Мечи и ножи, которыми только что открыто размахивали бродяги, моментально исчезли. Джим выпустил отца Мореля, который нырнул вниз и побежал, чтобы присоединиться к бродягам около двери дома. Когда святой отец скрылся, Джим повернул своего коня и направился прямо к фигурам трех всадников, за ним последовал весь его маленький отряд.

Бродяги, внезапно умолкнув, рассеялись по сторонам. Затих даже голос Элли.

Подъехав поближе, Джим узнал и невысокую коренастую фигуру, а фигура, только что поднявшая забрало своего шлема, открыла для обозрения лихо закрученные усы и великолепный нос сэра Жиля де Мера.

Это был тот самый сэр Жиль, у которого Джим вместе с сэром Брайеном и Дэффидом ап Хайвелом, стрелком из Уэльса, провели целый месяц в замке де Мер, на шотландской границе. Джим несколько удивился, уставившись на улыбающееся лицо этого человека. Низенький рыцарь должен был буквально висеть на хвосте у него, Брайена и Дэффида во время всей их продолжительной поездки домой, коли сумел появиться здесь сейчас. Однако если так, то где он успел прихватить двух своих спутников?

Закованная в доспехи, фигура с рожком явно являлась оруженосцем. Высокую фигуру в пластинчатых доспехах Джим уже опознал. Он, несомненно, командовал не только этими двумя, но и армией, которая была скрыта лесом, но следовала за всадниками.

То, что здесь присутствует армия, только предполагалось. Но ее возможного присутствия, звука рожка и провозглашения имени короля было достаточно, чтобы бродяги немедленно изменили поведение. По славным норманнским традициям, их следовало из принципа повесить на ближайших деревьях, и толпа прекрасно это знала.

Джим подъехал к центральной фигуре и остановился:

— Счастлив встретиться с тобой вновь, сэр Джон? Я в любом случае был бы счастлив снова увидеть Жиля, но твое присутствие делает это вдвойне приятным. Могу я надеяться, что ты отправишься с нами в Маленконтри, какой бы скромный прием ни оказал тебе мой замок?

— Именно туда мы и направлялись, сэр Джеймс, — ответил сэр Джон Чендос.

Человек, сидящий перед Джимом на высоком и могучем чалом боевом коне, был широко известен, но отказался от всех высоких титулов и настоял на том, чтобы остаться просто рыцарем-знаменосцем, как Брайен и Жиль. Правильные черты его продолговатого лица говорили о силе и власти, не нуждавшихся ни в титулах, ни в гербах.

Теперь он, улыбаясь, смотрел на Энджи:

— Как я полагаю, это леди Анджела, твоя очаровательная супруга? Не только о тебе, но и о ней говорят при дворе.

Джим взглянул на Энджи и мог поклясться, что ее лицо на секунду покраснело.

— Сэр Джон, я могу только надеяться, что обо мне там отзывались хорошо, — пробормотала она.

— Не сомневайся, — ответил рыцарь. Он опять взглянул на Джима и понизил голос: — Разбойники за твоей спиной не знают, что нас всего трое. Я думаю, нам следует удалиться как можно быстрее.

— Совершенно верно, — пылко ответил Джим. — Предоставь мне честь показать дорогу.

— Давай считать, что мы просто едем вместе, и, с твоего разрешения, сэр Джеймс, может быть, леди Анджела согласится составить мне компанию? — сказал сэр Джон, направив своего коня вперед и ставя его в ряд по другую сторону от Энджи. — Ты не откажешь мне в любезности последовать вместе с сэром Джеймсом, сэр Жиль?

— С удовольствием! — сказал Жиль. — Очень рад снова видеть тебя, Джеймс!

— И я тебя тоже, — ответил Джим.

Жиль и Джим вместе с оруженосцем Чендоса, сопровождаемым Теолафом, а за ними вооруженные воины повернули своих коней и направились в лес, срезая угол, чтобы выбраться на дорожку, которая вела из Маленконтри в Звенящую Воду. Как только на них упала тень деревьев, воины вложили мечи в ножны. И уже через мгновение их полностью поглотил лес.

— Как получилось, что вы появились именно тогда, когда нам понадобились?

— спросил Джим у Жиля.

— Нет ответа проще, Джеймс, — откликнулся Жиль. — Мы с сэром Джоном выехали на границу твоих владений. Там мы встретили пахаря, который сказал нам, что ты только что уехал в местечко под названием Звенящая Вода. Он указал нам, в какую сторону ехать, но, поверь, этого можно было и не делать, потому что расстояние невелико, а путь прямой.

— Я не ожидал так скоро снова тебя увидеть, Жиль, — заметил Джим.

— Произошли печальные события, Джеймс, — не поворачивая головы, сказал сэр Джон. Очевидно, он прислушивался к их разговору, не прекращая беседы с Энджи. — Но не будем о них говорить, пока не окажемся в безопасности в замке, где и побеседуем без посторонних. — Теперь он повернул голову, чтобы взглянуть на Жиля, который ехал прямо за его спиной. — Жиль, — сказал пожилой рыцарь, — я не хотел бы, чтобы ты говорил об этом с сэром Джеймсом, пока мы не уединимся.

— Конечно, раз ты так желаешь, сэр Джон, — ответил Жиль. Он повернул к Джиму свое жизнерадостное лицо: — Могу побиться об заклад, что ты не ожидал увидеть меня так скоро! Я обещал Брайену приехать на рождественские праздники, но не раньше. А ты не собираешься на праздники к графу, Джеймс?

— Все будет зависеть от обстоятельств, — ответил Джим.

Но правда заключалась в том, что он из всех сил старался при любой возможности увильнуть от этого рождественского празднования, которое Брайен и Жиль обожали. Празднование заключалось в детских играх, опасных соревнованиях и огромных усилиях заполучить к себе в постель чью-нибудь жену, а в довершение ко всему веселье сопровождалось поглощением огромного количества еды и выпивки. Ни одно из этих занятий совершенно не привлекало Джима.

Но, с другой стороны, общество требовало, чтобы они с Энджи показывались в свете при соответствующих обстоятельствах. И Джим все еще старался придумать веский предлог, чтобы и в этом году увильнуть от празднования.

Эти мысли заставили его вполуха прислушаться к тому, что происходило впереди. А там сэр Джон, следуя лучшим придворным манерам, посвятил все свое внимание лести, — словом, вежливо готовил почву для соблазнения Энджи. Энджи, похоже, отражала его атаки вполне успешно, но все же Джим обнаружил, что восторгается этим рыцарем на войне и негодует на то, что тот так откровенно ухаживает за его женой под самым его носом. Однако здесь это вполне обычное и общепринятое поведение.

Джим ничего не мог с этим поделать, но непосредственной опасности, пока они едут верхом в замок, не было. Он надеялся, что сэр Джон достаточно благородный человек и просто превратит все это в игру, не пытаясь довести дело до логического конца. Инстинкт подсказывал Джиму, что сэр Джон действительно человек такого сорта. Но он все же не был полностью в этом уверен, потому-то инстинкт и не гасил беспокойство.

А тем временем Жиль болтал:

— …как ты думаешь, чем болен маг? Хотя я имел честь лишь недолго общаться с ним во Франции и в нашем замке, я был бы опечален, узнав, что с ним и в самом деле случилось что-то серьезное… или действительно опасное для жизни.

— Я думаю, в этом случае просто переусердствовали с лечением, вот и все,

— пояснил Джим несколько короче, чем намеревался, потому что его внимание все еще было приковано к Энджи и сэру Джону. Он постарался вернуть свое внимание к Жилю и заставить свой голос звучать спокойно: — Там были две женщины, которые называют себя знахарками. Как я догадываюсь, они обычно помогают при родах и ухаживают за больными в округе. Не думаю, что они на самом деле связаны с шайкой, которую ты видел около дома. Они просто пичкали Каролинуса одним снадобьем за другим, это их метод лечения. Но финалом могла быть только смерть Каролинуса, в конце концов, он старый человек, и они должны были понимать это. Со смертью Каролинуса магические заклинания, наложенные на дом и округу Звенящей Воды, пропали бы, и вот тогда эти знахарки вместе с бродягами надеялись поживиться в его доме.

— Чем поживиться? — спросил Жиль.

— Не знаю, — ответил Джим. — Возможно, там есть обычные ценности вроде драгоценных камней, а может, даже какие-нибудь деньги. Но настоящими ценностями являются разные приспособления Каролинуса, например магическое стекло и что-нибудь подобное, что можно продать молодым волшебникам, нуждающимся в этом. В общем, они, возможно, нашли бы в его доме достаточно. Но если мы довезем его до замка, обогреем, окружим заботой и накормим необходимой ему нормальной пищей, то, я думаю, он вполне оправится.

— Что ж, приятно это слышать, — сказал Жиль. — Как я уже говорил, я никогда до путешествия во Францию его не встречал, но, как и все, много слышал о нем. О нем говорят как о великом волшебнике всех времен.

— Я полагаю, так оно и есть, — откровенно признал Джим. — Теперь-то я знаю его.

Они продвигались медленным шагом, стараясь не растрясти Каролинуса. Но даже таким образом они очень быстро добрались до Маленконтри. Как только отряд остановился во дворе замка, колонна сбилась в кучу, подбежали конюхи.

— Не будешь ли ты так любезен, сэр Джеймс, — сказал Чендос, когда все спешились, — послать за славным сэром Брайеном Невилл-Смитом, лучником и волком, которые были с тобой в прошлом году во Франции? Мне бы хотелось, чтобы они присоединились к нам.

— Теолаф? — Джим поискал взглядом своего оруженосца. — Немедленно отправь кого-нибудь в замок де Шане… пусть передаст сэру Брайену, что у нас в замке гостит досточтимый рыцарь сэр Джон Чендос, который хочет немедленно с ним поговорить.

— Да, милорд. — Теолаф повернулся к одному из стоящих рядом воинов и стал давать ему распоряжения.

— И пошли почтового голубя к Дэффиду. Сэр Джон хочет встретиться и с ним. А теперь убери со двора всех, кому здесь нечего делать, — добавил Джим, — а то здесь скоро весь замок соберется.

И действительно, такая опасность существовала. Обитатели замка, все, кто сумел найти какой-нибудь предлог и оставить работу, высыпали во двор и глазели на сэра Джона Чендоса. Они, конечно, не узнали его, он жил в мире совершенно ином, нежели они, но прибежали полюбоваться его пластинчатыми доспехами, о которых слышали, но которых никто из их сословия не видывал, — такие доспехи были редкостью, носить их могли позволить себе лишь короли, высшая знать и те, кто был в это историческое время как знатен, так и богат.

Кузнец так близко подобрался, чтобы полюбоваться доспехами из сплошного металла, что Джим строго посмотрел на него, и тот отступил, бормоча:

— Прошу прощения. — Но в кузню, где его нетерпеливо поджидал один из пахарей, чтобы тот закончил подковывать его лошадь, не вернулся.

— А что касается волка, сэр Джон, — повернулся Джим к старому рыцарю, — я сделаю все, что в моих силах, но он может быть где угодно, к тому же нельзя с уверенностью сказать, ответит он на зов или нет. Он очень независимое создание.

— Я понимаю, — улыбнулся сэр Джон, — мне говорили, что это характерно для волков. И все же ты сделаешь все что можешь? А пока мне бы хотелось, чтобы мы и сэр Жиль уединились где-нибудь, чтобы обсудить события, которые и вызвали этот визит. Пока не приехал сэр Брайен, и будем надеяться, что волк тоже появится, я скажу только пару слов, затем оставлю тебя с сэром Жилем, который расскажет остальное, а тем временем, надеюсь, — он огляделся, ища взглядом Энджи, — леди Анджела будет так добра и покажет мне замок. — Он обаятельно ей улыбнулся: — Мы, военные люди, всегда интересуемся фортификационными сооружениями.

— Я думаю, что с осмотром замка придется немного повременить, сэр Джон, — решительно проговорила Энджи. — Я… и, думаю, милорд тоже… должна сначала взглянуть на Каролинуса. Надо убедиться, что его надлежащим образом поместили в чистой комнате, и направить туда кого-нибудь, кто будет за ним ухаживать. А после этого, может быть, мы и сделаем обход замка.

— Как я могу противиться выполнению долга? — сказал сэр Джон. — Я согласен с отказом. Во всяком случае, серьезность положения мага совсем выпала у меня из головы. Конечно же, о нем надо позаботиться в первую очередь, сколько бы усилий и времени это ни потребовало. Я вполне могу подождать.

— Спасибо, сэр Джон, — сказал Джим. — Тогда я пойду с Энджи. Я присоединюсь к вам, как только Каролинус будет устроен.

К этому времени Теолаф умудрился разогнать со двора всех зевак, кроме тех, которые нашли более или менее подходящий предлог, чтобы задержаться. Джим и Энджи повели всю процессию через главный вход в большой зал. Они прошли в дальний конец, где на небольшом возвышении стоял стол, расположенный перпендикулярно тянущемуся через весь зал низкому столу.

К удивлению Джима, высокий стол оказался занят, хотя в отсутствие его и Энджи в замке не оставалось никого, чье звание позволяло бы подобное поведение. Но, когда они подошли ближе, он узнал смельчака. Наполовину закованная в доспехи фигура сидела рядом с кувшином, несомненно полным вина, и кубком.

Когда Джим с остальными приблизились, фигура вскочила с места.

— Две коровы! Две прекрасные молодые молочные коровы!

Это был сэр Губерт Вайтби, один из соседей Джима. К тому времени, когда Вайтби подал голос, Джим подошел достаточно близко, чтобы рыцарь мог говорить нормальным тоном, но он все равно продолжал кричать. Сэр Губерт никогда не упускал возможности покричать. Это просто вошло у него в привычку.

Он проревел на пределе возможностей своего голоса:

— Это наделали твои драконы! Остались только рога да жалкая кучка костей, даже шкуры нет, только развороченная кровавая грязь. Я говорю, это твои драконы! Заставь их прекратить это и заплати мне за этих двух коров.

— Это не мои драконы, — ответил Джим самым убедительным тоном, какой только сумел изобразить. Он знал, что ничто так не действует на сэра Губерта, как спокойный разговор. Его собеседник не был высоким, и Джим, даже стоя перед возвышением, был с ним одного роста. Джим продолжал: — К тому же нет ни одного дракона, который делал бы то, что я ему прикажу. Они так же независимы, как и люди. Почему ты думаешь…

Он уже готов был спросить, почему он, Джим, вообще должен нести какую-то ответственность за то, что сделали драконы, даже если они это и сделали, когда услышал слабый хрип в дыхании лежащего на носилках Каролинуса. Джим взглянул на него и увидел, что глаза мага открыты.

Когда глаза Джима остановились на Каролинусе, тот слегка повернул голову слева направо и обратно.

— Хорошо, — примиряюще сказал Джим, — я посмотрю, что можно сделать. А пока разреши мне представить тебя нашим уважаемым гостям. — Он повернулся к закованной в пластинчатые доспехи фигуре, стоящей за его спиной: — Сэр Джон, это славный рыцарь сэр Губерт Вайтби, мой ближайший сосед. — Он опять повернулся к сэру Губерту: — Сэр Губерт, разреши представить тебе благороднейшего и знаменитого сэра Джона Чендоса, который нанес короткий визит к нам в Маленконтри.

У сэра Губерта отвисла челюсть. Вид у него был довольно нелепый: пухлые красноватые щеки, косматые серые с проседью брови, такие же седые волосы торчали и из носа. Лицо заросло по крайней мере суточной щетиной. Из него получился бы отличный Санта Клаус, прими он добродушный вид вместо рассерженного, как в большинстве случаев, т. к. его любимым занятием было найти что-нибудь, на что можно рассердиться, загнать кого-нибудь в угол и реветь на всю округу.

— Сэр… сэр Джон? — Теперь он начал заикаться. — Сэр Джон Чендос? Я… э… прошу прощения, я мог показаться несколько назойливым… — Его голос понизился, не до воркования, но близко к тому звучанию, которое свидетельствует об искренней вежливости. — Возможно, мы сможем поговорить потом… — продолжил он.

Он взглянул на Джима. Но Джим был уже сыт им по горло. Будь он проклят, если пригласит сэра Губерта на обед, как бы тот на это ни намекал.

— Ты уж извини нас, сэр Губерт, — сказал он, — но нам сейчас надо позаботиться о Каролинусе. А потом сэр Джон, сэр Жиль и я хотим немного поговорить между собой, одни. Я свяжусь с тобой по поводу твоих коров в ближайшие дни.

— Но… но… — заикался сэр Губерт. Он не смел возмутиться тем, что ему было оказано недостаточно гостеприимства в присутствии сэра Джона Чендоса.

Джим вместе с Энджи и людьми, которые несли носилки, направился к входу в башню, где находились комнаты, в одну из которых можно было отвести Каролинуса.

Когда небольшая процессия, несущая Каролинуса, оставив за спиной остальных присутствующих, проходила мимо высокого стола, Джим прихватил чайник. Он осторожно взял его за деревянную ручку — чайник был горячий, потому что продолжал хранить воду закипающей.

— А это еще зачем? — спросила Энджи, когда они вышли из большого зала в буфетную, куда сносили блюда из кухни, чтобы подать их на стол в нужное время, и начали подниматься по винтовой лестнице на верхний этаж, где находились жилые комнаты.

Джим заупрямился.

— Я просто подумал, что он будет лучше себя чувствовать в одной комнате с Каролинусом, вот и все, — сказал он, уставившись на лестницу, по которой они поднимались.

— Ради Бога! — воскликнула Энджи. — Ты обращаешься с этой штукой так, будто она живая. Ты что, действительно думаешь, что у чайника могут быть чувства, даже если это заколдованный чайник?!

— Да, думаю, — сказал Джим, по-прежнему уставившись на лестницу. — Не могу сказать почему, может быть потому, что я сам немного занимаюсь магией, но я думаю, что он будет лучше себя чувствовать рядом с Каролинусом, пребывая, как всегда, в постоянной готовности на случай, если потребуется немного кипятка для чашечки чая.

Энджи вздохнула и замолчала.

Они бережно опустили Каролинуса на кровать в маленькой комнатке, которую Энджи всегда держала опрятно прибранной на случай поздних гостей. Когда престарелого мага уложили, Энджи безжалостно сорвала с него халат и обнаружила несколько серьезных пролежней, что было совсем неудивительно при том уходе, который за ним был раньше.

— Мэй Хизер, — решительно приказала Энджи одной из самых молодых кухонных прислуг, которую прихватила с собой, проходя буфетную, в расчете использовать как посыльную, если вдруг что-то понадобится, когда они будут устраивать Каролинуса, — сходи за Марго, Эдвиной и Мери. Скажи, чтобы начали кипятить тряпки для перевязок, и принеси мне немного свежего сала, которое еще не трогали, и пару кувшинов кипятка, который всегда должен быть на кухне. Если его там не окажется, я спущу кое с кого шкуру! — Она повернулась к воинам: — Один из вас пусть останется здесь, остальные могут идти.

Воины удалились.

Энджи взглянула на Джима:

— Ты тоже можешь идти, Джим. Возвращайся к своим гостям. Я только хочу предупредить тебя, будь вежлив, но держи их подальше от этой комнаты. Больше всего Каролинусу сейчас нужен покой. Мне еще много чего надо здесь сделать, а ты мне в этом не помощник. Каролинуса необходимо вымыть, да и с этими пролежнями надо что-то делать. А теперь все пошли отсюда.

Все, включая Джима, вышли.

Когда Джим уже спускался по лестнице, он подивился своей симпатии к чайнику. Может, Энджи и права, и это просто дурость. С другой стороны, и он уже сказал об этом Энджи, занятия магией заставили его увидеть заколдованные вещи в новом свете. Он спросит об этом Каролинуса, как только тот достаточно окрепнет.

Он отбросил саму мысль о том, что Каролинус может и не вернуться в такое состояние, чтобы быть в силах ответить на этот вопрос. Эта мысль пришла позже и заставила его похолодеть. О том, чтобы жить здесь, в волшебном мире, без Каролинуса, порывистого и раздражительного, каким большую часть времени был старый маг, невозможно даже подумать.

Джим отогнал эту мысль и обнаружил, что его голова занята другим. Совсем недавно Каролинус потратил немало сил, когда в большом зале открыл глаза и просигналил Джиму, чтобы тот не вступал с сэром Губертом в спор о коровах и драконах.

Почему Каролинус не хотел, чтобы он это делал, — второй вопрос. Происходит что-то серьезное. Каролинус слышал, видел и знал очень много о том, что происходит в мире, хотя и казалось, что он никогда не покидает своего дома. А раз уж Каролинус беспокоится, то и у Джима есть все основания беспокоиться.

Холодок в животе, который было улегся, когда Джим прогнал мысль, что Каролинус может и не поправиться, возобновился и давал о себе знать, пока Джим не вернулся к высокому столу в большом зале, за которым обнаружил Жиля и сэра Джона Чендоса беседующими за кувшином вина. Они сидели очень близко друг к другу, Чендос в торце стола, а Жиль — у длинной стороны, вполоборота к нему.

— Ха, сэр Джеймс, — сказал Чендос, прервав разговор с Жилем, когда Джим занял место рядом с этим рыцарем, — хорошо, что ты так быстро вернулся. Я боялся, что наш друг маг отнимет у тебя гораздо больше времени. Может быть, теперь мы найдем укромное местечко, чтобы обсудить важные вещи?

— Насколько укромным ты хотел бы его видеть, сэр Джон? — спросил Джим, мысленно перебирая подходящие места в замке.

В жилищах четырнадцатого века, подобных тому, в котором он жил, не имелось комнат, где можно было бы спокойно побеседовать, если, конечно, такие места не были предусмотрены заранее.

Слуги привыкли заходить во все помещения, кроме личных комнат Энджи и Джима, без предупреждения, а замки стояли только на некоторых дверях. Те немногие комнаты, которые подходили для этой цели, были или заняты, или до потолка забиты разным хламом, начиная от оружия и кончая ломаной мебелью. Одну из таких комнат в данный момент освобождали, мыли и меблировали по распоряжению Энджи, чтобы сделать спальней для сэра Джона и сэра Жиля.

Так что для целей сэра Джона, после того как Каролинус занял гостевую комнату, подходило только одно помещение. Джим незаметно вздохнул.

— Есть солнечная комната, которую леди Анджела и я приберегли для себя. Может быть, перейдем туда?