутрь и, будучи уже не в состоянии отличить наощупь один перстень от другого, вытащил первый попавшийся. Разумеется, им оказался генератор невидимости – вещь исключительно нужная в сложившейся обстановке… Мысленно выругавшись, я понес кольцо обратно, но был еще раз наказан – теперь за раздражение и неаккуратность. Зацепившись рукой за воротник, я выронил свой самый драгоценный талисман, и он исчез, лишь тихонько звякнув о бетон где-то слева. Искать небольшой перстень в этом медленно убивавшем меня мраке значило подвергаться по-настоящему смертельному риску, поэтому пришлось с ним проститься, теша себя слабой надеждой, что подберу его на обратном пути, когда будет светло.

Зато уж с оставшимся кольцом я был предельно осторожен и, достав, даже не стал пытаться надевать его на палец, а лишь сжал покрепче за ободок и, отступив на пару шагов (лучше было бы подальше, но не было сил противодействовать ветру), навел камнем приблизительно на центр правой створки. Вероятно, именно в такие моменты люди обращались с просьбой о помощи к Богу, но я не верил ни в каких богов, поэтому пришлось обходиться своим умением. К счастью, на этот раз я не подкачал. Мне давно не приходилось пользоваться своими побрякушками, так что энергии в запасе было вдосталь, да и расход ее на поддержание в рабочем состоянии зеленого луча, бившего из вставленного в перстень изумруда, был сравнительно невелик. В результате еще через несколько минут я и в самом деле выжег в двери контуры прохода, в который мог бы протиснуться. Без неприятностей, правда, и тут не обошлось: я чуть не ослеп от белых вспышек плавящегося металла, и кожа на лице даром что не потрескалась от жара (из огня да в полымя – с точностью до наоборот!), но, как сказал незадолго до того Реналдо Креон, “такие мелочи меня не смущали”. Убрав кольцо, я нанес в выжженный контур несколько ударов плечом и на четвертый или пятый раз выбил-таки металлическую перемычку, рухнул вслед за ней в освободившийся проем и… остался лежать. Все, приехали.

Дальнейшие несколько часов я помню весьма нечетко. Я то приходил в себя, порывался куда-то идти и даже пытался встать, то снова проваливался в мутное забытье-Окончательно же я пришел в себя, когда начало светать. Чувствовал я себя, как вы, наверное, догадываетесь, премерзко – трудно было найти в организме хоть что-нибудь, что бы так или иначе не болело, плюс к тому хотелось пить, жрать и спать. Но главное, я остался жив, и это было, как всегда, приятно.

Теперь, правда, предстояло выяснить, ради обладания какими сокровищами я чуть не погиб минувшей ночью. Одно лишь предположение, что это могло быть не более чем невинное развлечение, живо заставило меня вскочить, протереть глаза и исполниться желания действовать, невзирая на проклятия моих горемычных рук и ног. И признаться, в первый момент после осмотра помещения, в которое я с таким трудом пробился, сердце у меня стало биться через раз. Нет, попал я безусловно туда, куда и собирался. Это действительно была лаборатория компании CIL, о чем мне сообщила надпись над дверями лифта, расположенного в дальней стене небольшого шлюза, в котором я находился. Лифт сей, правда, был единственным способом отправиться вниз, непосредственно к лаборатории, а рядом с кнопкой его вызова находилось еще одно устройство для глотания идентификационной карточки.

Честно говоря, это напоминало катастрофу, но для очистки совести я все же нажал кнопку вызова. И что бы вы думали? Раздался негромкий щелчок, и, раздвинув двери, лифт гостеприимно пригласил меня войти. Это было настолько неправдоподобно, что в голове у меня мгновенно пронеслись соображения, из-за которых и была предпринята наша маразматическая экспедиция. Я напомнил себе, что эта заброшенная лаборатория представляла собой идеальное место для западни, и хотя прежде ничего угрожающего в этом смысле замечено не было (не говоря уж о том, что любой желающий, окажись он поблизости, мог бы спокойно прикончить меня, пока я валялся в полубреду), но такая вот неожиданная покладистость лифта возбуждала определенные подозрения… С другой стороны, я понятия не имел, как функционируют системы автоматического жизнеобеспечения, а в лаборатории, несомненно, таковая существовала. Отступиться же именно тогда, когда перед тобой нет видимых препятствий, было… Ну, вы сами понимаете.

Так что я перешагнул порог лифта и, повернувшись влево, осмотрел небольшой щиток управления – он не являл собой ничего сверхъестественного: пять кнопок без маркировок, расположенных друг над другом, в верхней горит огонек. Все ясно, в общем… Промелькнула у меня тут, правда, мысль, что коли уж рассвело, то можно для начала пойти поискать оброненный накануне перстень, однако одного взгляда за спину, в клубящуюся за проделанной мною дырой серую мглу было достаточно, чтобы отбить у меня всякую охоту связываться лишний раз с денебианской хмарью. В конце концов, мне было не миновать обратного пути, если я не собирался упокоить здесь свои кости навеки, не так ли?.. Вроде бы так. Хотя какой-нибудь умник типа Уилкинса наверняка возразил бы, что в моем положении стоит быть в постоянной готовности к любым неожиданностям. И, забегая вперед, вынужден признать, что этот неведомый умник оказался бы прав…

Итак, я без всяких затей надавил на вторую сверху кнопку и через несколько секунд благополучно прибыл на первый уровень лаборатории. Но представшая передо мной в приглушенном свете нескольких ламп картина уходящего далеко в обе стороны широкого коридора со множеством окрашенных в разный цвет дверей заставила меня призадуматься. Собственно, что и, главное, где я намеревался искать?.. Возможно, для специалиста в области химии многое могло бы проясниться непосредственно из изучения установленного здесь оборудования, всяких там колбочек и реактивов, но мне подобное не грозило. Еще более вероятно было то, что максимум информации могло быть извлечено из компьютерной системы, но и в этом плане я был полным профаном. Следовательно, мне нужно было найти какие-то записи, документы, и желательно – оставшиеся от самого Пола Виттенберга. А где они могли находиться, как не в его прежнем кабинете?

Очень хорошо. Я слыхал, что ученые утверждают, будто грамотная постановка задачи наполовину гарантирует ее решение. Но оставалась еще вторая половина: найти этот самый кабинет… Лаборатория оказалась значительно больше, чем я предполагал: лгала миссис Виттенберг относительно ее коммерческой пользы или нет, но с первого взгляда было очевидно, что бывший муж главы CIL не испытывал недостатка ни в средствах, ни в людских ресурсах. Поэтому бесцельно бродить по коридорам в поисках одной-единственной комнаты, которую не вдруг и узнаешь, было бесперспективно – голод и жажда уже и так были достаточно назойливы. Мне срочно нужен был план здания, и я решил попросту поискать его на близлежащих стенах. Знаете, в хорошо организованных фирмах обычно блюдут многочисленные правила противовсякой безопасности и частенько вывешивают на видных местах схемы эвакуации (на Денебе IV, между прочим, предосторожность отнюдь не излишняя).

Мысль оказалась верной – я и впрямь нашел желаемое в простенке между двумя дверями справа по коридору. План был, правда, не всей лаборатории, а лишь данного уровня, но и то хлеб, как говорится… По крайней мере в том смысле, что здесь мне было делать нечего, – насколько я понял по общей конфигурации помещений и тем обозначениям, которые удалось расшифровать, этот уровень занимали собой склады, непосредственно рабочие помещения и вычислительный центр. Ничего похожего на администрацию, где должен был по идее находиться кабинет заведующего столь солидным предприятием.

Ну ладно… Я спустился на уровень вниз, где обнаружил точно в том же самом месте еще один план. И тут мне сопутствовал успех – в правой от шахты главного лифта части здания располагался конференц-зал, а за ним – несколько комнат, помеченных аббревиатурой “АДМ”. Туда-то я, развернувшись, и направился…

Причем то, что на схеме располагалось совсем рядом, в реальном расстоянии выглядело как добрых ярдов сто, из чего вы сами можете сделать вывод о масштабах этой небольшой, “не приносящей выгоды” лаборатории. И чем яснее мне становилась лживость Беаты Виттеиберг, тем неувереннее я чувствовал себя в этом полутемном подземелье, из которого без труда можно было устроить отличную могилу. Я пообещал себе в дальнейшем держаться подальше от всевозможных каменных мешков, но в связи с недостатком времени ограничился малым торжественным обещанием.

Оный же недостаток возник из-за того, что я засек слева по курсу несколько выделявшуюся своими размерами дверь, на которой для пущей важности висела табличка:

“Заведующий лабораторией профессор Пол Виттенберг”. Никакой электроники тут не было – только банальная ручка, за которую я дернул из чистого озорства. Заперто. И то ладно. Распахнись передо мной и эта дверь, допускаю, что мог бы и не войти. Ну а так я немного поизучал замок, выяснил, что дверь удобно открывается внутрь, и приступил к ее выносу. Большого сопротивления оказано не было, никакого замаскированного под пластик металла и прочих укреплений – несколько приличных ударов, и замок не выдержал.

Попал я, правда, в маленькую приемную, где раньше сидела секретарша, и пришлось преодолеть еще одну дверь. Но она была даже хлипче первой.

Кабинет Пола Виттенберга был весьма просторен и по первому впечатлению напоминал больше обиталище процветающего бизнесмена, нежели ученого: паласы на полу, картины на стенах, везде идеальный порядок. Пыли, конечно, за годы накопилось многовато, но ее наличие понравилось мне куда больше следов чьего-либо недавнего тут пребывания. К сожалению, рассмотреть обстановку более детально было практически невозможно в силу скудости освещения: горел единственный аварийный светильник, расположенный на другом конце кабинета, почти над внушительным столом хозяина, а мои попытки пощелкать выключателем рядом с дверью ни к чему не привели. Однако все интересовавшие меня объекты находились как раз в круге света.

По сути, их было всего два – стол профессора и его сейф, вмурованный в стену позади кресла, где он некогда восседал. Разумеется, в первую очередь привлекал внимание сейф – приспособление, в принципе предназначенное для хранения ценностей. Поэтому их не принято было делать легкодоступными. И данный образец не служил, к сожалению, исключением из правила; более того, я узнал на одном из углов примостившийся там торговый знак очень почтенной фирмы-изготовителя, услугами которой пользовался и сам. Это, в частности, означало, что попытки взлома при помощи грубой силы могут привести к очень плачевным последствиям – все сейфы, выпущенные означенной фирмой, оснащались высоконадежной и чрезвычайно мощной системой саморазрушения. Сама же конструкция замка отличалась от моего варианта: я пользовался несколько старомодной системой, открывающейся под воздействием дактилоскопического рисунка рук хозяина, а здесь стояла современная электронная, с которой мне также довелось в свое время ознакомиться, – в единственную щель на гладкой металлической поверхности передней панели необходимо было вставить все ту же идентификационную карточку. Если при этом, по мнению сейфа, вы имели право его открыть, то к вам выдвигалась небольшая клавиатура, на которой нужно было набрать пароль, обычно смешанный из цифр и буквенных символов. Короче говоря, влезть в этот сейф мне представлялось совершенно невозможным. При условии, что кто-нибудь не оставил поблизости соответствующих инструкций.”

Я подумал так, конечно же, в шутку. Поэтому представьте себе мое изумление, когда, завершив неутешительный осмотр сейфа и сев в кресло, я принялся за исследование стола и в верхней незапертом ящике обнаружил одиноко лежащую на его дне карточку, под которой нашлась еще и узкая бумажная лента с тем самым бессмысленным набором знаков! Вынув все это добро на стол, я все же не стал горячиться и методично проверил остальные ящики с обеих сторон. Все они были также не заперты, что не удивляло по причине их абсолютной пустоты. Нигде не завалялось даже мятого клочка бумаги или погнутой кнопки – аккуратность человека, наводившего здесь порядок, безусловно делала ему честь. Следовательно, карточка и код были оставлены намеренно, и я бы дорого дал, чтобы быть посвященным в эти намерения. Ибо, как мне казалось, возможны были два толкования: либо передо мной лежал раскрытый капкан, либо Пол Виттенбёрг, покидая лабораторию, позаботился о том, чтобы упростить доступ к своим бумагам, не считая нужным особо их скрывать… Последнее предположение в свете ухищрений, творившихся вокруг лаборатории, выглядело крайне слабо. Наверное, я бы окончательно уверовал в ловушку, если бы не пыль, толстым слоем покрывавшая окружавшие меня предметы, не исключая и идентификационную карточку, к которой я догадался присмотреться повнимательнее. Разумеется, она принадлежала некогда самому Полу Виттенбергу – в ее левом нижнем углу была даже его фотография.

С нее смотрел бородатый мужчина средних лет, с малопримечательными чертами лица, – как сказала бы Га-эль, не похожий на человека, способного расставлять другим смертельные западни, рассчитанные на много лет вперед и прямо-таки фантастическую череду событий. В самом деле, я не думал, что даже мой дядя был в состоянии просчитать причинно-следственную цепочку, приведшую меня в этот кабинет. Поэтому я решил, что, затравленный постоянными покушениями, пугаюсь теперь несуществующих химер, взял в руки карточку, встал и развернулся к сейфу… Однако уже на полпути к приемной щели моя рука остановилась – не то чтобы я услышал нечто в царившей вокруг тишине, но меня вдруг посетило отчетливое ощущение, будто мне кто-то смотрит в спину. А надо сказать, что я, как и всякий керторианец, вполне доверял подобным чувствам, поэтому с секунду постоял, убедился, что мне не чудится, и резко обернулся…

И точно – в слабом свете, идущем из коридора, в дверях виднелся темный силуэт невысокого худощавого мужчины. Признаться, я не поверил своим глазам. И не верил даже тогда, когда тот, понимая, что замечен, сделал несколько шагов вперед, дабы свет упал ему на лицо.

– Доброе утро, герцог, – тихо сказал Принц, развеивая мои последние сомнения, и я почувствовал себя немного неудобно: по этикету мне надлежало приветствовать его первым, а не стоять с выпученными глазами.

– Доброе утро, Ваше Высочество… – пробормотал я и тотчас испытал почти необоримое желание сесть.

И, словно отвечая на мои мысли, он вежливо кивнул мне на кресло, а сам подошел к стульям, расставленным вдоль одной из стен, взял себе один и устроился за столом напротив меня…

– Рад видеть вас в добром здравии. Позвольте полюбопытствовать, как продвигается ваше расследование?

– Неважно, – буркнул я, по-прежнему ничего не соображая. – А как ваше? Надеюсь, вам удалось узнать нечто стоящее, пока я изображал из себя мишень?

Принц иронично приподнял уголок рта – прежде я не позволял себе разговаривать с ним подобным образом, – но остался совершенно спокоен.

– Мишень, вы говорите?.. Да, я слышал, у вас действительно были кое-какие трудности.

– О да! Сущая ерундовина! – не выдержал я. Однако он не соизволил заметить издевательской интонации.

– Такое впечатление, герцог, будто вы склонны винить в этом меня?

– А кого, простите, Ваше Высочество, я должен винить?

Принц чуть наклонил голову и принялся рассматривать свои холеные руки, а затем рассмеялся:

– Сам факт нашей с вами здесь встречи подчеркивает то, что ваши насмешки излишни, герцог. Вы совсем не так беспомощны, как заявляете. – Тонко почувствовав, что я разозлился еще больше, он примирительным тоном сказал: – Нет, я решительно не могу с вами согласиться. Положим, я действительно не возлагал особых надежд на то, что вы через два дня представите Совету убийцу Вольфара… или его труп. Но и вероятность того, что рано или поздно вы это сделаете, я не исключал и не исключаю. Собственно, я преследовал другую цель: запутать противника, заставить его суетиться.

Я знал, что Принц не привык давать кому-либо отчет в своих поступках, поэтому оценил его слова как жест несомненного дружеского расположения, но в то же время они пока еще ничего не опровергали…

– Я догадывался об этом, Ваше Высочество, – я не счел необходимым пояснять, что мой дядя объяснил мне его действия сразу, после Совета, – но речь, по-моему, шла о том, что вы послали меня на передовые позиции. Позвольте уточнить, с чем же вы не согласны?

С досадой прищелкнув языком, он перевел глаза в сторону, смахнул несуществующую пылинку с плеча – абсолютно сухого, прошу заметить – и лишь потом медленно повторил:

– Да, именно с вашим утверждением я и не согласен. Ну не с самим же собой мне спорить? Как я уже сказал, моей целью было внесение в ситуацию элемента неожиданности. И только. А что до вас, герцог, то скажите, пожалуйста, вас не наводит на определенные размышления географическая принадлежность всех пострадавших в последнее время лиц?

– Наводит.

– В таком случае вам не кажется, что назначь я расследовать это дело не вас, а барона Детана или даже самого себя, то спокойной жизни на вашу долю все равно бы не досталось? По-моему, вы к тому моменту, о котором мы говорим, уже заняли передовые позиции. И… – тут он позволил себе наконец улыбку, – могло бы обернуться только к худшему, если бы вы оказались об этом не осведомлены. Разве нет?

Определенный резон в его словах имелся – это невозможно было отрицать, и я, пожалуй, мог бы поблагодарить его за такое участие в моей жизни, если б не один очень смущавший меня момент…

– Ваше Высочество, но покушения на Креона и Лагана произошли после Совета. С чего же вы взяли, что именно наши имена возглавляют список на устранение у этого неведомого друга?

Он нахмурился, и я с некоторым запозданием подумал, что ставить в открытую его слова под сомнение – занятие, пожалуй, более опасное, чем провести целую ночь на поверхности этой планеты. Однако Его Высочество был настроен в высшей степени миролюбиво: даже не намекнув на некорректность моего поведения, он вновь пустился в объяснения:

– Вы, может быть, знакомы с моей теорией исторического процесса… – (Я кивнул, и он пожал плечами с видом “да, есть за мной такой грешок”). – Стало быть, я мог бы доказать вам, что, оценивая ситуацию, сложившуюся в момент смерти Вольфара, с позиций этой теории, вы неминуемо придете к выводу о невозможности ограничиться ролью наблюдателя. А вы бы могли мне возразить, что в данном случае слишком велико влияние субъективных факторов, да и вообще, теорий много, а жизнь одна… Поэтому лучше я вам прямо скажу, что мне было известно о происшествии, случившемся с вами, а точнее, с вашим флаером, когда вы возвращались после встречи с бароном Лаганом. И согласитесь, герцог, если уж раз вас попытались убить, то в покое не оставят.

– Скорее всего.

– И стало быть, идея, пришедшая мне в голову после разговора с вами – предложить вам расследовать это убийство, – показалась подходящей во всех отношениях.

Признаться, он меня убедил, и я несколько пересмотрел свой взгляд на его роль в моей судьбе. Однако его осведомленность о падении моего флаера была равносильна утверждению о том, что кто-то в моем ближайшем окружении шпионит в пользу Принца. И хотя само по себе меня это не удивляло и даже не особо задевало, я предпочел бы знать, кто именно этим занимается. Но пока я выбирал наиболее обтекаемую форму для столь щекотливого вопроса, Его Высочество меня опередил:

– А вы, кстати, разобрались с тем эпизодом?

– Да. – Зная, как он не любит задавать конкретные вопросы, я все же из вредности не стал развивать свою мысль.

Он, казалось, отметил эту мелочь, потому что в его мелодичном голосе появились металлические нотки.

– И что же?

– Это подстроил Вольфар.

– Вот как!..

Я не думал, что Принц способен так убедительно разыграть удивление, несмотря на все свои актерские способности, а значит, Уилкинс и Тэд, бывшие в курсе предательства Коллинза, не входили в число его осведомителей, что меня, по большому счету, и интересовало.

Тем временем Его Высочество погрузился в раздумье, судя по поджатым губам и чуть прищуренным глазам, достаточно малоприятное. Походило на то, что мое сообщение плохо вязалось с версией событий, имевшейся у него дотоле.

– Да, это новый поворот, герцог, – проронил он, словно откровенно читая мои мысли, ловко выудил из внутреннего кармана сигарету с зажигалкой и закурил. – Не будете ли вы столь любезны рассказать мне о том, как проходили ваши поиски, с самого начала?

Я умел распознать приказ, даже когда он замаскирован вежливой оболочкой, и стал послушно собираться с мыслями, но… Но порядочная путаница в голове напомнила о том, как на самом деле скверно обстоят дела с моим самочувствием, – выброс адреналина, вызванный появлением Принца, заставил меня об этом на время позабыть. А рассказ-то получился бы долгим… И вдобавок я впервые вспомнил о Гаэли: каково ей одной томиться в ожидании в пещере вот уже на протяжении многих часов?

– Ваше Высочество, к сожалению, я не могу себе этого позволить. Меня ждут, а я и так чрезмерно задержался.

Вот это ему уже совсем не понравилось, – что бы там ни болтал Креон или кто-нибудь еще, но он был наследный принц, а не какой-то там равный среди равных и привык получать ответы на вопросы. В тех редких случаях, когда снисходил до их задавания… С потемневшим от гнева лицом Принц глубоко затянулся, поискал взглядом пепельницу, не обнаружил ее, стряхнул пепел на пол и разозлился еще пуще…

– Между прочим, герцог, я тоже мог бы сообщить вам некоторую информацию.

Я едва не упал со стула: неслыханное дело – Принц предлагал меняться! Хотя ничто не мешало ему потребовать! И самое главное, он наверняка знал массу ценного! Тем не менее я лишь покачал головой, даже не решаясь облечь отказ в какую-то словесную форму.

И признаться, в первые несколько мгновений я об этом пожалел. Его темные глаза сверкнули, рука дрогнула, – казалось, сейчас последует взрыв… Но неожиданно он вновь взял себя в руки; как бы плохо я ни соображал в тот день, но все же удивился: неужели что-то его сдерживает?

– Вы крайне несговорчивы сегодня, герцог, – довольно-таки желчно посетовал Принц. – Но все же вы, может быть, сочтете возможным потратить немного своего драгоценного времени и поведаете мне хотя бы, что привело вас сюда?

С моей точки зрения, из нас двоих именно его присутствие казалось здесь особенно странным, но ответь я еще и вопросом на вопрос – и он точно убил бы меня на месте (а я не сомневался в его возможности это сделать). Поэтому я решил перестать кочевряжиться, попросил у него сигарету – мои собственные безнадежно вымокли ночью, когда я возился с кольцами, – и вкратце рассказал ему об ампуле, найденной рядом с телом Вольфара, и своих действиях, предпринятых по этому поводу, вплоть до посещения офиса CIL и взлома лаборатории. Он слушал меня не перебивая и не выказывая каких-либо чувств. Я же к концу рассказа совсем расклеился, поэтому решил побыстрее закругляться и со словами:

– Так что теперь осталось только выяснить, что лежит в сейфе покойного Пола Виттенберга!.. – встал и развернулся, по-прежнему сжимая в руке карточку.

Однако на этот раз меня остановил окрик Принца:

– Не делайте этого, герцог!

Чувства непокорности и противоречия, проявлявшие в то утро удивительную активность, порекомендовали мне послать его подальше, но я сдержался и, не оборачиваясь, угрюмо поинтересовался:

– Это почему?

С Принцами так, конечно, не разговаривают, и ответное молчание послужило мне напоминанием об этом. Но меня понесло…

– Я, Ваше Высочество, проделал большой путь до этого места и преодолел слишком много трудностей, дабы сейчас просто развернуться, – я развернулся, – бросить на стол эту чертову карточку, – бросил, – и уйти… – Я сложил здоровенный кукиш. – Или, по крайней мере, извольте объяснить почему?!

Принц был взбешен до прежде невиданной мной стадии, но стоило ему вскочить, опрокидывая стул, как со стороны коридора донесся еще один голос:

– И в самом деле, почему, Ваше Высочество? Разом выпустив из груди воздух, Принц, не показавшийся мне так уж пораженным (в отличие, например, от меня самого), обернулся и чуть поклонился:

– Добрый день, господин барон!

– Добрый, добрый… – весело закивал мой дядя, приближаясь и занимая позицию у торца стола, как раз между Принцем и мной. – А ты, Ранье, и вправду вконец утратил уважение к старшим.

– Здравствуйте, дядя, – смущенно пробормотал я и поделился одолевавшей меня мыслью: – Надо же, как людно нынче в заброшенных лабораториях!

– Шутит! – подмигнул Принцу дядя.

– Шутит, – согласился Его Высочество.

– Ну и пускай себе. В конце концов, хочет Ранье открыть сейф, так и ладно. А, Ваше Высочество?

Как ни странно, Принц перестал злиться, но в то же время спросил теперь уже с ноткой беспокойства:

– Вы полагаете?..

– Конечно, – уверенно сказал дядя, и Принц после маленького колебания пожал плечами. – Валяй, мой мальчик!

Признаться, мне уже совсем не так этого хотелось, как минуту назад, – я всегда побаивался того, чего не понимаю, а тут без всяких прикрас можно было утверждать, что я ничего не понимаю. Тем не менее, насколько я знал своего дядю, казалось, будто он действительно хотел, чтобы вызвавшая столь горячий спор попытка была предпринята. Так что в надежде, что хотя бы он знает, что происходит, я решительно поднял карточку и всунул ее в приемную щель сейфа…

Результат не замедлил себя обнаружить и оказался, разумеется, вовсе не таким, какой рисовался в моем воображении. То есть сейф не среагировал на карточку никак. Зато среагировало все остальное: аварийный светильник начал прерывисто мигать, по всему помещению раскатился зуммер тревоги, а затем идущий откуда-то сверху металлический голос сообщил, что система саморазрушения лаборатории приведена в действие! После чего начался обратный отсчет. С цифры пятнадцать…

Признаться, руки у меня похолодели, а сердце бешено заколотилось – выбраться из здания за пятнадцать секунд было совершенно немыслимо, – но я остался стоять, не отводя глаз от Принца и дяди. Они в свою очередь тоже молча пялились друг на друга с исключительно спокойными лицами… Так продолжалось до счета “восемь”. Затем Принц со смешком заметил:

– Пора, пожалуй, отсюда убираться! – и коротко взмахнул рукой: я почувствовал, что рядом с ним в воздухе повисло невидимое окно портала. – Прошу вас, господа!

Что ж, на этот раз упрашивать ему не пришлось: на счете “шесть” из кабинета исчезла массивная фигура моего дяди, а на “пятерке” за ним последовал и я. А что прикажете было делать? Согласитесь, выбора у меня не было. Я мог только не думать, например, о том, как почувствует себя Гаэль, когда услышит грохот взрыва…