Мэгги постепенно возвращалась обратно в свое тело. Сперва она начала ощущать тяжесть Бо, вдавившую ее в мягкий матрац, потом услышала его прерывистое дыхание и, наконец, жужжание вентилятора, рассекающего жаркий воздух Луизианы. Самым легким было принять физическую реальность.

Реальность эмоций потрясла ее. Когда она спросила его, насколько разрушительной может быть их физическая близость, она даже не представляла себе такого. Не думала, что он может сломать ее оборону, что страсть, которую он разжег в ее теле, выплеснется прямо в ее сердце.

Все изменилось, и ничего не изменилось. Она по-прежнему единственная, кто верит в свою невиновность. А к его душе все еще приколот значок полицейского. И кто-то неведомый все еще пытается разрушить ее жизнь.

— С тобой все в порядке? — спросил Бо, приподнимаясь на руках.

Нет, с ней не было все в порядке. Она чувствовала себя потрясенной, но притворяться было легче, чем сказать правду. Поэтому она с трудом сглотнула и кивнула.

— Ванная комната дальше по коридору.

Он прищурился, и Мэгги показалось, что он собирается ей возразить, но Бо отложил спор до следующего раза и перекатился на бок. Бо подхватил свои джинсы с пола и вышел из комнаты. Через несколько секунд дверь ванной комнаты со щелчком закрылась. Со всей доступной ей быстротой Мэгги собрала одежду и бросилась в свою спальню. Она не могла встретить его в помятом комбинезоне или завернутой в простыню.

Она вообще не хотела с ним встречаться. Он слишком наблюдателен и мог догадаться, что она не просто легла с ним в постель.

Мэгги боялась, что влюбилась в самого неподходящего для нее человека.

Бо набрал в пригоршни холодной воды и плеснул в лицо. Может быть, шок приведет его в чувство. Ничто другое, похоже, не помогает. Когда он взял полотенце с сушилки, запах Мэгги поплыл к нему волной. Теперь слабый свежий аромат гардении был ему так же знаком, как запах собственного одеколона. Он вытер лицо и бросил полотенце на туалетный столик.

Оперевшись ладонями о его крышку, уставился в зеркало.

Человек, глядящий на него из зеркала, выглядел неглупым парнем. Плохо, что внешность обманчива. Этот человек только что рискнул своей карьерой и поставил под угрозу расследование, потому что женщина стала для него важнее всего остального.

Этот идиот даже оставил свое оружие в доступном для подозреваемой месте. Хуже того, этот кретин только что оставил свое сердце в доступном для подозреваемой месте. Но Мэгги его не возьмет. Только не Мэгги. Он не мог себе представить, чтобы она когда-нибудь попросила о чем-то. Она не любит разочарований, а это означает, что в области чувств она сознательно не ждет ничего хорошего. Но даже самый дисциплинированный одинокий человек время от времени оступается. Мэгги оступилась сегодня — и упала прямо в его объятия. Она молча умоляла защитить ее от одиночества, укутав чувственностью, пока она не придумает какой-то другой выход.

Бо не питал иллюзий, он знал, что просто оказался под рукой в нужное время. Что касается Мэгги, то, что между ними произошло, — это просто случай, неловкий эпизод, который выполнил свою задачу. Теперь, когда кризис миновал, она начнет пятиться назад, убеждать себя, что между ними не было ничего, кроме секса. Простой и понятный секс. Она сужает поле зрения, чтобы защитить свои чувства. Для Мэгги слишком важен контроль, чтобы рисковать сердцем. Теперь, когда все свершилось, она в испуге попытается убежать.

Сражаться за других — это совсем другое. Это она умела делать, даже не моргнув глазом. Могла перевернуть вверх дном всю больницу ради защиты прав медсестер. Могла обрушиться на врача, если ее пациента лечат не так, но не попросила бы милости для себя и не призналась, что нуждается в ком-нибудь.

Возможно, Мэгги еще об этом не знает, но она нуждается в нем. Если и не как в мужчине, то как в профессионале. Она не представляет себе, в какую беду попала. К несчастью, действительно попала.

Бо открыл дверь ванной и в одних джинсах отправился в комнату для гостей. Легкий шум, донесшийся из ее спальни, заставил его замереть на месте. Он прислонился к стене рядом с закрытой дверью и стукнул в нее один раз.

— Мэгги?

— Дай мне несколько минут!

— Зачем? Чтобы ты подготовила речь на тему «надеюсь, мы сможем остаться друзьями»? А я отвечу тебе, что мне все же надо делать свое дело? Я так не думаю. Готова ты или нет, Мэгги…

Дверь распахнулась.

— Нет! Я не…

Она сидела на краю кровати, одетая в шорты и хлопковую безрукавку. Бо покачал головой и прислонился к косяку.

— Что «не», Мэгги? Не одета?

— Не готова.

Ее ответ ударил по нервам Бо, напомнил ему, что ни один из них не может продолжать то, что они начали. Мэгги все еще оставалась основной подозреваемой по делу о поджоге. Пока эта ситуация не решится, они не могут двигаться дальше. Он не мог ничего поделать со своими чувствами или заставить ее почувствовать то, что ему хотелось.

Он мог только сводить себя с ума, вспоминая, что он чувствовал, когда лежал на ней сверху, и гадать, как бы он ощущал ее, если бы она лежала на нем.

— Не готова? Ну, по крайней мере, это честно. Не Бог весть что, но все же начало, — сказал он. — Ну что ж, если тебе так больше нравится, мы не будем говорить о том, что случилось в той спальне. Видит Бог, у нас и так есть о чем поговорить, кроме этого, но давай поговорим на свежем воздухе. Мне на солнце лучше думается. Всегда так было.

Мэгги смотрела, как Бо оттолкнулся от косяка. Он был наполовину обнаженным. Даже пуговицы на джинсах не застегнуты. То, что его тело так небрежно выставлено на обозрение, его, по-видимому, не волновало. Это волновало ее, а не должно бы. Боже мой, она ведь медсестра. Человеческое тело — это только набор костей, и органов, и мышц. Плоть и кровь. Ничего больше.

Выйдя вслед за ним на галерею, она задала вопрос, который пришел ей в голову теперь, когда мозг начал функционировать на основе логики, а не эмоций.

— Как ты прошел мимо Гвен?

— Профессиональная тайна, — ответил Бо. — Только тебе понадобится новый крючок с этой стороны двери, и еще я приказал Гвен оставаться на кухне. Она послушное животное, хотя и не слишком дружелюбное.

Пораженная, Мэгги повернулась и пошла было прочь, потом вернулась обратно:

— Она тебя впустила? Просто так?

— Да, Мэгги. Почему бы тебе не последовать ее примеру и не впустить меня к себе окончательно? Я не смогу тебе помочь, если ты не начнешь мне доверять на срок, больший, чем несколько секунд. Тебе необходимо поговорить с кем-нибудь. Почему бы не со мной?

— Ты хочешь сказать, поговорить о чем-то еще, кроме того, что ты собираешься меня арестовать за два пожара, которых я не устраивала?

— Господи, Мэгги, ты позволила мне раздеть себя донага и делать с твоим телом что угодно, но не можешь мне рассказать, что пугает тебя до такой степени, что ты сидишь в темной комнате и плачешь? Ты доверяешь мне в одном, но не в другом?

— Доверие не имеет с этим ничего общего. Ты не можешь мне помочь, Бо, потому что не в силах изменить прошлое.

— О, это мне известно. Поверь, мне это так хорошо известно, что иногда я задыхаюсь по ночам. — Он на мгновение замолчал и ухватился за перила. Затем тряхнул головой, словно приказывая себе двигаться дальше. — Никто из нас не может изменить прошлое. Мы можем только его забыть или посмотреть ему в лицо и позволить уйти.

— Великолепный план, но для меня он не годится, — тихо произнесла она. — Потому что ты все понял наоборот. Прошлое не отпустит меня, пока я его не вспомню.

Неожиданный ответ встревожил Бо.

— О чем ты? — Он выпрямился. — Что ты не можешь вспомнить?

Спокойным тоном, слишком спокойным — словно рассказывала историю постороннего человека или изо всех сил старалась не допустить никаких проявлений чувств, — она объяснила:

— Я не помню пожара, в котором погибла Сара Аластер. В моей памяти существует огромная дыра, там, где должна быть та ночь.

— Ты имеешь в виду нечто вроде посттравматической амнезии?

— Да, именно так. Психоаналитики считали, что воспоминания об этом событии постепенно вернутся, но пока этого не произошло.

Бо сделал усилие, активизировав все свои логические способности, и на мгновение прикрыл глаза. Теперь все части головоломки встали на место.

— То есть не возвращались, пока ты не открыла дверь в чулан и не обнаружила пожар. Это объясняет приступы твоей паники. Они были мгновениями из прошлого. Тот, самый первый, в день пожара в больнице, да?

— Да. Теперь ты понял, Бо? Это прошлое не оставляет меня в покое. Как ты мне можешь в этом помочь?

Мэгги отвернулась и стала смотреть на какую-то отдаленную точку у горизонта.

— Сегодня воспоминания вывернули меня наизнанку, а все, что я получила, — это новую порцию вопросов. Сплошная путаница, и я все равно ничего не знаю. Возможно, никогда и не узнаю.

— Никогда не узнаешь чего? — спросил Бо, понимая, что Мэгги еще не показала ему всех кусочков головоломки.

— Никогда не узнаю, что произошло той ночью. Я ли поставила на плиту сковородку, или это сделал тот, кто убил Сару.

Этот ответ так много позволил ему понять в Мэгги, в ее видении мира. Ему захотелось отыскать всех людей, среди которых росла Мэгги, и удавить их. Как они могли не заметить ее болезненное чувство вины? Как могли позволить ей хотя бы на секунду поверить в свою вину? Как могли быть равнодушными?

— Ты была ребенком, — сказал он ей. — Это была не твоя вина.

— Откуда ты знаешь? — Мэгги выпалила этот вопрос ему в лицо, думая о том, поверит ли он в ее невиновность, когда узнает, как завораживал огонь маленькую Мэгги Сент-Джон. — Откуда тебе знать, чья это вина?

— Кэролайн мне рассказала.

Мэгги попятилась в изумлении.

— Ты… ты говорил об этом с Кэролайн? Обо мне?

— Она о тебе беспокоилась. Ты не отвечала на звонки.

Она смотрела на него с недоверием.

— Кэролайн обо мне беспокоилась и позвонила тебе? Зачем? Это не имеет никакого смысла!

— Она думала, что кто-то должен проверить, как ты тут.

— Кэролайн просила тебя… проверить? Почему она подумала, что нужно… — Ее глаза вспыхнули, когда она прочла ответ в его глазах. — О, Господи! Она считает, что я съехала с катушек. Я не сумасшедшая.

— Она так не сказала.

— Ей это было и не нужно. Уверена, что ты произнес это вместо нее.

— Нет. Я знаю, что ты не сумасшедшая. Поверь, я в этом разбираюсь, — заверил ее Бо, — а ты даже близко не похожа на них.

Бо секунду колебался, подняв руку и обхватив ею один из белых столбиков галереи.

— Что ни говори, моя мать была на учете у психиатра. Она любила меня, когда могла, но чаще не в состоянии была любить даже саму себя. Бывали дни, когда она не могла встать с постели. А в другие дни могла превзойти в организованности морскую пехоту. Лекарства не слишком ей помогали. Она бросала принимать то, которое помогало, потому что, по ее мнению, оно превращало ее в зомби.

Ирония заключается в том, что половины из тех чудесных лекарств, которыми сегодня лечат маниакальную депрессию, еще не существовало, когда она покончила с собой. — Бо в конце концов наклонил голову и посмотрел на Мэгги. — Так что я знаю сумасшедших, дорогая. Я знаю их, к сожалению, неплохо, и ты — не из их числа.

Повинуясь порыву, Мэгги положила ладонь на его руку, потом отняла. Бо не нужно сочувствия так же, как и ей, когда она говорит о своей матери.

— Я не хотела затрагивать то грустное время. Прости…

Бо резко прервал ее, прижав палец к ее губам.

— Оно не было грустным. Просто так было. Если бы я хоть на мгновение подумал, что ты действительно не в состоянии понять свое сердце или свой рассудок, ничего бы в той спальне не произошло. Это просто черная полоса в твоей жизни. А не вся жизнь.

Он неожиданно прищурился.

— Если бы ты собиралась отомстить Беннету, что бы ты сделала?

Задавая этот вопрос, Бо пристально наблюдал за выражением ее лица в поисках чего-нибудь, что поколебало бы его веру в ее невиновность. Но ничего не обнаружил. Он увидел только удивление внезапной переменой темы. Не было уклончивости, замешательства, скрытности. Ее ответ прозвучал мгновенно:

— Я бы пустила слух, что у него невероятно маленький пенис. — Мэгги ожидала, что Бо рассмеется, но он нахмурился.

— Именно так и поступила бы Мэгги Сент-Джон. Они совершили ошибку.

— Кто они? — По спине Мэгги пробежала дрожь нехорошего предчувствия. — Какую ошибку?

— Кто-то поджег кухню Беннета незадолго до полудня.

— Зачем кому-то… — Несмотря на жару, Мэгги почувствовала озноб. Бо был так мрачен, каким она его еще не видела. — Я не делала этого, Бо. Не знаю, что происходит, но это не я. Я бы не…

— Знаю, но кто-то хочет, чтобы ты в моем списке стояла первой.

— Беннет. — Это слово вылетело, словно пуля из ружья.

— Чего он этим добьется?

— Ты прекрасно знаешь, чего. Он хочет, чтобы я убралась как можно дальше. Отцепилась от него. — Мэгги начала ходить взад и вперед, развивая свою мысль. — Если ему удастся меня скомпрометировать, то пожар в его доме станет еще одним гвоздем, вбитым в мой гроб.

Бо схватил ее за руку и резко остановил.

— Подумай, Мэгги. Ты ведь уже ушла из больницы. Он уже победил. Зачем ему сжигать собственный дом, чтобы просто указать на тебя пальцем? Что он от этого выиграет? Доктор «Зовите-меня-просто-Господом-Богом» не станет причинять себе неудобств, а пожар на собственной кухне — большое неудобство.

Упрямо тряся головой и не желая признавать правду, Мэгги прошептала:

— Если не он, тогда кто?

— Не знаю. — Бо отпустил ее руку, но перед тем провел ладонью от плеча к локтю. — Это я надеюсь услышать от тебя.

— Не вижу никакого смысла, — задумчиво произнесла Мэгги.

— Так вложи в это смысл, — приказал он. — Кто-то взялся за топор, чтобы свести с тобой счеты, Мэгги. Я согласен признать, что пожар в больнице произошел случайно. Но следующие два — нет. И это, скорее всего, не конец. Кто поручится, что твой дом не станет очередным пожарищем? И ты с ним вместе?

Не отвечая, Мэгги повернулась и ушла обратно в комнату. Бо, возможно, и лучше думается на солнце, а ей — нет. От такого напряжения у нее разболелось сердце. Страх больно стиснул желудок.

Ее мысленные построения замыкались на Беннете, она снова и снова прокручивала их в голове. Ничто другое не имело смысла, но Бо прав — целью Беннета было выгнать ее из больницы, а не уничтожить. Она была для него надоедливым комаром и не стоила того, чтобы причинять неудобства самому себе. Не было другого доктора, который бы…

— Тибодо! — Мэгги резко повернулась, выпалив этот ответ в лицо Бо, едва он переступил порог. — Тибодо. Что ты скажешь о нем?

— Тот парень, на которого ты напала со скальпелем? Что ты можешь о нем сказать?

— Все сходится, Бо. Его гордость пострадала во время этого инцидента. Он врач приемного отделения. И должен все знать о пожаре в больнице. Уверена, что он знал о моих стычках с Беннетом. Всей больнице известно, что я хожу по тонкому льду. Тибодо знает, как повлиять на действия больничного Совета, насколько чувствительна администрация к общественному мнению. И он получает удовольствие от преследования женщин.

Выложив свои логические построения, Мэгги ждала, чувствуя комок страха в желудке. Бо очень быстро нашел изъян в ее рассуждениях.

— Весь его план разваливается на куски, если у тебя есть алиби на время пожара у Беннета. Как он это преодолеет?

— Что ты имеешь в виду?

— Откуда ему известно, что ты не можешь доказать, где была в это время? Как он мог узнать, что ты не будешь в это время болтать по телефону? Или обедать с подругой? Какой ему толк от этого пожара, если ты можешь доказать, что не имела возможности его устроить?

— Ему нужно было точно знать, что я одна.

— Да. Это минимум того, что… — Бо осекся, сосредоточившись на решении, которое плавало на грани его сознания, и поймал его. — Ему надо было только спровоцировать приступ. Почему ты сорвалась сегодня утром, Мэгги? Почему поднялась в эту комнату и не подходила к телефону?

Очередной спазм больно сжал внутренности Мэгги, когда она вспомнила ту бомбу, которую нашла на кухонном столе в это утро. Тибодо не мог ее там оставить. Откуда ему было взять такую старую вырезку? Откуда он мог узнать, что эта вырезка ее расстроит?

— Это не Тибодо, — прошептала Мэгги, поднимая на Бо встревоженный взгляд. Внезапно она испугалась, что эти пожары не имеют никакого отношения к больнице. — Кто-то побывал у меня в доме сегодня утром, Бо. Они оставили старую газетную заметку о пожаре у Сары. Прямо на кухонном столе, где я непременно должна была ее найти. Кто-то играет в игры с моим рассудком, а я не знаю, почему.

— Это не игра, — ответил он, подходя к ней.

Как ему ни хотелось успокоить Мэгги, он не мог этого сделать. Потому что это не могло кончиться хорошо. Прошлое, которое вернулось и преследовало ее, очень просто могло привести ее к гибели.

Контраст черных ресниц со слишком бледной кожей заставлял глаза, уже расширенные страхом, казаться невероятно большими. Бо очень не нравилась та тонкая грань, по которой ему надо было идти, — грань между влюбленным в нее мужчиной и следователем, который вынужден быть объективным, чтобы ее обезопасить. В данный момент его работа заключалась в том, чтобы заглядывать во все углы и вникать в подробности.

— Нужно, чтобы ты рассказала мне все, что помнишь о той ночи, когда погибла Сара.

— Я не смогу. — Мэгги охватила паника. Тряся головой, она глубоко вздохнула и села в изножье кровати. Руки ее дрожали, ладони стали влажными.

Бо присел на корточки перед ней.

— Я не хочу, чтобы ты вспомнила нечто новое. Просто расскажи мне то, что знаешь. Я буду здесь, рядом, Мэгги. — Он поймал ее взгляд и задержал его. — Тебе больше не придется делать это в одиночку. Понимаешь?

«Беги от таких мужчин, как от огня, детка! Им нельзя лгать, их нельзя обмануть». «Да, но на них можно положиться, мама». Внезапно Мэгги преисполнилась уверенности, что Бо можно доверять, что он подхватит ее, если даже весь мир будет рушиться.

— Первое воспоминание… это огонь на лестнице. — Мэгги посмотрела на свои руки, сосредоточившись на них, а не на памятном ужасе. — Я видела, как он поднимается вверх. Словно идет за мной. И я слышала сигнал пожарной тревоги прямо у себя над головой. Он звенел так громко. Все остальное вспомнилось позже. И всегда в каком-то беспорядке. Мы должны были в ту ночь остаться одни — Сара и я. Ее родители уехали на вечеринку, а Сара осталась присматривать за мной. Я помню, что ушла спать как обычно, а потом проснулась из-за громких голосов.

— Кто ссорился?

— Не знаю. — Эти слова вылетели у нее на вздохе. — Сара и какой-то мужчина. Не знаю, кто он был. Это же было восемнадцать лет назад. Я не помню подробностей, имен и дат. Просто помню, что почувствовала, услышав злые, обиженные голоса. Помню, что меня тошнило и одновременно я очень рассердилась. — Мэгги подняла на него глаза и грустно улыбнулась. — Мне не хотелось, чтобы кто-то ударил Сару так, как мужчины били мою мать.

— Прости меня.

— Не за что. Просто так было, — сказала Мэгги, повторяя объяснение Бо о его детстве. — Не знаю, что произошло потом. По крайней мере, чем кончилась та ссора. Я проснулась во второй раз, или, может быть, я и не засыпала. Этого я тоже не помню.

Помню только, что услышала удар, будто что-то разбилось, и вышла из своей комнаты. Сара накричала на меня. Приказала мне больше не спускаться, так что я, наверное, действительно спустилась вниз во время той ссоры. — Мэгги с отчаянием вздохнула. — Просто на Сару это было не похоже — кричать. Только не на меня. Даже когда я испортила три тюбика ее губной помады, она не кричала. Но в ту ночь накричала. Я ушла обратно к себе. — Мэгги пожала плечами и замолчала.

Бо встал.

— Это все, что ты помнишь?

— Да, и кроме того, помню, что она мне сказала, будто разбила любимую вазу ее мамы и этот шум я слышала. Но та ваза не разбилась. Помню, как миссис Аластер несла ее из дома после пожара. — Мэгги нервно соскочила с кровати и начала ходить по комнате. — Все это не имеет никакого смысла.

— Пока нет. Может быть, будет иметь, когда я получу досье на этот пожар.

— Ты можешь найти такое старое досье? — В ее тоне было больше страха, чем удивления.

Бо посмотрел на часы.

— Если повезет, оно уже на моем письменном столе. Не волнуйся, Мэгги, я тебя не попрошу его читать.

— Бо… — Она долго стояла, открыв рот, пытаясь заговорить, потом произнесла: — Нет, ничего.

У Мэгги все еще оставалась тайна, для Бо это было очевидно.

— Ты уверена, что все мне рассказала?

— В этом-то и дело, Бо. Я не помню, ничего не помню. И не только о той ночи. Так много кусочков и подробностей о жизни в том доме пропало в глубинах моей памяти.

— Кто-то боится, что ты все-таки все вспомнишь, Мэгги, — напрямик сказал он. — Как только они поймут, что мы не арестовали тебя за пожар у Беннета, ставки возрастут.

— Почему?

— Если мы посадим тебя в тюрьму за поджог, то неважно, что ты еще вспомнишь. Тебе никто уже не поверит. Никто не поверит ни одному твоему слову. Особенно о пожаре, который произошел столько лет назад.

Мэгги внезапно поняла и прошептала:

— Но я не в тюрьме. И если они не могут меня дискредитировать, единственное, что им остается, — это заставить меня замолчать.

— Навсегда, — мрачно подтвердил Бо. — Кто знает о том, что к тебе временами возвращается память? Кто из подруг? Ты звонила прежнему психоаналитику?

— Нет. Никто не знает. Только ты и я, и… — Она захлопнула рот, слова отказывались слетать с языка.

— Кэролайн, — закончил вместо нее Бо и направился к своей одежде. — Кэролайн, которая позвонила мне и послала сюда искать тебя. Одним расчетливым звонком она уничтожила твое алиби и высказала предположение, что у тебя не в порядке психика.

— Она не могла этого сделать, — возразила Мэгги. — Она мне как сестра. Она бы не причинила мне вреда.

Молчание давило на нее, как физическое присутствие, заставляя признать предательство, которое она не могла принять, и вопросы, которые не желали уходить. Зачем Кэролайн так поступать с ней? Но если не Кэролайн, тогда кто? Кто еще мог знать о пробуждающихся воспоминаниях? Кто мог догадаться? Мэгги понадобилось несколько минут, чтобы найти ответ и заставить себя пошевелиться. К этому времени Бо уже почти полностью оделся.

— Это не Кэролайн, — заявила она.

Бо не остановился, продолжая заправлять рубашку в джинсы.

— У нее есть ключ от твоего дома?

— Да, но…

— Значит, она могла войти. Она знала Сару. — Он взял со стола свой бумажник. — Знает тебя. Знает о возвращении памяти. Гвен ее бы впустила в дом.

— Кто угодно может пройти мимо Гвен. Ты это уже доказал.

Бо прицепил значок и взял пистолет.

— Мне очень жаль, Мэгги. Я понимаю, что тебе не хочется этому верить. Но сейчас мы…

— Кэролайн не единственная, кто знает о возвращении воспоминаний.

Это привлекло его внимание, и Бо застыл с кобурой в руках.

— Что ты имеешь в виду?

— В день пожара в больнице, после нашего с тобой разговора, я поехала прямо в салон красоты Кэролайн. И выпалила все прямо посреди салона, полного людей.

Прилаживая на место пистолет, Бо возразил:

— Этим людям ни к чему твои воспоминания.

— Подожди. — Она протянула руку, чтобы остановить его, когда он направился к двери. — Я не точно объясняю. Этот салон красоты просто рассадник сплетен. Многие из клиенток Кэролайн росли вместе с ней и Сарой. Кэролайн оплачивала свое обучение в школе косметологии тем, что стригла подруг. Они все еще к ней ходят. Массажистка у нее работает уже десять лет.

— Мэгги, — мягко произнес он, — это не имеет значения.

— Нет, имеет. Только послушай. Я была вне себя, Бо. Я все это сказала. О пожаре, о начинающихся возвратах памяти, упомянула имя Сары… Может быть, кто-то, услышав это в салоне, пришел домой или на обед и рассказал кому-нибудь еще, как Мэгги Сент-Джон потеряла над собой контроль. В салоне можно было слышать, как муха пролетит, когда я кончила все это выливать на головы присутствующих. Кэролайн заставила меня замолчать и утащила в свой кабинет. Кто угодно мог оказаться там в тот день.

— Как велик этот салон?

— У Кэролайн работает пять косметологов, кроме нее самой. Они арендуют места и иногда работают сразу с двумя клиентками одновременно.

— Это значит, что у нее ведется книга предварительной записи.

— Я могу ей позвонить, — предложила Мэгги.

Бо схватил ее за руку и оттащил от двери.

— Еще не время. Сперва я хочу просмотреть это досье. Ты поедешь со мной. Я не могу оставить тебя здесь.

— Что тебе даст это досье? — тихо спросила она.

— Узнаю, когда прочту его.

Мэгги знала. Или, по крайней мере, боялась того, о чем могло рассказать ему досье. Если Бо узнает, что ребенком она была поджигательницей, он снова начнет в ней сомневаться. Спросит себя, правду ли она ему говорит. Будет во всем сомневаться! В одно мгновение она из жертвы превратится в виновную.

Она не могла себе представить, чтобы Бо разрешал сделать вторую попытку. Ее мама была права. Нельзя лгать такому человеку, как Бо.

С отчаянием Мэгги поняла, что правду сказать она ему тоже не может. Может только надеяться, что он ее не узнает.