нения в детском поведении в ответ на наше преобразование среды позволяют нам заключить, что изменения произошли вследствие нашего преобразования. Эксперимент — это оптимальное, наиболее прямое средство понимания того, что движет детьми.
К сожалению, мы не можем экспериментировать с некоторыми из наиболее интересных и важных особенностей жизни детей. Например, как бы мы ни были заинтересованы в том, чтобы узнать о влиянии развода родителей на развитие детей, мы в действительности не можем просто взять и провести эксперименты с разводом. В подобном эксперименте нам бы пришлось определить случайным образом 50 детей в группу с разводом и 50 детей — в группу без развода. Затем нам бы пришлось устроить так, чтобы родители детей в первой группе развелись, а во второй — не развелись. Далее нам бы осталось только наблюдать за развитием этих детей. Любые различия, которые мы бы обнаружили между двумя группами детей, являлись бы следствием их жизни в условиях развода или совместной жизни родителей. Но даже если бы мы смогли осуществить подобный дьявольский эксперимент, вы, без сомнения, согласитесь, что это была бы очень плохая идея.
Когда нет возможности проводить эксперименты, вторым по значимости средством детского психолога является то, что называют корреляционным исследованием. Детские психологи, которые используют корреляционный подход, пытаются определить паттерны связей между двумя переменными. Часто предполагается, что одна из этих переменных вызывает изменения в другой переменной, но мы не можем быть уверены в этом без помощи истинного эксперимента. Мы легко можем приложить корреляционный подход к изучению развода, сравнив поведение детей в разведенных семьях с поведением детей из полных семей. Любые показатели, по которым мы обнаружили бы различия между двумя группами детей, должны были бы быть про-коррелированы со статусом детей — в разводе их родители или нет. Так, корреляционные исследования развода обычно выявляют, что в сравнении с детьми из полных семей, дети в разведенных семьях в течение определенного времени имеют больше поведенческих проблем в школе и страдают от более низкой самооценки. Можем ли мы заключить, что развод явился причиной поведенческих проблем и низкой самооценки? К сожалению, нет. При корреляционном подходе максимум, что мы можем сказать, — это то, что развод и поведенческие проблемы связаны друг с другом. При корреляционном подходе равновероятно, что поведенческие проблемы детей могли стать причиной развода их родителей. Невозможно определить, какое направление влияния является истинным. В целом, мы называем это проблемой направления воздействия, и она возникает во всех корреляционных исследованиях.
Пристальное внимание исследователей детского развития к проблеме направления воздействий привлекла статья, написанная в 1968 году Ричардом К. Белл ом (Richard Q. Bell), которая заняла 11-е место среди наших наиболее революционных исследований. Белл показал, что хотя большинство исследователей детской психологии на словах признавали проблему направления воздействий, они, тем не менее, исходили в своей работе из допущения, что влияния всегда направлены от родителя к ребенку. Эти исследователи редко признавали возможность того, что дети могут оказывать на своих родителей столь же сильное влияние.
В своей статье Белл сфокусировал обсуждение на исследованиях социализации детей. Литературу по детскому развитию отличало общее допущение, что родители играют ведущую роль в социализации своих детей. Родители учат своих детей хорошим манерам и правилам поведения и объясняют им, чего от них ждет общество. Вы не должны причинять вред другим людям, вы не должны брать чужие вещи и вы должны при первой возможности протягивать руку помощи. Это лишь немногие из ожиданий общества в отношении социализации детей. Но Белл указал, что дети могут оказывать столь же сильное влияние на подход родителей к задаче социализации. Так, в своей классической статье Белл обратился к нескольким наиболее популярным научным результатам того времени, большинство из которых были корреляционными и допускали направление социализации от родителя к ребенку, и по-новому проинтерпретировал их, показав, что могли иметь место также направления влияния от ребенка к родителю.
Введение Белл начал свою, имевшую поворотное значение, статью с прояснения того, почему для исследователей детской психологии исторически было столь заманчиво допускать в социализации детей направление воздействий от родителя к ребенку. Если проводить сравнение с другими животными, человеческие дети оказываются одними из самых беспомощных при рождении, и требуется продолжительное время, прежде чем они овладеют хотя бы самыми элементарными навыками выживания. Обычно необходимы целых 7 месяцев, прежде чем они смогут хотя бы самостоятельно передвигаться! Детеныши многих других млекопитающих могут ходить сразу после рождения. Человеческие дети зависят целиком от доброй воли своих родителей, которые обязаны о них заботиться. Исходя из этого практического наблюдения, Белл пишет: «Кажется совершенно логичным представить человеческого родителя как передатчика культуры, а младенца — просто как объект процесса культурного развития. Родитель является первичным агентом культуры, а ребенок — объектом». Но этот подход полностью игнорировал генетические факторы, которые младенцы приносят вместе с собой в мир. Некоторые малыши плачут чаще, чем другие, некоторые крайне активны; младенцы также заметно различаются по своим режимам сна и естественных отправлений организма. Малыши уникальны от рождения, и было бы глупо полагать, что родители не будут реагировать уникальным образом на особые характеристики своих детей. Эти факты должны напомнить вам об исследовании характерных черт, которое провели Томас, Чесе и Берч (см. главу 16).
Новые данные, противоречащие модели направления воздействий «от родителей»
В первом подразделе своей статьи Белл привлекает внимание читателя к некоторым популярным исследованиям своего времени, которые поставили под сомнение предполагаемое направление социализации от родителя к ребенку. Он назвал эти исследования «противоречащими модели родительского эффекта», поскольку они не только показывали, что родители влияют на детей, но оставляли возможность влияния детей на то, как родители влияют на них (вы поняли мысль?). Другими словами, он утверждал, что имеет место направление влияния от ребенка к родителю. Или, если пользоваться иной терминологией, мы назвали бы это двунаправленностью влияния. Белл начал с иллюстрации некоторых двунаправленных влияний, часто обнаруживаемых в человеческих семьях, а затем перешел к более убедительным примерам, заимствованным из экспериментов, проясняющих двунаправленность влияний в семьях животных.
Белл показал, что благодаря самому своему внешнему виду, новорожденные дети привлекают к себе исключительное внимание, начиная с момента своего рождения. Уверен, что вы можете подтвердить мои слова. Разве можно не задержать взгляд на малыше, недавно появившемся на свет? Способен ли кто-нибудь из нас удержаться от того, чтобы не проворковать какие-то нелепые детские слова этим милым маленьким источникам радости? А когда малышам бывает плохо, они вызывают взволнованную реакцию со стороны окружающих, направленную на уменьшение их страданий. Белл цитирует Харриет Рейнголд (Rheingold), подчеркивая эту мысль: «Плач младенца настолько тягостен, особенно для людей, что нет таких усилий, которые мы бы не приложили, нет такого средства, к которому мы бы не прибегли, с тем чтобы малыш перестал плакать и улыбнулся, или хотя бы успокоился». На основании одного этого факта понятно, что начиная с самых ранних моментов жизни, дети оказывают огромное воздействие на своих родителей — задолго до того, как родители начинают процесс социализации своих детей. (Эти слова могут напомнить вам о вызывающих отклик сигналах, о которых говорил Джон Боулби, — см. главу 11.)
Как еще об одном типе несогласующихся данных, Белл упомянул об исследовании случая приемной матери, которой поручили заботиться о четырех монозиготных девочках-близнецах, каждая из которых страдала шизофренией. Приемная мать была крайне строга со всеми четырьмя девочками. Но степень ее привязанности к ребенку была иной в каждом случае. Тот факт, что ее расположение варьировало, показывает, что она реагировала на различия между четырьмя детьми. Другими словами, дети влияли на то, как она проявляла свое расположение. На основании чего она могла проводить грани между детьми, как не исходя из их различий? Это то, что мы могли бы назвать «эффектом ребенка», поскольку тип проводимой социализации зависел от ребенка. И, разумеется, степень любви и доброты, проявленная приемной матерью, будет важным элементом, на который дети станут обращать внимание во время своей социализации. Было также подмечено, что та же приемная мать демонстрировала совершенно иные паттерны реакций на других детей, уход за которыми ей позже поручили (на этот раз дети находились в младенческом возрасте). Если бы социализация следовала только по маршруту от родителя к ребенку, тогда поведение этой приемной матери было бы идентичным в случае каждого ребенка, о котором она заботилась. Но имело место нечто совершенно иное. Привязанность к ребенку со стороны приемной матери обусловливалась характеристиками детей, находившихся под ее опекой.
В другом описанном Беллом исследовании, которое включало большую группу биологических матерей, а не единственную приемную мать, за матерями наблюдали с целью определения того, как они реагируют на своих новорожденных в периоды кор мления. Как и ожидалось, матери реагировали более позитивно, когда малыши бодрствовали, чем когда они спали. Опять же, состояние активности малышей влияло на материнское поведение в большей степени, чем последнее влияло на активность малышей. В родственном исследовании наилучшим предвестником того, сколько времени после рождения малышей матери кормили их грудью, было количество молока, которое малыши поглощали при каждом кормлении. Матери малышей, которые выпивали много молока при каждом кормлении, кормили их в течение более длительного периода времени. В этом случае собственное поведение малышей при кормлении было более надежным предвестником продолжительности кормления, чем планы матери в отношении кормления.
В исследованиях животных Белл указал на ряд очень убедительных результатов, касающихся направлений влияния от детеныша к матери у макак-резус (этот же вид изучала чета Харлоу — см. главу 10). Например, в одном исследовании самки макак-резус, выполнявшие роль приемных матерей для маленьких обезьянок, начали даже выделять молоко, реагируя таким образом на льнувших к ним малышей! А самки оленьих мышей, которым просто подбросили помет однодневных мышат, начали облизывать их и строить гнезда — типичное материнское поведение. На мой взгляд, имеются все основания для допущения, что ни самки макак-резус, ни самки оленьих мышей не начали бы проявлять материнское поведение, если бы не присутствие приемных детенышей. Очевидно, как предположил Белл, исследователи животных ушли далеко вперед в понимании значимости двунаправленных влияний между родителями и их потомством. Если животные с их паттернами поведения, в значительной мере обусловленными инстинктами, способны продемонстрировать столь явные эффекты двунаправленности, вероятно, у людей отношения мать — ребенок восприимчивы к двунаправленности в еще большей степени. Модификаторы родительской реакции
Белл показал, что в действительности не так уж трудно принять идею, что младенцы и более старшие дети могут оказывать значимое влияние на родительское поведение. В конце концов, с точки зрения родителей, малыши являются, в сущности, всего лишь еще одним источником внешней стимуляции. Подобно тому как родители чихают, когда нюхают перец, и пронзительно кричат, когда садятся на гвоздь, они также реагируют на стимуляцию со стороны своих детей. Белл предположил, что первым роли охотников. В другом исследовании было установлено, что в 224 примитивных культурах социализировались только мальчики, с тем чтобы стать воинами. Белл полагал, что весь этот акцент на подготовку мальчиков к роли охотников и воинов должен быть обусловлен более выраженным развитием скелетных мышц, обнаруживаемым у мальчиков, которое, как он также считал, должно сопровождаться более высокими уровнями настойчивости. Автор пишет: «Представляется обоснованным допущение определенного потенциала к использованию мышц при физически настойчивом поведении. Роль воина не отводилась бы исключительно мужчинам, если бы они обладали только большей массой скелетных мышц без сопутствующего потенциала к использованию, или если бы этот потенциал был равномерно распределен между полами».
Врожденная ориентация на людей. Другой характеристикой детей, которая способна повлиять на социализирующую практику родителей, является то, что Белл назвал врожденной ориентацией на людей. Под ориентацией на людей понимается интерес детей к другим людям. Дети с сильной ориентацией на людей обращают большое внимание на то, что делают другие люди, в особенности их родители, и чутко реагируют на попытки родителей инициировать социальную интеракцию. Дети со слабой ориентацией на людей, как правило, отличаются несколько большей отчужденностью. Им интереснее бегать и прыгать или возиться с игрушками, и они обычно проявляют намного меньший интерес к социальной интеракции с родителями. Ориентация на людей также имеет свой эквивалент у современных исследователей темперамента, соотносясь с таким термином, как «общительность» (sociability). В любом случае легко понять, что родители будут по-разному реагировать на детей, которых характеризует социальная теплота и восприимчивость либо социальная отдаленность и изолированность. Для подтверждения этой точки зрения Белл воспользовался еще двумя исследованиями.
В одном исследовании было установлено, что малыши со слабой ориентацией на людей, которых охарактеризовали как уклоняющихся от прикосновений, чаще противились тому, чтобы их носили на руках, гладили или целовали. Белл соотнес этот вид социальной изоляции, прежде всего, с неприятием социального контакта самим ребенком, а не с какой-либо социальной неопытностью со стороны матери. В другом исследовании, изучавшем половые различия, было установлено, что мальчики в возрасте на пол, когда учится самостоятельно есть, то его мама может просто сказать: «Ай-ай-ай, постарайся в следующий раз быть более аккуратным». В этом случае мама может посчитать, что для 2-летних детей вполне нормально ронять пищу, и поэтому ей будет достаточно прибегнуть к одному из вариантов контроля нижней ступени, с тем чтобы справиться с проблемой. С другой стороны, если тот же ребенок решит швырнуть на пол полную тарелку каши, этот поступок может превысить границы терпения матери. В данном случае мать может использовать один из приемов контроля верхней ступени и ответить более строгой реакцией социализации, например, выгнав ребенка из-за стола. Но отметьте, что в каждом случае приемы социализации, использованные матерью, зависели от поведения ребенка.
В целом то, к какому уровню практики социализации прибегнет мать в конкретной ситуации, зависит от трех факторов: (1) культурных ожиданий в отношении того, как ребенок должен себя вести и как должна^ реагировать мать; (2) уникальных ожиданий матери в отношении ее ребенка; (3) уникальных характеристик ребенка. Несмотря на тот факт, что социализация явным образом зависит от каждого из этих трех факторов, заметил Белл, литература по детской психологии придает слишком большое значение роли ожиданий родителя и преуменьшает собственное влияние ребенка на использование определенной практики социализации. Белл заметил, что когда увеличительное стекло исследователя направлено исключительно на родителя, то «родителя, часто демонстрирующего крайнее поведение верхней ступени, вероятно, опишут как репрессивного или сурового, [тогда как родителя], демонстрирующего поведение по верхней границе нижней ступени [опишут] как добивающегося своего или требовательного». И в том и в другом случае игнорируется роль ребенка в материнской тактике социализации. Когда исследователи уделяют исключительное внимание роли родителя, одновременно пренебрегая ролью ребенка, это может вести только к неправильному пониманию истинного характера социализации. Новая интерпретация современных данных из литературы
В следующей части своей статьи Белл по-новому проинтерпретировал несколько популярных проблем родительского воздействия, представленных в научной литературе того времени, в свете идеи двунаправленное™, которую он отстаивал. Одна из популярных тем, которую муссировали в научных кругах, сводилась к тому, что применение родителями чрезмерных наказаний вызывает у детей избыточную агрессивность. Белл процитировал два исследования, которые пришли к подобным выводам. Одно обнаружило, что 8-летние дети, которых пороли родители, оценивались друзьями как более агрессивные, сравнительно с 8-летними детьми, которых не пороли. Другое исследование установило, что 15-16-летние подростки, которых пороли, чаще испытывали неприятности с законом, чем подростки, которых не пороли. Результаты обоих исследований подтверждают теорию, что когда родители прибегают к порке при социализации своих детей, они фактически учат своих детей использовать агрессию для преодоления фрустрации. Очевидно, что авторы этих исследований исходили из направления влияния от родителя к ребенку. Но трактовка Беллом этих результатов была следующей: родители могли использовать порку как средство, позволяющее справиться с детьми, которых уже отличает большая настойчивость. Порка могла быть стратегией контроля верхнего уровня, непосредственной причиной которой было поведение, вышедшее за допустимые рамки.
В одном исследовании нравственного развития было установлено, что у детей, чьи родители социализировали их с помощью разговоров о добре и зле, формировалось более высокое нравственное сознание, чем у детей родителей, которые применяли порку в качестве наказания за плохое поведение. Опять же, это исследование исходило из того, что именно стратегия социализации, использовавшаяся родителями, явилась причиной более высокого нравственного сознания детей. Но Белл указал, что эти результаты можно столь же обоснованно проинтерпретировать противоположным образом. Возможно, дети, которые с самого начала отличались сильной ориентацией на людей и, следовательно, более высоким нравственным сознанием, создали такую атмосферу, которая позволила родителям применить стратегию устных бесед.
В одном исследовании формирования половых ролей было установлено, что 5-6-летние мальчики, у которых проявлялись ярко выраженные мужские качества, имели отцов, которые не скупились и на вознаграждения, и на наказания. То есть когда отцы вознаграждали своих мальчиков за какой-то хороший поступок, они использовали очень щедрые вознаграждения, а когда наказывали их за плохой поступок, то прибегали к очень строгим наказаниям. Авторы этого исследования заключили, что мальчики приобрели ярко выраженную маскулинность вслед cmeue крайних паттернов вознаграждения и наказания, практиковавшихся их отцами. Аналогичным образом, они заключили, что отцы, которые прибегали к не столь крайним вознаграждениям и наказаниям, способствовали развитию мальчиков с более низкими уровнями маскулинности. Но, с точки зрения Белла, равновероятным заключением может быть следующее: отцы просто реагировали с самого начала на гендерно-адекватное поведение их мальчиков. Одним из проявлений маскулинности является настойчивость. Мальчики, отличающиеся от природы большой настойчивостью, уже обладают множеством особенностей, описываемых большинством людей как «маскулинные». Следовательно, когда очень настойчивые мальчики проявляли это свое качество, их отцы могли испытывать удовлетворение и вознаграждать их соответствующим образом. С другой стороны, когда мальчики вели себя слишком настойчиво, это могло переполнить чашу терпения даже их отцов, и те могли прибегнуть к стратегии контроля верхней ступени, такой как наказание. С этой точки зрения социализирующая практика отцов не должна обязательно рассматриваться как порождающая маскулинность у их сыновей; можно с той же вероятностью считать, что маскулинность у мальчиков влияет на социализирующую практику отцов.
На протяжении 1950-60-х годов распространенной темой в исследованиях социально-классовых различий была теория, согласно которой родители из средних классов общества реже используют в отношении своих детей физические наказания и чаще — приемы социализации, ориентированные на любовь, чем родители из низших классов. Также был распространен вывод, что дети из семей, принадлежащих к низшим классам, чаще страдают расстройствами внимания и имеют неприятности в школе. Типовое допущение сводилось к тому, что расстройства внимания у детей и их школьные проблемы вызваны более суровой дисциплиной, применяемой родителями из низших классов. Но у любой медали есть оборотная сторона. У семей из низших классов меньше денег, и им сложнее получить высококачественную медицинскую помощь. В результате в семьях из низших классов чаще бывают осложнения во время беременности и родов, что, вероятно, повышает вероятность расстройств внимания и гиперактивности. Соответственно, более суровая дисциплина, применяемая родителями из низших классов, может быть обусловлена повышенной врожденной гиперактивностью их детей, а не наоборот. Примеры исследований,
с трудом поддающихся иной интерпретации
Хотя Белл указал на множество научных результатов, которые можно интерпретировать и как демонстрирующие направление влияния от ребенка к родителю, он также идентифицировал несколько исследований, которым не так легко дать иную интерпретацию. Самый яркий пример определенного, безусловного направления эффекта от родителя к ребенку имеет место, когда родители дают своим детям лекарства. Вероятно, вам известно, что дети с ADHD (синдромом дефицита внимания и гиперактивности) хорошо реагируют на различные лекарственные формы, такие как риталин и адцеролл. Но почти нет сомнений в том, что когда родители дают эти лекарства своим детям, они изменяют их поведение непосредственным образом. (Конечно, при этом можно отметить, что родителей заставило обратиться за медицинской помощью, прежде всего, поведение их детей.)
Заключение Статья Белла от 1968 года была революционной потому, что она заставила исследователей детской психологии сделать два шага назад и переосмыслить связь между социализирующей практикой родителей и поведением детей. Но влияние Белла вышло далеко за рамки специфической области исследований детской социализации. В наши дни детские психологи, изучающие буквально все аспекты отношений родитель — ребенок, принимают к сведению уроки Белла, хорошо понимая, что всякий раз, когда родитель контактирует со своим ребенком, ребенок также контактирует со своим родителем. Вы можете увидеть влияние Белла на революционную работу Самероффа и Чандлера (см. главу 18), когда они говорят о той роли, которую ребенок играет в провоцировании жестокого обращения с ним!
Корреляция не означает причинности
Белл установил золотое правило в отношении того, как следует подходить к корреляционным исследованиям. Как я упоминал в начале главы, часто возникает соблазн сделать определенные выводы в отношении направления воздействия между родителями и детьми даже тогда, когда имеются только корреляционные данные. Более того, во многих случаях кажется, что существует только один возможный способ интерпретации данных. Но хочется еще раз подчеркнуть: корреляционные данные не содержат никаких доказательств того, что воздействие между родителем и ребенком должно быть направлено непременно в одну или другую сторону. Когда исследователи детской психологии обнаруживают корреляцию между какими-то действиями матери и ребенка, это всего лишь означает, что изменения в материнском поведении и изменения в поведении ребенка сопутствуют друг другу. Это не означает, что изменения в материнском поведении вызвали изменения в поведении ребенка или что изменения в поведении ребенка вызвали изменения в поведении матери. Равновероятна любая интерпретация. (Вот почему преподаватели психологии часто внушают своим студентам мысль: «Корреляция не означает причинности», когда те добираются в своих учебниках до главы, посвященной корреляции.)
Темперамент
Основополагающие идеи Белла также послужили отправной точкой для последующих исследований в области детского темперамента, продолжающихся в течение трех десятилетий. Несмотря на все рассуждения Белла о природных различиях между детьми и о том, как эти природные различия могут влиять на родителей, о характере подобных природных различий было известно очень немного. Из-за недостатка понимания этих врожденных отличий в теории детской психологии образовался большой пробел. К счастью, в том же году, когда Белл обнародовал свои идеи, Томас, Чесе и Берч опубликовали собственную революционную работу о характерных чертах детей (см. главу 16), которая быстро заполнила пробел, идентифицированный Бел-лом. Диапазон в вариации детского темперамента, изученный Томасом, Чесе и Берчем, а также различные типы сочетания характерных черт, идентифицированные ими, дали исследователям детской психологии пищу для размышлений в их попытках понять двунаправленность интеракций родитель — ребенок.
В результате последние три десятилетия стали свидетелями всплеска исследований темперамента, большинство из которых были сфокусированы на том, как темперамент детей может влиять на отношения родитель — ребенок. К сожалению, поскольку темперамент является одной из тех независимых переменных, которыми детские психологи не могут манипулировать, большинство этих исследований также были корреляционными. И по этой причине было невозможно разрешить вопросы, касающиеся направления воздействий. Но, по крайней мере, теперь мы имеем представление о тех многочисленных аспектах, по которым дети могут различаться от природы. Эксперимент с «малышкой X»
Во многом на основании идей Белла сейчас, более чем когда-либо, признается, что если исследователи детской психологии намерены добиться успеха в изолировании направлений влияния от родителя к ребенку и от ребенка к родителю, им необходимо намного меньше полагаться на корреляционные планы и намного больше — на экспериментальные. Конечно, экспериментальное исследование не всегда возможно, например, при изучении влияния развода на самооценку детей или влияния темперамента на качество отношений родитель — ребенок. Но, тем не менее, мы можем узнать о направлениях влияния очень многое из экспериментов, которые возможны. Мне приходит на память одно небольшое и особенно изящное исследование, которое подтверждает эту точку зрения. «Исследование с малышкой X (икс)» было продиктовано очень популярным наблюдением в детской психологии, согласно которому родители играют со своими разнополыми детьми по-разному. С мальчиками обычно играют более энергично, тогда как игры с девочками отличаются большей нежностью. Исследователей интересовало игровое поведение родитель — ребенок, поскольку оно может дать нам некоторое представление об источниках гёндерно-ролевых стереотипов, сохраняющихся на протяжении всей жизни. Само собой, вопрос звучит так: почему родители играют с мальчиками и девочками по-разному? Потому что они хотят, чтобы их мальчики стали более сильными, а их девочки — более мягкими? Или, прежде всего, потому, что мальчики от природы более настойчивы, а девочки больше ориентированы на людей, побуждая своих родителей относиться к ним по-разному? Это классическая проблема направления воздействия.
Чтобы ответить на этот вопрос, Кэрол Сиви, Филлис Кац и Сью Зал к (Seavey, Katz & Zalk) провели свой известный эксперимент с малышкой X. Целью их исследования было проверить, будут ли взрослые играть по-разному с конкретным малышом в зависимости от того, мальчик это или девочка. Хотя этот исследовательский вопрос ставился ранее много раз, оригинальность эксперимента с малышкой X заключалась в том, что каждый взрослый в действительности играл с одним и тем же 3-месячным малышом. Некоторым взрослым говорили, что малыш — мальчик, другим — что это девочка, а третьим не давали никакой информации о поле ребенка. В действительности малышка X была девочкой, но все признаки ее истинного пола были скрыты, так как на девочке был гендерно-нейтральный желтый комбинезон. Кроме того, рядом находились гендерно-типовые и гендерно-нейтральные игрушки. Например, имелся футбольный мяч («мальчишеская» игрушка), тряпичная кукла («девчоночья» игрушка) и пластмассовое кольцо (гендерно-нейтральная игрушка).
Это был своего рода критический эксперимент, поскольку вы могли сделать два противоположных прогноза в зависимости от того, какое направление влияния, на ваш взгляд, является более важным. Если имеет место направление влияния от взрослого к ребенку, тогда любая гендерно-стереотипная игра, демонстрируемая взрослыми, будет обусловлена их собственными гендерно-стереотипными ожиданиями; и принятый пол малыша X окажет сильное влияние на игровое поведение взрослых. Но если имеет место направление влияния от ребенка к взрослому, тогда любая гендерно-типовая игра, демонстрируемая взрослыми, будет вызвана реальным полом ребенка, возможно, какими-то «девчоночьими» манерами, которые проявит малышка; а воспринимаемый со слов другого взрослого пол окажет незначительное влияние на игровое поведение взрослых.
Результаты оказались вполне определенными. Когда взрослые полагали, что малышка X — девочка, то выбирали для игры куклу. Когда они полагали, что малышка X — мальчик, то оставляли в покое куклу (и, как это не удивительно, футбольный мяч) и выбирали пластмассовое кольцо. Когда пол был им неизвестен, взрослые женщины активно участвовали в социальной интеракции, в то время как взрослые мужчины инициировали очень мало социальных интеракций. Возможно, мужчинам было неловко играть с малышом неопределенного пола. Но несмотря на незнание пола малышки, почти все взрослые «решали», что ребенок — либо мальчик, либо девочка, на основании физических характеристик, которые они подмечали. Они называли ее мальчиком, если обращали внимание на ее «сильную хватку» и отсутствие волос, или девочкой, если замечали, что она «нежная и хрупкая». Суть в следующем: на манеру игры взрослых с малышкой X сильно влияло то, какого пола, по их мнению, был ребенок. Очевидно, им были присущи откровенно стереотипные ожидания в отношении того, как следует играть с мальчиками и девочками, и эти ожидания влияли на их игровое поведение. Экспериментальные исследования, подобные этому, имеют большое значение, помогая специалистам по детской психологии понять влияние родительских ожиданий на интеракции родитель — ребенок. Трудно сказать, уделила бы область детской психологии столь большое внимание проблеме направления воздействий, если бы Белл не опубликовал тогда свою революционную работу. По-видимому, область детской психологии, так или иначе, созрела для нового движения, и Белл смог просто оказаться в нужном месте в нужное время. Другие революционные авторы конца 1960-х годов также пытались понять направления влияний от ребенка к родителю, включая уже упомянутое исследование темперамента и изучение Джоном Боулби (см. главу 11) «эффектов ребенка» в отношениях привязанности. С другой стороны, также возможно, что влияния, оказанные исследованиями темперамента и привязанности, были бы намного менее глубокими, если бы в свое время Белл «не просигнализировал о смене караула». На мой взгляд, можно подвести такой итог: Белл сделал то, что должен был сделать в определенное время, и в процессе этого произвел революционные изменения в детской психологии. Остальное принадлежит истории.
Библиография
Golombok, S., & Fivush, R. (1994). Gender development. Cambridge, England: Cambridge University Press.
Seavey, C. A., Katz, P. A. & Zalk, S. R. (1975). Baby X: The effects of gender labels on adult responses to infants. Sex Roles, 1,103-109.
Вопросы для обсуждения
Кто на кого оказал большее влияние, по вашему мнению: вы на своих родителей или родители на вас?
Допустим, у вас есть братья и сестры. Какие различия могли бы быть в методах, которыми родители вас воспитывали, если бы вы родились либо позже, либо раньше? Какое специфическое влияние оказали ваши сиблинги на воспитательную практику ваших родителей?
Когда вы встречаете людей в первый раз, относитесь ли вы к ним по-разному в зависимости от того, мужчины это или женщины? Если да, в чем именно выражаются различия в вашем отношении к ним? И почему вы относитесь к ним по-разному?