I

Комиссар по делам безопасности Рейнхарт взлетел по ступенькам здания Совета. Охранники отскочили в стороны. Рейнхарт вошел в знакомое помещение, гудящее от шума громадных машин. Худощавое лицо сосредоточено, глаза сверкают. Комиссар не сводил взгляда с главного вычислителя.

— Уверенный рост в течение квартала, — довольно заметил начальник лаборатории Каплан, словно результат был его личной заслугой. — Не так уж плохо, комиссар.

— Мы догоняем, — буркнул Рейнхарт, — но чертовски медленно. А для нас чем скорее, тем лучше.

— Мы разрабатываем новое оружие, они развивают оборону, — Каплан был не прочь поболтать, — но никто не предпринимает решительных шагов. Бесконечное совершенствование. Ни мы, ни центаврианцы не способны остановиться хотя бы ненадолго, чтобы применить наши разработки в деле.

— Мы победим, — отрезал Рейнхарт, — когда Терра создаст оружие, против которого оборона центаврианцев не выстоит.

— Но на каждую нашу меру у них находится контрмера. Любое оружие мгновенно устаревает. Мы не успеваем…

— Нам нужна фора, — раздраженно перебил Рейнхарт. Стальные глаза впились в Каплана, который отпрянул назад. — Мы должны опередить оборону центаврианцев. — Он раздраженно махнул рукой в сторону хранилищ памяти. — Да что говорить, сами знаете.

В это мгновение — в девять тридцать утра седьмого мая две тысячи сто тридцать шестого года — цифры замерли на 21 к 7 в пользу центаврианцев. Терра догоняла, медленно, но верно. Одряхлевшей расе было не по силам тягаться с технически превосходящей соперницей. Терра неудержимо рвалась вперед.

— Если мы начнем войну сейчас, — задумчиво протянул Рейнхарт, — то наверняка проиграем. Напасть открыто — значит рискнуть слишком многим. — Гримаса исказила его правильные черты, обратив их в суровую маску. — Тем не менее пропорция в пользу Терры. Наше оружие опережает возможности их обороны.

— Будем надеяться, война не за горами, — поддакнул Каплан. — Все только о ней и говорят. Сколько можно ждать?

Интуиция не подводила Рейнхарта. В воздухе висело напряжение, élan. Из лаборатории комиссар переместился в свой тщательно охраняемый кабинет. Мир долго не продлится, он затылком чувствовал горячее дыхание судьбы и наслаждался этим ощущением.

Тонкие губы Рейнхарта сложились в ухмылку, обнажив ровную линию белоснежных зубов на фоне загорелой кожи. Сколько трудов положил он на то, чтобы война стала явью. Неудивительно, что комиссар ликовал.

Сто лет прошло с тех пор, как первая стычка воспламенила тлеющий конфликт между аванпостами Проксимы Центавра и разведчиками с Терры. Внезапные вылазки, выбросы огня и огромных масс энергии.

Затем последовали годы удушающей пассивности. Даже при скорости, близкой к скорости света, путешествие между системами занимало годы. Силы были равны. Щит на щит. Космические корабли против защитных энергетических установок. Центаврианская империя окружала Терру, все сильнее сжимая ржавое железное кольцо. Чтобы вырваться на свободу, Терра нуждалась в принципиально новом оружии.

За окном уходили вдаль улицы и дома, сновали взад-вперед терране. Яркие крапинки, маленькие яйцеобразные флаеры, несли бизнесменов и чиновников из пригородов в деловой центр. Громадные транспортные трубы выстреливали рабочую силу из жилых районов в направлении фабрик и трудовых лагерей. Все эти люди стремились вырваться на свободу. Все ждали одного-единственного дня.

Рейнхарт нажал на кнопку видеофона и рявкнул:

— Отдел военных разработок!

Рейнхарт пристально вглядывался в пробудившийся к жизни экран, тренированное тело натянулось, как струна. На экране возникла массивная фигура Петра Шерикова, главы разветвленной сети лабораторий, расположенных под Уральским хребтом.

Завидев Рейнхарта, Шериков насупился, кустистые черные брови сошлись на переносице.

— Чего вы хотите? Не видите, я работаю. Будто мне нечем заняться вместо того, чтобы тратить время на политиканов!

— Придется потерпеть мое присутствие, — лениво процедил Рейнхарт, поправляя манжету. — Мне нужно подробное описание того, чем вы занимаетесь и как далеко продвинулись.

— Все это есть на инфопластине с регулярной отчетностью. Вместо того чтобы мешать мне работать, лучше бы…

— Отчеты меня не волнуют, я хочу своими глазами увидеть вашу работу. Надеюсь, вам хватит получаса, чтобы подготовиться.

Рейнхарт прервал соединение. Хмурая физиономия Шерикова уменьшилась в размерах и погасла. Рейнхарт облегченно выдохнул. Вечные проблемы с этим поляком! Никогда он его не любил. Маститый ученый славился своей независимостью, отказываясь жить общественными интересами. Законченный индивидуалист, Шериков и слышать не хотел о господствующей концепции общества всеобщей гармонии.

Однако Шериков был лучшим специалистом в своем деле, возглавлял отдел военных разработок, от успехов которого зависело будущее Терры: победа над Проксимой Центавра или медленное угасание в удушающих объятиях одряхлевшей империи, знававшей лучшие времена, но все еще достаточно мощной.

Рейнхарт вскочил и быстро вышел из кабинета.

Несколько минут спустя он вел сквозь утреннее небо свой флаер, направляясь к Уральскому хребту, расположенному в Азиатском массиве суши. Прямиком в лабораторию отдела военных разработок.

Шериков встретил его на входе.

— Вот что, Рейнхарт, не думайте, что я позволю вам мною командовать. Я не намерен…

— Успокойтесь, — Рейнхарт с трудом поспевал за здоровяком Шериковым. Они миновали охранников и вступили в служебные помещения. — Никто вас не притесняет. Делайте свое дело, как считаете нужным. Меня заботит лишь то, насколько ваша работа отвечает насущным общественным потребностям. До тех пор, пока вы справляетесь…

Рейнхарт резко остановился.

— Хорош? — усмехнулся Шериков.

— Что за чертовщина?

— Мы зовем его Икаром. Помните древнегреческий миф? Когда-нибудь и наш Икар взлетит в небеса. — Шериков пожал плечами. — Любуйтесь. Вы ж за этим пожаловали?

Рейнхарт с опаской приблизился.

— Это и есть оружие, над которым вы работаете?

— Нравится?

В центре комнаты возвышался приземистый конус серого металла. Инженеры колдовали над реле. Рейнхарт заметил блеск бесчисленных трубок и жил, многослойный лабиринт пересекающихся проводов и клемм.

— И что это?

Рейнхарт присел на край стола, расправив мощные плечи.

— Идея принадлежит Джеймисону Хеджу, тому самому, что сорок лет назад изобрел гиперперемещение. Он работал над ним, когда был уничтожен вместе со своей лабораторией. С тех пор исследования гиперпространства были заморожены. Тогда казалось, у них нет будущего.

— А разве это не так?

— Гиперперемещение Хеджа сделало возможным путешествия со скоростью выше скорости света. Хедж сумел построить работающий гипердвигатель. Ему удалось переместить объект со скоростью в пятьдесят раз больше скорости света. По мере того как объект набирает скорость, его длина укорачивается, а масса увеличивается, вполне в духе знакомых двадцатому веку физических законов. Считалось, что, набрав скорость, объект Хеджа продолжит уменьшаться и набирать массу, пока его длина не приблизится к нулю, а масса к бесконечности. Трудно представить, верно?

— Продолжайте.

— На деле происходит следующее: объект Хеджа уменьшается и тяжелеет до момента достижения скорости света, затем, продолжая увеличивать скорость, просто прекращает существование. Он больше не занимает места в пространстве, исчезает, но не разрушается, а продолжает свой путь, двигаясь по дуге сквозь Галактику, за пределы Солнечной системы, через миры, которые мы не в силах вообразить. Следующая стадия эксперимента состояла в попытке затормозить объект, снизить скорость до скорости света и вернуть его в нашу вселенную. И этот смелый опыт был также поставлен Хеджем.

— И что?

— Результатом стала гибель исследователя вместе с оборудованием. Объект, вернувшись во вселенную пространства-времени, оказался в пространстве, уже заполненном материей. Будучи носителем невероятной, почти бесконечной массы, объект взорвался.

Очевидно, что изобретение Хеджа непригодно для космических путешествий, ибо любое пространство заполнено тем или иным видом материи. Возврат объекта приводит к его автоматическому уничтожению. Поэтому гипердвигатель Хеджа не нашел практического применения.

Рейнхарт подошел к металлическому конусу. Шериков последовал за ним.

— Не понимаю, — сказал Рейнхарт. — Вы утверждаете, что изобретение Хеджа непригодно для космических путешествий?

— Так и есть.

— Зачем тогда эта штука? Если, вернувшись в нашу вселенную, корабль взорвется…

— Икар — не космический корабль, — прищурился Шериков. — Это первое практическое воплощение закона Хеджа. Бомба.

— Так вон оно, ваше оружие, — произнес Рейнхарт, — бомба невероятной мощи.

— Бомба, способная перемещаться со скоростью выше скорости света. Бомба, которая не может существовать в нашей вселенной. Центаврианцы не смогут ни обнаружить, ни обезвредить ее. Ведь выйдя за пределы скорости света, она просто перестанет существовать.

— Но…

— Икар будет запущен на открытом пространстве, не из лаборатории, и, постепенно набирая скорость, устремится к сердцу Проксимы Центавра. Когда бомба достигнет цели, ее скорость будет в сто раз превосходить скорость света. Икар вернется в нашу вселенную внутри Проксимы Центавра. Взрыв уничтожит как саму звезду, так и большинство планет системы, включая центральную — Армун. Им не удастся остановить Икара.

— Когда бомба будет закончена?

Глаза Шерикова блеснули.

— Скоро.

— А точнее?

Шериков замялся.

— Сказать по правде, нам не дается одно устройство…

Шериков повел Рейнхарта в другой конец лаборатории, отстранив с пути охранника.

— Вот.

Шериков постучал по сферическому предмету размером с грейпфрут, открытому с одной стороны.

— Что это?

— Главная пусковая установка, которая должна в нужный момент вернуть Икара к скорости света. Бомба появится внутри звезды на какую-то микросекунду. Если сигнал поступит не вовремя, Икар взорвется за пределами Проксимы Центавра.

— Когда устройство будет закончено?

Шериков развел ручищами.

— Кто знает? Приходится работать с мельчайшими деталями — микроскопическими зажимами, проводками, неразличимыми невооруженным глазом.

— Вы можете назвать точную дату?

Шериков вытащил из кармана желтоватый диск.

— Я внес сюда дату завершения работ. Можете загрузить данные в вычислитель. Максимум десять дней.

Рейнхарт с опаской принял диск.

— Уверены? Я не слишком вам доверяю, Шериков.

Ученый нахмурился.

— А вы рискните, комиссар. Я доверяю вам не больше. Мне прекрасно известно, что вы спите и видите, как бы сместить меня, посадив на мое место вашего ставленника.

Рейнхарт всмотрелся в громадного собеседника. Такого голыми руками не возьмешь. Отдел военных разработок подчинялся напрямую комиссариату безопасности, а не Совету. У Шерикова земля горела под ногами, но он не сдавался. Упрямый, независимый, не желающий подчиняться даже во имя всеобщего блага.

— Ладно, будь по-вашему. — Рейнхарт убрал диск в карман. — Но вам следует поторопиться. Никаких проволочек. Слишком многое решится в течение ближайших нескольких дней.

— Если соотношение окажется в нашу пользу, вы объявите всеобщую мобилизацию?

— Да, — отчеканил Рейнхарт. — В ту же секунду, как увижу цифры.

Стоя напротив вычислителя, Рейнхарт с нетерпением ждал результата. На часах было два пополудни, стоял теплый майский день. Жизнь снаружи, за пределами здания Совета, текла заведенным порядком.

Заведенным? Вовсе нет. С каждым днем напряжение нарастало. Терра слишком долго ждала, война с Проксимой Центавра была делом решенным.

Древняя центаврианская империя зажала человеческую расу в тиски. Удушающая сеть, накинутая империей, отрезала Терру от блистающих звезд за пределами известных миров. Этому пора положить конец.

Вычислитель зажужжал, цифры исчезли. Рейнхарт затаил дыхание.

На экране появилась новая пропорция.

Рейнхарт охнул. Семь к шести в пользу Терры!

Уже через пять минут все правительственные учреждения получили приказ о мобилизации. Члены Совета и его председатель спешили на внеочередное заседание. Все свершилось в мгновение ока.

Однако сомнения оставались. Семь к шести в пользу Терры. Рейнхарт лихорадочно листал бумаги, готовясь к заседанию Совета.

Спустя некоторое время инфопластина с секретным донесением легла на стол начальника отдела исторических исследований.

— Вы только посмотрите!

Фридман бросил пластину на стол Харперу.

Харпер быстро пробежал глазами сообщение.

— Похоже на правду. Не думал, что доживу.

Фридман вылетел из кабинета и заспешил по коридору.

— Где пузырь? — выпалил он, влетая в лабораторию и озираясь по сторонам.

Инженер лениво поднял глаза.

— В тысяча девятьсот четырнадцатом году. Мы изучаем Первую мировую войну, и те сведения, которые уже собраны, позволяют…

— Неважно. Сейчас не до рутины. Верните пузырь в настоящее. Оборудование следует как можно скорее перевести на военные рельсы.

— Но пузырь управляется автоматически…

— А вы попробуйте вручную.

— Слишком рискованно, — заколебался инженер. — Конечно, если это оправдано режимом военного положения…

— Режимом военного положения оправдано все! — воскликнул Фридман.

— Соотношение может измениться, — нервно заметила председатель Совета Маргарет Дюффе. — Каждую минуту цифры могут вернуться к прежним значениям.

— Неужели вы не видите, что мы можем упустить шанс? — вспылил Рейнхарт. — Да придите же в себя, черт возьми! Мы годами ждали этой возможности!

Совет загудел. Маргарет Дюффе неуверенно поежилась, в голубых глазах появилось тревожное выражение.

— Я вижу статистическую вероятность победы. Однако новое соотношение появилось лишь сегодня. Мы не знаем, как долго это продлится. Ведь на пропорцию повлияла информация всего лишь об одной бомбе!

— Вы просто не в состоянии правильно оценить ситуацию! — Рейнхарт едва сдерживался. — Соотношение изменило оружие Шерикова, но уже несколько месяцев подряд прослеживается явная тенденция в нашу пользу! Это был вопрос времени. И Шериков — не единственный фактор, повлиявший на цифры. В Солнечной системе девять планет и не один-единственный ученый!

Один из членов Совета поднялся с места.

— Председатель хочет убедиться, что вся планета желает покончить с затянувшимся противостоянием. На протяжении последних восьмидесяти лет наша политика была направлена на…

Рейнхарт навис над хрупкой Дюффе.

— Если вы не одобрите войну, ждите массовых волнений. Народный гнев ужаснет вас. Да вы и сами это знаете!

Маргарет Дюффе бросила на него холодный взгляд.

— Вы объявили мобилизацию, чтобы подтолкнуть меня. Вы все рассчитали, зная, что обратного пути нет.

Ропот набирал силу:

— Мы за войну!.. Поздно отступать!

На Маргарет Дюффе обрушивались волны гневных возгласов.

— Я, как и все вы, за войну, — отрезала она. — Но я призываю к сдержанности. Война между системами — не увеселительная прогулка, а мы готовы развязать ее только потому, что вычислитель предсказал статистическую вероятность победы.

— Можно ли начинать войну, если не веришь в победу? — сказал Рейнхарт. — Вычислитель предсказал победу нам.

— Всего лишь вероятность победы! Нельзя слепо полагаться на цифры!

— И сколько нам ждать, пока цифры не покажутся вам достаточно убедительными?

Маргарет Дюффе сжала челюсти.

— Я не стану препятствовать Совету выразить свое отношение к войне. Голосование объявляется открытым. — Председатель смерила Рейнхарта неприязненным взглядом. — Тем более приказ о введении военного положения в правительственных учреждениях уже отдан.

— Наконец-то. — Облегченно выдохнув, Рейнхарт отступил. — Объявляем всеобщую мобилизацию.

За мобилизацией дело не стало — следующие сорок восемь часов все вокруг бурлило.

Командующий флотом Карлтон проводил брифинг в зале Совета.

— Наша стратегия состоит в следующем, — говорил Карлтон, показывая рукой на диаграмму. — Шериков утверждает, что до завершения работ осталось девять дней. За это время наш флот, базирующийся неподалеку от Проксимы Центавра, займет позиции. После взрыва бомбы флот сосредоточится на добивании уцелевших кораблей противника. Некоторые могут избежать гибели, но, если Армун падет, мы легко с ними справимся.

Место командующего флотом занял Рейнхарт.

— Я хочу ознакомить вас с экономической ситуацией. В настоящее время все заводы перешли на выпуск военной продукции. Когда Армун сгинет, нашей задачей станет организация восстаний в центаврианских колониях. Межгалактической империей управлять нелегко. Нам придется снабжать оружием лидеров повстанцев, а значит, нужны корабли, готовые стартовать немедленно, чтобы поспеть к сроку. Со временем мы предложим общие принципы управления для бывших центаврианских колоний. И поскольку нас больше волнует экономика, чем политика, они вольны придерживаться любой формы правления, пока помнят свое место — сырьевых придатков, по примеру восьми планет нашей системы.

Карлтон подвел итог брифинга:

— Когда центаврианский флот будет рассеян, мы приступим к завершающей фазе военной операции: высадке десанта с кораблей, ожидающих сигнала во всех стратегических пунктах центаврианской системы. На этой стадии…

Рейнхарт вышел. Не верилось, что приказ о мобилизации отдан всего два дня назад! И вот уже вся система функционировала с устрашающей энергией. Проблемы решались на ходу, но сколько их еще оставалось!

Рейнхарт на лифте спустился в лабораторию. Ему хотелось посмотреть на цифры. Цифры оставались прежними. Что ж, пока все шло по плану. Знают ли центаврианцы об Икаре? Вне всяких сомнений, но что толку? Они бессильны против нового оружия. Во всяком случае, в ближайшие девять дней.

К Рейнхарту подошел Каплан со свежими данными.

— Есть кое-что интересное.

Он протянул комиссару инфопластину.

Сообщение из отдела исторических исследований гласило:

«Девятое мая две тысячи сто тридцать шестого года

Э. Фридман»

Настоящим уведомляю, что при возврате пузыря времени было впервые применено ручное управление. По этой причине произошел сбой, и некоторое количество материи из прошлого было перенесено в будущее, включая индивидуума из начала двадцатого века, который немедленно сбежал из лаборатории и до сих пор не взят под арест. Отдел исторических исследований глубоко сожалеет о произошедшем инциденте, объясняя его условиями военного времени.

Рейнхарт вернул Каплану пластину.

— Подумать только! Человек из прошлого, занесенный в эпицентр крупнейшей войны в истории вселенной.

— Любопытно, что покажет вычислитель?

— Вероятно, ничего особенного.

Рейнхарт вышел из лаборатории и заспешил в свой кабинет.

В кабинете он вызвал Шерикова по секретной линии.

На экране возникло хмурое лицо поляка.

— Добрый день, комиссар. Готовимся к войне?

— Готовимся. А как поживает пусковая установка?

На лице Шерикова изобразилось легкое беспокойство.

— Сказать по правде, комиссар…

— Что такое?! — рявкнул Рейнхарт.

Шериков заколебался.

— Видите ли, я приставил к делу роботов. Точность их работы намного превосходит человеческую, но роботы не способны принимать решения. А тут нужна не только сноровка, тут нужен, — поляк задумался, подбирая нужное слово, — художник.

Лицо Рейнхарта посуровело.

— Вот что, Шериков, у вас восемь дней. Прогноз вычислителя основан на этом допущении. Если вы не справитесь…

— Не волнуйтесь, комиссар, мы закончим бомбу в срок.

— Надеюсь. Известите меня немедленно.

Рейнхарт прервал сеанс. Если Шериков подведет, он арестует его и расстреляет. От этой бомбы зависит исход войны.

Экран снова загорелся. На нем появилось бледное, потрясенное лицо Каплана.

— Комиссар, прошу вас, зайдите в лабораторию.

— Что там?

— Увидите.

Встревоженный Рейнхарт поспешил в лабораторию, где нашел Каплана перед вычислителем.

— Ну? Что? — бросил Рейнхарт, косясь на цифры.

С прошлого раза они не изменились.

Каплан неуверенно взял в руки инфопластину.

— Я загрузил это в машину, но, когда увидел результат, сразу же стер. То сообщение от историков… О человеке из прошлого, помните?

— И что?

Каплан сглотнул.

— Сейчас покажу. — Он вставил инфопластину и пробормотал: — Следите за цифрами.

Рейнхарт, не отрываясь, смотрел на экран. Какое-то мгновение ничего не происходило, все те же семь к шести, затем…

Цифры исчезли. Машина заколебалась. Наконец возникли новые цифры: четыре против двадцати четырех в пользу центаврианцев. Рейнхарт чуть не подавился. Цифры снова пропали. И опять появились: шестнадцать к тридцати восьми, сорок восемь к восьмидесяти шести в пользу центаврианцев. Семьдесят пять к пятнадцати в пользу Терры. Экран погас. Машина гудела, но ничего не происходило.

Никаких цифр, пустота.

— Что это значит? — выдавил Рейнхарт.

— Фантастика! Кто бы мог подумать, что…

— Я спрашиваю, что случилось?

— Машина не способна обработать эту информацию, а поскольку не может ее интегрировать, то выбрасывает произвольные цифры.

— Но почему?

— Переменная величина, — побелевшими губами прошелестел трясущийся Каплан. — Нечто, что нельзя просчитать. Тот непредсказуемый индивидуум из прошлого. Машина бессильна. Человеческий фактор.

 

II

Томас Коул точил нож, когда его поглотил вихрь.

Нож принадлежал хозяйке большого зеленого дома. Всякий раз, когда Коул проезжал мимо на своей повозке с надписью «Починяю», она давала ему что-нибудь заточить. А однажды угостила кофе, настоящим черным кофе из древнего гнутого кофейника. Коулу понравилось; он знал толк в этом напитке.

Моросило, небо затянули облака. В такой денек много не заработаешь. Автомобиль распугал его лошадок. В такую погоду редко кто высовывал на улицу нос, и Коулу самому приходилось слезать с повозки и звонить у дверей.

Впрочем, хозяин желтого дома дал ему доллар. Коул исправил холодильник, который никто, даже ремонтники с фабрики, не мог починить. Доллар — это вам не шутки, доллара ему хватит надолго.

Коул понял, что это торнадо, еще до того, как его накрыло. Внезапно стало тихо. Он спокойно сидел, склонившись над точильным камнем, зажав коленями вожжи. К тому времени Коул почти закончил работу, поплевал на лезвие и поднял нож. И тут его накрыл вихрь.

В мгновение ока мир вокруг окутала серая пелена. Коул вместе с лошадками и повозкой оказался в самом центре вихря; они бесшумно парили в сером бесконечном — сколько хватало глаз — мареве.

Он еще размышлял над тем, что теперь делать и удастся ли вернуть леди ее нож, как его стукнуло о землю, опрокинуло и распластало. Лошади испуганно заржали, пытаясь встать на ноги. Коул вскочил.

Где он?

Серая мгла рассеялась. Коула окружили белые стены. Все вокруг заливал свет, не солнечный, но не менее яркий. Упряжка завалила повозку набок, инструменты посыпались на землю, но Коул запрыгнул на козлы и выправил крен.

И тут заметил людей.

Мужчины в странной униформе, с изумленными лицами. Крики, вопли, всеобщее смятение — и острое ощущение опасности.

Коул направил повозку к двери, расшвыривая по сторонам оторопевших незнакомцев. Звонко зацокали по металлу железные копыта. Повозка выехала в широкий коридор, похожий на больничный.

Коридор разветвлялся. Отовсюду выскакивали люди, вопя и суетясь, словно белесые муравьи. Темно-лиловая вспышка — и угол деревянной повозки задымился.

Испуганный Коул погонял и погонял лошадок. Повозка с грохотом врезалась в огромную дверь — та поддалась. Они были на свободе, солнце слепило глаза. Повозка накренилась, и целую секунду казалось, что она перевернется, затем лошадки набрали скорость и рванули через поле к дальней кромке зелени. Коул не выпускал вожжи из рук.

Постепенно уменьшающиеся в размерах люди отчаянно жестикулировали. Какое-то время Коул еще мог слышать их вопли, но скоро все стихло. Коул натянул вожжи и перевел дух.

Лес вдалеке оказался одичавшим нарком: непроходимые джунгли, буйная и беспорядочная растительность.

В парке было пусто. Судя по солнцу, раннее утро или вечерние сумерки. Судя по ароматам трав и цветов и мокрых от росы листьев, скорее утро. Но когда на Коула обрушился торнадо, стоял дождливый вечер, а небо было затянуто тучами.

Коул размышлял. Далеко ж его занесло. Больница, странный свет, люди с бледными лицами, их речь с акцентом — Небраской тут и не пахнет. А что, если он и вовсе перемахнул через границу?

Часть инструментов выпала по дороге. Коул собрал то, что осталось, любовно поглаживая каждую железку. Пропали маленькие зубила и деревянные стамески. Коробочка со всякой мелочью раскрылась, детали рассыпались, но Коул сгреб оставшиеся и аккуратно ссыпал обратно. Затем вынул ножовку, протер промасленной тряпицей и убрал на место.

За повозкой медленно вставало солнце. Коул приложил к глазам мозолистую руку. Сутулый крепыш с седой щетиной, в помятой и грязной одежде, но взгляд бледно-голубых глаз ясен и чист, а руки удивительно благородной лепки.

Ему нельзя оставаться в парке. Они видели, куда он поехал, погони не избежать.

Высоко в небе что-то чернело. Крошечная точка приближалась с пугающей быстротой. А вот и вторая. Точки пропали, он едва успел их заметить. Они передвигались совершенно беззвучно.

Коул насупился, эти точки беспокоили его. Нельзя останавливаться, к тому же пора поискать чего-нибудь съестного. В желудке урчало.

Работа. На свете не существовало такой работы, с которой он бы не справился: копка огородов, заточка ножей, починка часов, домашней утвари, любых механизмов, даже покраска стен, столярные и прочие работы по хозяйству.

Ему был по плечу любой труд. Все, что ни попросят. За еду и пару монет.

Томас Коул горбился на козлах, настороженно оглядываясь, а повозка катилась сквозь спутанную траву.

Рейнхарт гнал свой флаер на предельной скорости, сопровождаемый военным эскортом. Внизу зеленовато-серым пятном пролетала земля.

Под ним расстилались руины Нью-Йорка, заросшие травой. Великие атомные войны двадцатого столетия превратили всю прибрежную полосу в однообразную пустошь, покрытую окалиной.

Только шлак и сорняки и буйные заросли на месте Центрального парка.

Показалось здание Департамента исторических исследований. Рейнхарт скользнул вниз, на запасной аэродром, расположенный за главным корпусом.

Харпер, глава отдела, выскочил на поле, не успел корабль Рейнхарта приземлиться.

— Не понимаю, чего вы так всполошились, — неуверенно начал он.

Рейнхарт одарил Харпера неприязненным взглядом.

— Я сам решу, что важно, а что нет. Это вы отдали приказ вернуть пузырь в ручном режиме?

— Фридман, в соответствии с вашей директивой о переводе всех подразделений на…

Рейнхарт быстро шел к входу.

— Где Фридман?

— Внутри.

— Он мне нужен. Срочно.

Фридман поздоровался с Рейнхартом спокойно, не выдавая эмоций.

— Простите, что доставил вам хлопоты, комиссар. Мы всего лишь хотели подготовить базу к войне. Вернуть пузырь как можно скорее. — Он вопросительно всматривался в гостя. — Силы безопасности в два счета скрутят этого человека с его глупой повозкой.

— Мне нужно подробное описание того, что случилось.

Фридман поежился.

— Да рассказывать-то почти нечего. Я отдал приказ отключить автомат и вернуть пузырь в ручном режиме. Он как раз завис в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Этот человек вместе со своей повозкой и куском почвы перенесся в настоящее внутри пузыря.

— Нежели у вас нет приборов, которые показывают, что внутри пузыря что-то есть?

— Мы были слишком взволнованны, чтобы следить за приборами. Через полчаса после того, как ручное управление было включено, пузырь материализовался в лаборатории и был обесточен еще до того, как мы обнаружили человека внутри. Мы пытались его остановить, но он рванул в коридор, сметая нас с пути. Его лошади понесли.

— Что за повозка?

— С обоих боков надпись черными буквами, которую мы не успели прочесть.

— Дальше. Что было потом?

— Кто-то выстрелил, но промазал. Лошади вынесли его в поле. Когда мы добежали до выхода, он был уже на полпути к парку.

Рейнхарт задумался.

— Если он до сих пор там, мы его схватим, но горячиться не стоит.

Отвернувшись от Фридмана, он зашагал к выходу. Харпер бросился за ним.

Подойдя к кораблю, Рейнхарт подозвал правительственных гвардейцев.

— Поместить руководителей отдела под арест. Им будет предъявлено обвинение в измене. — Заметив, что Харпер смертельно побледнел, Рейнхарт усмехнулся. — Идет война, вам повезет, если останетесь живы.

Флаер Рейнхарта взмыл в небо, военный эскорт последовал за ним. Он летел над морем спекшегося шлака, над мертвой пустошью, над квадратиком зелени посреди серого океана, провожая его глазами, пока тот не скрылся из виду.

Центральный парк. Рейнхарт видел, как по небу рыщут полицейские флаеры. Транспортники, набитые войсками, готовились прочесать крохотный квадрат зелени. К парку подтягивались тяжелые орудия и вездеходы, черными линиями окружая беглеца со всех сторон.

Скоро они непременно найдут его. А до тех пор вычислитель, от прогнозов которого зависит исход войны, будет молчать.

К полудню повозка добралась до границы парка. Коул остановился, давая лошадям возможность пощипать травку. Молчаливая пустошь из шлака подавляла. Что тут случилось? Нигде ни шороха, ни звука. Местами окалину пробивали упрямые сорняки, но положения они не спасали — зловещая местность заставляла ежиться.

Коул медленно направил упряжку вперед, тревожно вглядываясь в небо. Теперь он был как на ладони, а вокруг простирался шлак, однообразный, как океанские волны. Если его заметят…

Рой черных точек возник на небе и быстро приблизился, но спустя некоторое время свернул направо и исчез. Снова аэропланы, железные аэропланы без крыльев. Коул смотрел им вслед, медленно правя повозкой.

Спустя полчаса вдали показались какие-то зеленые раковины, сотни раковин в несколько рядов. Шлак кончался, появилась земля, темная и влажная, а еще трава. Трава была везде. Впереди, там, где кончался шлак, виднелись какие-то дома или сараи.

Нет, все же дома. Таких домов Коулу видеть не доводилось. Все были на одно лицо. Маленькие зеленые ракушки, перед каждой — крыльцо, лужайка и чахлые кустики.

Дома-ракушки выстроились перед ним ровными рядами. Коул осторожно направил лошадок в сторону домов.

Лошадиные копыта отчетливо цокали в тишине. Въехав в пространство между домами, Коул оказался в городе, но над городом висела мертвая тишина. Кажется, здесь не любят ни детей, ни собак. Все вокруг напоминало выставочный образец. Коул занервничал.

Какой-то юнец шел по тротуару ему навстречу, от удивления разинув рот. Одет малый был более чем странно: в плащ-тогу до колен из цельного куска ткани и сандалии.

По крайней мере, похожи на сандали и, как и плащ, сшиты из полупрозрачного, слегка переливающегося на солнце материала. Скорее металла, чем ткани.

На краю лужайки женщина поливала цветы. Заслышав стук копыт, она выпрямилась. При виде повозки ее глаза округлились от изумления и страха, губы сложились в беззвучное «о», лейка выпала из рук и бесшумно покатилась по траве.

Коул покраснел и резко отвернулся. Виданное ли дело, на женщине почти не было одежды! Коул натянул поводья.

Женщина осталась позади. Коул воровато оглянулся — и тут же хриплым криком послал лошадей вперед. У него горели уши. Зрение его не подводило. На женщине были полупрозрачные шорты из той же переливчатой ткани. И только.

Коул притормозил. А ведь хорошенькая: рыжие волосы, карие глаза, алые губы. И фигурка что надо: тонкая талия, стройные голые ножки, пышная грудь… Он с усилием выкинул из головы опасные мысли. Хватит, пора работать.

Коул остановил повозку и спрыгнул на тротуар. Наугад выбрал цель, с опаской подошел к крыльцу. Красивый дом, красивый простой незатейливой красотой, но до чего же непрочный и такой похожий на соседние!

Звонка не было. Коул пошарил по двери рукой. Внезапный щелчок раздался где-то на уровне головы. Озадаченный Коул поднял глаза. Фолоэлемент скрылся в дверной панели. Кажется, его сфотографировали.

Пока он гадал, что бы это значило, дверь распахнулась, и над Коулом навис здоровяк в желто-коричневой униформе.

— Что нужно? — рявкнул хозяин.

— Я ищу работу, — пробормотал Коул. — Любую. Могу починить все, что угодно. — Коул запнулся. — Все, что захотите.

— Обращайтесь в правительственное агентство по найму рабочей силы, — заявил мужчина. — Трудотерапией ведают они. — Он смерил Коула внимательным взглядом. — А что за древнее тряпье вы нацепили?

— Какое ж оно древнее, если я…

Мужчина перевел глаза на повозку и пасущихся лошадок.

— А это что? Откуда взялись эти животные? Неужели лошади? — Здоровяк потер щеку, пристально вглядываясь в Коула. — Странно.

— Странно? — удивился Коул. — Что ж тут странного?

— Лошади исчезли сто лет назад. Вымерли во время пятой атомной. Потому и странно.

Внезапно Коул встревожился. Взгляд мужчины потяжелел. Коул спустился с крыльца. Осторожность не помешает. Что-то пошло не так.

— Пойду я, — буркнул он.

— Лошади уничтожены сто лет назад. — Мужчина шагнул к Коулу. — Кто вы? Почему так одеты? Где взяли повозку и лошадей?

— Пойду я, — повторил Коул, отступая.

Мужчина выхватил из-за пояса какой-то узкий и блестящий предмет и направил на Коула.

Предмет представлял собой скрученный в форме трубочки металлический лист. Какие-то слова, Коул не разобрал. Картинка с изображением человека, цифры, чертежи…

— Я директор Уинслоу, — заявил мужчина. — Федеральные склады. Если не заговорите по-хорошему, через пять минут здесь будут силы безопасности.

Пригнув голову, Коул выхватил у мужчины трубочку и бросился к повозке.

Внезапно его что-то ударило. Коул словно налетел на стену, осел на землю и застыл. Тело ломило, по нему пробегали волны дрожи, постепенно затихая.

Наконец Коул встал. Голова кружилась, дрожь не унималась. Мужчина в униформе шел по дорожке, направляясь прямо к нему. Коул вполз на козлы, задыхаясь и давясь рвотой. Лошадки потянули вперед. Повозку трясло, Коул боролся с тошнотой.

Перехватив вожжи, он наконец принял сидячее положение. Повозка завернула за угол. Дома пролетали мимо. Коул слабой рукой сжимал вожжи, судорожно пытаясь перевести дух. Дома и улицы сливались в сплошное пятно.

Наконец город с аккуратными домиками остался позади. Коул выехал на шоссе. С обеих сторон тянулись заводские корпуса. Люди глазели на повозку, разинув рты.

Скоро остались позади и заводы. Коул снизил скорость. О чем говорил тот человек? Пятая атомная война. Всех лошадей уничтожили. Какая-то бессмыслица. А еще они используют силовые поля и бесшумные аэропланы без крыльев.

Коул вытащил трубочку — в смятении он машинально сунул ее в карман, — развернул и начал читать. Что за странные записи!

Когда до него дошло, что означают цифры в верхнем правом углу: «06.10.2128», у Коула поплыло перед глазами. Мир вокруг закачался. Октябрь две тысячи сто двадцать восьмого? Но это невозможно!

Однако с цифрами не поспоришь. Вот он, металлический листок, вроде фольги. Значит, все это ему не снится. Дата проставлена в правом углу.

Онемев, Коул аккуратно свернул металлическую трубочку. Двести лет. Разум отказывался признавать реальность происходящего. Неведомым образом его занесло в будущее, на двести лет вперед.

Пока Коул пытался вместить в себя эту невероятную правду, над головой вновь закружились черные точки — флаеры службы безопасности устремились к повозке, которая медленно тащилась по шоссе.

Видеофон загудел. Рейнхарт нажал на кнопку.

— Донесение от службы безопасности.

— Слушаю.

Рейнхарт напряженно ждал. Наконец экран загорелся.

— Говорит Диксон, Западный региональный отряд.

Офицер прочистил горло, загружая инфопластину.

— Человек из прошлого движется к границе Нью-Йорка.

— С какой стороны сети?

— Снаружи. Он вышел из оцепления через город на границе пустоши.

— Сбежал?

— Мы не предполагали, что он туда сунется. Невозможно окружить каждый городок.

Челюсть комиссара окаменела.

— Продолжайте.

— Он въехал в Питерсвилль за несколько минут до того, как сеть накрыла Центральный парк. Мы сожгли парк, а часом позже пришло сообщение от жителя Питерсвилля, служащего Федеральных складов. Человек из прошлого постучался к нему в дверь в поисках работы. Этот служащий по фамилии Уинслоу вовлек его в разговор, пытаясь задержать, но тот бежал на своей повозке. Уинслоу немедленно вызвал службу безопасности, но было поздно.

— Докладывайте мне обо всех новостях. Мы должны задержать его во что бы то ни стало.

Рейнхарт выключил видеофон, откинулся в кресле и приготовился ждать.

Коул заметил над головой тень и в следующую секунду пулей вылетел из повозки. Он отчаянно работал локтями, перекатываясь по земле, стремясь как можно дальше откатиться от повозки.

Громовой рев и ослепляющая вспышка. Обжигающий ветер подхватил Коула и поднял в воздух как лист. Он зажмурил глаза и постарался расслабить тело. Его подбросило вверх и больно ударило о землю. Камни и песчинки впились в лицо, ладони и колени.

Коул завопил. Тело поглотил слепящий белый шар. Шар рос, набухая и раздуваясь, словно прожорливое солнце. Видимо, пришел его конец. Коул сжал зубы…

Шар потускнел, зашипел и погас, на глазах обращаясь в пепел. В воздухе повисло едкое зловоние. Одежда тлела и дымилась. Спекшаяся земля обжигала подошвы. Но главное, он был жив, по крайней мере пока.

Коул медленно открыл глаза. Повозка исчезла, на ее месте зияла громадная дыра, отверстая рана посреди шоссе. Над дырой висело зловещее черное облако. Высоко в небе кружил аэроплан.

Коул дышал медленно и неглубоко. Время шло. Солнце ползло по небу с мучительной неспешностью. Сейчас около четырех, через три часа стемнеет. Доживет ли он до вечера…

Интересно, они заметили, что он спрыгнул?

Коул лежал неподвижно, сжигаемый лучами заходящего солнца. Его тошнило, во рту пересохло.

По руке ползали муравьи. Громадное черное облако постепенно рассеивалось, превращаясь в бесформенную кляксу.

Повозки больше не было. Эта мысль не давала покоя, стучала в мозгу, убыстряя едва ощутимый пульс. Исчезла. Сгорела. Остался лишь пепел и кучка обломков.

Наконец аэроплан перестал кружить и исчез за горизонтом. Небо снова очистилось.

Коул, шатаясь, поднялся на ноги, вытер лицо. Тело болело. Он пару раз сплюнул, пытаясь очистить рот. Аэроплан передаст, что никто не выжил. Его больше не будут искать. И куда теперь идти?

Направо тянулась зеленая горная цепь. Возможно, получится туда добраться. Коул побрел по направлению к горам. Нужно быть осторожнее. Они следят за ним, и у них есть оружие невероятной мощи.

Ему повезет, если он доживет до темноты. Упряжка, повозка, весь инструмент сгорели. Коул с надеждой пошарил в кармане: пара отверток, ножницы, моток проволоки, припой, точильный камень, нож, принадлежащий хозяйке зеленого дома.

Всего ничего. Остальное безвозвратно пропало. Зато без повозки его труднее поймать, теперь они набегаются.

Коул ускорил шаг — впереди лежала ровная местность.

Новости не заставили себя ждать. На экране возникло лицо Диксона.

— Новая информация, комиссар. — Диксон изучал инфопластину. — Человека из прошлого обнаружили на тринадцатом шоссе, он ехал в сторону от Питерсвилля со скоростью десять миль в час. Завидев повозку, пилот немедленно сбросил бомбу.

— Он мертв?

— Пилот передает, что не обнаружил никаких признаков жизни.

Сердце почти перестало биться. Рейнхарт откинулся в кресле.

— Значит, мертв.

— Мы не узнаем наверняка, пока не исследуем останки. К месту взрыва уже отправлены войска. Скоро мы получим полный отчет.

Рейнхарт отключил видеофон. Неужели ему снова удалось ускользнуть? Неужели они никогда его не поймают? Разве может человек быть так проворен? А тем временем вычислитель не выдает никаких прогнозов.

Рейнхарт глубоко задумался, с нетерпением ожидая окончательного доклада.

Наступил вечер.

— Отдай! — вопил Стивен. — Кому сказал, отдай назад!

— А ты поймай меня!

Эрл убегал все дальше: мимо холма, военных складов, забора из неотекса, пока не очутился на заднем дворе миссис Норрис.

Стивен с ревом несся вслед за братом.

— Отдай назад! Сейчас же отдай!

— Что он у тебя отобрал? — строго спросила Салли Тейт, неожиданно вырастая у Стивена на пути.

Мальчик остановился, пытаясь отдышаться, грудь ходила ходуном.

— Он забрал мою видеорацию! — Личико Стивена сморщилось от гнева. — Пусть отдаст!

Эрл возник откуда-то справа, почти неразличимый в теплых вечерних сумерках.

— А вот и я! — крикнул он. — И что ты со мной сделаешь?

Стивен не спускал яростного взгляда с квадратной коробочки в руке Эрла.

— А ну отдай! А то расскажу папе.

— Заставь меня! — рассмеялся Эрл.

— Папа заставит!

— Отдай ему, — сказала Салли.

— Сначала поймай меня! — выпалил Стивен.

Он отпихнул Салли с дороги и кинулся на брата. От резкого толчка Эрл не устоял на ногах. Коробочка выпала на тротуар и врезалась в фонарный столб.

Братья медленно поднялись с земли.

— Смотри, — захныкал Стивен, — смотри, что ты сделал!

— Это не я. Ты сам меня толкнул!

— Нет, ты!

Стивен наклонился, поднял разбитую коробочку, затем присел под фонарем и принялся рассматривать игрушку.

Эрл с неохотой подошел и встал рядом.

— А нечего было меня толкать!

Быстро темнело. Холмы над городом уже поглотила тьма. Загорелись фонари. Стоял теплый вечер; где-то хлопали дверцей машины; в небе гудели снующие туда-сюда флаеры; усталые рабочие возвращались в пригороды с громадного подземного завода.

Томас Коул осторожно подкрался к трем подросткам, стоявшим под фонарем. От усталости и боли он еле передвигал ноги. Стемнело, а он так и не нашел надежного убежища.

Коул держался из последних сил. Он прошел пешком огромное расстояние и умирал с голоду.

В нескольких футах от фонаря Коул остановился. Дети не замечали его, поглощенные коробочкой, лежавшей у Стивена на коленях. Внезапно они замолчали. Эрл поднял глаза.

В тусклом свете фонаря фигура Томаса Коула выглядела зловеще. Длинные руки свисали по бокам, лицо расплывалось в темноте. Громадная бесформенная статуя нависла над подростками всего в нескольких футах.

— Кто вы? — осевшим голосом спросил Эрл.

— Что вам нужно? — подхватила Салли.

Подростки сбились в кучу.

— Уходите.

Коул слегка подался вперед. Свет фонаря упал налицо. Нос, длинный и тонкий, словно клюв, тусклые голубые глаза…

Стивен прижал коробочку к груди.

— Кому говорят, уходите!

— Постой, — криво усмехнувшись, прохрипел Коул. — Что это? — Он показал на коробочку длинным тонким пальцем. — У тебя в руках.

Подростки молчали. Наконец Стивен решился.

— Это моя видеорация.

— Только она не работает, — добавила Салли.

— Эрл ее сломал. — Стивен бросил на брата недовольный взгляд. — Бросил на землю, и она разбилась.

Коул присел на край тротуара, перевел дух. Он шел слишком долго, тело ломило от усталости. А еще он проголодался и смертельно устал. Некоторое время Коул просто сидел, стирая пот с лица и шеи, не в силах разговаривать.

— Кто вы? — спросила Салли, осмелев. — Почему на вас такая чудная одежда? Откуда вы пришли?

— Откуда? — Коул поднял глаза и помотал головой, чтобы прояснить мысли. — Издалека. Я пришел издалека.

— А какая у вас трудотерапия? — спросил Эрл.

— Терапия?

— Чем вы занимаетесь? Где работаете?

Коул набрал воздуха в легкие и медленно выдохнул.

— Я починяю вещи. Любые. Все, что захотите.

Эрл фыркнул.

— Никто не починяет вещи. Когда они ломаются, их выбрасывают.

Коул его не слушал. Неотвязная мысль заставила его резко вскочить на ноги.

— Где тут найти работу? Я умею чинить часы, пишущие машинки, холодильники, сковородки и кастрюли. Заделаю крышу. Все, что попросите.

— Почините вот это. — Стивен протянул ему рацию.

Стало тихо. Глаза Коула с трудом сфокусировались на коробочке.

— Что это?

— Мой передатчик. Эрл сломал его.

Коул осторожно взял коробочку, перевернул, поднес к свету, нахмурился. Длинные тонкие пальцы нежно ощупали поверхность прибора.

— Сейчас он его украдет! — выпалил Эрл.

— Не украду. — Коул покачал головой. — Я не вор.

Чувствительные пальцы нашли штифт, скрепляющий половинки прибора. Коул легко отжал пружинку. Коробочка открылась.

— Он открыл ее, — потрясенно прошептала Салли.

— Верните! — воскликнул струхнувший Стивен и протянул руку. — Верните, это мое!

Трое подростков со страхом смотрели, как Коул шарил в кармане, вытаскивал отвертки и складывал в ряд перед собой. Возвращать прибор он явно не собирался.

— Верните, это мое! — прохныкал Стивен.

Тусклые голубые глаза всмотрелись в трех хмурых подростков.

— Я починю вашу рацию. Вы же сами захотели, чтобы я ее починил.

Стивен переминался с ноги на ногу.

— Верните. — Мальчишку грызли сомнения. — А вы сможете? Она снова заработает?

— Да.

— Тогда ладно.

Лукавая улыбка тронула губы Коула.

— Давай так. Я починю ее, а ты принесешь мне еды. Я не занимаюсь починкой задаром.

— Еды?

— Еды. И немного кофе.

— Ладно, — кивнул Стивен.

Коул смягчился.

— Вот и славно, вот и хорошо. — Его внимание снова переключилось на прибор, лежащий на коленях. — Не сомневайся, будет работать.

Тонкие пальцы порхали, вертя проводки и реле, исследуя принцип работы видеорации.

Стивен проскользнул в дом через заднюю дверь. Ступая на цыпочках, прошел на кухню. Наугад нажал кнопку. Сердце выскакивало из груди. Плита загудела, пробуждаясь к жизни. Счетчик начал отсчитывать время приготовления.

Спустя некоторое время духовка открылась, поднос с дымящимися тарелками выехал наружу. Плита выключилась, и снова стало тихо. Стивен сгреб тарелки и через заднюю дверь выскочил во двор.

Несмотря на темень, Стивен умудрился донести до фонарного столба свою ношу в целости и сохранности.

Завидев его, Томас Коул встал.

— Вот, еда. — Стивен, задыхаясь от натуги, поставил тарелки на тротуар. — Готово?

Коул протянул подростку рацию.

— Готово. Пришлось немного повозиться.

Эрл и Стивен не сводили с рации округлившихся глаз.

— Неужто работает? — не поверила Салли.

— Еще чего! — заявил Эрл. — Как она может работать, если…

— А ты включи! — Салли пихнула Стивена в бок. — Давай проверим.

Поднеся рацию к свету, Стивен нажал на самую большую кнопку. Загорелся индикатор.

— Включился, — сказал Стивен.

— А теперь скажи что-нибудь.

Стивен поднес прибор к губам.

— Говорит оператор шесть-зет-семьдесят пять. Меня слышно? Это оператор шесть-зет-семьдесят пять. Вы меня слышите?

Неподалеку от фонарного столба Томас Коул молча склонился над тарелкой. Он ел с аппетитом, пища была вкусно приготовлена и хорошо приправлена. Поев, осушил коробку апельсинового сока и незнакомого сладкого напитка. Коул ел такое впервые в жизни, но ему было все равно. Он слишком вымотался и проголодался, а впереди была долгая дорога. Нужно затеряться в холмах до рассвета. Инстинкт подсказывал ему, что в глуши безопаснее, насколько тут вообще может быть безопасно.

Коул так сосредоточился на еде, что ни разу не поднял глаз. Наконец он медленно встал и вытер рот тыльной стороной ладони.

Трое подростков по-прежнему стояли под фонарем, поглощенные своей игрушкой, не замечая ничего вокруг.

— Ну что, работает? — спросил Коул.

Стивен поднял глаза. На лице застыло странное выражение. Мальчик медленно кивнул.

— Да, работает. Лучше, чем раньше.

Коул хмыкнул.

— Вот и славно. — Он отвернулся и побрел в темноту. — Вот и хорошо.

Подростки молча глазели ему вслед. Когда сутулая фигура затерялась в темноте, подростки посмотрели друг на друга, затем перевели взгляды на прибор в руках Стивена. В их глазах застыло изумление пополам с зарождающимся страхом.

Наконец Стивен очнулся и зашагал к дому.

— Покажу папе, — прошептал он ошеломленно. — Он должен знать. Кто-то должен знать.

 

III

Эрик Рейнхарт вертел приборчик в руках.

— Даже бомба его не берет, — неохотно признал Диксон. — Наверняка спрыгнул с повозки перед самым взрывом.

Рейнхарт кивнул.

— Он снова оставил вас в дураках.

Отложив приборчик в сторону, комиссар резко обернулся к мужчине, который мялся у стола.

— Еще раз, как вас там?

— Эллиот. Ричард Эллиот.

— А как зовут вашего сына?

— Стивен.

— Это случилось вчера вечером?

— Около восьми.

— Продолжайте.

— Когда сын вернулся домой, я заметил, что он ведет себя странно. В руках он держал этот прибор. — Ричард Эллиот показал на стол. — Стивен был взволнован. Я спросил, что случилось. Сначала сын не хотел говорить, но я видел, что он расстроен. Затем отдал мне рацию. — Эллиот судорожно выдохнул и затараторил: — Я сразу понял, с ней что-то не так. Я сам инженер-электрик, вскрывал рацию раньше, менял батарейку, поэтому представляю, что должно быть внутри, — Элиот запнулся. — Комиссар, там все изменилось: некоторые детали исчезли, некоторые были заменены на детали старинного образца, а большинство проводов подсоединены по-новому. А потом случилось то, что заставило меня вызвать службу безопасности. Видите ли, комиссар, рация работала.

— И что с того?

— Понимаете, это ведь просто игрушка. Радиус действия рации — пара кварталов. Дети переговариваются, сидя в разных комнатах. Такое портативное видеоустройство. Комиссар, когда я нажал на кнопку и заговорил в микрофон, мне ответил космический линкор, боевой корабль, несущий службу рядом с Проксимой Центавра! В восьми световых годах от Терры! Прибор работал как обычно. И тогда позвонил вам.

Некоторое время Рейнхарт молчал, затем постучал по лежащему на столе приборчику.

— Вы поймали боевой линкор? Вот этим?

— Да.

— Как выглядят обычные видеорации?

— Обычно они размером с двадцатитонный сейф, — ответил Диксон.

— Так я и думал.

Рейнхарт нетерпеливо махнул рукой.

— Можете идти, Эллиот, спасибо за информацию.

Сотрудник службы безопасности вывел инженера из кабинета.

Рейнхарт и Диксон молча смотрели друг на друга.

— Плохи наши дела, — заметил Рейнхарт. — Чтобы сотворить такое, нужен гений. И подумать только, откуда он взялся! Из начала двадцатого века, незадолго до мировых войн. Время творчества! Время открытий и промышленного роста. Эдисон. Пастер. Бёрбанк. Братья Райт. Время изобретений и создания революционных механизмов. Что они вытворяли с техникой! Люди прошлого обладали своего рода интуитивным пониманием машин, которого лишены мы.

— Вы считаете…

— Я считаю, что появление такого человека в нашем времени опасно само по себе, не говоря об условиях военного времени. Он слишком отличается от нас, у него иное мировоззрение. Этот человек обладает навыками, которые нам недоступны. Эта его способность чинить все подряд голыми руками ставит нас в заведомо проигрышное положение. Кажется, я начинаю понимать, почему машина не может его просчитать. Нам не понять его мотивов. Уинслоу говорил, он искал работу, любую. Утверждал, что может починить все, что угодно. Вы понимаете, что это значит?

— Что?

— Кто из нас способен хоть что-нибудь починить? Никто. Каждый компетентен только в своей работе. Общество развивается в сторону узкой специализации. Накопление знаний сделало невозможной роскошью возможность разбираться в иных сферах. Что мне до того, кто сидит за соседним столом? Мы утратили способность видеть дальше своего носа! Этот человек другой. Он способен починить все на свете. Его подход ненаучен, не основан на знании. Его ведет интуиция, его сила — в руках, не в голове. Мастер на все руки. Руки художника, творца. И этими руками он режет нас без ножа. А главное, сейчас он прячется где-то в горах. И неизвестно, когда нам удастся его оттуда выкурить. Он умен и хитер как зверь. Поймать его будет нелегко.

Отослав Диксона, Рейнхарт сгреб со стола дюжину новых докладов и направился в лабораторию.

Дверь была опечатана, перед охранниками, уперев руки в бока, тряс бородой Петр Шериков.

— Что происходит? — налетел он на Рейнхарта. — Почему мне не разрешают взглянуть на цифры?

— Прошу прощения, — Рейнхарт сделал знак охранникам расступиться. — Ступайте за мной, я все объясню.

Дверь за ними захлопнулась, и ее снова окружили сотрудники службы безопасности.

— Зачем пожаловали? — спросил Рейнхарт.

Шериков пожал плечами.

— Вас навестить. Мне сказали, вы заняты. Я решил, что-то случилось. Что?

— Сейчас узнаете. — Рейнхарт подозвал Каплана. — Вот, новые данные. Загрузите прямо сейчас. Я хочу, чтобы машина их обработала.

— Будет сделано, комиссар.

Каплан загрузил информацию в машину. Вычислитель зашумел.

— Сейчас, — пробормотал Рейнхарт.

Шериков подозрительно смотрел на комиссара.

— Узнаем что? Да говорите же! Что случилось?

— У нас проблемы. Вот уже двадцать четыре часа машина не показывает никаких цифр. Пустота, абсолютная пустота.

На лице Шерикова изобразилось недоверие.

— Это невозможно. Хоть какие-то данные есть всегда!

— Машина не в состоянии их обработать.

— Почему?

— Переменная величина. Фактор, с которым машина не справляется.

— А почему бы машине не отбросить его? — усмехнулся Шериков. — Просто проигнорировать?

— Нельзя. Эта величина меняет баланс данных. Проигнорировать ее значит получить заведомо ложный результат.

Шериков задумчиво оттянул бороду.

— Что ж это за величина, сбивающая вычислитель с толку? Я считал, ему по силам обработать любые данные, поступившие за последние годы.

— Вот именно, за последние. Отдел исторических исследований переусердствовал: внутри пузыря времени оказался человек из двадцатого века. Человек из прошлого.

— Так вот оно что. — Поляк нахмурился. — Человек, живший двести лет назад. Человек с иным мировоззрением, которого ничто не связывает с современным обществом. Неудивительно, что вычислитель завис.

Рейнхарт усмехнулся.

— Завис? Можно сказать и так. Машина не способна обработать новые данные и выдать прогноз. А ведь мы поставили на него! От прогноза вычислителя зависит успех войны.

— Словно гвоздь из подковы. Помните старинный стишок? «Не было гвоздя — подкова пропала. Не было подковы — лошадь захромала…»

— Так и есть. Единичный фактор, единственный индивидуум свел на нет все наши усилия. Кажется немыслимым, что один человек оказался способен потрясти основы целого общества, но приходится признать, что это так.

— Что вы предприняли?

— Силы безопасности проводят массированную операцию по его обнаружению.

— И каковы результаты?

— Вчера вечером он исчез в горах, и вряд ли мы найдем его в течение ближайших сорока восьми часов. Нам остается только сровнять с землей горный массив, а возможно, прихватить окрестные территории. А тем временем…

— Готово, комиссар, — перебил Каплан. — Новые цифры. Машина завершила обработку новых данных. Рейнхарт и Шериков поспешили занять места перед вычислителем.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем на экране возникли цифры.

Шериков охнул. Девяносто девять к двум в пользу Терры.

— Это великолепно! Теперь мы…

Цифры пропали. И снова появились. Девяносто семь к четырем в пользу Центавра.

Шериков застонал.

— Подождите, это еще не конец, — сказал Рейнхарт.

Цифры мелькали, меняясь почти ежесекундно. Наконец экран окончательно погас.

И ничего. Ни проблеска, полная пустота.

— Видели? — пробормотал Рейнхарт. — Всегда одно и то же!

Шериков сосредоточенно размышлял.

— Вы, англосаксы, слишком импульсивны. Будьте немного славянином, Рейнхарт! Не пройдет и двух дней, и вы отыщете этого человека. Мы день и ночь трудимся ради победы. Флот занял позиции у Проксимы Центавра. Все идет по плану. Военные ждут сигнала, чтобы выступить к центаврианским колониям. На Терре объявлена полная мобилизация. Все девять планет системы работают на войну. Что бы там ни показывали ваши цифры, работа не останавливается ни на минуту! Задолго до назначенного дня этот человек будет мертв, а вычислитель снова заработает.

— Меня тревожит, что он до сих пор на свободе. Этот человек непредсказуем. Мы двести лет копили статистические данные. Машина способна предсказать поведение любого индивидуума или группы в любой заданной ситуации. Но этого человека предсказать нельзя! Переменная величина. Это антинаучно.

— Недерминированная частица.

— Что?

— Частица, движение которой невозможно предсказать. Случайная.

— Именно так. И это неестественно.

Шериков хмыкнул.

— Зря вы так переживаете, комиссар. Скоро его схватят, и все станет как прежде. Вы снова сможете предсказывать поведение людей, словно крыс в лабиринте. Кстати, почему лабораторию охраняют?

— Я не хочу, чтобы узнали, что вычислитель неисправен. Это опасно, идет война.

— Узнал кто? Маргарет Дюффе?

Рейнхарт неохотно кивнул.

— Меня пугает нерешительность парламентариев. Если они узнают, что машина перестала показывать цифры, чего доброго отменят военное положение, и мы снова погрязнем в бесконечном ожидании.

— Слишком медленно, а, комиссар? Законы, дебаты, дискуссии… То ли дело принимать решения единолично. Один человек указывает всем, думает за всех, всех подгоняет.

Рейнхарт бросил на собеседника суровый взгляд.

— А кстати, как поживает Икар и пусковая установка?

Шериков поморщился.

— Пусковая установка? — Он неопределенно махнул рукой. — Успеется.

— Что значит — успеется? Не все идет гладко? — взволнованно спросил Рейнхарт.

— Не все, но у нас уйма времени. Идем в кафе, вы слишком возбуждены, комиссар, чашка кофе вам не помешает.

— Пожалуй, вы правы.

Они вышли в коридор.

— Я на грани срыва. Этот человек не идет у меня из головы.

— Что еще он натворил?

— Ничего особенного. Починил детскую игрушечную видеорацию.

— Как? — с любопытством спросил Шериков.

— Смотрите сами.

Рейнхарт завел Шерикова в свой кабинет и протянул игрушку.

Когда Шериков услышал рассказ комиссара, на лице поляка появилось странное выражение. Он нажал на кнопку. Коробочка открылась. Присев на край стола, Шериков принялся изучать внутренности приборчика.

— Вы уверены, что это сделал человек из прошлого?

— Разумеется, причем с ходу. Ребенок сломал прибор, человек из прошлого проходил мимо, мальчик попросил его починить игрушку. Он и починил.

— Невероятно! — Шериков не отрывал глаз от прибора. — Эти крошечные реле! Как он сумел…

— Что?

— Ничего. — Шериков резко встал со стола и аккуратно защелкнул коробочку. — Могу я взять это с собой в лабораторию? Мне хотелось бы изучить прибор более тщательно.

— Берите, только зачем он вам?

— Да так. Не передумали насчет кофе? — Шериков пошел к двери. — Планируете схватить его сегодня-завтра?

— Не схватить, а уничтожить. Уничтожить как массив данных. Мои люди ждут сигнала. Мы собираемся разбомбить весь горный хребет. Через сорок восемь часов этот человек должен быть мертв.

Шериков рассеянно кивнул.

— Да-да, конечно. — С бородатого лица не сходило тревожное выражение. — Я вас прекрасно понял.

Томас Коул скорчился над костерком, протянув ладони к огню. Светало. Небо на глазах становилось серо-фиолетовым. Промозглый горный воздух пробирал до костей. Коул вздрогнул и придвинулся ближе к костру.

Пламя ласкало пальцы. Коул смотрел на свои руки, желтовато-алые в свете костра. Грязные обкусанные ногти. Бессчетные бугорки и мозоли, на ладонях и каждом пальце. И все-таки это были хорошие руки, тонкие благородные пальцы. Коул гордился ими, хотя понимал их не всегда.

Он глубоко ушел в себя. Коул провел в горах день и две ночи. Первая была самой трудной. До рассвета он упрямо карабкался по крутому склону, продираясь сквозь непролазные заросли…

Однако когда солнце встало, Коул был в безопасности, глубоко в горах, затерявшись между двух вершин. К закату он успел смастерить ловушку для кроликов: коробка, плетеная веревка, яма и заостренный колышек. Один кролик уже висел, привязанный за заднюю лапу, капкан ждал второго.

Небо из серо-фиолетового стало темно-серым, металлическим. Все замерло. Где-то вдалеке чирикнула птаха, трель эхом отразилась от склонов, ее подхватили другие птицы. В кустах зашуршал зверь.

Начинался день. Его второй день в горах. Коул встал, отвязал кролика. Пора подкрепиться. Коул не задумывался о будущем, он просто знал, что его необыкновенные руки не дадут ему пропасть. Он будет убивать и свежевать дичь, со временем выстроит хижину, а когда наступит зима…

Коул не успел додумать мысль до конца. Стоя у костра, он прищурился, всматриваясь в небо. Там что-то двигалось. Черная точка на сером фоне.

Он быстро затоптал костер. Что это? Птица?

Мгновение спустя рядом с первой появилась вторая точка. Затем третья, четвертая, пятая. Целая флотилия черных точек стремительно пересекала утреннее небо, направляясь к горам.

Направляясь к нему.

Схватив кролика, Коул бросился под навес из веток. Здесь его никто не заметит, вот только костер…

Скорчившись под навесом, он смотрел, как точки увеличиваются в размерах. Аэропланы. Черные, бескрылые, с каждым мгновением они приближались. Он уже слышал гул моторов, и вот земля под ногами задрожала от гула.

Первый аэроплан камнем валился вниз. Коул охнул и рухнул на землю. Аэроплан шел по дуге. Внезапно, словно кто-то бросил на ветер семена, в небе рассыпались и стремительно заскользили вниз белые свертки. Приземлившись, свертки оказались людьми в форме.

Второй аэроплан последовал за первым. Он ревел, сбрасывая свою ношу прямо над головой Коула. Белые свертки, еще и еще. Третий аэроплан, за ним четвертый. В воздухе стало тесно от белого одеяла из спор, накрывшего землю.

Солдаты разбивались на группы. До Коула, припавшего к земле, долетали их крики. Он оцепенел от страха. Они окружали. Два последних аэроплана сбросили людей прямо за его спиной.

Коул вскочил и рванулся из укрытия. Солдаты уже нашли костер. Один из них поднял уголек, растер в ладони и махнул остальным. Солдаты были везде, они жестикулировали и кричали. Кто-то устанавливал пушку, другие разматывали странные катушки, извлекая на свет какие-то трубки и механизмы.

Коул побежал. Скатился по склону, на дне оврага вскочил и рванулся в кусты. Ветки и сучья стегали его по лицу. Он упал, запутавшись в зарослях. Коул отчаянно барахтался на земле, пытаясь освободиться.

Послышались голоса, затем шаги. Кто-то спускался вниз по склону. Задыхаясь, Коул катался по земле, голыми руками отдирая колючие ветки.

Первый солдат упал на колено, навел оружие, остальные последовали его примеру.

Коул закричал. Внезапно тело обмякло. Закрыв глаза, Коул ждал, капли пота стекали по спине на разодранную в клочья рубашку.

Наступила тишина.

Коул медленно открыл глаза. Солдаты успели перестроиться. Вниз по склону спускался какой-то великан, на ходу выкрикивая команды.

Один из солдат нагнулся и схватил Коула за плечо.

— Держите его!

Великан выступил вперед.

Коул судорожно вдохнул. Он был в ловушке. Солдаты спускались по склону, окружая его со всех сторон. Переговариваясь вполголоса, они удивленно разглядывали Коула. Он молчал, лишь устало покачивал головой.

Громадный бородач стоял над ним, уперев руки в бока, сверля Коула взглядом.

— Не пытайтесь бежать. Это бесполезно, ясно?

Коул кивнул.

— Вот и хорошо.

Бородач махнул рукой, солдаты защелкнули на запястье Коула какие-то обручи. Металл впился в кожу, заставив его охнуть от боли. Такие же обручи сковали лодыжки.

— Потерпите. Нам предстоит долгий путь.

— Куда… куда вы меня забираете?

Перед тем как ответить, Петр Шериков несколько мгновений изучал лицо человека из прошлого.

— Хотите знать? В мою лабораторию под Уральским хребтом.

Он поднял глаза.

— Нам нужно спешить. До операции осталось два часа. Пора убираться отсюда подобру-поздорову.

Шериков со вздохом упал в массивное кресло.

— Ну, наконец-то дома!

Он подал знак охраннику.

— Освободите его.

Металлические зажимы щелкнули, и Коул рухнул на пол, словно тюк тряпья. Шериков пристально разглядывал гостя, а Коул сидел, потирая запястья и лодыжки.

— Хотите чего-нибудь? — бросил Шериков. — Еды? Питья?

— Нет.

— Вам нужен врач? Вы ранены?

— Нет.

Шериков поморщился.

— Ванна вам точно не повредит. Но не сейчас.

Он зажег сигару, выпустил облако дыма. У дверей стояли двое охранников с оружием наперевес. Больше в комнате никого не было.

Томас Коул свернулся на полу, свесив голову на грудь. Сутулая спина, взъерошенные патлы, серая колючая щетина. Грязная одежда изодралась, кожу покрывали царапины, на шее, щеках и лбу запеклась кровь. Грудь равномерно поднималась и опускалась. Бледные голубые глаза были полузакрыты. Коул казался дряхлым высохшим старцем.

Шериков сделал знак охраннику.

— Позовите врача. Несколько инъекций ему не помешают. Вряд ли он ел последние дни.

Охранник вышел.

— Я забочусь о вашем здоровье, — сказал Шериков. — Вам нужно подлечиться, заодно избавитесь от вшей.

Коул промолчал.

— Кажется, вы мне не верите. Смотрите.

Шериков привстал и включил вмонтированный в стену экран.

— Операция должна быть в самом разгаре. Это секретный канал, я запеленговал его несколько лет назад для собственной безопасности. Вы увидите то же, что видит Эрик Рейнхарт, — Шериков усмехнулся. — Все это задумано им. Смотрите внимательно. Два часа назад вы были там.

Коул поднял глаза. Экран заволокло громадное клубящееся облако. Из динамиков раздавался глухой рев. Спустя некоторое время дым рассеялся, появилась картинка. У Коула захватило дух.

Он видел перед собой разрушение целой горной цепи.

Картинку передавали с корабля, зависшего над тем, что некогда называлось горным хребтом Альбертина, а теперь превратилось в клубы пыли, столбы обломков и частиц, в оседающую взбаламученную материю, разносимую ветром на все четыре стороны.

Горы были сметены с лица земли. Ничего не осталось, кроме громадного вихря обломков. Внизу простиралась искореженная равнина, опаленная огнем. Вокруг, сколько хватало глаз, зияли бездонные ямы. Ямы и обломки. Два часа назад здесь зеленели деревья, а сейчас пейзаж напоминал изрытую кратерами лунную поверхность.

Коул отвернулся.

— Все видели?

Шериков погасил экран.

— Мы только что оттуда. Весь этот переполох затеян ради вас. Только ради вас, мистер Непредсказуемый фактор из прошлого. Рейнхарт задумал вас уничтожить. Я хочу, чтобы вы это понимали.

Коул молчал.

Шериков потянулся, вытащил из ящика стола квадратный приборчик и протянул Коулу.

— Это вы его починили?

Коул разглядывал приборчик, пытаясь собраться с мыслями. Детская игрушка. Дети называли ее видеорацией.

— Да, я. — Он вернул прибор. — Он был сломан, и я его починил.

Не сводя с Коула горящих глаз, Шериков кивнул — торчащая из бороды сигара медленно поднялась и опустилась.

— Именно это я и хотел выяснить.

Внезапно Шериков вскочил с места, резко сдвинув назад кресло.

— А вот и врач. Позже поговорим.

Коул поднялся на ноги и, не сопротивляясь, позволил врачу себя увести.

После того как его привели в порядок, они снова встретились в личной столовой Шерикова, этажом выше лаборатории.

Поляк, не переставая говорить, жадно глотал приготовленную на скорую руку еду. Коул сидел напротив, молчал, ничего не ел. Его переодели, побрили, вымыли, залечили ранки и царапины. Коул выглядел здоровее и моложе, но по-прежнему понурым и утомленным, а в тусклых голубых глазах застыла печаль. Он равнодушно выслушал рассказ о том, как устроен мир две тысячи сто тридцать шестого года.

— Теперь вы видите, — вещал Шериков, размахивая куриной ножкой, — что ваше появление спутало наши карты. Теперь вы понимаете, зачем комиссар Рейнхарт хочет вас уничтожить.

Коул кивнул.

— Видите ли, Рейнхарт верит, что неудача вычислителя — главная угроза нашей победе. Но это не так! — Шериков раздраженно отодвинул тарелку, осушил кружку кофе. — Для того чтобы воевать, статистические прогнозы необязательны. Вычислитель только описывает. Машина не в силах повлиять на ход войны. Воюют люди. Машина только анализирует.

Коул снова кивнул.

— Еще кофе? — Шериков подтолкнул к нему пластиковый стаканчик. — Выпейте.

Коул не стал отказываться.

— Спасибо.

— Вы должны понять, что проблема не в вычислителе. Машины способны за пару минут произвести сложные вычисления, которые в конечном счете способны произвести мы сами. Машины — наши слуги, наши инструменты. Не божества в храмах, к которым мы взываем, не оракулы, способные провидеть будущее. Статистический прогноз — не предсказание. Однако попробуйте объяснить это Рейнхарту! Люди, подобные ему, обожествляют машины! А я не поверю в божество, по крайней мере, пока не увижу его своими глазами.

Коул кивнул, потягивая кофе.

— Я хочу, чтобы вы поняли, во имя чего мы сражаемся. Терру со всех сторон окружает древняя Центаврианская империя. Никто не знает, сколько ей: века, тысячелетия. Империя одряхлела и прогнила изнутри, ее разъедает коррупция, но она не дает нам проникнуть за пределы Солнечной системы. Я уже рассказывал об Икаре и исследованиях Хеджа. С помощью Икара мы сможем победить центаврианцев. Мы так долго ждали, мы столько трудились ради того, чтобы вырваться из ненавистных пут и завоевать свое место среди звезд. Икар — оружие убойной силы. Впервые после его изобретения соотношение складывается в нашу пользу, но успех войны зависит от Икара, не от показаний вычислителя, понимаете?

Коул кивнул.

— Однако не все идет гладко. Я заложил в машину дату окончания работ над Икаром. Через десять дней. Половина срока прошла, а мы так и не приблизились к решению проблемы. Мы голову сломали над этой пусковой установкой! — Шериков усмехнулся. — Я пытался ее отладить собственными руками, но, увы. Сложнейшее устройство, но такое крохотное! Мы ведь собрали только одну модель. Экспериментальную. Если бы у нас были другие!

— Но эта же у вас есть, — сказал Коул.

— Модель, построенная по чертежам человека, которого давно нет в живых. Мы делали Икара в лаборатории, своими силами. Знали бы мы тогда, сколько забот он нам принесет!

Шериков вскочил.

— Идемте вниз. Я покажу.

Они спустились этажом ниже. Шериков шел впереди. У двери Коул резко остановился.

— Не бойтесь, глянете одним глазком, — успокоил его Шериков. — Мы храним его внизу, заботясь о безопасности. Входите, у нас много дел.

В центре лаборатории возвышался серый цилиндр, которому суждено было пронестись более четырех световых лет со скоростью, в сотни раз превышающей скорость света, и поразить Проксиму Центавра в самое сердце. Вокруг цилиндра лихорадочно копошились инженеры, спеша завершить работу в срок.

— Вот она, пусковая установка. — Шериков увлек Коула в глубь комнаты. — Ее тщательно охраняют. Центаврианские шпионы везде. Впрочем, мы им не уступаем. Иначе как бы мы добывали сведения для вычислителя?

В центре металлической подставки лежал светящийся шар. С обеих сторон шар охраняли вооруженные солдаты.

— Мы не спускаем с нее глаз, — сказал Шериков. — Слишком многое поставлено на кон.

Он протянул руку к шару. На середине пути рука уперлась в невидимую преграду.

Шериков рассмеялся.

— Стена. Отключите.

Один из охранников поднес руку к запястью и надавил на запонку. Вокруг шара разлилось мерцание и тут же погасло.

— Смотрите. — Шериков осторожно снял шар с подставки. — Это пусковая установка для нашего чудовищного дружка. Именно она замедлит его продвижение внутри Центавра. Замедлит и вернет в нашу вселенную в самом сердце звезды — и звезды не станет. — Бородач просиял. — Не станет Центавра, не станет Армуна.

Коул его не слушал. Он вертел шар в руках, сосредоточенно вглядываясь внутрь.

— Без линз вы не увидите проводов. — Шериков сделал знак, чтобы принесли микролинзы. Затем насадил их Коулу на переносицу, закрепив за ушами. — Вы можете регулировать изображение. Сейчас установлено тысячекратное увеличение.

Коул охнул и пошатнулся. Шериков поддержал его. Коул с опаской ворочал шеей, фокусируя изображение.

— Не спешите, не все сразу. Этот прибор позволяет соединять микроскопические проводки. Специальными инструментами, разумеется. — Шериков облизал губы. — Но у нас не получается их соединить. Немногие владеют навыком работы с микроскопическими инструментами. Мы использовали роботов, но они не способны принимать решения, только действовать.

Коул молчал. Подобравшись, сжав губы, он пристально вглядывался внутрь шара. Внезапно его сосредоточенность встревожила Шерикова.

— Вы похожи на прорицателя древности, — пошутил поляк, но по его спине пробежал холодок. — Отдайте шар. — Он протянул руку.

Коул медленно вернул шар, затем так же задумчиво передал бородачу линзы.

— Итак, — сказал Шериков, — вы знаете, чего я от вас хочу. Я хочу, чтобы вы подсоединили эту чертову штуковину. — Он приблизил к Коулу посуровевшее лицо. — Вы сможете, я знаю. Я видел, как вы рассматривали ее. Видел игрушку, которую вы починили. Никто, кроме вас, не сделает этого за пять дней. А если не справитесь вы, Центавр по-прежнему будет править вселенной, а Терра и дальше прозябать в Солнечной системе. Только вообразите, одно крошечное заурядное солнце, песчинка посреди Галактики!

Коул не ответил.

— Ну, что скажете? — заволновался Шериков.

— А что случится, если не справлюсь? Случится со мной?

— Попадете к Рейнхарту, который уничтожит вас на месте. Он думает, что вы мертвы, и если заподозрит, что я вас спас…

— Понятно.

— Я привел вас сюда только ради этого. Справитесь, вернетесь домой, в свое время. Если нет…

Коул сосредоточенно размышлял.

— Что вы теряете? Давно были бы покойником, если бы я не вытащил вас оттуда!

— Обещаете, что вернете меня в мое время?

— Обещаю!

— А Рейнхарт не вмешается?

Шериков рассмеялся.

— Каким образом? У меня своя охрана. Видели, сколько их? Вернетесь, куда денетесь!

— Да, я видел ваших людей.

— Стало быть, согласны?

— Согласен, — сказал Томас Коул. — За пять дней я соединю провода и запущу установку.

 

IV

Три дня спустя Джозеф Диксон подтолкнул секретную инфопластину через стол своему боссу.

— Думаю, вас это заинтересует.

Рейнхарт медленно поднял пластину.

— Что там? И не лень вам было тащиться в такую даль?

— Нет, не лень.

— А видеофон на что?

Диксон хмуро усмехнулся.

— Поймете, когда расшифруете. Это с Проксимы Центавра.

— С Центавра?

— От нашей контрразведки. Они передали мне тотчас же. Я расшифрую для вас.

Диксон обошел стол, наклонился над плечом комиссара, забрал из рук Рейнхарта пластину и сломал большим пальцем печать.

— А теперь крепче держитесь за кресло. Наш агент в Армуне сообщает, что Высший совет Центавра собрался для того, чтобы обсудить готовящееся нападение Терры. Шпионы центаврианцев передают, что бомба Икар практически готова к запуску. Последние приготовления ведутся в подземной лаборатории под Уральским хребтом, а руководит работами физик Петр Шериков.

— Нашли чем испугать. Я знаю об этом от самого Шерикова. Почему вас так удивляет, что центаврианцам стало известно о бомбе? Терра кишит шпионами.

— Это еще не все. — Диксон дрожащим пальцем провел по пластине. — Центаврианские шпионы сообщили Совету, что для завершения работы над пусковой установкой Петр Шериков призвал из предшествующего временного континуума опытного механика.

Рейнхарт вцепился в стол, закрыл глаза и судорожно выдохнул.

— Человек из прошлого еще жив, — пробормотал Диксон. — Но как? От гор не осталось мокрого места. И как ему удалось обогнуть половину земного шара?

Рейнхарт, сидевший с перекошенным лицом, открыл глаза.

— Его спас Шериков, больше некому! Должно быть, он вытащил его оттуда перед самой бомбежкой. Я сам назвал ему точное время. Без помощи этого человека Шериков не справился бы с пусковой установкой.

Рейнхарт вскочил с кресла и забегал по комнате.

— Я уже загрузил в вычислитель информацию о его уничтожении — и машина показала соотношение семь к шести в нашу пользу. А теперь выходит, что мои данные были ложными!

— Так загрузите новые!

— Нет, — Рейнхарт покачал головой. — Так нельзя. Вычислитель должен функционировать. Мы не имеем права допустить вторичной поломки. Если Дюффе узнает…

— Но что же делать? Нельзя оставлять в машине ложную информацию. Это измена.

— Данные нельзя просто так изъять из машины! На их место должны быть загружены новые! — Рейнхарт раздраженно мерил шагами кабинет. — Черт подери, я был уверен, что ему конец! Ситуация чрезвычайная. Этого человека следует уничтожить во что бы то ни стало.

Внезапно комиссар замер на месте.

— Пусковая установка. Говорите, она практически закончена?

Диксон медленно кивнул.

— С помощью человека из прошлого Шериков справился с работой.

Серые глаза Рейнхарта вспыхнули.

— Стало быть, больше он никому не нужен, даже Шерикову… Почему бы не попробовать?.. Даже если мы встретим сопротивление…

— О чем вы говорите? Что задумали?

— Сколько подразделений готовы выступить по тревоге, не привлекая излишнего внимания?

— Из-за военного положения всех перевели на режим суточной готовности. У нас семьдесят воздушных отрядов и около двух сотен наземных. Остальных прикрепили к пехоте.

— Сколько всего человек?

— На Терре осталось около пятисот. Большинство готовятся к переброске. Я могу призвать их немедленно.

— А ракеты?

— К счастью, пусковые установки не успели демонтировать. Еще несколько дней — и их отправят в центаврианские колонии.

— Они готовы к использованию?

— Готовы.

— Отлично. — Рейнхарт сплел и крепко сжал пальцы. — Решено. Если не ошибаюсь, у Шерикова полдюжины воздушных подразделений и совсем нет наземной техники. Есть, правда, защитные щиты…

— Что вы задумали?

Лицо Рейнхарта окаменело.

— Объявляйте тревогу. Время выступления — четыре пополудни. Мы собираемся в гости, — процедил комиссар, — к Петру Шерикову.

— Здесь, — скомандовал Рейнхарт.

Вездеход остановился. Рейнхарт пристально вглядывался в горизонт.

Во все стороны простиралась песчаная степь, поросшая сухостоем. Ни звука, ни движения. Справа сухостой и песок вздымались, образуя величественную горную цепь, теряющуюся вдали. Уральские горы.

— Вон там, видите?

— Нет.

— А вы вглядитесь. Нужно знать, на что смотреть. Вон торчат вентиляционные трубы, они же перископы.

Наконец Диксон увидел.

— Удивительно, проедешь мимо и не заметишь!

— Лаборатория хорошо скрыта и практически неприступна. Главные корпуса расположены на милю в глубину. Шериков построил ее много лет назад. Строил на века: против нападения с земли и воздуха, против бомб и ракет…

— Должно быть, он уверен в своей безопасности.

— Еще бы. — Рейнхарт прищурился. Несколько черных точек лениво кружили высоко в небе. — Это наши? Ведь я приказывал…

— Нет, не наши. Наши не показываются. Шериковский патруль.

— Хорошо. — Рейнхарт облегченно вздохнул. — Потянувшись, щелкнул выключателем видеофона. — Этот канал защищен? Его нельзя перехватить?

— Невозможно. Сигнал ненаправленный.

Загорелся экран. Рейнхарт набрал код и откинулся на спинку.

Спустя некоторое время на экране возникла бородатая физиономия: тяжелый подбородок, большие глаза.

Петр Шериков разглядывал Рейнхарта с нескрываемым удивлением.

— Комиссар! Откуда вы взялись? Я думал…

— Как продвигаются работы? — холодно перебил Рейнхарт. — Икар готов к запуску?

Видно было, что Шерикова распирает от гордости.

— Готов, комиссар. На два дня раньше срока. Я пытался связаться с вами, но мне сказали…

— …что меня нет на месте. — Рейнхарт подался вперед. — Открывайте тоннель, принимайте гостей.

Шериков заморгал.

— Гостей?

— Я решил вас проведать. Немедленно открывайте.

— А где вы находитесь?

— На поверхности.

Глаза поляка сверкнули.

— Вот как? Но ведь…

— Открывайте! — рявкнул Рейнхарт, бросив взгляд на запястье. — Я буду у входа через пять минут. Надеюсь, ворота в тоннель откроют.

— Да-да, конечно, — закивал изумленный Шериков. — Всегда рад видеть вас, комиссар, однако…

— Через пять минут! — отрезал Рейнхарт.

Экран погас. Рейнхарт обернулся к Диксону.

— Вы остаетесь здесь, как договаривались. Я возьму с собой только свою охрану. Надеюсь, вы понимаете, насколько важно, чтобы все случилось вовремя?

— Не подкачаем, комиссар. Все на своих местах, ждут сигнала.

— Хорошо. — Рейнхарт открыл дверцу для Диксона. — Присоединяйтесь к своим подчиненным. Я войду через туннель.

— Удачи. — Диксон спрыгнул в песок. Сухой воздух ворвался внутрь кабины. — И до встречи.

Рейнхарт захлопнул дверцу вездехода, обернулся к группе полицейских, которые сгрудились сзади, крепко сжав оружие.

— Внимание, мы выступаем, — пробормотал он.

Вездеход покатил к входу в подземную крепость Шерикова.

Громадный поляк встретил гостя с распростертыми объятиями у входа в лабораторию. Шериков светился гордостью и благодушием.

— Рад видеть вас, комиссар. Это исторический момент.

Рейнхарт с группой вооруженных полицейских вышел из вездехода.

— Есть повод отпраздновать?

— А что, хорошая мысль! Мы закончили на два дня раньше. Интересно, что покажет вычислитель? От этой новости цифры пустятся в пляс.

— Давайте пройдем в лабораторию. Я хочу увидеть пусковую установку своими глазами.

Шериков помрачнел.

— Не стоит отвлекать инженеров от работы, комиссар. Они потрудились на славу и наверняка сейчас заняты последними приготовлениями.

— Мы можем посмотреть через видеофон. Я сгораю от любопытства. Как же им удалось соединить эти крошечные реле!

Шериков покачал головой.

— Простите, комиссар, там нет видеофонов. Слишком рискованно. Как-никак, на карту поставлено наше будущее.

— Арестуйте его! — рявкнул Рейнхарт.

У побелевшего Шерикова отвалилась челюсть. Полицейские мгновенно окружили его, направив на поляка бластеры. Работа была сделана чисто: ни выхватить оружие, ни воспользоваться защитным экраном Шериков не мог.

— Что происходит? — вспылил Шериков, немного придя в себя. — Что вы себе позволяете?

— Вы находитесь под арестом на время войны. К тому же вы отстранены от руководства лабораторией. Теперь тут будут заправлять мои люди. Когда война закончится, вы предстанете перед Советом и председателем Дюффе.

— Не понимаю. — Изумленный Шериков завертел головой. — Что все это значит? Объяснитесь, комиссар!

Рейнхарт сделал знак полицейским.

— Приготовиться, мы заходим внутрь. Оружие к бою. Человек из прошлого может находиться рядом с бомбой.

В черных глазах поляка мелькнула ярость.

Рейнхарт грубо расхохотался.

— Мы перехватили сообщение центаврианского шпиона. Меня удивляет ваша наивность, Шериков, неужели вы не знали, что шпионы врага везде?

Внезапно Шериков рванулся вперед, расталкивая мощным корпусом вооруженных врагов. От неожиданности полицейские повалились на пол. Шериков побежал — прямо на стену. Полицейские принялись беспорядочно палить в его сторону, Рейнхарт выхватил бластер из кобуры.

Шериков добежал до стены, наклонил голову — массивную фигуру окутало мерцание, — со всего размаху налетел на стену и был таков.

— Всем лежать! — заорал Рейнхарт и рухнул на пол.

Полицейские попадали рядом. Отчаянно бранясь, Рейнхарт пополз к выходу. Только бы успеть выбраться! Фальшивая стена, энергетический барьер. Шериков пробил его и теперь в безопасности…

Ужасающей силы взрыв, обжигающий смертельный вихрь пронесся по комнате из конца в конец. Вокруг бушевала разрушительная стихия. Они попали в энергетическую ловушку. Спасения не было.

Задыхаясь, Рейнхарт прислонился к стене, с трудом встал. Вместе с ним уцелело всего несколько полицейских. Позади, в пылающей комнате, корчились их обреченные товарищи.

Рейнхарт пересчитал оставшихся. Наверняка Шериков уже собрал своих людей. В конце коридора тупорылая пушка-робот готовилась к стрельбе. Выла сирена. Со всех сторон слышался топот ног.

Робот открыл стрельбу. Часть стены разнесло вдребезги, вокруг падали обломки. Рейнхарту и остатку его войска пришлось отступить.

Добежав до перекрестка, они заметили второго робота, наводившего на них орудие. Рейнхарт прицелился и выстрелил, целя в устройство управления. Робот дернулся, отлетел к стене, рухнул на пол грудой жесткого металла и затих, а шестеренки еще продолжали вращаться.

— Вперед, — скомандовал Рейнхарт, пригнулся и побежал, на ходу поглядывая на часы. Еще пара минут.

Впереди показались охранники. Рейнхарт выстрелил, из-за его спины полицейские принялись палить во врагов, фиолетовые вспышки вспыхивали в темноте коридора, поражая пойманных врасплох людей Шерикова, которые, корчась, валились на пол. Некоторым удалось скрыться в дыму, отступив по коридору.

Рейнхарт упрямо пробивал путь к лаборатории, ведя своих людей за собой.

— Вперед! Не останавливаться!

Внезапно его настиг рокочущий голос Шерикова, усиленный микрофонами в стенах. Рейнхарт остановился и огляделся.

— Рейнхарт, все кончено. Вам не выбраться на поверхность. Бросайте оружие и сдавайтесь. Вы окружены. Сражение проиграно.

Рейнхарт снова побежал, продираясь сквозь плотное облако пыли.

— Ты уверен, Шериков? — хмыкнул он на ходу.

Шериков рассмеялся, жесткий металлический хохот больно ударил по барабанным перепонкам.

— Я не намерен убивать вас, комиссар. Идет война, вы нужны нам: мне жаль, что вы узнали про человека из прошлого. Признаю, мы недооценили центаврианских шпионов. Но теперь, когда вам все известно…

Голос Шерикова заглушил грохот, нарастающая вибрация прокатилась вдоль коридора.

Рейнхарт осел на пол, пытаясь разглядеть в пыльном мареве циферблат наручных часов. Наконец-то. Вовремя, секунда в секунду.

Первая из водородных бомб, запущенная из здания Совета на другом конце света, приближалась к цели. Операция началась.

Ровно в шесть Джозеф Диксон, стоя на поверхности земли в четырех милях от входа в тоннель, отдал приказ о наступлении.

Самым важным было разрушить защитные экраны. Бомбы превосходно справились с задачей. По сигналу Диксона тридцать истребителей, устремившись вниз с десятимильной высоты, пронеслись над горами. Не прошло и пяти минут, как экраны были разнесены вдребезги, а излучатели обесточены. Лаборатория осталась без защиты.

— Что ж, пока все идет по плану, — пробормотал Диксон, наблюдая из укрытия за полем боя.

Небесная флотилия, сделав свое дело, с ревом унеслась прочь. Направляясь к входу в тоннель, по степи грохотали вездеходы.

Тем временем люди Шерикова пошли в контратаку.

Установленные на поверхности орудия открыли огонь. На пути войск выросли столпы пламени. Наступающим пришлось развернуться, ибо степь превратилась в грохочущий хаос. На месте взорванных вездеходов кружились обломки; несколько машин затянуло в воронку и подбросило в воздух.

Диксон приказал подавить огневые точки врага. В воздух снова поднялись истребители, от рева двигателей содрогнулась земля. Наземные войска разделились, пытаясь подобраться к тоннелю в обход, под защитой холмов.

Забыв про врагов на земле, орудия задрали стволы вверх. Делая вираж за виражом, истребители кружили над горами, сотрясая землю оглушительными взрывами.

Постепенно и неохотно орудия начали затихать, пока последнюю пушку не вывела из строя метко сброшенная бомба.

Диксон с удовлетворением разглядывал поле боя. Истребители роем черной мошкары покружились над неподвижными обломками и, не дожидаясь противовоздушных пушек-роботов, уже прожигавших небо слепящими вспышками, скрылись из виду.

Диксон посмотрел на часы. Ракеты уже в пути. Осталось несколько минут.

Осмелев, вездеходы перегруппировались для лобовой атаки и снова понеслись по горящей степи, направляясь к искореженным обломкам вражеских пушек, прямо к входу в тоннель.

Их встретили редкие выстрелы уцелевших орудий. Теперь люди Шерикова спешили к входу, чтобы встретить атакующих там. Первый вездеход показался из-за холма…

Оглушающий залп огня взорвал воздух. Крохотные пушки-роботы были натыканы повсюду, поднимая узкие стволы из-под кустов, деревьев и камней. Нападающие попали под перекрестный огонь.

Из-за холма к застрявшим вездеходам бежали защитники лаборатории. Их встречали выстрелы, степь кипела и дымилась. Пушка-робот, визжа, катилась к вездеходам, не переставая стрелять на ходу.

Диксон нервно поежился. Ну же, скорее! Прикрыв ладонью глаза, он вглядывался в небо. Ничего не видно. И от Рейнхарта нет вестей. Видно, комиссар угодил в переплет. В подземном лабиринте, в запутанном клубке тоннелей кипит отчаянная схватка.

В воздухе несколько шериковских самолетов тщетно пытались отбить атаку превосходящих сил врага.

Защитники лаборатории, пригибаясь на ходу, со всех ног неслись к застрявшим вездеходам. Над ними с воем кружили вражеские истребители, гремели орудия.

Диксон затаил дыхание.

Первая ракета упала с высоты. На месте ее падения горы исчезли, обратившись дымом и газом. Жаркая волна хлестнула Диксона по лицу, отбросила назад. Он быстро вскочил в свой флаер и понесся прочь. Спустя некоторое время Диксон оглянулся. Приближалась вторая ракета, за ней — третья. Посреди гор, словно выбитые зубы, зияли ущелья. Теперь добраться до подземных лабораторий не составляло труда.

На земле уцелевшие вездеходы спешили покинуть зону поражения, чтобы переждать атаку с воздуха. После падения последней, восьмой, бомбы вездеходы повернули назад.

Диксон развернулся и последовал их примеру. Лабиринт обнажился. Верхний уровень был начисто снесен. Разгромленная лаборатория напоминала покореженную консервную банку, верхние этажи просматривались с поверхности, и туда, навстречу высыпавшим из-под земли защитникам подземной крепости, устремились захватчики.

Диксон наблюдал за боем. Люди Шерикова на уцелевших лифтах поднимали на поверхность тяжелые орудия, но в небе правили бал истребители, окончательно подавившие сопротивление противовоздушных установок. Истребители с ревом проносились над разгромленной лабораторией, точечно роняя небольшие бомбы прямо на пушки.

Внезапно в кабине флаера включился видеофон. Диксон резко обернулся.

На экране возник Рейнхарт.

— Отзовите войска.

Форма на комиссаре висела клочьями, щека кровоточила. Рейнхарт кисло усмехнулся, откидывая волосы со лба.

— Все кончено.

— Шериков…

— Уже отозвал своих. Мы заключили мир.

Рейнхарт судорожно вдохнул, стирая с шеи пот и въевшуюся грязь.

— Бросайте флаер и немедленно спускайтесь.

— А человек из прошлого?

— Не все сразу, — буркнул Рейнхарт, вынимая бластер. — Спускайтесь, вы нужны мне сейчас же.

Комиссар отвернулся от экрана. В углу комнаты стоял Шериков.

— Где он? — рявкнул Рейнхарт.

Шериков облизнул губы.

— Комиссар, вы уверены, что…

— Я отозвал войска. Лаборатория в безопасности. Я сохранил вам жизнь. Теперь ваш ход. — Рейнхарт сжал бластер и двинулся к Шерикову. — Где он?

Еще мгновение Шериков сопротивлялся, но затем поник, признавая поражение.

— Я покажу, — еле слышно прошелестел он. — Идемте вниз.

Рейнхарт пошел за Шериковым по коридору. Полицейские убирали обломки, тушили пламя.

— И без выкрутасов, Шериков.

— Ясно, — покорно кивнул поляк. — Томас Коул один, в дальнем крыле.

— Коул?

— Человек из прошлого. Томас Коул — его имя. — Поляк слегка повернул голову назад. — У него есть имя.

Рейнхарт поднял бластер.

— Шагайте вперед. Мне не нужно никаких осложнений. Я пришел за ним.

— Не забудьте кое-что.

— Что именно?

Шериков остановился.

— Комиссар, ни в коем случае нельзя повредить шар. Я говорю о пусковой установке. От нее зависит все: исход войны, судьба целой…

— Знаю. Ничего вашему шару не будет. Шагайте вперед.

— Если с шаром что-нибудь случится…

— Да не нужен мне ваш шар! Я пришел за Коулом.

Они дошли до конца коридора и встали перед металлической дверью. Шериков мотнул головой.

— Там.

Рейнхарт отступил назад.

— Открывайте.

— Сами открывайте, а меня в это дело не впутывайте.

Рейнхарт пожал плечами, шагнул к двери и, держа бластер наготове, провел рукой перед видеосенсором. Ничего не произошло.

Комиссар нахмурился, толкнул дверь рукой. Она отворилась. Рейнхарт заглянул в маленькую лабораторию: рабочий стол, инструменты, измерительные приборы, в центре стола — светящийся шар.

— Коул? — Рейнхарт вошел, огляделся, ощущая смутную тревогу. — Где…

В комнате никого не было. Томас Коул сбежал.

Когда упала первая бомба, Томас Коул перестал работать.

Дальний гул сотрясал пол. Инструменты на столе пустились в пляс. Плоскогубцы с грохотом свалились на пол. Ящик с отвертками перевернулся, его содержимое рассыпалось.

Некоторое время Коул прислушивался, затем уверенно и аккуратно поднял шар со стола, пальцы ощупали поверхность. В тусклых голубых глазах отразилось раздумье. Затем он вернул шар на подставку.

Работа была завершена. Коул светился скромной гордостью. Шар был самой лучшей работой из всех, что он когда-либо делал.

Дальний гул стих. Внезапно Коул забеспокоился. Спрыгнув со стула, он заспешил к двери и какое-то время прислушивался. За дверью топали, кричали, тащили тяжелое оборудование.

Нарастающий грохот прокатился по коридору, ударил в дверь. Коула отбросило назад, и снова волна энергии сотрясла стены, швырнув его на колени.

Свет мигнул и погас.

Коул нащупал фонарик. Где-то трещала проводка. Внезапно мертвенно-желтый свет зажегся — и снова погас. Коул нагнулся, чтобы обследовать замок. Электромагнитный. Управляется током от внешнего источника. Он схватил отвертку, поднажал. Какое-то мгновение дверь держалась, затем открылась.

Коул осторожно выглянул. Все вокруг лежало в руинах. Полуобгоревшие охранники слепо тыкались в стены. Двое стонали на полу, придавленные пушками. Расплавленные пушечные стволы, вонь металла, тяжелый смрад от горящих проводов и пластика. Пригнувшись и кашляя, Коул двинулся по коридору.

— Стоять, — прошептал охранник, пытаясь подняться.

Коул прошел мимо. Перегоняя его, по коридору спешили двое малюток-роботов. Коул последовал за ними.

На перекрестке кипел бой. Люди Шерикова, спрятавшись за баррикадами обломков, отчаянно отстреливались от полицейских. И снова громадный подземный лабиринт сотряс взрыв. Бомбы? Снаряды?

Коул бросился на пол, увернувшись от фиолетовой вспышки, просвистевшей рядом с ухом и разрушившей стену позади него. Полицейский с безумными глазами стрелял наугад. Один из людей Шерикова ранил его, оружие выпало из рук полицейского.

На перекрестке Коул угодил в прицел пушки-робота. Побежал. Орудие последовало за ним, завертелось, неуверенно прицеливаясь. Коул согнулся в три погибели и рванул вперед. Там, в мерцающем желтом свете, дюжина полицейских выбивали из наспех сооруженного укрытия защитников лаборатории.

Робот-пушка тут же потерял к нему интерес, и Коул благополучно юркнул за угол.

И оказался в главном зале, посередине которого громадной квадратной колонной возвышался Икар.

Мрачные охранники окружили бомбу неприступной стеной, подняв оружие и выставив щиты. Но захватчикам не было дела до Икара.

Ускользнув от одинокого охранника, Коул благополучно достиг дальнего конца зала. Несколько секунд ему потребовалось, чтобы найти генератор поля. Выключателя не было. На мгновение Коул застыл в изумлении, затем вспомнил. Охранник управлял генератором при помощи запонки на запястье.

Было поздно искать другой способ. Подцепив крышку отверткой, Коул рванул на себя пригоршню проводов. Генератор отключился, и Коул оттащил его от стены. Защитное поле угасло, и слава богу. Он отнес генератор в боковой коридор.

Коул сидел на корточках. Ловкие пальцы порхали над генератором. Вытащив провода, Коул сложил их рядом с собой и принялся лихорадочно исследовать устройство.

Переделать его оказалось проще, чем он ожидал. Провода генерировали защитный экран на расстоянии шести футов. С обратной стороны они были экранированы, так что внутри силового поля оставалось пустое пространство конической формы. Коул пропустил провод под ремнем, брюками и рубашкой, доведя его до запястий и лодыжек.

Коул оторвал от пола тяжелый прибор, когда перед ним возникли двое полицейских. Недолго думая, они подняли бластеры и выстрелили в упор.

Коул включил экран. Дрожь сотрясла тело, зубы клацнули. Коул зашатался, оглушенный потоком энергии, бушевавшей вокруг. Поле гасило фиолетовые лучи, он был невредим.

Коул побежал по коридору, мимо искореженных орудий, скорченных тел, еще сжимавших бластеры. Вокруг кружились облака радиоактивных частиц. Коул с опаской обогнул одно из них. Охранники валялись везде, мертвые и умирающие, изъеденные обжигающими солями металла из воздуха. Чем быстрее он отсюда выберется, тем лучше.

В конце коридора в руинах лежал целый пролет, оттуда вырывались высокие языки пламени. Одна из бомб насквозь прошила подземный этаж.

Коул отыскал работающий лифт, на котором раненых поднимали на поверхность. Никто не обращал на него внимания. Пламя бушевало вокруг лифта, норовя лизнуть раненых. Рабочие отчаянно пытались завести подъемный механизм. Коул впрыгнул внутрь, секунду спустя лифт тронулся, оставив позади крики и пламя.

Лифт поднялся на поверхность, и Коул спрыгнул на землю. За ним погнался охранник. Коул нырнул под защиту искореженных груд дымящегося металла. Пробежав некоторое время по прямой, он свернул у разрушенной силовой башни и бросился вниз с холма. Почва обжигала подошвы. Коул несся по расплавленной земле со всех ног, задыхаясь, взлетел на высокий холм.

Охранник отстал, затерявшись среди клубов дыма, окутавшего останки подземной крепости Шерикова.

Тяжело дыша, Коул размышлял, куда бежать дальше. Вечерело. В темнеющем небе, то вспыхивая, то снова темнея, еще кружили одинокие черные крапинки.

Коул огляделся. Под ним во все стороны тянулись руины, плавильный горн, из которого он только что выскочил. Груды раскаленного металла, искореженные до неузнаваемости. Горы обломков, наполовину обуглившаяся техника.

Выжившие были заняты тушением пожаров и эвакуацией раненых. Его отсутствие обнаружат не сразу, но как только о побеге узнают, немедленно вышлют погоню. Большая часть лаборатории разрушена, теперь ее не восстановить.

Над руинами вставал Уральский хребет, бесконечная горная цепь, протянувшаяся к горизонту, сколько хватало глаз.

Горы и леса. Дикий простор. Его никогда не найдут.

Коул начал спускаться с холма, прижимая генератор к себе. Возможно, пользуясь всеобщим смятением, ему удастся отыскать немного пищи и инструменты, чтобы довести работу над генератором до конца. Нужно только дождаться темноты. Природная смекалка и инструменты позволят ему выжить. Отвертка, молоток, гвозди, всякие мелочи…

Внезапно от низкого гула у Коула заложило уши. Гул перешел в оглушающий грохот. Коул завертелся на месте. Громадная тень закрыла небо. Коул замер, не в силах пошевелиться. Что-то гремело прямо над его головой, а он стоял неподвижно, ноги словно вросли в землю.

Наконец Коул неуклюже побежал. Споткнулся, упал, скатился с холма. Руки отчаянно цеплялись за мягкую почву, одновременно Коул пытался удержать под мышкой генератор.

Вспышка, ослепительный свет.

Его подбросило, словно сухой лист. Коул застонал от боли, а обжигающее пламя трещало вокруг — пылающая преисподняя, жадно пожиравшая его защитный экран. Он зашатался и в облаке пламени рухнул во тьму, в глубокий овраг между двумя холмами. Провода оторвались, генератор отлетел в сторону, поле резко отключилось.

Коул лежал на дне оврага, тело сотрясалось в агонии злобного пламени, плясавшего вокруг. Он тлел, как зола, во вселенной тьмы. Корчась от боли, визжа и скуля, Коул, словно насекомое, пытаясь сбить огонь, зарывался в землю, в спасительную черноту, где темно и тихо, где жестокое пламя наконец перестанет его терзать.

Он из последних сил, ощупью полз в темноту, давая ей поглотить себя без остатка. Постепенно сияющий шар, в который обратилось его тело, погас. На него опустился непроницаемый полог ночи. Коул позволил тьме захлестнуть его, потушить тлеющее пламя.

Диксон осторожно приземлился напротив разрушенной силовой башни, спрыгнул на землю и заспешил к дымящимся развалинам.

Из лифта в окружении полицейских вышел Рейнхарт.

— Он ушел! Он снова от нас ушел!

— Никуда он не ушел, — возразил Диксон. — Я поймал его.

Рейнхарт вздрогнул.

— О чем вы говорите?

— Идемте со мной. Вон туда.

Они, задыхаясь, начали карабкаться на обгоревший холм.

— Я как раз садился, когда увидел фигуру, бежавшую от лифта в сторону гор, словно зверь. Когда он оказался на открытом пространстве, я сбросил фосфорную бомбу.

— Неужели он все-таки погиб?

— Мне не приходилось встречать людей, выживших после прямого попадания фосфорной бомбы.

Они поднялись на вершину, какое-то мгновение Диксон осматривался, затем взволнованно ткнул пальцем в овраг.

— Там!

Они осторожно спустились вниз по расплавленной земле. В воздухе висел тяжелый смрад, кое-где догорали костерки. Рейнхарт закашлялся и наклонился к земле. Диксон поднес к телу зажигалку.

Под воздействием горящего фосфора труп наполовину обуглился: одна рука закрывала лицо, рот был открыт, ноги забавно подогнуты. Тело Коула напоминало выброшенную куклу, изуродованную до неузнаваемости в мусоросжигателе.

— Он жив! — пробормотал Диксон. — Не иначе защитный экран. Но как этот человек смог…

— Это точно он?

— Под описание подходит. — Диксон рванул на себя обгоревший клок одежды. — Это человек из прошлого. Вернее то, что от него осталось.

Рейнхарт облегченно вздохнул.

— Наконец-то! Теперь данные, загруженные в вычислитель, не противоречат истине. Он больше не является непредсказуемым фактором.

Диксон вытащил бластер и задумчиво снял предохранитель.

— Если хотите, я закончу работу.

В это мгновение рядом с ними в сопровождении двух охранников появился хмурый Шериков.

— Где Коул… — Шериков запнулся. — О господи…

— Диксон сбросил на него фосфорную бомбу, — скупо бросил Рейнхарт. — Он выбрался на поверхность и пытался уйти в горы.

Шериков отвернулся.

— Он был удивительным человеком. Во время нападения умудрился взломать замок и бежать. В него стреляли, но не попали. Каким-то образом соорудил вокруг себя защитный экран.

— Как бы то ни было, все кончено, — сказал Рейнхарт. — У вас есть пластина с информацией?

Шериков лениво порылся в кармане, вытащил желтоватый конверт.

— Здесь все, что я узнал от Коула, пока он находился у меня в лаборатории.

— Это полная информация? Предыдущая была весьма скудна.

— Полная насколько возможно. Здесь фотографии и диаграммы, описание устройства шара. Я не успел даже взглянуть. — Шериков показал на конверт. — Что вы собираетесь делать с Коулом?

— Заберем с собой и официально усыпим под контролем министерства эвтаназии.

— Узаконенное убийство? — Шериков скривил губы. — Почему бы просто не бросить его здесь?

Рейнхарт сунул конверт в карман.

— Нужно как можно скорее ввести информацию в машину. — Он махнул Диксону. — Идем. Теперь можно привести в состояние готовности космический флот. — Он покосился на Шерикова. — Когда Икар будет готов к запуску?

— Примерно через час. Нужно вернуть пусковое устройство на место, убедиться, что оно функционирует.

— Хорошо. Я извещу Дюффе, что пора отдавать приказ флоту.

Рейнхарт кивнул полицейским, которые повели Шерикова к ждущему флаеру. Поляк с посеревшим усталым лицом еле передвигал ноги. Неподвижное тело Коула погрузили на тележку, которую вкатили туда же.

— Интересно, что теперь покажет машина, — заметил Диксон.

— Цифры определенно изменятся в нашу пользу. — Рейнхарт похлопал себя по карману, где лежал конверт. — И у нас в запасе целых два дня.

Маргарет Дюффе медленно встала, бессознательно пнув кресло.

— Давайте сначала. Так бомба готова? Можно запускать?

Рейнхарт нетерпеливо кивнул.

— А я о чем толкую? Идут последние приготовления. Запуск будет осуществлен через полчаса.

— Полчаса? Это значит…

— Это значит, война наконец-то начнется. Полагаю, флот приведен в состояние готовности.

— Разумеется, уже несколько дней. Не могу поверить, что бомба готова! — Маргарет Дюффе задумчиво подошла к двери. — Сегодня великий день, комиссар. Кончается старая эпоха. Завтра Центавр будет уничтожен, а со временем мы завоюем центаврианские колонии.

— Думал, уже не дождусь, — пробормотал Рейнхарт.

— Да, еще кое-что. Ваши обвинения против Шерикова. Трудно поверить, что человек его масштаба…

— Мы обсудим это позже, — перебил ее Рейнхарт и вытащил из кармана желтоватый конверт. — Я не успел загрузить в машину дополнительную информацию. Если позволите, займусь этим прямо сейчас.

Маргарет Дюффе медлила у двери. Они молча смотрели друг на друга: слабая усмешка на губах Рейнхарта, враждебность в глазах женщины.

— Знаете, Рейнхарт, иногда мне кажется, что вы готовы превысить свои полномочия, а порой я думаю, что вы уже их превысили…

— Я сообщу вам об изменениях в прогнозе.

Обогнув Дюффе, Рейнхарт вышел из кабинета и спустился вниз, направляясь к лаборатории. Его захлестывали эмоции.

Спустя несколько секунд он вошел в лабораторию. Цифры замерли на соотношении семь к шести. Рейнхарт усмехнулся. Фальшивый прогноз, основанный на непроверенной информации. Скоро он изменится.

К нему подбежал Каплан. Рейнхарт передал конверт начальнику лаборатории и отошел к окну. За окном наблюдалась лихорадочная активность, люди и машины сновали, словно муравьи.

Война началась. Космический флот, занявший позиции неподалеку от Проксимы Центавра, получил приказ о наступлении. Рейнхарт ликовал. Он победил. Он уничтожил человека из прошлого и сместил Петра Шерикова. Все шло по плану. Терра вступила в войну. Рейнхарт самодовольно ухмыльнулся. Он достиг всего, чего можно желать.

— Комиссар…

Рейнхарт лениво обернулся.

— Что там?

Каплан замер перед машиной, не сводя глаз с экрана.

— Комиссар…

У Рейнхарта упало сердце. В голосе Каплана было что-то такое… Он вскочил и подбежал к начальнику лаборатории.

— Что случилось?

Побледневший Каплан только таращил глаза и шевелил губами, не в силах вымолвить ни слова.

— Что там?! — похолодев, рявкнул Рейнхарт.

Затем поднял глаза — и оцепенел от ужаса.

Сто к одному. Не в пользу Терры!

Рейнхарт не мог отвести глаз от экрана, не веря себе, онемев от удивления. Сто к одному. Что случилось? Что пошло не так? Пусковое устройство работало, Икар был готов к запуску, флот получил приказ о выступлении…

Снаружи донесся низкий гул, затем восторженные крики. Цепенея от страха, Рейнхарт медленно подошел к окну.

Вечернее небо прорезал белый след, с каждой секундой забираясь все выше. Тонкая белая полоса. Что-то рвалось вверх, постепенно набирая скорость. Задрав головы, люди, не отрываясь, смотрели вверх.

Объект продолжал набирать скорость. Затем он исчез. Икар начал свой путь к далекой звезде Армун. Отступать было поздно.

А цифры на экране вычислителя пророчили поражение — с вероятностью сто к одному.

В восемь вечера пятнадцатого марта две тысячи сто тридцать шестого года Икар был запущен. Через день — все это время Терра сходила с ума от нетерпения — Икар, двигаясь на скорости, в тысячи раз превышающей скорость света, достиг цели.

И — ничего не изменилось. Икар не уничтожил звезду. Бомба не сработала.

В то же самое время военный флот Терры обрушил всю свою мощь на передовые отряды противника, захватив двадцать крупных кораблей и уничтожив добрую половину космических сил врага. В колониях, стремящихся вырваться из-под имперского гнета, вспыхнули восстания.

Неожиданно, спустя два часа, в бой вступили главные силы центаврианского флота. Завязалось сражение. Корабли один за другим сгорали, обращаясь в пепел. Два дня продолжался бой. Обе стороны несли тяжелые потери.

Наконец растерзанные остатки космического флота Терры отправились в обратный путь. Он некогда непобедимой армады остались жалкие лохмотья. Несколько почерневших остовов досталось врагам.

Икар не сработал. Проксима Центавра не взорвалась. Война была проиграна.

— Кажется, мы проиграли, — выдавила Маргарет Дюффе. — Все кончено.

Члены Совета застыли вокруг стола, седовласые и почтенные; не в силах вымолвить ни слова, они лишь молча разглядывали громадную карту звездного неба, занимавшую две стены.

— Я уже начала мирные переговоры, — продолжила Дюффе. — Вице-командующему Джессапу приказано покинуть поле сражения. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Командующий флотом Карлтон взорвал себя вместе с флагманским кораблем несколько минут назад. Высший Совет Проксимы Центавра согласился на перемирие. Империя окончательно прогнила и готова опрокинуться под тяжестью собственного веса.

Рейнхарт уронил голову на руки.

— Не понимаю… Почему? Почему бомба не взорвалась? — Трясущейся рукой он стер пот со лба. Всю его самоуверенность как рукой сняло. Комиссар дрожал. — Что пошло не так?

— Должно быть, человек из прошлого намеренно испортил пусковое устройство, — пробормотал Диксон с посеревшим лицом. — Вычислитель просчитал эту возможность заранее. Проанализировал данные. Он знал! Но было поздно.

Рейнхарт приподнял голову от стола.

— Этот человек уничтожил нас. Все кончено. Годы трудов — все впустую! — Тело комиссара пронзила яростная дрожь. — А все Шериков!

Маргарет Дюффе смерила Рейнхарта холодным взглядом.

— Шериков?

— Благодаря ему Коул выжил! Я с самого начала хотел его уничтожить! — Внезапно Рейнхарт вскочил с кресла и схватился за кобуру. — И он до сих пор жив! Пусть мы проиграли, я не откажу себе в удовольствии прикончить Коула!

— Сядьте! — гаркнула Маргарет Дюффе.

Однако Рейнхарт был на полпути к двери.

— Он в министерстве эвтаназии, ждет…

— Его там нет, — сказала Дюффе.

Рейнхарт встал как вкопанный, медленно обернулся, не веря ушам.

— Что?

— Коула там нет. Я велела забрать его оттуда, а ваш приказ аннулировать.

— Где… где он?

В голосе Маргарет Дюффе появилась непривычная жесткость.

— На Урале. С Петром Шериковым. Я вернула Шерикову все полномочия. Затем передала Коула на его попечение. Коул должен поправиться, иначе как мы сможем выполнить наше обещание вернуть его домой?

Рейнхарт по-рыбьи открывал и закрывал рот. Краска сошла с его лица, щека дергалась. Наконец он обрел дар речи.

— Вы обезумели! Предатель, из-за которого мы потерпели величайшее поражение в истории…

— Мы проиграли войну, — спокойно перебила его Дюффе. — Но сегодня день нашей великой победы. Самой невероятной победы в истории Терры.

Рейнхарт и Диксон потрясенно молчали.

— Что… — начал Рейнхарт, — что вы себе…

Комната загудела. Члены Совета вскочили с мест, и слова Рейнхарта потонули в общем гаме.

— Шериков сам все вам объяснит, — так же спокойно добавила Дюффе. — Он единственный, кто догадался. — Обернувшись к возмущенным членам Совета, она приказала: — Всем оставаться на своих местах до приезда Шерикова. То, что он скажет, изменит все.

Петр Шериков принял чемоданчик с бумагами от вооруженного помощника.

— Благодарю. — Отодвинув кресло, он внимательно оглядел членов Совета. — Вы готовы меня выслушать?

— Мы готовы, — ответила Дюффе.

Члены Совета сидели как на иголках. Рейнхарт и Диксон с дальнего конца стола с беспокойством наблюдали, как громадный поляк изучает бумаги.

— Для начала я должен рассказать вам о том, как была изобретена бомба, способная перемещаться со скоростью выше скорости света. Человеку, который первым осуществил подобное перемещение, звали Джеймисон Хедж. Как вам известно, приближаясь к скорости света, объект укорачивается и тяжелеет. Достигнув скорости света, он исчезает. Иными словами, перестает существовать. Он больше не занимает места в пространстве, переходя в иное измерение.

Когда Хедж попытался вернуть объект, произошел взрыв, погубивший как самого изобретателя, так и его оборудование. Мощность взрыва не поддается исчислению. Хедж перенес свой опытный образец на расстояние в миллионы миль, если не дальше. Однако затеяно все было ради изобретения двигателя для межгалактических путешествий. Впрочем, после его гибели открытие Хеджа было забыто.

И вот, много позднее, мы создали Икара. Я видел в нем бомбу невообразимой мощи, способную до основания разрушить центаврианскую империю. Возвращение Икара привело бы к полному уничтожению их звездной системы. Возвращаясь, объект пытается занять место, уже занятое материей, вызывая катаклизм невероятной мощи.

— Но Икар никогда не вернется! — воскликнул Рейнхарт. — Коул сделал так, чтобы он никогда не вернулся!

— Неверно! — пророкотал Шериков. — Бомба вернулась, но не взорвалась.

— Вы хотите сказать… — задыхаясь от ярости, начал Рейнхарт.

— Бомба вернулась; ее скорость снизилась до скорости света, однако катаклизма не случилось. Икар был поглощен солнцем и обратился в газ.

— Почему она не взорвалась? — рявкнул Диксон.

— Потому что Томас Коул решил проблему Хеджа. Он нашел способ вернуть объект обратно без взрыва. Человек из прошлого нашел то, что искал Хедж…

Теперь весь Совет был на ногах. Ропот усиливался, грозя перерасти в кромешный ад.

— Не верю! — воскликнул Рейнхарт. — Это невозможно! Если Коул решил проблему Хеджа, это означает… — Он запнулся.

— …это означает, что его открытие можно использовать для космических путешествий, — закончил Шериков, пытаясь жестами утихомирить слушателей. — Как и задумывал Хедж. Мои люди изучили фотографии пускового устройства. Пока они не понимают, как оно функционирует, но у нас есть все необходимые инструкции. Мы сможем воссоздать его, как только лабораторию отремонтируют.

Постепенно до членов Совета начало доходить.

— Мы сможем строить космические корабли с гипердвигателем, — изумленно пробормотала Дюффе, — а это значит…

— Когда я показал ему пусковую установку, Коул сразу понял ее назначение. Не ту цель, которую преследовал я, а истинную задумку Хеджа. Коул осознал, что Икар — незавершенный космический корабль, а вовсе не бомба. Он увидел перед собой то, что видел Хедж, — гипердвигатель. И запустил его.

— Мы сможем обогнуть Проксиму Центавра, — бормотала Дюффе. — Наше сегодняшнее поражение ничего не значит. Теперь Проксима нам не указ. Отныне мы вольны путешествовать за пределы Галактики.

— Перед нами целая вселенная, — согласился Шериков. — Вместо того чтобы стать наследниками одряхлевшей империи, мы завоюем космос, все миры, сотворенные Господом.

Подойдя к звездной карте, висевшей в дальнем конце комнаты, Маргарет Дюффе долго всматривалась в мириады солнц, легионы систем.

— Вы полагаете, он думал об этом? — неожиданно спросила она Шерикова. — Держал это в голове?

— Томас Коул странный малый, — задумчиво проговорил Петр Шериков. — Его конек — интуиция. Его сила в руках, не в голове. Он гениален, как художник или пианист, не как ученый. Коул не в состоянии вербализировать свои знания, управляясь непосредственно с предметами. Едва ли он понимает, какую кашу заварил. Он видит шар, видит, что он недоделан. Работу, которая не завершена, устройство, которое не функционирует.

— Вещь, которая требует починки, — вставила Маргарет Дюффе.

— Вещь, которая требует починки. Как у всякого истинного творца, у него одна цель: создать свое лучшее произведение. А для нас его талант открыл бесконечные миры. Беспредельные, нетронутые!

Рейнхарт неуверенно встал.

— Медлить нельзя. Нужно собирать команды строителей и исследователей, строить космические корабли, организовывать производство горного и геологоразведочного оборудования.

— Всем этим мы непременно займемся. — Маргарет Дюффе задумчиво рассматривала комиссара. — Но без вас.

В выражении лица председателя Совета невозможно было ошибиться. Рейнхарт выхватил бластер и попятился к двери. Диксон вскочил с места и последовал за ним.

— Все назад! — заорал Рейнхарт.

По сигналу Дюффе отряд правительственных войск сомкнулся у них за спинами — угрюмые профессионалы с магнитными наручниками наготове.

Рейнхарт переводил дуло от оцепеневших советников на Маргарет Дюффе, целясь прямо в яркие синие глаза председателя. Лицо комиссара исказила безумная гримаса.

— Все назад! Только подойдите, и ей конец!

Выскользнув из-за стола, Петр Шериков одним мощным прыжком одолел расстояние до двери, громадный волосатый кулак описал широкую дугу — и Рейнхарта швырнуло к стене. Налетев на нее спиной, он дернулся и медленно сполз на пол.

Солдаты тут же защелкнули на нем наручники и силком поставили на ноги. Тело Рейнхарта оцепенело, взгляд помутнел, губа кровоточила. Он сплюнул на пол осколки зубов. Открыв рот, Диксон стоял, не шелохнувшись, пока солдаты защелкивали наручники на его запястьях и лодыжках.

Один из старейших членов Совета поднял отлетевший в сторону бластер, внимательно осмотрел и аккуратно положил на стол.

— Надо же, полностью заряжен, — пробормотал он, — да еще и снят с предохранителя.

Лицо Рейнхарта потемнело от ярости.

— Жаль, что я не перестрелял вас всех. Всех до единого! — Нехорошая ухмылка раздвинула окровавленные губы. — Были бы руки свободны…

— Не надейтесь, — сказала Маргарет Дюффе, кивнув солдатам, которые, не церемонясь, поволокли по полу яростно бранящихся и отбивающихся арестованных.

Некоторое время в комнате было тихо. Затем советники облегченно заерзали, переводя дыхание.

Шериков положил огромную лапищу на плечо Дюффе.

— Как вы, Маргарет?

— Все хорошо, благодарю, — слабо улыбнулась она.

Шериков на миг коснулся ее мягких волос, затем отвернулся и начал складывать бумаги в чемоданчик.

— Мне пора. Свяжусь с вами позднее.

— Куда вы? — спросила она. — Может быть, останетесь и расскажете…

— Я должен возвращаться на Урал, — Шериков улыбнулся ей поверх кустистой черной бородищи, направляясь к двери. — Есть одно неотложное дело.

Когда Шериков вошел в комнату, Томас Коул сидел на кровати. Половина неуклюжего сутулого тела была запечатана в тонкий прозрачный конверт из воздухонепроницаемого пластика. Два робота, издавая легкое гудение, методично проверяли пульс, кровяное давление, дыхание и температуру тела пациента.

Громадный поляк бросил на пол портфель и устроился на подоконнике. Коул слегка повернулся к нему.

— Как вы?

— Лучше.

— Наша медицина достигла впечатляющих успехов. Пара месяцев — и от ожогов не останется и следа.

— Как идет война?

— Войне конец.

Коул пошевелил губами.

— А Икар…

— Улетел, как и было задумано. Вами. — Шериков склонился над кроватью. — Коул, я кое-что вам обещал и собираюсь сдержать обещание, как только вы поправитесь.

— Вернуть меня в мое время?

— Да, теперь, когда Рейнхарт уже не может нам помешать, это легче легкого. Вы вернетесь обратно, в свой мир. Мы дадим вам с собой несколько платиновых дисков или что-нибудь еще, чтобы вы смогли организовать свое дело. Вам потребуется новая повозка, инструменты, одежда. Думаю, нескольких тысяч долларов хватит.

Коул молчал.

— Я уже связался с отделом исторических исследований, — продолжил Шериков. — Пузырь времени ждет вас. Как вы понимаете, мы у вас в долгу. Благодаря вам мы сможем осуществить нашу величайшую мечту. Вся планета охвачена воодушевлением. Мы уже перестроили экономику на мирные рельсы…

— Так они не сердятся? Не проклинают меня за то, что бомба не взорвалась?

— Проклинали, пока не поняли, что готовит им будущее. Жалко, что вы этого не видите, Коул! С планеты словно упали оковы, перед нами открылся новый мир. Они хотят, чтобы я построил им корабль на гипертяге к концу недели! Тысячи мужчин и женщин записываются добровольцами.

— Вряд ли там их ждет встреча с оркестром, — улыбнулся Коул.

— Все может статься. И первый корабль может приземлиться на пустынной планете, где только песок и соль. Впрочем, подобная перспектива никого не смущает. Происходящее похоже на праздник. Люди носятся по улицам, кричат, швыряют в воздух предметы. Однако мне пора в лабораторию, там начался ремонт.

Порывшись в своем раздутом портфеле, Шериков вытащил оттуда какие-то бумаги.

— Да, кстати, все равно вы пока ничем не заняты…

Он бросил на кровать пачку чертежей. Коул медленно поднял их.

— Что это?

— Я тут кое-что придумал. — Шериков встал, загородив дверной проем. — Мы реформируем нашу политическую систему, чтобы избежать повторения ситуации с Рейнхартом и не допустить захвата власти одним человеком. — Поляк постучал пальцем по чертежам. — Это устройство дает возможность участвовать в управлении всем гражданам, а не только избранному меньшинству, власть над которым может захватить один человек, как Рейнхарт захватил власть над Советом. Устройство дает возможность напрямую поставить и решить проблему. Больше не нужно ждать, пока Совет примет меры. Любой гражданин сможет довести до правительства свои желания. Когда значительное количество населения захочет изменить что-то, устройство установит между ними активное поле. Их решению не потребуется формального одобрения Совета. Граждане выразят свою волю, не дожидаясь, пока кучка седобородых старцев соберется ее обсудить.

Шериков нахмурился.

— Однако есть одна мелкая проблемка…

— Какая?

— Никак не получается запустить прибор. Есть парочка мелких деталей… я не силен в тонкостях… — У двери Шериков остановился. — Надеюсь, увидимся. Когда окончательно поправитесь, мы еще поговорим, возможно, пообедаем вместе, идет?

Томас Коул не слушал. Нахмурившись, он склонился над схемами, тонкие пальцы бегали по бумаге, губы беззвучно двигались.

Шериков подождал еще минуту, затем выскользнул из комнаты, аккуратно прикрыл за собой дверь и, весело насвистывая, зашагал по коридору.

1953

Перевод М. Клеветенко