БАЗОВЫЕ МАТЕРИЛЫ: ATTACHMENT AND LOSS.

Bowlby, J. (1969). Vol. I. Attachment. New York: Basic Books.

Вам когда-нибудь приходилось наблюдать за игрой ребенка «на эластичном тросе»? Может быть, вы просто никогда не слышали такого названия, но я абсолютно уверен в том, что вы видели, как дети в это играют. Такая игра во многом напоминает занятие экстремальным видом спорта. Этот спорт заключается в том, что смельчаки привязывают к лодыжкам длинный прочный эластичный трос, а затем прыгают с высокого здания, с моста или платформы, расположенной высоко в небе. Вся надежда на то, что секундой раньше, чем лицо этого безумца встретится с землей, эластичный трос замедлит падение смельчака и вырвет человека из цепких лап гравитации.

Игра ребенка «на эластичном тросе» тоже связана с риском и отвагой, для нее тоже необходима неподвижная платформа, но в этом случае трос соединяет мать с ее 2- или 3-летним ребенком. Однако в жизни игра обходится без прыжков, а трос невидим постороннему глазу. Играющих «детей на тросе» можно увидеть повсюду в общественных местах, где бы ни были матери и их чада. Мать, выступающая в качестве «домашней базы», начинает игру, занимая относительно неподвижную позицию. Например, она может сидеть на стуле в комнате, где пациенты ожидают приема врача, или на скамейке рядом с площадкой для детских игр. Ребенок стартует из положения рядом с матерью. Цель игры для ребенка заключается в том, чтобы уйти как можно дальше от матери, прежде чем невидимый трос тревоги и страха снова притянет его к ней. Однако если ребенок, не обращая на это внимания, забредет слишком далеко от домашней базы, эластичный трос притянет к нему мать. «Дети на тросе» всегда играют в общественных местах.

Когда в следующий раз вы соберетесь на детскую площадку, в аэропорт или в ресторан, остановитесь и немного понаблюдайте. Вы увидите детей и их мамаш, движущихся туда-сюда, блуждающих взад и вперед, движущихся навстречу друг другу, и наоборот. Трос, соединяющий их, остается для вас невидимым, но вас не покидает ощущение его присутствия, так как он постоянно удерживает маму и ее ребенка в зоне безопасности, не позволяя им слишком удаляться друг от друга.

Джон Боулби (John Bowlby) имел репутацию видного деятеля в области детского психического здоровья, особенно благодаря тому, что именно он открыл и сформулировал правила для игры «детей на тросе». Хорошо, я согласен, никто их так не называет. Предположим, что это я придумал для них такое название. Да и не игра это вовсе. Это нечто, что в нормальных условиях непрестанно происходит между матерями и их маленькими Детьми. Боулби называл это явление «привязанностью». Но вам будет легче составить четкое представление о том, что он имел в виду, если его понятие привязанности вы будете ассоциировать с игрой «детей на тросе».

Работам Боулби, а также его коллеги Мэри Эйнсворт (Магу Ainsworth, см. главу 12), мы обязаны самым значительным за последние 50 лет теоретическим прорывом в научных исследованиях эмоциональных взаимоотношений матери и ребенка. Сообща они установили и раскрыли громадный купол идей известный в психологии как теория привязанности. Воспользовавшись базой данных «PsycINFO», я попытался выяснить сколько опубликованных статей было посвящено проблеме привязанности. Я получил свыше 5000 источников! На мое счастье, я испытал огромное удовольствие от изучения, по крайней мере, тех двух глав, к которым я могу обратиться, чтобы живописать научный вклад этих всемирно известных основоположников теории привязанности. Настоящую главу я посвящу деятельности Боулби (который был третьим среди 20 авторов, чьи работы, опубликованные после 1950 года, считаются революционными). В следующей главе я поподробнее остановлюсь на том, какой вклад в науку внесла Мэри Эйнсворт (стоящая в названном списке четвертой).

Боулби получил медицинское образование по специальности «психиатрия». Как и у большинства психиатров, закончивших образование в первой половине XX века, его клиническая практика была насквозь пропитана философскими и теоретическими традициями психоанализа — того направления в психотерапии, начало которому положил небезызвестный психиатр Зигмунд Фрейд. Ввиду ограниченности рамками главы, я не могу слишком углубляться в подробности обширной и запутанной психосексуальной теории развития личности, предложенной Фрейдом. Но для того чтобы понять теоретический контекст работы Боулби, необходимо вкратце обрисовать традиционный психотерапевтический подход, применявшийся Фрейдом и многими его последователями.

Свой метод психотерапии, равно как и теорию в целом, Фрейд вывел из собственного опыта работы со взрослыми пациентами. В большинстве своем этими пациентами были женщины, которые нередко обращались к Фрейду с целым рядом необычных, а иногда весьма странных психологических симптомов. Одна из причин того, почему эти симптомы казались столь экстраординарными, заключалась в том, что, на первый взгляд, они не имели под собой физиологической основы. Они как будто возникали на пустом месте. Типичным расстройством, с которым приходилось сталкиваться Фрейду, было нечто вроде «истерического паралича», при котором подвижность и чувствительность одной из конечностей пациентки, по ее словам, была ограничена. К состояниям подобного рода часто применялся термин истерические, когда их не удавалось объяснить с точки зрения неврологии.

Фрейд предпочитал термин истерические потому, что считал эти проблемы типичными именно для женщин — ведь слово истерический происходит от греческого hystera, что означает «матка» или «лоно».

Что примечательно, Фрейд полагал, будто тяжесть симптомов пациентки можно облегчить (или даже полностью устранить эти симптомы), просто поговорив с ней о ее прошлом. Именно к этому и сводилась процедура психоанализа. Вы начинаете работать с пациенткой, страдающей психологическим расстройством, а затем обращаетесь к ее прошлому, стараясь найти в нем причину патологии. Фрейд обнаружил, что психологические расстройства очень часто уходят своими корнями в детство пациента и связаны с особенностями его взаимоотношений с родителями. Но внимание Фрейда было приковано не к тому, достаточно ли любви и ощущения принадлежности получает ребенок от своих родителей; он больше ориентировался на степень удовлетворения родителями фундаментальных потребностей ребенка в удовольствии. Считалось, что дети, получавшие слишком много или слишком мало удовольствия, становясь взрослыми, обречены страдать неврозами.

Поскольку Боулби имел образование психоаналитика, он уделял огромное внимание роли фактора взаимоотношений между матерью и ребенком в становлении личности последнего. Но тот факт, что практически все психоаналитические теории на тот момент рассматривали взаимоотношения между родителем и ребенком ретроспективно, несколько его озадачивал. Другими словами, недостатком подхода Боулби считал тот факт, что психологические проблемы появляются у человека прежде, чем удается проследить динамику его отношений с родителями, и сам подход казался ему запоздалым. По его мнению, психологическая наука выиграет значительно больше, если в первую очередь сформировать общее представление о природе отношений между матерью и ребенком. Когда общая концепция будет сформирована, исследователи смогут разобраться, способствуют ли те или иные особенности отношений между родителями и детьми нормальному или аномальному психологическому развитию личности в будущем.

Поскольку к тому времени еще не был разработан подход, ориентированный на будущее, Боулби пришлось действовать самостоятельно. Одной из целей его книги было составить план-проект по методологии проспективной (ориентированной на будущее) психоаналитической психологии. Наука не только испытывает потребность в развитии проспективной психологии, полагал он; кроме того, реализация такого подхода расширила бы диапазон научных возможностей психоанализа. Проспективный подход позволил бы специалистам в области психоанализ делать прогнозы относительно дальнейшего эмоционального благополучия пациента. В этом случае ожидания по поводу эмоциональной состоятельности ребенка в будущем могли бы основываться на качестве его взаимоотношений с родителями, имеющих место в настоящий момент. С научной точки зрения, это было бы куда более ценно, чем традиционный фрейдистский метод объяснять все и вся постфактум. В результате, проспективный подход придал бы психоаналитическим теориям значительно ббльшую наукосообразность. Возможность проверки результатов служит неотъемлемой частью любой науки. Идеи, которые нельзя проверить, не имеют научной ценности. К сожалению, до появления работ Боулби психоанализ большей частью строился на изучении историй пациентов, в том числе на их воспоминаниях о событиях, которые имели место в раннем детстве. Воспоминания человека о делах давно минувших дней нельзя считать достоверной информацией. Боулби своим проспективным подходом готовил революционный переворот в теории психоанализа, так как его версия дала бы психоаналитикам возможность прогнозировать развитие событий на основании анализа взаимоотношений между родителями и детьми на сегодняшний момент, а затем давать оценку справедливости этих прогнозов.

Пусть у вас не возникают иллюзии, будто Боулби обдумывал свои идеи, сидя на вращающемся стуле и попивая вечерний чай. Столкнувшись с многочисленными ситуациями, когда детей, по тем или иным причинам, забирали у матерей в очень раннем возрасте и помещали в специализированные детские учреждения, где дети иногда находились в условиях значительной социальной изоляции, Боулби был вынужден поставить под сомнение фундаментальные теоретические посылки психоанализа. Боулби и сам несколько раз пережил разлуки с эмоционально значимыми для него людьми. Минни, его любимая няня, которая о нем заботилась и была ему как мать, ушла, когда мальчику было 4 года. С научной точки зрения, никто не мог дать достоверный прогноз о будущем маленького ребенка, которого в раннем детстве отняли от матери, ввиду отсутствия проспективных научных подходов. Боулби вознамерился заполнить этот пробел. Введение

Свою книгу, в которой Боулби попытался представить собственное видение проспективной психоаналитической психологии, он начал с презентации под названием «Наблюдения, требующие объяснений». Такое же название получила вторая глава его книги. Представляя свои наблюдения, требующие объяснений, Боулби свидетельствует, что не хотел бы с самого начала выдвигать набор теоретических предположений. Он признавал, что получил образование в области психоанализа, но при этом признавал также некоторые недостатки данного подхода. Он дает нам понять, что хотел бы разработать свою новую теорию в индуктивном ключе. Для начала Боулби хотел изложить результаты своих наблюдений по поводу того, что же происходит, когда детей забирают у матерей, и только потом он намеревался продолжить работу над теорией, которая позволила бы объяснить результаты этих наблюдений. Метод Участники

Боулби отдал должное своему коллеге Джеймсу Робертсону (James Robertson), который взвалил на себя всю тяжесть проведения необходимых наблюдений, положенных в основу теории привязанности. Мы не располагаем сведениями о том, каких именно детей снимал на пленку Робертсон, известно лишь, что пока он вел съемку, все они находились в специализированных детских учреждениях Лондона или окрестностей. Боулби отмечает, что «данные Робертсона получены в результате наблюдений за поведением детей второго и третьего года жизни, которые в течение ограниченного периода времени находились в детских учреждениях по месту жительства или в больничных палатах, где за ними был установлен обычный уход. Это значит, что ребенка забрали у его матери или у лица, ее заменяющего, отлучили от семейного круга, а вместо этого поместили в непривычную обстановку, вверив заботам совершенно незнакомых людей. Последующие данные были получены на основании наблюдений за поведением [ребенка] в домашней обстановке в течение нескольких месяцев после возвращения, а также по рассказам родителей». Материалы

Для проведения исследования не понадобилось никаких специальных материалов, так как оно, главным образом, строилось на «естественных наблюдениях» за детьми в период разлуки с матерью. Это означает, что наблюдение проводилось в естественных, близких к идеальному соблюдению этой естественности, условиях, в которых находились дети. Тем не менее для непрерывной записи происходящего была необходима кинокамера.

Процедура

Как и в том, что касается материалов, проводившиеся наблюдения никак не вписываются в понятие экспериментальной процедуры. Однако Робертсон, снимая детей, разлученных со своими родителями, продемонстрировал такое операторское мастерство, что его методы съемки на камеру были приняты в качестве стандартных правил, соблюдение которых стало обязательным во время съемок детей в отсутствие родителей. По сути дела, операторская работа Робертсона вылилась в создание фильма, который демонстрировался по всей Европе и в Соединенных Штатах, и благодаря которому многие больницы пересмотрели режим посещений своих пациентов. Результаты По результатам съемок Робертсон выделил в поведении детей, разлученных со своими родителями, три последовательно сменяющие друг друга фазы. Эта модель поведения наблюдалась среди тех детей, чьи отношения с родителями до госпитализации были совершенно благополучными и надежными. Согласно описанию Робертсона, три фазы поведения, связанного с отделением от родителей, сменяют друг друга в следующем порядке: (1) протест, (2) отчаяние и (3) отчужденность. Боулби отмечает, что не все дети переживают эти фазы одну за другой. Кроме того, продолжительность каждой из фаз у детей может значительно варьировать. Но очевидная универсальность этих фаз произвела на Боулби немалое впечатление. Приведем вам несколько примеров того, что происходит во время каждой из этих трех фаз.

Протест. Когда детей впервые разлучают с их матерями, дети переживают период отчаянного протеста. Некоторые начинают протестовать незамедлительно; в поведении других протест проявляется спустя некоторое время. Иногда протесты длятся всего несколько часов; тогда как в некоторых случаях ребенок перестает протестовать только спустя неделю! Исследователям удалось проследить значительные различия продолжительности и времени начала протестов у детей, в зависимости от качества их взаимоотношений с матерью. Поэтому хотя протестующее поведение демонстрируют абсолютно все дети, качественные характеристики их взаимоотношений с матерью в значительной степени обусловливают продолжительность и интенсивность протестов.

Как описывает Боулби, во время фазы протеста «маленький ребенок выглядит очень расстроенным тем, что потерял маму, и старается ее вернуть, прилагая к этому все свои скромные усилия. Он часто и громко плачет, сбивает постель, трясется и напряженно ждет хоть какого-нибудь звука или движения, которое может быть предвестником возвращения его потерянной мамы. Всем своим видом он демонстрирует ожидание, что она вот-вот вернется. Тем временем он отвергает всех, кто к нему обращается, хотя другие дети отчаянно цепляются за подошедших к ним медсестер».

Отчаяние. После периода протестов, которые, с точки зрения ребенка, не дали никаких результатов, он постепенно начинает привыкать к мысли, что мама, скорее всего, не вернется. Во время этой фазы ребенком все больше овладевает состояние беспросветной безнадежности. Силы и энергия были израсходованы в период протеста, в результате чего ребенок уходит в себя и практически ни на что не реагирует. Боулби описывает эту фазу как состояние глубокой печали.

Отчужденность. При переходе от отчаяния к отчужденности ребенок как будто порывает с внешним миром. Если говорить о поведении, то оно внешне меняется в лучшую сторону. Если бы события разворачивались на глазах у наивного наблюдателя, ему даже могло бы показаться, что во время третьей фазы ребенок оправляется от стресса, и что он наконец-то смиряется со своей судьбой. Может возникнуть впечатление, будто он свыкается с уходом матери. К тому же он уже не отвергает помощь и заботу со стороны медсестер, а, напротив, принимает их. Некоторым даже удается усмотреть в поведении ребенка проявления счастья и общительности. Однако, как пишет Боулби, при появлении матери «возникает подозрение, что с ребенком не все в порядке, из-за полного отсутствия в его поведении каких-либо четких проявлений привязанности, свойственной этому возрасту. Вместо того чтобы приветствовать мать, ребенок ведет себя так, как будто едва ее знает; вместо того чтобы броситься к ней, он остается отчужденным и апатичным; вместо того чтобы заплакать, он безразлично отворачивается. Со стороны кажется, будто он утратил к ней всякий интерес».

Несмотря на то что эти данные были получены на основе наблюдений за детьми, которых пришлось отправить в больницу, или которые находились в детских учреждениях, аналогичные результаты дали и наблюдения за детьми, просто остававшимися дома в отсутствие матерей. Я отчетливо помню, как мой племянник Мэттью, которому тогда было два года, бесповоротно отвергал собственную мать, вернувшуюся после недельного отсутствия. В поведении Мэттью не было ни намека на протест или отчаяние; вероятно, в связи с тем, что во время разлуки с матерью он оставался с отцом. Но меня поражало, что после маминого возвращения он не выказывал к ней ни малейшего интереса, когда она обнимала его, и даже когда брала его на руки. Я полагал, что стану свидетелем счастливых объятий и запоздалого воссоединения матери с ее ребенком, но передо мной предстала картина холодной отчужденности.

Обсуждение Итак, о Боулби: в распоряжении этого ученого находились данные всех наблюдений, но для их расшифровки он мог руководствоваться только лишь психоаналитической теорией. Поэтому он начал создавать новую теорию, обратившись, в первую очередь, к проблемам этологии, литературных данных в отношении которых с каждым днем становилось все больше и больше. Этология основывается на предложенном Чарльзом Дарвином эволюционном механизме адаптации посредством естественного отбора. Этологи исследуют поведение отдельных особей, с тем чтобы выяснить, благоприятствует ли то или иное поведение животного выживанию вида во внешней среде. Поведение, которое в большей степени способствует адаптации вида к среде обитания, совершенствует вид в целом, а, кроме того, отдельные особи, принадлежащие к этому виду, получают больше шансов на выживание. Представляется само собой разумеющимся, что если поведение благотворно для вида, то гены, ответственные за реализацию этого поведения, с большей вероятностью передадутся следующему поколению особей, и что следующее поколение тоже будет реализовывать эту адаптивную модель поведения. Боулби считал, что у людей взаимоотношения между матерью и ребенком являются разновидностью адаптивного поведения. Он полагал, что эти взаимоотношения настолько сильны и настолько значимы для развития ребенка, что были заложены в ходе эволюционного процесса, чтобы способствовать выживанию вида. А почему бы и нет? Совсем незадолго до Боулби супруги Харлоу (см. главу 10) продемонстрировали огром ное значение взаимоотношений между детенышем макаки-резуса и его матерью для благополучия малыша. Почему бы этой закономерности не распространяться и на людей?

Заимствования из этологии

Во времена Боулби этология, как наука об эволюционно обусловленных адаптационных механизмах, присущих различным животным видам, была в большом фаворе. Этологи по всему миру публиковали статьи, в которых констатировали поведенческие проявления, многие из которых были совершенно поразительными. Нередко поведение животных казалось весьма необычным и экзотическим, но для реализовывающих его животных видов оно неизменно выполняло функцию адаптации. Боулби посчитал, что, возможно, из этологии можно заимствовать ряд гипотез о том, почему матери и их маленькие дети всегда стараются поддерживать такую тесную близость, как будто их связывает невидимый трос. Значительная часть книги Боулби изобилует примерами феноменов, заимствованных из этологии животного мира, которые, по его мнению, внесли определенный вклад в формирование столь тесной связи мать-младенец и у людей тоже.

Среда адаптивности. Одну из центральных этологических категорий, которую Боулби взял на вооружение, он назвал средой адаптивности. Термин «среда адаптивности» характеризует определенную среду обитания, которую та или иная система «выстроила» посредством естественного отбора для наиболее оптимального функционирования. В качестве «системы» может выступать любая совокупность объектов. Например, давайте представим какой-нибудь животный вид как систему. Возьмем, к примеру, радужную форель. Как система, радужная форель лучше всего функционирует в холодной пресной воде, температура которой колеблется в диапазоне от 7 до 25 градусов по Цельсию. Значительно хуже форели будет в теплых тропических водах или в соленой воде, независимо от температуры. И уж, конечно, весьма плачевным будет функционирование радужной форели в безводной среде, особенно на промасленной сковороде, стоящей на бивачном костре.

В качестве другого примера рассмотрим что-нибудь менее масштабное, чем целый животный вид. Возьмем, к примеру, биологическую систему, принадлежащую определенному виду: кар-диопульмональную (сердечно-легочную) систему человека. Задача кардиопульмональной системы заключается в том, чтобы экстрагировать кислород из внешней среды и снабжать им кро веносную систему. Человеческая кардиопульмональная система устроена таким образом, что лучше всего она работает в атмосферных условиях морского берега. По мере увеличения высоты над уровнем моря она работает все хуже из-за снижения содержания кислорода в воздухе. Именно в этом кроется одна из причин того, почему многие команды Национальной Футбольной Лиги опасаются играть с командой «Денвер Бронкос» на стадионе «Высокая Миля». Игроки этих команд бегают по полю туда-сюда, тяжело дыша, и при каждом удобном случае надевают на лицо кислородную маску. В противном случае у спортсменов может случиться приступ. В связи с тем, что на высоте около полутора километров над уровнем моря в атмосфере так мало кислорода, кардиопульмональная система не может работать в полную силу.

Хотя оптимальный уровень функционирования системы достигается в условиях ее среды адаптивности, с ходом времени среда адаптивности иногда претерпевает некоторые изменения. Эти изменения могут поставить под вопрос выживание системы. Порой изменения в среде носят временный характер, как, например, в случае, когда излюбленный гусями пруд пересыхает в результате длительной летней засухи. Однако зачастую в среде происходят необратимые изменения, причем в результате целенаправленной деятельности самого животного вида. Вероятно, именно человек стал причиной наиболее плачевных изменений собственной среды обитания. Внешняя среда, в которой человек живет сегодня, кардинально отличается от того мира, приспособление к которому составляло суть процесса эволюционирования. Например, ни одна из человеческих систем не способствует выживанию среди самолетов, поездов и автомобилей. Скорее, биологические и поведенческие системы, наличествующие у нас сегодня, эволюционировали, чтобы помочь нашим древним предкам выжить в мире, который, по нынешним меркам, показался бы нам чудовищно примитивным. Поэтому вы можете в полной мере оценить вопиющее несоответствие между нынешним этапом процесса эволюционирования человека как животного вида, целью которого было приспособиться к первобытной среде, и нынешней индустриализированной средой обитания человека, которую можно считать какой угодно, только не первобытной.

Кроме того, с этологической точки зрения представляется очевидным, что дети, выросшие сегодня, относительно слабо подготовлены к выживанию в современном обществе. Их внутренняя организация предназначена для того, чтобы обеспечить выживание в те времена и в тех обстоятельствах, где не было ни самолетов, ни поездов, ни автомобилей; где не было таких учреждений, как больницы и сиротские приюты; и где у них не было причин для длительного расставания с матерью. Боулби был совершенно уверен в том, что если нам и удастся постичь природу отношений между матерью и ребенком, то не с точки зрения современного общества. Боулби отмечает: «Единственным релевантным критерием, на основании которого можно судить об адаптивности поведенческого репертуара современного человека, является тот вклад, который он мог бы внести в выживание собственной популяции в первобытной среде, и способ его реализации». Соответственно, чтобы понять значимость отношений между матерью и ребенком для выживания сегодня, мы должны представить себе, каким образом они могли способствовать выживанию вида много тысяч лет назад. Протест, отчаяние и отчужденность детей, разлученных со своими матерями, по большей части, являются следствием несоответствия между подлинной биологической адаптивностью детей и реальностью современной среды обитания, в которой они находятся.

Идея системы интересовала Боулби настолько, насколько он мог применить ее к поведению детей. Таким образом, получалось, что речь идет о поведенческой системе. У Боулби были основания полагать, что внутри каждого ребенка функционирует система, удерживающая его вблизи матери. По крайней мере, последствия разлуки с матерью в ситуации, когда ребенка помещали в больничную палату, подтверждали это его предположение. Эту систему, при всей ее запутанности, он назвал системой привязанности.

Вынашивая эту идею, Боулби попытался собрать дополнительные данные в поддержку своей гипотезы о первобытной системе привязанности. Эти данные не только подтверждают идею о том, что система привязанности была «встроена» в детей еще в доисторические времена, поскольку помогала детям и человеческому роду в целом не выйти за грань выживания; возможно, они помогут дать объяснение таким реакциям, как протест, отчаяние и отчужденность, демонстрируемым детьми во время разлуки с матерями. Поскольку во взаимоотношениях между матерью и ребенком участвуют две стороны, то справедливо будет поставить два вопроса: (1) Какие факторы способствуют проявлению у ребенка врожденного, всепоглощающего желания быть рядом с матерью? (2) Какие факторы порождают у матери непреодолимое стремление быть рядом со своим ребенком? Боулби надеялся получить ответы на эти вопросы в этологических исследованиях, проводившихся на близких к человеку животных видах.

Импринтинг. Что касается особой врожденной привязанности человеческих детей к своим матерям, то одним из любимых понятий Боулби, заимствованным из этологии, стал импринтинг (запечатление). Возможно, импринтинг приобрел широкую известность благодаря исследованиям этолога Конрада Лоренца (Konrad Lorenz), посвященным изучению поведения гусят и утят. Лоренц обнаружил, что только что вылупившиеся из яиц гусята и утята сразу же останавливают внимание на ближайшем движущемся объекте, попадающем в поле их зрения. Вскоре они начинают следовать за ним по пятам, причем всеми силами стараются оказаться как можно ближе к нему. Если объект исчезает, они пытаются его найти или издают жалобные сигналы, призывая его вернуться. В этом заключается процесс импринтинга; в общих чертах можно сказать, что в психике или головном мозге гусенка или утенка происходит запечатление объекта желания.

В естественной среде обитания в роли запечатленного объекта практически всегда выступает мать — гусыня или утка, а сам процесс импринтинга в той или иной степени гарантирует, что птенец будет держаться матери. Но с легкой руки этологов-экспериментаторов мы знаем, что объектом импринтинга может быть не только мать-птица. Бывало, что эту роль исполняли мячик, собака и даже пара желтых носков этолога-исследователя. Хотя особенности запечатляемого объекта не имеют большого значения, существует целый ряд факторов естественного происхождения, катализирующих процесс импринтинга. В частности, запечатляемый объект должен быть определенного размера. В том случае, если объект будет слишком маленьким или слишком большим, то механизм импринтинга может не сработать. Кроме того, выраженность импринтинга напрямую связана с особенностями звуковых сигналов, издаваемых объектом, например, с кряканьем. Но после того как в психике новорожденного запечатлится тот или иной объект, маловероятно, что этот механизм повторится, и у гусенка или утенка запечатлится что-нибудь еще. Объекты, запечатление которых не состоялось, иногда даже вызывают страх, стоит им только слишком приблизиться к птенцам.

Значение импринтинга для успешной адаптации вида не вызывает сомнений. В естественной среде обитания он, в сущности, служит гарантом того, что дети будут находиться рядом с матерью. Возможно, вам даже доводилось видеть на берегу какого-нибудь пруда или озера знакомые следы гусят или утят. всем выводком следовавших за мамой. Оставаться рядом с матерью — значит придерживаться адаптивной линии поведения, так как это обеспечивает птенцу защиту от хищников и незваных гостей, которым мать может дать отпор. Мне это известно не понаслышке! Много раз бывало, что мне приходилось отражать нападки матери-гусыни, когда мой мяч улетал с площадки для гольфа и подкатывался слишком близко к тому месту, где она высиживала яйца.

Боулби считал, что импринтинг, безусловно, имеет место и в отношениях между матерью и ребенком. То есть не исключено, что у новорожденного ребенка происходит запечатление матери. Разумеется, птицы существенно отличаются от млекопитающих, особенно таких высокоразвитых, как люди. Скажем, новорожденный младенец не может сразу же встать и последовать за матерью. Поэтому применять понятие импринтинга к человеческим детям можно только с поправкой на то, что для его реализации должно пройти значительно больше времени, скажем, несколько месяцев. Но, несколько обобщая, можно провести немало параллелей между импринтингом у птиц и аналогичным поведением людей. Например, по прошествии нескольких месяцев после рождения младенцы начинают отдавать предпочтение одним объектам перед другими. Как правило, наиболее предпочтительным объектом становится мать. К тому же в ее отсутствие младенцы выказывают признаки страха, а иногда их может чрезвычайно сильно испугать появление незваных незнакомцев. Дети, не ограниченные в передвижениях, демонстрируют устойчивую тенденцию держаться поближе к матери, когда она рядом, и следовать за ней, когда она удаляется (чем вам не «дети на тросе»!).

Боулби пишет: «Итак, согласно имеющимся данным, мы можем сделать вывод, что механизмы формирования поведенческих проявлений привязанности у человеческих младенцев и направленность на определенную фигуру во многом перекликаются с механизмами формирования у других млекопитающих, а также у птиц. Соответственно, все это можно охарактеризовать одним-единственным понятием «импринтинг» — поскольку этот термин используется в... наиболее общем смысле. В противном случае между человеком и другими животными видами разверзнется непреодолимая пропасть». Как видите, для Боулби было исключительно важно объяснить феномен человеческой привязанности в духе дарвиновской теории эволюции. Теория Боулби основывалась на гипотетических этологических параллелях между человеческим поведением и тем, что мы наблюдаем у представителей других животных видов, стоящих рангом ниже на эволюционной лестнице.

Инстинкты. Хотя явлением импринтинга можно объяснить естественное стремление детей быть как можно ближе к своим матерям, этот феномен не раскрывает нам природу присущей матерям тенденции быть рядом с детьми и заботиться о них. Поэтому Боулби заимствовал из этологии еще одно понятие, а именно, понятие так называемого материнского инстинкта. Вопрос о допустимости апеллирования к инстинктивным мотивам человеческого поведения в то время стоял довольно остро. Многие современники Боулби доказывали, что в человеческом поведении нет ничего, что определялось бы сугубо действием инстинктов. Но Боулби был с этим не согласен. С его точки зрения, поведение, связанное с материнской заботой и уходом за ребенком, вполне соответствовало критериям, позволяющим считать такое поведение инстинктивным. Согласно критериям Боулби, материнская забота носит инстинктивный характер, потому что: (1) она реализуется согласно прогнозируемой модели, универсальной для представителей большинства животных видов; (2) это не просто реакция на единичный стимул, а прогнозируемая последовательность действий; (3) эта последовательность действий в значительной степени обеспечивает выживание отдельной особи (человека) или всего вида в целом; (4) поведение реализуется даже при полном отсутствии возможностей научения.

Итак, в связи с тем, что современное общество уже не имеет ничего общего с первичной средой адаптивности, чтобы лучше понять природу материнского инстинкта, нам приходится больше полагаться на данные наблюдений за животными. Особенно информативными представляются наблюдения задругами «приматами, живущими на земле». Одна из ярких примечательных особенностей заключается в том, что они ведут общественный образ жизни. У них есть свое маленькое обезьянье общество, в котором действует своя неофициальная иерархия. Каждый из членов группы имеет собственный общественный статус и даже не пытается воспользоваться привилегиями, которые не положены ему «по штату», так как в противном случае члены группы, имеющие более высокий статус, немедленно «поставят его на место» (мне все это очень напоминает американскую культуру). Но жизнь в обществе с ярко выраженной «классовой» структурой имеет один неоспоримый плюс — в этом обществе каждый знает, чего от него ожидают. Например, когда группе угрожает нападение хищника, самцы объединяются ради того, чтобы дать отпор злобному зверю. Тем временем самки хватают детенышей и спасаются бегством, стараясь укрыться в безопасном месте. Согласно только что приведенному нами определению, такое полоролевое поведение является инстинктивным. Одна из вероятных причин того, что матери бросаются защищать своих детей, заключается в том, что, возможно, в доисторические времена, хватая и пряча детей в минуту опасности, люди повышали тем самым свои шансы на выживание. В свою очередь, выживание вида способствовало селекции генов, благодаря которым следующие поколения матерей тоже хватали и прятали своих детей, в результате чего эти формы поведения просуществовали вместе с обществом до сегодняшнего дня.

Но есть и другой этологический фактор, отчасти объясняющий возникновение у матерей желания брать своих детей на руки и заботиться о них. Дело в том, что маленькие дети подают сигналы, на которые матери считают для себя необходимым реагировать. Например, когда малышам что-то нужно, они тут же начинают плакать. Плач младенца заставляет мать немедленно найти и устранить причину его неудовольствия. Но ведь дети еще и улыбаются! А улыбка младенца пробуждает у его матери самые прекрасные чувства. Вот что Боулби пишет об одной из матерей: «Стоит ей рассердиться на ребенка или продемонстрировать признаки усталости, одна его улыбка ее прямо-таки обезоруживает; когда она его кормит или как-то иначе выражает свою заботу, его улыбка служит ей наградой и поддержкой... улыбка ребенка настолько трогает мать, что, скорее всего, в будущем она быстро отреагирует на его сигналы, причем ее реакция непременно повысит его шансы на выживание».

И, наконец, как можно упускать из виду, что эти младенцы такие прелестные! В сущности, естественное очарование маленьких детей зачастую побуждает каждого из нас, а не только матерей, заботиться о них. Вас когда-нибудь охватывало непреодолимое желание подойти и взять на руки прелестное дитя? И это касается не только человеческих детей. Щенки, котята, обезьяньи детеныши и даже птенцы вызывают у взрослых людей по всему миру улыбку обожания и порыв прижать их к себе. Случайно ли, что детеныши всех животных видов выглядят такими хорошенькими? Конрад Лоренс (тот, что занимался импринтин-гом) уже довольно давно подметил, что детеныши многих животных видов имеют ряд анатомических черт, кажущихся людям очаровательными. По сравнению со взрослыми особями того же вида, у детенышей, как правило, необычно большая голова округлой формы, круглые щеки, большие глаза и лоб. Возможно, эти черты «детскости» представляются взрослым представителям данного вида чрезвычайно трогательными, и быть может, именно они подталкивают взрослых к тому, чтобы заботиться о детях и прилагать все усилия по обеспечению их безопасности. Стремление заботиться и опекать, возникающее при виде очаровательного создания, получило название реакции опеки. Несмотря на то что сам Боулби не рассматривал такое понятие как реакция опеки, оно вполне могло стать еще одним эволюционным элементом, «встроенным» в психику матери, с тем чтобы гарантировать возникновение желания заботиться о своих детях. Мать и ребенок: взаимная привязанность

В стремлении Боулби воспользоваться этологической литературой, чтобы выстроить эволюционный, биологический фундамент взаимной привязанности между матерью и ребенком, читались штрихи гениальности. Никому прежде, а возможно, и после него, не удавалось столь ясно сформулировать свою позицию, сведя воедино такие разные и непохожие дисциплины. Но Боулби идет еще дальше, стараясь доказать, что отношения между ребенком и матерью не следует рассматривать как «биологический удел». Мамы и их дети — это вовсе не компьютеры, функционирующие в соответствии с заданными программами. Возможно, эволюционный процесс дал им легкий толчок к тому, чтобы проникнуться друг к другу взаимной привязанностью, но для того чтобы добиться благополучия в отношениях, основанных на привязанности, обе стороны должны приложить немало усилий.

Например, матери и их дети должны быть отзывчивы по отношению друг к другу. Боулби отмечает, что отношения, основанные на привязанности, насквозь пронизаны самыми сильными эмоциями. Ситуация, когда по той или иной причине мать становится эмоционально или иначе недосягаемой для ребенка, вполне может спровоцировать тяжелое психологическое расстройство. Боулби пишет о том, что «оба ценят близость и эмоциональную общность, и получают от них удовольствие, а отчужденность и отвержение доставляют обоим боль и дискомфорт... В результате, стоит только этим стандартам значительно отклониться от нормы, как это время от времени случается в процессе развития человека, и их, скорее всего, сочтут патологичными». Вот куда мы идем. Как мы уже видели, обсуждая результаты, у детей, разлученных со своими матерями из-за необходимости пребывания в том или ином учреждении, неизбежно азвивались серьезные эмоциональные травмы, принимавшие формы протеста, отчаяния или, что хуже всего, отчужденности.

В конце концов, хотя предпочтительным объектом привязанности, как правило, является мать, дети иногда привязываются и к другим людям, если те играют ключевую роль в их жизни. Подобно тому как утята могут запечатлеть собаку по имени фидо и следовать за ней по пятам, так и маленький ребенок порой привязывается к отцу, старшей сестре или брату, медсестре и даже к няне. Известны единичные случаи, когда объектом привязанности и главным источником заботливого отношения для ребенка становилось животное. Например, в конце XVIII века в лесной чаще нашли маленького мальчика по прозвищу Виктор. Как оказалось, семьей для него была волчья стая! Революция привязанности

Я считаю, это замечательно, что последние несколько страниц мы смогли посвятить талантам теоретика, получившего образование фрейдиста-психоаналитика, но все свои силы направившего в другое русло. Как я уже упоминал, причиной этого стало недовольство Боулби традиционной фрейдистской теорией. Несмотря на то что поначалу Боулби хотел усилить теорию Фрейда, привнеся в нее весомые и широко известные это-логические денные, в конце концов, он создал свою теорию привязанности, которая получила собственную путевку в жизнь. От теории Фрейда в ней не осталось почти ничего. Кое-кто из самых верных последователей Фрейда даже заклеймил Боулби, назвав его еретиком!

И все же многие психоаналитики, занимающиеся лечением взрослых с различными психологическими нарушениями, используют теорию привязанности Боулби. Этот постбоулбиан-ский психоаналитический подход пошел по традиционному для психоанализа пути — сначала терапевт обсуждает актуальные психологические проблемы пациента, а затем обращается к его детству в поисках их причин. Но эта форма психоанализа примечательна одной особенностью, присущей именно боулбиан-скому подходу. Дело в том, что терапия начинается с оценки привязанности пациентки к лицам, значимым для ее сегодняшней взрослой жизни — например, к мужу, детям, лучшей подруге. Если взаимоотношения с этими людьми не слишком прочны, то следующий шаг терапевта — выяснить, не является ли это показателем того, что в раннем детстве пациентка была не слишком близка со своей матерью. Хотя такой подход тоже относится к разряду ретроспективных, против которых выступал Боулби, но главенствующую роль в нем играет предложенное им понятие привязанности. Цель нового боулбианского психоанализа заключается в том, чтобы помочь пациентке восстановить отношения, основанные на привязанности, посредством многолетних насыщенных длительных терапевтических сессий; помочь пациентке разобраться в том, что именно могло воспрепятствовать ее отношениям с матерью или «отравить» их в те времена, когда она еще была ребенком. Достигнув этого понимания, психоаналитик, работающий в рамках теории Боулби, может помочь пациентке предпринять меры для восстановления упущенных или нарушенных взаимоотношений, пусть даже она давно уже взрослая.

Закат теории привязанности. Хотя можно было бы сказать, что подражание — высшее проявление лести, но несколько недавних случаев «несанкционированного» применения теории привязанности наверняка заставили бы Боулби перевернуться в гробу. Сегодня в лечении нарушений привязанности наметилась тревожная тенденция, получившая название терапии перерождением. Идея, положенная в основу терапии перерождением, проста. Пациент, страдающий нарушением привязанности, как бы возвращается в пренатальное состояние и еще раз переживает символическое «рождение», с тем чтобы во второй раз попытаться установить более благополучные взаимоотношения. Центры перерождения стали появляться по всей стране. У вас есть шанс переродиться всего за какие-то 5-7 тысяч долларов. Чтобы найти ближайший к вам центр, просто введите в свою любимую поисковую систему слова перерождение и клиника.

Хотя, в принципе, я ничего не имею против такого символического перерождения, проблема в том, что от такой «терапии» умирают дети! Возьмите случай Кандас Ньюмакер. Эта десятилетняя девочка испытывала проблемы эмоционального сближения со своей приемной матерью. Ее мать заплатила 7 тысяч долларов клинике перерождения в Эвергрине, штат Колорадо, за двухнедельную программу, включавшую эпизод символического перерождения. Ребенка завернули в одеяло, призванное символизировать матку. Четверо взрослых начали давить подушками на вернувшуюся в материнское лоно девочку. Надавливание символизировало родовые схватки. Согласно данным, опубликованным в газете U.S. News & World Report, в течение первых 24 минут Кандас семь раз повторила, что ей нечем дышать. g течение первых 16 минут она шесть раз сказала, что умирает. Вместо того чтобы прекратить процедуру, терапевт продолжал со словами: «Ты хочешь умереть? Ладно, умирай. Валяй, умирай прямо сейчас». По прошествии 1 часа и 10 минут с начала сессии и неудавшегося перерождения Кандас, они развернули импровизированную матку и обнаружили бесчувственную, посиневшую Кандас — по иронии судьбы, она лежала в позе эмбриона. О ее смерти было объявлено на следующий день.

Выводы Работы Джона Боулби помогли открыть глаза специалистам-медикам всего мира. В своих работах он показал, что если в течение длительного периода времени ребенок не имеет возможности взаимодействовать с человеком, к которому он привязан, то такая ситуация может спровоцировать серьезную психологическую травму или хроническое нарушение. Эволюционный статус детей не позволяет им долго находиться в разлуке со своими матерями. Кроме того, Боулби убедительно доказал, что мать — это много большее, чем просто ходячая грудь, единственным предназначением которой служит удовлетворение базовой потребности ребенка в питании. Мать дарит любовь. Боулби продемонстрировал, что если бы детские учреждения действительно были заинтересованы в сохранении психического здоровья своих маленьких пациентов, они должны были бы позволять матерям постоянно находиться рядом со своими детьми. А что касается сирот, у которых нет никого, к кому бы они могли испытывать привязанность, то им просто необходимо участие сотрудников, которые могли бы выступить в этой роли. Более того, мать выполняет функцию «базы безопасности», с которой ребенок отправляется во всевозможные рискованные предприятия и изучает неизведанные земли. Поэтому привязанность необходима не только для эмоциональной безопасности, но и для интеллектуального развития, которое происходит путем изучения окружающего мира.

Мэри Солтер Эйнсворт, которую с Джоном Боулби много лет связывали знакомство, сотрудничество и дружба, написала в некрологе, опубликованном в журнале American Psychologist: «Ученый Джон Боулби был неразделим с человеком Джоном Боулби. Все, кто его знал, считали его сердечным и очень заботливым человеком. Будучи превосходным врачом, он относился к другим с уважением, пониманием и участием. Некоторые неверно истолковывают его внимание к родительскому поведению, влияющему на личностное развитие ребенка, как попытку обвинить родителей во всех детских проблемах. Нет, он знал, что "все понять — значит все простить". Он был не способен обвинять».

Библиография

Ainsworth, М. D. S. (1992). John Bowlby (1907-1990): Obituary. American Psychologist, 47,668.

Bretherton, I. (1992). The origins of attachment theory: John Bowlby and Mary

Ainsworth. Developmental Psychology, 28,759-774. van Dijken, S. (1998).John Bowlby: His early life: A biographicaljourney into the roots of attachment theory. London: Free Association Books.

Вопросы для обсуждения

Правда ли, что дети демонстрируют импринтинг, подобно птенцам в экспериментах Конрада Лоренца? Что общего в поведении младенцев и птенцов, и какие различия прослеживаются в их поведении?

Как работы Гарри Харлоу (см. главу 10) вписываются в теорию привязанности Боулби?

В чем могло бы выражаться поведение, демонстрирующее привязанность, у детей, матери которых страдают хроническими депрессивными расстройствами?

Чем еще современное человеческое общество отличается от среды адаптивности? Можете ли вы представить себе гипотетические обстоятельства, из-за которых поведение, связанное с проявлением привязанности, в будущем может превратиться в деза-даптивное?