Мало-помалу все остальные образовали круг зрителей, следовавший за Брайеном и предводителем пиратов взад-вперед по палубе большого неприятельского корабля, наблюдая, как те пытаются нанести удар и в то же время защититься от удара противника.

Преимущество Бранена сказывалось не только в искусстве выбрать нужный наклон щита, но и в умении быстро направить удар, нацеленный, как казалось, на незащищенные ноги. К тому же Брайен был намного подвижнее верзилы-пирата и буквально выпрыгивал из-под ударов меча Кровавых Сапог, начиная атаку на противника сбоку до того, как тот успевал развернуть свой щит и повернуться сам.

С другой стороны, преимущество Кровавым Сапогам давало тяжелое, длинное оружие, которым он махал. Сначала он взмахивал им, как тоненькой деревянной палочкой. Однако усилия, которые он затрачивал после неудачных ударов, приходившихся в палубу или в мачту, но только не в защищенное доспехами тело Брайена, делались все более заметными. Теперь Джим увидел пот, выступивший на открытых участках лица пирата, — тот даже в пылу битвы не опускал забрала. Джим заметил, что Жиль стоит рядом, и тихонько прошептал ему:

— Если Брайен заставит его так потрудиться немного подольше, он может его вымотать. Как бы пират ни был крепок, он не в состоянии вечно махать таким большим мечом.

— И я того же мнения, — пробормотал Жиль.

Они продолжали наблюдать за поединком.

Джиму стало ясно, и он не сомневался, что это ясно и Жилю, если не вообще всем вокруг, что Брайен, отскакивая в разные стороны, заставляет противника следовать за ним, а значит, тому приходится таскать вес своих доспехов и тяжелый меч; пират же вряд ли рассчитывал на такое в поединке. Насколько Джим мог судить. Кровавые Сапоги был из тех, кто любит встать, широко расставив ноги, и просто расчищать пространство вокруг себя, без остановки махая мечом.

Похоже, эта мысль пришла в голову и Кровавым Сапогам, потому что он проревел Брайену:

— Стой спокойно, сэр блоха! Ты рыцарь или балаганный плясун? Встань и сражайся, если у тебя в сердце есть хоть капля отваги.

Брайен ничего не ответил и не изменил тактики. К этому времени бой проходил на большей части широкой верхней палубы, которая являлась крышей рубки большого корабля. К тому же на большом пиратском корабле верхняя палуба поднималась футов на пять, а не три, как на судне Эдуарда. Для человека в полных доспехах это слишком большая высота, чтобы прыгать.

Кроме всего прочего, при прыжке скажется давление сорока — шестидесяти фунтов металла, который надет на рыцаре и который он несет с собой, и еще надо учесть тот факт, что человек в броне очень неуклюж и почти наверняка потеряет равновесие и упадет при приземлении. В этом случае тот, кто замедлит с подъемом, окажется в полной зависимости от милости противника.

По этой причине ни один из сражавшихся не отважился бы покинуть верхнюю палубу, даже если бы круг зрителей расступился, чтобы пропустить его.

Со своей стороны, Кровавые Сапоги старался либо оттеснить Брайена к краю площадки, либо прижать его к мачте, возвышавшейся прямо напротив бака. Оттеснив Брайена в любую из этих сторон, противник ограничит ему возможность передвижения. Затем громадный меч, возможно, сумеет преодолеть эффект наклонного щита, особенно теперь, когда на щите появились вмятины и выбоины, за которые мог зацепиться клинок.

До сих пор Брайен умудрялся не позволять прижать себя либо к ограждению, либо к мачте. Но теперь выпад прихрамывающего верзилы, который пока ограничивался только широкими взмахами, чтобы загнать противника в угол, заставил Брайена нырнуть к носовому краю верхней палубы.

Когда Кровавые Сапоги повернулся, чтобы последовать за Брайеном, он едва переводил дух, но и Брайен тяжело дышал внутри своего шлема, и в установившейся тишине это хорошо слышали зрители. Если Кровавые Сапоги начал проявлять медлительность при взмахах своего тяжелого меча, то и Брайен, похоже, больше стремился увернуться от удара, чем хитро поймать его на свой щит и отвести в сторону.

— Хороший верзила против хорошего недомерка, — сказал кто-то в толпе неподалеку от Джима. — И кто тут усомнится в исходе битвы?

Гул голосов прокатился в толпе — гул одобрения, который Джим с Жилем восприняли со стойким молчанием.

Но теперь не было никакого сомнения, что Брайена теснят к краю верхней палубы. Если он соскочит вниз первым, то его противник может спрыгнуть более осторожно, чтобы приземлиться на ноги. Брайен начал уворачиваться, двигаясь вдоль края палубы, и через несколько шагов оказался прижатым к мачте.

— Ха! Вот так! — задыхаясь, проревел басом верзила и вскинул меч, чтобы нанести удар, который зажмет Брайена между острым лезвием и мачтой.

И тут Брайен переместился так стремительно, что все признаки медлительности, которые он выказывал уже некоторое время, сразу показались обманным маневром. Он вскинул щит вверх, к лицу Кровавых Сапог, бросил меч, который держал правой рукой в латной перчатке, и схватился за длинный кинжал, висящий у него на поясе с другой стороны. Выхватив кинжал, Брайен одним движением вонзил его в тело противника как раз в тот момент, когда рука пирата поднялась, открыв незащищенное место под мышкой. Лезвие вошло в не прикрытое броней тело и пронзило легкие.

Кровавые Сапоги, казалось, взмыл в воздух. Затем он обрушил вниз начатый было удар. Однако удар оказался неприцельным и скорее рефлекторным, чем запланированным. Кончик меча отскочил от нижнего края щита Брайена и в последний раз вонзился в палубу. Кровавые Сапоги упал.

Он рухнул, как каменная статуя, которую ударили кувалдой по ногам. Он упал на колени, выпустил рукоять своего меча, немного покачался, повалился на бок, а потом перевернулся на спину. Брайен встал над ним, поставив ногу на металлический нагрудник противника, чтобы удержать его на месте.

— Сдавайся! — тяжело дыша, выпалил Брайен.

— Я… сдаюсь… — с трудом выдохнул противник, — я сражен. Наклонись ко мне, прими мое покаяние, пока я не умер. Или ты… не христианин?

Вместо ответа Брайен отбросил свой меч и опустился на закованные в металл колени рядом с лежащим противником.

— Мой самый тяжкий… грех, — тяжело выдыхал верзила, на губах которого появилась кривая усмешка, — в том… что… я всегда мечтал… что… умру не один!

С этими словами он дернулся вперед с ножом, на рукоятке которого лежала его рука, до этого державшая щит. Оружие оказалось кинжалом с тонким, как игла, треугольным клинком, способным пронзать кольчугу. Изо всех оставшихся сил Кровавые Сапоги ударил ножом в кольчугу между двумя пластинами, защищавшими грудь Брайена.

Сила удара была такова, что Брайена приподняло и отбросило. Клинок вошел в его тело на целую ладонь.

— Предатель! — вскричал он. — Ты не рыцарь! Ты нанес удар после того, как сдался!

Одним быстрым движением он схватил свой меч и, навалившись на него всем своим весом, вдавил острие между верхним краем нагрудника Кровавых Салог и шлемом, где виднелась полоска голого тела, пригвоздив к палубе и фактически обезглавив противника.

Брайен выпрямился и встал над пиратом, покачиваясь и задыхаясь. Вместо него заговорил Жиль.

— Вот так умер ваш вожак! — крикнул он окружающей толпе. — И так же умрете вы все, если вздумаете продолжать с нами сражаться! Вы готовы к очередному урагану стрел, пущенных нашим лучником, пока мы будем добивать вас?

Однако его слова, вместо того чтобы заставить пиратскую команду бросить оружие, казалось, наоборот вывели ее из оцепенения. И в этот самый момент Брайен, постояв несколько секунд, упал и остался лежать неподвижно. Его падение, похоже, вдохнуло в пиратскую команду новые силы. Вместо того чтобы бросить оружие, пираты сжали его и повернулись к Джиму, Жилю, Эдуарду и его морякам.

— Защищайся, Джеймс! — успел крикнуть Жиль, прежде чем первая волна атакующих бросилась на них.

И тут произошло то, чего никто не ожидал, хотя Джим предвидел бы это, если бы его так не захватил поединок между Брайеном и предводителем пиратов.

Над их головами послышался хлопок, похожий на гром. Все взглянули наверх и увидели очертания дракона, в котором Джим узнал Секоха, распахнувшего свои крылья как раз над мачтой, их тень накрыла палубу. Мгновение спустя Секох уже удалялся от корабля. Но буквально в ту же секунду раздался новый громоподобный щелчок и другой дракон, судя по размерам, довольно молодой, завис над мачтой.

Спустя мгновение за вторым драконом появился третий, и, взглянув на небо, Джим увидел другие точки, которые на большой скорости падали на корабль, — его сердце подпрыгнуло, и он решил, что наступил час победы. Однако в этот момент над головами раздался голос из пиратской команды:

— Среди нас затесался сам дьявол! Бейтесь за свою жизнь, иного выхода нет. Если мы их убьем и очистим от них палубу, может, драконы от нас отстанут!

По горстке пиратов прокатилась волна ропота, казалось, они колеблются между действием и бездействием. Но когда очередной дракон с хлопком раскрыл крылья над кораблем, они крепче сжали оружие и двинулись к верхней палубе, где лежал их мертвый предводитель, а рядом с ним Брайен. — 3меи! — внезапно раздался другой голос.

Сначала, казалось никто ничего не понял, но мгновенно наступила тишина. Слова, которые последовали затем, эхом прокатились по всему кораблю:

— Силы небесные и все ангелы Господни, защитите нас! Гигантские змеи! Я же говорю, огромные змеи! Пираты замерли.

Джим взглянул за борт, который не был закрыт кораблем Эдуарда, и застыл в удивлении. Вокруг в радиусе почти нескольких сотен ярдов море кишело морскими змеями.

В этот момент еще один молодой дракон раскрыл крылья у них над головами, возобновляя полет, и тут же дюжина огромных голов на массивных телах, разорвав бурлящую поверхность моря, выпрыгнула на десять — пятнадцать футов вверх, в сторону дракона, но, к счастью, тот оставался достаточно высоко. Огромные головы змеев напоминали бульдожьи, но с невероятными челюстями, которые сейчас, раскрытые, обнажали пасть, в два раза превосходящую размером драконью, с длинными зеленоватыми, с черными полосами зубами.

Дракон, который только что появился, увидев змеев, издал вой, отличавшийся от крика ужаса — а, по предположению Джима, он им и являлся — только тем, что был на три октавы ниже.

Молодой дракон не пролетел над поверхностью моря на высоте, как Секох, а устремился вертикально вверх, он взмыл в небо, будто к его хвосту прицепили ракету.

Змеи снова скрылись в море. Джим сам был потрясен, как еще ни разу в жизни.

Так это и есть те создания, о которых говорили Рррнлф, Гранфер и Смргол?

То, что Джим видел, казалось невозможным. Эти существа несомненно превосходили драконов и в весе, и во всем остальном. Но едва он успел подумать об этом, как его отвлек крик, раздавшийся из толпы пиратов:

— Отпустите их! Отпустите! Они накликали на нас еще и змеев!

Джим внезапно осознал изменившуюся ситуацию. Он пихнул локтем застывшего в неподвижности Жиля:

— Быстро, уносим Брайена и забираем команду Эдуарда на наш корабль. Тогда мы сможем оторваться от пиратов, пока они опять не передумали.

Жиль послушался. Без слов они вдвоем подняли Брайена с палубы. Тот был без сознания. Эдуард со своими людьми протиснулся сквозь толпу им на помощь, и они все вместе вернулись на свой корабль. Пираты и не пытались остановить их.

Джим собирался перерубить абордажные канаты и освободиться, но, отвернувшись от Брайена, лежащего на палубе корабля Эдуарда, обнаружил, что пираты уже сделали это и их корабль медленно отвалил в сторону. Бурлящая вода, говорящая о присутствии морских змеев, успокоилась, драконы больше не пикировали на корабль. На поверхности моря не видно было ничего, кроме обыкновенных волн. Джим с Жилем начали снимать доспехи с Брайена, чтобы добраться до его ран.

Выяснилось, что опасна только одна рана — от кинжала Кровавых Сапог, который пронзил доспехи и проник в легкое. Она оказалась не столь глубокой; но Джим беспокоился, что туда попали кусочки одежды, не очень-то чистой, хотя, по понятиям четырнадцатого столетия, вполне приемлемой, и это станет источником инфекции.

К счастью, рана обильно кровоточила. Это и являлось причиной того, что Брайен потерял сознание, а вовсе не истощение сил, хотя в борьбе с великаном он и выложился полностью. Перевязав Брайена, Джим повернулся к Дэффиду.

Лучник тоже лежал без сознания. Не было сомнения, что он потерял много крови — столько, что угрожающе побледнел.

Джим мысленно обругал себя за недостаточное владение магией, особенно той ее частью, с помощью которой лечат раны. Он не собирался использовать магию из того дополнительного кредита, которого добился для него Каролинус. Каролинус выторговал его после желчных дебатов с Департаментом Аудиторства. И Джим намеревался сохранить оставшееся на экстренный случай.

Но если это не является экстренным случаем, то что же тогда является? Он повернулся к Жилю:

— Я отправляюсь к Каролинусу, чтобы он вылечил их, а ты вместе с Эдуардом плыви к ближайшему порту и перенеси Дэффида и Брайена на хороший постоялый двор. Но не разрешай, повторяю, не разрешай пускать им кровь. Оба и так потеряли слишком много крови. И вообще, не позволяй никому, кто бы ни назвался лекарем, доктором или как там еще, прикасаться к ним. Они только ускорят смерть. А Каролинус может спасти их. — Он повернулся к Эдуарду: — Назови мне постоялый двор в ближайшем английском порту, куда ты сможешь доставить сэра Жиля и его спутников!

— Плимут, — ответил Эдуард, — а постоялый двор называется «Кабан и медведь».

— Хорошо, — сказал Джим, — я доставлю Каролинуса или туда, или на твой корабль, а может, он перенесет их туда, где находится сам. Если Брайен, Жиль и Дэффид вдруг исчезнут, не беспокойся. Значит, их магически перенесли туда, где им окажут помощь. Сколько мы тебе должны? Я хочу с тобой расплатиться.

Эдуард плутовски улыбнулся:

— А ведь я могу назвать любую цену, раз тот, кто нанимал корабль, не в состоянии назвать ее сам. Но я думаю, что вы дважды спасли жизнь мне и моей команде: сначала победив Кровавые Сапоги, а затем отогнав змеев. Я не требую платы за эту поездку, сэр рыцарь. Для меня было большой честью перевезти тебя и твоих друзей. Я никогда не забуду Рыцаря-Дракона и тех, кто был с ним.

— Ты очень добр, мастер шкипер, — сказал Джим. — Тем не менее мне хотелось бы, чтобы поездка была оплачена. Мы спасли тебя, но твое мастерство моряка спасло нас. И я хочу, чтобы поездка была оплачена, потому что…

— Я ничего не приму! — отрезал Эдуард. — Я не рыцарь и не дворянин. Но я моряк, и я сказал, что этот рейс для тебя и твоих друзей бесплатный. И я сдержу слово. Милорд просто оскорбит меня, если после этого предложит деньги!

Джим почувствовал, что вступили в свои права обычаи четырнадцатого столетия.

— В любом случае прими мою благодарность, — сказал он. — А теперь мне пора.

Он поспешно написал заклинание на внутренней стороне своего лба:

ПЕРЕНЕСИ МЕНЯ — ТУДА, ГДЕ НАХОДИТСЯ КАРОЛИНУС Корабль и прибрежный пейзаж вокруг него замерцали.

Он обнаружил, что сидит в большом амфитеатре, заполненном сотней мужчин и женщин в одеждах темных, сочных тонов, наподобие волшебно-красного цвета, который так любил Каролинус; и на большинстве присутствующих были остроконечные колпаки.

В центре амфитеатра сверкала под лучами сияющего на безоблачном небе солнца площадка из ровного песка, и там, внизу, стояли трое. Один из них был высокий, восточного вида мужчина, облаченный в пурпур.

Напротив этого человека стояла женщина, почти с него ростом, стройная и бледная, как покойник. На ней было сочно-зеленое платье и облегающая шапочка того же цвета. У нее было худое, длинное, суровое лицо. Она стояла между двумя мужчинами, как рефери во время боксерского поединка, мужчина восточного вида был слева от нее.

Справа, в высоком красном колпаке, выглядевшем так, будто его надевали очень редко, и в своей обычной теплой красной мантии, стоял Каролинус.